Страсть непризнанного писателя

 
                © Елена Слаутина
 

«И знаете, и правильно, и пусть лучше пишут, чем гадить в обществе своим постыдным видением беспробудного безумия искренней любви к искусству и жатве многообразного себялюбия. Ну, не будем расплескиваться, а просто улыбнемся!» 
     / Параной Вильгельм /               
               


В мрачной ипохондрии пребывал Борис Викентьевич уже третью неделю. Даже ежеутреннее созерцание молодого тела соседки Натальи, выполняющей незамысловатые, но вполне привлекательные «па» на соседнем дачном участке, не вызывали больше в нем того бодрящего задора под названием «бес в ребро».
Организм отказывался реагировать даже на позу «мостик». Это еще больше тревожило и огорчало пенсионера.
Третью неделю мир не желал признавать в Борисе Викентьевиче великого русского писателя. 

Какая уж Муза укусила пенсионера, и была ли той Музой соседка Наталья со своим юным телом, но сей укус вызвал страшный зуд в виде исписанных листов бумаги. Борис Викентьевич написал эротический роман.
Роман назывался «Страсть юной нимфы и мудрого старца Бориса».
Герой сего шедевра учил юную нимфу урокам биологии, а та в свою очередь страдала от  неразделенной любви к своему мудрому учителю. И пока тот формулировал у подопечной понимание строения и взаимосвязи пестика и тычинки и рассказывал о размножении цветка, нимфа смотрела туманным взором, в котором бутон молодости готов был разорвать свою еле сдерживающую оболочку и расцвети буйным цветом страсти. Мускулистые тела ровесников и их громогласные призывы к обоюдной любви, напоминающие больше брачный лосиный гон, деву ничуть не волновали. Её возбуждало и притягивало только великая мудрость учителя. Тоскуя и страдая по его сединам, она испортила своими горючими слезами две подушки и несметное количество носовых платков. Слезы прожигали ткань, дерево, железо, землю, но всё никак не могли прожечь сердце возлюбленного. Дальше в романе шли три попытки суицида, желание нимфы уйти в монастырь, бесстыдное соблазнение учителя, бурная ночь любви, где,  естественно, старец Борис был не стариком Козлодоевым, а неистощимым богом Приапом.
Роман должен был иметь мировой успех!

По закону жанра, висящее на стене ружье обязано когда-нибудь выстрелить, а рукопись, разосланная, разнесенная, навязанная не одному десятку редакций, обязана быть напечатана. Так считал Борис Викентьевич, и сокрушить его уверенность в своей гениальности не мог никто. С последнего посещения редакции местного журнала «Садовод», больше напоминающего захват помещения с заложниками, прошло уже три недели... «Садовод» молчал. То ли тема не совсем устраивала редакцию, то ли впечатление от напористого пенсионера ввело их в долгий летаргический ступор. 
Молчал не только «Садовод», молчали и остальные осчастливленные посещением Бориса Викентьевича редакции. Это удручало. Это злило и портило аппетит. Хотелось как сорняк и не только из «Садовода», повыдергивать всех редакторов, вскопать их территорию и засадить всё картошкой.
На ежедневные ритуальные звонки в редакции там отвечали, словно сговорившись одинаково и раздражающе нагло: «Перезвоните через неделю,.. месяц...». Терпение Викентьича исчезало пропорционально возрастающему желанию дать в морду хотя бы одному редактору.
...

По солнечной улице имени Льва Толстого шел Борис Викентьевич. Несмотря на жару, на нем был костюм с начесом и слегка помятая фетровая шляпа. Было невыносимо душно, во рту пересохло, хотелось пить, но самодельный самострел, заряженный дробью, лежащий на дне  хозяйственной сумки, не позволял пенсионеру отвлекаться на собственное самочувствие.
Вид писателя был решительным.

На пороге главного редактора журнала «Садовод» Борис Викентьевич достал оружие. Терпение старца Бориса, непризнанного русского писателя и бога Приапа в одном лице, лопнуло...
Грозно крякнув и выдохнув:
 - Нууу, здрасьте, сссуки... - пенсионер выстрелил.


На показательном суде лицо Борис Викентьевича выражало беззаботное блаженство. Ощущение гордой радости за себя не покидало его ни на минуту.
Зал был заполнен до отказа. Представители прессы внимательно слушали и, записывая каждое слово, время от времени фотографировали знаменитого писателя-пенсионера. Он уже знал, что главы из его романа, в которых изнывающая от страсти нимфа трижды пытается свести счеты с жизнью, были напечатаны в журнале «Психическое здоровье». 
Долгожданная слава пришла!

По ночам среди спящих сокамерников Викентьичу снилось молодое тело соседки по даче Натальи, а поза «мостик» вызывала приятное бодрящее чувство, и тогда пенсионер представлял себя богом Приапом, который почему-то внешне был схож с русским писателем Львом Толстым.







 


Рецензии
Как жизненно и глубоко

Кузнецова Екатерина Сергеевна   23.10.2015 00:47     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 93 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.