АиД Ангел и Демон

                АиД
                (Ангел и Демон)


Когда Солнце, опять обмануло ночь, поднявшись с другой стороны планеты, где глупая хищница не ждала его, высоко в небе родился ангел. Он был бел, пушист и мил. Родители, могли  гордиться ребенком, если бы не черное перышко на правом крыле…
В тот же миг, глубоко под землей, под действующим вулканом, в темноте появился маленький демон. Всем хорош, но белое перо, торчавшее из левого крыла, было, пресловутой ложкой дегтя, в бочке меда.
Родители любили их и такими. Опустив белокурую голову ангела и подняв рогатую морду демоненка, папы показали им на человеческого детеныша, которому только что отрезали пуповину.
«Твой!» – сказали в небесах.
«Твой…» – прорычали под землей.
И, встретившись взглядом, друг с другом, три младенца одновременно закричали…

Жизнь била ключом. Разводным, сантехническим и почему- то по голове. Книги не спасали, так же как и женщины, а алкоголь, принося краткий миг удовлетворения, на недели выбивал из колеи, по которой, тормозя и ломаясь, двигалась эта разбитая колымага. Жизнь то есть. Хотелось выть. Злобно, по волчьи. Не романтично, когда серый хищник смотрит на луну и отдается недостижимым звериным мечтаниям, а по- зимнему, со сведенным от голода желудком, сидя недалеко от овчарни, которую охраняет несколько крупных волкодавов. Придумают же название домашним шавкам. И самое обидное, что эти откормленные блюдолизы оправдывают свое название.… О чем это я? Я не волк. Я человек, который только что проснулся в маленькой комнате, в большой коммунальной квартире старого дома, в центре огромного мегополиса, где несколько миллионов раздолбаев уверенны в необходимости своего существования на этом, далеко не белом свете. Каком угодно, только не белом.
Словно подтверждая мысли, стервятниками налетевшие, на бедное, еще не полностью проснувшееся существо, по оконному стеклу забарабанил мелкий дождик. Серые серые тучи, лохмотьями висевшие в промозглом воздухе (это склизкое мокрое пятно сверху, меньше всего хотелось назвать небом), вконец испортили настроение.  На маленьком столике, возле кровати, стояла пепельница с несколькими, вполне приличными окурками, полбутылки какой-то алкогольной жидкости, соленый надкушенный огурец и парочка корок хлеба. Это радовало. Ближайшие пять минут можно было не вставать. Правда очень хочется в туалет, но терпеть можно.
Я налил в стакан, который обнаружился на полу, рядом с зажигалкой, водки, прикурил «бычок» и смачно, в два глотка, залил жидкость себе в глотку. Крепко втянул никотин, выпустил дым через нос и почувствовал себя лучше. Намного лучше. Можно сказать, хорошо.
Вы замечали, что на утро, после хорошей пьянки, ваше настроение прямо пропорционально вчерашнему. Если о чём-то и думается, то только о плохом. Вспоминаются обиды, давно покрывшиеся плесенью, которые нанесли вам и особенно те, которые сделали вы. Проступки из-за коих стон вырывается сам собой, хочется уткнуться лицом в подушку и рвать её зубами. На извечный вопрос: «Кто виноват?» ответ однозначен – вы, а метафорическая теорема: «Что делать?» превращается в аксиому: вешаться!
Истина банальна. Если бы мы не были настолько самовлюблённы и помнили, что человек – очень простое и крайне несовершенное существо, она бы не вызывала никаких отрицательных эмоций. Нашему организму очень плохо с похмелья. Печень мучается, кровь разбавлена, мозг обезвожен. Как он может сообщить это самому себе? Правильно – мыслью. Плохо – плохая мысль, хорошо – хорошая. После второго выпитого стакана, мысли становятся хорошими, тело добрым, так что можно встать с постели и, сходить в туалет. Заодно чайник поставить.
Машинально включаю телевизор и ухожу на кухню. Когда возвращаюсь, пить совершенно не хочется. Закуриваю и тупо смотрю в лицо чуда прошлого века. Как этот ящик воспринимает какие-то волны, а они превращаются в вполне конкретных политиков, депутатов и избранников народа, я не понимаю. Как не понимаю, зачем показывают этого уважаемого администратора, или Как Его Там какого-то городского района, с милой улыбкой вещающего о необходимости повышения квартплаты, поскольку «тарифы на энергоносители также будут расти, но это закономерно, ведь они ниже цен на мировом рынке…» Фу у! Убил бы, гада.
Он, наверняка, по человечески переживает, когда читает в газете о тяжелой судьбе Микки Рурка, в свое время вынужденного жить, на двести долларов в неделю. Несчастный американец. Я не говорю, что в колхозе, куда мы недавно ездили, месячная зарплата – двести рублей, то есть шесть семь долларов, а я получаю эти двести «зеленых» в месяц, поэтому нахрена мне нужны «мировые уровни»?! Но как он может говорить об этом, – УЛЫБАЯСЬ! – вот чего не могу понять.
Хотя на мое «понимание» ему глубоко насрать. Даже не глубоко, а так – подленько пернуть, между обедом и ленчем. …  Хватит. Я встал и выключил телевизор.
Сразу мир приобрел привычные очертания. Кровать, компьютер, стол и полки с книгами. Выплеснув из бутылки остатки жидкости в стакан, я достал с полки сборник рассказов, выпил водки и снова завалился на койку. Открыл книжку наугад, и стал читать:
«Гера лежал на диване и смотрел, как с потолка сыпались белые хлопья героина…» Книга полетела в стенку.  Что-то я устал. То ли от мира, который окружает, то ли от своего непонимания этого мира.
 Несколько лет назад я совершил открытие для себя. Совершенно ненужное, после которого, жить стало еще противнее. Однажды в разговоре с товарищем я поймал себя на том, что смотрю на его т а и н с т в е н н у ю  улыбку и окунаюсь в «дежа вю». Он говорил, что не пьет спиртное. Это было правильно – не пить спиртное и снисходительно посматривать на «алкоголика», то есть на меня. Он курил траву. Спустя месяц, общаясь с другим знакомым, я снова увидел эту же улыбку. Точно такую же, с абсолютным повторением изгиба и таинственностью взгляда. «Я и траву не курю» - тихо произнес он, глядя мимо меня опутанным поволокой взглядом. Он «сидел на белом»… И тут, как обухом по голове. Эту же улыбку я помню у девушки, которая кончала в четыре раза быстрее и больше, когда занималась анальным сексом. Эту же улыбку я видел на лице у одного пидараса. Она обозначала, что люди знают НЕЧТО, тебе недоступное. Они получают наслаждение, от «запрещенного». Не – запредельного, нет. Просто – запрещенного. Они перешагнули этот запрет. И счастливы. А тысячи «несчастных» не поймут этого.
Теперь, встречая эту таинственную улыбку, на чьем- нибудь лице, меня тянет отвернуться и убежать. Сразу же вспоминается передача «Клуб Кинопутешественников». Сидят три мужика. Один постоянно говорит, два других, понурив головы, сидят и рассматривают крышку стола. Вещает Сенкевич. Я с удовольствием его слушаю, удивляясь, зачем он пригласил эту неинтересную пару. В конце передачи, узнаю, что один из них – Тур Хеирдал,    другой, какой- то еще великий ученый. Только после этих «таинственных» улыбок, я понимаю, что Сенкевич говорит, потому что ему надо вести передачу. Отрабатывать деньги. И ему приятно показать Нам, таких замечательных людей. А остальным двоим неуютно и скучно там, где мечтают побывать миллионы. Им не нужен этот телевизионный эфир. Они хотят обратно, в СВОЙ мир, где хорошо и привычно. Они не дают «бесплатных» советов, показывая собственную мудрость, не учат жить. Они не у л ы б а ю т с я… этой педерастической улыбкой Монны Лизы, от которой тащится весь мир, восторгаясь ее загадочностью. Ухмылкой человека, который познал «запретное» и ему понравилось…
Чай уже остыл. Съедаю соленый огурец, макаю сухарь в кружку, запиваю чаем. Жаль, нет сахара.
Столик был покрыт газетой за прошлый месяц. Не знаю, откуда она у меня взялась. Оставил кто-то. Взгляд зацепился за статью, в которой мировое сообщество, переживает, что китайцы их обманывают. Затраты на вооружение «Поднебесной» в несколько раз выше заявленной официально. Да а, проблема.… Говорят, что за Уралом их уже столько же, сколько россиян. Представляю, что будет через несколько десятков лет. Страна с самым большим населением, вольется в страну с гигантской незаселенной территорией. Китайские россияне и российские китайцы. Они будут тихо размножаться, а Европа с Америкой, цивилизованно умирать от страха. Потому что ни один «нормальный» европеец не выдержит спокойного взгляда миллиарда раскосых глаз, под которыми располагаются курносые шмыгающие носы. А если еще к ним прибавить украинские чубы и напористость выражений белорусского президента… Интересно, Европа сама удавится, или ей помогать надо будет?..
Веселый у меня сегодня юморок. Всё- таки я неисправимый оптимист. Пессимист говорит, что хуже быть не может, а я упрямо твержу: «может, может». Правда улыбаться не тянет.
Очень не хочется выходить на улицу, но надо, надо. Я все- таки на «больничном», поэтому необходимо купить лекарство. Пол-литра водки, колбасы и хлеба. Если хватит денег.
Одеваясь, я посмотрел на брошенную книгу. Она лежала на полу и самое смешное, была открыта именно на той странице, где я прочитал первое предложение. Судьба. «Бытие определяет сознание». Что же я хочу от своего настроения? «Бытие» такое…


…Ангел первый раз открывал двери этой забегаловки, хотя в Чистилище уже захаживал. Подойдя к стойке, за которой стоял тучный бармен, человеческого облика, он заказал бокал нектара и направился к дальнему столику, покрытому серой скатертью. Не белой, ни черной – серой. Условности соблюдались даже в таких мелочах.
За столиком сидел демон. Его темный плащ прикрывал левый бок. Ангел улыбнулся. Поправил светлую накидку, полностью закрывающую его правую половину и присел на отполированную сотнями задниц скамейку. Демон приподнял левое веко, вальяжно откинулся к стенке и пробурчал: «Привет»
- Привет. – Ответил ангел. – Зачем звал?
- Познакомиться захотелось. – Демон отхлебнул из своего бокала. – Сколько лет одним делом занимаемся, а еще не подружились.
- Издеваешься… - не спросил, констатировал факт, ангел.
- Что ты, развлекаюсь, не более.
Несколько долгих минут они молчали, приглядываясь, друг к другу. В зале висела напряженная тишина. Всего несколько столиков были заняты, но нигде не раздавалось смеха и приятной пьяной беседы. Для этого были другие заведения, где собирались компании ангелов или демонов, чтоб отметить успех или обмыть неудачу. Здесь в с т р е ч а л и с ь .
- Что будем делать? – первым спросил демон. Это было правильно. Ведь он пригласил белого, а не наоборот.
- А что ты предлагаешь? – ангел взглянул прямо в бездонные темные очи. Словно в омут нырнул.
- Отдай его мне. Полностью. И избавишься от головной боли. Сам видишь, святого из него не получится.
- А мне святой не нужен. Только крови он тебе еще попортит. Какой же из меня Хранитель, если я вот так, сразу откажусь от своего подопечного. Так что зря ты меня пригласил. – Ангел допил нектар и поднялся.
- Искушать – моя работа. Но и из тебя соки он вытянет. Жилы скрутит, помяни мое слово. – Демон щелкнул пальцами и юная чертовка, прибежала к нему с бокалом чего- то дымящегося. -  Зря ты не хочешь спокойной жизни.
- Покой нам только снится. – Философски заметил ангел, разворачиваясь. Накидка при этом колыхнулась, и демон увидел черное перышко на крыле. Понимающе усмехнувшись, он почесал свое белое, брезгливо на него посмотрел и залпом выпил дымящуюся жидкость…
- Постой. – Догнал он Хранителя в самых дверях. – Давай с ним встретимся.
- Зачем? – Ангел действительно удивился. – Не вижу смысла. Да и где…
- На нейтральной территории. А смысл… В глаза посмотрим. Может быть, что и прояснится.
- Давай. С Инквизицией я договорюсь. Ты из- за этого и позвал меня, не так ли?
- Так, так. – Усмехнулся Искуситель. – До встречи, напарник.
- До встречи, противник… 

(отрывок из книги)

«Гера лежал на диване и смотрел, как с потолка сыпались белые хлопья героина. Они медленно опускались на пол, кружились в затхлом воздухе, соприкасаясь, друг с другом. Несколько «пушинок» упали Гере прямо на лицо. Он рассмеялся, высунул язык и лизнул ту, что приютилась на щеке.
«Вир-ра»… Змея за окном зашевелилась и поползла вверх. Она будет долго ползти, стремясь затащить в свое логово, которое выше этажом, пойманную добычу. Добыча трепыхается, ей не хочется быть распотрашенной, замешанной в громыхающем чреве другой толстой хищницы, которая переваривает там, наверху, несчастных собратьев жертвы. Гера заплакал. Ему было очень жалко мешки с цементом, которые поднимали лебедкой злые рабочие, делающие «евроремонт», выше этажом. «Злые, злые, злые…» упрямо твердил Гера. «Майна…» – отвечали ему рабочие. Так они разговаривали.
На потолке образовалось мокрое пятно. Оно медленно расширялось, заполняя собой все большее пространство. Это было похоже на взрыв Сверхновой звезды. Космическое образование в чистейшем вакууме.  Наверху сильно ругались. Наверное, им было жалко, что звезда взорвалась в комнате Геры, а не у них. Но Гера теперь не отдаст ИМ звезду. Хватит и мешков с цементом.
Гера улыбнулся. Его улыбка была счастливой и радостной. Не пройдет и пол вечности, как придет Маша и им снова будет хорошо. Сверхновая засияет чистым золотым светом и займет свое положенное место в известной Гере Вселенной. Она встанет щитом, между жестоким Орионом и беззащитным Тельцом, отгородив милое рогатое существо от злобного охотника. «Вира…» - подтвердили рабочие, вселенная громыхнула и, засыпанный героином Гера провалился в сон…»

Мелкий, как пакостные мысли, дождь, несбывшейся мечтой мазохиста, пролетал  сотни метров и бился о равнодушный асфальт, миллиардами своих маленьких тел. Переступая через небольшие лужицы и уворачиваясь от зонтиков, созданных по спец заказу окулистов, я дошел до магазина и встал в небольшую очередь. Когда несколько касс, я выбираю ту, где меньше женщин. Пусть даже очередь вдвое длиннее. То, что для мужика – производственная необходимость, для милых дам, похоже, родная стихия. Они никогда не комкают в руке приготовленные деньги. Нет. Процесс обдумывания и выбора товара, доставания кошелька из сумки, подсчет мелочи, диалог с кассиром…
Поскольку передо мной стояло четыре человека, то есть представительниц прекрасного пола, из магазина я вышел, спустя пол - часа. Дождь кончился. Все когда- нибудь кончается, даже привычка изрекать банальности. Мне совсем не хотелось домой. Так же как недавно на улицу. Дворик, с нарисованным на желтой стене павлином, манил тишиной и относительным уютом. В футбол никто не играл, машины не чинил… Идиллия. В уголке двора была скромная скамеечка, куда я и направился. Вытащил бутылку, нарезанную колбасу, пол - буханки хлеба и…загрустил. Пить не хотелось. Больше всего не хотелось пить в одиночестве.
Сколько у меня было собутыльников… Кто «подшился», кто перешел на «маленькие дозы», а кто и ушел в мир иной. Растет новое поколение. Оно наверняка найдет другие пути самореализации. Дай-то Бог.
Открыв бутылку, я отхлебнул из горлышка… Гадость неимоверная. Тяжело.… Но надо. Путь к просветлению никогда не бывает легким. Мы вообще не ищем легких путей. Только через ухо в жопу и вниз по левой ноге с подскоками. Я зачем- то посмотрел вниз. И увидел фантик от «чупа- чупса». С минуту рассматривал его со всех сторон, не понимая, чем он так привлек мое внимание. Потом вспомнил.
Несколько лет назад, бывшая жена.… Надо же. … Прожить с человеком двадцать лет, семнадцать быть официально женатым, сходить с ума, и уместить все это в слово – бывшая… Совершенно спокойно, без всяких эмоций, как почесать правую пятку и забыть об этом. Но я отвлекся. Бывшая, а тогда самая, что ни на есть настоящая жена, тихо вошла в комнату, неслышно села на диван и почти шепотом рассказала, что произошло в маршрутке, когда она возвращалась домой.
Народу в такси ехало не много, но мальчик, лет шести семи успел за несколько минут достать и маму с папой, сидящих впереди его и пассажиров и даже водителя. Бывают такие дети, у которых не то что шило, а стая дикобразов под задницей. Устав кривляться и выкрикивать, мальчик пристал к маме.
- Мама купи «чупа – чупс».
- Не куплю. Ты плохо себя ведешь.
- Мама, купи « чупа- чупс»  - нытье переходит в требование.
- Нет. – Мама непоколебима.
- Мама! Купи «чупа – чупс»! – требование перерастает в угрозу.
- Я сказала, – нет!
Папа не вмешивается. Как видно подобные диалоги ему давно надоели.
- Тогда я папе скажу,  что ты дяде Славе писю целовала…
Вся маршрутка выдохнула  в едином порыве. Водитель резко крутанул руль к обочине, вдарил по тормозам, сложил руки на руль и уткнулся в них лицом. Папа мальчика медленно выходил из ступора, краснея и бледнея одновременно. Ухватив свою любимую за волосы, он выскочил из машины. За ними проследовал милый ребенок. Маршрутка отъезжала под звук оплеух и крики несчастной матери…
Рассказывая эту историю друзьям и просто знакомым, я не устаю удивляться реакции, которую она вызывает. Первые слова мужчин, обычно «вот – сука! Каково мужику!! Опозорила при людях…» Женщины возмущаются хитрым мальчиком, наверняка не раз шантажирующим родную маму, расчетливым и все понимающим. А я, почему-то, сразу подумал, что дети очень любят сладкое и им надо покупать «чупа- чупс»…
Это воспоминание, совместно с «чупа- чупсом» как- то естественно переросло в желание «сходить по маленькому». Какие ассоциации сработали, психологические или физиологические – неведомо, но захотелось нестерпимо. Почему-то сразу представился Архимед, бегущий голым по улице и вопящим «Эврика!» Кулибин греческий, мать его.… Нет, мы скромненько в закуток, благо такой есть. И даже почти скрыт от посторонних глаз.
Початая бутылка водки сиротливо стояла на скамейке, дожидаясь моего возвращения. Хотя не так и сиротливо. У нее, по крайней мере, была закуска рядом. Тандем- с…
У меня же ни кого не было.
Отхлебнув из горлышка и занюхав коркой хлеба, я вспомнил прошлый год. Наверное, самый безбашенный год, «безбашенного Васильева», как ласково говорят друзья и знакомые. В прошлом году я стал «бомжевать».
У меня было жилье, и вроде бы семья еще держалась, но и то и другое становилось чужим. Выйдя из очередного запоя, я осознал себя никому не нужным, без документов  (которые  потерял незнамо где), без работы, которой лишился, по совершенно понятной причине (пить надо меньше), и без желания что- либо предпринимать в этой жизни. Немаловажный фактор, что Спорткомитет предложил написать сценарий к Празднику Города, что я успешно сделал, но реализовывать это никто не собирался. Все обрыдло…
В поисках собутыльника, я отправился искать Диму и встретил двух мужчин, которые соблаговолили разделить со мной компанию и три бутылочки бодяжного портвейна. Деньги, благо, были и после портвейна мы решили испить спиртика, после чего еще что-то, а потом я проснулся в незнакомой обстановке. Совершенно незнакомой…
Прямо надо мной был потолок. Странный потолок. Ступеньками вниз. Я спал на каких-то шмотках и спальниках, но лежал странно, словно на детской горке. Где- то за углом был свет и раздавался невнятный говорок. Превозмогая головную боль, я пополз к свету. 
Так я познакомился с Костей и его жилищем. Константин бомжевал и жил в подвале около лестницы. Год назад он приехал с Украины на заработки, отработал неделю, после чего бригада распалась, а он умудрился сломать руку и попасть  в милицию, откуда его отпустили, но без украинского паспорта. Тогда у него еще были силы добраться до дому. На перекладных, на товарном поезде, границу, по лесу. Силы были, желания не было…
Рядом с Костей сидел Дима и разливал спирт. Они встретили меня по дружески, то есть посмотрели на физиономию и ничего не спрашивая, протянули стакан. Выпив, я почувствовал себя лучше. Намного лучше. Можно сказать, хорошо.
Так началась моя «бомжовская» эпопея. Ночью мы собирали бутылки, сдавали в приемном пункте, где сразу брали спирт. Днем рыскали в поисках металлолома. Когда надо было идти  в Спорткомитет, я надевал цивильное пальто, поливался одеколоном (не улыбайтесь, конечно, я перед этим принимал ванну), обсуждал там умные вопросы, приходил домой, снимал пальто и костюм и шел бомжевать. Спал в том же подвале, ели бич пакеты и, как говорил Костя «картошечку», запивали спиртом или, на худой конец, «боярышником». Жизнь била ключом.… Но об этом я говорил в самом начале.
Несколько месяцев такой жизни – хороший опыт выживания. Самодостаточного, но кратковременного.
Первым ушел Дима. Герой наших «Кочегарских Хроник». «Белое», в свое время, довело его до тюрьмы, потом попытки найти работу по душе, постоянные скандалы в семье, от которых трясся весь двор. В то утро я проснулся оттого, что Дима предлагал Косте отвести стиральную машину, сдать и купить спирта. Нормальный рабочий день. У меня было поганое настроение, и я никуда не пошел. Они вернулись через несколько часов, Костя лег спать, а Дима пошел домой. Конечно же, спирта они принесли немного, – дорога была дальняя.
Дима шумел под своей дверью в течение часа. Бил в нее ногами, кричал «прости… пусти…» но ему никто не открывал. Только посылали и грозились милицией . Слышно все было очень хорошо, мне это надоело, и я ушел домой. Когда пришел через пару дней, Костя сидел один и пил «боярышник». Я тоже принес с собой.
- Димка где? – спросил я после третьей рюмки.
- А ты, что не знаешь? – удивился он. – В морге или уже не кладбище.
В ответ на мой вопросительный взгляд, рассказал, что Дима пришел к нему, спросил, «можно я у тебя посплю?», лег на пол и умер. Через два часа Костя это понял, когда потрогал труп. Константин отправился к жене Димы, позвонил и сказал: «Возьмите вашего мужа, он у меня…». Выслушав, куда им надо пойти и что там сделать в разных позах, еще раз постучался и попросил: « Заберите Диму, пожалуйста. Он умер». Жена поверила сразу…
На следующей неделе, за Костей приехали родители. Была знакомая подружка, которая их привезла. Папа купил большую машину, дел на Украине, невпроворот, надо ехать. Я был рад за Костю и без всякого сожаления с ним попрощался. Каково же было мое удивление, когда через несколько дней я снова встретил его.
- Без документов границу не пересечь, а восстанавливать паспорт надо на Украине. Доберусь как- нибудь сам. – сказал он, разливая спирт.
Я уже устроился на работу, мне очень не хотелось ее терять, но с Костей выпил. Он был хорошим парнем. Закончил институт, был зам начальником цеха, пел хохлядские песни и всегда ругал меня за то, что я не могу правильно сказать «Г» по-украински. Но уехать на родину он уже не мог. Желание было, сил – нет.
- Напиши про мою жизнь, - говорил он. – Это ведь интересно.
Сколько людей просили о том же. Все жизни интересны. Во всех есть смысл. Костя умер у мусорного бака, когда управдом выгнала его из подвала. Я уже работал и почти не видел Костю. Есть моменты в жизни, от которых надо бежать. Дворник рассказывал, что Костя умирал на его глазах, изо рта шла пена, а тело дергалось. Где его похоронили, без документов, без имени, без Судьбы…
Я сделал глоток водки и встал. В часе ходьбы есть кладбище. Там лежит Достоевский, там покоится Есенин. Но я не пойду к ним. Я найду какую- нибудь простенькую могилку. С небольшой оградкой и деревянным столиком. И выпью за упокой всех, кто шел по жизни, не зная куда и зачем, и ушел так же в неизвестность. Мир их праху!

Ангел, не торопясь, потер руки, почесал голову, поправляя нимб и, включил компьютер. До встречи оставалось совсем немного времени, нужно было еще раз хорошо подготовиться. Итак, что мы имеем?
Напился, разбил голову о поребрик. Хорошо. Приставал к девушке с непристойным предложением, получил по щеке. Великолепно. Всю ночь доставал кого-то по телефону, зверски ругаясь матом. Чудесно. Написал рассказ. Только не о Высшем.… О Высшем. Как его научить писать что- нибудь похабное? Ведь есть чудесное начало, о поручике Ржевском. Ладно, не самое страшное. Искуситель не будет придираться совсем уж по мелочам. Тем более этот рассказ никто не напечатает. Что у нас еще? Как обычно пропил все деньги. Молодец. Есть что предъявить Искусителю. Со временем может быть накопится на хорошую индульгенцию. Посмотрим.… Это еще что? Несколько раз подавал милостыню одному и тому же монаху?! Блин! Ведь знает, что он никакой не монах, просто сидит в рясе.… Но это уже проступок. Что еще? Несколько стихов о Светлом. Влюбился, идиот. К хорошему потянуло. Он что не понимает, сколько трудов стоит просто удержать его в этой жизни. Хрен тебе, а не хорошее. Это мы исправим. Ладно, поторгуемся. Все хорошо будет. – Ангел распечатал лист бумаги, где крупными буквами слева было написано – «плюс», а справа «минус», выключил компьютер, с хрустом потянулся. Он чувствовал, что разговор с Искусителем выйдет тяжелым. Но это не пугало. Сегодня они все вместе посмотрят друг другу в глаза. Как тогда, в самое первое утро их рождения…

Очень тихо. Так, что кажется, даже мухи хранят покой тех, кто нашел здесь приют. Сажусь на покрашенную скамеечку, достаю бутылку и ставлю ее на деревянный столик. «Мир вашему праху, - думаю я, наполняя пластиковый стакан. – Мир и покой».
Они подошли вместе. Чем-то неуловимо похожи, взглядом ли, походкой, одеждой – не знаю, и остановились около оградки. У того, что справа, фуфайка была испачкана сажей,  у левого из рукава торчал клок ваты. Я махнул рукой и они, отставив лом и лопату, подсели ко мне.
Стакан был один. Я налил половину и протянул правому. Он молча выпил. Левый повторил процедуру, правда, при этом крякнул.
«Хороший человек был?» – спросил правый, доставая «Беломор».  «Не знаю» – пожал плечами я, протягивая ему зажигалку.
- Все там будем… - философски изрек левый, мечтательно глядя в небеса. – Кто раньше, кто позже.
- Лучше позже. – Правый поднялся, странно посмотрел на меня и почему- то прошептал. – Береги себя…
Я кивнул.
- Вы тоже…себя.
- А что нам еще остается делать? – Усмехнулся левый, вставая.
Они ушли, не прощаясь. Мне показалось, что это нормально. Я проводил странную пару взглядом,  выплеснул остатки водки в стакан, посмотрел на могилу, перевел взгляд на небо и заплакал. Мне стало по – хорошему грустно. Наверно это называется – печаль. Она приходит тогда, когда ты понимаешь, что есть Нечто, которое ты, как не желай этого, никогда не сможешь исправить. И в этом нет ничего страшного. Я выпил…

                ……               
                Разговаривая с Вечным,
                Что лишь временно во мне,
                Был ли я когда беспечным,
                Наяву или во сне?

                Я старался стать сердечней,
                Может вышло не вполне,
                Разговаривая с Вечным,
                Что лишь временно во мне.

                Конец