Повезло

   Скверно все сложилось. Машина с четырьмя тоннами груза стояла в темноте на льду лимана, и мы с коммерсантом - владельцем груза - не знали в какую сторону ехать.
   
   Он зафрахтовал мой грузовик доставить селедку в бочонках и соленую кету, навалом, как дрова, с рыбозавода, что в Атаргане, до Омсукчана.

   Миновали лишь сутки, как лиман надежно замерз. И от Олы до Атаргана прошли всего несколько машин, оставив слабые следы на стеклянной поверхности. Мы много раз теряли эту едва заметную дорогу, пока добрались до рыбозавода, который светился в темноте огнями, но ехать прямо на них я не решился, опасаясь угодить в полынью или проломить лед.

   Долго ждали погрузку, затем медленно загружались и только часа через три, поздно уже, выехали обратно, намереваясь по тем же следам от протекторов пересечь наискосок лиман. Всего предстояло проехать по льду километров пять.

   Вскоре потеряли дорогу, и зигзаги, выписываемые мной рулем, не помогли обнаружить ее вновь. Огорчились не очень - впереди и слева ярко сияла огнями Ола, вырывая из царства тьмы белую гигантскую полусферу. Белое зарево, как колпаком, накрывало поселок и освещало своей верхней частью низкие тучи. Я представлял карту лимана и понимал, что теперь можно смело ехать без дороги на воображаемую точку, правей огней градусов на тридцать (там дорога с берега спускается на лед), потому что, приближаясь к этой точке на берегу, мы будем одновременно удаляться от моря, двигаться в глубь лимана, а там вода сильнее опреснена и лед, следовательно, надежней.

   Ола потухла внезапно и полностью - что-то произошло на главной подстанции. Атарган тоже не светился - остановили на ночь дизель-генератор. Пасмурно, очень темно и никаких ориентиров. Выключил все огни на машине, но, сколько ни крутили головами, - ни звездочки, ни огонька, ни контура сопок на фоне черного неба

   Решил попытаться еще раз найти дорогу. Начал «рисовать кренделя» - рыскать машиной и фарами по льду. Проколесив минут десять и не найдя ничего похожего на следы, остановился и понял, что даже приблизительно не знаю в какой точке лимана находимся и куда направлены фары

   Мой спутник сидел рядом и, судя по выражению лица, нисколько не тревожился. Однако мысль у него работала - по глазам видно. Он уже соображал, что можно предпринять.

                *            *            *

   Я познакомился с ним перед этой поездкой. По дороге много о чем разговаривали, и он поражал начитанностью и глубокими гуманитарными знаниями. Коренной омсукчанец, закончил факультет психологии в Новосибирске, работал там и писал диссертацию. Бандит-кризис закрыл тему и вообще отправил по домам всех сотрудников его отдела. «Сейчас в
вынужденном бессрочном отпуске, занимаюсь без энтузиазма продажей рыбы» - сообщил он совершенно беззлобно, как будто благодарен судьбе за предоставленную возможность торговать селедкой.

   Образованность не мешала ему быть очень веселым человеком. С большим артистизмом он рассказывал о курьезных и смешных эпизодах своей небольшой коммерческой практики. О том, как на него «наезжал» рэкет и за услугу по освобождению от «наезда» пришлось платить милиционерам, причем, больше, чем требовали татуированные «братки».

   Никакой злобы не чувствовалось в его рассказах ни в адрес милиции, ни в адрес «деловых ребят». К последним он относился, как... ну, как к комарам, что ли. Нелепо истекать злобой по поводу возмутительного и наглого поведения комаров, рассказывая о времени, проведенном летом в тайге без накомарника и репеллента.

   Я много и от души смеялся, слушая мастерски исполненные рассказы психолога.
 
   Но рассказы были раньше, по дороге в Атарган. Сейчас было не до смеха.
-  Какие будут мнения у господина коммерсанта? - попробовал я скорчить веселую мину при плохой игре.
-  Мнение вот какое... Сколько бензина «вылетит» за восемь часов работы двигателя на холостом ходу?
- Трудно сказать... Литров сто.
-   Надо стоять и ждать рассвета.  Эти сто литров предлагаю оплатить пополам, поровну.

   Бензин уже тогда был драгоценностью, но другого выхода я тоже не видел и согласился:
-  Хорошо. Сделаем так: я сейчас переключусь на правый бак; он залит по горловину, значит сейчас в нем 170 литров; утром, приблизительно, по уровню оставшегося бензина, определим, сколько сожгли, а в Омсукчане половину вылетевших в выхлопную трубу денег ты прибавишь к сумме расчета за фрахт.
- Согласен.

                *           *            *

   Укрыв брезентом капот и жалюзи радиатора, выключил все огни и зажигание. Чернота и безмолвие вокруг необыкновенные, только ветерок слегка посвистывает, обтекая машину. Видимо, очень низкая облачность. Иначе хоть намек на очертания громадных горбов сопок заметили бы.
   
   Умеренный ветерок и градусов пятнадцать мороза совместными усилиями охладили кабину минут за десять. Холодно! Запустил двигатель и включил обогреватель.
   
   Встав на подножку, повел лучом фары-искателя слева от машины. Вокруг бескрайнее стекло, а на нем местами прилипли пятна очень тонкого слоя снега. Даже не снег, а нечто вроде инея кругами и кружочками, как оспинами, покрыло твердую гладь лимана. Но... странная картина. Чем дальше от машины, тем островков снега-инея больше, а вблизи их совсем нет. Свети в любую сторону - картина такая же. Решил немного пройти по лучу фары искателя, чтобы понять этот фокус. Спрыгнул с подножки и тут же, как из кипятка, заскочил обратно. На поверхности сантиметра четыре воды! Груженый автомобиль прогнул лед, и образовавшаяся ложбинка заполнялась водой. Нижняя не замерзшая часть лимана выступала наверх и медленно расползалась во все стороны, слизывая белые матовые островки с глянца льда.
   
   Пассажир уже понял что происходит:
-  Сколько сейчас воды под машиной? - мне показалось неестественным полное спокойствие в глазах, в голосе, в движениях, будто в лужу на асфальте заехали.
- Пальца два... Валенки промочил...
- Давай понаблюдаем. Может, не будет ее больше выдавливать.
   
   Мне подумалось: «Даже если вода немедленно перестанет поступать, эти уже «порадовавшие» нас четыре сантиметра к утру обязательно замерзнут. Лома в машине нет. Значит, мы долго будем освобождать колеса из ледяного капкана монтировкой и молотком. Хватит ли для этой работы светлого дня? Ну, а если не перестанет... М-да...»
 
   Не перестала. Через пять минут под машиной было уже сантиметров десять, а площадь «озера» увеличилась в несколько раз и далеко теперь от машины прилипшие ко льду пятна снега.
   
   С подножки перелез на капот, убрал брезент, закинул его в кузов и медленно тронулся прочь из воды, стараясь ехать по прямой в случайном направлении. Миновали «берег» «озера» и по сухому проехали еще триста метров по спидометру. Постояли.
 
    Вода снова покрывала лед с прежней скоростью, и машина опять оказалась в центре водоема, от которого поднимался парок, не замеченный на месте первой стоянки, потому что ветер тянул низкую, реденькую поземку, срывая пар и смешивая его с вихорками искрящихся в свете фар снежинок. Надо было снова двигаться куда-то. Но куда? Беспорядочно перемещаясь по лиману в поисках дороги, мы запросто могли приблизиться к морю. Оно совсем не замерзло и, чем к нему ближе, тем лед тоньше.
   
   Помирать - занятие всегда крайне неприятное. Но особенно противно гибнуть в пучине зимнего Охотского моря, проломив лед.
   
   Опускаешься на дно, но в кабине еще полно воздуха. Дверцу не откроешь - держит наружное давление. Ты ополоумел, напрочь забыл законы физики и рвешь ручку дверцы, пока не обломаешь. Бьешься плечом в дверцу, выбивая сустав. Воды уже по грудь, и ты не можешь сделать резкого движения, но инстинкт заставляет бестолково вспенивать воду - не признаешь бессмысленности любых действий.
   
   Вода достигает подбородка. Надо встать на ноги и упереться затылком в крышу кабины, чтобы прибавить своему организму несколько секунд мучительного существования. Тонкий последний слой воздуха вынуждает, изгибая шейные позвонки, прижать лицо к потолку. Вдох. Образовавшийся вакуум мгновенно заполняется водой. Выдыхать будешь медленно в воду,
пуская пузыри. Последняя мысль: «Крабы меня сожрут не сразу - я защищен от них сталью и стеклом кабины».
   
   Мотнул головой, останавливая развернувшуюся в сознании виртуальную картинку, и, встретившись глазами со спутником, отвернулся - стало стыдно. Он понял, что я трусил, но смотрел без тени насмешки или осуждения, а спокойно и доброжелательно. «Да он просто не понимает нашего положения» - подумал я и сильно ошибся.
- Ну, выбил стекло? - спрашивает ровным голосом, будто поинтересовался: «Валенки сухие?».
- Какое стекло?
- Лобовое, ногами.
«Черт! Да он видел «кино», что мне пригрезилось!».
- Нет, не выбил, - попытался я улыбнуться, но вышла гримаса.
- Восемь лет назад я был в числе соавторов брошюры «Автомобиль в критической ситуации». Эту главу не писал, но помню, что надо дождаться, когда воздуху наверху останется совсем мало - два-три пальца. Тогда давление изнутри и снаружи выровняется. Сделать глубокий последний вдох, открыть дверцу и выплывать на поверхность.

   «Точно, видел!» - бухнуло в голове. А собеседник продолжал:
-  Но это - теория... Мало у кого хватит для этого самообладания. Чаще калечат себя, ломая кости, тщетно пытаясь открыть дверцу, когда этого еще невозможно сделать из-за перепада давлений. Или упираются ногами в лобовое стекло, намереваясь выдавить его, что тоже невозможно по той же причине. На глубине пять метров, при площади стекла «полквадрата» на него действует сила две с половиной тонны, а люди пытаются преодолеть ее изнутри ногами. Это все равно, что лечь под задний мост и ногами, как домкратом, поднять «зилок». Лучше   всего   успеть   выпрыгнуть   из   машины   до   того,   как   вода   начнет «подпирать» дверцу. Но это тоже мало кому удается.
   
   Помолчав, психолог добавил:
- Но в нашем случае, мы бы все равно закончили свой земной путь, случись такое. Даже если б и выплыли и забрались на прочный лед. Вода, ветер, мороз - сам понимаешь.
   
   Он улыбался! Ну, совершенно не уместная улыбка на лице! Как-то жутковато стало - явное расхождение смысла сказанного и выражения лица. Ненормальный, что ли?
- Понятно... но... почему ты улыбаешься?
- Ты представить себе не можешь... До какой степени... ну... как тебе сказать... Не боюсь я.
   
   Уж до такой степени он, оказывается, смел, что я и представить себе не могу.
   
   Но хвастовства не было нисколько во всем облике моего спутника.

   Подозрение в ненормальности не усилилось, после последнего сообщения, а, наоборот, необъяснимым образом, вопреки здравому смыслу, исчезло
полностью. Ощущение такое, будто я вот-вот пойму что-то чрезвычайно важное и интересное, но в последний момент, когда до истины оставался «миллиметр», она ускользала.
   
   Странные речи продолжались:
- Со мной ничего плохого не может случиться.
-  Ага... заколдован ты... Ха! Так значит со мной тоже - мы же в одной кабине?
- С тобой может, но не то, что ты думаешь.
-  Ты говоришь загадками... Постой, постой... Ты что мысли читаешь? Откуда узнал, что я представлял себя в кабине под водой?
-   Мысли  никто  не  умеет  читать.   Не  верь  сообщениям  о  телепатах, телекинезе и прочем. Я смотрел в твое напряженное лицо и прикидывал о чем ты можешь думать. Неужели точно угадал?
-  Не совсем. Стекол под водой я ногами не выдавливал. Так, говоришь, ничего не может случиться? - повеселев, я даже подмигнул.
-   Со мной ничего плохого не случиться,  - опять странно повторил психолог, сделав нажим на «со мной», а я подумал: «Ну, мы с тобой в одной кабине».
   
   Воды под колесами уже сантиметров пятнадцать - надо перемещаться. И тут мой взгляд зацепился за два еле различимых огонька - один повыше, другой под ним. Черное пространство, а в нем, как для проверки остроты зрения, две крохотные звездочки. Или кажется? Несколько секунд всматривался в темноту, вытянув шею. Ну да, два огонька!
- Смотри, смотри! Видишь? - указал на них пальцем.
- Вижу, да. Два огонька, - не сразу, но и психолог разглядел их.
- В Оле есть радиорелейная станция?
- Не знаю... Должна быть.
-  У них там автономное питание. Это, наверное, огни на антеннах. Надо ехать на них.
- Конечно. Поехали.

                *            *            *

   Разогнанная до семидесяти километров в час машина бодро катилась по сухому льду навстречу двум приветливым белым огонькам - один над другим.
   
   Через полтора километра нижний стал притухать, и вскоре на его месте появился зеленый. До меня быстро дошел жуткий смысл этой смены цветов, и волосы под шапкой пришли в движение. Нога - на тормоз. Машина юзом идет по льду, и впечатление, что скорость ее не уменьшается. Быстро-быстро кручу баранку вправо - бесполезно, мы не управляемы - продолжаем скользить по прямой. Плавно отпускаю тормоз. Колеса разблокировались, машина пошла по малому радиусу вправо, центробежная сила мотнула ее влево, и она завращалась на льду, как балерина, продолжая одновременно двигаться в направлении огней.
   
   Сделав оборотов пять вокруг вертикальной оси, остановилась. Мой интересный собеседник молча смотрел с легким удивлением и вопросом. Ничего не говоря, выхожу на лед, смотрю под машину, прислушиваюсь. Паника проходит. Ловлю в зеркало заднего вида белый и зеленый огоньки и медленно, на третьей передаче двигаюсь прочь от них. Никаких вопросов по-прежнему не поступает. Пассажир ждет, когда я сам поведаю о своих маневрах, что я и делаю:
-  Мы ехали на ходовые огни судна - топовый и гакабортный. Судно изменило курс, поэтому гакабортный (задний) закрылся, а открылся правый бортовой (зеленый). Топовый (верхний белый) светит вкруговую, его видно с любого ракурса. Так что не измени судно курс, мы плескались бы в кабине, как в аквариуме, и вспоминали рекомендации твоей брошюры. А говорил, что ничего плохого с тобой не может случиться.
- Ну, во первых, не случилось же. Во вторых, хоть бы и проломили лед и погибли бы - ничего в этом плохого.
   
   Меня передернуло. Уж который раз заставил покоситься на себя психолог и подумать: «Да с кем я разговариваю?»
   
   Он опять, как мысли прочел, и заулыбался:
-  Не   пугайся.   Я   вполне   психически   здоров.   Очень   интересны два
обстоятельства: первое, что судно удивительно вовремя изменило курс; второе, что у тебя якорек на руке выколот, и ты знаешь про ходовые огни.
-  Да... Действительно повезло. Однако, куда вот мы сейчас едем? Mожет постоим?
-  Можно и постоять. Очень скоро что-то положительное должно произойти.

                *             *             *

   Минут через пять, слева ярко вспыхнула огнями Ола. Мириады лучей, как натянутых нитей, рванулись к облакам, образовав знакомую нам уже, но сейчас особенно радостную, полусферу света.
   
   Мой новый знакомый, рассматривая зарево и не меняя выражения лица, как будто иначе и быть не могло, произнес, как бы про себя, но я услышал:
- «... и волос не упадет с головы его на землю; ибо с Богом он действовал
ныне».
   
   Столь малоизвестная библейская цитата объяснила все странности - психолог был глубоко верующим человеком.

                *             *             *

   Много позже, когда я всерьез начал изучать Библию и интересоваться вопросами теологии, задумался: почему за время нашей длительной поездки в Атарган, а затем в Омсукчан, он не пытался обратить меня в христьянскую веру, хотя Евангелие во многих местах словами самого Христа и библейских авторов предписывает нести слово Божье в души неуверовавших людей?

   Вспоминая свои речи в кабине, насквозь пронизанный духом самоуверенного атеизма и материализма, нашел ответ в том же Евангелие: «...не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтоб они не попрали его ногами своими» («От Матфея», гл.7, стих 6).
   
   Прошло еще время, и я понял: ответ нашел не верный. Мне повезло. Мой махровый атеизм не дотянул до уровня безбожия домашнего животного.

   Психолог всем своим поведением и единственной цитатой из Библии умело
зажег искорку интереса к теологии.
                Александр Румянцев