Подруги

Люстра была завешана платком.  Тени от него лежали на стенах.  Мила не любила яркий свет, когда на лице видна каждая морщинка.  В полумраке поблескивала позолота вензелей на обоях, и чернело зеркало, которое, казалось, вобрало в себя весь мрак этой комнаты. Матовая полоска в середине его рассекало изображение надвое, и странно было видеть в нём лицо с одним глазом или руку без пальцев. Милу это нисколько не смущало; ей нравилось всё необычное.

Она считала себя неудачницей; к тридцати годам не завела семьи, не окончила института, квартиры у неё тоже не было  – вот эта комната в девять метров и составляла всё её богатство.  Она была домоседка и чаще всего вечерами лежала на софе, завернувшись в одеяло, уставившись в экран телевизора.  Иногда к ней заходила Нина, и они коротали вечер вдвоём.  Они так привыкли к друг другу, что могли часами сидеть молча, не говоря ни слова.

Склонившись над низким журнальным столиком, Мила старательно рисовала сердце пронзённое стрелой. На листке ватмана уже чернел круг в ореоле букв и цифр.  В подсвечнике белела оплывшая восковая свеча. Мила нетерпеливо поглядывала на лежащий на боку будильник; в другом положении он почему-то останавливался. Наконец, раздался звонок – это пришла Нина. У неё было глуповато-восторженное лицо. Взгляд её, казалось, говорил: как, я опять опоздала? Ну, почему всё самое интересное проходит без меня.

– Садись, – Мила хлопнула приглашающе по низкому пуфику, а сама села на кровать.
– Гадать будем. 
Она положила на круг блюдце с нарисованной на нём стрелой. Потом спохватилась:   – Погаси свет.
Нина щёлкнула выключателем, и комната окончательно погрузилась во мрак, лишь слабое пламя свечи озаряло их лица; в глубоком омуте зеркала они казались приведениями.
– Клади сюда руку.
Нина послушно положила руку на ободок чайного блюдца.
– Сейчас оно нагреется и начнёт двигаться, – пояснила Мила и уставилась в указательную стрелку.
Время шло, руки у них затекли; Нина открыла подвернувшуюся книгу.
– Брось читать, – свободной рукой Мила захлопнула книгу, и опять они сидели в ожидании чуда.
– Может, как-нибудь по-другому погадаем? – стала ныть Нина. – Можно положить на зеркало кольцо и смотреть в него; что привидится, то и сбудется.
– Ну, погоди ещё немного, – умоляюще сказала Мила. Её карие немного раскосые глаза возбуждённо блестели. Над губой выступила испарина.
– Может, блюдце у нас тяжёлое? – предположила Нина.
– Нет, мы гадали точно с таким же, – ответила Мила.
Поняв, что ей так просто не отвертеться, Нина стала незаметно перебирать пальцами; блюдце сначала дёрнулось, потом медленно поползло по бумаге.
– Смотри, смотри, – восторженно зашептала Мила, – пошло!
А блюдце, подталкиваемо рукой Нины, двигалось всё быстрее.
«Интересно, что дальше?» – подумала Нина.
– Теперь надо вызвать духа. У тебя кто-нибудь из близких родственников умирал? – спросила Мила.
– Слава богу, все живы, – суеверно поплевала через плечо Нина.
– Может, дух моего отца вызвать? – задумчиво спросила Мила, – заворожено наблюдая за крутящимся блюдцем.
– Папа, ты будешь с нами разговаривать? – спросила Мила, и Нина сразу, не задумываясь, ответила: нет!
– Обиделся, что не по имени, отчеству называю, – догадалась Мила и вновь переспросила: – Георгий Сергеевич, вы будите с нами разговаривать?
«Пошлю-ка я её куда подальше», – проказливо подумала Нина.
Но даже такой ответ не смутил Милу.
– Обиделся на меня отец, что не поминаю его, – вздохнула она, – надо бы свечку ему  в церкви поставить.
– Вызову-ка я лучше знакомую, что недавно умерла, – сказала Мила, и шёпотом спросила:
– Светлана Петровна, как вы себя чувствуете?
– Меня связали, бьют, – немедленно отреагировала Нина, с любопытством ожидая, что придумает Мила на этот раз.
– Вот, партийной была, – огорошила её Мила, теперь её в рай не пускают.
– Ты что, в бога веришь? – от неожиданности Нина даже перестала подталкивать блюдце, но, к её изумлению, шероховатый ободок продолжал двигаться. Нина подозрительно посмотрела на Милу, но у неё на лице была такая безмятежность, что заподозрить её в обмане было просто невозможно. «Видно по инерции» – поняла она, и окончательно сдалась.
Она перестала давать нелепые ответы, и покорно рассказала Миле, когда та выйдет замуж, за кого, сколько у них будет детей; благо, она знала: с кем Мила встречается, и какие у них планы на будущее.  Она не боялась ошибиться, потому что ей была известна одна нехитрая истина: если какой-нибудь из ответов будет правильный, Мила об этом обязательно вспомнит. Всё остальное благополучно канет в лету. Потом, чтобы не вызывать подозрений, она задала себе несколько вопросов, и сама же благополучно ответила на них.  Разошлись они далеко за полночь.
После этого случая Нину мучила совесть, ей казалось, что она посмеялась над доверчивостью подруги, и она не могла смотреть Миле в глаза.  Чтобы избавиться от чувства неловкости, она почти перестала к ней заходить.  Так прошло полгода и однажды, набравшись смелости, она призналась Миле, что дурачила её при гадании.
Каково же было её удивление и даже возмущение, когда в ответ на выстраданное ею признание, Мила лишь рассмеялась:
– Тебе это показалось, – сказала она, – если это ты двигала блюдце, то откуда ты знала ответ на вопрос, ответ на который знала только я.
– Это какой же? – озадачилась Нина.
– Девичья фамилия моей мамы.
– Ну, и какая? – машинально спросила Нина, – этого она действительно знать не могла.
– Нуришкевич, – торжественно почти пропела Мила.
– А что, был такой ответ, – удивилась Нина.
Этого она не помнила.
– Был! – как припечатала её на обе лопатки Мила.
– Что творится на белом свете, – рассердилась Нина, – зачем ты меня дурачишь, да такого быть не могло; ты ещё скажи, что бог есть, и святой дух двигал это блюдце.
– И скажу, не меньше её возмутилась Мила, – а может, он действительно есть, ты почём знаешь? Ты думаешь, почему люди идут в церковь? Они там душой отдыхают, и я даже им завидую: у них есть вера! Им поэтому жить легче. Ты куда со своей бедой побежишь, кому пожалуешься? Нет у нас ещё таких организаций. А в церкви, пожалуйста; зайдёшь, свечи горят, лампадки теплятся, хор поёт сладко – ни в какой театр ходить не надо.
– Да, и стоят эти верующие, как-будто их мешком пыльным стукнули; голову в плечи втянут, спина согнута, а то и на коленях лбом об пол бьются – нашла чему завидовать. Да мне их жалко: на что жизнь тратят. Ты в Киевской лавре была, святые мощи видела? Годами эти святые сидели в подземелье, плоть свою убивали, с ума сходили, тупели, лишь бы их святыми после смерти признали.
– Ладно, – примеряющее сказала Мила, – уж не знаю, бог ли там, чёрт ли, но всё равно что-то есть; кто-то же двигал блюдце.
– Давай, прямо сейчас проверим, – загорелась Нина.
Мила отрицательно покачала головой.
– Вот, сама не веришь, – удовлетворённо сказала Нина.
Дома она ещё раз мысленно перебрала в уме весь разговор с Милой, досадуя, что, подшутив над подругой, сама осталась в дураках.


Рецензии
Мила и Нина, две подруги, развлекаются гаданием. Милое занятие. Но они, мне показалось, не совсем знают, как это делать. Притом, Мила не до конца верит в эффект гадания.
Ну пусть подруги по вечерам дурачатся себе! Рассказ мне понравился.

С теплом, Палюк Длинный. г. Чебоксары.

Палюк Длинный   07.06.2009 20:12     Заявить о нарушении