***

Воронов В.В.

Социальная  феноменология:  материалистический подход

Анализ механизма формирования, развития и преобразования социальной практики (и ее конкретно-исторических  форм) во времени и пространстве общественного бытия предполагает выбор способа производства нового знания, адекватного предмету исследования. Выбор такого способа исследования возможен  на основе известных в современной социологии основных методологических принципов: 1)социальная практика – это онтология общественного бытия (Д.Лукач), 2)социальная практика – это субъективность общественного бытия (А.Шюц), 3)социальная практика – это проявление объективного общественного бытия, то есть его феноменология, а не онтология (В.Ельмеев) [1].
В настоящее время, в российской и зарубежной социологии преобладает рассмотрение социальной феноменологии в виде теории, (методологии), представляющей общество как процесс социального конструирования [2].
Целью  статьи является  показ ограниченности такого взгляда на социальную феноменологию, посредством материалистического подхода к содержанию ее вопросов и проблем.
Современная феноменологическая социология (А.Шюц, П.Бергер, Т.Лукман и другие) социум, как исторически реальную сущность,  заменяет  созданными людьми смыслами и значениями повседневной, видимой реальности. Эти представители социальной феноменологии  отказывают  социуму  в объективном статусе и подменяют тем самым вопрос о социальности как таковой проблемой сознательности социального. Методологическая установка субъективной социальной феноменологии  на исследование повседневности не что иное, как подмена каузального подхода «люди – субъекты исторического процесса» функциональным подходом «люди – агенты исторического процесса», полностью адекватного, например, рыночному типу социальной практики (сознание всегда есть осознание существующей практики). Теоретический анализ, при таких условиях, не направлен на подлинную социальную реальность (вещи, явления, будучи непосредственно данными, не всегда подлинны, ибо их существование может не соответствовать их имманентной родовой сущности).  Он направлен  на методы, при помощи которых люди создают себе представление о социальной реальности, объективируя свои субъективные смысловые связи в интерсубъективном “жизненном мире” (любой, создаваемой людьми, действительности). В понимании сознания феноменологическая социология исходит из того, что социальная реальность конструируется субъектом на основе смыслов и значений, заданных обществом или средой, в которой формировалось сознание субъекта. Важность адекватного понимания сути социальных процессов в современном мире, требует отказа от одностороннего представления о феноменологии, как учения только о феноменах сознания человека. Надо перестать связывать её лишь с “феноменологией духа”  Гегеля, “чистой феноменологией” Гуссерля, с субъективным миром человека, когда феноменом считается лишь все то, что является данным и очевидным в восприятии или сознании человека, а феноменологией – описание и конструирование феноменов сознания. По мнению авторитетных ученых, «феноменология, не знающая мира социальной предметности, материальных проявлений сущности человека и общества, не может претендовать на статус действительной … науки» [3, 103]. Ведь сущность человека и общества проявляется в материальной, следовательно, социально-экономической практике, в овеществленных результатах этой практики.
Этому процессу объективно соответствует унификация сознания, его дефрагментация, перевод сознания в плоскость «скольжения» по правилам игры современной рыночной практики, в которой доминируют, например,  такие сферы экономической деятельности как обмен и потребление, а не производство. Западная социология продолжает инструментальную традицию (особое внимание к формализации знания, методическим процедурам, созданию особого категориального аппарата теории и т.п.) анализа непосредственно данного «мира повседневности», а не анализа предметного содержания человеческого отношения к миру (знаний и убеждений, идеалов и ценностей и т.д.). Гносеологически это можно объяснить непринятием диалектики сущности и явления в познании, заменой субъектно-объектного принципа познания феноменологической теорией предметов и процессов, где «вещь», предмет или процесс обозначают каждое «нечто», которое может стать субъектом высказывания.
Субъективистская феноменологическая редукция отчетливо проявляется в этом замещении явлений объективной реальности их субъективным смыслом или значением. За такой редукцией стоит субъективация действительной социально-практической процедуры – метода замещения одних общественных форм другими: товаров – деньгами, власти народа – властью чиновников, действительной жизни – играизацией жизни. То есть действия с реальными предметами замещаются, в гносеологическом аспекте, мыслительной деятельностью по поводу реальных вещей: действительная жизнь – представительством этой жизни (игрой марионеток). При этом, субъективная феноменология на место практических идеальных форм ставит духовно-идеальные формы, взятые из субъективного мира человека, превращая их в единственный мир значений и смыслов, отрывая их от объективной социальной реальности. В таком акте замещения одного другим, объективно заложена возможность искажения восприятия и мистификации замещаемого и замещающего: например, чувственно-предметная форма (товар) появляется на месте невидимой  его социальной сущности (стоимость) и наоборот.
Вместе с тем, следует отметить, что человек в своей практической деятельности постоянно использует разнообразные  идеальные социальные формы, которые представляют (замещают) те или иные процессы функционирования и развития общества. Объективная необходимость такого замещения обусловлена невозможностью непосредственной связи  и  прямого  взаимодействия каждого члена общества со всеми другими. Поэтому люди  создают (производят) соответствующие социальные формы, которые служат общезначимыми представителями  всего общества и через это представительство практически осваивают сущность социума, осуществляют общественную связь друг с другом. Например, люди пользуются денежной формой стоимости, которая идеально представляет мир реальных товаров и, тем самым, способствует их обмену (продаже) как способу осуществления экономических связей между людьми. Пока продукт труда производится в социальной форме товара и стоимости, деньги в качестве их представителей выражают адекватное, имманентное бытие товаров. Но эта адекватность относится не к вещественному носителю денег (банкноте, золоту и др.), а к ним как идеально-практической форме, способу социальной деятельности.      
Субъективация предмета социального познания в современной западной феноменологической социологии имеет и социальную причину – процесс виртуализации экономики богатых стран и, соответственно, рост числа людей и сфер их деятельности в создании образов, смыслов, значений социальной действительности. Это движение по логике явления, или редукционизм, без анализа его взаимосвязи с сущностью, приводит к возведению деятельности по «расколдовыванию» явлений  сложного объективного мира во внутренний, субъективный опыт интерпретации структур его “жизненного мира”  и превращение всего этого в единственный способ отношения человека к действительности. В результате субъективная феноменологическая социология, отрицая объективную социальную реальность и овеществленный общественный труд – субстанцию этой реальности в качестве предмета познания, в поисках ее замены обращается к «практикам» повседневного взаимодействия, ибо другой реальности она не признает. При этом современные формы «трудовых практик» в условиях рынка деструктивны. Большая их часть обслуживает квазиреальности социума (виртуальную экономику) и квазипотребности (насилие, похоть, наркотики и т.п.) людей. Чем шире и больше масштаб деятельности людей или отдельного человека, тем больше иллюзорная субъективность в трудовой деятельности человека, и тем больше он выступает не как субъект, а как агент (“актор”) структурирования или деструктурирования  по отношению к реальным социально-экономическим объектам.
Материалистическая феноменология, наоборот, исходит из признания социальной предметности, субстанциональности общественного бытия, сущность которого как материального мира составляет овеществленный общественный труд, то есть предметная деятельность. Поэтому, например, экономическая практика – это способ существования экономического бытия как единства производительных сил и производственных отношений исторически определенного общества, феноменальность этого бытия, а не само это бытие.  Это дает возможность преодолеть ее субъективацию в форме различных «практик» («трудовых», «нетрудовых» и т.д.), то есть  понимания экономической деятельности как перебора альтернатив с целью некоего «рационального выбора».
По верному замечанию отдельных авторов, объективная закономерность, складывающаяся из практических действий людей независимо от их замыслов, целей, намерений, открывается наукой, человеческим разумом. Законы же, открытые наукой, становятся правилами практического действия и в этом смысле не только осознаются, но и используются людьми в своей практической деятельности [3, 46-47].
Анализ форм социальной практики и методов ее реализации должен строиться на понимании монизма сущности этой практики: нет двух практик – как объективного процесса и как субъективной целесообразной деятельности людей. Законы социальной практики как объективного материального процесса в то же время выступают и ее законами как целесообразной деятельности в исторически конкретных условиях.
Например, признание того, что экономическая практика есть проявление экономического бытия, дает нам понимание ограниченности экономического детерминизма и открывает путь к его преодолению как отказу экономической теории в статусе естественной науки с постулатами вечных «естественных объективных законов», под которыми понимаются лишь законы рынка.
С позиции современной материалистической социальной феноменологии, например, субъективация экономического сознания – это переход от понимания его как исторически-конкретного общественного сознания к трактовке его как погруженного в «повседневное», «единичное» существующей экономической практики. Так, безработица понимается рыночным экономическим сознанием как естественное явление, которое следут избегать, регулировать и т.д., а не как социально-историческое явление (в условиях социализма такого феномена вообще не было).  С этих позиций можно адекватно понять формирование и  расширение социальной базы маргинального сознания в условиях современных трансформационных социально-экономических процессов, порождаемого ростом мобильности  работников, изменением их социально-экономического статуса, столкновением с нормами и ценностями иного, чуждого их менталитету, типа, нацеленностью индивида на борьбу за выживание и т.п. Например, маргинальное экономическое сознание проявляется в психологическом напряжении, экономическом пессимизме, страхе, зависти, экономическом поведении, не совпадающем с нормами и ценностями данного общества, которые соответствуют характеру народа и историческим условиям его жизнедеятельности. В рыночных условиях индивид утрачивает активное доминирование в видах, способах осуществления материальной деятельности и вынужден под влиянием внешних условий экономической практики приспосабливаться к ней либо активно-инновационно, либо пассивно-адаптационно.
Процесс субъективации экономического сознания двухуровневый: чувственная  субъективация внешнего мира на основе избирательности; понятийно-смысловая  субъективация внешнего мира посредством его интерпретации, на основе задаваемых обществом социально-субъективных значимостей.
     Материалистическая социальная феноменология утверждает, что замещение идеальными практическими формами соответствующих им социальных форм (например, деньгами  -  время общественного труда), не сводится к символу, к тому, что люди относятся к любому объекту на основе придаваемого ему значения и имеют дело лишь с этим мысленным значением. Напротив, любая идеальная практическая форма, функционирующая в обществе, оценивается не по познавательным (символическим) критериям, а по практическим критериям, то есть по её соответствию целям и результатам социальной практики (включая экономическую).  Выявление таких практических критериев – одна из важных задач материалистически понятой социальной феноменологии [5].
Литература
1. См.: Лукач Д. К онтологии общественного бытия. Москва: Мысль, 1991. С.36-43; Шюц А. Повседневное мышление и научная интерпретация человеческого действия.//Современная зарубежная социология (70-80-е годы). Москва,  1993. C. 78; Ельмеев В.Я. „Социальная феноменология (к вопросу о феноменологии объективного социального мира.”//Вопросы теоретической социологии. Вып.2. Санкт-Петербург: «Петрополис», 1994. С.103.
2. См.: Социальная феноменология. Материалы к специальному курсу.
     Екатеринбург: Изд-во Урал.ун-та, 2003; Бергер П., Лукман Т.
     Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии
     знания. Москва: Изд-во «Медиум», 1995.

3. Ельмеев В.Я. „Социальная феноменология (к вопросу о феноменологии объективного социального мира.”//Вопросы теоретической социологии. Вып.2. Санкт-Петербург: «Петрополис», 1994.

4. Социология практики: методологические проблемы. Санкт-Петербург:
    Изд-во СПбГУ, 1994.

5. Voronov V. Sociology of economic practice and economic consciousness:
     questions of methodology. Training aid. Daugavpils: Daugavpils University
     Academic Press „Saule”, 2008.


Summary

Social phenomenology: the materialistic approach

The modern western phenomenological sociology (A.Shuts, P.Berger, T.Lukman and others) puts the senses and meanings of daily reality created by people in the place of society as historically real essence. Aiming at daily occurrence is nothing else but the substitution of the causal approach “people – subjects of historical process” by the functional approach “people – actors of historical process”. The latter is completely adequate to the market type of social practice.
Therefore the analysis here is directed not towards the original social reality (things, processes, phenomena, being directly given, are not always real as their existence can mismatch their immanent patrimonial essence), but towards the methods, by means of which people create for themselves an idea about the social reality, the agreement about its senses and values. In understanding consciousness, the phenomenological sociology proceeds from the fact that the social reality is constructed by the subject on the basis of senses and values set by the society or environment in which the consciousness of the subject was formed.
In the opinion of some modern (scientists-materialists), the phenomenology which does not know the world of social concreteness, material manifestations of the essence of person and society, cannot claim the status of the valid science (V.Elmeev).
In fact the essence of person and society is manifested in the material practice, in the substantiated results of this practice. The objective correspondence of this process is the unification of consciousness, its defragmentation, the transfer of consciousness into the plane of “sliding” according to the game rules of modern capitalist practice where the exchange and consumption, rather than manufacture, predominate.
The modern western sociology the instrumental tradition of the analysis of the directly given “world of daily occurrence”, instead of the subject contents of the human attitude to the world. Gnosiologically it can be explained by the non-acceptance of dialectics of essence and phenomenon in cognition, by the replacement of a subject-object principle of cognition with the phenomenological theory of subjects and processes where a thing, an object or a process designate every “something” which can become the subject of the statement and cognition.
This movement along the logic of the phenomenon (reductionism), without the analysis of its interrelation with essence, leads to the activity of deciphering and removing the object world into the internal, a spell from subjective plan and, as a result, transformation of all this of into a unique way of the person’s attitude to the reality.
As a result, the subjective  phenomenological sociology, denying an objective social reality and the substantiated social work which is a substance of this reality as a subject of cognition, in searches of its replacement addresses the “practices” of daily interaction, as it does not recognize any other reality.
Moreover, the wider and larger the scale of people’s or an individual person’s activity in a market society is, the bigger the illusory subjectivity in the person’s social activity is and the more he acts not as the subject, but as the agent of structurization or destruction in relation to real social and economic objects.