К себе.. по секундам ожидания

      Мы шли по коридору-колодцу, ступая босыми ногами по холодному камню пола. Голова немного кружилась, а в горле стояло привычное для последних трёх месяцев предощущение голодной рвоты. Тела двигались вперёд достаточно быстро и организованно, словно покорное стадо – не первый раз нас строили и вели, вот только каждый раз мы не знали куда и зачем. Сегодня нас оторвали от работы, чего не было прежде. Значит, происходило что-то важное, ведь им не выгодно терпеть простой на производстве из-за отсутствия машин, обтянутых кожей. Спросить не у кого, все в равном положении страха, смешанного с верой. Под ногами камень, местами водяные разводы, где-то наступаешь на болты, видимо, кто-то, когда привезли новую партию, случайно рассыпал их из ящика, и произошло это совсем недавно, потому что ещё не успели убрать. Боязнь неизвестности обостряет мыслительные процессы и память, которая начинает цепляться за каждую мелочь, запах, слово. По кишке коридора мы шли всего минуту, но она была настоящей: не той, что мы убивали в каждом дне, чтобы скорее покончить с ещё одним днём реальности и забыться во сне, а той, что протикала секундами, отсчиталась мною.
      Объявили, что сейчас все пойдут в баню, потому что через час приедет начальство, а от нас пахнет хуже, чем от сточной канавы. Над ухом раздался тихий нервный смех, переходящих в глухой стон. Все факты мгновенно выстроились в единую логическую цепочку и соединились с тем, что мы слышали урывками прежде. Баня могла означать лишь одно – они собирались избавиться от грязи, т.е. от нас. Когда мы раздевались, снимая с искалеченных пытками тел одежду, кто-то упал на колени и заплакал, пытаясь бесформенным комком забиться под скамейку. Людей здесь не только насиловали, но уничтожали морально и духовно, выковыривая из них всё человеческое, отнимая у них их самих. Мы давно не стеснялись наготы друг друга, отходов и проявления слабости. В нас всё уже было изгажено и, возможно, подсознательно даже хотелось получить избавление.
      Нас начали торопить и подталкивать к большому помещению, которое мы наполнили шевелящейся массой своих рук, ног и бёдер. Дверь плотно закрыли, отчётливо раздался лязг засова. Поверхности тел покрыла гусиная кожа, поднявшая волоски и добавившая ещё больше фиолетового цвета. Внутренностей коснулся колотящий озноб. В голове возник эпизод из произведения Достоевского, когда князь Мышкин рассказывает о том, как он был свидетелем смертной казни, как человек, осознающий, что сейчас он умрёт, распределяет дарованное ему время на то, чтобы вспомнить самое важное, чтобы попрощаться с миром, как меняется при этом его лицо, меняется от пронизывающего его понимания происходящего. А сейчас вокруг было столько этих лиц, столько муки и просветления одновременно. Некоторые прижимались друг другу, ища в этих объятиях, словно дети, родительской защиты, кто-то, захлёбываясь, кричал и  невнятно мычал что-то то ли себе, то ли кому-то далёкому, рядом стояла девушка, положив руку на плечо соседки и молилась – без истерики, без сковывающей боли, а как-то очень спокойно и хотелось смотреть на каждую чёрточку этого лица и запомнить именно его. Под потолком послышалось проворачивание вентилей – систему запустили в действие. После поступления газа я не смогу больше думать, и для меня всё исчезнет, всё, что было во мне, но куда?..смоется вместе с остатками опорожнений, оставшихся здесь после отключения сознания?..нет, другое..то, что заставило меня так же, как та девушка, сложить руки на груди и начать молиться доселе неведомому мне Богу, но почувствованному сейчас, именно в эту секунду каждой клеточкой. Скрежет вентилей повторился...