Диалоги на ходу 1

- Итак, на чём это мы остановились?

- Как-то обречённо, бесперспективно и тяжело ты вздыхаешь. Надоели диалоги?

- Честно? Обрыдли!

- Есть варианты?

- Были. До тех пор, пока твоя настойчивость не начала мутировать в агрессию.

- Ну да, ты же у нас – интеллигент! Моментально скисаешь при виде всего, что хоть отдалённо напоминает агрессию.

- Ты же знаешь, я ненавижу любое насилие.

- Как не знать. Но я, изначально, просто не могу быть агрессивным. Так что, не наговаривай. Я – такой же противник насилия, как и ты.

- И, тем не менее, ты постоянно, причём самым нахрапистым образом, вторгаешься в мои размышления. Не спросясь и не думая извиняться. Вваливаешься в мою прихожую незваным гостем, африканским носорогом топчешься, руками размахиваешь, кричишь, глаза таращишь!

- Ну-ну… Добавь ещё, что слюной брызжу, окурки в салате давлю, плююсь на пол, матерюсь, как сапожник и жизнерадостно рыгаю.

- А что? И добавлю! И буду прав. С другой стороны, без тебя было бы скучно. Так что, считай, что я тебе даже рад.

- Ты это серьёзно? Ну и славно! Польщён! Боже правый, что я вижу! Да ты, никак, смеёшься? Вот это – положительный момент! И лучше, если мы продолжим в таком позитивном настрое. Согласен?

- Валяй…

- Спасибочки, смилостивился! Что значит: «Валяй»? Ты первый начал, ты и валяй!

- Как же ты мне надоел… Ну, хорошо, начнём с окружающего.
 
- А мы именно на этом самом окружающем и остановились в прошлый раз?

- Не помню. Да и какая, скажи на милость, разница?

- Вот именно. Никакой.

- Тогда вопрос в следующем. Вот ты мне скажи, почему это с самого раннего утра, невзирая на солнечную погоду, вкусный весенний ветер и иссиня чистое небо, лица наших уважаемых сограждан не просто кислы, не просто унылы, а как-то по-особенному, по-нашенски, по-рассейски, измождены и подавлены? Почему в них столько серости и тупиковой предрешённости? И ещё – недоброжелательности? Оговорюсь сразу, что те, кто с похмелья – они вообще за рамками моего интереса. Хотя и это – огромная и болезненная тема.

- Вопрос, как говориться, конечно, интересный. Но, ты сам же почти на него и ответил. Картинка сия складывается оттого и потому, что ты, любезнейший, не по заграницам в данный момент передвигаешься, а по самому, почитай, центру матушки-России. Поэтому – по-рассейски!

- И что?

- И то! Здесь это – норма. Не напрягайся и не старайся понапрасну, я вижу и знаю, как ты собираешься с мыслями, чтобы возразить в том плане, что, мол, сказывается историческая память, драматическое прошлое и так далее, в том же духе.

- Но ведь это справедливо?

- И да, и нет. Я бы увязал наблюдаемую тобой метаморфозу с угнетённым сознанием масс, с её ущербным образованием, с её увядающей культурой, с её убывающей способностью противостоять всяким, на первый взгляд невинным и даже где-то привлекательным заморским поползновениям. А ещё – с проникновением в эти самые массы, выражаясь современным языком, вирусного червя, исподтишка исторгаемого современными тебе  ловкачами-проповедниками.

- Я называю их проходимцами.

- Да знаю я! И тут я с тобой согласен. Проходимцы и есть. Но ведь каковы лихоимцы!

- Холёны. Лощёны. И с языками подвешенными. И с глазёнками масляными. А руки. Ты обращал внимание на их руки? Пальцы, как щупальца. Нет-нет, да и выдадут хозяина с головой нервным своим подёргиванием и непроизвольным подгребанием под себя. И, при всём при том, заметь, с ликом, чуть ли не ангельским.

- Вот-вот. С таким неотразимым  набором они и препарируют внутренности сограждан твоих, чьим неприветливым обликом  ты неожиданно озаботился.

- А вот кривляться совершенно необязательно. Или ты не можешь по-другому? Чего вздыхаешь?

- Да я, дорогуша, этаким лицедейством, тебя, может, оберегаю. От излишней, так сказать, концентрации на неблагодарной теме.

- Спасибо, благодетель.

- Пожалуйста!

- Да. Так о чём мы? Вот. Запутывают они, словно паутиной, их беззащитные души, буравят рассудок и вообще, залезши по локоть, копаются в их внутренностях и неторопливо органы перебирают.

- Образно. А пациенты вроде как даже и удовольствие получают. Едва не в оргазме конвульсируют.

- Это потому что проходимцы заполучили в дар рецепт обезболивания, обездвиживания и обезмысливания ловко загнанной на нужную территорию паствы.

- Браво! Обезмысливание – новейшее словечко в языкознании!

- А то! Растём над собой.

- Помнится, ты когда-то о саламандрах предупреждал.

- Это, как у Чапека? Да, предчувствие было. И я даже вслух о нём высказывался…

- Я помню.

- Но в наше время быть услышанным, это, знаешь ли, сродни лотерее.

- Да уж. Так, стало быть, паству загнали на нужную территорию…

- И пошло-поехало! Начался балаган.

- Ага. Ты ещё передачу Савика Шустера эдак величал.

- Да, нервничал я тогда здорово. Всё недоумевал, как же это не замечают мои дорогие сограждане, что перед ними – махровый проходимец. Что не замечает телевизионное руководство, что не замечает руководство телевизионного руководства, что не замечают там, на самом верху. Каким же я был наивным болваном!

- Спешу тебя охолонить.  Ты и сейчас не лучше.

- К сожалению. Впрочем, нет, к счастью! Пусть лучше я останусь наивным романтиком, чем стану безнадёжным пессимистом.

- Вот в этом ты – весь. Подумать только, а ведь какие надежды подавал!

- Не язви. Всё равно ведь, в конце концов, передачу закрыли. Но одна из передач была незабываема. И хорошо, что она состоялась. Как говорится, все точки над i были расставлены и восторжествовал здравый смысл, а балаганная и халтурная затея засланного проходимца прилюдно трещала по всем своим заморским лакированным швам.
 
- Это когда в рамках так называемой свободы слова избирали человека года?

- Точно. И Сергей Петрович блестяще, просто превосходно уложил шустрого Савика с его провокационной передачей на лопатки.

- Да, Капица – это глыба, это величина, это фигура историческая. Это, брат, фактура, вызывающее благоговейное восхищение. Это, друг ты мой, последний из могикан, один из  немногих оставшихся титанов советской эпохи.

- Ты забыл добавить, что это ещё и человек высочайшей культуры.

- Я просто не успел, и ты добавил за меня. Вспоминаю, как нисколько не напрягаясь, он тогда, в течение нескольких мгновений, буквально подавил аудиторию собственным величием и, пожалуй, впервые за всю историю существования этого эфира, уже привычный балаган обернулся истинной свободой слова, свободой слова культуры, знания, свободой интеллигентной и по-настоящему образованной личности. Ты ведь это хотел сказать?

- Именно. Помню, как притихла тогда раздраконенная предыдущими ораторами  и самим ведущим аудитория – это и понятно, так и должно было случиться, ведь народ-то у нас, как его не препарируй, всё равно, душой своей талантлив и на уровне интуиции легко отличает истинные ценности от кричащих красками пустышек. В первую минуту на лицах у многих ещё блуждала ухмылка, дескать, ну как же, сам «Добрый день!» пожаловал, но потом ситуация, к немалой досаде ведущего, полностью вышла из-под его контроля. С до того выступавших крикливых и кичливых оппонентов разом сгинула в небытие вся их напыщенная и  Савиком всячески поощряемая бравада, я даже заметил, что кто-то, во всё время выступления известного профессора, так и остался стоять с раскрытым ртом, сам шустрый Савик комедийно суетился, пытаясь вернуть действо в балаганный формат, а почтенный академик, тем временем, спокойно и уверенно, ледоколом рассекал смёрзшийся панцирь сознания участников передачи.
 
- Я смотрю, ты так вдохновился, что стал говорить километровыми предложениями.

- Я не специально. Само так выходит. А тебе обязательно перебить надо!

- Напротив, я просто-таки заслушался!

- И ввернул свои ржавые пять копеек.

- Старомодно выражаешься. Тех пяти копеек давно уже нет и в помине.

- Да, славный был пятак. Однако, как это, нет в помине? Я же, вот, поминаю.

- Ладно. Возвращаясь, так сказать, к напечатанному. Ты ведь потом долгое время гадал, куда вдруг запропастился сей телеведущий?

- Ну да. Сгинул враз. В неизвестном направлении. Недавно только узнал, что на Украине теперь он тамошним гражданам головы морочит.

- С теми же декорациями?

- Ну, если не с теми же, то, скорее всего, с похожими.

- Вот там ему и самое место.

- Ошибаешься. Поливать тлеющий костёр качественным керосином, да ещё у России под боком… Сам понимаешь. Словом, дальнейшая отработка заказа продолжается полным ходом.

- Можешь не продолжать. И так всё понятно. Но, по твоей логике получается, что похожие передачи…

- Вот именно. Раньше я просто подозревал, а теперь почти уверен, что все они – клоны одной репродукционной системы…

- Которая называется…

- Западом!

- Опа! Что, назад, к железному занавесу?

- А почему, собственно, ты испытываешь панику при таком сочетании слов?

- Обычно я задаю вопросы.

- Ехидные и каверзные, а зачастую – бестолковые и контрпродуктивные.

- Скажите, пожалуйста, я и слов-то таких не знаю.

- Не прибедняйся. Так что?

- Нельзя отгораживаться от мира. Это – тупик развития.

- Да? А влазить к нам со своими сомнительными свободами, разрушать нашу культуру, искажать историю, сеять смуту в беззащитные души, гробить население и с самого детства обрекать молодёжь на инвалидность, это что, не тупик? Это выход?

- Погоди, не заводись. Чай, не на митинге.

- Тогда не надо мне свистеть про тупик развития! Вот, у тебя, прямо перед глазами, пришпандоренная чьей-то преступной и продажной рукой пивная реклама. Лицезреешь?

- Лицезрею.

- Хороша? Повернись вокруг, весь вагон облеплен. В прессе – то же! На телевидение – так же! Призывно как, глянцево, многообещающе! Но – словоблудливо! Понимаешь? Сло-во-блуд-ли-во! У нас теперь словоблудие в почёте. А? Молчишь? А как тебе недавняя передача, кажется, по «России», где уже открыто говорили о надвигающейся катастрофе? Опять же, по-нашенски, дождались, когда петух клевать начал в известное место. Священник там один рассказывал, что они, в своём, надо полагать, ведомстве, провели исследование, а проще говоря, отдали на анализ банку с известным тебе энергетическим напитком, что молодёжь вёдрами регулярно употребляет. Интересно тебе знать, что они там накопали? Пятьдесят граммов водки, размешанной с шестью чашечками кофе! Вот что показал анализ. Дальше. Спрашивают у милых ребятишек, кто, значит, сколько употребляет. В среднем. За день. Продвинутая девочка четырнадцати лет от роду сказала, что ей хватает четырёх банок. Славно, правда? Двести граммов водки и целый водопад кофе внутри растущего организма – ежедневно! Но это ещё не всё! На этом радости жизни не заканчиваются! Такой, ставший привычным, ритуал, сопровождается выкуриванием энного количества сигарет и зачастую сопровождается тем же пивом. А теперь скажи, насколько адекватно сия девушка способна, после употреблённой дозы, отражать окружающий мир и, соответственно, на него реагировать? Ты в состоянии представить, какие необратимые деформации происходят в её психике? Как скоро организм её окажется разрушенным окончательно? Какое поколение от  неё и от такого же, как она сама, партнёра, народится на свет Божий, если вообще народится?
 
- Ты и не заметил, как стал изъясняться на их жаргоне.

- В смысле?

- Ну, насчёт поколения от партнёра. Ты не сказал: «От любимого», ты сказал: «От партнёра».

- Конфуз. Виноват. А ты, хитрец, таким образом, и  такими замечаниями меня с толку сбить пытаешься?

- Глупости! Просто, не скажи я этого сейчас, потом, когда ты унесёшься вдаль в своих рассуждениях, будет уже поздно. Да ты и не вспомнишь, о чём говорил. Как уже случалось не раз.

- Не уходи от темы!

- И не думаю. Так значит, по-твоему, в такой ситуации в молодёжной среде виноват, одним словом,  Запад?

- И наши милые проходимцы. Они угодливо пособляют окончательному проникновению в народное сознание провокационных заморочек заморских сволочей, они, поначалу вкрадчиво, а потом, с радостью отмечая нашу пассивность, всё более смело и настойчиво подменяют восклицательный знак нашей истории своим скользким вопросительным, они преступное вытаптывание душ ловко именуют демократическим туром вальса и они, самое главное, они не успокоятся никогда, или не успокоятся  до тех пор, пока не будет превращён в олигофрена последний мыслящий гражданин этой страны. Заказ добросовестно отрабатывается, вирус исправно размножается, и проходимцы пока ещё внутренне, что б никто не видел, потихоньку  потешаются над участниками устроенного их хозяевами балагана. Они, они затеяли свару, а мы по-глупому ищем виноватых среди своих.

- Но проходимцы-то, они же, вроде как, тоже свои?

- А вот это – нет, уважаемый, это – дудки!   Помнишь про любимую поговорку Виктора Гюго?

- Цитирую по памяти: «На свете есть только один человек, подлее палача. Это – лакей палача».

- Вот именно. А кто такие наши проходимцы, как не лакеи палачей? Вообще, я устал уже говорить с тобой на подобные темы. Но могу сказать совершенно определённо: развал нашей с тобой страны - это талантливо разыгранная партия, в которой мы сами же и подыграли партнёру. И если в чём нас и надо винить, так это в собственной глупости.

- Ты, часом, не коммунист?

- Я, и не часом, а постоянно, гражданин своей страны. И, если честно, я противник,  каких бы то ни было, идеологических приоритетов.

- В жизни государства?

- В жизни народа.

- Вот  тебе раз! А как же быть с моральным кодексом гражданина? Без идеологической-то составляющей?

- Чушь! Главная и основополагающая составляющая – это составляющая культурная. Вот что надо нести в массы! Образование и культуру! И народ тогда сам разберётся, что хорошо, а что – плохо. Как тебе современное образование? Что имеешь сказать по поводу теперешнего уровня планки всенародной культуры? Молчишь? Вот и помалкивай.

- Так и просится с языка: «Учиться, учиться и учиться». Помнишь, кто сказал?

- Ну и что? Он просто в концентрированном виде высказал то, о чём говорили на протяжении тысячелетий до него лучшие умы человечества.  В этом, кстати, заключается симпатичнейшая сторона коммунистической теории.

- В чём?

- В призыве ко всеобщему образованию. И созданию условий для его получения. Что имеешь сказать по поводу современных условий? Правильно, сказать нечего. Но, повторяю, что я, если уж тебе так важна идеология, я - за идеологию культуры!

- Жидкие аплодисменты превращаются в бурные овации. Зал встаёт…

- Что, драпанул в свой спасительный бастион? Мне твой сарказм по барабану.

- Сомневаюсь я, однако, как говаривал герой известного тебе фильма. То ты против идеологических приоритетов, то вдруг с симпатией заглядываешься на коммунистов.

- У них, по крайней мере, была и есть могучая и несокрушимая теория. И привлекают, кстати, меня не коммунисты, а именно их теория, и те, чьим гением она рождалась. И ещё, их умение вести полемику.

- Но теория сия, как-будто, повержена?

- Кем? Сейчас разражусь громким хохотом, и на меня станут пялиться, как на полоумного. Тебе басню прочесть, «Слон и Моська» называется?

- Не стоит. Я пока что потерей памяти не страдаю.

- Вот и хорошо. Ты что, всерьёз злобное и хриплое потявкивание  критиканов воспринимаешь, как состоятельную критику?

- Что-то ты зол на язык стал…

- Да нет. Просто я, как ни стараюсь, не замечаю на горизонте высокоинтеллектуальной полемики. Балаган – пожалуйста! Сколько угодно! А вот полемики – тю-тю! Причём, заметь, что я имею в виду не трагические ляпы коммунистов, а именно теорию, в чистом виде.

- Не распаляйся, пожалуйста. Ещё немного, и ты вслух заговоришь. Так что, давай лучше по-тихому. Можно, например, тему поменять. Хотя, уже не долго ехать осталось. Выходить скоро.

- Да. Народу-то сколько!  Сколько лиц! Сколько судеб!

- Ага. И про каждого можно написать отдельную книгу.

- Или почти про каждого.

- Этакая человеческая комедия. В продолжение задумки известного классика.

- Или трагедия… Если присмотреться.

- Думаю, что если уж начать всматриваться, то это и не антонимы вовсе.

- Очень смешно. По-твоему, эти понятия близки?

- Что ж ты осторожничаешь? Договаривай. Ты же хотел сказать, что, по-моему, это – синонимы?

- Догадливый ты. Именно об этом я и подумал.

- Да знаю я прекрасно, о чём ты думаешь. Только вот что меня в тебе потешает, так это как ты, неизменно крадучись, на цыпочках, деликатно, чуть ли не в белых перчатках подходишь к любой теме. Потом потихоньку начинаешь распаляться, срываешься на крик, опускаешься до оскорблений. Мне даже не просто смешно, у меня твоя манера вызывает чувство сожаления.

- Жалеть самого себя – штука глупая.

- Но порой просто необходимая. Поберечь себя следует для последующих надрывов!

- А ты без достоевщины, ну, прямо никак? Не можешь?

- Могу. Но мне твои внутренние диалоги одного небезызвестного тебе персонажа напоминают. Иногда, знаешь, настораживает…

- Нет, брат, шалишь. Мне до Ивана Карамазова, ох, как далеко!

- Зато вот до помешательства тебе явно недалече.

- Всё, можешь закрыть варежку. Моя остановка. Выхожу. А ты – прячься. Где ты там у меня квартируешь? В предсердии? В мозжечке? Жаль, что не в желудке. Изгнал бы тебя самым естественным образом.

- Поздравляю с очевидным регрессом! Как низко ты пал, приятель! Запомни, на чём мы остановились…

МАЙ, 2009 г.