Анатомия чисел

АНАТОМИЯ  ЧИСЕЛ


ЧАСТЬ  1
ТЕОРЕМА  ФЕРМА

«Высшая арифметика предлагает нам неисчерпаемый запас интересных истин — истин, которые не стоят изоли-рованно, а соединены глубокими внутренними связями и между которыми, по мере увеличения нашего знания, мы по-стоянно открываем все новые и иногда полностью неожиданные связи».
Карл Гаусс

Много еще нераскрытых тайн хранит природа. Самые известные среди них — неопознанные летающие объекты (НЛО).
По мнению одних специалистов, НЛО — это космические корабли, которые почти ежедневно посещают Землю. По мнению других — это пока еще трудно объяснимое явление природы, своего рода оптический обман зрения.
В Академии наук России при Комитете ВСНТО по проблемам охраны окружающей природной среды создана специальная Комиссия по изучению аномальных явлений (АЯ). Комиссия собирает сведения об НЛО, подтвержденные рассказами многих очевидцев и зафиксированные в виде фото-графий, видеофильмов или других, не менее достоверных, документов.
Об одном таком документе мы хотим рассказать читателям.

В конце ноября 1984 года в Комиссию по АЯ пришла небольшая бандероль. В ней оказалась рукопись-дневник с доказательством теоремы Ферма.
Автор (его фамилия в рукописи не названа) выдает себя за жителя планеты Омега-Центавра. Проанализировав его почерк, Комиссия по АЯ пришла к однозначному выводу: дневник мог напи-сать только инопланетянин, то есть представитель внеземной цивилизации.
Естественно было предположить, что при помощи НЛО инопланетянин попал на Землю, и на нем же он улетел на родину после того, как доказал теорему Ферма.
Публикуя ниже дневник представителя внеземной цивилизации, Комиссия по АЯ обращается ко всем читателям с просьбой сообщать обо всех увиденных аномальных явлениях по адресу: 101000, Москва, Главпочтамт, абонентный ящик 76, Комиссия по АЯ.


Глава 1
Идея-фикс

«Вычисления с помощью двоек, т.е. 0 и I, в вознаграждение его длиннот, является для науки основным и порожда-ет новые открытия, которые оказываются полезными впоследствии, даже в практике чисел, а особенно — в геометрии, причиной чего служит то обстоятельство, что при сведении чисел к простейшим началам, каковы 0 и I, всюду выявляется чудесный порядок».
Лейбниц

Рукопись инопланетянина была написана на «Фортране».
Перевод на русский язык был осуществлен при помощи ЭВМ шестого поколения.
Расшифровать начало дневника машина не смогла, но, начиная с середины третьей страницы, ЭВМ стала выдавать такой текст:

«...чтобы доказать Великую теорему Ферма, я придумал новую запись чисел,— писал инопла-нетянин.— Эта идея пришла мне в голову после знакомства с соседкой по квартире номер тридцать два, куда я поселился после посадки на Землю.
Дело было так...
Ночью наш космический корабль завис над одним из престижных районов города Красноярска, расположенного на территории Земли под названием «Сибирь». Командир искал место для посадки.
Красноярск был выбран не случайно. Этот город находится в центре самого большого на пла-нете Земля государства под названием Россия. В городе проживает около миллиона человек. В со-седнем городе Новосибирске — в полтора раза больше. Но красноярцы значительно умнее. Когда в последний раз выбирали президента России, то первых результатов ждали именно из Красноярска, потому что было известно: как проголосуют красноярцы, точно так же проголосуют и по всей Рос-сии. А вот в соседнем Новосибирске, жители которого тоже считают свой город географическим центром государства, голосуют по-разному. Один раз угадают, а другой раз — нет. Видимо, оттого, что жителей больше. Или потому, что горожане на карте неправильно определили свое географиче-ское место.
Наш корабль завис над крышей пятиэтажного дома. Я через чердак проник на лестничную площадку, спустился на третий этаж и вошел в большую трехкомнатную квартиру, где для меня уже была приготовлена отдельная комната. Накануне нашего полета на Землю «Септима» — Космиче-ское агентство по недвижимости планеты Омега-Центавра — оперативно обменяло мою «гостинку» на комнату с подселением.
Квартира оказалась старой планировки, так называемой «сталинкой». Она была просто огром-ной — 52 квадратных метра полезной площади, не считая туалета, ванной комнаты и кухни. После замкнутого пространства космического корабля, в квартире меня особенно поразили высокие потол-ки и большой коридор, по которому можно было ходить, не касаясь стен вытянутыми в стороны ру-ками.
Проснувшись утром, я первым делом решил познакомиться со своими соседями. Дверь в одну из их комнат была открытой. В глубине зала на диване сидела маленькая толстая женщина, которая курила папиросу. Она по-рыбьи открывала мягкие губы и выпускала изо рта сизые колечки дыма.
С трудом преодолевая непривычную для меня силу земного тяготения, я переступил порог комнаты и сказал:
— Здравствуйте! Я прилетел с планеты Омега-Центавра. Давайте познакомимся.
Соседка не обратила на меня внимания. Она как завороженная продолжала смотреть на голубой экран, стоящий в нескольких метрах от ее дивана. Я кашлянул, чтобы привлечь ее внимание. Это на-рушило мое равновесие, и я упал на пол.
— Как вас зовут?
Женщина с удивлением посмотрела на меня, стоявшего на четвереньках у ее ног, и равнодушно бросила в лицо:
— Скотина! Закрой двери с той стороны!
Голос у нее был грубый, трескучий.
Я медленно встал и осмотрелся. Рядом со мной никакой скотины не было. Очевидно, это меня она назвала скотиной. Но я не понял, с какой стороны надо закрыть дверь, и, ухватившись руками за дверную ручку, чтобы не упасть во второй раз, снова кашлянул:
— Хозяюшка, будь поласковее. Я ночью прилетел в «тарелке». В так называемом по-вашему НЛО. Поселился в этой квартире по обменному ордеру...
Но не успел я договорить, как женщина неожиданно сорвалась с дивана и подскочила ко мне.
— Чего ломишься в комнату, алкоголик несчастный? — брызгая слюной, закричала она.— Я к тебе не лезу, и ты не лезь!
— Я с другой планеты. Прилетел на Землю, чтобы на местном материале доказать теорему Ферма,— шатаясь в дверях, стал оправдываться я.— Дело в том, что развитие цивилизации на плане-те Омега-Центавра остановилось из-за того, что мы не смогли доказать эту теорему дальше десятой степени…
Я снова не успел договорить.
— У тебя что, совсем крыша поехала? — сверкая воспаленными глазами, закричала на меня женщина.— Думаешь, если прилетел в тарелке, так тебе все позволено? Напился до десятой степени от радости, что оказался на Земле?
Я не знал, что ответить. Машинально пощупал свою голову и с удовлетворением отметил, что над ней нет никакой крыши.
— Чего бельмы вылупил, алкоголик несчастный? — продолжала шуметь женщина.— Вот я сейчас соседей позову!
С явным удовольствием она злобно рассмеялась мне в лицо, открыла наружную дверь и босая вышла на лестничную площадку.
— Полюбуйтесь, люди добрые, на алкоголика в десятой степени. Говорит, что прилетел с дру-гой планеты. Неземной ласки ему, видите ли, не хватает! На ногах не стоит, а все равно лезет ко мне в постель со своими ласками! Я не потаскушка какая-нибудь. Не с вокзала сюда пришла... Не в та-релке прилетела... У меня законный муж имеется. Что я ему скажу?
Соседка говорила на местном диалекте, которого я не знал. Оглушенный ее криком и нелепыми обвинениями в свой адрес, я вернулся к себе в комнату и выпил таблетку абракадаброкордина, чтобы успокоиться от противоречивых чувств, нахлынувших на меня после первого контакта с живым че-ловеком.
Абракадаброкордин хорошо восстанавливает нервную систему. Через полчаса я успокоился и решил заняться делом, ради которого оказался на Земле.
Контакт с первым человеком на Земле, а им оказалась женщина, прошел не совсем так, как я ожидал. Но он дал свой положительный результат. Я неожиданно вспомнил, что у древних жителей Земли, сумерийцев, число 1 означало мужчину, а 2 — женщину. В моем подсознании моментально всплыла такая известная всем математикам истина:
Любое число можно записать всего двумя знаками: 0 и 1.

Если при помощи нулей и единиц по порядку записать квадраты, кубы и так далее, предполо-жил я, то по окончаниям этих чисел можно будет найти правило, по которому, возможно, удастся доказать теорему Ферма.
Я сел за стол и, позабыв про соседку, занялся расчетами. В первую очередь, я составил таблицу из квадратов. Любой квадрат, состоящий из нулей и единиц, как шеренга солдат на параде, стал ви-ден во всей своей красоте.
Привожу примеры:

  9 =     1001     36 =     100100
25 =   11001   100 =   1100100
49 = 110001   196 = 11000100

Проанализировав таблицу, составленную из нескольких сотен квадратов, я пришел к неожи-данному выводу:
Для любого квадрата с окончанием 001 можно найти другой квадрат с таким же оконча-нием, что разность между ними — будет новый квадрат.
Отсюда нетрудно было сделать следующий справедливый вывод:
Любое число Х можно записать в виде разности двух квадратов.
Например: 5 = (3 + 2) = 32 — 22; 7 = 42 — 32.
Значит, любой квадрат есть разность двух квадратов: Х2 = У2 — Z2.

Когда я понял это, то решил проверить свою догадку на кубах. С этой задачей я справился за два часа. Догадка подтвердилась. Если оперировать целыми числами, то ни один куб в целых числах нельзя представить в виде разности двух кубов в целых числа.
Заниматься другими степенями — бессмысленно. Степеней столько же, сколько и самих чи-сел,— бесконечное число. А бесконечность можно только подразумевать, но проверить ее невоз-можно. Для этого ни на Земле, ни на Омега-Центавре никакой жизни не хватит...

С решением теоремы Ферма для уравнений второй степени: «Любой квадрат есть разность двух квадратов»,— я обратился к известному математику Сапожкову. Профессор стал внимательно слушать меня. Но как только я произнес имя Ферма, он нахмурился и неожиданно заявил мне:
— Вы что, свалились на Землю с другой планеты? Считаете себя умнее других? Триста семьде-сят лет лучшие математики всего мира не могут доказать эту теорему, а вы вот взяли и одним махом решили ее... Выбросьте из головы эту навязчивую идею-фикс…
Я хотел признаться профессору, что действительно прилетел с другой планеты и что впервые слышу про Фикса, да вдруг вспомнил про соседку.
— Нет, я не умнее других,— ответил я.— Просто мне показалось, что при помощи нулей и единиц можно решить эту задачу.
Профессор отказался слушать меня дальше. Тогда я обратился к ученому рангом пониже — до-центу кафедры математики университета Егорычеву.
Доцент внимательно выслушал меня и сказал, что мои выводы имеют определенный интерес, но у него нет времени заниматься моими расчетами. И еще он сказал, что не является специалистом по теореме Ферма.
По словам Егорычева, я изобрел велосипед.
— Что такое велосипед? — спросил я его.
Доцент с удивлением посмотрел на меня.
— Велосипед,— пояснил он мне,— это такое примитивное устройство с двумя колесами, кото-рое много раз изобретают люди, плохо разбирающиеся в своем деле.
Десять цифр я заменил двумя — нулем и единицей, а такая операция известна людям больше тысячи лет. Это — двоичная система счисления. Так объяснил мне доцент.
Я признался математику, что слышу об этом впервые. Он посоветовал мне поработать с книга-ми.

Глава 2
«Простое» число два

«Ферма после дальнейших размышлений был, возможно, не вполне удовлетворен своим «удивительным доказа-тельством», особенно если он действительно написал о нем в 1630-е годы.
В самом деле, другие теоремы он вновь и вновь формулирует в своих письмах, среди них встречаются и частные случаи Последней теоремы, но сама эта теорема появилась лишь однажды, как замечание к Диофанту,— загадочным сфинксом для потомков».
Г. Эдвардс

Библиотека поразила меня своим богатством,— писал инопланетянин.— Люди приходят сюда за знаниями, но книги от них надежно спрятаны в огромных хранилищах.
От кого в библиотеке прячут знания, я так и не понял. Книги хоть медленно, но все же выдают, только сначала надо постоять в очереди. Я подумал, что очередь — это обычная проверка умствен-ных способностей человека. Но такой проверки здесь не делают. Дают посетителю любую книгу, ка-кую он попросит, не спрашивая, сможет ли он ее понять.
В библиотеке я не нашел ни одной книги писателя по фамилии Фикс. Это меня удивило, и я спросил у библиотекарши про Фикса. Девушка подумала, что я шучу. Молча покрутила пальцем у виска и ничего не ответила.
Из ее жеста я понял: про Фикса знает каждый грамотный человек, и поэтому нет нужды хра-нить его книги.
После знакомства с библиотекой в моей голове стала вырисовываться одна новая идея. Для ее рождения нужен был толчок. И тут мне очень кстати помогла старуха, хозяйка второй части нашей квартиры. До этого она гостила у родственников, а в тот вечер неожиданно вернулась домой.
Я был на кухне, когда вошла старуха.
Это была даже не старуха, а пожилая, хорошо сохранившаяся женщина. Она подогрела на пли-те две куриные ножки и съела их с завидным аппетитом. Косточки старуха обглодала и высосала. Зубы у нее были крепкие, на зависть молодым.
— Зови меня как хочешь: тетей Машей или Марией Петровной,— ласково назвалась соседка.
— Тетя Маша — радость наша! — весело подхватил я и тут же спросил у старухи: — А кто еще живет в квартире?
— Моя дочка Нина та мужик ее Генка,— с характерным южно-украинским акцентом ответила хозяйка.— Детей у нас нету, делить нам нечего. Живем мирно, как все люди. У дочка,— она сказала дочка, с ударением на «а»,— своя семья. Я в ее жизнь не вмешиваюсь.
— Где вы работаете? — спросил я соседку.
— Я на пенсии,— улыбнулась тетя Маша.
— Пенсия — это не очень тяжелая работа? — спросил я снова.
Старуха как-то странно посмотрела на меня и недоуменно пожала плечами. Я понял — ей лег-ко, и сказал:
— Работать всегда надо. Даже пенсионером. Как можно жить без работы?
Старуха была не из любопытных. Она никак не отреагировала на появление в квартире нового человека. Для нее я был пустым местом. Ну и что с того, что прилетел с другой планеты? В Мину-синском районе, где старуха гостила у второй дочери, бывший «мент» Виссарион выдает себя за «нового Бога». Почему сосед по квартире не может назвать себя инопланетянином?
— Одна живете? — спросил я Марию Петровну.
— А кого ж мне еще надо? — пропела старческим голосом тетя Маша.— Дочка рядом, вот и ладно.
— Надо бы вам супруга найти,— пошутил я.— Женщина вы видная...
— В мои-то годы? — улыбнулась соседка.
— Какие ваши годы? — удивился я.— На вид вам не дашь и сорока...
— Да мне восьмой десяток уже пошел,— призналась старуха.
Я еще больше удивился и сказал:
— Вот, оказывается, как долго живут люди!
Тетя Маша неслышно провела меня по всей квартире и показала ту невидимую черту, по кото-рой все жилище условно было разделено на две части.
— Это твой выключатель, а этот наш,— говорила соседка, показывая на кнопки, расставленные по всей квартире.
Все электроприборы в коридоре, в ванной и на кухне были сдублированы. Только в туалете стоял один выключатель и висела одна лампочка.
— Мы платим за туалет,— сказала тетя Маша.
— Это несправедливо,— заметил я.— Здесь надо повесить вторую лампочку, чтобы, как и в других местах, во всем была бы симметрия...
— Ладно уж, заплатим за тебя,— ласково отозвалась тетя Маша,— не обеднеем.
Такая щедрость со стороны соседей, которые в квартире поделили каждый сантиметр, показа-лась мне подозрительной. При помощи индукции я легко определил, что лампочка в туалете «мота-ет» на мой счетчик, но промолчал.
В эту минуту в моей голове мелькнула такая мысль: «В нашей квартире два хозяина, и в каж-дой комнате общего пользования — коридоре, ванной и кухне — висит по две лампочки. Все делит-ся на два. Но в туалете висит одна лампочка. Число два — это четное число. Но в случае с туалетом оно на два не делится. Значит, это — простое число. Так решили мои соседи».
Я стал размышлять над природой числа «два». Во всех учебниках по алгебре сказано, что это простое число, то есть такое, которое делится только на самое себя и на единицу, как, например, простые числа три, пять, семь, одиннадцать. Но в то же время число «два» является четным, чем и отличается от всех простых чисел, которые можно представить в виде суммы четного и нечетного чисел. Двойку же и любое другое четное число представить в таком виде нельзя. Следовательно, двойка не может стоять в одном ряду с простыми числами. То есть — это число не является «про-стым»?
А если это так, то теорема Ферма верна для всех «простых» степеней и случай Х2 = У2 — Z2 со-всем не является исключением, а подчиняется общему правилу; следовательно, теорему Ферма и до-казывать не надо…
Всю ночь я не мог уснуть от радости. «Как просто объяснить теорему Ферма»,— подумал я под утро.
Но радость моя оказалась преждевременной.
Егорычев без восторга встретил мое новое толкование теоремы Ферма. Он меня прекрасно по-нял и сказал:
— Действительно, число «два» не совсем «простое» число. Но, тем не менее, оно делится толь-ко на самое себя и на единицу и, следовательно, является «простым», Это ведь и дураку ясно.
Я подумал, что Дурак — это математик с очень большим авторитетом, и спросил:
— Вы не подскажете, где мне найти этого Дурака?
Егорычев рассмеялся и ответил:
— Твои выводы правильные, только они не имеют отношения к теореме Ферма. Надо привести доказательство не в виде образного сравнения, а написать его при помощи формул...
Вторая неудача не обескуражила меня. Я воспользовался советом Егорычева и стал писать формулы, переделав теорему Ферма на свой лад таким образом:
Разность между двумя числами в степени n (из которых одно меньше другого на единицу) не может быть целым числом в той же степени n, если показатель простой степени больше единицы:
Уn = Хn — (Х — 1)n (I), если n > 1.

Глава 3
Мой друг

Три звонка.
Я открыл наружную дверь и увидел Олега Кулика — первого человека, с которым я подружил-ся.
— В чем дело? Два раза прихожу сюда, а мне не открывают,— спросил Олег сердито.— Твоя соседка не отвечает на мои вопросы.
— Меня не было дома,— пропуская гостя, ответил я.
Кулик снял ботинки, надел мои тапочки и прошел ко мне в комнату.
Настроение у меня было неважное: сегодня доцент Егорычев в третий раз отклонил мое доказа-тельство теоремы Ферма. Я, как мне показалось, нашел решение только для частного случая, когда из двух чисел Х и Х—1 первое больше второго на единицу, но ведь разность между ними может быть какой угодно...
Снова я оказался в тупике.
Гость придирчиво осмотрел стены моей комнаты, зачем-то отколупнул кусочек извести, попро-бовал пол на прочность — подпрыгнул несколько раз — и сказал:
— Квартирка у тебя подходящая, даже слишком. Только соседка у тебя не очень: кидается на человека, как голодная собака на кость. Видать, не приучена еще, вот и кидается. Дрессировать ее надо, понял? У меня дома книга лежит по служебному собаководству, в следующий раз принесу. По-лезная книга для тех, кто живет «с подселением».
— Я не разговариваю с соседкой,— поморщившись, как от зубной боли, проговорил я.— Она какая-то запрограммированная: переиначивает все на свой лад.
— Вот и зря, что молчишь,— проговорил Кулик, внимательно рассматривая на столе книги, ко-торые я принес из библиотеки.— Того и гляди соседка над тобой верх возьмет. Начнет командовать — тогда пиши пропало. Один раз им уступишь, так они сразу же на шею тебе сядут.
— Зачем же на шею садиться? — возразил я.— Могу предложить стул.
— Ты лучше пошли соседей куда подальше! — посоветовал Олег.— У тебя такая квартирка! Давай устроим новоселье. Песни петь будем. Я люблю старинные песни. Они такие тягучие. Так и хочется рвануть во всю глотку. Вот, например, очень задушевная мелодия: «Шумел камыш, деревья гнулись»,— заревел он громко.
— Пожалуйста, потише! — попросил я его.
— Боишься? — ехидно спросил гость и, сощурившись, заглянул мне в глаза.— Соседки, что ли, испугался? — продолжал он допытываться, наклонившись ко мне.— Она тебя напугала? Брось, не бери в голову! Стоит ли из-за бабы так расстраиваться? Эх, жаль, что я здесь не живу! Вот бы сосед-ка у меня поплясала краковяк! Я бы научил ее ходить по плашке...
— Как бы наоборот не вышло,— сказал я ему.
— По-твоему, я с бабами не умею обращаться, да? — стал пыжиться гость.— А знаешь ли ты, что там, где я сейчас живу, ни одна соседка на меня не то что пальцем не покажет за моей спиной, но даже и подумать об этом побоится. Вот как я себя поставил. Такой уж у меня характер, что люблю людям прямо в глаза смотреть. Они знают мой характер. Уважают за это. Твоя соседка — обыкно-венная баба. Вот я сейчас пойду и припугну ее, чтобы знала, с кем имеет дело! Я только внимательно посмотрю на нее, и дело будет в шляпе...
— Да ты что, сдурел? — не на шутку испугался я.— Она сама на кого хочешь нагонит страху.
— А вот сейчас мы посмотрим, кто кого,— сказал Олег, выходя из комнаты.
Соседи были дома. Геннадий, косая сажень в плечах, сидел на табурете напротив цветного те-левизора — смотрел спортивную передачу. Он молча взглянул на Олега и ничего не сказал. Он как бы даже и не увидел вошедшего парня, так мало для него значило присутствие в комнате посторон-него человека.
Нина лежала на диване и курила. Она сбоку посматривала на телевизор.
— Извините, кто здесь живет? — спросил Олег, входя в комнату.— Я хочу познакомиться с со-седями моего друга,— кивнул он в мою сторону.
Увидев Кулика, Нина лениво бросила через плечо:
— Закрой двери, биндюга!
— Это я-то биндюга? — притворно удивился Олег.— Вы что, со всеми так разговариваете?
— Пошел отсюда! — взорвалась соседка, не выдержав спокойного тона парня.
— Ах, так это вы утром не открывали мне дверь в квартиру,— вдруг неожиданно признал со-седку Кулик.— В чем дело, гражданочка? — спросил он ее, не теряя присутствия духа.— Разобрать-ся надо. Я вам ничего плохого не сделал. Два раза прихожу к товарищу в гости,— кивнул головой в сторону двери,— а вы не открываете и даже разговаривать не хотите со мной. Это совсем уж не по-людски. У вас есть стул? — спросил он Геннадия, резко меняя тему разговора.— Куда мне присесть?
Стерпеть такую наглость со стороны непрошеного гостя Нина не могла. Она подскочила к Оле-гу, схватила его за рукав клетчатого пиджака и потащила из комнаты.
— Закрой двери с той стороны, скотина!
Кулик вырвал свою руку.
— Не трожь! — прошипел он с угрозой.— Не трожь! — рыча, повторил он, поправляя освобо-дившийся рукав.— А то я за себя не ручаюсь. Я так могу тронуть...
Резкий окрик и тон подействовали: Нина переменила тактику. Она подбоченилась и грудью вперед стала наседать на парня.
— Попробуй, если ты такой храбрец! — подняла руки и стала ловить ими мух пред самым но-сом Олега, приговаривая: — Да я тебе всю морду расцарапаю, если ты меня хоть пальчиком заде-нешь! Родная мама не узнает. Ишь, повадился к нам! Герой! Небось, тоже в «тарелке» прилетел в наш город? Нажрался водки, а я вот тебя все равно не боюсь. Попробуй задень!
— Я тебя не трогаю,— проговорил Олег, отступая в коридор.
В коридоре Нина подбоченилась и вплотную подступила ко мне.
— Дружка привел, да? — стала кричать она на меня.— Нажаловался? Защитника нашел, да? Сам два слова сказать не можешь, так теперь этого алкоголика ко мне подослал? Эх ты, заяц! Душа-то, небось, в пятки ушла? Смотри у меня, я твою поганую душу насквозь вижу,— погрозила корот-ким пальцем перед самым моим носом.— Ты думал командовать нами? Ничего не выйдет у тебя. И дружки не помогут. Не надейся!
— Никого я не подсылал,— стал оправдываться я.— Чего вы кидаетесь на меня?
Нина пошире открыла дверь в свою комнату и сказала со злорадством, обращаясь к мужу:
— Гена! Ты посмотри на нашего соседа. Он, оказывается, и разговаривать умеет. Осмелел при постороннем...
Мужчина взглянул на меня как на пустое место и снова уткнулся носом в телевизор.
Я взял Кулика за руку и увел к себе в комнату.
— Я ей покажу, где раки зимуют,— продолжал возмущаться гость.
— Не надо показывать раков,— сказал я ему.
Олег достал из портфеля бутылку водки и вопросительно посмотрел на меня. Я с отвращением отвернулся.
Без выпивки гость заскучал. Он вдруг вспомнил про свои забытые дела и заторопился домой. Я не стал его задерживать. Мне не терпелось изложить на бумаге свои новые мысли.

Оставшись один, я принял несколько капель абракадаброкордина и записал в своем дневнике:
«Теорема Ферма имеет философский смысл. Что есть число? Это — изобретенное умом чело-века понятие, при помощи которого ведется учет. В природе число не существует, оно как бы рас-творено в ней. Число может быть большим или малым, целым или дробным — все зависит от того, сколько единиц или ее частей заключено в нем. Единица — основа всех чисел».
На заре своего развития человек для измерения и счета пользовался ПАЛЬЦЕМ и не видел в этом универсальном для всех людей инструменте никаких неудобств. Он еще не знал, что, кроме не-го, на Земле живут микробы, бактерии и вирусы, поэтому ему не нужны были ни миллиметры, ни микроны, которыми в то далекое время некому и нечего было измерять.
Чем больше человек узнавал окружающий его мир, тем все точнее становился его измеритель-ный инструмент. От пальца он перешел к сантиметру, от сантиметра — к миллиметру и так посте-пенно дошел до почти идеальной единицы измерения — до длины волны света.
С точки зрения первобытного человека теорема Ферма решалась бы довольно просто, и писа-лась бы она так:
«Один палец равняется другому пальцу; ДВА  ПАЛЬЦА  РАВНЫ  ДВУМ  ПАЛЬЦАМ», и так далее.
Но в век научно-технического прогресса, который переживает Земля, когда человек давно уже забыл, что палец — это тоже неплохой измерительный инструмент, что с него начиналась вся мате-матика, такой ответ у всякого вызовет лишь улыбку.
Однако:
«С  ФИЛОСОФСКОЙ  СТОРОНЫ  ТЕОРЕМА  ФЕРМА  —  ЭТО  БЫЛА  И  ОСТАЕТСЯ  ФИЛОСОФИЯ  ПАЛЬЦА,  ВОКРУГ  КОТОРОЙ  ЗАКРУЧЕНА  ВСЯ  ПРОБЛЕМА».

Глава 4
Se — зерно

«Мысль выражать все числа девятью знаками, придавая им, кроме значения по форме, еще значение по месту, на-столько проста, что именно из-за этой простоты трудно понять, насколько она удивительна. Как нелегко было придти к этой методе, мы видим на примере величайших гениев греческой учености Архимеда и Аполлония, от которых эта мысль осталась скрытой».
Лаплас

Как только люди открыли дорогу в космос,— писал инопланетянин,— так они сразу же стали отправлять загадочные послания во все уголки Вселенной. До чего же люди наивны, если до сих пор верят в чудеса; ведь совершенно ясно, что расшифровать эти послания не сможет ни одна цивилиза-ция...
Все, что написано на Земле, можно прочитать только на Земле и нигде больше.
В этом я убедился, изучая клинописную таблицу МАН-16055. Два дня я не мог подобрать клю-чик к этому тексту. А решение оказалось довольно неожиданным: достаточно было взять в качестве единицы измерения Se — зерно.
Древние математики в Вавилоне задали-таки задачку. И ведь писать-то они как следует не уме-ли — царапали цифры-клинья палочкой по сырой глине, и нуля они не знали, но прекрасно обходи-лись без него, а какой создали математический шедевр!
Правда, только расшифровав запись, по-настоящему можно оценить красоту этой таблицы.

Пока я изучал «послание древних вавилонян» — клинописную таблицу МАН-16055, чтобы че-рез нее перекинуть мостик к теореме Ферма, мои соседи не сидели сложа руки...
В четверг утром, через десять дней после посадки на Землю, я зашел в домоуправление, чтобы отдать свой паспорт на прописку. Седая женщина по фамилии Варочкина, паспортистка с довоенным стажем, приняла у меня документы и предупредила:
— Сегодня в два часа будь дома, к тебе гости придут.
— Зачем? — удивился я.— Я никого не приглашал.
— Соседи написали на тебя жалобу в райисполком,— стала объяснять мне женщина,— оттуда заявление поступило к нам в домоуправление. Чтобы разобраться во всем, мы решили эту жалобу вынести на товарищеский суд. Тебя разве соседи не предупредили?
— Нет,— признался я.
— Тогда в два часа будь дома,— повторила паспортистка.
Варочкина работала в маленькой комнате, заваленной разным хламом. Здесь был архив и одно-временно склад всего ненужного. Пахло клеем и пылью, как в заброшенном космическом корабле.
— Жалобу можно прочитать? — спросил я у паспортистки.
— Она у Качинского, нашего юриста,— ответила женщина участливо и по-матерински стала журить меня: — Небось набедокурил? С соседями поругался?
Я не знал, что ответить Варочкиной, так как совершенно не понимал, о чем она говорила. В мо-ем словаре не было слова «жалоба».
В два часа дня я зашел на кухню. Все заинтересованные стороны были в сборе.
Председатель товарищеского суда Качинский, сухопарый пожилой мужчина, юрист из домо-управления, занимал место у окна. По обе стороны от него на старомодных стульях, любезно пред-ложенных тетей Машей, сидели Варочкина и Ческина — члены товарищеского суда. Две дочери ста-рухи, Нина и Фаина, расположились в углу, возле плиты, принадлежащей соседям. Сама старуха за-няла центральное место между двумя столами. А Геннадий, как атлант, вписался в косяк кухонной двери.
Качинский порылся в своем потрепанном портфеле, извлек оттуда «жалобу» — несколько ли-стков бумаги в клеточку — и стал медленно читать, то и дело посматривая поверх очков на собрав-шихся.
Соседка Нина писала:
«...В первый же день он напился и в пьяном виде стал приставать ко мне и требовать ласки. Мою мать, пожилую женщину, которая давно находится на заслуженном отдыхе, он заставлял же-ниться и сказал ей, чтобы она подала заявление в загс по этому поводу. Получив отказ, он стал тре-бовать от нее, чтобы она устроилась на работу...
...он ворвался ко мне в комнату, набросился на меня и избил. Угрожал нам с мужем расправой. Разве можно жить в такой обстановке?..
...он отказывается убирать в коридоре, загадил весь туалет так, что туда невозможно зайти. За-ставляет мою мать мыть полы и убирать за ним...
Просим исполком помочь нам поставить распоясавшегося квартиранта на место или выселить его из квартиры».
Качинский снял очки, протер их платком и положил на стол.
— В моей практике еще не было случая, чтобы из двух или трех семей, проживающих совмест-но в квартире, во всем была бы виновата только одна сторона,— высказал свое мнение юрист.— Де-ло житейское. Нам надо разобраться: почему соседи написали жалобу? Кто прав, а кто виноват? На-ша задача — помочь людям наладить свои отношения...
— С ним наладишь отношения,— хмыкнула Нина.— Да он трезвым никогда не бывает. На но-гах прямо не стоит, все время шатается. Его уже два раза милиция забирала прямо с улицы, так он теперь боится туда показываться, только по задворкам и ходит...
— Нина, помолчи! — прикрикнула старуха на младшую дочь.— Дай людям подумать. Решать что-то надо. Я уже старая, не могу все время за вами, молодыми, убирать,— повернулась ко мне и мягко укорила: — А ты и вправду не так со мной разговариваешь. Мы вместе живем. Один раз ты моешь полы, другой — наша семья. Все поровну, как у людей. А ты уже вторую неделю здеся и ни разу тряпку в руки не взял, после того как переехал сюда. Дружков своих водишь. Кому это понра-вится?
Все посмотрели на меня. Я ничего не понял и промолчал.
— Смотрите-ка, разговаривать не хочет с нами,— обрадовалась Нина.— Да он нас за людей не считает...
Я очень удивился этим словам и спросил:
— Кто же вы тогда, если не люди?
— Нам не надо такого квартиранта,— подала свой голос Фаина, старшая дочь тети Маши.
— Не встревай! — властно осадила ее мать.— Ты здеся не живешь. А у человека ордер на ру-ках. Его на улицу не выгонишь.
— У него еще где-то квартира имеется,— сказал Геннадий.
— Ты чего молчишь? — спросила меня Варочкина.— Скажи хоть слово в свое оправдание.
— Я не могу понять моих соседей,— признался я паспортистке.— Пусть они скажут, чего им надо от меня.
— Смотрите-ка на него: мы все тут виноватые, только он один чистенький сидит! — снова за-шумела Нина. Она встала со своего места.— Праведник выискался. Чего глаза таращишь? — неожи-данно накинулась она на меня.— Думаешь, я тебя боюсь?
— Сядь счас же! — прикрикнула старуха на свою дочь.
— Нина, не волнуйся! — стала успокаивать сестру Фаина.— Надо спокойно поговорить обо всем.
— Нервы не выдерживают,— ответила Нина, пуская слезу.— Сил моих больше нету...
Качинский взял в руки жалобу и спросил у Нины:
— Вы вот пишете, что сосед ворвался к вам в комнату и избил вас. Это что, было на самом де-ле?
— Раз написано — значит, было,— ответила женщина.— Муж подтвердит.
Качинский с удивлением посмотрел на Геннадия.
— Как же так, товарищ Махиня? На ваших глазах хулиган избивает вашу жену, а вы даже не подумали заступиться за нее? Почему?
— До драки дело не дошло, а то я бы вышвырнул его из квартиры, как котенка,— ответил муж-чина.
— Значит, ваша жена неправду пишет? Тут, кстати, в заявлении и ваша стоит подпись. Не было драки?
— Они ругались, а я не вмешивался: не мужское это дело,— нехотя ответил Махиня.— Может, в коридоре и подрались...
— А вы, Мария Петровна,— обратился юрист к старухе,— почему не заступились?
— Я отдыхала у себя в комнате.
С минуту помолчав, Качинский снова спросил у Нины:
— Кто еще, кроме членов вашей семьи, видел вашего квартиранта пьяным?
— Все наши соседи видели,— обрадовалась вопросу Махиня.
— Пригласите кого-нибудь из них,
Минуты через две Нина привела на кухню женщину неопределенных лет с мужскими чертами лица. Геннадий уступил ей свое место в дверном проеме.
— Вы хорошо знаете этого товарища? — кивнул головой юрист в мою сторону.
— Знаю, конечно,— ответила женщина прокуренным голосом,— это новый квартирант моих соседей.
— Когда вы его видели пьяным в последний раз?
— Да он почти каждый день приходит домой в нетрезвом виде. Все время его заносит из сто-роны в сторону...
— Он в это время буянит или скандалит?
— Да нет. Он сразу же юркнет к себе в комнату, чтобы никто не мог догадаться, что он пьяный вдрызг.
— А вы что, заглядывали к нему в комнату?
— Нет, не приходилось.
Качинский повернулся ко мне и спросил:
— Вы знаете эту женщину?
— Впервые вижу,— ответил я.
— Можете идти,— отпустил юрист свидетельницу и снова обратился с вопросом к Махине: — Вы вот пишете, что ваш сосед устроил оргии в своей комнате. Кто может подтвердить этот случай?
— Бухгалтер Ковалева,— с готовностью ответила Нина.— Если она дома, то я позову ее.
У второй свидетельницы Качинский спросил:
— Где вы живете?
— На втором этаже, вот под ним,— показала Ковалева на меня рукой.
— Значит, знаете его?
— Кто же не знает этого бандита? — ответила бухгалтер с усмешкой.— Живет в доме не боль-ше недели, а уже успел прославиться.
— Вы видели его пьяным?
— Да каждый день,— заученно ответила женщина.— На днях в час ночи я вышла на балкон и посмотрела наверх. В комнате у него,— снова показала рукой в мою сторону,— ярко горел свет и играла музыка. Там были пляски. Полуголые люди носились по комнате...
— Как же вы все это рассмотрели через балкон-то? — спросила Варочкина бухгалтера, удивив собравшихся на кухне людей своей сообразительностью.
— Я слышала пьяные крики,— с заминкой ответил Ковалева.— А потом я выходила во двор, чтобы подышать свежим воздухом.
— В час-то ночи? — засомневалась Варочкина.
— Захотела и вышла на улицу, что тут особенного,— напористо ответила женщина.— Никто пока не запрещает.
— Спасибо, мы вас больше не задерживаем,— поблагодарил Ковалеву председатель товарище-ского суда.
Сначала я не понимал смысл происходящего, но постепенно стал догадываться, что такое суд. Махини не нашли со мной общий язык и поэтому написали жалобу в исполком. Им нужна была по-сторонняя помощь, чтобы выселить меня из квартиры.
«Что стало бы с жалобой моих соседей, если бы она нечаянно попала на планету Омега-Центавра? — подумал я.— Омегане и центаврики, народ, состоящий из братьев-близнецов и сестер, думающих только правыми или левыми полушариями мозга, никогда не смог бы правильно расшиф-ровать это послание».
— Задавайте вопросы! — обратился Качинский к членам товарищеского суда.
Варочкина, самая сердобольная из присутствующих на кухне людей, с возмущением спросила у меня:
— Как ты додумался до того, что стал заставлять Марию Петровну идти устраиваться на рабо-ту? И еще. Ты собирался женить ее. Твое ли это дело?
— Как тебе не стыдно? — подхватила Фаина.— Моя мама тебе в бабушки годится.
— Это была шутка,— ответил я.
— Хорошие шуточки,— зашумела Нина.— Вот так всегда: сначала оскорбит, а потом оправды-вается.
— Надо вам помириться,— сказала Ческина, обращаясь к моим соседям.— Парня вы еще не знаете, а с первого дня встретили его в штыки. Так не годится. Народу у вас немного. Квартира хо-рошая, чистая. Чего вам еще не хватает? Живите мирно, без взаимной неприязни друг к другу.
— Я думаю, что мы пока только предупредим обе стороны,— взвешивая каждое слово, прого-ворил Качинский, обращаясь к присутствующим.— На первый раз ограничимся внушением. Пусть каждый сделает для себя выводы из сегодняшнего нашего разговора.
На этом заседание суда закончилось. Все с облегчением стали расходиться. Я один остался на кухне, чтобы на месте осмыслить «зерно» нашего разговора. Но у меня ничего не получилось: това-рищеский суд не поддавался математической обработке — я не мог найти подходящей единицы, чтобы его измерить.
После суда я сделал для себя такой вывод:
«УДИВИТЕЛЬНО  МНОГО  ВРЕМЕНИ  ЛЮДИ  ТРАТЯТ  НА  СОВЕРШЕННО  ПУСТЫЕ  РАЗГОВОРЫ».

Глава 5
Махиня

На кухню вошел Геннадий. Он сел за стол и распечатал бутылку водки.
Это был высокий, широкоплечий мужчина с круглым, выпирающим из-под брючного ремешка животом. Лицо у него невыразительное, серое, с маленькими угрюмыми глазками.
Геннадий (жена звала его Гешка) выпил стопку водки и понюхал корочку хлеба. Перед ним на тарелке лежали два свежих огурца. Он взял один огурец в руки и стал вертеть его между пальцами. Огурчик был ровный, остренький. Гешка откусил кусочек и стал медленно жевать, лениво посматри-вая на меня. Равнодушно спросил:
— Выпьешь?
— Не пью,— ответил я.— Незнаком с этой жидкостью и не хочу знакомиться. Она для меня опасна.
— Брезгуешь? — спросил Махиня и посмотрел на меня тяжелым недобрым взглядом.— Трез-венником прикидываешься? Знаю я таких трезвенников, как ты. В одиночку хлещешь. Закроешься у себя в комнате на замок и поливаешь. Прячешься от людей. Значит, совесть у тебя нечистая. Я вот ни от кого не прячусь,— он налил стопку и подтолкнул ее мне: — Ну, да ладно об этом. Давай пей! Не выкаблучивайся!
Я снова отказался. Меня едва не вырвало от запаха водки. (В этом месте в рукописи приведена какая-то непонятная химическая формула.)
Геннадий выпил сам, понюхал корку и лениво захрустел огурцом.
— Хорошо живете? — спросил я его.— Нравится?
— Живем как все,— нехотя ответил сосед.— Я человек маленький. Меня не трогают, и я нико-го не трогаю. Куда мне с моим слабым умом. Я в институтах не учился. Я не чистоплюй, все своими руками зарабатываю.
— Я тоже работаю,— сказал я.
— Кто тебя знает. На лбу не написано,— ответил Геннадий с иронией.— Но ты не думай,— предупредил он меня,— что я совсем уж ничего не вижу. Чистоплюй ты, и все. Нигде не работаешь, а тунеядствуешь... Я не совсем слепой, вижу, что надо. Почему ты весь день дома сидишь? Я на ра-боте, а ты тут околачиваешься. Где ты деньги берешь — это не мое дело. Я в милицию не побегу.
— У меня творческий отпуск,— сказал я.
— Расскажи кому другому,— не поверил Геннадий.— Я человек маленький, но тоже кое-что соображаю.
Он еще раз выпил и стал быстро хмелеть. Через минуту Геннадий продолжал:
— Ты не мужик. Я с бабами никогда не воюю, бесполезное это дело. А ты хорош. К старухе пристаешь. Командовать хочешь в квартире? Это не космический корабль — ничего у тебя не вый-дет. Рано или поздно, но мы с Нинкой подцепим тебя на крючок.
— Выжить хотите? — прямо спросил я его.
— Думай как хочешь, тебе виднее,— уронив стриженную под бокс голову на стол, проговорил сосед.— Я тебя предупредил.
— Поэтому и жалобу на меня написали? — спросил я мужчину.
— Жена написала, ей виднее,— ответил Геннадий.— Я ни к кому не побегу жаловаться: куда мне с моим слабым здоровьем? — положил свои пудовые кулаки на стол и добавил: — Если надо будет, так я разберусь без товарищей из домоуправления, по-житейски. На это мне (показал кулаки) и своего ума хватит...

Глава 6
Квадратно-гнездовой способ посадки картофеля

На другой день после товарищеского суда я решил отдохнуть и выехал за город.
На равнине я увидел, как одна машина производит посадку картофеля. Операция довольно про-стая. Каждый клубень ложится в точно рассчитанное место на поле по так называемому квадратно-гнездовому способу. Постепенно, ряд за рядом, все поле было засеяно. Пройдет три месяца, и в каж-дом гнезде вырастет по нескольку спелых картофелин.
Там, за городом, меня вдруг осенило: «Почему бы и мне не рассадить цифры на бумаге, как картофель на поле, квадратно-гнездовым способом?»
Дома я принялся за расчеты. Я разбил свое воображаемое поле на горизонтальные и вертикаль-ные ряды, обозначил их номерами и получил на бумаге сетку, состоящую из квадратиков — гнезд для посадки цифр.
Затем я стал рассчитывать свое «поле чисел» для второй степени по формуле:
У2 = Х2 — (Х — А)2, где Х и А — номера горизонтальных и вертикальных рядов по порядку: 1, 2, 3...
«Если по этой формуле до бесконечности перебирать целые значения Х и А, то в «поле чисел второй степени» рано или поздно появятся все четные и нечетные квадраты».
Перебирая в памяти свои математические выкладки, сделанные за последние дни, я задал себе такой простой вопрос: «Каким правилам подчиняются все числа от 1, 2, 3 до бесконечности?» И вот к каким пришел выводам:
1. Любое целое число есть разность двух квадратов.
2. Любой квадрат есть разность двух квадратов.
3. Любой куб есть разность…

Очевидно, для теоремы Ферма будет справедливо такое утверждение:
«Если хотя бы для одного целого числа Уn найдется такая разность двух чисел Хn — (Х — А)n, что она будет целым числом в степени n, то и для всего бесконечного ряда чисел в той же степени должны быть найдены такие свои числа Х и Х—А в степени n, что разность между ними будет це-лым числом в степени n».
Другими словами: «Или все числа У числовой оси 1, 2, 3… удовлетворяют условию теоре-мы Ферма, или ни одно».

Новый подход к доказательству теоремы Ферма окрылил меня. Я хотел тут же съездить со сво-ей находкой к доценту Егорычеву, но в последний момент передумал. Спешить было нельзя. Я уже порядком надоел ему. Еще одна осечка — и доцент перестанет встречаться со мной. А мне так необ-ходим был слушатель.
Я отложил расчеты в сторону и завел в ванной небольшую стирку.
Часа в четыре вечера, когда я заканчивал полоскать белье, ко мне неожиданно зашел Кулик.
Олег был в новых джинсах и белой рубашке, на голове у него красовалась серая кепочка с ко-зырьком, украшенным золотистой тесемочкой.
Гость обнял меня, ласково погладил ладошкой по спине и спросил:
— Чем порадуешь меня? Как поживает твоя драгоценная соседушка? Драма у вас сейчас или комедия?
Я рассказал ему о товарищеском суде.
Кулик был интересным слушателем. Он улыбался открытым ртом, крякал от удовольствия и поддакивал. Иногда я замечал, что гость отвлекается. Я замолкал. И тогда Олег внимательно смотрел мне в глаза и говорил:
— Так-так, что-то я не уловил. Повтори-ка еще раз...
Выслушав мой рассказ, Олег похвалил:
— Молодец! Так держать! Я тебе помогу!
— Не надо,— сказал я ему.— Опять дров наломаешь.
— Ничего, ничего,— заметив тень на моем лице, загорячился гость,— иногда, знаешь, надо пустить пыль в глаза.
— Давай лучше без пыли.
— Хорошо,— быстро согласился Кулик,— обойдемся и без дымовой завесы.
Через пять минут со стиркой было покончено. Гость беглым взглядом знатока окинул вещи, ко-торые я вывесил сушиться в коридоре, и спросил:
— Твоя соседка белье на улицу не выносит?
— Нет,— ответил я, не понимая, куда клонит Олег.
— Что так мало постирал? — сделал кислую мину Кулик.— У тебя барахла нет больше, что ли? Простыней, например, или наволочек. Одним словом, что-нибудь пошире и подлиннее. Совсем бед-но живешь.
— У меня есть белье,— сказал я ему,— да оно еще чистое.
— Показывай! — потребовал Олег. Он воодушевился какой-то идеей, и теперь его нельзя было остановить.
Я подвел гостя к нише, открыл дверь и показал ему стопку простыней, Олег забрал белье и, ни-чего не объясняя мне, пошел с ним в ванную комнату.
— Куда ты их понес? — запротестовал я.— Они же чистые!
— Ничего с ними не случится,— ответил Кулик и бросил простыни в холодную воду.— Гряз-нее они не станут. Мы их повесим в коридоре, чтобы нигде даже щелки не осталось. Пусть твоя со-седка повертится. Думаю, что ей здорово не понравится такая декорация. Как бы настоящая трагедия не вышла. Ну да ничего, пусть поймет, что она не одна живет в квартире. Ты ведь тоже имеешь все права, да?
— Это верно,— подтвердил я,— права-то я имею, но воспользоваться ими у меня нет ни ма-лейшего желания. Как вспомню про соседку, так руки опускаются.
— Здорово она тебя напугала,— засмеялся Олег.— Зато теперь ты уже тертый калач.
Кулик посмотрел на часы и стал поторапливать меня:
— Ты давай выжимай белье, а я буду развешивать. Надо успеть все сделать к приходу твоей красавицы.
Когда белье было развешано, Олег сказал:
— Вот теперь в коридоре совсем другой марафет: сразу видно, что здесь живет человек, кото-рый любит социальную гигиену. Пусть теперь соседка хоть раз попрекнет тебя чистотой. Да я пер-вый пойду против нее в суд в качестве свидетеля. Барахло свое не снимай денька два-три. Чем оно дольше будет висеть, тем лучше...
— Не нравится мне все это,— сказал я Кулику.
— Мне тоже не нравится,— подхватил Олег,— но ничего не поделаешь, раз соседка у тебя та-кая боевая. До тех пор, пока ты ей не надоешь, она тебя в покое не оставит.
Я не стал спорить с гостем. Мы прошли на кухню и сели за стол. Кулик не мог успокоиться. В голове у него рождались дьявольские идеи мщения Махине.
— Послушай,— сказал мне Олег,— один мой знакомый, когда уезжал в отпуск, то совершенно случайно забыл в столе разбитое сырое яйцо. Через месяц к нему в квартиру невозможно было зайти из-за вони. Давай попробуем против твоей соседки тухлые яйца! Это вполне гигиеничный способ: всего-то делов — раздавить сырое яйцо и нечаянно забыть его в столе. Очень дешевый и доступный способ, который к тому же не требует специальной подготовки. Лучшего средства против стропти-вых соседей, чем тухлые яйца, человечество еще не придумало...
— Нет,— решительно возразил я.
Олег с неподдельным удивлением посмотрел на меня и сказал:
— С твоей соседкой надо воевать всеми доступными средствами, а не ждать, когда она с мужем засадит тебя. Ты что, лес хочешь рубить? Не нравятся яйца, давай испытаем черемшу. У меня с про-шлого года осталась целая банка соленой черемши, ее все равно выбрасывать придется, так хоть в дело пойдет. Она, знаешь, такая вонючая, что хоть из дома беги. А если ее заварить вместо чая, то представляешь, что будет?
Я не ответил.
Мое молчание Кулик понял по-своему. Он включил плиту, поставил на нее чайник с водой, за-тем достал из кармана небольшую баночку, раскрыл ее и вытряхнул содержимое в посудину. Олег, оказывается, предусмотрел все заранее...
— Сейчас запахнет.
Действительно, через несколько минут на кухне появился густой специфический запах.
— А что я скажу соседке? — запоздало спросил я гостя.— Зачем мне эта черемша?
— Скажешь, что у тебя горло болит. Черемша очень хорошо помогает при ангине, она после керосина — самое последнее средство.
Когда вонь на кухне стала нестерпимой, Олег выключил электроплиту и сказал:
— Теперь пошли погуляем! Пусть соседка одна бесится в квартире.
Но расчеты Олега не оправдались. Когда я вернулся домой, в квартире от запаха черемши не осталось и следа: соседка хорошо проветрила кухню.
Нина ждала меня. Она сорвала белье с двух веревок, протянутых возле ее двери, занесла ко мне в комнату и швырнула на постель.
— Мою половину больше не занимай! У тебя есть свои веревки, вот на них вешай все, что хо-чешь. Можешь самого себя повесить. Я твои веревки не трогаю, и ты ко мне не лезь! — она хлопнула дверью и, шагая по коридору, продолжала бушевать: — Белье он постирал. Как же, небось целый год копил в своей «тарелке». Развесил свое барахло, срам один...
Я вышел в коридор. Увидев меня, Нина залилась пуще прежнего.
— Опять дружок приходил? — накинулась она на меня.— Своим умом жить не можешь, да? Сам-то ты не мог додуматься до этого, по шарам твоим бесстыжим вижу.
— Я же не возражаю против ваших правил,— сказал я соседке.— Чего вам еще надо?
— Он не возражает,— передразнила меня Нина.— Да куда ты денешься? Мы без твоей указки жили и еще век проживем. У тебя есть комната, вот там и командуй!
— Вот и вы кричите в своей комнате! — не выдержав, посоветовал я соседке.
— А это уж мое дело, где кричать,— ответила Махиня и тут же взорвалась: — Да кто ты такой, чтобы мне указывать, космонавт несчастный? Над тобой уже весь подъезд смеется. Опозорился пе-ред людьми на товарищеском суде... Теперь вот барахло свое вывесил...
Я не стал спорить с соседкой. Заранее угадать ее поведение было куда труднее, чем доказать теорему Ферма...

Глава 7
Ключ к решению задачи

«Несмотря на простоту формулировки Ферма Великой теоремы, полное ее доказательство, по-видимому, требует создания новых и глубоких методов в теории Диофантовых уравнений».
БСЭ, т. 27, стр. 229

Квадратно-гнездовой способ посадки картофеля помог мне по-новому взглянуть на теорему Ферма,— записал в своем дневнике инопланетянин.— Я нашел отличие второй степени от всех ос-тальных нечетных степеней.
Я позвонил Егорычеву и поздравил его с получением звания доктора физико-математических наук. Я хотел встретиться с математиком, но Егорычев сказал, что он очень занят и не может при-нять меня... Пользуясь его хорошим настроением, я спросил у него про «идею Фикса».
Ученый ответил так:
— Идея-фикс — это поговорка, которая означает: стремиться к недостижимому, своего рода пытаться построить вечный двигатель.
— Неужели для математиков теорема Ферма — это вечный двигатель? — задал я новый во-прос.
— Дело обстоит именно так,— подтвердил недавно испеченный доктор физико-математических наук.
— Это неверно! — воскликнул я в трубку. Но меня никто уже не слушал...

Вечером у нас в квартире произошло событие, которое заставило меня напрячь все свои силы, чтобы решить теорему Ферма. Все началось из-за пустяка. Соседка у себя в комнате подтирала пол. С мокрой тряпкой в руках она побежала в туалет и в полутемном коридоре налетела на меня, когда я шел из кухни ей наперерез. Нина запнулась об мою ногу и прямо с мокрой тряпкой по инерции вле-тела в открытую дверь туалета.
— Ты зачем мне подножку поставил, бандит? — закричала Махиня, выходя из туалета.— Со-всем рехнулся, что ли?
Я извинился и сказал:
— Но вы же сами налетели на мою ногу.
Женщина подошла к своей двери и, чувствуя себя здесь в полной безопасности, подперев рука-ми бока, стала издеваться надо мной:
— Опять водки нажрался, алкаш несчастный? В «тарелку» потянуло? Пятнадцать суток не си-дел, да? Смотри у меня, доиграешься, паршивец ты этакий! Пьяница горькая, грязнуля разнесчаст-ная. Скотина, вот кто ты!
В глазах у меня потемнело. Не могу объяснить, как это получилось, но я подошел к соседке и резким движением руки снизу от бедра без размаха шлепнул ладонью по ее жирной щеке.
Махиня остолбенела от неожиданности и лишилась дара речи. Она задохнулась от бешенства.
Я молча смотрел на нее.
Всего несколько секунд стояла Нина с закрытым ртом. Затем перевела дух и пуще прежнего набросилась на меня:
— Ах, бандит! Ты чего себе позволяешь, а? Зачем руки распустил? Распоясался вконец, космо-навт паршивый! Да я тебя посажу за это! Ты у меня в ногах будешь ползать! Каблуки мне станешь целовать, чтобы я простила тебя. Идиот, сам в тюрьму просишься?
Древний инстинкт проснулся во мне с новой силой, и я отвесил соседке вторую полновесную пощечину. Это напугало Махиню. Она бросилась в комнату и завопила:
— На помощь, Геша! Он ударил меня. Я не могу этого пережить... По квартире нельзя спокой-но пройти. Вот дал Бог квартиранта... Да за что же нам такое наказание? Вставай, Гешенька, засту-пись за меня!
Нина растолкала пьяного мужа. Геннадий с трудом оторвался от пола, встал на ноги и, шатаясь, вышел из комнаты в коридор. Здесь он навалился на меня всей грудью.
Я легко оттолкнул пьяного, и тот прилип к стене. Толчок разъярил Геннадия, и он, бестолково размахивая пудовыми кулаками, набросился на меня. Я увернулся.
Но тут женщина с остервенением бросилась мне под ноги и обеими руками схватила меня за лодыжки. Она попыталась зацепить свои короткие пальцы в замок и свалить меня на пол.
Увертываясь от слепых бросков мужчины, я широко расставил ноги и стал медленно продви-гаться к выходу. Мне ничего не стоило избить пьяного Геннадия, но я не стал делать этого.
На лестничной площадке я схватил мужчину за ногу и с силой стал тянуть его вниз по лестни-це. Опускаясь со ступеньки на ступеньку, я хотел вытащить пьяного во двор, чтобы он отрезвел на свежем воздухе. Но Геннадий зацепился ногой за перила, да так крепко, что его невозможно было сдвинуть с места, не оторвав ему ногу. Пришлось отказаться от этой затеи.
Я отпустил Геннадия.
Супруги вернулись к себе в комнату. Я вошел в квартиру следом за ними. Инцидент, показа-лось мне, был исчерпан.

Драка в квартире не сулила мне ничего хорошего. Надо было поторапливаться...
Я сел за стол и бегло просмотрел свои расчеты.
У меня, по крайней мере, уже имелись три черновых доказательства теоремы Ферма. Больше всего мне нравилось решение при помощи коэффициентов. Я захотел повторить это доказательство и, вооружившись листком бумаги и авторучкой, стал писать формулу за формулой.

Минут через десять я обратил внимание на такой примечательный факт: если в уравнении Уn = Xn — (X — 1)n показатель степени n — простое число, то все коэффициенты при Х делятся на это число.
Теперь мне ничего не стоило написать четкие формулы для всех случаев, когда n — простое число.
Вот где ключ к решению теоремы Ферма, подумал я.

Я с головой втянулся в работу. Но тут мне помешали. В нашу квартиру по вызову соседки за-шел участковый инспектор лейтенант Миронов. Махиня встретила лейтенанта как своего освободи-теля. Она заплакала от мнимой радости и стала жаловаться:
— Посмотрите, что он со мной сделал! Набросился на меня с кулаками и избил. За что, спра-шивается? Что я ему плохого сделала?
Я вышел в коридор. Увидев меня, Нина закатила истерику.
— Я боюсь оставаться с ним в квартире,— закричала она, показывая пальцем в мою сторону.— Он ненормальный. Все время шатается и говорит, что прилетел в наш город в «тарелке» с другой планеты… Пожалуйста, заберите его с собой, товарищ милиционер, я вас очень прошу! Изолируйте этого бандита куда-нибудь. От него житья нет. Соседи все могут подтвердить, что он пьет постоян-но. Защитите нас от него, товарищ лейтенант! Я вас очень прошу...
Миронов с подозрением посмотрел на меня и спросил:
— Что у вас здесь произошло?
Я рассказал о драке, опустив подробности...
— Да врешь ты все нахально! — закричала соседка.— Это ты все подстроил. Ты подножку по-ставил, а затем набросился на меня и избил. Халат изорвал на мне. А Генка заступился и вышвырнул тебя за дверь, как котенка...
— А где ваш муж? — спросил инспектор Махиню.
— Ушел на работу,— ответила соседка.
Миронов прошел в мою комнату и осмотрелся. Здесь он не обнаружил признаков «постоянного злоупотребления». Ему в нашей квартире делать было нечего...
Лейтенант вышел в коридор, заглянул к Махине в комнату и спокойно направился к выходу. Еще два шага, и он уйдет. И тут Нина снова подала свой голос.
— Куда мне деваться, если милиция не может справиться с хулиганом? — запричитала она.— Я лучше на вокзал пойду ночевать, там все-таки спокойнее...
Миронов остановился.
И тогда Махиня пустила в ход свое самое коварное оружие.
— Буду в Москву писать,— пуще прежнего залилась она слезами.— Может, там помогут. В своем доме нет житья-покоя...
Инспектор не выдержал и еще раз зашел ко мне в комнату.
— Пройдемте со мной в опорный пункт! — предложил он мне.— Пусть без вас женщина не-много успокоится.
Соседка с нетерпением ждала в коридоре. Увидев меня вместе с милиционером, она обрадова-лась:
— Достукался? Так тебе и надо! Ничего, отсидишь пятнадцать суток — может, и поумнеешь!
В этот момент я ясно представил себе окончательный вариант доказательства теоремы Ферма.

Глава 8
Адвокат

Все утро на другой день после драки я с предельной нагрузкой занимался расчетами. Остава-лось составить несколько заключительных формул и на этом поставить точку. Но тут ко мне пришел Кулик, и я отложил свою работу.
Мой уставший вид не понравился гостю.
— Ты, видно, переживаешь из-за чего? — спросил меня Олег.— Или снова поругался с соседя-ми?
Я рассказал ему о драке.
— Хор-рошо! — обрадовался Кулик и мягкой ладошкой погладил меня по плечу.— Ты сильно не переживай! У меня на работе есть два знакомых головореза, я им намекну. За литру они кого хо-чешь могут встретить из-за угла. Пара сеансов джиу-джитсу — и любые соседи становятся шелко-выми...
— Из-за какого угла? — ничего не поняв, опросил я гостя.
— Из-за самого темного,— ответил Кулик.
Я снова ничего не понял, но не стал допытываться. Олег посмотрел на часы и, что-то прикинув в уме, сказал:
— Давай собирайся! Сейчас забежим на минуту к моему другу, адвокату, проконсультируем-ся...
— Этого еще не хватало! — не на шутку испугался я.
Но Кулик уже загорелся. Противоречить ему было бесполезно.
Андрей Петрович, так звали юриста, внимательно выслушал Кулика и сказал:
— Жить в квартире с подселением противоестественно. Порой, бывает, и близкие люди не мо-гут ужиться друг с другом, а тут — совершенно противоположные интересы. Ничего не поделаешь, дорогой,— обратился он ко мне,— у тебя с соседями идет настоящая война. Ты должен защищаться от них, как от врагов. Вот у вас драка была,— перешел к делу адвокат.— Кто ее начал, сейчас, на-верное, невозможно установить, если вы сами не скажете об этом, так ведь?
— Пожалуй,— согласился я, не понимая, куда клонит Андрей Петрович.
— Ты никак не пострадал? — спросил меня юрист.
— Нет,— ответил я.
— Что, на твоем теле совершенно нет следов драки? — удивился адвокат.
— Нет,— признался я.
— Что ж ты так? — с сожалением протянул Андрей Петрович и тут же намекнул мне: — Ты, конечно, не пойдешь на экспертизу, правда? Но кто-нибудь из друзей не сегодня, так завтра все же сможет разглядеть на твоем теле царапины или ссадины? Он может подтвердить это в суде? Есть у тебя на примете такой человек? — без обиняков спросил меня адвокат.
— Найдется! — заверил его Кулик.
Юрист приободрился и доверительно сказал мне:
— Соседи ведь могли избить тебя до полусмерти. Они же не ради забавы устроили драку?
— Возможно, что это так,— сказал я.
— В своем заявлении в суд ты напиши, что соседи избили тебя,— стал советовать мне Андрей Петрович,— что они причинили тебе такие-то и такие телесные повреждения. Что ты вовремя не сходил на экспертизу, но такие-то свидетели могут подтвердить твои слова. Понял?
Я ничего не понял и сказал:
— Но повреждений на мне не было.
— Если повреждений не было, то тогда зачем вообще разводить весь этот сыр-бор? — возму-тился адвокат на мою непонятливость.— Ты что думаешь, твои соседи напишут в суд все так, как оно было на самом деле? Ничего подобного. Они понапишут с три короба, попробуй потом разбе-рись, что было, а чего нет, лишь бы опорочить тебя, а самим сухими выйти из воды.
— Они уже один раз писали на него заявление в исполком,— подсказал Олег.
— Так чего же тебе еще надо? — заволновался Андрей Петрович и по-бычьи наклонил свою круглую, совершенно лысую голову, как будто собирался боднуть меня.— Эти люди на все способ-ны, нечего тебе их жалеть. Могли они тебя поколотить? Очень даже могли, иначе зачем им было устраивать драку?
— Драку-то фактически я сам спровоцировал,— признался я.
— Да ну? — удивился юрист.— Ты что, первый набросился на соседку?
Я посмотрел в доверчивые глаза Андрея Петровича и сказал:
— Я нечаянно поставил ей подножку, и она стала ругать меня.
— А ты что? — спросил юрист.
— Я ударил ее по щеке.
— И все?
— Потом еще раз...
— Молодец! — с иронией похвалил меня Андрей Петрович.— Прямо так и ударил?
— Инстинктивно,— ответил я.
— Будем считать, что ты с нею расквитался,— сказал адвокат и снова спросил: — А дальше все было так, как мне рассказал твой друг?
— Да,— ответил я.— Эти две пощечины беспокоят меня больше всего.
Андрей Петрович удивленно посмотрел на меня и спросил:
— Ты еще не сидел?
— Нет,— ответил я.
— А жаль,— по-доброму усмехнулся адвокат.— Ты так наивно рассуждаешь, что тебе просто полезно было бы немного посидеть.
— Вот и Олег говорит мне то же самое,— сказал я.— Я бы с удовольствием стал рубить лес, да сейчас мне некогда...
— Почему? — заинтересовался крутолобый.
— У меня еще много работы,— ответил я.
— А ведь соседи не станут ждать, когда ты ее закончишь,— сказал Андрей Петрович.
— Почему вы так откровенно говорите со мной? — спросил я его.
— А как я с тобой должен говорить? — опешил юрист.— Вы с другом пришли ко мне за сове-том. Я тебе говорю, что надо делать, ничего особенного не выдумываю. Если не ты соседей, так они тебя. Доказывай свою правоту, защищайся! Нападай, если можешь! Суд рассмотрит твои доводы. Тут, знаешь, кто кого...
— Выходит, и правда не всегда нужна? — спросил я адвоката.
— Это в корне неверно,— возразил Андрей Петрович.— Правда, она всегда наружу выплывет, как бы вы оба ни хитрили.
Я не понял, зачем надо хитрить в суде, но не стал спрашивать об этом доброго юриста.
«До суда дело не дойдет»,— подумал я. Но через два дня меня вызвали в суд...

Глава 9
У судьи

«Теорема Ферма, как изолированное утверждение, представляет для меня очень небольшой интерес, так как я могу легко выдвинуть множество таких утверждений, которых никто не смог бы ни доказать, ни опровергнуть».
Гаусс

Народный суд нашего района располагался в новом пятиэтажном здании, построенном на месте бывшего пустыря, чуть в стороне от института имени Веденеева. Если снаружи дом выглядел по-современному, то в самом здании бросались в глаза узкие коридоры и полумрак в них — характер-ные признаки для судов всех времен.
Председатель суда Толоконников изучающе посмотрел на меня и спросил:
— Давно живете в одной квартире вместе с Махинями?
— Две недели,— ответил я.
— Совсем мало,— сказал Толоконников и посмотрел на мою соседку.
Нина не выдержала его взгляда и, настраивая себя на слезы, заговорила с обидой в голосе:
— Как этот тип переехал к нам, так и житья не стало. Замучил всех,— достала из сумочки пла-ток и стала вытирать сухие глаза.— Мать-старуху обижает. Никому прохода не дает.
— Подождите! — строго сказал Толоконников.— Хоть в суде-то будьте взаимно вежливыми. Называйте друг друга по имени или фамилии.
— Простите меня, я волнуюсь,— ответила женщина.— Видеть его не могу спокойно,— показа-ла коротким пальцем в мою сторону.— Как увижу его, так меня всю колотит...
— Помолчите! — остановил ее судья и снова обратился ко мне с вопросом: — Вы вселились по обменному ордеру?
— Да,— подтвердил я.— Через бюро обмена. Помог один знакомый парень...
— Нормальный человек не пойдет жить на подселение,— подсказала Нина.
— Да замолчите же вы! — не выдержав, взорвался Толоконников.— Я не с вами разговариваю.
Махиня умолкла и стала преданно смотреть на председателя суда.
Судья взял в руки заявление Махини, бегло пробежал его глазами и снова спросил у меня:
— У вас в квартире была драка. Кто ее начал?
Я хотел честно признаться во всем, но вместо этого с трудом выдавил из себя:
— Махини.
— Чем вы это докажете? — спросил судья.
— Свидетелей не было,— ответил я.— Махини вдвоем напали на меня. Я еле выбрался в кори-дор...
— Неправда, это ты напал на меня! — вскочив со своего места, закричала женщина.— Не слу-шайте его, товарищ судья! Это он все подстроил. Он поставил подножку. А мой муж стал защищать меня...
— Сядьте и помолчите! — сказал Толоконников Махине.
Нина села. Хотела заплакать, но вдруг поняла, что судью слезами не разжалобишь, и от злости надула губы.
— У вас драка была настоящая или вы просто так — пошумели и разошлись? — спросил меня судья.
— Настоящая,— ответил я.
— У вас после нее на теле были ссадины или синяки?
— Не было ссадин,— ответил я.— Геннадий был сильно пьяный и поэтому не мог причинить мне вреда.
— А что вы скажете на это? — спросил судья и подал мне листок бумаги.
Я взял документ — это был акт судебно-медицинской экспертизы — и внимательно изучил его. Хорошо запомнил самое главное: у Махини на внутренней стороне правого предплечья имелись два синяка размерами 0,2 и 0,3 см. в диаметре. Я положил акт на стол и сказал в сторону соседки:
— Эти синяки Махиня сама себе нащипала. Моим кулаком синячок диаметром в два милли-метра не поставишь...
— Надо же, до чего додумался! — взорвалась женщина.— Выходит, в экспертизе дураки сидят, ничего они не понимают. Умник какой нашелся. Да я целый день после драки пальцами не могла пошевелить. На работе все могут подтвердить...
— Как бы там ни было,— сказал судья, не спуская с меня своих проницательных глаз,— но гражданка Махиня предоставила доказательства драки, а у вас ничего, кроме голословного утвер-ждения, нет. Ваши слова к делу не пришьешь.
Он подпер руками подбородок и умолк. В кабинете стало тихо.
— Что вас мир-то не берет? — ожил Толоконников через минуту.— Люди вы или не люди? Живете один раз на свете. Другой жизни вам никто не отпустит. Почему вы отравляете ее себе и ок-ружающим? — поднял со стола заявление и потряс им в воздухе.— Ваши отношения — все это грязь, неужели вы не понимаете? Думаете, мне приятно ворочать все это? У меня других дел, более важных, нет что ли? Чего вы поделить не можете между собой?
— Квартиру,— неожиданно для самого себя подсказал я ему.
Махиня подскочила на месте и закричала:
— Ишь чего захотел! Теперь вы видите, гражданин судья, что ему надо?
Толоконников побарабанил пальцем по столу и неожиданно сказал женщине:
— Выйдите-ка на минуту в коридор!
Махиня встала и послушно пошла к выходу. Оставшись со мной вдвоем, судья стал наставлять меня:
— Попроси у этой женщины прощения. И пусть она заберет свое заявление. Это самое лучшее, что я могу тебе посоветовать. Дело ваше волокитное, постыдное, и ни одной из сторон пользы от не-го не будет, зря только время потеряете. У тебя ведь нет никаких доказательств на руках...
— Но и у Махини их нет,— возразил я.
— Ты же не отрицаешь факт самой драки? — сказал Толоконников.— Я не знаю, каким обра-зом на руке у Махини оказались два синяка, но она вовремя предоставила акт, а ты не побеспокоился об этом, потому что никак не пострадал. Конечно, суд будет взвешивать все «за» и «против», но сей-час твое положение хуже, чем у соседей.
— Значит, было бы лучше, если бы они основательно поколотили меня? — спросил я судью.
— Я этого не говорю,— ответил Толоконников.
— Что мне грозит? — снова спросил я его.
— В худшем случае от шести месяцев до одного года. Но посадить-то тебя, очевидно, не поса-дят. Штраф могут преподнести рублей на пятьсот,— объяснил судья.— Все одно неприятности. Так что лучше помирись! А потом, мой тебе совет: поскорее разменивай свою квартиру!
— Жить в квартире с подселением противоестественно,— вспомнил я слова адвоката Андрея Петровича,— надо обеим семьям разъезжаться в разные стороны...
— Но Махини не хотят этого. И ни один суд не вправе выселить их с занимаемой жилплоща-ди,— сказал председатель суда.— Вы всю жизнь будете скандалить и судиться друг с другом.
— Они так же будут скандалить с тем человеком,— ответил я,— который будет жить на моем месте...
— Да какое тебе дело до этого? — возмутился Толоконников.— Может, они уживутся? Ты о себе подумай. Ведь посадят они тебя, как дважды два. К этому дело идет. Охмурят, не успеешь гла-зом моргнуть. Потом всю жизнь жалеть будешь. Пока не посадили, я тебе по-доброму советую: уно-си поскорее ноги из этой квартиры...
Толоконников нажал кнопку на столе.
Махиня неуверенно прошла на прежнее место, села и с надеждой стала ждать, что скажет су-дья.
Председатель строго посмотрел на нас обоих и сказал:
— Вам надо помириться или спокойно разменять квартиру...
Тут моя соседка не выдержала и неожиданно призналась:
— После праздника железная дорога собирается занять нашу квартиру. Тогда нас и без обмена расселят.
Услышав эту новость, я обрадовался и сказал соседке:
— Если по-человечески подходить к этому делу, то как у женщины, Нина, я прошу у вас про-щения. Я постараюсь забыть все плохое, что было между нами...
— Как вы на это смотрите? — спросил судья у женщины.— Может, заберете свое заявление?
Под пристальным взглядом Толоконникова Махиня зарделась и молча кивнула в знак согласия.
В кабинете у судьи я сделал такое важное открытие: «Если теорема Ферма доказана для третьей степени или, во всяком случае, для пятой, то это значит, что она доказана и для любой другой про-стой степени выше пятой».
Махиня сказала правду. На другой день после посещения суда ко мне зашел сосед из двухком-натной квартиры номер тридцать один. Он — единственный Герой Социалистического Труда мест-ного отделения железной дороги. К нему приехала жить дочь с грудным ребенком. И герой труда решил улучшить свои жилищные условия, так как в квартире стало тесно. Наша трехкомнатная квар-тира его вполне устраивала. По его совету я написал заявление начальнику железной дороги о том, что согласен уступить свою жилплощадь в обмен на однокомнатную квартиру.
Через две недели Махини переехали в квартиру соседа, а я получил однокомнатную...
Я не ожидал такого поворота событий. Мои дела на Земле устроились самым блестящим обра-зом. Я понял, что теорему Ферма давно уже не надо доказывать и...»

На этой записи заканчивается дневник инопланетянина. К нему были приложены два отдель-ных листка бумаги. На первом листе, кроме мелких точек и тире, ничего не было. Одному из членов Комиссии по АЯ пришла в голову счастливая мысль рассмотреть бумагу под электронным микро-скопом... Велико же было наше удивление, когда вместо точек и тире мы смогли прочитать доказа-тельство теоремы Ферма.
На втором листе красивым почерком по-русски было написано объявление, которое лишний раз подтвердило наше мнение о внеземном происхождении автора дневника:

«Меняю однокомнатную квартиру на первом этаже в Северо-Западном районе города Крас-ноярска планеты Земля со всеми удобствами. Требуется трехкомнатная квартира улучшенной пла-нировки в центре планеты Омега-Центавра с телефоном. Первый и последний этажи не предла-гать».


ЧАСТЬ  2
ТЕОРЕМА  ПИФАГОРА

«... теорема Пифагора была известна более чем за тысячу лет до Пифагора».
Отто Нейгебауэр
«Америку открыли викинги».
Историческая справка

Глава 1
Старик
(час ночи)

Когда дневник инопланетянина готовился к печати, в Комиссию по аномальным явлениям (АЯ) комитета ВСНТО по проблемам охраны окружающей среды из Красноярска пришло письмо от сле-дователя прокуратуры Гурьева.
Капитан Гурьев сообщил нам, что он своими глазами видел инопланетянина во время одного ночного выезда на место происшествия. У человека, который, как выяснилось позже, оказался пред-ставителем внеземной цивилизации, были тяжелейшие ожоги на ягодицах. Его отправили в больни-цу, где он пролежал два дня, а затем исчез при загадочных обстоятельствах.
Поиски беглеца продолжаются.
В своем письме капитан Гурьев подробно рассказал нам о том, как он познакомился с одним из жителей планеты Омега-Центавра.
Комиссия по АЯ сочла необходимым опубликовать этот рассказ вместе с настоящим дневни-ком.

…На диване лежал старик без признаков жизни. На подушке возле его головы сидела черная собака. Она скулила. Ее протяжное «ав-ву, ав-ву» походило на похоронное пение.
Собаку согнали с дивана. Она уползла на кривых ножках под круглый стол и из-под него про-должала тянуть все ту же ноту. На нее цыкнули. Пес залаял. И тогда преданного сторожа выгнали из помещения.
Весь пол квартиры был залит водой, набежавшей из открытого крана в ванной комнате.
В коридоре, возле распахнутой настежь двери, толпились жильцы подъезда. Они тихо перего-варивались между собой и чего-то ждали.
Я подошел к жильцам и, остановившись возле симпатичной голубоглазой девушки по фамилии Фишер, спросил всех сразу:
— Раньше кто-нибудь из вас был в этой комнате?
— Я с подругой заходила сюда вчера днем,— с вызовом ответила девушка.
Полчаса тому назад Светлана Фишер подняла на ноги весь подъезд, когда у себя в ванной на первом этаже увидела, как с потолка капает вода. Соседи забегали по этажам. Оказалось, и на втором этаже протекает потолок. Поднялись на пятый. Постучали в дверь угловой однокомнатной квартиры. Никто не отвечает. Только собака воет в ответ да слышно, как бежит вода из крана.
— Здесь ничего не изменилось со вчерашнего дня? — спросил я Светлану.
— Нет, не изменилось,— покачала головой Фишер.— Это может подтвердить любой человек из нашего подъезда.
— А вы что, все здесь бывали? — с удивлением спросил я присутствующих в коридоре людей.
— Были. Конечно, были,— нестройным хором подтвердили жильцы подъезда.— Заходили по делам...
— Вот и прекрасно,— сказал я,— в свидетелях не будет недостатка,— и еще раз спросил у Светланы: — У этого старика Иванова могли быть враги?
— У какого старика? — удивилась девушка.
Я молча кивнул головой в сторону дивана.
Фишер вздрогнула и широко открытыми глазами посмотрела на него:
— Этот гражданин совсем не Иванов. Здесь лежит кто-то другой...
— Как не Иванов? — в свою очередь удивился я.— Кто же тогда этот старик?
— Я не знаю,— ответила девушка и, покраснев, добавила: — Иванову не больше тридцати лет. Ну, может быть, тридцать пять. А этот человек совсем старый. Правда, если не смотреть ему в лицо, он в точности похож на Иванова. Особенно его одежда...
— Это его костюм,— подтвердили другие жильцы подъезда.
Я не поверил им. Меня охватило непонятное волнение и предчувствие беды.
«Если старик не хозяин квартиры, как мне сказали раньше,— подумал я,— это в корне меняет дело».
— Где собака? Надо срочно поймать ее и привести сюда.
Жильцы бросились искать пса, но нигде не могли найти его.
Собака исчезла.
Я расстроился и стал медленно ходить по комнате.
В это время судмедэксперт Кучеров обследовал старика. Он установил, что тот еще жив, но на-ходится в шоковом состоянии из-за тяжелейших ожогов на ягодицах. Старик срочно нуждался в реа-нимации.
Я вызвал скорую помощь и отправил пострадавшего в больницу.
Время шло, а мои поиски не продвинулись ни на шаг. Чем глубже я вникал в обстоятельства происшествия, тем все больше возникало вопросов, которые трудно было объяснить.
Во-первых, кто переодел старика в одежду Иванова?
Во-вторых, куда подевался сам Иванов, если, по показаниям свидетелей, он все время находил-ся дома и не мог уйти незамеченным из квартиры? Его обязательно увидели бы старушки, до глубо-кой ночи сидевшие на лавочке возле подъезда.
В-третьих, как попал в квартиру Иванова неизвестный старик с обширными ожогами на ягоди-цах?
«Иванов переоделся в одежду старика и каким-то образом незаметно вышел из дома»,— поду-мал я.
Я послал сержанта Григорьева проверить чердак и все квартиры в подъезде, а сам занялся вы-яснением личности отсутствующего хозяина квартиры.
Довольно быстро я узнал многое из того, что меня интересовало.

Глава 2
Консультант из НИИ

Иванов живет в доме не больше двух месяцев. Вселился в однокомнатную квартиру на пятом этаже по обменному ордеру. С соседями никаких связей не поддерживает.
Работает консультантом в НИИ ПИВО. Не курит и не пьет. Большую часть времени сидит дома и занимается непонятными расчетами.
Какой у Иванова оклад — никто не знает. Он никогда не просил денег взаймы и сам ни разу никому не одалживал. Когда однажды бухгалтер Сидорова со второго этажа побелила ему комнату, то Иванов починил ей цветной телевизор, который до этого ни одна мастерская не брала в ремонт. Он каким-то непостижимым образом умудрился вернуть на экран не три, а все семь цветов радуги и сказал хозяйке, что ее телевизор будет работать, как хорошо смазанная телега, не хуже черно-белого красноярского «Рассвета», то есть не сломается в течение десяти-тридцати лет. Теперь Сидорова ка-ждый день убеждается в том, что телевизоры отечественного производства гораздо лучше японских. И она поклялась перед соседями, что, пока работает ее телевизор, Иванов может рассчитывать на бесплатную побелку.

Телевизор бухгалтера Сидоровой сделал Иванову великолепную рекламу. Первое время люди не могли поверить, что отечественный «Горизонт» действительно раздвигает перед ними границы и на экране, как на ладони, можно увидеть горизонт таким, какой он есть на самом деле. Дома сидишь в мягком кресле, смотришь на цветной экран и через минуту забываешь о том, где ты находишься. Однажды Сидорову даже чуть не хватил удар, когда на нее прыгнул тигр. Понятно, зверь прыгал на экране, но эффект его присутствия был до того естественный, что Сидорова заорала благим матом и бросилась бежать из комнаты
К Иванову на пятый этаж понесли видеоаппаратуру со всего дома.
В первые дни он никому не отказывал и совершенно бесплатно творил чудеса с электронной техникой. Возле подъезда, где объявился необыкновенный мастер, выстроилась длинная очередь.
Слух о чудесном перевоплощении отечественной видеотехники очень быстро распространился по всему району. Через день очередь к Иванову растянулась на целый квартал.
Иванов на время забросил свои расчеты и целиком занялся цветом и музыкой. Его завалили ра-ботой, и он долгое время не замечал, как к нему ходят одни и те же люди. Чаще всего это были ра-ботники из магазина видеоаппаратуры «Орбита» и их родственники. Они приносили совершенно но-вые телевизоры, только что купленные в магазине...
Но однажды бухгалтер Сидорова со второго этажа принесла за один день три новых «Горизон-та». Иванов вдохнул в них новую, изумительно красочную жизнь. Бухгалтерша продала эти телеви-зоры втридорога и побежала в «Орбиту», чтобы купить новую партию. Но за отечественными теле-визорами установилась дикая очередь, и тогда Сидорова купила два японских. Она принесла их Ива-нову. Тот повертел их со всех сторон и сказал, что «мыльницы» его не интересуют. Больше того, Иванов понял, что его безжалостно эксплуатируют, и перестал заниматься бесплатным ремонтом.
Как его ни упрашивали, каких только денег ему ни сулили — ничего не помогло. Иванов снова с головой ушел в свои расчеты. Народ кинулся к Сидоровой, но та закрылась на два внутренних и три висячих замка, да сверху еще накинула на дверь стальную цепочку, и стала отсиживаться в своей комнате, как в скорлупе, пока не улягутся страсти. Она до сих пор боится одна выйти из дома.
Тогда владельцы неисправных цветных «Горизонтов» обратились за помощью к профессору-психологу Торощину. Профессор взял в руки неисправный будильник и зашел к Иванову. Он хотел заинтересовать мастера новой работой.
Но Иванов, даже не взглянув на часы, сказал пожилому посетителю, что будильник марки «Се-вани» зазвенит лишь только в том случае, если положить его под пресс или ударять по нему кувал-дой. А этот опыт может проделать и сам хозяин будильника.
Профессор Торощин потерпел фиаско, и многие владельцы цветных телевизоров навсегда по-теряли надежду увидеть на своих экранах семь цветов радуги и четырнадцать ее оттенков...
После этого случая соседи решили, что Иванов — мастер не на все руки, а узкий специалист.

По свидетельству жильцов дома, это был довольно симпатичный молодой человек. Он был не-много рассеянный и довольно чудаковатый. Однажды во дворе люди видели, как Иванов нечаянно наступил на дождевого червя. Червяк оказался вмятым в сырую землю и почти не пострадал. Но Иванов поднял червяка и сделал ему перевязку. Он положил его на сухое место. Червяк долго лежал на открытом месте и, не имея возможности уползти куда-нибудь в тень, засох на солнцепеке.
Большинство соседей рисовали портрет Иванова в розовых тонах. Ни упрека в адрес человека, подозреваемого в совершении тяжкого преступления, ни намека от них я не услышал. Эти люди да-же ненужную заботу о червяке поставили в заслугу Иванову.
Но контролер Петрова и еще одна женщина из подъезда не пожалели черной краски на его портрет. По их словам, Иванов был пьяницей и тунеядцем... Такая полярная характеристика очень насторожила меня.

Глава 3
Ищи, Пальма!

Для поиска Иванова я вызвал проводника со служебной собакой.
Овчарка обнюхала домашние тапочки Иванова и мелкой рысцой стала бегать по комнате, то тыча свой нос туда-сюда, то поводя им по воздуху. Постепенно она сократила круг своих поисков и остановилась возле дивана. Рыкнула на то место, где раньше лежал старик, вильнула хвостом и по-смотрела на своего проводника сержанта Малкина.
— Ищи, Пальма! Ищи! — прикрикнул на нее проводник.
Пальма обнюхала подушку и залаяла отрывисто, требовательно, так, как обычно лает, если на-ходит то, что нужно.
— Она что-то путает,— сказал я.
— Пальма очень умная овчарка, она не могла ошибиться,— ответил сержант.— Очевидно, ста-рик надевал чужие тапочки и ходил в них по комнате.
— Старик не мог ходить по комнате,— вступил в разговор эксперт Кучеров,— у него же тяже-лейшие ожоги на ягодицах...
— Надо дать собаке понюхать что-нибудь другое,— сказал я Малкину, заново, уже в который раз, просматривая комнату.
Мое внимание привлек стол, на котором в беспорядке были разбросаны книги и где стояла ста-рая пишущая машинка «Москва», заправленная тремя листами без копирки.
— Пусть Пальма обнюхает стол,— предложил я проводнику.— Вещи на столе наверняка при-надлежат Иванову. Он работал с ними, а старику здесь делать было нечего.

Сержант подвел овчарку к столу. Пальма аккуратно обнюхала стол и снова бросилась к дивану: «Гав! Гав!» («Здесь! Здесь!») Проводник отрицательно помотал головой.
Тогда овчарка зубами схватила подушку с дивана и вместе с ней побежала к выходу из кварти-ры. Не задерживаясь в коридоре, Пальма выскочила на лестничную площадку. Здесь она останови-лась и нетерпеливо взвизгнула. Малкин подбежал к овчарке, ласково потрепал ее по загривку и надел на нее ошейник.
— След, Пальма!
Собака устремилась вниз по лестнице. Малкин побежал за ней, перепрыгивая через ступеньки.
Овчарка выскочила из дома во двор. Кинулась то в одну сторону, то в другую. Пробежала мет-ров сто до автобусной остановки и остановилась.
Дальше след обрывался...

Глава 4
Пифагоровы тройки чисел

Сняли отпечатки пальцев.
Я сел за стол и стал внимательно изучать бумаги, с которыми работал предполагаемый пре-ступник.
Прежде всего я обратил внимание на раскрытую книгу, которая лежала рядом с пишущей ма-шинкой, потом осторожно перебрал небольшую стопу ученических тетрадок.
На машинке кто-то работал: в каретке остался недопечатанный лист бумаги. Текст был взят из раскрытой книги.
Я наклонился над машинкой и, сверяя текст с книгой, прочитал следующее:
«В архивной коллекции Колумбийского университета хранится клинописная таблица, датируе-мая приблизительно 1500 годом до новой эры, при изучении которой оказалось, что она содержит список Пифагоровых троек. Одна из троек в этом списке: З2 + 42 = 52, но среди других содержится также и такая:

49612 + 64802 = 81612.

Эта тройка со всей достоверностью доказывает, что список был составлен каким-то методом, отличным от метода проб и ошибок; значит, древние вавилоняне обладали каким-то способом реше-ния задачи Диофанта.
Мы не знаем ни того, что это был за способ, ни того, какие причины побудили вавилонян изу-чать Пифагоровы тройки. По мнению Нейгебауэра, вполне вероятно, что им был известен геометри-ческий смысл Пифагоровых троек — другими словами, вавилоняне знали теорему Пифагора за ты-сячу лет до Пифагора,— и что они получали эти тройки каким-то методом, подобным использован-ному в книгах Диофанта и, с меньшей строгостью, Евклидом.
Интересно — и, по-видимому, это не простое совпадение,— что этой задаче из предыстории математики суждено было привести к одной из самых знаменитых математических задач нашего времени».
Я снова перевел свой взгляд с машинки на стопку ученических тетрадок, взял в руки верхнюю и развернул наугад. На правом развороте я увидел запись, обведенную красной жирной чертой:

«ЛЮБОЕ  ЧИСЛО  МОЖНО  ПРЕДСТАВИТЬ  В  ВИДЕ  РАЗНОСТИ  ДВУХ  КВАДРАТОВ»

Ниже под этой записью были приведены примеры и правило, по которому они были составле-ны.
Я достал из кармана авторучку и машинально стал проверять примеры.
Проверка длилась не больше минуты. Все было рассчитано точно. Тогда, не долго думая, я со-ставил свой пример. Цифры, как марионетки, подчинились мне.
«Этому Иванову можно верить»,— подумал я.
Сосредоточив все свое внимание на изучении тетрадок Иванова, я на время забыл, где нахо-жусь. Окружающая обстановка для меня перестала существовать. Так я просидел с полчаса. Никто не мешал мне.
Но вот, развернув последнюю, самую толстую, тетрадку и увидев, что не могу прочитать в ней ни строчки, я вдруг опомнился и задал себе неожиданный вопрос: «Где работает Иванов? В каком таком НИИ ПИВО?»
Я встал из-за стола и медленно прошелся по комнате.
Посторонние люди разошлись, утомленные долгим ожиданием, которому, казалось, не будет конца. Осталась одна Светлана Фишер. Девушка стояла в дверях, скрестив руки на груди, и молча смотрела на меня.
Я пригласил Фишер на кухню. Девушка безропотно повиновалась.
Плотно прикрыв за собой дверь, я спросил Светлану:
— Когда вы видели Иванова в последний раз?
— Я ничего не понимаю,— нервно заламывая пальцы, стала говорить девушка.— Иванова я видела в девять часов вечера. В это время я разговаривала с одним парнем в подъезде... это Олег Ле-шин. Он работает на заводе. Все считают его моим женихом, но мы просто дружим...
— С вашим другом я еще успею познакомиться,— остановил я ее.— Лучше расскажите мне про Иванова. Когда вы видели его в последний раз, может быть, он был чем-то взволнован или вел себя не совсем обычно? Ничего не заметили?
— Нет,— неуверенно ответила Светлана.— Иванов прошел мимо нас совершенно спокойно. Поздоровался. Его поведение было обычным.
— А после этого вы еще долго стояли в подъезде?
— Часа три... Болтали с соседями, которые сидели на лавочке возле дома.
— Иванова больше не видели?
— Нет,— твердо ответила девушка.— Он не выходил из дома. Я ведь все время была в подъез-де. Может быть, он сбежал через балкон?
Я вспомнил: когда мы с сержантом Григорьевым вошли в комнату, то дверь на балкон была за-крыта.
— Расскажите мне о работе Иванова! — попросил я Светлану.— Чем он занимался в своем НИИ ПИВО? Должны же вы хоть что-нибудь знать о нем?
Девушка рассеянно посмотрела на меня и тихо ответила:
— Вообще-то Иванов нигде не работает.
— Не работает? — удивился я.— На какие средства он тогда, по-вашему, живет?
— Не знаю,— ответила Светлана.
— Но раньше, когда я опрашивал свидетелей, вы сказали, что Иванов работает в НИИ ПИВО. Почему вы меня обманули?
— Иванов так говорил.
Девушка смутилась и замолчала на минуту, а потом снова заговорила, заметно волнуясь:
— Я ему поверила, а сама подумала: причем здесь пиво и НИИ? Да такого института в нашем городе нет и в помине. И никогда не было. Я сказала об этом Иванову. Он мне ответил, что есть та-кой институт, только о нем широкая публика ничего не знает.
— И вы все-таки поверили ему?
— Конечно,— отозвалась Светлана.— Иванов всегда говорит только правду. Ему нельзя не ве-рить, ведь он не такой, как мы с вами.
— Чем же он не такой? — спросил я.
— Так ведь он — пришелец!
— Кто пришелец? — ничего не понял я.— Вы знаете, откуда он приехал?
Фишер опустила глаза.
— Говорите все, что знаете! Не бойтесь! Надо же разобраться в том, что произошло. Может быть, Иванов ни в чем не виноват?
Девушка с надеждой взглянула на меня и вдруг призналась:
— Иванов — инопланетянин, понимаете! Он прибыл на Землю с планеты Омега-Центавра.

Глава 5
Дрожжи

Я отчужденно посмотрел на Фишер и подсказал ей деревянным голосом:
— Прилетел в летающей тарелке?
— Да,— подтвердила девушка.
— Попрошу без шуток,— строго сказал я ей.
— Я вам говорю вполне серьезно,— обиделась Светлана.— Иванова послали в командировку с другой планеты, чтобы доказать теорему Пифагора. У них там цивилизация из-за этой теоремы за-тормозилась. Что же в этом особенного?
— С каких это пор на Землю стали прибывать космонавты из других миров — и никто ничего не знает об этом? — едва сдерживая раздражение, спросил я.— Да вы хоть соображаете, что говори-те?
— Не верите? — обиделась девушка.— А что в этом особенного? Летают же наши люди вокруг Земли. Никто не удивляется! Но стоит появиться кому чужому, и уже не верят...
— Перестаньте меня разыгрывать, сегодня не первое апреля, — устало сказал я.— Чтобы вый-ти в космос, необходим огромный запас знаний, и прежде всего — в математике. А вы говорите мне о представителях цивилизации, которые способны преодолеть немыслимые расстояния, и в то же время они не знают теорему Пифагора? Да возможно ли это?
— Ничего особенного,— пожала плечами Светлана.— Могут же они чего-нибудь не знать, в конце концов?
— Иванов не космонавт, а ловкий проходимец, который обвел вас вокруг пальца. Он что, ко-мандировочное удостоверение показывал?
— Показывал.
— С печатью?
— С печатью...
Фишер отвечала уверенно, с вызовом. Это озадачило меня.
— Допустим, что Иванов — человек из другого мира,— сказал я девушке.— Но почему он тай-но появился на Земле? Неужели только для того, чтобы доказать теорему Пифагора, которую и дока-зывать-то не надо, достаточно заглянуть в любой школьный учебник по математике? Как он оказался в этой квартире, надо еще разобраться. По какому такому обмену жилплощади? Что вы на это скаже-те?
— Прилетел тайно — значит, не хотел лишнего шума, это так просто понять,— ответила Свет-лана.— А как он получил комнату — не все ли равно? Так и должно быть. Вот если бы вы попали вдруг на другую планету, то неужели же вам не дали бы жилья без очереди?
— Может, и дали бы,— согласился я с ней и спросил: — Но почему вы не сказали о пришельце кому следует?
— А зачем? — удивилась Фишер.— Мне бы все равно никто не поверил.
— Но вы-то поверили Иванову. Значит, и другие могли бы понять?
— Но он сам не хотел этого.
Я видел, что девушка говорит искренне, но отказывался верить ей.
Космонавт и преступник? Это не укладывалось в сознании. С детских лет космос для меня был миром добра, и населять его могли только умные, смелые и честные люди.
— Чем вы докажете, что Иванов оттуда? — спросил я Светлану и неловко показал пальцем на потолок.
— Загляните в холодильник,— ответила девушка.
В холодильнике были дрожжи. Много дрожжей. Весь холодильник был забит серыми пачками.
— И это — доказательство? — спросил я Светлану, пробуя одну из пачек на вес.— Для чего Иванову эти дрожжи?
— Это его пища,— ответила Фишер.— Кроме дрожжей, он больше ничего не ел.
— Он их жарил или варил? — невольно съязвил я.
— Иванов обрабатывал дрожжи на специальной ультрафиолетовой установке, разводил водой и выпивал. По сто пятьдесят граммов три раза в день,— объяснила девушка.— Я сама много раз ви-дела, как он это делал.
— Странный способ питания. Не хотел бы я быть на месте того космонавта, который вместо бифштекса питается дрожжами...
Я развернул пачку, отломил сыроватый на вид кусочек массы и положил себе в рот. Ни вкуса, ни запаха я не почувствовал, но ощущение во рту было приятным.
— По поводу этих дрожжей вы ничего мне больше не расскажете?
Девушка прямо ожила на глазах.
— Я биолог,— сбивчиво стала говорить она.— А Иванов со своими дрожжами вытворяет такие фокусы, что я, как специалист, не могла оставаться к этому равнодушной. Это же такая находка для науки!
— Потому-то вы и молчали,— перебил я ее.— Боялись спугнуть его?
— А что мне оставалось делать? — ответила девушка.— Он доверял мне. Разве этого мало? Я думала о нашей науке, прежде всего...
«И о себе подумала»,— решил я.
— Известно, что у дрожжей два пола: А-1 и А-2,— с воодушевлением продолжала свой рассказ Светлана Фишер,— они могут превращаться друг в друга за счет изменения регуляторного гена. Дрожжам принадлежит будущее, если мы научимся регулировать у них процесс превращения одного пола в другой. Хорошо было бы выделить ген, который этим заведует. Иванов легко справляется с этой задачей. На своей ультрафиолетовой установке он производит дрожжи с двойным набором хро-мосом и заданными свойствами. Иногда Иванов получает дрожжи с тройным и более набором хро-мосом.
Я слушал биолога с интересом, но сомнения не покидали меня.

Глава 6
НИИ ПИВО существует!

Разговор со Светланой ничего не прояснил. Фишер не походила на сумасшедшую, но сколько тумана она напустила...
В девять часов утра я сидел у себя в кабинете и перебирал в памяти события прошедшей ночи.
«Куда подевался Иванов?» — в который раз задавал я себе вопрос и не находил на него ответа. Преступник как в воду канул.
Если верить свидетелям, то Иванов не мог уйти незамеченным из подъезда дома. Не мог он скрыться и через чердак: люк на него был заперт — на нем висел пудовый замок. Сержант Григорьев проверял. Испарился он, что ли?
Большие надежды я возлагал на дактилоскопические исследования. Но результаты можно было получить не раньше второй половины дня. Приходилось ждать.
Чтобы по достоинству оценить записки Иванова, я пригласил к себе известного в городе мате-матика Егорычева из госуниверситета. Ему я решил показать тетрадки с формулами, а самую тол-стую, с зашифрованным текстом, положил в нижний ящик своего письменного стола.
В полдень в кабинете зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал хрипловатый бас началь-ника управления внутренних дел Соболева:
— Гурьев, вы меня хорошо слышите?
— Да,— ответил я.
— Сейчас к вам подойдет один из сотрудников НИИ ПИВО, передайте ему все деловые бумаги гражданина Иванова.
— Из какого НИИ ПИВО? — не поверив, переспросил я.— У нас в городе нет такого институ-та.
— Выполняйте приказ! — строго отрезал начальник и тут же повесил трубку.
Я ничего не понимал.
Представитель НИИ оказался симпатичным молодым человеком. Он хорошо знал Иванова по совместной работе.
Молодой человек сложил документы в дипломат, прихватил ультрафиолетовую установку, уст-ройство и принцип действия которой я так и не понял, и тут же удалился. Когда за ним закрылась дверь, я схватился за голову и нервно рассмеялся.
Но смеялся я преждевременно.
Не успел я придти в себя от пережитого волнения, как в кабинет ворвался судмедэксперт Куче-ров. Он размахивал листками бумаги и кричал:
— Потрясающая новость! Сенсация века! Дожили-таки...
— В чем дело? — спросил я его.— До чего мы дожили?
— Иванов и старик — это одно и то же лицо,— как глухому, прокричал мне на ухо врач.— Вот отпечатки пальцев, которые удалось обнаружить в комнате — все они принадлежат одному лицу. Но узоры на пальцах старика Иванова совершенно не характерны для человека. Этот старик — не чело-век...
— Кто же он тогда? — упавшим голосом спросил я Кучерова.
— Инопланетянин. Вот два рентгеновских снимка, которые сделали в ожоговом центре. Что в заключении рентгенолог пишет — с ума сойти можно.
Кучеров торопливо отыскал необходимый листок бумаги и по нему стал зачитывать все наибо-лее важное, что в первую очередь поразило его собственное воображение:
«Желудок полностью отсутствует... Обращает на себя внимание сравнительно небольшая длина тонкого кишечника и отсутствие толстого. Поджелудочная железа увеличена в два раза, а печень со-храняется в виде рудимента. Сердце шестикамерное. У старика не два, а три круга кровообращения. Третий круг обеспечивает питание кровью левой половины головного мозга...»
Врач подошел ко мне и по очереди стал показывать рентгеновские снимки.
На снимках все было так, как написал в своем заключении рентгенолог.
Я был потрясен и отказывался верить снимкам.
— Желудок Иванову могли удалить во время операции,— сказал я Кучерову.
— Но на теле у него нет операционного шва. И голова у него без швов, а правая половина мозга отсутствует...
— У знаменитого микробиолога Луи Пастера тоже была только одна половина мозга,— не сда-вался я.
Но этот аргумент был слабым утешением.
Кучеров рассказал, что в больнице Иванова быстро поставили на ноги. Когда ему решили сде-лать переливание, то оказалось, что его собственная кровь походит на обыкновенную воду с очень сильными магнитными свойствами...
Не успел еще врач окончательно добить меня своими неопровержимыми фактами, как в каби-нет вошел математик Егорычев.
— Извините, что зря побеспокоил вас,— сказал я ему.— Мне звонил генерал Соболев из управления внутренних дел, и полчаса тому назад по его приказу я передал все бумаги Иванова представителю НИИ ПИВО.
— Но какое отношение имеет пиво к математике? — искренне возмутился Егорычев.— Ваш начальник по вашей же просьбе лично разговаривал со мной по телефону и просил меня произвести экспертизу. Я перенес лекцию...
— Вот письменное предписание Соболева,— ответил я и подал математику лист бумаги.— Я должен был подчиниться.
Егорычев взял в руки документ и, не веря своим глазам, стал читать его.
Документ представлял собой письмо руководства Научно-исследовательского института про-странства и времени отсчета, сокращенно — НИИ ПИВО, к управлению внутренних дел с просьбой передать представителю института рукописи Иванова, как имеющие большую научную ценность. Под письмом стояла резолюция Соболева, удовлетворяющая интересы НИИ.
— Я ничего не понимаю,— пожал плечами математик.— Это какая-то мистика, или вас кто-то ловко одурачил. У нас в городе нет института по изучению пространства и времени отсчета. Да, по-жалуй, и во всем мире нет такого исследовательского института...
Впервые в жизни я оказался в таком глупом положении, что с удовольствием провалился бы сквозь землю.
Егорычев ждал ответа.
Я поднял телефонную трубку и позвонил в управление.
Ответили быстро. Как и следовало ожидать, Соболев ничего не знал. Он предложил мне напи-сать по этому случаю подробную докладную...

«Вот каким образом я познакомился с одним из жителей планеты Омега-Центавра»,— пишет в заключение своего рассказа капитан Гурьев.
Члены Комиссии по АЯ внимательно исследовали рентгеновские снимки, присланные следова-телем Гурьевым, и единодушно пришли к выводу, что снимки могли принадлежать инопланетянину.

Глава 7
Несколько слов в защиту Пифагора

Сопоставив рассказ следователя Гурьева с дневником инопланетянина, Комиссия по АЯ выну-ждена была признать, что в действительности на земле побывал не один, как мы думали раньше, а два представителя планеты Омега-Центавра. Это были братья-близнецы: один из них — «омеганин», а другой — «центаврик». Причем у первого отсутствовала левая половина мозга, а у второго — пра-вая.
Мы знаем цель командировки братьев на Землю: «омеганин» был послан доказать теорему Ферма, а «центаврик» — теорему Пифагора. Такое распределение обязанностей между братьями, по-видимому, лучше всего отвечает индивидуальному развитию каждого из них. Можно предположить, что отсутствие левой половины мозга у одного из них с лихвой компенсируется наличием таковой у брата, и наоборот.

Почти ежедневно над Землей проносятся один или несколько неопознанных летающих объек-тов (НЛО), которые в народе прозвали «летающими тарелками». На одной из таких «тарелок» и при-были братья-близнецы с планеты Омега-Центавра.
Вероятность встречи каждого из нас с представителями других миров чрезвычайно мала. Но где гарантия того, что этого не произойдет?
Комиссия по АЯ решила подготовить инструкцию на случай такой незапланированной встречи. В одном из пунктов этой инструкции будет записано: «Инопланетянин может ничем не отличаться от человека, но его легко можно будет узнать по походке…»

Комиссия по АЯ — не специалист по математике. Однако мы считаем необходимым довести до читателей следующее.
Мы не думаем, что Пифагор первым открыл теорему Ферма, точно так же как и древние вави-лонские математики — не авторы теоремы Пифагора.
Ввиду того, что инопланетянин Иванов о своем пребывании на Земле нам ничего не оставил, кроме рентгеновских снимков, да и то не по своей воле, мы не можем назвать его первооткрывателем Земли. Предпочтение мы отдаем его брату без фамилии…
Загадкой для Комиссии остается вопрос: кто звонил Гурьеву по телефону и кто унес рукописи Иванова? Но мы надеемся, что со временем капитан Гурьев из Красноярска ответит нам на этот во-прос.

В заключение предупреждаем читателей, что аномальные явления в быту (доказательства тео-ремы Ферма) Комиссия по НЛО не рассматривает. Для этой цели в скором времени будет создана другая Комиссия…