«…В космосе шастали как-то пришельцы-
Вдруг впереди Земля,
Наша родная Земля!»
В. Высоцкий
- 1 -
Зод Гот отдыхал… Широко распластав все свои четыре конечности в огромной ванне, наполненной релаксирующей жидкостью, он плавно покачивался на ласкающих массажных волнах. Подымающиеся со дна ванной пузырьки приятно щекотали отвыкшую от комфорта кожу, создавая ощущение покоя и уюта, так давно не хватавших Зод Готу. От несказанного удовольствия, волнами распространявшимся по могучему телу, гладкая кожа переливалась всеми цветами радуги. Но покой и нега не могут являться для существа разумного пределом мечтаний. Пройдет совсем немного времени и пытливый, ищущий разум повлечет отдохнувший организм к новым свершениям. Но это будет потом, а пока... Пока Зод Гот прикрыл глаза от наслаждения и почувствовал, как все события труднейшей экспедиции теряют свою былую яркость, отваливаются как балласт и медленно тонут в глубинах памяти.
Зод Гот имел никем не оспариваемое право на отдых. Экспедиция на Планету Пурпурных Змей, которую он возглавлял, оказалась чрезвычайно тяжелой, хотя по внешнему виду этот укрытый вечным туманом, сквозь который иногда пробивались изумрудные островки джунглей, шарик не сулил гибельных трудностей. Но как обманчиво бывает первое впечатление! Хотя и далеко не всегда… По давным-давно установившейся традиции все вновь открытые планеты получали название по первому, что бросалось в глаза исследователям. Это могли быть и животные, и необычные природные явления, и примечательные особенности рельефа. Упомянутые же выше пурпурные змеи являлись вполне безобидными тварями. По сравнению с остальными существами, обильно кишевшими в жарком климате планеты, эти змейки казались безопасными зверятами, достойными содержания в домашнем зверинце. Они были невероятно больших размеров, имели жутковатый вид из-за своей необычной окраски, огромных черных глаз и торчащих из пасти изогнутых клыков; они источали удушливую вонь, из-за которой весь организм выворачивало на изнанку; при малейшей опасности они плевали жидкостью ядовито-зеленого цвета, упорно не хотевшую отмываться. Все это было. Но способности змеюшек не шли ни в какое сравнение с враждебностью остальных монстров, порожденных богатой на подлости маленькой планетки. Этот космический рассадник ужасов был буквально нашпигован смертоносными ловушками. Присядешь отдохнуть на одиноко стоящий валун и можешь не подняться с него уже никогда: он моментально растворял, а потом и поглощал все то, что имело неосторожность прикоснуться к его гладкой поверхности. Не спасали даже защитные костюмы, до того не знавшие пределов своей прочности. Секунда - и ты водянистая биомасса, дающая возможность камню увеличиваться в объеме. В жарких и влажных, пропитанных запахом перегноя лесах, росли корявые красные деревья, верхушками, казалось, царапающие небо. С их ветвей свисали синие лианы, способные выстрелить электрическим разрядом, не уступающим по мощности лазерным пистолетам. Среди живописных равнин текли неглубокие и неширокие речушки. Но стоило в них ступить, как они, совершенно непостижимым образом, могли промерзнуть до дна и тотчас превратиться в кипяток. В бледно-розовом небе планеты, освещаемом сразу тремя светилами, летали стайки крохотных пернатых созданий, не вызывавших и тени тревоги. Стоило же им заприметить что-либо движущееся, они моментально устремлялись вниз, впивались своими длинными острыми клювами в тело жертвы и с небывалой скоростью высасывали кровь и внутренности.
…В общем, много, много чего было в этом мире, совершенно не подходящем для жизни высоко цивилизованных существ. И ради чего было испытывать судьбу? Ответ прост: недра планеты таили в себе неисчислимые по объемам и разнообразию природные богатства, давным-давно вычерпанные на родной планете Зод Гота до дна. Поэтому, тяжелые потери - треть состава экспедиции - были не напрасными. Вслед за ними придут штурмовые отряды космодесантников. Они, сметая все на своем пути, расчистят плацдарм для освоения планеты.
Зод Гот же свою задачу выполнил. Благодаря исследованиям, проведенным его
командой, риск в последующей работе космодесантников будет снижен, что позволит избежать большого количества жертв. Теперь, когда все рапорты и отчеты написаны, можно было все свои мысли направить на предстоящий отпуск. Ах, как славно он его проведет! Теплое ласковое море, очаровательные подруги и ни какой живности по близости! Зод Гот приоткрыл глаза, дотянулся одной из своих конечностей, могущих служить как рукой, так и ногой – по необходимости, - до сосуда с голубоватой жидкостью, стоящего на краю ванны. Шесть черных цепких пальцев ловко ухватили емкость кубической формы и поднесли к зеленому клюву. Пару секунд Зод Гот наслаждался тонким ароматом божественного напитка, а затем, с невыразимым блаженством, сделал три больших глотка. Это был клум – лучший напиток во всей Вселенной! Он содержал в себе невероятное количество поливитаминов, минералов, тонизирующих веществ и еще много чего, крайне полезного для здоровья. Он возвращал усталым – силы и бодрость, больным – здоровье, слабым и невезучим – надежду на лучшее будущее. Зод Гот почувствовал, как по телу медленно поползла приятная дрожь, наполняя его одновременно энергией и восторгом. В сладкой истоме он потянулся к кнопке вызова массажистки, сидевшей в соседней комнате и кротко ожидавшей, когда понадобится прославленному косморазведчику. Богатое воображение живо нарисовало ему, как он уляжется на круглый массажный стол, сделанный из розового термопластика; как умелые пальцы юной красотки начнут нежно гладить его истосковавшееся по ласке тело; как, наконец, с нее упадет желтый обтягивающий комбинезончик и ее зеленая, излучающая тепло, кожа соприкоснется с... Его палец остановился в миллиметре от кнопки, а властный голос разметал в клочья такую блестящую перспективу.
- Старший разведчик Зод Гот! – неслось из невидимых динамиков. - Немедленно явитесь к Верховному! Старший разведчик Зод Гот! Немедленно явитесь к Верховному!
Недовольно бормоча, Зод Гот выбрался из ванной и прошел в сушильную камеру. Насухо высушил так и не попавшее во власть массажистки тело, облачился в форменный огненно-оранжевый костюм и шагнул в распахнувшуюся дверь. Массажистка, находящаяся в предванном помещении, удивленно вскинула на него свои очаровательные глазки, величины небывалой, и проворковала нежнейшим голоском:
- Вы рано уходите Зод Гот, - щебетал ее накрашенный фиолетовый клювик. - Восстановительные процедуры еще не закончены.
- Я надеюсь вернуться к тебе, моя прелесть, - пробурчал на ходу Зод Гот, скрываясь за зеленой дверью выхода. Прирожденное чутье подсказывало ему, что вернуться как раз таки вряд ли удастся.
Зод Гот жил в невероятно огромном мегаполисе, единственном на планете, представлявшим собой идеальный круг, имеющий более двух тысяч километров в диаметре. Великое множество конусообразных зданий прокалывали бездонный ультрамарин неба сотнями этажей, последние из которых прятались за облаками. Здесь были и потрясающие красотой и масштабами дивные аквапарки; и зоосад, населенный удивительнейшими созданиями инопланетной фауны и флоры; и прекрасно развитая, почти доведенная до совершенства, инфраструктура. Даже мусор, этот вечный и неотъемлемый спутник цивилизации, здесь научились употреблять во благо себе: переработав, из него делали не только одежду и мебель, но и простенькие консервы, которые использовали в дальних космических походах. Воздух над мегаполисом был чист и свеж, словно на планете вообще не существовало техногенной цивилизации. Мощные насосы постоянно впрыскивали в атмосферу приятные запахи, так что город вечно благоухал ненавязчивыми ароматами. Вокруг этого бетонно – стеклянно – стального чуда размещалась десятикилометровая полоса отчуждения, охраняемая непроходимой лучевой защитой, дабы ни один дикий зверь не проник в жилую зону и не потревожил покоя горожан. А уже за полосой на многие тысячи километров простирались девственные леса, красотами которых очень удобно было любоваться с низколетящих прогулочных аппаратов. Для любителей лично побродить по живописным лесным тропкам создавались туристические группы, возглавляемые опытными проводниками. Леса заканчивались высокими скалистыми берегами, омываемыми беспрестанно штормящим холодным океаном…
Верховный оч-чень не любил, если вызванные им сотрудники представали перед его начальственным взором чуть медленнее, нежели скорость светового потока. При этом Верховного совершенно не волновало, где в данный момент находится требуемый ему подчиненный. Прохлаждался ли тот в ванной, развлекался ли с подругой или просто спал. Главное, чтобы он находился в пределах мегаполиса. Справедливости ради надо заметить, что без веских причин Верховный никого не беспокоил. Зная эту особенность начальника, Зод Гот, выйдя в овальный коридор, отделанный самосветящимся светло-зеленым пластиком, на всех четырех устремился к черному люку скоростного пространственного переместителя. Пользоваться им могли только кадровые сотрудники косморазведки. Как только он вошел в цилиндрическую кабину, перед ним развернулся, вспыхнув красным цветом, экран управления. « Куда? » - вопросил белыми буквами экран. « 147-ой уровень 1325 корпуса! » - мысленно скомандовал Зод Гот, и уже через секунду стоял перед дверью шефа. Придирчиво оглядев себя - Верховный любил, когда подчиненные выглядят опрятно - Зод Гот вошел в кабинет.
За огромным столом, сделанным из редчайшего голубого камня, добываемого на Планете Черных Озер, и идеально круглым, сидел Гоз Рох – Верховный руководитель космической разведки. Стол стоял в самом центре круглого же кабинета, стены которого излучали мягкий оранжевый свет. Верховный был облачен в темно-фиолетовый комбинезон, что указывало на принадлежность к высшему руководству. Две его руки были вытянуты на столе и черные пальцы мягко постукивали по голубой глади. Прямо по середине правого рукава красовалось девять ярко-золотых звезд, расположенных полукругом. Это были нашивки, выдаваемые за совершения поступка, требующего предельной концентрации мужества, самопожертвования и разума. Проще говоря – подвига. Больше чем у него, таких нашивок не имел никто на планете. Достаточно сказать, что однажды он в одиночку, рискуя превратиться в облачко пара, спускался в жерло клокочущего раскаленной радиоактивной лавой вулкана. Там, на чудовищной глубине, были застигнуты врасплох непредсказуемым выбросом магмы его товарищи. Скафандры выдержали огненный удар, но не могли долго сопротивляться этому кошмару и все разведчики потеряли сознание. Тридцать два раза Гоз Рох погружался в дышащую пламенем и смертью пучину. Он почти ослеп и получил страшные ожоги, но спас всех. Долгие месяцы врачи боролись за его жизнь и восстановление, и он сумел вернуться в строй.
Верховный казался суровым и непреступным, как скала на Планете Ледяных Гор. Отчасти суровость была напускной, и иногда сердечность прорывалась наружу. Он строго, а то и жестоко, наказывал за непрофессионализм и леность, но поощрял разумную инициативу и вдумчивое отношение к делу. А уж о том, как тяжко он переживал неизбежные потери, знали лишь чернота и горечь бессонных ночей, да психотерапевты, частенько выводящие его из состояния стресса. Советы, которые он мог дать, были бесценны. За свою бурную, полную опасностей жизнь он совершил более тысячи экспедиций, поэтому трудно было найти ситуацию, из которой он не знал бы, как выкрутиться.
- Приветствую тебя, Зод Гот, - зарокотал Гоз Рох, словно камни покатились с гор. – Рад видеть тебя отдохнувшим, набравшимся сил и, надеюсь, готовым к новым свершениям.
- Я тоже приветствую Вас, Верховный! – четко и бодро, как и подобает подчиненному, ответил Зод Гот, но в его взгляде, который он прятал от шефа, совершенно отчетливо читалось: «Да не успел я еще отдохнуть! Я абсолютно не набрался сил и совершенно не тороплюсь к новым свершениям. Я был погружен в мечты о предстоящем отпуске, когда вы вызвали меня. Кстати, я даже не успел познакомиться с ловкостью и нежностью массажистки, что терпеливо дожидалась моего вызова. Надеюсь, Ваш вызов стоит ее сказочных ласк!».
- Ладно, ладно! – строго сказал Верховный. - Я прекрасно понимаю все, что ты хотел бы мне сказать, да субординация не позволяет. Уверен, как только ты услышишь новость, что я намереваюсь сообщить, ты моментально забудешь и об отдыхе и обо всех массажистках на свете. Ты же прекрасно понимаешь, что только экстренные, я бы даже сказал небывалые, обстоятельства заставили вызвать тебя.
Зод Гот это понимал. Едва услышав вызов, он всем нутром почувствовал, что отдыху конец. Войдя же в кабинет шефа, его чуткое обоняние уловило едва-едва различимый запах горного цветка Ассацыра, растущего на далекой Планете Дышащих Песков. Он самым чудесным образом успокаивал нервную систему и помогал спокойно вести острые разговоры и споры. Не так давно химикам удалось синтезировать аромат этого цветка, и Гоз Рох часто использовал его, когда вызывал своих сотрудников, чтобы послать их в далекие, не предвещающие легкой жизни путешествия. Он справедливо полагал, что разведчики легче усвоят все нюансы задания в спокойном и уравновешенном состоянии. Так что, Зод Гот догадывался, чем закончится визит к начальству. Но с мечтой об отпуске не хотелось расставаться, и он гнал от себя неприятные мысли, до конца не веря, что его право на отдых, записанное во всех мыслимых и немыслимых законах, положениях и инструкциях будет нарушено. Открыто же заявить протест он не решился, поэтому лишь позволил себе пошутить, хотя прекрасно понимал, что шефу это может не понравиться:
- А, что, собственно, случилось, шеф? Обнаружена планета с моментально восполняемым запасом полезных ископаемых? И эти несметные богатства лежат на поверхности, а на самой планете нет ни одной кровожадной твари? Лишь безобидные бабочки безмятежно порхают в воздухе, радуя глаз своим многоцветьем… Нет-нет, - прервал свои мечты Зод Гот. – Все гораздо хуже: нас атакуют кровожадные инопланетяне, грозящие растереть нас в прах. Я угадал?
- Я рад, что ты шутишь, - строго произнес Гоз Рох. – Шутка всегда способствует снятию нервного напряжения. Но пора перейти к делу и настроиться на серьезный лад. Больше шуток я не потерплю. Между тем, ты не так уж далек от истины в своем последнем предположении, как тебе может показаться.
- То есть… - оторопел Зод Гот.
- Ты сядь, сядь, - сказал Гоз Рох, выбираясь из-за стола и начиная расхаживать по кабинету. – Новость, которую я должен сообщить тебе, любого может свалить с ног.
Из пола бесшумно выехало мягчайшее оранжевое, в тон кабинета, кресло, не имеющее ни спинки, ни подлокотников - просто высокий круглый пуфик. Зод Гот удобно разместился на нем, свесив до пола все четыре свои конечности, и устремил на начальника заинтересованный взгляд, в котором угадывалась безропотная готовность к подчинению.
- Ты прекрасно знаешь, - сказал Гоз Рох, видя, что его подчиненный уселся и готов слушать дальше, - что Вселенную изучают не только наши радиотелескопы, но и автоматические посланцы- разведчики, запрограммированные на поиск инопланетного разума. Так вот, - Гоз Рох сделал многозначительную паузу, пытаясь усилить впечатление, после чего продолжил. – Один из наших дальних посланцев обнаружил планету, населенную разумными существами…
«Тоже мне невидаль! - усмехнулся про себя Зод Гот, но ни чем внешне не выдал своей иронии. – Мы знаем одиннадцать планет, где обнаружен разум. Теперь их будет двенадцать. Это не повод для прерывания моего отпуска»… Следующая же фраза Верховного громовым ударом поразила слух косморазведчика:
- Обнаруженные нашим поисковиком существа уже осваивают космос.
Это был действительно удар! Зод Гот онемел от удивления. На планетах, которые он упомянул, действительно обитали разумные существа. Одну из планет с такими существами однажды обнаружила экспедиция, возглавляемая Гоз Рохом. Среди дремучих лесов отряд разведчиков наткнулся на племя двенадцатиногих пауков, живущих в сплетенных средь ветвей домиках. Они были немногим меньше самих исследователей, миролюбивы, откликались на данные им клички, даже пытались перевести некоторые нехитрые инопланетные слова на свой простенький язык, состоящий из пары сотни слов. Дальше этого дело не шло. Жили они парами, заботясь лишь о своем благополучии и совершенно не помогая друг другу. В племя они объединялись лишь для того, чтобы вожак, выбираемый из наиболее сильного и сообразительного самца, в один прекрасный день определил, что пищи в данном месте осталось мало и надо перебираться в другой район. Питались они, кстати, лишь корешками определенных деревьев. На остальных десяти планетах были обнаружены разумные существа примерно такого же уровня. Так что, все эти носители разума были столь малочисленны, а интеллект их был в столь зачаточном состоянии, что их невозможно было назвать братьями по разуму. А тут уже - освоение космоса! Было от чего удивиться. Гоз Рох, довольный произведенным впечатлением, продолжил:
- Мы долгие века, даже тысячелетия, мечтали о такой встрече. Теперь она, похоже, становится реальностью. Глупо, очень глупо было бы считать, что мы – единственная цивилизация среди холодного мрака бесконечной Вселенной. Хотя некоторые наши ученые, видя тщетность поисков, думали именно так.
- Зачем Вы вызвали меня? – тихо спросил Зод Гот, хотя великолепно развитая интуиция подсказывала ему ответ на этот вопрос.
- А ты не догадываешься? – удивился Гоз Рох.
- Догадываюсь, - озвучил интуитивно пришедшую догадку Зод Гот. - Вы хотите послать туда экспедицию, а я должен ее возглавить…
Верховный, как всегда, оказался прав: еще совсем недавно нежившийся в ванне разведчик, совершенно забыл о прелестях привлекательной массажистки. Да и Планета Развлечений со всеми ее удовольствиями, бесследно растаяла в воображении Зод Гота. Ее место теперь занимал другой, еще неизведанный, и от того более привлекательный мир. Конечно же, встреча с инопланетной цивилизацией – весомый повод для отмены отпуска. Что скрывать, Зод Гот был тщеславен, и лавры первопроходца всегда гнали его вперед, в самые дикие и опасные места. Первым увидеть то, что до тебя не доводилось видеть никому, ступить туда, где еще не было ноги разумного существа – это ли не самое главное, что привело Зод Гота, да и большинство его соплеменников, в косморазведку. Где еще можно было получить ярко-золотую звезду, как не здесь? Даже космодесантники получали их гораздо меньше. А такая звезда дает право на внесение твоего имени в зал Вечной Славы. Тобой будет гордиться вся планета, твою жизнь будут изучать в начальных учебных заведениях, а твои подвиги обрастут легендами, которые с благоговейным трепетом будут рассказывать друг другу новобранцы разведшкол. К тому же, наличие звезд дает шанс занять руководящую должность, когда ты будешь стар и не способен принимать участие в экспедициях. У Зод Гота было уже три звезды, и втайне он мечтал догнать, а по возможности и перегнать своего шефа. Разведчик же, впервые вступивший в контакт с инопланетной цивилизацией, мог рассчитывать на несколько звезд сразу.
- Как ни странно, - продолжал Верховный, - планета находится не так уж далеко от нас. Просто эта область Вселенной всегда считалась бесперспективной, и мы практически не исследовали ее. И вдруг такая неожиданность! Да-а, воистину Великий Космос неисповедим и непредсказуем.
- А как удалось установить, что они осваивают космос?
- Согласно программе, разведчик сделал виток вокруг планеты и обнаружил множество искусственных спутников. Возможно, это лишь первые попытки, робкие шаги в освоении космического пространства. А возможно, и суперсовременная, еще неизвестная нам технология. Этого мы пока не знаем…
«А что еще интересного обнаружил наш посланник?» – не терпелось спросить Зод Готу, зная, что Верховный имеет привычку не обрушивать всю информацию на собеседника, а выдавать ее по крупицам, оставляя самое важное и интересное на потом. Но спросить не решился – негоже торопить начальство. Придет время, и оно само расскажет все, что считает нужным.
- Там есть различные формы биологической жизни, - шеф вернулся в свое кресло и уселся поудобнее, - вполне подходящие климат и атмосфера… Ты получишь самую полную и необходимую информацию. Сейчас не это главное.
« Вот оно! – подумал Зод Гот. – Сейчас начнется! ».
Гоз Рох помолчал, пристально глядя в глаза своему любимому разведчику, затем продолжил:
- Высшим Советом Разведки принято беспрецедентное решение, Зод Гот. Экспедиции, в привычном понимании этого слова, не будет. Ты полетишь один.
- Как это – один?! – Зод Гот от удивления забыл о субординации и вскочил с кресла, но тут же, извинившись, вернулся на место. – Почему один?! Что я смогу один? Я просто сгину в чужеродном мире, и на этом моя миссия будет закончена! Вы посылаете меня на верную смерть, шеф!
- Успокойся! - строго изрек Гоз Рох, прощая невольную вспыльчивость удивленного разведчика. – Сиди и внимательно выслушай то, что я тебе скажу. Я думаю, тебе не стоит напоминать, что приказы начальства беспрекословно выполняются, а не выносятся на обсуждение. Да, действительно, решение, как я уже сказал, беспрецедентное и необычное. Но не стандартная ситуация и требует таких решений. И не тебе это объяснять. Мы же абсолютно ничего не знаем об открытой цивилизации. Кто они? Какова их культура? Чем они живут? Какие планы вынашивают? На эти вопросы, пока, нет ответов. А вдруг это чрезвычайно злобные и воинственные существа? Что, если они и в космос вышли только затем, чтобы покорять себе другие миры? Вдруг, узнав про нас, они решат атаковать? Мы же не обладаем сведениями ни о возможностях их техники, не знаем их численность. Поэтому, мы не можем сейчас идти на открытый контакт. Между тем, существует древняя как наш мир истина: если не хочешь умереть от укуса ядовитой гадины, то готовь противоядие. Но так как ядовитых тварей во Вселенной бесчисленное множество, то их проще уничтожать, нежели готовить сыворотку. Кроме того, и у нас есть свои интересы, которые мы не намеренны, пока, раскрывать. Ты прекрасно знаешь, что наши природные ресурсы давно истощены, и нам приходится, преодолевая колоссальные трудности, добывать их на других планетах. А на вновь открытой планете, возможно, этих ресурсов – прорва. Наличие же высокоразвитого разума предполагает, что ресурсы эти разрабатываются. Возможно мы сумеем с ними договориться и тогда будем получать полезные ископаемые без тех затрат, что сейчас. Если же договориться не удастся… Может там живут такие монстры, что и переговоры с ними бессмысленны. Тогда мы объявим Высшему Совету Планеты, что там жестоко и цинично нарушаются законы демократии и гуманизма, что данная планета представляет угрозу для всей Вселенной, и применим силу. Твоя главная задача – выяснить, подходит нам эта планета или нет.
- Что бы это выяснить, мне необходимо будет общаться с ними, - спокойно сказал Зод Гот. - Открыто, а не тайно. Как же такое возможно?
- Во-от, - удовлетворенно протянул Гоз Рох. – Мы и подошли к самому главному. Ты задаешь правильные вопросы. Значит, ты уже включился в работу. Это – хорошо. Как только ты совершишь посадку, автоматически будут запущены тысячи лингодатчиков. Они будут собирать языковую информацию, и отправлять ее на бортовой кибермозг твоего звездолета. Он будет накапливать и обрабатывать полученные данные, и, по мере обработки, переправлять их на микроскопический переводчик, который будет вживлен тебе в мозг. Когда полученной информации окажется достаточно для первого контакта, ты получишь сигнал и отравишься на встречу с инопланетянами. Понятно?
- Так точно! - ответил Зод Гот, чтобы не злить Верховного, хотя и не очень четко понял принцип работы переводчика.
- На связь, из-за конспирации, можно будет выйти только для подачи сигнала бедствия. Это также понятно?
- Так точно! – по-прежнему четко отвечал Зод Гот, хотя последняя информация сильно огорчила его. Остаться без связи в чужом мире – не очень приятная перспектива.
- Ну, специалисты посвятят тебя во все технические подробности… Я же хочу объяснить, почему выбор пал именно на тебя. Не скрою, не легко мне было это сделать. Результата твоей миссии не может предсказать никто, а я бы очень не хотел потерять лучшего косморазведчика планеты, который является моим любимцем. Иногда меня даже посещает чувство гордости, оттого, что я был твоим учителем. К тому же недавняя экспедиция на Планету Пурпурных Змей сильно измотала тебя, и отдых был необходим. Но, с другой стороны, кто еще кроме тебя способен осуществить подобную акцию. Все, более-менее достойные, находятся в глубоком космосе. Так что, великая честь и великая же опасность достаются тебе, Зод Гот.
Верховный не кривил душой. Стараясь относиться ровно ко всем своим подчиненным, он, тем не менее, Зод Готу явно симпатизировал. Надо признаться, не без оснований. Когда-то давно, когда он был еще Старшим разведчиком, он подбирал экипаж для экспедиции на Планету Кошмарных Бурь. По заведенной традиции в состав экипажа должен был войти стажер – молодой разведчик, только что закончивший школу. Гоз Рох тогда уже пользовался непререкаемым авторитетом и мог выбирать любого выпускника. Естественно, он выбрал отличника. Им и оказался Зод Гот. Сокурсники сочувствовали ему, считая, что отличнику могла попасться планета и поинтересней. Действительно, Планета Кошмарных Бурь представляла собой вечно погруженный во мрак – звезда, вокруг которой он вращался, была очень далеко – огромный кусок базальта с высоченными скалами, бездонными пропастями и постоянно бушующей, непригодной для дыхания атмосферой. Зод Гот же воспринял данную экспедицию как подарок судьбы. Он с детства мечтал побывать в одной связке с самым титулованным косморазведчиком. Планета Кошмарных Бурь преподнесла массу сюрпризов. Не имея ни животной жизни, ни растительности, она обладала массой неорганических ловушек. Сказать, что бури, из-за которых она и получила свое название, были очень сильными, значит не сказать ничего. Они сдували даже тяжелые транспортные звездолеты, если те не успевали вгрызться в скальные породы специальными бронированными тросами на несколько десятков метров в глубь. В считанные секунды гигантская милионнотонная махина легкой пушинкой взмывала в воздух. Некоторые котловины, глубиной не меньше трех десятков километров, были заполнены розовой субстанцией неизвестного происхождения. Она была не только удивительно липкой и вязкой, но и обладала невиданной силы магнетизмом. Попав в нее, выбраться было практически невозможно. И вот однажды исследовательский вездеход с тремя разведчиками на борту стоял на самом краю такой котловины. Они, с помощью щупов-захватов, брали пробы загадочной массы. Неожиданно произошел сейсмический сдвиг, и капсула, вместе с крупным куском породы, ухнулась в розовую топь. Взревели двигатели, пытаясь силой атомной энергии вырваться наружу, но все тщетно: капсула неотвратимо погружалась. Ей просто не хватало мощности. Быстро прибывшая на зов о помощи спасательная группа лишь увидела, как острый нос исследовательского аппарата скрылся в хлюпающей массе. По сути, это был конец. Через розовую гадость не проходили радиоволны, и установить местонахождение разведчиков, чтобы предпринять попытку их спасения, было невозможно.
Экспедиция лишилась бы трех участников, не окажись в составе спасательной группы Зод Гота. Он моментально кинулся в то место, где скрылась капсула, прихватив с собой спасательный трос. Ему удалось накинуть его на буксировочный крюк, и спасательный катер моментально взмыл в небо. Сложенные усилия двигателей сумели вызволить капсулу из смертельного плена. Медленно она выползла на берег, а за трос мертвой хваткой держался уже теряющий силы Зод Гот. Сначала ему здорово влетело от самого Гоз Роха, но когда просчитали все возможные варианты, оказалось, что начинающий разведчик принял единственно верное решение. Что это было: мгновенный расчет или интуитивный порыв? На этот вопрос Зод Гот ни тогда, ни сейчас ответить не мог, но в дальнейшей его карьере не раз возникали случаи, когда он действовал вот также молниеносно и самоотверженно, и это неизменно давало положительный результат. С того самого момента Гоз Рох и полюбил отважного косморазведчика…
- Я готов лететь, шеф! – уверенно сказал Зод Гот. – Не сомневайтесь, я оправдаю оказанное мне доверие.
- Не торопись докладывать о готовности, - укоризненно произнес Гоз Рох, но в душе был несказанно рад, что его любимец согласился. – Возможно, впереди тебя ждет нечто более страшное, чем все, что ты встречал ранее. Обычно я не даю такой возможности, но сейчас ты вправе отказаться, если чувствуешь, что сил недостаточно и требуется отдых. Тогда мы будем искать другую кандидатуру.
- Я готов! – вновь подтвердил Зод Гот. Нет уж! Честь первого контакта с братьями по разуму он не отдаст ни кому!
- Да будет так! – сказал Гоз Рох. – Теперь еще один существенный момент. Внешним видом эти существа сильно отличаются от нас. Тебе придется использовать в полную силу твой дар перевоплощения, чтобы не быть раскрытым. Все мы обладаем такой способностью, и вот настал момент, когда она может сослужить нам добрую службу.
- А как они выглядят? – спросил Зод Гот. Почему- то этот вопрос только сейчас возник у него в сознании.
- Ну что же, полюбуйся. Это голографическое изображение. Имеются все виды: c боков, сверху, снизу, спереди, сзади. По желанию можно подробно рассмотреть любую деталь. Сейчас изображение дано в натуральную величину.
Голограмма появилась справа от Зод Гота. Он заворожено смотрел на фигуру инопланетянина, представляя, как будет расхаживать в таком виде по чужой планете. Фигура между тем медленно вращалась вокруг своей оси, делая различные движения верхними и нижними конечностями. Зод Гот заворожено смотрел на фигуру инопланетянина. Она казалась ему неказистой, совершенно не отвечающей сложившемуся представлению о виде, который должен иметь носитель самого удивительного дара природы – интеллекта.
- Достаточно, пока, - произнес Гоз Рох, и голограмма исчезла. – Этот снимок наш разведчик сделал, пролетая над одним из районов суши, где на тот момент была наиболее прозрачной атмосфера. Тебе необходимо будет изучить это изображение досконально.
- На каком транспорте я полечу?
- О-о! Это чудо техники, - восхищенно произнес Верховный. - Последнее достижение наших инженеров. Ты и тут будешь первым. Этот новейший мини-звездолет, только что прошел полигонные испытания и еще не был в настоящем деле. Он специально разработан для той задачи, что поставлена перед тобой. Мы ведь давно ждали этого момента. Помимо миниатюрных размеров он имеет мощнейшее защитное поле. Оно делает его невидимым и способно отразить любое вторжение извне. Сам видел: его не берут термоядерные снаряды. На нем есть все необходимое вооружение, но применять его лишь в крайнем случае. Это приказ!
- Есть! – ответил Зод Гот. - Где я должен буду совершить посадку?
- А сам бы ты, какое место выбрал? – Гоз Рох хитро посмотрел на подчиненного.
- Ну-у… я бы выбрал крупный индустриальный центр. С большой плотностью населения - так легче затеряться. Сел бы где-нибудь на окраине, и уже оттуда начал бы разведку.
- Молодец! – похвалил Гоз Рох. Он внимательно посмотрел в глаза Зод Готу, словно прикидывал: можно ли задать следующий вопрос. Наконец решился:
- Я вот, что хотел спросить у тебя, Зод Гот…. Какое твое первое впечатление от увиденного разумного собрата?
- Ответить надо честно?
- Конечно, как и всегда, когда спрашивает начальство.
- Я не в восторге от него. Мне кажется, что все высокоразвитое должно быть похоже на нас. Ведь мы – вершина эволюции, высшее достижение природы.
- Вот и мне так показалось, - задумчиво проговорил Верховный. – Но, иногда Великий Космос подкидывает такие невероятные сюрпризы, что только диву даешься. К тому же, дело есть дело - разведку нужно провести. Поэтому, я убедительно советую тебе: не проявляй злобы и нетерпимости к этим разумным существам. Да, наше общественное устройство – венец творения разумных существ и при необходимости мы заставим поверить в это кого угодно, но пока ни в коем случае не вмешивайся в местные законы и обычаи, даже, если они покажутся тебе абсолютно дикими и чуждыми нашей морали. В конце концов, внешний вид этих инопланетян может не соответствовать внутреннему содержанию. И еще. До тебя никто не осуществлял подобные акции, поэтому твой девиз: осторожность, помноженная на внимание и возведенная в хитрость. Я очень надеюсь встретить тебя живым и невредимым. А все мы ждем от тебя положительной информации.
- Я тоже не против вернуться здоровым и с хорошими вестями, шеф!
- Вот и отлично! Кстати, туда ты полетишь в обычном режиме, в случае же подачи сигнала бедствия, мы откроем временно-пространственный коридор. Не успеет их планета крутануться вокруг своей оси, а мы уже придем к тебе на помощь. Еще какие-нибудь вопросы есть, Старший разведчик?
- Никак нет, шеф! – Зод Гот поднялся с кресла и принял официальную стойку. – Я могу идти?
- Это сейчас у тебя нет вопросов, - раскатистый бас Гоз Роха приобрел мягкие нотки. - Позже они, наверняка, возникнут. Отправляйся к специалистам. Они подробнейшим образом просветят тебя по всем возможным проблемам. И по тем, которые могут возникнуть в управлении новым кораблем, и по тем, что касаются пребывания на чужой планете. Ступай! Да сопутствует тебе удача! Да хранит тебя Великий Космос!
Зод Гот вышел, а Верховный еще долго отрешенно смотрел в закрывшуюся за ним дверь, словно пытаясь разглядеть, что же ждет посланного в неизвестность разведчика. Какие вести принесет он с неизведанной планеты? Кем окажутся братья по разуму, которых они так долго искали в этом ледяном, отнюдь не дружелюбном космосе?
- 2 -
Планета действительно оказалась достаточно близко. Всего лишь три скачка сквозь черноту пространства – и вот он голубоватый шар, окутанный нежной полупрозрачной дымкой атмосферы. Словно платье невесты, она приманивала к себе любопытные взгляды, не давая увидеть все самое интересное. Что скрывает этот покров: кротость и покорность или свободолюбие и неукротимость? Сие дано узнать лишь жениху, срывающему свадебный наряд невесты в первую брачную ночь. Так и косморазведчик: пока не произведет посадку и не осмотрится, не узнает истинный характер вновь открытой планеты. Зод Гот остался доволен внешним видом незнакомого мира. Во всяком случае, из космоса все выглядело просто великолепно. Желто-коричневые материки украшала зелень лесов, хрустальный блеск крупных озер и голубые вены могучих рек; кое-где виднелись золотые проплешины пустынь и темные гряды гор; седые шапки девственно чистого снега украшали оба полюса планеты. Но все это занимало, приблизительно, лишь четвертую часть поверхности шара. Все остальное пространство властно захватил, завораживая взгляд очаровательной синевой, его величество Океан. Зод Гот много чего повидал за свою полную опасностей и тревог жизнь покорителя космоса. Сколько раз, вот также, он подлетал к еще не познанной планете, и, глядя на ее красный, желтый или даже черный цвет, пытался догадаться, что же там его ждет внизу. Как правило, это был отнюдь не ласковый прием. Но никогда и ни где он не встречал такое количество воды, делавшее вид планеты невыразимо красивым. Даже искорки тревоги не зажгла в его сознании никогда не ошибавшаяся интуиция. Он просто заворожено смотрел на голубой успокаивающий цвет чужого мира и не чувствовал никакой опасности. На его планете тоже был океан, но по сравнению с ЭТИМ, он выглядел жалкой лужей, оставшейся по недоразумению после легкого дождика. Природа всегда бывает справедлива и безошибочна, и раз она столь щедро одарила здешних обитателей таким бесценным даром, как вода, они должны того стоить. Не могут же разумные существа, обладающие таким бесценным сокровищем, да еще в столь огромных объемах, быть злобными и жестокими! Уверенность в этом вселила в Зод Гота надежду на успешный контакт с инопланетной цивилизацией.
Тем не менее, он строго выполнил полученные инструкции: дал указание кибернетическому мозгу корабля выбрать подходящее место для посадки и включил защитное поле. Невидимкой космический корабль вошел в плотные слои атмосферы, немного покружился в поисках заданного места, и, наконец, мягко и бесшумно приземлился. Поздравив самого себя с благополучной посадкой, Зод Гот решил осмотреться и включил внешний обзор. Увиденная вблизи поверхность планеты, поразила его ничуть не меньше, чем вид сверху. Но поразила его не дивная красота чужого мира, а тот контраст, что был между пейзажем, наблюдаемым из космоса и непосредственно местом посадки. Звездолет сел на самом краю поросшего не очень высокими деревьями леса. Деревья были неказистыми и совершенно невзрачными. Серо-коричневые корявые ветви бессмысленно торчали в разные стороны, словно природа упражнялась на них в асимметричности. Лишь два вида деревьев выделялись на не радующем взгляд унылом фоне несуразных растений. Один имел необычную бело-черную окраску, а второй представляли высокие стройные, имеющие зеленый покров, деревья. С противоположной стороны нелепого леса, глазам разведчика предстала невыразительная местность, усеянная холмиками хаотически наваленных непонятных предметов. Здесь также преобладали невзрачные серо-черные и коричневые тона. И над всем этим жалким, убивающим веру в прекрасное, натюрмортом кружились стаи серых, отвратительно кричащих птиц. Наверное, это было последнее место, где хотел бы окончить свои дни опытный косморазведчик.
Зод Гот был в замешательстве. Конечно, ему не раз попадались радующие своим видом планеты, которые потом поражали всю экспедицию невыразимым кошмаром. Так было, например, с Планетой Зеленых Туманов. Из космоса она выглядела просто великолепно: атмосфера нежно-зеленого цвета непроглядным плотным покрывалом укутывала все, что творилось в низу. Такой необычный цвет ей придавал уникальный газ, который больше нигде не встречался. Осуществив же посадку, они оказались на голых камнях, разогретых температурой, близкой к точке кипения воды и поливаемых «освежающим» дождичком из серной кислоты. Тогда даже видавшие виды косморазведчики были в состоянии шока. Примерно тоже самое чувство испытывал сейчас и Зод Гот. Наблюдая планету сверху, он уже придумал ей имя: Планета Голубых Океанов. Теперь же он решил повременить с названием.
Тем временем, пока Зод Гот рассматривал «красоты» чужой планеты, приборы, изучающие состояние внешней среды, автоматически включились в работу, и уже выдавали первые результаты: температура вполне приемлемая для выхода без дополнительного обогрева; атмосфера сильно загрязнена, но можно обойтись без защиты дыхательных органов; сколько-нибудь опасных для жизни и здоровья организмов не обнаружено. Но более всего Зод Гота изумил итог, сделанный кибермозгом из полученных сведений: цивилизованная жизнь в месте посадки НЕВОЗМОЖНА. Это было удивительно, странно и парадоксально! Может быть кибермозг ошибся, и звездолет сел на неосвоенной территории? Зод Гот сделал запрос: далеко ли находится хоть какой-нибудь населенный пункт? Оказалось, совсем рядом; и пункт этот достаточно большой. Конечно его невозможно сравнить с родным мегаполисом Зод Гота, но все-таки…
«Как же это понимать? – удивлялся Зод Гот. – Там цивилизованная жизнь возможна, а здесь – нет?! Не будут же они строить свои жилища рядом с непригодным для жизни, а, по сути – гиблым местом. Если странности начались с первого момента пребывания на планете братьев по разуму, то что же меня ждет дальше?!» Пока опытнейший косморазведчик, повидавший на своем веку много чего загадочного и необъяснимого, но ожидавший от разумных существ хоть какой-то похожести – пусть не во внешнем виде, так хотя бы в образе существования, - загружал работой свои собственные мозги, техника, которая должна была стереть языковой барьер между ним и местными жителями, приступила к работе. Десятки тысяч ничтожно малых, не видимых глазу лингодатчиков, словно пчелиный рой устремились к населенному пункту. Умными, все слышащими невидимками, они зависнут над крупными скоплениями местных жителей, вонзятся в стены их жилищ, рабочих мест, центров досуга; они будут переправлять всю полученную языковую информацию на бортовой компьютер, тот обработает ее, и все необходимое передаст переводчику, вживленному в мозг Зод Гота. Пройдет какой-то срок, точную продолжительность которого не мог установить ни один специалист, и Зод Гот ощутит легчайший, уловимый на уровне подсознания, импульс в своих мозгах, что и будет означать готовность к общению с обитателями планеты. Ожидая пока чудо-техника приближает момент встречи, о котором долгие столетия мечтали его соплеменники, всматриваясь в ледяной мрак Вселенной, разведчик тщательнейшим образом изучал внешность того, чей облик ему предстояло принять. Он запоминал каждую черточку, каждый, даже самый незначительный, изгиб чужого тела. Он заставлял голограмму расхаживать по звездолету, дабы запомнить движения, которые ему придется воспроизводить. Ведь при будущей встрече у инопланетян не должно возникнуть и тени подозрения, что он - пришлец, порождение совсем иной природы. Конечно, ему бы очень хотелось прибыть сюда с официальным визитом. Гордо продемонстрировать технические достижения своего народа, поделиться знаниями о бескрайних просторах космоса, узнать что-то новое от здешних разумных существ. Но раз принято решение о тайном изучении планеты, значит, так тому и быть.
Все время, пока техника изучала чужой язык, Зод Гот не покидал корабля. Но ожидание для косморазведчика, привыкшего к активным действиям, - тяжкое испытание. Тем более, что окружающая местность навевала скуку и уныние. Звуки, доносившиеся снаружи, - особенно противно горланившие птицы, - ему надоели сразу. Он отключил акустику, продолжая наблюдать местность в немом исполнении. Но и безрадостный пейзаж, простиравшийся перед ним, наскучил ему довольно быстро. Картину оживляли лишь какие-то животные – весьма мерзкие твари! - постоянно копошившиеся среди лежащего вокруг хаоса. Видимо, они рыскали здесь в поисках пищи. Но чем можно было питаться в таких условиях, Зод Гот не мог даже представить. Чаша его терпения была переполнена, когда одно из этих отвратных созданий, покрытое грязной короткой шерстью рыжего оттенка, подняв свою облезлую конечность, принялось испражняться прямо на звездолет. Вернее – на защитное поле, скрывавшее удивительное творение технической мысли. При этом противное создание абсолютно не смущало и не заботило, что изливаемая им жидкость отражается невидимой защитой и обрызгивает само животное. Зод Гот не мог стерпеть столь не эстетичного зрелища и отключил изображение внешнего пространства. …
Уже семь раз местное бело-желтое светило пламенеющим диском пересекало чистую синь небосклона, на котором за все это время не прошмыгнуло хоть мало-мальски серьезного облачка. Сигнала же о готовности начать операцию до сих пор не поступало. Микро-переводчик, искусно вживленный в мозг косморазведчика, безнадежно и глухо молчал. В самый последний момент, перед отправкой его сюда, все же было принято решение о выходе Зод Гота на связь. Он должен был выйти в эфир сразу же после первого контакта с местными жителями. Если контакт пройдет удачно, разведчик подаст определенный сигнал, если же нет – в космос уйдет сообщение, имеющее другой код. Ученые связисты-шифровальщики вывихнули себе мозги, разрабатывая эти коды. Зато теперь они давали стопроцентную гарантию, что сообщение не будет перехвачено и понято. Если же, через установленное время, Зод Гот вообще не выйдет на связь, его будут считать потерпевшим бедствие и начнут спасательную операцию. И отпущенное время уже подходило к концу…
« В чем же дело? – размышлял Зод Гот. – Почему молчит переводчик? Здешний язык оказался слишком сложным для нашей техники или… у них совсем нет языка, в нашем понимании? Вдруг они телепаты?! » От такой мысли Зод Гот поежился. Ведь тогда тайно провести контакт не удастся и придется возвращаться. А это не соответствовало его характеру. Отступить, когда цель совсем рядом и не попытаться окунуться в чужую разумную жизнь? А как же лавры первооткрывателя? Не-ет. Не для того он примчался сюда с другого конца галактики, чтобы, посидев невидимым посетителем на ничем не примечательном пустыре, убраться восвояси.
Ожидание само по себе довольно тяжкое испытание. Ожидание же, отягощенное бездействием и неизвестностью, переносится во сто крат тяжелее. И в этот миг, когда тоска по активным действиям уже граничила с отчаянием, Зод Гот осознал, что переводчик заработал. У него в мозгу, как и обещали, раздался едва уловимый, почти неосязаемый щелчок, и он понял, что сможет разговаривать на инопланетном языке. Вернее, говорить будет не он, а переводчик посредством его голосовых связок. Схема была такова: встретившись с братьями по разуму, Зод Гот должен услышать их речь. Тогда и приступит к своей работе переводчик. Он переведет чужие слова Зод Готу и, если потребуется, выберет из накопленной информации нужный ответ и даст команду голосовому аппарату разведчика воспроизвести его так, как он должен звучать на местном языке. Зод Гот же, благодаря своей изумительной молниеносной памяти, будет запоминать чужие слова и их значение. Таким образом, постепенно, он выучит язык, и со временем будет общаться на нем самостоятельно. Когда гении языкознания объясняли ему принцип работы столь мудреного прибора, Зод Гот заметил, что данная схема далека от совершенства и вполне возможны нежелательные накладки. Но ему возразили, что их цивилизация никогда прежде не имела дела с инопланетными языками и, при отсутствии опыта, - это единственно возможный вариант, хорошо просчитанный и опробованный на примитивном языке двенадцатиногих пауков. В конце концов, выбирать было не из чего и, хотя определенный риск быть раскрытым имел место, решено было действовать по данной схеме.
Зод Гот, измаявшийся терзающим душу бездельем, решил не откладывать дело в долгий ящик и отправиться в расположенный неподалеку город прямо сейчас. Он принял не вызывавший у него эстетического восхищения вид местного обитателя и придирчиво осмотрел себя со всех сторон, сравнивая с голограммой. Оставшись довольным потрясающим сходством оригинала и копии, он уточнил у кибермозга маршрут движения. Пожелав себе удачи, и попросив у Великого Космоса помощи и сочувствия, Зод Гот шагнул в открывшийся люк звездолета. Защитное поле мягко пропустило его сквозь себя – никто другой и не смог бы пройти – и он ступил на чужую, еще не изведанную землю. Ах, как прекрасен, волнующ, манящ и пугающ первый шаг на новой планете! И пусть этих планет за спиной десятки и даже тысячи, все равно в память четко и безвозвратно врезается именно первый шаг, сделанный от космического корабля. На разных планетах этот шаг и запоминается чем-то выдающимся, присущим только данной планете. По нему и складывается первое впечатление об изучаемом мире. Оно может потом меняться, но первый шаг не забывается никогда. Где-то он запомнился Зод Готу иступляющей жарой, где-то страшными, убивающими все живое, ливнями, где-то бесконечным многоголосьем зверей и птиц, где-то потрясающей безжизненной тишиной. Сейчас же его чуткое, привыкшее к легким ароматам, обоняние было оглушено тошнотворным противным запахом, из-за которого он чуть было не лишился сознания. Невыносимая вонь пропитывала, казалось, всю атмосферу. Она нагло и бесцеремонно пробиралась в мозг, лишая его способности думать о чем-нибудь другом, кроме как об избавлении от столь навязчивого «благовония». Лишь невероятным усилием воли Зод Гот совладал с собой и не запрыгнул обратно на корабль. Хотя это желание было почти непреодолимым.
- О Великий Космос! – воскликнул он. – Как же они дышат подобной дрянью?! Не мыслимо! И что за ужас они из себя представляют, если им нравятся подобные ароматы?!
Сконцентрировав всю свою закаленную и могучую волю, Зод Гот двинулся по намеченному бортовым компьютером маршруту. Что ждет его в чужом, неизведанном и не кажущимся гостеприимным мире? Кем окажутся загадочные братья по разуму? Если судить по первому шагу, прогулка не обещает быть приятной. С такими невеселыми мыслями Зод Гот направился на встречу с незнакомой цивилизацией.
- 3 -
Был расчудесный субботний денек в самом конце первого весеннего месяца. С середины февраля и весь март на московскую землю двигались нескончаемые караваны циклонов. Эти посланцы теплых течений Атлантики несли в себе непривычную для зимы плюсовую температуру и обильную влагу. Теперь же над бескрайними живописными просторами среднерусской равнины распространился мягкий Азорский антициклон, установивший безоблачную погоду. Таким образом, весна в Москве и в ее обширных окрестностях, выдалась необычайно ранней, и, уже практически бесповоротно, вступила в свои права.
Осталось позади безудержное празднование Нового года, самого долгожданного и любимого нашим народом праздника; вялотекущее, по причине изматывания организма предыдущим торжеством, отмечание Рождества Христова; те, кто пережил эти два события, тряхнули остатками сил на непонятный остальному человечеству Старый Новый год. Отшумело желтыми горошинами мимоз и погоней за благоухающей парфюмерией восьмое марта, день, когда мужчины считают, что могут с чистой совестью напиться, так как все тосты поднимают за любимых женщин, служащих украшением нашей не всегда благополучной действительности. Проще говоря, пронеслись разноцветной волной праздники, скрашивающие белое однообразие зимы, и народ замер в ожидании светлого праздника Пасхи.
Уходящая зима была малоснежной, и теплые дни быстро очистили землю от снежного покрова. Лишь только в лесах, в самых темных уголках, оставались островки слежавшегося, грязно-серого снега. Сюда еще редко пробивались робкие, не жгучие, но уже настырные солнечные лучи. Но ох как не долго осталось лежать этим не сдающимся памятникам зимы! И еще вполне могут ударить крепкие заморозки, еще запросто может закружить метелица. Но это лишь так – конвульсии не желающей расставаться с нами матушки-зимы.
Народ наш обожает субботы. И этому есть вполне логичное объяснение: закончена длинная трудовая неделя, и на целых два дня можно выкинуть из головы осточертевшее начальство, с чего-то вдруг решившее, что оно умнее нас, и как следует выспаться. В субботу можно разгуляться по полной программе, так как впереди целый день, дающий возможность придти в себя после бурно проведенного первого выходного. Народ это понял очень давно и потому любит субботы всей широтой щедрой российской души.
Воспользовавшись субботой и чудесной теплой погодой – столбик термометра неумолимо подбирался к пятнадцати градусам, - два друга решили отдохнуть от любимых жен и обожаемых детей, проведя время в сугубо конфиденциальной обстановке, подальше от людских глаз. Наша суматошная жизнь, к сожалению, не располагает к частым теплым встречам близких друзей. Постоянно возникающие житейские проблемы, требующие немедленного разрешения, бешенный современный ритм, семейные обязанности – все это препятствует задушевным разговорам, сопровождаемым кружечкой янтарного пенного пива или стопкой доброй русской водки. А так порой хочется поболтать со старым другом! Именно с ним, а не с его, искаженным телефонной мембраной голосом. Обсудить накопившиеся новости, в изобилии рождаемые бурным временем на пороге смены тысячелетий; перемыть косточки опостылевшим политикам, некоторые из которых явно ошиблись дверью и, вместо палаты сумасшедшего дома, оказались в стенах законодательного собрания; погрузиться в приятные волны ностальгии, вспоминая те старые добрые времена, когда сортов пива в магазинах было в сто раз меньше, а наглости в продававших его толстых тетеньках, в сто раз больше. И пусть в то не столь далекое время была масса запретов на естественные для умных людей вещи, но бешеный оптимизм молодости рисовал жизнь лишь в розовых тонах.
Дружба Владимира и Сергея завязалась столь давно, что они и сами не могли точно вспомнить год своего знакомства. В стране тогда цвел пышным цветом и пах могильной гнилью застой. Коммунистическая партия, возглавляемая дряхлыми маразматиками, решила подменить собой все, в том числе и Господа Бога. Все же уважающие себя мальчишки зачитывались романами Дюма, Стивенсона и Вальтера Скота, фантастическими шедеврами Казанцева, Ефремова и Уэллса. Не избежали этой участи Сергей и Владимир. Макулатурная трилогия о мушкетерах была их настольной книгой. По ней они учились бескорыстной дружбе, благородству, мужеству, отношению к женщине. Бурная энергия юности не давала покоя их мозгам и наливающейся силой мускулатуре. Ощущался явный недостаток адреналина. Поэтому они и бедокурили, как и все нормальные, слегка шпанистые дети того времени. Положить на трамвайные рельсы пивные пробки или утащенные из тира патроны от «мелкашки», разбить стекло в кабинете ненавистного, позволявшего себе распускать руки трудовика, поджечь помойку, стоящую в десяти метрах от входа в отделение милиции – вот далеко не полный перечень их приключений. Потом пришла пора взросления, первой влюбленности, и потребность в хулиганских подвигах отпала сама собой. При всей схожести принципов и интересов, Владимир и Сергей внешне не были похожи. Сергей был светловолос, слегка лопоух и, вообще, имел простоватый вид. Владимир же наоборот, был брюнет и имел благородные черты лица. Сергей, как правило, полностью доверял своим чувствам, а Владимир больше полагался на разум и внешне всегда выглядел спокойным. Не возможно было угадать, что творится у него в душе. Однажды, в самый разгар своих юных авантюр, они пытались угнать асфальтоукладочный каток, который мирно отдыхал от трудов праведных у тротуара, пока его хозяин находился на заслуженном обеде. Проезжавший мимо наряд милиции не оставил без внимания несостоявшихся звезд шоссейных гонок, рьяно дергавших рычаги не желавшего заводиться и трогаться с места катка. Под любопытные взгляды праздных прохожих мальчишки были водворены в милицейский «уазик» и доставлены в ближайшее отделение милиции. Для малолетних сорванцов это был шок. При виде большого количества людей в серой форме, пугающих постановкой на учет в детскую комнату милиции, Сергей разразился рыданиями, вымаливая прощения и обещая до конца жизни быть образцом примерного поведения. Владимир поддерживал друга, оставаясь спокойным, как только что пообедавший удав. Их отпустили с миром. Только на улице Владимир показал Сергею свои ладони, на которых кровенели следы от ногтей…
Судьба была благосклонна к ним, стараясь не разлучать друг с другом. Лишь один раз разошлись они в разные стороны на долгие два года, отправившись выполнять свой воинский долг перед Родиной. После службы, вдоволь нагулявшись и отдохнув от изматывающей дисциплины армейских будней, оба пошли учиться в вечерние институты. Владимир в юридический, а Сергей в авиационный. Женились они тоже весьма и весьма своеобразно. Сергей познакомился с симпатичной блондинкой Наташей, а Владимир, будучи у друга свидетелем на свадьбе, с ее сестрой-двойняшкой. Через год уже гуляли на свадьбе у Владимира. Тогда им было по двадцать пять лет.
Минуло десять лет, потрясших до основания одну шестую часть суши земного шара. Страна и жизнь стали совершенно иными. Многие понятия, считавшиеся незыблемыми ценностями, сгорели в неуправляемом огне так называемой перестройки. Другие же поменяли знак плюс на знак минус и наоборот, но дружбу свою Сергей и Владимир сохранили. Владимир работал юрисконсультом в процветающей компании, оказывающей гражданам правовые услуги. Сергей же возглавлял бригаду диспетчеров в одном из московских аэропортов. По счастливому стечению обстоятельств, они получили квартиры в одном микрорайоне и жили теперь в соседних домах, на одной из бурно развивающихся московских окраин. У Сергея недавно родилась вторая дочка, а у Владимира сын заканчивал первый класс. Соответственно, домашних забот было - хоть отбавляй. Так что, встречаться - серьезно, по-мужски, со стопкой-другой водки – удавалось крайне редко.
Так или иначе, но сегодня, всеми правдами и неправдами, используя красноречие и обаяние, им удалось уломать слегка поворчавших жен, и вырваться на волю. Взяв с собой три бутылки «Путинки», - чтобы два раза не ходить – и нехитрую закуску, они отправились на лоно природы. Сделать это было совсем не трудно. Во всяком случае, гораздо проще и быстрее, чем горожанину, живущему в центре первопрестольной и рвущемуся к чистому воздуху Подмосковья. Конечно, если это обыкновенный, как говорится - среднестатистический горожанин, а не пассажир шестисотого мерседеса с тонированными стеклами, флажком на номере и синим маячком на крыше. Новый район, где они жили, вплотную примыкал к одному из любимейших детищ нашего неугомонного мэра – окружной дороге. Стоило пересечь десятиполосную автостраду – и ты уже в небольшом лесочке, наслаждаешься среди березок и елей почти не тронутой – по городским понятиям - природой. Правда, сразу за лесом располагалась обширная городская свалка, но ее участок, примыкающий к лесу, давно не использовался. Да и потом, для жителей огромного города наличие свалки – вещь отнюдь не экзотическая, а из-за леса ее и не видно. Так что, желающих выбраться в ближайший лесок хватало. Тем более весной, когда мир собственной квартиры становится ужасно тесным, и истосковавшаяся по теплу душа рвется на простор пробудившейся природы.
Итак, друзья по висящей над бегущими машинами прозрачной «колбасе» перебрались через кольцевую дорогу, и направились по тропинке в лес искать удобное место для трапезы и беседы. Путь их был сплошь усеян ржавыми прошлогодними и свежими разноцветными пивными пробками, перегнивающими окурками и прочими продуктами цивилизации. Но молодые люди не обращали внимания на столь незначительные неудобства. На росших вдоль тропинки кустах ивняка частенько попадались торчащие, словно эскимо на палочке, белые пластиковые стаканы, заботливо оставленные своим коллегам побывавшими здесь алкашами, что бы – упаси Господь! – пришедший сюда человек не уподоблялся скотине и не хлебал драгоценную влагу прямо из горлышка. Не важно, что со временем стаканы покрываются грязью и пылью. Для приходящих сюда страждущих нет лучшей дезинфекции, чем прозрачная сорокаградусная злодейка, давно прикончившая в их пропитых организмах все виды микробов; как плохих, так и хороших.
- Ну, кажется, пришли, - удовлетворенно сказал Сергей, шедший впереди. – Можно располагаться. Место довольно сносное. Не ресторан, конечно, но не шляться же по округе целый день. Так и водка скиснет.
- Если бы нам был нужен ресторан, - резонно заметил Владимир, обозревая открывшуюся перед ними полянку, - мы бы и пошли в ресторан. Но мы хотели на лоно природы. Отдохнуть от цивилизации, так сказать. Так что, место вполне подходящее.
На поляне, выбранной друзьями для пикника, кто-то из активных любителей отдыха за городской чертой давным-давно оборудовал площадку, шикарно подходящую для рандеву на свежем воздухе. Большая деревянная катушка из-под телефонного кабеля служила банкетным столом, вокруг которого торчали пеньками плотно вкопанные в землю шесть широких чурбаков. Видимо тот, кто устанавливал «стол» и «стулья» более чем шестеркой заседать не собирался. Светило ласковое солнышко, поднимавшееся все выше и выше над горизонтом, согревая своими лучами подсыхающую после стаявшего снега и истосковавшуюся по теплу землю; прыгали с ветки на ветку, весело щебеча, разнообразные мелкие птахи, потихоньку возвращающиеся с жаркого юга в родные края; воздух был пропитан теплом и неповторимым, ни с чем не сравнимым запахом весны. Запах этот не возможно описать, но его и невозможно спутать ни с каким другим. Он неназойливо и в тоже время уверенно проникает в твое подсознание, где-то там записывается на корочку, и ты понимаешь: пришла Весна! Окончательно и бесповоротно. И никакой ошибки быть не может.
Друзья расстелили газеты на катушке и двух пеньках, и, усевшись друг напротив друга – дабы было удобней разговаривать, - стали готовиться к трапезе. В руке Сергея блеснуло на солнечном луче нержавеющее лезвие модного швейцарского ножа. Ловким движением он отрезал два куска пахучего бородинского хлеба, положил на них ломтики белоснежного сала, с темно-красными полосками мяса, и один кусок подал Владимиру, который тем временем наливал в пузатые стопочки аппетитно булькающую водку. Сергей взял в правую руку сосуд с вожделенной влагой и произнес первый тост:
- Ну, что же, Вовчик, давай выпьем за нашу с тобой встречу, за этот великолепный денек, за наступившую весну. За то, в конце концов, чтобы наши с тобой встречи стали более регулярными.
- Полностью и всецело одобряю! - отозвался Владимир. – Но столь полезное начинание вряд ли поддержат наши милые женушки. Это – во-первых. А во-вторых: так ведь и спиться можно.
- А мы будем встречаться без спиртного! – сделал смелое предложение Сергей. На столько смелое, что даже сам испугался и поправил себя: - Если такое возможно, конечно…
- Невозможно, - улыбнулся Владимир, - но к этому нужно стремиться.
- Значит, будем стремиться!
- Будем!
Задорно звякнули стопки, побежала по горлу обжигающая жидкость, отправилась в рот первая закуска, и потянулся плавный не спешный разговор двух давних знакомых, тематика которого известна любому мужчине, живущему на территории от требуемых японцами Курильских островов, до находящегося в прибалтийской изоляции Калининграда. Тут, помимо упомянутой выше политики, были и футбол с хоккеем, другие спортивные новости, воспоминания, рабочие проблемы, собственные семьи, и – конечно же! – женщины. Куда же мы без этих милых, загадочных, совершенно непонятных для нас созданий?! Друзья были крепки на выпивку и запросто могли уговорить по пол-литра на брата. Душевная же беседа и свежий воздух скрадывали действие всемогущего алкоголя. Поэтому, когда к концу третьего часа встречи вторая бутылка была закончена, а в головах лишь слегка шумело, встал вопрос о початии третьей емкости всенародно любимого напитка. После не долгих и совершенно не мучительных сомнений бутыль была открыта. Вновь призывно забулькала «Путинка» в стопочках, и Владимир с искренней торжественностью произнес:
- А теперь, Серега, давай выпьем за наших жен! За то, что они, не смотря ни на что, ни на какие жизненные коллизии, продолжают любить нас, терпеть, и приносить радость самим своим существованием. Здоровья им и долгих лет красоты и счастья! Согласись, уж хотя бы один тост они заслужили.
- Сильно загнул, - улыбнулся Сергей. – Но, тем не менее, тост гениальный. Я просто горжусь тобой! Правда, любят-то они нас, может быть, и не очень, но то, что терпят – это точно. И выпить за них мы с тобой просто обязаны. Более того, мы должны выпить стоя!
Оба встали, приняв стойки «смирно» и синхронно поднесли стопки к губам. Сергей опрокинул содержимое стопки в рот, привычно сморщился, со смаком понюхал, прежде чем отправить в рот, маринованный огурчик, и тут только заметил, что друг его так и застыл с открытым ртом и зажатой в пальцах стопкой, поднесенной ко рту, но так и не выпитой. Широко раскрытые глаза Владимира уставились куда-то в одну точку в сторону леса, за спину Сергея.
- Ты чего? - спросил Сергей, хрустя огурцом.
Поняв, что от друга ответа не добиться и проще самому увидеть, что же его заинтересовало, Сергей обернулся по направлению взгляда Владимира и, от неожиданности увиденного, тихо свистнул.
Картина, повергшая в легкий шок обоих друзей, была на столько не типична для данного места, что с первого раза глаза отказывались верить в ее правдивость. Человек чересчур впечатлительный мог бы, пожалуй, бухнуться в обморок. Метрах в тридцати от них, под древней могучей елью, еще сохранившей чернеющие клочки снега под своими развесистыми мохнатыми лапами, стоял… лилово-черный здоровенный негр, облаченный в набедренную повязку из зеленых пальмовых листьев. Из его широких, вывернутых вверх, словно у ретивого коня, ноздрей, свисало массивное кольцо желтого цвета. Увиденное зрелище было так же удивительно, к примеру, как утепленный донельзя чукча, раскатывающий по золотым пескам Анталии на собачьей упряжке. Даже ель, простоявшая на этом месте не одну сотню лет и видевшая массу различных персонажей, прошедших под ее ветвями, наверняка была удивлена подобному посетителю. Умей она говорить, можно было бы услышать массу интересных слов по поводу ее удивления.
Передвигаться в виде аборигена планеты Зод Готу поначалу было неудобно: конечности казались тонкими и неустойчивыми, он постоянно боялся упасть. Кроме того, габариты инопланетянина были примерно на треть меньше, что создавало дополнительные трудности и некомфортность; приходилось ступать аккуратно, постоянно глядя себе под ноги. Но приспособляемость косморазведичка была уникальной, и уже скоро вышагивал гораздо уверенней, словно принятый образ был дарован ему от рождения.
Пропитанный гадостными запахами воздух, был к тому же прохладным. Прошедшего программу суперзакаливания Зод Гота не пугали и более низкие температуры. Но неужели и местные жители способны переносить холод без одежды? Стало быть, они не так уж далеко ушли от животных. Но как тогда объяснить крупный город, стоящий неподалеку? Космораздведчику постоянно попадались под ногу острые и мешающие ходьбе предметы, явный мусор. Если бы не его крепкая кожа, он давно бы полил чужую землю собственной кровью. Неужели нельзя привести все в цивилизованный вид?! Странно все это, очень странно…
По мере движения вперед, непрерывный гул, несшейся со стороны местного мегаполиса все нарастал, и в душу Зод Готу закрадывалась непрошенная тревога: что ждет его в мире, где хозяйничает неведомый разум, не станет ли эта экспедиция для него последней? Такие мысли были совершенно нетипичны для него. Косморазведчик решительно отогнал их, максимально мобилизовав свое внимание и готовность к любым неожиданностям. И вновь шевельнулось в мозгу: а хватит ли на этот раз опыта, навыков, молниеносной реакции?..
Тропа, по которой передвигался Зод Гот, казалась ему проложенной дикими зверями. Кто же еще мог ее проложить, если она извивалась, словно агонизирующая змея, и не имела хоть сколь-нибудь цивилизованной поверхности? Но ни одного зверя он пока не встретил. Да и что диким животным было делать вблизи мегаполиса? Местность продолжала неприятно удивлять. «Протоптать здесь дорожку разумные существа не могли, - размышлял Зод Гот. - Глупо и невежественно делать путь таким извилистым и неудобным для ходьбы. Бескультурье полное! И почему рядом с их жилищем расположено столь не привлекательное место? Давно бы устроили здесь космический зоопарк или, окруженный непроходимой зоной заповедник. И что это, в конце концов, за дурацкий гул и грохот? Что они там творят?! Любое производство можно сделать бесшумным. Наслаждение тишиной – полезная для здоровья радость. Слух же должны услаждать лишь приятные звуки…» И тут он увидел тех, к кому шел на встречу. До первого контакта с чужой цивилизацией оставалось всего несколько шагов.
- Па-па-пуас!! – выдохнул Сергей. Глаза его почти достигли размера бильярдных шаров и не мигая пялились на неожиданного посетителя русского леса.
Владимир пришел в себя быстрее своего друга. По-гусарски лихо, не закусывая, он выпил заждавшуюся у рта стопку. Черные брови, изогнувшиеся было наподобие триумфальной арки, вновь приобрели вид аккуратной скобки, а губы растянулись в добродушной улыбке. Ровным, без тени деланного спокойствия, голосом он произнес:
- Ну, папуас. И что с того? Не леший же, в конце концов, и не лихо одноглазое. А живой нормальный человек. Только слегка непохожий на нас. Кстати, я думаю, что это вовсе не папуас, а обыкновенный негр из дебрей центральноафриканских лесов.
- Я – не антрополог, – сказал Сергей, удивляясь познаниям друга в этой области. – И особой разницы не вижу. А увидеть здесь хоть лешего, хоть кикимору, хоть бурого медведя, было бы более естественно, нежели этого негритоса. И откуда он здесь взялся?
- Этот резонный вопрос требует вдумчивого подхода и кропотливого изучения, - изобразив заумный вид начал Владимир. – Я бы предположил, что он, совершенно случайно, по чьему то недосмотру или вопиющей халатности был выброшен каким-нибудь посольством на свалку. А может быть, у них так принято поступать с провинившимися. Ссаживали же пираты бунтовщиков на необитаемый остров. Ему, конечно, на свалке не понравилось: холод, грязь и никакого комфорта. Он плюнул на все и направил свои стопы к людям.
- Позвольте с вами не согласиться насчет посольства, батенька, - принял игру Сергей. – Скорее всего, здесь замешан кинематограф. Где-то по близости снимают фильм, а он, болезный, отбился от съемочной группы, и заблудился в непролазной чаще.
- Ха-ха-ха, - не выдержав, засмеялся Владимир. – Какое кино, Серега?! «Нашествие племени каннибалов на окраины Москвы»? В наш березовый ландшафт африканцы не вписываются. И как ему не холодно, бедолаге?
- Действительно, - оборвал смех, начавший было заливаться Сергей. – Мы то с тобой в утепленных спортивных костюмах, да и внутри у нас сорок градусов, а он – почти в чем мать родила. Я не думаю, что набедренная повязка обладает свойствами гагачьего пуха. Слушай, Вовка, русские люди всегда отличались гостеприимством и состраданием к сирым и убогим. Давай его к нашему столу позовем. Эй, малый, - крикнул он, махая рукой необычному гостю, – топай к нам! Врежем для сугрева.
- Давай, не стесняйся, - поддержал друга Владимир. И, видя, что негр стоит в нерешительности, демонстративно наполнил стопки и крикнул: - Иди не бойся, мы – мирные люди и даже без бронепоезда сегодня. Чужеземцев не трогаем.
Обходя высокое зеленое дерево, понравившееся ему своей правильной конусообразной формой, Зод Гот увидел двух особей разумных существ, стоящих неподалеку. В том, что перед ним именно носители разума, сомневаться не приходилось. Они общались друг с другом посредством речи! Разговаривали легко и непринужденно, несомненно получая удовольствие от беседы. До него доносились лишь отдельные слова, которые незамедлительно переводил включившийся в работу переводчик. И хотя далеко не все слова были понятны, на мозг Зод Гота обрушилась гигантская лавина инопланетной информации. Все смешалось в его сознании. Беспорядочные мысли лихорадочно сменяли одна другую так быстро, что он не мог даже понять о чем в данный момент думает. Поначалу он даже решил, что его разум не выдержит удара столь мощной волны. Но информационный вал, словно цунами, быстро схлынул, разведчик пришел в себя и мысли вновь стали четкими и осознанными.
«Люди, - неслось в мозгу Зод Гота, – человечество, человек – хозяева планеты, которую они называют Земля; Москва – населенный пункт, город, куда он направляется, является столицей. Что такое столица не ясно. Свалка – хранилище отбросов и отходов. Великий Космос! Я приземлился на свалке! Хороша цивилизация, не могущая перерабатывать собственный мусор! Как они в космос-то выбрались? На дровяной тяге, что ли…» Но самым главным, абсолютно непонятным и загадочным, приведшим Зод Гота в совершенное замешательство, было другое. Эти двое были совершенно не похожи на тот образ, что он принял. Фактурное сходство, конечно, присутствовало: те же объемы, похожая фигура, те же руки, ноги, голова и … все! Дальше начинались необъяснимые противоречия. В отличие от этих людей он был черен, как асфальтовое озеро на Планете Огнедышащих гор и, судя по всему, совершенно гол, не считая идиотской повязки, не понятно что скрывающей.
« Где этот треклятый посланник сделал снимок?! – разозленно думал косморазведчик. - Не может же быть, чтобы на одной планете существовал еще один вид разумных существ! Этого не может быть никогда! Уж не ошибся ли я планетой… » Тут он увидел, что люди его заметили и приглашают к себе. Во всяком случае, переводчик выдал следующее: просят подойти и врезать для согревания. Значение слова «врезать» не ясно. Скорее всего, следует трактовать, как «ударить».
«Замечательно, - подумал Зод Гот. – Меня уже собираются побить. Агрессивный, видимо народец. Причем, избить хотят для того, чтобы согреть. Странный ритуал. Да и кто им сказал, что я замерз? «Чужеземец» значит – прибывший с другой земли. Неужели раскрыт… » От такой мысли косморазведчика пробрал озноб, но отступать, тем не менее, было уже поздно, и не в правилах Зод Гота. Он решил подойти. Тем более, что стоять как чурбан становилось просто неприлично и могло вызвать дополнительные подозрения. Зод Гот неопределенно махнул рукой, как это делали земляне и двинулся вперед. Шаг, другой, третий… Последние шаги до исторической встречи оказались чрезвычайно волнительными и трудными. Когда он приблизился к людям почти вплотную, один из них протянул ему крохотный прозрачный сосуд, наполненный прозрачной же зловонной жидкостью. Даже на приличном расстоянии Зод Гот ощущал этот отвратительный запах.
- На, выпей, родимый, - дружелюбно сказал Сергей, предлагая подошедшему негру до краев наполненную стопку. – Это для нас пятнадцать градусов в марте – благодать. А для тебя, наверное, привыкшего к тропическому зною - холодрыга жуткая. Да ты, к тому же, голый почти. Что там «почти» - совершенно голый! Так ведь и простудиться не долго. Пей не раздумывая!
«Пить или не пить? - мучился бывалый косморазведчик. – Переводчик ответить на такой вопрос не способен, будь он неладен. А вдруг отравлюсь? Один запах чего стоит».
- Да он, наверное, по-русски не понимает ни черта, - сказал Владимир, видя, что негр никак не реагирует на столь заманчивое предложение. – В африканских языках же не ты, ни я не сильны. Придется подавать пример. Смотри, как надо, - он взял вторую наполненную стопку и лихо выпил ее. – Понял?
- Понял, - ответил Зод Гот голосом, пожалуй, ниже чем у Поля Робсона. – И по-русски я понимаю.
- Слава Богу! – облегченно сказал Владимир. – Пей тогда, не задерживай.
«Они то пьют. И, кажется, радуются этому, - продолжал мысленно терзаться Зод Гот. – Во всяком случае, агрессивности я не чувствую и бить меня ни кто не собирается. Пить же предлагают исключительно из добрых побуждений. Что же, рискну выпить – никак нельзя срывать первый контакт». Зод Гот осторожно взял в руку поднесенную ему стопку. Запах, исходившей от нее, был ничуть не лучше вони, которую источали пурпурные змеи. Но пасовать опытнейшему разведчику перед трудностями было негоже. Он собрался с духом и в точности повторил движения, показанные ему человеком. В первое мгновение ему показалось, что он, по невероятной глупости, забыв всякую осторожность, глотнул свежайшей раскаленной лавы, только что вырвавшейся из жерла вулкана. Весь его организм воспротивился столь неестественному вливанию и всеми силами начал пытаться вывернуться на изнанку, дабы исторгнуть из себя обжигающую жидкость.
- Эк тебя плющит-то, - сочувственно произнес Сергей, видя как лицо негра страдальчески сморщилось, и он готов выплюнуть драгоценный продукт на землю. – На, закуси огурчиком маринованным. Тебе понравится и сразу полегчает.
Переводчик еще не успел перевести, что же это такое – маринованный огурец, а Зод Гот уже заглатывал сей дивный ароматный овощ. И действительно, почти сразу же наступило облегчение: спертое дыхание восстановилось, волна тошноты откатилась в недра организма и бесследно растворилась там, в мозгу приятно зашумело и, к удивлению Зод Гота, окружающий мир перестал казаться серым, недружелюбным и унылым.
- Ну, вот, - удовлетворенно сказал Сергей, видя, что негр приходит в себя. – Теперь пора бы и познакомиться. Сергей меня зовут, а его, – он указал на друга, - Владимир. А тебя как мама нарекла?
Зод Гот запнулся. Собственно говоря, он и не знал, что отвечать. «Что делать дальше?! – кричал он мысленно. – Почему этот дрянной переводчик не может придумать мне ни одного земного имени? Говорил, говорил же я, что программа не совершенна…» Но долго молчать было нельзя, и он выпалил свое настоящее имя:
- Меня зовут Зод Гот.
- Имечко у тебя, конечно, не обычное, - проговорил Сергей, казалось ничуть не удивившись инопланетному имени. - Хотя… в экваториальной Африке, наверное, оно популярно.
- Кстати, Сергей, - наливая стопки, укоризненно сказал Владимир. – Пора уже налить нашему другу вторую порцию. Так что, надо было захватить три прибора. Тогда бы мы смогли полноценно чокнуться с собратом из другого мира. Теперь же придется это делать по очереди.
- Ну, извини. Я не рассчитывал на посещение столь замечательного гостя. А откуда ты к нам залетел такой красивый? – обратился Сергей к негру. – Где язык наш выучил?
Если бы сейчас рядом с ним выпустила свой смертоносный разряд синяя лиана, а на голову свалился бы двенадцатиногий паук, Зод Гот удивился бы куда меньше. Его назвали собратом из другого мира!! Все-таки раскрыт??!! Этого не может быть! И что лепечет этот переводчик? «Чокнуться» ему было переведено как «лишиться разума». Зачем это нужно делать, да еще – по очереди? Может у них хобби такое – лишать разума всех визитеров? Для того и поят всякой дрянью!
- Институт имени Патриса Лумумбы, наверное, закончил? – спросил Владимир, протягивая Зод Готу вновь налитую стопку.
- Да нет, - честно ответил Зод Гот, ни в малейшей степени не представляя, что это за учебное заведение и кто сей славный деятель, имени которого оно названо.
- А что же ты заканчивал? - не унимался Владимир.
«Школу косморазведчиков!» - чуть было не выпалил Зод Гот, но вовремя опомнился и в слух произнес:
- Ничего я не заканчивал. Самообразованием занимался.
- Тоже дело, - весело сказал Сергей. – А голый почему разгуливаешь? Закаляешься, что ли?
- Зачем мне закаляться? – удивился Зод Гот. Алкоголь, впервые попавший в его организм продолжал свое действие и нервное напряжение, державшее разведчика с момента первого шага по чужой планете, растаяло как дым. Он стал раскованным. Пожалуй, даже, излишне. – Я с легкостью и мороз переносить могу.
- Молодец, - похвалил его Сергей. – А я вот холодный душ с трудом выдерживаю, ору, как ненормальный. Ну, а что ты здесь на свалке-то делаешь?
- Гуляю, - озвучил Зод Гот ответ, подсказанный переводчиком.
- Удачное место, однако, ты выбрал, - улыбнулся Владимир. – Ладно, давай теперь за знакомство выпьем. За сближение, так сказать, различных культур. Родина твоя, как ни как, далеко отсюда находится, а, все-таки, на окраине Москвы две цивилизации встретились. Судьбоносная, так сказать, встреча.
«Точно раскрыт!», - обреченно подумал Зод Гот. Ему стало совершенно все равно, что пить. Хоть молекулярную кислоту. Он взял, предложенную Владимиром, стопку. Тот тихо стукнул свою стопку об его, сказал «будем!», и резким движением опрокинул ее в рот. Зод Гот механически повторил его действия. К его удивлению, вторая доза была выпита значительно легче первой, а эффект, произведенный ею, был просто ошеломляющ. Зод Гот ощутил прилив небывалой радости, которая бурлила, клокотала в нем, наполняя всю его сущность восторженной энергией. Что там клум! Это просто низкосортное пойло, по сравнению с тем, чем угостили его люди! Не знал знаменитый косморазведчик, что его закаленный организм, имеющий мощный иммунитет и способный перебороть не одну смертельную болезнь, на протяжении веков уносивших человеческие жизни, совершенно бессилен против алкоголя. Он смело принял из рук Владимира закуску, названную «хлеб с салом» и, не скрывая восторга, спросил:
- А к-как н-наз-зывается эт-та чуд-десная ж-жидкость?
Он вдруг обнаружил, что не очень четко, запинаясь, произносит слова. Его язык непостижимым образом оказался непослушным и неповоротливым, а информация переводчика звучала где-то далеко-далеко. Но все это - ничтожнейшая мелочь, недостойной внимания. Друзья весело переглянулись, и Сергей спросил:
- Понравилось? Это – водка. Да, дружище, в Африке, наверняка, туго с таким напитком? Ты откуда родом-то?
- Н-нальете – с-скажу! – смело выдвинул условие Зод Гот. Ему уже было абсолютно все равно, раскрыт он или нет. Пропади она пропадом конспирация эта дурацкая! Сейчас еще по паре стопочек выпить и можно будет ребят на звездолете прокатить. Славные существа эти люди, честное слово! Не очень симпатичные, ну и что? Для них, может быть, это не самое главное. Надо дать им попробовать поуправлять звездолетом – сразу будет видно, на что они способны.
- А ты – свойский парень, - улыбнулся Сергей. – Что же, пей – не жалко! Но учти: уговор дороже денег. Потом расскажешь, где твоя родина.
Зод Гот не очень хорошо понял объяснения переводчика, касающиеся понятия «деньги». Он вообще перестал слушать своего чудо-гида. С нескрываемым вожделением он наблюдал, как Сергей наливал водку в очаровательный крохотный сосуд, и не понимал, почему такой чудесный напиток нужно пить столь малыми дозами. Неприятного запаха он уже совершенно не чувствовал. Без малейших колебаний Зод Гот выпил в третий раз. Волна невыразимой эйфории окатила его с ног до головы. Ему вдруг все показалось здесь удивительным и прекрасным, а прохладный воздух вдруг стал необычайно приятным для разгоряченного тела. Зод Гот проникся симпатией, доверием и даже любовью к людям, угостившим его столь божественным напитком. Ему вдруг нестерпимо захотелось быть откровенным с ними; рассказать, кто он на самом деле и откуда, и зачем прибыл на их планету. Ведь они – братья по разуму, пока единственные, кого удалось обнаружить в бесконечном космосе. Тем более, судя по задаваемым вопросам, они догадываются о его внеземном происхождении.
- Б-братья! – торжественно выкрикнул он и не узнал собственного голоса. Язык совершенно вышел из повиновения и отказывался произносить не только чужие слова, но и свои родные. Собрав остатки оглушенной алкоголем воли, он продолжал:
- С-слуш-шайте м-меня, з-зе-емляне! Я д-действительно пр-рибыл к вам из др-ругой цили… ци-ли-ви-зза-ции. С др-ругого к-конца В-вселенной. Х-хотя – эт-то не оч-чень далеко. П-п-ри
н-н-ашей тех –ик!- ни-ке – р-раз и го-то-во! Я в-вас п-прокачу… С-сейчас еще п-по чуть-чуть и
у-улетим.
Владимир и Сергей, ухмыляясь, наблюдали, как покачивающийся негр, заплетающимся языком нес несусветную ахинею. Когда же он вымучил, наконец, свою, преисполненную пафоса, речь, Сергей дружелюбно сказал:
- Да ты уже улетел, мил человек.
- Я н-не ч-человек! И эт-то звучит гордо! Пок-ка я еще н-никуда н-не ул-летел. С-слепой т-ты, ч-что ли? У-улечу от-тсюда т-только с-с в-вами! Я в-вам т-такое п-покаж-жу…
- А кто же ты, если не человек? – спросил Владимир. – Инопланетянин, что ли?
- Ха-ха-ха, - забасил Зод Гот и весело захлопал в ладоши. – Угад-дал, угад-дал. Я п-прилетел от-туда, - он глупо улыбаясь, указал рукой в синее небо.
- Да-а, ну и нажрался же папуасина этот! – шепнул Сергей Владимиру, и обращаясь к Зод Готу сказал: - Сильно же тебя развезло - со ста грамм-то. Съешь-ка вот еще бутерброд с салом, и мы тебя до автобусной остановки проводим. А то ночью еще запросто подморозить может и завтра тебя ломиком от земли отковыривать придется.
- Да какой автобус, Серега?! – возразил Владимир. – Ты головой-то подумай! В таком виде его подберет только чумовоз. И доставит до ближайшего дурдома. Откуда он уже не выйдет никогда в жизни.
- Т-ты п-прав, д-друг, - сильно пошатываясь произнес Зод Гот. – Д-думать всегд-да надо. И
з-зачем н-нам к-какой-то ав-втобус, если у м-меня звез-здолет есть? П-полетаем, а?
- Слушай, - осенило Сергея. – А может, он действительно из сумасшедшего дома сбежал? Тогда совершенно понятны и его вид, и речи невнятные.
- С-сам ты из с-сумм… с-самм… из этого д-дома с- сбеж-жал! – обидчево пробормотал Зод Гот. – Р-р-усс-ким же яз-зыком г-гов-ворю: я п-при-ле-тел из-з…
- Хорошо, хорошо, - поспешил его успокоить Владимир. – Но нам надо уходить отсюда. Скажи, куда тебя отвезти?
- Н-на П-планет-ту Раз-звлечений, - хихикнул Зод Гот.- Т-там т-такие с-самочки есть… Н-но б-без в-водки я н-никуда н-не п-полечу! В-возьмем, к-как м-можно б-больше!
- Хорош гусь! – возмутился Сергей. – Еле на ногах стоит, а еще водки просит. Про какую-то планету талдычит. Тоже мне космонавт выискался. Да в таком виде тебе только по пальмам лазить, а не Вселенную покорять. Еще одна рюмка и ты рухнешь, как подкошенный. Что тогда с тобой делать? Домой к себе тащить?
- С-сам гусь, - огрызнулся Зод Гот. – А я н-не п-просто к-космонавт, а с-старший р-разведчик. И т-твой д-дом я б-бы оч-чень хо-тел п-пос-мот треть. Эт-то м-мысль! Б-берем в-водки по-побольше – и к т-тебе д-домой!
Произнеся эту фразу, сквозь отуманенное сознание, Зод Гот понял – происходит нечто непоправимое. Одурманенный инопланетным напитком мозг теряет контроль и больше не в состоянии поддерживать принятый разведчиком вид. Зод Гот плавно превращался в самого себя…
Крик неподдельного удивления и ужаса вырвался из широко раскрывшихся ртов Владимира и Сергея. Стоявший перед ними негр, мелящий перед этим непомерную чепуху, вдруг стал расширяться, словно ему было тесно в собственной шкуре. Потом черты его полностью растворились, и перед удивленными взорами друзей предстало чудище, отдаленно напоминающее осьминога.
Ног (или рук?) у него, правда, было всего четыре, и были они совершенно гладкими, словно резиновые садовые шланги, без всяких, присущих осьминогам присосок. Только раз в пять толще. Они заканчивались длинными тонкими, как карандаши, отростками (по шесть на каждой), которые как штативы упирались в землю. Но самым интересным было то, что находилось выше этих ного-рук. На них покоился, почти идеальной формы шар, добрую треть которого занимали слегка выпуклые, вытянутые по вертикали глаза, беломраморного цвета с круглыми, как пуговицы, черными зрачками. Зрачки, казалось, смотрели в прямо противоположные стороны: левый – вверх, правый – вниз. И не проскакивало в этих глазах ни капли разумной мысли. Существо переливалось, играло всеми цветами радуги, которые менялись, пробегая по нему, словно информация на рекламном щите. Лишь, находящийся между огромными глазами, маленький попугайский клюв имел устойчивую зеленую окраску. Он постоянно раскрывался, показывая красный змеиный язычок, и на друзей лился плохо разбираемый поток слов:
- Эт-то я - З-о-д Г-о-д! Н-не б-бойтесь ме-меня! Эт-то – м-мой н-настоящий в-вид. Эт-то – с-сам-мое с-совер-ршенное тв- творение пр-природы! Д-давайте в-выпьем з-за в-встречу д-двух ра-разумов!
При этом Зод Гот поднял три свои конечности к друзьям, словно хотел обнять их, но не смог удержаться на одной опоре и рухнул всем своим грузным телом на усыпанную прошлогодними окурками весеннюю землю. В тот же миг его сознание отключилось.
Сергей и Владимир, как по команде, развернулись на сто восемьдесят градусов и, в едином порыве, бросились прочь от своего необычайного собутыльника.
- 4 -
Стремительно остывающее весеннее солнце, за день выдавшее добрую порцию тепла московской земле, уже устало клонилось к горизонту, когда бомж Иннокентий вышел на окраину леса, примыкавшую к свалке. Этот обширный участок, слишком близко расположенный к недавно построенному микрорайону, закрыли, дабы хоть как-то соблюсти санитарные нормы. Его необходимо было пересечь, чтобы попасть на участок действующий, а туда каждый день привозили содержимое помоек большого города, и именно там теплились остатки человеческих жизней, по тем или иным причинам не нашедшие себе место в обществе. Жизнь хлипкими ростками обитала в землянках – скорбных жилищах местных аборигенов. Иннокентий жил здесь уже более семи лет и вполне привык к своим соседям – крысам, бродячим кошкам и собакам, - при случае шедшим в пищу, - воронам, вечно кричащим чайкам, а так же к своим коллегам-бомжам, коих насчитывалось порядка двух десятков. Все они жили рядом, стараясь держаться ближе друг к другу – так было легче выжить. Ведь даже, если сегодня у тебя нет еды, не хватает сил развести огонь, чтобы прогнать противно ползающий по всему телу холод, ты знаешь, что где-то рядом есть твой товарищ, у которого был более удачный день и он уже варганит на самодельной горелке нехитрую баланду из раздобытых тут же продуктов, и не даст тебе окочуриться без сопротивления.
Свалка являлась преддверьем ада, за которым кончалось человеческое существование и наступал беспросветный мрак. Жили здесь, в основном, люди далекие от общепринятых норм морали и закона. Тут были и алкаши, обладавшие когда-то излишками жилой площади, но - возжелав больших и легких денег, - вверили себя в хищные лапы недобросовестных риэлторов, и остались без денег и без квартир; были и вышедшие в тираж «ночные бабочки», слетевшиеся в Москву на заработки из бывших братских, а ныне независимых республик, но, чтобы хоть как-то заглушить крики души, не желавшей тонуть в мерзости, пристрастились к алкоголю и наркотикам, быстро потеряли товарный вид, деньги и документы и оказались на свалке жизни в прямом и переносном смысле; были и беглые уголовники, скрывавшиеся от занесенного над ними меча правосудия. Были и принципиальные бродяги, решительно не желавшие иметь крышу над головой, объясняя это какой-то странной, никому не понятной философией. Но таковых насчитывалось мало и надолго они здесь не задерживались, отправляясь странствовать дальше. В общем, публика представляла собой весьма колоритную и разношерстную массу.
Иннокентий же своей биографией выделялся из этой галереи свалочных персонажей. Сейчас ему было пятьдесят пять лет, не мылся он с прошлого лета; одутловатое, лишенное каких-либо черт интеллигентности, лицо пряталось во всклокоченной бороде; пепельно-седые волосы, давно забывшие ножницы и расческу, грязными космами падали на обвисшие плечи. Пожалуй, пираты, чем-либо провинившиеся перед своими собратьями и высаженные за это на необитаемые острова, выглядели по прошествии нескольких лет именно так.
А ведь еще пятнадцать лет назад он носил шикарные костюмы, благоухал дорогим французским парфюмом, был модно подстрижен и гладко выбрит. Звали его – Иннокентий Яковлевич Свиридорский и состоял он в должности ведущего специалиста по научно-техническим разработкам одного из тех НИИ, где сотрудники одной лаборатории слабо представляют, чем занимаются их соседи за стенкой. В институте он возглавлял работы, связанные с защитными полями, способными сделать наши военные летательные аппараты невидимыми и неуязвимыми. Тогда это казалось фантастикой, и заниматься подобной проблемой могли лишь сумасшедшие энтузиасты. Но не на таких ли людях держится настоящая наука? К тому же, на оборону не скупились и разрабатывали даже самые невероятные идеи, лишь бы опередить в гонке американцев. Защитные поля являлись излюбленной темой Свиридорского, его коньком, на котором он мог обскакать любого. Он постоянно генерировал новые идеи и всеми силами - не щадя ни себя, ни своей группы – старался воплотить их в жизнь. Сначала его идеи казались непродуктивными и нежизнеспособными, но, по мере их проработки, приобретали оттенок гениальности.
Надо сказать, что изыскания настырного ученого приносили вполне ощутимые результаты. В лабораторных условиях вообще все шло почти идеально. Миниатюрные модели самолетов скрывались за слегка видимой пеленой защитного поля, их «бомбили» крупной дробью, которая успешно отражалась, оставляя модельки невредимыми. Но вот в полигонных условиях создать устойчивое защитное поле никак не удавалось. Вернее поля создавалось, но получались крайне неустойчивыми и вели себя, мягко говоря, плохо объяснимо. Порой происходили вещи совсем уж курьезного и даже трагического характера. Три вертолета, находившихся под действием поля ровно пять минут, вернулись в виде груды железа, мало похожего на винтокрылые машины. Два летчика погибли, а еще один бесследно исчез. Никто и предположить не мог направление его поиска. Следующий случай произошел с новейшим стратегическим бомбардировщиком. Серебристый красавец поднялся в воздух, пилот включил установку, генерирующую силовое поле, полупрозрачное облако скрыло машину и… все пропало в буквальном смысле слова. Правда, самолет через неделю нашли в глухой забайкальской тайге, совершенно разбитый и без экипажа. Местные кочевые племена рассказывали, что самолет появился, словно ниоткуда. Бесшумно вырос на поляне и мгновенно вспыхнул синим пламенем. Спустя три недели, в Минске, в психиатрической клинике, был обнаружен командир экипажа. Он находился в абсолютно невменяемом состоянии. Не мог назвать ни своего имени, ни как сюда попал. Лишь постоянно твердил, что именно он, а не какой-то там Нил Армстронг, первым ступил на поверхность Луны, а - заодно – Марса и Юпитера. Не смотря на подобные провалы, разработки в данном направлении получили «добро» на продолжение.
И тут грянула неожиданная радость под названием «перестройка», сделавшая все подобные научные проекты бесперспективными, немотивированно тратящими народные деньги, которых и так осталось не бог весть. Рухнул «железный занавес», отгораживавший огромную страну от многочисленных врагов, вынашивавших агрессивные планы и строивших козни. Конечно, далеко не все, что не пропускала к нам эта глухая стена, было плохо и непотребно для российского человека, но то, что у нашей великой и непредсказуемой Родины были, есть и будут недруги – бесспорно. На политическом Олимпе, на самой верхушке руководства страны решили, - видимо ошалев от свободы и гласности, - что теперь нас окружают лишь закадычные друзья, на перебой предлагающие свою любовь и расположение. И никто не задался вопросом: что это они нас так возлюбили? А раз нет врагов, то скрываться и скрывать нам больше нечего и не от кого. И такая ерунда, как защитные поля для самолетов и вертолетов – вещь вовсе уж не нужная демократической стране. Людям, понимаешь ли, жрать нечего, а мы деньги будем выкидывать на фантастические прожекты. В общем, штыки – в землю, армию – в казармы, авиацию – в ангары, спецслужбы – по домам, флот – в родные гавани на якоря, подлодки – на иголки. Кругом наступил всеобщий мир и благоденствие. Правда, несколько сотен баллистических ракет оставили на боевом взводе. На всякий случай. Тряхнем термоядерным ударом, если что…
Свиридорский по началу даже не понял всей сути происходящего бардака. Он был далек, как от политических дрязг, так и от светской жизни. Наука, только наука! Ничто другое его просто не интересовало. Все его идеально выглаженные костюмы и аккуратные стрижки – стопроцентная заслуга жены. Но даже, не смотря на узкий круг своих интересов, он понимал, что происходит что-то не то. Под действительно правильные и нужные лозунги о демократии и правах человека, страна разрушается и разворовывается. Из-за нанесенного страшного, непоправимого урона обороне и безопасности, великая держава очутилась на краю пропасти, на дне которой бушевали кровавые вихри гражданской войны и региональных междоусобиц. Так или иначе, но талантливый ученый оказался в полном недоумении, когда полноводная денежная река, обильно омывающая его разработки, вдруг превратилась в чахлый ручеек, вскоре благополучно пересохший. Несколько месяцев сотрудники маялись без работы и без зарплаты, а потом появился некий доброхот, еще недавно визжавший с высоких трибун о незыблемости коммунистического строя и прелестях развитого социализма, который заявил, что их НИИ за ненадобностью прикрыли, а весь штат, в том числе и руководство, отправили на вольные хлеба. В бывшем же помещении лаборатории Свиридорского будет работать совместное предприятие по выпуску жевательной резинки и презервативов. Государство решило, что латекс, защищающий зубы от кариеса и мешающий делать детей, нужнее, а главное – выгоднее, чем разработка защитных полей. Кто-то из сотрудников пристроился на мизерные ставки в такие же, дышащие на ладан, институты; кто-то, очертя голову нырнул в коммерцию и преуспел на этом поприще; кто-то совершенно банально спился…
Иннокентий Яковлевич же был ученым до мозга костей, до фанатизма. Он считал ниже своего достоинства метаться в поисках куска хлеба насущного, хватаясь за любую работу, и справедливо полагал, что улицы должны мести дворники, а не люди с университетским образованием и имеющие ученые степени. Даже преподавательская деятельность была ему не по душе. Он не имел к ней никакого призвания, не понимая, как можно найти слова, чтобы вдолбить в головы студентов-оболтусов вещи, казавшиеся ему совершенно очевидными. Так как, ничего другого он в жизни не умел, он продолжил свои изыскания дома. Теперь, правда, его работа носила лишь теоретический характер. Не имея возможности практиковать, он выдвигал все новые и новые гипотезы, остававшиеся лишь в виде замысловатых формул на все терпящей бумаге.
Первое время он не бедствовал. Помогали сбережения и гонорары за опубликованные когда-то статьи. Кроме того, его красавица-жена была адвокатом, специализирующимся по гражданским делам, и ее деятельность стала приносить хорошие деньги. Но наступил момент, когда его денежные средства иссякли, а опубликовать что-либо новое не представлялось возможным в силу того, что это не было интересно массовому читателю, а, значит, не приносило прибыли издателям. Куда выгодней было выпустить книжку под броским названием «Свихнутый мордоворот», в которой кровь льется ушатами, а герои совокупляются где угодно, - хоть в песочнице детского сада, - чем издать брошюру, напичканную никому непонятными формулами. И не важно, что «Свихнутый мордоворот» сгинет в бескрайнем море макулатуры, а брошюрка через некоторое время может цениться на вес золота.
В этот – трагический, конечно! - период в научной карьере Свиридорского, его личная жизнь рухнула в одно мгновение.
- Послушай, Кеша, - сказала его жена Людмила, явившись однажды вечером к нему в комнату, приспособленную под кабинет. – Нам надо серьезно поговорить.
Людмила была красивой, если не сказать обворожительной тридцатипятилетней женщиной, обладающей великолепными каштановыми волосами, волнами падающими на плечи; античными чертами лица и пышным упругим бюстом, прикоснуться к которому мечтал бы любой мужчина правильной сексуальной ориентации. Она всегда обожала классический стиль одежды, дорогие украшения и французскую косметику. По тому и мужа лепила под стать себе, дабы он не выглядел на ее фоне бедным провинциальным студентом, донашивающим папин костюм, который тот вывез из поверженной Германии. Если бы не она, Свиридорский выглядел бы именно так. Видя, как супруга уверенно села в кресло, элегантно закинула ногу на ногу, слегка откинув полу пестрого шелкового халатика, он понял, что разговор действительно будет серьезным. Тем не менее, он решил не сдаваться и оказать хоть какое-нибудь сопротивление:
- Хорошо, дорогая. Но… может быть – позже. Мне только сейчас пришла в голову интереснейшая мысль в разрабатываемой мной теме, и мне хотелось бы…
- Нет, нет и нет! – резко взвизгнула Людмила, оборвав супруга. Женщины умеют, как кошки, ласково мурлыкать и мерзко, отталкивающе голосить и шипеть. – Именно сейчас! Мне ужасно надоели все эти твои темы из области сказочных гипотез и бредовых вымыслов. Они ни кому не нужны! Кроме тебя, конечно. Пойми же, наконец, эту элементарную истину. Ты, со своими паршивыми разработками, уже давно сидишь на моей шее. Когда-то они не плохо кормили тебя. Но пришло другое время, а ты не захотел меняться. Скоро же и вовсе погрязнешь в трясине нищеты. Я же, только что, выиграла труднейший судебный процесс, принесший мне шикарный гонорар.
- Как же ты не понимаешь?! – взвился из-за стола Иннокентий и принялся расхаживать по кабинету, усиленно жестикулируя руками. – Как ты можешь сравнивать свои суетные судебные дела с высшей областью человеческой деятельности – наукой?! Она – вечна! Этот Содом, этот бедлам, творящийся в стране, когда-нибудь закончится. Это неизбежно! Тогда все встанет на свои места, и мои разработки окажутся востребованными. Они вновь будут меня кормить! А если их рассекретят, я получу мировую известность. И, - тут его защекотал червячок тщеславия, - в перспективе – Нобелевскую премию! Солнышко, ты можешь стать женой нобелевского лауреата.
- Не смеши меня, - обреченно вздохнула Людмила. – Я уже сейчас жена неудачника и сумасшедшего. Бардак, конечно, когда-нибудь кончится. А твои разработки… Это лишь безумные идеи и ничего более. И я больше не намеренна ждать, когда на тебя обрушится бремя мировой славы. – Она пристально взглянула в глаза мужа и сказала: - Да и неважно теперь все это. Я люблю другого, Кеша! И, уже давно, изменяю тебе с ним. С тобой у нас никогда не было даже намека на детей… Ты заметил, что я бросила курить? А-а… Ты давно уже ничего не замечаешь! Я беременна от него. И у нас это получилось с первого раза. Нас с тобой ничего не связывает, так что – давай расходится по-хорошему.
Удар был жутким, неожиданным и валящим с ног, словно в жаркой пустыне вам на голову рухнула бы глыба льда. Наверное, если сильно и безоглядно любишь человека, по-другому и не бывает. Обожаемая, боготворимая жена поставила жирный крест на всей его дальнейшей жизни. Все последующие события в памяти Свиридорского были покрыты пеленой плотного, непроглядного тумана. Он в этот же день ушел из дома, не взяв с собой даже зубной щетки. Как был в домашних брюках и рубашке, так и выскочил на улицу, не удосужившись хотя бы сменить тапки на ботинки. Он даже не вспомнил, что и квартира, и дача, и машина принадлежат ему, и оставляя все это жене он обрекает себя не только на нищету, но и на бездомное существование. Но если бы и вспомнил, судится с любимой женщиной из-за такой «ерунды» никогда бы не стал. Воспитанный в детдоме, он не имел родственников, а замкнутый образ жизни не позволил завести ему близких друзей. Поэтому, и идти ему было не куда. Он жил, где придется, шатаясь по подвалам, чердакам и притонам, перебиваясь случайными заработками, которые раньше презирал. Он топил свое горе в мутных, убивающих рассудок, морях алкоголя, но, едва наступали минуты трезвости, оно всплывало из пучин забвения непотопляемой подводной лодкой и торпедировало саднящей болью его истерзанную душу. Однажды, далеко не самым прекрасным днем в своей жизни, он очнулся на одной из городских свалок. Свинцово-серое небо поливало его холодным сентябрьским дождем, а из одежды на нем присутствовал, изъеденный молью, спортивный трикотажный костюм неопределенного цвета, да драные красные кеды, на которых красовался знак Олимпиады - 80. От респектабельного ученого мужа не осталось и следа. Как он здесь очутился и почему был так одет, где его документы? Захлебнувшаяся водкой память не давала никакой информации.
К его неподдельному удивлению, в этих зловонных грудах мусора, кишащих отвратными для человеческого глаза тварями, тоже обитали люди. Они подобрали его, обогрели, помогли выкопать землянку и обжиться в ней. Он поведал им свою скорбную и не типичную для здешних жителей историю. Ему поверили и зауважали. Пить после этого он стал редко и то лишь для того, чтобы хоть как-то скрасить свое скотское состояние.
… Сегодня же был теплый весенний субботний день, удачно сложившийся для бомжа Иннокентия. На что мог существовать бывший ученый, волею судьбы свалившийся с фешенебельного этажа жизненного здания, где сверкают хрустальные люстры и блестит дубовый паркет, в темный и сырой подвал, изгаженный людьми и крысами? Воровать и грабить ему не позволяло воспитание, а идти нищенствовать, изображая пораженного всевозможными язвами и недугами беженца от политических и природных катаклизмов – гордость. Свалка в последнее время давала все меньше и меньше годных к употреблению продуктов. В советские времена сюда, иной раз, попадали даже деликатесы, выбрасываемые завмагами, дабы не накрыл спрятанный дефицит не вовремя нагрянувший ОБХСС, а самый гуманный суд в мире не отправил бы заслуженных работников торговли, вместо щедрого побережья Абхазии, в суровый климат Сибири, учинив при этом полную конфискацию. Теперь же, в эпоху недоношенного капитализма, весь товар пытаются сбыть всеми правдами и неправдами, выбрасывая совсем уж неподходящие для еды продукты. Например, под Новый год, двое бездомных бедолаг отыскали на свалке ящик, невиданной доселе водки. На черных этикетках кровавыми буквами, причудливо переплетенными друг с другом, было выведено юморное название: «Похмелья не будет!» Бомжи, ошалев от счастья, тут же решили опрокинуть по соточке, тем более, что мороз стоял под двадцать градусов. Что за жидкость была в тех бутылках – неизвестно, но название полностью оправдало себя: один из них похмелья не ощутил. И не ощутит уже никогда. Второй оказался крепче, но его неделю мучили метаморфозы, явно не известные медицине. Сначала он покрылся синюшными пятнами, размером с чайные блюдца, затем с головы и тела бесследно исчезли все волосы, – женщины и мечтать не могут о подобной эпиляции, - через три дня волосы проросли вновь, причем там, где их раньше и не было. Густоте же сего волосяного покрова мог бы позавидовать легендарный йетти. И только после этого, его прохватил неудержимый понос. Если бы его фекалии ценились у огородников также, как коровий навоз, через несколько дней он смог бы начать строить виллу в Майами. С тех пор несчастный не выпил и грамма спиртного.
Таким образом, единственным источником существования для Иннокентия Свиридорского стал сбор пустых бутылок. А уже на вырученные от сдачи стеклотары деньги он покупал себе пропитание. Одежду кое-какую на свалке еще можно было найти, а квартплату с обитателей помойки наше государство не берет. Так что денег, на то, чтобы не умереть голодной смертью ему хватало. Гениальный ученый, возможный нобелевский лауреат довольствовался землянкой и сбором пустых бутылок. Чудовищное скотство! Но ожидать от страны, вывихнувшей мозг еще в семнадцатом году, можно чего угодно.
Сегодня Свиридорский обошел все питейные точки, расположенные в лесу, разделяющем кольцевую дорогу и не действующий участок свалки. Таких мест, где собирались в выходные любители выкушать стаканчик-другой на лоне природы, было в округе предостаточно. Импровизированный столик, несколько пеньков – или просто поваленных деревьев, - и место для посиделок готово. Иногда обходились без сидячих мест, используя в качестве стола перевернутый ящик. Совсем уж аскетичные выпивохи употребляли любимые напитки стоя, держа стаканы и закуску на руках. Многие же из отдохнувших на таком пикничке, как правило, уже не в силах были прибраться за собой и унести пустые бутылки. Самим бы до дома добраться. К тому же, как это не прискорбно, некоторым из граждан даже мысль в голову не приходит навести после себя порядок. И из-за таких ублюдков со свинячьим мышлением наши леса все больше становятся похожими на придорожные свалки. Человек, мусорящий на природе, и человек, выкидывающий окурок в ветровое стекло автомобиля – родные братья. И генетический отец у них – скотоподобный урод со свиным рылом.
Так или иначе, но драгоценная добыча, в виде различных бутылок, почти полностью попадала в руки местных бомжей. За исключением тех бутылок, которые разбивались о головы только что братавшихся и вдруг, под воздействием спиртного, возненавидевших друг друга людей. От любви до ненависти, как говориться, всего один стакан. Впрочем, и в обратном направлении такое же расстояние. Иннокентию же выпал сегодня просто шикарный улов – две безразмерные болоньевые сумки, прозванные народом «мечта оккупанта», приятной тяжестью оттягивали руки и радовали слух нежным перезвоном пустой посуды. В одном же месте его ждала просто сказочная удача! Подарок судьбы, улыбка фортуны, подачка свалочного бога. На уютной полянке кто-то оставил бутылку водки – отпитую лишь на треть! - небольшой шмат сала, три маринованных огурчика и четвертинку свежего бородинского хлеба. Все это богатство, плюс складной нож и две стопки, стояло на катушке из-под кабеля, застеленной относительно свежими газетами. Пожалуй Эдмонт Дантес, отыскав среди скал острова Монте Кристо сокровища несчастного аббата Фариа, радовался гораздо меньше, чем Свиридорский, аккуратно укладывающий найденное добро в сумки
«Ах, как чудненько! – продолжал восхищаться удивительной находкой высокообразованный бомж, выходя на окраину свалки. - Сейчас приду к себе домой… Господи! До чего я докатился. Убогую яму, напичканную всяким хламом, называю домом. Кошмар, кошмар, разлюбезный ты мой профессор! Но что поделаешь, если так обернулась жизнь? В конце концов, где у человека есть хоть какое-то подобие крыши над головой – там ему и дом. Итак, - вернулся он к своим мыслям после лирического отступления, - приду домой, позову Митрича, мы с ним выпьем, закусим огурчиком, да салом с черным хлебушком, и поговорим о жизни нашей никчемной, о кривых путях-дорожках, заведших нас на самую окраину человеческого бытия. Ах, свежий хлебушек, свежий хлебушек! Как давно я тебя не ел! Подумать только, недоеденная краюха черного хлеба – без сомнения вкусная и для нормального человека – привела меня в совершеннейший восторг. Прав, прав был старина Эйнштейн, утверждая, что в нашем бренном мире все относительно! Кто-то равнодушно относится к покупке очередного «мерседеса», а кто-то счастлив от найденной горбушки хлеба. Нет, что все-таки ни говори, а даже на краю бездны можно ощутить праздник души».
Свиридорский бережно, словно вазы из богемского хрусталя, поставил тяжелые сумки на землю и отошел за густой куст краснотала, усыпанный, будто крохотными заячьими хвостиками, пушистыми белыми почками. Даже будучи в столь неприглядном виде, Иннокентий Яковлевич оставался интеллигентом: пусть вокруг никого не было, пусть дело происходило на свалке, но справлять малую нужду на открытом месте он себе позволить не мог. Спрятавшись за кустом и расстегнув ширинку своих необъятных, никогда не стираных штанов, он приготовился к естественному процессу. Но осуществить столь привычное дело ему не удалось. Спинным мозгом он почувствовал какое-то движение у себя за спиной, как раз на том самом месте, где оставил драгоценную ношу. Возмущенный страшной догадкой о том, что на его бесценную добычу хочет кто-то покуситься, Иннокентий резко обернулся и остолбенел от удивления. Нижняя челюсть его отвисла почти до груди, а вся растительность на голове медленно вставала дыбом и шевелилась. Буквально рядом с ним, бесцеремонно растолкав наполненные стеклянным сокровищем сумки, прошло что-то совершенно непотребное: огромный разноцветный шар на четырех извивающихся, неуверенно переставляемых ногах. Гибкие и изворотливые, словно у осьминога, конечности, заканчивающиеся черными длинными пальцами, передвигались так, будто существо было в стельку пьяным и шло, как говориться, на автопилоте. С трудом доковыляв на подгибающихся ногах до двух кривых березок – последних деревьев, растущих перед холмиками мусора – нечто шагнуло в пространство между ними, и… исчезло! Иннокентий инстинктивно понял, что еще самую малость, и его глаза, то ли от страха, то ли от удивления, перекочуют со своего естественного места обитания на высокий ученый лоб. Издав истошный вопль, но не забыв подхватить опрокинутые неведомым существом сумки, Свиридорский помчался через свалку со скоростью, явно не сочетавшейся с солидным возрастом бывшего деятеля науки.
Но сил Иннокентия не могло хватить на длительный марафонский забег, даже если бы за ним гнались черти с вилами на перевес, желая затолкать его в один из своих бурлящих кипящей смолой котлов. Возраст, тяжелая ноша, с которой он не смог бы расстаться даже под угрозой четвертования, пересеченная местность и - далеко не здоровый – образ жизни оказались сильнее порыва, вызванного шоком от увиденного. Резко рванув с места в карьер, Иннокентий, довольно быстро, перешел на галоп, затем на трусцу, потом на шаг, а вскоре и вовсе остановился. Он жадно заглатывал открытым ртом воздух, густо пропитанный свалочными «ароматами», словно рыба, выброшенная на берег удачливым рыбаком и не понимающая, почему вдруг кончилась вода. Ноги окончательно обессилевшего «спринтера» подкосились, и он плюхнулся на собственный зад, не разбирая, что находится под ним, и, не обращая внимания на жалобный звон, изданный при падении любовно собранной посудой. Постепенно сердце, решившее было вырваться на свободу через горло, сбавило свой сумасшедший темп; дыхание успокоилось, и бывший – почти уже умерший – ученый проснулся в Иннокентии, победив очумело бежавшего бомжа. Он начал размышлять. Пурга, бушевавшая в мозгах и лишившая способности думать, улеглась, уступив место неспешному мышлению. Рассудок, не торопясь, приходил в норму. « Что это я, собственно бегу, - думал Свиридорский. – Чего такого страшного я увидел? Подумаешь – какой-то цветастый шар на ходулях! Чего здесь ужасного? Тут, порой, такие рожи встречаются, по сравнению с которыми Фредди Крюгер Аленом Делоном покажется. Конечно, видение необычное, но… Вот! Не от страха я побежал. Неожиданность увиденного сорвала меня с места. А может – это галлюцинация? Но, я никогда этим не страдал. Даже в пьяном виде. Сомнений быть не может – это реальное существо. И, скорее всего, существо живое. Откуда оно появилось в здешних краях и куда исчезло? И, главное, - как?! Стоп! Да ведь это же не что иное, как… ». Озарившая его мысль была столь неожиданна, что он вскочил на ноги и обернулся в сторону тех самых двух берез, за которыми исчез удивительный посетитель свалочного хозяйства, словно хотел разглядеть подтверждение своей догадке. Из глубин памяти, пришибленной алкоголем и долгими годами забвения, всплывали смутно знакомые образы. Сотни раз он видел, как скрывались в созданных им же защитных полях различные предметы и аппараты, и теперь у него не было сомнений относительно того, как скрылось загадочное создание. «Это поле! Поле! Поле! - бухало гулким колоколом у него в голове. – Защитное поле! Боже мой! Я видел подобное множество раз! Нет, вру! Все, что я видел до этого, было чертовски сыро и не доработано. Тут же – высочайший уровень. Я о таком лишь мечтать мог. Абсолютно ничего не заметно! Прозрачный воздух и - все! »
Почувствовав некий дискомфорт в паху, Иннокентий рассеянно посмотрел вниз и увидел, что ширинка на брюках распахнута настежь и прохладный вечерний воздух пробирается в святая святых его мужского организма. Докончив начатое на краю свалки дело и подобрав сумки, он отрешенно побрел к своему жилищу, продолжая на ходу свои размышления.
« Н-да, как я отстал от технического прогресса! Как далеко вперед убежала научно-техническая мысль! Долгие годы я бился над созданием совершенного защитного поля, но даже на йоту не приблизился к тому, что увидел сейчас. Какой-то десяток – может чуть больше – лет, и кто-то сумел пройти дорогу, с которой я безвозвратно свернул. Кому-то удалось нащупать, отыскать путеводную нить, ведущую к верному результату. И балбес этот разноцветный – всего лишь робот, созданный для проведения испытаний… Айн момент! – вдруг осенило Иннокентия. - Какие, к шуту гороховому, испытания?! Если бы тут хоть что-нибудь проводилось, сюда ворона не пролетела бы, мышь не проскочила бы. Что там мышь! Лишний микроб и то не сумел бы проникнуть в зону эксперимента. Не говоря уже о каком-то помоечном коте, вроде меня! Да и кто проводит подобные испытания вблизи Москвы? Не-ет, тут что-то другое. Но что же это тогда?! »
- Кеша, Кеша! – прервал его мысли знакомый голос, ставший, за все время пребывания на свалке, родным. – Ты куда так разогнался-то? Или место жительства сменил?
Свиридорский обернулся и увидел Митрича – своего друга, можно сказать – брата, обитавшего в соседней землянке. Он был невысок ростом, а из-за широких плеч и талии казался квадратным. Его лысый, яйцевидный череп, был плотно обтянут кожей бронзового оттенка, без малейших признаков растительности. Широкие скулы и, чуть раскосые черные глаза, цепко всматривавшиеся в собеседника, позволяли предположить, что в нем течет хоть капля азиатской крови. Возраста он был совершенно не определенного – ему можно было дать, как сорок, так и все шестьдесят лет. Сам же он эту цифру никогда не уточнял, и свои дни рождения не праздновал. Никто не мог назвать ни его имени, ни фамилии. Даже, что такое «Митрич» - производное от отчества или кличка, не знал ни один обитатель свалки.
Иннокентий познакомился с Митричем в первый же день своего появления в этой скорбной обители бездомных владельцев заблудших душ. Тогда же и пустила корешки их длительная дружба, основанная на близости интеллектуальных уровней. Странное дело, но Митрич, казалось, был образован ни чуть не хуже, чем его ученый товарищ. Более того, если Иннокентий был прекрасно эрудирован в физике и математике, но хромал в истории и политике, то Митрич одинаково разбирался во всех областях человеческих знаний. С ним можно было поговорить абсолютно на любую тему. Он превосходно ориентировался в жизни России, аргументировано толкуя ее прошлое и настоящее, позволяя себе иногда давать прогнозы на будущее. Однажды он сказал, что на смену старому, седому, спившемуся маразматику, смешащему подлунный мир своими шутовскими поступками и бредовыми речами, должен придти молодой, кипящий энергией и мечтающий поднять с колен и укрепить, совсем уж было расшатавшуюся и готовую разлететься на мелкие кусочки, но обладающую огромным потенциалом державу. Через год так оно и вышло. Лишь от одного вопроса постоянно уходил Митрич: кем он был раньше и как оказался на свалке? Сперва Иннокентий пытался выяснить это, но постоянно натыкался на глухую стену молчания, пробить которую не представлялось возможным. В конце концов, он оставил попытки выяснить биографию Митрича. Не хочет человек говорить – не надо. Каждый гомо сапиенс имеет право что-то скрывать от себе подобных. Потому что, некоторые людские особи, открыв нечто тайное в своем соплеменнике, могут этому открытию не обрадоваться или жгуче позавидовать, а это зачастую приводит к тому, что несчастного собрата сжирают. Как в переносном, так и в прямом смысле.
Помимо всех своих прочих достоинств и загадок, Митрич был трепетно добрым человеком. Он до слез в глазах жалел всех страдающих людей, всех бездомных кошек и собак. Казалось всю земную боль, по крайней мере, в пределах данной свалки, он пропускал через свое сердце. Даже к отпетым злодеям, измазанным по самые плечи человеческой кровью, он не испытывал ненависти. Когда Иннокентий возмущался подобной позицией друга, тот отвечал, что все творящие зло уже наказаны тем, что они совершили, и Тот, кто все видит и знает, уже занес над ними карающий меч возмездия. Вопрос только во времени исполнения приговора. И чем дольше отсрочка, тем страшнее кара…
- А-а, Митрич, - отозвался Свиридорский, поняв, что в запале проскочил свое жилище. - Извини, задумался чего-то.
- Ну да. Я так и понял. Зову, зову тебя, а ты – ноль внимания. Видно мысли были чересчур глубокие. Ба-а… Да ты, я вижу – с уловом, - кивнул Митрич на сумки в руках друга.
- С уловом, дружище, с уловом! Да еще с каким! Пойдем ко мне. Я уверен, ты запомнишь этот день как праздничный.
От такого предложения Митрич отказываться не стал, тем более, что его крайне заинтересовала необычная задумчивость друга. Землянки их находились рядом, но жилище Митрича было очень уж маленьким и убогим. Порой было удивительно, как он сам в ней умещается. Это было равносильно тому, что бурундук поселился бы в мышиной норе. Влезть бы он влез, но повернуться уже не смог бы. Разместиться же там вдвоем было также нереально, как медведю забраться в знаменитый теремок. Свиридорский же обжился по первому разряду. Конечно, исходя из свалочных возможностей. У него в землянке стоял древний круглый стол, с облупленными изогнутыми ножками; две обшарпанные табуретки, готовые развалиться в любой момент, но, каким-то чудом еще державшиеся на ногах; и – гордость хозяина – старинный диван, первичный цвет обшивки которого не смогли бы установить даже опытнейшие эксперты с Петровки 38. Если же собрать всех людей, когда-либо на нем спавших, плюс детей, зачатых на его пружинном теле, и разместить их всех на корабле, не уступающему по размерам «Титанику», несчастное судно пошло бы ко дну без помощи айсберга. Кроме того у Иннокентия имелись мельхиоровые вилки и ложки, что делало его жилье в здешних условиях равнозначным номеру люкс в пятизвездочном отеле. Естественно, все посиделки друзья устраивали именно у Свиридорского.
- Потрясающе! – с придыханием произнес Митрич, видя сокровища, извлекаемые из сумок Иннокентием. – Где же тебе так подфартило?
- Да на одной из точек. Видимо так наотдыхались люди, что забрать с собой остатки уже не было сил. Эх, - посетовал Иннокентий, - жаль, что весна и лето не длятся вечно. Мы бы с тобой никогда не голодали.
- О-ой, - разочарованно протянул Митрич, увидев как его товарищ осторожно, чтобы не порезаться, достает осколки разбившихся бутылок. – Разбились что ли?
- Ну, разбилась пара штук, - отрешенно буркнул Свиридорский. Голова у него сейчас думала совсем не о разбившейся таре. - Там и без них добра хватает.
- Как же это случилось? – не унимался Митрич, пристально глядя на друга.
- Как, как… - раздраженно ответил Свиридорский. – Упал я, понимаешь? Упал!
- Головой?
- Почему головой? – не понял иронии Свиридорский.
- Потому что, таким сердитым и рассеянным я тебя вижу впервые. А знаю я тебя достаточно давно. Может, все-таки, расскажешь что случилось.
- Да ничего не случилось, - как можно спокойнее ответил Иннокентий. – Давай-ка лучше порежь хлеб с салом, да водочку в стопочки набулькай.
- Хорошо, - отозвался Митрич. - Это я мигом.
Выпили, закусили. Но, разговор совершенно не клеился. Иннокентий не поддерживал ни одну из тем, которые пытался затронуть Митрич, на вопросы отвечал рассеянно и не впопад. Это было так необычно для любящего поговорить Свиридорского, что Митрич, в конце концов, не выдержал и, внимательно всматриваясь в глаза другу, сказал:
- Слушай, Кеша… Врать другу – последнее дело. Что произошло?
- Ничего, - отвел глаза Иннокентий.
- Брось! Я же вижу, что озабочен ты чем-то. Гложет тебя что-то. Так не лучше ли открыться товарищу, облегчить душу? На двоих забота переносится легче.
- Да показалось тебе, показалось! – не решился открыться другу Свиридорский. - Все в порядке у меня, - а про себя подумал: «Вот привязался, черт! Ну, что, что я могу тебе рассказать, друг ты мой лысенький?! То, что встретил - не пойми чего? Ты же незамедлительно решишь, что я свихнулся, будешь проявлять ко мне ненужную заботу. Невозможно поверить в то, что ты просишь рассказать».
- Ну, как хочешь, - откровенно обиделся Митрич.
Допив остатки счастливо найденной водки, сидели молча, не глядя друг другу в глаза.
- Знаешь, что, Митрич, - примирительно заговорил Иннокентий, чувствуя, что виноват перед самым близким другом. – Мне что-то не здоровится в последнее время. Сходи ты завтра сам в приемный пункт, сдай тару, да принеси чего-нибудь на вырученные деньги, а вечерком – посидим по-хорошему. Завтра, клянусь тебе, я буду в полном порядке, и мы вдоволь наговоримся.
Митрич хитро прищурился, затем широко улыбнулся, обнажив удивительно белые крепкие зубы, казалось даже, что у него их во рту не меньше пятидесяти, и сказал:
- Хорошо, Кеша! Будь по-твоему. Но, учти – завтра я от тебя просто так не отстану, и ты расскажешь мне все.
- Ладно, ладно… Договорились, - произнес Свиридорский, желая как можно скорее остаться один на один со своими мыслями.
Митрич пожал руку Иннокентию, подхватил сумки с пустыми бутылками, и направился к выходу. Когда он готов был уже выбраться наружу, Иннокентий задал вопрос неожиданный и, казалось, неуместный:
- Митрич, а ты в инопланетян веришь?
Митрич остановился резко, словно напоролся на преграду, и, обернувшись всем телом, впился цепким взглядом в Свиридорского. Немного помолчав, словно обдумывая: правду говорить или нет, он коротко произнес:
- Верю! – и, скрипнув дышащей на ладан фанерной дверью, шагнул в накатившийся вечер.
… Иннокентий провел беспокойную ночь. Размышления и сомнения терзали его ученую голову, не давая заснуть и заставляя ворочаться на жалобно и тоскливо скрипевшем диване. Много всяких людей заставляли скрипеть сего представителя спального племени за его длинную-предлинную жизнь. Тут были и пылкие любовники, и умирающие больные, и философы, терзающиеся мыслями о смысле человеческого бытия. Но экземпляра с такими мыслями, еще никогда не лежало на безмолвном друге рода людского.
Поразмышляв и так, и эдак, Свиридорский в итоге решил, что видел внеземное существо. Иначе никак не возможно было объяснить то, что предстало его взору. Завтра, - буквально с рассветом - он отправится к тем злополучным березкам, осмотрит там все досконально, и уже потом, будет думать, как поступить в дальнейшем. Приняв решение, он, наконец, забылся беспокойным чутким сном.
- 5 -
«Гарун бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла… » - эти строчки из бессмертного произведения Лермонтова идеально подходили к несущимся Владимиру и Сергею. Со скоростью молодых гепардов на охоте, они мчались, не разбирая дороги и не обращая внимания на хлещущие по телу ветки. Вдавливались в землю пивные пробки, попадая под крепкие молодые ноги, обутые в модные кроссовки; разлетались футбольными мячами пластиковые бутылки, случайно оказавшиеся на пути бегунов; взмывали в темнеющее закатное небо перепуганные треском кустов, угомонившиеся к вечеру птицы. Долго бы еще занимались бегом по пересеченной местности двое молодых, пышущих здоровьем мужчин, если бы на их пути не обозначилась десятью асфальтовыми полосами, ревущая гулом спешащих машин, кольцевая автодорога. Тут им пришлось остановиться и отдышаться. От хмеля, начавшего было легким сладостным дымком окутывать мозги, не осталось и капли. Лошадиная доза адреналина, выброшенная в кровь надпочечниками, победила стойкий алкоголь, и друзья смотрели друг на друга абсолютно трезвыми, но слегка расширенными глазами.
- Ты чего разогнался-то? – спросил Владимир, расстегивая зеленый адидасовский костюм и вытирая выступившую на лбу испарину. – Армейские марш-броски вспомнил, что ли? С детства не люблю лошадиные виды спорта.
- Я, между прочим, за тобой бежал. А ты несся не хуже, чем мустанг по прерии. На улице-то, потеплело, кажется… – разгоряченный Сергей снял спортивную куртку, ставшую необычайно жаркой, оставшись в одной футболке с надписью «Спартак».
- Смотри, охватит, - предупредил Владимир, еще тяжело дыша, - весенний ветерок коварен… И от чего же мы бежали, Серега? Тихо мирно водку трескали и вдруг рванули, как сайгаки.
- Тебя интересует, что же мы увидели?
- Именно!
- А я тебе честно скажу: не знаю! Как тебе версия насчет белой горячки?
- Дурацкая версия! Какая там, к черту, белая горячка!? – Владимир недовольно махнул рукой. – Что мы – беспробудные алконавты, что ли? И потом, даже в пьяном бреду людям мерещатся разные вещи, а не одно и тоже.
- Шучу, шучу. Не злись. Но, если ты такой умный и серьезный, ответь мне: кто пил с нами водку? Недопитая бутылка, между прочим, там осталось. А еще ножик швейцарский, да стопки из набора, тобой подаренного.
- Между прочим, та хренотень, что вдруг очутилась на месте негра, была довольно внушительных размеров. Судя по всему, при желании, она порвала бы нас, как Тузик грелку. А ты решил с ней шутки шутить. Слово «гусь», например, ей явно не понравилось. Так что ни за водкой, ни за стопками я не пойду. Темнеет, к тому же.
- Я шутил с папуасом, с человеком, в конце концов! А не с … «Хренотень» подходящее слово, между прочим.
- Ладно, - Владимир огляделся. – Хватит тут маячить, словно мы попутку словить пытаемся. Вон, справа от нас заправка, там забегаловка имеется. Пойдем, пропустим по паре пива, да пораскинем мозгами.
- Пойдем! - охотно согласился Сергей. – Хоть пиво после водки и не есть гут, но сейчас вполне подходяще.
Прямо у входа в кафе, стояли обнявшись трое парней призывного возраста. Судя по клепанным «косухам» и волосам, больше похожим на лошадиные гривы, нежели на человеческие прически, троица не собиралась покидать полки хэви-металл и перебираться в ряды российской армии. После выпитой цистерны пива ребят потянуло на лирику и они горланили незабвенные баллады «Skorpions»; то, что каждый тянул свою, их нисколечко не смущало. Аккуратно обогнув нестройное трио, Сергей и Владимир вошли в полупустой зал. Взяв по паре пива и сырное ассорти, друзья расположились за столиком в самом углу уютного, слегка затемненного помещения. Играла легкая музыка; немногочисленные посетители закусывали нехитрой кафешной снедью, и ни кто из них и представить себе не мог, что в каком-то километре отсюда, двое молодых людей, мирно потягивающих пивцо за одним из столиков, встретили нечто такое, чего быть не может в принципе. Не так много людей на земле нашей грешной, кому довелось выпивать с инопланетянами, и все они находятся в психиатрических клиниках, если не считать наших двоих друзей.
- Эту бы троицу, - Сергей кивнул за окно, где продолжался бесплатный концерт, - да на наше местечко в лесу – вмиг бы свои буги-яги забыли.
- Чего ты на них взъелся? – спокойно ответил Владимир. – Пусть лучше песни орут, чем головы себе, да мирным гражданам проламывают.
- Шут с ними, - согласно отмахнулся Сергей. - Скажи лучше, что ты думаешь о нашем происшествии? Ты всегда был мозгом компании, так что давай, шевели извилинами.
Владимир не торопился с ответом. Чтобы собраться с мыслями, он сделал большой глоток пива, закусил кусочком ароматного сыра, и лишь потом произнес:
- Знаешь, Серега… Возможно моя мысль покажется тебе сумасшедшей и абсурдной, но другого объяснения я просто не нахожу. Я считаю, что это существо говорило правду.
- То есть? – не сразу понял Сергей.
- Ну, он же довольно ясно нам сказал, что он – посланец другой цивилизации.
- Ага! – Сергей пристально взглянул на друга, желая убедиться, говорит ли тот серьезно и, видя, что Владимир и не думает шутить, сказал: - Вот уж никак не предполагал, что серьезный человек, юрисконсульт, на четвертом десятке лет будет серьезно рассуждать существовании инопланетян. Нет, я, конечно, понимаю – все мы в детстве зачитывались фантастикой, но… Не очень-то я верил во все эти далекие миры. Увлекательный вымысел и ничего более.
- Ишь ты, – саркастически ответил Владимир. – Какие мы оказывается материалисты. Владимир Ильич Ленин просто отдыхает. Тогда объясни ты, если можешь.
- Да не переживай ты так, - постарался успокоить друга Сергей. – Мою версию ты уже слышал, и она тебя не устроила. Откровенно говоря, увиденное нами необъяснимо. С точки зрения человека нормального, во всяком случае. Аномалия какая-то! Но поверить в инопланетян я не готов. Пока, во всяком случае.
- Хорошо! Тебя никто и не заставляет беспрекословно верить. Просто в данной ситуации я считаю, что признать встреченное нами существо инопланетянином – наиболее логичное решение.
- Ну конечно! Праздно шатающиеся в окрестностях Москвы пришельцы из других миров – абсолютно логичны. Тридцать шестой год живу на свете, и до сей поры не замечал подобной логики.
- Ты не ерничай. Просто успокойся и попробуй мыслить без эмоций. Ты сразу поймешь, что я прав.
Сергей задумался, но, как на зло, ничего не лезло в голову. В пришельцев же из других миров верить не хотелось. Не хотелось, и все тут! Как это так?! По земле расхаживают инопланетяне, спокойно принимающие человеческий облик. Негр тоже человек, в конце концов! Это значит, что они могут пролезть куда угодно, в любые области людского существования. А если от них начнут беременеть наши женщины? Это же спасения не будет от четырехногих разноцветных шариков! Нет уж, пусть лучше белая горячка, чем вездесущие космические головастики. Он еще немного помолчал, пару раз хлебнул пива и, решив не нервировать друга, сказал:
- Ну, ладно. Допустим, что ты прав. Только допустим! Просто, пока, я не могу придумать ничего более подходящего. Но что с того? Дальше-то, что делать будем?
- Резонный вопрос, - теперь уже задумался Владимир.
Действительно, что делать дальше? Конечно, тот факт, что они видели нечто, из ряда вон выходящее, потрясал их сознание, будоражил воображение и распирал душу желанием поведать о случившемся людям. Но как рассказать о том, с чем им пришлось столкнуться? Говорить о разноцветном чуде-юде? Доказательств артефакта никаких, и их просто поднимут на смех. В лучшем случае, - исключительно из сострадания – предложат похмелиться. Бум на летающие тарелки, блюдца, сковородки и кастрюли, шныряющие по ночному небу, несколько лет назад бесследно прошел, оставив лишь горстку энтузиастов, продолжающих твердить о посещении Земли инопланетными цивилизациями. Российскому народу, попавшему в эпоху рухнувшего, не так, не теми, и не там строившегося социализма, и пережившего неудачные роды капитализма, стало наплевать на дела, творящиеся дальше родного подъезда – самим бы выжить. Никто уже не верил в существование зеленых гуманоидов и прочих посланцев иных галактик. А зря, черт возьми, зря… Случись эта история в самом начале девяностых, ничем не примечательную свалку уже прочесывали бы бесчисленные стаи репортеров, уфологов и просто любопытных. И уже через несколько дней друзья сидели бы в телевизионной программе Экстро-НЛО и красочно описывали свою встречу с космическим пришельцем. Но – это раньше. А что делать сейчас? И тут Владимира осенило.
- Слушай, Серега! – сказал он, предварительно глотнув из бутылки янтарной влаги. - Напряги память и вспомни некоего Дмитрия Булкина. Ну как, получается?
- А то, – улыбнулся Сергей. – Я уж испугался, что действительно крепко задуматься придется, но одноклассников своих еще помню. А такого уникального персонажа, как Димка – тем более! Чудодей был редкостный, хотя, конечно, с ним всегда интересно было. А чего это ты о нем вспомнил?
- Видишь ли, недели две тому назад, он приходил к нам в юридическую консультацию. Не знаю уж, какие вопросы он там решал – мы встретились в коридоре, - но приходил. Он изменился, конечно, - солидности в нем прибавилось, - но узнали мы друг друга легко. Времени поболтать не было, обменялись парой дежурных фраз и разошлись.
- Ну и что? – нетерпеливо спросил Сергей.
- Не гони лошадей. Он дал мне свою визитку, а в ней, черным по белому, витиеватыми такими буковками, указано, что он, Булкин Дмитрий Николаевич, является вице-президентом уфологической ассоциации «Непознанное – за углом». Вот тебе и чудодей!
- А-а-а, - понимающе протянул Сергей. – Ну, конечно! Где еще мог проявить себя Димон? Только среди таких же сумасшедших, как и он. Странно, даже, что он там всего лишь вице-президент. С его степенью чокнутости он должен занимать куда более высокий пост. Но я тебя прекрасно понимаю. В визитке, наверняка, указаны его контактные телефоны. Ты хочешь позвонить ему и рассказать про наше приключение. Это вполне естественно: двух спятивших с ума может понять лишь точно такой же.
- Я ни тебя, ни себя сумасшедшими не считаю, но, вообще-то, ты прав. Никто другой нас правильно не поймет.
Вновь чинно отхлебнули старинного пенного напитка. Помолчали, наслаждались хмельным горьковатым вкусом, а, заодно, и собираясь с мыслями. Наконец Сергей, задумчиво потерев лоб, сказал:
- Ладно, согласен. В конце концов, люди из этой организации единственные, кто может нас выслушать с пониманием. Только вот что… Давай, до встречи с Булкиным, не будем никому трепаться об этом происшествии. Даже своим женам и детям! У меня в подчинении сорок с лишним человек, а у них есть друзья и знакомые из других смен. Я не хочу, чтобы мне кивали в спину, покручивая пальцем у виска. А дойдет до начальства – и вовсе с работы снимут.
- О чем речь? Естественно, говорить об этом никому не стоит. Я думаю, а не сходить ли нам туда, прежде чем Диме звонить? Посмотрим, что там и как.
- Верно, - согласился Сергей. – Глядишь, с трезвых глаз, и следы какие-нибудь отыщем. Да и стопки с ножом вернуть хотелось бы. Сейчас, конечно, не время – смеркается уже… Давай завтра, с утра.
- С утра не могу, - недовольно поморщился Владимир. - Моя благоверная генеральную уборку затеяла, а я помочь обещался. Она меня сегодня и отпустила с тем условием, что завтра буду в полном ее распоряжении. Так что, давай после обеда – часика в два-три.
- Договорились. Позвони, как освободишься. А теперь, наверное, и по домам пора. Вон гляди, - он кивнул в сторону окна, - и волосатики, песни горланившие, куда-то делись. Даже они устали.
- Пошли, - согласился Владимир. – Утро вечера мудренее, да и жены уже заждались, поди. Хорошо, что мобильники с собой не взяли, а то уже трезвонили бы.
Скоренько допив пиво и дожевав закуску, друзья вышли из кафе. На улице быстро темнело. Нагретый днем, изменчивый весенний воздух стремительно остывал, уступая место ночной, почти морозной прохладе; шумела кольцевая дорога, по которой возвращались открывшие сезон дачники; в близлежащих домах уютно светились мягким светом окна квартир; люди, поужинав, удобно устраивались у экранов телевизоров; в общем, жизнь текла своим привычным руслом. И лишь двое друзей спешили домой, неся в себе тайну, обнародование которой могло внести сумятицу в жизнь всего человечества.
- 6 -
Зод Гот беззаботно гулял по лучшему пляжу Планеты Покоя и Отдыха. Искусственно созданное море ласковыми лазурными волнами касалось его ног, ступающих по оранжевому мягчайшему песку. В этом море не было ни одного опасного или не эстетично выглядевшего животного. Лишь безобидные рыбы, имеющие причудливую окраску, бороздили его просторы. В воздухе, упоенным ароматом диковинных цветов, росших в разбросанных тут и там клумбах, порхали медлительные бабочки, поражающие пестротой своей окраски. Казалось, все цвета и оттенки, на какие только способна природа, легли на крылья этих прелестных созданий, подвижным ковром раскрасивших нежную синеву безоблачного неба, освещаемого ярко-красным, дающим комфортное тепло светилом. Рядом с отдыхающим косморазведчиком, вдохновенно попивавшим клум из неопустошимого сосуда, шагали две очаровательные красотки, недвусмысленно подмигивающие влажными от желания глазками. Они были абсолютно нагими и совсем этого не стеснялись. Наоборот, они выставляли напоказ свои прелести, укрытые складками нежно-зеленого цвета. Эти удивительно и призывно пахнущие квадратные отверстия, расположенные у основания каждой ноги, приводили Зод Гота в неописуемый восторг. Скоро, совсем скоро он упадет вместе с двумя обольстительницами на одну из клумб, и тела их сольются в неописуемом всепоглощающем экстазе. Уж желания и сил у него хватит на обоих! Его, пока еще дремлющий под правой ногой могучий «инструмент» поочередно проникнет в каждую из ароматных дырочек. Милашки останутся довольны! Зод Гот остановился, мечтательно посмотрел в морскую даль, и одна из красавиц, слегка присев перед ним, аккуратненьким фиолетовым клювиком стала расстегивать ему пляжный комбинезон. В этот миг косморазведчик, мечтавший насладиться заслуженным покоем и любовными ласками, увидел над самым горизонтом, где небо, казалось, опускается в морские волны, черную крохотную точку. Она стремительно приближалась, приобретая размеры грозового облака. Через несколько мгновений уже черная туча висела над замершей от удивления троицей, пугая их непроглядным мраком. Вдруг чернота разошлась, выпуская из своих недр кроваво-красное пятно, быстро принявшее облик Гоз Роха. Такой цвет он приобретал, если сильно злился на своих сотрудников за нерасторопность и отсутствие профессионализма. Его рука вытянулась вперед и длинным черным перстом погрозила оторопевшему Зод Готу. В тот же миг Верховный голосом, поднявшим на спокойном море легкий шторм, проревел:
- Ну и нажрался же ты, папуасина!
Зод Гот от неожиданности дернулся и… открыл глаза. Тот час же по ним больно резанул свет, казавшийся раньше таким приятным и успокаивающим. Привыкнув к нему и осмотревшись, Зод Гот, к великой своей радости, узнал родной звездолет. «Сон!» - то ли с сожалением, то ли с облегчением понял он. Опытнейший покоритель космоса лежал на полу, в центре рубки управления. Огромным усилием воли он заставил себя подняться и подойти к командирскому пульту. Все тело ломало и корчило, словно после стократной перегрузки. Мозги нещадно болели, и, казалось, готовы были в любой момент разлететься на миллионы осколков; к тому же, их словно окутывал плотный туман, совершенно не дававший мыслить. Ко всему прочему, мучила удушающая, нестерпимая жажда, как будто все знойные пески Планеты Бескрайних Пустынь размещались теперь во внутренностях Зод Гота. Не знал, не знал несчастный Зод Гот, что это всего лишь похмелье – расплата за радость, доставленную накануне спиртными напитками. В отличие от землян – особенно проживающих в загадочной стране под названием Россия – его организм был совершенно неспособен бороться с алкогольными зельями. Плюхнувшись в кресло пилота, Зод Гот поместил свою – почему-то трясущуюся – длань в овальную нишу на пульте управления и мысленно отдал приказ: «Провести анализ состояния здоровья». Прямо перед глазами вспыхнула красная точка, которая мгновенно развернулась в плоский экран, с бегущей информацией: «У Вас сильнейшее отравление ядом, неизвестным науке. Выработка противоядия в данный момент невозможна. Не смотря на силу отравления, яд не является для Вас смертельным, и организм постепенно переборет его. Пока же рекомендуется выпить насыщенный витаминный раствор». Экран погас, вновь свернувшись в точку, не замедлившую исчезнуть, а из недр пульта плавно возник прозрачный квадратный стакан, наполненный благоухающей розовой жидкостью. Зод Гот жадно, в один глоток, выпил предложенный напиток и потребовал еще. Процедура со стаканом повторилась. Выбросив второй выпитый стакан в утилизатор, Зод Гот предпринял попытку поразмыслить о том, что же с ним произошло.
Он четко помнил, что встретил двух местных жителей; помнил их имена и внешний вид, явно не соответствовавший тому, что он принял; он вспомнил, что, задаваемые ему вопросы и некоторые фразы, навели его на мысль о провале экспедиции. Он был раскрыт! Вот что было самым неприятным, а не то, что он отравлен неизвестным ядом. Да и не какой это не яд это. Это – водка! Ему так понравился эффект, произведенный вчера этим инопланетным напитком! Так же прекрасна была и еда, предложенная ему. Он выпил две стопки, а дальше… Дальше в памяти зияла черная дыра, разглядеть в которой хоть что-нибудь не представлялось возможным. Опытный разведчик даже не помнил, как добрался до звездолета. Стоп! Раз он не помнил, как дошел до корабля, значит, сознание покинуло его, и сработал «возвращатель». Этот необходимый приборчик был вживлен ему в мозг еще в начальной школе косморазведчиков, когда он делал первые шаги в своей карьере. «Возвращатель» начинал действовать при потере сознания, если, конечно, его хозяин был еще жив. Он начинал подавать команды конечностям, и они возвращали отключившегося разведчика на звездолет. Бывали случаи, когда раненые разведчики ползли, едва шевеля единственной оставшейся рукой.
Потеряв сознание, он принял дарованный природой вид! А это означало лишь одно…
- О Великий черный космос!!! – возопил Зод Гот. – Теперь я раскрыт! Если у тех двоих и были какие-то сомнения, относительно того, что я пришелец, то теперь они полностью рассеяны. И что, что лишило меня сознания?! Ничтожнейшее количество той самой водки, которую земляне пили с превеликим удовольствием, оставаясь на ногах и полностью контролируя себя! Я же не выдержал, сломался! И это я, с легкостью выдерживавший пси-магнитные бури на Планете Уродов и в одиночку сражавшийся с гнусными тварями Планеты Ужасов… О космическая пыль и прах Вселенной! Совсем скоро истекает срок, когда я должен отправить сообщение о результатах первого контакта. Контакт произошел. И каков результат?! Я посрамлен и унижен! Мало того, что я почти ничего не знаю ни о планете, ни о ее разумных обитателях, так я еще и не помню половину подробностей первой встречи. Как теперь я буду смотреть в глаза Гоз Роху? Как хорошо было бы связаться с ним сейчас и спросить совета. Верховный бы уж нашел выход из сложившейся ситуации.
Признать свое поражение и улететь Зод Гот не мог – была задета его честь. Он оказался слабее существ, внешний вид которых, еще в первый раз не вызвал в нем ни восторга, ни уважения. То ли дело его совершенное тело! Венец творения могущественной природы. А они? Их облик может вызвать лишь жалость и сожаление, что Вселенная обошлась с ними столь неблагосклонно и обрекла в убогие формы. Ну, ничего, он еще даст им бой! Он покажет, на что способен настоящий покоритель космоса! Он выведает все их тайны! Надо только собраться с мыслями и силами, и – работать, работать, работать! Выход всегда должен быть, каким бы отчаянным не казалось положение.
Зод Гот поднялся с кресла и прошелся по звездолету. Витаминный напиток, видимо, помог организму – он начал чувствовать себя лучше. Во всяком случае, ничего не тряслось, а адская боль, терзавшая мозг, прошла. Вот только память, непокорная память, не желала возвращаться к нему. Разгуливая по звездолету, он пытался выработать план дальнейших действий. Не очень, впрочем, продуктивно: «Ну, ладно, ничего непоправимого пока не случилось. Необходимо совершить новую вылазку. Но как?! В том виде, что я принял первый раз, расхаживать совершенно не реально. Абсолютно глупо! Почему он не подходит для данной местности – не мое дело. Пусть с этим разбираются наши ученые. Может принять вид одного из встреченных людей, Сергея или Владимира? Но, как назло, память не позволяет воспроизвести их образы во всех подробностях. Да и разгуливать по местности, где живет твой двойник, слишком рискованно. Вот что еще интересно, - вдруг озарила его мысль, - если они увидели, кто я, почему позволили вернуться на корабль. Непонятно… Планета полная загадок и несуразностей! Ох, чую, не подходит она нам, совершенно не подходит. Что же все-таки делать? Что делать? » Косморазведчик был бы крайне удивлен, что на этой планете не он первый мучается аналогичным вопросом.
Совершенно неожиданно он почувствовал некий смутный дискомфорт, едва уловимые ощущения, инстинктивно вырабатывающиеся у хороших разведчиков. Он понял, что за ним кто-то наблюдает. Сигнала тревоги не было, значит, защитное поле не потревожено. Зод Гот подошел к своему многофункциональному пульту и включил экран внешнего обзора. Глазам его предстала следующая картина: перед ним был все тот же унылый, уже изрядно опостылевший пейзаж, но теперь, прямо на него, смотрело непонятное существо жутковатого вида. Зод Гот, благодаря информации, постоянно получаемой от своего переводчика, уже хорошо знал, виденных им ранее животных: кошек, крыс, собак, ворон, чаек, и прочую неказистую мелочь. Но то, что стояло перед ним сейчас, он наблюдал впервые. Оно походило на вчерашних людей – также стояло на двух ногах, также имело две руки. Но вот голова… Она вся была покрыта, торчащей в разные стороны, шерстью. Кроме того, существо было одето в какие-то грязные отрепья, цвет которых невозможно было описать. Нечто среднее между вороньим раскрасом и облезлой крысиной шкурой. То, что такая одежда была недостойна мыслящего создания, было ясно даже Зод Готу, никогда не надевавшему земных костюмов. Что делал тут столь неприглядный образчик местной фауны?
Зод Гот приблизил изображение и удивился: на покрытом буйной растительностью лице существа, ярко выделялись бездонно-синие, светящиеся разумом глаза, и глаза эти, пристально смотрели в его сторону. «Не может быть! – подумал Зод Гот. – Неужели он меня видит? Но это невозможно! Или наша техника по сравнению с возможностями его зрения – пустяковые игрушки? Вряд ли… Но что же тогда рассматривает этот незваный гость?»
Включив датчик интеллекта, Зод Гот моментально получил ответ: существо разумно. - Он один из них, - удивленно прошептал разведчик. – О, Вселенная! Какие же они разные, эти земляне! Сколь не похожи они друг на друга, как различны их облики! Доступны ли они нашему пониманию?..
Человек, а сомневаться в этом теперь не приходилось, нагнулся, что-то поднял с земли, и, сильно размахнувшись, швырнул эту штуку в направлении Зод Гота. От неожиданности Зод Гот инстинктивно уклонился в сторону, но защитное поле добросовестно отразило нападение – предмет был отброшен далеко за спину кидавшего. Мгновенно завизжала тревога: «Попытка вторжения! Попытка вторжения!»
- Да знаю, знаю! – зло буркнул Зод Гот. – Отключись!
Тревога смолкла.
Зод Гот посмотрел в лицо стоявшему перед ним человеку и изумился: оно расплылось в широкой ул улыбке! Словно, такое простейшее действо, как бросок предмета, отлетевшего
затем обратно, доставило ему высочайшее наслаждение.
- Так оно и есть! – удовлетворенно сказал странный посетитель. – Так оно и есть!
После этого он развернулся, засунул руки в карманы брюк, и, весело посвистывая, зашагал в глубь свалки.
«И что все это значит? - удрученно подумал Зод Год. – Кто это был и что его интересовало? Он ведь явно изучал место, где я нахожусь, да еще проверил на прочность защитное поле. Видеть корабль он не мог. Тогда, откуда же он узнал о существовании поля? И вообще, - откуда он взялся?! Неужели, они могут жить среди мусора и отходов? Но мне же было доложено, что в месте посадки цивилизованная жизнь невозможна. А какая возможна? Что творится на этой планете?! »
Ни на один поставленный вопрос он ответить не мог. Похоже, на планете Земля были одни загадки, разрешить которые было ох как не просто. Не смотря ни на что, визит непонятного гостя оказался как нельзя кстати. Кибернетический мозг корабля, наверняка, сохранил в памяти его изображение. Оставалось только вызвать голограмму и тщательно ее изучить. Как не был Зод Готу неприятен данный вид - выбирать не из чего. А новая вылазка просто необходима. Он принялся изучать облик вновь увиденного человека, благо процедура идеального перевоплощения теперь должна занять меньше времени – поможет приобретенный опыт.
- 7 -
Воскресный день выдался ни на йоту хуже, чем субботний. Так же весело и задорно светило в безоблачной синеве солнце; восторженно чирикали воробьи, одурманенные ранним теплом и весенними запахами; набухание почек на деревьях достигло той стадии, когда еще чуть-чуть - и дружно выстрелят они сочной молодой зеленью; заплакали бесподобным, чистым, как слеза младенца, соком березы. Но сегодня двум друзьям было не до прелестей бурно пробуждающейся природы. Вчерашнее приключение тревожило их души и будоражило воображение. Словно преступники, стремящиеся на место преступления, они спешили попасть на место встречи с Неведомым, Непознанным и Необъяснимым. Человека всегда, с того самого момента, когда в его косматой башке зашевелились извилины, раз и навсегда лишив его покоя, влекло ко всему, что таит в себе хоть какую-то тайну. И пусть момент пробуждения разума надежно скрыт от нас Создателем в миллионнолетней дали, стремление человека к раскрытию загадок не уменьшилось. Хотя и уровень решаемых ребусов изменился кардинально в сторону усложнения.
Жены Владимира и Сергея не мало удивились и обрадовались тому, что мужья вернулись не поздно и практически трезвыми, потому и отпустили их сегодня с легким сердцем, заставив, правда, перед этим выполнить кое-какие дела по хозяйству. Друзьям не терпелось скорее попасть на место вчерашнего пикника, закончившегося столь экзотическим способом, поэтому и домашнюю тягомотную работу они выполняли с удвоенным рвением, словно молодые бойцы в парко-хозяйственный день. Но приведение домашнего хозяйства в порядок затягивает не хуже болотной трясины, выбраться из которой не так-то просто. Как не торопились друзья, а попасть на заветное место им удалось лишь около четырех часов пополудни. Место вчерашней встречи оказалось пусто. Пеньки были девственно чисты, и никаких следов падения пьяного пришельца земля не сохранила.
- Обидно, однако, - сказал Сергей, обшаривая глазами землю. – Ни рюмочек моих, ни ножечка. Вообще – ни-че-го! Словно и не было нас тут вчера. Вот и доверяй пришельцам из космоса… Прут, все что под руку попадется. Или под ногу. Совершенно не понятно, как устроены их конечности.
- Ты все шутишь, а между тем примерно такую картину я и ожидал увидеть, - с явным удовлетворением в голосе отозвался Владимир.
- То есть как?! – удивился Сергей. – Какого же лешего мы сюда приперлись? Надо было хоть фуфырь прихватить, чтобы прогулка зряшной не оказалась.
- Не-ет, Серега… Отсутствие вещественных доказательств – результат в нашу пользу. Ведь если наш друг – инопланетянин, тогда его действия вполне оправданы. Он очнулся, понял, что раскрыт, собрал все, что здесь было – замел следы, так сказать, - и убрался восвояси.
- Ага! Опохмеляться пошел к своему звездолету. А заодно и товарищам своим дать водочки и земной закуски попробовать. Дюже она ему по нраву пришлась. Не пройдет и года, как где-нибудь в созвездии Кассиопии небольшая планетка, вроде нашей, сопьется в доску, а мы их еще самогон гнать научим. Да не ерунди ты, Вова! Здесь свалка рядом, а там бомжей – чуть меньше, чем крыс. Вот они вечерами-то, особенно по выходным, и обходят окрестности. Здесь таких мест, как это – не меньше десятка наберется! Большинство же личностей их посещающих – люди, мягко говоря, некультурные. Они оставляют после себя груды мусора, а в них – стеклотара, являющаяся для бомжей источником дохода. И все! И никакие инопланетяне здесь ни при чем. Вот это будет логично. Согласен?
- Но ты упускаешь один ма-аленький нюансик. Настолько маленький, что неудобно даже о нем говорить. Все, изложенное тобой, было бы верно, если бы вчера мы никого здесь не встретили…
- А я не уверен, - разошелся Сергей, по-прежнему не желающий смириться с мыслью, что он стал участником контакта с внеземным разумом, - что мы кого-нибудь здесь встретили!
- Ты что, своим глазам не веришь? - удивленно воззрился на товарища Владимир.
- Глазам я верю, но… Вдруг это был… мираж! Или еще какое-нибудь редчайшее атмосферное явление.
- Ты где слышал, чтобы миражи разговаривали и выпивали с теми, кто их видит?
- Ни где не слышал, - упавшим голосом произнес Сергей. Но сдаваться без боя не хотелось, и он предпринял еще одну попытку: - Это чудище здесь упало, если ты помнишь. А следы где?!
- Тут все шлаком усыпано, - парировал Владимир. – Сухо и травы нет. Поэтому следов и не осталось. Какие еще аргументы тебе нужны?
Сергей помялся, и нехотя сказал:
- Никаких. Звони нашему разлюбезному Булкину. Только что мы ему предъявим-то?
- Да ему, может быть, и предъявлять ничего не потребуется – сам во всем разберется. И почему ты так настроен против того, что мы встретили именно инопланетянина?
- Дураком выглядеть неохота. Помню, в одной из передач про НЛО видел двоих контактеров, якобы видевших пяток маленьких зелененьких человечков, пытавшихся вступить с ними в интимную связь. Так вот, вид у этих двух землян был такой, будто они только что сбежали из ближайшего гей-клуба, предварительно анаши обкурившись.
- Понятно, - усмехнулся Владимир. – Булкин рассказов о различных пришельцах слышал сотни, если не тысячи, так что считать нас дураками, я думаю, не будет, а уж «голубыми» - точно. - Владимир запнулся и протянул руку в направлении елки, где вчера – им же! – был замечен негр. – Ты только полюбуйся – там опять кто-то есть!
Сергей обернулся в сторону ели и с облегчением сказал:
- На этот раз, слава Богу, никакой инопланетной нечисти. Обыкновенный российский бомж. Хотя надо сказать, что-то под этим деревом часто собираются весьма примечательные личности. Эй, человек, иди-ка сюда!
Лохмато-бородатый, одетый в бесформенное тряпье бомж, стоял под елкой в нерешительности, явно боясь приблизиться к позвавшим его молодым людям.
- Иди, иди! – призывно махал рукой Сергей. – Не бойся, мы не людоеды!
- Зачем он тебе сдался? – брезгливо поморщился Владимир. - Его мыли-то последний раз, наверное, в роддоме. И смердит от него, наверняка, как от канализационной трубы.
- Ничего страшного. Тебя ни кто не заставляет с ним лобызаться. Зато он – здешний абориген. Он знает каждый клочок этой местности, и все, что на ней происходит. Можно же попытаться у него что-нибудь выведать по интересующему нас вопросу. К тому же, мне очень хочется вернуть пропавшие вещи.
- Неплохая идея, - кивнул Владимир, смирившись с тем, что придется потерпеть неприятный запах. – Чудес на свалке – хоть отбавляй. Вот только про вещички тебе, скорее всего, забыть придется.
Зод Гот стоял в полном недоумении. Он досконально точно, до молекулы, принял образ недавнего посетителя, вышел на тоже самое место, где был вчера, и вновь встретил двух человек. И эти двое опять звали его к себе! Но самым поразительным было другое. Эти двое были… его вчерашними знакомыми! Сейчас, дремавшая память проснулась, словно от встряски, и он вспомнил их абсолютно четко. Ситуация до смешного повторяла вчерашнюю: те же персонажи, один из которых спрятался под другой личиной. Но что они опять здесь делают?! Неужели наблюдательный пост выставили, с целью не пропустить его в город? Но зачем?! Вчера он был беззащитней младенца, и сотворить с ним можно было все, сделать что угодно. Почему не воспользовались такой возможностью? Не помнил бедный разведчик, что вчера эти двое, увидев его настоящий вид, бросились бежать, слово трусливые зайцы при виде голодного волка. Невдомек им было, что перед ними самое совершенное и красивое создание Вселенной.
«Следят! – лихорадочно неслось в мозгу Зод Гота, еще не совсем оправившегося от первой в его жизни алкогольной атаки. – Следят! Сомнений нет – я раскрыт! И на подступах к городу выставлены посты. Но меня сейчас назвали человеком, значит - принимают за своего. Надо действовать! »
Неуверенным шагом – кто знает, что от них ожидать? – он направился к подзывавшим его людям. Подойдя на расстояние шага, он протянул правую руку для приветствия, - почему-то именно такое действие подсказал ему переводчик - но земляне ответных действий не предприняли.
- Не-е, дядя, - сказал Сергей, видя, что нерешительно подошедший к ним бомж желает обменяться рукопожатием. – Руки мы друг другу, пожалуй, жать не будем. Ты по свалкам, да по помойкам лазая, иммунитет свой закалил до предела. А мы люди нежные, тепличными условиями, да комфортом избалованные. Нас любой микроб моментально в койку укладывает. Так что, обойдемся без любезностей. Меня зовут Сергей. А тебя как кличут, папаша?
«Папаша – синоним слова отец», - оперативно сработал переводчик.
«Отец?? - несказанно удивился Зод Гот. – Что еще за новости! Какой же я ему отец, если он меня впервые видит? Да и откуда у меня могут быть дети на Земле? » Вслух же произнес:
- Меня зовут Геннадий, - с чего-то вдруг именно такое имя выдал переводчик. – А как зовут вас? – Обратился Зод Гот ко второму человеку, уже предвидя ответ.
- Владимир, - ответил тот, как-то уж очень пристально вглядываясь в собеседника.
- Теперь мы знакомы Гена, давай сразу перейдем к делу, - решил взять быка за рога Сергей. - Ты давно в здешних местах обитаешь?
- Давно, очень давно, - уверенно отвечал Зод Гот, хотя вопрос его насторожил.
- Прекрасно. А скажи, пожалуйста, ничего необычного ты в последнее время не наблюдал? Кто-нибудь, не похожий на людей, здесь не появлялся?
«Меня ищут! – окончательно убедился Зод Гот. – Ну что же, посмотрим, кто кого? Расколоть меня будет не просто».
- Нет! – выпалил он. – Ничего необычного не видел. Все как всегда. Одна и та же шваль по свалке лазает.
«Надо же какие я слова знаю!» - удивился широте своих лингвистических познаний Зод Гот.
- А вчера вечером ты тут не прогуливался?
- Нет! А почему вас это интересует?
- Видишь ли, я тут вещички кое-какие потерял, а они мне дороги очень. Хотелось бы вернуть.
- Повторяю: меня вчера здесь не было. Так что, ничем помочь Вам не могу.
- Ну что ж… На нет и суда нет. Извини за беспокойство. Можешь идти по своим делам. Не смеем тебя больше задерживать.
- До свидания, - вежливо проговорил Зод Гот и направился в сторону кольцевой дороги.
Друзья молча смотрели вслед удаляющемуся бомжу Гене, даже не подозревая, что вчерашнее разноцветное чудище и сегодняшний обитатель свалки – одно и тоже существо. Смутно об этом догадывался лишь Владимир. Но догадка эта была на уровне подсознательного импульса, бесформенным призраком летающего в мыслях.
- Странный какой-то бомж, - прервал Владимир молчание.
- А чем, собственно? Бомж, как бомж, - пожал плечами Сергей.
- Ну-у… Например, он не пахнет ни чем.
- И слава Богу! В конце концов, может здесь, на открытом воздухе, запах не очень и чувствуется?
- Запах этот можно за километр унюхать. Даже, если нос зажать. Говорит он как-то односложно… И - заметь! - ни слова матом.
- Да брось ты придираться к пустякам! Бомжи бывают и из интеллигентов. Может быть он – спившийся интеллигент.
- Раз он спившийся, то уже не интеллигент, - не унимался Владимир. – А голос? Ты не заметил, что он очень похож на голос нашего вчерашнего знакомого? Такой же низкий и с хрипотцой.
- Иди ты к черту! – разозлился Сергей. – Вот привязался! У бомжовской братии голоса всегда низкие, потому как на свежем воздухе они большую часть своей жизни проводят. А если бы ты пил лет с трех, то и хрипел бы не меньше. Пойдем лучше домой. Все равно мы здесь ничего не найдем.
- Да, ты прав. Пойдем, пожалуй. Завтра же позвоню Булкину.
- Позвони, позвони, - усмехнулся Сергей. – Расскажешь потом его реакцию.
И они отправились восвояси, но совершенно иной дорогой, нежели бомж Геннадий, вызвавший неясные подозрения у Владимира.
Зод Год же неспешно приближался к гудящей автостраде, на ходу размышляя о неожиданной встрече со своими вчерашними знакомыми. Почему эти двое встречаются ему второй раз на одном и том же месте? Единственно разумное объяснение было одно: он давно рассекречен, и Сергей и Владимир не что иное, как дозор, выставленный на подступах к городу. А сколько всего таких дозоров? Осторожность, предельная осторожность – вот, что он должен соблюдать, как опытнейший специалист косморазведывательного дела. Впрочем, о каком опыте можно говорить, если ни он, ни один из его коллег, никогда не были в подобной ситуации. Ничего страшного, и все когда-нибудь бывает впервые. За чужака его еще не приняли, значит и остальные наблюдатели, если они есть, не задержат его, и шанс добраться до города сохраняется. И не плохой…
По мере того, как гул, источник которого пока был совершенно не ясен Зод Году, приближался, душу разведчика охватывал трепет: еще немного, еще несколько минут и он – наконец-то! - увидит мегаполис, являющийся жильем для этих странных, нелогичных существ. Увидит первым из своих собратьев! Там он затеряется среди людей и начнет работу. Конечно, вид, в котором он находится сейчас, придется сменить. Он не понимал причину отношения к нему Сергея, но осознавал, что принятый им облик является изгоем в обществе людей. Завтра, когда местное светило под названием Солнце, поднимется ближе к зениту, он должен будет сообщить результаты первого контакта, и уже затем продолжить работу. Времени мало, но он успеет, обязательно успеет! Его ноги зашагали быстрее и гораздо увереннее, чем в первый свой выход на Землю.
Маршрут, выбранный разведчиком для движения, оказался крайне неудачным. Тропинка, бежавшая у него под ногами, проходила через овражек, еще полный грязной жижи, оставленной стаявшим снегом. Противная прохладная субстанция чавкала под ногами, не доставляя Зод Готу ни малейшего удовольствия. Далее тропа взбиралась на склон другого, более крупного, оврага и уже пересекала его по старому деревянному мосту, не известно кем и когда построенным. Мост был настолько ветхий, что, казалось, вот-вот должен рухнуть под чьей-нибудь тяжелой ступней. Склоны последнего оврага плотной стеной покрывали тонкие деревца и кустарники, корни которых под действием стекающих вод с каждым годом обнажались все больше и больше. Тропинка, пройдя по мосту, скрывалась в небольшой березовой роще, вплотную примыкавшей к кольцевой дороге.
По сути дела, тропка эта, едва различимая из-за редкого по ней хождения, вела в никуда. Новый жилой массив, располагался от нее далеко слева, а в месте, где она выбиралась к дороге, не было даже автобусных остановок. Поэтому, по ней блуждали лишь бомжи, обитавшие на свалке, да представители преступных группировок, пользуясь безлюдностью и глушью, наведывались сюда, дабы решить свои проблемы, требующие быстрого, а главное – кровавого решения, исключающего присутствие посторонних глаз. Как правило, в результате решения нарисовывался один или несколько трупов, потому рощица потихоньку превращалась в хорошо замаскированное кладбище.
Но в этот прекрасный воскресный денек Зод Готу повезло: бандиты не проводили сегодня разборок, да и бомжи ему не повстречались. Видимо у тех и у других был официальный выходной. Что же, даже хищникам, после изнурительной погони и плотного обеда необходимо отдохнуть, дабы со свежими силами выйти на охоту. Хлипкий мостик шириной в четыре доски, изрядно подгнивших от времени, а кое-где и вовсе сеющих труху, жалобно скрипнул, словно предупреждал неосторожного путника об опасности хождения по этой рухляди, и зашатался под тяжестью грузного тела разведчика. Мост словно не понимал, как по нему хочет пройти такая махина, когда и кошка, ступая своими мягкими лапками на его старую ненадежную спину, рискует шлепнуться с высоты шестиэтажного дома. Зод Гот инстинктивно понял, что он вряд ли дойдет и до середины столь убогой переправы. Длина моста была относительно небольшой – метров двадцать и бывалый косморазведчик решил не искушать судьбу. Он внимательно огляделся вокруг, убеждаясь, не окажется ли по близости людей, могущих стать свидетелями его выдающихся способностей, вряд ли присущих местному населению. Удостоверившись, что поблизости никого, Зод Гот легко и непринужденно, словно голенастый кузнечик с одной ромашки на другую, перепрыгнул качающийся мост. Еще раз оглянувшись, он мысленно похвалил себя за искусно выполненный трюк и двинулся дальше.
Реденькую березовую рощицу Зод Гот миновал довольно быстро. Деревья тут росли такими тонкими и корявыми, будто местная почва обиделась на них за что-то и перестала кормить необходимыми полезными веществами, щедро раздавая лишь вредные элементы. Последними, кстати, она была напичкана, словно испанский гелион, отплывающий от берегов Нового Света, отобранным у инков золотом. Но любое создание на нашей грешной земле стремится к Солнцу и тяжко, и неохотно расстается с жизнью. Вот и вырастали белобокие красавицы русского леса невзрачными да неказистыми. Разведчик заворожено остановился на самом краю асфальтового полотна, по которому довольно плотным потоком, изрыгая грохот и клубы угарного газа, мчались железные коробки с сидящими в них за прозрачными стеклами людьми. Гремящие коробки были разного цвета и размера. Переводчик подсказывал, что это автомашины – основное средство передвижения по суше.
- Кошмарно! – прошептал Зод Гот. – Как можно передвигаться на подобном убожестве? Удушающие выхлопные газы, оглушающий рокот – все это самым отрицательным образом губит не только самих людей, но и всю экологию. Неужели они способны выживать в любых условиях?! Нет, я решительно не понимаю этих носителей интеллекта! Похоже, Земля нам совершенно не подходит, а если так пойдет и дальше, то и люди сгинут с ее поверхности без следа. Впрочем, это не мое дело. Пока на меня никто не обращает внимания, нужно следовать дальше.
Прямо за автострадой, чуть правее, внимание Зод Гота привлекли чудовищные трубы, изрыгающие из своих жерл медленные клубы то ли дыма, то ли пара серо-белого цвета. Пар сливался в низкие облака, плотным туманом стелющиеся над невысокими - по меркам Зод Гота – прямоугольными строениями. Зрелище навевало лишь удручающие мысли…
Постройки были похожи друг на друга, словно колосья в пшеничном поле. Безошибочным чутьем косморазведчика Зод Гот догадался, что это и есть жилища людей. Дома располагались много левее того места, где выбрался из рощи Зод Гот, и он резонно предполагал, что к ним должен вести переход через автостраду. Немыслимо было думать, что столь стремительный поток машин можно безопасно миновать прямо по дорожному полотну, а раскрывать себя, показывая свою прыгучесть было нелепо. Точно! Слева от себя, шагах в ста, он увидел длинное сооружение, прозрачным тоннелем висящее над дорогой. Скорее всего, это и был переход. Уверенным шагом разведчик устремился к нему.
Подойдя совсем близко к переходу, на который вела бетонная лестница, он заметил, как из общей массы несущихся ему на встречу автомобилей вырвалась одна машина желто-синего цвета. Поначалу он не придал такому факту ни малейшего значения, думая о том, что скоро, наконец-таки, войдет в кварталы города. Не очень он волновался и тогда, когда машина резко свернула на обочину, едва не стукнув его своим бампером. Знай он, что сей автомобиль является милицейским «газиком», и встреча с ним не сулит приятного времяпрепровождения, не был бы он таким беспечным. Левые дверцы по ходу движения Зод Гота синхронно распахнулись и перед ним предстали двое стражей порядка. То, что это были представители какой-то службы, Зод Гот смекнул по одинаковой невзрачной форме, одетой на обоих, такого же цвета головных уборах, напоминающих приплюснутый цилиндр с козырьком, и непонятных знаках на погонах. Двое выпрыгнувших из машины людей резко контрастировали друг с другом: вылезший из передней двери был невысокого роста, щупленький и худой, словно засохший тростник, второй был ростом не ниже самого Зод Гота и плотного телосложения. Первый на фоне второго выглядел граблями, прислоненными к стогу сена. Это были лейтенант Отвёрткин и сержант Гвоздодёров. Музыка их душ, не смотря на молодость и весну, была настроена отнюдь не на мажорный лад…
…День у лейтенанта милиции Николая Отвёрткина не задался с самого утра. Решив, проснувшись, принять душ, он с огорчением обнаружил, что из крана, откуда должна течь горячая вода, вытекает некая ржавая субстанция, по температуре близкая к точке замерзания. Залезть под бодрящий холодный душ он не решился, так как жутко боялся холода. Его худенькое тельце, лишенное даже намека на жировые отложения, мгновенно бы покрылось «гусиной кожей» и к вечеру он запросто мог слечь с воспалением легких. Тем не менее, на работу он вышел еще в бодром расположении духа, улыбаясь весело светившему солнышку. Дежурство не предвещало никаких трудностей. Народ, вдоволь нагулявшись и выплеснув бьющую через край энергию еще накануне, отдыхал перед новой трудовой неделей, чинно проводя воскресный день. Большое начальство тоже вряд ли заглянет на их участок, предпочитая выходные проводить на дачах в ближайшем Подмосковье, паря свои полковничьи и генеральские телеса в новеньких рубленых баньках, еще пахнущих терпким запахом смолы. Единственное обстоятельство, способное омрачить воскресную патрульную службу – праздно шатающаяся алкашня, продолжающая попоище, начатое в субботу, а то и неделю назад.
Но ответственным дежурным сегодня был подполковник Громовержцев, явно находившийся не в духе и не разделявшим радужного настроения подчиненных. Он придирался и к форме одежды, и к неправильному несению службы, и к слабой физической подготовке, в общем, ко всему, что попадало под прицел его строгого взгляда. В таком настроении, как правило, он пребывал после полученного накануне нагоняя от вышестоящего начальства; крайне несправедливого нагоняя. Чтобы выпустить пар, он оставлял одного из сотрудников, желательно понерадивей, и учинял ему разнос по полной программе. В этот раз его начальственные очи приготовились метать гром и молнии в лейтенанта Отвёрткина. Громовержцев никогда не любил его доходяжный вид. Маленькие ушки, торчащие почти перпендикулярно круглой голове, покрытой короткими жидкими волосенками светло-русого цвета, узкие, постоянно бегающие глазки, непонятного окраса, которые ни разу не озаряли светлые искорки дельных мыслей – все это раздражало подполковника. А теперь и повод подвернулся подходящий.
- А вас, лейтенант Отвёрткин, я попрошу остаться, - сказал Громовержцев голосом тихим и успокаивающим, но таящим в себе отголоски приближающейся грозы.
Галдящая милицейская братия, облегченно выдохнув - молния ударила мимо - поспешила покинуть кабинет, ставший местом экзекуции для их сослуживца. Начальник встал со своего места, вышел из-за стола, и, заложив руки за спину, прошелся по недавно отремонтированному кабинету. Возраст Александра Павловича Громовержцева со скоростью курьерского поезда приближался к пятидесяти, а выслуга лет грозила перерасти в бесконечность, но фигура была по-прежнему стройной, как у вечно голодного курсанта. Высокий лоб, черные с легким прищуром глаза – терпеть не мог носить очки, - выдавали наличие недюжинного интеллекта, а правильные черты лица добавляли солидности. И расти бы ему да расти вверх по крутой карьерной лестнице, вплоть до генерала. Ан нет! У Александра Павловича была черта, которую страшно не любит любое начальство, сколько бы оно не твердило о победе демократии и гласности. Подполковник всегда и везде говорил правду в глаза, какой бы нелицеприятной она не была. Поэтому его карьерный путь был тернист и извилист. Большинство его сокурсников, из тех, кто остался работать в милиции, уже занимали руководящие должности в главке и министерстве, а он продолжал сидеть в скромных начальниках отделения на окраине Москвы.
- Что же вы, товарищ лейтенант, так плохо работаете, - навис он черной тучей над несчастным Отвёрткиным, так плотно вжавшимся в стул, что, казалось, еще чуть-чуть, и придется вызывать службу спасения, дабы извлечь его из-под обшивки.
- А что случилось? – нашел в себе силы пропищать офицер милиции.
- А в том, - повысил голос подполковник, отчего лейтенант еще сильнее вжался в стул, хотя это и казалось невозможным, - что на вверенном тебе участке творится форменное безобразие и образцовый бардак.
- Почему?! – посмел удивиться Отвёрткин
- А потому, Николай, - со змеиной лаской в голосе продолжил подполковник, - что надо не только дань стричь с коммерческих палаток и уличных торговцев, а и своими непосредственными обязанностями заниматься. Я все понимаю: зарплата до неприличия смехотворная, семью кормить надо. Но я тебя, Отвёрткин, в милицию насильно не тащил. Ты же за последний квартал не то что ни одного преступника не изловил, ни один, даже самый завалящий, хулиган и дебошир не попал в твои цепкие руки и карающий меч правосудия. Стало быть, остался не у дел. А от безделья оружие теряет точность и надежность.
- Так если их нет, товарищ подполковник, - попытался оправдаться Отвёрткин. – Ни хулиганов, ни дебоширов. Все тихо и мирно на моей территории.
- Есть, товарищ лейтенант, есть! – вновь повысил голос Громовержцев, но при этом отошел от Отвёрткина, и вновь зашагал по кабинету, отчего Николай почувствовал некоторое облегчение. - Вчера на твоем участке произошло страшное преступление, жертвой которого оказался наш генерал из министерства, недавно получивший квартиру в нашем микрорайоне. Ты знаешь, что он здесь живет?
Душа Отвёрткина ухнулась куда-то вниз, не то что в пятки, а, пожалуй, просочилась через пол и вылилась на стол оперативного дежурного. Если с генералом что-то случилось, его, ничтожного лейтенантика, сотрут в порошок, раздавят как незаметную букашечку и спустят в ближайший унитаз.
- Знаю, - ответил Отвёрткин голосом человека, уже прилаженного на гильотину.
- Так вот, вчера вечером он степенно и мирно прогуливался со своей молоденькой женой, наслаждаясь, так сказать, прелестями весеннего вечера. И ни где-нибудь в лесу, а в собственном дворе, среди детских качелей и песочниц. Глядь, а у трансформаторной будки, спрятавшись за голый куст сирени, какой-то бомж справляет большую нужду. Представляешь: весна, тепло, благодать, генерал своей даме любезности всякие шепчет, а рядышком характерные звуки и запахи раздаются. Генерал наш, как и положено офицеру, – человек высоких моральных принципов. Сделал он замечание нечестивцу, что это ты мол такой-сякой-разэтакий вытворяешь на глазах у добропорядочных граждан. Со мной вот и женщина молодая, не пристало ей видеть твой голый зад и прочие безобразия. А бомжара, поганец наглый, ему и отвечает, тоном не терпящим возражений: шел бы ты, мол, дядя туда, откуда у твоей мадам дети вылазят. Как ты понимаешь, я сильно окультурил его непарламентское выражение. Сей же нарушитель общественной нравственности делает следующее, не менее нахальное, заявление: если, говорит, ты человек добрый и порядочный, не примени принести мне бумажки туалетной, а то от газет у меня задница слишком умная стала. Всякие заявления революционные делает. Мне, того и гляди, импичмент устроит. Генерал наш, конечно не святой, и выражаться не хуже этого бродяги умеет. Но перед женщиной своей, которая привыкла видеть, как перед ее благоверным подчиненные на цирлах бегают, ему стало стыдно. Не смог он вынести подобного поношения. Сердечный приступ хватил начальника нашего. Если бы не таблетки нитроглицерина, оказавшиеся в сумочке его женушки, страна могла лишиться ценнейшего государственного работника. Вы понимаете, товарищ лейтенант, какой непоправимый ущерб вы могли нанести общественной безопасности нашей Родины?!
- Я-а?! – совершенно искренне и как-то по-детски удивился Отвёрткин. При этом его мелкие оттопыренные уши стали стремительно приобретать свекольный цвет.
- А кто? Я, что ли? Вы допустили, что по вашему участку шляются бездомные бродяги и нарушают покой законопослушных граждан. Вам и ответ держать. Встать! – звериным рыком неожиданно гаркнул подполковник.
Вернувшаяся было от дежурного душа Отверткина, от крика начальника провалилась еще ниже, в самый подвал отделения милиции. Тем не менее, он подчинился приказу и поднялся со стула. Лейтенант стоял пошатываясь, низко опустив голову; нож гильотины уже сорвался вниз.
- Объявляю вам выговор за вопиющее разгильдяйство, - несколько смягчил тон Громовержцев, видя состояние своего подчиненного.
- Е-есть, – обреченно промямлил Отвёрткин.
- Идите работать. Нечего тут нюни распускать. Что хочешь, лейтенант, делай, а осквернителя погон генеральских сыщи.
Отвёрткин на ватных ногах выбрался из кабинета, пылая лютой ненавистью ко всем представителям немытого бомжовского племени. Громовержцев же, довольный устроенным разносом, вернулся на свое руководящее место, прикурил ловко выбитую из пачки «Кэмела» сигарету и, выпустив в потолок кольца дыма, блаженно улыбнулся. Он представлял, как остолоп Отвёрткин, получивший приличную взбучку, ринется ловить несчастных бродяг, как заполнят ими отделенческий «обезьянник», как отправят бедолаг в приемник-распределитель, и как лихо отрапортуют завтра утром обиженному генералу, что с нарушителями спокойствия покончено раз и навсегда.
- Пусть радуется, - прошептал Громовержцев. – Болван с лампасами.
Лейтенант Отвёрткин был разъярен и унижен до глубины души. В свои двадцать пять лет он впервые получил дисциплинарное взыскание. И из-за кого?! Из-за какого-то оборванца, который давным-давно потерял человеческий облик. Ну, он покажет этой свалочной братии! Всех в каталажку, всех! А то один раз выговор, другой раз выговор – так и из милиции погнать могут! А работой своей лейтенант Отвёрткин дорожил. Да и как ей мог не дорожить простой колхозный парень, родившийся в рязанской глубинке? Куда еще ему можно было податься, не имея достойного образования? Не в родной же колхоз, который вот-вот загнется, и в котором зарплата чуть больше тысячи рублей, да и то – с премиальными. А тут - Москва, город потрясающих перспектив и возможностей. Удачно женился и ты уже в собственной двухкомнатной квартире. Пусть с тещей, зато в квартире, а не в общежитии. Устроится же в милицию оказалось не так сложно: по здоровью прошел и порядок. И если ты не полный идиот деньги в кармане всегда водиться будут. Конечно, путем далеко не честным, но честно работать – ноги протянешь. Так что, вылетать из милицейских рядов Николай вовсе не собирался.
Уязвленное самолюбие может свернуть горы и яростный порыв лейтенанта не замедлил принести плоды. Уже к двум часам дня в отделении милиции сидело не менее полутора десятков бродяг, распространявших на весь первый этаж весьма специфические «ароматы». Несчастный дежурный то и дело опрыскивал помещение освежителем воздуха, но это лишь усугубляло ситуацию, делая смесь запахов совершенно непригодной для дыхания. Отвёрткин же продолжал неистовствовать, носясь по округе на видавшем виде «уазике», выискивая плохо одетых бедолаг. В этом нелегком деле, помимо водителя, ему помогал сержант Гвоздодёров – друг и соратник лейтенанта.
Большинство из бомжей, давно смирившихся с тем, что их и за людей-то никто не считает, безропотно подчинялись людям в серой форме, хотя и были в полном недоумении, за что их лишают свободы. Те же, в ком осталась хоть капелька человеческого достоинства, осмеливались задавать вполне законный вопрос: «За что берете, люди добрые?». В ответ они получали фразу, ставящую их в тупик: «Не хрена генералу на ботинки гадить!»
Милицейский уазик летел по кольцевой автостраде, словно шакал в поисках падали. Сидящий на заднем сидении сержант Гвоздодёров уже несколько раз намекал Отвёрткину на обед, говоря, что его могучему организму необходимо подкрепиться, но лейтенант лишь хмуро отшучивался, утверждая, что на обед они еще не заработали. Теперь же взмолился и водитель, заявив, что если ему не дадут в ближайшее время нормально поесть, то он набросится на Гвоздодёрова, так как тот самый упитанный, и отгрызет от него солидный кусок мяса. От самой мягкой части. Посмеявшись, Отвёрткин обещал-таки устроить обеденный перерыв в ближайшие полчаса. Видимо ему стало жалко Гвоздодёрова, который рисковал понести урон в своей филейной части. А может быть и водителя, для которого этот укус, если принять во внимание габариты и силу Гвоздодёрова, мог оказаться последним в жизни. И тут жадно рыщущие глаза лейтенанта обнаружили бородатого оборванца, уверенно вышагивающего по обочине прямо им на встречу.
- Вижу цель! – азартно воскликнул Отвёрткин. – Давай тормози. Клянусь, этот перед обедом последний.
- Попрошу предъявить документики! – как можно вежливей произнес лейтенант, обращаясь к удивленно смотревшему на них бомжу. Он всегда начинал беседу с людьми вежливо и культурно, усыпляя бдительность своей жертвы.
- Нет у меня никаких документов, - также вежливо отвечал Зод Гот, после того, как переводчик растолковал ему, что документ, это некий бланк, удостоверяющий личность. Зод Гот был крайне удивлен тем, что для удостоверения личности требуется листок бумаги. Их развитие застряло на пещерном уровне! Куда удобней определить требуемого тебе собеседника по микрочипу, вживленному в мозг каждого разумного существа еще при появлении на свет. Зод Гот надеялся, что уже миновал все патрули, а тут вдруг пытаются выяснить его личность. Пожалуй, неувязочку с документами не мог предвидеть даже Гоз Рох. Но Зод Гот сохранял спокойствие: человеческий облик был им принят безупречно.
- А я и не сомневался в таком ответе, - ехидно улыбнулся Отвёрткин. Причем улыбка так расползлась по его бесхитростному лицу, что казалось уши вот- вот сойдутся на затылке. – Почему же у вас их нет? У всех добропорядочных граждан документы должны быть. Их у вас украли, быть может? – продолжал издевательским тоном лейтенант. – Или вы потеряли их где ни будь?
- Мне их не выдали, - честно ответил Зод Гот.
- Ай-ай-ай, как не хорошо! – зацокал языком Отвёрткин. - Тогда вам придется проехать с нами.
- Вы хотите выдать мне документы? – спросил Зод Гот, не подозревая чудовищную глубину наивности своего вопроса.
- Нет! – ответил Отвёрткин, уже начинавший терять терпение. – Мы поедем в отделение, чтобы выяснить вашу личность.
- Куда? – не понял косморазведчик.
Голод, нещадно терзавший Гвоздодёрова, стал абсолютно нестерпимым, к тому же он не считал необходимым разводить дипломатию с отбросами общества. Решив, что пора кончать толочь воду в ступе, старший сержант приступил к активным действиям.
- Куда, куда… Ставить раком верблюда! – гаркнул он так, что Зод Гот даже вздрогнул от неожиданности. – Не хрена нам мозги заплетать, чувырла бородатая! Полезай в машину, пока я руки об тебя не измарал. Отвезем тебя в «кутузку», пусть там решают, что с тобой делать.
- Я никуда не поеду! – решительно заявил Зод Гот, мало что поняв из словесной абракадабры Гвоздодёрова, но инстинктивно чувствуя, что ничего хорошего от предстоящей поездки ждать не стоит. Да и агрессия, исходящая от этого человека, подтверждала его опасения.
- Ах ты шкура! – окончательно вышел из себя Гвоздодёров и привел в действие резиновую дубинку, которой постоянно постукивал о ладонь, словно разминал перед решительной атакой. Силу этого грозного орудия испытало много несчастных неудачников, встретившихся не в то время и не в том месте сержанту. Он уже совершил мощный замах, способный пригвоздить непокорного бомжа к земле. Еще чуть-чуть, и орудие восстановления порядка и вышибания доказательств обрушилось бы на голову косморазведчика. Но тут произошло нечто необычное, чего атлетически сложенный, редко встречавший равных по силе, Гвоздодёров никак ожидать не мог. Дело в том, что странствуя по другим мирам, которые редко оказывались мирными и дружелюбными, Зод Гот привык всегда быть готовым к отражению агрессии. И как бы ни были строги законы конспирации, он не мог позволить безнаказанно дубасить себя по голове. Он легко и ловко перехватил запястье нападавшего и просто продолжил движение его тела, придав, правда, ему небольшое ускорение.
Сержант даже крякнуть не успел. Он быстро оторвался от земли, пролетел над Зод Готом, и, описав десятиметровую дугу, упал в крохотное болотце, образовавшееся в кювете после таяния снега. Его более чем стокилограммовое тело издало при падении характерный чавкающий звук, сильно напоминающий звук мешка с цементом, свалившегося из кузова машины в лужу.
Отвёрткин, радостно предвкушавший, как дубинка начнет гулять по телу бомжа, замер с разинутым ртом, удивленно наблюдая за полетом сержанта. Было чему удивиться: здоровенный детина, раза в два превосходивший лейтенанта в весе, без малейшей попытки сопротивления был заброшен в кювет. Причем, это был не заплывший жиром кусок мяса, а хорошо тренированный человек, всегда с легкостью сдававший нормативы по физической подготовке. И одолел его не такой же силач, а примитивнейший бомж, годящийся Гвоздодёрову в отцы. Пребывая в шоке от увиденного, Отвёрткин стоял не шелохнувшись, как парализованный. Надо было бы выхватить пистолет и пристрелить мерзавца на месте - как-никак нападение на сотрудника милиции, но лейтенант никак не мог прийти в себя. Не в лучшем состоянии находился и водитель: из-за руля выглядывала его широкая рожа, на которой яркими пятнами выделялись удивленные глаза, размером почти с чайные блюдца, да широко открытый рот, способный одним махом заглотить футбольный мяч.
Видя, что собиравшиеся его куда-то вести люди находятся в некотором оцепенении, Зод Гот решил ретироваться. Конечно, самым разумным было бы убежать обратно на свалку, но город был так рядом, так маняще близки были окна жилищ этих непредсказуемых созданий, что Зод Гот решился на отчаянный поступок.
- Извините, - не к месту пробормотал он, и в два прыжка пересек кольцевую дорогу, введя в еще большее недоумение Отвёрткина и прилипшего к рулю водителя.
- 8 -
Иннокентий вернулся в свое жилище в радостно-возбужденном состоянии, словно ребенок нашедший диковинную игрушку, о которой долго и безнадежно мечтал. Игрушку яркую и красивую, но совершенно не понятную в обращении. Догадка ученого полностью подтвердилась – он видел силовое поле. Но как великолепно оно было установлено! Свиридорский стоял между двух кривеньких, измученных загрязненной почвой, березок, и видел все, что творится за ними. Кружили, жалобно крича, чайки; где-то далеко в пронзительно-голубом небе оставлял инверсионный след авиалайнер, несущий пассажиров к далеким жарким морям… Ничего, абсолютно ничего не указывало на наличие в этом месте какой-либо преграды! Потрясающе! Он не верил собственным глазам. Все созданные им защитные поля скрывали предметы, но не были абсолютно прозрачными. Они, скорее, походили на зыбкий вечерний туман, клубящийся над остывающей после знойного дня речкой. Только брошенный Иннокентием ржавый железнодорожный костыль, невесть как оказавшийся в этих местах, показал, что поле все-таки существует: костыль был отброшен далеко за спину пытливого экспериментатора.
Итак, устойчивое невидимое защитное поле, над созданием которого Свиридорский бился долгие годы, существует! Но кто и зачем его здесь поставил? Иннокентий расхаживал по своей каморке, - два шага в одну сторону, два в другую, - заложив руки за спину. Из-за тесноты он постоянно на что-нибудь натыкался, но данное обстоятельство его ничуть не смущало – он был погружен в раздумья. Со стороны могло показаться, что человек сошел с ума: он что-то бормотал себе под нос, иногда усердно жестикулируя руками, словно хотел подстегнуть собственные мысли. В нем, после долгого угарного сна, напичканного безысходностью и кошмарами, проснулся блестящий инженер-физик. Словно и не было бесконечных лет беспросветной, ни кому не нужной жизни среди изгоев и отбросов общества. В его голове вновь побежали, всплывающие из потаенных глубин памяти, формулы и расчеты. Он совершенно четко осознал, что, не вскрыв это поле и не узнав, что оно прячет, ему не суждено успокоиться. Свиридорский был совершенно уверен, что данное поле – творение внеземного разума, носителя которого он вчера встретил на окраине свалки. Поверить в такую теорию ему было гораздо проще, чем большинству жителей планеты Земля. Всю свою жизнь, до падения на дно бытия, он занимался проблемой, которая показалась бы любому нормальному обывателю фантастической и не стоящей непомерных материальных и людских затрат. Для него же она была вполне осязаемой реальностью, дотянуться до которой не хватало лишь небольшого усилия.
Измышления Иннокентия прервал Митрич, ходивший сдавать добытую вчера стеклотару и только что вернувшийся. Он удивленно смотрел на своего друга, сначала и не заметившим его появления. Лишь когда Митрич стал выкладывать на стол принесенные продукты, Иннокентий обратил на него внимание.
- А-а… Это ты, - пробормотал он, будто недовольный появлением друга. – Как успехи?
- Прекрасно! Сданных бутылок хватило на пол-литра водки – уж извини не «Кристалл», конечно, - кольцо чайной колбасы и буханку ржаного хлеба. Согласись, не плохой улов. А вот с тобой что произошло?
- Со мной? – рассеяно спросил Иннокентий.
- Ну не со мной же! Ты второй день ходишь, будто в зад ужаленный. Лепечешь что-то сам с собой, руками размахиваешь. Я, конечно, понимаю – приятно поговорить с умным человеком, но не до такой же степени.
Иннокентию вдруг пришла в голову мысль, что стоящий перед ним человек является для него самым близким и родным существом на этой планете, и именно с ним можно, а скорее – нужно, поделиться сделанным открытием. А в том, что придется делиться, Иннокентий не сомневался. Он не сможет долго носить в себе такую потрясающую информацию. Она, словно родник, зародившийся в недрах земли, будет стремиться найти выход, пока, наконец, не пробьется наружу. Так не лучше ли сделать это прямо сейчас? И Свиридорский, еще в бытность ученым привыкший к резким поворотам, решился.
- Видишь ли, Митрич, - начал он. – Прежде всего, сядь за стол и наполни стопочки. Так будет легче разговаривать. Только прошу тебя: выслушай меня спокойно, не перебивая и без ненужных эмоций. Ты человек неглупый. Далеко неглупый! Но то, что я собираюсь тебе поведать, человеческий разум, как правило, воспринимает неохотно. Ты, просто, поверь мне. Я очень тебя прошу…
В продолжение всего рассказа Митрич не произнес ни слова. То, что история друга действительно произвела на него впечатление, можно было определить лишь по лицу: оно словно окаменело, совершенно лишившись мимики; глаза сделались неподвижны и, не мигая, смотрели куда-то сквозь сидящего напротив Иннокентия.
- Таким образом, - закончил повествование Свиридорский. – Логически соединив удивительное существо и превосходное, просто фантастическое качество защитного поля, можно сделать вывод, что я повстречался с пришельцем из другого мира. Можно смело сказать: с инопланетянином. Как тебе такая гипотеза?
- Не может быть, - с трудом разлепил плотно сжатые губы Митрич, словно они были схвачены хорошим клеем. – Не может быть…
- Ты мне не веришь?! – удивился Иннокентий, и в голосе его явно слышались нотки горькой обиды.
- Верю, Кеша, верю, - поспешил успокоить товарища Митрич. – Это я так, о своем… Как-то это все неожиданно. Значит, не случайно ты спросил меня вчера про веру в инопланетян.
- Не случайно. Ты уж прости, что не сразу тебе открылся. Очень боялся, что ты сочтешь меня за сумасшедшего. Кстати, ты вчера ответил утвердительно.
- Дело сейчас не в моем ответе, - Митрич как-то виновато опустил глаза. - Нам важно понять, кого ты увидел. Почему ты так уверен, что это именно инопланетянин?
- Как это «почему»?! – опешил Иннокентий. – Тебе известны подобные земные существа? Может быть, идеально сработанные защитные поля – обыденное явление? Для тебя, во всяком случае.
- Да нет. Но… Вдруг, все же, это изобретение человеческого разума? Не забывай, что мы живем с тобой на свалке – как не прискорбно это звучит, - а не в наукограде. Прости, но ты давно, что называется, не в теме. Твои коллеги, между тем, могли шагнуть далеко…
- Нет! Нет! Нет! – рассерженно возразил Иннокентий. – Я все взвесил. Не может быть ТАКОЕ поле творением человеческих рук. Пока, по крайней мере. Нам до этого расти и расти! Тут использована совершенно иная технология, физической сущности которой я не знаю.
- Хорошо, хорошо. Не сердись. Предположим, кто-то установил на свалке защитное поле. Нам-то какая печаль?
- Я хочу вскрыть это чертово поле и посмотреть, что оно скрывает! – не задумываясь выпалил Иннокентий.
- Каким образом? – усмехнулся Митрич. – Голыми руками? Или ломик ржавый где-нибудь отыщешь?
- На свалке, Митрич, можно найти все, что угодно. Даже самые уникальные вещи. Я попытаюсь собрать прибор, способный вскрыть защиту.
- ?? – Митрич смотрел на приятеля, как на сумасшедшего.
- Соберу электронно-силовой генератор! Если испускаемое им излучение попадет в резонанс с защитным полем чужака, то защита может рухнуть.
- Но параметры поля тебе не известны. Ни его напряженность, ни направленность. Игра вслепую – рискованная вещь, Кеша.
- Не важно! Можно попробовать и так, – в голосе Свиридорского слышалось одновременно раздражение и нетерпение. Раздражение оттого, что Митрич, скорее всего, прав и вскрыть поле с неведомыми характеристиками практически невозможно. А нетерпение его распирало потому, что имея перед собой цель, он более всего страдал от бессилия и бездействия. - Ты будешь мне помогать?
- Ни в коем случае! – В голосе Митрича звучала непоколебимая решительность.
- Почему? – удивился Иннокентий столь безоговорочному отказу верного друга.
- Потому что твой план – бред сумасшедшего. Он не только угрожает нашим с тобой жизням, но и способен поставить на грань катастрофы всю планету.
Митрич замолчал на минуту, словно собираясь с мыслями. Затем, также молча, налил стоящие на столе стопки, и жестом пригласил Иннокентия выпить. Выпив и закусив, они продолжали молча смотреть друг на друга. Наконец, медленно дожевав кусок колбасы, Митрич заговорил. По мере того, как развивался его рассказ, уже глаза Иннокентия принимали необычайно круглую форму.
- Слушай меня внимательно, Кеша, - непривычно серьезным тоном начал Митрич. - Слушай и не перебивай. Я бы никогда не рассказал тебе то, что хочу рассказать сейчас. Но я знаю, что ты человек неугомонный и не остановишься, пока не доведешь свой план до конца. А это действительно опасно. Очень опасно, Кеша. Случай, произошедший с тобой, парадоксален, удивителен и невероятен. Любой человек на твоем месте поразился бы не меньше тебя. Но для меня, Кеша данное событие давно ожидаемо. Ты спрашивал меня вчера: верю ли я в инопланетян? Хм… Как я могу в них не верить, если сам являюсь инопланетянином? Да-да, Кеша. Не удивляйся, и не таращи так глаза. Видимо, пришла мне пора открыться тебе. Я безоговорочно поверил твоему рассказу, поверь и ты мне. Все вопросы – потом.
Митрич пристально посмотрел в ошалевшие глаза друга, словно прикидывая, способен ли тот усвоить открывающуюся ему информацию, и продолжил:
- Моя родная планета находилась не так уж далеко от Земли. По космическим меркам, естественно. Мы дети на только одной и той же Галактики, но и дети одной звездной системы. Некоторые ваши писатели-фантасты, да и ученые, предполагали, что была, была десятая планета в Солнечной системе. Она находилась между… Впрочем, теперь это не имеет ни малейшего значения. По своим параметрам она была очень похожа на Землю: почти идентичные масса, наклон оси, состав атмосферы. Материк, правда, у нас был один, размером, примерно, с вашу Евразию вместе с Австралией. Он был вытянут вдоль экватора, разделявшего его почти пополам. Так что, климат у нас был просто великолепный. Снег лежал лишь на ледяных шапках полюсов, да на паре самых высоких пиков гор. Со всех сторон наш единственный континент омывался волнами бескрайнего океана. Но он не бал так глубок, как ваши моря и океаны: самая глубокая его впадина не превышала и трех километров. Потому и средняя его температура была выше, чем у земного мирового океана.
Не было на нашей планете и такого разнообразия рас и народов, как у вас. Точнее сказать, у нас бала одна раса и один народ, представителя которого ты видишь перед собой. Возможно, это была одна из причин того, что мы никогда не воевали. Что нам было делить?! Вы тратите огромные экономические ресурсы на оружие, а нам оно было просто не нужно. Даже со свирепыми хищниками и преступниками мы научились справляться без него. Мы вообще жили в полной гармонии с окружающим миром. Наши невысокие дома, имеющие форму самых красивых зверей и птиц, утопали в роскошной зелени. Лишь музеи и Академия наук уходили могучими пирамидами высоко в яркое синее небо. Это было сделано для того, чтобы каждый видел и знал, где находятся храмы научной мысли и искусства. А каких высот достигли наша литература, живопись, театр!..
Митрич тяжко вздохнул, словно воспоминания саднящей болью теребили его душу, немного помолчал и продолжил:
- Впрочем, не стоит сейчас об этом. Это все в прошлом, в бездонной пропасти забвения и ледяном прахе… Отсутствие необходимости вооружаться и, соответственно, постоянно совершенствовать созданные орудия убийства себе подобных, позволило нам направить всю мощь своего пытливого ума на научные изыскания. Я не буду описывать наши изобретения и открытия, чудеса технической мысли. Теперь они уже, к сожалению, совершенно не важны и никому не нужны. Также я не буду рисовать живописные картины наших удивительных флоры и фауны, иначе наша беседа растянется на долгие-долгие часы, а то и дни. Я хочу сразу перейти к самому главному.
Как и человечество, мы издревле всматривались в бездонные глубины космоса, пытаясь разобраться, какие тайны хранит его всепоглощающая чернота, проколотая неверными зеленоватыми огоньками звезд. Конечно же, мы мечтали о встрече с братьями по разуму, и нам виделось, что они должны быть похожими на нас. Всегда приятней общаться с похожим на тебя существом, нежели, скажем, с жабой. В области освоения космического пространства мы шагнули неизмеримо дальше землян. Космическая техника развивалась у нас буквально семимильными шагами. Мы побывали на всех планетах Солнечной системы. Тщательнейшим образом исследовали не только их, но и все их спутники. Кое-где мы обнаружили жизнь. Вернее, лишь зачатки жизни: простейшие бактерии и микроорганизмы. Но попытки обнаружить разум оказались тщетными. Казалось, Солнечная система свободна от этого изумительного творения природы. Каково же было наше удивление, какой неподдельной и безудержной была радость, когда на третьей планете от нашего любимого светила, мы обнаружили то, о чем боялись грезить даже в самых дерзких мечтах. На этой планете мы нашли не просто разумных существ, а целые культуры и государства. К тому же, внешне, люди оказались очень сильно похожи на нас. Впервые мы посетили Землю во времена расцвета цивилизации ольмеков. Ты что-нибудь слышал о ней? О-о-о! Это была интереснейшая цивилизация. Она перестала существовать в четвертом веке до нашей эры. Безусловно, я имею в виду земное летоисчисление. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом удивительном народе.
Наша внешняя похожесть давала возможность раствориться среди ольмеков. Кроме того, мы открыли в себе удивительную способность к изучению чужих языков. Поэтому, мы безболезненно и незаметно влились в их общество. Позже нам удалось распространиться практически по всей планете. За исключением полюсов, разумеется. Естественно, чтобы оставаться неузнаными, нам приходилось использовать не только грим, но и пластические операции. Вся планета тогда находилась на довольно низком уровне развития. Не было даже намека на возможный скачёк в техническом направлении. Некоторые народы вообще пребывали в каком-то зачаточном состоянии, словно совсем недавно выбрались из пещер. Откройся мы тогда перед вами, и у вас мог случиться шок планетарного масштаба. Или, что скорее всего, нас бы посчитали за богов, коими мы совершенно не являлись. Поэтому, нами сразу был избран принцип невмешательства в местную жизнь. Только наблюдение и изучение. Ничего более! Такой подход, на мой взгляд, наиболее верный в отношениях двух цивилизаций, стоящих на разных стадиях развития. Потому что любая цивилизация сама должна пройти путь, избранный ею. Это справедливо, и такой закон незыблемо должен властвовать во Вселенной. Единственное, что мы могли себе позволить, это ненавязчиво, потихонечку, крохотными шажками, подводить вас к знаниям, которыми обладали сами. Но вы о-очень медленно шли по пути развития и прогресса. Лишь единицы из миллионной массы стремились понять суть необъяснимых вещей и событий, пытались постичь не только окружающий мир, но и самих себя, возможности своего разума. Но, в лучшем случае, их считали сумасшедшими, в худшем же – признавали колдунами и ведьмами и отправляли на костер.
Куда большее удовольствие, чем овладевание знаниями, вам доставляло уничтожение себе подобных, дабы получить как можно большую власть. В идеале – безгранично править всем миром. На протяжении всей своей недолгой – по сравнению с возрастом Земли - истории вы вели бессмысленные кровопролитные войны. Около пятнадцати миллиардов загубленных жизней, которые могли бы принести огромную пользу родной планете! Я предполагаю, что именно из-за такой вашей воинственности природа и предоставила вам небывалые способности к размножению и выживаемости. Не скрою, мы тоже были не лишены радостей сексуальной жизни. Но у нас это было целое искусство, божественный ритуал. Вы же готовы совокупляться когда и где угодно. Любое войско, завоевывавшее крепость или город считало своим долгом перенасиловать все женское население, от несовершеннолетних девочек, до глубоких старух. Знаешь, мне иногда кажется, что вы – тупиковая ветвь развития, неудачный эксперимент природы, во всю прыть приближающийся к своему завершению. Впрочем, я отвлекся…
В ваших тупых, кровавых бойнях, принимавших все больший масштаб и размах, мы стали терять не мало своих собратьев. Такое положение вещей не устраивало мой мирный народ, никогда и ни с кем не воевавший. В связи с этим, было принято решение вернуть все разведывательные экспедиции, и осуществлять за вами лишь визуальный контроль с околоземной орбиты. Мы оставили еще много скрытых датчиков, дабы держать руку на пульсе вашего развития. Где эти датчики сейчас, работает ли хоть один из них мне неведомо…
Митрич снова замолчал, словно собираясь с мыслями, затем сглотнул горькую слюну, облизнул пересохшие от волнения губы, и вновь разлил водку по стопкам. Иннокентий не перебивал друга, не лез с неуместными вопросами. Так же молча, как и перед этим, выпили, закусили и Митрич возобновил свой рассказ:
- Между тем, занимаясь наблюдением за Землей, наша наука не стояла на месте. Технические достижения физиков, химиков, инженеров-конструкторов и других специалистов позволили приступить к изучению более далеких миров, чем наша звездная система. Был построен новый космический корабль, по сути – звездолет. Принцип работы его двигателей был совершенно иным, нежели все созданные ранее. Теперь нам были подвластны такие глубины космоса, о которых раньше мы могли лишь мечтать. Цель, которой мы хотели достигнуть - созвездие Плеяд. Исследования и расчеты наших космобиологов показывали, что именно там возможно существование разумной жизни. Более того, некоторые народы Земли считали точно также. Ацтеки, например. Кое-кто, правда, настаивал на полете к альфе Центавра, но победила точка зрения относительно Плеяд. Был собран экипаж из ста пятидесяти специалистов разных областей науки и техники. Поровну: семьдесят пять мужчин и семьдесят пять женщин. Все молодые, здоровые, талантливые и жаждущие приключений. Как ты, наверное, уже догадался, я был одним из ста пятидесяти, полетевших бороздить немыслимую даль космоса. Сколько надежд тогда питало наши души, сколько смелых, почти отчаянных планов витало в наших буйных головах! Ни одному из них не суждено было осуществиться. Катастрофа планетарного масштаба, катастрофа, которой пока, к счастью, больше не видела Солнечная система, оборвала все наши надежды…
Митрич замолчал. Глаза его наполнились влагой готовых вот-вот пролиться слез. Чувствовалось, что ожившие давние воспоминания горьким комом застряли у него в горле, мешая говорить. Но, собравшись с духом, он нашел в себе силы продолжить повествование.
- На десятый год пути, - голос Митрича страдальчески дрожал, - мы получили сигнал бедствия с родной планеты. Из-за огромного расстояния, которое сумел пройти за это время наш звездолет, мы получили его с огромным опозданием. Сигнал был сумбурен, искажен бездной космоса, но все же донес до нас смысл происшедшего. Собственно говоря, мы могли бы и не получить это последнее послание с нашей Родины. Просто кто-то посчитал нужным сообщить нам, перед собственной смертью, что у нас больше нет дома. В сообщении говорилось, что метеорит чудовищных размеров, прилетевший со стороны Солнца и потому не обнаруженный вовремя, врезался в толщу планеты, и там, в недрах, началась цепная ядерная реакция. Планета в самое ближайшее время должна разлететься на куски. На этом скорбное послание обрывалось. Как, почему началась реакция? Ни кто не мог ответить на этот вопрос. Может быть, метеорит состоял из необычного вещества, или опасность таилась в недрах… К чему теперь гадать. Случилось то, что случилось и ничего исправить уже нельзя. Естественно, мы сразу же изменили курс и устремились обратно, но… Но не нашли даже пыли на месте некогда цветущего мира. Самая развитая цивилизация Солнечной системы перестала существовать. Сердца наши разрывались от бессилия и отчаяния. Собравшись у обзорного иллюминатора, мы рыдали, не в силах сдержать горестных слез. Да никто и не стеснялся их. Ведь от всего, что мы любили, от всего, чем жили, не осталось даже кучки пепла.
Еще многие годы мы странствовали по холодному неприветливому космосу, не зная где остановиться. Лететь по заданному ранее курсу никто уже не хотел. Какой теперь в этом был смысл? Состояние наше описать невозможно. Смятение, ужас, потеря смысла жизни – вот, самые приблизительные ощущения, которые мы испытывали. От великого народа остались только сто пятьдесят человек, которые не могли найти себе пристанища в безграничной Вселенной. Запасы продовольствия подходили к концу, и мы приняли единственно верное, как казалось, решение: обосноваться на Земле В конце концов, вы – наши братья по разуму, и мы вправе были рассчитывать на радушный прием. Конечно, мы прекрасно понимали, что своим появлением можем повергнуть в шок все человечество, но тут уже было не до соблюдения принципа невмешательства.
Итак, все было решено, и мы ожидали встречи с вами. Все были торжественно-собраны, и никто не подозревал, что жестокий рок приготовил нам еще одну трагедию. Теперь уже - последнюю. Все шло замечательно, но на подлете к Земле вышли из строя тормозные двигатели. Произошло это совершенно неожиданно. Можно было бы попытаться отклониться от столкновения с землей и, уже после, заняться устранением неисправности, но корабль потерял управление. Это было поразительно: за все время полета ни одна система не давала сбоя, а тут… Словно сама Судьба не хотела нашей встречи с землянами. Командир немедленно отдал команду покинуть корабль. Все бросились к спасательным капсулам, но корабль на полном ходу врезался в атмосферу Земли, возник мгновенный перегрев обшивки и выходные люки оказались заблокированы. Весь экипаж оказался запертым в гибнущем звездолете. Не знаю по каким причинам, но сработала лишь моя капсула, находившаяся в хвостовом отсеке. Почему этот произошло, я до сих пор не могу понять. О том, что случилось дальше, я могу лишь догадываться, но не сомневаюсь, что все было именно так. Если бы звездолет на крейсерской скорости, всей своей многотонной массой, врезался бы в поверхность Земли, последствия могли быть катастрофическими. Еще свежа была в памяти гибель нашей планеты. Не хватало еще, чтобы из-за нас, уже приговоренных, погибли ни в чем не виноватые и ни чего не подозревающие люди. Поэтому, я предполагаю, командир принял очень мужественное и необходимое решение: корабль был взорван в нижних слоях атмосферы, до столкновения с Землей. С того момента, как корабль вошел в атмосферу, прошли считанные секунды. Конечно, взрыв был колоссальный, но не гибельный для планеты. К тому же, произошел он в безлюдной глухой местности, что явилось одной из причин, по которым вашим ученым долго не удавалось добраться до эпицентра, а время безжалостно уничтожило основные следы. Позже гибели нашего корабля присвоили красивое название – Тунгусский метеорит.
Митрич смолк, умные глаза его заволокло тоненькой пленкой так и не пролившихся слез. Совершенно обалдевший от рассказа Свиридорский, воспользовался паузой и плеснул водку в стопки. Выпили, уже не чокаясь, после чего Митрич сказал:
- Ну вот, Кеша, ты первый человек на Земле, который услышал эту скорбную историю. Ты веришь моему рассказу?
- Знаешь, дружище, - отозвался Иннокентий, и в его голосе чувствовалось сострадание и безмерное уважение к своему другу. - Дня два назад, до моей встречи с удивительным существом, – не поверил бы. Сейчас же верю. Кстати, версию о том, что в районе Подкаменной Тунгуски взорвался именно межпланетный корабль, я читал в каком-то фантастическом романе. Еще я слышал, что это было не падение, а старт звездолета.
- Я всегда восхищался вашими фантастами. Они оказались недалеки от истины. Конечно, насчет старта – это уж слишком, но мне доводилось слышать и более бредовые версии. Например, что это рванула гигантская стая таежных комаров. Ну да ладно, пусть строят догадки. Правду отныне знаешь только ты. Надеюсь, у тебя хватит ума и чести не разболтать доверенную тебе тайну.
- Конечно! – убежденно ответил Свиридорский, хотя в глубине души понимал, как трудно будет сдержаться, чтобы не поведать миру столь волнующую новость. - А что было дальше?
- Дальше?.. – грустно улыбнулся Митрич. – А ничего особенного. Капсула моя попала под удар взрывной волны. Ее отбросило на несколько десятков километров от эпицентра взрыва, и она, сильно покореженная, рухнула в глухой непролазной тайге. Я был сильно изранен, но сумел выбраться из аппарата, спасшего мне жизнь. Мне удалось проползти около двух километров, в направлении падения корабля. Наивный! Я продолжал надеяться, что кому-то, как и мне, удалось спастись. Силы оставили меня и несколько дней я провалялся без сознания на холодной земле. На мое счастье в окрестностях промышляло кочевое племя тунгусов (или эвенков, как их сейчас называют), они-то и подобрали меня. Долго, с неподдельной любовью и лаской, они выхаживали меня, так, по-моему, и не поняв, кто я и откуда. Да их это не очень и волновало. Попал человек в беду, значит надо выручать. Вот такой детской простоты и наивности под час и не хватает современному человеку.
Зализав раны, я пошел скитаться по вашей многострадальной стране, ставшей мне второй Родиной. Я полюбил ее бескрайние просторы, добрый и талантливый народ, ее непредсказуемость и величие. Жил я, в основном, в маленьких провинциальных городках и деревнях, устраиваясь, например, помощником лесника или егеря. В таких местах тихо, уютно, а люди проще и отзывчивее и меньше докучают вопросами кто ты и откуда. И вот, в конце своих блужданий, оказался здесь, на свалке. Здесь мной точно никто и никогда не заинтересуется. А в пище и жилье я неприхотлив…
- Постой, постой! – вдруг осенило Иннокентия. – Тунгусский метеорит упал в 1908 году. Сколько же тебе лет?!
- Хм, - Митрич пожал плечами. – Я и забыл тебе сказать. Средняя продолжительность нашей жизни была… семьсот лет. Сейчас мне – пятьсот двадцать восемь.
- Поразительно! Поразительно! – Иннокентий встал из-за стола, и принялся выхаживать по землянке. Как оказалось, он удивлялся отнюдь не истории, рассказанной другом: – И он – прозябает на свалке! Ты же – уникум! Кладезь знаний и мудрости! Ты можешь открыть людям тайны, о которых они даже не подозревают! Ты способен принести неоценимую помощь!
- Ты ничего не понял, Кеша, - с сожалением возразил Митрич. – Чудовищный метеорит уничтожил мою планету; корабль, летевший на встречу с вами, потерпел катастрофу, не оставив после себя даже обломков; за все время контактов с землянами, ни одна ваша женщина не забеременела от нас. Так же как и наши женщины не могли понести от ваших мужчин. Какие еще тебе нужны доводы? Судьба запретила нам существовать совместно друг с другом. При всей внешней схожести, мы, все-таки, генетически сильно отличались от землян.
- Но ты-то жив!
- Я… Я – загадочное исключение из правила, установленного Судьбой. А исключения, как ты знаешь, лишь подтверждают правило. За долгие годы пребывания на земле я с точностью до минуты рассчитал траекторию движения Земли по своей орбите. Сравнил ее с орбитой своей планеты… Десятки, сотни раз я перепроверял расчеты, но вывод всегда был безапелляционен: не окажись на пути убийственной космической глыбы моей планеты, она бы нанесла удар по Земле. Ценой своей жизни наша цивилизация дала возможность развиваться вашей. Вы же воспользовались этим подарком Судьбы совсем не так, как нужно было бы. Потому я и не собираюсь помогать вам. Я уже дал понять, что считаю вас бесперспективными. Вы безнадежно больны. А лечить безнадежного больного – пустая трата времени и сил. Да и не считаю я себя врачом-исцелителем. Пусть уж идет все, как идет.
- Неужели так все плохо? – скептически заметил Иннокентий. Ему вдруг стало обидно за все человечество.
- Даже хуже, чем ты можешь представить. Простой пример: тысячелетия вы бьетесь над вопросом: «А есть ли Бог?». А ответ на него очевиден и прост. И ответ этот не единожды был вам наглядно продемонстрирован.
- И каков же он? – насторожился Иннокентий.
- Вот видишь… Каждый, кому даны разум и душа, должен сам найти его. Так же и все человечество должно самостоятельно добраться до тех научных высот, которые покорились нам. Если успеет, конечно. Но речь сейчас не об этом. Давай все философские вопросы оставим на потом.
- Почему? – искренне удивился Свиридорский.
- Ты что, забыл с чего мы начали наш разговор?
- О, черт! Забыл, конечно. Твой рассказ просто потряс меня. А ты не забыл, что отказался помогать мне, мотивируя это какой-то межпланетной опасностью?
- Вот неугомонный! Наверное, я не очень ясно выразился. Я отказался помогать тебе пытаться вскрыть защитное поле, каким-то кустарно собранным прибором. Это все равно, что лезть в атомный реактор с кувалдой или с отбойным молотком.
- Но попытаться-то можно!
- Слушай! – раздраженно ответил Митрич. – Я открылся тебе для того, чтобы ты хоть чуть-чуть имел представление, с чем нам придется иметь дело. За свою долгую жизнь на Земле, я слышал уйму всяких баек про различные летающие блюдца-тарелки и прочую белеберду. Как я умилялся над этими сказками! Среди людей ходил я – настоящий инопланетянин, и никто из них даже не подозревал об этом. Зато они зачарованно пялились на небо, наблюдая необъяснимые атмосферные и оптические явления. Тебе, конечно, я верю. Ты, все-таки, ученый и не склонен к выдумкам. Помнишь, я говорил, что на планетах Солнечной системы разумной жизни нет?
- Помню.
- Тогда, по логике вещей, наш гость прибыл из другой звездной системы. Согласен?
- Согласен, ну и что с того? – похоже, действительно не понимал Свиридорский.
- А то, что прилететь он мог лишь из о-очень далекого мира. Ты представляешь, какого уровня техника нужна для этого.
- Представляю, - смело ответил Иннокентий.
- Да ничего подобного! Ты этот уровень представить не в состоянии. Все ваши космические достижения – писк младенца, по сравнению с такой техникой. Ты же сам поразился, как идеально выполнено защитное поле. А собираешься вскрыть его почти что фомкой, как «медвежатник»-дилетант. Нет, дорогой мой, я не собираюсь помогать тебе тратить время на глупости. К тому же, мы не знаем, с какими целями сюда прибыл этот посланец. И сколько их на самом деле? Вдруг, при попытке взлома, они ответят агрессией. Тогда Земля окажется в крайне бедственном положении. Тебя не пугает ответственность за гибель целой планеты?
Иннокентий счел доводы Митрича разумными, и это расстроило его. В глазах его мутным огоньком засветились безнадежность и бессилие, и упавшим голосом он спросил:
- Как же ты предлагаешь поступить? Сидеть и ждать, сложа руки, когда рядом находится нечто неведомое?
- Нет, конечно. Я как и ты заражен неизлечимой болезнью, поражающей всякое мыслящее существо. Любопытство – вот имя этого недуга. Есть у меня одна вещица… Она многофункциональна. Назовем ее генератором различных энергий. К сожалению, этот прибор - все, что осталось у меня от родной планеты. Как он уцелел при аварии капсулы мне до сих пор не понятно. С его помощью мы попытаемся прощупать чужое поле. Никакой гарантии дать невозможно, но, может быть, удастся узнать, что прячет столь совершенная защита.
- Так бери свой генератор и пошли! – вскочил Свиридорский, сгорая от нетерпения. Не ожидая такой прыти от своего седока, древний стул резко и протяжно скрипнул.
- Успокойся, Кеша, - снисходительно улыбнулся Митрич. – Ты сущий ребенок, честное слово. Пока мы с тобой вели беседу, уже начало темнеть. Не вести же нам столь серьезные испытания в кромешной тьме. Так что, отложим знакомство с инопланетной техникой на завтра.
Как не было досадно Свиридорскому, но сопротивляться наступлению ночи он был не в силах. Досадливо поморщившись, он вернулся на свое место. На этот раз стул проскрипел уже привычно, словно приветствуя своего хозяина. Но ученый не собирался так просто отпустить своего друга. Он решил вступиться за человечество, о котором столь нелестно отзывался Митрич.
- Кстати, - сказал он, разливая остатки водки по стопкам, - я не согласен с твоим мнением о человечестве. Не такие уж мы и плохие. В конце концов, у нас тоже были великие ученые, художники, писатели и поэты. И не все из нас готовы насиловать женщин побежденных городов.
- Не спорю, - охотно согласился Митрич. – Но людей, тянущих человечество назад, к темным звериным инстинктам, гораздо больше, чем тех, кто из последних сил толкает его к свету гуманизма и культурного существования. Ведь даже технические достижения вы умудряетесь использовать во вред себе: или создаете оружие способное превратить Землю в безжизненную пустыню, или наносите такой вред экологии, что просто оторопь берет. Поймите наконец - Земля живой организм, в котором все процессы взаимосвязаны, а вы действуете, словно вредоносные микробы, попавшие в живую плоть. Сначала организм вас не замечал, ввиду вашей малочисленности и неопасности, но вот инкубационный период закончен, и вы начинаете уничтожать вскормившую вас утробу. Теперь за дело берется иммунитет. Пока не в полную силу и не используя весь арсенал своего грозного оружия. Так, всего лишь предупреждающие удары в виде неожиданных ураганов, цунами, землетрясений, извержений вулканов, вспышек неизвестных болезней. Если вы не одумаетесь, то настанет день, когда Земля возьмется за дело по-настоящему. Тогда легенда о всемирном потопе не покажется вам библейской сказкой.
- Очень уж мрачную картину ты рисуешь, - сказал Иннокентий. – Мы тоже, между прочим, стали задумываться о нашем будущем и обращать пристальное внимание на экологию. Вы-то, наверное, не сразу пришли к всеобщему благоденствию и процветанию. Ты же сам упомянул в своем рассказе, что преступность у вас существовала.
- Безусловно, выродки и негодяи встречаются в любом обществе. Но у вас процент отношения преступников к нормальным людям - по сравнению с нашими показателями – так велик, что складывается впечатление, будто вы все готовы пойти на преступные деяния, только вас сдерживает страх перед наказанием.
- Я готов оспорить твою точку зрения…
- Не надо, - оборвал своего визави Митрич. – Наш спор ни к чему не приведет. Каждый из нас останется при своем мнении. К тому же, поздно уже. Завтра, чувствую, день нам предстоит далеко не легкий. Давай расходиться спать.
Иннокентий, видя нежелание друга продолжать беседу, не стал настаивать на продолжении дискуссии, и Митрич, пожелав спокойной ночи, удалился. Тихие весенние сумерки мягким покрывалом опускались на шумящий город. Постепенно стихали уличные звуки, вспыхивали неоновым разноцветьем рекламные щиты, вывески ресторанов, ночных клубов и дискотек. Беспокойная городская жизнь перемещалась под крыши жилых домов и увеселительных заведений. Быстро и незаметно пролетали скоротечные выходные. Люди готовились к новым трудовым будням, в большинстве своем сетуя на то, что рабочая неделя длится пять дней, а выходные всего два. Хотелось бы, конечно, наоборот. В спокойствии воскресного вечера ни кто даже и помыслить не мог, что на окраине столицы, среди изгоев общества и отходов человеческой деятельности, в убогой землянке, может сидеть представитель внеземной, уже погибшей, цивилизации, пить горькую с несостоявшимся нобелевским лауреатом, и эти двое собираются завтра на встречу с неведомым пришельцем. Удастся ли им вскрыть столь технологически безупречно изготовленное защитное поле? Что откроется им в случае успеха довольно сомнительного предприятия? Кто знает, кто знает?.. Догадайся о затее двух оборванцев Зод Гот, возможно, он в первый раз засмеялся бы, находясь на этой планете.
- 9 -
Внешне Владимир, как уже отмечалось, всегда оставался спокойным и не теряющим хладнокровия человеком. Помимо заложенных природой свойств, на укрепление этой черты его характера повлияла и профессия, выбранная им: нервный дерганый юрист вряд ли может рассчитывать на многочисленную и респектабельную клиентуру. На самом же деле он был человеком очень эмоциональным, в котором бушевали тайфуны страстей. Какая-нибудь душещипательная мелодрама – настоящая мелодрама, а не бразильская или мексиканская тягомотина – могла легко выдавить из него слезу. Гол любимой команды запросто подбрасывал его со стула, ввергая в мальчишеский восторг. Но позволял вырваться наружу своим чувствам он лишь в домашней, неофициальной обстановке. Он был похож на тех футбольных или хоккейных тренеров, которые, казалось бы, безучастно наблюдают за игрой своих подопечных, но в душе у них бушуют такие грозы, по сравнению с которыми тропическое ненастье – мертвый штиль.
Вот и сейчас Владимир сидел в удобном мягком кресле перед телевизором и делал вид, что увлеченно наблюдает за перипетиями незамысловатого сюжета очередного американского боевика, коими перенасыщен не только телевизионный эфир, но и кинопрокат. На самом же деле ему было глубоко наплевать на мышиную возню пуленепробиваемых героев. Рядышком, в соседнем кресле, сидела жена Людмила, ловко орудуя спицами. Успевая следить за развитием событий в фильме, она создавала очередной шерстяной шедевр. Она обожала вязать и делала это весьма умело, одаривая свитерами и кофточками многочисленных родственников и знакомых. Только Владимиру редко доставались продукты ее производства. На него уходило слишком много шерсти, а соответственно и времени. Жена же утверждала, что долго работать над одной и той же вещью у нее не хватает терпения. Сын же Владимира в своей комнате с завидным азартом расправлялся с бандой злобных космических пришельцев, сброшенных на землю разработчиками новой компьютерной игры. Одним словом – современная семейная идиллия тихого воскресного вечера. Лишь в душе у Владимира не было даже намека на безмятежный покой. Все у него внутри колыхалось и кипело от нетерпения хоть с кем ни будь поделиться впечатлением о происшествии, непосредственными участниками которого явились они с Сергеем. Но этого-то как раз делать и нельзя было.
Если вулкан начинает просыпаться, то рано или поздно лава вырвется из плена земных недр на волю. Примерно то же самое произошло и с Владимиром. Он резко встал с кресла, взял трубку радиотелефона, и решительным шагом направился на кухню.
- Ты куда, дорогой? – прощебетала ему вслед жена, на секунду оторвавшись от своей «паутинки».
- Нужно один важный звонок сделать, - на ходу ответил Владимир, стараясь сохранить непринужденный тон.
Найдя в визитке номер домашнего телефона Булкина, Владимир нетерпеливо набрал семь цифр и приложил трубку к уху. В трубке раздался щелчок определителя номера, монотонный женский голос продублировал номер Владимира, и потянулись длинные, всегда усугубляющие тяжесть ожидания гудки. Первый, второй, третий… пятнадцатый. «Где его черти носят воскресным вечером? - с досадой подумал Владимир, словно Булкин был просто обязан никуда не отлучаться, а сидеть безвылазно дома, и ждать пока ему позвонит одноклассник, который до недавнего времени и не вспоминал о нем. – Наверное, летающие тарелки с блюдцами где-нибудь ловит».
Владимир положил трубку на стол, прошелся по кухне, машинально заглянул в холодильник, чтобы хоть как-то отвлечь себя от мыслей об инопланетянах. Но никакие яства не привлекли его рассеянного взгляда, и он закрыл дверцу белоснежного хранителя пищи насущной и деликатесов. В этот момент кухонная дверь, украшенная витражным стеклом с изображением залитого солнцем острова, омываемого лазурными волнами ласкового океана, приоткрылась и в образовавшийся проем просунулась заискивающая морда Спартака. Это был здоровенный боксер тигрового окраса, любимец жены и сына, подаренный все тем же Сергеем. Сей стервец слышал тихий щелчок открывающейся дверцы холодильника, в каком бы углу квартиры не находился, и тут же устремлялся на кухню, в надежде поживиться чем-нибудь вкусненьким. Казалось, он готов потреблять пищу в любой момент дня и ночи.
Владимир, в отличие от большинства детворы, с детства не любил собак. Причем, это еще мягко сказано. Поэтому, когда подросший сын начал клянчить купить собаку, а жена его поддерживала, больно нажимая на отцовские чувства, он мужественно сопротивлялся, говоря, что уйдет из дома, как только они отправятся за столь ненужной покупкой на Птичий рынок. Естественно, терять мужа и отца никто не хотел. И тут подлый удар в спину нанес ему лучший друг, подарив на один из дней рождения сыну Владимира маленький лупоглазый комочек с плюшевой мордой. Владимир хотел прикончить друга на месте, дабы тот даже не успел переступить через порог, но, увидев неописуемый восторг сына и восторженный взгляд своей драгоценной половины, смирился, пообещав, тем не менее, на ближайший праздник подарить Сергею трехметровую плюющуюся кобру. Так как Владимир с раннего детства беззаветно болел за футбольный «Спартак», то потребовал, чтобы собаку нарекли именем любимого клуба. Жена и сын, понимая, что глава их семьи наступил на горло собственной песни, позволив оставить собаку, согласились.
«Комочек» рос не по дням, а по часам, лихо сжирая все, что подносили ему заботливые руки хозяев. Владимир же не участвовал в этой кормежке, и вообще не занимался псом. Он продолжал жить так, словно в доме и не существовало никакой собаки. Чтобы он отправился с ним на прогулку, должно было совершиться нечто совершенно неординарное, уровня не меньше, чем победа сборной России на чемпионате мира по футболу или сборной Нигерии на мировом первенстве по хоккею с мячом. Так что, бремя воспитания пса полностью легло на плечи жены. Она водила Спартака в школу, возила на всевозможные выставки. Пес оказался чрезвычайно способным и умным, собрав целую коллекцию всевозможных призов и медалей. Сердце Владимира потихоньку оттаяло, и апатичное безразличие переросло в легкую симпатию. Он стал позволять себе, правда в исключительных случаях, выгулять любимца семьи. Спартак же, как ни странно, относился к нему с собачьей преданностью и подобострастием, беспрекословно выполняя любые команды. Порой не нужно было никаких слов – вполне хватало едва уловимого жеста.
Сей час же Владимир смотрел на появившегося в дверях пса, как на прекрасную возможность хоть чем-то занять себя и отвлечься от надоевших мыслей о недавнем происшествии.
- Запах из холодильника ты способен учуять с другого конца света, - обратился Владимир к виновато-просяще смотрящему на него Спартаку. – Но в данный момент тебе ничего не обломится. Взамен обожаемой тобой еды могу предложить прогулку на свежем воздухе. Как тебе такой вариант?
Услышав такие слова, Спартак уже через секунду сидел на задних лапах перед входной дверью, радостно поскуливал, высовывал язык и с нетерпением ожидал, когда же заветная дверь распахнется, и свежий весенний воздух упоительной струей ворвется в чувствительные ноздри. Владимир в прихожей быстро сменил домашние джинсы и тапочки на любимый спортивный костюм и кроссовки, схватил ошейник, висящий на крючке возле двери, и, заглянув в большую комнату, произнес:
- Лапусик, я пойду со Спартаком прогуляюсь.
Быстро снующие спицы мгновенно замерли, словно их кто-то выключил, и голубая бездна красивейших глаз удивленно воззрилась на Владимира. Было от чего удивиться: муж собрался идти гулять с собакой. Абсолютно добровольно! Без всякой на то необходимости! Людмила бросила взгляд на настенные часы и сказала:
- Сейчас только семь часов. Может, через пару часиков все вместе сходим?
Такой вариант никак не устраивал Владимира. Он хотел побродить один на один со своими мыслями, а не разгуливать всем семейством. Такая картина, конечно, со стороны вызывает умиление, а у некоторых личностей и зависть, но сегодня Владимир не предоставит глазастым соседям понаблюдать за прогулкой своей семьи. Но не скажешь же жене, что в данный момент ты хочешь избегнуть ее прелестного общества: в лучшем случае не поймет, в худшем – обидится. Поэтому, из положения надо выходить аккуратно, соблюдая все законы дипломатии.
- Ну что ты, Людмилочка, - тоном способным убедить даже каменную статую сказал Владимир, - я совсем не хочу напрягать тебя. Сиди, плети свою «паутинку», а то когда еще свободная минута выдастся. Отпрыска нашего от компьютера и за уши не оттащишь. Так что, как видишь, все при деле, одному мне заняться не чем. Отдыхайте, наслаждайтесь последними часами выходного дня, а я пройдусь по свежему воздуху.
- Ну что же, иди, - согласилась Людмила, чувствуя, что мужа не остановить.
Владимир вышел из подъезда, держа Спартака на поводке, и направился в сторону кольцевой дороги, где был небольшой пустырь, используемый местными собаководами для выгула своих четвероногих любимцев. Дом, где жил Владимир, стоял предпоследним перед автотрассой. Так что, чтобы достичь пустыря, ему нужно было миновать свой дом, пройти мимо соседнего, оставляя слева от себя детскую площадку с качелями, горками, песочницей, и прочими радостями беззаботных карапузов. Всего путь до пустыря занимал метров триста пятьдесят-четыреста, не больше. На улице оживленно чирикали воробьи, синицы тренькали весенние песни; праздно шатающихся прохожих почти не было, а любители собак еще не вывели своих питомцев на прогулку. Владимир шел практически в одиночестве, не считая, разумеется, Спартака. Пес, учуяв своим сверхчувственным обонянием, пьянящий запах наступающей весны, был в блаженно-радостном состоянии. Даже бродячие коты, эти извечные враги всей собачьей породы, не вызывали в нем враждебных чувств: он смотрел на них с гордым безразличием.
Пройдя мимо своего дома, Владимир и Спартак поравнялись с детской площадкой, которая в данный момент была пуста. Лишь в ее дальнем углу, на пенечках, изображающих то ли семь гномов, то ли семь богатырей – разобраться в задумке художника было невозможно - располагались двое мужчин и одна женщина. Кавалеры были отнюдь не презентабельного вида: отекшие, небритые лица, не позволяющие определить возраст своих хозяев; измятая одежда, явно приобретенная в бутике под названием «Ближайшая помойка», причем не меньше десяти лет назад. Обхаживаемая ими под бутылку дешевой водки дама чудненько вписывалась в эту картину, символизирующую жизнь, проведенную впустую. Растрепанные волосы, давно забывшие шампунь и расческу; лиловые полукружья синяков под обоими глазами, оставленные неудовлетворенными воздыхателями; одежда из того же магазина, что и у ее собутыльников – все это говорило о том, что кавалеры и дама принадлежат к одному и тому же сословию. Сословию бомжей или местными алкашей, имеющих жилплощадь в этом микрорайоне, но всем своим образом жизни стремящихся переехать на другую сторону кольцевой дороги.
Владимир бросил мимолетный взгляд на сию, отнюдь не святую троицу, не являющуюся редкостью в здешних краях, хотел было сделать им выговор, чтобы не околачивались на детской площадке и не оскверняли своим присутствием место, где ребятня радуется жизни, но не успел. Из-за угла соседнего дома, прямо наперерез Владимиру, неожиданно вынырнул милицейский «уазик», с визгом и скрипом затормозил перед детским городком, и из него резко, словно чертики из табакерки, выскочили два милиционера. Один из них был невысок ростом и худ, другой на его фоне выглядел Шварценеггером, но почему-то весь, с головы до ног, был перепачкан грязью, будто недавно принимал грязевую ванну прямо в одежде. Словно изголодавшиеся волки, бесконечно злые на аппетитного зайца, сделавшего от них ноги, и неожиданно наткнувшиеся на новую добычу, они набросились на ничего не подозревающих выпивох. От наигранной вежливости Отвёрткина не осталось и следа. Он первый обрушил свой карающий резиновый бич на головы ни в чем неповинных людей, не разбирая, что среди них есть и женщина.
- А-а, суки бездомные! - завопил сильнее, чем иерихонская труба Отвёрткин. – Мало того, что вы генералам спокойно гулять не даете, так вы еще и на милицию нападать осмеливаетесь! Совсем оборзели!! Марш в «уазик», шваль вонючая!!! Всех за решеткой сгною!!!!
Не отставал от приятеля и Гвоздодёров, до глубины души оскорбленный действиями прыгучего незнакомца. Пока на ничего не понимающих любителей дешевой выпивки обрушивались удары лейтенанта, Гвоздодёров привычным движением заломил руку первому подвернувшемуся бедолаге, да так, что у того громко хрустнули кости в локтевом суставе, и грубо запихнул его в отсек машины, отгороженный от салона решеткой. Не прошло и минуты, как вся несчастная троица была водворена в милицейский транспорт. О том, что на площадке совсем недавно тихо-мирно предавались пороку трое людей, напоминала лишь валяющаяся на земле недопитая бутылка, из которой выливалась на землю сорокаградусное пойло, да измятый пластиковый стаканчик, сиротливо валяющийся рядом с бутылкой.
Владимир недоуменно наблюдал за сценой мастерски произведенного захвата не пытавшихся сопротивляться людей. Будь на месте несчастных пьянчуг вооруженные до зубов террористы, решительности и профессионализму лейтенанта и сержанта могли бы позавидовать бойцы легендарной «Альфы». Спартак смирно стоял рядом с хозяином, решительно не понимая, почему это одни люди бьют и затаскивают в машину других. Его собачьи мозги были не в состоянии понять, что здесь происходит, но врожденный инстинкт подсказывал о творящейся несправедливости, поэтому он тихо и недовольно рычал. Владимир, как юрист, тоже не мог спокойно наблюдать за творящимся беззаконием.
- А что, собственно, они натворили? – спросил он у Отвёрткина, когда тот уже усаживался на переднее сиденье машины.
Отвёрткин, до этого не замечавший стоявшего в двух шагах Владимира, хотел было послать подальше любопытного, но видя, что перед ним стоит далеко не бездомный бродяга, да еще с серьезной собакой, вежливо ответил:
- Кто-то из этой свалочной швали жестоко оскорбил вчера генерала милиции, а совсем недавно напал на нас у кольцевой дороги. Точнее, оказал необоснованное сопротивление. Чуть моего напарника не покалечил. А потом возьми, да и перепрыгни через дорогу. Только его и видели.
- Как перепрыгнул? – не понял Владимир.
- А вот так! Оттолкнулся двумя ногами и сиганул. Сначала на разделительное ограждение, а потом уже дальше.
- Как он выглядел? – еще не осознавая зачем, спросил Владимир.
- Здоровенный такой. Борода, как у попа. Вы уж извините, некогда нам, - сказал Отвёрткин и захлопнул дверь.
Неохотно заурчал изношенный мотор, громко чихнул прогорающий глушитель, выпустив из своих недр кольцо вонючего черного дыма, и «уазик» рванул с места, как застоявшийся конь. Отделение милиции находилось в соседнем квартале, так что путь, который должны были проделать запертые за решеткой люди, не покажется им долгим.
Владимир благополучно дошел до пустыря, спустил с поводка «Спартака», и обрадованный пес, получивший недолгую свободу, начал радостно носиться из стороны в сторону, повизгивая от восторга. Пустырь от шоссе отделяли плотные заросли боярышника, неизвестно кем и для чего здесь посаженным. Когда-то на этом месте была деревенька, и вполне возможно, что боярышник служил живой изгородью. Теперь же его переплетающиеся ветви создавали непреодолимое препятствие не только для людей, но и для собак. Поэтому-то народ и выгуливал здесь своих питомцев, совершенно не боясь, что кто-то из них рванет вдруг к автостраде и там погибнет под колесами стремительно проносящихся автомобилей. Пользуясь тем, что время для выгула собак было неурочным, Владимир расхаживал в гордом одиночестве. Никто не отвлекал его от нахлынувших мыслей.
«Бородатый, бородатый… - размышлял он, - оказал сопротивление милиционерам… Таким хамам, правда, грех не оказать сопротивления, но как он от них ушел?! Перепрыгнуть кольцевую дорогу не по силам даже чемпиону мира по прыжкам с шестом. Да и вообще человеку. То-то и оно, что человеку! Может быть, это тот самый странный Геннадий, которого мы встретили? Точнее тот, кто под его личиной скрывается? Сколько бы не убеждал меня Сергей, но необычный это был бомж. Ох, необычный! Но если это то существо, о котором я думаю, то зачем ему вступать в конфликт с представителями власти?»
От мыслей его оторвал неожиданный и отчаянный лай собаки. Он обернулся и обомлел: Спартак стоял метрах в пятидесяти от него, у самой кромки кустов, выставив далеко вперед передние лапы. Тело его напряглось, словно сжатая пружина, готовая вот-вот выстрелить. Вся его короткая шерсть встала дыбом, даже обрубленный хвост, казалось, вытянулся и стал длиннее. Он истошно, захлебываясь, лаял, будто из кустов должно сейчас появиться нечто такое, против чего он будет совершенно бессилен, но и убежать не в состоянии.
- Спартак, Спартак! – крикнул Владимир. – Что с тобой?
Но собака никак не отреагировала на окрик хозяина, продолжая надрывать свои голосовые связки.
Владимир подошел к Спартаку и пристально всмотрелся в кусты, по направлению его взгляда, но ничего там не увидел, кроме хаоса переплетающихся колючих ветвей. Но вот в двадцати метрах справа от них кусты зашевелились, послышался хруст ломаемых веток, и из зарослей вышел…Геннадий. От него за версту разило нечистотами, словно он всю жизнь занимался ассенизаторской деятельностью и никогда не мылся после работы.
Как баскетбольный мяч, брошенный мощной дланью Шакила О`Нила, точно попадает в корзину, так и Зод Гот плавно перелетел вторую часть дороги и плюхнулся в кювет. Знай он заранее, куда забросит его блистательно осуществленный прыжок, он со всей прыти скакнул бы в сторону свалки. Недели две назад в том месте, куда стремительно опускался косморазведчик, произошел прорыв старой изношенной канализационной трубы, когда-то обслуживавшей стоящую здесь раньше деревню, а теперь представляющую собой ненужный аппендицит новенькой канализационной системы недавно построенного микрорайона. Почему эту трубу нельзя было давно убрать к чертовой матери – загадка природы и непостижимой логики жилищно-коммунальных служб. Логика эта настолько парадоксальна, что постичь всю глубину смысла отключения зимой горячей воды, а в апрельскую теплынь включения отопления на полную катушку, не способны были бы ни Аристотель, ни Сенека, ни старина Кант. Слабоваты они в этом деле, ох слабоваты. Трубу кое-как залатали, но она продолжала сочиться отходами человеческой жизнедеятельности, которые заполнили довольно большой «карман», вход в который закрывал старый чугунный люк. Естественно, под давлением зловонных масс, вход в «карман» значительно расширился, а приводить его в первозданный вид никто не собирался. Поэтому сию специфическую ванну накрыли листом фанеры три на три метра, а сверху уже, дабы ее не унесло ветром, водрузили чугунный люк.
Зод Гот падал с четырехметровой высоты прямо на бело-желтый квадрат фанеры, покрывшийся за две недели пылью и грязью, летящих с трассы. Разумеется, косморазведчик знать не знал, что это за материал, которого вот-вот коснуться его ноги, и каковы его свойства. Как бы там ни было, изменить направление своего полета он уже не мог и решил приземляться на белый грязный квадрат, стараясь не задеть ногами подозрительный железный круг. В итоге произошло то, что должно было произойти: тонкий лист фанеры не выдержал веса Зод Гота, увеличенного высотой падения, и великий космический скиталец рухнул в жидкую массу человеческих нечистот. Кроме того, от мощного удара грузного тела фанера спружинила, и чугунный люк подбросило на два метра вверх. «Карман», заполненный зловонной дрянью был неглубоким – всего-то два с половиной метра, - поэтому Зод Гот довольно быстро достиг дна, не успев осознать, во что он провалился, но инстинктивно чувствуя, что во что-то нехорошее. С силой оттолкнувшись, Зод Гот стал стремительно, словно торпеда, выпущенная из подводной лодки, подниматься к просвету, образованному в фанере его мощным телом. Как только голова его высунулась на свет божий, чугунный люк, согласно законам притяжения, вернулся на землю, всем своим солидным весом обрушившись на несчастного разведчика. От неожиданности и силы удара Зод Гот балластом вернулся на глубину злополучного «кармана». Люк же завершил свою подлую деятельность тем, что предательски лег на пролом в фанерном листе, оставив Зод Гота не только в неизвестном ему зловонии, но и почти без света.
От царивших здесь «ароматов», Зод Гот чуть было не лишился сознания, но, собрав всю свою недюжинную волю в кулак, приступил к решительным действиям. Он моментально принял свой естественный вид, легко вскарабкался по осклизлым стенам, и выскочил из пасти нечистот, далеко отшвырнув дурацкий люк. Он прекрасно осознавал, что оставшиеся на той стороне дороги люди будут искать его, и на какое-то время ему нужно спрятаться, чтобы не только оторваться от преследователей, но и придти в себя после столь неудачного падения. Он нырнул в самую гущу росших рядом кустов и незаметно растворился в них, прибегнув к своему дару мимикрии.
Через некоторое время на откосе дороги появились те самые люди, от которых он скрылся. Брошенный им в кювет здоровяк, был весь перепачкан бурой грязью. Они ожесточенно жестикулировали руками, указывая на тот самый кустарник, в котором скрылся Зод Гот, что-то кричали, но из-за расстояния и грохота проезжавших по дороге машин, его чуткий слух улавливал лишь обрывки фраз:
- Ускакал, козел!.. В дерьмо, небось, провалился!.. Ничего, из-под земли достанем, сволочь!
В гневной речи оскорбленных милиционеров было еще много слов и выражений, но переводчик Зод Гота, уже достаточно поднаторевший в чужом языке, оказался бессилен перевести столь изысканные и замысловатые пассажи речи двух стражей порядка. Помимо милиционеров там находились еще двое каких-то мужчин, но эти двое уже не интересовали разведчика, и он предался размышлениям:
«И что меня толкнуло к столь мощной защите от этого человека? Конечно, он проявил беспричинную агрессию, но не убил бы он меня, в конце концов, своим смехотворным орудием. Врожденная привычка защищаться от любой внешней угрозы – вот чем объясняются мои действия. Но, как не крути, а Верховный будет недоволен подобной несдержанностью. А та субстанция, куда я провалился?! Это же позор – звездоносный разведчик ухнулся в инопланетное дерьмо! Но я же не виноват, что здесь, куда не ступи, или на свалке окажешься или в клоаке. Не подходит нам эта планета, совершенно не подходит!»
Но мысли плюнуть на все, вернуться на корабль, тщательно отмыться, и улететь отсюда на предельной скорости, даже не промелькнула у него в мозгу. Порученное задание он еще не выполнил, а это не соответствует статусу одного из лучших косморазведчиков.
Тут он увидел, что со стороны домов, к пустырю, расположенном прямо перед кустарником, где он скрывался, приближается человек. Зод Гот безошибочно узнал его. Это был Владимир! Только теперь он был без Сергея, но с собакой. В отличие от убогих облезлых созданий, виденных Зод Готом на свалке, этот пес был холеным и упитанным, но все равно не вызывал симпатии у разведчика. Почему этот человек встречается ему так часто? Он действительно ищет инопланетянина или все эти встречи – результат случайных совпадений?
Зод Гот видел, как Владимир отпустил собаку с поводка и та начала бессистемно носиться туда-сюда по пустырю. Зод Гот понял, что собаки приручены людьми и служат им для непонятных пока целей. Но вот пес остановился прямо напротив того места, где притаился Зод Гот. Секунду он стоял молча, словно в замешательстве, а за тем принялся безудержно лаять. И в этом громком лае инопланетянин почувствовал страх, перемешанный с готовностью ринуться в неравный бой. Он понял, что собака каким-то образом обнаружила его и пытается передать своему хозяину информацию о своей находке. Точно! Вот уже и Владимир подошел к не прекращающему лаять псу и пристально всмотрелся в кустарник. Так вот для чего собаки служат людям: чтобы находить прячущихся в кустах инопланетян! Зод Гот ни минуты не сомневался, что ищут именно его. Ну что же, посмотрим, как собака отреагирует, увидев его в образе человека. С Владимиром же он знаком и не замечал, что тот склонен к агрессии. Хотя люди представлялись ему существами не предсказуемыми, но Владимира он почему-то не опасался. Зод Гот принял вид бомжа Геннадия и стал выбираться из кустов. Наверное, он сильно бы удивился, узнав, что принятый им образ носит совершенно другое имя.
Спартак, увидев перед собой человека, пришел в крайнее замешательство, так как его чувствительный нюх терзала адская смесь «ароматов», состоящая из запаха чужака, никак не связанного с человечеством и зловония людских экскрементов. От непонимания пес жалобно завыл и спрятался за спину хозяина.
- Здравствуйте еще раз, - зажимая нос ладонью сказал Владимир. – Нет-нет! Не приближайтесь ради Бога. Что это от вас так дурно пахнет, Геннадий? Еще совсем недавно чистеньким были как огурчик.
- Я случайно угодил в яму с нечистотами. Я и представить себе не мог, что такое возможно!
- Тут все возможно. А милиция, случайно, не вас ловит? – спросил Владимир, пораженный собственной догадкой.
«Милиция» была переведена Зод Готу как «охраняющие закон» и он догадался, кто остановил его на дороге. Решив пойти ва-банк, он откровенно ответил:
- Да, меня! Но уверяю вас, что я не сделал ничего предосудительного. Они спросили у меня документы, но ничего подобного я не имею.
- Это не мудрено. А зачем сопротивление оказывали?
- Я не оказывал, - сказал Зод Гот, пораженный осведомленностью Владимира. – Один из них хотел меня ударить, и я просто защищался.
- Понятно, - сказал Владимир, а про себя подумал: «Как же ты, мужичонка пенсионного возраста, сумел справиться со здоровенным бугаем и преспокойненько смыться? Не врал тот лейтенант-замухрышка – сиганул ты через дорогу. Потому и в канализацию угодил, что не видел куда прыгаешь. Похоже, я догадываюсь, КТО сейчас стоит передо мной. Это подтверждает и странное поведение собаки».
- Вы не могли бы мне подсказать, Владимир, - прервал его размышления Зод Гот, - где бы я мог смыть с себя грязь и нехороший запах?
- А где вы мылись до этого? – решил подловить своего собеседника Владимир.
«На звездолете», - чуть не ляпнул Зод Гот, но осекся и сказал:
- Я очень давно не мылся. Потому и решил посетить город.
- Похвальное желание. Вот за этими домами, - он указал на дома, со стороны которых пришел, - есть пруд. Там можно ополоснуться. Как вы понимаете, в квартиру вас в таком виде никто не пустит, а баня стоит денег.
- Спасибо. До свидания, - попрощался Зод Гот и поспешил ретироваться.
В озорной шутке Владимира, отправившего Зод Гота мыться в грязный, наполненный ледяной водой пруд, был, тем не менее, здравый смысл и трезвый расчет. Ни один нормальный человек не полезет купаться в водоем, который только что освободился ото льда. Конечно, «моржи» с удовольствием ныряют и в более холодную воду, испытывая, вероятно, наслаждение от того, что сосуды с жидкостью для производства детей подкатывают к самому горлу. Это мужчины. От чего балдеют «моржихи» - тайна покрытая мраком, как и все, что связано с прекрасным полом. Владимир догадывался, что перед ним не обычное существо, и решил испытать его ледяной ванной.
- 10 -
Феерический прыжок Зод Гота, совершенный им в два присеста через десятиполосную автостраду, был достоин внесения в книгу рекордов Гиннеса. Но в этой книге, содержащей наряду с действительно уникальными достижениями человечества и целую коллекцию глупостей и несуразностей, нет раздела, куда заносились бы результаты прыжков инопланетян через Московскую кольцевую автодорогу. Естественно, такое действо, как полет бомжа над машинами, не могло остаться незамеченным. Водители проезжающих автомобилей, открыв от удивления рты, наблюдали, как какой-то бродяга, довольно почтенного возраста, мирно беседовавший с двумя милиционерами, сначала легко, словно кенгуру, сиганул на разделительный бордюр, а потом уже и дальше. Но если с внешней стороны дороги обошлось без эксцессов, и ни одна машина даже не остановилась, будто скачущие через дороги бомжи вполне обыденное явление, то на внутренней избежать столкновения не удалось.
Два добрых молодца, занимающихся бизнесом, природа которого так же загадочна, как и наличие дорогущих иномарок у чиновников, чьей месячной зарплаты хватит разве что на покупку зеркала заднего вида от таких машин, возвращались в свой престижный коттеджный поселок, расположенный недалеко от кольцевой дороги. Ехали они с одной из тех презентаций, на которых невозможно было понять: кто, что и – главное! – зачем представляет. Цель их пребывания там – кроме как на халяву поесть и попить – ни один из этих двоих не мог бы назвать даже под угрозой полной конфискации имущества и сбережений и выдачей бесплатной путевки для прохождения курса трудотерапии на лесоповале в тайге. Как сказать то чего не знаешь? Конечно, они догадывались, что с них хотели стрясти деньги, но попытки эти были невнятными и неумелыми. Ну и черт с ними! Наплевать и забыть.
Количество коньяка чуть ли не столетней выдержки плавно приглушалось обилием съеденной осетрины, омаров и салата из верхушки сейшельской пальмы. Один из них даже почувствовал в себе уверенность и сел за руль своей новенького БМВ. Другой же решил не рисковать и устроился на переднем сидении рядом с другом, оставив свою машину у ресторана – благо живут рядом. У обоих в карманах были кошельки из крокодиловой кожи, готовые треснуть по швам от обилия денежных купюр с изображением американских президентов, которые позволяли не бояться бесстрашных, но слабовольных работников дорожно-постовой службы. Бесстрашие их заключалось в том, что они смело и решительно драли деньги с нарушающих правила дорожного движения автолюбителей. Деньги эти, естественно, шли отнюдь не в казну государства. С особой отвагой они набрасывались на новенькие иномарки, в надежде слупить денег побольше. Действовать же строго в рамках закона и обходиться установленными штрафами им не позволяла слабость воли. Как можно устоять, если деньги сами плывут к тебе в руки? Конечно, есть среди них и честные люди, но - Боже мой! - как их мало.
Итак, двое молодых – слегка за сорок, - не лишенных привлекательности, человека, внешне напоминающих боссов итальянской мафии, только цвет кожи и волос посветлее, едут, премило беседуют, обсуждая насущные проблемы теневой экономики и просто болтают «за жизнь».
- Представляешь, Андрюха, - говорит тот, кто сидит за рулем, - женушка моя разлюбезная в Африку подалась. С детства, говорит, мечтала в сафари поучаствовать. Пока, говорит, большую африканскую «пятерку» не подстрелю, домой не вернусь. Вот такие, видишь ли, в ней кровожадные инстинкты проснулись. Совсем от безделья очумела. Ну, мне денег не жалко – отправил ее вместе с подругой, чтобы скучно не было. Так эти две лахудры в первый же день назюзюкались до поросячьего визга, взяли ружья и отправились среди ночи в саванну. И как давай там шмалять, во все что движется! Конечно, в таком состоянии и в слона с двух метров не попадешь, но шухеру они навели порядочного: огромнейшему питону, мирно на ветке дремавшему кончик хвоста отхватило, страусу дробью перья повыщипывало, а старому самцу гориллы в обе ягодицы заряд угодил. Бедняга теперь несколько месяцев сидеть не сможет.
- Откуда же в саванне горилла взялась? – блеснул биологическими познаниями Андрей.
- Так ведь это не саванна была, Андрюха. До саванны они не добрались. Это зоопарк оказался и стрельбу амазонок этих полиция прервала. Пришлось им в камере парится. Только за огромный штраф отпустили. Вот так-то…
- Да-а, Никита, я тебе скажу бабы наши совсем с ума посходили. Моя тоже недавно отчебучила: на аукционе Сотбис за пятьдесят тысяч «зеленых» приобрела ночной горшок Людовика, уж не помню какого по счету. Я ей этот горшок прямо на голову и одел.
Друзья от души посмеялись, но вдруг их беседу прервал крупный бородатый мужик, пролетевший перед лобовым стеклом в позе скакнувшего оленя, и исчезнувший в глубоком придорожном кювете. Два приятеля синхронно проводили взглядом лихого прыгуна, затем Андрей произнес:
- Ну, прямо Бэтман, бубена вошь!
- О, черт! - в тот же миг крикнул владелец машины, увидев, что двигавшаяся впереди бетономешалка сменила полосу движения и ее зад стремительно приближается к БМВ.
Визг тормозов, металлический скрежет и, вылетевшие ангелами-хранителями, подушки безопасности принимают на себя головы подвыпивших зевак. «Камаз», проехав еще с десяток метров, остановился. Раскрылась дверь грузовика и на асфальт спрыгнул седоватый мужик лет сорока восьми, квадратного телосложения, с головой растущей прямо от плеч, словно шеи не было вовсе. Этакий робот-злодей из старых детских мультфильмов. Одет «робот» был в потертую кожаную куртку, изначально имевшую светло-коричневый цвет и мешковатые синие спортивные брюки. Он придирчиво осмотрел задок своей машины, затем бросил беглый взгляд на стоящую неподалеку измятую БМВ цвета морской волны, почесал затылок, оценивая ситуацию, и, безапелляционно уверенный в своей правоте, твердым шагом направился к выбирающимся из салона автомобиля друзьям. Разведя натруженные рулем руки в стороны, словно две огромные грабли, он хриплым прокуренным голосом сказал:
- О-пань-ки! Мы, ребята, на интим не договаривались, чтобы в зад моей ласточке въезжать.
Сказав эту фразу, он улыбнулся во все тридцать два зуба. Но улыбка эта не казалась дружелюбной, скорее в ней сквозило обаяние графа Дракулы.
- Погоди, мужик, не грузи, - сказал вылезший из-за руля мужчина, облагораживая дорожный воздух смесью запахов дорогой туалетной воды и коньяка с неимоверным сроком выдержки. – Мы с Андрюхой к тебе претензий не имеем. Скажи, братан.
- Базара нет, Никита! Ты, мужик, ни в чем не виноват. Езжай себе спокойненько по своим делам, а мы тут…
- Чё-о-о! – возмутился водитель «камаза», мгновенно стерев с лица улыбку. – Вы мне в задницу въехали и меня же прощаете?! Да я двадцать пять лет за рулем и таких кексов как вы вдоволь насмотрелся! От вас перегаром за версту разит! Пусть хорошим, но – перегаром. Да вы мне ущербу нанесли – не расплатишься! Габарит левый – вдребезги, брызговик – напрочь оторвало, а ведро новое, только позавчера купленное – всмятку! Что же мне за все это безобразие из своего кармана платить? Сейчас вот возьму монтировку и обоим разгерметизацию мозгов устрою!
Никита и Андрей недоуменно переглянулись: здесь мужики через дорогу перелетают, новенькая БМВ – в лепешку расшиблась, а он о каком-то копеечном ущербе талдычит. Никита молча достал бумажник, извлек из аппетитной стопки двести долларов и протянул их возмущенному водителю.
- Вот это совершенно другое дело, - сказал тот, сграбастывая деньги широченной ладонью. На его скуластое лицо вновь вернулась улыбка, но уже без скрытой угрозы. – Вот теперь можно преспокойненько ГАИ дождаться и миром разойтись.
Но Никите и Андрею было глубоко начхать на все ГАИ, ГИБДД, ВАИ, ПВО, и прочие аббревиатуры. Их больше всего волновал таинственный попрыгунчик, из-за которого Никита лишился новенькой престижной машины. Она, еще недавно величаво и уверенно бороздившая асфальтовый океан, одиноко и безжизненно стояла на дороге, склонив к земле безнадежно помятый моторный отсек, и разбросав по дороге осколки разбитых фар. Из-под нее, словно кровь из убитого животного, вытекала, разливаясь в липкую лужу, черное масло. Никита чуть было не прослезился, глядя на предмет своей недавней гордости. Друзья хотели подойти к краю обочины, где скрылся виновник аварии, но тут увидели, что с противоположной стороны дороги прямо к ним несутся два человека в милицейской форме. Бегущие ловко лавировали между несущимися машинами, словно катер, попавший в армаду айсбергов. Водители машин недовольно сигналили, резко тормозили, но не решались наехать на разъяренных стражей порядка. О том, что милиционеры были в ярости, говорили занесенные над головами резиновые дубинки, словно шашки у казаков, ринувшихся в решительную атаку. Кроме того, они матерились так, что у проезжающих мимо машин глушители краснели от стыда. Естественно, это были Отвёрткин и Гвоздодёров.
Пробежав мимо стоящих бизнесменов, они едва сумели затормозить у самого края обочины.
- Видали?! Видали?! – возопил Отвёрткин, обращаясь к подошедшим Никите и Андрею. – Как сиганул, гад! А куда же он делся, мать его…
Под пятиметровым откосом они увидели лишь рваное отверстие, около метра в диаметре, расположенное по центру квадрата фанеры, из которого распространялось тягучее зловоние. Далее на несколько десятков метров пролегали непроходимые заросли боярышника. Деваться прыгуну было некуда.
- Не видели, мужики, куда он скрылся? – с надеждой в голосе обратился Отвёрткин к Никите.
- Нет, к сожалению. Вообще-то – ты милиция, тебе и искать. Из-за этого кузнечика долбанного я новую тачку в груду металла превратил. Так что, давайте глазами не лупайте, а ноги в руки и ищите.
- Вы мне не указывайте, что делать, - обиделся Отвёрткин. – Это я не хуже вас знаю. Ждите-ка лучше приезда ГИБДД.
- Если бы ты знал, что делать, - тихо пробормотал Никита, - то и мы бы давным-давно за решёткой парились…
Но Отвёрткин этого не услышал. Он сделал знак Гвоздодёрову и они направились в обратный путь к своему «уазику».
- Всю округу сейчас прочешем, - азартно ворчал лейтенант. – Найдем, никуда не скроется.
Вдали показались синие мигающие огни машины Госавтоинспекции, и двое друзей направились к своему искореженному автомобилю. При этом Никита цедил сквозь зубы:
- Нам с тобой этого рекордсмена тоже отыскать требуется. Причем гораздо раньше, чем это сделают менты. Я ребятишкам своим позвоню, как только здесь управимся. Ты своих гвардейцев подключишь, если потребуется?
- Не вопрос, братан, не вопрос!
Никто не обратил внимания, что неподалеку от места аварии стоит невзрачный, кругленький, коротко подстриженный человек, с усиками, которые жиденькой русой щеткой топорщились под вздернутым носом. Одет он был в потертые джинсовые брюки и куртку. Он покрутил головой, посверкал умными глазками и, видимо быстро уяснив ситуацию, уселся за руль видавшей виды салатового цвета «шестерки». Через мгновение машина тронулась дальше…
…Давно уехал, отпущенный работниками ГИБДД, водитель «камаза», хохоча во все горло и предвкушая, какую вкусную байку про «новых русских» он поведает своим коллегам по автобазе. Еще бы: двое шикарно одетых и явно подвыпивших молодых людей заплетают мозги гаишникам, твердя небылицу о каком-то мифическом прыгуне, перед которым все чемпионы мира – неповоротливые увальни. Никита же и Андрей продолжали объясняться с не верящим в чудеса инспектором дорожно-патрульной службы.
- Вот что, - терял терпение капитан Блинов, заканчивающий дежурство и мечтающий поскорее попасть домой к жене и двум дочерям, готовым вот-вот выскочить замуж. – Мне надоели ваши пьяные бредни о летающих бомжах…
- Бомж был один, - попытался внести ясность Андрей.
- Вы меня, гражданин, вообще не интересуете, - пресек его попытку Блинов. – Я буду разговаривать только с тем, кто был за рулем. Он же является владельцем машины, как я понимаю. А вы отойдите в сторонку и не мешайтесь. Так вот, - обратился он непосредственно к Никите. – Все было гораздо прозаичнее. Вы вмазали где-то на фуршете, решили что вам море по колено и сели за руль. Реакция замедленная, дистанцию не соблюдали – вот и результат. Сейчас вас отправим на освидетельствование, далее дело в суд, и лишение прав не за горами. Я считаю, что это справедливо.
- Погоди, командир, - решил не наглеть, видя решительность капитана, Никита. – Принял я на грудь, не отрицаю. Но ехал весьма аккуратно и до сюда добрался без происшествий. И вдруг – бородатый мужичина прямо перед лобовым стеклом и в кювет! Он всё шоссе за два раза перепрыгнул. Мы, разумеется, загляделись на такое антраша. «Зевнул» я и в зад «КАМАЗу» въехал. Но жертв-то нет, командир. Водила бетономешалки не в претензии. Отпусти ты нас по-хорошему.
- Я эту чушь уже битый час слушаю! – начал выходить из себя Блинов. – Я готов даже поверить в ваше искреннее раскаяние. Но зачем делать из меня идиота, продолжая настаивать на каком-то летающем бомже?! Не понимаю я вас, ребята.
- У нас свидетели есть, - влез в разговор Андрей.
- Какие еще свидетели? – недоверчиво буркнул капитан. – Такие же попрыгунчики?
- Двое ваших коллег, между прочим. Лейтенант и сержант. Они-то того бомжа и ловили.
- Тоже пьяные?
- Я с ними не пил…
- Хватит! – оборвал Андрея капитан. – Никакие свидетели мне не нужны. Ваш друг сел пьяным за руль и будет отвечать по закону. Вы же можете быть свободным, как в пруду карась. Попрошу в машину, - обратился он к Никите, убирая его документы в нагрудный карман своей форменной куртки.
- Никита, - не выдержал Андрей, нетерпеливо посмотрев на свои дорогущие золотые часы, - дай ты этому надоедливому ментёнку пятьсот баксов и пусть катится ко всем чертям.
Пожалуй, даже люди, сидевшие в проезжавших мимо машинах слышали, как заскрипел зубами обиженный капитан Блинов. Нет, конечно же, он не был этаким ангелочком с крылышками за спиной и полосатым жезлом в руках. Деньги брал, - а куда деваться, если две дочери на выданье, - но аккуратно и в умеренных количествах. Но чтобы вот так, в нахальной форме, ему кидали подачку и не сомневались, что он ее возьмет… Нет! Такого он простить не мог.
- Лейтенант Купцов! – ледяным голосом крикнул Блинов. – Немедленно доставить обоих в ближайшее отделение милиции! Пусть с ними там проведут профилактическую беседу и впарят по пятнадцать суток.
Из милицейского жигуленка неторопливо вылез вышеназванный Купцов, до этого что-то передававший по радиостанции. Его крупное, лоснящееся лицо с казацкими усами и автомат, пока мирно покоящийся на необъятном животе, не внушали двоим друзьям никаких радужных перспектив.
- За что?! – хором вопросили они капитана Блинова.
- За хулиганство, - равнодушным тоном, словно эти люди уже перестали для него существовать, ответил Блинов. – За хулиганство и попытку дачи взятки должностному лицу.
- Да что ты гонишь, командир? - попытался вякнуть Андрей.
- Молчать! – крикнул Блинов, и в его голосе явно слышалась угроза. - В машину их, Купцов!
Лейтенант взял автомат наперевес и, слегка подталкивая дулом незадачливых любителей езды за рулем в нетрезвом виде, усадил их на заднее сидение «Жигулей». Машина быстро уехала, Блинов же остался ждать, пока двое других сотрудников закончат делать необходимые замеры.
Владимир проводил взглядом уходящего Геннадия, подождал, пока тот скроется за углом дома и что есть духу устремился к своему подъезду. Спартак, только что пришедший в себя после визита так и не понятого им гостя, был крайне возмущен тем, что прогулка закончилась так быстро и неожиданно. Он недовольно крутил головой, фыркал и разбрасывал в разные стороны слюну, всячески тормозя движения своего хозяина. Он с удовольствием брякнулся бы на землю и задрал лапы к верху – попробуй свороти такую тушу, - но воспитание не позволяло ему совершить столь неблаговидный поступок. Приходилось подчиняться неизбежности.
Владимир спешил домой совсем не просто так. Окна его квартиры выходили как раз на тот самый пруд, к которому приближался Геннадий, он же Зод Гот. Водная поверхность, по берегам которой висели давно заржавевшие таблички с предостерегающими надписями «Купаться запрещено», была видна из его окон как на ладони.
Когда куда-нибудь спешишь, время, как назло, ускоряет свой бег и кажется, что всё и все вокруг всячески мешают тебе прибыть в нужное место вовремя. Вот и Владимиру меньше чем полукилометровая дистанция до дома, показалась никак не меньше марафонской. Подлый лифт оказался на последнем этаже и так долго спускался, что можно было подумать, будто его вообще нет в шахте. Но вот, наконец-то, двери лифта медленно-тягуче расползлись в разные стороны и Владимир со Спартаком вошли в разрисованную всяческими нецензурностями кабину. Потом лифт так долго поднимался на четырнадцатый этаж, что, по подсчетам Владимира, они уже должны были находиться в стратосфере. Через бесконечно длинный, как показалось Владимиру, промежуток времени двери вновь медленно-тягуче открылись, и он бросился к двери своей квартиры. Спартак по привычке прошествовал в ванную, в надежде, что сейчас ему будут мыть лапы. Не тут-то было! Владимир уже напрочь забыл о его существовании. Он, не расшнуровывая, стянул с ног кроссовки и в два прыжка оказался у кухонного окна. Он надеялся увидеть на мутной глади пруда плескающегося бомжа, что выдало бы последнего как пришельца из других миров. Так, во всяком случае, считал Владимир. Но поверхность водоема была пуста. Лишь несколько пластиковых бутылок бороздили непотопляемыми линкорами его спокойные воды и… все.
Пруд, к которому направлялся Зод Гот в надежде смыть с себя нечистоты и дрянной запах, располагался во дворе четырех семнадцатиэтажных домов и размером был чуть больше половины футбольного поля. Существовал он в этом районе с незапамятных времен. Качались коричневыми стрелами по его тихим берегам камыши; закатывали концерты лягушки; водилась какая-то рыбья мелочь. Столь идиллически-вдохновенен был вид этого премилого создания природы, что в народе существовала легенда, будто поглазеть на дивный пруд приезжал то ли Пушкин, то ли Есенин, то ли Гришка Распутин. Узрев столь живописное место, кто-то из сих мужей воскликнул: «От ныне гулять с девками и шашлыки жарить буду только здесь.» Легенда есть легенда и, скорее всего, никто из знаменитостей сюда не заезжал, но любители пикников околачивались здесь часто. Но вся эта красота и благодать была в далеком прошлом.
Десять лет назад решили возводить в этом месте жилой микрорайон. А что сопутствует нашим стройкам в первую очередь? Правильно – несусветная грязь и груды мусора. Пруд, не выдержавший городской агрессии, быстренько захирел: завяли камыши на его берегах, раз и навсегда замолкли зеленые квакушки, всплыла к верху брюшком рыбёшка. Цветущий некогда водоем омертвел.
Строящиеся в недавнем прошлом микрорайоны представляли собой весьма убогое зрелище: ни деревьев, ни травинки, лишь безжизненное царство бетона и асфальта. И тогда кому-то из руководителей стройки пришла в голову здравая мысль: оставить пруд, как хоть какое-то напоминание о природе. Берега многострадального пруда одели в бетон, навсегда лишив его природной натуральности, и получилась вполне цивилизованная большая лужа, регулярно снабжающая близлежащие дома здоровущими кровожадными комарами.
Вот к этому-то водоему и направлялся несчастный косморазведчик, имевший неосторожность угодить в канализацию. От куда же ему было знать, что никто из уважающих себя землян не рискнет купаться в таком пруду даже в нестерпимый зной, не то что ранней весной? Путь, которым он добрался до необходимой воды, был гораздо короче, чем путь до дверей собственной квартиры, проделанный Владимиром. И пока тот трясся и сгорал от нетерпения в лифте, Зод Гот уже оценивал обстановку, стоя на берегу пруда. Чуткое обоняние Зод Гота, хотя и сильно пришибленное канализационными «благовониями», все же уловило запах, исходящий от воды. И этот запах не привел его в восторг. Так могла пахнуть лишь никуда не годная вода, вода загубленная преступным отношением. На его родной планете жидкость, состоящая из двух атомов водорода и одного атома кислорода, не была дефицитом, но и не расходовалась со столь вопиющей халатностью. Как же могли разумные существа, претендующие называться цивилизацией, довести до такого состояния чудесный, неповторимый дар природы?! В глубинах его инопланетного разума, в котором царило лишь недоумение и, даже, легкая неприязнь по отношению к людям, впервые шевельнулось подобие жалости. Да! Ему вдруг стало совершенно ясно, что с таким подходом к дарам природы у человечества нет будущего. Ему стало жалко обреченных.
Немного постояв около воды, Зод Гот все же решился прыгнуть, предварительно оглядевшись и не обнаружив наблюдателей. Его кожа обладала способностью к самоочищению и выделяла ароматические вещества, но для этого была необходима вода. Как ни крути, а прыгать придется: лучше уж в тухлой воде, чем в зловонных отходах. Оказавшись в воде он сразу ушел на глубину и притаился на илистом дне. Так что, когда Владимир добрался до окна, на поверхности воды уже разошлись круги от падения грузного тела.
- Володенька, - услышал Владимир за спиной ласковый голос жены. Он прекрасно знал, что именно из такого нежного щебетания рождаются самые грозные вихри Людмилиного недовольства. – Раз ты соизволил пойти прогуляться с собакой, будь добр доделать все до конца. Пес уже полчаса дожидается в ванной, пока ему помоют лапы, а ты глазеешь в окно. Чего ты там увидел?
Женщины, а тем более жены создания весьма и весьма чувствительные, и лучше любого барометра способны уловить перемены в настроении мужа. И их очень раздражает, если мужчина не хочет делиться своей тайной. Вот и Людмила почувствовала, что ее благоверный что-то скрывает со вчерашнего вечера и не находит себе места. Тем более, что добровольно вызвался выгулять собаку.
Владимир на секунду задумался, чтобы такое соврать жене, но к правдоподобной лжи был не готов и выдал полную галиматью:
- Я своего знакомого встретил на улице. Он на наш пруд рыбу шел ловить, вот я и решил посмотреть в окно, что у него выйдет из этой затеи.
Голубые озера Людмилиных глаз увеличились до размера морей. Муж явно врал: отправиться ловить рыбу в местный пруд мог только окончательно спятивший человек. Такое занятие было равносильно тому, как если бы кто-то оправился в Анадырь для сбора урожая кокосов.
- Твой друг недавно выписался из психиатрической лечебницы? – пожала плечами Людмила, и, не дожидаясь ответа, направилась в ванную мыть лапы уже начинавшему скулить от нетерпения Спартаку. Она всем своим видом показывала, что если мужу приспичило врать, то пусть это делает в одиночестве на кухне, или рассказывает небылицы холодильнику.
- 11 -
Гоз Рох прогуливался по тенистым аллеям космозверинца. В синем небе плыли высокие розоватые облака. Здешнее светило лишь совсем недавно начало свой извечный путь по небосклону и красно-зеленые листья дерева дорн только начали разворачиваться после ночного сна, принимая все более правильную круглую форму. Мощные идеально прямые стволы этих деревьев уносились на сотню метров ввысь и там красовались своими раскидистыми кронами. Кроны дорнов и создавали тень на аллеях космозверинца, посыпанных мелкой розовой крошкой, изготавливаемой из синтезируемого минерала. Эта крошка прекрасно впитывала воду, была приятной на ощупь и гасила звук шагов, делая их практически бесшумными.
Верховный руководитель космической разведки любил прогуливаться по зоосаду ранним утром, когда в нем еще не было праздно шатающихся посетителей, мешающих думать. А подумать было о чем. Сегодня ночью истекает срок выхода на связь Зод Гота. Если эфир останется мертвым, то это будет означать лишь одно: посланный разведчик находится в беде или уже давно мертв. Тогда надо будет посылать экспедицию возмездия, что равносильно войне. Причем, раз они ничего не знают о возможностях инопланетян, им придется применить всю мощь своего оружия, что грозит полным уничтожением недавно открытой планеты. А как раз этого очень не хотел Гоз Рох, предпочитая исследовать все вновь открытое, а уже потом уничтожать, если в этом возникнет необходимость. В глубине души Верховный надеялся, что разумные существа не окажутся свирепыми воинственными монстрами, и заминка с сообщением Зод Гота вызвана техническими трудностями. С разведчиком все в порядке, и он найдет возможность сообщить о себе. Но как убедить в этом Высший Совет, который требует подробнейшего отчета о каждом пропавшем разведчике?
Гоз Рох медленно шествовал в глубокой задумчивости, не обращая внимания на вольеры с диковинными творениями природы, доставленные сюда с различных планет. А посмотреть было на что. Конечно, везли сюда далеко не всех представителей животного мира – для этого не хватило бы места на всей планете, - а лишь самых удивительных, загадочных и непредсказуемых. Например, справа от Верховного находился вольер с двумя винторогими ящерицами. Эти создания были покрыты коротким фиолетовым мехом и размером не превосходили земную крысу. В момент же опасности они могли раздуться до объемов мини-звездолета. Чуть дальше, за сверхпрочным стеклом надменно взирал на мир ушастый присосочник. Он обожал пить кровь у всего, что ее имеет. При этом он так прочно присасывался к жертве, что оторвать его можно было только с изрядным куском мяса. Разумеется, со временем он отпадал и сам, но к этому моменту вся чужая кровь, до последней капли, перекочевывала в его безразмерный желудок. Напротив ушастого присосочника располагался вольер, в котором постоянно, словно в крематории, бушевал огонь. В этом смертоносном пламени, как рыба в воде, плавал глазастый огневик. Он жил в огне и питался его неукротимой стихией. На берегах искусственного озера ползали полосатые красно-белые улитки. Казалось бы, вполне обычные существа, но размером они были с африканского слона и были способны принимать и передавать телевизионные программы. Экраном этому ползающему «телевизору» служила подошва улитки. Много, много чего интересного было в этом зоопарке… В самом же конце дорновой аллеи располагался огромный вольер, где за непроходимым силовым полем лениво шевелила толстым телом пурпурная змея. Здесь Гоз Рох остановился и пристально посмотрел на это диковинное создание, привезенное последней экспедицией, которую возглавлял его любимец Зод Гот. Змее надоело ползать, и она свернулась кольцами, положив на самое верхнее из них клыкастую голову. В этот момент ее глаза встретились с глазами Гоз Роха и он невольно отшатнулся. Верховный готов был поклясться, что в черных шарах ее слезящихся глаз он почувствовал неизбывную тоску по родному миру, из которого она была беспардонно выдернута. Гоз Рох вдруг подумал, что посланный им разведчик сейчас находится в таких же условиях, что и эта безмолвная тварь: вокруг все чужое, и нет ни одного соплеменника, способного хоть как-то помочь.
«Почему, почему он не выходит на связь? – думал Гоз Рох. – Еще несколько часов и срок истечет. Тогда – война. Неизбежная война. Что сделать, чтобы ее избежать?»
Ответа на этот вопрос он не находил. Решив, что в данной ситуации ничего не остается, кроме как ждать и надеяться, что Зод Гот успеет выйти на связь до наступления часа X, он резко развернулся и направился к выходу из парка. Все обитатели дорновой аллеи – и хищные, и безобидные – смотрели ему в след. В их взглядах не было и намека на добродушие. Все они помнили, что именно эти существа насильно оторвали их от привычной жизни и лишили свободы, чтобы ими любовались праздношатающиеся ротозеи.
В то же самое время, когда Верховный руководитель космической разведки предавался размышлениям в зоопарке, на Москву опускался тихий воскресный вечер. Прошло более суток с того момента, как человечество встретилось с инопланетным гостем. Но пока об этой исторической встрече знали, вернее догадывались, лишь немногие. Да и кто из землян мог бы представить, что посланец иной цивилизации бултыхается на дне протухшего пруда?
Сержант Гвоздодёров забежал домой переодеться, так как ходить в грязной форме блюстителю общественного порядка не очень-то прилично. Могут найтись остроумцы, способные сфотографировать такую картину и напечатать снимки в какой-нибудь бульварной газетенке под заголовком: «Наша милиция не вылезает из грязи!». И каждый истолкует подобную фразу по-своему. Жена удивленно взглянула на мужа, не приходившего на обед и явившегося в столь непрезентабельном виде.
- Где это ты так извалялся? – спросила она.
Она была под стать супругу: такая же дородная и почти одного с ним роста. В юности она усиленно занималась метанием ядра и силами могла запросто потягаться с мужем. Но ее грозные формы с лихвой компенсировала милое и добродушное лицо с пикантно вздернутым носиком, карими миндалевидными глазами и пухлыми губками, всегда готовыми растянуться в очаровательную улыбку. Грубый и несдержанный на службе Гвоздодёров становился дома послушным и кротким. Он просто не мог грубить человеку, со столь доброй улыбкой.
- Упал я, милая, упал. Всякие опасности могут подстерегать нас на боевом посту. Не знаешь чего и ожидать от несознательных и бескультурных граждан, не имеющих ни стыда, ни совести. Времени у меня сейчас мало, так что все объяснения потом.
Он прошмыгнул в ванную, сбросил бушлат и брюки, но запачканной уже начинающей высыхать грязью оказалась и рубашка. Зло и быстро сняв ее, он с интересом и непониманием уставился на свою правую руку. На запястье, в том самом месте, где в него вцепился удивительный бомж, красовались лиловыми синяками шесть полос, каждая шириной с карандаш. Гвоздодёров никак не мог взять в толк, как человеческая рука могла оставить столь необычный «браслет». Но думать было некогда – да и не очень любил он это занятие, - поэтому, приняв из рук заглянувшей в ванную жены чистую одежду, быстро переоделся и выскочил из квартиры.
Через полчаса сержант Гвоздодёров и лейтенант Отверткин стояли в кабинете своего начальника и ждали, что тот скажет, выслушав их рассказ. Подполковник поводил грозными очами, готовыми поразить подчиненных вспышками молний, шевельнул кустистыми бровями, постучал по столу пальцами и вкрадчивым голосом произнес:
- Это что же вы мне такое, братцы, глаголете, а?
Голос его был тих и спокоен, но напоминал урчание тигра, перед тем как тот огласит округу раскатистым воем, приводя в трепет своих потенциальных жертв. Знали это и Отвёрткин, и Гвоздодёров, потому и молчали, опустив головы и стараясь оттянуть атаку.
- Что вы мне за ахинею несете?! – продолжил уже громче подполковник. – Что какой-то бомжара пенсионного возраста с жонглерской легкостью зашвырнул Гвоздодёрова в придорожный кювет, а потом, как саранча, перемахнул через МКАД?!
Громовержцев встал из-за стола и вплотную подошел к сержанту и лейтенанту. У обоих мурашки побежали по спине и вспотели ладони от волнения. Подполковник пристально взглянул в глаза подчиненных, от чего душа Отвёрткина, уже второй раз за сегодняшний день, отправилась на стол к дежурному. У Гвоздодёрова душа была более пуленепробиваемой, но и она подготовилась к подобному маневру. Подполковник отошел от них и начал путешествовать по кабинету, а несчастные милиционеры наблюдали за ним, как бандерлоги на Каа, безропотно ожидая незавидной участи.
- Смею вам заметить, молодые люди, - в голосе Громовержцева бушевал сарказм, - что вес сержанта Гвоздодёрова давно перевалил за центнер. И это, между прочим, вес тренированных мышц. Кольцевая дорога имеет десять полос, каждая из которых около трех метров. Вы знакомы с азами арифметики, лейтенант?
- Так точно! – вытянулся как струна Отвёрткин.
- Так чему будет равна ширина трассы? Хотя бы приблизительно.
- Тридцать метров, - мгновенно выпалил лейтенант.
- Во-от. Считать, стало быть, ты умеешь. Так какого же черта ты приперся работать в милицию, а не пошел прямиком на физико-математический факультет МГУ? Расстояние, совершенно точно вами подсчитанное, не может преодолеть ни один чемпион мира и олимпийских игр по прыжкам в длину не только за два раза, но и за четыре. А вы хотите меня уверить, что это сделал бродяга, который и не ел-то толком уже давно. Зачем мне макаронные изделия?
- Какие макаронные изделия? – не понял Отвёрткин.
- Лапша «Доширак», например, которую вы мне пытаетесь на уши повесить. Сколько лет я работаю в милиции, а в первый раз слышу, чтобы такую бредовую отмазку придумали. Все ведь гораздо проще и прозаичнее. Было совершено нападение на сотрудника милиции, что само по себе уже является серьезным происшествием, так вы мало того, что не сумели дать отпор супостату, так еще и упустили нападавшего!
- Но ведь… - попытался вставить слово и Гвоздодёров, но был решительно прерван.
- Молчать!! – рявкнул подполковник и обрушил свой отнюдь не слабый кулак на ни в чем не повинный стол. Тот, естественно, не ожидал атаки, и подбросил вверх жалобно тренькнувшие телефоны и пенал с карандашами и ручками.
- Дармоеды! – продолжал бушевать подполковник, полностью оправдывая свою фамилию. – Не смейте делать из меня идиота! Кто на вас напал? Кто окатил позором стражей порядка?
- Мы всю правду вам сказали, товарищ подполковник, - осмелился пролепетать Отвёрткин, понимая, что если безропотно молчать, то душа его со стола дежурного уже не вернется никогда. – У нас даже свидетели есть.
- Какие еще свидетели? - немного сбавил обороты Громовержцев. – Не те ли самые бомжи, которыми вы провоняли все отделение?
Отвёрткин почувствовал, что в праведном гневе начальства наступила спасительная пауза и появился шанс выйти из-под камнепада упреков и обвинений с минимальными потерями.
- Никак нет, Александр Павлович! Вполне респектабельные граждане, ехавшие в этот момент по противоположной стороне кольцевой дороги. По-моему, они из-за этого прыгуна свою новенькую иномарку разбили.
- Ну и где же они?
- Не могу знать, товарищ подполковник! Мы уехали, а они работников ГИБДД ждать остались. Но ведь можно же с гаишниками связаться и узнать интересующие нас сведения.
- А-а! Ты хочешь, чтобы я позвонил нашим доблестным рыцарям асфальта и поинтересовался у них: а где, собственно, люди, которые стукнули свой автомобиль из-за того, что у них перед лобовым стеклом бомж пролетел? – голос подполковника снова становился громоподобным. Но в этот самый момент задребезжал телефон прямой связи с дежурным. Громовержцев снял трубку и, приложив ее к уху, недовольно сказал:
- Да! Я слушаю!
По мере того, как ему что-то докладывал дежурный, лицо подполковника принимало все более недоуменный вид.
- Да ну… Не может быть! – изредка вставлял Громовержцев. – И письменно подтвердили? Ладно, обоих ко мне. Немедленно!
Он положил трубку на место, вновь уселся на свое начальственное кресло и опять забарабанил пальцами по столу, пригвоздив тяжелым взглядом обоих милиционеров. Лейтенанту и сержанту показалось, что тягостное молчание будет длиться бесконечно, и эта пытка была уже непереносима. Но вот дверь в кабинет открылась, и они с удивлением узрели тех самых «новых русских», что стояли на дороге у своего искореженного БМВ.
Не очень большой кабинет моментально наполнился запахами дорогого парфюма, коньяка и табака.
- Здрасте! – бухнул прямо с порога Никита. – Я считаю наше задержание абсолютно незаконным и требую своего адвоката.
- Я то же! – поддакнул Андрей.
- Минутку, минутку, - успокоил их Громовержцев. – Никто не собирается вас задерживать. Хотя дежурный доложил мне, что вы нагрубили работникам дорожно-патрульной службы, или что-то в этом роде. Бог с ним! Пусть ГАИ само и разбирается. Меня сейчас совсем другой вопрос интересует. Мне нужно, чтобы вы подтвердили или опровергли слова вот этих двух моих сотрудников, - подполковник кивнул в сторону безмолвно стоящих милиционеров. – Они утверждают, что видели бомжа, якобы совершившего немыслимый прыжок через кольцевую дорогу, а вы при этом присутствовали. Что вы на это скажите?
- А что тут говорить-то, - решил ответить Андрей. – Истинную правду мусорки твои базлают! – Он осекся, понимая, что ляпнул что-то не то, и поспешил исправиться: - То есть я хотел сказать сотрудники… И не базлают, а говорят… В общем…
- Правду они говорят, товарищ подполковник, - закончил за друга Никита. – Мы в объяснительных своих так и указали. Но капитан Блинов…
- Чтоб ему всю жизнь ежей рожать! – вставил Андрей
- Нам не поверил, - закончил Никита, укоризненно глядя на товарища.
- Добро! – сказал подполковник. – Ваши объяснительные я еще прочитаю, вы же можете быть свободны. С ГИБДД сами разберетесь. Всего доброго!
Никита и Андрей не стали рассыпаться в любезностях и благодарностях, а просто молча вышли из кабинета. Громовержцев позвонил дежурному, дав ему указание отпустить на все четыре стороны «новых русских», а за объяснительными он сам потом подойдет. Подполковник крепко задумался. Никогда еще за всю свою долгую службу он не сталкивался ни с чем подобным. Сразу четыре человека, находящиеся - по большому счету - на разных сторонах баррикад, в один голос рассказывают одну и ту же невероятную историю, больше смахивающую на сказку, нежели на правду. Врут? Не похоже. Отвёрткин и Гвоздодёров могли бы соврать, чтобы хоть как-то оправдать перепачканную форму, но, наверное, придумали бы что-нибудь более удобоваримое. А двум богатеям врать вообще смысла нет. Чем рассказывать работнику ГАИ небылицу, дали бы ему денег побольше – и дело с концом. Там и ситуация-то пустяковая. Но если все говорят правду, то что это было?
- Вот что, орлы, - голос подполковника был тверд и спокоен. – Вы пока об этом инциденте помалкивайте. И водителю своему скажите, чтобы не трепался. С дежурным я сам разберусь. Если сейчас наверх доложим, нас с вами засмеют просто. Сначала самим разобраться надо. За сегодняшнюю службу благодарю. Бомжей много переловили, все они уже в приемники-распределители отправлены. Генерал будет просто счастлив.
Громовержцев немного помолчал, словно собираясь с мыслями, затем голосом, в котором можно было уловить даже просящие нотки, продолжил:
- На сегодня, мужики, дежурство почти закончено. Отправляйтесь домой отдыхать. Завтра у вас выходной и вы можете заниматься чем хотите, но я просил бы вас поискать этого неуловимого бомжа. Как не крути, а на кон честь мундира поставлена. Ставка слишком высока, чтобы просто так из игры выйти. Попробуйте на свалке пошерстить. Может чего и путное из этого выйдет. Все, можете идти.
Отверткин хотел уже пулей вылететь из кабинета, в котором ему уже дважды за столь короткий срок пришлось пережить начальственны гнев, но Гвоздодёров как-то замялся и вдруг сказал:
- Разрешите обратиться, товарищ подполковник?
- Обращайся, Боря, обращайся, - решил подполковник назвать сержанта по имени, словно чувствуя свою вину за несправедливый нагоняй.
- У меня от этого… бомжа на руке странные следы остались.
- Ну-ка, покажи, - живо заинтересовался Громовержцев.
Сержант закатал рукав рубашки и показал подполковнику шесть непонятных полос, кольцами опоясывающих его правое запястье. Громовержцев удивленно взглянул на необычный след, пожал плечами и произнес:
- Загадка на загадке. Оч-чень мне бы хотелось увидеть того, кто тебя в лужу зашвырнул. Найдете его – честь и хвала вам ребята. Но, убедительно прошу вас: будьте предельно осторожны!
Гвоздодёров и Отвёрткин удалились, а Александр Павлович погрузился в размышления…
Когда-то давно, в годы своего детства, юности и даже молодости он зачитывался, просто-таки упивался приключенческими и фантастическими романами. Он читал их все подряд, будь-то книги, журналы, или даже газеты – все, что содержало в себе хотя бы намек на необычность. Ему было абсолютно не важно: были ли это пробы пера начинающих авторов, или известные произведения мэтров жанра. Лишь бы со страниц веяло пьянящим ветром романтики. Этот ветер нещадно кружил его умную голову. В безудержных мечтах он часто представлял себя капитаном межзвездного корабля, летящего на поиски внеземного разума. То, что этот разум существует, он не сомневался ни секунды. Его просто не может не быть! Вселенная бесконечна, значит бесконечны и формы жизни, создаваемые природой. Но, возвращаясь с небес на землю, он прекрасно понимал, что никогда не сможет полетать на таком корабле. Слишком уж медленно – по его понятиям - развивалась наука.
Тогда в его воображении всплывала прекрасная белопарусная бригантина, бороздящая волны мирового океана, открывая новые острова, населенные диковинными животными и птицами. Командовал бригантиной, конечно, он – Александр Павлович Громовержцев. Но так как эпоха парусного флота уже давно канула в Лету, а эпоха полетов из одной галактики в другую еще не наступила, Александр решил поступать в мореходное училище. И только на факультет, готовящий подводников! Невдомек тогда было юному романтику, что никаких иллюминаторов на подводных лодках нет и в помине, и красот морских глубин ему не видать, как своих ушей. Судьбе же вообще было не угодно, чтобы он связывал свою жизнь с неверной стихией океана. Медицинская комиссия обнаружила у него шумы в сердце, столь часто встречающиеся у подростков и абсолютно ни о чем не говорящие, и путь в командирскую рубку был закрыт навсегда.
«Только в грезы нельзя насовсем убежать: краток век у забав – столько боли вокруг…» - пел Высоцкий в своей пронзительной «Балладе о борьбе» и был совершенно прав. Холодный ветер реальности и практицизма остудил голову Громовержцева, выветрив оттуда далекую от жизни романтику. Но не до конца. Какая-то частица ее осталась. Глубоко спрятавшись в душе Александра, она привела его на работу в милицию. Работа в этой организации не располагает к размышлениям о далеких мирах и никем не виденных инопланетянах. Какая, к черту, альфа Центавра, если на твоем участке муж-алкаголик саданул пустой бутылкой по голове собственную жену, решив в пьяном угаре, что именно она тот самый начальник цеха, ежемесячно лишающий его премии за прогулы. А он, между прочим, не просто так в пивной целыми днями околачивается, а ведет там философские беседы о смысле жизни. А это дело нелегкое. Но не состоявшийся Сократ бал ослаблен алкоголем и не мог нанести сильный удар. В этот раз все обошлось… Для жены, а не для мужа. Возмущенная тем, что на нее вообще это ничтожество осмелилось поднять руку, гордая женщина водрузила на голову своему благоверному сковородку с только что пожаренной картошкой. Две недели потом тот провалялся в больнице, но зато напрочь бросил философствовать под пиво и водку. Вот так. Какие уж тут обитатели иных планет, когда приходиться постоянно думать о своих земляках, причем о далеко не лучшей их части. Воры, убийцы, проститутки, бомжи, мошенники – все это так далеко от черных дыр, параллельных миров и гуманоидов! Пылятся на полках фантастические романы, давно не читанные своим хозяином, сделавшим своей настольной книгой Уголовный кодекс.
И тут вдруг, после чуть ли тридцати лет службы, судьба подбрасывает Громовержцеву встречу с необычным, феноменальным явлением. Пусть косвенно, но он столкнулся с человеком, обладающим выдающимися способностями. Способностями недоступными ни одному нормальному человеку. А странные следы, оставленные на руке Гвоздодёрова? Какой бы сильной не была человеческая рука она не способна оставить синяки такой формы. Так с человеком ли встретились его подчиненные? От такой мысли Громовержцеву стало не по себе. Он извлек из пачки очередную сигарету – очень их мало осталось к концу дежурства – и закурил. Табачный дым создавал иллюзию того, что помогает мыслить в трудную минуту. Что делать дальше? То, что докладывать вышестоящему начальству не стоит, он был убежден. Оставалось ждать, пока пострадавшие от необычного бомжа милиционеры не прочешут всю свалку, и не найдут виновника происшествия. До тех пор подполковник решил считать неуловимого прыгуна человеком. Очень трудно быстро принять нечто необычное и необъяснимое, если всю жизнь имел дело только с обыденными фактами.
А тот, кто взбудоражил умы уже не одного человека на планете Земля, преспокойненько завис у самого дна чахлого пруда и приводил себя в порядок. Открылись поры, выпускающие моющую ароматную жидкость, которая съедала без остатка всю грязь, прилипшую к телу косморазведчика, и, становясь черной желеобразной массой опускалась на дно водоема, чтобы через несколько часов стать таким же илом, как и все дно пруда. Зод Гот мог запросто просидеть под водой без дыхания несколько суток. Как и все его соплеменники, он обожал воду. Конечно, здешний пруд мало напоминал ванну для релаксации, но выбирать не приходилось. Зод Гот расслабился, принял свой естественный вид и плавал, плавал, плавал, стараясь держаться у самого дна, чтобы возможные прохожие не смогли его увидеть в глубине пруда. Постепенно кожа его очистилась, заблестела и, наконец, заиграла всеми цветами радуги. Поэтому разведчику пришлось прекратить резвиться и затаиться на дне.
Каждую минуту, даже каждую секунду мозг Зод Гота пополнялся информацией, поступающей от переводчика. Например, он уже знал, что эти белые, нависшие над водоемом, где он сейчас находился, строения являются жилищами людей. Это его не восхитило. Мало того, что они располагались без всякого намека на симметрию, но и имели простейшую прямоугольную форму – никакой фантазии. Зод Гот видел из-под воды, как все больше появлялось в домах желтых квадратов – это с наступлением вечера загорались окна в квартирах. Он видел, как в окнах иногда мелькали человеческие фигуры и его терзало жестокое любопытство. Ему очень хотелось попасть в какую-нибудь квартиру, ибо что, как не жилище разумного существа лучше всего характеризует его внутренний мир. Здесь можно узнать все о человеческом характере, пристрастиях, интересах и слабостях. Даже об уровне образования и интеллекта можно судить по убранству квартиры. И дело тут не в роскоши или аскетичности обстановки, а в том, какое место занимают книги в доме человека. Какие это книги и читаются ли они или же просто так украшают мебель дорогими суперобложками. Попади Зод Гот туда и, возможно, ему многое бы стало ясно в поведении и нравах людей. Пока же эти существа оставались для него загадочными и непредсказуемыми. Конечно, алкогольное опьянение, неожиданная агрессия, наконец - купание в нечистотах, вряд ли могли дать истинную картину мира, куда попал косморазведчик.
Он решил дождаться, пока серость вечерних сумерек плавно перетечет в черноту надвигающейся ночи. Тогда он сможет выбраться из воды с большей возможностью остаться незамеченным.
- 12 -
В воскресный день, тем более уже приближающийся к своему завершению, в московских дворах, как правило, гуляет не много народу. Можно сказать: почти никого нет. Люди отдыхают от субботы и готовятся к новой рабочей неделе. Поэтому-то момент, выбранный Зод Готом для купания в пруду, был достаточно удачным и его прыжок в воду вполне мог бы остаться незамеченным. Мог бы. Но не остался. Пруд окружали четыре семнадцатиэтажных дома, расположенные ромбом. В каждом доме было по четыре подъезда. На одном этаже каждого подъезда размещалось четыре квартиры, восемь окон которых выходили на пруд. Получалось, что из одного подъезда на пруд смотрело сто тридцать шесть окон, а с целого дома – пятьсот сорок четыре окна. Со всех же четырех домов на затхлый водоем таращилось две тысячи сто семьдесят шесть окон. Трудно рассчитывать, что в момент прыжка Зод Гота в воду все эти окна окажутся пусты. Хоть один любознательный да найдется. И такой человек был. Он посмотрел в свое окно раньше, нежели из дома напротив на пруд уставился Владимир.
Отец Варсонофий жил на одиннадцатом этаже одного из тех домов, что окружали многострадальный пруд. Он был высок ростом и грузен, как многие из священнослужителей. Недавно ему исполнилось сорок пять лет, но из-за одутловатого лица, на котором выделялся широкий нос, по форме и цвету напоминавший красный кубинский картофель и седеющей бороды, сильно смахивающей на большую совковую лопату, он выглядел несколько старше. Имел он небольшой приход в одной из церквушек на окраине Люберец. Службы вел профессионально и чувственно. Женат никогда не был, с иерархами церкви в споры и конфликты не вступал. Шагать бы ему и шагать семимильными шагами вверх по лестнице церковных чинов и званий, если бы не одно обстоятельство. Давно и неистово – помимо Бога нашего Иисуса Христа – поклонялся он языческому богу Бахусу, богу веселья и возлияний. В безудержном веселье, правда, он замечен ни разу не был, а вот возливал в себя регулярно, причем дозами, повергавшими в шок даже людей далеких от аскетической жизни служителей веры.
Гулявшие в нем хмельные пары настраивали его мысли на философский лад, главной темой которых был враг рода человеческого – сатана. Ему казалось, что этот прародитель зла проник во все сферы человеческой жизни. Отчасти он был прав и по этому поводу с ним не спорил ни один его коллега. Но вот методы, которыми он предлагал бороться с хозяином ада, были, мягко говоря, нестандартны. Отец Варсонофий искренне полагал, что сатана является заблудшему человечеству отнюдь не в образе лохмоногого чудища с рогами и хвостом, а в виде многочисленных предметов быта, облегчающих современным людям жизнь. Но раз бренному человеческому телу становиться хорошо, значит душа его расслабляется и прямой дорогой несется в преисподнюю. И вот с этим-то злом он и призывал бороться. Но как? Элементарно, дети мои, элементарно! Начинать надо с малого: перестать пользоваться горячей водой. Нечего нежиться в ванной - быстренько окатился ледяной струей – душ тоже роскошь – и порядок. Опять же, для здоровья польза. Выбросить все стиральные машины к чертовой матери! Прости господи за крамольные слова. Ручками стирать, непременно ручками. Огрубевшая кожа и ломота в спине не дадут уснуть вашей душе и вы приблизитесь к спасению. К указанной выше матери отправить все телефоны, пейджеры и прочую мобильную муть. Переписка, только переписка! Она не даст расслабиться вашим мозгам. И никаких шариковых ручек! Нечего искать легких путей. Гусиные перья – и вперед, к шедеврам эпистолярного жанра. Унитазы – на свалку, а то как бы нечистый дух не проник в вас из этого журчащего трона, пока вы восседаете на нем, читая газетку, сплошь напичканную дьявольской информацией. Вперед, на лоно природы! И не с мягкой бумажкой, а с крапивой в руках. В общем, безгранична была фантазия у отца Варсонофия. И ладно бы всю эту ахинею он молол дома, со стаканом наедине, но нет! - он выплескивал из себя идеи прямо во время службы. Надо отдать ему должное: когда он служил обедни в трезвом состоянии, послушать его было одно удовольствие. Густой, колоритный бас, блестящее красноречие – все это находило отклик в душах верующих. Когда же он читал проповеди в подвыпившем виде, и бас и красноречие становились еще пышнее и сильнее, но ересь, которую извергали его уста, приводила в трепет набожных старушек и они старались побыстрее покинуть церковь. Зато, узнав о том, что отец Варсонофий входит в пьяный экстаз, в церковь стекались все местные лоботрясы. От рокеров, до панков и, невесть как сохранившихся, хиппи. Последние слушали речи преподобного отца с особым восторгом.
Епископат не раз устраивал разнос философу, исповедующему воинственный аскетизм, по поводу недопустимости подобного поведения. Он на время затихал, но после проповедовал с еще пущим неистовством. Дело даже доходило до Верховного Синода, и отцу Варсонофию грозило отлучение от церкви, если он не бросит пить. Но именно этого преподобный отец сделать и не мог. Решительными шагами он приближался к званию попа-растриги.
Вот и сегодня, отслужив утреннюю воскресную службу, он влил в себя семьсот грамм «Кагора» и, вернувшись домой, решил не останавливаться на столь ничтожном количестве выпитого. В своей однокомнатной квартире он в одиночестве опрокинул еще пол-литра водки. Хотя Великий пост еще не кончился, но так обнадеживающе весело верещали птицы – даже заунывное карканье ворон вселяло оптимизм, - так пьяняще благоухал воздух, что не удержался отец Варсонофий и запустил в себя зеленого змия. Логика, которой он оправдывал свое отнюдь не праведное поведение, была греховна, но проста до гениальности: в пост нельзя вкушать никакой животной пищи, а водку делают исключительно на растительном сырье, что делает ее вполне приемлемой даже для Великого поста. Пил он, правда, один, дабы не сбивать с пути чужие неокрепшие души. Но поговорить-то после приличной дозы алкоголя тянет непреодолимо! Поэтому он представлял перед собой некоего абстрактного собеседника, ни бельмеса не смыслящего в его экзотической философии. Он обрушивал на него свои убойные тирады, после чего вопрошал, понял ли тот хоть что-нибудь из его разглагольствований. Несчастный, естественно, отвечал полным и обескураживающим непониманием и удостаивался названия типа «ишак ослиноподобный». После этого отец Варсонофий опрокидывал очередной стакан, бегло закусывал и вновь ошарашивал представляемого собеседника очередным бредом о вреде бытовых благ. Закуска сегодня у него соответствовала постному дню: картофель «в мундире» и репчатый лук.
Опорожнив пол-литра, он встал из-за стола и прошелся сначала по кухне, а потом и по всей квартире. Обстановка в его жилище полностью гармонировала с мировоззрением хозяина. На кухне были лишь старый не раскладывающийся стол, один табурет, полка для посуды и древний холодильник, который при включении и выключении так громко трясся, что можно было подумать, будто на кухне происходит запуск баллистической ракеты. В единственной комнате была лишь полутороспальная кровать. Ни телевизора, ни радио, ни какой другой бытовой техники. Даже икон на голых стенах, поклеенными простенькими обоями, не было. Собираясь с мыслями перед новым наступлением на своего бестолкового мифического оппонента, он остановился у комнатного окна, не имеющего занавесок, и воззрился на суетный мир. Его слегка остекленевший взгляд задержался на некоем бомже, одиноко стоящем на противоположной стороне пруда и задумчиво разглядывающего водную гладь.
- Вот человек, - восторженно воскликнул отец Варсонофий, увидев, как он думал, родственную ему душу, - который достиг совершенства в своих устремлениях! У него ничего нет, ему ничего не надо, следовательно, его нечем соблазнить! Его трепетная душа, пройдя через горнило лишений и унижений, укрепилась безмерно и стала недоступной для подлых уколов сатаны. Слаб глава преисподней перед сим праведным человеком! Слаб и беспомощен, потому как душа сего бродяги прямой дорогой устремлена в прекрасные райские кущи!
Тем временем стоящий на берегу пруда человек, еще раз оглянулся по сторонам и рыбкой нырнул в его мутные воды.
- Браво! – диким голосом возопил отец Варсонофий. – К природным истокам! В холодную воду! В грязь и тину! Зато душа будет чистой и светлой, аки крылья херувимовы! А почему в одежде? – мелькнула трезвым лучиком в пьяной тьме мозга здравая мысль, но ответ был тут же найден: - Все правильно и целесообразно! Одежда будет долго оставаться мокрой, что принесет дополнительные неудобства и сократит путь к очищению. Слышишь, ирод шелудивый? – окликнул он своего несуществующего визави и устремился на кухню. – Вот, бестолочь неверующая, пример для твоего подражания! Теперь ты понимаешь, турмалай бусурманский, в чем смысл жизни православного человека?! Молчишь!! Ну ничего, аспид ишакообразный, я сейчас тебе прочту лекцию нравоучительную.
И отец Варсонофий решительно распахнул дверцу холодильника и извлек из морозилки новую полулитровую бутыль…
К вечеру заблудший священнослужитель достиг той степени опьянения, когда нахождение в четырех стенах кажется совершенно неприемлемым, и воспарившая душа рвется на свежий воздух; иногда отдельно от бренного тела. Он с трудом надел свою повседневную рясу и двинулся на улицу. Естественно, по лестнице, чтобы труднее было телу и легче душе. Не смотря на пошатывание и некоторую неловкость в движениях, он благополучно выбрался из подъезда. Легкий прохладный ветерок приятно освежил голову отца Варсонофия и он, стараясь держаться прямо, что было довольно-таки затруднительно, окинул округу строгим взглядом. Не увидев потенциальной жертвы для душеспасительной беседы, он, кряхтя и чертыхаясь, водрузил свои телеса на скамейку, стоящую у самой стены дома, слева от входа в подъезд. Лампочка, призванная освещать пространство возле подъезда, была разбита вчера (как, впрочем, лампочки и на остальных подъездах близлежащих домов) проходящим мимо юным оболтусом, решившим проверить мощность и меткость своего нового пневматического пистолета. Поэтому отец Варсонофий и растворился во мраке наступающей ночи так, что проходящие мимо люди могли запросто его не заметить. Пруд же был достаточно хорошо освещен стоящими вокруг фонарями. Правда, некоторые из них не светили, но это лишь добавляло темному водоему пикантности.
Сидит отец Варсонофий, порыгивает спиртным духом на весенний вечер и жутко злится на людей, почему-то не желающих выходить на улицу для нравоучительной беседы. Естественно, безлюдье приковало его взор к клочку мутной воды, лежащему прямо за дорогой, пролегающей возле дома. Нагруженный алкоголем служитель церкви решил выступить с зажигательной речью перед гладью пруда о сатанинском происхождении памперсов и прокладок. Почему-то именно эти предметы гигиены терзали в данный момент его неугомонную душу. Но рот его, открытый для первой обличительной тирады, так и остался безмолвным. Из воды, прямо перед обомлевшим отцом Варсонофием, под действующий фонарь, вылезло нечто совершенно непотребное и неуместное в качестве благодарного слушателя: четырехногий шар с огромными белесыми глазищами и попугайским клювом. Все это странное создание переливалось различными цветами, но цвета были не четкими, а размытыми, словно в радуге после дождя.
«Сатанинское отродье! – естественно пришло в голову несколько протрезвевшему отцу Варсонофию. – Решил в люди выйти, вражина!». Он машинально перекрестил посланца преисподней и хотел было громогласно крикнуть: «Иззыди нечистый!», но удивление и страх перед доселе невиданным, парализовали его голосовые связки и открытый еще ранее рот, так и не закрылся, будучи не в состоянии произнести ни звука. К вящему ужасу служителя веры крестное знамение на вышедшего из воды не произвело ни малейшего действия. Более того, произошла вещь еще более удивительная и ужасная. Странное существо передернулось всем телом, словно собака, стряхивающая с себя воду и… превратилось в того самого бомжа, которым недавно восхищался оцепеневший теперь отец Варсонофий. Хмель довольно быстро уходил из него, но при этом забирал с собой и способность соображать, так что священнослужитель оставался сидеть как парализованный. В этот момент дверь в подъезд распахнулась, вырвав из мрака застывшего, как памятник Безмерному Удивлению, отца Варсонофия, и на пороге показалась пышногрудая блондинка в обтягивающих сексуальные бедра черных джинсах и белой коротенькой кожаной куртке…
Зод Гот довольно долго размышлял, какой вид ему принять, когда придет пора выбираться из воды. Облик, в котором он пришел сюда, известен стражам порядка, от которых он сбежал столь экзотическим для этой планеты способом. Разгуливать в таком виде рискованно: его наверняка ищут, и следующая встреча может не оказаться столь безболезненной, как первая. Можно было принять образ Владимира – теперь разведчик помнил его совершенно четко, - но, судя по всему, он живет где-то рядом и не очень-то обрадуется встрече со своим двойником. Как любой косморазведчик Зод Гот обожал риск, подстегивающий работу мозга, но риск обоснованный и разумный, не переходящий в степень авантюризма. А разумнее было «влезть в шкуру» уже ставшего привычным Геннадия, так, во всяком случае, было больше шансов избежать раскрытия.
Решение было принято, сумерки над водоемом окончательно сгустились, и пора было выбираться из воды. Зод Гот медленно, стараясь не поднимать волну, всплыл на одну четверть головы, обнажив лишь верхушки глаз. Черные круги зрачков взметнулись вверх и стали тщательнейшим образом обшаривать окрестности пруда. Не обнаружив никого и ничего, что могло бы помешать ему выбраться из воды незамеченным, Зод Гот вылез на берег. Стряхнув с себя остатки далеко не чистой и плохо пахнущей воды, он принял образ бомжа Геннадия, а точнее – Иннокентия. Только-только он принял человеческий облик, как дверь в человеческое жилище с загадочным скрипом открылась, и ко всему привычные глаза опытного косморазведчика увидели нечто совершенно невероятное и загадочное. Несомненно, вышедшее на порог существо было человеком. Но каким человеком! Золотистые пышные волосы восхитительным водопадом ниспадали на округлые плечи; огромные бездонной глубины глаза; аккуратненький носик; пухлые губки чудесного темно бордового цвета; румяные щечки; две аппетитные прекраснейшие округлости, расположенные на груди, которые ох как хотелось потрогать даже Зод Готу. Да и далее вся фигура состояла из плавных, ласкающих взор линий.
У Зод Гота заколыхалась душа, в мозгу почему-то только сейчас шевельнулась мысль, что земляне, как и они сами, могут быть двухполыми. Перед ним стояла самка! Это Зод Гот чувствовал безошибочным чутьем представителя сильного пола, пусть и инопланетного. «Женщина» - запоздало выдал ему информацию переводчик. «Она прекрасна!» - мысленно воскликнул восхищенный разведчик. Изначально человеческая фигура не вызывала в нем и тени симпатии, но вот незначительные, с точки зрения пришельца, изменения во внешности и перед его глазами предстало само совершенство. Нет, конечно, его фигура была куда более совершенной, в плане жизнестойкости и приспособляемости к внешним условиям, но то что он увидел было совершенством прекрасного. Прекрасного в своей слабости! Восторг, восхищение, удивление – вот далеко не все чувства, бушевавшие в душе косморазведчика.
Блондинка полногрудой птицей выплыла из подъезда, зацокав по асфальту тонкими каблучками-шпильками. Бегло взглянув на право, она увидела отца Варсонофия, сидевшего с широко раскрытым ртом и выпученными, как у морского окуня глазами. Зная пристрастие батюшки к спиртным напиткам, она игриво спросила:
- Что это с вами, батюшка? – блеснули жемчужным блеском на фонарном свету все ее тридцать два ровных зуба. – Горькую перебрали, выгоняя беса из отопительной системы?
- А, э, у, ё, блин! – нечленораздельно пролепетал оцепеневший батюшка, продолжая неотрывно смотреть на «исчадье ада».
Блондинка проследила за направлением взгляда батюшки и увидела бомжа, стоящего прямо под фонарем. Она явно не понимала, что так удивило святого отца. Бомж как бомж, ничего особенного. Таких по округе шастает довольно много. Ну ростом этот значительно выше среднего, ну и что с того. Если бы она наблюдала пол минуты назад то, что узрел отец Варсонофий, то, скорее всего, присела бы рядом с ним на скамеечку. А так она лишь недоуменно пожала плечиками, списав оцепенение батюшки на переизбыток алкоголя, и подошла к самому краю тротуара. Изящным движением она извлекла из перламутровой дамской сумочки легкие сигареты «Вог», картинно прикурила и повернула свою прелестную головку на лево, видимо кого-то ожидая со стороны кольцевой дороги. Зод Гот подошел к другому краю разделяющей его и блондинку проезжей части и продолжал неотрывно смотреть на дивное видение, не понятно зачем глотающее не очень-то ароматный дымок. Женщина почувствовала на себе чужой взгляд, повернула голову в его сторону, и их глаза встретились.
Женщины, как существа высшей, внеземной субстанции, безошибочно чувствуют на себе мужские взгляды. Более того, они безошибочно определяют степень проявленного к ним интереса: положительную, нейтральную или отрицательную. Справедливости ради надо заметить, что последняя из названных степеней встречается крайне редко. Да и то у патологических женоненавистников. Вот и блондинка совершенно точно определила, что бомж смотрит на нее с нескрываемым восхищением. Тем более, что классифицировать мужские взгляды, прикованные к ее сексапильной внешности, она давно считала своей профессиональной обязанностью.
Вышедшую из подъезда красотку звали Наталия Пышкина. Ее обожали и хотели все мужчины микрорайона, от сопливых старшеклассников, едва-едва вступивших на тернистый и извилистый путь половых отношений, до глубоких стариков, закончивших свои сексуальные баталии еще во времена первых пятилеток. Местные ловеласы встречали ее криками: «Привет, Наташ! Когда дашь?», прекрасно осознавая всю безнадежность поставленного вопроса. Красавица ехидно улыбалась, еще выше поднимая свою пышную грудь и еще сексуальнее покачивая прекрасными бедрами, чем вводила отчаявшихся мужиков в окончательный и бесповоротный ступор. Было сей искусительнице непрочных мужских душ двадцать пять лет от роду и жила она в однокомнатной квартире аккурат над отцом Варсонофием, которую оставил ей два года назад очередной покинутый любовник. Заводить богатых и сверхбогатых любовников, максимально поиметь от их богатства, а потом послать ко всем чертям – вот это и было основным занятием Наташи. Вообще-то она работала менеджером по продажам в одном столичном супермаркете, но это - так, чтобы было чем заняться в промежутках времени, когда один любовник отвергнут, а другой еще не найден. Наталия была не только хороша в постели, чем доводила своих партнеров до экстаза, но и (что встречается не часто) прекрасно образованна – исторический факультет МГУ, совершенное знание английского и немецкого языков. Потому-то, все бросаемые ее мужики впадали в состояние тихого ужаса, когда она, брезгливо скривив губки, холодно бросала: «Я не люблю тебя». Кто же захочет потерять такое сокровище?! Несчастные падали перед ней на колени, клялись бросить все, семью, работу, улететь на всю жизнь на Сейшельские острова, на другую планету, в другую галактику, поменять Вселенную, в конце концов. Все тщетно! Непреклонная красавица уходила, благосклонно разрешив преподнести какой-нибудь подарочек на память. Машину, квартиру или колечко с бриллиантами, ценой в несколько десятков тысяч долларов. Конечно, имея шикарное образование, она могла бы и сама себе сделать шикарную карьеру, но ей это было совершенно не интересно. Будучи по природе охотницей, она получала необычайное удовольствие, когда загарпунивала очередного владельца тугого кошелька. В душе она дико хохотала от того, как легко попадались мужчины в ее ловушки: томный взгляд, полуобнаженная грудь, легкое касание бедра, и жертва, пустив слюни вожделения, теряет голову и готова исполнить любой ее каприз. В постель она ложилась далеко не со всеми представителями мужской братии, даже если у них была уйма денег, справедливо полагая, что ее прекрасное тело найдено не на помойке. Одаривала своими восхитительными ласками Наталья лишь настоящих красавцев, со спортивными фигурами.
Отец Варсонофий же считал Наталью Пышкину ни кем иным, как подручной все того же врага рода человеческого, посланную на землю для того, чтобы ввергнуть в геенну огненную несчастного священнослужителя. Дело в том, что батюшка был абсолютно равнодушен к женскому полу, в отличие от спиртосодержащих напитков, но вот именно Наталья вводила его в искушение, пробуждая давно усмиренную плоть. Причем желание было настолько сильным и навязчивым, что лишь неистовые молитвы не давали отцу Варсонофию погрузиться в грехопадение. Живя прямо под искусительницей, терзающийся батюшка частенько слышал характерные стоны и скрип кровати, что доставляло ему дополнительные неудобства. Отец Варсонофий давным-давно предал анафеме и проектировщиков, разрабатывавших систему звукоизоляции в наших домах, и строителей, воплотивших ее в жизнь. По десять раз. Каждого.
Видя, что на нее уставилось существо, явно не из салона высокой моды, Наталья презрительно улыбнулась, и, выдыхая струйку дыма, сказала:
- Ты что, дядя, живой бабы никогда не видел?
«Баба - грубый эквивалент понятия женщина» - выдал бесстрастный переводчик. «Зачем же обращаться грубо к столь прекрасному созданию?» - недоуменно подумал Зод Гот, вслух же откровенно, с придыханием ответил:
- Никогда!
- Сочувствую, конечно! Но помочь тебе в столь важном вопросе, увы, не могу.
- Почему? – искренне удивился Зод Гот, не ощущая иронии в словах прекрасной женщины.
Наталья чуть не поперхнулась сигаретным дымом, от наглых слов оборванного бродяги. Но, обладая прекрасной реакцией, быстро собралась с мыслями и произнесла тоном, от которого у всех ее отвергнутых любовников по спине пробегала холодная дрожь:
- Я, конечно, понимаю, что все люди братья, но не до такой же степени! Я, уважаемый рыцарь помоек и свалок, вращаюсь в высших слоях общества, а ты – в низших, проще говоря: бултыхаешься в дерьме. Так что вали отсюда, пока мой нынешний жених не явился, и его охрана не засунула твое мужское достоинство, - а скорее недостаток и недоразумение – тебе же в задницу.
«Откуда она знает, что я угодил в человеческие отходы» - подумал он, выслушав объяснения переводчика, но спросить ее об этом не успел. Да он и не зал, как реагировать на грубую речь столь прекрасного создания. Из-за угла дома вывернул белоснежный «Майбах», освещая всю дорогу мощными фарами. За ним, как пристегнутый, следовал огромный черный джип, более походящий на боевую машину пехоты, чем на легковой автомобиль. Цвета альпийского снега красавец и король автомобильного царства остановился прямо напротив Натальи, и задняя дверца бесшумно распахнулась, выпуская на волю приглушенный свет и тихую лирическую музыку.
- Пока, бедолага, - сказала очаровательница, впархивая в тонированное чудо немецкой техники. - Тебе повезло сегодня – я добрая, да и охрану жалко беспокоить по таким пустякам.
Дверца захлопнулась, и машины, тихо шурша шинами по асфальту, быстро скрылись в темноте. Знай Наталья, какое существо на самом деле стоит перед ней, ей бы стало жалко охрану по-настоящему.
Зод Гот проводил грустным взглядом кортеж из двух машин и только теперь заметил человека, сидящего на скамейке у самого подъезда. В мгновенно включившийся, после легкого затмения от увиденной женщины, мозг разведчика закралось подозрение: а не видел ли этот человек, как Зод Гот выбирался из пруда? Если видел, то перед ним еще один свидетель его настоящего облика. А это очень плохо. Трое свидетелей – уже чересчур. Так или иначе, с сидящим человеком надо было поговорить. Беседа – великолепный источник информации. Даже если твой собеседник неискренен, все равно хоть что-то полезного можно будет извлечь из разговора. Зод Гот неспешно пересек дорогу и подошел вплотную к остолбеневшему батюшке.
Отец Варсонофий, видя, что к нему приближается один из демонов преисподней, а то и сам дьявол, решил что ему настают полные и бесповоротные кранты. Обеими руками он схватил крест, постоянно находящийся при нем и, выставив его перед собой словно щит, попытался прочесть «Отче наш». Но рот батюшки был по-прежнему парализован и он сумел издать лишь какое-то кряканье. Зод Гот же, совершенно не понимая манипуляций сидящего перед ним человека, как можно спокойнее и дружелюбнее произнес:
- Добрый вечер! Меня зовут Геннадий. А вас?
«Совсем обнаглело сатанинское отродье! - мелькнула мысль в плохо соображающей голове отца Варсонофия. – Того гляди целоваться со мной полезет, дьявольский прихвостень! Шалишь! Нас просто так не возьмешь!»
- Изыди нечистый! - наконец-то смог из себя выдавить святой отец.
Переводчик не смог перевести Зод Готу слово «изыди» и косморазведчик принял данную фразу как имя этого человека. Имя, конечно, несколько странное, но он и ведет себя достаточно неадекватно: непонятные движения руками делает, говорить явно не желает. Может быть, он все-таки видел, как Зод Гот выходил из воды и данная картина привела его в шоковое состояние?
- У вас очень интересное имя, - дипломатично продолжил Зод Гот. – Только я не понимаю, если вы нечистый, то почему не идете мыться? Вот и вода рядом, - он указал рукой на пруд.
«Издевается, гадина богоненавистная! – мысленно возмутился отец Варсонофий. – В пруду этом, наверняка вход в адские тартарары! Нырнув в него, прямо в котел и угодишь. Если только удастся сегодня выжить, самолично лужу дьявольскую осушу, к чертовой матери! Прости Господи!» - быстро перекрестился батюшка, понимая, что совсем не к месту помянул не угодное Богу слово. Дать же достойный ответ он был еще не в состоянии, потому и сидел молча, расширенными глазами глядя на Зод Гота.
Зод Гот же никак не мог взять в толк, почему молчит этот Иззыди Нечистый. Даже если он и видел превращение разведчика в его теперешний вид, то не на столько это и страшно, чтобы по прошествии уже довольно долгого времени не прийти в себя. Понимая, что разговор не клеится, Зод Гот спросил:
- Подскажите пожалуйста мне, уважаемый Изыди Нечистый, как мне добраться до центра города? Мне очень туда нужно.
Мысли, улетучившиеся вмести с парами алкоголя, постепенно возвращались в отнюдь не глупую голову отца Варсонофия. И хотя голова оставалась почти пустой, как африканский барабан, и ко всему прочему начинала гудеть, как разбуженный улей, он понимал, что в город посланца сатаны пускать никак нельзя.
«Центр города тебе, нечисть поганая! Чтобы ты там легко растворился среди людей, ничего не подозревающих и начал зло творить безнаказанно?! Ну уж нет! Я тебя так направлю, что вовек ты до центра златоглавой не доберешься».
- Центр города, - разлепил словно схваченные цементом губы отец Варсонофий, - находится совсем рядом. Сейчас свернете за угол нашего дома, пройдете квартал и увидите две огромные трубы – это и есть центр Москвы.
- Спасибо, - ответил мнимый Геннадий и двинулся по указанному направлению.
Отец Варсонофий злорадно посмотрел вслед уходящему демону и погрозил ему в спину кулаком. В этот момент улыбке, игравшей на устах батюшки позавидовал бы любой палач, казнящий маньяка, имеющего на своей совести не один десяток невинно загубленных душ. После этого святой отец чистосердечно произнес фразу, которую не раз слышали от него все вышестоящие церковные начальники, но воплощение в жизнь которой начиналось, похоже, только сейчас:
- Никогда! – говорил он и неистово крестился. – Никогда более не возьму в рот спиртного!
Невдомек было отцу Варсонофию, что будь посланный им в никуда бомж действительно выходцем из преисподней, а не посланцем из другой цивилизации, он добрался бы до нужного ему места без чьей либо помощи. Тем более, служителя Церкви.
- 13 -
Иннокентий Свиридорский и эту ночь провел беспокойно. Страдальчески скрипел под ним дышащий на ладан диван, словно сочувствуя своему хозяину, который никак не мог заснуть от нахлынувших мыслей и чувств. Еще бы! От информации, полученной им за вчерашний вечер, мог лишиться не только сна, но и разума кто угодно. Живешь бездну лет с человеком, дружишь с ним, а он вдруг оказывается инопланетянином! И за все это время ни разу, ни словом, ни полусловом, ни жестом себя не выдал! Вот почему он так упорно скрывал свое прошлое. Просто не хотел врать лучшему другу. А может, все это чушь собачья, а Митрич просто свихнулся от такой жизни и начал городить бредятину про десятую планету и ее гибель? Нет! Свиридорский был склонен верить своему другу. Разумеется, расскажи ему Митрич свою историю до того, как Иннокентий сам столкнулся с чем-то неведомым, вера его не была бы столь непоколебимой. Поверив своему товарищу, Свиридорский стал смотреть на него совершенно другими глазами. Глазами пытливого ученого, всегда стремящегося заглянуть за полог неизвестности. Получалось что Митрич – бесценный сундук с неистощимыми сокровищами. Подобрать к нему ключик, и посыплются из него изумруды и алмазы разгаданных тайн и загадок, над которыми человечество тщетно бьется веками. Сколько нового можно узнать из истории не только Земли, но и всей Солнечной системы! Какие небывалые прорывы можно совершить в науке и технике! Нескончаемый поток нобелевских премий, право слово! Жил бы не в землянке на свалке, а в роскошном поместье где-нибудь на побережье Флориды. А он, чудной, ничего не хочет рассказывать. Вбил в свою уникальную башку, что человечество, видите ли, ошибка природы, и молчит. Нет, брат, не прав ты! Мы, конечно, не ангелы, но и записывать нас в добровольных смертников еще рановато. Ничего, ничего, побеседуем мы еще с тобой не раз, выудим из тебя твои секреты.
Вот с такими мыслями Иннокентий и погрузился в зыбкие воды дремоты.
- Вставай, пора уже, - прозвучал сквозь пелену чуткого сна голос Митрича.
Иннокентий с трудом разлепил тяжелые веки и, кряхтя и широко зевая спросонок, сел на своем скрипучем ложе.
- Что, Кеша, плохо спал? – догадался Митрич по красным глазам и опухшей физиономии своего друга. – Мыслишки, поди, всякие одолели?
- Одолели, Митрич, еще как одолели, - вздохнув, сознался Иннокентий. - И все из-за тебя. Много вопросов у меня к тебе возникло. Оч-чень много!
- А я, представь себе, об этом догадываюсь. И даже знаю, какие именно вопросы тебя беспокоят. Но ни на один из них я отвечать не буду. Закроем эту тему раз и навсегда.
- Но…
- Никаких «но», - резко и зло оборвал Митрич. – Или мы сейчас же идем к обнаруженному тобой защитному полю или забудем о нашем вчерашнем разговоре, словно его и не было.
- Идем, идем, - нехотя согласился Иннокентий, видя непреклонность друга.
Позавтракав колбасой и хлебом, оставшимися от вчерашней трапезы, они тронулись в недолгий путь. Было еще довольно рано, когда они прибыли на место. Солнце еще только-только начинало заполнять теплом остывший за ночь воздух. Зябко поеживаясь, Иннокентий показал рукой на две уродливые березки:
- Это здесь.
Митрич осторожно, мягкими шажками, словно кот, нацелившийся на жирного голубя, приблизился к левой от них березе и протянул к ней правую руку. Медленно растопыренные пальцы доползли до ствола деревца. Митрич слегка потер кору, словно Алладин, пытающийся вызвать джина из лампы. Ничего не произошло.
- Никакой реакции, - удивленно констатировал он. – Может, здесь уже ничего нет?
- Все значительно проще, - снисходительно улыбнулся Свиридорский. – Защита расположена непосредственно за стволами берез.
- Что же, проверим.
Митрич подобрал небольшую ветку, длиной около метра, валявшуюся без дела под ногами, и стал медленно продвигать ее в глубь пространства между березками. Так некоторые люди, впервые увидевшие змею, пытаются дотронуться палкой до смертоносной гадины. Страшно, но чертовски любопытно. Неожиданно все тело Митрича передернуло, словно от удара током, невидимая сила вырвала ни в чем неповинную ветку из руки и она, словно дротик, просвистев над головой Иннокентия, упала далеко за ним.
- Что и требовалось доказать, - усмехнулся Иннокентий. – Вы, инопланетяне, от природы такие недоверчивые или у нас научились?
- Всему разумному присуща тяга к эксперименту, - парировал Митрич. – Зато теперь можно с уверенностью сказать, что защитное поле – сделано оно просто потрясающе – не настроено на уничтожение объектов, пытающихся его нарушить. Следовательно, наши незваные гости настроены миролюбиво, пока во всяком случае. Скорее всего, они осуществляют лишь разведывательную миссию.
- Пусть так. Но мне не терпится увидеть, что же скрывается за этой защитой. Это же чертовски интересно! К тому же, раз защита не агрессивна, снять ее можно без негативных последствий. Так чего же мы ждем? Разве тебе не хочется бросить вызов чужой цивилизации, на много превосходящей нас в техническом развитии?
- Ах, Кеша, Кеша, - покачал лысой головой Митрич. – Терпение никогда не относилось к добродетелям, которыми обладает человечество. Меня тоже раздирает желание заглянуть за защитное поле, но тут нужна осторожность…
- Да ну ее в пень осторожность твою! – вскипел как самовар Иннокентий. – Осторожничать в нашем положении просто смешно! Смерти я давно не боюсь, а хуже чем сейчас, жизнь уже не будет. Поразглагольствовать же о человеческих достоинствах и пороках мы еще успеем. Так что, давай займемся делом.
- Ладно, - успокоил друга Митрич, - только не кричи.
Митрич сунул руку за пазуху своей древней болоньевой куртки неопределенного цвета и осторожно, словно собственное сердце, вынул оттуда ничем не примечательный красный матовый шар, размером не больше бильярдного. Вытянув руку, он поднес шар почти к самым глазам Иннокентия:
- Вот смотри, - это все, что осталось у меня от родной планеты. Кроме воспоминаний, конечно. Только не трогай! – пресек он невольное движение Иннокентия. – Он не любит чужих прикосновений.
- Свиридорский недоуменно и как-то даже недоверчиво смотрел на невзрачный предмет. Ему страсть как хотелось увидеть хоть что-нибудь из инопланетной техники, а тут - какая-то детская игрушка в виде шара. Совершенно не верилось, что такая безделушка способна для того серьезного дела, что им предстояло выполнить.
- А-а… как ЭТО работает? – спросил Иннокентий.
- Ты хочешь знать его физическую сущность?
- Конечно!
- Когда-нибудь я попытаюсь тебе ее растолковать. Это может занять очень много времени, а нам надо спешить. Раз на нашу попытку нарушить защиту никто не появился, значит хозяева, скорее всего, отсутствуют. Я думаю, они не стали бы спокойно наблюдать, как «ковыряются» в их защитном поле. Насчет прибора скажу только, что не смотря на всю свою ученость, ты можешь не понять моих объяснений. Здесь действуют совершенно иные физические законы, чем те, что вы изучаете со школьной скамьи. Предвидя твой следующий вопрос, объясняю: прибор этот управляется голосом. – Митрич приблизил шар к себе и четко произнес: - Юл-ю!
В шарике что-то едва слышно щелкнуло и с ним стали происходить удивительные метаморфозы. Он моментально поменял красный цвет на голубой, а внутри у него непрерывно стали вспыхивать волнообразные зеленые молнии. Иннокентий заворожено смотрел на чудо, творящееся на ладони Митрича, и не мог произнести ни слова, будто дар речи потерял. Митрич, довольный впечатлением, произведенным на друга своим аппаратом, положил шар на землю между двух берез и сказал:
- Ну что, Кеша, начнем?
- А? – вышел из оцепенения Иннокентий. – Конечно, конечно…
- Тогда давай отойдем немного.
Они отошли метров на пятнадцать и встали у кустов, где позавчера Иннокентию не удалось справить малую нужду.
- Юл-га! – гортанно выкрикнул Митрич следующую команду, прозвучавшую как заклинание, и шар, слегка приподнявшись над землей, стал медленно вращаться вокруг собственной оси, образовав голубое свечение.
- Юл-ра! – выкрикнул Митрич на своем родном языке, впервые слышимом землянином. Свечение, образовавшее сферу вокруг всего шара, переместилось в сторону берез и начало увеличиваться в размере.
- Как только, - пояснил Митрич, - силовое поле, создаваемое шаром, соприкоснется с защитой чужака, должен произойти разряд и оба поля спадут. А может и не спадут, - поправился он после секундной паузы.
Свечение продолжало увеличиваться и медленно-медленно заползло за линию роста берез. В этот самый миг по краю свечения полыхнула яркая беззвучная молния. Ее зигзаг угодил в несчастную березку, росшую справа от шара, и испепелил ее до корней. От неожиданности яркой вспышки оба друга рухнули на землю, инстинктивно прикрыв головы руками. Пролежав несколько секунд и, чувствуя что больше ничего не происходит, они решили осмотреться. Оказалось, что окружающий пейзаж не претерпел решительных изменений. Вьющийся над погибшей березкой дымок был своеобразным памятником неудавшегося эксперимента.
- Не получилось, - разочарованно буркнул Иннокентий, поднимаясь с земли и отряхиваясь от прилипшего мусора.
- Н-да, - последовал примеру друга и Митрич. – Видимо источник энергии защиты пришельца совсем иного свойства, чем та, что излучает шар. Что же, попробуем другой способ. Кра-юл-гра!
Шар вновь поднялся над землей, стал оранжевого цвета, но больше не вращался. Он издавал громкие беспрерывные щелчки, словно сбесившийся счетчик Гейгера.
- Я изменил ему задание, - пояснил Митрич. – Теперь он будет медленно, чрезвычайно аккуратно, невидимыми лучами прощупывать чужое поле, выискивая уязвимые места.
- А если таковых не окажется? - с сомнением спросил Свиридорский.
- Вряд ли. Любая защита имеет сильные и слабые стороны. Хотя… Там видно будет!
- И сколько нужно ждать?
- Ну, на этот вопрос я ответить не могу. Не менее часа – это точно.
Результат они увидели через два с половиной часа мучительного ожидания. И вот когда терпение Иннокентия почти закончилось, и он подходил к точке кипения, пообещав, что если через пять минут ничего не произойдет, он начнет прошибать чертову защиту собственным лбом, вновь вспыхнула молния. На этот раз электрический разряд ушел в безоблачное небо и поразил там ничего не подозревавшую ворону, мирно летящую по своим помоечным делам. Серая бестия пронзительно каркнула, совершила потрясающее прощальное сальто, и, разбрасывая дымящиеся перья, спикировала на землю, словно подбитый «Мессершмит». Шар опять покраснел и упал на прежнее место, а инопланетное защитное поле… не изменило своего состояния.
Николай Отвёрткин воспринимал любые пожелания и просьбы начальства как приказ, требующий беспрекословного выполнения. Потому-то он и шел сегодня утром на свалку, расположенную за кольцевой дорогой. Гнала его на груды мусора еще и праведная ненависть ко всей бомжовской братии, из-за которой ему изрядно вчера пришлось потрепать нервы. Направлялся он туда, естественно, не один, а с сержантом Гвоздодёровым, горящим непреодолимым желанием отомстить своему вчерашнему обидчику. Еще бы! Была задета честь милицейского мундира. И не просто задета, а буквально брошена в придорожную грязь. Гвоздодёров не мог простить такого беспардонного надругательства над своей драгоценной особой. Одно дело лупить резиновой дубинкой по головам других, и совсем другое, когда оказываешься поверженным сам. И кем! Бездомным грязным бродягой.
Ровно в десять часов утра, одетые в серые милицейские камуфляжи и вооруженные непременными дубинками и пистолетами, они перешли заполненную до отказа ревущими и сигналящими машинами автостраду. В отличие от Зод Гота они не обладали уникальными прыгучими способностями, поэтому перешли ее по подвесному переходу.
Идя по тропинке, по которой так и не удалось пройти косморазведчику, они не замечали просыпающейся после ночи и оживающей после зимы природы. Плевать им было и на весело чирикающих воробьев и на набухшие почки кустов и деревьев. Лишь одна мысль горела недобрым, черным огнем в их, не очень сильно испорченных интеллектом глазах: во чтобы то не стало изловить растреклятого бомжару и, первым делом, жестоко отмутузить его руками, ногами, резиновыми дубинками и вообще всем, что попадется под руки. Как и положено старшему по званию, Отвёрткин шел впереди, семеня своими короткими ножками. За ним несокрушимой скалой вышагивал Гвоздодёров, стараясь не наступать товарищу на пятки.
- Нет, ну каковы суки, эти бомжи вонючие! – не переставал возмущаться Отвёрткин. – Сидели бы на своей поганой свалке и носа оттуда не показывали бы. Так нет! В приличное общество их тянет. Житья от них нормальным людям нету. Да еще нашему генералу смеют хамить.
Последние слова Отвёрткин произнес с некоторой завистью. Ему, например, тоже очень хотелось послать куда подальше высокое начальстве, но позволить себе он такого не мог. От него осталось бы просто мокрое место. В моральном смысле, естественно. А, может быть, и в физическом.
- Да еще руки распускают, гниды бацильные! – гнул свое Гвоздодёров. – Одного не пойму: как он, ветошь свалочная, так лихо кинуть меня изловчился? Может борьбой какой-нибудь владеет? Айкидо, например.
- Чхать я хотел на все его способности! Прыгун хренов! Нам его надо найти, отметелить как следует, доставить в камеру, а там пусть уж разбираются, что он из себя представляет.
- Ха! – воскликнул Гвоздодёров. – Да этому клопу подретузному тюрьма, как тебе поездка в Геленджик. В тепле, в сытости – все лучше, чем на помойке гнить.
- А что же с ним делать?
- Замочить подлюку! Да похоронить среди мусорных куч. Кто его искать будет?
- Верно! – легко согласился Отвёрткин. – Только подполковнику мы что скажем?
- Да ни хрена и не будем говорить! Что он искать сюда полезет, что ли?!
- А если свидетели будут? - все-таки немного побаивался Отверткин.
- Да брось ты, Коля! – не унимался Гвоздодёров. – Какие тут свидетели? Такая же сволота, что и бомж наш! Их и за людей считать нельзя. В крайнем случае, и их порешим!
- Ты уж очень разошелся, Боря, - осторожничал Отверткин. – Дай тебе волю и автомат, ты всех бомжей укокошишь.
- Не надо мне автомата. Я их голыми руками передушить смогу.
- Успокойся. Всех мочить, я думаю, опасно будет.
- Ну, одного-то можно? – словно ребенок игрушку выпрашивал Гвоздодёров.
- Посмотрим по обстоятельствам.
Даже в голову не приходило стражам порядка, что замышляют они убийство человека, а не бродячей собаки. А это наитягчайшее преступление, осуждаемое Богом и не прощаемое людьми.
Пока они, обсуждая как вернее и помучительней прикончить ненавистного им бомжа, приближались к окраине свалки, почти перпендикулярным им курсом, только более длинной дорогой, к свалке приближался еще один отряд, состоящий из трех человек и имеющий аналогичную цель – найти бородатого бродягу…
Никита Клопов вернулся домой в препротивнейшем настроении. Мало того, что угробил новенькую БМВ, которой так гордился, так еще и милиция нервы потрепала. Хорошо еще начальник отделения понимающий человек попался. И вся эта катавасия из-за какого-то облезлого бомжарика, об которого и ноги-то обтереть противно! Найти, непременно найти, сволочугу и наказать так, чтоб на всю жизнь отбить охоту скакать через дороги. Четвертование и сажание на кол были самыми мягкими видами казней, рисовавшиеся в мозгу Клопова. Нервно и нетерпеливо он набрал номер телефона начальника своей службы безопасности. Собственно говоря, называть эту структуру службой безопасности было бы не совсем правильно, так как сам Клопов всегда ездил без охраны. Гвардия крепких ребят ему нужна была для выполнения различных поручений широкого профиля: доставить по назначению ценный груз, выбить деньги из должника, разобраться с несговорчивыми клиентами и прочее.
- Да! – ответил густой бас начальника службы безопасности. В трубке слышался игривый женский визг и плеск воды.
- Все по банькам развлекаешься, Константин?
- Так воскресенье же, шеф. Имеем право.
- Да я не против. Но есть, мил друг, работенка для тебя. Бросай все и шнуром ко мне!
- Понял, - готовно ответил Константин и дал отбой.
Через сорок минут бывший пятиборец Константин Отпетов стоял в гостиной огромного загородного особняка Клопова. Никита расхаживал перед двухметровым сорокалетним гигантом с внешностью древнегреческого аристократа и облаченного в шикарный строгий костюм, и рассказывал о недавнем происшествии. Единственно, что изменил в своем рассказе Клопов, был способ пересечения бородатым бродягой дороги. Он сказал, что бомж неожиданно стал перебегать дорогу, что и привело к столкновению. Расскажи он правду, и мощные плечи Константина затряслись бы от хохота. Он всегда был откровенен в проявлении своих чувств, за что и уважал его Клопов.
- Найди мне, Костенька, эту падлу! Я в долгу не останусь.
- Вопросов нет, шеф. Сделаем!
- Только ты сам туда съезди. Другим не поручай. И ребят потолковее найди. Только не прибей его на месте. Сюда мне чмыря этого приволоки.
- Не беспокойтесь, шеф. Все исполним в лучшем виде.
Придя к себе домой от Клопова, Константин вызвал на завтрашнее утро двух своих любимых подчиненных и преспокойно лег спать. Он здраво рассудил, что искать в том районе, где произошло происшествие, оборванца-бродягу будет правильнее всего на свалке. Местность эта ему было хорошо знакома: не раз здесь приходилось выяснять отношения с конкурентами и недобросовестными партнерами по бизнесу.
Выбравшись из черного джипа трое крепких молодцов отправились к свалке по той самой тропинке, что привела Зод Гота к кольцевой. Все трое были как на подбор: высокие, плечистые, коротко стриженные в одинаковых черных костюмах и водолазках и черных же кожаных куртках. В отличие от Константина его спутники были лет на десять моложе и аристократическим видом не отличались. Обыкновенные лица любящих спорт парней, выросших из московской шпаны и не обременявших себя тяжким грузом образования. Хотя дураками их назвать было нельзя. Просто не стремились их умы к познаниям, вот и все. Этот отряд, в отличие от милиционеров, костюмов не жалел и переодеваться в камуфляжи не стал.
Путь, по которому они двигались к свалке, был несколько длиннее, чем тот, что вел на свалку милиционеров, но встретиться две группы должны были неизбежно.
- Слушай, Константин, - сказал парень, шедший замыкающим, круглолицый здоровяк со светло-русым ежиком на голове. – До сих пор в толк не возьму: каким образом мы бомжа того сыщем? Фотки у нас нет, а словесный портрет, что тебе шеф набросал – туфта полная.
- Ну почему туфта, Петро? – не останавливаясь и не оборачиваясь, ответил Константин. – Приметы довольно броские: патлы до плеч, борода лопатой и неухоженная, пальто грязно-коричневое, рост высокий. Так что, найдем как-нибудь.
- Чушь все это, - не унимался Петр. – Здесь у них на свалке парикмахерских нет, так что бороды и волосы длинные, наверняка, у всех есть. У кого не выпали, конечно. А то, что пальто грязное – ничего удивительного. Где же на помойке чистое да новое взять? А в супермаркеты за покупками бомжи не ломятся. Так что как искать ума не приложу. Хотя, ты у нас начальник, ты и думай. Тебе за то и денег больше платят.
- Найдем! – уверенно вставил слово идущий вторым и отличающийся от Петра более темным цветом волос и худым, недоброжелательным лицом. – Сгоним всю эту шваль в кучу, стволы в лоб и они нам сами все расскажут.
- А если, Гриша, они нам ничего не скажут? – спросил Петр. – Что тогда делать будем?
- Как это не скажут? - искренне удивился Григорий. – Да я им такое гестапо устрою – все выложат! – при этом в глазах его промелькнуло нечто, отчего покрывались холодным потом многие, кто имел несчастье встать у него на пути.
- Ну а если они не знают бомжа, который шефу дорогу перебежал? В глаза его никогда не видели.
- Стоп, мужики, - сказал идущий впереди Константин. – Кажется приехали…
Глазам их предстала неприятная картина: моста, по которому они много раз ходили, и который вчера перепрыгнул Зод Гот, не было. От него осталась лишь груда дымящихся досок, валявшихся на дне оврага.
- Слезай с лошади – хомут созвездошили, - сказал Петр. – Кому это наш мостик не понравился?
- Не знаю, - пожал плечами Константин. – Может, пацаны какие-нибудь баловались. А может… Ладно, не до этого сейчас. Делать нечего, придется овраг справа обходить. Слева вообще кусты непролазные.
Спорить никто не стал, это было не в правилах подчиненных Константина. Тем более, что он не единожды доказывал правоту своих решений на практике. Двинулись в обход.
Первыми к месту, где Иннокентий и Митрич безуспешно пытались вскрыть упрямое защитное поле инопланетного корабля, вышли Отвёрткин и Гвоздодёров. Последний даже глазам не поверил: разве может так везти?! Шли искать иголку в стоге сена, и вот она иголочка на самом виду лежит, даже сено, вернее мусор, ворошить не надо. Искомой иголкой был, естественно, Иннокентий, стоящий на краю свалки. То, что он был не один ни Гвоздодёрова, ни Отвёрткина не смущало. На сверкающего на весеннем солнце лысой головой Митрича им было абсолютно наплевать. Видя, что сержант готов ринуться на своего кровника прямо сейчас, Отвёрткин схватил его за руку и прошептал:
- Погоди, Миша! Нам эффект неожиданности важен. Вдруг он опять от нас ускачет как горный козел? Тихо подкрадемся сзади, оглоушим обеих дубинками по головам, «браслеты» на руки оденем, а дальше видно будет.
Между тем Митрич и Иннокентий, стоявшие спинами к лесочку и не видевшие, что к ним подкрадывается нешуточная угроза, обсуждали, что же делать дальше.
- Вот! – высказывался недовольно Свиридорский. – Ни хрена твоя хваленая техника не работает. Мы далеко ушли от вас в техническом плане! – передразнил он Митрича. – А что в том толку? Говорил же я тебе, давай соберу какой-нибудь агрегат. Глядишь, совместными усилиями и достигли бы цели.
- Ничего бы не вышло, - поморщился Митрич. – Техника прилетевших к нам гостей не поддается пониманию. Даже мой аппарат оказался бессилен. Они на несколько порядков совершеннее нас. В смысле техники, разумеется.
- И что же делать дальше? Сдаться без боя и спокойно уйти?!
- Ну, бой мы все-таки дали. Если же ты настаиваешь, мы попробуем еще раз.
Он подошел к лежащему на земле шарику, оказавшемуся ненужным в данной ситуации, подобрал его и, выпрямившись и повернувшись лицом к лесу, увидел, что прямо на Иннокентия, скачками дикого мустанга, несется здоровенный детина в сером камуфляже, с резиновой дубинкой в занесенной для удара правой руке. За ним едва поспевал молодой человек гораздо меньшей комплектации, тоже в сером камуфляже и с такой же обжигающей злобой в глазах. Расстояние между ними и Иннокентием стремительно сокращалось. Еще два-три прыжка могучих ног и голова Свиридорского подвергнется тяжкому испытанию, наиболее благоприятным выходом из которого будет сильнейшее сотрясение мозга.
- Ложись!!! – истошно завопил Митрич.
Иннокентий неотрывно наблюдавший за действиями своего друга, решил, что крик этот как-то связан с волшебным шаром Митрича и, помня о том, как совсем недавно здесь сверкали молнии, плашмя рухнул на землю и закрыл голову руками.
Всю свою недюженную мощь, всю злость за пережитый вчера позор, вложил Гвоздодёров в удар, нацеленный на седую голову Свиридорского. Но в тот самый миг, когда резиновая булава должна была расколоть голову ученого, он упал и рука сержанта со свистом разрубила воздух, потянув за собой все его могучее тело. Споткнувшись об ноги вытянувшегося перед ним Иннокентия, он кубарем покатился в сторону оставшейся в одиночестве березки. Митрич едва успел отскочить в сторону от несущегося на него центнерового тела. Гвоздодёров, чертыхаясь и поминая всех матерей, кроме Божьей, вкатился в пространство между березой и кучкой пепла и… исчез.
Видя, что его напарник бесследно пропал совершенно непостижимым образом, Отвёрткин резко остановился и опустил дубинку. Столь невероятное исчезновение Гвоздодёрова, произвело на него неизгладимое впечатление. Вкупе с нервным напряжением вчерашнего дня оно совершило некий перекос в его мозгах, и мысли спутались, как пряжа у начинающей вязальщицы. К тому же, беспробудно пьяной.
- Боря, ты где? – робко вопросил он, думая, наверное, что Гвоздодеров мог закатиться за какую-нибудь кучку мусора и теперь никак не хочет вылезать оттуда.
Никакого ответа не последовало. Видя, что он остался один против двух довольно крепких людей, один из которых вчера с легкостью расправился с мощным Гвоздодеровым, а от Отвёрткина он вообще мокрого места не оставит, лейтенант и вовсе «слетел с катушек». Он выхватил из кобуры пистолет и, направив его прямо в лоб Митричу, дурным голосом заверещал:
- Всем стоять!! Хенде хох!! – почему-то перешел на немецкий язык Отвёрткин, хотя в школе имел по этому предмету твердую двойку. – Натюрлих, всем капут сейчас настанет! Перестреляю всех, как бешенных швайн!
- Да я и так стою, - как можно миролюбивее сказал Митрич, видя, что стоящий перед ним человек явно не в себе. Да и прыгающее перед лицом дуло пистолета Макарова не настраивало на ведение дискуссии.
- Молчать, когда со мной дело имеешь!! – продолжал неистовствовать и нести околесицу Отвёрткин. При этом его глаза бешено вращались, причем один по часовой стрелке, другой – против. – Всем харакири и аутодафе устрою! Шванцен всем наступит, только айн момент дайте. Вам, ослам полосатым, утро Варфоломеевской казни стрелецкой ночью покажется! Ты тоже – встать! – крикнул он лежащему Иннокентию, пнул его ногой и отскочил на три метра назад, продолжая держать пистолет наизготовку.
Иннокентий кряхтя поднялся, взглянул на удивленную физиономию Митрича, глаза которого, помимо недоумения, светились лучиками вот-вот готового вырваться наружу смеха, потому как слушать бредни, излагаемые лейтенантом, без смеха было невозможно. Повернувшись на голос, давший команду Иннокентию встать, он увидел тщедушного человека в милицейском камуфляже, размахивающего табельным пистолетом.
- Что вылупился, кенгуру бородатая?! – бесновался Отвёрткин, находясь в глухом тупике по поводу своих дальнейших действий. – Только попробуй сигануть, как вчера – враз пулю меж ушей влеплю! Глаза из задницы выскочат!
Иннокентий, который не видел Гвоздодёрова и его потрясающего исчезновения, решил, что они подверглись нападению буйного сумасшедшего, невесть где добывшего оружие и шляющегося по округе в поисках жертвы. Тем более, что речи худого коротышки вполне соответствовали такой догадке.
- Вы оба – встаньте рядом друг с другом! – визжал никак не приходящий в себя Отвёрткин. – Мне так вас удобнее душить будет! Всех четверых кастрирую и вниз головами повешу! Руки за голову и не шевелиться!
Митрич и Иннокентий встали плечо к плечу и заложили руки за головы. Губы их были плотно сжаты, чтобы не расплыться в широких улыбках. Смех бушевал в обоих друзьях, словно просыпающийся вулкан, готовый вот-вот вырваться наружу. Сдерживал открытое проявление их чувств лишь прыгающий перед глазами пистолет: получить случайную пулю от идиота – слишком дорогая плата за несдержанность. Так и стояли они, распираемые смехом и угнетаемые страхом одновременно.
- Где мой товарищ?! – спросил Отвёрткин, нервно переводя ствол пистолета с Митрича на Иннокентия и обратно.
- Какой товарищ? – с искренним удивлением спросил Иннокентий, хотя чертовски хотелось ответить, что в «Кащенко».
- Не сметь прикидываться на страшном суде! – взвизгнул ужаленной свиньей Отвёрткин. – Тот самый, которого ты вчера в канаву зашвырнул. Не помнишь что ли, шкура кудлатая?!
Иннокентий, естественно, ничего подобного не помнил и переглянулся с Митричем. Тот неопределенно пожал плечами. Было совершенно очевидно, что он тоже не в курсе.
- Вы, собственно, кто такой? – спросил Свиридорский.
- А-а… Мы решили играть в несознанку! Хочешь сказать, что ты меня вчера не видел, сволочь свалочная?! И через дорогу кольцевую ты не прыгал, как бешеный лось?! И сержанта Гвоздодёрова ты в кювет не кидал?!
- Знаете что, - не вытерпел Иннокентий, совершенно ничего не понявший из словесной белеберды, и плохо расслышавший фамилию сержанта. - Вам самому-то не смешно все, что вы говорите? Ни через какую дорогу я перепрыгнуть не в состоянии. Даже через проселочную. Мне это физически было недоступно даже в молодые годы, не говоря уже о теперешнем времени. Вчера я вообще весь день просидел дома и никакими гвоздодёрами не кидался. А, заодно, топорами и отвёртками тоже.
Отвёрткин, уже было начавший возвращаться к нормальному состоянию, услышав свою и сержанта фамилии в уничижительной форме, вновь впал в раж и заговорил загадочными фразами, очень похожими на словесную эквилибристику на грани абсурда:
- Не сметь оскорблять память моего неуклюже ушедшего друга! Гвоздь отвёртке не товарищ! А ближайший родственник! Через дорогу прыгать каждая мерзопакость научилась, а правду врать никто не хочет! Ну ничего, я вас выведу на чистую сковородку! Гитлер капут!! Долой самодержавие!!
Видя, что дело совсем плохо, и прыгающий перед носом пистолет может в любую секунду выстрелить, Митрич и Иннокентий стояли молча, стараясь не шевелиться и почти не дышать, дабы не злить вконец обезумевшего человека. Неизвестно, чем бы закончилась эта душераздирающая сцена, если бы за спиной Отвёрткина не замаячил поисковый отряд, посланный на свалку обиженным Никитой Клоповым. Сильно бы удивился Свиридорский, если бы узнал, что и эти люди в черных костюмах ищут именно его.
Константин, Петр и Григорий успешно обогнули овраг, слегка перепачкав свои модные ботинки в весенней грязи, миновали пеньки, где позавчера состоялась историческая встреча инопланетного существа и Зеленого змия с планеты Земля, и, пройдя небольшой лесок, вышли на окраину свалки. Тут их глазам предстала странная картина: один хлипенький человечек, одетый в милицейский камуфляж, угрожал пистолетом двум бомжам преклонного возраста, крича при этом что-то нечленораздельное, форменную околесицу:
- Вы куда напарника моего дели, людоеды гнусные?! Я вас приучу к вегетарианству! Отвечать немедленно! Через две секунды начну шмалять! Каждую секунду буду отстреливать по уху, а через минуту, когда уши кончатся, прикончу обоих.
Видимо, Отвёрткин полагал, что у бомжей, как у представителей особой людской породы, уши растут не только на голове, но и по всему телу, как у дикобраза иголки.
- Что за представление разыгрывается на мусорной сцене? – спросил Петр. – Разборки с мочиловым?
- Не знаю, - ответил Константин. – Но тот, что повыше, с бородой, подходит под имеющиеся у нас приметы.
- Тот, что в камуфляже – мент, - голосом голодного вампира, увидевшего бочонок с человеческой кровью, сказал Григорий.
- Если человек одет в серый камуфляж, это еще не значит, что он работает в милиции. Сейчас этих камуфляжей – пруд пруди, - зная нелюбовь Григория к стражам порядка, сказал Константин.
- Даже, если бы он был одет в подвенечное платье, все равно он - мент! Я его знаю, - не унимался Григорий.
- Как бы там ни было, - сказал Константин, - этот чокнутый может пристрелить человека, нужного нам, возможно. Надо бы его опередить.
Повторять приказ дважды не пришлось. Петр и Григорий обогнали своего начальника и бодрым шагом приближались к ничего не подозревающему Отвёрткину. Митрич хотел было отвлечь внимание замучившего их человека на подходящих людей, но не успел. Вырвавшийся вперед Григорий коротким, прямым, отточенным ударам чуть пониже затылка уложил Отвёрткина на землю. Сразу стало тихо.
- Что хотел этот мусор? – спросил Григорий, забирая у лежащего лейтенанта пистолет. - Да вы руки-то опустите.
- Не знаем мы чего он хотел, - сказал Митрич. – Налетел, как ненормальный, нес какую-то чушь несусветную.
- Про друга своего спрашивал, - вставил слово Иннокентий.
- Как связаны его друг и вы? – спросил Константин, пристально глядя на Свиридорского.
- Никак мы не связаны, - сказал Митрич. – Нет и не может быть у нас ничего общего. Мы и этого-то, - он кивнул на лежащего лицом вниз Отвёрткина, - видим впервые в жизни. А он, мерзавец, убить нас хотел.
- Какие же аргументы он приводил в пользу столь жестокого решения? – улыбнулся Константин.
- Да какие аргументы?! – выпалил Иннокентий. – Про друга своего мифического спрашивал, утверждал, что я его в придорожный кювет швырнул, а потом через кольцевую дорогу перепрыгнул.
- И когда же это все произошло, по его словам? – продолжал выспрашивать Константин.
- Вчера.
- А в каком месте?
- Да откуда же мне знать, - сердито ответил Иннокентий, - если меня там не было?
- То, что ты через дорогу не мог перепрыгнуть – вполне понятно. А вот перебежать мог запросто. Верно?
- Перебежать, конечно, можно, - ответил Свиридорский, не понимая, куда клонит этот прилично одетый человек.
- А вчера, случайно, ты дорогу кольцевую не перебегал?
- Нет! – решительно ответил Иннокентий.
- Так он тебе и сознался! – вступил в разговор Петр. – Машина, которая из-за него разбилась, бешеных бабок стоит. Все его потроха и на десятую часть ее цены не потянут.
- Какая машина? - ничего не понимая, спросил Иннокентий.
- Поедешь с нами, дядя, - бескомпромиссным голосом заявил Константин. Чутье профессионального охотника подсказывало ему, что перед ним искомая жертва. Иннокентий видел по суровым, без тени сентиментальности, лицам трех добрых молодцев, что препираться бесполезно. Но и ехать куда-либо со столь «душевными» ребятами совершенно не хотелось.
- Подождите, - вступил в разговор Митрич. – Тут какое-то недоразумение. Ни я, ни мой друг вчера не покидали пределов свалки. Сегодня же мы тихо-мирно прогуливаемся по окрестностям, вдруг на нас налетает какой-то сумасшедший и обвиняет непонятно в чем. Теперь и вы твердите о какой-то аварии, в которой, якобы, виноват мой друг. Объясните, хотя бы, в чем мы виноваты. И выслушайте наши объяснения. По крайней мере, на это мы имеем право.
- Права будешь в мусарне качать, тыква лысая, - изрек Григорий. – Ты, кстати, нам совершенно не неинтересен. А ты, бородатый, готовься идти с нами. Вещички можешь не собирать, вряд ли они тебе понадобятся еще когда-нибудь.
Видя, что дипломатические переговоры ни к чему не приведут, Митрич начал тихо пятиться к тому месту, где должен был стоять инопланетный звездолет, укрытый защитным полем. Иннокентий не понял его маневра, но Митрич решительно потянул друга за рукав. На лица трех «братков» заиграли вампирские улыбки: бессмысленный маневр обреченного, пытающегося вырваться из уже затянувшейся веревки. Вместо одного милицейского пистолета на бомжей пристально взглянули сразу три вороненых ствола. В отличие от пистолета Отвёрткина, эти орудия убийства не дрожали в руках своих хозяев. Шансов выжить практически не было.
- Никак линять собрались, бомжики? – спросил Константин. – Не стоит. Глупая затея. Тебя, бородатый, мы все равно догоним – ты нам живым нужен. А тебя, лысый мы просто пристрелим и все. Стоит ли игра свеч?
- Сейчас резко разворачиваемся, - тихо-тихо зашептал Митрич так, что его слышал только Иннокентий, и при этом губы его практически не шевелились, - и бежим до той кромки, где осталась одна березка. Там резко уходим в стороны: ты – на лево, я - на право. Только не пересеки линию роста берез! Это наш единственный шанс. Понял?
В ответ Свиридорский едва заметно кивнул головой.
- Пошли! – выдохнул Митрич.
- Не стрелять! – крикнул Константин и первым бросился в погоню. – Живыми возьмем!
Конечно, ему достаточно было сделать жест, и Петр с Григорием легко бы справились двоем. Но почему бы не размяться самому, тем более, что до убегающих метров пять не больше и на что они рассчитывают совершенно не понятно. Не отстали от своего начальника и остальные двое членов поискового отряда. Резвые, тренированные ноги молодых, могучих парней в два прыжка настигли убегавших. Уже руки готовы были цепко схватить обоих беглецов, как произошло нечто совершенно неожиданное. Митрич и Иннокентий, словно, зайцы ринулись в противоположные стороны, а их преследователи, не успев от столь неожиданного маневра затормозить, на полном ходу вбежали в то пространство, где бесследно исчез Гвоздодёров. С ними произошла идентичная история.
- Стой, Кеша, стой! – услышал за своей спиной голос Митрича, продолжавший спасительный бег Свиридорский.
Он остановился, оглянулся и… оторопел. Никаких преследователей не было и в помине! Лишь около уцелевшей березки, преспокойненько стоял Митрич и довольно улыбался.
- Иди сюда, не бойся, - позвал он друга. – Все уже кончено. На данный момент, по крайней мере.
- А где эти трое? - удивленно озирался по сторонам Иннокентий.
- Потом, Кеша, все потом. Сейчас нужно смываться отсюда. И как можно быстрее.
Иннокентий не стал спорить с другом, зная, что тот никогда и ничего не говорит просто так. И они торопливо зашагали по тропинке, приведшей их сюда, к своим убогим, но ставшим родными лачугам. Оставленное ими «поле боя», еще совсем недавно бывшее многолюдным, стало пустынным. Лишь еще вьющийся дымок от безвременно погибшей березы, да распростертый на земле лейтенант Отвёрткин, указывали на то, что здесь произошло нечто нехорошее.
- 14 -
Александр Павлович Громовержцев принял под самый конец своего воскресного дежурства единственно правильное, как ему казалось, решение. В зачерствевшей, покрытой толстой шершавой коркой прозаичности, душе подполковника невнятно шевельнулись и тихонечко зазвучали нотки романтизма, когда-то сливавшиеся здесь в благозвучные симфонии. Не заиграй эти простенькие аккорды, он бы никогда подобного решения не принял. Удивительная история, происшедшая с его подчиненными и подтвержденная совершенно посторонними людьми, и странные следы, оставленные на руке Гвоздодёрова неуловимым бомжом, никак не могущие принадлежать человеку, пробудили в его памяти образ одной весьма любопытной личности, выступавшей когда-то по телевидению с рассказами о различных паранормальных явлениях. Тогда он совершенно спокойно рассказывал о чудесах и смело утверждал, что они встречаются буквально на каждом шагу. Только вот видят их, почему-то, лишь единицы, да и то с ярко выраженными признаками психического расстройства. Громовержцев уже не помнил, о чем там вещал этот кладезь сенсанций, но ему отчетливо врезалось в память, что существует некая дежурная служба, принимающая звонки от граждан, столкнувшихся с чем-либо необычным. Александр Павлович, надо сказать, обладал феноменальной памятью на цифры, особенно на телефонные номера. Более того, он безошибочно запоминал чей это телефон. Прямо-таки ходячая телефонная книга. По большинству телефонов, хранящихся в ячейках его памяти, он даже никогда не звонил. Так - услышал случайно и запомнил. Разбуди его среди ночи, и он совершенно точно мог назвать телефонный номер человека, с которым учился во втором классе начальной школы. Скорее всего, телефона такого уже давным-давно не существовало, да и человек этот мог пойти прогуляться по бесконечной дороге, не имеющей обратного направления, но номер жил в безотказной памяти Громовержцева. Вот и сейчас, недолго покопавшись в ней, он выудил телефонный номер той самой службы, показанный тогда бегущей строкой на экране телевизора.
Конечно, мало было надежд, что эта служба является круглосуточной, да и вообще она могла благополучно кануть в Лету, но попробовать все же стоило. К удивлению подполковника, на второй же гудок в трубке защебетал приятный женский голосок:
- Добрый вечер! Служба сбора уфологической информации приветствует вас. Что вы хотите сообщить?
- Здравствуйте, милая леди. Мне бы было недурственно пообщаться с вашим руководителем. Как мне его услышать?
- Руководитель сейчас в командировке.
- Его кто-нибудь замещает?
- Естественно! А какой у вас вопрос?
- Свой вопрос, милочка, я задам непосредственно ему. Позовите-ка его к трубочке.
- Он сейчас дома.
- Давайте домашний телефон.
- А кто вы такой, чтобы я вам давала телефоны своего начальства? – в нежном голоске появились стальные нотки.
- Я, разлюбезная девушка, - в голосе подполковника появился привычный начальственный тон, - подполковник милиции Громовержцев. Александр Павлович, если хотите.
- И что из этого? – смело ответила девушка.
- А то, - все более горячился подполковник, - что если сию секунду вы мне не назовете требуемый номер, я позвоню своему другу из налоговой инспекции. А потом, в противопожарный контроль и санитарную службу. Ни и заодно, черту и дьяволу. Завтра же вашу контору прикроют к едрене фене, и вы останетесь без работы. Устраивает вас такая перспектива?
- Хорошо, - моментально сдалась сидевшая у телефона девушка, и назвала нужный номер.
- Как обращаться к этому господину? – удовлетворенно спросил Громовержцев.
- Булкин Дмитрий Николаевич, - последовал незамедлительный ответ. Девичьи бастионы так неустойчивы!
- Спасибо, - поблагодарил подполковник и повесил трубку.
Громовержцев взглянул на настенные часы, выполненные в форме черного ромба. Бесстрастные золотистые стрелки показывали половину десятого вечера. «Что-то засиделся я на работе, - мелькнула у него мысль. – Сейчас отзвонюсь этому Булкину-Буханкину и – немедленно домой. К жене любимой».
К искреннему удивлению Александра Павловича, Булкин выслушал его с пониманием и интересом, дотошно выспрашивая все подробности. Даже тени сомнения относительно рассказа подполковника в голосе уфолога не промелькнуло. Как будто бы ему сообщали не о странном человеке, легко перемахивающем через десятиполосную дорогу и оставляющем непонятные отпечатки, а о банальной черной кошке, перебежавшей улицу. Он только уточнил место, где это произошло, и высказал желание побеседовать с очевидцами. Договорившись встретиться завтра в первой половине дня, подполковник и Булкин пожелали друг другу спокойной ночи. Облегченно вздохнув, словно сбросив с плеч тяжелую ношу, Громовержцев покинул рабочий кабинет.
Владимир, совершенно измаявшись душевно, но так и не раскрывшись своей жене, уже собирался отправиться спать в супружеское ложе, когда трубка радиотелефона, так и оставшаяся лежать на кухне, подала голос. Он даже вздрогнул от неожиданности, услышав пронзительные трели.
- Кто это в полночь? – удивленно спросила Людмила, уже блаженно опустив голову на подушку.
- Черт его знает, – недовольно пробурчал Владимир, впрыгивая в тапочки. – Сейчас выясню.
- Алло! – недовольно он бросил в трубку, добравшись до кухни.
- Добрый вечер, - раздался в трубке то ли высокий мужской, то ли низкий женский голос.
- Скорее ночь, - огрызнулся Владимир, собираясь послать звонившего ко всем чертям.
- Видите ли, - как ни в чем не бывало продолжал голос, - у меня на определителе высветился номер вашего телефона, вот я и решил перезвонить, что бы узнать, кто мне звонил.
- Димон! – моментально сообразил Владимир, радуясь так, будто ему позвонил близкий родственник и сообщил, что дарит ему миллион долларов.
- Кто это? – опешил от такой радости звонивший.
- Да Володька это! Однокласник твой! Ну, напряги память-то!
- А-а, - раздалось в трубке после двухсекундного молчания. – Вспомнил, вспомнил. Мы с тобой недавно виделись, кажется?
- Точно! Ты мне еще визитку свою оставил.
- Зачем ты искал меня, Вова? Конечно, мы можем с тобой долго разговаривать, но чертовски хочется спать. Так что, давай сразу к делу.
- Конечно, конечно. Видишь ли, тут такая ситуация… - Владимир слегка замялся. – Короче, мне пришлось столкнуться с чем-то таким, что непосредственно связано с проблемами, которыми ты занимаешься.
- Я тебя внимательно слушаю, - в голосе Булкина появился неподдельный интерес.
- Не хотелось бы по телефону… Понимаешь?
- Конечно! Давай завтра встретимся где-нибудь.
- Отлично! – обрадовался Владимир. – Давай ровно в десять утра у моей работы. Помнишь юридическую консультацию?
- Разумеется. Кстати, - сказал Дмитрий после недолгого молчания. – Судя по номеру телефона, ты живешь где-то на окраине. Не у кольцевой дороги, случайно?
- Угадал. Мне до нее рукой подать.
- Хм… Интересно, очень интересно. Ладно, спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
У Владимира не то что камень с души свалился, а огромная базальтовая глыба. Теперь волнующей его проблемой будут заниматься профессионалы. Он вернулся в комнату и с удовольствием вытянулся на диване, рядом с женой.
- Кто это был? – спросила Людмила, уже явно сквозь сон.
- Да знакомый один… Ты его не знаешь. Спи, моя радость.
- А-а… Тот самый, что рыбу в нашем пруду ловил, - пробормотала она и отвернулась к стенке.
Владимир не стал отвечать на сонную шутку жены, а закрыл глаза и попытался уснуть. Но окутавшие его объятия сна не были безмятежными. Нервное напряжение не прошло бесследно, и ему всю ночь снились кошмары: бородатые осьминоги, пьяные в хлам негры, разноцветные бомжи и прочая чушь.
Дмитрий Булкин был человеком удивительным, можно даже сказать: уникальным. Он не просто с раннего детства зачитывался фантастикой и приключенческой литературой, как большинство мальчишек того времени. Это было бы нормально: пацанам просто не хватало ярких впечатлений на унылых и плохо освещенных улицах. А со страниц любимых книг на них потоком лились великие походы и битвы; опаснейшие полеты в далекие уголки Вселенной; встречи с неизведанными животными и братьями по разуму. Богатое и живое детское воображение легко рисовало и, опьяняющие синевой и бесконечностью, океаны, кишащие спрутами, акулами и флибустьерами, и иные миры, как и потрясающие своим волшебным великолепием, так и полные мрака и опасностей. Подавляющее большинство ребят вполне довольствовалось чудесами, описанными в книгах, с возрастом забывая о них. Булкин же не только читал фантастику, он жил ей и в ней.
Дмитрий умудрялся находить «необычные» явления практически на каждом углу. Старая консервная банка без опознавательных знаков, найденная во дворе под тонким слоем земли, была ничем иным, как шкатулкой, в которой хранили сокровища разбойники, когда-то, в незапамятные времена, промышлявшие в этих местах. Отсутствие в ней драгоценностей отнюдь не смущало юного кладоискателя. Он объяснял это досадное недоразумение гениально просто: шкатулку кто-то нашел раньше, чем он. Следы, оставленные гусеничным трактором, трактовались только как следы инопланетного вездехода, изучавшего нашу планету
Однажды, классе в пятом, Булкин принес в школу небольшой кусочек карбида, размером не больше классного мелка. Он клятвенно утверждал, что это метеорит, выпавший из кольца Сатурна, и найденный им прямо у подъезда собственного дома. Ему, естественно, никто не верил, и настойчиво требовали неопровержимых доказательств. Тогда он положил грязно-белый камешек на парту и плюнул на него. Мгновенно раздалось шипение и по классу поползла нестерпимая вонь. После такой демонстрации удивительных, внеземных свойств «метеорита», ни у кого не осталось сомнений в правдивости рассказа Булкина. Возникли они только у преподавательницы географии, так не кстати зашедшей в собственный класс. Дело дошло до директора. Но полученная взбучка не остановила неугомонного искателя фантастических явлений.
Весь класс с упоением внимал его рассказам о Нэсси, снежном человеке, летающих тарелках и гуманоидах. Но с возрастом вера в чудеса неудержимо ослабевает, тем более, когда тебя воспитывают в духе голого материализма, а единственным творцом чудес, как на земле, так и на небе, является коммунистическая партия. Годы и природа всегда берут свое, и мальчишек все больше интересуют сидящие рядом девчонки, а не туманные инопланетяне.
Наступала пора первой любви. А первое чувство самое сильное и искреннее. Оно без остатка захватывает твой разум. Любовь не терпит конкурентов ни в каком виде: рядом с тобой предмет твоего обожания, созданный из крови и плоти – да еще какой плоти! – какие уж тут к лешему Бермудские треугольники и реликтовые гаминоиды.
Но Дмитрия всесокрушающие любовные волны благополучно миновали. Даже не забрызгали. Казалось, что все девушки его абсолютно не интересуют, как представительницы противоположного пола. Нет-нет! К сексуальному меньшинству – грозящему сейчас перерасти в большинство – он не принадлежал. Просто данная сторона человеческой жизни – весьма приятная и жизненно необходимая – была ему совсем неинтересна. К тому же он никогда не был дамским любимцем: среднего росточка, аморфная фигура, круглое лицо с пухлыми, по-детски розовыми щечками, прищуренные глазки, реденькие черные волосики, торчащие на голове непослушным ежиком. Этакий молочный поросеночек, а не Дон Жаун.
Пролетели счастливые школьные годы, полные впечатлений и открытий, и дружный некогда класс разлетелся кто куда. Про Булкина благополучно забыли и не утруждались приглашать его на редкие встречи одноклассников. Зачем нужен чудак, вечно талдычащий о паранормальных явлениях. А он, тем временем, не бросил дороги, на которую ступил в раннем детстве. Дмитрий поступил и успешно окончил Геолого-Разведочный институт, получив профессию геолога. Почему именно эта специальность привлекала его? Да потому, что именно геологи забираются в самые глухие уголки нашей необъятной Родины, в которых, как казалось Булкину, всяких тайн и необъяснимых явлений было напичкано, как огурцов в бочке. Но сколько ни мотался новоиспеченный исследователь земных недр по непролазным таежным дебрям, ни одного чуда ему встретить не довелось. Накормив досыта комаров и мошкару, он, на волне всеобщего интереса к НЛО и к своему огромному удовольствию, попал в крупную уфологическую ассоциацию. Так как теперь Булкин стал официально заниматься проблемами, которые не давали ему покоя всю жизнь, он с головой ушел в работу, быстро достигнув должности вице-президента. Он был абсолютно счастлив, потому что занимался любимым делом, которое, к тому же, давало средства к существованию. Многие ли могут похвастаться подобным?.. Единственное, что пока не удалось воплотить Булкину в жизнь, так это самолично убедиться в существовании инопланетян, параллельных миров и тому подобного. Всю информацию подобного рода он получал, так сказать, от третьих лиц.
Прибыв на работу, Владимир в первую очередь пошел к начальству и, сделав такое лицо, словно он только что медленно разжевал сразу два лимона, заявил, что у него всю ночь болел зуб и просто необходим визит к стоматологу. С зубной болью знаком каждый человек и начальство дало добро.
Выйдя на улицу без десяти минут десять, Владимир увидел Булкина за рулем видавшей виды «шестерки», припаркованной у тротуара. Дмитрий тоже заметил одноклассника и жестом пригласил в машину.
- Так что у тебя случилось? – спросил Булкин, поздоровавшись.
- Поедем, по дороге расскажу.
- Куда ехать?
- Выезжай на «кольцо», а там я покажу.
В продолжение всего рассказа круглое, добродушное лицо Дмитрия ни разу не изменило своего выражения. Ни разу не дернулись реденькие черненькие усики, не приподнялись над глазами-щелочками тонкие брови, и вообще ни одна мышца лица не выдала отношение хозяина ко всему рассказанному. Наверное – в силу своей профессиональной деятельности – Булкин был убежден, что пришельцы разгуливают в окрестностях Москвы ни чуть не реже, чем бессмертные в сериале «Горец».
- Ну, - пожал плечами Дмитрий, когда Владимир закончил свое повествование, - история весьма интересная. Как ты понимаешь, я много слышал всяческих свидетельств о посещении нас инопланетянами и контактах с ними. Но чтобы с пришельцем пили горькую… Ты человек серьезный и я, безусловно, тебе верю. Так что посмотрим, посмотрим… Тем более, что в вашем районе творятся всякие странности.
- То есть? – не понял Владимир.
- Вчера мне позвонил некий подполковник Громовержцев. Он, кстати, начальник отделения милиции твоего района. Так вот, он поведал мне удивительную историю о каком-то бомже, который запросто, одной рукой, закинул в кювет сержанта милиции, весьма не слабой комплекции, а затем легко перепрыгнул кольцевую дорогу. Я, быть может, и не придал бы звонку особого значения – мало ли психов звонит на наш номер, но я сам был свидетелем прыжка этого бомжа.
- Вот это да! – удивился такому совпадению Владимир. – Я слышал эту историю от самих милиционеров, что встретились с удивительным бомжом.
- Сюжет начинает закручиваться, - прищурилсяБулкин.
- А ты его хорошо разглядел?
- Нет, к сожалению. Зрение у меня далеко не орлиное, да и видел я его на приличном расстоянии. Единственно, что удалось заметить – длинные волосы и бороду.
- Знаешь, Димон, - сказал, немного подумав Владимир. – Мне кажется, что виденное нами существо и тот бомж – одно и то же лицо.
- С чего ты взял? – искренне удивился такому заключению Дмитрий.
- Мы вчера с Сергеем тоже встретили одного бродягу. И он мне показался весьма странным.
- Чем же?
- Не пахло от него ничем. А эта публика, сам понимаешь, имеет очень специфический запах. И говорил он как-то односложно, даже ни разу матом не ругнулся.
- Вот это точно ненормальное явление, - улыбнулся Дмитрий. – Не матерящийся бомж поинтересней инопланетянина будет.
- Ты слушай дальше, - не откликнулся на иронию Владимир. – Через несколько часов я пошел прогуляться с собакой и вновь мне попался тот самый бомж.
- Ну-ну! – заинтересовался Булкин.
- Он вышел прямо на меня из непролазных зарослей боярышника, продраться через которые, не поранившись и не порвав одежды, просто невозможно. А он был цел и невредим! Пес мой истошно лаял и выл, видимо почуяв его еще в кустах, а, увидев впал в состояние транса. Признаться, я никогда не видел, чтобы он так себя вел. А вонь от бомжа на этот раз была такая, словно он только что проплыл по всей московской канализации. Кстати, он сам признался мне в том, что удрал от милиции.
- Что было дальше?
- Ему срочно надо было помыться, и я направил его к пруду, расположенному в нашем дворе.
- Зачем? – не понял Дмитрий.
- Нормальный человек в эту лужу не залезет, даже если будет очень грязный.
- И он прыгнул? – с недоверием спросил Булкин.
- Я не видел, - разочарованно вздохнул Владимир. - Видимо слишком поздно прибежал домой.
- Интересно, конечно. Но какая связь между вашим собутыльником-пришельцем и этим бедолагой?
- Ну как же? – поразился Владимир недогадливости Дмитрия. – Если он смог принять облик негра, то что ему стоит превратиться в бомжа?
- Это еще ни о чем не говорит. Кстати, ты не помнишь, сколько пальцев было на конечностях пришельца?
- Очень хорошо помню – шесть.
- Хм… Действительно интересная ситуация. На руке милиционера, брошенного в кювет, остались отпечатки от пальцев. Шесть штук.
- Ну, - обрадовался Владимир еще одному подтверждению своей догадки, - а я что говорю? Бомж и инопланетянин – одно и то же существо!
- Еще не факт, что он инопланетянин.
- А кто же? – удивился Владимир.
- Например, он мог явиться из параллельного мира. Такие миры существуют. Уверяю тебя. А может он является мутантом, порожденным находящейся рядом свалкой. Бездумная, если не сказать безумная, человеческая деятельность довольно часто порождает мутантов. Таким образом, природа мстит за поругание над ней… Ладно, перейдем к делу. Я думаю, сначала надо навестить подполковника и двух милиционеров. Уж очень мне хочется рассмотреть следы, оставленные на его руке. А потом двинемся к месту, где вы с Серегой встретили нечто удивительное. Ты не против?
- Нет, конечно. Делай так, как считаешь нужным.
После долгого и изнурительного мыканья по московским «пробкам», способным образоваться где угодно, они достигли-таки района, где проживал Владимир. Ровно в полдень одноклассники вошли в кабинет подполковника Громовержцева. Тот принял их вполне радушно и, вместе с тем, несколько озабоченно: он никак не мог отыскать Гвоздодёрова и Отвёрткина. У обоих сегодня был выходной, но их телефоны отвечали длинными безнадежными гудками. Собственно, это не удивительно: понедельник – дети в школе, жены на работе. Единственным местом, где могли быть оба милиционера – городская свалка. Когда они оттуда придут совершенно неизвестно.
- Что же это, - удивился Владимир, - у ваших сотрудников мобильной связи нет, что ли?
Громовержцев посмотрел на Владимира так, словно тот задал ему вопрос: «Неужели у вас нет виллы на Мальдивских островах?»
- На зарплату милиционера, молодой человек, - сердито сказал подполковник, - можно купить только чехол для мобильного телефона. Да и то – подержанный. Конечно, они, собаки, подрабатывают кто где, и телефоны есть у каждого. Но кто же добровольно даст свой номер?
- Понятно, - сказал Дмитрий. – Обидно, конечно, что не удалось побеседовать с очевидцами. Возможно, мы зайдем к вам еще вечером. Сейчас же не смеем больше отвлекать ваше внимание.
- Кстати! – остановил, уже вставших со стульев Владимира и Дмитрия, подполковник. – Были еще два свидетеля. Они так залюбовались на невероятный прыжок, что угробили новенькую «БМВ». Можете с ними переговорить.
- А на них что, тоже какие-нибудь следы остались? – с интересом спросил Булкин.
- Нет.
- Тогда не будем беспокоить занятых людей.
Владимир и Дмитрий вышли на улицу, сели в машину и через пятнадцать минут Булкин остановил свою «шестерку» на обочине, где указал Владимир. Это было прямо напротив тропинки, убегающей с обочины в заросли кустарника и деревьев.
- Дальше придется идти пешком, - сказал Владимир.
- Как скажешь, - невозмутимо ответил Булкин. – Только инструменты возьму.
С заднего сидения он взял обшарпанный «дипломат» внушительных размеров, и вылез из машины. Владимир подождал, пока Дмитрий закроет свой автомобиль, и они тронулись в путь.
Владимир уверенно шел по тропинке, проложенной страждущими, изредка перебрасываясь короткими фразами с идущим сзади Булкиным. Вместе они составляли весьма контрастную пару. Владимир был одет в легкий черный плащ, под которым угадывался ладно сидящий темно-синий костюм. На белоснежной рубашке изящно выделялся ярко-зеленый галстук. Дмитрий же был весь в затертой джинсе, явно азиатского производства. То ли дела у охотников за загадками шли не ахти, то ли Дмитрий, боясь испачкаться в предстоящей поездке, оделся попроще.
Антициклон, принесший в Москву теплую сухую погоду, находился уже в стадии разрушения; подул прохладный ветерок, а на западе стали появляться кучевые облака, предвещавшие весьма скорую смену погоды, явно не в лучшую сторону. Но весна все уверенней и уверенней брала власть в свои руки: все громче и разнообразнее становились голоса птиц, возвращавшихся из жарких стран на Родину; истошно вопили от переизбытка гормонов коты; начали выползать на разведку деловитые муравьи. А два человека шли, не обращая внимания на весенние красоты, торопясь приблизится к разгадке тайны, встреченной неподалеку.
- Ну вот, мы и на месте, - сказал Владимир, когда они подошли к тем самым злополучным пенькам. – Вникай в обстановку.
Дмитрий положил на один из пеньков свой «дипломат» и извлек из него на свет божий какую-то матово-черную штуковину, сильно напоминающую сковородку средних размеров, только с более длинной ручкой.
- Что это? – усмехнулся Владимир. – Мы будем готовить рагу из инопланетян?
- Не надо так зло шутить, пожалуйста, - обижено сказал Булкин. – В конце концов, это ты пригласил меня, а не сам я заявился к тебе со своими проблемами. Так что, будь любезен уважать человека, добросовестно выполняющего свою работу.
- Извини! Это я просто себя подбадриваю.
- Проехали. Перейдем лучше к делу. Куда упал ваш собутыльник?
- Сюда, - указал Владимир влево от пня, на котором лежал «дипломат». - А что, все-таки, за аппарат у тебя в руках?
- Поисковый прибор. Научное название его довольно мудрено, да и ни к чему нормальному человеку. Для простоты мы его окрестили – ловец чужих следов, а сокращенно – ЛЧС.
- И какие же следы он ловит?
- Понимаешь, Владимир, - было видно, что Дмитрий получает удовольствие от объяснения принципа действий прибора. – Любое существо, обладающее разумом, распространяет вокруг себя излучение в спектре микроплазменных волн, которое несет в себе информацию об этом разуме. Растения, различные вещи из одежды, почва, камни, легко впитывают в себя такую информацию, нужно только уметь извлекать ее. На нашей старушке Земле широко распространено только одно существо, наделенное разумом. То есть – человек. И хотя он частенько совершает поступки, совершенно не совместимые с разумными действиями, тем не менее, факт остается фактом: интеллектом обладаем только мы, люди. Соответственно и фон излучения у всех людей примерно одинаков. Если же здесь побывал иной разум, то и излучаемый фон будет другим. Именно эту чужеродность и улавливает ЛЧС.
- То есть, он игнорирует человеческие следы и срабатывает на чужие?
- Верно. Ты неплохо ориентируешься в теме. К сожалению, зарегистрировать прибор официально изобретателю не удалось. Он является членом нашей ассоциации, а традиционная наука нас не жалует. Так что, какие бы следы мы не нашли, доказать нам ничего не удастся.
- И как долго сохраняются такие следы?
- Точных данных нет. Например, в Крыму, в Гурзуфе, рядом с бывшим домом Раевских, растет кипарис, который очень нравился Пушкину. Он часто гулял рядом с ним, гладил его. Так вот представь себе, это дерево до сих пор хранит память о величайшем поэте России. А в Ялте, в музее Антона Павловича Чехова, хранится пальто, которое он носил, уже будучи тяжело больным. Оно тоже помнит своего хозяина и сильнее всего фонит там, где был очаг болезни. Есть и другие примеры довольно долгого сохранения подобной информации… Ни вчера, ни позавчера дождя не было, так что будем надеяться на благоприятный исход.
Дмитрий нажал кнопку на рукоятке ЛЧС, и по центру «сковородки» вспыхнул зеленой лентой дисплей. По нему побежали шестизначные цифры и начали раздаваться частые щелчки, словно кто-то, сидящий внутри, цокал языком.
- Здесь явно что-то было, - озабоченно проговорил Булкин. – А где та елка, под которой вы его заметили?
Владимир показал. Дмитрий направил свой чудо-прибор в сторону огромной ели. На дисплее цифры стали меняться в сторону уменьшения, а щелчки стали более редкими.
- Хорошо! – удовлетворенно констатировал Дмитрий и поводил ЛЧС еще в нескольких направлениях. – Теперь совершенно ясно, что он пришел и ушел по одному и тому же пути. Это может облегчить поиск. Подержи-ка, - он протянул ЛЧС Владимиру, а сам вернулся к «дипломату». Достав оттуда фотоаппарат с мощным объективом, Дмитрий сфотографировал с разных позиций место падения пришельца. Убрав фотоаппарат обратно, он протянул «дипломат» Владимиру.
- Поможешь? - спросил Дмитрий.
- Конечно! – отозвался Владимир и принял «дипломат», вернув Дмитрию ЛЧС.
Подойдя к ели, они удивленно переглянулись. На дисплее светились шесть нулей, а щелканье стало редким, словно пульс у человека, впавшего в кому.
- Что это значит? – спросил Владимир.
- Не понимаю… Ты говорил, что здесь он был в человеческом обличии. Поэтому, возможно, и следы здесь такие слабые. Хотя это очень странно. И уж тем более не понятно, почему он был негром, да еще в дикарском виде. Ладно, пойдем дальше по тропке. Скорее всего, он по ней и пришел. Не знаешь, куда она ведет?
- Я по ней никогда не ходил, но, думаю, что на свалку.
- Что же, - улыбнулся Булкин, - придется прогуляться по свалочным джунглям. Костюмчик не боишься испачкать?
- Я буду аккуратным, - буркнул Владимир.
И они, не торопясь, словно лозоходцы, ищущие живительную влагу, двинулись по тропинке, по которой посланец иной звездной системы шел на встречу с человечеством.
- 15 -
Весна – самое замечательное, удивительное и непредсказуемое время года. В это время, как ни в какое другое, хочется любить и быть любимым. Хочется пускаться во всякие авантюры, не очень-то переживая, если потерпишь фиаско. Пробуждающаяся после зимнего, стагнационного сна, земля будит и все существа обитающие на ней. Даже камни в эту пору кажутся более блестящими и теплыми, чем обычно. Не является исключением и человек. Подчиняясь извечным токам природы, люди очертя голову кидаются во всепоглощающий водоворот влюбленности. В такие дни воздух насквозь пропитан любовными флюидами, которые невидимо и бесцеремонно забираются в человеческий мозг и властвуют там безраздельно. Конечно, отнюдь не все свободно кидаются в омут страстей. Многие сдерживают себя супружескими обязанностями, моральными догмами, возрастом и прочими объективными и субъективными факторами. Но всем, абсолютно всем, хочется страстных объятий до самого утра, романтических приключений и щекочущих нервы авантюр.
Подвергся атаке красавицы-весны и опытнейший косморазведчик Зод Гот. Он был из далекого, чужого для нас мира и не понимал, что в местности, где он производил разведку, происходит извечный природный круговорот. Не понимал он, что и в его сознание проникли животворящие соки весны. Одно он знал совершенно точно: первая же встреченная им земная женщина произвела на него неизгладимое впечатление. Конечно, она в корне отличалась от красавиц его родной планеты, да и сравнивать их было совершенно неуместно. У его соплеменниц были огромные, желтоватые глаза, переливающаяся всеми цветами радуги кожа, нежные подножные присоски, сладострастно впивающиеся в партнера и не отпускающие до тех пор, пока он не закричит во всеохватывающем экстазе. Ничего этого у человеческой самки не было. Да ей ничего подобного и не нужно было. Она была прекрасна чужой, доселе не известной разведчику красотой. Ее формы, движения, жесты, даже то, что она глотала какой-то дым – все это было чрезвычайно привлекательно. Зот Гот был крайне удивлен, что сильный пол на Земле так разительно отличается от слабого. Причем в худшую сторону. Зод Гот почувствовал вдруг, что он перестал брезгливо относиться к землянам. Более того – он не был к ним равнодушен! Разумеется, они во многом были ему непонятны, их техника и образ жизни могли шокировать, но они начали в нем вызывать чувство жалости. Такая красота, как встреченная им женщина должна иметь более приемлемую среду обитания. Землянам просто надо навести порядок на своей планете! Когда же Зод Гот представлял себе масштабы работ, которые необходимо произвести для установления этого самого порядка, тут-то на него и накатывала жалость…
Зод Гот завернул за угол дома, куда его направил странный человек у подъезда и остановился в нерешительности. Перед ним простиралась темнота, лишь кое-где разрываемая слабыми огнями, освещающими гигантские трубы, которые он уже видел сегодня днем. Никаким центром города здесь и не пахло.
«Зачем этот человек солгал мне? – недоуменно подумал Зод Гот. – Здесь не может быть центра мегаполиса. Даже, если он что-то заподозрил и пытался направить меня по ложному пути, это явно неудачная ложь. Ведь и ребенку будет понятно, что разумному существу там делать нечего. Что можно делать средь уродливых труб, изрыгающих клубы дыма, наверняка ядовитого?!»
Откуда было знать посланцу из космоса, что в хмельном мозгу отца Варсонофия трубы теплоэлектроцентрали ассоциировались ни с чем иным, как с одним из входов в преисподнюю. Где, как не там, по мнению батюшки, было самое место вылезшему из пруду чудищу.
Время выхода на связь с родной планетой неумолимо истекало, и Зод Гот с тоскою осознал, что до центра города ему так и не добраться. В окрестных домах так уютно светились окна квартир, что косморазведчику стало грустно и одиноко в чужой ночи. Что же делать?
«Стоп! – осенило Зод Гота. – А зачем, собственно, я так рвусь в это пресловутый центр? Не лучше ли попробовать заглянуть в жилища людей? Там можно узнать очень много о внутренней сущности землян. По крайней мере, к утру я буду обладать информацией, которая даст возможность Гоз Роху и нашим ученым провести предварительный анализ и попытаться понять психику человечества».
Но в том виде, в котором он находился сейчас, проникнуть в квартиры людей не представлялось возможным. Полученной от переводчика информации хватило ему для того, что бы понять: он принял облик изгоя общества. Зод Гот не понимал, почему на планете возможна такая дикость, но приходилось принять это как данность. Факт оставался фактом: нужно было менять свой внешний вид. Но какой облик принять? Владимира? Опасно, так как он живет где-то здесь и, хотя шанс и не велик, можно случайно попасть в его квартиру. И тут в мозгу разведчика родилась шальная, с точки зрения нормального человека, мысль: воплотиться в облик увиденной им женщины! На то было вполне разумное объяснение: Зод Готу прекрасно врезалась в память каждая черточка ее образа и, к тому же, она куда-то уехала.
Зод Гот внимательно огляделся по сторонам, но на темной улице не было ни души. Секунда – и вместо оборванного бомжа на тротуаре оказалась блистательная молодая женщина. Правда, ее размеры были несколько больше, чем у настоящей Наташи. Но, если особо не приглядываться, в глаза это не бросалось. К удивлению Зод Гота, центр тяжести у женщин оказался в несколько ином месте, чем у мужчин. К тому же, длинные и тонкие каблуки не способствовали устойчивости. От неожиданности он чуть было не грохнулся на асфальт. Лишь невероятным напряжением всех мышц он сумел сохранить равновесие. Пришлось кое-что подкорректировать в фигуре, от чего грудь и попка «Наташи» стали еще привлекательнее.
«Великий Космос! – мысленно воскликнул Зод Гот. – Как же они ходят в такой ужасной обуви?!». Невдомек было пришельцу из немыслимых глубин Вселенной, что наши милые и очаровательные женщины готовы и не на такие мучения, лишь бы выглядеть как можно обаятельней и привлекательней.
Только-только Зод Гот научился управлять загадочным и непостижимым для него телом, как из-за угла дома, тревожа тишину визгом резины об асфальт, и ослепляя все живое дальним светом мощных фар, выскочила машина. Это был джип «Черроки», не новый, но и еще в не совсем убитом состоянии. В нем размещались четверо выходцев с солнечного Кавказа, держащих палатки на местном продуктовом рынке. Они решили несколько расслабиться после тяжелого трудового дня. Распив пару бутылочек коньяку и закусив его шашлычком из парной баранины, они пришли в то состояние, когда джигиту становится необходимым женское общество. Они рыскали по округе в поисках подходящих экземпляров, но как назло никого не попадалось им на пути. Видимо местные дамы объявили им бойкот. Разочарованные дети гор, искренне считающие себя коренными москвичами, уже собирались податься на ближайшую точку, где жрицы любви бесперебойно предлагали свои услуги, как в свете фар увидели прелестную блондинку, одиноко стоящую на тротуаре. Кого она ждет? Конечно их! И никаких сомнений!
Американский «паркетный» внедорожник резко, словно стреноженный конь, затормозил почти у самых ног Зод Гота. Дверца водителя гостеприимно распахнулась, и оттуда высунулась довольная, нахальная рожа. Нос, больше напоминающий орлиный клюв, хлюпнул, словно принюхивался к ночному воздуху, и тонкие губы, обрамленные жесткой, как обувная щетка щетиной, слащаво проговорили:
- Какой красивый дэвушка, а стоит один и скучает. Поехали с нами – нэ пожалеешь.
- Куда? – спросила «девушка» басом бомжа Геннадия.
Кавказец несколько запнулся, но желание явно перевешивало смущение, и он продолжил:
- Ты что охрып, да? Простудылся, бедненький? Иды к нам, ми тэбя согреем. Как тэбя зовут?
- Геннадий! – мило улыбнувшись, все тем же голосом ответил Зод Гот.
Лицо кавказца вытянулось, достигнув размеров лошадиной морды, дверца резко захлопнулась, и джип рванул с места, как хорошо пришпоренный рысак, унося в себе попавших впросак джигитов. Сильно бы удивились горячие рыночные парни, если бы узнали с кем, на самом деле, они хотели забыться в сексуальных утехах. В свою очередь, узнай Зод Гот в каком качестве его хотели использовать, приглашая в машину, догнал бы и немедленно передушил всех четверых.
Косморазведчик, кстати уже способный общаться и без переводчика, так и не понял реакции сидевших в машине людей. Но они помогли ему вспомнить, что встретившаяся ему женщина говорила совсем другим голосом; пришлось изменить высоту и тональность.
В то время, пока Зод Гот общался с искателями дешевой любви, к подъезду своего дома возвращался студент четвертого курса физико-математического факультета МГУ Виталий Конорейкин. Он возвращался из расположенного неподалеку интернет-кафе, где просидел сегодня почти весь день, блуждая по всемирной «паутине». Канарейкин был лучший студент курса, а может даже и факультета, что позволяло ему вести относительно безбедное существование. Он делал контрольные и курсовые работы своим однокашникам, которые имели богатых родителей, но отличались ленью и бестолковостью. Разумеется, не бесплатно. Зарабатываемых денег вполне хватало на то, чтобы подкармливать оставшуюся в Туле мать и снимать однокомнатную квартиру на окраине Москвы. Конечно, это не фешенебельные апартаменты, но и не заплеванная комнатушка в вечно шумящем общежитии.
Виталий был тайно и безнадежно влюблен в местный секс-символ Наталью Пышкину. Он буквально боготворил ее красоту, считая, что она небесное создание, решившее посетить нашу грешную землю. Но подойти к ней и как-то выразить свои чувства он не решался. Люди науки, порой совершающие дерзкие эксперименты, связанные с риском для жизни, частенько бывают беспомощны и нерешительны перед прекрасной половиной человечества. К тому же, никак не удавалось встретиться с Натальей один на один. Объясняться же на людях было для Виталия совершенно неприемлемо. Да и не могла Наталья, несомненно чувствовавшая отношение к себе Виталия, обратить внимание на худенького неказистого студента-очкарика, не могущего, не смотря на свои заработки, одеться соответственно уровню Натальиных запросов. Застиранные джинсы, выцветшая толстовка и кроссовки «Адидас», выпущенные где-нибудь в Шанхае, не могли привести в восторг привередливую соблазнительницу. Разве будет щука гоняться за шустрым мелким пескарем, когда рядом проплывают жирные ленивые сазаны. Если только из спортивного интереса. Но у Натальи такого интереса не возникало.
И вот бедному студенту представился уникальный случай – предмет его самых потаенных мечтаний стоит почти в полночь с тыльной стороны своего дома в гордом одиночестве. Упускать такую возможность было никак нельзя. Если он и будет отвергнут недоступной красавицей – сомневаться в этом не приходилось, - то некому будет засвидетельствовать его позор.
- Здравствуйте, Наташа, - сказал он, подойдя к ней и слегка заикаясь от охватившего волнения. – Что это вы стоите в столь поздний час совершенно одна, да еще и не у своего подъезда, а на темной улице?
Зод Гот был даже рад тому, что к нему обратился этот невзрачный человек со странными стеклами на глазах – теперь он знал свое новое имя.
- Здравствуйте, - добродушно ответил он, и этот голос вряд ли можно было отличить от настоящего голоса Натальи. – Как вас зовут?
- Конечно, - застенчиво опустил глаза Виталий, - вы не запомнили моего имени, хотя когда-то мы с вами знакомились. Меня зовут Виталий. Виталий Канарейкин.
Тут вдруг в тихом книжнике проснулась невиданная до этого смелость. То ли безответная любовь, одичав от платонизма, стала вырываться на свободный воздух, то ли весна подействовала - неизвестно, но он произнес следующие слова:
- На улице холодает, Наташа. Не хотите ли пройти ко мне домой: чаю выпьем, поболтаем. Не беспокойтесь, я ничем не обижу вас и не сделаю ничего плохого.
Столько сердечной мольбы было в его взгляде и голосе, что будь перед ним настоящая Наташа, она, несомненно, ответила бы согласием на его просьбу. Хотя бы из-за элементарного чувства сострадания. Зод Гот же колебался, считая, что его цель – попасть в человеческий дом, достигается слишком уж легко и быстро. Виталий же расценил молчание женщины как раздумье, и снова пошел в атаку.
- Не бойтесь меня, - горячо заговорил он. – Мы только поговорим и все. Я больше ни на что не претендую!
«Бояться тебя действительно не следует, - подумал Зод Гот. – Что ты можешь мне сделать?».
- Хорошо! – вслух произнес он. – Пойдем.
Виталию показалось, что асфальт уходит у него из под ног от обрушившегося на него счастья. Женщина, которая являлась к нему лишь в самых смелых мечтах и снах, согласилась посетить его скромное жилище! Было от чего потерять голову. Он засуетился, полез в карман за ключами от квартиры, достал их, уронил на асфальт, торопливо поднял их, указал на второй подъезд стоящего под углом к ним дома и пригласил следовать за собой.
Но не суждено, ох не суждено было беспрепятственно осуществиться чистым благородным планам Виталия Канарейкина! Только-только они подошли к подъездной двери, только-только он протянул руку к дверной ручке, что бы элегантным движением распахнуть ее перед дамой, как дверь сама резко распахнулась, больно ударив по руке Виталия, и на пороге подъезда показалась гориллоподобная фигура Федора Опойкина, по кличке Дуболом.
Кличка эта потрясающе соответствовала как внешнему виду выходящего из подъезда человека, так и внутреннему содержанию. Он имел наголо бритую голову, узкий лоб, нависающие над выпученными глазами надбровные дуги, приплюснутый нос, массивную челюсть и бицепсы, чуть меньше, чем у Арнольда Шварценеггера, и все это при почти двухметровом росте. Короче, типичный вышибала из захудалого кабака, на лбу которого можно было смело вешать табличку: «признаков мозга не обнаружено». В его выпуклых глазах нельзя было увидеть ни одной мысли, хоть сколь ни будь достойной цивилизованного человека. Да и откуда им было взяться, если в своей жизни он не прочел ни единой книги, кроме букваря, да и тот не до конца. Все его жизненные интересы сводились к трем вещам: «качнуть» штангу, плотно поесть, желательно с пивом, и переспать с симпатичной девушкой. Если очень приспичит, то можно и не с симпатичной. Самой же заветной его мечтой было уложить в постель Наталью Пышкину. В каких только эротических позах он не представлял эту красавицу! Камасутра просто отдыхает. Но гордая Наталья даже плюнуть в его сторону не хотела.
И вот, он выходит на прогулку со своим ротвейлером – обожал гулять с собакой поздним вечером – и видит прямо перед собой предмет своих неприличных фантазий. И с кем?! С замухрышкой-студентом, которого Дуболом и за человека-то не считал.
- Мать моя женщина! – заговорил он грубым голосом, загородив грудой мышц весь дверной проем. – Натали! И куда же мы идем в столь поздний час? Или ты домом ошиблась?
- Мы идем к Виталию, - честно ответил Зод Гот, совершенно не подозревая, чем может обернуться его ответ для бедного студента.
Федор брезгливо взглянул на потирающего ушибленную руку студента, словно перед ним была отвратительная жаба, и, недовольно оттопырив нижнюю губу, спросил:
- Зачем это?
- Пить чай, - продолжал резать правду-матку ничего не подозревающий косморазведчик.
Опойкин нагнулся, снял поводок со строгого ошейника собаки и, намотав его на кулак, зловещим голосом произнес:
- Гулять, Рекс! А мне тут потолковать кое с кем требуется. По душам, так сказать…
Если встать на место Федора Опойкина и упасть на его уровень интеллектуального развития и примитивных принципов жизни, то понять недовольство бестолкового бугая вполне возможно. Как же так? Он столько раз выражал Наталье свое восхищение, а она лишь презрительно фыркала на его искреннее выражение чувств. Надо сказать, что самым приличным «комплиментом», отпущенным Дуболомом в адрес Пышкиной было высказывание: «Задница у тебя что надо! ». А тут какой-то сморчок-очкарик, которого легко можно было перешибить соплёй, ведет белокурую красавицу к себе домой! Как тут было не обидеться? У него даже мыслей не возникало, что люди могут действительно просто пить чай. В его неандертальском понимании мужчина и женщина должны были непременно кувыркаться в кровати. Других взаимоотношений полов он просто не представлял.
Опойкин удивленно взглянул на своего пса. Тот и не собирался выполнять команду хозяина. Наоборот, он стоял как вкопанный, вперив испуганный взгляд в Наталью.
- Гулять, Рекс! – гаркнул Федор. Будь на месте Рекса собака помельче, она наверняка бы описалась со страха. Рекс же лишь вздрогнул, виновато посмотрел на грозного хозяина, боязливо заскулил и вновь перевел взгляд на Наталью.
- Ха! – по-своему трактовал поведение собаки Дуболом. – Тебе тоже эта бикса по кайфу, раз ты на нее так вылупился. Но мы, дорогой Рексик ей до балды. Она вот от этого хмыря в очечках прется. Она с ним идет в койке порезвиться.
- Как ты смеешь! – взвизгнул комариной ненавистью Виталий, видя что наносится непростительное оскорбление идеалу его платонической любви. – Ты не имеешь права оскорблять женщину. Немедленно извинись!
- Засохни, ботаник! – не считая за сколько-нибудь серьезного соперника стоящего перед ним студента. – Будешь квакать – раздавлю как муравья!
Зод Гот уже очень многое понимал из человеческой речи, но земные ругательства составляли огромный пробел в его знаниях. Сколько не бился над ними переводчик, против столь сложной темы он пока был бессилен. Тем не менее, даже пришельцу было понятно, что вышедший им навстречу человек ведет себя грубо и оскорбительно. Разведчику было приятно, что Виталий пытается вступиться за женщину, хотя явно уступает в силах своему противнику.
«Они не лишены благородства, - подумал Зод Гот. – Странно, но первое мое впечатление о людях оказалось, скорее всего, ошибочным».
Виталий был настоящий мужчина, не смотря на свою отнюдь небогатырскую комплекцию, и не мог стерпеть, когда его оскорбляют при даме. Он прекрасно понимал, на чьей стороне будет преимущество, ввяжись он в драку, но продолжал настаивать на извинениях.
- Извинись немедленно, дубина стоеросовая! – отчаянно смело крикнул Виталий.
- Что-что-о… - обалдел от такой наглости Федор и грозной скалой приблизился к студенту. – Ты что там вякнул, плесень никчемная?! Да я и тебя, и соску твою сейчас вздрючу!
- Сволочь! – выкрикнул Виталий и как драчливый петух бросился на обидчика.
В сущности для Канарейкина, никогда в жизни не дравшегося, такое решительное вступление в драку было тем же самым, что бросок Матросова на амбразуру – результат одинаков. Он был подобен воробью, пытавшемуся протаранить слона. Благородный порыв влюбленного студента, подкрепленный ненавистью от хамского оскорбления, разбился о скалу грубой физической силы. Виталий ткнулся головой в накаченный пресс Опойкина и замер, чуть не сломав себе шею. Не прошло и секунды, как мощный апперкот откинул его на несколько метров назад. Рядом с домом, прямо под окнами, располагался небольшой палисадник, устроенный активными жильцами, желавшими хоть как-то скрасить серую унылость глины и асфальта. В этот палисадник, огражденный низеньким заборчиком, и рухнул поверженный защитник женской чести, словно мешок с картошкой. Удовлетворенный мастерским ударом Дуболом, криво ухмыляясь, приблизил свою орангутановскую физиономию к Наталье и злорадно сказал:
- Видишь, Натуля, как быстро твой ухарь копыта откинул.
По его пещерным понятиям Наталья должна была завизжать от радости, броситься в его могучие объятия и тут же, не отходя от подъезда, отдаться, как более сильному и привлекательному самцу. Как поступила бы настоящая Наталья неизвестно, но Зод Готу сильно не понравился поступок Опойкина. Бить слабых не благородно и не достойно разумного существа. Хотя косморазведчик и не должен был вмешиваться в инопланетную жизнь, но он решил наказать подлеца. Зод Гот ни слова не говоря взял Опойкина за горло, придав своим мощным пальцам, для более цепкой хватки, натуральный вид.
Дуболом, видя как изящная женская ладошка, только что державшая модную сумочку, превратилась в шесть черных змеевидных отростков, удивленно заморгал глазами, как разбуженная сова. Но моргнуть он успел раза три, не больше. Черные «змеи» плотными кольцами обвились вокруг его натренированной шеи, казавшейся в данный момент бесконечно беззащитной, напрочь перекрыв дыхание. Мгновение – и козырек подъездного карниза состыковался с бритой головой Опойкина. Видя, что стукнутый им человек потерял сознание, Зод Гот зашвырнул его, словно придушенного котенка, туда же, куда Федор отправил несчастного студента, только намного дальше. Тяжелое тело наказанного нахала плюхнулось на мягкую цветочную клумбу, из которой едва-едва показались нежно-зеленые ростки нарциссов. Ротвейлер, видя как бесславно брякнулся в цветы его грозный хозяин, совершенно обезумел: он присел, как кролик, на задние лапы, жалобно заскулил, причем это был не голос мощного пса серьезной породы, а какое-то мышиное попискивание. Затем он ринулся из дверного проема, из которого никак не решался выйти, и умчался во тьму, оглашая округу истошным лаем.
«Почему меня так не любят собаки?» - удивленно подумал Зод Гот и, не найдя ответа на поставленный вопрос, направился к валявшемуся за забором Виталию. Тот уже начал подавать признаки жизни, когда сильная длань Зод Гота вытащила его из кустов.
- Наташа, - блаженно улыбнулся Виталий, видя перед собой любимый образ.
Зод Гот потряс студента за плечи, приводя в чувства, и сказал:
- Серьезных повреждений у тебя нет. Лишь сильная гематома на подбородке, но это не страшно. Собирайся с силами и пойдем к тебе домой.
- Конечно, конечно. Я уже в полном порядке, - пролепетал Виталий, хотя перед глазами у него все плыло и колыхалось. – А можно я тоже буду разговаривать с тобой на «ты»?
- Хорошо, - щедро разрешил Зод Гот и они направились в подъезд. По дороге «Наташе» пришлось поддерживать своего кавалера под руку.
Серый, убогий подъезд произвел на разведчика гнетущее впечатление. В его понимании прекрасным должно быть не только само жилище, но и подход к нему. Впрочем, впечатления от невзрачности померкли, как только Зод Гот вступил в слабоосвещенную кабину лифта. Это было его первое непосредственное знакомство с земной техникой… Весь путь до семнадцатого этажа, переживший множество различных опасностей косморазведчик прощался с жизнью. Кабина тряслась как агонизирующее животное. Как она не развалилась на части, было большой загадкой для Зод Гота. Снаружи кабины что-то беспрерывно ухало и стучало, как будто там находилось нечто, что пыталось низвергнуть лифт вниз, а не наоборот.
«Если подобным образом, - подумалось Зод Готу, - устроена и их космическая техника, то можно восхищаться смелостью землян».
Наконец, лифт остановился, словно в изнеможении и косморазведчик, мысленно послав тысячу благодарностей судьбе, вышел на этаж. Квартира, куда привел Виталий красавицу Наташу, не была шедевром комфортабельности и уюта. На кухне были лишь четыре обшарпанных табуретки, такого же качества кухонный столик, две полки для посуды, да старый однокамерный холодильник. Единственная комната также не отличалась изяществом: кушетка, покрытая выцветшим пледом, два ветхих стула и письменный стол на котором стоял компьютер, возраст которого вполне был сопоставим с датой битвы русских и половецких князей с передовыми отрядами Чингиз-хана на реке Калке. В углу комнаты у самого окна стоял на тумбочке старенький телевизор «Славутич», частенько путающий цвета как дальтоник. Самым главным и действительно достойным украшением были два огромных книжных шкафа, доверху забитых книгами. Конечно, квартира была съемной и вся мебель принадлежала хозяевам, но эти два шкафа были собственностью и гордостью Канарейкина. В отличие от квартиры отца Варсонофия, который довел ее до такого состояния из-за своего маразматического аскетизма, Виталий просто не мог позволить себе роскоши вследствие недостатка денежных средств.
Скромная обстановка человеческого жилища, да и его крохотные размеры не впечатлили Зод Гота. Ему, вдруг, пришла в голову мысль, что пещеры его далеких пращуров были куда более благоустроены, чем эта «конура» разумного существа. Впрочем, он уже старался ничему не удивляться на этой планете.
- Проходи, - сказал Виталий. – Туфельки можешь не снимать – у меня все равно тапочек нет, а сумочку можешь оставить здесь. Ничего из нее не пропадет.
Зод Гот удивленно взглянул на то, что Виталий называл сумочкой и подумал: «Как это, интересно, я могу оставить часть себя?!».
- Спасибо, - произнес он в слух, - я привыкла везде носить ее с собой.
- Ну, хорошо, - легко согласился Виталий. – Проходи, садись на кушетку. Можешь книги пока полистать, а я пойду чаю заварю.
Зод Гот остановился как вкопанный перед книжными шкафами и жадным взглядом разглядывал книжные корешки. «Источник знаний! Источник знаний, - неслось у него в мозгу. – Вот откуда можно почерпнуть любые сведения и о планете и о людях, ее населяющих! ».
Он трепетно взял толстую книгу в светло-желтом переплете, лежащую на кушетке, открыл первую страницу и чуть не задохнулся от обиды. Он был бессилен что-либо узнать из этого источника информации! Он догадался, что черные на белом фоне ровные строчки, идущие столбцами по центру страницы, не что иное, как набор земных букв. Но он не знал ни одной из них! Очень не хотелось признаваться в собственном бессилии, тем более, что желаемое было так рядом! Оно вполне осязаемо, но… недоступно. Зод Гот продолжал тупо листать страницы. Так, наверное, слепой от рождения человек ощупывает богатый ковер. Он чувствует его мягкость, ощущает теплоту ворса, но не может восхититься великолепием рисунка и мастерством вышивки.
В дверях появился Виталий. В руках он держал разделочную доску, служившую подносом, на которой стояли две дымящиеся чашки с ароматным чаем и блюдечко с овсяным печеньем. Он аккуратно, стараясь не упасть – все-таки его еще покачивало от пережитого удара – поставил все угощение на стол и обратился к Наташе:
- О-о, тебя заинтересовал Лермонтов? – в его вопросе чувствовалось удивление, словно он увидел кота, просматривающего свежую прессу. Он, положа руку на сердце, предполагал, что Наталья далека от изысков литературы, как эскимос от жарких тропиков. – Это великий поэт! Я ставлю его даже выше Пушкина. За проникновенный трагизм и фатализм в каждой строчке. А какое стихотворение тебе больше всего нравиться?
Этот простенький, для большинства землян, вопрос поставил Зод Гота в тупик. Как на него отвечать? Интересно, чтобы ответил Виталий, если бы его спросили: на какой планете развлечений ему нравиться больше всего отдыхать? С красными пляжами или зелеными? Что бы он ответил?
- Я не знаю, - честно ответил Зод Гот. – А тебе?
- Мне нравятся многие его стихи, но сейчас я бы хотел прочесть вот это, - и он с упоением, как хороший актер продекламировал:
Она поет – и звуки тают,
Как поцелуи на устах,
Глядит – и небеса играют
В ее божественных глазах;
Идет ли – все ее движенья,
Иль молвит слово – все черты,
Так полны чувства, выраженья,
Так полны дивной красоты.
- Тебе понравилось? – застенчиво улыбнувшись, спросил Виталий, заметив, что Наталья смотрит на него во все глаза.
Зод Готу хотелось крикнуть: «Великолепно! Восхитительно! », потому что ничего подобного он в жизни не слышал, да и не ожидал услышать. На его планете тоже были поэты, но их стихи больше походили на математические формулы, чем на лирические творения. Здесь же был чарующий слог, пронизанный восхищением от женской красоты. Это было понятно даже при не совсем точном переводе, что преподал Зод Готу его электронный гид. Сумбур, полнейший сумбур творился в голове косморазведчика. «Как же так? – думал он. – Раз у них есть столь прекрасные стихи, и они способны ими восхищаться, значит, культура здесь находится на высочайшем уровне! Почему же у них такое дикое несоответствие эстетического развития с условиями жизни?!».
- Понравилось, - как можно сдержанней отвечал Зод Гот, стараясь не выдать своих чувств. - А ты не мог бы прочитать что-нибудь еще?
- Конечно, могу! – живо откликнулся Виталий, будучи на седьмом небе от счастья, так как его идеал проявил к нему хоть какой-то интерес. Физиков, когда они влюблены или пьяны, частенько тянет на лирику. Виталий немного подумал и, с не меньшим вдохновением, чем в первый раз, прочитал:
Я не достоин, может быть,
Твоей любви: не мне судить;
Но ты обманом наградила
Мои надежды и мечты
И я всегда скажу, что ты
Несправедливо поступила.
Ты не коварна, как змея,
Лишь часто новым впечатленьям
Душа вверяется твоя.
Она увлечена мгновеньем;
Ей милы многие, вполне
Еще никто; но это мне
Служить не может утешеньем.
В те дни, когда, любим тобой,
Я мог доволен быть судьбой,
Прощальный поцелуй однажды
Я сорвал с нежных уст твоих;
Но в зной, среди степей сухих,
Не утоляет капля жажды.
Дай бог, чтоб ты нашла опять,
Что не боялась потерять;
Но…женщина забыть не может
Того, кто так любил, как я;
И в час блаженнейший тебя
Воспоминание встревожит!
Тебя раскаянье кольнет,
Когда с насмешкой проклянет
Ничтожный мир мое названье!
И побоишься защитить,
Чтобы в преступном состраданье
Вновь обвиняемой не быть!
Зод Гот внимательно слушал и это чудесное творение великого поэта, восхитившее его не менее, чем первое, как вдруг, словно случайный выстрел, его пронзила мысль: да ведь это признание в любви! Нет, не признание поэта, сочинившего в порыве страстного вдохновения прекрасное произведение, а признание Виталия, произнесенное словами автора. И признается он в любви не кому ни будь, а ему – Зод Готу! Вернее, Наташе, чей образ он принял. Великий космос! Земляне способны на столь возвышенное чувство! Как загадочна, запутанна и непонятна душа человеческая! Одурманивание алкоголем, необъяснимая агрессия, ужасающее состояние окружающей среды, и вдруг – любовь! Чувство высокое и всепоглощающее. Любящее разумное существо не может быть злым! Будоражащие, капающие огненным бальзамом на душу, стихи! Какие еще загадки таят в себе эти неказистые на вид создания?
- Давай пить чай, - предложил Виталий, закончив читать стихотворение, и смущаясь оттого, что Наталья так пристально на него смотрит. – А то остынет.
Зод Гот растерялся. Выпитый в первую встречу с землянами напиток, произвел на него неизгладимое впечатление. Что, если от чая эффект будет еще более потрясающим? Но от чая, в отличие от водки, исходил приятный запах и Зод Гот решился.
Древний ароматный напиток понравился косморазведчику. Он приятно грел организм и придавал бодрости и сил. С клумом, конечно, его не сравнить, но вещь тоже хорошая. Вкусно было и овсяное печенье. Вообще, земная пища оставляла у Зод Гота приятные ощущения.
В ходе неспешного разговора Виталий поведал, что он - будущий дипломированный физик и мечтает всю свою жизнь посвятить этой науке. Литература же вообще и поэзия в частности – его хобби, без которого он не представляет своего досуга. Когда-то он и сам пробовал писать стихи, но когда понял, что и в подметки не годится признанным мастерам, забросил это занятие.
- Почитай что-нибудь еще, - попросил Зод Гот.
- Ради тебя, Наташа, я готов читать что угодно и сколько угодно, - в голосе Виталия слышались нотки, при звуке которых любая женщина поняла бы, что сейчас последует объяснение в любви, но Зод Гот не был женщиной, хотя и понял чувства Виталия уже давно, - лишь бы ты была со мною как можно дольше. Когда я смотрю на тебя, то сердце замирает в моей груди и душа воспаряет к небесам, потому что ты - совершенство. Ты идеал женщины, Наташа. Я люблю тебя, - решительно выпалил Виталий и рухнул на колени. Он взял левую руку предмета своего восхищения в свои дрожащие от волнения ладони, и, приблизив к себе, трепетно прижался к ней пересохшими губами.
Будь влюбленный жрец науки и литературы несколько повнимательней, он бы несомненно заметил, что Наташа сидит не совсем так, как принято сидеть порядочным девушкам: ноги ее были широко расставлены, словно у кавалериста, пару суток не слезавшего с лошади. Кроме того, ни чай, ни печенье не смазали помады с ее ярких губ. Рука же красавицы была холодна, как рыба, только что выловленная из арктических вод. Но любовь ослепляет человека, и Виталий не заметил таких незначительных мелочей.
Зод Гот совершенно не представлял, что делают земные женщины в таких ситуациях, и сидел не шелохнувшись. Ему было несколько не по себе, что он слышит слова, которые предназначаются совсем не ему. Слова, которые вообще никто не должен слышать, кроме того, кому они адресованы. Ведь знай сейчас Виталий, кому он целует ручку и какой вид на самом деле имеет эта рука, он не раздумывая сиганул бы с балкона собственной квартиры.
Между тем, пылкий влюбленный, видя, что ему не оказывают решительного сопротивления, осмелел и решил пойти дальше. Он попытался приподнять рукав куртки Натальи, чтобы еще освободить хоть клочок вожделенного тела. Но из этого ничего не вышло: рукав не поддавался, словно был намертво приклеен к коже. Зод Гот понял, что сейчас начнутся любовные ласки, и вынужден был пресечь эти попытки на корню. К тому же, попытка снять с него одежду привела бы к его раскрытию. Он мягким, но решительным движением отстранил руку Виталия и голосом, не терпящим возражения, произнес:
- Сядь на кушетку.
Виталий нехотя, но повиновался.
- Поверь мне, - продолжил Зод Гот, - ты очень хороший и добрый человек, но мы с тобой совершенно разные. Ты даже представить себе не можешь, какая бездна лежит между нами.
- Мне все равно! – смело ответил Виталий.
- Это не может быть все равно!
- Значит, - в голосе молодого человека послышалось слезливое дребезжание, - у меня нет никаких шансов?
- Ни каких! – не кривя душой ответил Зод Гот. – Почитай, лучше, стихи.
Виталий тяжко вздохнул, словно приговоренный к смерти, поглотил рыдание, готовое вот-вот вырваться наружу, и вдохновенно начал:
Слезы… опять эти горькие слезы,
Безотрадная грусть и печаль;
Снова мрак… и разбитые грезы
Унеслись в бесконечную даль.
Что же дальше? Опять эти муки?
Нет, довольно… Пора отдохнуть
И забыть эти грустные звуки,
Уж и так истомилася грудь.
Кто поет там под сенью березы?
Звуки будто знакомые мне –
Это слезы опять… Это слезы
И тоска по родной стороне.
Но ведь я же на родине милой,
А в слезах истомил свою грудь.
Эх… лишь, видно, в холодной могиле
Я забыться могу и заснуть.
И это стихотворение из раннего Есенина не оставило равнодушным Зод Гота. Он все больше и больше проникался уважением к Виталию в частности, и ко всему человечеству в целом. Ему казалось странным, что он, выходец из техногенного мира, не увидевший сколько-нибудь стоящей земной техники, восхищается людьми, создавшими поэтические шедевры. Но этим невозможно было не восхищаться!
Виталий же начал читать новое стихотворение. Всю свою любовь, весь неподдельный задор вложил он в чтение стихов. Многие профессиональные актеры позавидовали бы искренности и проникновенности, с которой студент читал стихи; он знал их великое множество. До сего момента они лежали мертвым грузом в памяти Канарейкина, и вот теперь он вытаскивал их на свет божий. Благозвучные строки лились беспрерывным потоком из уст Виталия, буквально опьяненного вдохновением, рожденным присутствием любимой девушки и бесповоротным отказом, полученным от нее. Виталий выдал фантастическую смесь из бессмертных творений величайших гениев поэзии, когда-либо осмеливавшихся оседлать непокорного и строптивого Пегаса. Здесь были Пушкин и Лермонтов, Шекспир и Петрарка, Байрон и Рембо, Державин и Баратынский, Есенин и Высоцкий…
Зод Гот слушал не перебивая, забыв обо всем на свете, внимая лишь потокам чарующих фраз, сливающихся в сверкающий водопад.
Уже посерела начь за окном, предвещая рассвет, когда Виталий дочитал последнее стихотворение и осипшим голосом произнес:
- Я устал. Да и мой запас стихов иссяк. Хочешь, я дам тебе томик Есенина? Почитаешь на досуге, - Виталий молил Бога, чтобы Наталья согласилась. Тогда у него будет лишний повод встретиться с ней.
- Конечно, хочу! – живо откликнулся Зод Гот на столь заманчивое предложение. Ведь это же небывалая удача доставить на родину земную книгу. Ученые, наверняка, найдут способ перевести ее и тогда вся его планета будет знать, какое это чудо – земная поэзия!
- Отлично, - обрадовался Виталий и достал из книжного шкафа не очень толстую книгу в зеленом переплете.
Зод Гот благоговейно принял книгу, думая о том, какая это небывалая удача – заполучить произведение земного поэта!
- Мне пора идти, - не без грусти в голосе произнес Зод Гот.
- Да, конечно, - Виталий опустил глаза, чтобы Наташа не заметила подкативших слез. – Я провожу.
- Нет! – решительно остудил Зод Гот джентльменский порыв студента, представив как тот пойдет вмести с ним на свалку, до звездолета.
- Ну, хотя бы до лифта, - по-детски стал выпрашивать Виталий, всеми силами старавшийся продлить самую счастливую и самую грустную ночь в своей жизни.
- Хорошо, - согласился Зод Гот, с нервной дрожью вспомнив это жуткое творение человеческих рук.
Быстрое прощание у кабины лифта, вновь губы Виталия нежно коснулись прекрасной «женской» ручки, двери со скрипом закрылись и Зод Гот отправился вниз, уверенный в том, что теперь уж точно разобьется. Но обошлось и на этот раз.
Зод Гот вышел из подъезда, с наслаждением вдохнул прохладный воздух весеннего утра и оглядел просыпающийся чужой мир, подернутый легкой дымкой утреннего тумана. Окружающая действительность уже не казалась ему такой унылой и беспросветной, как раньше. Люди больше не казались ему убогими несовершенными созданиями, живущими в окружении мусора и хаоса. Даже пруд, в котором он просидел вчера несколько часов, потерял свою кошмарность, да и воздух не был уж на столько пропитан зловонием, чтобы вызывать тошноту.
Полный дум от ночных впечатлений, Зод Гот перешел кольцевую дорогу по подвесному переходу, прошел по обочине до тропинки, приведшей его вчера сюда со свалки, и уже через пятнадцать минут подошел к мосту, на котором в первый раз проявил прыгучесть на этой планете. Не будь он так погружен в свои мысли, он бы и в этот раз прыгнул, не рискнув вступить на шатающиеся сооружение. Но сейчас он не заметил ветхих досок, и смело ступил на мост.
В ту же секунду, когда нога косморазведчика ступила на первую доску моста, раздался легкий щелчок, выведший из раздумий Зод Гота. Но предпринять что-либо было уже невозможно. Мощный взрыв подбросил его вверх вместе со всеми досками и железными опорами моста. Горячая, все испепеляющая волна звука и огня окатила его, и он потерял сознание…
Было только шесть часов утра и никто не заметил одинокую девушку, бредущую по обочине, а потом свернувшую на свалку. Сильный взрыв донесся до окрестных домов, но никого особенно не разбудил: мало ли, что взрывается в большом городе? Мы, как это ни печально, стали привыкать к взрывам и выстрелам…
- 16 -
Иннокентий и Митрич вновь сидели в землянке Свиридорского и последний, с замиранием сердца, слушал рассказ своего инопланетного, но такого близкого друга. Митрич рассказывал, как сперва один здоровенный мужичина, а потом еще трое, тоже отнюдь не дистрофического сложения, скрылись за защитным полем, не поддавшимся чудо-прибору Митрича.
- Хорошо еще, - закончил Митрич, - что я генератор свой успел прихватить, а то потерял бы последнюю память о родине.
- Это что же такое получается? - проговорил Иннокентий, пропустив мимо ушей последние слова Митрича, - Поле проходимо, но не для всех?!
- Мой ученый, бездомный друг, - наставительно заговорил Митрич. – Над твоей седой головой нависла опасность, а ты продолжаешь думать о каком-то поле.
- Какая опасность? – не понял Иннокентий, погруженный в совсем другие мысли.
- Ты помнишь, что кричал этот сумасшедший с пистолетом?
- Какое мне дело до психа, размахивающего оружием! - разозлился Иннокентий. – Получил по башке – туда ему и дорога.
- Не заводись! – урезонил друга Митрич. – Этот ненормальный видел тебя где-то, понимаешь? Вернее, как я догадываюсь, не тебя, а твоего двойника, который чем-то насолил и людям в камуфляже и тем троим, что пришли позже.
- Какой еще двойник?! – буркнул Иннокентий.
- Твой, Кеша, твой! Не догадываешься, кто он?
- Нет.
- А я подозреваю, что это – хозяин защитного поля.
- Он выглядел совершенно иначе.
- А если он может принимать человеческий образ?
- Что он, волшебник, что ли? – скептически хмыкнул Свиридорский. – Да и откуда ему известен мой вид.
- Способности пришельца, между прочим, нам совершенно неизвестны. А видеть он тебя мог, когда ты испытывал ржавым костылем прочность его защитного поля. Ты ведь допускаешь, что поле может быть прозрачным с другой стороны?
- Допускаю. Но с чего ты взял, что я и похождения пришельца как-то связаны? Может, им просто попался бомж, похожий на меня.
- Бомжи не прыгают через дорогу, Кеша. А если и прыгают, то не дальше первой машины.
- Ты веришь бредням того сумасшедшего?
- Может он и сумасшедший, но те трое, что подошли после и, надо признать, спасли нас, не имели вид душевно больных. И они тоже искали тебя.
- Что же мне делать?
- Спрятаться тебе надо.
- Захотят найти – найдут, - безразлично махнул рукой Митрич. – Плевать мне на это, по большому счету. Но куда же делись люди, испарились, что ли?
- Эх, неугомонная душа, - покачал головой Митрич. – По всей видимости, нам все-таки удалось «расшатать» защиту наших гостей. Поле ослабло и пропустило через себя посторонних.
- Это что же получается, - испуганным голосом спросил Иннокентий, - они сейчас на… чужом космическом корабле?
- А вот в этом я совершенно не уверен.
- Так где же еще они могут быть? – удивился Свиридорский.
- А ты вспомни свои опыты. Где оказывались люди и самолеты?
- Бог ты мой! – с дрожью в голосе выдохнул Иннокентий.
- Вспомнил, - удовлетворенно отметил Митрич. – А происходило это потому, что создаваемые вами силовые поля были несовершенны. В них причудливым, необъяснимым образом переплетались время и пространство. То же самое могло произойти и с полем пришельца.
- Их надо спасать! – после недолгого раздумья сказал Иннокентий.
- Кого? – удивился Митрич.
- Людей, скрывшихся в защитном поле.
- Смею тебе напомнить, - саркастически заметил Митрич, - что один из них намеревался обрушить тебе на голову резиновую дубинку. А остальные хотели увезти в неизвестном направлении. Судя по их рожам, они приглашали тебя отнюдь не на увеселительную прогулку. Может быть, не исчезни они, тебя и в живых бы уже не было. Я, как ты знаешь, существо доброе, но всякая доброта должна быть разумной.
- Представляешь, - сказал Иннокентий, не вникая в объяснения друга, - что может произойти, если они попали на корабль, а тот передал на свою планету сигнал бедствия?!
Митрич нервно сглотнул слюну, видимо представив, что может произойти в подобном случае, а затем произнес:
- У тебя хорошо развито воображение. Но, во-первых: может на звездолете не предусмотрено ничего подобного. Во-вторых: на корабле, все-таки, кто-то мог находиться в этот момент. Хотя, конечно, присутствие посторонних на корабле не желательно…
- Надо идти туда! – твердо заявил Свиридорский, по-бычьи мотнув головой. – Попробуем еще раз использовать твой агрегат.
- Хорошо, - согласился Митрич, хорошо зная непреодолимое упрямство своего друга. – Только пообещай мне, что мы будем действовать как можно осторожнее.
- В разумных пределах, - ответил Иннокентий, уже поднимаясь из-за стола.
Во второй раз за сегодняшний день два друга отправились к месту посадки инопланетного корабля…
Попасть на звездолет, возможно первый раз в истории человечества, довелось сержанту Гвоздодёрову, даже в самых смелых мыслях не допускавшего существование инопланетян. Споткнувшись об ноги неожиданно рухнувшего на землю бомжа, несколько раз ловко перекувырнувшись через голову, сержант стремительно вкатился во что-то прозрачное и едва ощутимое, словно плотный туман. Мягкие, но сильные и уверенные «руки» затормозили его движение, приподняли над землей и аккуратно поместили в хорошо освещенное круглое помещение. Гвоздодёров ошарашено, словно только что проснувшийся филин огляделся по сторонам. Мягкий, ненавязчивый свет лившийся, казалось, ниоткуда, освещал просторную светло-бежевую комнату, имеющую форму полусферы. Ни стульев, ни столов, ни вообще каких-нибудь предметов в комнате не было. Единственное, что бросалось в глаза и находилось напротив сержанта, была выступающая из стены, словно наклонный подоконник, ярко-красная доска размером с большой письменный стол. На ней ровными рядами располагалось огромное количество разноцветных треугольных кнопок. Больше ни за что глаз «не цеплялся». Гвоздодёров сидел на полу, мягким и теплым на ощупь. По всей видимости, из такого же материала были сделаны и стены.
Гвоздодёров решительно не понимал, где он находится, и удовольствия от этого не испытывал, тем более, что ни дверей, ни окон в странном помещении не наблюдалось, и вопрос выхода отсюда оставался открытым. Сержант осторожно поднялся с пола и подошел к доске с кнопочками. Разноцветные треугольники горели матовым светом, и на каждом был свой значок из причудливо переплетающихся прямых черточек, дуг и загогулин. Назначение этих знаков Гвоздодёров, естественно, не знал.
- Где я? – удивленно прошептал он законный вопрос.
Ответом ему прозвучала лишь зловещая тишина. Светло-бежевые стены словно поглотили в себя звук его голоса. Тогда Борис пошел по кругу, беспрерывно ощупывая гладкую стену в поисках хоть какого-то намека на выход. Дохлый номер! В стенах не было ни малейшей щелочки: его окружал абсолютный монолит. Но как-то он сюда попал? Он еще раз прошелся по кругу, теперь уже постукивая кулаком по стенам. Бесполезно! Пустот в стене не наблюдалось.
- Отвёрткин! – возопил он, встревожившись не на шутку. – Вытащи меня отсюда.
Все та же безнадежная тишина ударила его по ушам.
Борис Гвоздодёров с раннего детства был воинствующим реалистом и признавал мир таким, каким видят его глаза. Воображение в нем отсутствовало напрочь. Крайне редко, но такое встречается. Его совершенно не интересовала суть происходящих явлений и событий. Идет дождь – значит так тому и быть. Нечего учителю географии распространяться о каком-то циклоне, зародившемся где-то в Атлантике и добравшемуся до Москвы. Плевать он хотел и на циклон, и на далекий Атлантический океан, которого он никогда не видел. Кончится дождь и вновь выглянет Солнце, а почему это происходит – совершенно не интересно. Наверное, если бы он входил в число инквизиторов, решавших судьбу Джордано Бруно, то первым выступил зато, чтобы беднягу отправить на костер. Как это так: Земля вертится?! Что за ерундистика такая?! Вон, ясно видно же, как красный диск Солнца поднимается на востоке, перемещается на запад, где снова краснеет, исчезает, и наступает тьма. Дураку понятно, что вертится Солнце, а не Земля. Утверждать обратное может только сумасшедший, а таким людям не место в обществе. В огонь его, чтобы другим неповадно было! Естественно, что с таким взглядом на мир никакие институты ему не грозили и, отслужив положенный срок в десантных войсках, он пришел работать в милицию. Работать в эту организацию он пошел потому, что там – с его точки зрения - все было ясно: увидел нарушителя закона – дубинкой по голове и за решетку.
А ведь в детстве родители пытались приобщить Бореньку к искусству. Семь лет заставляли они его уговорами и поркой учиться в музыкальной школе по классу фортепиано. Здоровенный детина, с удовольствием толкающий тяжеленные гантели отца, вынужден был с остервенением «долбить» гаммы. В результате семилетних мучений он возненавидел Моцарта, Баха, Шопена и прочих гениев мировой музыки каждой клеточкой своего организма. Он никак не мог взять в толк, почему родители с ослиным упрямство заставляют его заниматься музыкой, а не боксом или тяжелой атлетикой. Ведь это было все равно, что изголодавшемуся тигру, сидящему в клетке бросить вместо мяса пучок редиски: и жрать невозможно, и не наешься. Так или иначе, но, окончив школу, он больше никогда не прикасался к черно-белым клавишам.
Вот и сейчас он понимал, что попал в какую-то ловушку, но в какую сообразить не мог. В конце концов, он стал думать, что провалился в люк, который не был виден и очутился на подземной электростанции. В пользу такого вывода говорила и доска с кнопочками, очень похожая на панель управления. Он вновь подошел к панели, усыпанной кнопками, словно соты ячейками с медом, и, внимательно взглянув на нее, увидел в правом нижнем углу странное углубление: шарообразная выемка с шестью разбегающимися в разные стороны канавками.
Любопытство – величайшее свойство, данное человеку Творцом! В той или иной степени оно присуще любому человеку. Именно это свойство толкает человечество по тернистому пути познания и открытий. Но любопытство может быть и опасным. Один и тот же нож в руках хирурга и маньяка играет две совершенно разные роли. В первом случае он – спаситель, а во втором – безжалостный убийца. Так же и любопытство: Колумба оно заставило пересечь океан и открыть путь в целый мир, невиданный ранее, а какой-нибудь дурачок, руководствуясь все тем же любопытством, засунет пальцы в розетку…
Гвоздодёров же обладал любопытством, явно склонным к практическим действиям, а не к размышлениям. В суть вещей он не вникал, а вот прикоснуться к чему-нибудь непонятному обожал. Потому он, ничуть не думая о последствиях, положил свою ладонь в углубление. Нажать кнопку он не решился: мало ли что, да и богатство выбора убивает, а выемка была одна и не вызывала опасений. В ту же секунду, на уровне его лба вспыхнула красная точка, словно лазерный прицел, и мгновенно развернулась в черный прямоугольный экран, по которому побежали зеленые черточки и крючочки, очень похожие на те, что были изображены на кнопках. Выросший из пола мягкий широкий табурет, словно гриб с большой шляпкой и тоненькой ножкой, тихонько толкнул сержанта под увесистый зад, и тот с удовольствием на него опустился.
- Вот это да! – отдернув от неожиданности руку, воскликнул Гвоздодёров. – Компьютер, наверное новый с игрушками всякими. Эх, я бы сейчас сыграл в какую-нибудь «стрелялку»! Вот чем, лоботрясы, здесь под землей занимаются.
Наконец, черточки прекратили беготню и, выстроившись в две строки, застыли на месте.
- Хм, - недовольно буркнул сержант. – И что же дальше? Ладно, - продолжил он, осмелев, - сейчас еще что-нибудь нажмем.
Поводив ладонью над пультом, выбирая что же нажать, он ткнул толстым пальцем в бело-синий треугольник, расположенный в левом верхнем углу. Будучи патриотом родной организации, он «болел» за «Динамо» и выбрал цвета любимого клуба…
Гоз Рох сидел в своем кабинете, за столом из голубого камня и размышлял. Кожа его, как и комбинезон, приобрела сиреневый цвет. Таким он был всегда в минуты глубокой задумчивости. Свою правую конечность он положил на самую макушку шарообразной головы и тихонько барабанил по ней длинными черными пальцами. Глаза шефа космической разведки неотрывно смотрели на голограмму неведомого существа, в чьем образе, как думал Гоз Рох, блуждал сейчас по чужой планете Зод Гот.
Высший Совет Планеты, на котором присутствовал и Гоз Рох, прошел в сложной, дискуссионной обстановке. Повестка дня была одна: почему молчит посланный на недавно открытую планету опытнейший косморазведчик? Случись это на любой другой планете – никто не поднял бы такой переполох. В конце концов, работа косморазведчика связана с большим риском и гибель сотрудников этой службы отнюдь не редкость. Послали бы поисково-спасательную экспедицию и дело с концом. Другое дело пропажа разведчика на планете, где есть цивилизация. С подобной ситуацией приходилось сталкиваться впервые. Предельный срок выхода на связь истек, и надо было посылать экспедицию. Но куда? И с чем там придется столкнуться спасателям? Потому и был собран в экстренном порядке Высший Совет.
Многие члены Совета настаивали на посылке крупной спасательной экспедиции, которая, в случае гибели Зод Гота, выполнит и миссию возмездия. Лишь убедительная речь Гоз Роха и его непререкаемый авторитет позволили отсрочить посылку боевых кораблей на трое суток. Гоз Рох настаивал на отсрочке потому, что чутье, выработанное годами, подсказывало ему, что Зод Гот жив и обязательно выйдет на связь. Начать войну никогда не поздно, а вот узнать противника необходимо, а еще лучше иметь с чужой планетой мирные отношения. Столько времени искать братьев по разуму и начать истреблять их мощнейшим оружием – не лучший результат первого контакта. Но трое суток мало, очень мало…
Вот и думал сейчас Гоз Рох: что если за столь короткий срок его посланец не выйдет на связь? Тогда – неизбежная война. Но шеф разведки верил в своего любимца. Зод Гот был не простым разведчиком, и не сопливым юнцом, только что вступившем на путь космопроходчика. Он был специалистом экстракласса! За его спиной такое, что… В общем, надо подождать.
Вдруг над голубой гладью стола, вспыхнула красная точка, выведшая Гоз Роха из задумчивости, развернулась в плоский черный экран, и на нем возник Старший диспетчер космической связи. Его лицо было изумрудного цвета, что говорило о высшей степени взволнованности.
- Вы меня слышите, шеф? – не скрывая тревоги, сказал Старший диспетчер.
- Да. Что случилось?
- Зод Гот прислал сообщение, - голос диспетчера срывался. – Вернее сигнал…
- Какой сигнал? – почуял неладное Гоз Рох.
- Это сигнал бедствия, шеф! Срочный зов о помощи.
- Великий Космос! – выкрикнул Гоз Рох, вскакивая из-за стола. – Готовьте к срочной отправке первую и вторую боевые армады!
- Есть, шеф! – экран вновь свернулся в красную точку и исчез.
Гоз Рох в последний раз взглянул на голограмму инопланетного существа. Он понимал, что участь планеты предрешена и в скором времени так и непознанный мир исчезнет в бездне всепоглощающего огня.
После того как Гвоздодёров нажал на «динамовскую» кнопку, экран словно замер на секунду, а потом оказался перечеркнут крест на крест белыми линиями.
- О как! – восхищенно воскликнул Борис, почему-то обрадовавшись такой метаморфозе чудесного экрана.
Он вновь положил правую руку в углубление. На этот раз экран не изменил своего состояния, а над столом повис, словно материализовавшись из воздуха, прямоугольный стакан, наполненный розовой жидкостью. Два точно таких же стакана выпил Зод Гот, когда мучился первым в своей жизни похмельем.
- Клёво! – шевельнул Гвоздодёров толстыми губами, облизнулся и взял стакан в правую руку. – Вот это сервис!
Пахло из стакана довольно приятно. Запах был абсолютно незнакомым, но напоминал запах спелого арбуза, перемешанного с запахами банана и земляники. Не задумываясь о возможных последствиях, сержант одним махом осушил стакан. Кисловатый вкус напитка не привел его в восторг, но жажду явно утолил.
Витаминный напиток был выдан сержанту по той простой причине, что инопланетная техника совершенно не знала, что делать с незнакомым организмом, усевшимся за пульт управления. Концентрация витаминов и полезных веществ в дозе раствора была увеличена в три раза. Инопланетные витамины оказали на земной организм столь же непредсказуемое действие, как и вторая стопка водки на опытного косморазведчика. Неукротимый прилив сил, сопровождаемый неописуемым восторгом, половым возбуждением и желанием сотворить что-то совершенно необычное, прекрасное и неправдоподобное, наполнил Гвоздодёрова от пяток до кончиков волос. Последние, не в силах сдерживаться, встали дыбом. По всему телу.
- Э-эх, ё-моё!! – зарычал он и мощи этого рева позавидовал бы одинокий африканский слон, переживающий брачный период и шатающийся по саванне в поисках молодой слонихи. – Я вас сейчас всех… - и он осекся, так как не мог подобрать слова, наиболее точно отображающие его состояние. Ему одновременно хотелось перебить всех своих недругов, страстно любить сразу всех красивых женщин и сделать что-нибудь хорошее своим родственникам и друзьям. Эти противоречивые чувства нещадно раздирали его на части, требуя выхода. Он круто развернулся на табурете и что было сил запустил пустой стакан в бежевую стену. Но стакан не разбился, чем изрядно огорчил Гвоздодёрова, а на долю секунды прилип к стенке, а потом медленно сполз на пол, где и остался лежать. Сержант хотел увидеть стакан разлетающимся на множество стеклянных брызг, словно салют, что как нельзя лучше соответствовало его настроению. Но «фейерверк» не удался.
- А пропади оно все пропадом! – махнул рукой Гвоздодёров и вновь повернулся к пульту.
Инопланетный энергетический напиток пробудил в нем давно забытые и ненавидимые фуги, сонаты и пьесы. Конечно! Музыка – вот чего сейчас не хватает! Пальцы просто требовали рояля! Но где же было взять инструмент? Гвоздодёрову напрашивался один единственный выход: вместо клавиш использовать разноцветные кнопки. Борис выпрямил спину, поднял подбородок, занес над «роялем» руки и, выдохнув, словно перед рюмкой водки, грянул по «клавишам». Его пальцы, давно потерявшие музыкальные навыки, родили на свет потрясающую смесь из «Лунной сонаты» Бетховена, арии заморского гостя из оперы Римского-Корсакова «Садко» и полонеза Огинского. Естественно, никакой музыки треугольные кнопки не рождали. Она звучала в возбужденном мозгу Гвоздодёрова. Его родители были бы счастливы, если бы сейчас увидели столь вдохновенную игру своего сына…
Сто пятьдесят боевых кораблей космофлота, ощетинившись лазарными пушками, термоядерными пулеметами, пучковым и сейсмическим оружием последнего поколения, созданным для уничтожения жутких тварей, в изобилии водящихся на многочисленных планетах Вселенной, готовы были в любую секунду взмыть в бездонный мрак космоса. Сверхчувствительные радары хищнически всматривались во Вселенную, помогая создавать временно-пространственный коридор, позволяющий в мгновение ока достичь маленькой, ничего не подозревающей планеты. Еще совсем немного времени, и коридор будет построен. Как только удастся обнаружить и спасти Зод Гота, многие тысячи мегатонн смертоносной силы обрушатся на планету, позволившую себе обидеть легендарного косморазведчика. Несколько мгновений и от негостеприимной планеты останется лишь прах и пепел.
Несчастная Земля и не представляла, какой ужас завис над ее голубыми просторами. Весь мир скоро рухнет в тартарары и недоуменное человечество даже не догадается, что виной глобальной трагедии является сержант московской милиции Борис Гвоздодёров, волею случая заброшенный на корабль пришельца и решивший исполнить виртуозное соло на пульте управления.
- Шеф! – вновь на вспыхнувшем перед Гоз Рохом экране появился взволнованный Старший Диспетчер. – Зод Гот прислал новое сообщение.
- Какое? – мысленно приготовился Гоз Рох к самому худшему. Теперь он находился на флагманском звездолете, решив лично возглавить экспедицию возмездия.
- «Со мной все в порядке! – прочитал Старший диспетчер. – К планете не приближаться! Ждите гостей! Готовьте больше клума!»
- Это все? – недоуменно спросил Верховный.
- Все, - подтвердил Старший диспетчер.
- Бред какой-то… - пробормотал Гоз Рох, но в голосе его чувствовалось облегчение. – Всем отбой до особого распоряжения!
В ту же секунду, когда временно-пространственный коридор был свернут, а звездолеты заглушили свои двигатели, сержант Гвоздодёров, чуть было не ввергнувший планету в бездну космической бойни, в которой победитель был заранее известен, был вышвырнут из инопланетного корабля катапультой, кнопку которой нажал совершенно случайно…
- 17 -
За два часа до того, как на шаткий мосток, соединяющий берега крутого оврага, ступила нога ничего не подозревающего косморазведчика, здесь побывал Арби Ишигов – представитель одной из преступных группировок, орудующих в Москве. За сильно выдающееся адамово яблоко он получил кличку «Кадык». Был он среднего роста, плечист и имел лицо, не лишенное привлекательности, с легким кавказским шармом: черные как смоль волосы, широкие карие глаза под густыми дугообразными бровями, правильной формы губы, прячущиеся под тенью орлиного носа. От роду ему было всего двадцать шесть лет, но, как и многие чеченцы, он прекрасно умел обращаться практически с любым видом оружия. За свою недолгую жизнь он успел повоевать в двух чеченских войнах – естественно не на стороне российских войск – и зарекомендовать себя бесстрашным и умелым специалистом своего дела. Специалист же он был по всевозможным минно-взрывным работам и профессию свою любил. Нравилось ему одиноким хищником прокрасться в ночи в тыл противника, установить там «адскую машину» и бесследно исчезнуть, не видя потом во что превращаются жертвы его «сюрпризов». На все ваххабитские бредни ему было глубоко наплевать. Он лишь зарабатывал деньги на жизнь.
Но время идет, лазить по горам чертовски надоело, да и «федералы» прижали так, что того гляди без головы останешься или того хуже – в российскую тюрьму угодишь. И решил податься Кадык в Москву, благо там его земляков было предостаточно и работы по профилю вполне хватало. В столице он примкнул к чеченской группировке, возглавляемой неким Хасаном. Кто был Хасан по национальности и какого вероисповедания на самом деле никто не знал, но слушались все беспрекословно. Говорил он на чистом русском языке, без малейшего акцента и никаких религиозных обрядов не придерживался. Был он лыс как коленка, круглый как арбуз и кровожадный как шакал.
И вот, накануне вечером, уже около одиннадцати, он вызвал к себе Кадыка на квартиру, расположенную в пентхаузе элитного дома. Хасан сидел на диване, весь обложенный подушками, словно монгольский хан. Вся большая комната, где он принимал Кадыка, была устлана персидскими коврами и уставлена антикварной мебелью. Никаким изыском тут и не пахло.
- Здравствуй, Кадык дорогой! – произнес он голосом, похожим на шипение разъяренного удава. - Есть для тебя работенка.
- Всегда рад, - улыбнулся Кадык, обнажив крепкие зубы, не уступавшие по прочности волчьим.
- Мне генерал из МВД позвонил, который нам сильно помогает и в обиду не дает. Он вчера на одной вечеринке гулял и повстречался там с Клоповым – злейшим врагом нашим. Знаешь его?
- Как не знать? – криво ухмыльнулся Кадык. – Не один раз с его гвардией перехлестывались. Выжать они нас из города хотят. Ни на какие переговоры не идут.
- Верно Кадык говоришь, верно. Так вот генерал наш любимый попросил у Клопа денег. Дай, мол, дорогой на обустройство отделения милиции в твоем родном районе. Обыкновенное спонсорство, правильно? Любой дурак поймет, что генералу деньги для дачи нужны или машину сменить хочет. Так дай! К тебе же потом добром вернется. А этот шакал паршивый знаешь что ответил?
- Что? – с интересом спросил Кадык.
- Покажите мне, говорит, это отделение, я найму рабочих и все расходы по ремонту оплачу. Каков нахал, а? Генерал от такой наглости чуть омаром не поперхнулся.
- Так Клопа наказать надо? – обрадовался Кадык серьезности и сложности заказа.
- Клопа бы я сам давно на части порвал, - вздохнул Хасан, - да генерал пока не велит. Надеется, что эта падла одумается. Пугануть его для начала надо.
- Каким образом? – спросил Кадык, несколько загрустив оттого, что задание оказывалось довольно легким.
- По своим каналам мне стало известно, что завтра трое клоповских бойцов отправятся на городскую свалку, в окрестностях которой мы и они иногда неизбежные потери разборок прячем. И пойдут они по небезызвестному тебе мосту. Вот там ты и заложишь одну из своих симпатичных штучек. Сделать это нужно до утра, так как, во сколько они пойдут никому не известно. Место не людное, так что кроме них никто попасться не должен. Задание понятно?
- Понятно, - ответил Кадык. – А зачем им сама свалка сдалась? Все свои проблемы мы решали до нее.
- Точно не знаю. Мне известно только то, что им какой-то бомж нужен. Еще вопросы есть?
- Нет, - сказал Кадык, крайне редко задававший вопросы.
- Тогда ступай. Поздно уже.
Перед восходом Солнца Кадык прибыл на злополучный мост, отсчитывающий свои последние часы. В предрассветном мраке, одетый во все черное, словно ангел смерти, он установил мину-лягушку, способную разорвать в клочья все, что к ней прикоснется, и, проверив все еще раз, спрятался в кусты. Привыкший спать даже на голых камнях, он позволил себе прикорнуть, справедливо полагая, что взрыв его непременно разбудит.
Но взрыв прозвучал гораздо раньше, чем он предполагал. Было только начало седьмого утра: реальные пацаны еще спят в такое время. Он выглянул из кустов и с удовлетворением отметил, что моста больше нет, а из глубины оврага поднимается черный дым: видимо горели пропитанные креозотом доски. Нужно было удостоверится в качестве выполнения заказа, и Кадык осторожно спустился на дно оврага. К его удивлению ни трупов, ни крови, ни кусков человеческого мяса ему в глаза не бросилось. Лишь груда дымящихся, покрытых мхом бревен, под которой шевелилось что-то бурое. Он небрежно откинул мыском ботинка пару широких досок и остолбенел от удивления и подкрадывающегося под самое сердце ужаса. Его глазам предстала рука, темно-коричневого цвета, цепко сжимавшая обгоревшую, продолжавшую тлеть книгу. Но эта конечность не была рукой человеческой! Она была гораздо толще и пальцев на ней было шесть! Шесть черных змеевидных отростков. Странная конечность конвульсивно дергалась, словно хотела бросить книгу и вцепиться в ногу Кадыку.
- Шайтан! – прошептал Кадык отпрянув назад и не решаясь откинуть доски дальше. – Шайтан!! – крикнул он уже громче, и ловко, будто архар, начал взбираться по крутому склону оврага, что бы навсегда покинуть не только эту свалку, но и этот город… Ему казалось, что страшная рука, будто длань вылезшего из преисподни демона, тянется и тянется за ним, стремясь наказать за все совершенные грехи. Он стремительно убегал, боясь даже оглянуться.
Если бы Зод Гот, бездыханно лежащий сейчас под обгоревшими обломками почившего в бозе моста, вышел из дома Виталия несколько позже, он наблюдал бы прелюбопытнейшую картину. Как всегда, ровно в шесть часов утра дворничиха Степанида вышла приводить планету в порядок. Зеленая униформа с изображенным на спине названием административного округа плотно облегала ее фигуру, очень далекую от принятого стандарта 90-60-90. Скорее здесь были все 150-150-150. Лет сей поборнице чистого асфальта было слегка за пятьдесят. Простое лицо, маленькие глазки, не лишенные, правда, искорки интеллекта, широкий нос, тонкие губы – все это не давало ей шансов стать голливудской звездой. Длинные черные с проседью волосы она укладывала в старомодный пучок и крепко перевязывала цветастым платком. Дело свое она выполняла добросовестно, ведя решительный бой с безалаберными людьми, позволяющими себе сорить на улице. То ли мощь ее трубного голоса, которому позавидовал бы сам Луи Армстронг, то ли содержащийся в нем необъяснимый магнетизм, не позволяли с ней спорить даже самым отпетым хулиганам. Здоровенные парни, едва услышав ее окрик, моментально подбирали только что брошенный окурок и несли его до ближайшей урны. Пьяные же «в дым» алкаши, занимавшиеся возлияниями где-нибудь на территории двора, безропотно прибирались за собой, оставляя идеальный порядок.
И вот выходит эта примадонна метлы и лопаты из своего подъезда, из которого совсем недавно ушел на встречу страшному взрыву косморазведчик, поворачивает на лево, где находится ее каморка с инструментами, берет метлу, разворачивается и идет обратно. Но успевает сделать только один шаг. Слева от себя, в палисаднике, за которым она тоже тщательно и с любовью ухаживала, ей предстало зрелище, ввергшее Степаниду в состояние гневной ярости и тихого ужаса от наглости содеянного. На большой круглой клумбе, расположенной в центре палисадника, на мягкой рыхлой земле, приминая едва-едва пробившиеся первоцветы, сидел Дуболом. Он обхватил свою лысую голову граблевидными ручищами и бормотал что-то невнятное, раскачиваясь из стороны в сторону, словно китайский болванчик. Его модная красная толстовка и джинсы «Вранглер», коими он очень гордился (они были подарены ему другом, утверждавшим, что они куплены в Америке, но на самом деле они были приобретены на Черкизовском рынке), были перепачканы свежей землей. Он едва только начинал приходить в себя после ночного происшествия. Видя, что толстый зад Опойкина уже уничтожил большую часть молодой поросли, которой уже не суждено было порадовать землю многоцветьем, Степанида задохнулась от злости. Но вот рот ее раскрылся, словно речной шлюз, и на Дуболома обрушился поток ругани, по количеству децибел не уступающий реву реактивного самолета:
- Аспид лысоголовый! Ты что же натворил, погань толстомясая?! Люди цветочки содют, чтобы зенки свои красотой порадовать, а страхолюдины безмозглые, вроде тебя, задницей слоноподобной на них плюхаются! Вылазь оттуда, сволочуга поносная!
Но Дуболом словно не слышал ее слов. Он продолжал раскачиваться и что-то бормотать. Ночной инцидент не прошел для Федора бесследно. До сих пор перед его глазами стояла желанная Наташка-очаровашка, непостижимым образом изменившая свою прекрасную ручку на шестипалую осьминожью длань. Эта длань мертвой хваткой схватило его за горло и стукнула о подъездный карниз. Серый бетон карниза, стремительно приближающийся, последнее, что он увидел перед потерей сознания. Его бритая голова угодила аккурат в то место, где по всем правилам должна быть лампочка, освещающая подъезд. Но теперь там торчали лишь два оголенных провода: один балбес разбил лампочку из пневмопистолета, другой олух стащил патрон – на даче сгодится, а третий обалдуй вырвал с корнем остатки железного цоколя, оставив лишь два провода, сиротливо торчащие из бетона. Естественно, двести двадцать вольт шандарахнули Дуболома со всей нерастраченной в мирных целях энергией. Электрический разряд, абсолютно неощутимый для Зод Гота, потряс до основания весь никчемный организм Опойкина и, видимо, загнул какую-то извилину в его мозгу в нужном направлении. То на что не способен был бы ни один, даже самый талантливый педагог, совершил за долю секунды переменный ток. Таких людей, скорее всего, и не возможно исправить никаким другим способом, кроме как мощным, почти убийственным потрясением. Яркая электрическая вспышка в сознании осветила всю его предыдущую жизнь, а правильно заработавшая извилина заставила увидеть эту жизнь в должном свете. И предыдущее существование показалось Опойкину совершенно неправильным и бестолковым. Оно было бесполезным, эгоистическим и хамски-потребительским. Бывает так, что разряд молнии угодивший в человека и оставивший его в живых, открывает в нем удивительные, доселе неведомые способности, дремавшие где-то в бездонных глубинах подсознания. Кто-то начинает разговаривать на суахили, даже не подозревая, где проживает народ, разговаривающий на этом языке; кто-то начинает сыпать математическими формулами, не хуже старины Энштейна или загадочного Ферма, хотя до этого был знаком лишь с азами арифметики; кто-то начинает извлекать божественные звуки из скрипки, хотя впервые в жизни берет инструмент в руки, и так далее. Нечто подобное произошло и с Федором Опойкиным: электрический удар перетряхнул его мировоззрение. До конца он свое состояние еще не осознал, но на уровне подсознания – этой великой и непостижимой части человеческого мозга – необратимые метаморфозы уже произошли. Потому он и держал ушибленную голову обеими руками, словно стараясь собрать вместе, удержать разбегающиеся мысли.
Услышав громоподобные вопли Степаниды, способные разбудить мамонтов, спящих вечным сном в ледяной тундре, Дуболом перестал раскачиваться и уставился на разозленную дворничиху.
- Что буркалы вылупил, пенёк обрыганный! – продолжала будить Москву и Московскую область Степанида. – Нализался, поди, вчера трутень бестолковый? Слезь с клумбы, тебе говорят, ишак отвязный! Сейчас милицию вызову, остолоп безбашенный! Они тебе резиновыми дубинками вмиг и голову, и задницу прочистят, слюнтяй поросячий!
- Что вы, тетушка Степанидушка? - наконец изрек Федор, совершенно не узнавая ни своего голоса, ни слов, срывавшихся с языка. – Метелочка вы наша драгоценная! Не стоит ругаться, оскверняя воздух бранными словами. Сейчас все поправим, все восстановим.
Он начал ползать по клумбе, пытаясь своими огромными лапами распрямить безнадежно раздавленные ростки, уже начавшие вянуть, а еще совсем недавно радостно и жизнеутверждающе рвущиеся к свету. Бестолково распрямляя один побег, который немедленно падал обратно, Опойкин напрочь давил еще пяток. Два-три перемещения – и клумбе пришел бесповоротный конец.
Видя, что происходит совершенно непоправимое и клумба, еще вчера готовая зацвести, превращается в месиво безжизненного чернозема, Степанида впала в исступленное бешенство.
- Паразитина! Гадина! Тварь! Шваль вонючая! – запричитала она и зашвырнула метлу, словно копье, в не перестающего ползать Опойкина!
Ахилл – один из величайших героев древней Эллады – порадовался бы точности такого броска: метла своим древком угодила в то самое место, на которое изобретательное на пытки человечество усаживало на кол себе подобных. Будь Дуболом голым, он оказался бы насажанным на метлу, как баран на вертел. Но прочная джинсовая ткань спасла невинность Опойкина. Он вскрикнул от боли, схватился обеими руками за ушибленное место и, спрыгнув с клумбы, начал приплясывать с ноги на ногу, взахлеб бормоча:
- Ой, как больно, тетушка Степанидушка! И это хорошо, это прекрасно! Так и надо мне – поганцу неразумному! Нельзя! Нельзя вести такую бессмысленную жизнь. Нужно стремиться к прекрасному! Постигать искусство и науки! Читать книги! Боже мой! Я же не прочел ни единого произведения литературы… Хам! Полный хам и остолоп!
«Искусство», «книги» - Федор до сего утра и не подозревал, что такие слова существуют.
Он отвлекся от боли, подошел к низкому заборчику, легко перешагнул его и, встав в позу оратора перед обалдевшей Степанидой, продолжал витийствовать:
- Таких паразитов, как я, очень много тетушка Степанидушка. Такие, как я, превратили нашу планету – этот цветущий, благоухающий, чудесный Эдем, в зловонную клоаку. Еще немного и Земля станет неподходящей для жизни, ужасающей пустыней. Нет! – взвизгнул он, подняв над головой правую руку с оттопыренным указательным пальцем. – Этого нельзя допустить! Я займусь спасением планеты и своим возрождением. Я буду беспрерывно учиться. Я сделаю все, чтобы в реки вернулась рыба, в леса – животные и птицы, а моря и океаны чтобы радовали нас чистотой лазурных вод, а не разноцветными разводами нефтяных пятен. Люди же должны посещать библиотеки и музеи, выставки и театры, а не шляться по ресторанам и ночным клубам. Я буду добиваться и этого!
Всю душещипательную сцену наблюдал, вышедший из соседнего дома, отец Варсонофий, направляющийся к заутренней молитве. Вчерашнее видение посланца ада, принявшего в последствии человеческий образ, произвело на батюшку неизгладимое впечатление. Проведя бессонную, полную самоедских мыслей ночь, он решил бесповоротно сойти с пагубного пути потребления спиртных напитков. Теперь трезвый ум, по его разумению, должен был стать непреодолимой преградой для подручных дьявола. Поэтому он возрадовался, услышав вдохновенную речь отпетого безбожника, хулигана и невежды, встающего на путь истинный. Батюшка предположил, что благая мысль просветления явилась в эту ночь не только ему. Отец Варсонофий решил подойти к кающемуся Дуболому и по всем правилам благословить его на добрые дела.
А Федор продолжал вещать раскрывшей от удивления рот Степаниде:
- Мир должен быть чист, гармоничен и ухожен, а великое чувство любви не должно подменяться животными инстинктами. Господи! – выкрикнул он, широко разведя длинные руки и поднимая лицо к небу. – Как погано и беспутно я жил! Прости Господи червя недостойного! Свинота я мусорная!
- Сын мой! – раздался за спиной Федора бас отца Варсонофия, и он обернулся на этот голос.
Увидев перед собой человека в рясе, до сих пор вызывавшего у Федора лишь недоумение и смех, он рухнул перед ним на колени, будто подкошенный, скрестил на груди руки и затараторил:
- Ваше высокопреосвещенство! Простите мне мои прегрешения и направьте на путь истинный. Укажите мне дорогу, ведущую к храму и выводящую из тупика беспросветности на путь любви и просвещения.
- Тронулся! – пролепетала Степанида и перекрестилась. – Как есть тронулся. Вот до чего водка, да связи беспорядочные доводют. Даже такой кабан не выдержал.
- Окстись, неразумная! – грозно цыкнул на нее отец Варсонофий. – Человек к Богу тропиночку ищет, значит душа его от скверны очищаться начала. А ты – «тронулся». Замолчи, женщина! Встань, сын мой, - обратился он уже к Опойкину, перекрестив его поцарапанную голову. – Встань и пойдем со мной. Я приведу тебя в храм. Ты послушаешь службу, снимешь с души заскорузлость. Очищающий огонь свечей, умиротворяющий аромат лампад, строгий и величественный вид икон, всепроникающее слово молитвы очистят и укрепят твой дух.
- Да-да! – охотно отозвался Федор, хотя еще несколько часов назад рассмеялся бы в лицо священнослужителю, получив подобное предложение. – Я готов идти прямо так – на коленях.
- Не надо, сын мой, - остановил порыв Дуболома отец Варсонофий. – Создатель даровал нам две ноги, чтобы мы прямо ходили по земле, а не ползали на карачках, уподобляясь тварям бездушным.
- Хорошо! – тут же вскакивая, согласился Опойкин, и, подхватив несколько опешившего от такой прыти отца Варсонофия под руку, повлек его мимо дома, к автобусной остановке.
Степанида удивленно, совершенно ничего не понимая, смотрела в спины удалявшейся парочке, союз которой еще вчера невозможно было представить. Нет, в том, что человек обращается к Богу, она не видела ничего необычного, но, по ее представлению, такой богохульник как Опойкин, мог это сделать лишь сойдя с ума. Она выразительно покрутила пальцем у виска и полезла в палисадник за метлой.
Для того, чтобы попасть на автобусную остановку, необходимо было пройти мимо дома, где жил отец Варсонофий. Как только удивительный тандем батюшки, зарекшегося пить горькую и оболтуса, вставшего на путь спасения всего человечества от самоуничтожения поравнялся с подъездом, где жил и отец Варсонофий, и настоящая Наталья Пышкина, рядом с ними тихо затормозил белый «Мерседес», который увез вчера Наталью в неоновую ночь. Задняя дверца распахнулась и на тротуар устало выбралась Наталья, вернувшаяся из ночного клуба, где бурно кутила до утра. «Мерседес» бесшумно укатил, а Наталья осталась, удивленно разглядывая неправдоподобную парочку. Действительно, здоровый детина, в перепачканной черноземом одежде и батюшка, чистый, но с явными признаками тяжелого похмелья на лице, не могли не вызвать удивления у Наташи, знавшей обоих, как непримиримых антагонистов. Куда проще было представить отпетого куклуксклановца в обнимку с Нельсоном Манделой. В конце концов, она пришла к выводу, что мужчины тоже не дурно провели весеннюю ночь.
- Мальчики, - изящно прикурив и ехидно улыбнувшись, заговорила она, - где это вы…
Но закончить фразу она не успела, так как Дуболом, протянув к ней руку с указующим перстом, заголосил:
- Вот! Вот та женщина, которая дала мне то, что было давно необходимо, и то, что не способны были дать другие. Нет, многие, многие пытались, но не смогли возбудить во мне надлежащего желания. А она смогла! Спасибо тебе, Наташа! Век помнить сие чудо буду. – И Федор попытался схватить левую руку Натальи, свободную от сигареты, чтобы припасть к ней губами. Электрический удар, шарахнувший Дуболома, оставил в его памяти Наталью как чистый и светлый образ, направивший заблудшего Опойкина на путь исправления.
Но жест, который ранее не возможно было даже представить со стороны Федора (скорее все людоеды стали бы вегетарианцами, вампиры бы перешли на морковный сок, а отпетые насильники добровольно явились бы на кастрацию), был решительно отвергнут Натальей. Она отшатнулась в сторону от Федора, как от прокаженного, совершенно неверно истолковав его искренние слова.
- Ты что же такое городишь, кобель немытый?! – возмутилась она. – Когда это я тебе дала?! Да я с тобой в одном море купаться не стану! А ту девку, что с тобой переспит, за километр обходить буду. Я тебя…
Далее последовали слова, которыми гордились бы одесские биндюжники, но которые отцу Варсонофию, как священнослужителю, слушать совершенно не пристало. От таких слов у порядочных людей уши вянут.
- Тихо, дочь моя! – забасил он. – Не оскверняй уста свои прелестные черной бранью от сатаны идущей! И не оскорбляй человека, только-только душу Всевышнему приоткрывшему, и на путь праведный встающего. Наоборот, помоги ему, укрепи в желании благом и вознаградит тебя Господь и тоже дорогу правильную укажет.
- Что за чушь вы несете, батюшка?! – Наталья чуть не проглотила сигарету от удивления и возмущения. – Кто встал на путь истинный?! Дуболом?! Да он свою совесть еще в родильном доме оставил. А думал он всегда не башкой своей бритой и безмозглой, а головкой, что между…
Она осеклась, потому что увидела зрелище, которого, в принципе, не могло быть. Если бы сейчас из подъезда вышел Ален Делон в самом расцвете сил и красоты и предложил бы Наталье руку и сердце, она удивилась бы значительно меньше. Наталья недаром поносила Дуболома самыми обидными словами. Ведь она думала, что он прежний и на ее оскорбления ответит площадной бранью. Тронуть он ее не посмеет, так как понимает, что последствия для него могут быть весьма плачевными: охрана ее ухажора от него мокрого места не оставит, а вот матом от души обложит. Она, естественно, тоже в долгу не останется. Но словарный запас-то у нее неизмеримо больше, чем у Дуболома и последнее слово останется за ней. Уйдет он посрамленный и с измотанными нервами, а она душу отведет. Так бы все наверняка и было, но… но человек перед ней стоял совершенно другой. Под грубой внешностью теперь пряталась душа, которая только-только, словно нежный цветок после неожиданных заморозков, пробуждалась после мертвого сна. Федор Опойкин, непрошибаемый Дуболом, от хамства которого страдала вся округа, отреагировал на оскорбительные и в общем-то справедливые речи Натальи совершенно непредсказуемым образом: он… заплакал горючими слезами. Плечи его мелко подрагивали и прозрачные, соленые струйки стекали по щекам, покрытым рыжей, пробившейся за ночь, щетиной. Федор неумело, как-то по-детски, размазывал слезы широченными ладонями по лицу, словно сам удивлялся, откуда в его глазах взялась эта не прошеная жидкость.
- Пойдем, пойдем, сын мой, - отец Варсанофий укоризненно посмотрел на совершенно обалдевшую Наталью, по-отечески обнял Федора за плечи и увлек за собой, к очищению и спасению.
Наталья, абсолютно ничего не понимая, смотрела им вслед, хлопая длиннющими ресницами, как вдруг услышала за собой чьи-то шаги. Оглянувшись, она увидела Степаниду, готовящуюся подметать асфальт.
- Вот ведь как бывает, - сказала Степанида, поучительно глядя на Наталью. – Жил себе человек - не тужил. Вольготно и беззаботно существовал. Здоровья – хоть отбавляй, голодным никогда не был, девок, как семечки лузгал и вот полюбуйтесь – с разуму сковырнулся.
- Как это? – не сразу поняла Наталья.
- С глузду сорвался, - пояснила Степанида.
- С ума сошел, что ли? – наконец догадалась Наталья.
- Так я про то и говорю. Наказал его Господь за жизнь безалаберную – разума лишил. Вот и мелет всякую чушь.
- А-а, - облегченно вздохнула Наташа, - тогда все понятно…
Она выбросила окурок в стоящую рядом урну, небрежно махнула рукой, показывая, что устала, да и не хочет продолжать разговор, и вошла в подъезд. В конце концов, плевать ей на этого Опойкина. Сошел с ума – ну и слава Богу! Одним скотом во дворе меньше будет. Действительно, куда легче бывает поверить в то, что отпетый негодяй и мерзавец стал сумасшедшим, чем в то, что он встал на путь исправления.
- 18 -
Булкин и Владимир продолжали свой поход за тайной, скрытой, как они верно предполагали, на городской свалке. Они шли сквозь просыпающийся от зимней спячки, шумящий птичьими голосами, лесок. Дмитрий шел впереди, держа на перевес «сковороду», словно солдат в штыковой атаке. Прибор постоянно издавал тихие щелчки. Владимир следовал сзади, неся «дипломат», в котором, судя повесу, еще что-то находилось. Наверняка – аппаратура, необходимая для изучения загадочных существ.
Постепенно, прибор в руках Дмитрия щелкал все громче и чаще. К тому моменту, когда они подошли к опушке леса, он уже захлебывался собственным писком.
- Что это твой ЛЧС так разошелся? – спросил Владимир.
-Не знаю… Вполне возможно, где-то рядом находится очень мощный след, оставленный пришельцем. А может и он сам.
Выйдя из леса на окраину свалки, они увидели человека в сером камуфляже, распростертого на земле вниз лицом. Он лежал буквально в пяти метрах от начинающихся груд мусора.
- Я бы очень хотел, - сказал Дмитрий, выключая визжащий аппарат, - чтобы это не было делом рук того, кого мы ищем.
- А что тогда? – спросил Владимир, прекрасно понимая, что ничего хорошего в этом случае ожидать не приходится.
- Если он пошел на агрессию, - ответил Дмитрий, - значит, время мирного знакомства завершилось. Трудно представить, что может натворить существо с необычайными способностями, находящееся в состоянии войны с человечеством. Ладно, пойдем осмотрим его. Возможно, мы еще сможем чем-то помочь.
Они подошли к лежащему ниц Отвёрткину и увидели, что на его затылке, покрытом короткими светло-русыми волосами, красовалась огромная лиловая «шишка», возвышавшаяся, словно муравейник из низкой травы. Дмитрий приложил два пальца к шее лежавшего, туда, где должно ощущаться биение пульса, этой тоненькой жилки, показывающий, что если человек и сделал шаг по ту сторону Земли, то еще не оставил надежды вернуться.
- Он жив! – обрадовано крикнул Дмитрий, почуяв биение пульса. – Помоги перевернуть его.
Владимир поставил «дипломат» на землю и вдвоем они аккуратно перевернули находящегося без сознания человека на спину. Сделать это было совершенно не трудно, так как он не отличался богатырским сложением. Булкин не сильно похлопал его по щекам. Человек тяжело и глубоко вздохнул, словно пробуждаясь от длительного летаргического сна, часто-часто заморгал невыразительными глазками и вдруг резко сел, схватившись двумя руками за ушибленный затылок.
- Ой-ой-ой! – запричитал он. – Больно-то как!
- Кто вы? – спросил Дмитрий. – Что с вами случилось?
Человек оглядел рассеянным взглядом двух стоящих перед ним людей, продолжая держаться за затылок и сказал:
- Я лейтенант милиции Николай Отвёрткин. Можно просто – Николай, - он судорожно сглотнул, чувствовалось, что в его горле бушуют песчаные бури Сахары. – У вас водички не найдется?
- Чего нет, того нет, - ответил Дмитрий. – Так что с вами случилось?
- Мы с моим напарником, - сказал Отвёрткин, косясь на двух мужчин и справедливо полагая, что не следует открываться первым встречным, - здесь рейд осуществляли. Вдруг, совершенно неожиданно, на нас напали сзади. Резкая боль в затылке – больше ничего не помню…
- Кто напал не видели? - спросил Владимир.
- Говорю же: сзади бух! – и все.
- Я вас узнал, - сказал Владимир. – Вы вчера бомжей забирали с детской площадки. С вами еще громила такой был, весь в грязи перепачканный.
- Точно, - кивнул головой Отвёрткин и сморщился от боли.
- Ясно, Николай, - сказал Дмитрий. – Вы, стало быть, и есть подчиненные подполковника Громовержцева?
- Да-а, - вскинул глаза на Дмитрия Отвёрткин. – А вы-то кто?
- Друзья, - коротко ответил Булкин. – Ваш начальник просил помочь и вот мы здесь. Так значит не знаете, кто вас по голове ударил?
- Не знаю! – несколько раздражаясь ответил Николай. Но фамилия начальника, как всегда, произвела на него магическое действие: он решил не запираться с людьми, хорошо знающими подполковника. Не хватало еще вызвать гнев начальника из-за того, что лейтенант не пожелал разговаривать с его знакомыми. Да и, в конце концов, может случиться так, что они смогут помочь. – Я разговаривал с двумя бомжами, как вдруг сзади меня кто-то шарахнул по башке. Я даже не видел кто. Но не это главное. Гвоздодёров, напарник мой, пропал!
- Как это? – искренне удивился Дмитрий.
- Да элементарно: докатился вон до той березки, - Отвёрткин махнул в сторону уцелевшего дерева, - и исчез, словно в воздухе растворился.
Владимир и Дмитрий как-то неуверенно, будто не поверив словам лейтенанта, посмотрели в указанную сторону, после чего Булкин произнес:
- Оставим, пока, это странное исчезновение. Вы не могли бы описать тех бомжей?
- Один бородатый, а другой… Да вот они!
Отвёрткин вскочил на ноги и указал рукой в глубь свалки. Он схватился за кобуру, но она оказалась пустой. Тогда он начал охлопывать себя по карманам куртки и брюк, но оружие отсутствовало. Он обшарил взглядом землю вокруг себя – безрезультатно. Тогда Отвёрткин вновь обессилено опустился на землю. Потеря оружия ввергла его в шок, граничащий с предсмертной агонией.
- Успокойтесь, - сказал Дмитрий, видя состояние лейтенанта. – У вас, скорее всего, сотрясение мозга, так что нервничать и делать резких движений не советую. Сейчас эти двое мужчин подойдут к нам и мы тихо-мирно пообщаемся. Да и пистолет ваш, возможно, найдется…
Свиридорский и Митрич уже давно заметили лейтенанта, третировавшего их здесь совсем недавно, а с ним еще двух незнакомых человек. Митрич и раньше проявлявший осторожность, предложил немедленно вернуться, но Иннокентий был непреклонен. Тем более, что в нем вовсю бушевал ученый-экспериментатор. Как же так?! Рядом находится поле, которое можно пройти! Еще немного и оно может окончательно рухнуть, открыв то, что так тщательно скрывает. Свиридорский даже слушать не стал доводы друга и продолжил движение вперед, ускорив шаг. Нехотя Митрич последовал за ним.
- Здравствуйте, господа, - как можно спокойнее обратился Булкин к подошедшим товарищам. – Меня зовут Дмитрий Николаевич. Я являюсь вице-президентом крупнейшей уфологической ассоциации. А вы кто?
- Уфология… Уфология… - пробормотал Иннокентий, не обращая внимания на побледневшее лицо Митрича. – Это что-то связанное с чудесами?
- Скорее с необъяснимыми явлениями, - недовольно поморщился Булкин. – Так может, представитесь?
- Меня зовут Иннокентий Яковлевич Свиридорский, а моего друга – Митрич…
- А вы, Иннокентий Яковлевич, вчера не прыгали через МКАД, - спросил прямо в лоб Дмитрий
- Вот этот молодой человек, - Иннокентий кивнул на Отвёрткина, - недавно мучил нас таким же дурным вопросом, который едва можно было уловить через тот бред, что он тут произносил. Ни к какой дороге я не имею ни малейшего отношения. Да это сейчас и не важно. Раз уж вы уфолог, то вам необходимо знать, что товарищ, с которым пришел сюда милиционер и еще трое людей скрылись за инопланетным защитным полем. Последствия могут быть просто непредсказуемыми. Надо думать, как их спасать. Кроме того…
- За каким защитным полем? – перебил Булкин.
- Между двумя березками… - Иннокентий посмотрел в сторону свалки. – Вернее между одной березкой и кучкой пепла. Вторая случайно сгорела. Так вот, там установлено защитное поле…
- Минуточку! – вмешался в разговор Владимир. – Вы только что назвали себя Иннокентием, не так ли?
- Совершенно справедливо, молодой человек, - саркастически заметил Свиридорский, нервничая оттого, что его постоянно прерывают. – Меня так зовут уже более полувека. Как еще я должен был представиться?
- Не далее, как вчера вы назвали себя Геннадием. К сожалению, со мной нет моего друга, который присутствовал при этом, но, возможно, он еще присоединится к нам и подтвердит мои слова. Так как вас зовут на самом деле?
Иннокентий недоуменно взглянул на Митрича. Похоже, слова последнего о таинственном двойнике, разгуливающим в образе Свиридорского, находили все больше подтверждений.
- Кроме того, - продолжил Владимир, видя что Иннокентий находится в некотором замешательстве, - несколько позже вы мне встретились на противоположной стороне кольцевой дороги. На пустыре, где выгуливают собак. И воняло от вас так, словно вы только что вылезли из выгребной ямы. Как купание в пруду?
- Что за ерунду вы говорите, молодой человек? – растерянно отвечал Иннокентий, совершенно ничего не понимая ни про выгребную яму, ни про пруд. – Вас я впервые вижу! И на другой стороне дороги я вчера не был. И при чем тут какой-то Геннадий я понятия не имею! Что вообще происходит?
- Сейчас я объясню тебе, козел, что здесь происходит, - мрачно произнес Отвёрткин и глаза его вновь покрылись поволокой безумия. – Сейчас я тебя голыми руками убивать буду.
- Стоп, стоп, стоп! – решительно, как рефери на ринге встал между Свиридорским и Отвёрткиным Булкин. – Без рукоприкладства, пожалуйста. Давайте разбираться спокойно. Ты, Владимир, уверен, что именно этого человека ты дважды встретил вчера?
- У меня, - язвительно ответил Владимир, - прекрасная зрительная память. Это был он! Ну, или…
- Стоп! – перебил Дмитрий. – Ни слова больше. Вы лейтенант, - обратился он к Отвёрткину, - также уверенны?
- Несомненно!
- Господи! – не выдержал Иннокентий. – Я сейчас с ума сойду. Матерью клянусь: впервые вижу этих людей!
- Успокойтесь, пожалуйста, - сказал Дмитрий. – Мы вам верим.
- Как это? – поразился такому повороту разговора Отвёрткин. – Почему верим?!
- Попробую объяснить. Вы, лейтенант, и Владимир видели удивительное существо, скорее всего – инопланетное, находящееся в облике данного человека. Именно оно вчера перепрыгнуло через кольцевую дорогу и обидело вашего напарника. От того человека, которого ты встретил, Владимир, пахло чем нибудь?
- Первый раз – нет, - ответил Владимир.
- А вы что скажете, Николай?
- Точно не помню, - после минутной паузы, во время которой он усиленно напрягал память, сказал Отвёрткин. – Скорее всего, не пахло.
- А от этого господина?
- Воняет, как от мусоропровода, - ответил лейтенант.
- Попрошу не оскорблять! – обидчиво выкрикнул Свиридорский.
- Извините, - ответил Булкин. – Мы лишь констатируем факты. В вашем образе, Иннокентий, ходит по нашей земле кто-то другой. С этим разобрались и надо переходить к другому, более важному на данный момент вопросу. Что вы говорили про защитное поле?
- Я сказал, что оно здесь установлено и за ним исчезли четверо человек.
- Откуда взялись еще трое?
- Понятия не имею, - пожал плечами Иннокентий. – Они вышли из леса и, не долго думая, оглоушили лейтенанта. А потом стали донимать меня вопросами про машину. Ну и… получилось так, что они тоже скрылись за чужой защитой.
- Я, кажется, знаю кто это был, - слегка прищурил и без того не большие глазки Дмитрий. – Вчера из-за вашего прыжка (вернее, прыжка вашего двойника) пострадала новенькая шикарная машина. Видимо ее хозяин и прислал сюда своих людей, чтобы отыскать вас. Как они скрылись за защитным полем, пока пропустим. Но как вы узнали, что такое поле вообще существует?
- Я в прошлом – ученый-физик, - с грустью в голосе ответил Иннокентий. – Как раз и занимался изучением силовых полей.
- Бред какой-то, - не выдержал Отвёрткин, перед этим долго смотревший в сторону одинокой березки. – Ничего там нет и быть не может, – и он направился в сторону предполагаемого защитного поля, видимо пытаясь на собственном примере доказать свою правоту.
- Стоять! – в один голос завопили Булкин и Свиридорский.
От столь неожиданного и резкого окрика лейтенант встал как вкопанный. Инстинкт самосохранения был развит в нем неплохо. Вздрогнули от неожиданного возгласа и Владимир с Митричем. Все трое уставились на кричавших, требуя объяснений. Впрочем, Митрич безусловно знал, чего испугался его друг. И тут заговорил Иннокентий. Ему вдруг захотелось рассказать все, что он знает об этой истории, тем более что уфолог появился здесь, наверняка, не просто так. Только сумасшедший мог отправиться осуществлять прогулку на свалку.
- Позавчера вечером, - заговорил Иннокентий, – уже на закате, я встретил здесь странное существо. Пройдя мимо меня, оно скрылось между двумя березами – тогда их было две, - растущими, как вы видите, на самом краю свалки. Оно шагнуло в пространство между ними и… бесследно исчезло! Словно в воздухе растворилось. Я всю жизнь, - он горько усмехнулся, - до попадания сюда, конечно, занимался секретными разработками по созданию защитных полей. Что-то мне удавалось, но все это – прах, пыль, по сравнению с тем, что установлено здесь. Да вы и сами можете убедиться – чистый, прозрачный воздух и ничего более. Тогда я испугался загадочного создания и убежал, но утром вернулся и решил провести испытание. Брошенный мною железнодорожный костыль был отброшен невидимой защитой. Понимаете? Поле пропускает только своего хозяина. Но сегодня, - Свиридорский не собирался выдавать своего побледневшего друга, - с полем что-то случилось. Иначе бы оно не пропустило бы четырех чужаков. По прошлому опыту я знаю, что последствия несанкционированного проникновения в силовое поле могут быть самыми печальными и непоправимыми. Поэтому-то я и остановил вас, лейтенант.
- Я не ученый, - сказал Булкин, - но крикнул по той же причине. До рассказа Свиридорского я ничего не знал о наличие здесь защитного поля, но к месту, где исчезают люди надо относиться крайне осторожно. Как выглядело увиденное вами существо? - обратился он уже к Иннокентию.
- Огромный разноцветный шар, перемещающийся на четырех ногах, очень похожих на конечности осьминога, и заканчивающихся шестью длинными черными пальцами. Большие, слегка выпуклые глаза… Вот, собственно и все, что я успел заметить.
- Тебе это ничего не напоминает? - обратился Дмитрий к Владимиру, хитро улыбаясь.
- Еще как! – ответил тот.
- Товарищи! Дорогие! – взмолился вконец запутавшийся Отвёрткин, к тому же туго соображавший после удара по голове. – Объясните мне, наконец, что здесь твориться. Я ничего не понимаю! Какое защитное поле? Какой осьминог на ножках? Где Гвоздодёров?
Его лицо приняло столь страдальческий и обиженный вид, что, казалось, он сейчас расплачется как младенец, у которого отобрали соску. Даже его оттопыренные маленькие ушки сильно покраснели и приняли положение более перпендикулярное голове, чем обычно.
- Видите ли, дорогой лейтенант, - пожалел Отвёрткина Булкин. – Кто-то, нам пока неведомый и, скорее всего, не являющийся порождением нашей планеты, разгуливает в окрестностях города, принимая нужные ему образы. Его видели в облике Иннокентия, а Владимир, например, и в образе представителя негроидной расы. Он хочет сохранить инкогнито, по этому и скрывается за силовым полем, куда угодил бедолага Гвоздодёров.
- Чушь собачья! – начал злиться Отвёрткин, думая, что над ним хотят посмеяться. Он уже открыл рот, чтобы обругать всех и вся, но ругань застряла у него в горле. Дикий, нечеловеческий крик заставил замереть и остальных мужчин, сошедшихся на краю свалки.
- У-а-уу-ааа-ууу!!! – вопль, который еще не доводилось слышать московским окраинам, да и вообще землянам, несся над замершими окрестностями. И удивленно застыли люди, услышавшие его; тревожно залаяли собаки; выгнули спины и ощетинились кошки, почуявшие в нем нечто чужое, опасное и, в то же время, трепещущее от боли и страдания; вороны прекратили свое неумолчное, презираемое людьми карканье; даже деревья, казалось, замерли в ожидании чего-то недоброго: не одна веточка не шелохнулась в этот момент. Но вот крик стих, и все постепенно вернулось к привычной жизни…
Зод Гот очнулся, когда новый день планеты Земля уже перевалил за свою половину. Но вернувшееся сознание не принесло ему радости: состояние его было ужасным! Мощный взрыв, прогремевший под его ногами и разорвавший бы в мелкие клочья любого человека, нанес и ему страшный урон. Прочная эластичная кожа спасла его от убийственного пламени взрыва, но сама при этом сильно пострадала. Страшная контузия образовала в мозгу обширнейшую гематому, блокировавшую и переводчик и «возвращатель». От взрыва полностью вытек левый глаз. Взрывная волна подбросила косморазведчика вверх, и он рухнул на дно оврага с двадцатиметровой высоты, ломая тоненькие деревца. Одна из ржавых балок, державших мост, проделала тот же путь, что и Зод Гот, следуя за ним, словно крылатая ракета за целью, и вонзилась в одну из его конечностей у самого ее основания. Выдающийся косморазведчик, покоритель множества планет, населенных жуткими тварями, только-только начинавший что-то понимать в противоречивой человеческой сущности, оказался, словно беспомощная букашка в гербарии, приколот к поверхности чужой планеты. В довершение катастрофы его завалило горящими досками.
Зод Гот совершенно не понимал, что же это такое взорвалось у него под ногами. Да и думать об этом сейчас не хотел и не мог. Перед ним стояла единственная цель: добраться до корабля и покинуть планету. В теперешнем его состоянии проводить дальнейшую разведку было невозможно. Он раскидал завалившие его доски, которые продолжали еще слегка дымиться, и, превозмогая тупую саднящую боль, волнами пробегавшую по всему телу, ухватился за арматуру всеми тремя уцелевшими руками. Резкий рывок вверх и обжигающая, рвущая живые клетки организма, боль взметнулась от освобожденной конечности и устремилась к голосовым связкам. В это момент Зод Гот не выдержал и издал тот самый вопль, заставивший вздрогнуть всю округу.
Успокоившись, он злобно зашвырнул в сторону выдернутое из собственного тела железо, отшвырнул его в сторону и уцелевшим глазом осмотрел израненную ногу. У самого ее основания, в месте, где она прирастала к телу, зияла огромная дыра, размером с два человеческих кулака. С краев раны сочилась на землю голубая кровь, застывая на ней желеобразной массой, словно планета не желала впитывать чужеродную жидкость. За свою жизнь, полную опасностей и приключений, Зод Гот был не единожды ранен и прекрасно понимал, что если кровотечение не остановить, то он останется на этой планете навсегда. Но как можно было остановить кровь, лежа на дне оврага? Выход был один: необходимо было добраться до корабля. Зод Гот прикинул расстояние до звездолета и решил, что шансы у него есть. Он огляделся вокруг себя, стараясь найти данную им Виталием книгу, но увидел лишь обугленную обложку, истерзанной птицей лежащую на земле. Сожалеть о потере было некогда, и он начал выбираться из оврага.
Раненый косморазведчик усиленно работал тремя конечностями, волоча за собой безвольно висящую четвертую. Упругие щупальца мертвой хваткой вцеплялись в кусты, растущие по склону оврага, подтягивая за собой грузное тело. Там, где зацепиться было не за что, пальцы буквально вбуравливались в податливую почву. Они, как ледорубы альпинистам, помогали вскарабкиваться наверх. Выбравшись из оврага, чуть было не ставшим ему могилой, Зод Гот пополз по приведшей его сюда тропинке. Он оставлял за собой, где капли, а где небольшие лужицы голубоватой жижи. Редкие птицы, пролетавшие над тропой, с быстротой молнии шарахались в сторону, заметив невиданное чудище. Они предпочитали на полной скорости врезаться в дерево, нежели столкнуться нос к носу с чужаком. Казалось даже, что деревья и кустарники вот-вот выдернут свои корни из земли и помчатся прочь от внеземного создания.
Путь к спасению оказался необычайно тяжелым. Конечно, в силу профессиональной деятельности, ему раньше приходилось преодолевать и куда более сложные рельефы. На Планете Ледяных Гор он с легкостью взбирался на абсолютно гладкие отвесные скалы, не боясь смертоносных движений пульсирующих ледников; на Планете Хищных Птиц ему одному удалось продраться сквозь игольчатые джунгли, населенные всевозможными кровососами. Так что, здешняя местность, по сравнению с теми тернистыми путями, была лишь прогулочной дорожкой. Но тогда он был здоров, полон сил и прекрасно экипирован. Теперь же - беспомощен, тяжело ранен, и передвигался неестественным способом, а вытекающая кровь убавляла силы, делая каждый шаг все более и более тяжким…
- Кто это кричал? – Сглотнув слюну, шепотом спросил Отвёрткин. Его лицо, как и лица остальных присутствующих здесь мужчин, выражало смесь недоумения и испуга.
Булкин уже раскрыл было рот, чтобы ответить, но тут всеобщее внимание привлек совершенно иной возглас, раздававшийся откуда то сверху.
- Е-е-ех-ма! Ё-моё! – кричал человек в серой камуфляжной форме, пролетая над головами смотревших вверх людей в небольшом серебристом кресле. На его круглом усатом лице были написаны восторг и страх одновременно. Глаза прищурились, а губы вытянулись в блаженной улыбке, отчего усы казались еще длиннее. Пальцы же крепко вцепились в тонкие ручки кресла. Он испытывал те же чувства, что и ребенок, в первый раз несущийся по «американским горкам».
Описав дугу, кресло с сидящим в нем человеком зависло буквально в метре от земли, метрах в двадцати от наблюдавших за его полетом мужчин. Затем оно аккуратно, но уверенно, скинуло человека на землю, взмыло вверх и, ярко вспыхнув, моментально сгорело, не оставив после себя даже пылинки.
- Гвоздодёров! – обрадовано закричал Отвёрткин, бросаясь к своему товарищу. – Друг ты мой ситный! Где же ты пропадал?
Устремились за лейтенантом и все остальные. Не каждый день приходится наблюдать столь необычное появление бесследно исчезнувшего человека. Между тем Гвоздодёров, приземлившийся на четвереньки, перевернулся и сел на землю, не обращая внимания на пачкающую штаны грязь. Взгляд его выражал недоумение, не меньшее, чем у всех остальных.
- Где же ты был, Боренька? – щебетал вокруг сержанта подбежавший Отвёрткин.
Гвоздодёров пристально взглянул на него, тряхнул головой, словно пытаясь придти в себя, но сделано это было скорее рефлекторно, нежели по необходимости: выпитый сержантом инопланетный коктейль не оставлял следов похмелья и головной боли, и совершенно искренне ответил:
- А хрен его знает!
Тут взгляд сержанта упал на приближающихся людей, среди которых был и ненавидимый им неуловимый бомж. Гвоздодёров вскочил на ноги, привычными движениями «помассировал» резиновую дубинку и уже было собрался броситься на своего обидчика, как Отвёрткин остановил его словами (руками он это сделать вряд ли смог бы):
- Стоять, товарищ сержант! Пока ты отсутствовал, мы все выяснили – это не тот человек, которого мы ищем. Изволь соблюдать спокойствие, - он совершенно забыл, как совсем недавно угрожал бородатому человеку пистолетом и молол при этом несусветную чушь. Видимо, удар подручного Константина привел в порядок его мышление.
- Как это не тот?! – ничего не понимая, удивился Гвоздодёров. – Ты что, разыгрываешь меня? Но я еще пока не слепой…
- Очень похож! – перебил его Отвёрткин. – Но не тот!
- Расскажите-ка где вы были, сержант, - без предисловий потребовал Булкин, чувствуя, что данное обстоятельство имеет наиважнейшее значение.
- А вы кто такой? – недружелюбно спросил Гвоздодёров, возмущенный приказным тоном постороннего человека.
- Не кипятись, Боря, - решил употребить власть лейтенант. – Рассказывай. Это приказ.
Субординацию сержант всегда соблюдал, поэтому начал свой рассказ незамедлительно. В течение получаса он подробнейшим образом, не упуская ни малейшей детали, рассказывал о своем пребывании на «подземной электростанции». Так он, во всяком случае, определил место своего пребывания. Все свое живописное повествование он сопровождал смачными жестами, начиная с того момента, как замахнулся дубинкой на Иннокентия и заканчивая своим неожиданным выдворением из-за «пульта с кнопочками».
- Вы нажимали кнопки? – с холодной дрожью в голосе спросил Булкин. В его понимании этот вопрос и вопрос: «Вы что, целовались с гюрзой?» были равнозначны.
- Да! – твердо ответил Гвоздодёров. – Ну, чего такого-то? Я же не летающую тарелку посещал. И не на пульте управления стратегическими ракетами развлекался. Не вижу ничего страшного.
- Матерь божья! – впервые вступил в разговор Митрич. Он поднял глаза вверх, невольно втянув голову в плечи, словно с неба должны были вот-вот рухнуть нескончаемые потоки смертоносного огня.
Вслед за ним, поняв опасения Митрича, посмотрели вверх и Булкин с Иннокентием. Но ничего страшного не произошло. Все так же светило Солнце, такой же бездонной казалась лазурь неба, по которой уже ползли облака, а далеко на западе темной полоской обозначилась гряда туч, несущих влагу с севера Атлантики.
- Пока тихо, - выдохнул Дмитрий. – А дальше – как повезет.
- Может вы скажете мне, наконец, что случилось? – раздражаясь от собственного непонимания спросил Гвоздодёров.
- Мне бы тоже очень хотелось это узнать, - поддакнул товарищу лейтенант.
Булкин с нескрываемой завистью и обидой посмотрел на Гвоздодёрова. Почему так слепа и неразборчива судьба?! Он всю свою жизнь стремился воочию столкнуться с неведомым, а такая удача выпадает человеку, которому глубоко плевать на все чудеса. Он, видите ли, кнопочки бездумно нажимает, даже не представляя, чем это может закончиться! Вслух же он сказал:
- Вы, мил человек, - в голосе Булкина чувствовался плохо скрываемый сарказм, - не были на подземной электростанции. Здесь никаких подземных электростанций нет и в помине. Вы побывали на инопланетном космическом корабле.
- Где? – усмехнулся Гвоздодёров.
- Вы прекрасно слышали, - ответил Булкин. – Но для вас я могу… - он неожиданно осекся, указывая в сторону березы. – Смотрите! Смотрите!
Все повернулись в указанную сторону и увидели удивительное по своей красоте зрелище: за уцелевшей березкой, там, где приземлился корабль Зод Гота, возвышалась огромная сфера, метров двадцать в диаметре. Она была нежно-белого цвета, словно свежевыпавший снег, толстым ковром покрывший грязную, уставшую от осенней распутицы землю. Над всей поверхности сферы вспыхивали фиолетовые огоньки, словно искры над затухающим костром. Но любоваться прекрасной картиной пришлось не долго. Пару минут, не более. Фиолетовые огоньки погасли, белоснежная поверхность стала матовой, а вскоре и вовсе растворилась, как утренний туман. Глазам удивленных людей предстал огромный серебристый шар, покоящийся на четырех телескопических опорах. Шар казался цельнолитым: ни люков, ни иллюминаторов видно не было…
Превозмогая наваливающееся бессилие и неутихающую боль, Зод Гот продолжал двигаться вперед. Ни один из представителей человечества, пока, не встретился ему на пути. Лишь пара облезлых собак, мерзко залаяв, кинулись от него в сторону. Он не обратил на них ни малейшего внимания. Мозг работал лишь в одном направлении: добраться до звездолета. В его положении это означало выжить. И не важно, кто или что повстречается ему на пути. Но, добравшись до места, где он впервые встретил людей, ему потребовалась вся сила воли, чтобы не закричать от удивления. На том же самом месте, где и в прошлый раз, стоял человек, угощавший его водкой! Зод Гот даже вспомнил имя этого человека – Сергей. Он находился за кустом, а Сергей стоял к нему боком, и, пока, его не замечал. Вновь в мозгу Зод Гота мелькнула мысль, что за ним следят. Но он отогнал ее от себя: все размышления и анализирование – потом! Промедление угрожало скорой гибелью, и Зод Гот решил двигаться дальше. В конце концов, Сергей не проявлял при встречах никакой враждебности.
Человек, увиденный истекающим кровью разведчиком, был действительно Сергей. В отличие от Владимира, он совершенно не мучился оттого, что нельзя поделиться ни с кем, так сказать, свалочным секретом. Собственно, и выдающимся событием субботнее пришествие он не считал. Конечно, ему было небезынтересно узнать, что по этому поводу скажет профессиональный уфолог, но тягостного нетерпения он не испытывал ни сколечко. В глубине души, на самом-самом ее дне, он надеялся, что все обойдется и встреченное ими чудо окажется миражом или плодом подстегнутого алкоголем воображения. Поэтому, когда утром ему позвонил Владимир и сообщил, что сегодня он встречается с Булкиным, Сергей воспринял это известие без особого энтузиазма. Прибыв на работу, он не помчался немедленно к начальству, как это сделал Владимир, а занялся непосредственным исполнением своих служебных обязанностей. Но ближе к обеду он все-таки решил, что негоже бросать друга одного на растерзание дотошного специалиста по чудесам, и ближе к обеду, найдя совершенно незначительный предлог, улизнул с работы. Придя же к злополучным пенькам, он никого там не застал. Понимая, что опоздал, он отрешенно оглядывался по сторонам, решая, что делать дальше: остаться на месте и ждать возвращения Владимира и Булкина, если они отошли куда-то, или можно смело отправляться домой и там ждать вестей от друга. Ругая «севший» мобильник, он все больше склонялся ко второму варианту. Вдруг, слева от себя, он услышал какой-то шорох. Повернув голову, он застыл с раскрытым ртом. Буквально в пяти шагах от него, распластавшись на земле, лежало существо, от которого они с Владимиром бежали со всех ног. Теперь, правда, оно имело несколько иной вид: радужный цвет сменился неприглядным землистым; один глаз вытек, а другой был затянут бледно-розовой пленкой, сквозь которую бездонной пропастью чернел зрачок, излучающий такую вселенскую боль и скорбь, что не понять это могли лишь холодные гранитные глыбы. Сергей, не смотря на изменения, произошедшие с их собутыльником, был уверен, что перед ним именно тот, кто пил с ними водку, будучи в личине высокорослого негра. Попугайский клюв существа безвольно открылся, из него вылез красный язычок и раздался очень низкий, гортанный звук:
- Серр-гей… Серр-гей…
Разобрав, хотя и с трудом, свое имя, Сергей удивился. Этот удивительный четвероног запомнил его имя! Он обращается к нему! Чувства страха у него в этот раз не возникло. Не зная, что ответить существу, и как вести себя дальше, Сергей бессильно опустился на стоявший рядом с ним пенек.
… Зод Гот пытался объяснить стоявшему рядом с ним человеку, что он просто хочет пройти, что он никому не причинит вреда, что он, добравшись до корабля, навсегда покинет эту планету. Но частично парализованные голосовые связки не давали этого сделать в доступном для понимания виде. Тогда он произнес, как смог, имя человека. Человек опустился на какой-то цилиндрический предмет, и Зод Гот расценил такое действие как согласие на то, что он может двигаться дальше. Приподнявшись на трех шатающихся, становящихся непослушными, ногах, он продолжил свой путь к заветной цели.
Сергей отсутствующим взглядом сопроводил проползшее рядом с ним чудо-юдо. Он всю жизнь, за исключением детства и юности, был человеком практичным, не верящим ни в какие сверхъестественные силы. Последнее чудо, с которым он не хотел расставаться, был Дед Мороз. Да, конечно, он в юности зачитывался фантастикой, но воспринимал ее как захватывающую дух выдумку, не более. Теперь же, за короткий срок, он второй раз встретил нечто, не укладывающееся в рамки привычного мировоззрения. Откуда бы ни взялся этот четырехлапый странник, он был явно живым существом. Судя по тому, как тяжело оно передвигалось, существо было ранено. Только теперь, когда существо проползло мимо него, Сергей заметил тянущийся за ним голубой след.
«Где же тебя так угораздило? - с состраданием подумал Сергей. – Ох, не ласково встретила тебя старушка-Земля, пришелец! А куда ты, собственно говоря, ползешь? Стоп! В виде негра он появился именно из-за этой сосны. Туда же сейчас и уползает. Значит, где-то там у него логово. Что ж, попробуем проследить».
Сергей поднялся, и не торопясь, чтобы не вспугнуть медленно передвигающееся существо, двинулся по становившемуся фиолетовым следу уже остывающей инопланетной крови.
- 19 -
Никита Клопов в понедельник решил не заниматься никакими делами. Потеря новенькой машины, к которой он относился более трепетно, чем к женщине, впервые зажегшей в нем пожар любви, совершенно выбила его из колеи. Обида за нелепую аварию, совершенную по вине какого-то бомжа-попрыгунчика, заставляла терзаться его душу от праведного гнева. Нормальный русский мужик знает одно верное средство ото всех душевных терзаний: добрая порция водки – и на душе становится значительно спокойней. Но Клопов был человеком богатым, а потому топил свое горе в дорогом коньяке «Ахтамар», привезенным из Армении его добрыми друзьями и коллегами. С самого утра он вливал в себя благородный напиток, почти ничем не закусывая, и расхаживал по первому этажу своего трехэтажного особняка, построенного в готическом стиле. Ноги его утопали по щиколотку в мягких персидских коврах, на которые он не обращал ни малейшего внимания. Начхать ему было и на огромный домашний кинотеатр, и на ультрасовременный компьютер, и на манящее зеленое сукно бильярда. Все его мысли были заняты только одним вопросом: как скоро посланная им команда доставит яму растреклятого бомжа. Точно Никита еще не знал, что сотворит с этим негодяем. Его богатое воображение рисовало и дыбу, и «испанские сапоги», и тривиальный кол, и экзотическое капание воды на темя, и, даже, сажание голым задом на муравейник, а еще лучше - термитник. На всех пыточных приспособлениях, которые живо и красочно рисовались Клопову, дергался в страшных муках и просил пощады один и тот же персонаж: бомж, перепрыгнувший дорогу. Никита прекрасно понимал, что никаких денег ему содрать с бездомного бродяги не удастся, да они ему были и не нужны. Он лишь хотел получить моральное удовлетворение, как компенсацию за причиненный урон и потрепанные нервы.
Но время шло, а Константин все еще не звонил, чтобы сообщить хотя бы предварительные результаты поисков. Стрелки часов неумолимо переползли за полдень, когда Клопов, наконец, не выдержал и сам набрал номер Константина.
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, - прощебетал в трубке мелодичный женский голос. – Попробуйте перезвонить позже ».
- Дура бестолковая! – в сердцах крикнул Никита и бросил мобильный телефон на шикарный диван, обитый бледно-розовой кожей. – Ни того ни другого просто быть не может! Он всегда должен находиться на связи. Всегда! Не сквозь землю же он провалился, на самом-то деле.
Знал бы Никита Клопов где находятся в данный момент его подчиненные, он бы удивился этому куда сильнее, чем тому, что они не отвечают по телефону…
Как только Константин, Петр и Григорий вторглись в зону действия ослабленного, искореженного прибором Митрича, а потому начавшего выкидывать фортели, защитного поля корабля Зод Гота, над ними моментально сгустилась непроглядная тьма, словно кто-то взял да и выключил свет в комнате без окон и дверей. Плотный поток воздуха, казалось бивший со всех сторон, нещадно трепал их одежду, не давая шевельнуть ни рукой, ни ногой. Более того, воздушные струи не давали даже открыть рот, чтобы хоть что-то выкрикнуть. Но так продолжалось не более минуты. Бушующий воздушный шквал внезапно стих, перестав их поддерживать и они с высоты десяти метров плюхнулись в воду. От неожиданности все трое моментально пошли ко дну, но, к собственному счастью, плавали все хорошо и вскоре вынырнули на поверхность. Вода оказалось теплой и соленой на вкус. «Море!» - одновременно мелькнула мысль у всех троих. Но откуда могло взяться море на московской свалке?! Недоуменно оглянулись вокруг. Ни одного огонька по близости. Лишь усыпанное крупными звездами черное небо, да свет луны, отображающийся на тихих, ласковых волнах.
- Все живы, братва? – крикнул Константин, стягивая с себя приобретшую вдруг свинцовую тяжесть кожаную куртку.
- Все! – в один голос ответили Петр и Григорий, сплевывая насыщенную йодом воду.
- Куртки, пиджаки, ботинки, стволы – скидывай с себя долой!
- И стволы?! – недоуменно спросил Петр, словно ему предлагали отвинтить собственную голову.
- Да, и стволы! – подтвердил Константин тоном, не терпящим возражений.
Через несколько секунд все трое остались лишь в водолазках и брюках, но держаться на воде стало значительно легче. Они словно бакены качались на волнах.
- Где мы, Костя? – спросил Григорий.
- Черт его знает! – зло ответил их начальник. Всегда неприятно, когда не можешь ответить на вопрос подчиненного – твой престиж падает в его глазах. – Но явно не в Москве. Судя по обилию звезд на небе, мы где-то далеко на юге.
- Как же мы тут очутились? – подал голос Петр.
- Ответ аналогичный предыдущему, - буркнул Константин. – Сейчас надо думать как нам остаться в живых, а обо всем остальном мы после порассуждаем.
- Да, - согласился Петр, - пожить еще не мешало бы. И что для этого нужно сделать?
- Прежде всего - не утонуть, - резонно заметил Константин. – Хотя вода и теплая, вечно мы болтаться в ней не сможем. Необходимо выбраться на сушу.
- Как же мы найдем сушу? – спросил Григорий. – Ведь не видать не зги.
- Методом тыка, Гриня. Исключительно методом тыка.
- А если мы «ткнем» не туда? – с тревогой в голосе спросил Петр.
- Значит на судьба, - фаталистическим тоном заметил Константин.
- Так не лучше ли дождаться утра и оглядеться? – внес предложение Григорий.
- Не лучше, - отверг такую идею Константин. – Мы понятия не имеем, когда наступит утро. Это, во-первых. А во-вторых… Если утром мы обнаружим сушу, у нас вполне может не хватить сил, чтобы доплыть до нее.
- Хорош базарить, мужики! – сказал Петр. – Куда плыть, Константин. Ты не раз выручал нас в аховых ситуациях, думаю, что поможешь и теперь.
- Спасибо за доверие, но я действительно не знаю куда плыть.
- А ты подумай! – подбодрил его Григорий.
- Тогда за мной, - сказал Константин после секундного колебания и поплыл в сторону, где, как ему казалось, могла быть земля. На чем основывалась такая надежда, он не смог бы сказать ни за что на свете.
Без малого два часа они безрезультатно плыли в темной воде. Силы уже были на исходе, и становилось понятно, что через достаточно короткое время им придется прощаться с жизнью. А рассвет все еще не наступал.
- Похоже, нам каюк, братцы, - сказал Григорий, бывший из всех троих самым слабым пловцом.
- Что ты, Гриня, - попытался подбодрить его Петр. – Мы еще побултыхаемся! Мы еще…
- Тихо! – прервал его Константин. – Слышите?
На мгновение замерев, они услышали звук, ради которого потерпевшие кораблекрушение сутками болтались на воде, держась за жалкий обломок мачты, и услышав который словно рождались заново и начинали грести с утроенной силой, лишь бы добраться до источника этого звука. Конечно же, это был рокот волн с равномерным плеском накатывающих на берег. Звук раздавался слева от них. Не сговариваясь, они из последних сил устремились к нему. Плеск волн становился все громче и громче и во мраке ночи они разглядели темную, беспросветную громаду, монолитной стеной встающую у них на пути, черным пятном закрывая край звездного неба. Но плыть становилось все труднее и труднее. Сказывалась не только усталость, но и откат воды, идущей от берега.
- Руками и ногами работать изо всех сил! – прохрипел Константин. – Немного осталось, ребята!
Прошло еще полчаса. Ноги и руки становились ватными, силы стремительно и безвозвратно уходили. Наконец Григорий, которого пропустили вперед, чтобы не дать в случае чего пойти ему ко дну, вскрикнул от боли. Но крик этот был радостным – его колени стукнулись о камни, лежащие на дне.
- Земля, парни, земля! – и крик этот был не менее счастливым, чем возгласы матроса с одной из шхун Колумба, впервые увидевшего берега Нового Света.
Обессиленные они выбрались на прохладный песок еще темного берега. Рассвет застал всю троицу сидящими на песочке и заворожено смотрящими в безграничную даль океана. Молодые тренированные организмы уже пришли в себя после изнурительного плавания. Край ярко-оранжевого солнечного диска выплыл из-за горизонта, разорвав черноту ночи. Яркие лучи побежали светящимися дорожками по спокойной водной глади, прогоняя прочь ночную темень. Еще немного и величественное светило оторвалось от воды и поползло на небосклон по своему извечному пути. Мерно плещущийся у босых ног молодых людей океан приобрел нежно-изумрудный оттенок, привносящий в душу покой и умиротворение. Новый день, судя по всему, обещал быть жарким.
Друзья встали на ноги и осмотрелись. Ночная мгла, как оказалось, скрывала от них потрясающую в своей фантастической прелести картину: песчаный бело-желтый берег лагуны огромной подковой простирался в обе стороны, на сколько хватало взгляда, а у самой воды росли наклоненные кокосовые пальмы, готовые вот-вот сбросить свои плоды в океанские волны; прямо за спинами изумленно озирающихся людей шелестели насыщенным зеленым цветом буйные тропические джунгли. Весь лес полнился птичьими голосами. Щебетали, пронзительно кричали, ухали и ахали невидимые пернатые, лишь иногда мелькая цветастым оперением на фоне сочной зелени.
- Клево! – задыхаясь от восхищения сказал Григорий. – Рекламу «баунти», часом, не здесь снимали?
- Всю жизнь мечтал побывать на островах экваториальной части Тихого океана, - не менее восхищенно проговорил Константин.
- А ты уверен, что мы в Тихом океане? – вернул всех на землю практичный Петр.
- Нет, конечно, Петро. Нет, - вздохнул Константин. – Но разве это существенно? Смотри, какая красотища вокруг!
- Очень существенно! – не унимался Петр. – Хотелось бы вам напомнить, господа, что еще вчера утром мы находились на окраине славного города Москвы. Как мы очутились здесь? Насколько я помню, билетов на самолет у нас не было. Также было бы неплохо узнать, как нам отсюда выбраться.
- Нет в тебе романтики, Петро! – с сожалением сказал Константин. – Тем не менее, ты абсолютно прав: необходимо подумать о нашем дальнейшем существовании. Как мы тут очутились, я не знаю, но могу предположить, что мы могли попасть в какой-нибудь временно-пространственный провал. Я об этом не раз читал в фантастической литературе. Бред, конечно, но раз мы здесь и находимся в трезвом уме и здравой памяти, приходится принимать это как данность.
- Хорошо, - сказал Петр, - пусть так. И что с того?!
- А мне здесь нравится, - неожиданно сказал Григорий. – Я бы здесь навсегда остался.
- Крыша у Григория поехала. Это факт, - покачал головой Петр. – Сдохнем мы здесь, братан, от жары и голода.
- Насчет голода можешь не волноваться, - успокоил его Константин. – На одних тропических фруктах можно довольно долго продержаться. Нам, в первую очередь, необходимо найти пресную воду.
- А если ее здесь нет? - не скрывая ужаса, спросил Петр, вдруг почувствовавший острый приступ жажды.
- Не волнуйся, - усмехнулся Константин. – В таком буйном лесу не может не быть какого-нибудь ручейка, озерка или целой реки.
- А мы вообще-то живы? – вдруг мрачным тоном спросил Григорий. – Уж очень не верится, что можно просто так угодить в столь дивное место.
- Хм, - пожал плечами Константин. – Думаю, что живы. Ты сам видишь: это место более похоже на райские кущи, чем на котлы преисподней. Нам же, за дела наши, царствие небесное вряд ли светит. Так что, живы мы, Гриня. Не сомневайся!
Он замолчал и встретился взглядом с Григорием. Тот тяжко вздохнул, опустил глаза и провел рукой по крепкому, бритому затылку. Чувствовалось, что его гложет какое-то обстоятельство, хотя он никогда не отличался сентиментальностью. Гложет изнутри, теребя и мучая зачерствевшую душу.
- Хватит лирики, мужики, - сказал Петр, все более терзаемый неотвязной жаждой. – Я так понял тебя, Костя, что ты хочешь отправиться на поиски воды в эти джунгли? - он указал рукой на лес за их спинами.
- А у тебя есть другие предложения?
- Нет. Но там, наверняка, полно всяческих ползающих ядовитых тварей. Сожрут и не подавятся!
- Ты можешь остаться на берегу и хлебать морскую воду, - сказал Константин. – Но хочу тебе заметить, что наши мобилы пошли на дно вместе с пушками, так что связи с внешним миром у нас нет. Судя по странному способу отправки нас в турпоездку, место нашего пребывания никому не известно. Даже, если ты привыкнешь к соленой воде, что мало вероятно, ты не протянешь на ней до тех пор, пока нас кто-нибудь найдет. Помирать будешь долго и мучительно… Как ни крути, надо идти в джунгли, Петя.
- Да я-то, в общем, не против, - обреченно промолвил Петр, - но шастать по джунглям босиком, как-то не очень комфортно. Может, пойдем по бережку? Глядишь и наткнемся на какую-нибудь речушку.
- Идти по раскаленному солнцем песку… - покачал головой Константин. – У тебя от пяток, в скором времени, одни головешки останутся. Тем более идти придется неизвестно сколько. Кто знает, как далеко тянется берег. А если никакой реки и в помине нет, а мы находимся на острове? Что тогда будем делать.
- Хорош трепаться, - укоризненно посмотрел на товарища Григорий. – Босс сказал, что надо идти – значит надо идти. Его руководство над нами никто не отменял.
Константин благодарно взглянул на Григория, прекрасно понимая, что в критических ситуациях, как никогда, необходимо единоначалие. Иначе могут погибнуть все. Никаких споров больше не возникло и они направились к джунглям, встречающим их криком неведомых птиц и шелестом никогда ранее не виданных деревьев.
Лес, куда ступили три москвича, волею распоясавшегося защитного поля оказавшиеся за многие тысячи километров от родного дома, состоял, в основном, из различного вида пальм. Некоторые из них уносили ввысь свои гордые кроны не на один десяток метров, шурша на легком бризе матовыми, словно восковыми листьями. Другие, такие как сахарные, винные и саговые пальмы хотя и были несколько ниже, но являлись столь же непривычными для взгляда людей, никогда не бывавших в тропиках, как и предыдущие. По стволам деревьев карабкались вверх многочисленные лианы, среди которых попадались и непентосы, чьи светло-зеленые с красными пятнышками листья-кувшины, пахнущие гнилью, являются желудком для лианы и могилой для множества насекомых, привлеченных гнилостным запахом. Тут и там вспыхивали разноцветьем, радуя глаз пышные тропические цветы, на чарующий аромат которых слетались бесчисленные маленькие и гигантские бабочки. Размах крыльев последних показался удивленным друзьям не меньше вороньего. Не отставали от разноцветных летающих прелестниц и неутомимые, пестрые колибри, так быстро работающие крыльями, что те были практически не заметны, а видна лишь тень от их движения. Кое-где на ветках сидели важные хохлатые попугаи, с любопытством и не скрываемым высокомерием разглядывающие невесть как оказавшихся здесь людей. Почему-то сразу вспомнились пираты и, казалось, кто-нибудь из этих забавных птиц разразится криком, вроде: «Пиастры! Пиастры!» или «Карамба!». Иногда попадались и поразительного окраса райские птицы. Голова и шея у них были темно-желтые, лоб и горло золотисто-зеленые, а крылья и хвост коричнево-красные. Впрочем, подробно разглядеть этих удивительных созданий друзьям не удалось. Птички постоянно порхали с ветки на ветку, а заметив неожиданный шорох листьев или хруст сломанной ветки, немедленно скрывались в густой непролазной листве. Животные, пока, не попадались им на пути. Видимо, будучи более скрытными и осторожными, они из своих невидимых укрытий изучали непрошеных гостей.
Ноги путников сначала ступали по мягкому, еще не раскаленному утренним солнцем, песку, который, по мере углубления в джунгли, сменился где мягкой, а где и не очень травой. Привыкшие к комфортной обуви ступни молодых людей болевыми ощущениями выражали свое недовольство местной почвой и не давали двигаться быстро.
- А все-таки красиво здесь, как в раю! – не выдержав, высказал свое восхищение Григорий, шедший замыкающим в этом малочисленном отряде.
- Между прочим, - пессимистически заметил шедший перед ним Петр, - в этом распрекрасном раю нас могут запросто сожрать, укусить или просто обрызгать какой-нибудь ядовитой гадостью.
- Кто? – не сразу понял Григорий.
- Кровожадные твари. Их здесь пруд пруди.
- Но мы же ни одной не встретили, - усмехнулся Григорий.
- Да мы и прошли-то всего ничего, - не унимался Петр. – Они к нам пока принюхиваются.
- Раз ты их не видел, то и не стоит балаболить без толку, - вступил в разговор шедший в авангарде Константин, словно звериным чутьем находивший лазейки в плотной стене деревьев и кустарников. – Беду накличешь. Григорий прав – место здесь действительно изумительное.
- Так я про то и говорю! - обрадовался Григорий поддержке. – Страшно подумать, но такое великолепие человечество собственноручно губит. Сам читал: в Бразилии, в дельте Амазонки, джунгли вырубать начали. А это ведь легкие всей планеты! Мы собственным бездумьем и бездушием превращаем Землю в н родящую пустыню.
Ему никто не ответил. Константин был полностью согласен с таким выводом, но никак не ожидал услышать это от Григория, который раньше не проявлял озабоченности за судьбу человечества. Он решил промолчать и подождать, как еще может раскрыться его молчаливый, как правило, напарник. Петру же слова друга неожиданно запали в душу. Он никогда не был ценителем прекрасного, за исключением женского тела – да и то из чисто похотливых соображений, - но неожиданное и необъяснимое попадание их в этот удивительный мир тоже что-то шевельнуло в его душе. Так капельки весенней воды, падающие на толстый слой льда, потихоньку растапливают его, делая небольшую выемку. Одна капля, другая, третья, потом еще и еще, и исчезнувший лед освобождает дорогу чистой незамутненной воде. А если вылить целое ведро кипятка сразу? Эффект будет гораздо более мощным и скорым. Нечто подобное происходило и с Петром. Он вдруг почувствовал, что природа может доставлять наслаждение лишь одним созерцанием ее. Справедливости ради надо сказать, что нечто подобное творилось и в душах Константина и Григория.
Еще примерно около часа они шли молча, думая каждый о своем, но в итоге приходя к общему знаменателю: прежняя жизнь рухнула раз и навсегда. Эта мысль еще не обрела четкие формы в их сознании, но на подсознательном уровне витала у каждого. По мере того, как солнце поднималось все выше и выше над горизонтом, жара и духота в джунглях усиливались. Пот ручьями стекал с мускулистых тел троих мужчин, пропитывая брюки и водолазки, что привлекало множество надоедливых насекомых. Приходилось постоянно отмахиваться от них, а дополнительные движения вызывали новую порцию потоотделения.
- Может мы и в раю, - выразил всеобщее мнение Петр, - но в аду, наверное, прохладнее. Все бы сейчас отдал за литр ледяной воды.
- Не надо напоминать про воду, - страдальчески поморщившись, сказал Константин. – К тому же, что ты можешь отдать, кроме потных водолазок и брюк? – неожиданно он резко остановился и стал прислушиваться.
Шедший сзади него Петр, от неожиданности чуть было не врезался Константину в спину.
- Предупреждать надо, когда тормозишь, - недовольно пробурчал он. – Не хочешь слушать про воду, я могу рассказать тебе про пиво.
- Вода! – прошептал шедший за Петром Григорий. – Слышите, ребята, вода!
Теперь уже прислушался и Петр. Действительно, где-то неподалеку раздавался обнадеживающий, влекущий, радующий слух плеск, падающей откуда-то сверху воды. Душившая сухой ладонью жажда, терзавшая всю компанию, разыгралась с новой силой, словно чувствуя скорый неизбежный конец. Константин первым бросился на звук, за ним последовали и остальные. Через десять минут джунгли расступились, и их взорам предстала чудесная картина: перед ними лежало небольшое, метров двадцать в диаметре, озерко, уютно разместившееся в сотворенной природой каменной чаше, в которую с четырехметровой высоты падал узкий, словно весенний ручей на асфальте, водный поток. На прозрачно-голубой поверхности озера чинно плавали водяные гиацинты. Сильно раздутые черешки листьев служили им поплавками, из самой сердцевины которых вздымалась над водой стрелка, неся на своей верхушке синие и фиолетовые соцветия шестилистных цветков. Гигантские листья тропических фикусов зеленым ожерельем опоясывали границы «чаши». Хотя природа вокруг и так была прекрасна, словно с рекламного проспекта туристической фирмы, предлагающей отдых на экзотических островах, но данное место показалось друзьям оазисом средь пустыни. Все трое не раздумывая бросились в воду, совершенно забыв об осторожности, будто перед ними был бассейн, а не водоем в тропических джунглях. Даже Петр, постоянно тревожившийся о наличии ядовитых тварей, приступил к купанию без опасений. На счастье волею судьбы закинутых в дикие дебри людей, никто не сожрал и не укусил их. В первый момент, по крайней мере.
Они плескались словно дети, стоя по пояс в прохладной воде. Брызгали друг друга, подставляли пересохшие рты под, казавшийся ледяным, мини водопад и жадно глотали долгожданную влагу. Пытались даже нырять и плавать в этом «лягушатнике», нещадно взбаламутив илистое дно водоема. Казалось, нет в данный момент людей счастливее на всем белом свете! Такова уж человеческая натура: еще совсем недавно они сходили с ума от непонимания того, где находятся и как очутились в столь экзотическом месте, а сейчас, забыв все вопросы, просто наслаждались жизнью. Наконец, усталые и удовлетворенные, словно молодые влюбленные после первой брачной ночи, они выбрались на берег и сев на ствол поваленного дерева весело болтали. И не было в их речах ни тени прежней тревоги, лишь впечатления от увиденного и пережитого. Сейчас, в своей безмятежной беспечности они даже не подозревали, что за ними пристально наблюдает пара бесстрастных, холодных и голодных глаз…
Смерть, этот никогда не промахивающийся снайпер, находящийся на службе Господа Бога, уже избрала себе жертву и положила костлявый палец на спусковой крючок. У смерти безошибочный и верный глаз и она всегда попадает точно в цель. Иногда бывает так, что человек, испытав ее ледяное дыхание, пронизывающий насквозь взгляд и тяжкое прикосновение, остается жив. Тогда он начинает думать, что ему повезло и произошло чудо. Ничего подобного! Смерть никогда не ошибается и попадает туда, куда стремится попасть. И человек, повстречавшийся с ней и не отправившийся на тот свет, должен знать, что ему предоставлен шанс переосмыслить свою жизнь и внести в нее необходимые коррективы. Ему дана лишь отсрочка, которая может быть очень короткой…
- Красотища-то какая, братцы! – восхищенно сказал Григорий, вставая с бревна и блаженно потягиваясь, а затем похлопывая себя по карманам брюк. – Жаль только курева нет. Все ко дну пош…
Договорить он не успел: из чащи, расположенной за спинами людей, бесшумно вырвалось толстое, как водосточная труба, пятнистое тело и мгновенно опутало Григория по рукам и ногам смертоносными кольцами. Друзья и опомнится не успели, как Григорий оказался на земле, хрипя в смертельных объятиях гигантского сетчатого питона. Первым в себя пришел Константин и бросился на помощь другу. Он схватился обеими руками за шею мерзкой гадины и попробовал оттянуть ее голову, уже раскрывшую черную зловонную пасть над лицом задыхающегося Григория. Не тут-то было! У него сложилось впечатление, что он тщетно пытается свалить фонарный столб. Питон злобно шипел, обнажая свои мощные челюсти, способные запросто перекусить человеческую кость, но захвата не ослабил ни на йоту. Григорий находился на грани потери сознания, что в его положении означало неминуемую гибель. Он покраснел, как брошенный в крутой кипяток рак, глаза его готовы были вылезти из орбит, а кости хрустели, как перемалываемые тяжелыми жерновами сухари.
- Гриша держись! – заорал Константин. – Напряги все мышцы! Борись, иначе эта тварь задушит тебя! Выдоха не делай!
В туже секунду на помощь Константину подоспел и Петр, наконец-то опомнившийся от внезапности нападения. Теперь четыре сильные руки, далеко не хилых мужчин изо всех сил пытались освободить гибнущего друга. Петр даже стукнул пару раз по голове начинавшего свирепеть чудовища, но желаемого результата не последовало. Силы были явно не равны, к тому же питон был голоден и не хотел упускать свою добычу. Минуты Григория были бы сочтены, если бы не безумная мысль, не понятно каким образом пришедшая в голову Петру. Скорее всего, мысль эта всплыла из потаенных глубин подсознания, и была обусловлена древней, еще пещерной, но вечной, способностью человека бороться за жизнь до конца, используя все шансы и способы. Пусть это не его собственная жизнь, но жизнь близкого человека.
Петр крепкими, без единой пломбы, зубами, трескавшие грецкие орехи, как семечки, вцепился в горло ужасной змеюки. Прочная кожа питона не выдержала остервенелого и отчаянного натиска человеческих зубов: через пару секунд брызнула цевкой черная змеиная кровь, заливая лицо и водолазку Петра. Не ожидавший подобного нападения питон оказался не готов к сопротивлению. Зубы же Петра все дальше и дальше вгрызались в змеиную плоть. Смертельный захват был немного ослаблен, что дало возможность Григорию впустить хоть глоток воздуха в сдавленные легкие. Опомнись неразумная тварь чуть раньше, и всем троим мужчинам пришлось бы очень туго. Но им повезло и через несколько мгновений змеиная голова безвольно повисла. Тропический монстр, не один десяток лет подстерегавший животных приходивших на водопой, сполз со своей последней, неудачной жертвы, вытянулся струной на запачканной собственной кровью траве, дернулся несколько раз в предсмертной агонии и навечно затих.
Пока Константин помогал Григорию встать на ноги и прийти в себя после страшного покушения, Петр снял с себя запачканную водолазку, зло зашвырнул ее в кусты и подошел к озеру, чтобы умыться. Он долго и тщательно смывал с себя змеиную кровь, постоянно отхаркиваясь и отплевываясь. Закончив приводить себя в порядок, он повернулся к своим друзьям и, как можно более веселым тоном произнес:
- Ну что, Гриня, живой? Слаб перед нами червячок этот оказался.
- Живой, - прохрипел Григорий в ответ. Все его тело еще болело и ныло, но жизнь и силы потихоньку возвращались к нему. – Спасибо вам, братцы! – испытанное им нервное напряжение прошло свой пик и требовало разрядки. Он расплакался: по-детски – навзрыд, не стесняясь и не закрывая глаз руками.
- Ну-ну, - по-отечески прижал его голову к своей груди Константин. – Успокойся, Гриша. Все уже позади.
На Петра плач друга, который никогда не отличался сентиментальностью натуры, произвел впечатление, пожалуй, большее, нежели то, что они очутились в тропиках. Он стоял молча, словно проглотив язык, и наблюдал за необычной сценой. Постепенно Григорий пришел в себя, успокоился и виновато посмотрел на друзей, словно прося прощения за невольное проявление чувств.
- Благодарить нас не за что, - делая вид, что ничего не случилось, сказал Константин. – На нашем месте ты сделал бы тоже самое. Тем не менее, если бы Петро не вцепился в горло этой мрази, ты бы уже отошел в мир иной. Руками мы были бессильны против него.
- Между прочим, - сказал польщенный словами шефа Петр, - я предупреждал, что ничего хорошего в джунглях водиться не может. Уверен, нам еще не раз встретятся подобные монстры, а также скорпионы, каракурты и прочая дрянь.
- Насчет каракуртов можешь быть спокоен, - уверенно сказал Константин, - они здесь не водятся.
- С чего это такая уверенность? - недоверчиво спросил Петр.
- Я как-то видел передачу по телевизору, как раз про подобных тварей рассказывали, - он кивнул на мертвую змеюку. - Это сетчатый питон и водится он, в основном, в Юго-Восточной Азии. Филиппины, Индонезия и прилегающие острова. Кроме того, они водятся в Южной Африке, но там саванна, а не джунгли. Так что, скорее всего, мы в тропической части Тихого океана и каракуртов здесь нет.
- Как хорошо, - улыбнулся наконец-то Григорий и указал на мертвую змею, - что в российских лесах подобной дряни нет. А то пойдешь в лес за грибочками, а с верху на тебя подобная хрень свалится…
- Да-а, - сказал Петр, представив столь жуткую картину, - хорошего тут мало. Ну, а если мы в Индонезии, какая нам с того радость?
- Это довольно плотно населенный район, - ответил Константин на обращенный к нему вопрос. – Шансы встретить людей достаточно велики. Если только…
- Что «только»? - поторопил замявшегося друга Петр.
- Мы можем находиться на необитаемом острове, ребята. И еще не факт, что он лежит на караванных путях кораблей.
Наступило тягостное молчание, в продолжение которого все обдумывали перспективы их дальнейшего существования; перспективы рисовались в отнюдь не радужных тонах. Особенно в свете недавней встречи с представителем местной фауны, которую никак нельзя было назвать теплой и дружелюбной.
- В общем так, - нарушил молчание Константин, - дальнейшее блуждание по джунглям считаю не только бесперспективным, но и крайне опасным. Где достать воду мы знаем. Необходимо придумать, как и в чем ее носить так, чтобы не таскаться сюда по несколько раз в день. Затем озаботимся пищей и надо трогаться обратно.
- А может пойти по ручью, - предложил Григорий. – Куда-нибудь он нас выведет. Вдруг он впадает в океан? Тогда бы мы остановились в устье, и проблема с транспортировкой воды была бы решена.
- Этот ручеек, - возразил Константин, - может безумно долго петлять по непроходимым джунглям, а потом скрыться среди камней. Что тогда будем делать?
Петр и Григорий молчали, не зная что ответить и понимая, что их «бригадир» прав. Очень не хотелось часто ходить к этому водопою, но другого выхода не было.
- Возвращаемся, - подытожил Константин. – Попробуем наколоть кокосов, свяжем по несколько штук лианами. Может быть, и получиться носить таким образом воду.
- А этого слизняка есть можно? – спросил Петр, плотоядно глядя на поверженное чудовище.
- Не знаю. Тебе дай волю, - усмехнулся Константин, - ты бы его и живьем сожрал. Как додумался в глотку ему вцепиться?
- Понятия не имею, - пожал крепкими плечами Петр. – Зубы словно зачесались, а все тело к его горлу потянулось. От безысходности, наверное.
Константин ничего больше не сказал, и они тронулись в обратный путь, поддерживая своего друга, еще не окончательно оправившегося после страшной атаки кошмара тропического леса.
- 20 -
Шестеро мужчин во все глаза смотрели на появившийся из-за снявшегося защитного поля шарообразный объект. В его форме не было ничего удивительного и сверхъестественного, но столь необычное появление вызвало у всех присутствующих легкий шок. Хотя мысли у каждого в отдельности разнились, но удивление было всеобщим.
Гвоздодёров лупал глазами как неандерталец, увидевший в первобытном лесу танк. Сержант просто не понимал, откуда взялась эта штука, искренне полагая, что сейчас появится Копперфильд и покажет еще какой-нибудь фокус. У него не возникало даже тени мысли о том, что несколько минут назад он находился внутри шара-красавца и чуть было не обрушил на старушку-землю море огня.
Отвёрткин, наконец, понял, что происходит нечто совершенно невероятное, необъяснимое и не укладывающееся в строгие рамки милицейского протокола. Он смутно догадывался, что все несуразицы последних суток как-то связаны с появившимся откуда ни возьмись серебристым шаром. Лейтенант не знал, что будет дальше, а думал лишь о том, поверит или не поверит подполковник рассказу о походе на свалку.
Митрич, более девяноста лет не видевший межпланетных кораблей, с интересом разглядывал чудо неведомых технологий, изумляясь его непохожести с космической техникой своей погибшей планеты.
Свиридорский более всего радовался тому, что все-таки удалось сбросить защитное поле пришельца и увидеть то, что оно скрывало. Последнее, правда, не произвело на него должного впечатления. Он предполагал увидеть нечто более грандиозное, чем шар на четырех «ногах». Его очень удивила иллюминация, предшествовавшая падению защиты – ничего подобного с его силовыми полями не происходило. Кроме того, его беспокоила судьба трех человек, канувших за нарушенной защитой корабля. Но появление Гвоздодёрова давало надежду на их благополучное возвращение.
Владимир после позавчерашней встречи уже мало чему удивлялся, лишь никак не мог понять: как этот, на вид совершенно не приспособленный для космических полетов аппарат сумел преодолеть бесчисленное множество парсеков и достиг Земли.
Это же обстоятельство занимало и мысли Булкина. По его представлением, да и по многочисленным свидетельствам очевидцев, космические корабли пришельцев имели совершенно иной вид. Но все это было полнейшей ерундой по сравнению с тем, что Дмитрий - впервые! - лицезрел необъяснимое явление. Не изучал свидетельства и рассказы людей, сталкивавшихся с чудесами, а сам, - лично! – наблюдал за чудом. Наконец-то повезло!
Как бы там ни было, именно Булкин, как и подобает человеку его профессии действовать в подобных ситуациях, первым вышел из оцепенения. Он бросился к оставленному на земле «дипломату», достал оттуда любительскую видеокамеру «Панасоник» и принялся снимать звездолет со всевозможных ракурсов, стараясь не приближаться особенно близко к загадочному объекту. Забегал и за тыльную сторону корабля, совершенно не обращая внимания, что под ноги попадается мусор начинающейся свалки: пустые пивные банки, пластиковые бутылки, битое стекло и прочие предметы, о которые не раз спотыкались местные аборигены, блуждающие по окрестностям. Постепенно, придя в себя и видя, что с Булкиным ничего не происходит, остальные свидетели происходящего тоже подтянулись к кораблю Зод Гота. Подойти ближе, чем на пять метров никто не решался: не позволяло врожденное чувство опасности, которое испытывает любой человек при встрече с неведомым и необъяснимым. Кого-то инстинкт самосохранения подпустил чуть ближе к объекту, кого-то остановил несколько дальше. Так и стояли они нестройным полукругом, внимательно наблюдая за действиями уфолога, получавшего истинное наслаждение от своей работы. Еще бы! Этого момента он ждал всю жизнь.
- Володя! – обратился Дмитрий к подошедшему ближе всех Владимиру, не отрываясь от съемки. – Ты должен будешь мне помочь. Возьми камеру и снимай. Пользоваться умеешь?
- Конечно, умею, - улыбнулся Владимир подобному вопросу. – Естественно, я не Стивен Спилберг, но элементарные вещи снять в состоянии.
- Отлично! Тогда мы сейчас запишем показания ЛЧС.
Владимир взял из рук Дмитрия камеру и, прильнув к объективу, стал ждать пока он достанет из «дипломата» свой мудреный прибор и включит его. Дмитрий вновь извлек на свет божий ЛЧС и нажал кнопку выключателя. Громкие щелчки, моментально понесшиеся из аппарата, быстро переросли в беспрерывное кудахтанье ополоумевшей курицы. Цифры были нечеткими и словно накладывались одна на другую на электронном дисплее.
- Что за черт?! – удивился Дмитрий. – Впервые такое вижу.
- А что не так? - спросил Владимир, продолжая снимать.
- Трудно сказать… Но если прибор не барахлит, то это означает, что здесь присутствовали не мене двух представителей внеземного разума.
- Мы видели одного, - сказал Владимир, - а сколько их на самом деле – неизвестно. Так что, ничего удивительного.
- Ты не понял, - поднял глаза на одноклассника Дмитрий. – Они никак не связаны друг с другом. Проще говоря, они прибыли из разных миров.
Услышав такие слова, Митрич снова побледнел, как полотно и незаметно для других наступил на ногу Свиридорскому. Иннокентий моментально понял опасения друга за свою судьбу. Ему тоже очень бы не хотелось, чтобы единственную родную ему душу, пусть и не родившуюся на земле, разоблачили как инопланетянина. Живое воображение ученого быстро нарисовало ему, как его друга арканят шустрые руки уфологов, биологов, химиков и прочих представителей различных наук и волокут его в ужас лабораторий, по дороге чуть ли не разрывая на куски, отчаянно споря кому же первому изучать инопланетный организм. Там его пришпилят, как подопытную стрекозу к койке и начнут брать всевозможные болезненные и не очень анализы. Нацепят на несчастного Митрича миллион датчиков, навсегда лишив его свободы, а Иннокентия единственного и надежного друга. Но чем помочь своему товарищу в данной ситуации Свиридорский даже не предполагал. Банально убежать, значит заранее выдать себя, да и бессмысленно: захотят – найдут. Драться тоже было глупо: перевес был явно не на стороне несчастных бомжей. Один этот усатый кругломордый детина чего стоит! Оставалось одно - тянуть время и «пудрить» мозги.
- А что это за прибор у вас такой интересный? - спросил Иннокентий.
- Долго объяснять, - ответил Булкин, по-прежнему непонимающе глядя на табло ЛЧС. Пока еще он не представлял, что представитель инопланетного разума, сбивший с толку мудреный аппарат, находится буквально в двух шагах от него. – Скажу только, - продолжил он, - что данный аппарат показывает наличие в конкретном месте следов внеземного разума. В данном случае получается, что инопланетян было двое. И они не были одной крови. Понятно?
- Что же это выходит, - бодро вступил в разговор Митрич, но дрожь в его голосе услышали все, - на вполне обычной, родной нам свалочке, пришельцев – как собак не резанных? Вам самому-то не смешно? Мы вот, с Иннокентием, живем тут уже почти десять лет и ни одного инопланетянина не встретили.
- Стойте-стойте! - заголосил Гвоздодёров. – Это что же за хреновина получается? Какие, к черту лысому, могут быть инопланетяне на вверенной нам территории?! А! Нам за инопланетян подполковник такую дыню вставит – мама не горюй! Он нас за вонючих бомжей, которым только и место, что на свалке, чуть черепушки не посносил, а за пришельцев и вовсе на кол посадит. Прямо перед отделением! Чтобы другим не повадно было!
- Не может быть никаких инопланетян, - поддержал товарища Отвёрткин. – Не может быть – и все! Их просто в природе не существует! Нас этому еще в школе учили.
- В ваших школах еще и не такую чушь преподавали, - возмутился Митрич. – Например тому, что коммунизм победит, а кровосос Ленин безумно любил детей и долго после смерти оставался живее всех живых.
- А вы в какой школе учились? – поймал на себе Митрич пристальный взгляд Булкина и понял, что он оговорился, сказав: «в ваших».
- В такой же – советской! – быстро нашелся он. – А вы тоже в инопланетян не верите?
- Нет, от чего же, - ответил Дмитрий. – Я просто уверен, что инопланетный разум существует.
- Я то же верю в это, - поддержал Булкина Владимир.
- Нет! – в один голос крикнули Гвоздодёров и Отвёрткин. – Полная брехня!
- Я собственными глазами видел одного не давно, - вступился за инопланетян Свиридорский. – На этом самом месте.
- А я с ним пил! – привел еще более веский аргумент Владимир.
- Успокойтесь, друзья, успокойтесь, - решил прервать разгорающуюся дискуссию Дмитрий. – Верите ли вы в существование пришельцев или нет, не имеет ни малейшего значения. Они были есть и будут, не смотря на вашу веру в них или неверие. Посмотрите на этот аппарат, - он указал рукой на серебристый шар, - и вам все станет ясно. Не можете же вы не верить собственным глазам. И уж не вам, господин Гвоздодёров, с пеной у рта доказывать, что их нет, когда не прошло еще и получаса, как вы вернулись с данного звездолета. И огромное счастье для вас, да и всего человечества, что пока не произошло ничего страшного.
- Да я… - хотел было ответить Гвоздодёров, но его прервал встревоженный голос, донесшийся со стороны леса.
- Мужики! Оглянитесь!
Все шестеро разом обернулись на окрик и – во второй раз за короткий промежуток времени – остолбенели от удивления. Метрах в десяти от них, на тропинке лежало, распластавшись словно морская звезда, существо цвета воронова крыла. На шарообразной голове, выделялся большой красный глаз, напоминавший большую овальную салатницу и беззвучно открывающийся зеленый попугайский клюв. Почему-то все сразу поняли – да же те кто утверждал, что пришельцев не существует, - что перед ними хозяин серебренного шара.
Человек, крикнувший им, был, естественно, Сергеем. Он все время следовал за существом, стараясь держаться на некотором удалении. Ему было все-таки несколько жутковато оставаться один на один с раненым инопланетянином. Сергей обогнал, обогнув, разлегшееся на тропинке чудище и присоединился к остальным ошарашенным мужчинам.
- Это оно, Вова, оно! – возбужденно затараторил он. – Я встретил его у пеньков. У тех самых. Оно назвало меня по имени и, как мне показалось, просило уступить ему дорогу. Пропустив, я последовал за ним.
- Но то было другого цвета, - пробормотал Владимир только для того, чтобы хоть что-то сказать.
- Оно меняет цвет! Пока я шел за ним, оно становилось все темнее и темнее. За ним еще какая-то синяя дрянь тянется. Видимо – кровь его. Я думаю, он ранен. И ранен серьезно!
Дмитрий вырвал из рук оторопевшего Владимира видеокамеру и стал снимать загадочное существо.
… Зрение Зод Гота ослабло. Он видел все словно сквозь какую-то красную пелену, но смог разглядеть шестерых человек, стоящих на пути к его звездолету, и присоседившегося к ним Сергея, который плелся постоянно за ним, наивно пологая, что он его не замечает. У Зод Гота уже не было сил различать лица людей, да и не волновали они его сейчас. Его постепенно затухающий мозг поразило совершенно другое. Звездолет был видимым! Как же так?! Защитное поле, находясь вне звездолета, являлось непроходимым и неснимаемым! Проникнуть же на корабль чужакам не позволяло все тоже защитное поле. Что же произошло? Вывод напрашивался только один: находящимся здесь людям удалось невероятно – они разрушили защитное поле! Выяснять, как это произошло, у косморазведчика не было ни сил, ни времени. Он попытался попросить, чтобы его пропустили, но не услышал ни единого звука, вылетавшего из горла. Голосовые связки отказывались работать. Тогда он вытянул вперед одну из своих рук и попытался жестами объяснить, что ему нужно. Просто жизненно необходимо!
- Он что-то хочет, - первым догадался Митрич, глядя на невнятно шевелящуюся конечность существа. – И, скорее всего, он хочет уйти. Он просит пропустить его! Он никому, ничего не сделает плохого.
Булкин вновь пристально посмотрел на странного, совершенно лысого человека и тоном, не терпящим возражений, произнес:
- Пропустите его!
- Но… - воспротивился было Владимир.
- Пропустить! – оборвал его Булкин. – Все вопросы и объяснения потом.
- Еще чего! – вдруг возмущенно сказал Гвоздодёров, видимо всем своим нутром почувствовав своего вчерашнего обидчика. – Сейчас он мне за все ответит!
- Стоять! – крикнул Булкин. – Из-за вас вся планета могла превратится в прах. Так что, молчать, болван! И отойди в сторону.
- В сторону, сержант! – приказал, соображавший лучше своего напарника Отвёрткин.
Гвоздодёров безропотно отошел в сторону. За ним последовали и остальные, полностью освободив тропинку для прохода.
Зод Гот увидел, что люди расступились, мысленно поблагодарил за это их и Великий Космос, и из последних, скоротечно убывающих сил, буквально побеждая каждый клочок пространства, преодолел оставшиеся до звездолета метры. «Домой! – отдал он телепатический приказ, – следы уничтожить!». В тот же миг бесшумно открылся люк, невидимые руки легко и бережно подняли с земли его обессилевшее тело, аккуратно занесли внутрь корабля, люк закрылся и звездолет взмыл в небо, навсегда покидая столь странную планету.
Все семеро людей видели, как в шаре появилось круглое отверстие, светящееся изнутри приглушенным светом; как существо непостижимым образом приподнялось над землей и «вплыло» внутрь отверстия; как в ту же секунду отверстие закрылось, вернее на его месте вновь была серебристая поверхность шара, и… все исчезло.
- Ну что, земляне, - прервал воцарившееся молчание Митрич, и в голосе его чувствовалось явное облегчение, - Похоже, все закончилось. Необъявленный визит завершен.
- Наверное, - согласился Булкин, не сводя взгляда с Митрича.
- Почему мы дали ему улететь? – спросил Владимир.
- Меня тоже интересует этот вопрос, - поддакнул Гвоздодёров. – И за «болвана» следовало бы извиниться.
- Извиняюсь, - охотно согласился Дмитрий. – В сердцах вырвалось. Вы, сержант, хотели напасть на раненое, безоружное существо. Это не благородно, в конце концов. Да и его возможности до конца нам неизвестны. Помните свой полет? Допустим, нам бы удалось его задержать, что дальше?
- Дальше – дело ученых, - ответил Владимир. – Впервые в руки человечества попал собрат по разуму. Уникальнейший случай. А мы его упустили…
- Вот именно, собрат по разуму! – вновь начал горячиться Булкин. – Смею заметить, разум у него развит куда лучше нашего. А вы хотели сделать из него подопытного кролика. Представляете, что будет, если его цивилизация решит отомстить за своего пропавшего посланника? Мы ведь, в сущности, ничего не знаем о них.
- Ну и что же теперь? - после некоторой паузы спросил Владимир; непонятно, к кому он обращался – к Булкину или ко всем сразу.
Вместо ответа над головами людей пронесся мощный раскат грома. Никто и не заметил в суете удивительных событий, что передовые тучи циклона уже подобрались к окраине первопрестольной, и весенняя гроза вот-вот разразится во всей своей первозданной силе. Как-то сразу потемнело и стало не уютно и через минуту на землю упали первые капли дождя. Они становились все чаще и интенсивнее, быстро превратившись в самый настоящий ливень.
- Черт возьми! – в сердцах крикнул Дмитрий. – Кровь! Его кровь необходимо собрать на анализ.
Он лихорадочно запихнул в «дипломат» видеокамеру и ЛЧС, достал оттуда пробирку и крохотный скребочек и кинулся к фиолетовой луже, оставленной Зод Готом на тропинке. Но было поздно… Инопланетная кровь моментально вступила в реакцию с дождевой водой и, без остатка растворяясь в ней, бесследно впитывалась в землю. Дмитрий все же наполнил пробирку водой, уже понимая, что анализ ничего не даст. Как ни было сильно впечатление людей от увиденного, холодные дождевые струи быстро привели их в чувство. Промокать до нитки ни у кого желания не возникло и мужчины, не попрощавшись, бросились в разные стороны. Свиридорский и Митрич устремились к своим землянкам, а остальные побежали к кольцевой дороге…
Через час, промокшие под холодным весенним дождем Отвёрткин и Гвоздодёров стояли в кабинете Громовержцева. Подполковник только что выслушал подробнейший рассказ своих подчиненных об удивительном происшествии на свалке и сейчас расхаживал по кабинету взад-вперед, решая что же делать со всей этой историей.
Буря чувств, вулкан противоречивых эмоций кипели в подполковнике. Долгое время дремавший в Александре Павловиче романтик с задатками авантюриста вступил в смертельное единоборство с прагматиком, носящим милицейские погоны. Как было поступить? Заставить сержанта и лейтенанта написать рапорта о случившимся и дать делу законный ход? Как не крути, а потеря пистолета – факт вопиющий. Кто скажет, где он может проявиться? А шлепнут из него кого-нибудь – вовек лейтенанту не отмыться. Но писать-то в рапортах эти парни будут правду, то есть то, что случилось на самом деле. Кто же поверит в подобную околесицу. Ребят, конечно, поднимут на смех и доведут до того, что им придется уйти из милиции.
Подполковник пристально посмотрел на обоих милиционеров. Впервые, помимо насмешливого и несколько презрительного отношения, в нем шевельнулась жалость к этим людям. Какой убогой, духовно нищей жизнью они живут! Не ощущая ни красот земли нашей, ни ответственности за ее безопасность и благополучие. Олухи они, как есть олухи и органы много не потеряют, лишившись таких работников, но… Громовержцев был уверен, что они говорили правду. Может быть, первый раз в жизни! Вдруг, все произошедшее произвело на них неизгладимое впечатление, и появился шанс вступления их на верную стезю. Святой нимб, конечно, им никогда не заслужить, но душу в них разбудить еще возможно. Так как поступить?..
Пока подполковник расхаживал по кабинету, Отвёрткин и Гвоздодёров стояли ни живы, ни мертвы, ожидая решения своей участи. Более всего, естественно, страдал лейтенант. Его душа давно покинула не только начальственный кабинет, но и вообще здание отделения милиции. Она блуждала в поисках ближайшей тюрьмы или более-менее сносной зоны. Другого выхода для себя он не видел. Гвоздодёров же просто прощался с работой в милиции.
- Вот что, парни, - наконец сказал Громовержцев. – Давайте-ка забудем эту историю раз и навсегда. Никто вам, да и мне, не поверит. Рапорт же, Николай, как не крути, а написать придется. Вот и укажи в нем, что подвергся нападению неизвестных лиц. Очнулся – пистолета и в помине нет. Сходишь в травмпункт, факт присутствия гематомы на затылке никто отрицать не будет. Проведем служебное расследование, уголовное дело возбудим… Конечно, вы можете настаивать на том, что встретили некое внеземное существо и видели его космический корабль. Но вам никто не поверит, мужики. Кроме меня. Мне, естественно, тоже никто не поверит. И будут склонять нас на все лады. Но я могу в любой момент плюнуть на все и слинять на пенсию – мемуары писать. Вам же до пенсии - как отсюда до Берингова пролива. Причем задом. К чему вам смешки да подколцы всякие? Работайте спокойно, - подполковник сделал многозначительную паузу, взглянул на подчиненных так, что поджилки затряслись даже у непрошибаемого Гвоздодёрова, и произнес: - Именно – работайте! А не балду гоняйте, как вы это делали все время. Это мое последнее предупреждение.
- Есть! – хором ответили лейтенант и сержант, после чего Отвёрткин опустил глаза и тихим голосом произнес:
- Но мы ведь действительно видели…
- Верю, лейтенант, верю. Только генералы наши высоколобые не поверят. Материалисты они у нас. Их все больше бомжи интересуют, мать их… Так что, хватит носами хлюпать, промокли и замерзли ведь напрочь, идите домой – мойтесь, грейтесь, а завтра на работу.
Отвёрткин и Гвоздодёров молча вышли из кабинета и, покинув отделение милиции, разошлись по домам. По-прежнему на улице хлестал очистительный весенний ливень, смывая с асфальта скопившуюся за зиму грязь и пыль и «доедая» остатки слежавшегося снега. На улице сильно похолодало и помрачнело, не оставив и следа от чудной, почти летней погоды, стоявшей все последнее время. Дождь был необходим природе, как очищающий контрастный душ, заставляющий сильнее двигаться жизненные соки, как влага, питающая растения. Возможно, потрясение от увиденного всколыхнет сознание двух милиционеров, смоет пыль с душ и начнут они нести службу так, что люди действительно будут спокойны за свою безопасность. И при каждом появлении сержанта и лейтенанта будут дрожать колени у отпетых бандитов, а не у бабулек, торгующих пучками петрушки и укропа. Может быть, внесут они свою толику, пусть малую, но добрую и нужную, в дело очищения нашего города, страны, да и всего мира от скверны, превращающую нашу планету в неподходящий мир для жизни не только инопланетян, но и для нас самих. Способны они на такое? Кто знает, кто знает…
«Эх, - думал Громевержцев, оставшись у себя в кабинете один, - бросить бы все к чертовой матери, уйти на пенсию, вступить в ассоциацию этого Булкина и заниматься делом, которое доставляло бы удовольствие. Ведь это же жутко интересно – инопланетяне, звездолеты и прочие загадочные явления! А тут, что я всю жизнь вижу? Мрак, кровь, грязь и сплошное скотство! Надоело! Имею я право заняться на старости лет чем-нибудь приятным для души или нет?!»
Его мысли оборвала звонкая трель телефонного звонка. Досадливо сплюнув, он подошел к столу и снял трубку городского телефона.
- Алло, - сказал подполковник.
- Здравствуйте, Александр Павлович, здравствуйте, - услышал Громовержцев писклявый голос генерала. Странно, что по городскому звонит. Не иначе, как из бани, по сотовому.
- Здравия желаю, товарищ генерал! - поприветствовал по-уставному своего начальника подполковник.
- Как дела в нашем районе? – спросил генерал.
- Все нормально. Идет привычная плановая работа. Сегодня изловили, например, одного типа, что два года скрывался от федерального розыска. Притон наркоманов накрыли, еще…
- Это все ерунда, подполковник, - раздраженно прервал генерал. – Бомжа, который меня оскорбил, нашли?
От накатившей обиды и злости Громовержцев скрипнул зубами. Это что же такое происходит?! Его люди, рискуя жизнью и здоровьем, вламывались в квартиру обколовшихся до одури наркоманов, три дня в вшестером насиловавших четырнадцатилетнюю девочку, которые бросались на оперативников с ножами и кастетами; брали головореза, два года назад расстрелявшего пост ГАИ и это все – ерунда?! Оказывается надо было, бросить все дела и искать никому неизвестного бродяжку, засранца, своим неэстетичным видом оскорбившего генерала! Еще можно было бы понять, если бы Громовержцев рассказал ему о пришельце. Для тупого генерала это действительно была ерунда. Но наплевательски относиться к делом твоей же родной службы…
- Ищем, товарищ генерал, - еле сдерживая праведный гнев, ответил Громовержцев.
- Что значит «ищем»?! – разразился поросячьим визгом генерал. – Чем вы там занимаетесь?! Ни хрена не работаете, дармоеды!
- Товарищ генерал! – решительным тоном прервал Громовержцев, не в силах более сдерживать себя.
- Что? – недовольно тявкнул тот.
- Пошел ты в… - он послал генерала именно туда, куда он бал послан так и не найденным бомжом еще позавчера, и спокойно опустил трубку на рычаги.
В этот исторический миг романтик раз и навсегда одолел прагматика. Душевная битва была закончена. И такое облегчение вдруг накатило на Александра Павловича, такое душевное спокойствие, словно тащил, тащил он на себе бесконечно тяжелую ношу – ношу бестолковую и никому не нужную – да вдруг сбросил ее в бездонную пропасть. Вновь зазвонил городской телефон, но подполковник даже не глянул в его сторону, прекрасно понимая, кто это хочет с ним поговорить. Он достал из верхнего ящика стола чистый лист бумаги и начал писать рапорт об отставке. Работать в организации, рядовые сотрудники которой за нищенскую зарплату чуть ли не каждый день рискуют жизнью, а генералам на это наплевать – лишь бы свои интересы блюсти, - Громовержцев больше не мог…
- 21 -
Пошла уже третья неделя, как трое молодых людей волею непредвиденных и необъяснимых обстоятельств оказались выдернуты из привычной жизни и заброшены неведомой силой в жаркие тропики. Погода, похоже, и не собиралась меняться. Все тоже безоблачное, пронзительно-синее небо, на горизонте сливающееся с бирюзово-изумрудной гладью океана, все тот же раскаленный белый песок и легкий теплый ветерок, ничуть не освежающий раскаленного тела. Одежда на всех троих пришла в состояние негодности. Жара и влажность оказали на нее свое губительное воздействие: материя водолазок и брюк истончала, повиснув на крепких телах лохмотьями. Петр еще в первый день выбросивший водолазку, перепачканную змеиной кровью, загорел больше всех и стал походить на мавра, тем более, что волосы на голове отрастали и стали кучерявиться. Вообще же, все трое, обросшие и не ухоженные, стали похожи на обитателей той самой свалки, куда они отправились в поисках бомжа-попрыгунчика.
Вся троица расположилась лагерем на самом краю, казавшихся бескрайними джунглей. Как раз там, где заканчивался песок, к полудню достигавший температуры раскаленной сковородки и начиналась зеленая травка. Здесь листья близко растущих друг к другу пальм давали хоть какую-то тень и укрытие от безжалостно палящего солнца. У Григория в кармане брюк нашлась чудом не вывалившаяся простенькая зажигалка, которую он купил по необходимости (в «Зиппо» кончился бензин) в первом попавшимся киоске, да так и носил, забывая выбросить. С ее помощью и развели костер, стараясь поддерживать его в течение дня, и лишь к вечеру разжигали в полную силу, надеясь, что хоть с какого-нибудь утлого суденышка, проплывающего мимо, увидят зов о помощи. Но летели дни, а океан оставался пустынным, словно в первые дни сотворения мира. Лишь иногда высоко-высоко, в самой глубине неба, можно было разглядеть серебристую точку летящего куда-то авиалайнера, вызывавшую жуткую, неизбывную тоску по внезапно покинутому привычному миру. Взрослые мужчины не выдерживали, начинали кричать во всю мощь молодых глоток, бегать по берегу и размахивать руками, но самолет надменно улетал прочь: с такой высоты их просто не могли заметить.
Раз в два дня они ходили за водой, используя для этого, как и предполагал Константин, скорлупки кокосов, скрепив их друг с другом лианами. Каждый нес по шесть таких «бидонов». Ноша была неудобной, да и воды удавалось приносить немного, но выбирать было не из чего. Еще в первый поход за водой Константин предложил Григорию остаться, прекрасно понимая, какие чувства может испытывать тот, находясь в джунглях. Григорий же подумал и отказался, резонно рассудив, что лучше уж всем вместе в опасном лесу, чем одному на пустынном берегу. Каково же было их удивление, когда придя к водопаду они не увидели тела поверженного душителя. Оно бесследно исчезло! Это навело их на мысль о том, что в джунглях есть и еще кто-то плотоядный. Впрочем, об этом, еще с самого начала предупреждал их Петр. Следовало быть осторожными вдвойне.
Питались друзья растущими здесь в изобилии манго, бананами и кокосами. Естественно, что такая фруктовая диета довольно быстро наскучила здоровым мужским организмам, и их воображение все чаще и чаще стало рисовать аппетитнейшие куски мяса, приготовленные самыми разнообразными способами. Это был и политый кетчупом шашлык из парной свининки, и антрекоты из говяжьей вырезки, и биф-строганов, и азу, и, наконец, банальнейшие котлеты и сосиски. Но где все это взять? Ползающие поблизости ящерицы и рогатые жуки аппетита не вызывали. Лишь однажды их тихую бухту посетила стая пеликанов. Забавные птицы опустились на воду буквально в пятнадцати метрах от берега и начали лихо вылавливать рыбу своими мешкообразными клювами. Людей взяла черная зависть: сколько они не старались им не удалось извлечь из воды ни одной, даже самой завалящей, рыбешки. Петр не выдержал и полез в воду, намериваясь изловить хоть одну птицу и сделать из нее жаркое. Поначалу стая не обратила на человека ни малейшего внимания, словно впервые видела это существо и не представляла, какую опасность оно в себе несет. Но вот одна из птиц издала пронзительный звук, напоминающий хриплое кряканье, и вся стая, одновременно шумно захлопав крыльями, взмыла в небо. Через секунду Петр понял, что он не имел ни малейшего причастия к испугу пеликанов. Прямо на него двигался, уверенно рассекая океанские волны черный треугольный плавник. Любой школьник знает, что подобный атрибут обозначает неминуемую встречу со смертью. Если, конечно, не поторопиться к берегу. Петр поторопился. Благо до земли было не далеко. Он как ужаленный выскочил на берег, когда разверстой пасти акулы оставалось не более трех метров до желанной жертвы. Упустив ее, она развернулась, недовольно хлопнула плавником по воде и скрылась в бездонных океанских глубинах. С тех пор у друзей пропало желание купаться.
Пылающее солнце опустилось куда-то за зеленую стену джунглей, и вскоре на песчаный берег опустилась тьма, разрываемая бесчисленными звездами, рассыпавшихся по черному ковру ночного неба вечно манящим человечество узором. Пламя костра вырывало из мрака троих друзей, сидевших вокруг огня, словно индейские вожди на судьбоносном совете. Сидели молча. Все темы и вопросы были переговорены уже десятки раз, да и желания вести бестолковые беседы не было. Всех удручала неизвестность, переходящая в безнадегу.
- Пропади оно все пропадом! – с убийственной горечью сказал Петр и смачно плюнул в разгоравшийся костер.
- Ты чего? – поднял на него глаза Константин.
- А ни чего! Надоело мне на этом трижды проклятом острове – сил нет! «Рай!», «Рай!»… Какой же это, к чертям, рай?! Это – тюрьма! Красивая, но тюрьма! Да и красота эта мне надоела так, что смотреть на нее противно стало. Никто, никогда нас здесь не найдет. Передохнем тут все, бананами обожравшись! Поперек горла мне уже стоят фрукты эти. Хоть бы дикарь какой-нибудь в гости пожаловал, что ли…
- Зачем? – не понял Константин.
- Да морду я ему набил бы! Душу хоть бы отвел от скуки. А потом, может быть, он бы нас вывел отсюда. Туда, где люди живут. Где мясо есть! Страсть, как мяса хочу! Если выберемся отсюда когда-нибудь, я буду покупать фрукты и тут же выбрасывать их на помойку.
- Почему на помойку-то? – улыбнулся Константин.
- Это будет моя месть тропикам!
- Прежде чем мстить, - сказал Константин. – Необходимо отсюда выбраться. А пока ни спасительного дикаря, ни мяса нам не предвидится. Единственное, что нам остается – сидеть, ждать и надеяться.
- Не хочу я ждать! – ни как не мог угомониться Петр, вскочил на ноги и начал стучать себя кулаком в грудь. - Я привык действовать, а не ждать. Завтра же пойду в лес, с самого утра, и буду идти, пока не найду выход из этих чертовых джунглей! Мне уже наплевать на всех тварей, прячущихся за деревьями и кустами. Одному глисту горло перегрыз и с остальными справлюсь!
- Ты можешь не только кулаком, - невозмутимо ответил Константин, - но и пяткой в грудь себя стучать. От этого ну ни хрена не изменится! А насчет завтрашнего утра ты прав. Завтра ты пойдешь в джунгли. Вместе с нами. За водой. А после мы вернемся сюда, и будем ждать, пока кто-нибудь не появится. И ненавидимые тобой бананы трескать будем, чтобы с голодухи не помереть.
- Но нам же здесь хана, Костик, - чуть не плача сказал Петр. – Понимаешь – ха-на! А там, - он махнул рукой в сторону джунглей, - есть хоть малейший шанс выйти куда-нибудь.
- Нет этого шанса! – Константин тоже поднялся на ноги. – Ни малейшего! Думаешь, что ты подготовлен к путешествию по джунглям? Ни черта подобного! Они могут тянуться на несколько сотен километров и чем дальше, тем становиться все непроходимее. У тебя даже топора нет. Как будешь через сплошные колючки продираться? Сгинешь через пару дней. Так что сядь и успокойся.
- Нас уже две недели на работе нет, - вдруг упавшим голосом сменил тему Петр. – И никто даже не подозревает, где мы. Клоп нас, наверное, уже всех уволил по десять раз. Как оправдываться будем, когда вернемся?
- Ты что ничего не понял? – спросил Григорий, тоже вставая с земли. – Мы уже не вернемся к прежней жизни. Никогда!
- То есть? – не понимающе захлопал глазами Петр.
- Наша прошлая жизнь кончена, - выплеснул наружу, наконец, Григорий то, что терзало его с первого дня пребывания на острове. – Я это понял в тот самый момент, когда обессиленный выбрался на берег.
- Что ты имеешь в виду? – спросил Константин, давно заметивший непонятные перемены, произошедшие с товарищем.
- Наша прошлая жизнь кончена, - тихо сказал Григорий. – Вспомните, насколько быстро все произошло: хлоп! – и мы вместо свалки оказались бултыхающимися в воде. Какой шанс у нас был добраться до земли? Практически нулевой! Но мы доплыли… Я до этого времени не верил ни в Бога, ни в черта, а тут вдруг понял, что спасение нам дано свыше. Я совершенно не думал над этим вопросом. Данная мысль поразила меня, словно молния. Она буквально высветилась у меня в мозгу. Окончательное же прозрение наступило, когда меня душила та пятнистая гадина. Страшно вспомнить: жуткая, ни с чем не сравнимая сила! Вы суетились вокруг меня, пытаясь ослабить смертельные объятия, да и я цеплялся за жизнь из последних сил, а в это время все мое прежнее существование пролетало перед моими глазами, словно видеокассета на обратной перемотке. Как ни странно, ни одного положительного момента в своей никчемной житухе я не разглядел. Как мы жили?! Какие желания преследовали нас?! Сытно пожрать, сладко поспать, да покувыркаться в постели с продажными девками. Ни о какой любви даже речи не было. Ухаживания, дарение цветов, мучения из-за отказа… Зачем нам все это нужно? Отдал сто баксов – женщина у тебя в постели и на все чувства наплевать. А чем мы занимались?! Кровь лили и свою, и чужую, защищая интересы такого же бандюгана, как и мы сами. Клопов, конечно, не самая последняя сволочь в нашем мире, но тоже далек от честной жизни. Теперь проведение предоставило нам шанс изменить свое существование и начать новую жизнь. Не знаю как вы, а я этим шансом воспользуюсь. Вот ты говоришь, Петр, что красота тебе надоела… Нет! Красота не может надоесть. Нам и дано было ее увидеть для того, чтобы понять: какой поганой жизнью мы жили, когда на свете есть такие чудеса! И не только в тропиках. Мы же красот своей родной земли не замечали…
- Ишь ты! - ахнул Петр. – Святоша выискался! Не правильно мы, видишь ли, жили. А кто первым в драку с ментами кидался? Кто, как увидит мента – сразу в репу? Дай волю, всех поубивал бы. Там, на свалке, так мужику в бубен навернул, тот с копыт в момент слетел. Еще не известно, жив ли.
- Жив! – уверенно ответил Григорий. – Я силу своего удара знаю. Милицию же я вполне уважаю. Угрозыск, например, или оперов. А такую шваль, вроде того ментенка на свалке, терпеть ненавижу! Пока его коллеги под стволы свои головы подставляют, он бабки стрижет с коммерческих палаток, да со старушек у метро. К кавказцам же на рынке и подойти боится. На его глазах чуреки наш народ грабят, а ему до балды все. Ни чести, ни совести нет… Как бы там ни было, а к прежней жизни я больше не вернусь. Мне через три года сорок стукнет. Пора и о душе подумать.
- Чем же ты заниматься будешь? – спросил Константин.
- Не знаю пока, - пожал плечами Григорий. – Руки-ноги есть – не пропаду. На стройку какую-нибудь пойду. Представляете, ребята, - глаза его загорелись светлым азартом, - никто из нашей кодлы и понятия не имеет, где нас искать. Такой шанс дается раз в жизни! Если в Россию вернемся, считай – заново родились.
- Как? Как мы туда вернемся? – упавшим голосом спросил Петр и опустился на землю.
- Не знаю еще, - ответил Григорий и тоже уселся на свое место, - но точно знаю, что вернемся. Только другими людьми.
- Я согласен с Григорием, - спокойно и уверенно сказал Константин и тоже сел. – Мне тоже прежняя жизнь обрыдла. Там я как-то об этом не задумывался, а здесь понял: менять образ жизни надо.
- Еще один праведником стал, - съехидничал Петр. – Оба вы теперь мягкие, белые и пушистые. Один Петро – отпетый бандит и душегуб! Да я тоже, если хотите, честно жить хочу. А где денег нормальных заработать? Матери операция необходима была дорогостоящая… А-а, - устало махнул он рукой, - я в монастырь согласен пойти лишь бы на родину вернуться и больше никогда не видеть ни моря этого опостылевшего, ни песка, глаза намозолившего, ни бананов, мать их за ногу! В тундре жить готов, только бы не потеть больше от жары невозможной.
- Петь, а Петь, - хитро улыбнулся Константин.
- Чего? - поднял тот на него грустные глаза.
- А монастырь-то, все-таки, лучше бы был женским, а?
Петр не долго помолчал, затем лицо его расплылось в широкой улыбке, и он засмеялся во все горло, запрокинув голову назад. Он смеялся от всей души, разрывая тишину тропической ночи громогласным хохотом. Его басовитый смех местные мелкие зверюшки наверняка восприняли за голос голодного, невиданного ранее хищника. Вслед за Петром засмеялись и остальные. Беззвучно колыхался Константин; забористо, но гораздо тише Петра, смеялся Григорий. Вдоволь нахохотавшись, дав разгрузку измотанным нервам, они заснули тихим, спокойным сном.
Южная ночь пролетела быстро, даже не успев принести прохладу на раскаленную за день землю. По утру, когда роса еще приятно холодила босые, уже ставшие загрубевать, ноги, все трое двинулись привычным маршрутом за водой. Ни кто, как и прежде, не встретился им на пути. Набрав воды, они уже возвращались обратно, неся свою необходимую ношу, как шедший впереди Константин, внезапно остановился, буквально замер на месте.
- Ты что? – спросил шедший за ним Григорий.
- Слышите? – шепотом, словно боясь спугнуть кого-то, спросил Константин и кивнул головой налево.
Ничего не понимая, Петр и Григорий тоже прислушались. Через мгновение они отчетливо услышали, приглушенные расстоянием и плотно растущими деревьями, человеческие голоса. Речь слышалась невнятно, и невозможно было разобрать, о чем и на каком языке говорят. Раздался громкий похотливый смех - и снова неразборчивое бормотанье. Две долгих недели они ждали этого момента. Ждали, когда зелень джунглей, переполненная птичьим многоголосьем, разразиться человеческой речью. И вот этот миг, казалось уже несбыточный, настал.
Побросав свои «бидоны», друзья не сговариваясь устремились на долгожданный звук. Не разбирая дороги, которой здесь и не могло быть, неслись они сквозь тропические заросли, разрывая в кровь руки и ноги о колючие кустарники, и спотыкаясь о переплетенные корни деревьев. Порой кто-нибудь из них падал, но тут же поднимался, не чувствуя боли, чтобы вновь нестись к заветной цели. Казалось, нет такой силы, которая сумела бы их остановить. Даже, если бы перед ними выросла вдруг десятиметровая бетонная стена, они, не задумываясь, прошибли бы ее собственными лбами – так велико было стремление встретиться с людьми, а значит и получить шанс выбраться в большой мир. Так, наверное, бежали из сталинских лагерей отчаявшиеся заключенные: наобум, на удачу, не задумываясь о том, что впереди их может ждать злобный конвой и клацающие зубами, разъяренные волкодавы.
Через три минуты изматывающего бега все трое вырвались на небольшую полянку. Картина, представшая перед ними, не предвещала ничего хорошего. Их ощущения были сродни тому, что испытывает грибник, решивший отведать супчика из собственноручно собранных белых грибов, вдруг обнаруживает в тарелке десяток бледных поганок. И одну из них он уже съел…
К двум пальмам, растущих рядышком, словно из одного корня, были привязаны за руки и ноги молодые мужчина и женщина. Обоим, на вид, было не больше тридцати. Мужчина был высоким, хорошо сложенным, коротко стриженым брюнетом. Находившаяся слева от него женщина высоким ростом не отличалась, казалась хрупкой и внешне напоминала итальянку: черные как смоль волосы и смуглое, южноевропейского типа лицо. У обоих пленников рты были заклеены скотчем. Перед ними стояли трое мужчин, весь внешний вид которых говорил о том, что они принадлежат к многочисленной азиатской расе, причем к ее юго-восточной ветви: низенькие, смуглые, с жесткими, прямыми черными волосами. Кроме того, что они походили друг на друга как родные братья, их одежда походила на униформу: шорты и рубашки с короткими рукавами цвета хаки. Один из них расстегивал на женщине рубашку, явно не для того, чтобы сделать ей расслабляющий массаж. Двое других наблюдали за его действиями и противно похохатывали. Женщина пыталась сопротивляться: она старалась извиваться, чтобы ослабить путы, но веревки и узлы явно выигрывали битву. Вот тело ее напряглось от предчувствия неизбежности, она в бессильной злобе зажмурила глаза и, казалось, готова была потерять сознание. Уже липкие руки расстегнули последнюю пуговица на зеленой шелковой рубашке и красивые, полные груди беззащитно уставились розовыми сосками на своего обидчика. Но неожиданное появление на поляне троих друзей нарушило планы негодяев. Моментально на вновь появившихся уставились три черных «рта» автоматов, готовых расплеваться смертоносным металлом.
- По-моему мы не вовремя, - выдохнул запыхавшийся Петр.
- Тихо, ребята, тихо, - как можно более миролюбиво обратился к азиатам Константин, мгновенно оценив ситуацию, и поднял руки. – Давайте не будем горячиться и во всем спокойно разберемся.
- Чего тут разбираться? – сказал Григорий. – Кокнут нас сейчас и все дела! Все ты – «стволы на дно, стволы на дно», вот теперь вслед за ними и отправимся, а могли бы посопротивляться.
- Вы есть русь? – вдруг спросил тот, который раздевал женщину.
- Оба-на! – развел руками Петр. – Ты что по-русски балакать умеешь?
- Как ви здесь бить? – продолжил допрос все тот же человек.
- Видишь ли, брат ты мой восточный, - добродушно сказал Константин, сотворив на своем лице такую приветливую улыбку, словно действительно встретил родного и горячо любимого брата. – Мы пивка шли испить в шинок наш любимый, да адресом маленько ошиблись.
Задававший вопросы слегка расширил раскосые глазки, пошевелил жидкими усиками и что-то прочирикал на своем птичьем языке двум другим. Те возбужденно защебетали что-то в ответ, смешно пожимая плечами. Азиаты были на две, если не на три головы ниже своих визави и москвичи легко могли бы с ними справиться, даже будучи ослабленными двухнедельной фруктовой диетой, если бы не автоматы. Соперников разделяло не менее семи метров свободного пространства и любое движение, показавшееся подозрительным, будет незамедлительно пресечено хлесткой очередью. Единственное, что оставалось – тянуть время пустыми разговорами, ослабить бдительность вооруженных людей и лишь потом вступить в единоборство. Потому-то Константин и начал вставлять в свою речь слова, которые вряд ли были поняты плохо говорившему по-русски человеку.
- Ми вас не есть понять, - сказал несостоявшийся насильник.
- А-а, - продолжая улыбаться, но уже опустив руки, произнес Константин, делая вперед один шаг, - это от недостатка воспитания, узости кругозора, косности мышления и неадекватности поведения. Понял, дребедень узкоглазая?
- Назать! – качнул автоматом бдительный азиат, говорящий по-русски, заметив движение Константина и, дождавшись когда тот вернулся на место, продолжил, - Я не понять вас. Что ви хотеть?
- Мы хотим, - поддержал Константина Григорий, поняв его желание потянуть время, - чтобы вы прекратили базлать и пошкандыбали отсюда к едрене фене, любезно оставив нам свои волыны и указав дорогу, по которой вы сюда пришли. Теперь уразумел?
- Неть, - мотнул головой азиат и наморщил лоб.
Чувствовалось, что у него начинают закипать мозги от произносимой русскими абракадабры. Он вновь что-то начал говорить своим товарищам. Судя по их жестам и повышенному тону разговора, участь троих, не вовремя явившихся, людей была предрешена. Можно не знать иностранного языка, но не понять движение ладони, проведенной поперек горла, просто невозможно. Азиаты затихли и ледяными взглядами уставились на Константина, Григория и Петра. Еще секунда – и автоматные очереди изрешетят молодые тела, забрызгают кровью зеленую траву на поляне. Напряглись, чувствуя неизбежность гибели и трое друзей. Они готовы были немедленно броситься в атаку, а там – будь что будет! В конце концов, они предпочитали погибнуть в борьбе, совершая попытку спастись, нежели беспомощно ожидать смерти. Напряжение на поляне достигло апогея, и развязка должна была наступить через секунду…
Она и наступила, но совсем не так, как предполагали автоматчики и их потенцеальные жертвы. Из-за пальм, к которым были привязаны мужчина и женщина, словно чертик из табакерки, выскочило нечто косматое и волосатое и оказалось за спинами готовых стрелять бандитов. Естественно, к этому оказались не готовы люди в шортах и не произвольно переключили внимание на странное создание. Пальцы, лежащие на спусковых крючках, слегка ослабили напряжение, а стволы переместились с трех русских на нежданное явление. Этого было достаточно, чтобы трое друзей, не раз участвовавших в смертельных разборках и привыкшие действовать молниеносно, ринулись в атаку. Две секунды – и азиаты лежали на траве со свернутыми шеями, а их автоматы перекочевали в руки победителей.
- «Калаш», - любовно поглаживал оружие Петр. – Хоть какая-то память о покинутой родине.
- Да неужто вы русские, мужики?! – вдруг заговорило человеческим голосом внезапно появившееся существо.
Все удивленно уставились на него. Существо оказалось человеком! Длинные, не чесанные, опускающиеся ниже плеч, черные с проседью волосы, растущая до пупка всклоченная борода не позволяли разглядеть его худого лица, на котором выделялись пронзительно голубые глаза, искрящиеся интеллектом и определить возраст человека хотя бы приблизительно. Он был гол и тощ, словно узник «Бухенвальда», лишь набедренная повязка из пальмовых листьев составляла его гардероб.
- В джунглях тоже, оказывается, встречаются лешие, – улыбнулся Петр.
- Ты кто, человече? – спросил Константин.
- Иван! Иван Глухов, - ответил человек. Его всего колотила нервная дрожь, словно в приступе малярии и, бухнувшись перед друзьями на колени, он заплакал: – Люди добрые, - с трудом слышалось сквозь рыдания, - помогите мне выбраться отсюда! Двадцать два года сижу я на этом проклятом острове. Чтобы ему пойти на дно ко всем чертям! И за все время ни единой живой души не видел! Я даже не знаю, где я нахожусь! Помогите, пожалуйста!
- Удивительное совпадение! – горько усмехнулся Петр.
- Значит, все-таки, остров, - произнес Константин. – Как ты попал сюда?
- Рассказать – не поверите, - утирал не прекращающиеся слезы Иван. – Я был вертолетчиком. Проводились секретные испытания по созданию защитных полей. Как только мой вертолет накрыло это чертово поле, меня окружила тьма со всех сторон, подул сильный ветер, и машина стала трещать по всем швам. На ощупь я попытался выбраться из вертолета и… оказался здесь. Далее – мрак и ужас выживания. Какой дрянью я только здесь не питался! Но все это ерунда, по сравнению тайфунами, временами накатывающими на остров. Натянутый мной парашют истлел за пару месяцев, пока я жил на берегу. Я буквально чуть ли не умирал от холода и не захлебывался потоками воды, льющимися с черного неба. Все эти годы я жил без огня! Даже недавно найденного питона сожрал сырым…
Все это Иван выпалил быстро, за пяток секунд – уж очень истосковалась его душа по человеческому общению. При этом его совершенно не волновало, что он выдает совершенно посторонним людям тайну государственного масштаба, за раскрытие которой ему раньше грозило путешествие к берегам знаменитой речки Колымы. Плевать было на это Ивану с высокой колокольни! Лучше уж в Магаданском крае с людьми, чем на теплом острове одному среди непролазных джунглей.
- Какого питона? – спросил Петр.
- Здоровенная змеюка! Я нашел ее у водопада. Кто-то глотку ему перегрыз, но он еще свеженький был.
- Так вот кто его утащил, - улыбнулся Константин. – А мы думали, что это сделал какой-то хищник.
- Крупных хищников я здесь не встречал. Меня самого удивила смерть питона. Вы его тоже видели?
- Видели, - улыбнулся Константин. – Боюсь тебя разочаровать, дружище, но мы не знаем, как отсюда выбраться. Освободите ребят, - обратился Константин к своим товарищам, вспомнив о мужчине и женщине. – А то мы про них забыли совсем .
- Как не знаете?.. – растерянно спросил Иван, поднимаясь с колен. – Как же вы тут оказались?
- Примерно так же, как и ты.
Между тем, Григорий и Петр перерезали веревки на руках и ногах пленников ножами, найденными у азиатов. Женщина, отвернувшись, молча застегивала рубашку, пряча от посторонних глаз свои нежные сокровища. Мужчина же, едва сорвав со рта скотч, произнес:
- Спасибо, мужики!
- Вот тебе раз! – выразил всеобщее удивление Петр. – Мы случайно не на российской территории, братцы?
- Нет, к сожалению. Но я – русский и женщина тоже. Меня зовут Евгением, а ее Светланой. Света, поблагодари, пожалуйста, наших спасителей.
Женщина, наконец, справилась с пуговицами на рубашке, которые ни как не хотели застегивать пальцы, ставшие непослушными от тугих веревок. Она улыбнулась очаровательной белозубой улыбкой, прощебетала: «Спасибо» и, подойдя к каждому из друзей, запечатлела на их щеках нежные поцелуи, не обращая ни малейшего внимания на жесткую двухнедельную щетину.
- Ну что вы, Светлана, - смущенно сказал Константин. – Мы не достойны такого внимания. Кстати, вы нам нужны не меньше, чем мы вам. Нам не обходимо выбраться отсюда.
- Я слышал ваш разговор с этим человеком, - сказал Евгений. – Честно говоря, все что рассказал он и вы очень похоже на фантастику.
- Не сомневаюсь, - усмехнулся Константин. – Так где мы находимся?
- Это небольшой, необитаемый, как раньше думали, островок, находящийся в северной части Арафурского моря. У него, собственно говоря, и названия-то нет.
- Я бы назвал его Островом Перерождения, - глубокомысленно произнес Григорий.
- А что это за море такое? – спросил не блиставший познаниями в географии Петр. – Я никогда о таком не слышал.
- Это между Индонезией и Австралией, - снисходительно ответил Евгений. – Как вас зовут, кстати?
- Константин, Петр, Григорий, - поочередно ответили друзья, пребывая в легком шоке от того, что узнали, как далеко оказались они от родных мест.
- Давно вы здесь? – спросила Светлана.
- Две недели, - ответил Петр. – Это ничто, по сравнению с несчастным Иваном.
- Где же ты жил, Иван? - спросил Константин, повернувшись к косматому человеку, который молчал, смущенно глядя на женщину, словно никогда не видел подобного существа: двадцать лет без прекрасного пола – срок катастрофический.
- В глубине острова, - наконец ответил тот. - Там есть небольшая пещерка, в ней и обитал.
- Вы, наверное, все жутко голодные? – спросила Светлана, в которой, как и в любой женщине, сострадание к пострадавшему было заложено генетически.
- Ну что вы! – сглотнул слюну Петр. – Здесь столько всего вкусного и питательного. Бананы, например. Чудесный, превосходный, удивительно питательный дар тропического леса! Мы эти даром и сыты, - он скрипнул зубами и добавил: - По горло. А Иван же, как истинный гурман, ест сырое змеиное мясо. Так что с пищей все в полном порядке. А чем вы не угодили этим китайцам? – Петр брезгливо кивнул головой на три трупа.
- Они не китайцы, - уточнил Евгений. – Они малазийцы, представляющие преступную группировку «Конец Света». Слышали что-нибудь о такой.
- Не-а, - бесхитростно мотнул головой Петр.
- Хорошо, - сказал Евгений, - раз уж мы обязаны вам жизнью, я расскажу вам, что это за организация и как мы попали на этот остров. В конце концов, никакого особенного секрета здесь нет, и человечество – нормальное человечество – обязано знать своих врагов в лицо. «Конец Света» - это мощнейшая, тщательно законспирированная организация, насчитывающая не одну тысячу членов и раскинувшая свою паучью сеть не только в Тихоокеанском регионе, но и по всему миру. В нее входят люди многих национальностей, даже европейцы и американцы. Она полностью оправдывают свое название. Кровавый террор, взрывы в детских садах, в метро, в жилых домах, наркотики, проституция, торговля детьми и оружием – вот далеко не полный перечень их интересов. Все, что богомерзко и противно нормальному человеку – сфера их деятельности.
- Чего же они добиваются? – спросил Константин. – Ведь террористы должны выдвигать какие-то требования.
- Их цель одна, - вступила в разговор Светлана, - нажива и собственное удовольствие. Стремление к этому они прикрывают бредовыми лозунгами о мифической справедливости.
- И вы боретесь с этой нечистью? - спросил Григорий, переглянувшись со своими товарищами, словно спрашивая их: «В какой-то мере, эта организация - наши бывшие коллеги, не правда ли?».
- В меру своих сил и возможностей, - скромно опустил глаза Евгений. – Как вы понимаете, из-за соображений секретности я не могу рассказать вам всего. Скажу только, что мы представители одной из российских спецслужб, откомандированные в международный антитеррористический центр, основной задачей которого и является борьба с «Концом Света». Наш центр многонационален. Только что, с вашей помощью, эта отвратительная организация стала меньше на трех негодяев.
- Как же вы попали в плен? – спросил Григорий.
- У нас был шанс внедриться в один из их региональных центров, расположенный на соседнем острове, но… Предательство существует и в наших рядах. Мало кто может устоять, если тебе предлагают взятку в миллион долларов. Нас хотели бросить умирать на этом безлюдном острове, на который крайне редко вступает нога человека. Разве только совершенно случайно, как вы. Убить человека обычным способом – не в их стиле. Надо чтобы он помучился как можно дольше перед смертью. С нами был еще немец, так они его скормили крокодилам. Живьем.
- Веселые ребята, ничего не скажешь, - пробормотал Константин. – Ладно, об этом потом. Нам, да я думаю и Ивану, чертовски хочется выбраться отсюда. Как это сделать?
- На берегу осталась яхта. Все бандиты пошли с нами, так что…
- Какая неосторожность с их стороны! – улыбнулся Петр.
- Кто же знал, - так же мило улыбнулась в ответ Светлана, - что на необитаемом острове окажутся трое крепких парней и одичавший человек.
- Сколько до большой земли? – спросил Константин.
- Почти восемьдесят миль, - ответил Евгений. – Морских, естественно.
- Тогда вперед!
- Да-да! – вступил в разговор Иван, наконец, нашедший в себе силы оторвать взгляд от Светланы (это уже становилось неприличным). – Я здесь уже почти сошел с ума. К людям хочу. К людям!
- Мы поможем вам всем вернуться на родину, - уверенно сказал Евгений. – Но с одним условием.
- С каким? – несколько удивленно и обижено спросил Константин.
- Как я понимаю, никаких документов у вас с собой нет. Поэтому, рассказы о том, что вы попали сюда столь экзотическим способом, оставьте при себе. Вам просто-напросто никто не поверит.
- Но ведь это правда! – возмутился Петр.
- Допустим. Но, повторяю, вам никто не поверит и вы окажитесь в местной психушке.
- Что же нам говорить? – спросил Иван.
- Говорите, что вы потерпели кораблекрушение, плавая на прогулочной яхте и чудом добрались до берега. Тайфуны здесь не редки и никто не будет искать маленькое суденышко, чтобы добыть доказательства правоты ваших слов. Да и вид у вас явно соответствует подобной ситуации.
- Хорошо, - согласился Константин. – Такое условие нам вполне подходит.
- Тогда вперед!
И все гуськом двинулись вслед за Евгением к спасительному яхте, которая стояла на противоположном от лагеря друзей берегу. Надо сказать, что пятеро мужчин и женщина покидали тропический рай, действительно зачаровывающий своей красотой, без малейшего сожаления…
- 22 -
Все время, пока звездолет в автоматическом режиме мчался к родной планете, Зод Гот оставался без сознания. Чуткие и умелые механические щупальца киберлекарей неустанно колдовали над ним. Они делали жизнеподдерживающие инъекции, заживляли раны, восстанавливали утраченные силы. Но вернуть косморазведчика к полноценной жизни они не могли. Ему было необходимо стационарное лечение в реанимационной клинике под постоянным присмотром медицинских светил.
Гоз Рох, как только пришло известие о приближении корабля Зод Гота, лично пришел встречать своего любимца на центральный космодром. С болью в сердце наблюдал он, как медицинский персонал переносил бесчувственное тело Зод Гота из совершившего посадку звездолета в реанимационный транспорт.
Долго, очень долго не находил себе покоя шеф космической разведки, не имея представления, что же случилось с его посланцем. Почему он то подал сигнал бедствия, то очень странно отменил его, указывая на прибытие каких-то гостей? Почему?! Ученые быстро расшифровали записи бортового компьютера, но они оставили больше вопросов, чем ответов. Поэтому, приходилось ждать выздоровления Зод Гота, которое шло долго и мучительно.
Наконец, лучшим кудесникам медицины удалось вернуть изувеченного разведчика к жизни, и первый, кого к нему допустили, был Гоз Рох.
- Приветствую тебя, Зод Гот! – радостно воскликнул шеф разведки, врываясь в больничную палату. – Не надо, не надо, - остановил он попытавшегося приподняться Зод Гота. – Обойдемся без ненужной субординации. Тем более что на твои раны наложены регенерирующие повязки, и лишние движения тебе противопоказаны. Твой потерянный глаз, кстати, ученые мужи обещают восстановить. Расскажи же, что с тобой произошло. Как прошел контакт, столь долго нами ожидаемый?
- О-о-о, шеф, - страдальчески произнес еще слабым голосом Зод Гот. – Более трудной экспедиции не было в моей жизни! Я абсолютно не понимал, что происходит и чего ожидать от тамошних жителей. Они загадочны и непредсказуемы. Сперва они мне жутко не понравились, но постепенно я проникся к ним если и не чувством симпатии, то уж во всяком случае они не вызывали во мне отвращения. Увидев же их женщину, я был просто потрясен ее красотой! Люди создали вокруг себя кошмарную экологию, у них бывают случаи необъяснимой злобы и агрессии, но такой поэзии как у них, нам и не снилось. Я прихватил с собой одну книгу, чтобы донести до нашего народа прелесть инопланетной лирики, но она сгорела, когда я подорвался на чем-то…
- Что это был за взрыв? – спросил Гоз Рох, оставив без внимания лирические замечания Зод Гота относительно женщины и поэзии.
- Понятие не имею. Все было тихо и спокойно и не предвещало никакой беды. Вдруг – щелчок под ногами, громкий взрыв, огонь и я потерял сознание…
Зод Гот, устав, замолчал, а Гоз Рох начал нервно расхаживать по просторной палате.
- Как ты думаешь, - спросил Верховный, пристально глядя на своего любимца, - это была ловушка?
Зод Гот понял, что от его ответа зависит судьба планеты Земля. Перед его мысленным взором пронеслись все люди, увиденные им там. Он не испытывал к ним особых симпатий, но и вражды в его сердце не было. Убогая техника, жуткая экология, непостижимость мышления и… сказочно красивая женщина и волшебный слог поэзии. Все это - скорее повод для удивления и дальнейшего знакомства, чем для ненависти. Если же признать, что на него было совершено покушение – планете придет конец. Высший Совет Планеты не допустит безнаказанной агрессии к своему посланнику. Но Зод Гот и не мог со стопроцентной уверенностью сказать, что его хотели уничтожить…
- Я не думаю, шеф, что меня собирались убить, - уверенно сказал он. - Скорее всего, это было какое-то необъяснимое местное природное явление.
Гоз Рох отвел взгляд от раненного косморазведчика и Зод Гот готов был поклясться, что шеф при этом облегченно вздохнул. Пусть даже и мысленно. Верховного устроил ответ.
- Вы и представить себе не можете, шеф, - продолжил Зод Гот, - с какой загадочной и необъяснимой формой жизни мы столкнулись! Знаете, где я совершил посадку? Я только потом это понял – на свалке!
- А что это такое? – удивленно спросил Гоз Рох.
- Вот видите… Мы уже и не помним такого понятия. Свалка – это место, куда выбрасываются отходы цивилизации. Все мои приборы показывали, что в данном месте высокоразвитая жизнь невозможна. А люди там живут!
- Они что же, не перерабатывают свои отходы? – осторожно спросил Гоз Рох, словно боясь услышать положительный ответ.
- Нет, наверное. Но это не значит, что они ущербны разумом… Шеф, мне стыдно признаться, но я был раскрыт в первую же встречу.
- Как?! – удивлению шефа космической разведки не было предела.
- Хм, - болезненно ухмыльнулся Зод Гот. – Я не знаю, где произвел снимок наш исследователь, но я выглядел совершенно иначе, чем двое людей, повстречавшихся на моем пути. Из их разговоров я понял, что данный вид – не такая уж редкость на планете. По всей видимости, там существует не один вид разумных существ.
- Это невозможно! – Гоз Рох рубанул черной шестерней воздух, словно провел безоговорочную черту под своим ответом.
- На Земле все возможно, шеф… - в глазах разведчика появилась некоторая грусть.
- Но почему ты решил, что раскрыт?
- По некоторым вопросам, мне задаваемым. Например: откуда я прилетел? К тому же, они назвали меня братом по разуму.
Гоз Рох тихо опустился на край ложа Зод Гота.
- Дальше, - упавшим голосом проговорил он.
- Дальше… Дальше эти двое угостили меня водкой. Есть у них такая жидкость. И я, прошедший огонь и воду, имеющий отличное здоровье и убийственный иммунитет, был наповал сражен ничтожным количеством этого напитка. Мои же собеседники употребляли водку с радостью и удовольствием. Теряя сознание, я, естественно, предстал перед ними в своем натуральном виде. Очнулся я уже на корабле. Великий Космос! Состояние мое было ужасным: катастрофический упадок сил и временная потеря памяти. Пока я размышлял, что же делать дальше, перед моим кораблем очутилась еще одна человеческая особь безобразнейшего вида, которая явно изучала защитное поле звездолета. Это непостижимо! Защита невидима, а ее пристально изучают. Позже я принял образ этого человека и попытался вновь добраться до города. Кого, вы думаете, я встретил на своем пути? На том же самом месте стояли мои вчерашние знакомые. Я решил, что там находится пост наблюдения. Разумеется, в новом облике меня не узнали, и я двинулся дальше. На самых подступах к городу я был остановлен местными стражами порядка и атакован одним из них по совершенно пустяковой, смешной причине: у меня не было документов. Извините, шеф, но дать ударить себя по голове я был не в силах. Пришлось защищаться и убегать. Перепрыгнув дорогу, я угодил в резервуар с нечистотами. Я чуть не погиб от ужасающего запаха и противной слизи!
- Именно тогда ты послал сигнал бедствия? – спросил шеф космической разведки.
- Какой сигнал? – не понял Зод Гот. – Я ничего не передавал.
- Сначала пришел зов о помощи, - упавшим голосом, почуяв неладное, проговорил Гоз Рох, - а затем его отмена.
- Я ничего не посылал в эфир, шеф.
- Но техника не может сама послать сигнал бедствия…
Воцарилась мертвая тишина, нарушил которую Зод Гот:
- Вывод один, шеф: на корабле побывал кто-то чужой.
- Не может быть! – не переставал удивляться Гоз Рох.
- Я уже говорил Вам, шеф, что на этой планете все может быть.
- Через защитное поле невозможно пройти!
- Когда я раненый дополз до звездолета, я увидел копошащихся рядом с ним людей. Защитного поля не было!
- Кто же снял его? – Гоз Рох был просто поражен такой информацией. - И как?!
- Как им это удалось, я не знаю. Поэтому я и говорю: эти существа непостижимы! Если они запросто снимают совершеннейшее защитное поле, то какой потенциал они хранят в себе! Мы же ничего о них не знаем…
- Приборы корабля, - сказал Гоз Рох, - показывают, что наличие полезных ископаемых на планете более чем возможно. Твоим главным заданием, Зод Гот, было узнать: подходит нам вновь открытая планета или нет. Так какой же ты дашь ответ? - Верховный снова пристально взглянул в единственный глаз разведчика.
Зод Гот вдруг вспомнил, как поразила его Земля своим видом из космоса: умиротворяющая, восхитительная красота, радующая взгляд! Он ясно видел и прекрасные озера и зеленые леса, но… ничего этого не оказалось в месте посадки! Но ведь красоты природы не могли бесследно исчезнуть! Где-то на Земле они существовали! Он был в этом просто уверен. Жалко, если никогда не придется их увидеть… Если сейчас он ответит, что эта планета подходит им, то на Землю начнется экспансия и люди - так и не понятые! – скорее всего, не выдержат и исчезнут, унеся с собой тайну своих чарующих стихов. Зод Готу стало нестерпимо жалко обитателей, сверху великолепного, голубого шарика. Перед ним всплыл образ обворожительной женщины, и зазвучали в мозгу, падающие животворным бальзамом на душу, дивные стихи…
- Эта планета нам не подходит, шеф, - сказал он и прикрыл уцелевший глаз, словно смертельно устав. На самом же деле он просто хотел скрыться от всепроникающего взгляда своего начальника.
- Обоснуй свой ответ, - строго приказал Верховный.
- Там жуткая экология, - сказал Зод Гот и снова открыл глаз. - Чтобы привести ее в надлежащий уровень, нужны непомерные затраты. Стоит ли выкидывать огромные средства ради ископаемых, которые, скорее всего, давным-давно и бездумно используются и скоро кончатся?..
- Ты всегда был честен со мной, - укоризненно прервал его Гоз Рох, чувствуя настроение своего разведчика. – Почему же неискренен сейчас? Что заставляет тебя дать подобный ответ?
- Я не хочу войны с ними, шеф, - честно ответил Зод Гот, понимая, что дальше врать своему начальнику и учителю бессмысленно. – Да, бездумно нанося урон экологии, они сами себе роют могилу; да, их поведение трудно предсказуемо. Но они, на мой взгляд, не являются чудовищами, уничтожать которых мы можем без зазрения совести. Послушав прелестные строки их стихотворений, я понял, что шанс прийти к гармоничной жизни у них есть. Это – только стихи! Другие же виды искусства нам абсолютно неизвестны. А может быть они так же совершенны, как и поэзия. Вне всякого сомнения, у людей есть душа, которая не должна дать им безвозвратно скатится в бездонную пропасть собственного уничтожения. Повторяю, их женщины прекрасны, а такие совершенные создания не могут производить на свет одних только негодяев и дебилов… Может быть, нам даже стоит помочь встать человечеству на верный путь цивилизованного развития.
Конечно, все это лишь мои личные интуитивные догадки, которые вряд ли смогут убедить Высший Совет. Потому я и заявляю: эта планета нам не подходит. В этом, кстати, есть доля правды. Как можно назвать планету подходящей, если она совершенно не изучена?! Ведь мне удалось посетить лишь окраину огромного города.
Зод Гот смолк, вновь устало закрыв свой здоровый глаз. Гоз Рох, видя, что рассказ вымотал еще не окрепшего разведчика, поднялся, и, прежде чем уйти, сказал:
- Я еще поразмышляю над всем этим, но… пожалуй ты прав, Зод Гот. Я и сам против развязывания битвы без достаточных на то оснований. А вот изучать эту планету, несомненно, стоит. По всей видимости, придется готовить новую экспедицию. Помогать же людям мы не будем. Сами должны развиваться. Нам, во всяком случае, никто не помогал. Что же, выздоравливай, набирайся сил. Тебя еще ждет впереди множество экспедиций. На Совете я доложу, что по первичным данным планета Земля нам не подходит и необходимо дальнейшее изучение.
Гоз Рох вышел. Зод Гот приоткрыл глаз и тоскливо взглянул на столик, стоящий у его ложа. Там, сверкая голубыми искрами, манил своим ароматом клум, но Зод Гот, впервые в жизни не хотел его. К своему удивлению и огорчению он вдруг осознал, что ему хочется… водки, водки и ничего другого! Это желание было абсолютно неестественным и необъяснимым. Он вновь закрыл глаз и забылся некрепким сном. Не знал он, что маленькая планетка Земля поселила в его душе бессмертный, ничем неистребимый вирус – желание посетить ее еще раз. Этот вирус поражает каждого, кто хоть однажды увидел голубую планету, затянутую таинственной дымкой, и вдохнул ее весеннего воздуха. Пусть и не очень чистого; пусть так и не поняв, что это была весна.
… Несчастный косморазведчик спал, а где-то там, в бесконечном пространстве Вселенной, совершала свой извечный маршрут неизученная, непознанная и не постигнутая им планета, с симпатичным названием Земля. И на ней, каждый своей жизнью, обитали несколько миллиардов, почти совсем не понятых Зод Готом людей и лишь всего восемь человек из них знали о посещении нашей планеты посланцем из бескрайних глубин Вселенной.
Эпилог
Посещение Зод Готом земли не прошло бесследно для тех ее обитателей, которые прямо или косвенно оказались связаны с ним. Сам того не желая и не ведая, косморазведчик повлиял на их судьбу и поведение.
Рапорт об отставке подполковника Громовержцева был отклонен, генерал же, после разбирательства был снят с должности и отдан за взятки под суд. Справедливость восторжествовала! Александр Павлович получил повышение по службе и был направлен на работу в министерство внутренних дел. Наконец-то начальство оценило его опыт и заслуги. Там его работа носила все больше творческий, аналитический характер, что давала большие возможности для пробудившегося романтика.
Отвёрткин и Гвоздодёров кардинально изменили образ своих действий. Они больше не гоняли несчастных старушек и не трясли, пользуясь милицейскими погонами, коммерческие палатки. Лейтенант и сержант не проходили больше мимо различных криминальных личностей, на деятельность которых раньше даже не обращали внимания. И в их микрорайоне стало значительно спокойнее, люди стали более смело выходить на улицы по вечерам.
Отец Варсонофий, на радость и удивление церковного начальства, перестал пить горькую и читал проповеди, которыми заслушивались добропорядочные прихожане. А в хоре церкви, настоятелем которой он являлся, пел никто иной, как Федор Опойкин, запоем начавший читать не только художественную литературу, но и православные книги и мечтающий когда-нибудь поступить в духовную семинарию. Более доброго и милейшего человека трудно было найти в округе.
Дмитрий Булкин, наконец-то воочию столкнувшийся с инопланетным гостем, что еще более укрепило его веру в правильности избранного жизненного пути, рассказал Владимиру и Сергею, что пленка в видеокамере оказалась непостижимым образом испорчена. Весенний ливень смыл кровавые следы, оставленные пришельцем, а синяки на запястье сержанта Гвоздодёрова никому ничего доказать не могли. Поэтому, никаких фактов пребывания на земле инопланетянина не существует. Дмитрий посоветовал друзьям забыть о случившемся, и ни с кем не делиться впечатлениями от увиденного, с чем они охотно согласились. Кроме того, он поведал им по секрету, что его крайне заинтересовал персонаж, живущий на свалке и называющий себя Митрич. Булкин был уверен, что он тоже является инопланетянином и обещал заняться его исследованием. Наведя же справки насчет Свиридорского, он с удивлением и восхищением узнал, какой это уникальный человек и крупный ученый. Булкин решил сделать все, что бы вытащить его из небытия.
Никита Клопов, крайне раздраженный необъяснимой пропажей своих лучших людей, отправил за ними поисковый отряд, который сообщил ему, что скорее всего ребята погибли при взрыве моста, по которому обязательно должны были проходить по пути на свалку, вот только тел, почему-то, обнаружено не было. Придя в ярость от подобного известия, и зная, кто является его заклятым врагом, Никита объявил беспощадную войну банде Хасана. Кавказцы потерпели в этой войне сокрушительное поражение, и их преступная группировка в столице была полностью разгромлена. Самого же Хасана нашли повесившимся на дверной ручке собственной ванны. Его же подручный Арби Ишигов, находящийся после встречи с неизвестным существом в шоковом состоянии, еще долго скитался по стране, не находя себе покоя. Ему казалось, что черная обугленная рука, вылезшая словно из ада, постоянно преследует его и вот-вот должна схватить и низвергнуть в сатанинское пекло. Даже садясь на унитаз, он трясся от страха, боясь что дьявольская шестерня цепко прихватит его за причинное место. Наконец он не выдержал, сам явился в милицию и рассказал о всех своих «подвигах», надеясь что за решеткой страшной руке будет до него тяжело добраться. Несказанно облегчив свою темную душу, Арби получил двенадцать лет строгого режима и шанс выйти на волю другим человеком.
Несчастный вертолетчик Иван Глухов, беспримерное количество времени проведший на необитаемом острове, вернулся на родину. Как оказалось в Санкт-Петербурге у него жила одинокая сестра, до сих пор считавшая, что он находится в длительной секретной командировке. У нее Иван и поселился. Осатанев от одиночества на тропическом острове, он с наслаждением отдался в объятия большого города, привыкая к новому времени и новой для него стране. Пройдет несколько месяцев, Иван немного придет в себя от безмерно затянувшегося приключения и к нему домой нагрянут представители уфологической ассоциации и поведают, что «виновник» его заточения на острове Иннокентий Яковлевич Свиридорский жив и обитает на свалке. Им помогут встретиться и предложат заняться прежними изысканиями. Иван без оглядки убежит от подобного предложения, а Свиридорский с удовольствием согласится, поставив, правда, одно непременное условие: его друг Митрич должен будет последовать за ним в качестве помошника. Ему пойдут на встречу, и Иннокентий вернется к своей научной деятельности, а за Митричем будут пристально следить внимательные глаза Булкина…
Константин, Петр и Григорий решили остаться в Тихоокеанском регионе и внести свой посильный вклад в дело разгрома преступной организации «Конец Света», благо владеть оружием и кулаками они умеют не плохо. Они весьма преуспели в данном вопросе и дела у международного антитеррористического центра пошли в гору, а воздух в тех местах стал значительно чище. Кроме того, Петр впервые в жизни испытал такое великое чувство, как любовь, воспылав страстью к Светлане. Она ответила ему взаимностью, и дело продвигается к законной свадьбе.
Владимир же и Сергей не претерпели в своей жизни кардинальных изменений, возможно потому, что у них и так складывалось все достаточно неплохо и честно. Владимир даже рискнул написать фантастический роман о встрече с внеземным существом, которую им довелось пережить, и успешно издался. В написании ему помогал советами Сергей, подкидывая интересные и веселые идеи.
Виталий же Конорейкин продолжал жить сладостным ожиданием того, что Наталья прочтет-таки данную ей книгу и придет к нему за новой. А гордая красавица ни как не могла взять в толк, что это так выжидающе-вопросительно взирает на нее при встречах странный студентишка…
Так или иначе, а жизнь на планете Земля шла своим чередом. Может быть, и не надо нам потрясений, подобно встречи с инопланетным разумом и мы сами, разбудив все то прекрасное, что есть в наших, еще не окончательно скисших, душах, начнем очищать наш мир от грязи, зла, скверны и мрака? Сумеем ли? Обязаны! Пора уже. Иначе нам просто не выжить…
«…В космосе шастали как-то пришельцы-
Вдруг впереди Земля,
Наша родная Земля!»
В. Высоцкий
- 1 -
Зод Гот отдыхал… Широко распластав все свои четыре конечности в огромной ванне, наполненной релаксирующей жидкостью, он плавно покачивался на ласкающих массажных волнах. Подымающиеся со дна ванной пузырьки приятно щекотали отвыкшую от комфорта кожу, создавая ощущение покоя и уюта, так давно не хватавших Зод Готу. От несказанного удовольствия, волнами распространявшимся по могучему телу, гладкая кожа переливалась всеми цветами радуги. Но покой и нега не могут являться для существа разумного пределом мечтаний. Пройдет совсем немного времени и пытливый, ищущий разум повлечет отдохнувший организм к новым свершениям. Но это будет потом, а пока... Пока Зод Гот прикрыл глаза от наслаждения и почувствовал, как все события труднейшей экспедиции теряют свою былую яркость, отваливаются как балласт и медленно тонут в глубинах памяти.
Зод Гот имел никем не оспариваемое право на отдых. Экспедиция на Планету Пурпурных Змей, которую он возглавлял, оказалась чрезвычайно тяжелой, хотя по внешнему виду этот укрытый вечным туманом, сквозь который иногда пробивались изумрудные островки джунглей, шарик не сулил гибельных трудностей. Но как обманчиво бывает первое впечатление! Хотя и далеко не всегда… По давным-давно установившейся традиции все вновь открытые планеты получали название по первому, что бросалось в глаза исследователям. Это могли быть и животные, и необычные природные явления, и примечательные особенности рельефа. Упомянутые же выше пурпурные змеи являлись вполне безобидными тварями. По сравнению с остальными существами, обильно кишевшими в жарком климате планеты, эти змейки казались безопасными зверятами, достойными содержания в домашнем зверинце. Они были невероятно больших размеров, имели жутковатый вид из-за своей необычной окраски, огромных черных глаз и торчащих из пасти изогнутых клыков; они источали удушливую вонь, из-за которой весь организм выворачивало на изнанку; при малейшей опасности они плевали жидкостью ядовито-зеленого цвета, упорно не хотевшую отмываться. Все это было. Но способности змеюшек не шли ни в какое сравнение с враждебностью остальных монстров, порожденных богатой на подлости маленькой планетки. Этот космический рассадник ужасов был буквально нашпигован смертоносными ловушками. Присядешь отдохнуть на одиноко стоящий валун и можешь не подняться с него уже никогда: он моментально растворял, а потом и поглощал все то, что имело неосторожность прикоснуться к его гладкой поверхности. Не спасали даже защитные костюмы, до того не знавшие пределов своей прочности. Секунда - и ты водянистая биомасса, дающая возможность камню увеличиваться в объеме. В жарких и влажных, пропитанных запахом перегноя лесах, росли корявые красные деревья, верхушками, казалось, царапающие небо. С их ветвей свисали синие лианы, способные выстрелить электрическим разрядом, не уступающим по мощности лазерным пистолетам. Среди живописных равнин текли неглубокие и неширокие речушки. Но стоило в них ступить, как они, совершенно непостижимым образом, могли промерзнуть до дна и тотчас превратиться в кипяток. В бледно-розовом небе планеты, освещаемом сразу тремя светилами, летали стайки крохотных пернатых созданий, не вызывавших и тени тревоги. Стоило же им заприметить что-либо движущееся, они моментально устремлялись вниз, впивались своими длинными острыми клювами в тело жертвы и с небывалой скоростью высасывали кровь и внутренности.
…В общем, много, много чего было в этом мире, совершенно не подходящем для жизни высоко цивилизованных существ. И ради чего было испытывать судьбу? Ответ прост: недра планеты таили в себе неисчислимые по объемам и разнообразию природные богатства, давным-давно вычерпанные на родной планете Зод Гота до дна. Поэтому, тяжелые потери - треть состава экспедиции - были не напрасными. Вслед за ними придут штурмовые отряды космодесантников. Они, сметая все на своем пути, расчистят плацдарм для освоения планеты.
Зод Гот же свою задачу выполнил. Благодаря исследованиям, проведенным его
командой, риск в последующей работе космодесантников будет снижен, что позволит избежать большого количества жертв. Теперь, когда все рапорты и отчеты написаны, можно было все свои мысли направить на предстоящий отпуск. Ах, как славно он его проведет! Теплое ласковое море, очаровательные подруги и ни какой живности по близости! Зод Гот приоткрыл глаза, дотянулся одной из своих конечностей, могущих служить как рукой, так и ногой – по необходимости, - до сосуда с голубоватой жидкостью, стоящего на краю ванны. Шесть черных цепких пальцев ловко ухватили емкость кубической формы и поднесли к зеленому клюву. Пару секунд Зод Гот наслаждался тонким ароматом божественного напитка, а затем, с невыразимым блаженством, сделал три больших глотка. Это был клум – лучший напиток во всей Вселенной! Он содержал в себе невероятное количество поливитаминов, минералов, тонизирующих веществ и еще много чего, крайне полезного для здоровья. Он возвращал усталым – силы и бодрость, больным – здоровье, слабым и невезучим – надежду на лучшее будущее. Зод Гот почувствовал, как по телу медленно поползла приятная дрожь, наполняя его одновременно энергией и восторгом. В сладкой истоме он потянулся к кнопке вызова массажистки, сидевшей в соседней комнате и кротко ожидавшей, когда понадобится прославленному косморазведчику. Богатое воображение живо нарисовало ему, как он уляжется на круглый массажный стол, сделанный из розового термопластика; как умелые пальцы юной красотки начнут нежно гладить его истосковавшееся по ласке тело; как, наконец, с нее упадет желтый обтягивающий комбинезончик и ее зеленая, излучающая тепло, кожа соприкоснется с... Его палец остановился в миллиметре от кнопки, а властный голос разметал в клочья такую блестящую перспективу.
- Старший разведчик Зод Гот! – неслось из невидимых динамиков. - Немедленно явитесь к Верховному! Старший разведчик Зод Гот! Немедленно явитесь к Верховному!
Недовольно бормоча, Зод Гот выбрался из ванной и прошел в сушильную камеру. Насухо высушил так и не попавшее во власть массажистки тело, облачился в форменный огненно-оранжевый костюм и шагнул в распахнувшуюся дверь. Массажистка, находящаяся в предванном помещении, удивленно вскинула на него свои очаровательные глазки, величины небывалой, и проворковала нежнейшим голоском:
- Вы рано уходите Зод Гот, - щебетал ее накрашенный фиолетовый клювик. - Восстановительные процедуры еще не закончены.
- Я надеюсь вернуться к тебе, моя прелесть, - пробурчал на ходу Зод Гот, скрываясь за зеленой дверью выхода. Прирожденное чутье подсказывало ему, что вернуться как раз таки вряд ли удастся.
Зод Гот жил в невероятно огромном мегаполисе, единственном на планете, представлявшим собой идеальный круг, имеющий более двух тысяч километров в диаметре. Великое множество конусообразных зданий прокалывали бездонный ультрамарин неба сотнями этажей, последние из которых прятались за облаками. Здесь были и потрясающие красотой и масштабами дивные аквапарки; и зоосад, населенный удивительнейшими созданиями инопланетной фауны и флоры; и прекрасно развитая, почти доведенная до совершенства, инфраструктура. Даже мусор, этот вечный и неотъемлемый спутник цивилизации, здесь научились употреблять во благо себе: переработав, из него делали не только одежду и мебель, но и простенькие консервы, которые использовали в дальних космических походах. Воздух над мегаполисом был чист и свеж, словно на планете вообще не существовало техногенной цивилизации. Мощные насосы постоянно впрыскивали в атмосферу приятные запахи, так что город вечно благоухал ненавязчивыми ароматами. Вокруг этого бетонно – стеклянно – стального чуда размещалась десятикилометровая полоса отчуждения, охраняемая непроходимой лучевой защитой, дабы ни один дикий зверь не проник в жилую зону и не потревожил покоя горожан. А уже за полосой на многие тысячи километров простирались девственные леса, красотами которых очень удобно было любоваться с низколетящих прогулочных аппаратов. Для любителей лично побродить по живописным лесным тропкам создавались туристические группы, возглавляемые опытными проводниками. Леса заканчивались высокими скалистыми берегами, омываемыми беспрестанно штормящим холодным океаном…
Верховный оч-чень не любил, если вызванные им сотрудники представали перед его начальственным взором чуть медленнее, нежели скорость светового потока. При этом Верховного совершенно не волновало, где в данный момент находится требуемый ему подчиненный. Прохлаждался ли тот в ванной, развлекался ли с подругой или просто спал. Главное, чтобы он находился в пределах мегаполиса. Справедливости ради надо заметить, что без веских причин Верховный никого не беспокоил. Зная эту особенность начальника, Зод Гот, выйдя в овальный коридор, отделанный самосветящимся светло-зеленым пластиком, на всех четырех устремился к черному люку скоростного пространственного переместителя. Пользоваться им могли только кадровые сотрудники косморазведки. Как только он вошел в цилиндрическую кабину, перед ним развернулся, вспыхнув красным цветом, экран управления. « Куда? » - вопросил белыми буквами экран. « 147-ой уровень 1325 корпуса! » - мысленно скомандовал Зод Гот, и уже через секунду стоял перед дверью шефа. Придирчиво оглядев себя - Верховный любил, когда подчиненные выглядят опрятно - Зод Гот вошел в кабинет.
За огромным столом, сделанным из редчайшего голубого камня, добываемого на Планете Черных Озер, и идеально круглым, сидел Гоз Рох – Верховный руководитель космической разведки. Стол стоял в самом центре круглого же кабинета, стены которого излучали мягкий оранжевый свет. Верховный был облачен в темно-фиолетовый комбинезон, что указывало на принадлежность к высшему руководству. Две его руки были вытянуты на столе и черные пальцы мягко постукивали по голубой глади. Прямо по середине правого рукава красовалось девять ярко-золотых звезд, расположенных полукругом. Это были нашивки, выдаваемые за совершения поступка, требующего предельной концентрации мужества, самопожертвования и разума. Проще говоря – подвига. Больше чем у него, таких нашивок не имел никто на планете. Достаточно сказать, что однажды он в одиночку, рискуя превратиться в облачко пара, спускался в жерло клокочущего раскаленной радиоактивной лавой вулкана. Там, на чудовищной глубине, были застигнуты врасплох непредсказуемым выбросом магмы его товарищи. Скафандры выдержали огненный удар, но не могли долго сопротивляться этому кошмару и все разведчики потеряли сознание. Тридцать два раза Гоз Рох погружался в дышащую пламенем и смертью пучину. Он почти ослеп и получил страшные ожоги, но спас всех. Долгие месяцы врачи боролись за его жизнь и восстановление, и он сумел вернуться в строй.
Верховный казался суровым и непреступным, как скала на Планете Ледяных Гор. Отчасти суровость была напускной, и иногда сердечность прорывалась наружу. Он строго, а то и жестоко, наказывал за непрофессионализм и леность, но поощрял разумную инициативу и вдумчивое отношение к делу. А уж о том, как тяжко он переживал неизбежные потери, знали лишь чернота и горечь бессонных ночей, да психотерапевты, частенько выводящие его из состояния стресса. Советы, которые он мог дать, были бесценны. За свою бурную, полную опасностей жизнь он совершил более тысячи экспедиций, поэтому трудно было найти ситуацию, из которой он не знал бы, как выкрутиться.
- Приветствую тебя, Зод Гот, - зарокотал Гоз Рох, словно камни покатились с гор. – Рад видеть тебя отдохнувшим, набравшимся сил и, надеюсь, готовым к новым свершениям.
- Я тоже приветствую Вас, Верховный! – четко и бодро, как и подобает подчиненному, ответил Зод Гот, но в его взгляде, который он прятал от шефа, совершенно отчетливо читалось: «Да не успел я еще отдохнуть! Я абсолютно не набрался сил и совершенно не тороплюсь к новым свершениям. Я был погружен в мечты о предстоящем отпуске, когда вы вызвали меня. Кстати, я даже не успел познакомиться с ловкостью и нежностью массажистки, что терпеливо дожидалась моего вызова. Надеюсь, Ваш вызов стоит ее сказочных ласк!».
- Ладно, ладно! – строго сказал Верховный. - Я прекрасно понимаю все, что ты хотел бы мне сказать, да субординация не позволяет. Уверен, как только ты услышишь новость, что я намереваюсь сообщить, ты моментально забудешь и об отдыхе и обо всех массажистках на свете. Ты же прекрасно понимаешь, что только экстренные, я бы даже сказал небывалые, обстоятельства заставили вызвать тебя.
Зод Гот это понимал. Едва услышав вызов, он всем нутром почувствовал, что отдыху конец. Войдя же в кабинет шефа, его чуткое обоняние уловило едва-едва различимый запах горного цветка Ассацыра, растущего на далекой Планете Дышащих Песков. Он самым чудесным образом успокаивал нервную систему и помогал спокойно вести острые разговоры и споры. Не так давно химикам удалось синтезировать аромат этого цветка, и Гоз Рох часто использовал его, когда вызывал своих сотрудников, чтобы послать их в далекие, не предвещающие легкой жизни путешествия. Он справедливо полагал, что разведчики легче усвоят все нюансы задания в спокойном и уравновешенном состоянии. Так что, Зод Гот догадывался, чем закончится визит к начальству. Но с мечтой об отпуске не хотелось расставаться, и он гнал от себя неприятные мысли, до конца не веря, что его право на отдых, записанное во всех мыслимых и немыслимых законах, положениях и инструкциях будет нарушено. Открыто же заявить протест он не решился, поэтому лишь позволил себе пошутить, хотя прекрасно понимал, что шефу это может не понравиться:
- А, что, собственно, случилось, шеф? Обнаружена планета с моментально восполняемым запасом полезных ископаемых? И эти несметные богатства лежат на поверхности, а на самой планете нет ни одной кровожадной твари? Лишь безобидные бабочки безмятежно порхают в воздухе, радуя глаз своим многоцветьем… Нет-нет, - прервал свои мечты Зод Гот. – Все гораздо хуже: нас атакуют кровожадные инопланетяне, грозящие растереть нас в прах. Я угадал?
- Я рад, что ты шутишь, - строго произнес Гоз Рох. – Шутка всегда способствует снятию нервного напряжения. Но пора перейти к делу и настроиться на серьезный лад. Больше шуток я не потерплю. Между тем, ты не так уж далек от истины в своем последнем предположении, как тебе может показаться.
- То есть… - оторопел Зод Гот.
- Ты сядь, сядь, - сказал Гоз Рох, выбираясь из-за стола и начиная расхаживать по кабинету. – Новость, которую я должен сообщить тебе, любого может свалить с ног.
Из пола бесшумно выехало мягчайшее оранжевое, в тон кабинета, кресло, не имеющее ни спинки, ни подлокотников - просто высокий круглый пуфик. Зод Гот удобно разместился на нем, свесив до пола все четыре свои конечности, и устремил на начальника заинтересованный взгляд, в котором угадывалась безропотная готовность к подчинению.
- Ты прекрасно знаешь, - сказал Гоз Рох, видя, что его подчиненный уселся и готов слушать дальше, - что Вселенную изучают не только наши радиотелескопы, но и автоматические посланцы- разведчики, запрограммированные на поиск инопланетного разума. Так вот, - Гоз Рох сделал многозначительную паузу, пытаясь усилить впечатление, после чего продолжил. – Один из наших дальних посланцев обнаружил планету, населенную разумными существами…
«Тоже мне невидаль! - усмехнулся про себя Зод Гот, но ни чем внешне не выдал своей иронии. – Мы знаем одиннадцать планет, где обнаружен разум. Теперь их будет двенадцать. Это не повод для прерывания моего отпуска»… Следующая же фраза Верховного громовым ударом поразила слух косморазведчика:
- Обнаруженные нашим поисковиком существа уже осваивают космос.
Это был действительно удар! Зод Гот онемел от удивления. На планетах, которые он упомянул, действительно обитали разумные существа. Одну из планет с такими существами однажды обнаружила экспедиция, возглавляемая Гоз Рохом. Среди дремучих лесов отряд разведчиков наткнулся на племя двенадцатиногих пауков, живущих в сплетенных средь ветвей домиках. Они были немногим меньше самих исследователей, миролюбивы, откликались на данные им клички, даже пытались перевести некоторые нехитрые инопланетные слова на свой простенький язык, состоящий из пары сотни слов. Дальше этого дело не шло. Жили они парами, заботясь лишь о своем благополучии и совершенно не помогая друг другу. В племя они объединялись лишь для того, чтобы вожак, выбираемый из наиболее сильного и сообразительного самца, в один прекрасный день определил, что пищи в данном месте осталось мало и надо перебираться в другой район. Питались они, кстати, лишь корешками определенных деревьев. На остальных десяти планетах были обнаружены разумные существа примерно такого же уровня. Так что, все эти носители разума были столь малочисленны, а интеллект их был в столь зачаточном состоянии, что их невозможно было назвать братьями по разуму. А тут уже - освоение космоса! Было от чего удивиться. Гоз Рох, довольный произведенным впечатлением, продолжил:
- Мы долгие века, даже тысячелетия, мечтали о такой встрече. Теперь она, похоже, становится реальностью. Глупо, очень глупо было бы считать, что мы – единственная цивилизация среди холодного мрака бесконечной Вселенной. Хотя некоторые наши ученые, видя тщетность поисков, думали именно так.
- Зачем Вы вызвали меня? – тихо спросил Зод Гот, хотя великолепно развитая интуиция подсказывала ему ответ на этот вопрос.
- А ты не догадываешься? – удивился Гоз Рох.
- Догадываюсь, - озвучил интуитивно пришедшую догадку Зод Гот. - Вы хотите послать туда экспедицию, а я должен ее возглавить…
Верховный, как всегда, оказался прав: еще совсем недавно нежившийся в ванне разведчик, совершенно забыл о прелестях привлекательной массажистки. Да и Планета Развлечений со всеми ее удовольствиями, бесследно растаяла в воображении Зод Гота. Ее место теперь занимал другой, еще неизведанный, и от того более привлекательный мир. Конечно же, встреча с инопланетной цивилизацией – весомый повод для отмены отпуска. Что скрывать, Зод Гот был тщеславен, и лавры первопроходца всегда гнали его вперед, в самые дикие и опасные места. Первым увидеть то, что до тебя не доводилось видеть никому, ступить туда, где еще не было ноги разумного существа – это ли не самое главное, что привело Зод Гота, да и большинство его соплеменников, в косморазведку. Где еще можно было получить ярко-золотую звезду, как не здесь? Даже космодесантники получали их гораздо меньше. А такая звезда дает право на внесение твоего имени в зал Вечной Славы. Тобой будет гордиться вся планета, твою жизнь будут изучать в начальных учебных заведениях, а твои подвиги обрастут легендами, которые с благоговейным трепетом будут рассказывать друг другу новобранцы разведшкол. К тому же, наличие звезд дает шанс занять руководящую должность, когда ты будешь стар и не способен принимать участие в экспедициях. У Зод Гота было уже три звезды, и втайне он мечтал догнать, а по возможности и перегнать своего шефа. Разведчик же, впервые вступивший в контакт с инопланетной цивилизацией, мог рассчитывать на несколько звезд сразу.
- Как ни странно, - продолжал Верховный, - планета находится не так уж далеко от нас. Просто эта область Вселенной всегда считалась бесперспективной, и мы практически не исследовали ее. И вдруг такая неожиданность! Да-а, воистину Великий Космос неисповедим и непредсказуем.
- А как удалось установить, что они осваивают космос?
- Согласно программе, разведчик сделал виток вокруг планеты и обнаружил множество искусственных спутников. Возможно, это лишь первые попытки, робкие шаги в освоении космического пространства. А возможно, и суперсовременная, еще неизвестная нам технология. Этого мы пока не знаем…
«А что еще интересного обнаружил наш посланник?» – не терпелось спросить Зод Готу, зная, что Верховный имеет привычку не обрушивать всю информацию на собеседника, а выдавать ее по крупицам, оставляя самое важное и интересное на потом. Но спросить не решился – негоже торопить начальство. Придет время, и оно само расскажет все, что считает нужным.
- Там есть различные формы биологической жизни, - шеф вернулся в свое кресло и уселся поудобнее, - вполне подходящие климат и атмосфера… Ты получишь самую полную и необходимую информацию. Сейчас не это главное.
« Вот оно! – подумал Зод Гот. – Сейчас начнется! ».
Гоз Рох помолчал, пристально глядя в глаза своему любимому разведчику, затем продолжил:
- Высшим Советом Разведки принято беспрецедентное решение, Зод Гот. Экспедиции, в привычном понимании этого слова, не будет. Ты полетишь один.
- Как это – один?! – Зод Гот от удивления забыл о субординации и вскочил с кресла, но тут же, извинившись, вернулся на место. – Почему один?! Что я смогу один? Я просто сгину в чужеродном мире, и на этом моя миссия будет закончена! Вы посылаете меня на верную смерть, шеф!
- Успокойся! - строго изрек Гоз Рох, прощая невольную вспыльчивость удивленного разведчика. – Сиди и внимательно выслушай то, что я тебе скажу. Я думаю, тебе не стоит напоминать, что приказы начальства беспрекословно выполняются, а не выносятся на обсуждение. Да, действительно, решение, как я уже сказал, беспрецедентное и необычное. Но не стандартная ситуация и требует таких решений. И не тебе это объяснять. Мы же абсолютно ничего не знаем об открытой цивилизации. Кто они? Какова их культура? Чем они живут? Какие планы вынашивают? На эти вопросы, пока, нет ответов. А вдруг это чрезвычайно злобные и воинственные существа? Что, если они и в космос вышли только затем, чтобы покорять себе другие миры? Вдруг, узнав про нас, они решат атаковать? Мы же не обладаем сведениями ни о возможностях их техники, не знаем их численность. Поэтому, мы не можем сейчас идти на открытый контакт. Между тем, существует древняя как наш мир истина: если не хочешь умереть от укуса ядовитой гадины, то готовь противоядие. Но так как ядовитых тварей во Вселенной бесчисленное множество, то их проще уничтожать, нежели готовить сыворотку. Кроме того, и у нас есть свои интересы, которые мы не намеренны, пока, раскрывать. Ты прекрасно знаешь, что наши природные ресурсы давно истощены, и нам приходится, преодолевая колоссальные трудности, добывать их на других планетах. А на вновь открытой планете, возможно, этих ресурсов – прорва. Наличие же высокоразвитого разума предполагает, что ресурсы эти разрабатываются. Возможно мы сумеем с ними договориться и тогда будем получать полезные ископаемые без тех затрат, что сейчас. Если же договориться не удастся… Может там живут такие монстры, что и переговоры с ними бессмысленны. Тогда мы объявим Высшему Совету Планеты, что там жестоко и цинично нарушаются законы демократии и гуманизма, что данная планета представляет угрозу для всей Вселенной, и применим силу. Твоя главная задача – выяснить, подходит нам эта планета или нет.
- Что бы это выяснить, мне необходимо будет общаться с ними, - спокойно сказал Зод Гот. - Открыто, а не тайно. Как же такое возможно?
- Во-от, - удовлетворенно протянул Гоз Рох. – Мы и подошли к самому главному. Ты задаешь правильные вопросы. Значит, ты уже включился в работу. Это – хорошо. Как только ты совершишь посадку, автоматически будут запущены тысячи лингодатчиков. Они будут собирать языковую информацию, и отправлять ее на бортовой кибермозг твоего звездолета. Он будет накапливать и обрабатывать полученные данные, и, по мере обработки, переправлять их на микроскопический переводчик, который будет вживлен тебе в мозг. Когда полученной информации окажется достаточно для первого контакта, ты получишь сигнал и отравишься на встречу с инопланетянами. Понятно?
- Так точно! - ответил Зод Гот, чтобы не злить Верховного, хотя и не очень четко понял принцип работы переводчика.
- На связь, из-за конспирации, можно будет выйти только для подачи сигнала бедствия. Это также понятно?
- Так точно! – по-прежнему четко отвечал Зод Гот, хотя последняя информация сильно огорчила его. Остаться без связи в чужом мире – не очень приятная перспектива.
- Ну, специалисты посвятят тебя во все технические подробности… Я же хочу объяснить, почему выбор пал именно на тебя. Не скрою, не легко мне было это сделать. Результата твоей миссии не может предсказать никто, а я бы очень не хотел потерять лучшего косморазведчика планеты, который является моим любимцем. Иногда меня даже посещает чувство гордости, оттого, что я был твоим учителем. К тому же недавняя экспедиция на Планету Пурпурных Змей сильно измотала тебя, и отдых был необходим. Но, с другой стороны, кто еще кроме тебя способен осуществить подобную акцию. Все, более-менее достойные, находятся в глубоком космосе. Так что, великая честь и великая же опасность достаются тебе, Зод Гот.
Верховный не кривил душой. Стараясь относиться ровно ко всем своим подчиненным, он, тем не менее, Зод Готу явно симпатизировал. Надо признаться, не без оснований. Когда-то давно, когда он был еще Старшим разведчиком, он подбирал экипаж для экспедиции на Планету Кошмарных Бурь. По заведенной традиции в состав экипажа должен был войти стажер – молодой разведчик, только что закончивший школу. Гоз Рох тогда уже пользовался непререкаемым авторитетом и мог выбирать любого выпускника. Естественно, он выбрал отличника. Им и оказался Зод Гот. Сокурсники сочувствовали ему, считая, что отличнику могла попасться планета и поинтересней. Действительно, Планета Кошмарных Бурь представляла собой вечно погруженный во мрак – звезда, вокруг которой он вращался, была очень далеко – огромный кусок базальта с высоченными скалами, бездонными пропастями и постоянно бушующей, непригодной для дыхания атмосферой. Зод Гот же воспринял данную экспедицию как подарок судьбы. Он с детства мечтал побывать в одной связке с самым титулованным косморазведчиком. Планета Кошмарных Бурь преподнесла массу сюрпризов. Не имея ни животной жизни, ни растительности, она обладала массой неорганических ловушек. Сказать, что бури, из-за которых она и получила свое название, были очень сильными, значит не сказать ничего. Они сдували даже тяжелые транспортные звездолеты, если те не успевали вгрызться в скальные породы специальными бронированными тросами на несколько десятков метров в глубь. В считанные секунды гигантская милионнотонная махина легкой пушинкой взмывала в воздух. Некоторые котловины, глубиной не меньше трех десятков километров, были заполнены розовой субстанцией неизвестного происхождения. Она была не только удивительно липкой и вязкой, но и обладала невиданной силы магнетизмом. Попав в нее, выбраться было практически невозможно. И вот однажды исследовательский вездеход с тремя разведчиками на борту стоял на самом краю такой котловины. Они, с помощью щупов-захватов, брали пробы загадочной массы. Неожиданно произошел сейсмический сдвиг, и капсула, вместе с крупным куском породы, ухнулась в розовую топь. Взревели двигатели, пытаясь силой атомной энергии вырваться наружу, но все тщетно: капсула неотвратимо погружалась. Ей просто не хватало мощности. Быстро прибывшая на зов о помощи спасательная группа лишь увидела, как острый нос исследовательского аппарата скрылся в хлюпающей массе. По сути, это был конец. Через розовую гадость не проходили радиоволны, и установить местонахождение разведчиков, чтобы предпринять попытку их спасения, было невозможно.
Экспедиция лишилась бы трех участников, не окажись в составе спасательной группы Зод Гота. Он моментально кинулся в то место, где скрылась капсула, прихватив с собой спасательный трос. Ему удалось накинуть его на буксировочный крюк, и спасательный катер моментально взмыл в небо. Сложенные усилия двигателей сумели вызволить капсулу из смертельного плена. Медленно она выползла на берег, а за трос мертвой хваткой держался уже теряющий силы Зод Гот. Сначала ему здорово влетело от самого Гоз Роха, но когда просчитали все возможные варианты, оказалось, что начинающий разведчик принял единственно верное решение. Что это было: мгновенный расчет или интуитивный порыв? На этот вопрос Зод Гот ни тогда, ни сейчас ответить не мог, но в дальнейшей его карьере не раз возникали случаи, когда он действовал вот также молниеносно и самоотверженно, и это неизменно давало положительный результат. С того самого момента Гоз Рох и полюбил отважного косморазведчика…
- Я готов лететь, шеф! – уверенно сказал Зод Гот. – Не сомневайтесь, я оправдаю оказанное мне доверие.
- Не торопись докладывать о готовности, - укоризненно произнес Гоз Рох, но в душе был несказанно рад, что его любимец согласился. – Возможно, впереди тебя ждет нечто более страшное, чем все, что ты встречал ранее. Обычно я не даю такой возможности, но сейчас ты вправе отказаться, если чувствуешь, что сил недостаточно и требуется отдых. Тогда мы будем искать другую кандидатуру.
- Я готов! – вновь подтвердил Зод Гот. Нет уж! Честь первого контакта с братьями по разуму он не отдаст ни кому!
- Да будет так! – сказал Гоз Рох. – Теперь еще один существенный момент. Внешним видом эти существа сильно отличаются от нас. Тебе придется использовать в полную силу твой дар перевоплощения, чтобы не быть раскрытым. Все мы обладаем такой способностью, и вот настал момент, когда она может сослужить нам добрую службу.
- А как они выглядят? – спросил Зод Гот. Почему- то этот вопрос только сейчас возник у него в сознании.
- Ну что же, полюбуйся. Это голографическое изображение. Имеются все виды: c боков, сверху, снизу, спереди, сзади. По желанию можно подробно рассмотреть любую деталь. Сейчас изображение дано в натуральную величину.
Голограмма появилась справа от Зод Гота. Он заворожено смотрел на фигуру инопланетянина, представляя, как будет расхаживать в таком виде по чужой планете. Фигура между тем медленно вращалась вокруг своей оси, делая различные движения верхними и нижними конечностями. Зод Гот заворожено смотрел на фигуру инопланетянина. Она казалась ему неказистой, совершенно не отвечающей сложившемуся представлению о виде, который должен иметь носитель самого удивительного дара природы – интеллекта.
- Достаточно, пока, - произнес Гоз Рох, и голограмма исчезла. – Этот снимок наш разведчик сделал, пролетая над одним из районов суши, где на тот момент была наиболее прозрачной атмосфера. Тебе необходимо будет изучить это изображение досконально.
- На каком транспорте я полечу?
- О-о! Это чудо техники, - восхищенно произнес Верховный. - Последнее достижение наших инженеров. Ты и тут будешь первым. Этот новейший мини-звездолет, только что прошел полигонные испытания и еще не был в настоящем деле. Он специально разработан для той задачи, что поставлена перед тобой. Мы ведь давно ждали этого момента. Помимо миниатюрных размеров он имеет мощнейшее защитное поле. Оно делает его невидимым и способно отразить любое вторжение извне. Сам видел: его не берут термоядерные снаряды. На нем есть все необходимое вооружение, но применять его лишь в крайнем случае. Это приказ!
- Есть! – ответил Зод Гот. - Где я должен буду совершить посадку?
- А сам бы ты, какое место выбрал? – Гоз Рох хитро посмотрел на подчиненного.
- Ну-у… я бы выбрал крупный индустриальный центр. С большой плотностью населения - так легче затеряться. Сел бы где-нибудь на окраине, и уже оттуда начал бы разведку.
- Молодец! – похвалил Гоз Рох. Он внимательно посмотрел в глаза Зод Готу, словно прикидывал: можно ли задать следующий вопрос. Наконец решился:
- Я вот, что хотел спросить у тебя, Зод Гот…. Какое твое первое впечатление от увиденного разумного собрата?
- Ответить надо честно?
- Конечно, как и всегда, когда спрашивает начальство.
- Я не в восторге от него. Мне кажется, что все высокоразвитое должно быть похоже на нас. Ведь мы – вершина эволюции, высшее достижение природы.
- Вот и мне так показалось, - задумчиво проговорил Верховный. – Но, иногда Великий Космос подкидывает такие невероятные сюрпризы, что только диву даешься. К тому же, дело есть дело - разведку нужно провести. Поэтому, я убедительно советую тебе: не проявляй злобы и нетерпимости к этим разумным существам. Да, наше общественное устройство – венец творения разумных существ и при необходимости мы заставим поверить в это кого угодно, но пока ни в коем случае не вмешивайся в местные законы и обычаи, даже, если они покажутся тебе абсолютно дикими и чуждыми нашей морали. В конце концов, внешний вид этих инопланетян может не соответствовать внутреннему содержанию. И еще. До тебя никто не осуществлял подобные акции, поэтому твой девиз: осторожность, помноженная на внимание и возведенная в хитрость. Я очень надеюсь встретить тебя живым и невредимым. А все мы ждем от тебя положительной информации.
- Я тоже не против вернуться здоровым и с хорошими вестями, шеф!
- Вот и отлично! Кстати, туда ты полетишь в обычном режиме, в случае же подачи сигнала бедствия, мы откроем временно-пространственный коридор. Не успеет их планета крутануться вокруг своей оси, а мы уже придем к тебе на помощь. Еще какие-нибудь вопросы есть, Старший разведчик?
- Никак нет, шеф! – Зод Гот поднялся с кресла и принял официальную стойку. – Я могу идти?
- Это сейчас у тебя нет вопросов, - раскатистый бас Гоз Роха приобрел мягкие нотки. - Позже они, наверняка, возникнут. Отправляйся к специалистам. Они подробнейшим образом просветят тебя по всем возможным проблемам. И по тем, которые могут возникнуть в управлении новым кораблем, и по тем, что касаются пребывания на чужой планете. Ступай! Да сопутствует тебе удача! Да хранит тебя Великий Космос!
Зод Гот вышел, а Верховный еще долго отрешенно смотрел в закрывшуюся за ним дверь, словно пытаясь разглядеть, что же ждет посланного в неизвестность разведчика. Какие вести принесет он с неизведанной планеты? Кем окажутся братья по разуму, которых они так долго искали в этом ледяном, отнюдь не дружелюбном космосе?
- 2 -
Планета действительно оказалась достаточно близко. Всего лишь три скачка сквозь черноту пространства – и вот он голубоватый шар, окутанный нежной полупрозрачной дымкой атмосферы. Словно платье невесты, она приманивала к себе любопытные взгляды, не давая увидеть все самое интересное. Что скрывает этот покров: кротость и покорность или свободолюбие и неукротимость? Сие дано узнать лишь жениху, срывающему свадебный наряд невесты в первую брачную ночь. Так и косморазведчик: пока не произведет посадку и не осмотрится, не узнает истинный характер вновь открытой планеты. Зод Гот остался доволен внешним видом незнакомого мира. Во всяком случае, из космоса все выглядело просто великолепно. Желто-коричневые материки украшала зелень лесов, хрустальный блеск крупных озер и голубые вены могучих рек; кое-где виднелись золотые проплешины пустынь и темные гряды гор; седые шапки девственно чистого снега украшали оба полюса планеты. Но все это занимало, приблизительно, лишь четвертую часть поверхности шара. Все остальное пространство властно захватил, завораживая взгляд очаровательной синевой, его величество Океан. Зод Гот много чего повидал за свою полную опасностей и тревог жизнь покорителя космоса. Сколько раз, вот также, он подлетал к еще не познанной планете, и, глядя на ее красный, желтый или даже черный цвет, пытался догадаться, что же там его ждет внизу. Как правило, это был отнюдь не ласковый прием. Но никогда и ни где он не встречал такое количество воды, делавшее вид планеты невыразимо красивым. Даже искорки тревоги не зажгла в его сознании никогда не ошибавшаяся интуиция. Он просто заворожено смотрел на голубой успокаивающий цвет чужого мира и не чувствовал никакой опасности. На его планете тоже был океан, но по сравнению с ЭТИМ, он выглядел жалкой лужей, оставшейся по недоразумению после легкого дождика. Природа всегда бывает справедлива и безошибочна, и раз она столь щедро одарила здешних обитателей таким бесценным даром, как вода, они должны того стоить. Не могут же разумные существа, обладающие таким бесценным сокровищем, да еще в столь огромных объемах, быть злобными и жестокими! Уверенность в этом вселила в Зод Гота надежду на успешный контакт с инопланетной цивилизацией.
Тем не менее, он строго выполнил полученные инструкции: дал указание кибернетическому мозгу корабля выбрать подходящее место для посадки и включил защитное поле. Невидимкой космический корабль вошел в плотные слои атмосферы, немного покружился в поисках заданного места, и, наконец, мягко и бесшумно приземлился. Поздравив самого себя с благополучной посадкой, Зод Гот решил осмотреться и включил внешний обзор. Увиденная вблизи поверхность планеты, поразила его ничуть не меньше, чем вид сверху. Но поразила его не дивная красота чужого мира, а тот контраст, что был между пейзажем, наблюдаемым из космоса и непосредственно местом посадки. Звездолет сел на самом краю поросшего не очень высокими деревьями леса. Деревья были неказистыми и совершенно невзрачными. Серо-коричневые корявые ветви бессмысленно торчали в разные стороны, словно природа упражнялась на них в асимметричности. Лишь два вида деревьев выделялись на не радующем взгляд унылом фоне несуразных растений. Один имел необычную бело-черную окраску, а второй представляли высокие стройные, имеющие зеленый покров, деревья. С противоположной стороны нелепого леса, глазам разведчика предстала невыразительная местность, усеянная холмиками хаотически наваленных непонятных предметов. Здесь также преобладали невзрачные серо-черные и коричневые тона. И над всем этим жалким, убивающим веру в прекрасное, натюрмортом кружились стаи серых, отвратительно кричащих птиц. Наверное, это было последнее место, где хотел бы окончить свои дни опытный косморазведчик.
Зод Гот был в замешательстве. Конечно, ему не раз попадались радующие своим видом планеты, которые потом поражали всю экспедицию невыразимым кошмаром. Так было, например, с Планетой Зеленых Туманов. Из космоса она выглядела просто великолепно: атмосфера нежно-зеленого цвета непроглядным плотным покрывалом укутывала все, что творилось в низу. Такой необычный цвет ей придавал уникальный газ, который больше нигде не встречался. Осуществив же посадку, они оказались на голых камнях, разогретых температурой, близкой к точке кипения воды и поливаемых «освежающим» дождичком из серной кислоты. Тогда даже видавшие виды косморазведчики были в состоянии шока. Примерно тоже самое чувство испытывал сейчас и Зод Гот. Наблюдая планету сверху, он уже придумал ей имя: Планета Голубых Океанов. Теперь же он решил повременить с названием.
Тем временем, пока Зод Гот рассматривал «красоты» чужой планеты, приборы, изучающие состояние внешней среды, автоматически включились в работу, и уже выдавали первые результаты: температура вполне приемлемая для выхода без дополнительного обогрева; атмосфера сильно загрязнена, но можно обойтись без защиты дыхательных органов; сколько-нибудь опасных для жизни и здоровья организмов не обнаружено. Но более всего Зод Гота изумил итог, сделанный кибермозгом из полученных сведений: цивилизованная жизнь в месте посадки НЕВОЗМОЖНА. Это было удивительно, странно и парадоксально! Может быть кибермозг ошибся, и звездолет сел на неосвоенной территории? Зод Гот сделал запрос: далеко ли находится хоть какой-нибудь населенный пункт? Оказалось, совсем рядом; и пункт этот достаточно большой. Конечно его невозможно сравнить с родным мегаполисом Зод Гота, но все-таки…
«Как же это понимать? – удивлялся Зод Гот. – Там цивилизованная жизнь возможна, а здесь – нет?! Не будут же они строить свои жилища рядом с непригодным для жизни, а, по сути – гиблым местом. Если странности начались с первого момента пребывания на планете братьев по разуму, то что же меня ждет дальше?!» Пока опытнейший косморазведчик, повидавший на своем веку много чего загадочного и необъяснимого, но ожидавший от разумных существ хоть какой-то похожести – пусть не во внешнем виде, так хотя бы в образе существования, - загружал работой свои собственные мозги, техника, которая должна была стереть языковой барьер между ним и местными жителями, приступила к работе. Десятки тысяч ничтожно малых, не видимых глазу лингодатчиков, словно пчелиный рой устремились к населенному пункту. Умными, все слышащими невидимками, они зависнут над крупными скоплениями местных жителей, вонзятся в стены их жилищ, рабочих мест, центров досуга; они будут переправлять всю полученную языковую информацию на бортовой компьютер, тот обработает ее, и все необходимое передаст переводчику, вживленному в мозг Зод Гота. Пройдет какой-то срок, точную продолжительность которого не мог установить ни один специалист, и Зод Гот ощутит легчайший, уловимый на уровне подсознания, импульс в своих мозгах, что и будет означать готовность к общению с обитателями планеты. Ожидая пока чудо-техника приближает момент встречи, о котором долгие столетия мечтали его соплеменники, всматриваясь в ледяной мрак Вселенной, разведчик тщательнейшим образом изучал внешность того, чей облик ему предстояло принять. Он запоминал каждую черточку, каждый, даже самый незначительный, изгиб чужого тела. Он заставлял голограмму расхаживать по звездолету, дабы запомнить движения, которые ему придется воспроизводить. Ведь при будущей встрече у инопланетян не должно возникнуть и тени подозрения, что он - пришлец, порождение совсем иной природы. Конечно, ему бы очень хотелось прибыть сюда с официальным визитом. Гордо продемонстрировать технические достижения своего народа, поделиться знаниями о бескрайних просторах космоса, узнать что-то новое от здешних разумных существ. Но раз принято решение о тайном изучении планеты, значит, так тому и быть.
Все время, пока техника изучала чужой язык, Зод Гот не покидал корабля. Но ожидание для косморазведчика, привыкшего к активным действиям, - тяжкое испытание. Тем более, что окружающая местность навевала скуку и уныние. Звуки, доносившиеся снаружи, - особенно противно горланившие птицы, - ему надоели сразу. Он отключил акустику, продолжая наблюдать местность в немом исполнении. Но и безрадостный пейзаж, простиравшийся перед ним, наскучил ему довольно быстро. Картину оживляли лишь какие-то животные – весьма мерзкие твари! - постоянно копошившиеся среди лежащего вокруг хаоса. Видимо, они рыскали здесь в поисках пищи. Но чем можно было питаться в таких условиях, Зод Гот не мог даже представить. Чаша его терпения была переполнена, когда одно из этих отвратных созданий, покрытое грязной короткой шерстью рыжего оттенка, подняв свою облезлую конечность, принялось испражняться прямо на звездолет. Вернее – на защитное поле, скрывавшее удивительное творение технической мысли. При этом противное создание абсолютно не смущало и не заботило, что изливаемая им жидкость отражается невидимой защитой и обрызгивает само животное. Зод Гот не мог стерпеть столь не эстетичного зрелища и отключил изображение внешнего пространства. …
Уже семь раз местное бело-желтое светило пламенеющим диском пересекало чистую синь небосклона, на котором за все это время не прошмыгнуло хоть мало-мальски серьезного облачка. Сигнала же о готовности начать операцию до сих пор не поступало. Микро-переводчик, искусно вживленный в мозг косморазведчика, безнадежно и глухо молчал. В самый последний момент, перед отправкой его сюда, все же было принято решение о выходе Зод Гота на связь. Он должен был выйти в эфир сразу же после первого контакта с местными жителями. Если контакт пройдет удачно, разведчик подаст определенный сигнал, если же нет – в космос уйдет сообщение, имеющее другой код. Ученые связисты-шифровальщики вывихнули себе мозги, разрабатывая эти коды. Зато теперь они давали стопроцентную гарантию, что сообщение не будет перехвачено и понято. Если же, через установленное время, Зод Гот вообще не выйдет на связь, его будут считать потерпевшим бедствие и начнут спасательную операцию. И отпущенное время уже подходило к концу…
« В чем же дело? – размышлял Зод Гот. – Почему молчит переводчик? Здешний язык оказался слишком сложным для нашей техники или… у них совсем нет языка, в нашем понимании? Вдруг они телепаты?! » От такой мысли Зод Гот поежился. Ведь тогда тайно провести контакт не удастся и придется возвращаться. А это не соответствовало его характеру. Отступить, когда цель совсем рядом и не попытаться окунуться в чужую разумную жизнь? А как же лавры первооткрывателя? Не-ет. Не для того он примчался сюда с другого конца галактики, чтобы, посидев невидимым посетителем на ничем не примечательном пустыре, убраться восвояси.
Ожидание само по себе довольно тяжкое испытание. Ожидание же, отягощенное бездействием и неизвестностью, переносится во сто крат тяжелее. И в этот миг, когда тоска по активным действиям уже граничила с отчаянием, Зод Гот осознал, что переводчик заработал. У него в мозгу, как и обещали, раздался едва уловимый, почти неосязаемый щелчок, и он понял, что сможет разговаривать на инопланетном языке. Вернее, говорить будет не он, а переводчик посредством его голосовых связок. Схема была такова: встретившись с братьями по разуму, Зод Гот должен услышать их речь. Тогда и приступит к своей работе переводчик. Он переведет чужие слова Зод Готу и, если потребуется, выберет из накопленной информации нужный ответ и даст команду голосовому аппарату разведчика воспроизвести его так, как он должен звучать на местном языке. Зод Гот же, благодаря своей изумительной молниеносной памяти, будет запоминать чужие слова и их значение. Таким образом, постепенно, он выучит язык, и со временем будет общаться на нем самостоятельно. Когда гении языкознания объясняли ему принцип работы столь мудреного прибора, Зод Гот заметил, что данная схема далека от совершенства и вполне возможны нежелательные накладки. Но ему возразили, что их цивилизация никогда прежде не имела дела с инопланетными языками и, при отсутствии опыта, - это единственно возможный вариант, хорошо просчитанный и опробованный на примитивном языке двенадцатиногих пауков. В конце концов, выбирать было не из чего и, хотя определенный риск быть раскрытым имел место, решено было действовать по данной схеме.
Зод Гот, измаявшийся терзающим душу бездельем, решил не откладывать дело в долгий ящик и отправиться в расположенный неподалеку город прямо сейчас. Он принял не вызывавший у него эстетического восхищения вид местного обитателя и придирчиво осмотрел себя со всех сторон, сравнивая с голограммой. Оставшись довольным потрясающим сходством оригинала и копии, он уточнил у кибермозга маршрут движения. Пожелав себе удачи, и попросив у Великого Космоса помощи и сочувствия, Зод Гот шагнул в открывшийся люк звездолета. Защитное поле мягко пропустило его сквозь себя – никто другой и не смог бы пройти – и он ступил на чужую, еще не изведанную землю. Ах, как прекрасен, волнующ, манящ и пугающ первый шаг на новой планете! И пусть этих планет за спиной десятки и даже тысячи, все равно в память четко и безвозвратно врезается именно первый шаг, сделанный от космического корабля. На разных планетах этот шаг и запоминается чем-то выдающимся, присущим только данной планете. По нему и складывается первое впечатление об изучаемом мире. Оно может потом меняться, но первый шаг не забывается никогда. Где-то он запомнился Зод Готу иступляющей жарой, где-то страшными, убивающими все живое, ливнями, где-то бесконечным многоголосьем зверей и птиц, где-то потрясающей безжизненной тишиной. Сейчас же его чуткое, привыкшее к легким ароматам, обоняние было оглушено тошнотворным противным запахом, из-за которого он чуть было не лишился сознания. Невыносимая вонь пропитывала, казалось, всю атмосферу. Она нагло и бесцеремонно пробиралась в мозг, лишая его способности думать о чем-нибудь другом, кроме как об избавлении от столь навязчивого «благовония». Лишь невероятным усилием воли Зод Гот совладал с собой и не запрыгнул обратно на корабль. Хотя это желание было почти непреодолимым.
- О Великий Космос! – воскликнул он. – Как же они дышат подобной дрянью?! Не мыслимо! И что за ужас они из себя представляют, если им нравятся подобные ароматы?!
Сконцентрировав всю свою закаленную и могучую волю, Зод Гот двинулся по намеченному бортовым компьютером маршруту. Что ждет его в чужом, неизведанном и не кажущимся гостеприимным мире? Кем окажутся загадочные братья по разуму? Если судить по первому шагу, прогулка не обещает быть приятной. С такими невеселыми мыслями Зод Гот направился на встречу с незнакомой цивилизацией.
- 3 -
Был расчудесный субботний денек в самом конце первого весеннего месяца. С середины февраля и весь март на московскую землю двигались нескончаемые караваны циклонов. Эти посланцы теплых течений Атлантики несли в себе непривычную для зимы плюсовую температуру и обильную влагу. Теперь же над бескрайними живописными просторами среднерусской равнины распространился мягкий Азорский антициклон, установивший безоблачную погоду. Таким образом, весна в Москве и в ее обширных окрестностях, выдалась необычайно ранней, и, уже практически бесповоротно, вступила в свои права.
Осталось позади безудержное празднование Нового года, самого долгожданного и любимого нашим народом праздника; вялотекущее, по причине изматывания организма предыдущим торжеством, отмечание Рождества Христова; те, кто пережил эти два события, тряхнули остатками сил на непонятный остальному человечеству Старый Новый год. Отшумело желтыми горошинами мимоз и погоней за благоухающей парфюмерией восьмое марта, день, когда мужчины считают, что могут с чистой совестью напиться, так как все тосты поднимают за любимых женщин, служащих украшением нашей не всегда благополучной действительности. Проще говоря, пронеслись разноцветной волной праздники, скрашивающие белое однообразие зимы, и народ замер в ожидании светлого праздника Пасхи.
Уходящая зима была малоснежной, и теплые дни быстро очистили землю от снежного покрова. Лишь только в лесах, в самых темных уголках, оставались островки слежавшегося, грязно-серого снега. Сюда еще редко пробивались робкие, не жгучие, но уже настырные солнечные лучи. Но ох как не долго осталось лежать этим не сдающимся памятникам зимы! И еще вполне могут ударить крепкие заморозки, еще запросто может закружить метелица. Но это лишь так – конвульсии не желающей расставаться с нами матушки-зимы.
Народ наш обожает субботы. И этому есть вполне логичное объяснение: закончена длинная трудовая неделя, и на целых два дня можно выкинуть из головы осточертевшее начальство, с чего-то вдруг решившее, что оно умнее нас, и как следует выспаться. В субботу можно разгуляться по полной программе, так как впереди целый день, дающий возможность придти в себя после бурно проведенного первого выходного. Народ это понял очень давно и потому любит субботы всей широтой щедрой российской души.
Воспользовавшись субботой и чудесной теплой погодой – столбик термометра неумолимо подбирался к пятнадцати градусам, - два друга решили отдохнуть от любимых жен и обожаемых детей, проведя время в сугубо конфиденциальной обстановке, подальше от людских глаз. Наша суматошная жизнь, к сожалению, не располагает к частым теплым встречам близких друзей. Постоянно возникающие житейские проблемы, требующие немедленного разрешения, бешенный современный ритм, семейные обязанности – все это препятствует задушевным разговорам, сопровождаемым кружечкой янтарного пенного пива или стопкой доброй русской водки. А так порой хочется поболтать со старым другом! Именно с ним, а не с его, искаженным телефонной мембраной голосом. Обсудить накопившиеся новости, в изобилии рождаемые бурным временем на пороге смены тысячелетий; перемыть косточки опостылевшим политикам, некоторые из которых явно ошиблись дверью и, вместо палаты сумасшедшего дома, оказались в стенах законодательного собрания; погрузиться в приятные волны ностальгии, вспоминая те старые добрые времена, когда сортов пива в магазинах было в сто раз меньше, а наглости в продававших его толстых тетеньках, в сто раз больше. И пусть в то не столь далекое время была масса запретов на естественные для умных людей вещи, но бешеный оптимизм молодости рисовал жизнь лишь в розовых тонах.
Дружба Владимира и Сергея завязалась столь давно, что они и сами не могли точно вспомнить год своего знакомства. В стране тогда цвел пышным цветом и пах могильной гнилью застой. Коммунистическая партия, возглавляемая дряхлыми маразматиками, решила подменить собой все, в том числе и Господа Бога. Все же уважающие себя мальчишки зачитывались романами Дюма, Стивенсона и Вальтера Скота, фантастическими шедеврами Казанцева, Ефремова и Уэллса. Не избежали этой участи Сергей и Владимир. Макулатурная трилогия о мушкетерах была их настольной книгой. По ней они учились бескорыстной дружбе, благородству, мужеству, отношению к женщине. Бурная энергия юности не давала покоя их мозгам и наливающейся силой мускулатуре. Ощущался явный недостаток адреналина. Поэтому они и бедокурили, как и все нормальные, слегка шпанистые дети того времени. Положить на трамвайные рельсы пивные пробки или утащенные из тира патроны от «мелкашки», разбить стекло в кабинете ненавистного, позволявшего себе распускать руки трудовика, поджечь помойку, стоящую в десяти метрах от входа в отделение милиции – вот далеко не полный перечень их приключений. Потом пришла пора взросления, первой влюбленности, и потребность в хулиганских подвигах отпала сама собой. При всей схожести принципов и интересов, Владимир и Сергей внешне не были похожи. Сергей был светловолос, слегка лопоух и, вообще, имел простоватый вид. Владимир же наоборот, был брюнет и имел благородные черты лица. Сергей, как правило, полностью доверял своим чувствам, а Владимир больше полагался на разум и внешне всегда выглядел спокойным. Не возможно было угадать, что творится у него в душе. Однажды, в самый разгар своих юных авантюр, они пытались угнать асфальтоукладочный каток, который мирно отдыхал от трудов праведных у тротуара, пока его хозяин находился на заслуженном обеде. Проезжавший мимо наряд милиции не оставил без внимания несостоявшихся звезд шоссейных гонок, рьяно дергавших рычаги не желавшего заводиться и трогаться с места катка. Под любопытные взгляды праздных прохожих мальчишки были водворены в милицейский «уазик» и доставлены в ближайшее отделение милиции. Для малолетних сорванцов это был шок. При виде большого количества людей в серой форме, пугающих постановкой на учет в детскую комнату милиции, Сергей разразился рыданиями, вымаливая прощения и обещая до конца жизни быть образцом примерного поведения. Владимир поддерживал друга, оставаясь спокойным, как только что пообедавший удав. Их отпустили с миром. Только на улице Владимир показал Сергею свои ладони, на которых кровенели следы от ногтей…
Судьба была благосклонна к ним, стараясь не разлучать друг с другом. Лишь один раз разошлись они в разные стороны на долгие два года, отправившись выполнять свой воинский долг перед Родиной. После службы, вдоволь нагулявшись и отдохнув от изматывающей дисциплины армейских будней, оба пошли учиться в вечерние институты. Владимир в юридический, а Сергей в авиационный. Женились они тоже весьма и весьма своеобразно. Сергей познакомился с симпатичной блондинкой Наташей, а Владимир, будучи у друга свидетелем на свадьбе, с ее сестрой-двойняшкой. Через год уже гуляли на свадьбе у Владимира. Тогда им было по двадцать пять лет.
Минуло десять лет, потрясших до основания одну шестую часть суши земного шара. Страна и жизнь стали совершенно иными. Многие понятия, считавшиеся незыблемыми ценностями, сгорели в неуправляемом огне так называемой перестройки. Другие же поменяли знак плюс на знак минус и наоборот, но дружбу свою Сергей и Владимир сохранили. Владимир работал юрисконсультом в процветающей компании, оказывающей гражданам правовые услуги. Сергей же возглавлял бригаду диспетчеров в одном из московских аэропортов. По счастливому стечению обстоятельств, они получили квартиры в одном микрорайоне и жили теперь в соседних домах, на одной из бурно развивающихся московских окраин. У Сергея недавно родилась вторая дочка, а у Владимира сын заканчивал первый класс. Соответственно, домашних забот было - хоть отбавляй. Так что, встречаться - серьезно, по-мужски, со стопкой-другой водки – удавалось крайне редко.
Так или иначе, но сегодня, всеми правдами и неправдами, используя красноречие и обаяние, им удалось уломать слегка поворчавших жен, и вырваться на волю. Взяв с собой три бутылки «Путинки», - чтобы два раза не ходить – и нехитрую закуску, они отправились на лоно природы. Сделать это было совсем не трудно. Во всяком случае, гораздо проще и быстрее, чем горожанину, живущему в центре первопрестольной и рвущемуся к чистому воздуху Подмосковья. Конечно, если это обыкновенный, как говорится - среднестатистический горожанин, а не пассажир шестисотого мерседеса с тонированными стеклами, флажком на номере и синим маячком на крыше. Новый район, где они жили, вплотную примыкал к одному из любимейших детищ нашего неугомонного мэра – окружной дороге. Стоило пересечь десятиполосную автостраду – и ты уже в небольшом лесочке, наслаждаешься среди березок и елей почти не тронутой – по городским понятиям - природой. Правда, сразу за лесом располагалась обширная городская свалка, но ее участок, примыкающий к лесу, давно не использовался. Да и потом, для жителей огромного города наличие свалки – вещь отнюдь не экзотическая, а из-за леса ее и не видно. Так что, желающих выбраться в ближайший лесок хватало. Тем более весной, когда мир собственной квартиры становится ужасно тесным, и истосковавшаяся по теплу душа рвется на простор пробудившейся природы.
Итак, друзья по висящей над бегущими машинами прозрачной «колбасе» перебрались через кольцевую дорогу, и направились по тропинке в лес искать удобное место для трапезы и беседы. Путь их был сплошь усеян ржавыми прошлогодними и свежими разноцветными пивными пробками, перегнивающими окурками и прочими продуктами цивилизации. Но молодые люди не обращали внимания на столь незначительные неудобства. На росших вдоль тропинки кустах ивняка частенько попадались торчащие, словно эскимо на палочке, белые пластиковые стаканы, заботливо оставленные своим коллегам побывавшими здесь алкашами, что бы – упаси Господь! – пришедший сюда человек не уподоблялся скотине и не хлебал драгоценную влагу прямо из горлышка. Не важно, что со временем стаканы покрываются грязью и пылью. Для приходящих сюда страждущих нет лучшей дезинфекции, чем прозрачная сорокаградусная злодейка, давно прикончившая в их пропитых организмах все виды микробов; как плохих, так и хороших.
- Ну, кажется, пришли, - удовлетворенно сказал Сергей, шедший впереди. – Можно располагаться. Место довольно сносное. Не ресторан, конечно, но не шляться же по округе целый день. Так и водка скиснет.
- Если бы нам был нужен ресторан, - резонно заметил Владимир, обозревая открывшуюся перед ними полянку, - мы бы и пошли в ресторан. Но мы хотели на лоно природы. Отдохнуть от цивилизации, так сказать. Так что, место вполне подходящее.
На поляне, выбранной друзьями для пикника, кто-то из активных любителей отдыха за городской чертой давным-давно оборудовал площадку, шикарно подходящую для рандеву на свежем воздухе. Большая деревянная катушка из-под телефонного кабеля служила банкетным столом, вокруг которого торчали пеньками плотно вкопанные в землю шесть широких чурбаков. Видимо тот, кто устанавливал «стол» и «стулья» более чем шестеркой заседать не собирался. Светило ласковое солнышко, поднимавшееся все выше и выше над горизонтом, согревая своими лучами подсыхающую после стаявшего снега и истосковавшуюся по теплу землю; прыгали с ветки на ветку, весело щебеча, разнообразные мелкие птахи, потихоньку возвращающиеся с жаркого юга в родные края; воздух был пропитан теплом и неповторимым, ни с чем не сравнимым запахом весны. Запах этот не возможно описать, но его и невозможно спутать ни с каким другим. Он неназойливо и в тоже время уверенно проникает в твое подсознание, где-то там записывается на корочку, и ты понимаешь: пришла Весна! Окончательно и бесповоротно. И никакой ошибки быть не может.
Друзья расстелили газеты на катушке и двух пеньках, и, усевшись друг напротив друга – дабы было удобней разговаривать, - стали готовиться к трапезе. В руке Сергея блеснуло на солнечном луче нержавеющее лезвие модного швейцарского ножа. Ловким движением он отрезал два куска пахучего бородинского хлеба, положил на них ломтики белоснежного сала, с темно-красными полосками мяса, и один кусок подал Владимиру, который тем временем наливал в пузатые стопочки аппетитно булькающую водку. Сергей взял в правую руку сосуд с вожделенной влагой и произнес первый тост:
- Ну, что же, Вовчик, давай выпьем за нашу с тобой встречу, за этот великолепный денек, за наступившую весну. За то, в конце концов, чтобы наши с тобой встречи стали более регулярными.
- Полностью и всецело одобряю! - отозвался Владимир. – Но столь полезное начинание вряд ли поддержат наши милые женушки. Это – во-первых. А во-вторых: так ведь и спиться можно.
- А мы будем встречаться без спиртного! – сделал смелое предложение Сергей. На столько смелое, что даже сам испугался и поправил себя: - Если такое возможно, конечно…
- Невозможно, - улыбнулся Владимир, - но к этому нужно стремиться.
- Значит, будем стремиться!
- Будем!
Задорно звякнули стопки, побежала по горлу обжигающая жидкость, отправилась в рот первая закуска, и потянулся плавный не спешный разговор двух давних знакомых, тематика которого известна любому мужчине, живущему на территории от требуемых японцами Курильских островов, до находящегося в прибалтийской изоляции Калининграда. Тут, помимо упомянутой выше политики, были и футбол с хоккеем, другие спортивные новости, воспоминания, рабочие проблемы, собственные семьи, и – конечно же! – женщины. Куда же мы без этих милых, загадочных, совершенно непонятных для нас созданий?! Друзья были крепки на выпивку и запросто могли уговорить по пол-литра на брата. Душевная же беседа и свежий воздух скрадывали действие всемогущего алкоголя. Поэтому, когда к концу третьего часа встречи вторая бутылка была закончена, а в головах лишь слегка шумело, встал вопрос о початии третьей емкости всенародно любимого напитка. После не долгих и совершенно не мучительных сомнений бутыль была открыта. Вновь призывно забулькала «Путинка» в стопочках, и Владимир с искренней торжественностью произнес:
- А теперь, Серега, давай выпьем за наших жен! За то, что они, не смотря ни на что, ни на какие жизненные коллизии, продолжают любить нас, терпеть, и приносить радость самим своим существованием. Здоровья им и долгих лет красоты и счастья! Согласись, уж хотя бы один тост они заслужили.
- Сильно загнул, - улыбнулся Сергей. – Но, тем не менее, тост гениальный. Я просто горжусь тобой! Правда, любят-то они нас, может быть, и не очень, но то, что терпят – это точно. И выпить за них мы с тобой просто обязаны. Более того, мы должны выпить стоя!
Оба встали, приняв стойки «смирно» и синхронно поднесли стопки к губам. Сергей опрокинул содержимое стопки в рот, привычно сморщился, со смаком понюхал, прежде чем отправить в рот, маринованный огурчик, и тут только заметил, что друг его так и застыл с открытым ртом и зажатой в пальцах стопкой, поднесенной ко рту, но так и не выпитой. Широко раскрытые глаза Владимира уставились куда-то в одну точку в сторону леса, за спину Сергея.
- Ты чего? - спросил Сергей, хрустя огурцом.
Поняв, что от друга ответа не добиться и проще самому увидеть, что же его заинтересовало, Сергей обернулся по направлению взгляда Владимира и, от неожиданности увиденного, тихо свистнул.
Картина, повергшая в легкий шок обоих друзей, была на столько не типична для данного места, что с первого раза глаза отказывались верить в ее правдивость. Человек чересчур впечатлительный мог бы, пожалуй, бухнуться в обморок. Метрах в тридцати от них, под древней могучей елью, еще сохранившей чернеющие клочки снега под своими развесистыми мохнатыми лапами, стоял… лилово-черный здоровенный негр, облаченный в набедренную повязку из зеленых пальмовых листьев. Из его широких, вывернутых вверх, словно у ретивого коня, ноздрей, свисало массивное кольцо желтого цвета. Увиденное зрелище было так же удивительно, к примеру, как утепленный донельзя чукча, раскатывающий по золотым пескам Анталии на собачьей упряжке. Даже ель, простоявшая на этом месте не одну сотню лет и видевшая массу различных персонажей, прошедших под ее ветвями, наверняка была удивлена подобному посетителю. Умей она говорить, можно было бы услышать массу интересных слов по поводу ее удивления.
Передвигаться в виде аборигена планеты Зод Готу поначалу было неудобно: конечности казались тонкими и неустойчивыми, он постоянно боялся упасть. Кроме того, габариты инопланетянина были примерно на треть меньше, что создавало дополнительные трудности и некомфортность; приходилось ступать аккуратно, постоянно глядя себе под ноги. Но приспособляемость косморазведичка была уникальной, и уже скоро вышагивал гораздо уверенней, словно принятый образ был дарован ему от рождения.
Пропитанный гадостными запахами воздух, был к тому же прохладным. Прошедшего программу суперзакаливания Зод Гота не пугали и более низкие температуры. Но неужели и местные жители способны переносить холод без одежды? Стало быть, они не так уж далеко ушли от животных. Но как тогда объяснить крупный город, стоящий неподалеку? Космораздведчику постоянно попадались под ногу острые и мешающие ходьбе предметы, явный мусор. Если бы не его крепкая кожа, он давно бы полил чужую землю собственной кровью. Неужели нельзя привести все в цивилизованный вид?! Странно все это, очень странно…
По мере движения вперед, непрерывный гул, несшейся со стороны местного мегаполиса все нарастал, и в душу Зод Готу закрадывалась непрошенная тревога: что ждет его в мире, где хозяйничает неведомый разум, не станет ли эта экспедиция для него последней? Такие мысли были совершенно нетипичны для него. Косморазведчик решительно отогнал их, максимально мобилизовав свое внимание и готовность к любым неожиданностям. И вновь шевельнулось в мозгу: а хватит ли на этот раз опыта, навыков, молниеносной реакции?..
Тропа, по которой передвигался Зод Гот, казалась ему проложенной дикими зверями. Кто же еще мог ее проложить, если она извивалась, словно агонизирующая змея, и не имела хоть сколь-нибудь цивилизованной поверхности? Но ни одного зверя он пока не встретил. Да и что диким животным было делать вблизи мегаполиса? Местность продолжала неприятно удивлять. «Протоптать здесь дорожку разумные существа не могли, - размышлял Зод Гот. - Глупо и невежественно делать путь таким извилистым и неудобным для ходьбы. Бескультурье полное! И почему рядом с их жилищем расположено столь не привлекательное место? Давно бы устроили здесь космический зоопарк или, окруженный непроходимой зоной заповедник. И что это, в конце концов, за дурацкий гул и грохот? Что они там творят?! Любое производство можно сделать бесшумным. Наслаждение тишиной – полезная для здоровья радость. Слух же должны услаждать лишь приятные звуки…» И тут он увидел тех, к кому шел на встречу. До первого контакта с чужой цивилизацией оставалось всего несколько шагов.
- Па-па-пуас!! – выдохнул Сергей. Глаза его почти достигли размера бильярдных шаров и не мигая пялились на неожиданного посетителя русского леса.
Владимир пришел в себя быстрее своего друга. По-гусарски лихо, не закусывая, он выпил заждавшуюся у рта стопку. Черные брови, изогнувшиеся было наподобие триумфальной арки, вновь приобрели вид аккуратной скобки, а губы растянулись в добродушной улыбке. Ровным, без тени деланного спокойствия, голосом он произнес:
- Ну, папуас. И что с того? Не леший же, в конце концов, и не лихо одноглазое. А живой нормальный человек. Только слегка непохожий на нас. Кстати, я думаю, что это вовсе не папуас, а обыкновенный негр из дебрей центральноафриканских лесов.
- Я – не антрополог, – сказал Сергей, удивляясь познаниям друга в этой области. – И особой разницы не вижу. А увидеть здесь хоть лешего, хоть кикимору, хоть бурого медведя, было бы более естественно, нежели этого негритоса. И откуда он здесь взялся?
- Этот резонный вопрос требует вдумчивого подхода и кропотливого изучения, - изобразив заумный вид начал Владимир. – Я бы предположил, что он, совершенно случайно, по чьему то недосмотру или вопиющей халатности был выброшен каким-нибудь посольством на свалку. А может быть, у них так принято поступать с провинившимися. Ссаживали же пираты бунтовщиков на необитаемый остров. Ему, конечно, на свалке не понравилось: холод, грязь и никакого комфорта. Он плюнул на все и направил свои стопы к людям.
- Позвольте с вами не согласиться насчет посольства, батенька, - принял игру Сергей. – Скорее всего, здесь замешан кинематограф. Где-то по близости снимают фильм, а он, болезный, отбился от съемочной группы, и заблудился в непролазной чаще.
- Ха-ха-ха, - не выдержав, засмеялся Владимир. – Какое кино, Серега?! «Нашествие племени каннибалов на окраины Москвы»? В наш березовый ландшафт африканцы не вписываются. И как ему не холодно, бедолаге?
- Действительно, - оборвал смех, начавший было заливаться Сергей. – Мы то с тобой в утепленных спортивных костюмах, да и внутри у нас сорок градусов, а он – почти в чем мать родила. Я не думаю, что набедренная повязка обладает свойствами гагачьего пуха. Слушай, Вовка, русские люди всегда отличались гостеприимством и состраданием к сирым и убогим. Давай его к нашему столу позовем. Эй, малый, - крикнул он, махая рукой необычному гостю, – топай к нам! Врежем для сугрева.
- Давай, не стесняйся, - поддержал друга Владимир. И, видя, что негр стоит в нерешительности, демонстративно наполнил стопки и крикнул: - Иди не бойся, мы – мирные люди и даже без бронепоезда сегодня. Чужеземцев не трогаем.
Обходя высокое зеленое дерево, понравившееся ему своей правильной конусообразной формой, Зод Гот увидел двух особей разумных существ, стоящих неподалеку. В том, что перед ним именно носители разума, сомневаться не приходилось. Они общались друг с другом посредством речи! Разговаривали легко и непринужденно, несомненно получая удовольствие от беседы. До него доносились лишь отдельные слова, которые незамедлительно переводил включившийся в работу переводчик. И хотя далеко не все слова были понятны, на мозг Зод Гота обрушилась гигантская лавина инопланетной информации. Все смешалось в его сознании. Беспорядочные мысли лихорадочно сменяли одна другую так быстро, что он не мог даже понять о чем в данный момент думает. Поначалу он даже решил, что его разум не выдержит удара столь мощной волны. Но информационный вал, словно цунами, быстро схлынул, разведчик пришел в себя и мысли вновь стали четкими и осознанными.
«Люди, - неслось в мозгу Зод Гота, – человечество, человек – хозяева планеты, которую они называют Земля; Москва – населенный пункт, город, куда он направляется, является столицей. Что такое столица не ясно. Свалка – хранилище отбросов и отходов. Великий Космос! Я приземлился на свалке! Хороша цивилизация, не могущая перерабатывать собственный мусор! Как они в космос-то выбрались? На дровяной тяге, что ли…» Но самым главным, абсолютно непонятным и загадочным, приведшим Зод Гота в совершенное замешательство, было другое. Эти двое были совершенно не похожи на тот образ, что он принял. Фактурное сходство, конечно, присутствовало: те же объемы, похожая фигура, те же руки, ноги, голова и … все! Дальше начинались необъяснимые противоречия. В отличие от этих людей он был черен, как асфальтовое озеро на Планете Огнедышащих гор и, судя по всему, совершенно гол, не считая идиотской повязки, не понятно что скрывающей.
« Где этот треклятый посланник сделал снимок?! – разозленно думал косморазведчик. - Не может же быть, чтобы на одной планете существовал еще один вид разумных существ! Этого не может быть никогда! Уж не ошибся ли я планетой… » Тут он увидел, что люди его заметили и приглашают к себе. Во всяком случае, переводчик выдал следующее: просят подойти и врезать для согревания. Значение слова «врезать» не ясно. Скорее всего, следует трактовать, как «ударить».
«Замечательно, - подумал Зод Гот. – Меня уже собираются побить. Агрессивный, видимо народец. Причем, избить хотят для того, чтобы согреть. Странный ритуал. Да и кто им сказал, что я замерз? «Чужеземец» значит – прибывший с другой земли. Неужели раскрыт… » От такой мысли косморазведчика пробрал озноб, но отступать, тем не менее, было уже поздно, и не в правилах Зод Гота. Он решил подойти. Тем более, что стоять как чурбан становилось просто неприлично и могло вызвать дополнительные подозрения. Зод Гот неопределенно махнул рукой, как это делали земляне и двинулся вперед. Шаг, другой, третий… Последние шаги до исторической встречи оказались чрезвычайно волнительными и трудными. Когда он приблизился к людям почти вплотную, один из них протянул ему крохотный прозрачный сосуд, наполненный прозрачной же зловонной жидкостью. Даже на приличном расстоянии Зод Гот ощущал этот отвратительный запах.
- На, выпей, родимый, - дружелюбно сказал Сергей, предлагая подошедшему негру до краев наполненную стопку. – Это для нас пятнадцать градусов в марте – благодать. А для тебя, наверное, привыкшего к тропическому зною - холодрыга жуткая. Да ты, к тому же, голый почти. Что там «почти» - совершенно голый! Так ведь и простудиться не долго. Пей не раздумывая!
«Пить или не пить? - мучился бывалый косморазведчик. – Переводчик ответить на такой вопрос не способен, будь он неладен. А вдруг отравлюсь? Один запах чего стоит».
- Да он, наверное, по-русски не понимает ни черта, - сказал Владимир, видя, что негр никак не реагирует на столь заманчивое предложение. – В африканских языках же не ты, ни я не сильны. Придется подавать пример. Смотри, как надо, - он взял вторую наполненную стопку и лихо выпил ее. – Понял?
- Понял, - ответил Зод Гот голосом, пожалуй, ниже чем у Поля Робсона. – И по-русски я понимаю.
- Слава Богу! – облегченно сказал Владимир. – Пей тогда, не задерживай.
«Они то пьют. И, кажется, радуются этому, - продолжал мысленно терзаться Зод Гот. – Во всяком случае, агрессивности я не чувствую и бить меня ни кто не собирается. Пить же предлагают исключительно из добрых побуждений. Что же, рискну выпить – никак нельзя срывать первый контакт». Зод Гот осторожно взял в руку поднесенную ему стопку. Запах, исходившей от нее, был ничуть не лучше вони, которую источали пурпурные змеи. Но пасовать опытнейшему разведчику перед трудностями было негоже. Он собрался с духом и в точности повторил движения, показанные ему человеком. В первое мгновение ему показалось, что он, по невероятной глупости, забыв всякую осторожность, глотнул свежайшей раскаленной лавы, только что вырвавшейся из жерла вулкана. Весь его организм воспротивился столь неестественному вливанию и всеми силами начал пытаться вывернуться на изнанку, дабы исторгнуть из себя обжигающую жидкость.
- Эк тебя плющит-то, - сочувственно произнес Сергей, видя как лицо негра страдальчески сморщилось, и он готов выплюнуть драгоценный продукт на землю. – На, закуси огурчиком маринованным. Тебе понравится и сразу полегчает.
Переводчик еще не успел перевести, что же это такое – маринованный огурец, а Зод Гот уже заглатывал сей дивный ароматный овощ. И действительно, почти сразу же наступило облегчение: спертое дыхание восстановилось, волна тошноты откатилась в недра организма и бесследно растворилась там, в мозгу приятно зашумело и, к удивлению Зод Гота, окружающий мир перестал казаться серым, недружелюбным и унылым.
- Ну, вот, - удовлетворенно сказал Сергей, видя, что негр приходит в себя. – Теперь пора бы и познакомиться. Сергей меня зовут, а его, – он указал на друга, - Владимир. А тебя как мама нарекла?
Зод Гот запнулся. Собственно говоря, он и не знал, что отвечать. «Что делать дальше?! – кричал он мысленно. – Почему этот дрянной переводчик не может придумать мне ни одного земного имени? Говорил, говорил же я, что программа не совершенна…» Но долго молчать было нельзя, и он выпалил свое настоящее имя:
- Меня зовут Зод Гот.
- Имечко у тебя, конечно, не обычное, - проговорил Сергей, казалось ничуть не удивившись инопланетному имени. - Хотя… в экваториальной Африке, наверное, оно популярно.
- Кстати, Сергей, - наливая стопки, укоризненно сказал Владимир. – Пора уже налить нашему другу вторую порцию. Так что, надо было захватить три прибора. Тогда бы мы смогли полноценно чокнуться с собратом из другого мира. Теперь же придется это делать по очереди.
- Ну, извини. Я не рассчитывал на посещение столь замечательного гостя. А откуда ты к нам залетел такой красивый? – обратился Сергей к негру. – Где язык наш выучил?
Если бы сейчас рядом с ним выпустила свой смертоносный разряд синяя лиана, а на голову свалился бы двенадцатиногий паук, Зод Гот удивился бы куда меньше. Его назвали собратом из другого мира!! Все-таки раскрыт??!! Этого не может быть! И что лепечет этот переводчик? «Чокнуться» ему было переведено как «лишиться разума». Зачем это нужно делать, да еще – по очереди? Может у них хобби такое – лишать разума всех визитеров? Для того и поят всякой дрянью!
- Институт имени Патриса Лумумбы, наверное, закончил? – спросил Владимир, протягивая Зод Готу вновь налитую стопку.
- Да нет, - честно ответил Зод Гот, ни в малейшей степени не представляя, что это за учебное заведение и кто сей славный деятель, имени которого оно названо.
- А что же ты заканчивал? - не унимался Владимир.
«Школу косморазведчиков!» - чуть было не выпалил Зод Гот, но вовремя опомнился и в слух произнес:
- Ничего я не заканчивал. Самообразованием занимался.
- Тоже дело, - весело сказал Сергей. – А голый почему разгуливаешь? Закаляешься, что ли?
- Зачем мне закаляться? – удивился Зод Гот. Алкоголь, впервые попавший в его организм продолжал свое действие и нервное напряжение, державшее разведчика с момента первого шага по чужой планете, растаяло как дым. Он стал раскованным. Пожалуй, даже, излишне. – Я с легкостью и мороз переносить могу.
- Молодец, - похвалил его Сергей. – А я вот холодный душ с трудом выдерживаю, ору, как ненормальный. Ну, а что ты здесь на свалке-то делаешь?
- Гуляю, - озвучил Зод Гот ответ, подсказанный переводчиком.
- Удачное место, однако, ты выбрал, - улыбнулся Владимир. – Ладно, давай теперь за знакомство выпьем. За сближение, так сказать, различных культур. Родина твоя, как ни как, далеко отсюда находится, а, все-таки, на окраине Москвы две цивилизации встретились. Судьбоносная, так сказать, встреча.
«Точно раскрыт!», - обреченно подумал Зод Гот. Ему стало совершенно все равно, что пить. Хоть молекулярную кислоту. Он взял, предложенную Владимиром, стопку. Тот тихо стукнул свою стопку об его, сказал «будем!», и резким движением опрокинул ее в рот. Зод Гот механически повторил его действия. К его удивлению, вторая доза была выпита значительно легче первой, а эффект, произведенный ею, был просто ошеломляющ. Зод Гот ощутил прилив небывалой радости, которая бурлила, клокотала в нем, наполняя всю его сущность восторженной энергией. Что там клум! Это просто низкосортное пойло, по сравнению с тем, чем угостили его люди! Не знал знаменитый косморазведчик, что его закаленный организм, имеющий мощный иммунитет и способный перебороть не одну смертельную болезнь, на протяжении веков уносивших человеческие жизни, совершенно бессилен против алкоголя. Он смело принял из рук Владимира закуску, названную «хлеб с салом» и, не скрывая восторга, спросил:
- А к-как н-наз-зывается эт-та чуд-десная ж-жидкость?
Он вдруг обнаружил, что не очень четко, запинаясь, произносит слова. Его язык непостижимым образом оказался непослушным и неповоротливым, а информация переводчика звучала где-то далеко-далеко. Но все это - ничтожнейшая мелочь, недостойной внимания. Друзья весело переглянулись, и Сергей спросил:
- Понравилось? Это – водка. Да, дружище, в Африке, наверняка, туго с таким напитком? Ты откуда родом-то?
- Н-нальете – с-скажу! – смело выдвинул условие Зод Гот. Ему уже было абсолютно все равно, раскрыт он или нет. Пропади она пропадом конспирация эта дурацкая! Сейчас еще по паре стопочек выпить и можно будет ребят на звездолете прокатить. Славные существа эти люди, честное слово! Не очень симпатичные, ну и что? Для них, может быть, это не самое главное. Надо дать им попробовать поуправлять звездолетом – сразу будет видно, на что они способны.
- А ты – свойский парень, - улыбнулся Сергей. – Что же, пей – не жалко! Но учти: уговор дороже денег. Потом расскажешь, где твоя родина.
Зод Гот не очень хорошо понял объяснения переводчика, касающиеся понятия «деньги». Он вообще перестал слушать своего чудо-гида. С нескрываемым вожделением он наблюдал, как Сергей наливал водку в очаровательный крохотный сосуд, и не понимал, почему такой чудесный напиток нужно пить столь малыми дозами. Неприятного запаха он уже совершенно не чувствовал. Без малейших колебаний Зод Гот выпил в третий раз. Волна невыразимой эйфории окатила его с ног до головы. Ему вдруг все показалось здесь удивительным и прекрасным, а прохладный воздух вдруг стал необычайно приятным для разгоряченного тела. Зод Гот проникся симпатией, доверием и даже любовью к людям, угостившим его столь божественным напитком. Ему вдруг нестерпимо захотелось быть откровенным с ними; рассказать, кто он на самом деле и откуда, и зачем прибыл на их планету. Ведь они – братья по разуму, пока единственные, кого удалось обнаружить в бесконечном космосе. Тем более, судя по задаваемым вопросам, они догадываются о его внеземном происхождении.
- Б-братья! – торжественно выкрикнул он и не узнал собственного голоса. Язык совершенно вышел из повиновения и отказывался произносить не только чужие слова, но и свои родные. Собрав остатки оглушенной алкоголем воли, он продолжал:
- С-слуш-шайте м-меня, з-зе-емляне! Я д-действительно пр-рибыл к вам из др-ругой цили… ци-ли-ви-зза-ции. С др-ругого к-конца В-вселенной. Х-хотя – эт-то не оч-чень далеко. П-п-ри
н-н-ашей тех –ик!- ни-ке – р-раз и го-то-во! Я в-вас п-прокачу… С-сейчас еще п-по чуть-чуть и
у-улетим.
Владимир и Сергей, ухмыляясь, наблюдали, как покачивающийся негр, заплетающимся языком нес несусветную ахинею. Когда же он вымучил, наконец, свою, преисполненную пафоса, речь, Сергей дружелюбно сказал:
- Да ты уже улетел, мил человек.
- Я н-не ч-человек! И эт-то звучит гордо! Пок-ка я еще н-никуда н-не ул-летел. С-слепой т-ты, ч-что ли? У-улечу от-тсюда т-только с-с в-вами! Я в-вам т-такое п-покаж-жу…
- А кто же ты, если не человек? – спросил Владимир. – Инопланетянин, что ли?
- Ха-ха-ха, - забасил Зод Гот и весело захлопал в ладоши. – Угад-дал, угад-дал. Я п-прилетел от-туда, - он глупо улыбаясь, указал рукой в синее небо.
- Да-а, ну и нажрался же папуасина этот! – шепнул Сергей Владимиру, и обращаясь к Зод Готу сказал: - Сильно же тебя развезло - со ста грамм-то. Съешь-ка вот еще бутерброд с салом, и мы тебя до автобусной остановки проводим. А то ночью еще запросто подморозить может и завтра тебя ломиком от земли отковыривать придется.
- Да какой автобус, Серега?! – возразил Владимир. – Ты головой-то подумай! В таком виде его подберет только чумовоз. И доставит до ближайшего дурдома. Откуда он уже не выйдет никогда в жизни.
- Т-ты п-прав, д-друг, - сильно пошатываясь произнес Зод Гот. – Д-думать всегд-да надо. И
з-зачем н-нам к-какой-то ав-втобус, если у м-меня звез-здолет есть? П-полетаем, а?
- Слушай, - осенило Сергея. – А может, он действительно из сумасшедшего дома сбежал? Тогда совершенно понятны и его вид, и речи невнятные.
- С-сам ты из с-сумм… с-самм… из этого д-дома с- сбеж-жал! – обидчево пробормотал Зод Гот. – Р-р-усс-ким же яз-зыком г-гов-ворю: я п-при-ле-тел из-з…
- Хорошо, хорошо, - поспешил его успокоить Владимир. – Но нам надо уходить отсюда. Скажи, куда тебя отвезти?
- Н-на П-планет-ту Раз-звлечений, - хихикнул Зод Гот.- Т-там т-такие с-самочки есть… Н-но б-без в-водки я н-никуда н-не п-полечу! В-возьмем, к-как м-можно б-больше!
- Хорош гусь! – возмутился Сергей. – Еле на ногах стоит, а еще водки просит. Про какую-то планету талдычит. Тоже мне космонавт выискался. Да в таком виде тебе только по пальмам лазить, а не Вселенную покорять. Еще одна рюмка и ты рухнешь, как подкошенный. Что тогда с тобой делать? Домой к себе тащить?
- С-сам гусь, - огрызнулся Зод Гот. – А я н-не п-просто к-космонавт, а с-старший р-разведчик. И т-твой д-дом я б-бы оч-чень хо-тел п-пос-мот треть. Эт-то м-мысль! Б-берем в-водки по-побольше – и к т-тебе д-домой!
Произнеся эту фразу, сквозь отуманенное сознание, Зод Гот понял – происходит нечто непоправимое. Одурманенный инопланетным напитком мозг теряет контроль и больше не в состоянии поддерживать принятый разведчиком вид. Зод Гот плавно превращался в самого себя…
Крик неподдельного удивления и ужаса вырвался из широко раскрывшихся ртов Владимира и Сергея. Стоявший перед ними негр, мелящий перед этим непомерную чепуху, вдруг стал расширяться, словно ему было тесно в собственной шкуре. Потом черты его полностью растворились, и перед удивленными взорами друзей предстало чудище, отдаленно напоминающее осьминога.
Ног (или рук?) у него, правда, было всего четыре, и были они совершенно гладкими, словно резиновые садовые шланги, без всяких, присущих осьминогам присосок. Только раз в пять толще. Они заканчивались длинными тонкими, как карандаши, отростками (по шесть на каждой), которые как штативы упирались в землю. Но самым интересным было то, что находилось выше этих ного-рук. На них покоился, почти идеальной формы шар, добрую треть которого занимали слегка выпуклые, вытянутые по вертикали глаза, беломраморного цвета с круглыми, как пуговицы, черными зрачками. Зрачки, казалось, смотрели в прямо противоположные стороны: левый – вверх, правый – вниз. И не проскакивало в этих глазах ни капли разумной мысли. Существо переливалось, играло всеми цветами радуги, которые менялись, пробегая по нему, словно информация на рекламном щите. Лишь, находящийся между огромными глазами, маленький попугайский клюв имел устойчивую зеленую окраску. Он постоянно раскрывался, показывая красный змеиный язычок, и на друзей лился плохо разбираемый поток слов:
- Эт-то я - З-о-д Г-о-д! Н-не б-бойтесь ме-меня! Эт-то – м-мой н-настоящий в-вид. Эт-то – с-сам-мое с-совер-ршенное тв- творение пр-природы! Д-давайте в-выпьем з-за в-встречу д-двух ра-разумов!
При этом Зод Гот поднял три свои конечности к друзьям, словно хотел обнять их, но не смог удержаться на одной опоре и рухнул всем своим грузным телом на усыпанную прошлогодними окурками весеннюю землю. В тот же миг его сознание отключилось.
Сергей и Владимир, как по команде, развернулись на сто восемьдесят градусов и, в едином порыве, бросились прочь от своего необычайного собутыльника.
- 4 -
Стремительно остывающее весеннее солнце, за день выдавшее добрую порцию тепла московской земле, уже устало клонилось к горизонту, когда бомж Иннокентий вышел на окраину леса, примыкавшую к свалке. Этот обширный участок, слишком близко расположенный к недавно построенному микрорайону, закрыли, дабы хоть как-то соблюсти санитарные нормы. Его необходимо было пересечь, чтобы попасть на участок действующий, а туда каждый день привозили содержимое помоек большого города, и именно там теплились остатки человеческих жизней, по тем или иным причинам не нашедшие себе место в обществе. Жизнь хлипкими ростками обитала в землянках – скорбных жилищах местных аборигенов. Иннокентий жил здесь уже более семи лет и вполне привык к своим соседям – крысам, бродячим кошкам и собакам, - при случае шедшим в пищу, - воронам, вечно кричащим чайкам, а так же к своим коллегам-бомжам, коих насчитывалось порядка двух десятков. Все они жили рядом, стараясь держаться ближе друг к другу – так было легче выжить. Ведь даже, если сегодня у тебя нет еды, не хватает сил развести огонь, чтобы прогнать противно ползающий по всему телу холод, ты знаешь, что где-то рядом есть твой товарищ, у которого был более удачный день и он уже варганит на самодельной горелке нехитрую баланду из раздобытых тут же продуктов, и не даст тебе окочуриться без сопротивления.
Свалка являлась преддверьем ада, за которым кончалось человеческое существование и наступал беспросветный мрак. Жили здесь, в основном, люди далекие от общепринятых норм морали и закона. Тут были и алкаши, обладавшие когда-то излишками жилой площади, но - возжелав больших и легких денег, - вверили себя в хищные лапы недобросовестных риэлторов, и остались без денег и без квартир; были и вышедшие в тираж «ночные бабочки», слетевшиеся в Москву на заработки из бывших братских, а ныне независимых республик, но, чтобы хоть как-то заглушить крики души, не желавшей тонуть в мерзости, пристрастились к алкоголю и наркотикам, быстро потеряли товарный вид, деньги и документы и оказались на свалке жизни в прямом и переносном смысле; были и беглые уголовники, скрывавшиеся от занесенного над ними меча правосудия. Были и принципиальные бродяги, решительно не желавшие иметь крышу над головой, объясняя это какой-то странной, никому не понятной философией. Но таковых насчитывалось мало и надолго они здесь не задерживались, отправляясь странствовать дальше. В общем, публика представляла собой весьма колоритную и разношерстную массу.
Иннокентий же своей биографией выделялся из этой галереи свалочных персонажей. Сейчас ему было пятьдесят пять лет, не мылся он с прошлого лета; одутловатое, лишенное каких-либо черт интеллигентности, лицо пряталось во всклокоченной бороде; пепельно-седые волосы, давно забывшие ножницы и расческу, грязными космами падали на обвисшие плечи. Пожалуй, пираты, чем-либо провинившиеся перед своими собратьями и высаженные за это на необитаемые острова, выглядели по прошествии нескольких лет именно так.
А ведь еще пятнадцать лет назад он носил шикарные костюмы, благоухал дорогим французским парфюмом, был модно подстрижен и гладко выбрит. Звали его – Иннокентий Яковлевич Свиридорский и состоял он в должности ведущего специалиста по научно-техническим разработкам одного из тех НИИ, где сотрудники одной лаборатории слабо представляют, чем занимаются их соседи за стенкой. В институте он возглавлял работы, связанные с защитными полями, способными сделать наши военные летательные аппараты невидимыми и неуязвимыми. Тогда это казалось фантастикой, и заниматься подобной проблемой могли лишь сумасшедшие энтузиасты. Но не на таких ли людях держится настоящая наука? К тому же, на оборону не скупились и разрабатывали даже самые невероятные идеи, лишь бы опередить в гонке американцев. Защитные поля являлись излюбленной темой Свиридорского, его коньком, на котором он мог обскакать любого. Он постоянно генерировал новые идеи и всеми силами - не щадя ни себя, ни своей группы – старался воплотить их в жизнь. Сначала его идеи казались непродуктивными и нежизнеспособными, но, по мере их проработки, приобретали оттенок гениальности.
Надо сказать, что изыскания настырного ученого приносили вполне ощутимые результаты. В лабораторных условиях вообще все шло почти идеально. Миниатюрные модели самолетов скрывались за слегка видимой пеленой защитного поля, их «бомбили» крупной дробью, которая успешно отражалась, оставляя модельки невредимыми. Но вот в полигонных условиях создать устойчивое защитное поле никак не удавалось. Вернее поля создавалось, но получались крайне неустойчивыми и вели себя, мягко говоря, плохо объяснимо. Порой происходили вещи совсем уж курьезного и даже трагического характера. Три вертолета, находившихся под действием поля ровно пять минут, вернулись в виде груды железа, мало похожего на винтокрылые машины. Два летчика погибли, а еще один бесследно исчез. Никто и предположить не мог направление его поиска. Следующий случай произошел с новейшим стратегическим бомбардировщиком. Серебристый красавец поднялся в воздух, пилот включил установку, генерирующую силовое поле, полупрозрачное облако скрыло машину и… все пропало в буквальном смысле слова. Правда, самолет через неделю нашли в глухой забайкальской тайге, совершенно разбитый и без экипажа. Местные кочевые племена рассказывали, что самолет появился, словно ниоткуда. Бесшумно вырос на поляне и мгновенно вспыхнул синим пламенем. Спустя три недели, в Минске, в психиатрической клинике, был обнаружен командир экипажа. Он находился в абсолютно невменяемом состоянии. Не мог назвать ни своего имени, ни как сюда попал. Лишь постоянно твердил, что именно он, а не какой-то там Нил Армстронг, первым ступил на поверхность Луны, а - заодно – Марса и Юпитера. Не смотря на подобные провалы, разработки в данном направлении получили «добро» на продолжение.
И тут грянула неожиданная радость под названием «перестройка», сделавшая все подобные научные проекты бесперспективными, немотивированно тратящими народные деньги, которых и так осталось не бог весть. Рухнул «железный занавес», отгораживавший огромную страну от многочисленных врагов, вынашивавших агрессивные планы и строивших козни. Конечно, далеко не все, что не пропускала к нам эта глухая стена, было плохо и непотребно для российского человека, но то, что у нашей великой и непредсказуемой Родины были, есть и будут недруги – бесспорно. На политическом Олимпе, на самой верхушке руководства страны решили, - видимо ошалев от свободы и гласности, - что теперь нас окружают лишь закадычные друзья, на перебой предлагающие свою любовь и расположение. И никто не задался вопросом: что это они нас так возлюбили? А раз нет врагов, то скрываться и скрывать нам больше нечего и не от кого. И такая ерунда, как защитные поля для самолетов и вертолетов – вещь вовсе уж не нужная демократической стране. Людям, понимаешь ли, жрать нечего, а мы деньги будем выкидывать на фантастические прожекты. В общем, штыки – в землю, армию – в казармы, авиацию – в ангары, спецслужбы – по домам, флот – в родные гавани на якоря, подлодки – на иголки. Кругом наступил всеобщий мир и благоденствие. Правда, несколько сотен баллистических ракет оставили на боевом взводе. На всякий случай. Тряхнем термоядерным ударом, если что…
Свиридорский по началу даже не понял всей сути происходящего бардака. Он был далек, как от политических дрязг, так и от светской жизни. Наука, только наука! Ничто другое его просто не интересовало. Все его идеально выглаженные костюмы и аккуратные стрижки – стопроцентная заслуга жены. Но даже, не смотря на узкий круг своих интересов, он понимал, что происходит что-то не то. Под действительно правильные и нужные лозунги о демократии и правах человека, страна разрушается и разворовывается. Из-за нанесенного страшного, непоправимого урона обороне и безопасности, великая держава очутилась на краю пропасти, на дне которой бушевали кровавые вихри гражданской войны и региональных междоусобиц. Так или иначе, но талантливый ученый оказался в полном недоумении, когда полноводная денежная река, обильно омывающая его разработки, вдруг превратилась в чахлый ручеек, вскоре благополучно пересохший. Несколько месяцев сотрудники маялись без работы и без зарплаты, а потом появился некий доброхот, еще недавно визжавший с высоких трибун о незыблемости коммунистического строя и прелестях развитого социализма, который заявил, что их НИИ за ненадобностью прикрыли, а весь штат, в том числе и руководство, отправили на вольные хлеба. В бывшем же помещении лаборатории Свиридорского будет работать совместное предприятие по выпуску жевательной резинки и презервативов. Государство решило, что латекс, защищающий зубы от кариеса и мешающий делать детей, нужнее, а главное – выгоднее, чем разработка защитных полей. Кто-то из сотрудников пристроился на мизерные ставки в такие же, дышащие на ладан, институты; кто-то, очертя голову нырнул в коммерцию и преуспел на этом поприще; кто-то совершенно банально спился…
Иннокентий Яковлевич же был ученым до мозга костей, до фанатизма. Он считал ниже своего достоинства метаться в поисках куска хлеба насущного, хватаясь за любую работу, и справедливо полагал, что улицы должны мести дворники, а не люди с университетским образованием и имеющие ученые степени. Даже преподавательская деятельность была ему не по душе. Он не имел к ней никакого призвания, не понимая, как можно найти слова, чтобы вдолбить в головы студентов-оболтусов вещи, казавшиеся ему совершенно очевидными. Так как, ничего другого он в жизни не умел, он продолжил свои изыскания дома. Теперь, правда, его работа носила лишь теоретический характер. Не имея возможности практиковать, он выдвигал все новые и новые гипотезы, остававшиеся лишь в виде замысловатых формул на все терпящей бумаге.
Первое время он не бедствовал. Помогали сбережения и гонорары за опубликованные когда-то статьи. Кроме того, его красавица-жена была адвокатом, специализирующимся по гражданским делам, и ее деятельность стала приносить хорошие деньги. Но наступил момент, когда его денежные средства иссякли, а опубликовать что-либо новое не представлялось возможным в силу того, что это не было интересно массовому читателю, а, значит, не приносило прибыли издателям. Куда выгодней было выпустить книжку под броским названием «Свихнутый мордоворот», в которой кровь льется ушатами, а герои совокупляются где угодно, - хоть в песочнице детского сада, - чем издать брошюру, напичканную никому непонятными формулами. И не важно, что «Свихнутый мордоворот» сгинет в бескрайнем море макулатуры, а брошюрка через некоторое время может цениться на вес золота.
В этот – трагический, конечно! - период в научной карьере Свиридорского, его личная жизнь рухнула в одно мгновение.
- Послушай, Кеша, - сказала его жена Людмила, явившись однажды вечером к нему в комнату, приспособленную под кабинет. – Нам надо серьезно поговорить.
Людмила была красивой, если не сказать обворожительной тридцатипятилетней женщиной, обладающей великолепными каштановыми волосами, волнами падающими на плечи; античными чертами лица и пышным упругим бюстом, прикоснуться к которому мечтал бы любой мужчина правильной сексуальной ориентации. Она всегда обожала классический стиль одежды, дорогие украшения и французскую косметику. По тому и мужа лепила под стать себе, дабы он не выглядел на ее фоне бедным провинциальным студентом, донашивающим папин костюм, который тот вывез из поверженной Германии. Если бы не она, Свиридорский выглядел бы именно так. Видя, как супруга уверенно села в кресло, элегантно закинула ногу на ногу, слегка откинув полу пестрого шелкового халатика, он понял, что разговор действительно будет серьезным. Тем не менее, он решил не сдаваться и оказать хоть какое-нибудь сопротивление:
- Хорошо, дорогая. Но… может быть – позже. Мне только сейчас пришла в голову интереснейшая мысль в разрабатываемой мной теме, и мне хотелось бы…
- Нет, нет и нет! – резко взвизгнула Людмила, оборвав супруга. Женщины умеют, как кошки, ласково мурлыкать и мерзко, отталкивающе голосить и шипеть. – Именно сейчас! Мне ужасно надоели все эти твои темы из области сказочных гипотез и бредовых вымыслов. Они ни кому не нужны! Кроме тебя, конечно. Пойми же, наконец, эту элементарную истину. Ты, со своими паршивыми разработками, уже давно сидишь на моей шее. Когда-то они не плохо кормили тебя. Но пришло другое время, а ты не захотел меняться. Скоро же и вовсе погрязнешь в трясине нищеты. Я же, только что, выиграла труднейший судебный процесс, принесший мне шикарный гонорар.
- Как же ты не понимаешь?! – взвился из-за стола Иннокентий и принялся расхаживать по кабинету, усиленно жестикулируя руками. – Как ты можешь сравнивать свои суетные судебные дела с высшей областью человеческой деятельности – наукой?! Она – вечна! Этот Содом, этот бедлам, творящийся в стране, когда-нибудь закончится. Это неизбежно! Тогда все встанет на свои места, и мои разработки окажутся востребованными. Они вновь будут меня кормить! А если их рассекретят, я получу мировую известность. И, - тут его защекотал червячок тщеславия, - в перспективе – Нобелевскую премию! Солнышко, ты можешь стать женой нобелевского лауреата.
- Не смеши меня, - обреченно вздохнула Людмила. – Я уже сейчас жена неудачника и сумасшедшего. Бардак, конечно, когда-нибудь кончится. А твои разработки… Это лишь безумные идеи и ничего более. И я больше не намеренна ждать, когда на тебя обрушится бремя мировой славы. – Она пристально взглянула в глаза мужа и сказала: - Да и неважно теперь все это. Я люблю другого, Кеша! И, уже давно, изменяю тебе с ним. С тобой у нас никогда не было даже намека на детей… Ты заметил, что я бросила курить? А-а… Ты давно уже ничего не замечаешь! Я беременна от него. И у нас это получилось с первого раза. Нас с тобой ничего не связывает, так что – давай расходится по-хорошему.
Удар был жутким, неожиданным и валящим с ног, словно в жаркой пустыне вам на голову рухнула бы глыба льда. Наверное, если сильно и безоглядно любишь человека, по-другому и не бывает. Обожаемая, боготворимая жена поставила жирный крест на всей его дальнейшей жизни. Все последующие события в памяти Свиридорского были покрыты пеленой плотного, непроглядного тумана. Он в этот же день ушел из дома, не взяв с собой даже зубной щетки. Как был в домашних брюках и рубашке, так и выскочил на улицу, не удосужившись хотя бы сменить тапки на ботинки. Он даже не вспомнил, что и квартира, и дача, и машина принадлежат ему, и оставляя все это жене он обрекает себя не только на нищету, но и на бездомное существование. Но если бы и вспомнил, судится с любимой женщиной из-за такой «ерунды» никогда бы не стал. Воспитанный в детдоме, он не имел родственников, а замкнутый образ жизни не позволил завести ему близких друзей. Поэтому, и идти ему было не куда. Он жил, где придется, шатаясь по подвалам, чердакам и притонам, перебиваясь случайными заработками, которые раньше презирал. Он топил свое горе в мутных, убивающих рассудок, морях алкоголя, но, едва наступали минуты трезвости, оно всплывало из пучин забвения непотопляемой подводной лодкой и торпедировало саднящей болью его истерзанную душу. Однажды, далеко не самым прекрасным днем в своей жизни, он очнулся на одной из городских свалок. Свинцово-серое небо поливало его холодным сентябрьским дождем, а из одежды на нем присутствовал, изъеденный молью, спортивный трикотажный костюм неопределенного цвета, да драные красные кеды, на которых красовался знак Олимпиады - 80. От респектабельного ученого мужа не осталось и следа. Как он здесь очутился и почему был так одет, где его документы? Захлебнувшаяся водкой память не давала никакой информации.
К его неподдельному удивлению, в этих зловонных грудах мусора, кишащих отвратными для человеческого глаза тварями, тоже обитали люди. Они подобрали его, обогрели, помогли выкопать землянку и обжиться в ней. Он поведал им свою скорбную и не типичную для здешних жителей историю. Ему поверили и зауважали. Пить после этого он стал редко и то лишь для того, чтобы хоть как-то скрасить свое скотское состояние.
… Сегодня же был теплый весенний субботний день, удачно сложившийся для бомжа Иннокентия. На что мог существовать бывший ученый, волею судьбы свалившийся с фешенебельного этажа жизненного здания, где сверкают хрустальные люстры и блестит дубовый паркет, в темный и сырой подвал, изгаженный людьми и крысами? Воровать и грабить ему не позволяло воспитание, а идти нищенствовать, изображая пораженного всевозможными язвами и недугами беженца от политических и природных катаклизмов – гордость. Свалка в последнее время давала все меньше и меньше годных к употреблению продуктов. В советские времена сюда, иной раз, попадали даже деликатесы, выбрасываемые завмагами, дабы не накрыл спрятанный дефицит не вовремя нагрянувший ОБХСС, а самый гуманный суд в мире не отправил бы заслуженных работников торговли, вместо щедрого побережья Абхазии, в суровый климат Сибири, учинив при этом полную конфискацию. Теперь же, в эпоху недоношенного капитализма, весь товар пытаются сбыть всеми правдами и неправдами, выбрасывая совсем уж неподходящие для еды продукты. Например, под Новый год, двое бездомных бедолаг отыскали на свалке ящик, невиданной доселе водки. На черных этикетках кровавыми буквами, причудливо переплетенными друг с другом, было выведено юморное название: «Похмелья не будет!» Бомжи, ошалев от счастья, тут же решили опрокинуть по соточке, тем более, что мороз стоял под двадцать градусов. Что за жидкость была в тех бутылках – неизвестно, но название полностью оправдало себя: один из них похмелья не ощутил. И не ощутит уже никогда. Второй оказался крепче, но его неделю мучили метаморфозы, явно не известные медицине. Сначала он покрылся синюшными пятнами, размером с чайные блюдца, затем с головы и тела бесследно исчезли все волосы, – женщины и мечтать не могут о подобной эпиляции, - через три дня волосы проросли вновь, причем там, где их раньше и не было. Густоте же сего волосяного покрова мог бы позавидовать легендарный йетти. И только после этого, его прохватил неудержимый понос. Если бы его фекалии ценились у огородников также, как коровий навоз, через несколько дней он смог бы начать строить виллу в Майами. С тех пор несчастный не выпил и грамма спиртного.
Таким образом, единственным источником существования для Иннокентия Свиридорского стал сбор пустых бутылок. А уже на вырученные от сдачи стеклотары деньги он покупал себе пропитание. Одежду кое-какую на свалке еще можно было найти, а квартплату с обитателей помойки наше государство не берет. Так что денег, на то, чтобы не умереть голодной смертью ему хватало. Гениальный ученый, возможный нобелевский лауреат довольствовался землянкой и сбором пустых бутылок. Чудовищное скотство! Но ожидать от страны, вывихнувшей мозг еще в семнадцатом году, можно чего угодно.
Сегодня Свиридорский обошел все питейные точки, расположенные в лесу, разделяющем кольцевую дорогу и не действующий участок свалки. Таких мест, где собирались в выходные любители выкушать стаканчик-другой на лоне природы, было в округе предостаточно. Импровизированный столик, несколько пеньков – или просто поваленных деревьев, - и место для посиделок готово. Иногда обходились без сидячих мест, используя в качестве стола перевернутый ящик. Совсем уж аскетичные выпивохи употребляли любимые напитки стоя, держа стаканы и закуску на руках. Многие же из отдохнувших на таком пикничке, как правило, уже не в силах были прибраться за собой и унести пустые бутылки. Самим бы до дома добраться. К тому же, как это не прискорбно, некоторым из граждан даже мысль в голову не приходит навести после себя порядок. И из-за таких ублюдков со свинячьим мышлением наши леса все больше становятся похожими на придорожные свалки. Человек, мусорящий на природе, и человек, выкидывающий окурок в ветровое стекло автомобиля – родные братья. И генетический отец у них – скотоподобный урод со свиным рылом.
Так или иначе, но драгоценная добыча, в виде различных бутылок, почти полностью попадала в руки местных бомжей. За исключением тех бутылок, которые разбивались о головы только что братавшихся и вдруг, под воздействием спиртного, возненавидевших друг друга людей. От любви до ненависти, как говориться, всего один стакан. Впрочем, и в обратном направлении такое же расстояние. Иннокентию же выпал сегодня просто шикарный улов – две безразмерные болоньевые сумки, прозванные народом «мечта оккупанта», приятной тяжестью оттягивали руки и радовали слух нежным перезвоном пустой посуды. В одном же месте его ждала просто сказочная удача! Подарок судьбы, улыбка фортуны, подачка свалочного бога. На уютной полянке кто-то оставил бутылку водки – отпитую лишь на треть! - небольшой шмат сала, три маринованных огурчика и четвертинку свежего бородинского хлеба. Все это богатство, плюс складной нож и две стопки, стояло на катушке из-под кабеля, застеленной относительно свежими газетами. Пожалуй Эдмонт Дантес, отыскав среди скал острова Монте Кристо сокровища несчастного аббата Фариа, радовался гораздо меньше, чем Свиридорский, аккуратно укладывающий найденное добро в сумки
«Ах, как чудненько! – продолжал восхищаться удивительной находкой высокообразованный бомж, выходя на окраину свалки. - Сейчас приду к себе домой… Господи! До чего я докатился. Убогую яму, напичканную всяким хламом, называю домом. Кошмар, кошмар, разлюбезный ты мой профессор! Но что поделаешь, если так обернулась жизнь? В конце концов, где у человека есть хоть какое-то подобие крыши над головой – там ему и дом. Итак, - вернулся он к своим мыслям после лирического отступления, - приду домой, позову Митрича, мы с ним выпьем, закусим огурчиком, да салом с черным хлебушком, и поговорим о жизни нашей никчемной, о кривых путях-дорожках, заведших нас на самую окраину человеческого бытия. Ах, свежий хлебушек, свежий хлебушек! Как давно я тебя не ел! Подумать только, недоеденная краюха черного хлеба – без сомнения вкусная и для нормального человека – привела меня в совершеннейший восторг. Прав, прав был старина Эйнштейн, утверждая, что в нашем бренном мире все относительно! Кто-то равнодушно относится к покупке очередного «мерседеса», а кто-то счастлив от найденной горбушки хлеба. Нет, что все-таки ни говори, а даже на краю бездны можно ощутить праздник души».
Свиридорский бережно, словно вазы из богемского хрусталя, поставил тяжелые сумки на землю и отошел за густой куст краснотала, усыпанный, будто крохотными заячьими хвостиками, пушистыми белыми почками. Даже будучи в столь неприглядном виде, Иннокентий Яковлевич оставался интеллигентом: пусть вокруг никого не было, пусть дело происходило на свалке, но справлять малую нужду на открытом месте он себе позволить не мог. Спрятавшись за кустом и расстегнув ширинку своих необъятных, никогда не стираных штанов, он приготовился к естественному процессу. Но осуществить столь привычное дело ему не удалось. Спинным мозгом он почувствовал какое-то движение у себя за спиной, как раз на том самом месте, где оставил драгоценную ношу. Возмущенный страшной догадкой о том, что на его бесценную добычу хочет кто-то покуситься, Иннокентий резко обернулся и остолбенел от удивления. Нижняя челюсть его отвисла почти до груди, а вся растительность на голове медленно вставала дыбом и шевелилась. Буквально рядом с ним, бесцеремонно растолкав наполненные стеклянным сокровищем сумки, прошло что-то совершенно непотребное: огромный разноцветный шар на четырех извивающихся, неуверенно переставляемых ногах. Гибкие и изворотливые, словно у осьминога, конечности, заканчивающиеся черными длинными пальцами, передвигались так, будто существо было в стельку пьяным и шло, как говориться, на автопилоте. С трудом доковыляв на подгибающихся ногах до двух кривых березок – последних деревьев, растущих перед холмиками мусора – нечто шагнуло в пространство между ними, и… исчезло! Иннокентий инстинктивно понял, что еще самую малость, и его глаза, то ли от страха, то ли от удивления, перекочуют со своего естественного места обитания на высокий ученый лоб. Издав истошный вопль, но не забыв подхватить опрокинутые неведомым существом сумки, Свиридорский помчался через свалку со скоростью, явно не сочетавшейся с солидным возрастом бывшего деятеля науки.
Но сил Иннокентия не могло хватить на длительный марафонский забег, даже если бы за ним гнались черти с вилами на перевес, желая затолкать его в один из своих бурлящих кипящей смолой котлов. Возраст, тяжелая ноша, с которой он не смог бы расстаться даже под угрозой четвертования, пересеченная местность и - далеко не здоровый – образ жизни оказались сильнее порыва, вызванного шоком от увиденного. Резко рванув с места в карьер, Иннокентий, довольно быстро, перешел на галоп, затем на трусцу, потом на шаг, а вскоре и вовсе остановился. Он жадно заглатывал открытым ртом воздух, густо пропитанный свалочными «ароматами», словно рыба, выброшенная на берег удачливым рыбаком и не понимающая, почему вдруг кончилась вода. Ноги окончательно обессилевшего «спринтера» подкосились, и он плюхнулся на собственный зад, не разбирая, что находится под ним, и, не обращая внимания на жалобный звон, изданный при падении любовно собранной посудой. Постепенно сердце, решившее было вырваться на свободу через горло, сбавило свой сумасшедший темп; дыхание успокоилось, и бывший – почти уже умерший – ученый проснулся в Иннокентии, победив очумело бежавшего бомжа. Он начал размышлять. Пурга, бушевавшая в мозгах и лишившая способности думать, улеглась, уступив место неспешному мышлению. Рассудок, не торопясь, приходил в норму. « Что это я, собственно бегу, - думал Свиридорский. – Чего такого страшного я увидел? Подумаешь – какой-то цветастый шар на ходулях! Чего здесь ужасного? Тут, порой, такие рожи встречаются, по сравнению с которыми Фредди Крюгер Аленом Делоном покажется. Конечно, видение необычное, но… Вот! Не от страха я побежал. Неожиданность увиденного сорвала меня с места. А может – это галлюцинация? Но, я никогда этим не страдал. Даже в пьяном виде. Сомнений быть не может – это реальное существо. И, скорее всего, существо живое. Откуда оно появилось в здешних краях и куда исчезло? И, главное, - как?! Стоп! Да ведь это же не что иное, как… ». Озарившая его мысль была столь неожиданна, что он вскочил на ноги и обернулся в сторону тех самых двух берез, за которыми исчез удивительный посетитель свалочного хозяйства, словно хотел разглядеть подтверждение своей догадке. Из глубин памяти, пришибленной алкоголем и долгими годами забвения, всплывали смутно знакомые образы. Сотни раз он видел, как скрывались в созданных им же защитных полях различные предметы и аппараты, и теперь у него не было сомнений относительно того, как скрылось загадочное создание. «Это поле! Поле! Поле! - бухало гулким колоколом у него в голове. – Защитное поле! Боже мой! Я видел подобное множество раз! Нет, вру! Все, что я видел до этого, было чертовски сыро и не доработано. Тут же – высочайший уровень. Я о таком лишь мечтать мог. Абсолютно ничего не заметно! Прозрачный воздух и - все! »
Почувствовав некий дискомфорт в паху, Иннокентий рассеянно посмотрел вниз и увидел, что ширинка на брюках распахнута настежь и прохладный вечерний воздух пробирается в святая святых его мужского организма. Докончив начатое на краю свалки дело и подобрав сумки, он отрешенно побрел к своему жилищу, продолжая на ходу свои размышления.
« Н-да, как я отстал от технического прогресса! Как далеко вперед убежала научно-техническая мысль! Долгие годы я бился над созданием совершенного защитного поля, но даже на йоту не приблизился к тому, что увидел сейчас. Какой-то десяток – может чуть больше – лет, и кто-то сумел пройти дорогу, с которой я безвозвратно свернул. Кому-то удалось нащупать, отыскать путеводную нить, ведущую к верному результату. И балбес этот разноцветный – всего лишь робот, созданный для проведения испытаний… Айн момент! – вдруг осенило Иннокентия. - Какие, к шуту гороховому, испытания?! Если бы тут хоть что-нибудь проводилось, сюда ворона не пролетела бы, мышь не проскочила бы. Что там мышь! Лишний микроб и то не сумел бы проникнуть в зону эксперимента. Не говоря уже о каком-то помоечном коте, вроде меня! Да и кто проводит подобные испытания вблизи Москвы? Не-ет, тут что-то другое. Но что же это тогда?! »
- Кеша, Кеша! – прервал его мысли знакомый голос, ставший, за все время пребывания на свалке, родным. – Ты куда так разогнался-то? Или место жительства сменил?
Свиридорский обернулся и увидел Митрича – своего друга, можно сказать – брата, обитавшего в соседней землянке. Он был невысок ростом, а из-за широких плеч и талии казался квадратным. Его лысый, яйцевидный череп, был плотно обтянут кожей бронзового оттенка, без малейших признаков растительности. Широкие скулы и, чуть раскосые черные глаза, цепко всматривавшиеся в собеседника, позволяли предположить, что в нем течет хоть капля азиатской крови. Возраста он был совершенно не определенного – ему можно было дать, как сорок, так и все шестьдесят лет. Сам же он эту цифру никогда не уточнял, и свои дни рождения не праздновал. Никто не мог назвать ни его имени, ни фамилии. Даже, что такое «Митрич» - производное от отчества или кличка, не знал ни один обитатель свалки.
Иннокентий познакомился с Митричем в первый же день своего появления в этой скорбной обители бездомных владельцев заблудших душ. Тогда же и пустила корешки их длительная дружба, основанная на близости интеллектуальных уровней. Странное дело, но Митрич, казалось, был образован ни чуть не хуже, чем его ученый товарищ. Более того, если Иннокентий был прекрасно эрудирован в физике и математике, но хромал в истории и политике, то Митрич одинаково разбирался во всех областях человеческих знаний. С ним можно было поговорить абсолютно на любую тему. Он превосходно ориентировался в жизни России, аргументировано толкуя ее прошлое и настоящее, позволяя себе иногда давать прогнозы на будущее. Однажды он сказал, что на смену старому, седому, спившемуся маразматику, смешащему подлунный мир своими шутовскими поступками и бредовыми речами, должен придти молодой, кипящий энергией и мечтающий поднять с колен и укрепить, совсем уж было расшатавшуюся и готовую разлететься на мелкие кусочки, но обладающую огромным потенциалом державу. Через год так оно и вышло. Лишь от одного вопроса постоянно уходил Митрич: кем он был раньше и как оказался на свалке? Сперва Иннокентий пытался выяснить это, но постоянно натыкался на глухую стену молчания, пробить которую не представлялось возможным. В конце концов, он оставил попытки выяснить биографию Митрича. Не хочет человек говорить – не надо. Каждый гомо сапиенс имеет право что-то скрывать от себе подобных. Потому что, некоторые людские особи, открыв нечто тайное в своем соплеменнике, могут этому открытию не обрадоваться или жгуче позавидовать, а это зачастую приводит к тому, что несчастного собрата сжирают. Как в переносном, так и в прямом смысле.
Помимо всех своих прочих достоинств и загадок, Митрич был трепетно добрым человеком. Он до слез в глазах жалел всех страдающих людей, всех бездомных кошек и собак. Казалось всю земную боль, по крайней мере, в пределах данной свалки, он пропускал через свое сердце. Даже к отпетым злодеям, измазанным по самые плечи человеческой кровью, он не испытывал ненависти. Когда Иннокентий возмущался подобной позицией друга, тот отвечал, что все творящие зло уже наказаны тем, что они совершили, и Тот, кто все видит и знает, уже занес над ними карающий меч возмездия. Вопрос только во времени исполнения приговора. И чем дольше отсрочка, тем страшнее кара…
- А-а, Митрич, - отозвался Свиридорский, поняв, что в запале проскочил свое жилище. - Извини, задумался чего-то.
- Ну да. Я так и понял. Зову, зову тебя, а ты – ноль внимания. Видно мысли были чересчур глубокие. Ба-а… Да ты, я вижу – с уловом, - кивнул Митрич на сумки в руках друга.
- С уловом, дружище, с уловом! Да еще с каким! Пойдем ко мне. Я уверен, ты запомнишь этот день как праздничный.
От такого предложения Митрич отказываться не стал, тем более, что его крайне заинтересовала необычная задумчивость друга. Землянки их находились рядом, но жилище Митрича было очень уж маленьким и убогим. Порой было удивительно, как он сам в ней умещается. Это было равносильно тому, что бурундук поселился бы в мышиной норе. Влезть бы он влез, но повернуться уже не смог бы. Разместиться же там вдвоем было также нереально, как медведю забраться в знаменитый теремок. Свиридорский же обжился по первому разряду. Конечно, исходя из свалочных возможностей. У него в землянке стоял древний круглый стол, с облупленными изогнутыми ножками; две обшарпанные табуретки, готовые развалиться в любой момент, но, каким-то чудом еще державшиеся на ногах; и – гордость хозяина – старинный диван, первичный цвет обшивки которого не смогли бы установить даже опытнейшие эксперты с Петровки 38. Если же собрать всех людей, когда-либо на нем спавших, плюс детей, зачатых на его пружинном теле, и разместить их всех на корабле, не уступающему по размерам «Титанику», несчастное судно пошло бы ко дну без помощи айсберга. Кроме того у Иннокентия имелись мельхиоровые вилки и ложки, что делало его жилье в здешних условиях равнозначным номеру люкс в пятизвездочном отеле. Естественно, все посиделки друзья устраивали именно у Свиридорского.
- Потрясающе! – с придыханием произнес Митрич, видя сокровища, извлекаемые из сумок Иннокентием. – Где же тебе так подфартило?
- Да на одной из точек. Видимо так наотдыхались люди, что забрать с собой остатки уже не было сил. Эх, - посетовал Иннокентий, - жаль, что весна и лето не длятся вечно. Мы бы с тобой никогда не голодали.
- О-ой, - разочарованно протянул Митрич, увидев как его товарищ осторожно, чтобы не порезаться, достает осколки разбившихся бутылок. – Разбились что ли?
- Ну, разбилась пара штук, - отрешенно буркнул Свиридорский. Голова у него сейчас думала совсем не о разбившейся таре. - Там и без них добра хватает.
- Как же это случилось? – не унимался Митрич, пристально глядя на друга.
- Как, как… - раздраженно ответил Свиридорский. – Упал я, понимаешь? Упал!
- Головой?
- Почему головой? – не понял иронии Свиридорский.
- Потому что, таким сердитым и рассеянным я тебя вижу впервые. А знаю я тебя достаточно давно. Может, все-таки, расскажешь что случилось.
- Да ничего не случилось, - как можно спокойнее ответил Иннокентий. – Давай-ка лучше порежь хлеб с салом, да водочку в стопочки набулькай.
- Хорошо, - отозвался Митрич. - Это я мигом.
Выпили, закусили. Но, разговор совершенно не клеился. Иннокентий не поддерживал ни одну из тем, которые пытался затронуть Митрич, на вопросы отвечал рассеянно и не впопад. Это было так необычно для любящего поговорить Свиридорского, что Митрич, в конце концов, не выдержал и, внимательно всматриваясь в глаза другу, сказал:
- Слушай, Кеша… Врать другу – последнее дело. Что произошло?
- Ничего, - отвел глаза Иннокентий.
- Брось! Я же вижу, что озабочен ты чем-то. Гложет тебя что-то. Так не лучше ли открыться товарищу, облегчить душу? На двоих забота переносится легче.
- Да показалось тебе, показалось! – не решился открыться другу Свиридорский. - Все в порядке у меня, - а про себя подумал: «Вот привязался, черт! Ну, что, что я могу тебе рассказать, друг ты мой лысенький?! То, что встретил - не пойми чего? Ты же незамедлительно решишь, что я свихнулся, будешь проявлять ко мне ненужную заботу. Невозможно поверить в то, что ты просишь рассказать».
- Ну, как хочешь, - откровенно обиделся Митрич.
Допив остатки счастливо найденной водки, сидели молча, не глядя друг другу в глаза.
- Знаешь, что, Митрич, - примирительно заговорил Иннокентий, чувствуя, что виноват перед самым близким другом. – Мне что-то не здоровится в последнее время. Сходи ты завтра сам в приемный пункт, сдай тару, да принеси чего-нибудь на вырученные деньги, а вечерком – посидим по-хорошему. Завтра, клянусь тебе, я буду в полном порядке, и мы вдоволь наговоримся.
Митрич хитро прищурился, затем широко улыбнулся, обнажив удивительно белые крепкие зубы, казалось даже, что у него их во рту не меньше пятидесяти, и сказал:
- Хорошо, Кеша! Будь по-твоему. Но, учти – завтра я от тебя просто так не отстану, и ты расскажешь мне все.
- Ладно, ладно… Договорились, - произнес Свиридорский, желая как можно скорее остаться один на один со своими мыслями.
Митрич пожал руку Иннокентию, подхватил сумки с пустыми бутылками, и направился к выходу. Когда он готов был уже выбраться наружу, Иннокентий задал вопрос неожиданный и, казалось, неуместный:
- Митрич, а ты в инопланетян веришь?
Митрич остановился резко, словно напоролся на преграду, и, обернувшись всем телом, впился цепким взглядом в Свиридорского. Немного помолчав, словно обдумывая: правду говорить или нет, он коротко произнес:
- Верю! – и, скрипнув дышащей на ладан фанерной дверью, шагнул в накатившийся вечер.
… Иннокентий провел беспокойную ночь. Размышления и сомнения терзали его ученую голову, не давая заснуть и заставляя ворочаться на жалобно и тоскливо скрипевшем диване. Много всяких людей заставляли скрипеть сего представителя спального племени за его длинную-предлинную жизнь. Тут были и пылкие любовники, и умирающие больные, и философы, терзающиеся мыслями о смысле человеческого бытия. Но экземпляра с такими мыслями, еще никогда не лежало на безмолвном друге рода людского.
Поразмышляв и так, и эдак, Свиридорский в итоге решил, что видел внеземное существо. Иначе никак не возможно было объяснить то, что предстало его взору. Завтра, - буквально с рассветом - он отправится к тем злополучным березкам, осмотрит там все досконально, и уже потом, будет думать, как поступить в дальнейшем. Приняв решение, он, наконец, забылся беспокойным чутким сном.
- 5 -
«Гарун бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла… » - эти строчки из бессмертного произведения Лермонтова идеально подходили к несущимся Владимиру и Сергею. Со скоростью молодых гепардов на охоте, они мчались, не разбирая дороги и не обращая внимания на хлещущие по телу ветки. Вдавливались в землю пивные пробки, попадая под крепкие молодые ноги, обутые в модные кроссовки; разлетались футбольными мячами пластиковые бутылки, случайно оказавшиеся на пути бегунов; взмывали в темнеющее закатное небо перепуганные треском кустов, угомонившиеся к вечеру птицы. Долго бы еще занимались бегом по пересеченной местности двое молодых, пышущих здоровьем мужчин, если бы на их пути не обозначилась десятью асфальтовыми полосами, ревущая гулом спешащих машин, кольцевая автодорога. Тут им пришлось остановиться и отдышаться. От хмеля, начавшего было легким сладостным дымком окутывать мозги, не осталось и капли. Лошадиная доза адреналина, выброшенная в кровь надпочечниками, победила стойкий алкоголь, и друзья смотрели друг на друга абсолютно трезвыми, но слегка расширенными глазами.
- Ты чего разогнался-то? – спросил Владимир, расстегивая зеленый адидасовский костюм и вытирая выступившую на лбу испарину. – Армейские марш-броски вспомнил, что ли? С детства не люблю лошадиные виды спорта.
- Я, между прочим, за тобой бежал. А ты несся не хуже, чем мустанг по прерии. На улице-то, потеплело, кажется… – разгоряченный Сергей снял спортивную куртку, ставшую необычайно жаркой, оставшись в одной футболке с надписью «Спартак».
- Смотри, охватит, - предупредил Владимир, еще тяжело дыша, - весенний ветерок коварен… И от чего же мы бежали, Серега? Тихо мирно водку трескали и вдруг рванули, как сайгаки.
- Тебя интересует, что же мы увидели?
- Именно!
- А я тебе честно скажу: не знаю! Как тебе версия насчет белой горячки?
- Дурацкая версия! Какая там, к черту, белая горячка!? – Владимир недовольно махнул рукой. – Что мы – беспробудные алконавты, что ли? И потом, даже в пьяном бреду людям мерещатся разные вещи, а не одно и тоже.
- Шучу, шучу. Не злись. Но, если ты такой умный и серьезный, ответь мне: кто пил с нами водку? Недопитая бутылка, между прочим, там осталось. А еще ножик швейцарский, да стопки из набора, тобой подаренного.
- Между прочим, та хренотень, что вдруг очутилась на месте негра, была довольно внушительных размеров. Судя по всему, при желании, она порвала бы нас, как Тузик грелку. А ты решил с ней шутки шутить. Слово «гусь», например, ей явно не понравилось. Так что ни за водкой, ни за стопками я не пойду. Темнеет, к тому же.
- Я шутил с папуасом, с человеком, в конце концов! А не с … «Хренотень» подходящее слово, между прочим.
- Ладно, - Владимир огляделся. – Хватит тут маячить, словно мы попутку словить пытаемся. Вон, справа от нас заправка, там забегаловка имеется. Пойдем, пропустим по паре пива, да пораскинем мозгами.
- Пойдем! - охотно согласился Сергей. – Хоть пиво после водки и не есть гут, но сейчас вполне подходяще.
Прямо у входа в кафе, стояли обнявшись трое парней призывного возраста. Судя по клепанным «косухам» и волосам, больше похожим на лошадиные гривы, нежели на человеческие прически, троица не собиралась покидать полки хэви-металл и перебираться в ряды российской армии. После выпитой цистерны пива ребят потянуло на лирику и они горланили незабвенные баллады «Skorpions»; то, что каждый тянул свою, их нисколечко не смущало. Аккуратно обогнув нестройное трио, Сергей и Владимир вошли в полупустой зал. Взяв по паре пива и сырное ассорти, друзья расположились за столиком в самом углу уютного, слегка затемненного помещения. Играла легкая музыка; немногочисленные посетители закусывали нехитрой кафешной снедью, и ни кто из них и представить себе не мог, что в каком-то километре отсюда, двое молодых людей, мирно потягивающих пивцо за одним из столиков, встретили нечто такое, чего быть не может в принципе. Не так много людей на земле нашей грешной, кому довелось выпивать с инопланетянами, и все они находятся в психиатрических клиниках, если не считать наших двоих друзей.
- Эту бы троицу, - Сергей кивнул за окно, где продолжался бесплатный концерт, - да на наше местечко в лесу – вмиг бы свои буги-яги забыли.
- Чего ты на них взъелся? – спокойно ответил Владимир. – Пусть лучше песни орут, чем головы себе, да мирным гражданам проламывают.
- Шут с ними, - согласно отмахнулся Сергей. - Скажи лучше, что ты думаешь о нашем происшествии? Ты всегда был мозгом компании, так что давай, шевели извилинами.
Владимир не торопился с ответом. Чтобы собраться с мыслями, он сделал большой глоток пива, закусил кусочком ароматного сыра, и лишь потом произнес:
- Знаешь, Серега… Возможно моя мысль покажется тебе сумасшедшей и абсурдной, но другого объяснения я просто не нахожу. Я считаю, что это существо говорило правду.
- То есть? – не сразу понял Сергей.
- Ну, он же довольно ясно нам сказал, что он – посланец другой цивилизации.
- Ага! – Сергей пристально взглянул на друга, желая убедиться, говорит ли тот серьезно и, видя, что Владимир и не думает шутить, сказал: - Вот уж никак не предполагал, что серьезный человек, юрисконсульт, на четвертом десятке лет будет серьезно рассуждать существовании инопланетян. Нет, я, конечно, понимаю – все мы в детстве зачитывались фантастикой, но… Не очень-то я верил во все эти далекие миры. Увлекательный вымысел и ничего более.
- Ишь ты, – саркастически ответил Владимир. – Какие мы оказывается материалисты. Владимир Ильич Ленин просто отдыхает. Тогда объясни ты, если можешь.
- Да не переживай ты так, - постарался успокоить друга Сергей. – Мою версию ты уже слышал, и она тебя не устроила. Откровенно говоря, увиденное нами необъяснимо. С точки зрения человека нормального, во всяком случае. Аномалия какая-то! Но поверить в инопланетян я не готов. Пока, во всяком случае.
- Хорошо! Тебя никто и не заставляет беспрекословно верить. Просто в данной ситуации я считаю, что признать встреченное нами существо инопланетянином – наиболее логичное решение.
- Ну конечно! Праздно шатающиеся в окрестностях Москвы пришельцы из других миров – абсолютно логичны. Тридцать шестой год живу на свете, и до сей поры не замечал подобной логики.
- Ты не ерничай. Просто успокойся и попробуй мыслить без эмоций. Ты сразу поймешь, что я прав.
Сергей задумался, но, как на зло, ничего не лезло в голову. В пришельцев же из других миров верить не хотелось. Не хотелось, и все тут! Как это так?! По земле расхаживают инопланетяне, спокойно принимающие человеческий облик. Негр тоже человек, в конце концов! Это значит, что они могут пролезть куда угодно, в любые области людского существования. А если от них начнут беременеть наши женщины? Это же спасения не будет от четырехногих разноцветных шариков! Нет уж, пусть лучше белая горячка, чем вездесущие космические головастики. Он еще немного помолчал, пару раз хлебнул пива и, решив не нервировать друга, сказал:
- Ну, ладно. Допустим, что ты прав. Только допустим! Просто, пока, я не могу придумать ничего более подходящего. Но что с того? Дальше-то, что делать будем?
- Резонный вопрос, - теперь уже задумался Владимир.
Действительно, что делать дальше? Конечно, тот факт, что они видели нечто, из ряда вон выходящее, потрясал их сознание, будоражил воображение и распирал душу желанием поведать о случившемся людям. Но как рассказать о том, с чем им пришлось столкнуться? Говорить о разноцветном чуде-юде? Доказательств артефакта никаких, и их просто поднимут на смех. В лучшем случае, - исключительно из сострадания – предложат похмелиться. Бум на летающие тарелки, блюдца, сковородки и кастрюли, шныряющие по ночному небу, несколько лет назад бесследно прошел, оставив лишь горстку энтузиастов, продолжающих твердить о посещении Земли инопланетными цивилизациями. Российскому народу, попавшему в эпоху рухнувшего, не так, не теми, и не там строившегося социализма, и пережившего неудачные роды капитализма, стало наплевать на дела, творящиеся дальше родного подъезда – самим бы выжить. Никто уже не верил в существование зеленых гуманоидов и прочих посланцев иных галактик. А зря, черт возьми, зря… Случись эта история в самом начале девяностых, ничем не примечательную свалку уже прочесывали бы бесчисленные стаи репортеров, уфологов и просто любопытных. И уже через несколько дней друзья сидели бы в телевизионной программе Экстро-НЛО и красочно описывали свою встречу с космическим пришельцем. Но – это раньше. А что делать сейчас? И тут Владимира осенило.
- Слушай, Серега! – сказал он, предварительно глотнув из бутылки янтарной влаги. - Напряги память и вспомни некоего Дмитрия Булкина. Ну как, получается?
- А то, – улыбнулся Сергей. – Я уж испугался, что действительно крепко задуматься придется, но одноклассников своих еще помню. А такого уникального персонажа, как Димка – тем более! Чудодей был редкостный, хотя, конечно, с ним всегда интересно было. А чего это ты о нем вспомнил?
- Видишь ли, недели две тому назад, он приходил к нам в юридическую консультацию. Не знаю уж, какие вопросы он там решал – мы встретились в коридоре, - но приходил. Он изменился, конечно, - солидности в нем прибавилось, - но узнали мы друг друга легко. Времени поболтать не было, обменялись парой дежурных фраз и разошлись.
- Ну и что? – нетерпеливо спросил Сергей.
- Не гони лошадей. Он дал мне свою визитку, а в ней, черным по белому, витиеватыми такими буковками, указано, что он, Булкин Дмитрий Николаевич, является вице-президентом уфологической ассоциации «Непознанное – за углом». Вот тебе и чудодей!
- А-а-а, - понимающе протянул Сергей. – Ну, конечно! Где еще мог проявить себя Димон? Только среди таких же сумасшедших, как и он. Странно, даже, что он там всего лишь вице-президент. С его степенью чокнутости он должен занимать куда более высокий пост. Но я тебя прекрасно понимаю. В визитке, наверняка, указаны его контактные телефоны. Ты хочешь позвонить ему и рассказать про наше приключение. Это вполне естественно: двух спятивших с ума может понять лишь точно такой же.
- Я ни тебя, ни себя сумасшедшими не считаю, но, вообще-то, ты прав. Никто другой нас правильно не поймет.
Вновь чинно отхлебнули старинного пенного напитка. Помолчали, наслаждались хмельным горьковатым вкусом, а, заодно, и собираясь с мыслями. Наконец Сергей, задумчиво потерев лоб, сказал:
- Ладно, согласен. В конце концов, люди из этой организации единственные, кто может нас выслушать с пониманием. Только вот что… Давай, до встречи с Булкиным, не будем никому трепаться об этом происшествии. Даже своим женам и детям! У меня в подчинении сорок с лишним человек, а у них есть друзья и знакомые из других смен. Я не хочу, чтобы мне кивали в спину, покручивая пальцем у виска. А дойдет до начальства – и вовсе с работы снимут.
- О чем речь? Естественно, говорить об этом никому не стоит. Я думаю, а не сходить ли нам туда, прежде чем Диме звонить? Посмотрим, что там и как.
- Верно, - согласился Сергей. – Глядишь, с трезвых глаз, и следы какие-нибудь отыщем. Да и стопки с ножом вернуть хотелось бы. Сейчас, конечно, не время – смеркается уже… Давай завтра, с утра.
- С утра не могу, - недовольно поморщился Владимир. - Моя благоверная генеральную уборку затеяла, а я помочь обещался. Она меня сегодня и отпустила с тем условием, что завтра буду в полном ее распоряжении. Так что, давай после обеда – часика в два-три.
- Договорились. Позвони, как освободишься. А теперь, наверное, и по домам пора. Вон гляди, - он кивнул в сторону окна, - и волосатики, песни горланившие, куда-то делись. Даже они устали.
- Пошли, - согласился Владимир. – Утро вечера мудренее, да и жены уже заждались, поди. Хорошо, что мобильники с собой не взяли, а то уже трезвонили бы.
Скоренько допив пиво и дожевав закуску, друзья вышли из кафе. На улице быстро темнело. Нагретый днем, изменчивый весенний воздух стремительно остывал, уступая место ночной, почти морозной прохладе; шумела кольцевая дорога, по которой возвращались открывшие сезон дачники; в близлежащих домах уютно светились мягким светом окна квартир; люди, поужинав, удобно устраивались у экранов телевизоров; в общем, жизнь текла своим привычным руслом. И лишь двое друзей спешили домой, неся в себе тайну, обнародование которой могло внести сумятицу в жизнь всего человечества.
- 6 -
Зод Гот беззаботно гулял по лучшему пляжу Планеты Покоя и Отдыха. Искусственно созданное море ласковыми лазурными волнами касалось его ног, ступающих по оранжевому мягчайшему песку. В этом море не было ни одного опасного или не эстетично выглядевшего животного. Лишь безобидные рыбы, имеющие причудливую окраску, бороздили его просторы. В воздухе, упоенным ароматом диковинных цветов, росших в разбросанных тут и там клумбах, порхали медлительные бабочки, поражающие пестротой своей окраски. Казалось, все цвета и оттенки, на какие только способна природа, легли на крылья этих прелестных созданий, подвижным ковром раскрасивших нежную синеву безоблачного неба, освещаемого ярко-красным, дающим комфортное тепло светилом. Рядом с отдыхающим косморазведчиком, вдохновенно попивавшим клум из неопустошимого сосуда, шагали две очаровательные красотки, недвусмысленно подмигивающие влажными от желания глазками. Они были абсолютно нагими и совсем этого не стеснялись. Наоборот, они выставляли напоказ свои прелести, укрытые складками нежно-зеленого цвета. Эти удивительно и призывно пахнущие квадратные отверстия, расположенные у основания каждой ноги, приводили Зод Гота в неописуемый восторг. Скоро, совсем скоро он упадет вместе с двумя обольстительницами на одну из клумб, и тела их сольются в неописуемом всепоглощающем экстазе. Уж желания и сил у него хватит на обоих! Его, пока еще дремлющий под правой ногой могучий «инструмент» поочередно проникнет в каждую из ароматных дырочек. Милашки останутся довольны! Зод Гот остановился, мечтательно посмотрел в морскую даль, и одна из красавиц, слегка присев перед ним, аккуратненьким фиолетовым клювиком стала расстегивать ему пляжный комбинезон. В этот миг косморазведчик, мечтавший насладиться заслуженным покоем и любовными ласками, увидел над самым горизонтом, где небо, казалось, опускается в морские волны, черную крохотную точку. Она стремительно приближалась, приобретая размеры грозового облака. Через несколько мгновений уже черная туча висела над замершей от удивления троицей, пугая их непроглядным мраком. Вдруг чернота разошлась, выпуская из своих недр кроваво-красное пятно, быстро принявшее облик Гоз Роха. Такой цвет он приобретал, если сильно злился на своих сотрудников за нерасторопность и отсутствие профессионализма. Его рука вытянулась вперед и длинным черным перстом погрозила оторопевшему Зод Готу. В тот же миг Верховный голосом, поднявшим на спокойном море легкий шторм, проревел:
- Ну и нажрался же ты, папуасина!
Зод Гот от неожиданности дернулся и… открыл глаза. Тот час же по ним больно резанул свет, казавшийся раньше таким приятным и успокаивающим. Привыкнув к нему и осмотревшись, Зод Гот, к великой своей радости, узнал родной звездолет. «Сон!» - то ли с сожалением, то ли с облегчением понял он. Опытнейший покоритель космоса лежал на полу, в центре рубки управления. Огромным усилием воли он заставил себя подняться и подойти к командирскому пульту. Все тело ломало и корчило, словно после стократной перегрузки. Мозги нещадно болели, и, казалось, готовы были в любой момент разлететься на миллионы осколков; к тому же, их словно окутывал плотный туман, совершенно не дававший мыслить. Ко всему прочему, мучила удушающая, нестерпимая жажда, как будто все знойные пески Планеты Бескрайних Пустынь размещались теперь во внутренностях Зод Гота. Не знал, не знал несчастный Зод Гот, что это всего лишь похмелье – расплата за радость, доставленную накануне спиртными напитками. В отличие от землян – особенно проживающих в загадочной стране под названием Россия – его организм был совершенно неспособен бороться с алкогольными зельями. Плюхнувшись в кресло пилота, Зод Гот поместил свою – почему-то трясущуюся – длань в овальную нишу на пульте управления и мысленно отдал приказ: «Провести анализ состояния здоровья». Прямо перед глазами вспыхнула красная точка, которая мгновенно развернулась в плоский экран, с бегущей информацией: «У Вас сильнейшее отравление ядом, неизвестным науке. Выработка противоядия в данный момент невозможна. Не смотря на силу отравления, яд не является для Вас смертельным, и организм постепенно переборет его. Пока же рекомендуется выпить насыщенный витаминный раствор». Экран погас, вновь свернувшись в точку, не замедлившую исчезнуть, а из недр пульта плавно возник прозрачный квадратный стакан, наполненный благоухающей розовой жидкостью. Зод Гот жадно, в один глоток, выпил предложенный напиток и потребовал еще. Процедура со стаканом повторилась. Выбросив второй выпитый стакан в утилизатор, Зод Гот предпринял попытку поразмыслить о том, что же с ним произошло.
Он четко помнил, что встретил двух местных жителей; помнил их имена и внешний вид, явно не соответствовавший тому, что он принял; он вспомнил, что, задаваемые ему вопросы и некоторые фразы, навели его на мысль о провале экспедиции. Он был раскрыт! Вот что было самым неприятным, а не то, что он отравлен неизвестным ядом. Да и не какой это не яд это. Это – водка! Ему так понравился эффект, произведенный вчера этим инопланетным напитком! Так же прекрасна была и еда, предложенная ему. Он выпил две стопки, а дальше… Дальше в памяти зияла черная дыра, разглядеть в которой хоть что-нибудь не представлялось возможным. Опытный разведчик даже не помнил, как добрался до звездолета. Стоп! Раз он не помнил, как дошел до корабля, значит, сознание покинуло его, и сработал «возвращатель». Этот необходимый приборчик был вживлен ему в мозг еще в начальной школе косморазведчиков, когда он делал первые шаги в своей карьере. «Возвращатель» начинал действовать при потере сознания, если, конечно, его хозяин был еще жив. Он начинал подавать команды конечностям, и они возвращали отключившегося разведчика на звездолет. Бывали случаи, когда раненые разведчики ползли, едва шевеля единственной оставшейся рукой.
Потеряв сознание, он принял дарованный природой вид! А это означало лишь одно…
- О Великий черный космос!!! – возопил Зод Гот. – Теперь я раскрыт! Если у тех двоих и были какие-то сомнения, относительно того, что я пришелец, то теперь они полностью рассеяны. И что, что лишило меня сознания?! Ничтожнейшее количество той самой водки, которую земляне пили с превеликим удовольствием, оставаясь на ногах и полностью контролируя себя! Я же не выдержал, сломался! И это я, с легкостью выдерживавший пси-магнитные бури на Планете Уродов и в одиночку сражавшийся с гнусными тварями Планеты Ужасов… О космическая пыль и прах Вселенной! Совсем скоро истекает срок, когда я должен отправить сообщение о результатах первого контакта. Контакт произошел. И каков результат?! Я посрамлен и унижен! Мало того, что я почти ничего не знаю ни о планете, ни о ее разумных обитателях, так я еще и не помню половину подробностей первой встречи. Как теперь я буду смотреть в глаза Гоз Роху? Как хорошо было бы связаться с ним сейчас и спросить совета. Верховный бы уж нашел выход из сложившейся ситуации.
Признать свое поражение и улететь Зод Гот не мог – была задета его честь. Он оказался слабее существ, внешний вид которых, еще в первый раз не вызвал в нем ни восторга, ни уважения. То ли дело его совершенное тело! Венец творения могущественной природы. А они? Их облик может вызвать лишь жалость и сожаление, что Вселенная обошлась с ними столь неблагосклонно и обрекла в убогие формы. Ну, ничего, он еще даст им бой! Он покажет, на что способен настоящий покоритель космоса! Он выведает все их тайны! Надо только собраться с мыслями и силами, и – работать, работать, работать! Выход всегда должен быть, каким бы отчаянным не казалось положение.
Зод Гот поднялся с кресла и прошелся по звездолету. Витаминный напиток, видимо, помог организму – он начал чувствовать себя лучше. Во всяком случае, ничего не тряслось, а адская боль, терзавшая мозг, прошла. Вот только память, непокорная память, не желала возвращаться к нему. Разгуливая по звездолету, он пытался выработать план дальнейших действий. Не очень, впрочем, продуктивно: «Ну, ладно, ничего непоправимого пока не случилось. Необходимо совершить новую вылазку. Но как?! В том виде, что я принял первый раз, расхаживать совершенно не реально. Абсолютно глупо! Почему он не подходит для данной местности – не мое дело. Пусть с этим разбираются наши ученые. Может принять вид одного из встреченных людей, Сергея или Владимира? Но, как назло, память не позволяет воспроизвести их образы во всех подробностях. Да и разгуливать по местности, где живет твой двойник, слишком рискованно. Вот что еще интересно, - вдруг озарила его мысль, - если они увидели, кто я, почему позволили вернуться на корабль. Непонятно… Планета полная загадок и несуразностей! Ох, чую, не подходит она нам, совершенно не подходит. Что же все-таки делать? Что делать? » Косморазведчик был бы крайне удивлен, что на этой планете не он первый мучается аналогичным вопросом.
Совершенно неожиданно он почувствовал некий смутный дискомфорт, едва уловимые ощущения, инстинктивно вырабатывающиеся у хороших разведчиков. Он понял, что за ним кто-то наблюдает. Сигнала тревоги не было, значит, защитное поле не потревожено. Зод Гот подошел к своему многофункциональному пульту и включил экран внешнего обзора. Глазам его предстала следующая картина: перед ним был все тот же унылый, уже изрядно опостылевший пейзаж, но теперь, прямо на него, смотрело непонятное существо жутковатого вида. Зод Гот, благодаря информации, постоянно получаемой от своего переводчика, уже хорошо знал, виденных им ранее животных: кошек, крыс, собак, ворон, чаек, и прочую неказистую мелочь. Но то, что стояло перед ним сейчас, он наблюдал впервые. Оно походило на вчерашних людей – также стояло на двух ногах, также имело две руки. Но вот голова… Она вся была покрыта, торчащей в разные стороны, шерстью. Кроме того, существо было одето в какие-то грязные отрепья, цвет которых невозможно было описать. Нечто среднее между вороньим раскрасом и облезлой крысиной шкурой. То, что такая одежда была недостойна мыслящего создания, было ясно даже Зод Готу, никогда не надевавшему земных костюмов. Что делал тут столь неприглядный образчик местной фауны?
Зод Гот приблизил изображение и удивился: на покрытом буйной растительностью лице существа, ярко выделялись бездонно-синие, светящиеся разумом глаза, и глаза эти, пристально смотрели в его сторону. «Не может быть! – подумал Зод Гот. – Неужели он меня видит? Но это невозможно! Или наша техника по сравнению с возможностями его зрения – пустяковые игрушки? Вряд ли… Но что же тогда рассматривает этот незваный гость?»
Включив датчик интеллекта, Зод Гот моментально получил ответ: существо разумно. - Он один из них, - удивленно прошептал разведчик. – О, Вселенная! Какие же они разные, эти земляне! Сколь не похожи они друг на друга, как различны их облики! Доступны ли они нашему пониманию?..
Человек, а сомневаться в этом теперь не приходилось, нагнулся, что-то поднял с земли, и, сильно размахнувшись, швырнул эту штуку в направлении Зод Гота. От неожиданности Зод Гот инстинктивно уклонился в сторону, но защитное поле добросовестно отразило нападение – предмет был отброшен далеко за спину кидавшего. Мгновенно завизжала тревога: «Попытка вторжения! Попытка вторжения!»
- Да знаю, знаю! – зло буркнул Зод Гот. – Отключись!
Тревога смолкла.
Зод Гот посмотрел в лицо стоявшему перед ним человеку и изумился: оно расплылось в широкой ул улыбке! Словно, такое простейшее действо, как бросок предмета, отлетевшего
затем обратно, доставило ему высочайшее наслаждение.
- Так оно и есть! – удовлетворенно сказал странный посетитель. – Так оно и есть!
После этого он развернулся, засунул руки в карманы брюк, и, весело посвистывая, зашагал в глубь свалки.
«И что все это значит? - удрученно подумал Зод Год. – Кто это был и что его интересовало? Он ведь явно изучал место, где я нахожусь, да еще проверил на прочность защитное поле. Видеть корабль он не мог. Тогда, откуда же он узнал о существовании поля? И вообще, - откуда он взялся?! Неужели, они могут жить среди мусора и отходов? Но мне же было доложено, что в месте посадки цивилизованная жизнь невозможна. А какая возможна? Что творится на этой планете?! »
Ни на один поставленный вопрос он ответить не мог. Похоже, на планете Земля были одни загадки, разрешить которые было ох как не просто. Не смотря ни на что, визит непонятного гостя оказался как нельзя кстати. Кибернетический мозг корабля, наверняка, сохранил в памяти его изображение. Оставалось только вызвать голограмму и тщательно ее изучить. Как не был Зод Готу неприятен данный вид - выбирать не из чего. А новая вылазка просто необходима. Он принялся изучать облик вновь увиденного человека, благо процедура идеального перевоплощения теперь должна занять меньше времени – поможет приобретенный опыт.
- 7 -
Воскресный день выдался ни на йоту хуже, чем субботний. Так же весело и задорно светило в безоблачной синеве солнце; восторженно чирикали воробьи, одурманенные ранним теплом и весенними запахами; набухание почек на деревьях достигло той стадии, когда еще чуть-чуть - и дружно выстрелят они сочной молодой зеленью; заплакали бесподобным, чистым, как слеза младенца, соком березы. Но сегодня двум друзьям было не до прелестей бурно пробуждающейся природы. Вчерашнее приключение тревожило их души и будоражило воображение. Словно преступники, стремящиеся на место преступления, они спешили попасть на место встречи с Неведомым, Непознанным и Необъяснимым. Человека всегда, с того самого момента, когда в его косматой башке зашевелились извилины, раз и навсегда лишив его покоя, влекло ко всему, что таит в себе хоть какую-то тайну. И пусть момент пробуждения разума надежно скрыт от нас Создателем в миллионнолетней дали, стремление человека к раскрытию загадок не уменьшилось. Хотя и уровень решаемых ребусов изменился кардинально в сторону усложнения.
Жены Владимира и Сергея не мало удивились и обрадовались тому, что мужья вернулись не поздно и практически трезвыми, потому и отпустили их сегодня с легким сердцем, заставив, правда, перед этим выполнить кое-какие дела по хозяйству. Друзьям не терпелось скорее попасть на место вчерашнего пикника, закончившегося столь экзотическим способом, поэтому и домашнюю тягомотную работу они выполняли с удвоенным рвением, словно молодые бойцы в парко-хозяйственный день. Но приведение домашнего хозяйства в порядок затягивает не хуже болотной трясины, выбраться из которой не так-то просто. Как не торопились друзья, а попасть на заветное место им удалось лишь около четырех часов пополудни. Место вчерашней встречи оказалось пусто. Пеньки были девственно чисты, и никаких следов падения пьяного пришельца земля не сохранила.
- Обидно, однако, - сказал Сергей, обшаривая глазами землю. – Ни рюмочек моих, ни ножечка. Вообще – ни-че-го! Словно и не было нас тут вчера. Вот и доверяй пришельцам из космоса… Прут, все что под руку попадется. Или под ногу. Совершенно не понятно, как устроены их конечности.
- Ты все шутишь, а между тем примерно такую картину я и ожидал увидеть, - с явным удовлетворением в голосе отозвался Владимир.
- То есть как?! – удивился Сергей. – Какого же лешего мы сюда приперлись? Надо было хоть фуфырь прихватить, чтобы прогулка зряшной не оказалась.
- Не-ет, Серега… Отсутствие вещественных доказательств – результат в нашу пользу. Ведь если наш друг – инопланетянин, тогда его действия вполне оправданы. Он очнулся, понял, что раскрыт, собрал все, что здесь было – замел следы, так сказать, - и убрался восвояси.
- Ага! Опохмеляться пошел к своему звездолету. А заодно и товарищам своим дать водочки и земной закуски попробовать. Дюже она ему по нраву пришлась. Не пройдет и года, как где-нибудь в созвездии Кассиопии небольшая планетка, вроде нашей, сопьется в доску, а мы их еще самогон гнать научим. Да не ерунди ты, Вова! Здесь свалка рядом, а там бомжей – чуть меньше, чем крыс. Вот они вечерами-то, особенно по выходным, и обходят окрестности. Здесь таких мест, как это – не меньше десятка наберется! Большинство же личностей их посещающих – люди, мягко говоря, некультурные. Они оставляют после себя груды мусора, а в них – стеклотара, являющаяся для бомжей источником дохода. И все! И никакие инопланетяне здесь ни при чем. Вот это будет логично. Согласен?
- Но ты упускаешь один ма-аленький нюансик. Настолько маленький, что неудобно даже о нем говорить. Все, изложенное тобой, было бы верно, если бы вчера мы никого здесь не встретили…
- А я не уверен, - разошелся Сергей, по-прежнему не желающий смириться с мыслью, что он стал участником контакта с внеземным разумом, - что мы кого-нибудь здесь встретили!
- Ты что, своим глазам не веришь? - удивленно воззрился на товарища Владимир.
- Глазам я верю, но… Вдруг это был… мираж! Или еще какое-нибудь редчайшее атмосферное явление.
- Ты где слышал, чтобы миражи разговаривали и выпивали с теми, кто их видит?
- Ни где не слышал, - упавшим голосом произнес Сергей. Но сдаваться без боя не хотелось, и он предпринял еще одну попытку: - Это чудище здесь упало, если ты помнишь. А следы где?!
- Тут все шлаком усыпано, - парировал Владимир. – Сухо и травы нет. Поэтому следов и не осталось. Какие еще аргументы тебе нужны?
Сергей помялся, и нехотя сказал:
- Никаких. Звони нашему разлюбезному Булкину. Только что мы ему предъявим-то?
- Да ему, может быть, и предъявлять ничего не потребуется – сам во всем разберется. И почему ты так настроен против того, что мы встретили именно инопланетянина?
- Дураком выглядеть неохота. Помню, в одной из передач про НЛО видел двоих контактеров, якобы видевших пяток маленьких зелененьких человечков, пытавшихся вступить с ними в интимную связь. Так вот, вид у этих двух землян был такой, будто они только что сбежали из ближайшего гей-клуба, предварительно анаши обкурившись.
- Понятно, - усмехнулся Владимир. – Булкин рассказов о различных пришельцах слышал сотни, если не тысячи, так что считать нас дураками, я думаю, не будет, а уж «голубыми» - точно. - Владимир запнулся и протянул руку в направлении елки, где вчера – им же! – был замечен негр. – Ты только полюбуйся – там опять кто-то есть!
Сергей обернулся в сторону ели и с облегчением сказал:
- На этот раз, слава Богу, никакой инопланетной нечисти. Обыкновенный российский бомж. Хотя надо сказать, что-то под этим деревом часто собираются весьма примечательные личности. Эй, человек, иди-ка сюда!
Лохмато-бородатый, одетый в бесформенное тряпье бомж, стоял под елкой в нерешительности, явно боясь приблизиться к позвавшим его молодым людям.
- Иди, иди! – призывно махал рукой Сергей. – Не бойся, мы не людоеды!
- Зачем он тебе сдался? – брезгливо поморщился Владимир. - Его мыли-то последний раз, наверное, в роддоме. И смердит от него, наверняка, как от канализационной трубы.
- Ничего страшного. Тебя ни кто не заставляет с ним лобызаться. Зато он – здешний абориген. Он знает каждый клочок этой местности, и все, что на ней происходит. Можно же попытаться у него что-нибудь выведать по интересующему нас вопросу. К тому же, мне очень хочется вернуть пропавшие вещи.
- Неплохая идея, - кивнул Владимир, смирившись с тем, что придется потерпеть неприятный запах. – Чудес на свалке – хоть отбавляй. Вот только про вещички тебе, скорее всего, забыть придется.
Зод Гот стоял в полном недоумении. Он досконально точно, до молекулы, принял образ недавнего посетителя, вышел на тоже самое место, где был вчера, и вновь встретил двух человек. И эти двое опять звали его к себе! Но самым поразительным было другое. Эти двое были… его вчерашними знакомыми! Сейчас, дремавшая память проснулась, словно от встряски, и он вспомнил их абсолютно четко. Ситуация до смешного повторяла вчерашнюю: те же персонажи, один из которых спрятался под другой личиной. Но что они опять здесь делают?! Неужели наблюдательный пост выставили, с целью не пропустить его в город? Но зачем?! Вчера он был беззащитней младенца, и сотворить с ним можно было все, сделать что угодно. Почему не воспользовались такой возможностью? Не помнил бедный разведчик, что вчера эти двое, увидев его настоящий вид, бросились бежать, слово трусливые зайцы при виде голодного волка. Невдомек им было, что перед ними самое совершенное и красивое создание Вселенной.
«Следят! – лихорадочно неслось в мозгу Зод Гота, еще не совсем оправившегося от первой в его жизни алкогольной атаки. – Следят! Сомнений нет – я раскрыт! И на подступах к городу выставлены посты. Но меня сейчас назвали человеком, значит - принимают за своего. Надо действовать! »
Неуверенным шагом – кто знает, что от них ожидать? – он направился к подзывавшим его людям. Подойдя на расстояние шага, он протянул правую руку для приветствия, - почему-то именно такое действие подсказал ему переводчик - но земляне ответных действий не предприняли.
- Не-е, дядя, - сказал Сергей, видя, что нерешительно подошедший к ним бомж желает обменяться рукопожатием. – Руки мы друг другу, пожалуй, жать не будем. Ты по свалкам, да по помойкам лазая, иммунитет свой закалил до предела. А мы люди нежные, тепличными условиями, да комфортом избалованные. Нас любой микроб моментально в койку укладывает. Так что, обойдемся без любезностей. Меня зовут Сергей. А тебя как кличут, папаша?
«Папаша – синоним слова отец», - оперативно сработал переводчик.
«Отец?? - несказанно удивился Зод Гот. – Что еще за новости! Какой же я ему отец, если он меня впервые видит? Да и откуда у меня могут быть дети на Земле? » Вслух же произнес:
- Меня зовут Геннадий, - с чего-то вдруг именно такое имя выдал переводчик. – А как зовут вас? – Обратился Зод Гот ко второму человеку, уже предвидя ответ.
- Владимир, - ответил тот, как-то уж очень пристально вглядываясь в собеседника.
- Теперь мы знакомы Гена, давай сразу перейдем к делу, - решил взять быка за рога Сергей. - Ты давно в здешних местах обитаешь?
- Давно, очень давно, - уверенно отвечал Зод Гот, хотя вопрос его насторожил.
- Прекрасно. А скажи, пожалуйста, ничего необычного ты в последнее время не наблюдал? Кто-нибудь, не похожий на людей, здесь не появлялся?
«Меня ищут! – окончательно убедился Зод Гот. – Ну что же, посмотрим, кто кого? Расколоть меня будет не просто».
- Нет! – выпалил он. – Ничего необычного не видел. Все как всегда. Одна и та же шваль по свалке лазает.
«Надо же какие я слова знаю!» - удивился широте своих лингвистических познаний Зод Гот.
- А вчера вечером ты тут не прогуливался?
- Нет! А почему вас это интересует?
- Видишь ли, я тут вещички кое-какие потерял, а они мне дороги очень. Хотелось бы вернуть.
- Повторяю: меня вчера здесь не было. Так что, ничем помочь Вам не могу.
- Ну что ж… На нет и суда нет. Извини за беспокойство. Можешь идти по своим делам. Не смеем тебя больше задерживать.
- До свидания, - вежливо проговорил Зод Гот и направился в сторону кольцевой дороги.
Друзья молча смотрели вслед удаляющемуся бомжу Гене, даже не подозревая, что вчерашнее разноцветное чудище и сегодняшний обитатель свалки – одно и тоже существо. Смутно об этом догадывался лишь Владимир. Но догадка эта была на уровне подсознательного импульса, бесформенным призраком летающего в мыслях.
- Странный какой-то бомж, - прервал Владимир молчание.
- А чем, собственно? Бомж, как бомж, - пожал плечами Сергей.
- Ну-у… Например, он не пахнет ни чем.
- И слава Богу! В конце концов, может здесь, на открытом воздухе, запах не очень и чувствуется?
- Запах этот можно за километр унюхать. Даже, если нос зажать. Говорит он как-то односложно… И - заметь! - ни слова матом.
- Да брось ты придираться к пустякам! Бомжи бывают и из интеллигентов. Может быть он – спившийся интеллигент.
- Раз он спившийся, то уже не интеллигент, - не унимался Владимир. – А голос? Ты не заметил, что он очень похож на голос нашего вчерашнего знакомого? Такой же низкий и с хрипотцой.
- Иди ты к черту! – разозлился Сергей. – Вот привязался! У бомжовской братии голоса всегда низкие, потому как на свежем воздухе они большую часть своей жизни проводят. А если бы ты пил лет с трех, то и хрипел бы не меньше. Пойдем лучше домой. Все равно мы здесь ничего не найдем.
- Да, ты прав. Пойдем, пожалуй. Завтра же позвоню Булкину.
- Позвони, позвони, - усмехнулся Сергей. – Расскажешь потом его реакцию.
И они отправились восвояси, но совершенно иной дорогой, нежели бомж Геннадий, вызвавший неясные подозрения у Владимира.
Зод Год же неспешно приближался к гудящей автостраде, на ходу размышляя о неожиданной встрече со своими вчерашними знакомыми. Почему эти двое встречаются ему второй раз на одном и том же месте? Единственно разумное объяснение было одно: он давно рассекречен, и Сергей и Владимир не что иное, как дозор, выставленный на подступах к городу. А сколько всего таких дозоров? Осторожность, предельная осторожность – вот, что он должен соблюдать, как опытнейший специалист косморазведывательного дела. Впрочем, о каком опыте можно говорить, если ни он, ни один из его коллег, никогда не были в подобной ситуации. Ничего страшного, и все когда-нибудь бывает впервые. За чужака его еще не приняли, значит и остальные наблюдатели, если они есть, не задержат его, и шанс добраться до города сохраняется. И не плохой…
По мере того, как гул, источник которого пока был совершенно не ясен Зод Году, приближался, душу разведчика охватывал трепет: еще немного, еще несколько минут и он – наконец-то! - увидит мегаполис, являющийся жильем для этих странных, нелогичных существ. Увидит первым из своих собратьев! Там он затеряется среди людей и начнет работу. Конечно, вид, в котором он находится сейчас, придется сменить. Он не понимал причину отношения к нему Сергея, но осознавал, что принятый им облик является изгоем в обществе людей. Завтра, когда местное светило под названием Солнце, поднимется ближе к зениту, он должен будет сообщить результаты первого контакта, и уже затем продолжить работу. Времени мало, но он успеет, обязательно успеет! Его ноги зашагали быстрее и гораздо увереннее, чем в первый свой выход на Землю.
Маршрут, выбранный разведчиком для движения, оказался крайне неудачным. Тропинка, бежавшая у него под ногами, проходила через овражек, еще полный грязной жижи, оставленной стаявшим снегом. Противная прохладная субстанция чавкала под ногами, не доставляя Зод Готу ни малейшего удовольствия. Далее тропа взбиралась на склон другого, более крупного, оврага и уже пересекала его по старому деревянному мосту, не известно кем и когда построенным. Мост был настолько ветхий, что, казалось, вот-вот должен рухнуть под чьей-нибудь тяжелой ступней. Склоны последнего оврага плотной стеной покрывали тонкие деревца и кустарники, корни которых под действием стекающих вод с каждым годом обнажались все больше и больше. Тропинка, пройдя по мосту, скрывалась в небольшой березовой роще, вплотную примыкавшей к кольцевой дороге.
По сути дела, тропка эта, едва различимая из-за редкого по ней хождения, вела в никуда. Новый жилой массив, располагался от нее далеко слева, а в месте, где она выбиралась к дороге, не было даже автобусных остановок. Поэтому, по ней блуждали лишь бомжи, обитавшие на свалке, да представители преступных группировок, пользуясь безлюдностью и глушью, наведывались сюда, дабы решить свои проблемы, требующие быстрого, а главное – кровавого решения, исключающего присутствие посторонних глаз. Как правило, в результате решения нарисовывался один или несколько трупов, потому рощица потихоньку превращалась в хорошо замаскированное кладбище.
Но в этот прекрасный воскресный денек Зод Готу повезло: бандиты не проводили сегодня разборок, да и бомжи ему не повстречались. Видимо у тех и у других был официальный выходной. Что же, даже хищникам, после изнурительной погони и плотного обеда необходимо отдохнуть, дабы со свежими силами выйти на охоту. Хлипкий мостик шириной в четыре доски, изрядно подгнивших от времени, а кое-где и вовсе сеющих труху, жалобно скрипнул, словно предупреждал неосторожного путника об опасности хождения по этой рухляди, и зашатался под тяжестью грузного тела разведчика. Мост словно не понимал, как по нему хочет пройти такая махина, когда и кошка, ступая своими мягкими лапками на его старую ненадежную спину, рискует шлепнуться с высоты шестиэтажного дома. Зод Гот инстинктивно понял, что он вряд ли дойдет и до середины столь убогой переправы. Длина моста была относительно небольшой – метров двадцать и бывалый косморазведчик решил не искушать судьбу. Он внимательно огляделся вокруг, убеждаясь, не окажется ли по близости людей, могущих стать свидетелями его выдающихся способностей, вряд ли присущих местному населению. Удостоверившись, что поблизости никого, Зод Гот легко и непринужденно, словно голенастый кузнечик с одной ромашки на другую, перепрыгнул качающийся мост. Еще раз оглянувшись, он мысленно похвалил себя за искусно выполненный трюк и двинулся дальше.
Реденькую березовую рощицу Зод Гот миновал довольно быстро. Деревья тут росли такими тонкими и корявыми, будто местная почва обиделась на них за что-то и перестала кормить необходимыми полезными веществами, щедро раздавая лишь вредные элементы. Последними, кстати, она была напичкана, словно испанский гелион, отплывающий от берегов Нового Света, отобранным у инков золотом. Но любое создание на нашей грешной земле стремится к Солнцу и тяжко, и неохотно расстается с жизнью. Вот и вырастали белобокие красавицы русского леса невзрачными да неказистыми. Разведчик заворожено остановился на самом краю асфальтового полотна, по которому довольно плотным потоком, изрыгая грохот и клубы угарного газа, мчались железные коробки с сидящими в них за прозрачными стеклами людьми. Гремящие коробки были разного цвета и размера. Переводчик подсказывал, что это автомашины – основное средство передвижения по суше.
- Кошмарно! – прошептал Зод Гот. – Как можно передвигаться на подобном убожестве? Удушающие выхлопные газы, оглушающий рокот – все это самым отрицательным образом губит не только самих людей, но и всю экологию. Неужели они способны выживать в любых условиях?! Нет, я решительно не понимаю этих носителей интеллекта! Похоже, Земля нам совершенно не подходит, а если так пойдет и дальше, то и люди сгинут с ее поверхности без следа. Впрочем, это не мое дело. Пока на меня никто не обращает внимания, нужно следовать дальше.
Прямо за автострадой, чуть правее, внимание Зод Гота привлекли чудовищные трубы, изрыгающие из своих жерл медленные клубы то ли дыма, то ли пара серо-белого цвета. Пар сливался в низкие облака, плотным туманом стелющиеся над невысокими - по меркам Зод Гота – прямоугольными строениями. Зрелище навевало лишь удручающие мысли…
Постройки были похожи друг на друга, словно колосья в пшеничном поле. Безошибочным чутьем косморазведчика Зод Гот догадался, что это и есть жилища людей. Дома располагались много левее того места, где выбрался из рощи Зод Гот, и он резонно предполагал, что к ним должен вести переход через автостраду. Немыслимо было думать, что столь стремительный поток машин можно безопасно миновать прямо по дорожному полотну, а раскрывать себя, показывая свою прыгучесть было нелепо. Точно! Слева от себя, шагах в ста, он увидел длинное сооружение, прозрачным тоннелем висящее над дорогой. Скорее всего, это и был переход. Уверенным шагом разведчик устремился к нему.
Подойдя совсем близко к переходу, на который вела бетонная лестница, он заметил, как из общей массы несущихся ему на встречу автомобилей вырвалась одна машина желто-синего цвета. Поначалу он не придал такому факту ни малейшего значения, думая о том, что скоро, наконец-таки, войдет в кварталы города. Не очень он волновался и тогда, когда машина резко свернула на обочину, едва не стукнув его своим бампером. Знай он, что сей автомобиль является милицейским «газиком», и встреча с ним не сулит приятного времяпрепровождения, не был бы он таким беспечным. Левые дверцы по ходу движения Зод Гота синхронно распахнулись и перед ним предстали двое стражей порядка. То, что это были представители какой-то службы, Зод Гот смекнул по одинаковой невзрачной форме, одетой на обоих, такого же цвета головных уборах, напоминающих приплюснутый цилиндр с козырьком, и непонятных знаках на погонах. Двое выпрыгнувших из машины людей резко контрастировали друг с другом: вылезший из передней двери был невысокого роста, щупленький и худой, словно засохший тростник, второй был ростом не ниже самого Зод Гота и плотного телосложения. Первый на фоне второго выглядел граблями, прислоненными к стогу сена. Это были лейтенант Отвёрткин и сержант Гвоздодёров. Музыка их душ, не смотря на молодость и весну, была настроена отнюдь не на мажорный лад…
…День у лейтенанта милиции Николая Отвёрткина не задался с самого утра. Решив, проснувшись, принять душ, он с огорчением обнаружил, что из крана, откуда должна течь горячая вода, вытекает некая ржавая субстанция, по температуре близкая к точке замерзания. Залезть под бодрящий холодный душ он не решился, так как жутко боялся холода. Его худенькое тельце, лишенное даже намека на жировые отложения, мгновенно бы покрылось «гусиной кожей» и к вечеру он запросто мог слечь с воспалением легких. Тем не менее, на работу он вышел еще в бодром расположении духа, улыбаясь весело светившему солнышку. Дежурство не предвещало никаких трудностей. Народ, вдоволь нагулявшись и выплеснув бьющую через край энергию еще накануне, отдыхал перед новой трудовой неделей, чинно проводя воскресный день. Большое начальство тоже вряд ли заглянет на их участок, предпочитая выходные проводить на дачах в ближайшем Подмосковье, паря свои полковничьи и генеральские телеса в новеньких рубленых баньках, еще пахнущих терпким запахом смолы. Единственное обстоятельство, способное омрачить воскресную патрульную службу – праздно шатающаяся алкашня, продолжающая попоище, начатое в субботу, а то и неделю назад.
Но ответственным дежурным сегодня был подполковник Громовержцев, явно находившийся не в духе и не разделявшим радужного настроения подчиненных. Он придирался и к форме одежды, и к неправильному несению службы, и к слабой физической подготовке, в общем, ко всему, что попадало под прицел его строгого взгляда. В таком настроении, как правило, он пребывал после полученного накануне нагоняя от вышестоящего начальства; крайне несправедливого нагоняя. Чтобы выпустить пар, он оставлял одного из сотрудников, желательно понерадивей, и учинял ему разнос по полной программе. В этот раз его начальственные очи приготовились метать гром и молнии в лейтенанта Отвёрткина. Громовержцев никогда не любил его доходяжный вид. Маленькие ушки, торчащие почти перпендикулярно круглой голове, покрытой короткими жидкими волосенками светло-русого цвета, узкие, постоянно бегающие глазки, непонятного окраса, которые ни разу не озаряли светлые искорки дельных мыслей – все это раздражало подполковника. А теперь и повод подвернулся подходящий.
- А вас, лейтенант Отвёрткин, я попрошу остаться, - сказал Громовержцев голосом тихим и успокаивающим, но таящим в себе отголоски приближающейся грозы.
Галдящая милицейская братия, облегченно выдохнув - молния ударила мимо - поспешила покинуть кабинет, ставший местом экзекуции для их сослуживца. Начальник встал со своего места, вышел из-за стола, и, заложив руки за спину, прошелся по недавно отремонтированному кабинету. Возраст Александра Павловича Громовержцева со скоростью курьерского поезда приближался к пятидесяти, а выслуга лет грозила перерасти в бесконечность, но фигура была по-прежнему стройной, как у вечно голодного курсанта. Высокий лоб, черные с легким прищуром глаза – терпеть не мог носить очки, - выдавали наличие недюжинного интеллекта, а правильные черты лица добавляли солидности. И расти бы ему да расти вверх по крутой карьерной лестнице, вплоть до генерала. Ан нет! У Александра Павловича была черта, которую страшно не любит любое начальство, сколько бы оно не твердило о победе демократии и гласности. Подполковник всегда и везде говорил правду в глаза, какой бы нелицеприятной она не была. Поэтому его карьерный путь был тернист и извилист. Большинство его сокурсников, из тех, кто остался работать в милиции, уже занимали руководящие должности в главке и министерстве, а он продолжал сидеть в скромных начальниках отделения на окраине Москвы.
- Что же вы, товарищ лейтенант, так плохо работаете, - навис он черной тучей над несчастным Отвёрткиным, так плотно вжавшимся в стул, что, казалось, еще чуть-чуть, и придется вызывать службу спасения, дабы извлечь его из-под обшивки.
- А что случилось? – нашел в себе силы пропищать офицер милиции.
- А в том, - повысил голос подполковник, отчего лейтенант еще сильнее вжался в стул, хотя это и казалось невозможным, - что на вверенном тебе участке творится форменное безобразие и образцовый бардак.
- Почему?! – посмел удивиться Отвёрткин
- А потому, Николай, - со змеиной лаской в голосе продолжил подполковник, - что надо не только дань стричь с коммерческих палаток и уличных торговцев, а и своими непосредственными обязанностями заниматься. Я все понимаю: зарплата до неприличия смехотворная, семью кормить надо. Но я тебя, Отвёрткин, в милицию насильно не тащил. Ты же за последний квартал не то что ни одного преступника не изловил, ни один, даже самый завалящий, хулиган и дебошир не попал в твои цепкие руки и карающий меч правосудия. Стало быть, остался не у дел. А от безделья оружие теряет точность и надежность.
- Так если их нет, товарищ подполковник, - попытался оправдаться Отвёрткин. – Ни хулиганов, ни дебоширов. Все тихо и мирно на моей территории.
- Есть, товарищ лейтенант, есть! – вновь повысил голос Громовержцев, но при этом отошел от Отвёрткина, и вновь зашагал по кабинету, отчего Николай почувствовал некоторое облегчение. - Вчера на твоем участке произошло страшное преступление, жертвой которого оказался наш генерал из министерства, недавно получивший квартиру в нашем микрорайоне. Ты знаешь, что он здесь живет?
Душа Отвёрткина ухнулась куда-то вниз, не то что в пятки, а, пожалуй, просочилась через пол и вылилась на стол оперативного дежурного. Если с генералом что-то случилось, его, ничтожного лейтенантика, сотрут в порошок, раздавят как незаметную букашечку и спустят в ближайший унитаз.
- Знаю, - ответил Отвёрткин голосом человека, уже прилаженного на гильотину.
- Так вот, вчера вечером он степенно и мирно прогуливался со своей молоденькой женой, наслаждаясь, так сказать, прелестями весеннего вечера. И ни где-нибудь в лесу, а в собственном дворе, среди детских качелей и песочниц. Глядь, а у трансформаторной будки, спрятавшись за голый куст сирени, какой-то бомж справляет большую нужду. Представляешь: весна, тепло, благодать, генерал своей даме любезности всякие шепчет, а рядышком характерные звуки и запахи раздаются. Генерал наш, как и положено офицеру, – человек высоких моральных принципов. Сделал он замечание нечестивцу, что это ты мол такой-сякой-разэтакий вытворяешь на глазах у добропорядочных граждан. Со мной вот и женщина молодая, не пристало ей видеть твой голый зад и прочие безобразия. А бомжара, поганец наглый, ему и отвечает, тоном не терпящим возражений: шел бы ты, мол, дядя туда, откуда у твоей мадам дети вылазят. Как ты понимаешь, я сильно окультурил его непарламентское выражение. Сей же нарушитель общественной нравственности делает следующее, не менее нахальное, заявление: если, говорит, ты человек добрый и порядочный, не примени принести мне бумажки туалетной, а то от газет у меня задница слишком умная стала. Всякие заявления революционные делает. Мне, того и гляди, импичмент устроит. Генерал наш, конечно не святой, и выражаться не хуже этого бродяги умеет. Но перед женщиной своей, которая привыкла видеть, как перед ее благоверным подчиненные на цирлах бегают, ему стало стыдно. Не смог он вынести подобного поношения. Сердечный приступ хватил начальника нашего. Если бы не таблетки нитроглицерина, оказавшиеся в сумочке его женушки, страна могла лишиться ценнейшего государственного работника. Вы понимаете, товарищ лейтенант, какой непоправимый ущерб вы могли нанести общественной безопасности нашей Родины?!
- Я-а?! – совершенно искренне и как-то по-детски удивился Отвёрткин. При этом его мелкие оттопыренные уши стали стремительно приобретать свекольный цвет.
- А кто? Я, что ли? Вы допустили, что по вашему участку шляются бездомные бродяги и нарушают покой законопослушных граждан. Вам и ответ держать. Встать! – звериным рыком неожиданно гаркнул подполковник.
Вернувшаяся было от дежурного душа Отверткина, от крика начальника провалилась еще ниже, в самый подвал отделения милиции. Тем не менее, он подчинился приказу и поднялся со стула. Лейтенант стоял пошатываясь, низко опустив голову; нож гильотины уже сорвался вниз.
- Объявляю вам выговор за вопиющее разгильдяйство, - несколько смягчил тон Громовержцев, видя состояние своего подчиненного.
- Е-есть, – обреченно промямлил Отвёрткин.
- Идите работать. Нечего тут нюни распускать. Что хочешь, лейтенант, делай, а осквернителя погон генеральских сыщи.
Отвёрткин на ватных ногах выбрался из кабинета, пылая лютой ненавистью ко всем представителям немытого бомжовского племени. Громовержцев же, довольный устроенным разносом, вернулся на свое руководящее место, прикурил ловко выбитую из пачки «Кэмела» сигарету и, выпустив в потолок кольца дыма, блаженно улыбнулся. Он представлял, как остолоп Отвёрткин, получивший приличную взбучку, ринется ловить несчастных бродяг, как заполнят ими отделенческий «обезьянник», как отправят бедолаг в приемник-распределитель, и как лихо отрапортуют завтра утром обиженному генералу, что с нарушителями спокойствия покончено раз и навсегда.
- Пусть радуется, - прошептал Громовержцев. – Болван с лампасами.
Лейтенант Отвёрткин был разъярен и унижен до глубины души. В свои двадцать пять лет он впервые получил дисциплинарное взыскание. И из-за кого?! Из-за какого-то оборванца, который давным-давно потерял человеческий облик. Ну, он покажет этой свалочной братии! Всех в каталажку, всех! А то один раз выговор, другой раз выговор – так и из милиции погнать могут! А работой своей лейтенант Отвёрткин дорожил. Да и как ей мог не дорожить простой колхозный парень, родившийся в рязанской глубинке? Куда еще ему можно было податься, не имея достойного образования? Не в родной же колхоз, который вот-вот загнется, и в котором зарплата чуть больше тысячи рублей, да и то – с премиальными. А тут - Москва, город потрясающих перспектив и возможностей. Удачно женился и ты уже в собственной двухкомнатной квартире. Пусть с тещей, зато в квартире, а не в общежитии. Устроится же в милицию оказалось не так сложно: по здоровью прошел и порядок. И если ты не полный идиот деньги в кармане всегда водиться будут. Конечно, путем далеко не честным, но честно работать – ноги протянешь. Так что, вылетать из милицейских рядов Николай вовсе не собирался.
Уязвленное самолюбие может свернуть горы и яростный порыв лейтенанта не замедлил принести плоды. Уже к двум часам дня в отделении милиции сидело не менее полутора десятков бродяг, распространявших на весь первый этаж весьма специфические «ароматы». Несчастный дежурный то и дело опрыскивал помещение освежителем воздуха, но это лишь усугубляло ситуацию, делая смесь запахов совершенно непригодной для дыхания. Отвёрткин же продолжал неистовствовать, носясь по округе на видавшем виде «уазике», выискивая плохо одетых бедолаг. В этом нелегком деле, помимо водителя, ему помогал сержант Гвоздодёров – друг и соратник лейтенанта.
Большинство из бомжей, давно смирившихся с тем, что их и за людей-то никто не считает, безропотно подчинялись людям в серой форме, хотя и были в полном недоумении, за что их лишают свободы. Те же, в ком осталась хоть капелька человеческого достоинства, осмеливались задавать вполне законный вопрос: «За что берете, люди добрые?». В ответ они получали фразу, ставящую их в тупик: «Не хрена генералу на ботинки гадить!»
Милицейский уазик летел по кольцевой автостраде, словно шакал в поисках падали. Сидящий на заднем сидении сержант Гвоздодёров уже несколько раз намекал Отвёрткину на обед, говоря, что его могучему организму необходимо подкрепиться, но лейтенант лишь хмуро отшучивался, утверждая, что на обед они еще не заработали. Теперь же взмолился и водитель, заявив, что если ему не дадут в ближайшее время нормально поесть, то он набросится на Гвоздодёрова, так как тот самый упитанный, и отгрызет от него солидный кусок мяса. От самой мягкой части. Посмеявшись, Отвёрткин обещал-таки устроить обеденный перерыв в ближайшие полчаса. Видимо ему стало жалко Гвоздодёрова, который рисковал понести урон в своей филейной части. А может быть и водителя, для которого этот укус, если принять во внимание габариты и силу Гвоздодёрова, мог оказаться последним в жизни. И тут жадно рыщущие глаза лейтенанта обнаружили бородатого оборванца, уверенно вышагивающего по обочине прямо им на встречу.
- Вижу цель! – азартно воскликнул Отвёрткин. – Давай тормози. Клянусь, этот перед обедом последний.
- Попрошу предъявить документики! – как можно вежливей произнес лейтенант, обращаясь к удивленно смотревшему на них бомжу. Он всегда начинал беседу с людьми вежливо и культурно, усыпляя бдительность своей жертвы.
- Нет у меня никаких документов, - также вежливо отвечал Зод Гот, после того, как переводчик растолковал ему, что документ, это некий бланк, удостоверяющий личность. Зод Гот был крайне удивлен тем, что для удостоверения личности требуется листок бумаги. Их развитие застряло на пещерном уровне! Куда удобней определить требуемого тебе собеседника по микрочипу, вживленному в мозг каждого разумного существа еще при появлении на свет. Зод Гот надеялся, что уже миновал все патрули, а тут вдруг пытаются выяснить его личность. Пожалуй, неувязочку с документами не мог предвидеть даже Гоз Рох. Но Зод Гот сохранял спокойствие: человеческий облик был им принят безупречно.
- А я и не сомневался в таком ответе, - ехидно улыбнулся Отвёрткин. Причем улыбка так расползлась по его бесхитростному лицу, что казалось уши вот- вот сойдутся на затылке. – Почему же у вас их нет? У всех добропорядочных граждан документы должны быть. Их у вас украли, быть может? – продолжал издевательским тоном лейтенант. – Или вы потеряли их где ни будь?
- Мне их не выдали, - честно ответил Зод Гот.
- Ай-ай-ай, как не хорошо! – зацокал языком Отвёрткин. - Тогда вам придется проехать с нами.
- Вы хотите выдать мне документы? – спросил Зод Гот, не подозревая чудовищную глубину наивности своего вопроса.
- Нет! – ответил Отвёрткин, уже начинавший терять терпение. – Мы поедем в отделение, чтобы выяснить вашу личность.
- Куда? – не понял косморазведчик.
Голод, нещадно терзавший Гвоздодёрова, стал абсолютно нестерпимым, к тому же он не считал необходимым разводить дипломатию с отбросами общества. Решив, что пора кончать толочь воду в ступе, старший сержант приступил к активным действиям.
- Куда, куда… Ставить раком верблюда! – гаркнул он так, что Зод Гот даже вздрогнул от неожиданности. – Не хрена нам мозги заплетать, чувырла бородатая! Полезай в машину, пока я руки об тебя не измарал. Отвезем тебя в «кутузку», пусть там решают, что с тобой делать.
- Я никуда не поеду! – решительно заявил Зод Гот, мало что поняв из словесной абракадабры Гвоздодёрова, но инстинктивно чувствуя, что ничего хорошего от предстоящей поездки ждать не стоит. Да и агрессия, исходящая от этого человека, подтверждала его опасения.
- Ах ты шкура! – окончательно вышел из себя Гвоздодёров и привел в действие резиновую дубинку, которой постоянно постукивал о ладонь, словно разминал перед решительной атакой. Силу этого грозного орудия испытало много несчастных неудачников, встретившихся не в то время и не в том месте сержанту. Он уже совершил мощный замах, способный пригвоздить непокорного бомжа к земле. Еще чуть-чуть, и орудие восстановления порядка и вышибания доказательств обрушилось бы на голову косморазведчика. Но тут произошло нечто необычное, чего атлетически сложенный, редко встречавший равных по силе, Гвоздодёров никак ожидать не мог. Дело в том, что странствуя по другим мирам, которые редко оказывались мирными и дружелюбными, Зод Гот привык всегда быть готовым к отражению агрессии. И как бы ни были строги законы конспирации, он не мог позволить безнаказанно дубасить себя по голове. Он легко и ловко перехватил запястье нападавшего и просто продолжил движение его тела, придав, правда, ему небольшое ускорение.
Сержант даже крякнуть не успел. Он быстро оторвался от земли, пролетел над Зод Готом, и, описав десятиметровую дугу, упал в крохотное болотце, образовавшееся в кювете после таяния снега. Его более чем стокилограммовое тело издало при падении характерный чавкающий звук, сильно напоминающий звук мешка с цементом, свалившегося из кузова машины в лужу.
Отвёрткин, радостно предвкушавший, как дубинка начнет гулять по телу бомжа, замер с разинутым ртом, удивленно наблюдая за полетом сержанта. Было чему удивиться: здоровенный детина, раза в два превосходивший лейтенанта в весе, без малейшей попытки сопротивления был заброшен в кювет. Причем, это был не заплывший жиром кусок мяса, а хорошо тренированный человек, всегда с легкостью сдававший нормативы по физической подготовке. И одолел его не такой же силач, а примитивнейший бомж, годящийся Гвоздодёрову в отцы. Пребывая в шоке от увиденного, Отвёрткин стоял не шелохнувшись, как парализованный. Надо было бы выхватить пистолет и пристрелить мерзавца на месте - как-никак нападение на сотрудника милиции, но лейтенант никак не мог прийти в себя. Не в лучшем состоянии находился и водитель: из-за руля выглядывала его широкая рожа, на которой яркими пятнами выделялись удивленные глаза, размером почти с чайные блюдца, да широко открытый рот, способный одним махом заглотить футбольный мяч.
Видя, что собиравшиеся его куда-то вести люди находятся в некотором оцепенении, Зод Гот решил ретироваться. Конечно, самым разумным было бы убежать обратно на свалку, но город был так рядом, так маняще близки были окна жилищ этих непредсказуемых созданий, что Зод Гот решился на отчаянный поступок.
- Извините, - не к месту пробормотал он, и в два прыжка пересек кольцевую дорогу, введя в еще большее недоумение Отвёрткина и прилипшего к рулю водителя.
- 8 -
Иннокентий вернулся в свое жилище в радостно-возбужденном состоянии, словно ребенок нашедший диковинную игрушку, о которой долго и безнадежно мечтал. Игрушку яркую и красивую, но совершенно не понятную в обращении. Догадка ученого полностью подтвердилась – он видел силовое поле. Но как великолепно оно было установлено! Свиридорский стоял между двух кривеньких, измученных загрязненной почвой, березок, и видел все, что творится за ними. Кружили, жалобно крича, чайки; где-то далеко в пронзительно-голубом небе оставлял инверсионный след авиалайнер, несущий пассажиров к далеким жарким морям… Ничего, абсолютно ничего не указывало на наличие в этом месте какой-либо преграды! Потрясающе! Он не верил собственным глазам. Все созданные им защитные поля скрывали предметы, но не были абсолютно прозрачными. Они, скорее, походили на зыбкий вечерний туман, клубящийся над остывающей после знойного дня речкой. Только брошенный Иннокентием ржавый железнодорожный костыль, невесть как оказавшийся в этих местах, показал, что поле все-таки существует: костыль был отброшен далеко за спину пытливого экспериментатора.
Итак, устойчивое невидимое защитное поле, над созданием которого Свиридорский бился долгие годы, существует! Но кто и зачем его здесь поставил? Иннокентий расхаживал по своей каморке, - два шага в одну сторону, два в другую, - заложив руки за спину. Из-за тесноты он постоянно на что-нибудь натыкался, но данное обстоятельство его ничуть не смущало – он был погружен в раздумья. Со стороны могло показаться, что человек сошел с ума: он что-то бормотал себе под нос, иногда усердно жестикулируя руками, словно хотел подстегнуть собственные мысли. В нем, после долгого угарного сна, напичканного безысходностью и кошмарами, проснулся блестящий инженер-физик. Словно и не было бесконечных лет беспросветной, ни кому не нужной жизни среди изгоев и отбросов общества. В его голове вновь побежали, всплывающие из потаенных глубин памяти, формулы и расчеты. Он совершенно четко осознал, что, не вскрыв это поле и не узнав, что оно прячет, ему не суждено успокоиться. Свиридорский был совершенно уверен, что данное поле – творение внеземного разума, носителя которого он вчера встретил на окраине свалки. Поверить в такую теорию ему было гораздо проще, чем большинству жителей планеты Земля. Всю свою жизнь, до падения на дно бытия, он занимался проблемой, которая показалась бы любому нормальному обывателю фантастической и не стоящей непомерных материальных и людских затрат. Для него же она была вполне осязаемой реальностью, дотянуться до которой не хватало лишь небольшого усилия.
Измышления Иннокентия прервал Митрич, ходивший сдавать добытую вчера стеклотару и только что вернувшийся. Он удивленно смотрел на своего друга, сначала и не заметившим его появления. Лишь когда Митрич стал выкладывать на стол принесенные продукты, Иннокентий обратил на него внимание.
- А-а… Это ты, - пробормотал он, будто недовольный появлением друга. – Как успехи?
- Прекрасно! Сданных бутылок хватило на пол-литра водки – уж извини не «Кристалл», конечно, - кольцо чайной колбасы и буханку ржаного хлеба. Согласись, не плохой улов. А вот с тобой что произошло?
- Со мной? – рассеяно спросил Иннокентий.
- Ну не со мной же! Ты второй день ходишь, будто в зад ужаленный. Лепечешь что-то сам с собой, руками размахиваешь. Я, конечно, понимаю – приятно поговорить с умным человеком, но не до такой же степени.
Иннокентию вдруг пришла в голову мысль, что стоящий перед ним человек является для него самым близким и родным существом на этой планете, и именно с ним можно, а скорее – нужно, поделиться сделанным открытием. А в том, что придется делиться, Иннокентий не сомневался. Он не сможет долго носить в себе такую потрясающую информацию. Она, словно родник, зародившийся в недрах земли, будет стремиться найти выход, пока, наконец, не пробьется наружу. Так не лучше ли сделать это прямо сейчас? И Свиридорский, еще в бытность ученым привыкший к резким поворотам, решился.
- Видишь ли, Митрич, - начал он. – Прежде всего, сядь за стол и наполни стопочки. Так будет легче разговаривать. Только прошу тебя: выслушай меня спокойно, не перебивая и без ненужных эмоций. Ты человек неглупый. Далеко неглупый! Но то, что я собираюсь тебе поведать, человеческий разум, как правило, воспринимает неохотно. Ты, просто, поверь мне. Я очень тебя прошу…
В продолжение всего рассказа Митрич не произнес ни слова. То, что история друга действительно произвела на него впечатление, можно было определить лишь по лицу: оно словно окаменело, совершенно лишившись мимики; глаза сделались неподвижны и, не мигая, смотрели куда-то сквозь сидящего напротив Иннокентия.
- Таким образом, - закончил повествование Свиридорский. – Логически соединив удивительное существо и превосходное, просто фантастическое качество защитного поля, можно сделать вывод, что я повстречался с пришельцем из другого мира. Можно смело сказать: с инопланетянином. Как тебе такая гипотеза?
- Не может быть, - с трудом разлепил плотно сжатые губы Митрич, словно они были схвачены хорошим клеем. – Не может быть…
- Ты мне не веришь?! – удивился Иннокентий, и в голосе его явно слышались нотки горькой обиды.
- Верю, Кеша, верю, - поспешил успокоить товарища Митрич. – Это я так, о своем… Как-то это все неожиданно. Значит, не случайно ты спросил меня вчера про веру в инопланетян.
- Не случайно. Ты уж прости, что не сразу тебе открылся. Очень боялся, что ты сочтешь меня за сумасшедшего. Кстати, ты вчера ответил утвердительно.
- Дело сейчас не в моем ответе, - Митрич как-то виновато опустил глаза. - Нам важно понять, кого ты увидел. Почему ты так уверен, что это именно инопланетянин?
- Как это «почему»?! – опешил Иннокентий. – Тебе известны подобные земные существа? Может быть, идеально сработанные защитные поля – обыденное явление? Для тебя, во всяком случае.
- Да нет. Но… Вдруг, все же, это изобретение человеческого разума? Не забывай, что мы живем с тобой на свалке – как не прискорбно это звучит, - а не в наукограде. Прости, но ты давно, что называется, не в теме. Твои коллеги, между тем, могли шагнуть далеко…
- Нет! Нет! Нет! – рассерженно возразил Иннокентий. – Я все взвесил. Не может быть ТАКОЕ поле творением человеческих рук. Пока, по крайней мере. Нам до этого расти и расти! Тут использована совершенно иная технология, физической сущности которой я не знаю.
- Хорошо, хорошо. Не сердись. Предположим, кто-то установил на свалке защитное поле. Нам-то какая печаль?
- Я хочу вскрыть это чертово поле и посмотреть, что оно скрывает! – не задумываясь выпалил Иннокентий.
- Каким образом? – усмехнулся Митрич. – Голыми руками? Или ломик ржавый где-нибудь отыщешь?
- На свалке, Митрич, можно найти все, что угодно. Даже самые уникальные вещи. Я попытаюсь собрать прибор, способный вскрыть защиту.
- ?? – Митрич смотрел на приятеля, как на сумасшедшего.
- Соберу электронно-силовой генератор! Если испускаемое им излучение попадет в резонанс с защитным полем чужака, то защита может рухнуть.
- Но параметры поля тебе не известны. Ни его напряженность, ни направленность. Игра вслепую – рискованная вещь, Кеша.
- Не важно! Можно попробовать и так, – в голосе Свиридорского слышалось одновременно раздражение и нетерпение. Раздражение оттого, что Митрич, скорее всего, прав и вскрыть поле с неведомыми характеристиками практически невозможно. А нетерпение его распирало потому, что имея перед собой цель, он более всего страдал от бессилия и бездействия. - Ты будешь мне помогать?
- Ни в коем случае! – В голосе Митрича звучала непоколебимая решительность.
- Почему? – удивился Иннокентий столь безоговорочному отказу верного друга.
- Потому что твой план – бред сумасшедшего. Он не только угрожает нашим с тобой жизням, но и способен поставить на грань катастрофы всю планету.
Митрич замолчал на минуту, словно собираясь с мыслями. Затем, также молча, налил стоящие на столе стопки, и жестом пригласил Иннокентия выпить. Выпив и закусив, они продолжали молча смотреть друг на друга. Наконец, медленно дожевав кусок колбасы, Митрич заговорил. По мере того, как развивался его рассказ, уже глаза Иннокентия принимали необычайно круглую форму.
- Слушай меня внимательно, Кеша, - непривычно серьезным тоном начал Митрич. - Слушай и не перебивай. Я бы никогда не рассказал тебе то, что хочу рассказать сейчас. Но я знаю, что ты человек неугомонный и не остановишься, пока не доведешь свой план до конца. А это действительно опасно. Очень опасно, Кеша. Случай, произошедший с тобой, парадоксален, удивителен и невероятен. Любой человек на твоем месте поразился бы не меньше тебя. Но для меня, Кеша данное событие давно ожидаемо. Ты спрашивал меня вчера: верю ли я в инопланетян? Хм… Как я могу в них не верить, если сам являюсь инопланетянином? Да-да, Кеша. Не удивляйся, и не таращи так глаза. Видимо, пришла мне пора открыться тебе. Я безоговорочно поверил твоему рассказу, поверь и ты мне. Все вопросы – потом.
Митрич пристально посмотрел в ошалевшие глаза друга, словно прикидывая, способен ли тот усвоить открывающуюся ему информацию, и продолжил:
- Моя родная планета находилась не так уж далеко от Земли. По космическим меркам, естественно. Мы дети на только одной и той же Галактики, но и дети одной звездной системы. Некоторые ваши писатели-фантасты, да и ученые, предполагали, что была, была десятая планета в Солнечной системе. Она находилась между… Впрочем, теперь это не имеет ни малейшего значения. По своим параметрам она была очень похожа на Землю: почти идентичные масса, наклон оси, состав атмосферы. Материк, правда, у нас был один, размером, примерно, с вашу Евразию вместе с Австралией. Он был вытянут вдоль экватора, разделявшего его почти пополам. Так что, климат у нас был просто великолепный. Снег лежал лишь на ледяных шапках полюсов, да на паре самых высоких пиков гор. Со всех сторон наш единственный континент омывался волнами бескрайнего океана. Но он не бал так глубок, как ваши моря и океаны: самая глубокая его впадина не превышала и трех километров. Потому и средняя его температура была выше, чем у земного мирового океана.
Не было на нашей планете и такого разнообразия рас и народов, как у вас. Точнее сказать, у нас бала одна раса и один народ, представителя которого ты видишь перед собой. Возможно, это была одна из причин того, что мы никогда не воевали. Что нам было делить?! Вы тратите огромные экономические ресурсы на оружие, а нам оно было просто не нужно. Даже со свирепыми хищниками и преступниками мы научились справляться без него. Мы вообще жили в полной гармонии с окружающим миром. Наши невысокие дома, имеющие форму самых красивых зверей и птиц, утопали в роскошной зелени. Лишь музеи и Академия наук уходили могучими пирамидами высоко в яркое синее небо. Это было сделано для того, чтобы каждый видел и знал, где находятся храмы научной мысли и искусства. А каких высот достигли наша литература, живопись, театр!..
Митрич тяжко вздохнул, словно воспоминания саднящей болью теребили его душу, немного помолчал и продолжил:
- Впрочем, не стоит сейчас об этом. Это все в прошлом, в бездонной пропасти забвения и ледяном прахе… Отсутствие необходимости вооружаться и, соответственно, постоянно совершенствовать созданные орудия убийства себе подобных, позволило нам направить всю мощь своего пытливого ума на научные изыскания. Я не буду описывать наши изобретения и открытия, чудеса технической мысли. Теперь они уже, к сожалению, совершенно не важны и никому не нужны. Также я не буду рисовать живописные картины наших удивительных флоры и фауны, иначе наша беседа растянется на долгие-долгие часы, а то и дни. Я хочу сразу перейти к самому главному.
Как и человечество, мы издревле всматривались в бездонные глубины космоса, пытаясь разобраться, какие тайны хранит его всепоглощающая чернота, проколотая неверными зеленоватыми огоньками звезд. Конечно же, мы мечтали о встрече с братьями по разуму, и нам виделось, что они должны быть похожими на нас. Всегда приятней общаться с похожим на тебя существом, нежели, скажем, с жабой. В области освоения космического пространства мы шагнули неизмеримо дальше землян. Космическая техника развивалась у нас буквально семимильными шагами. Мы побывали на всех планетах Солнечной системы. Тщательнейшим образом исследовали не только их, но и все их спутники. Кое-где мы обнаружили жизнь. Вернее, лишь зачатки жизни: простейшие бактерии и микроорганизмы. Но попытки обнаружить разум оказались тщетными. Казалось, Солнечная система свободна от этого изумительного творения природы. Каково же было наше удивление, какой неподдельной и безудержной была радость, когда на третьей планете от нашего любимого светила, мы обнаружили то, о чем боялись грезить даже в самых дерзких мечтах. На этой планете мы нашли не просто разумных существ, а целые культуры и государства. К тому же, внешне, люди оказались очень сильно похожи на нас. Впервые мы посетили Землю во времена расцвета цивилизации ольмеков. Ты что-нибудь слышал о ней? О-о-о! Это была интереснейшая цивилизация. Она перестала существовать в четвертом веке до нашей эры. Безусловно, я имею в виду земное летоисчисление. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом удивительном народе.
Наша внешняя похожесть давала возможность раствориться среди ольмеков. Кроме того, мы открыли в себе удивительную способность к изучению чужих языков. Поэтому, мы безболезненно и незаметно влились в их общество. Позже нам удалось распространиться практически по всей планете. За исключением полюсов, разумеется. Естественно, чтобы оставаться неузнаными, нам приходилось использовать не только грим, но и пластические операции. Вся планета тогда находилась на довольно низком уровне развития. Не было даже намека на возможный скачёк в техническом направлении. Некоторые народы вообще пребывали в каком-то зачаточном состоянии, словно совсем недавно выбрались из пещер. Откройся мы тогда перед вами, и у вас мог случиться шок планетарного масштаба. Или, что скорее всего, нас бы посчитали за богов, коими мы совершенно не являлись. Поэтому, нами сразу был избран принцип невмешательства в местную жизнь. Только наблюдение и изучение. Ничего более! Такой подход, на мой взгляд, наиболее верный в отношениях двух цивилизаций, стоящих на разных стадиях развития. Потому что любая цивилизация сама должна пройти путь, избранный ею. Это справедливо, и такой закон незыблемо должен властвовать во Вселенной. Единственное, что мы могли себе позволить, это ненавязчиво, потихонечку, крохотными шажками, подводить вас к знаниям, которыми обладали сами. Но вы о-очень медленно шли по пути развития и прогресса. Лишь единицы из миллионной массы стремились понять суть необъяснимых вещей и событий, пытались постичь не только окружающий мир, но и самих себя, возможности своего разума. Но, в лучшем случае, их считали сумасшедшими, в худшем же – признавали колдунами и ведьмами и отправляли на костер.
Куда большее удовольствие, чем овладевание знаниями, вам доставляло уничтожение себе подобных, дабы получить как можно большую власть. В идеале – безгранично править всем миром. На протяжении всей своей недолгой – по сравнению с возрастом Земли - истории вы вели бессмысленные кровопролитные войны. Около пятнадцати миллиардов загубленных жизней, которые могли бы принести огромную пользу родной планете! Я предполагаю, что именно из-за такой вашей воинственности природа и предоставила вам небывалые способности к размножению и выживаемости. Не скрою, мы тоже были не лишены радостей сексуальной жизни. Но у нас это было целое искусство, божественный ритуал. Вы же готовы совокупляться когда и где угодно. Любое войско, завоевывавшее крепость или город считало своим долгом перенасиловать все женское население, от несовершеннолетних девочек, до глубоких старух. Знаешь, мне иногда кажется, что вы – тупиковая ветвь развития, неудачный эксперимент природы, во всю прыть приближающийся к своему завершению. Впрочем, я отвлекся…
В ваших тупых, кровавых бойнях, принимавших все больший масштаб и размах, мы стали терять не мало своих собратьев. Такое положение вещей не устраивало мой мирный народ, никогда и ни с кем не воевавший. В связи с этим, было принято решение вернуть все разведывательные экспедиции, и осуществлять за вами лишь визуальный контроль с околоземной орбиты. Мы оставили еще много скрытых датчиков, дабы держать руку на пульсе вашего развития. Где эти датчики сейчас, работает ли хоть один из них мне неведомо…
Митрич снова замолчал, словно собираясь с мыслями, затем сглотнул горькую слюну, облизнул пересохшие от волнения губы, и вновь разлил водку по стопкам. Иннокентий не перебивал друга, не лез с неуместными вопросами. Так же молча, как и перед этим, выпили, закусили и Митрич возобновил свой рассказ:
- Между тем, занимаясь наблюдением за Землей, наша наука не стояла на месте. Технические достижения физиков, химиков, инженеров-конструкторов и других специалистов позволили приступить к изучению более далеких миров, чем наша звездная система. Был построен новый космический корабль, по сути – звездолет. Принцип работы его двигателей был совершенно иным, нежели все созданные ранее. Теперь нам были подвластны такие глубины космоса, о которых раньше мы могли лишь мечтать. Цель, которой мы хотели достигнуть - созвездие Плеяд. Исследования и расчеты наших космобиологов показывали, что именно там возможно существование разумной жизни. Более того, некоторые народы Земли считали точно также. Ацтеки, например. Кое-кто, правда, настаивал на полете к альфе Центавра, но победила точка зрения относительно Плеяд. Был собран экипаж из ста пятидесяти специалистов разных областей науки и техники. Поровну: семьдесят пять мужчин и семьдесят пять женщин. Все молодые, здоровые, талантливые и жаждущие приключений. Как ты, наверное, уже догадался, я был одним из ста пятидесяти, полетевших бороздить немыслимую даль космоса. Сколько надежд тогда питало наши души, сколько смелых, почти отчаянных планов витало в наших буйных головах! Ни одному из них не суждено было осуществиться. Катастрофа планетарного масштаба, катастрофа, которой пока, к счастью, больше не видела Солнечная система, оборвала все наши надежды…
Митрич замолчал. Глаза его наполнились влагой готовых вот-вот пролиться слез. Чувствовалось, что ожившие давние воспоминания горьким комом застряли у него в горле, мешая говорить. Но, собравшись с духом, он нашел в себе силы продолжить повествование.
- На десятый год пути, - голос Митрича страдальчески дрожал, - мы получили сигнал бедствия с родной планеты. Из-за огромного расстояния, которое сумел пройти за это время наш звездолет, мы получили его с огромным опозданием. Сигнал был сумбурен, искажен бездной космоса, но все же донес до нас смысл происшедшего. Собственно говоря, мы могли бы и не получить это последнее послание с нашей Родины. Просто кто-то посчитал нужным сообщить нам, перед собственной смертью, что у нас больше нет дома. В сообщении говорилось, что метеорит чудовищных размеров, прилетевший со стороны Солнца и потому не обнаруженный вовремя, врезался в толщу планеты, и там, в недрах, началась цепная ядерная реакция. Планета в самое ближайшее время должна разлететься на куски. На этом скорбное послание обрывалось. Как, почему началась реакция? Ни кто не мог ответить на этот вопрос. Может быть, метеорит состоял из необычного вещества, или опасность таилась в недрах… К чему теперь гадать. Случилось то, что случилось и ничего исправить уже нельзя. Естественно, мы сразу же изменили курс и устремились обратно, но… Но не нашли даже пыли на месте некогда цветущего мира. Самая развитая цивилизация Солнечной системы перестала существовать. Сердца наши разрывались от бессилия и отчаяния. Собравшись у обзорного иллюминатора, мы рыдали, не в силах сдержать горестных слез. Да никто и не стеснялся их. Ведь от всего, что мы любили, от всего, чем жили, не осталось даже кучки пепла.
Еще многие годы мы странствовали по холодному неприветливому космосу, не зная где остановиться. Лететь по заданному ранее курсу никто уже не хотел. Какой теперь в этом был смысл? Состояние наше описать невозможно. Смятение, ужас, потеря смысла жизни – вот, самые приблизительные ощущения, которые мы испытывали. От великого народа остались только сто пятьдесят человек, которые не могли найти себе пристанища в безграничной Вселенной. Запасы продовольствия подходили к концу, и мы приняли единственно верное, как казалось, решение: обосноваться на Земле В конце концов, вы – наши братья по разуму, и мы вправе были рассчитывать на радушный прием. Конечно, мы прекрасно понимали, что своим появлением можем повергнуть в шок все человечество, но тут уже было не до соблюдения принципа невмешательства.
Итак, все было решено, и мы ожидали встречи с вами. Все были торжественно-собраны, и никто не подозревал, что жестокий рок приготовил нам еще одну трагедию. Теперь уже - последнюю. Все шло замечательно, но на подлете к Земле вышли из строя тормозные двигатели. Произошло это совершенно неожиданно. Можно было бы попытаться отклониться от столкновения с землей и, уже после, заняться устранением неисправности, но корабль потерял управление. Это было поразительно: за все время полета ни одна система не давала сбоя, а тут… Словно сама Судьба не хотела нашей встречи с землянами. Командир немедленно отдал команду покинуть корабль. Все бросились к спасательным капсулам, но корабль на полном ходу врезался в атмосферу Земли, возник мгновенный перегрев обшивки и выходные люки оказались заблокированы. Весь экипаж оказался запертым в гибнущем звездолете. Не знаю по каким причинам, но сработала лишь моя капсула, находившаяся в хвостовом отсеке. Почему этот произошло, я до сих пор не могу понять. О том, что случилось дальше, я могу лишь догадываться, но не сомневаюсь, что все было именно так. Если бы звездолет на крейсерской скорости, всей своей многотонной массой, врезался бы в поверхность Земли, последствия могли быть катастрофическими. Еще свежа была в памяти гибель нашей планеты. Не хватало еще, чтобы из-за нас, уже приговоренных, погибли ни в чем не виноватые и ни чего не подозревающие люди. Поэтому, я предполагаю, командир принял очень мужественное и необходимое решение: корабль был взорван в нижних слоях атмосферы, до столкновения с Землей. С того момента, как корабль вошел в атмосферу, прошли считанные секунды. Конечно, взрыв был колоссальный, но не гибельный для планеты. К тому же, произошел он в безлюдной глухой местности, что явилось одной из причин, по которым вашим ученым долго не удавалось добраться до эпицентра, а время безжалостно уничтожило основные следы. Позже гибели нашего корабля присвоили красивое название – Тунгусский метеорит.
Митрич смолк, умные глаза его заволокло тоненькой пленкой так и не пролившихся слез. Совершенно обалдевший от рассказа Свиридорский, воспользовался паузой и плеснул водку в стопки. Выпили, уже не чокаясь, после чего Митрич сказал:
- Ну вот, Кеша, ты первый человек на Земле, который услышал эту скорбную историю. Ты веришь моему рассказу?
- Знаешь, дружище, - отозвался Иннокентий, и в его голосе чувствовалось сострадание и безмерное уважение к своему другу. - Дня два назад, до моей встречи с удивительным существом, – не поверил бы. Сейчас же верю. Кстати, версию о том, что в районе Подкаменной Тунгуски взорвался именно межпланетный корабль, я читал в каком-то фантастическом романе. Еще я слышал, что это было не падение, а старт звездолета.
- Я всегда восхищался вашими фантастами. Они оказались недалеки от истины. Конечно, насчет старта – это уж слишком, но мне доводилось слышать и более бредовые версии. Например, что это рванула гигантская стая таежных комаров. Ну да ладно, пусть строят догадки. Правду отныне знаешь только ты. Надеюсь, у тебя хватит ума и чести не разболтать доверенную тебе тайну.
- Конечно! – убежденно ответил Свиридорский, хотя в глубине души понимал, как трудно будет сдержаться, чтобы не поведать миру столь волнующую новость. - А что было дальше?
- Дальше?.. – грустно улыбнулся Митрич. – А ничего особенного. Капсула моя попала под удар взрывной волны. Ее отбросило на несколько десятков километров от эпицентра взрыва, и она, сильно покореженная, рухнула в глухой непролазной тайге. Я был сильно изранен, но сумел выбраться из аппарата, спасшего мне жизнь. Мне удалось проползти около двух километров, в направлении падения корабля. Наивный! Я продолжал надеяться, что кому-то, как и мне, удалось спастись. Силы оставили меня и несколько дней я провалялся без сознания на холодной земле. На мое счастье в окрестностях промышляло кочевое племя тунгусов (или эвенков, как их сейчас называют), они-то и подобрали меня. Долго, с неподдельной любовью и лаской, они выхаживали меня, так, по-моему, и не поняв, кто я и откуда. Да их это не очень и волновало. Попал человек в беду, значит надо выручать. Вот такой детской простоты и наивности под час и не хватает современному человеку.
Зализав раны, я пошел скитаться по вашей многострадальной стране, ставшей мне второй Родиной. Я полюбил ее бескрайние просторы, добрый и талантливый народ, ее непредсказуемость и величие. Жил я, в основном, в маленьких провинциальных городках и деревнях, устраиваясь, например, помощником лесника или егеря. В таких местах тихо, уютно, а люди проще и отзывчивее и меньше докучают вопросами кто ты и откуда. И вот, в конце своих блужданий, оказался здесь, на свалке. Здесь мной точно никто и никогда не заинтересуется. А в пище и жилье я неприхотлив…
- Постой, постой! – вдруг осенило Иннокентия. – Тунгусский метеорит упал в 1908 году. Сколько же тебе лет?!
- Хм, - Митрич пожал плечами. – Я и забыл тебе сказать. Средняя продолжительность нашей жизни была… семьсот лет. Сейчас мне – пятьсот двадцать восемь.
- Поразительно! Поразительно! – Иннокентий встал из-за стола, и принялся выхаживать по землянке. Как оказалось, он удивлялся отнюдь не истории, рассказанной другом: – И он – прозябает на свалке! Ты же – уникум! Кладезь знаний и мудрости! Ты можешь открыть людям тайны, о которых они даже не подозревают! Ты способен принести неоценимую помощь!
- Ты ничего не понял, Кеша, - с сожалением возразил Митрич. – Чудовищный метеорит уничтожил мою планету; корабль, летевший на встречу с вами, потерпел катастрофу, не оставив после себя даже обломков; за все время контактов с землянами, ни одна ваша женщина не забеременела от нас. Так же как и наши женщины не могли понести от ваших мужчин. Какие еще тебе нужны доводы? Судьба запретила нам существовать совместно друг с другом. При всей внешней схожести, мы, все-таки, генетически сильно отличались от землян.
- Но ты-то жив!
- Я… Я – загадочное исключение из правила, установленного Судьбой. А исключения, как ты знаешь, лишь подтверждают правило. За долгие годы пребывания на земле я с точностью до минуты рассчитал траекторию движения Земли по своей орбите. Сравнил ее с орбитой своей планеты… Десятки, сотни раз я перепроверял расчеты, но вывод всегда был безапелляционен: не окажись на пути убийственной космической глыбы моей планеты, она бы нанесла удар по Земле. Ценой своей жизни наша цивилизация дала возможность развиваться вашей. Вы же воспользовались этим подарком Судьбы совсем не так, как нужно было бы. Потому я и не собираюсь помогать вам. Я уже дал понять, что считаю вас бесперспективными. Вы безнадежно больны. А лечить безнадежного больного – пустая трата времени и сил. Да и не считаю я себя врачом-исцелителем. Пусть уж идет все, как идет.
- Неужели так все плохо? – скептически заметил Иннокентий. Ему вдруг стало обидно за все человечество.
- Даже хуже, чем ты можешь представить. Простой пример: тысячелетия вы бьетесь над вопросом: «А есть ли Бог?». А ответ на него очевиден и прост. И ответ этот не единожды был вам наглядно продемонстрирован.
- И каков же он? – насторожился Иннокентий.
- Вот видишь… Каждый, кому даны разум и душа, должен сам найти его. Так же и все человечество должно самостоятельно добраться до тех научных высот, которые покорились нам. Если успеет, конечно. Но речь сейчас не об этом. Давай все философские вопросы оставим на потом.
- Почему? – искренне удивился Свиридорский.
- Ты что, забыл с чего мы начали наш разговор?
- О, черт! Забыл, конечно. Твой рассказ просто потряс меня. А ты не забыл, что отказался помогать мне, мотивируя это какой-то межпланетной опасностью?
- Вот неугомонный! Наверное, я не очень ясно выразился. Я отказался помогать тебе пытаться вскрыть защитное поле, каким-то кустарно собранным прибором. Это все равно, что лезть в атомный реактор с кувалдой или с отбойным молотком.
- Но попытаться-то можно!
- Слушай! – раздраженно ответил Митрич. – Я открылся тебе для того, чтобы ты хоть чуть-чуть имел представление, с чем нам придется иметь дело. За свою долгую жизнь на Земле, я слышал уйму всяких баек про различные летающие блюдца-тарелки и прочую белеберду. Как я умилялся над этими сказками! Среди людей ходил я – настоящий инопланетянин, и никто из них даже не подозревал об этом. Зато они зачарованно пялились на небо, наблюдая необъяснимые атмосферные и оптические явления. Тебе, конечно, я верю. Ты, все-таки, ученый и не склонен к выдумкам. Помнишь, я говорил, что на планетах Солнечной системы разумной жизни нет?
- Помню.
- Тогда, по логике вещей, наш гость прибыл из другой звездной системы. Согласен?
- Согласен, ну и что с того? – похоже, действительно не понимал Свиридорский.
- А то, что прилететь он мог лишь из о-очень далекого мира. Ты представляешь, какого уровня техника нужна для этого.
- Представляю, - смело ответил Иннокентий.
- Да ничего подобного! Ты этот уровень представить не в состоянии. Все ваши космические достижения – писк младенца, по сравнению с такой техникой. Ты же сам поразился, как идеально выполнено защитное поле. А собираешься вскрыть его почти что фомкой, как «медвежатник»-дилетант. Нет, дорогой мой, я не собираюсь помогать тебе тратить время на глупости. К тому же, мы не знаем, с какими целями сюда прибыл этот посланец. И сколько их на самом деле? Вдруг, при попытке взлома, они ответят агрессией. Тогда Земля окажется в крайне бедственном положении. Тебя не пугает ответственность за гибель целой планеты?
Иннокентий счел доводы Митрича разумными, и это расстроило его. В глазах его мутным огоньком засветились безнадежность и бессилие, и упавшим голосом он спросил:
- Как же ты предлагаешь поступить? Сидеть и ждать, сложа руки, когда рядом находится нечто неведомое?
- Нет, конечно. Я как и ты заражен неизлечимой болезнью, поражающей всякое мыслящее существо. Любопытство – вот имя этого недуга. Есть у меня одна вещица… Она многофункциональна. Назовем ее генератором различных энергий. К сожалению, этот прибор - все, что осталось у меня от родной планеты. Как он уцелел при аварии капсулы мне до сих пор не понятно. С его помощью мы попытаемся прощупать чужое поле. Никакой гарантии дать невозможно, но, может быть, удастся узнать, что прячет столь совершенная защита.
- Так бери свой генератор и пошли! – вскочил Свиридорский, сгорая от нетерпения. Не ожидая такой прыти от своего седока, древний стул резко и протяжно скрипнул.
- Успокойся, Кеша, - снисходительно улыбнулся Митрич. – Ты сущий ребенок, честное слово. Пока мы с тобой вели беседу, уже начало темнеть. Не вести же нам столь серьезные испытания в кромешной тьме. Так что, отложим знакомство с инопланетной техникой на завтра.
Как не было досадно Свиридорскому, но сопротивляться наступлению ночи он был не в силах. Досадливо поморщившись, он вернулся на свое место. На этот раз стул проскрипел уже привычно, словно приветствуя своего хозяина. Но ученый не собирался так просто отпустить своего друга. Он решил вступиться за человечество, о котором столь нелестно отзывался Митрич.
- Кстати, - сказал он, разливая остатки водки по стопкам, - я не согласен с твоим мнением о человечестве. Не такие уж мы и плохие. В конце концов, у нас тоже были великие ученые, художники, писатели и поэты. И не все из нас готовы насиловать женщин побежденных городов.
- Не спорю, - охотно согласился Митрич. – Но людей, тянущих человечество назад, к темным звериным инстинктам, гораздо больше, чем тех, кто из последних сил толкает его к свету гуманизма и культурного существования. Ведь даже технические достижения вы умудряетесь использовать во вред себе: или создаете оружие способное превратить Землю в безжизненную пустыню, или наносите такой вред экологии, что просто оторопь берет. Поймите наконец - Земля живой организм, в котором все процессы взаимосвязаны, а вы действуете, словно вредоносные микробы, попавшие в живую плоть. Сначала организм вас не замечал, ввиду вашей малочисленности и неопасности, но вот инкубационный период закончен, и вы начинаете уничтожать вскормившую вас утробу. Теперь за дело берется иммунитет. Пока не в полную силу и не используя весь арсенал своего грозного оружия. Так, всего лишь предупреждающие удары в виде неожиданных ураганов, цунами, землетрясений, извержений вулканов, вспышек неизвестных болезней. Если вы не одумаетесь, то настанет день, когда Земля возьмется за дело по-настоящему. Тогда легенда о всемирном потопе не покажется вам библейской сказкой.
- Очень уж мрачную картину ты рисуешь, - сказал Иннокентий. – Мы тоже, между прочим, стали задумываться о нашем будущем и обращать пристальное внимание на экологию. Вы-то, наверное, не сразу пришли к всеобщему благоденствию и процветанию. Ты же сам упомянул в своем рассказе, что преступность у вас существовала.
- Безусловно, выродки и негодяи встречаются в любом обществе. Но у вас процент отношения преступников к нормальным людям - по сравнению с нашими показателями – так велик, что складывается впечатление, будто вы все готовы пойти на преступные деяния, только вас сдерживает страх перед наказанием.
- Я готов оспорить твою точку зрения…
- Не надо, - оборвал своего визави Митрич. – Наш спор ни к чему не приведет. Каждый из нас останется при своем мнении. К тому же, поздно уже. Завтра, чувствую, день нам предстоит далеко не легкий. Давай расходиться спать.
Иннокентий, видя нежелание друга продолжать беседу, не стал настаивать на продолжении дискуссии, и Митрич, пожелав спокойной ночи, удалился. Тихие весенние сумерки мягким покрывалом опускались на шумящий город. Постепенно стихали уличные звуки, вспыхивали неоновым разноцветьем рекламные щиты, вывески ресторанов, ночных клубов и дискотек. Беспокойная городская жизнь перемещалась под крыши жилых домов и увеселительных заведений. Быстро и незаметно пролетали скоротечные выходные. Люди готовились к новым трудовым будням, в большинстве своем сетуя на то, что рабочая неделя длится пять дней, а выходные всего два. Хотелось бы, конечно, наоборот. В спокойствии воскресного вечера ни кто даже и помыслить не мог, что на окраине столицы, среди изгоев общества и отходов человеческой деятельности, в убогой землянке, может сидеть представитель внеземной, уже погибшей, цивилизации, пить горькую с несостоявшимся нобелевским лауреатом, и эти двое собираются завтра на встречу с неведомым пришельцем. Удастся ли им вскрыть столь технологически безупречно изготовленное защитное поле? Что откроется им в случае успеха довольно сомнительного предприятия? Кто знает, кто знает?.. Догадайся о затее двух оборванцев Зод Гот, возможно, он в первый раз засмеялся бы, находясь на этой планете.
- 9 -
Внешне Владимир, как уже отмечалось, всегда оставался спокойным и не теряющим хладнокровия человеком. Помимо заложенных природой свойств, на укрепление этой черты его характера повлияла и профессия, выбранная им: нервный дерганый юрист вряд ли может рассчитывать на многочисленную и респектабельную клиентуру. На самом же деле он был человеком очень эмоциональным, в котором бушевали тайфуны страстей. Какая-нибудь душещипательная мелодрама – настоящая мелодрама, а не бразильская или мексиканская тягомотина – могла легко выдавить из него слезу. Гол любимой команды запросто подбрасывал его со стула, ввергая в мальчишеский восторг. Но позволял вырваться наружу своим чувствам он лишь в домашней, неофициальной обстановке. Он был похож на тех футбольных или хоккейных тренеров, которые, казалось бы, безучастно наблюдают за игрой своих подопечных, но в душе у них бушуют такие грозы, по сравнению с которыми тропическое ненастье – мертвый штиль.
Вот и сейчас Владимир сидел в удобном мягком кресле перед телевизором и делал вид, что увлеченно наблюдает за перипетиями незамысловатого сюжета очередного американского боевика, коими перенасыщен не только телевизионный эфир, но и кинопрокат. На самом же деле ему было глубоко наплевать на мышиную возню пуленепробиваемых героев. Рядышком, в соседнем кресле, сидела жена Людмила, ловко орудуя спицами. Успевая следить за развитием событий в фильме, она создавала очередной шерстяной шедевр. Она обожала вязать и делала это весьма умело, одаривая свитерами и кофточками многочисленных родственников и знакомых. Только Владимиру редко доставались продукты ее производства. На него уходило слишком много шерсти, а соответственно и времени. Жена же утверждала, что долго работать над одной и той же вещью у нее не хватает терпения. Сын же Владимира в своей комнате с завидным азартом расправлялся с бандой злобных космических пришельцев, сброшенных на землю разработчиками новой компьютерной игры. Одним словом – современная семейная идиллия тихого воскресного вечера. Лишь в душе у Владимира не было даже намека на безмятежный покой. Все у него внутри колыхалось и кипело от нетерпения хоть с кем ни будь поделиться впечатлением о происшествии, непосредственными участниками которого явились они с Сергеем. Но этого-то как раз делать и нельзя было.
Если вулкан начинает просыпаться, то рано или поздно лава вырвется из плена земных недр на волю. Примерно то же самое произошло и с Владимиром. Он резко встал с кресла, взял трубку радиотелефона, и решительным шагом направился на кухню.
- Ты куда, дорогой? – прощебетала ему вслед жена, на секунду оторвавшись от своей «паутинки».
- Нужно один важный звонок сделать, - на ходу ответил Владимир, стараясь сохранить непринужденный тон.
Найдя в визитке номер домашнего телефона Булкина, Владимир нетерпеливо набрал семь цифр и приложил трубку к уху. В трубке раздался щелчок определителя номера, монотонный женский голос продублировал номер Владимира, и потянулись длинные, всегда усугубляющие тяжесть ожидания гудки. Первый, второй, третий… пятнадцатый. «Где его черти носят воскресным вечером? - с досадой подумал Владимир, словно Булкин был просто обязан никуда не отлучаться, а сидеть безвылазно дома, и ждать пока ему позвонит одноклассник, который до недавнего времени и не вспоминал о нем. – Наверное, летающие тарелки с блюдцами где-нибудь ловит».
Владимир положил трубку на стол, прошелся по кухне, машинально заглянул в холодильник, чтобы хоть как-то отвлечь себя от мыслей об инопланетянах. Но никакие яства не привлекли его рассеянного взгляда, и он закрыл дверцу белоснежного хранителя пищи насущной и деликатесов. В этот момент кухонная дверь, украшенная витражным стеклом с изображением залитого солнцем острова, омываемого лазурными волнами ласкового океана, приоткрылась и в образовавшийся проем просунулась заискивающая морда Спартака. Это был здоровенный боксер тигрового окраса, любимец жены и сына, подаренный все тем же Сергеем. Сей стервец слышал тихий щелчок открывающейся дверцы холодильника, в каком бы углу квартиры не находился, и тут же устремлялся на кухню, в надежде поживиться чем-нибудь вкусненьким. Казалось, он готов потреблять пищу в любой момент дня и ночи.
Владимир, в отличие от большинства детворы, с детства не любил собак. Причем, это еще мягко сказано. Поэтому, когда подросший сын начал клянчить купить собаку, а жена его поддерживала, больно нажимая на отцовские чувства, он мужественно сопротивлялся, говоря, что уйдет из дома, как только они отправятся за столь ненужной покупкой на Птичий рынок. Естественно, терять мужа и отца никто не хотел. И тут подлый удар в спину нанес ему лучший друг, подарив на один из дней рождения сыну Владимира маленький лупоглазый комочек с плюшевой мордой. Владимир хотел прикончить друга на месте, дабы тот даже не успел переступить через порог, но, увидев неописуемый восторг сына и восторженный взгляд своей драгоценной половины, смирился, пообещав, тем не менее, на ближайший праздник подарить Сергею трехметровую плюющуюся кобру. Так как Владимир с раннего детства беззаветно болел за футбольный «Спартак», то потребовал, чтобы собаку нарекли именем любимого клуба. Жена и сын, понимая, что глава их семьи наступил на горло собственной песни, позволив оставить собаку, согласились.
«Комочек» рос не по дням, а по часам, лихо сжирая все, что подносили ему заботливые руки хозяев. Владимир же не участвовал в этой кормежке, и вообще не занимался псом. Он продолжал жить так, словно в доме и не существовало никакой собаки. Чтобы он отправился с ним на прогулку, должно было совершиться нечто совершенно неординарное, уровня не меньше, чем победа сборной России на чемпионате мира по футболу или сборной Нигерии на мировом первенстве по хоккею с мячом. Так что, бремя воспитания пса полностью легло на плечи жены. Она водила Спартака в школу, возила на всевозможные выставки. Пес оказался чрезвычайно способным и умным, собрав целую коллекцию всевозможных призов и медалей. Сердце Владимира потихоньку оттаяло, и апатичное безразличие переросло в легкую симпатию. Он стал позволять себе, правда в исключительных случаях, выгулять любимца семьи. Спартак же, как ни странно, относился к нему с собачьей преданностью и подобострастием, беспрекословно выполняя любые команды. Порой не нужно было никаких слов – вполне хватало едва уловимого жеста.
Сей час же Владимир смотрел на появившегося в дверях пса, как на прекрасную возможность хоть чем-то занять себя и отвлечься от надоевших мыслей о недавнем происшествии.
- Запах из холодильника ты способен учуять с другого конца света, - обратился Владимир к виновато-просяще смотрящему на него Спартаку. – Но в данный момент тебе ничего не обломится. Взамен обожаемой тобой еды могу предложить прогулку на свежем воздухе. Как тебе такой вариант?
Услышав такие слова, Спартак уже через секунду сидел на задних лапах перед входной дверью, радостно поскуливал, высовывал язык и с нетерпением ожидал, когда же заветная дверь распахнется, и свежий весенний воздух упоительной струей ворвется в чувствительные ноздри. Владимир в прихожей быстро сменил домашние джинсы и тапочки на любимый спортивный костюм и кроссовки, схватил ошейник, висящий на крючке возле двери, и, заглянув в большую комнату, произнес:
- Лапусик, я пойду со Спартаком прогуляюсь.
Быстро снующие спицы мгновенно замерли, словно их кто-то выключил, и голубая бездна красивейших глаз удивленно воззрилась на Владимира. Было от чего удивиться: муж собрался идти гулять с собакой. Абсолютно добровольно! Без всякой на то необходимости! Людмила бросила взгляд на настенные часы и сказала:
- Сейчас только семь часов. Может, через пару часиков все вместе сходим?
Такой вариант никак не устраивал Владимира. Он хотел побродить один на один со своими мыслями, а не разгуливать всем семейством. Такая картина, конечно, со стороны вызывает умиление, а у некоторых личностей и зависть, но сегодня Владимир не предоставит глазастым соседям понаблюдать за прогулкой своей семьи. Но не скажешь же жене, что в данный момент ты хочешь избегнуть ее прелестного общества: в лучшем случае не поймет, в худшем – обидится. Поэтому, из положения надо выходить аккуратно, соблюдая все законы дипломатии.
- Ну что ты, Людмилочка, - тоном способным убедить даже каменную статую сказал Владимир, - я совсем не хочу напрягать тебя. Сиди, плети свою «паутинку», а то когда еще свободная минута выдастся. Отпрыска нашего от компьютера и за уши не оттащишь. Так что, как видишь, все при деле, одному мне заняться не чем. Отдыхайте, наслаждайтесь последними часами выходного дня, а я пройдусь по свежему воздуху.
- Ну что же, иди, - согласилась Людмила, чувствуя, что мужа не остановить.
Владимир вышел из подъезда, держа Спартака на поводке, и направился в сторону кольцевой дороги, где был небольшой пустырь, используемый местными собаководами для выгула своих четвероногих любимцев. Дом, где жил Владимир, стоял предпоследним перед автотрассой. Так что, чтобы достичь пустыря, ему нужно было миновать свой дом, пройти мимо соседнего, оставляя слева от себя детскую площадку с качелями, горками, песочницей, и прочими радостями беззаботных карапузов. Всего путь до пустыря занимал метров триста пятьдесят-четыреста, не больше. На улице оживленно чирикали воробьи, синицы тренькали весенние песни; праздно шатающихся прохожих почти не было, а любители собак еще не вывели своих питомцев на прогулку. Владимир шел практически в одиночестве, не считая, разумеется, Спартака. Пес, учуяв своим сверхчувственным обонянием, пьянящий запах наступающей весны, был в блаженно-радостном состоянии. Даже бродячие коты, эти извечные враги всей собачьей породы, не вызывали в нем враждебных чувств: он смотрел на них с гордым безразличием.
Пройдя мимо своего дома, Владимир и Спартак поравнялись с детской площадкой, которая в данный момент была пуста. Лишь в ее дальнем углу, на пенечках, изображающих то ли семь гномов, то ли семь богатырей – разобраться в задумке художника было невозможно - располагались двое мужчин и одна женщина. Кавалеры были отнюдь не презентабельного вида: отекшие, небритые лица, не позволяющие определить возраст своих хозяев; измятая одежда, явно приобретенная в бутике под названием «Ближайшая помойка», причем не меньше десяти лет назад. Обхаживаемая ими под бутылку дешевой водки дама чудненько вписывалась в эту картину, символизирующую жизнь, проведенную впустую. Растрепанные волосы, давно забывшие шампунь и расческу; лиловые полукружья синяков под обоими глазами, оставленные неудовлетворенными воздыхателями; одежда из того же магазина, что и у ее собутыльников – все это говорило о том, что кавалеры и дама принадлежат к одному и тому же сословию. Сословию бомжей или местными алкашей, имеющих жилплощадь в этом микрорайоне, но всем своим образом жизни стремящихся переехать на другую сторону кольцевой дороги.
Владимир бросил мимолетный взгляд на сию, отнюдь не святую троицу, не являющуюся редкостью в здешних краях, хотел было сделать им выговор, чтобы не околачивались на детской площадке и не оскверняли своим присутствием место, где ребятня радуется жизни, но не успел. Из-за угла соседнего дома, прямо наперерез Владимиру, неожиданно вынырнул милицейский «уазик», с визгом и скрипом затормозил перед детским городком, и из него резко, словно чертики из табакерки, выскочили два милиционера. Один из них был невысок ростом и худ, другой на его фоне выглядел Шварценеггером, но почему-то весь, с головы до ног, был перепачкан грязью, будто недавно принимал грязевую ванну прямо в одежде. Словно изголодавшиеся волки, бесконечно злые на аппетитного зайца, сделавшего от них ноги, и неожиданно наткнувшиеся на новую добычу, они набросились на ничего не подозревающих выпивох. От наигранной вежливости Отвёрткина не осталось и следа. Он первый обрушил свой карающий резиновый бич на головы ни в чем неповинных людей, не разбирая, что среди них есть и женщина.
- А-а, суки бездомные! - завопил сильнее, чем иерихонская труба Отвёрткин. – Мало того, что вы генералам спокойно гулять не даете, так вы еще и на милицию нападать осмеливаетесь! Совсем оборзели!! Марш в «уазик», шваль вонючая!!! Всех за решеткой сгною!!!!
Не отставал от приятеля и Гвоздодёров, до глубины души оскорбленный действиями прыгучего незнакомца. Пока на ничего не понимающих любителей дешевой выпивки обрушивались удары лейтенанта, Гвоздодёров привычным движением заломил руку первому подвернувшемуся бедолаге, да так, что у того громко хрустнули кости в локтевом суставе, и грубо запихнул его в отсек машины, отгороженный от салона решеткой. Не прошло и минуты, как вся несчастная троица была водворена в милицейский транспорт. О том, что на площадке совсем недавно тихо-мирно предавались пороку трое людей, напоминала лишь валяющаяся на земле недопитая бутылка, из которой выливалась на землю сорокаградусное пойло, да измятый пластиковый стаканчик, сиротливо валяющийся рядом с бутылкой.
Владимир недоуменно наблюдал за сценой мастерски произведенного захвата не пытавшихся сопротивляться людей. Будь на месте несчастных пьянчуг вооруженные до зубов террористы, решительности и профессионализму лейтенанта и сержанта могли бы позавидовать бойцы легендарной «Альфы». Спартак смирно стоял рядом с хозяином, решительно не понимая, почему это одни люди бьют и затаскивают в машину других. Его собачьи мозги были не в состоянии понять, что здесь происходит, но врожденный инстинкт подсказывал о творящейся несправедливости, поэтому он тихо и недовольно рычал. Владимир, как юрист, тоже не мог спокойно наблюдать за творящимся беззаконием.
- А что, собственно, они натворили? – спросил он у Отвёрткина, когда тот уже усаживался на переднее сиденье машины.
Отвёрткин, до этого не замечавший стоявшего в двух шагах Владимира, хотел было послать подальше любопытного, но видя, что перед ним стоит далеко не бездомный бродяга, да еще с серьезной собакой, вежливо ответил:
- Кто-то из этой свалочной швали жестоко оскорбил вчера генерала милиции, а совсем недавно напал на нас у кольцевой дороги. Точнее, оказал необоснованное сопротивление. Чуть моего напарника не покалечил. А потом возьми, да и перепрыгни через дорогу. Только его и видели.
- Как перепрыгнул? – не понял Владимир.
- А вот так! Оттолкнулся двумя ногами и сиганул. Сначала на разделительное ограждение, а потом уже дальше.
- Как он выглядел? – еще не осознавая зачем, спросил Владимир.
- Здоровенный такой. Борода, как у попа. Вы уж извините, некогда нам, - сказал Отвёрткин и захлопнул дверь.
Неохотно заурчал изношенный мотор, громко чихнул прогорающий глушитель, выпустив из своих недр кольцо вонючего черного дыма, и «уазик» рванул с места, как застоявшийся конь. Отделение милиции находилось в соседнем квартале, так что путь, который должны были проделать запертые за решеткой люди, не покажется им долгим.
Владимир благополучно дошел до пустыря, спустил с поводка «Спартака», и обрадованный пес, получивший недолгую свободу, начал радостно носиться из стороны в сторону, повизгивая от восторга. Пустырь от шоссе отделяли плотные заросли боярышника, неизвестно кем и для чего здесь посаженным. Когда-то на этом месте была деревенька, и вполне возможно, что боярышник служил живой изгородью. Теперь же его переплетающиеся ветви создавали непреодолимое препятствие не только для людей, но и для собак. Поэтому-то народ и выгуливал здесь своих питомцев, совершенно не боясь, что кто-то из них рванет вдруг к автостраде и там погибнет под колесами стремительно проносящихся автомобилей. Пользуясь тем, что время для выгула собак было неурочным, Владимир расхаживал в гордом одиночестве. Никто не отвлекал его от нахлынувших мыслей.
«Бородатый, бородатый… - размышлял он, - оказал сопротивление милиционерам… Таким хамам, правда, грех не оказать сопротивления, но как он от них ушел?! Перепрыгнуть кольцевую дорогу не по силам даже чемпиону мира по прыжкам с шестом. Да и вообще человеку. То-то и оно, что человеку! Может быть, это тот самый странный Геннадий, которого мы встретили? Точнее тот, кто под его личиной скрывается? Сколько бы не убеждал меня Сергей, но необычный это был бомж. Ох, необычный! Но если это то существо, о котором я думаю, то зачем ему вступать в конфликт с представителями власти?»
От мыслей его оторвал неожиданный и отчаянный лай собаки. Он обернулся и обомлел: Спартак стоял метрах в пятидесяти от него, у самой кромки кустов, выставив далеко вперед передние лапы. Тело его напряглось, словно сжатая пружина, готовая вот-вот выстрелить. Вся его короткая шерсть встала дыбом, даже обрубленный хвост, казалось, вытянулся и стал длиннее. Он истошно, захлебываясь, лаял, будто из кустов должно сейчас появиться нечто такое, против чего он будет совершенно бессилен, но и убежать не в состоянии.
- Спартак, Спартак! – крикнул Владимир. – Что с тобой?
Но собака никак не отреагировала на окрик хозяина, продолжая надрывать свои голосовые связки.
Владимир подошел к Спартаку и пристально всмотрелся в кусты, по направлению его взгляда, но ничего там не увидел, кроме хаоса переплетающихся колючих ветвей. Но вот в двадцати метрах справа от них кусты зашевелились, послышался хруст ломаемых веток, и из зарослей вышел…Геннадий. От него за версту разило нечистотами, словно он всю жизнь занимался ассенизаторской деятельностью и никогда не мылся после работы.
Как баскетбольный мяч, брошенный мощной дланью Шакила О`Нила, точно попадает в корзину, так и Зод Гот плавно перелетел вторую часть дороги и плюхнулся в кювет. Знай он заранее, куда забросит его блистательно осуществленный прыжок, он со всей прыти скакнул бы в сторону свалки. Недели две назад в том месте, куда стремительно опускался косморазведчик, произошел прорыв старой изношенной канализационной трубы, когда-то обслуживавшей стоящую здесь раньше деревню, а теперь представляющую собой ненужный аппендицит новенькой канализационной системы недавно построенного микрорайона. Почему эту трубу нельзя было давно убрать к чертовой матери – загадка природы и непостижимой логики жилищно-коммунальных служб. Логика эта настолько парадоксальна, что постичь всю глубину смысла отключения зимой горячей воды, а в апрельскую теплынь включения отопления на полную катушку, не способны были бы ни Аристотель, ни Сенека, ни старина Кант. Слабоваты они в этом деле, ох слабоваты. Трубу кое-как залатали, но она продолжала сочиться отходами человеческой жизнедеятельности, которые заполнили довольно большой «карман», вход в который закрывал старый чугунный люк. Естественно, под давлением зловонных масс, вход в «карман» значительно расширился, а приводить его в первозданный вид никто не собирался. Поэтому сию специфическую ванну накрыли листом фанеры три на три метра, а сверху уже, дабы ее не унесло ветром, водрузили чугунный люк.
Зод Гот падал с четырехметровой высоты прямо на бело-желтый квадрат фанеры, покрывшийся за две недели пылью и грязью, летящих с трассы. Разумеется, косморазведчик знать не знал, что это за материал, которого вот-вот коснуться его ноги, и каковы его свойства. Как бы там ни было, изменить направление своего полета он уже не мог и решил приземляться на белый грязный квадрат, стараясь не задеть ногами подозрительный железный круг. В итоге произошло то, что должно было произойти: тонкий лист фанеры не выдержал веса Зод Гота, увеличенного высотой падения, и великий космический скиталец рухнул в жидкую массу человеческих нечистот. Кроме того, от мощного удара грузного тела фанера спружинила, и чугунный люк подбросило на два метра вверх. «Карман», заполненный зловонной дрянью был неглубоким – всего-то два с половиной метра, - поэтому Зод Гот довольно быстро достиг дна, не успев осознать, во что он провалился, но инстинктивно чувствуя, что во что-то нехорошее. С силой оттолкнувшись, Зод Гот стал стремительно, словно торпеда, выпущенная из подводной лодки, подниматься к просвету, образованному в фанере его мощным телом. Как только голова его высунулась на свет божий, чугунный люк, согласно законам притяжения, вернулся на землю, всем своим солидным весом обрушившись на несчастного разведчика. От неожиданности и силы удара Зод Гот балластом вернулся на глубину злополучного «кармана». Люк же завершил свою подлую деятельность тем, что предательски лег на пролом в фанерном листе, оставив Зод Гота не только в неизвестном ему зловонии, но и почти без света.
От царивших здесь «ароматов», Зод Гот чуть было не лишился сознания, но, собрав всю свою недюжинную волю в кулак, приступил к решительным действиям. Он моментально принял свой естественный вид, легко вскарабкался по осклизлым стенам, и выскочил из пасти нечистот, далеко отшвырнув дурацкий люк. Он прекрасно осознавал, что оставшиеся на той стороне дороги люди будут искать его, и на какое-то время ему нужно спрятаться, чтобы не только оторваться от преследователей, но и придти в себя после столь неудачного падения. Он нырнул в самую гущу росших рядом кустов и незаметно растворился в них, прибегнув к своему дару мимикрии.
Через некоторое время на откосе дороги появились те самые люди, от которых он скрылся. Брошенный им в кювет здоровяк, был весь перепачкан бурой грязью. Они ожесточенно жестикулировали руками, указывая на тот самый кустарник, в котором скрылся Зод Гот, что-то кричали, но из-за расстояния и грохота проезжавших по дороге машин, его чуткий слух улавливал лишь обрывки фраз:
- Ускакал, козел!.. В дерьмо, небось, провалился!.. Ничего, из-под земли достанем, сволочь!
В гневной речи оскорбленных милиционеров было еще много слов и выражений, но переводчик Зод Гота, уже достаточно поднаторевший в чужом языке, оказался бессилен перевести столь изысканные и замысловатые пассажи речи двух стражей порядка. Помимо милиционеров там находились еще двое каких-то мужчин, но эти двое уже не интересовали разведчика, и он предался размышлениям:
«И что меня толкнуло к столь мощной защите от этого человека? Конечно, он проявил беспричинную агрессию, но не убил бы он меня, в конце концов, своим смехотворным орудием. Врожденная привычка защищаться от любой внешней угрозы – вот чем объясняются мои действия. Но, как не крути, а Верховный будет недоволен подобной несдержанностью. А та субстанция, куда я провалился?! Это же позор – звездоносный разведчик ухнулся в инопланетное дерьмо! Но я же не виноват, что здесь, куда не ступи, или на свалке окажешься или в клоаке. Не подходит нам эта планета, совершенно не подходит!»
Но мысли плюнуть на все, вернуться на корабль, тщательно отмыться, и улететь отсюда на предельной скорости, даже не промелькнула у него в мозгу. Порученное задание он еще не выполнил, а это не соответствует статусу одного из лучших косморазведчиков.
Тут он увидел, что со стороны домов, к пустырю, расположенном прямо перед кустарником, где он скрывался, приближается человек. Зод Гот безошибочно узнал его. Это был Владимир! Только теперь он был без Сергея, но с собакой. В отличие от убогих облезлых созданий, виденных Зод Готом на свалке, этот пес был холеным и упитанным, но все равно не вызывал симпатии у разведчика. Почему этот человек встречается ему так часто? Он действительно ищет инопланетянина или все эти встречи – результат случайных совпадений?
Зод Гот видел, как Владимир отпустил собаку с поводка и та начала бессистемно носиться туда-сюда по пустырю. Зод Гот понял, что собаки приручены людьми и служат им для непонятных пока целей. Но вот пес остановился прямо напротив того места, где притаился Зод Гот. Секунду он стоял молча, словно в замешательстве, а за тем принялся безудержно лаять. И в этом громком лае инопланетянин почувствовал страх, перемешанный с готовностью ринуться в неравный бой. Он понял, что собака каким-то образом обнаружила его и пытается передать своему хозяину информацию о своей находке. Точно! Вот уже и Владимир подошел к не прекращающему лаять псу и пристально всмотрелся в кустарник. Так вот для чего собаки служат людям: чтобы находить прячущихся в кустах инопланетян! Зод Гот ни минуты не сомневался, что ищут именно его. Ну что же, посмотрим, как собака отреагирует, увидев его в образе человека. С Владимиром же он знаком и не замечал, что тот склонен к агрессии. Хотя люди представлялись ему существами не предсказуемыми, но Владимира он почему-то не опасался. Зод Гот принял вид бомжа Геннадия и стал выбираться из кустов. Наверное, он сильно бы удивился, узнав, что принятый им образ носит совершенно другое имя.
Спартак, увидев перед собой человека, пришел в крайнее замешательство, так как его чувствительный нюх терзала адская смесь «ароматов», состоящая из запаха чужака, никак не связанного с человечеством и зловония людских экскрементов. От непонимания пес жалобно завыл и спрятался за спину хозяина.
- Здравствуйте еще раз, - зажимая нос ладонью сказал Владимир. – Нет-нет! Не приближайтесь ради Бога. Что это от вас так дурно пахнет, Геннадий? Еще совсем недавно чистеньким были как огурчик.
- Я случайно угодил в яму с нечистотами. Я и представить себе не мог, что такое возможно!
- Тут все возможно. А милиция, случайно, не вас ловит? – спросил Владимир, пораженный собственной догадкой.
«Милиция» была переведена Зод Готу как «охраняющие закон» и он догадался, кто остановил его на дороге. Решив пойти ва-банк, он откровенно ответил:
- Да, меня! Но уверяю вас, что я не сделал ничего предосудительного. Они спросили у меня документы, но ничего подобного я не имею.
- Это не мудрено. А зачем сопротивление оказывали?
- Я не оказывал, - сказал Зод Гот, пораженный осведомленностью Владимира. – Один из них хотел меня ударить, и я просто защищался.
- Понятно, - сказал Владимир, а про себя подумал: «Как же ты, мужичонка пенсионного возраста, сумел справиться со здоровенным бугаем и преспокойненько смыться? Не врал тот лейтенант-замухрышка – сиганул ты через дорогу. Потому и в канализацию угодил, что не видел куда прыгаешь. Похоже, я догадываюсь, КТО сейчас стоит передо мной. Это подтверждает и странное поведение собаки».
- Вы не могли бы мне подсказать, Владимир, - прервал его размышления Зод Гот, - где бы я мог смыть с себя грязь и нехороший запах?
- А где вы мылись до этого? – решил подловить своего собеседника Владимир.
«На звездолете», - чуть не ляпнул Зод Гот, но осекся и сказал:
- Я очень давно не мылся. Потому и решил посетить город.
- Похвальное желание. Вот за этими домами, - он указал на дома, со стороны которых пришел, - есть пруд. Там можно ополоснуться. Как вы понимаете, в квартиру вас в таком виде никто не пустит, а баня стоит денег.
- Спасибо. До свидания, - попрощался Зод Гот и поспешил ретироваться.
В озорной шутке Владимира, отправившего Зод Гота мыться в грязный, наполненный ледяной водой пруд, был, тем не менее, здравый смысл и трезвый расчет. Ни один нормальный человек не полезет купаться в водоем, который только что освободился ото льда. Конечно, «моржи» с удовольствием ныряют и в более холодную воду, испытывая, вероятно, наслаждение от того, что сосуды с жидкостью для производства детей подкатывают к самому горлу. Это мужчины. От чего балдеют «моржихи» - тайна покрытая мраком, как и все, что связано с прекрасным полом. Владимир догадывался, что перед ним не обычное существо, и решил испытать его ледяной ванной.
- 10 -
Феерический прыжок Зод Гота, совершенный им в два присеста через десятиполосную автостраду, был достоин внесения в книгу рекордов Гиннеса. Но в этой книге, содержащей наряду с действительно уникальными достижениями человечества и целую коллекцию глупостей и несуразностей, нет раздела, куда заносились бы результаты прыжков инопланетян через Московскую кольцевую автодорогу. Естественно, такое действо, как полет бомжа над машинами, не могло остаться незамеченным. Водители проезжающих автомобилей, открыв от удивления рты, наблюдали, как какой-то бродяга, довольно почтенного возраста, мирно беседовавший с двумя милиционерами, сначала легко, словно кенгуру, сиганул на разделительный бордюр, а потом уже и дальше. Но если с внешней стороны дороги обошлось без эксцессов, и ни одна машина даже не остановилась, будто скачущие через дороги бомжи вполне обыденное явление, то на внутренней избежать столкновения не удалось.
Два добрых молодца, занимающихся бизнесом, природа которого так же загадочна, как и наличие дорогущих иномарок у чиновников, чьей месячной зарплаты хватит разве что на покупку зеркала заднего вида от таких машин, возвращались в свой престижный коттеджный поселок, расположенный недалеко от кольцевой дороги. Ехали они с одной из тех презентаций, на которых невозможно было понять: кто, что и – главное! – зачем представляет. Цель их пребывания там – кроме как на халяву поесть и попить – ни один из этих двоих не мог бы назвать даже под угрозой полной конфискации имущества и сбережений и выдачей бесплатной путевки для прохождения курса трудотерапии на лесоповале в тайге. Как сказать то чего не знаешь? Конечно, они догадывались, что с них хотели стрясти деньги, но попытки эти были невнятными и неумелыми. Ну и черт с ними! Наплевать и забыть.
Количество коньяка чуть ли не столетней выдержки плавно приглушалось обилием съеденной осетрины, омаров и салата из верхушки сейшельской пальмы. Один из них даже почувствовал в себе уверенность и сел за руль своей новенького БМВ. Другой же решил не рисковать и устроился на переднем сидении рядом с другом, оставив свою машину у ресторана – благо живут рядом. У обоих в карманах были кошельки из крокодиловой кожи, готовые треснуть по швам от обилия денежных купюр с изображением американских президентов, которые позволяли не бояться бесстрашных, но слабовольных работников дорожно-постовой службы. Бесстрашие их заключалось в том, что они смело и решительно драли деньги с нарушающих правила дорожного движения автолюбителей. Деньги эти, естественно, шли отнюдь не в казну государства. С особой отвагой они набрасывались на новенькие иномарки, в надежде слупить денег побольше. Действовать же строго в рамках закона и обходиться установленными штрафами им не позволяла слабость воли. Как можно устоять, если деньги сами плывут к тебе в руки? Конечно, есть среди них и честные люди, но - Боже мой! - как их мало.
Итак, двое молодых – слегка за сорок, - не лишенных привлекательности, человека, внешне напоминающих боссов итальянской мафии, только цвет кожи и волос посветлее, едут, премило беседуют, обсуждая насущные проблемы теневой экономики и просто болтают «за жизнь».
- Представляешь, Андрюха, - говорит тот, кто сидит за рулем, - женушка моя разлюбезная в Африку подалась. С детства, говорит, мечтала в сафари поучаствовать. Пока, говорит, большую африканскую «пятерку» не подстрелю, домой не вернусь. Вот такие, видишь ли, в ней кровожадные инстинкты проснулись. Совсем от безделья очумела. Ну, мне денег не жалко – отправил ее вместе с подругой, чтобы скучно не было. Так эти две лахудры в первый же день назюзюкались до поросячьего визга, взяли ружья и отправились среди ночи в саванну. И как давай там шмалять, во все что движется! Конечно, в таком состоянии и в слона с двух метров не попадешь, но шухеру они навели порядочного: огромнейшему питону, мирно на ветке дремавшему кончик хвоста отхватило, страусу дробью перья повыщипывало, а старому самцу гориллы в обе ягодицы заряд угодил. Бедняга теперь несколько месяцев сидеть не сможет.
- Откуда же в саванне горилла взялась? – блеснул биологическими познаниями Андрей.
- Так ведь это не саванна была, Андрюха. До саванны они не добрались. Это зоопарк оказался и стрельбу амазонок этих полиция прервала. Пришлось им в камере парится. Только за огромный штраф отпустили. Вот так-то…
- Да-а, Никита, я тебе скажу бабы наши совсем с ума посходили. Моя тоже недавно отчебучила: на аукционе Сотбис за пятьдесят тысяч «зеленых» приобрела ночной горшок Людовика, уж не помню какого по счету. Я ей этот горшок прямо на голову и одел.
Друзья от души посмеялись, но вдруг их беседу прервал крупный бородатый мужик, пролетевший перед лобовым стеклом в позе скакнувшего оленя, и исчезнувший в глубоком придорожном кювете. Два приятеля синхронно проводили взглядом лихого прыгуна, затем Андрей произнес:
- Ну, прямо Бэтман, бубена вошь!
- О, черт! - в тот же миг крикнул владелец машины, увидев, что двигавшаяся впереди бетономешалка сменила полосу движения и ее зад стремительно приближается к БМВ.
Визг тормозов, металлический скрежет и, вылетевшие ангелами-хранителями, подушки безопасности принимают на себя головы подвыпивших зевак. «Камаз», проехав еще с десяток метров, остановился. Раскрылась дверь грузовика и на асфальт спрыгнул седоватый мужик лет сорока восьми, квадратного телосложения, с головой растущей прямо от плеч, словно шеи не было вовсе. Этакий робот-злодей из старых детских мультфильмов. Одет «робот» был в потертую кожаную куртку, изначально имевшую светло-коричневый цвет и мешковатые синие спортивные брюки. Он придирчиво осмотрел задок своей машины, затем бросил беглый взгляд на стоящую неподалеку измятую БМВ цвета морской волны, почесал затылок, оценивая ситуацию, и, безапелляционно уверенный в своей правоте, твердым шагом направился к выбирающимся из салона автомобиля друзьям. Разведя натруженные рулем руки в стороны, словно две огромные грабли, он хриплым прокуренным голосом сказал:
- О-пань-ки! Мы, ребята, на интим не договаривались, чтобы в зад моей ласточке въезжать.
Сказав эту фразу, он улыбнулся во все тридцать два зуба. Но улыбка эта не казалась дружелюбной, скорее в ней сквозило обаяние графа Дракулы.
- Погоди, мужик, не грузи, - сказал вылезший из-за руля мужчина, облагораживая дорожный воздух смесью запахов дорогой туалетной воды и коньяка с неимоверным сроком выдержки. – Мы с Андрюхой к тебе претензий не имеем. Скажи, братан.
- Базара нет, Никита! Ты, мужик, ни в чем не виноват. Езжай себе спокойненько по своим делам, а мы тут…
- Чё-о-о! – возмутился водитель «камаза», мгновенно стерев с лица улыбку. – Вы мне в задницу въехали и меня же прощаете?! Да я двадцать пять лет за рулем и таких кексов как вы вдоволь насмотрелся! От вас перегаром за версту разит! Пусть хорошим, но – перегаром. Да вы мне ущербу нанесли – не расплатишься! Габарит левый – вдребезги, брызговик – напрочь оторвало, а ведро новое, только позавчера купленное – всмятку! Что же мне за все это безобразие из своего кармана платить? Сейчас вот возьму монтировку и обоим разгерметизацию мозгов устрою!
Никита и Андрей недоуменно переглянулись: здесь мужики через дорогу перелетают, новенькая БМВ – в лепешку расшиблась, а он о каком-то копеечном ущербе талдычит. Никита молча достал бумажник, извлек из аппетитной стопки двести долларов и протянул их возмущенному водителю.
- Вот это совершенно другое дело, - сказал тот, сграбастывая деньги широченной ладонью. На его скуластое лицо вновь вернулась улыбка, но уже без скрытой угрозы. – Вот теперь можно преспокойненько ГАИ дождаться и миром разойтись.
Но Никите и Андрею было глубоко начхать на все ГАИ, ГИБДД, ВАИ, ПВО, и прочие аббревиатуры. Их больше всего волновал таинственный попрыгунчик, из-за которого Никита лишился новенькой престижной машины. Она, еще недавно величаво и уверенно бороздившая асфальтовый океан, одиноко и безжизненно стояла на дороге, склонив к земле безнадежно помятый моторный отсек, и разбросав по дороге осколки разбитых фар. Из-под нее, словно кровь из убитого животного, вытекала, разливаясь в липкую лужу, черное масло. Никита чуть было не прослезился, глядя на предмет своей недавней гордости. Друзья хотели подойти к краю обочины, где скрылся виновник аварии, но тут увидели, что с противоположной стороны дороги прямо к ним несутся два человека в милицейской форме. Бегущие ловко лавировали между несущимися машинами, словно катер, попавший в армаду айсбергов. Водители машин недовольно сигналили, резко тормозили, но не решались наехать на разъяренных стражей порядка. О том, что милиционеры были в ярости, говорили занесенные над головами резиновые дубинки, словно шашки у казаков, ринувшихся в решительную атаку. Кроме того, они матерились так, что у проезжающих мимо машин глушители краснели от стыда. Естественно, это были Отвёрткин и Гвоздодёров.
Пробежав мимо стоящих бизнесменов, они едва сумели затормозить у самого края обочины.
- Видали?! Видали?! – возопил Отвёрткин, обращаясь к подошедшим Никите и Андрею. – Как сиганул, гад! А куда же он делся, мать его…
Под пятиметровым откосом они увидели лишь рваное отверстие, около метра в диаметре, расположенное по центру квадрата фанеры, из которого распространялось тягучее зловоние. Далее на несколько десятков метров пролегали непроходимые заросли боярышника. Деваться прыгуну было некуда.
- Не видели, мужики, куда он скрылся? – с надеждой в голосе обратился Отвёрткин к Никите.
- Нет, к сожалению. Вообще-то – ты милиция, тебе и искать. Из-за этого кузнечика долбанного я новую тачку в груду металла превратил. Так что, давайте глазами не лупайте, а ноги в руки и ищите.
- Вы мне не указывайте, что делать, - обиделся Отвёрткин. – Это я не хуже вас знаю. Ждите-ка лучше приезда ГИБДД.
- Если бы ты знал, что делать, - тихо пробормотал Никита, - то и мы бы давным-давно за решёткой парились…
Но Отвёрткин этого не услышал. Он сделал знак Гвоздодёрову и они направились в обратный путь к своему «уазику».
- Всю округу сейчас прочешем, - азартно ворчал лейтенант. – Найдем, никуда не скроется.
Вдали показались синие мигающие огни машины Госавтоинспекции, и двое друзей направились к своему искореженному автомобилю. При этом Никита цедил сквозь зубы:
- Нам с тобой этого рекордсмена тоже отыскать требуется. Причем гораздо раньше, чем это сделают менты. Я ребятишкам своим позвоню, как только здесь управимся. Ты своих гвардейцев подключишь, если потребуется?
- Не вопрос, братан, не вопрос!
Никто не обратил внимания, что неподалеку от места аварии стоит невзрачный, кругленький, коротко подстриженный человек, с усиками, которые жиденькой русой щеткой топорщились под вздернутым носом. Одет он был в потертые джинсовые брюки и куртку. Он покрутил головой, посверкал умными глазками и, видимо быстро уяснив ситуацию, уселся за руль видавшей виды салатового цвета «шестерки». Через мгновение машина тронулась дальше…
…Давно уехал, отпущенный работниками ГИБДД, водитель «камаза», хохоча во все горло и предвкушая, какую вкусную байку про «новых русских» он поведает своим коллегам по автобазе. Еще бы: двое шикарно одетых и явно подвыпивших молодых людей заплетают мозги гаишникам, твердя небылицу о каком-то мифическом прыгуне, перед которым все чемпионы мира – неповоротливые увальни. Никита же и Андрей продолжали объясняться с не верящим в чудеса инспектором дорожно-патрульной службы.
- Вот что, - терял терпение капитан Блинов, заканчивающий дежурство и мечтающий поскорее попасть домой к жене и двум дочерям, готовым вот-вот выскочить замуж. – Мне надоели ваши пьяные бредни о летающих бомжах…
- Бомж был один, - попытался внести ясность Андрей.
- Вы меня, гражданин, вообще не интересуете, - пресек его попытку Блинов. – Я буду разговаривать только с тем, кто был за рулем. Он же является владельцем машины, как я понимаю. А вы отойдите в сторонку и не мешайтесь. Так вот, - обратился он непосредственно к Никите. – Все было гораздо прозаичнее. Вы вмазали где-то на фуршете, решили что вам море по колено и сели за руль. Реакция замедленная, дистанцию не соблюдали – вот и результат. Сейчас вас отправим на освидетельствование, далее дело в суд, и лишение прав не за горами. Я считаю, что это справедливо.
- Погоди, командир, - решил не наглеть, видя решительность капитана, Никита. – Принял я на грудь, не отрицаю. Но ехал весьма аккуратно и до сюда добрался без происшествий. И вдруг – бородатый мужичина прямо перед лобовым стеклом и в кювет! Он всё шоссе за два раза перепрыгнул. Мы, разумеется, загляделись на такое антраша. «Зевнул» я и в зад «КАМАЗу» въехал. Но жертв-то нет, командир. Водила бетономешалки не в претензии. Отпусти ты нас по-хорошему.
- Я эту чушь уже битый час слушаю! – начал выходить из себя Блинов. – Я готов даже поверить в ваше искреннее раскаяние. Но зачем делать из меня идиота, продолжая настаивать на каком-то летающем бомже?! Не понимаю я вас, ребята.
- У нас свидетели есть, - влез в разговор Андрей.
- Какие еще свидетели? – недоверчиво буркнул капитан. – Такие же попрыгунчики?
- Двое ваших коллег, между прочим. Лейтенант и сержант. Они-то того бомжа и ловили.
- Тоже пьяные?
- Я с ними не пил…
- Хватит! – оборвал Андрея капитан. – Никакие свидетели мне не нужны. Ваш друг сел пьяным за руль и будет отвечать по закону. Вы же можете быть свободным, как в пруду карась. Попрошу в машину, - обратился он к Никите, убирая его документы в нагрудный карман своей форменной куртки.
- Никита, - не выдержал Андрей, нетерпеливо посмотрев на свои дорогущие золотые часы, - дай ты этому надоедливому ментёнку пятьсот баксов и пусть катится ко всем чертям.
Пожалуй, даже люди, сидевшие в проезжавших мимо машинах слышали, как заскрипел зубами обиженный капитан Блинов. Нет, конечно же, он не был этаким ангелочком с крылышками за спиной и полосатым жезлом в руках. Деньги брал, - а куда деваться, если две дочери на выданье, - но аккуратно и в умеренных количествах. Но чтобы вот так, в нахальной форме, ему кидали подачку и не сомневались, что он ее возьмет… Нет! Такого он простить не мог.
- Лейтенант Купцов! – ледяным голосом крикнул Блинов. – Немедленно доставить обоих в ближайшее отделение милиции! Пусть с ними там проведут профилактическую беседу и впарят по пятнадцать суток.
Из милицейского жигуленка неторопливо вылез вышеназванный Купцов, до этого что-то передававший по радиостанции. Его крупное, лоснящееся лицо с казацкими усами и автомат, пока мирно покоящийся на необъятном животе, не внушали двоим друзьям никаких радужных перспектив.
- За что?! – хором вопросили они капитана Блинова.
- За хулиганство, - равнодушным тоном, словно эти люди уже перестали для него существовать, ответил Блинов. – За хулиганство и попытку дачи взятки должностному лицу.
- Да что ты гонишь, командир? - попытался вякнуть Андрей.
- Молчать! – крикнул Блинов, и в его голосе явно слышалась угроза. - В машину их, Купцов!
Лейтенант взял автомат наперевес и, слегка подталкивая дулом незадачливых любителей езды за рулем в нетрезвом виде, усадил их на заднее сидение «Жигулей». Машина быстро уехала, Блинов же остался ждать, пока двое других сотрудников закончат делать необходимые замеры.
Владимир проводил взглядом уходящего Геннадия, подождал, пока тот скроется за углом дома и что есть духу устремился к своему подъезду. Спартак, только что пришедший в себя после визита так и не понятого им гостя, был крайне возмущен тем, что прогулка закончилась так быстро и неожиданно. Он недовольно крутил головой, фыркал и разбрасывал в разные стороны слюну, всячески тормозя движения своего хозяина. Он с удовольствием брякнулся бы на землю и задрал лапы к верху – попробуй свороти такую тушу, - но воспитание не позволяло ему совершить столь неблаговидный поступок. Приходилось подчиняться неизбежности.
Владимир спешил домой совсем не просто так. Окна его квартиры выходили как раз на тот самый пруд, к которому приближался Геннадий, он же Зод Гот. Водная поверхность, по берегам которой висели давно заржавевшие таблички с предостерегающими надписями «Купаться запрещено», была видна из его окон как на ладони.
Когда куда-нибудь спешишь, время, как назло, ускоряет свой бег и кажется, что всё и все вокруг всячески мешают тебе прибыть в нужное место вовремя. Вот и Владимиру меньше чем полукилометровая дистанция до дома, показалась никак не меньше марафонской. Подлый лифт оказался на последнем этаже и так долго спускался, что можно было подумать, будто его вообще нет в шахте. Но вот, наконец-то, двери лифта медленно-тягуче расползлись в разные стороны и Владимир со Спартаком вошли в разрисованную всяческими нецензурностями кабину. Потом лифт так долго поднимался на четырнадцатый этаж, что, по подсчетам Владимира, они уже должны были находиться в стратосфере. Через бесконечно длинный, как показалось Владимиру, промежуток времени двери вновь медленно-тягуче открылись, и он бросился к двери своей квартиры. Спартак по привычке прошествовал в ванную, в надежде, что сейчас ему будут мыть лапы. Не тут-то было! Владимир уже напрочь забыл о его существовании. Он, не расшнуровывая, стянул с ног кроссовки и в два прыжка оказался у кухонного окна. Он надеялся увидеть на мутной глади пруда плескающегося бомжа, что выдало бы последнего как пришельца из других миров. Так, во всяком случае, считал Владимир. Но поверхность водоема была пуста. Лишь несколько пластиковых бутылок бороздили непотопляемыми линкорами его спокойные воды и… все.
Пруд, к которому направлялся Зод Гот в надежде смыть с себя нечистоты и дрянной запах, располагался во дворе четырех семнадцатиэтажных домов и размером был чуть больше половины футбольного поля. Существовал он в этом районе с незапамятных времен. Качались коричневыми стрелами по его тихим берегам камыши; закатывали концерты лягушки; водилась какая-то рыбья мелочь. Столь идиллически-вдохновенен был вид этого премилого создания природы, что в народе существовала легенда, будто поглазеть на дивный пруд приезжал то ли Пушкин, то ли Есенин, то ли Гришка Распутин. Узрев столь живописное место, кто-то из сих мужей воскликнул: «От ныне гулять с девками и шашлыки жарить буду только здесь.» Легенда есть легенда и, скорее всего, никто из знаменитостей сюда не заезжал, но любители пикников околачивались здесь часто. Но вся эта красота и благодать была в далеком прошлом.
Десять лет назад решили возводить в этом месте жилой микрорайон. А что сопутствует нашим стройкам в первую очередь? Правильно – несусветная грязь и груды мусора. Пруд, не выдержавший городской агрессии, быстренько захирел: завяли камыши на его берегах, раз и навсегда замолкли зеленые квакушки, всплыла к верху брюшком рыбёшка. Цветущий некогда водоем омертвел.
Строящиеся в недавнем прошлом микрорайоны представляли собой весьма убогое зрелище: ни деревьев, ни травинки, лишь безжизненное царство бетона и асфальта. И тогда кому-то из руководителей стройки пришла в голову здравая мысль: оставить пруд, как хоть какое-то напоминание о природе. Берега многострадального пруда одели в бетон, навсегда лишив его природной натуральности, и получилась вполне цивилизованная большая лужа, регулярно снабжающая близлежащие дома здоровущими кровожадными комарами.
Вот к этому-то водоему и направлялся несчастный косморазведчик, имевший неосторожность угодить в канализацию. От куда же ему было знать, что никто из уважающих себя землян не рискнет купаться в таком пруду даже в нестерпимый зной, не то что ранней весной? Путь, которым он добрался до необходимой воды, был гораздо короче, чем путь до дверей собственной квартиры, проделанный Владимиром. И пока тот трясся и сгорал от нетерпения в лифте, Зод Гот уже оценивал обстановку, стоя на берегу пруда. Чуткое обоняние Зод Гота, хотя и сильно пришибленное канализационными «благовониями», все же уловило запах, исходящий от воды. И этот запах не привел его в восторг. Так могла пахнуть лишь никуда не годная вода, вода загубленная преступным отношением. На его родной планете жидкость, состоящая из двух атомов водорода и одного атома кислорода, не была дефицитом, но и не расходовалась со столь вопиющей халатностью. Как же могли разумные существа, претендующие называться цивилизацией, довести до такого состояния чудесный, неповторимый дар природы?! В глубинах его инопланетного разума, в котором царило лишь недоумение и, даже, легкая неприязнь по отношению к людям, впервые шевельнулось подобие жалости. Да! Ему вдруг стало совершенно ясно, что с таким подходом к дарам природы у человечества нет будущего. Ему стало жалко обреченных.
Немного постояв около воды, Зод Гот все же решился прыгнуть, предварительно оглядевшись и не обнаружив наблюдателей. Его кожа обладала способностью к самоочищению и выделяла ароматические вещества, но для этого была необходима вода. Как ни крути, а прыгать придется: лучше уж в тухлой воде, чем в зловонных отходах. Оказавшись в воде он сразу ушел на глубину и притаился на илистом дне. Так что, когда Владимир добрался до окна, на поверхности воды уже разошлись круги от падения грузного тела.
- Володенька, - услышал Владимир за спиной ласковый голос жены. Он прекрасно знал, что именно из такого нежного щебетания рождаются самые грозные вихри Людмилиного недовольства. – Раз ты соизволил пойти прогуляться с собакой, будь добр доделать все до конца. Пес уже полчаса дожидается в ванной, пока ему помоют лапы, а ты глазеешь в окно. Чего ты там увидел?
Женщины, а тем более жены создания весьма и весьма чувствительные, и лучше любого барометра способны уловить перемены в настроении мужа. И их очень раздражает, если мужчина не хочет делиться своей тайной. Вот и Людмила почувствовала, что ее благоверный что-то скрывает со вчерашнего вечера и не находит себе места. Тем более, что добровольно вызвался выгулять собаку.
Владимир на секунду задумался, чтобы такое соврать жене, но к правдоподобной лжи был не готов и выдал полную галиматью:
- Я своего знакомого встретил на улице. Он на наш пруд рыбу шел ловить, вот я и решил посмотреть в окно, что у него выйдет из этой затеи.
Голубые озера Людмилиных глаз увеличились до размера морей. Муж явно врал: отправиться ловить рыбу в местный пруд мог только окончательно спятивший человек. Такое занятие было равносильно тому, как если бы кто-то оправился в Анадырь для сбора урожая кокосов.
- Твой друг недавно выписался из психиатрической лечебницы? – пожала плечами Людмила, и, не дожидаясь ответа, направилась в ванную мыть лапы уже начинавшему скулить от нетерпения Спартаку. Она всем своим видом показывала, что если мужу приспичило врать, то пусть это делает в одиночестве на кухне, или рассказывает небылицы холодильнику.
- 11 -
Гоз Рох прогуливался по тенистым аллеям космозверинца. В синем небе плыли высокие розоватые облака. Здешнее светило лишь совсем недавно начало свой извечный путь по небосклону и красно-зеленые листья дерева дорн только начали разворачиваться после ночного сна, принимая все более правильную круглую форму. Мощные идеально прямые стволы этих деревьев уносились на сотню метров ввысь и там красовались своими раскидистыми кронами. Кроны дорнов и создавали тень на аллеях космозверинца, посыпанных мелкой розовой крошкой, изготавливаемой из синтезируемого минерала. Эта крошка прекрасно впитывала воду, была приятной на ощупь и гасила звук шагов, делая их практически бесшумными.
Верховный руководитель космической разведки любил прогуливаться по зоосаду ранним утром, когда в нем еще не было праздно шатающихся посетителей, мешающих думать. А подумать было о чем. Сегодня ночью истекает срок выхода на связь Зод Гота. Если эфир останется мертвым, то это будет означать лишь одно: посланный разведчик находится в беде или уже давно мертв. Тогда надо будет посылать экспедицию возмездия, что равносильно войне. Причем, раз они ничего не знают о возможностях инопланетян, им придется применить всю мощь своего оружия, что грозит полным уничтожением недавно открытой планеты. А как раз этого очень не хотел Гоз Рох, предпочитая исследовать все вновь открытое, а уже потом уничтожать, если в этом возникнет необходимость. В глубине души Верховный надеялся, что разумные существа не окажутся свирепыми воинственными монстрами, и заминка с сообщением Зод Гота вызвана техническими трудностями. С разведчиком все в порядке, и он найдет возможность сообщить о себе. Но как убедить в этом Высший Совет, который требует подробнейшего отчета о каждом пропавшем разведчике?
Гоз Рох медленно шествовал в глубокой задумчивости, не обращая внимания на вольеры с диковинными творениями природы, доставленные сюда с различных планет. А посмотреть было на что. Конечно, везли сюда далеко не всех представителей животного мира – для этого не хватило бы места на всей планете, - а лишь самых удивительных, загадочных и непредсказуемых. Например, справа от Верховного находился вольер с двумя винторогими ящерицами. Эти создания были покрыты коротким фиолетовым мехом и размером не превосходили земную крысу. В момент же опасности они могли раздуться до объемов мини-звездолета. Чуть дальше, за сверхпрочным стеклом надменно взирал на мир ушастый присосочник. Он обожал пить кровь у всего, что ее имеет. При этом он так прочно присасывался к жертве, что оторвать его можно было только с изрядным куском мяса. Разумеется, со временем он отпадал и сам, но к этому моменту вся чужая кровь, до последней капли, перекочевывала в его безразмерный желудок. Напротив ушастого присосочника располагался вольер, в котором постоянно, словно в крематории, бушевал огонь. В этом смертоносном пламени, как рыба в воде, плавал глазастый огневик. Он жил в огне и питался его неукротимой стихией. На берегах искусственного озера ползали полосатые красно-белые улитки. Казалось бы, вполне обычные существа, но размером они были с африканского слона и были способны принимать и передавать телевизионные программы. Экраном этому ползающему «телевизору» служила подошва улитки. Много, много чего интересного было в этом зоопарке… В самом же конце дорновой аллеи располагался огромный вольер, где за непроходимым силовым полем лениво шевелила толстым телом пурпурная змея. Здесь Гоз Рох остановился и пристально посмотрел на это диковинное создание, привезенное последней экспедицией, которую возглавлял его любимец Зод Гот. Змее надоело ползать, и она свернулась кольцами, положив на самое верхнее из них клыкастую голову. В этот момент ее глаза встретились с глазами Гоз Роха и он невольно отшатнулся. Верховный готов был поклясться, что в черных шарах ее слезящихся глаз он почувствовал неизбывную тоску по родному миру, из которого она была беспардонно выдернута. Гоз Рох вдруг подумал, что посланный им разведчик сейчас находится в таких же условиях, что и эта безмолвная тварь: вокруг все чужое, и нет ни одного соплеменника, способного хоть как-то помочь.
«Почему, почему он не выходит на связь? – думал Гоз Рох. – Еще несколько часов и срок истечет. Тогда – война. Неизбежная война. Что сделать, чтобы ее избежать?»
Ответа на этот вопрос он не находил. Решив, что в данной ситуации ничего не остается, кроме как ждать и надеяться, что Зод Гот успеет выйти на связь до наступления часа X, он резко развернулся и направился к выходу из парка. Все обитатели дорновой аллеи – и хищные, и безобидные – смотрели ему в след. В их взглядах не было и намека на добродушие. Все они помнили, что именно эти существа насильно оторвали их от привычной жизни и лишили свободы, чтобы ими любовались праздношатающиеся ротозеи.
В то же самое время, когда Верховный руководитель космической разведки предавался размышлениям в зоопарке, на Москву опускался тихий воскресный вечер. Прошло более суток с того момента, как человечество встретилось с инопланетным гостем. Но пока об этой исторической встрече знали, вернее догадывались, лишь немногие. Да и кто из землян мог бы представить, что посланец иной цивилизации бултыхается на дне протухшего пруда?
Сержант Гвоздодёров забежал домой переодеться, так как ходить в грязной форме блюстителю общественного порядка не очень-то прилично. Могут найтись остроумцы, способные сфотографировать такую картину и напечатать снимки в какой-нибудь бульварной газетенке под заголовком: «Наша милиция не вылезает из грязи!». И каждый истолкует подобную фразу по-своему. Жена удивленно взглянула на мужа, не приходившего на обед и явившегося в столь непрезентабельном виде.
- Где это ты так извалялся? – спросила она.
Она была под стать супругу: такая же дородная и почти одного с ним роста. В юности она усиленно занималась метанием ядра и силами могла запросто потягаться с мужем. Но ее грозные формы с лихвой компенсировала милое и добродушное лицо с пикантно вздернутым носиком, карими миндалевидными глазами и пухлыми губками, всегда готовыми растянуться в очаровательную улыбку. Грубый и несдержанный на службе Гвоздодёров становился дома послушным и кротким. Он просто не мог грубить человеку, со столь доброй улыбкой.
- Упал я, милая, упал. Всякие опасности могут подстерегать нас на боевом посту. Не знаешь чего и ожидать от несознательных и бескультурных граждан, не имеющих ни стыда, ни совести. Времени у меня сейчас мало, так что все объяснения потом.
Он прошмыгнул в ванную, сбросил бушлат и брюки, но запачканной уже начинающей высыхать грязью оказалась и рубашка. Зло и быстро сняв ее, он с интересом и непониманием уставился на свою правую руку. На запястье, в том самом месте, где в него вцепился удивительный бомж, красовались лиловыми синяками шесть полос, каждая шириной с карандаш. Гвоздодёров никак не мог взять в толк, как человеческая рука могла оставить столь необычный «браслет». Но думать было некогда – да и не очень любил он это занятие, - поэтому, приняв из рук заглянувшей в ванную жены чистую одежду, быстро переоделся и выскочил из квартиры.
Через полчаса сержант Гвоздодёров и лейтенант Отверткин стояли в кабинете своего начальника и ждали, что тот скажет, выслушав их рассказ. Подполковник поводил грозными очами, готовыми поразить подчиненных вспышками молний, шевельнул кустистыми бровями, постучал по столу пальцами и вкрадчивым голосом произнес:
- Это что же вы мне такое, братцы, глаголете, а?
Голос его был тих и спокоен, но напоминал урчание тигра, перед тем как тот огласит округу раскатистым воем, приводя в трепет своих потенциальных жертв. Знали это и Отвёрткин, и Гвоздодёров, потому и молчали, опустив головы и стараясь оттянуть атаку.
- Что вы мне за ахинею несете?! – продолжил уже громче подполковник. – Что какой-то бомжара пенсионного возраста с жонглерской легкостью зашвырнул Гвоздодёрова в придорожный кювет, а потом, как саранча, перемахнул через МКАД?!
Громовержцев встал из-за стола и вплотную подошел к сержанту и лейтенанту. У обоих мурашки побежали по спине и вспотели ладони от волнения. Подполковник пристально взглянул в глаза подчиненных, от чего душа Отвёрткина, уже второй раз за сегодняшний день, отправилась на стол к дежурному. У Гвоздодёрова душа была более пуленепробиваемой, но и она подготовилась к подобному маневру. Подполковник отошел от них и начал путешествовать по кабинету, а несчастные милиционеры наблюдали за ним, как бандерлоги на Каа, безропотно ожидая незавидной участи.
- Смею вам заметить, молодые люди, - в голосе Громовержцева бушевал сарказм, - что вес сержанта Гвоздодёрова давно перевалил за центнер. И это, между прочим, вес тренированных мышц. Кольцевая дорога имеет десять полос, каждая из которых около трех метров. Вы знакомы с азами арифметики, лейтенант?
- Так точно! – вытянулся как струна Отвёрткин.
- Так чему будет равна ширина трассы? Хотя бы приблизительно.
- Тридцать метров, - мгновенно выпалил лейтенант.
- Во-от. Считать, стало быть, ты умеешь. Так какого же черта ты приперся работать в милицию, а не пошел прямиком на физико-математический факультет МГУ? Расстояние, совершенно точно вами подсчитанное, не может преодолеть ни один чемпион мира и олимпийских игр по прыжкам в длину не только за два раза, но и за четыре. А вы хотите меня уверить, что это сделал бродяга, который и не ел-то толком уже давно. Зачем мне макаронные изделия?
- Какие макаронные изделия? – не понял Отвёрткин.
- Лапша «Доширак», например, которую вы мне пытаетесь на уши повесить. Сколько лет я работаю в милиции, а в первый раз слышу, чтобы такую бредовую отмазку придумали. Все ведь гораздо проще и прозаичнее. Было совершено нападение на сотрудника милиции, что само по себе уже является серьезным происшествием, так вы мало того, что не сумели дать отпор супостату, так еще и упустили нападавшего!
- Но ведь… - попытался вставить слово и Гвоздодёров, но был решительно прерван.
- Молчать!! – рявкнул подполковник и обрушил свой отнюдь не слабый кулак на ни в чем не повинный стол. Тот, естественно, не ожидал атаки, и подбросил вверх жалобно тренькнувшие телефоны и пенал с карандашами и ручками.
- Дармоеды! – продолжал бушевать подполковник, полностью оправдывая свою фамилию. – Не смейте делать из меня идиота! Кто на вас напал? Кто окатил позором стражей порядка?
- Мы всю правду вам сказали, товарищ подполковник, - осмелился пролепетать Отвёрткин, понимая, что если безропотно молчать, то душа его со стола дежурного уже не вернется никогда. – У нас даже свидетели есть.
- Какие еще свидетели? - немного сбавил обороты Громовержцев. – Не те ли самые бомжи, которыми вы провоняли все отделение?
Отвёрткин почувствовал, что в праведном гневе начальства наступила спасительная пауза и появился шанс выйти из-под камнепада упреков и обвинений с минимальными потерями.
- Никак нет, Александр Павлович! Вполне респектабельные граждане, ехавшие в этот момент по противоположной стороне кольцевой дороги. По-моему, они из-за этого прыгуна свою новенькую иномарку разбили.
- Ну и где же они?
- Не могу знать, товарищ подполковник! Мы уехали, а они работников ГИБДД ждать остались. Но ведь можно же с гаишниками связаться и узнать интересующие нас сведения.
- А-а! Ты хочешь, чтобы я позвонил нашим доблестным рыцарям асфальта и поинтересовался у них: а где, собственно, люди, которые стукнули свой автомобиль из-за того, что у них перед лобовым стеклом бомж пролетел? – голос подполковника снова становился громоподобным. Но в этот самый момент задребезжал телефон прямой связи с дежурным. Громовержцев снял трубку и, приложив ее к уху, недовольно сказал:
- Да! Я слушаю!
По мере того, как ему что-то докладывал дежурный, лицо подполковника принимало все более недоуменный вид.
- Да ну… Не может быть! – изредка вставлял Громовержцев. – И письменно подтвердили? Ладно, обоих ко мне. Немедленно!
Он положил трубку на место, вновь уселся на свое начальственное кресло и опять забарабанил пальцами по столу, пригвоздив тяжелым взглядом обоих милиционеров. Лейтенанту и сержанту показалось, что тягостное молчание будет длиться бесконечно, и эта пытка была уже непереносима. Но вот дверь в кабинет открылась, и они с удивлением узрели тех самых «новых русских», что стояли на дороге у своего искореженного БМВ.
Не очень большой кабинет моментально наполнился запахами дорогого парфюма, коньяка и табака.
- Здрасте! – бухнул прямо с порога Никита. – Я считаю наше задержание абсолютно незаконным и требую своего адвоката.
- Я то же! – поддакнул Андрей.
- Минутку, минутку, - успокоил их Громовержцев. – Никто не собирается вас задерживать. Хотя дежурный доложил мне, что вы нагрубили работникам дорожно-патрульной службы, или что-то в этом роде. Бог с ним! Пусть ГАИ само и разбирается. Меня сейчас совсем другой вопрос интересует. Мне нужно, чтобы вы подтвердили или опровергли слова вот этих двух моих сотрудников, - подполковник кивнул в сторону безмолвно стоящих милиционеров. – Они утверждают, что видели бомжа, якобы совершившего немыслимый прыжок через кольцевую дорогу, а вы при этом присутствовали. Что вы на это скажите?
- А что тут говорить-то, - решил ответить Андрей. – Истинную правду мусорки твои базлают! – Он осекся, понимая, что ляпнул что-то не то, и поспешил исправиться: - То есть я хотел сказать сотрудники… И не базлают, а говорят… В общем…
- Правду они говорят, товарищ подполковник, - закончил за друга Никита. – Мы в объяснительных своих так и указали. Но капитан Блинов…
- Чтоб ему всю жизнь ежей рожать! – вставил Андрей
- Нам не поверил, - закончил Никита, укоризненно глядя на товарища.
- Добро! – сказал подполковник. – Ваши объяснительные я еще прочитаю, вы же можете быть свободны. С ГИБДД сами разберетесь. Всего доброго!
Никита и Андрей не стали рассыпаться в любезностях и благодарностях, а просто молча вышли из кабинета. Громовержцев позвонил дежурному, дав ему указание отпустить на все четыре стороны «новых русских», а за объяснительными он сам потом подойдет. Подполковник крепко задумался. Никогда еще за всю свою долгую службу он не сталкивался ни с чем подобным. Сразу четыре человека, находящиеся - по большому счету - на разных сторонах баррикад, в один голос рассказывают одну и ту же невероятную историю, больше смахивающую на сказку, нежели на правду. Врут? Не похоже. Отвёрткин и Гвоздодёров могли бы соврать, чтобы хоть как-то оправдать перепачканную форму, но, наверное, придумали бы что-нибудь более удобоваримое. А двум богатеям врать вообще смысла нет. Чем рассказывать работнику ГАИ небылицу, дали бы ему денег побольше – и дело с концом. Там и ситуация-то пустяковая. Но если все говорят правду, то что это было?
- Вот что, орлы, - голос подполковника был тверд и спокоен. – Вы пока об этом инциденте помалкивайте. И водителю своему скажите, чтобы не трепался. С дежурным я сам разберусь. Если сейчас наверх доложим, нас с вами засмеют просто. Сначала самим разобраться надо. За сегодняшнюю службу благодарю. Бомжей много переловили, все они уже в приемники-распределители отправлены. Генерал будет просто счастлив.
Громовержцев немного помолчал, словно собираясь с мыслями, затем голосом, в котором можно было уловить даже просящие нотки, продолжил:
- На сегодня, мужики, дежурство почти закончено. Отправляйтесь домой отдыхать. Завтра у вас выходной и вы можете заниматься чем хотите, но я просил бы вас поискать этого неуловимого бомжа. Как не крути, а на кон честь мундира поставлена. Ставка слишком высока, чтобы просто так из игры выйти. Попробуйте на свалке пошерстить. Может чего и путное из этого выйдет. Все, можете идти.
Отверткин хотел уже пулей вылететь из кабинета, в котором ему уже дважды за столь короткий срок пришлось пережить начальственны гнев, но Гвоздодёров как-то замялся и вдруг сказал:
- Разрешите обратиться, товарищ подполковник?
- Обращайся, Боря, обращайся, - решил подполковник назвать сержанта по имени, словно чувствуя свою вину за несправедливый нагоняй.
- У меня от этого… бомжа на руке странные следы остались.
- Ну-ка, покажи, - живо заинтересовался Громовержцев.
Сержант закатал рукав рубашки и показал подполковнику шесть непонятных полос, кольцами опоясывающих его правое запястье. Громовержцев удивленно взглянул на необычный след, пожал плечами и произнес:
- Загадка на загадке. Оч-чень мне бы хотелось увидеть того, кто тебя в лужу зашвырнул. Найдете его – честь и хвала вам ребята. Но, убедительно прошу вас: будьте предельно осторожны!
Гвоздодёров и Отвёрткин удалились, а Александр Павлович погрузился в размышления…
Когда-то давно, в годы своего детства, юности и даже молодости он зачитывался, просто-таки упивался приключенческими и фантастическими романами. Он читал их все подряд, будь-то книги, журналы, или даже газеты – все, что содержало в себе хотя бы намек на необычность. Ему было абсолютно не важно: были ли это пробы пера начинающих авторов, или известные произведения мэтров жанра. Лишь бы со страниц веяло пьянящим ветром романтики. Этот ветер нещадно кружил его умную голову. В безудержных мечтах он часто представлял себя капитаном межзвездного корабля, летящего на поиски внеземного разума. То, что этот разум существует, он не сомневался ни секунды. Его просто не может не быть! Вселенная бесконечна, значит бесконечны и формы жизни, создаваемые природой. Но, возвращаясь с небес на землю, он прекрасно понимал, что никогда не сможет полетать на таком корабле. Слишком уж медленно – по его понятиям - развивалась наука.
Тогда в его воображении всплывала прекрасная белопарусная бригантина, бороздящая волны мирового океана, открывая новые острова, населенные диковинными животными и птицами. Командовал бригантиной, конечно, он – Александр Павлович Громовержцев. Но так как эпоха парусного флота уже давно канула в Лету, а эпоха полетов из одной галактики в другую еще не наступила, Александр решил поступать в мореходное училище. И только на факультет, готовящий подводников! Невдомек тогда было юному романтику, что никаких иллюминаторов на подводных лодках нет и в помине, и красот морских глубин ему не видать, как своих ушей. Судьбе же вообще было не угодно, чтобы он связывал свою жизнь с неверной стихией океана. Медицинская комиссия обнаружила у него шумы в сердце, столь часто встречающиеся у подростков и абсолютно ни о чем не говорящие, и путь в командирскую рубку был закрыт навсегда.
«Только в грезы нельзя насовсем убежать: краток век у забав – столько боли вокруг…» - пел Высоцкий в своей пронзительной «Балладе о борьбе» и был совершенно прав. Холодный ветер реальности и практицизма остудил голову Громовержцева, выветрив оттуда далекую от жизни романтику. Но не до конца. Какая-то частица ее осталась. Глубоко спрятавшись в душе Александра, она привела его на работу в милицию. Работа в этой организации не располагает к размышлениям о далеких мирах и никем не виденных инопланетянах. Какая, к черту, альфа Центавра, если на твоем участке муж-алкаголик саданул пустой бутылкой по голове собственную жену, решив в пьяном угаре, что именно она тот самый начальник цеха, ежемесячно лишающий его премии за прогулы. А он, между прочим, не просто так в пивной целыми днями околачивается, а ведет там философские беседы о смысле жизни. А это дело нелегкое. Но не состоявшийся Сократ бал ослаблен алкоголем и не мог нанести сильный удар. В этот раз все обошлось… Для жены, а не для мужа. Возмущенная тем, что на нее вообще это ничтожество осмелилось поднять руку, гордая женщина водрузила на голову своему благоверному сковородку с только что пожаренной картошкой. Две недели потом тот провалялся в больнице, но зато напрочь бросил философствовать под пиво и водку. Вот так. Какие уж тут обитатели иных планет, когда приходиться постоянно думать о своих земляках, причем о далеко не лучшей их части. Воры, убийцы, проститутки, бомжи, мошенники – все это так далеко от черных дыр, параллельных миров и гуманоидов! Пылятся на полках фантастические романы, давно не читанные своим хозяином, сделавшим своей настольной книгой Уголовный кодекс.
И тут вдруг, после чуть ли тридцати лет службы, судьба подбрасывает Громовержцеву встречу с необычным, феноменальным явлением. Пусть косвенно, но он столкнулся с человеком, обладающим выдающимися способностями. Способностями недоступными ни одному нормальному человеку. А странные следы, оставленные на руке Гвоздодёрова? Какой бы сильной не была человеческая рука она не способна оставить синяки такой формы. Так с человеком ли встретились его подчиненные? От такой мысли Громовержцеву стало не по себе. Он извлек из пачки очередную сигарету – очень их мало осталось к концу дежурства – и закурил. Табачный дым создавал иллюзию того, что помогает мыслить в трудную минуту. Что делать дальше? То, что докладывать вышестоящему начальству не стоит, он был убежден. Оставалось ждать, пока пострадавшие от необычного бомжа милиционеры не прочешут всю свалку, и не найдут виновника происшествия. До тех пор подполковник решил считать неуловимого прыгуна человеком. Очень трудно быстро принять нечто необычное и необъяснимое, если всю жизнь имел дело только с обыденными фактами.
А тот, кто взбудоражил умы уже не одного человека на планете Земля, преспокойненько завис у самого дна чахлого пруда и приводил себя в порядок. Открылись поры, выпускающие моющую ароматную жидкость, которая съедала без остатка всю грязь, прилипшую к телу косморазведчика, и, становясь черной желеобразной массой опускалась на дно водоема, чтобы через несколько часов стать таким же илом, как и все дно пруда. Зод Гот мог запросто просидеть под водой без дыхания несколько суток. Как и все его соплеменники, он обожал воду. Конечно, здешний пруд мало напоминал ванну для релаксации, но выбирать не приходилось. Зод Гот расслабился, принял свой естественный вид и плавал, плавал, плавал, стараясь держаться у самого дна, чтобы возможные прохожие не смогли его увидеть в глубине пруда. Постепенно кожа его очистилась, заблестела и, наконец, заиграла всеми цветами радуги. Поэтому разведчику пришлось прекратить резвиться и затаиться на дне.
Каждую минуту, даже каждую секунду мозг Зод Гота пополнялся информацией, поступающей от переводчика. Например, он уже знал, что эти белые, нависшие над водоемом, где он сейчас находился, строения являются жилищами людей. Это его не восхитило. Мало того, что они располагались без всякого намека на симметрию, но и имели простейшую прямоугольную форму – никакой фантазии. Зод Гот видел из-под воды, как все больше появлялось в домах желтых квадратов – это с наступлением вечера загорались окна в квартирах. Он видел, как в окнах иногда мелькали человеческие фигуры и его терзало жестокое любопытство. Ему очень хотелось попасть в какую-нибудь квартиру, ибо что, как не жилище разумного существа лучше всего характеризует его внутренний мир. Здесь можно узнать все о человеческом характере, пристрастиях, интересах и слабостях. Даже об уровне образования и интеллекта можно судить по убранству квартиры. И дело тут не в роскоши или аскетичности обстановки, а в том, какое место занимают книги в доме человека. Какие это книги и читаются ли они или же просто так украшают мебель дорогими суперобложками. Попади Зод Гот туда и, возможно, ему многое бы стало ясно в поведении и нравах людей. Пока же эти существа оставались для него загадочными и непредсказуемыми. Конечно, алкогольное опьянение, неожиданная агрессия, наконец - купание в нечистотах, вряд ли могли дать истинную картину мира, куда попал косморазведчик.
Он решил дождаться, пока серость вечерних сумерек плавно перетечет в черноту надвигающейся ночи. Тогда он сможет выбраться из воды с большей возможностью остаться незамеченным.
- 12 -
В воскресный день, тем более уже приближающийся к своему завершению, в московских дворах, как правило, гуляет не много народу. Можно сказать: почти никого нет. Люди отдыхают от субботы и готовятся к новой рабочей неделе. Поэтому-то момент, выбранный Зод Готом для купания в пруду, был достаточно удачным и его прыжок в воду вполне мог бы остаться незамеченным. Мог бы. Но не остался. Пруд окружали четыре семнадцатиэтажных дома, расположенные ромбом. В каждом доме было по четыре подъезда. На одном этаже каждого подъезда размещалось четыре квартиры, восемь окон которых выходили на пруд. Получалось, что из одного подъезда на пруд смотрело сто тридцать шесть окон, а с целого дома – пятьсот сорок четыре окна. Со всех же четырех домов на затхлый водоем таращилось две тысячи сто семьдесят шесть окон. Трудно рассчитывать, что в момент прыжка Зод Гота в воду все эти окна окажутся пусты. Хоть один любознательный да найдется. И такой человек был. Он посмотрел в свое окно раньше, нежели из дома напротив на пруд уставился Владимир.
Отец Варсонофий жил на одиннадцатом этаже одного из тех домов, что окружали многострадальный пруд. Он был высок ростом и грузен, как многие из священнослужителей. Недавно ему исполнилось сорок пять лет, но из-за одутловатого лица, на котором выделялся широкий нос, по форме и цвету напоминавший красный кубинский картофель и седеющей бороды, сильно смахивающей на большую совковую лопату, он выглядел несколько старше. Имел он небольшой приход в одной из церквушек на окраине Люберец. Службы вел профессионально и чувственно. Женат никогда не был, с иерархами церкви в споры и конфликты не вступал. Шагать бы ему и шагать семимильными шагами вверх по лестнице церковных чинов и званий, если бы не одно обстоятельство. Давно и неистово – помимо Бога нашего Иисуса Христа – поклонялся он языческому богу Бахусу, богу веселья и возлияний. В безудержном веселье, правда, он замечен ни разу не был, а вот возливал в себя регулярно, причем дозами, повергавшими в шок даже людей далеких от аскетической жизни служителей веры.
Гулявшие в нем хмельные пары настраивали его мысли на философский лад, главной темой которых был враг рода человеческого – сатана. Ему казалось, что этот прародитель зла проник во все сферы человеческой жизни. Отчасти он был прав и по этому поводу с ним не спорил ни один его коллега. Но вот методы, которыми он предлагал бороться с хозяином ада, были, мягко говоря, нестандартны. Отец Варсонофий искренне полагал, что сатана является заблудшему человечеству отнюдь не в образе лохмоногого чудища с рогами и хвостом, а в виде многочисленных предметов быта, облегчающих современным людям жизнь. Но раз бренному человеческому телу становиться хорошо, значит душа его расслабляется и прямой дорогой несется в преисподнюю. И вот с этим-то злом он и призывал бороться. Но как? Элементарно, дети мои, элементарно! Начинать надо с малого: перестать пользоваться горячей водой. Нечего нежиться в ванной - быстренько окатился ледяной струей – душ тоже роскошь – и порядок. Опять же, для здоровья польза. Выбросить все стиральные машины к чертовой матери! Прости господи за крамольные слова. Ручками стирать, непременно ручками. Огрубевшая кожа и ломота в спине не дадут уснуть вашей душе и вы приблизитесь к спасению. К указанной выше матери отправить все телефоны, пейджеры и прочую мобильную муть. Переписка, только переписка! Она не даст расслабиться вашим мозгам. И никаких шариковых ручек! Нечего искать легких путей. Гусиные перья – и вперед, к шедеврам эпистолярного жанра. Унитазы – на свалку, а то как бы нечистый дух не проник в вас из этого журчащего трона, пока вы восседаете на нем, читая газетку, сплошь напичканную дьявольской информацией. Вперед, на лоно природы! И не с мягкой бумажкой, а с крапивой в руках. В общем, безгранична была фантазия у отца Варсонофия. И ладно бы всю эту ахинею он молол дома, со стаканом наедине, но нет! - он выплескивал из себя идеи прямо во время службы. Надо отдать ему должное: когда он служил обедни в трезвом состоянии, послушать его было одно удовольствие. Густой, колоритный бас, блестящее красноречие – все это находило отклик в душах верующих. Когда же он читал проповеди в подвыпившем виде, и бас и красноречие становились еще пышнее и сильнее, но ересь, которую извергали его уста, приводила в трепет набожных старушек и они старались побыстрее покинуть церковь. Зато, узнав о том, что отец Варсонофий входит в пьяный экстаз, в церковь стекались все местные лоботрясы. От рокеров, до панков и, невесть как сохранившихся, хиппи. Последние слушали речи преподобного отца с особым восторгом.
Епископат не раз устраивал разнос философу, исповедующему воинственный аскетизм, по поводу недопустимости подобного поведения. Он на время затихал, но после проповедовал с еще пущим неистовством. Дело даже доходило до Верховного Синода, и отцу Варсонофию грозило отлучение от церкви, если он не бросит пить. Но именно этого преподобный отец сделать и не мог. Решительными шагами он приближался к званию попа-растриги.
Вот и сегодня, отслужив утреннюю воскресную службу, он влил в себя семьсот грамм «Кагора» и, вернувшись домой, решил не останавливаться на столь ничтожном количестве выпитого. В своей однокомнатной квартире он в одиночестве опрокинул еще пол-литра водки. Хотя Великий пост еще не кончился, но так обнадеживающе весело верещали птицы – даже заунывное карканье ворон вселяло оптимизм, - так пьяняще благоухал воздух, что не удержался отец Варсонофий и запустил в себя зеленого змия. Логика, которой он оправдывал свое отнюдь не праведное поведение, была греховна, но проста до гениальности: в пост нельзя вкушать никакой животной пищи, а водку делают исключительно на растительном сырье, что делает ее вполне приемлемой даже для Великого поста. Пил он, правда, один, дабы не сбивать с пути чужие неокрепшие души. Но поговорить-то после приличной дозы алкоголя тянет непреодолимо! Поэтому он представлял перед собой некоего абстрактного собеседника, ни бельмеса не смыслящего в его экзотической философии. Он обрушивал на него свои убойные тирады, после чего вопрошал, понял ли тот хоть что-нибудь из его разглагольствований. Несчастный, естественно, отвечал полным и обескураживающим непониманием и удостаивался названия типа «ишак ослиноподобный». После этого отец Варсонофий опрокидывал очередной стакан, бегло закусывал и вновь ошарашивал представляемого собеседника очередным бредом о вреде бытовых благ. Закуска сегодня у него соответствовала постному дню: картофель «в мундире» и репчатый лук.
Опорожнив пол-литра, он встал из-за стола и прошелся сначала по кухне, а потом и по всей квартире. Обстановка в его жилище полностью гармонировала с мировоззрением хозяина. На кухне были лишь старый не раскладывающийся стол, один табурет, полка для посуды и древний холодильник, который при включении и выключении так громко трясся, что можно было подумать, будто на кухне происходит запуск баллистической ракеты. В единственной комнате была лишь полутороспальная кровать. Ни телевизора, ни радио, ни какой другой бытовой техники. Даже икон на голых стенах, поклеенными простенькими обоями, не было. Собираясь с мыслями перед новым наступлением на своего бестолкового мифического оппонента, он остановился у комнатного окна, не имеющего занавесок, и воззрился на суетный мир. Его слегка остекленевший взгляд задержался на некоем бомже, одиноко стоящем на противоположной стороне пруда и задумчиво разглядывающего водную гладь.
- Вот человек, - восторженно воскликнул отец Варсонофий, увидев, как он думал, родственную ему душу, - который достиг совершенства в своих устремлениях! У него ничего нет, ему ничего не надо, следовательно, его нечем соблазнить! Его трепетная душа, пройдя через горнило лишений и унижений, укрепилась безмерно и стала недоступной для подлых уколов сатаны. Слаб глава преисподней перед сим праведным человеком! Слаб и беспомощен, потому как душа сего бродяги прямой дорогой устремлена в прекрасные райские кущи!
Тем временем стоящий на берегу пруда человек, еще раз оглянулся по сторонам и рыбкой нырнул в его мутные воды.
- Браво! – диким голосом возопил отец Варсонофий. – К природным истокам! В холодную воду! В грязь и тину! Зато душа будет чистой и светлой, аки крылья херувимовы! А почему в одежде? – мелькнула трезвым лучиком в пьяной тьме мозга здравая мысль, но ответ был тут же найден: - Все правильно и целесообразно! Одежда будет долго оставаться мокрой, что принесет дополнительные неудобства и сократит путь к очищению. Слышишь, ирод шелудивый? – окликнул он своего несуществующего визави и устремился на кухню. – Вот, бестолочь неверующая, пример для твоего подражания! Теперь ты понимаешь, турмалай бусурманский, в чем смысл жизни православного человека?! Молчишь!! Ну ничего, аспид ишакообразный, я сейчас тебе прочту лекцию нравоучительную.
И отец Варсонофий решительно распахнул дверцу холодильника и извлек из морозилки новую полулитровую бутыль…
К вечеру заблудший священнослужитель достиг той степени опьянения, когда нахождение в четырех стенах кажется совершенно неприемлемым, и воспарившая душа рвется на свежий воздух; иногда отдельно от бренного тела. Он с трудом надел свою повседневную рясу и двинулся на улицу. Естественно, по лестнице, чтобы труднее было телу и легче душе. Не смотря на пошатывание и некоторую неловкость в движениях, он благополучно выбрался из подъезда. Легкий прохладный ветерок приятно освежил голову отца Варсонофия и он, стараясь держаться прямо, что было довольно-таки затруднительно, окинул округу строгим взглядом. Не увидев потенциальной жертвы для душеспасительной беседы, он, кряхтя и чертыхаясь, водрузил свои телеса на скамейку, стоящую у самой стены дома, слева от входа в подъезд. Лампочка, призванная освещать пространство возле подъезда, была разбита вчера (как, впрочем, лампочки и на остальных подъездах близлежащих домов) проходящим мимо юным оболтусом, решившим проверить мощность и меткость своего нового пневматического пистолета. Поэтому отец Варсонофий и растворился во мраке наступающей ночи так, что проходящие мимо люди могли запросто его не заметить. Пруд же был достаточно хорошо освещен стоящими вокруг фонарями. Правда, некоторые из них не светили, но это лишь добавляло темному водоему пикантности.
Сидит отец Варсонофий, порыгивает спиртным духом на весенний вечер и жутко злится на людей, почему-то не желающих выходить на улицу для нравоучительной беседы. Естественно, безлюдье приковало его взор к клочку мутной воды, лежащему прямо за дорогой, пролегающей возле дома. Нагруженный алкоголем служитель церкви решил выступить с зажигательной речью перед гладью пруда о сатанинском происхождении памперсов и прокладок. Почему-то именно эти предметы гигиены терзали в данный момент его неугомонную душу. Но рот его, открытый для первой обличительной тирады, так и остался безмолвным. Из воды, прямо перед обомлевшим отцом Варсонофием, под действующий фонарь, вылезло нечто совершенно непотребное и неуместное в качестве благодарного слушателя: четырехногий шар с огромными белесыми глазищами и попугайским клювом. Все это странное создание переливалось различными цветами, но цвета были не четкими, а размытыми, словно в радуге после дождя.
«Сатанинское отродье! – естественно пришло в голову несколько протрезвевшему отцу Варсонофию. – Решил в люди выйти, вражина!». Он машинально перекрестил посланца преисподней и хотел было громогласно крикнуть: «Иззыди нечистый!», но удивление и страх перед доселе невиданным, парализовали его голосовые связки и открытый еще ранее рот, так и не закрылся, будучи не в состоянии произнести ни звука. К вящему ужасу служителя веры крестное знамение на вышедшего из воды не произвело ни малейшего действия. Более того, произошла вещь еще более удивительная и ужасная. Странное существо передернулось всем телом, словно собака, стряхивающая с себя воду и… превратилось в того самого бомжа, которым недавно восхищался оцепеневший теперь отец Варсонофий. Хмель довольно быстро уходил из него, но при этом забирал с собой и способность соображать, так что священнослужитель оставался сидеть как парализованный. В этот момент дверь в подъезд распахнулась, вырвав из мрака застывшего, как памятник Безмерному Удивлению, отца Варсонофия, и на пороге показалась пышногрудая блондинка в обтягивающих сексуальные бедра черных джинсах и белой коротенькой кожаной куртке…
Зод Гот довольно долго размышлял, какой вид ему принять, когда придет пора выбираться из воды. Облик, в котором он пришел сюда, известен стражам порядка, от которых он сбежал столь экзотическим для этой планеты способом. Разгуливать в таком виде рискованно: его наверняка ищут, и следующая встреча может не оказаться столь безболезненной, как первая. Можно было принять образ Владимира – теперь разведчик помнил его совершенно четко, - но, судя по всему, он живет где-то рядом и не очень-то обрадуется встрече со своим двойником. Как любой косморазведчик Зод Гот обожал риск, подстегивающий работу мозга, но риск обоснованный и разумный, не переходящий в степень авантюризма. А разумнее было «влезть в шкуру» уже ставшего привычным Геннадия, так, во всяком случае, было больше шансов избежать раскрытия.
Решение было принято, сумерки над водоемом окончательно сгустились, и пора было выбираться из воды. Зод Гот медленно, стараясь не поднимать волну, всплыл на одну четверть головы, обнажив лишь верхушки глаз. Черные круги зрачков взметнулись вверх и стали тщательнейшим образом обшаривать окрестности пруда. Не обнаружив никого и ничего, что могло бы помешать ему выбраться из воды незамеченным, Зод Гот вылез на берег. Стряхнув с себя остатки далеко не чистой и плохо пахнущей воды, он принял образ бомжа Геннадия, а точнее – Иннокентия. Только-только он принял человеческий облик, как дверь в человеческое жилище с загадочным скрипом открылась, и ко всему привычные глаза опытного косморазведчика увидели нечто совершенно невероятное и загадочное. Несомненно, вышедшее на порог существо было человеком. Но каким человеком! Золотистые пышные волосы восхитительным водопадом ниспадали на округлые плечи; огромные бездонной глубины глаза; аккуратненький носик; пухлые губки чудесного темно бордового цвета; румяные щечки; две аппетитные прекраснейшие округлости, расположенные на груди, которые ох как хотелось потрогать даже Зод Готу. Да и далее вся фигура состояла из плавных, ласкающих взор линий.
У Зод Гота заколыхалась душа, в мозгу почему-то только сейчас шевельнулась мысль, что земляне, как и они сами, могут быть двухполыми. Перед ним стояла самка! Это Зод Гот чувствовал безошибочным чутьем представителя сильного пола, пусть и инопланетного. «Женщина» - запоздало выдал ему информацию переводчик. «Она прекрасна!» - мысленно воскликнул восхищенный разведчик. Изначально человеческая фигура не вызывала в нем и тени симпатии, но вот незначительные, с точки зрения пришельца, изменения во внешности и перед его глазами предстало само совершенство. Нет, конечно, его фигура была куда более совершенной, в плане жизнестойкости и приспособляемости к внешним условиям, но то что он увидел было совершенством прекрасного. Прекрасного в своей слабости! Восторг, восхищение, удивление – вот далеко не все чувства, бушевавшие в душе косморазведчика.
Блондинка полногрудой птицей выплыла из подъезда, зацокав по асфальту тонкими каблучками-шпильками. Бегло взглянув на право, она увидела отца Варсонофия, сидевшего с широко раскрытым ртом и выпученными, как у морского окуня глазами. Зная пристрастие батюшки к спиртным напиткам, она игриво спросила:
- Что это с вами, батюшка? – блеснули жемчужным блеском на фонарном свету все ее тридцать два ровных зуба. – Горькую перебрали, выгоняя беса из отопительной системы?
- А, э, у, ё, блин! – нечленораздельно пролепетал оцепеневший батюшка, продолжая неотрывно смотреть на «исчадье ада».
Блондинка проследила за направлением взгляда батюшки и увидела бомжа, стоящего прямо под фонарем. Она явно не понимала, что так удивило святого отца. Бомж как бомж, ничего особенного. Таких по округе шастает довольно много. Ну ростом этот значительно выше среднего, ну и что с того. Если бы она наблюдала пол минуты назад то, что узрел отец Варсонофий, то, скорее всего, присела бы рядом с ним на скамеечку. А так она лишь недоуменно пожала плечиками, списав оцепенение батюшки на переизбыток алкоголя, и подошла к самому краю тротуара. Изящным движением она извлекла из перламутровой дамской сумочки легкие сигареты «Вог», картинно прикурила и повернула свою прелестную головку на лево, видимо кого-то ожидая со стороны кольцевой дороги. Зод Гот подошел к другому краю разделяющей его и блондинку проезжей части и продолжал неотрывно смотреть на дивное видение, не понятно зачем глотающее не очень-то ароматный дымок. Женщина почувствовала на себе чужой взгляд, повернула голову в его сторону, и их глаза встретились.
Женщины, как существа высшей, внеземной субстанции, безошибочно чувствуют на себе мужские взгляды. Более того, они безошибочно определяют степень проявленного к ним интереса: положительную, нейтральную или отрицательную. Справедливости ради надо заметить, что последняя из названных степеней встречается крайне редко. Да и то у патологических женоненавистников. Вот и блондинка совершенно точно определила, что бомж смотрит на нее с нескрываемым восхищением. Тем более, что классифицировать мужские взгляды, прикованные к ее сексапильной внешности, она давно считала своей профессиональной обязанностью.
Вышедшую из подъезда красотку звали Наталия Пышкина. Ее обожали и хотели все мужчины микрорайона, от сопливых старшеклассников, едва-едва вступивших на тернистый и извилистый путь половых отношений, до глубоких стариков, закончивших свои сексуальные баталии еще во времена первых пятилеток. Местные ловеласы встречали ее криками: «Привет, Наташ! Когда дашь?», прекрасно осознавая всю безнадежность поставленного вопроса. Красавица ехидно улыбалась, еще выше поднимая свою пышную грудь и еще сексуальнее покачивая прекрасными бедрами, чем вводила отчаявшихся мужиков в окончательный и бесповоротный ступор. Было сей искусительнице непрочных мужских душ двадцать пять лет от роду и жила она в однокомнатной квартире аккурат над отцом Варсонофием, которую оставил ей два года назад очередной покинутый любовник. Заводить богатых и сверхбогатых любовников, максимально поиметь от их богатства, а потом послать ко всем чертям – вот это и было основным занятием Наташи. Вообще-то она работала менеджером по продажам в одном столичном супермаркете, но это - так, чтобы было чем заняться в промежутках времени, когда один любовник отвергнут, а другой еще не найден. Наталия была не только хороша в постели, чем доводила своих партнеров до экстаза, но и (что встречается не часто) прекрасно образованна – исторический факультет МГУ, совершенное знание английского и немецкого языков. Потому-то, все бросаемые ее мужики впадали в состояние тихого ужаса, когда она, брезгливо скривив губки, холодно бросала: «Я не люблю тебя». Кто же захочет потерять такое сокровище?! Несчастные падали перед ней на колени, клялись бросить все, семью, работу, улететь на всю жизнь на Сейшельские острова, на другую планету, в другую галактику, поменять Вселенную, в конце концов. Все тщетно! Непреклонная красавица уходила, благосклонно разрешив преподнести какой-нибудь подарочек на память. Машину, квартиру или колечко с бриллиантами, ценой в несколько десятков тысяч долларов. Конечно, имея шикарное образование, она могла бы и сама себе сделать шикарную карьеру, но ей это было совершенно не интересно. Будучи по природе охотницей, она получала необычайное удовольствие, когда загарпунивала очередного владельца тугого кошелька. В душе она дико хохотала от того, как легко попадались мужчины в ее ловушки: томный взгляд, полуобнаженная грудь, легкое касание бедра, и жертва, пустив слюни вожделения, теряет голову и готова исполнить любой ее каприз. В постель она ложилась далеко не со всеми представителями мужской братии, даже если у них была уйма денег, справедливо полагая, что ее прекрасное тело найдено не на помойке. Одаривала своими восхитительными ласками Наталья лишь настоящих красавцев, со спортивными фигурами.
Отец Варсонофий же считал Наталью Пышкину ни кем иным, как подручной все того же врага рода человеческого, посланную на землю для того, чтобы ввергнуть в геенну огненную несчастного священнослужителя. Дело в том, что батюшка был абсолютно равнодушен к женскому полу, в отличие от спиртосодержащих напитков, но вот именно Наталья вводила его в искушение, пробуждая давно усмиренную плоть. Причем желание было настолько сильным и навязчивым, что лишь неистовые молитвы не давали отцу Варсонофию погрузиться в грехопадение. Живя прямо под искусительницей, терзающийся батюшка частенько слышал характерные стоны и скрип кровати, что доставляло ему дополнительные неудобства. Отец Варсонофий давным-давно предал анафеме и проектировщиков, разрабатывавших систему звукоизоляции в наших домах, и строителей, воплотивших ее в жизнь. По десять раз. Каждого.
Видя, что на нее уставилось существо, явно не из салона высокой моды, Наталья презрительно улыбнулась, и, выдыхая струйку дыма, сказала:
- Ты что, дядя, живой бабы никогда не видел?
«Баба - грубый эквивалент понятия женщина» - выдал бесстрастный переводчик. «Зачем же обращаться грубо к столь прекрасному созданию?» - недоуменно подумал Зод Гот, вслух же откровенно, с придыханием ответил:
- Никогда!
- Сочувствую, конечно! Но помочь тебе в столь важном вопросе, увы, не могу.
- Почему? – искренне удивился Зод Гот, не ощущая иронии в словах прекрасной женщины.
Наталья чуть не поперхнулась сигаретным дымом, от наглых слов оборванного бродяги. Но, обладая прекрасной реакцией, быстро собралась с мыслями и произнесла тоном, от которого у всех ее отвергнутых любовников по спине пробегала холодная дрожь:
- Я, конечно, понимаю, что все люди братья, но не до такой же степени! Я, уважаемый рыцарь помоек и свалок, вращаюсь в высших слоях общества, а ты – в низших, проще говоря: бултыхаешься в дерьме. Так что вали отсюда, пока мой нынешний жених не явился, и его охрана не засунула твое мужское достоинство, - а скорее недостаток и недоразумение – тебе же в задницу.
«Откуда она знает, что я угодил в человеческие отходы» - подумал он, выслушав объяснения переводчика, но спросить ее об этом не успел. Да он и не зал, как реагировать на грубую речь столь прекрасного создания. Из-за угла дома вывернул белоснежный «Майбах», освещая всю дорогу мощными фарами. За ним, как пристегнутый, следовал огромный черный джип, более походящий на боевую машину пехоты, чем на легковой автомобиль. Цвета альпийского снега красавец и король автомобильного царства остановился прямо напротив Натальи, и задняя дверца бесшумно распахнулась, выпуская на волю приглушенный свет и тихую лирическую музыку.
- Пока, бедолага, - сказала очаровательница, впархивая в тонированное чудо немецкой техники. - Тебе повезло сегодня – я добрая, да и охрану жалко беспокоить по таким пустякам.
Дверца захлопнулась, и машины, тихо шурша шинами по асфальту, быстро скрылись в темноте. Знай Наталья, какое существо на самом деле стоит перед ней, ей бы стало жалко охрану по-настоящему.
Зод Гот проводил грустным взглядом кортеж из двух машин и только теперь заметил человека, сидящего на скамейке у самого подъезда. В мгновенно включившийся, после легкого затмения от увиденной женщины, мозг разведчика закралось подозрение: а не видел ли этот человек, как Зод Гот выбирался из пруда? Если видел, то перед ним еще один свидетель его настоящего облика. А это очень плохо. Трое свидетелей – уже чересчур. Так или иначе, с сидящим человеком надо было поговорить. Беседа – великолепный источник информации. Даже если твой собеседник неискренен, все равно хоть что-то полезного можно будет извлечь из разговора. Зод Гот неспешно пересек дорогу и подошел вплотную к остолбеневшему батюшке.
Отец Варсонофий, видя, что к нему приближается один из демонов преисподней, а то и сам дьявол, решил что ему настают полные и бесповоротные кранты. Обеими руками он схватил крест, постоянно находящийся при нем и, выставив его перед собой словно щит, попытался прочесть «Отче наш». Но рот батюшки был по-прежнему парализован и он сумел издать лишь какое-то кряканье. Зод Гот же, совершенно не понимая манипуляций сидящего перед ним человека, как можно спокойнее и дружелюбнее произнес:
- Добрый вечер! Меня зовут Геннадий. А вас?
«Совсем обнаглело сатанинское отродье! - мелькнула мысль в плохо соображающей голове отца Варсонофия. – Того гляди целоваться со мной полезет, дьявольский прихвостень! Шалишь! Нас просто так не возьмешь!»
- Изыди нечистый! - наконец-то смог из себя выдавить святой отец.
Переводчик не смог перевести Зод Готу слово «изыди» и косморазведчик принял данную фразу как имя этого человека. Имя, конечно, несколько странное, но он и ведет себя достаточно неадекватно: непонятные движения руками делает, говорить явно не желает. Может быть, он все-таки видел, как Зод Гот выходил из воды и данная картина привела его в шоковое состояние?
- У вас очень интересное имя, - дипломатично продолжил Зод Гот. – Только я не понимаю, если вы нечистый, то почему не идете мыться? Вот и вода рядом, - он указал рукой на пруд.
«Издевается, гадина богоненавистная! – мысленно возмутился отец Варсонофий. – В пруду этом, наверняка вход в адские тартарары! Нырнув в него, прямо в котел и угодишь. Если только удастся сегодня выжить, самолично лужу дьявольскую осушу, к чертовой матери! Прости Господи!» - быстро перекрестился батюшка, понимая, что совсем не к месту помянул не угодное Богу слово. Дать же достойный ответ он был еще не в состоянии, потому и сидел молча, расширенными глазами глядя на Зод Гота.
Зод Гот же никак не мог взять в толк, почему молчит этот Иззыди Нечистый. Даже если он и видел превращение разведчика в его теперешний вид, то не на столько это и страшно, чтобы по прошествии уже довольно долгого времени не прийти в себя. Понимая, что разговор не клеится, Зод Гот спросил:
- Подскажите пожалуйста мне, уважаемый Изыди Нечистый, как мне добраться до центра города? Мне очень туда нужно.
Мысли, улетучившиеся вмести с парами алкоголя, постепенно возвращались в отнюдь не глупую голову отца Варсонофия. И хотя голова оставалась почти пустой, как африканский барабан, и ко всему прочему начинала гудеть, как разбуженный улей, он понимал, что в город посланца сатаны пускать никак нельзя.
«Центр города тебе, нечисть поганая! Чтобы ты там легко растворился среди людей, ничего не подозревающих и начал зло творить безнаказанно?! Ну уж нет! Я тебя так направлю, что вовек ты до центра златоглавой не доберешься».
- Центр города, - разлепил словно схваченные цементом губы отец Варсонофий, - находится совсем рядом. Сейчас свернете за угол нашего дома, пройдете квартал и увидите две огромные трубы – это и есть центр Москвы.
- Спасибо, - ответил мнимый Геннадий и двинулся по указанному направлению.
Отец Варсонофий злорадно посмотрел вслед уходящему демону и погрозил ему в спину кулаком. В этот момент улыбке, игравшей на устах батюшки позавидовал бы любой палач, казнящий маньяка, имеющего на своей совести не один десяток невинно загубленных душ. После этого святой отец чистосердечно произнес фразу, которую не раз слышали от него все вышестоящие церковные начальники, но воплощение в жизнь которой начиналось, похоже, только сейчас:
- Никогда! – говорил он и неистово крестился. – Никогда более не возьму в рот спиртного!
Невдомек было отцу Варсонофию, что будь посланный им в никуда бомж действительно выходцем из преисподней, а не посланцем из другой цивилизации, он добрался бы до нужного ему места без чьей либо помощи. Тем более, служителя Церкви.
- 13 -
Иннокентий Свиридорский и эту ночь провел беспокойно. Страдальчески скрипел под ним дышащий на ладан диван, словно сочувствуя своему хозяину, который никак не мог заснуть от нахлынувших мыслей и чувств. Еще бы! От информации, полученной им за вчерашний вечер, мог лишиться не только сна, но и разума кто угодно. Живешь бездну лет с человеком, дружишь с ним, а он вдруг оказывается инопланетянином! И за все это время ни разу, ни словом, ни полусловом, ни жестом себя не выдал! Вот почему он так упорно скрывал свое прошлое. Просто не хотел врать лучшему другу. А может, все это чушь собачья, а Митрич просто свихнулся от такой жизни и начал городить бредятину про десятую планету и ее гибель? Нет! Свиридорский был склонен верить своему другу. Разумеется, расскажи ему Митрич свою историю до того, как Иннокентий сам столкнулся с чем-то неведомым, вера его не была бы столь непоколебимой. Поверив своему товарищу, Свиридорский стал смотреть на него совершенно другими глазами. Глазами пытливого ученого, всегда стремящегося заглянуть за полог неизвестности. Получалось что Митрич – бесценный сундук с неистощимыми сокровищами. Подобрать к нему ключик, и посыплются из него изумруды и алмазы разгаданных тайн и загадок, над которыми человечество тщетно бьется веками. Сколько нового можно узнать из истории не только Земли, но и всей Солнечной системы! Какие небывалые прорывы можно совершить в науке и технике! Нескончаемый поток нобелевских премий, право слово! Жил бы не в землянке на свалке, а в роскошном поместье где-нибудь на побережье Флориды. А он, чудной, ничего не хочет рассказывать. Вбил в свою уникальную башку, что человечество, видите ли, ошибка природы, и молчит. Нет, брат, не прав ты! Мы, конечно, не ангелы, но и записывать нас в добровольных смертников еще рановато. Ничего, ничего, побеседуем мы еще с тобой не раз, выудим из тебя твои секреты.
Вот с такими мыслями Иннокентий и погрузился в зыбкие воды дремоты.
- Вставай, пора уже, - прозвучал сквозь пелену чуткого сна голос Митрича.
Иннокентий с трудом разлепил тяжелые веки и, кряхтя и широко зевая спросонок, сел на своем скрипучем ложе.
- Что, Кеша, плохо спал? – догадался Митрич по красным глазам и опухшей физиономии своего друга. – Мыслишки, поди, всякие одолели?
- Одолели, Митрич, еще как одолели, - вздохнув, сознался Иннокентий. - И все из-за тебя. Много вопросов у меня к тебе возникло. Оч-чень много!
- А я, представь себе, об этом догадываюсь. И даже знаю, какие именно вопросы тебя беспокоят. Но ни на один из них я отвечать не буду. Закроем эту тему раз и навсегда.
- Но…
- Никаких «но», - резко и зло оборвал Митрич. – Или мы сейчас же идем к обнаруженному тобой защитному полю или забудем о нашем вчерашнем разговоре, словно его и не было.
- Идем, идем, - нехотя согласился Иннокентий, видя непреклонность друга.
Позавтракав колбасой и хлебом, оставшимися от вчерашней трапезы, они тронулись в недолгий путь. Было еще довольно рано, когда они прибыли на место. Солнце еще только-только начинало заполнять теплом остывший за ночь воздух. Зябко поеживаясь, Иннокентий показал рукой на две уродливые березки:
- Это здесь.
Митрич осторожно, мягкими шажками, словно кот, нацелившийся на жирного голубя, приблизился к левой от них березе и протянул к ней правую руку. Медленно растопыренные пальцы доползли до ствола деревца. Митрич слегка потер кору, словно Алладин, пытающийся вызвать джина из лампы. Ничего не произошло.
- Никакой реакции, - удивленно констатировал он. – Может, здесь уже ничего нет?
- Все значительно проще, - снисходительно улыбнулся Свиридорский. – Защита расположена непосредственно за стволами берез.
- Что же, проверим.
Митрич подобрал небольшую ветку, длиной около метра, валявшуюся без дела под ногами, и стал медленно продвигать ее в глубь пространства между березками. Так некоторые люди, впервые увидевшие змею, пытаются дотронуться палкой до смертоносной гадины. Страшно, но чертовски любопытно. Неожиданно все тело Митрича передернуло, словно от удара током, невидимая сила вырвала ни в чем неповинную ветку из руки и она, словно дротик, просвистев над головой Иннокентия, упала далеко за ним.
- Что и требовалось доказать, - усмехнулся Иннокентий. – Вы, инопланетяне, от природы такие недоверчивые или у нас научились?
- Всему разумному присуща тяга к эксперименту, - парировал Митрич. – Зато теперь можно с уверенностью сказать, что защитное поле – сделано оно просто потрясающе – не настроено на уничтожение объектов, пытающихся его нарушить. Следовательно, наши незваные гости настроены миролюбиво, пока во всяком случае. Скорее всего, они осуществляют лишь разведывательную миссию.
- Пусть так. Но мне не терпится увидеть, что же скрывается за этой защитой. Это же чертовски интересно! К тому же, раз защита не агрессивна, снять ее можно без негативных последствий. Так чего же мы ждем? Разве тебе не хочется бросить вызов чужой цивилизации, на много превосходящей нас в техническом развитии?
- Ах, Кеша, Кеша, - покачал лысой головой Митрич. – Терпение никогда не относилось к добродетелям, которыми обладает человечество. Меня тоже раздирает желание заглянуть за защитное поле, но тут нужна осторожность…
- Да ну ее в пень осторожность твою! – вскипел как самовар Иннокентий. – Осторожничать в нашем положении просто смешно! Смерти я давно не боюсь, а хуже чем сейчас, жизнь уже не будет. Поразглагольствовать же о человеческих достоинствах и пороках мы еще успеем. Так что, давай займемся делом.
- Ладно, - успокоил друга Митрич, - только не кричи.
Митрич сунул руку за пазуху своей древней болоньевой куртки неопределенного цвета и осторожно, словно собственное сердце, вынул оттуда ничем не примечательный красный матовый шар, размером не больше бильярдного. Вытянув руку, он поднес шар почти к самым глазам Иннокентия:
- Вот смотри, - это все, что осталось у меня от родной планеты. Кроме воспоминаний, конечно. Только не трогай! – пресек он невольное движение Иннокентия. – Он не любит чужих прикосновений.
- Свиридорский недоуменно и как-то даже недоверчиво смотрел на невзрачный предмет. Ему страсть как хотелось увидеть хоть что-нибудь из инопланетной техники, а тут - какая-то детская игрушка в виде шара. Совершенно не верилось, что такая безделушка способна для того серьезного дела, что им предстояло выполнить.
- А-а… как ЭТО работает? – спросил Иннокентий.
- Ты хочешь знать его физическую сущность?
- Конечно!
- Когда-нибудь я попытаюсь тебе ее растолковать. Это может занять очень много времени, а нам надо спешить. Раз на нашу попытку нарушить защиту никто не появился, значит хозяева, скорее всего, отсутствуют. Я думаю, они не стали бы спокойно наблюдать, как «ковыряются» в их защитном поле. Насчет прибора скажу только, что не смотря на всю свою ученость, ты можешь не понять моих объяснений. Здесь действуют совершенно иные физические законы, чем те, что вы изучаете со школьной скамьи. Предвидя твой следующий вопрос, объясняю: прибор этот управляется голосом. – Митрич приблизил шар к себе и четко произнес: - Юл-ю!
В шарике что-то едва слышно щелкнуло и с ним стали происходить удивительные метаморфозы. Он моментально поменял красный цвет на голубой, а внутри у него непрерывно стали вспыхивать волнообразные зеленые молнии. Иннокентий заворожено смотрел на чудо, творящееся на ладони Митрича, и не мог произнести ни слова, будто дар речи потерял. Митрич, довольный впечатлением, произведенным на друга своим аппаратом, положил шар на землю между двух берез и сказал:
- Ну что, Кеша, начнем?
- А? – вышел из оцепенения Иннокентий. – Конечно, конечно…
- Тогда давай отойдем немного.
Они отошли метров на пятнадцать и встали у кустов, где позавчера Иннокентию не удалось справить малую нужду.
- Юл-га! – гортанно выкрикнул Митрич следующую команду, прозвучавшую как заклинание, и шар, слегка приподнявшись над землей, стал медленно вращаться вокруг собственной оси, образовав голубое свечение.
- Юл-ра! – выкрикнул Митрич на своем родном языке, впервые слышимом землянином. Свечение, образовавшее сферу вокруг всего шара, переместилось в сторону берез и начало увеличиваться в размере.
- Как только, - пояснил Митрич, - силовое поле, создаваемое шаром, соприкоснется с защитой чужака, должен произойти разряд и оба поля спадут. А может и не спадут, - поправился он после секундной паузы.
Свечение продолжало увеличиваться и медленно-медленно заползло за линию роста берез. В этот самый миг по краю свечения полыхнула яркая беззвучная молния. Ее зигзаг угодил в несчастную березку, росшую справа от шара, и испепелил ее до корней. От неожиданности яркой вспышки оба друга рухнули на землю, инстинктивно прикрыв головы руками. Пролежав несколько секунд и, чувствуя что больше ничего не происходит, они решили осмотреться. Оказалось, что окружающий пейзаж не претерпел решительных изменений. Вьющийся над погибшей березкой дымок был своеобразным памятником неудавшегося эксперимента.
- Не получилось, - разочарованно буркнул Иннокентий, поднимаясь с земли и отряхиваясь от прилипшего мусора.
- Н-да, - последовал примеру друга и Митрич. – Видимо источник энергии защиты пришельца совсем иного свойства, чем та, что излучает шар. Что же, попробуем другой способ. Кра-юл-гра!
Шар вновь поднялся над землей, стал оранжевого цвета, но больше не вращался. Он издавал громкие беспрерывные щелчки, словно сбесившийся счетчик Гейгера.
- Я изменил ему задание, - пояснил Митрич. – Теперь он будет медленно, чрезвычайно аккуратно, невидимыми лучами прощупывать чужое поле, выискивая уязвимые места.
- А если таковых не окажется? - с сомнением спросил Свиридорский.
- Вряд ли. Любая защита имеет сильные и слабые стороны. Хотя… Там видно будет!
- И сколько нужно ждать?
- Ну, на этот вопрос я ответить не могу. Не менее часа – это точно.
Результат они увидели через два с половиной часа мучительного ожидания. И вот когда терпение Иннокентия почти закончилось, и он подходил к точке кипения, пообещав, что если через пять минут ничего не произойдет, он начнет прошибать чертову защиту собственным лбом, вновь вспыхнула молния. На этот раз электрический разряд ушел в безоблачное небо и поразил там ничего не подозревавшую ворону, мирно летящую по своим помоечным делам. Серая бестия пронзительно каркнула, совершила потрясающее прощальное сальто, и, разбрасывая дымящиеся перья, спикировала на землю, словно подбитый «Мессершмит». Шар опять покраснел и упал на прежнее место, а инопланетное защитное поле… не изменило своего состояния.
Николай Отвёрткин воспринимал любые пожелания и просьбы начальства как приказ, требующий беспрекословного выполнения. Потому-то он и шел сегодня утром на свалку, расположенную за кольцевой дорогой. Гнала его на груды мусора еще и праведная ненависть ко всей бомжовской братии, из-за которой ему изрядно вчера пришлось потрепать нервы. Направлялся он туда, естественно, не один, а с сержантом Гвоздодёровым, горящим непреодолимым желанием отомстить своему вчерашнему обидчику. Еще бы! Была задета честь милицейского мундира. И не просто задета, а буквально брошена в придорожную грязь. Гвоздодёров не мог простить такого беспардонного надругательства над своей драгоценной особой. Одно дело лупить резиновой дубинкой по головам других, и совсем другое, когда оказываешься поверженным сам. И кем! Бездомным грязным бродягой.
Ровно в десять часов утра, одетые в серые милицейские камуфляжи и вооруженные непременными дубинками и пистолетами, они перешли заполненную до отказа ревущими и сигналящими машинами автостраду. В отличие от Зод Гота они не обладали уникальными прыгучими способностями, поэтому перешли ее по подвесному переходу.
Идя по тропинке, по которой так и не удалось пройти косморазведчику, они не замечали просыпающейся после ночи и оживающей после зимы природы. Плевать им было и на весело чирикающих воробьев и на набухшие почки кустов и деревьев. Лишь одна мысль горела недобрым, черным огнем в их, не очень сильно испорченных интеллектом глазах: во чтобы то не стало изловить растреклятого бомжару и, первым делом, жестоко отмутузить его руками, ногами, резиновыми дубинками и вообще всем, что попадется под руки. Как и положено старшему по званию, Отвёрткин шел впереди, семеня своими короткими ножками. За ним несокрушимой скалой вышагивал Гвоздодёров, стараясь не наступать товарищу на пятки.
- Нет, ну каковы суки, эти бомжи вонючие! – не переставал возмущаться Отвёрткин. – Сидели бы на своей поганой свалке и носа оттуда не показывали бы. Так нет! В приличное общество их тянет. Житья от них нормальным людям нету. Да еще нашему генералу смеют хамить.
Последние слова Отвёрткин произнес с некоторой завистью. Ему, например, тоже очень хотелось послать куда подальше высокое начальстве, но позволить себе он такого не мог. От него осталось бы просто мокрое место. В моральном смысле, естественно. А, может быть, и в физическом.
- Да еще руки распускают, гниды бацильные! – гнул свое Гвоздодёров. – Одного не пойму: как он, ветошь свалочная, так лихо кинуть меня изловчился? Может борьбой какой-нибудь владеет? Айкидо, например.
- Чхать я хотел на все его способности! Прыгун хренов! Нам его надо найти, отметелить как следует, доставить в камеру, а там пусть уж разбираются, что он из себя представляет.
- Ха! – воскликнул Гвоздодёров. – Да этому клопу подретузному тюрьма, как тебе поездка в Геленджик. В тепле, в сытости – все лучше, чем на помойке гнить.
- А что же с ним делать?
- Замочить подлюку! Да похоронить среди мусорных куч. Кто его искать будет?
- Верно! – легко согласился Отвёрткин. – Только подполковнику мы что скажем?
- Да ни хрена и не будем говорить! Что он искать сюда полезет, что ли?!
- А если свидетели будут? - все-таки немного побаивался Отверткин.
- Да брось ты, Коля! – не унимался Гвоздодёров. – Какие тут свидетели? Такая же сволота, что и бомж наш! Их и за людей считать нельзя. В крайнем случае, и их порешим!
- Ты уж очень разошелся, Боря, - осторожничал Отверткин. – Дай тебе волю и автомат, ты всех бомжей укокошишь.
- Не надо мне автомата. Я их голыми руками передушить смогу.
- Успокойся. Всех мочить, я думаю, опасно будет.
- Ну, одного-то можно? – словно ребенок игрушку выпрашивал Гвоздодёров.
- Посмотрим по обстоятельствам.
Даже в голову не приходило стражам порядка, что замышляют они убийство человека, а не бродячей собаки. А это наитягчайшее преступление, осуждаемое Богом и не прощаемое людьми.
Пока они, обсуждая как вернее и помучительней прикончить ненавистного им бомжа, приближались к окраине свалки, почти перпендикулярным им курсом, только более длинной дорогой, к свалке приближался еще один отряд, состоящий из трех человек и имеющий аналогичную цель – найти бородатого бродягу…
Никита Клопов вернулся домой в препротивнейшем настроении. Мало того, что угробил новенькую БМВ, которой так гордился, так еще и милиция нервы потрепала. Хорошо еще начальник отделения понимающий человек попался. И вся эта катавасия из-за какого-то облезлого бомжарика, об которого и ноги-то обтереть противно! Найти, непременно найти, сволочугу и наказать так, чтоб на всю жизнь отбить охоту скакать через дороги. Четвертование и сажание на кол были самыми мягкими видами казней, рисовавшиеся в мозгу Клопова. Нервно и нетерпеливо он набрал номер телефона начальника своей службы безопасности. Собственно говоря, называть эту структуру службой безопасности было бы не совсем правильно, так как сам Клопов всегда ездил без охраны. Гвардия крепких ребят ему нужна была для выполнения различных поручений широкого профиля: доставить по назначению ценный груз, выбить деньги из должника, разобраться с несговорчивыми клиентами и прочее.
- Да! – ответил густой бас начальника службы безопасности. В трубке слышался игривый женский визг и плеск воды.
- Все по банькам развлекаешься, Константин?
- Так воскресенье же, шеф. Имеем право.
- Да я не против. Но есть, мил друг, работенка для тебя. Бросай все и шнуром ко мне!
- Понял, - готовно ответил Константин и дал отбой.
Через сорок минут бывший пятиборец Константин Отпетов стоял в гостиной огромного загородного особняка Клопова. Никита расхаживал перед двухметровым сорокалетним гигантом с внешностью древнегреческого аристократа и облаченного в шикарный строгий костюм, и рассказывал о недавнем происшествии. Единственно, что изменил в своем рассказе Клопов, был способ пересечения бородатым бродягой дороги. Он сказал, что бомж неожиданно стал перебегать дорогу, что и привело к столкновению. Расскажи он правду, и мощные плечи Константина затряслись бы от хохота. Он всегда был откровенен в проявлении своих чувств, за что и уважал его Клопов.
- Найди мне, Костенька, эту падлу! Я в долгу не останусь.
- Вопросов нет, шеф. Сделаем!
- Только ты сам туда съезди. Другим не поручай. И ребят потолковее найди. Только не прибей его на месте. Сюда мне чмыря этого приволоки.
- Не беспокойтесь, шеф. Все исполним в лучшем виде.
Придя к себе домой от Клопова, Константин вызвал на завтрашнее утро двух своих любимых подчиненных и преспокойно лег спать. Он здраво рассудил, что искать в том районе, где произошло происшествие, оборванца-бродягу будет правильнее всего на свалке. Местность эта ему было хорошо знакома: не раз здесь приходилось выяснять отношения с конкурентами и недобросовестными партнерами по бизнесу.
Выбравшись из черного джипа трое крепких молодцов отправились к свалке по той самой тропинке, что привела Зод Гота к кольцевой. Все трое были как на подбор: высокие, плечистые, коротко стриженные в одинаковых черных костюмах и водолазках и черных же кожаных куртках. В отличие от Константина его спутники были лет на десять моложе и аристократическим видом не отличались. Обыкновенные лица любящих спорт парней, выросших из московской шпаны и не обременявших себя тяжким грузом образования. Хотя дураками их назвать было нельзя. Просто не стремились их умы к познаниям, вот и все. Этот отряд, в отличие от милиционеров, костюмов не жалел и переодеваться в камуфляжи не стал.
Путь, по которому они двигались к свалке, был несколько длиннее, чем тот, что вел на свалку милиционеров, но встретиться две группы должны были неизбежно.
- Слушай, Константин, - сказал парень, шедший замыкающим, круглолицый здоровяк со светло-русым ежиком на голове. – До сих пор в толк не возьму: каким образом мы бомжа того сыщем? Фотки у нас нет, а словесный портрет, что тебе шеф набросал – туфта полная.
- Ну почему туфта, Петро? – не останавливаясь и не оборачиваясь, ответил Константин. – Приметы довольно броские: патлы до плеч, борода лопатой и неухоженная, пальто грязно-коричневое, рост высокий. Так что, найдем как-нибудь.
- Чушь все это, - не унимался Петр. – Здесь у них на свалке парикмахерских нет, так что бороды и волосы длинные, наверняка, у всех есть. У кого не выпали, конечно. А то, что пальто грязное – ничего удивительного. Где же на помойке чистое да новое взять? А в супермаркеты за покупками бомжи не ломятся. Так что как искать ума не приложу. Хотя, ты у нас начальник, ты и думай. Тебе за то и денег больше платят.
- Найдем! – уверенно вставил слово идущий вторым и отличающийся от Петра более темным цветом волос и худым, недоброжелательным лицом. – Сгоним всю эту шваль в кучу, стволы в лоб и они нам сами все расскажут.
- А если, Гриша, они нам ничего не скажут? – спросил Петр. – Что тогда делать будем?
- Как это не скажут? - искренне удивился Григорий. – Да я им такое гестапо устрою – все выложат! – при этом в глазах его промелькнуло нечто, отчего покрывались холодным потом многие, кто имел несчастье встать у него на пути.
- Ну а если они не знают бомжа, который шефу дорогу перебежал? В глаза его никогда не видели.
- Стоп, мужики, - сказал идущий впереди Константин. – Кажется приехали…
Глазам их предстала неприятная картина: моста, по которому они много раз ходили, и который вчера перепрыгнул Зод Гот, не было. От него осталась лишь груда дымящихся досок, валявшихся на дне оврага.
- Слезай с лошади – хомут созвездошили, - сказал Петр. – Кому это наш мостик не понравился?
- Не знаю, - пожал плечами Константин. – Может, пацаны какие-нибудь баловались. А может… Ладно, не до этого сейчас. Делать нечего, придется овраг справа обходить. Слева вообще кусты непролазные.
Спорить никто не стал, это было не в правилах подчиненных Константина. Тем более, что он не единожды доказывал правоту своих решений на практике. Двинулись в обход.
Первыми к месту, где Иннокентий и Митрич безуспешно пытались вскрыть упрямое защитное поле инопланетного корабля, вышли Отвёрткин и Гвоздодёров. Последний даже глазам не поверил: разве может так везти?! Шли искать иголку в стоге сена, и вот она иголочка на самом виду лежит, даже сено, вернее мусор, ворошить не надо. Искомой иголкой был, естественно, Иннокентий, стоящий на краю свалки. То, что он был не один ни Гвоздодёрова, ни Отвёрткина не смущало. На сверкающего на весеннем солнце лысой головой Митрича им было абсолютно наплевать. Видя, что сержант готов ринуться на своего кровника прямо сейчас, Отвёрткин схватил его за руку и прошептал:
- Погоди, Миша! Нам эффект неожиданности важен. Вдруг он опять от нас ускачет как горный козел? Тихо подкрадемся сзади, оглоушим обеих дубинками по головам, «браслеты» на руки оденем, а дальше видно будет.
Между тем Митрич и Иннокентий, стоявшие спинами к лесочку и не видевшие, что к ним подкрадывается нешуточная угроза, обсуждали, что же делать дальше.
- Вот! – высказывался недовольно Свиридорский. – Ни хрена твоя хваленая техника не работает. Мы далеко ушли от вас в техническом плане! – передразнил он Митрича. – А что в том толку? Говорил же я тебе, давай соберу какой-нибудь агрегат. Глядишь, совместными усилиями и достигли бы цели.
- Ничего бы не вышло, - поморщился Митрич. – Техника прилетевших к нам гостей не поддается пониманию. Даже мой аппарат оказался бессилен. Они на несколько порядков совершеннее нас. В смысле техники, разумеется.
- И что же делать дальше? Сдаться без боя и спокойно уйти?!
- Ну, бой мы все-таки дали. Если же ты настаиваешь, мы попробуем еще раз.
Он подошел к лежащему на земле шарику, оказавшемуся ненужным в данной ситуации, подобрал его и, выпрямившись и повернувшись лицом к лесу, увидел, что прямо на Иннокентия, скачками дикого мустанга, несется здоровенный детина в сером камуфляже, с резиновой дубинкой в занесенной для удара правой руке. За ним едва поспевал молодой человек гораздо меньшей комплектации, тоже в сером камуфляже и с такой же обжигающей злобой в глазах. Расстояние между ними и Иннокентием стремительно сокращалось. Еще два-три прыжка могучих ног и голова Свиридорского подвергнется тяжкому испытанию, наиболее благоприятным выходом из которого будет сильнейшее сотрясение мозга.
- Ложись!!! – истошно завопил Митрич.
Иннокентий неотрывно наблюдавший за действиями своего друга, решил, что крик этот как-то связан с волшебным шаром Митрича и, помня о том, как совсем недавно здесь сверкали молнии, плашмя рухнул на землю и закрыл голову руками.
Всю свою недюженную мощь, всю злость за пережитый вчера позор, вложил Гвоздодёров в удар, нацеленный на седую голову Свиридорского. Но в тот самый миг, когда резиновая булава должна была расколоть голову ученого, он упал и рука сержанта со свистом разрубила воздух, потянув за собой все его могучее тело. Споткнувшись об ноги вытянувшегося перед ним Иннокентия, он кубарем покатился в сторону оставшейся в одиночестве березки. Митрич едва успел отскочить в сторону от несущегося на него центнерового тела. Гвоздодёров, чертыхаясь и поминая всех матерей, кроме Божьей, вкатился в пространство между березой и кучкой пепла и… исчез.
Видя, что его напарник бесследно пропал совершенно непостижимым образом, Отвёрткин резко остановился и опустил дубинку. Столь невероятное исчезновение Гвоздодёрова, произвело на него неизгладимое впечатление. Вкупе с нервным напряжением вчерашнего дня оно совершило некий перекос в его мозгах, и мысли спутались, как пряжа у начинающей вязальщицы. К тому же, беспробудно пьяной.
- Боря, ты где? – робко вопросил он, думая, наверное, что Гвоздодеров мог закатиться за какую-нибудь кучку мусора и теперь никак не хочет вылезать оттуда.
Никакого ответа не последовало. Видя, что он остался один против двух довольно крепких людей, один из которых вчера с легкостью расправился с мощным Гвоздодеровым, а от Отвёрткина он вообще мокрого места не оставит, лейтенант и вовсе «слетел с катушек». Он выхватил из кобуры пистолет и, направив его прямо в лоб Митричу, дурным голосом заверещал:
- Всем стоять!! Хенде хох!! – почему-то перешел на немецкий язык Отвёрткин, хотя в школе имел по этому предмету твердую двойку. – Натюрлих, всем капут сейчас настанет! Перестреляю всех, как бешенных швайн!
- Да я и так стою, - как можно миролюбивее сказал Митрич, видя, что стоящий перед ним человек явно не в себе. Да и прыгающее перед лицом дуло пистолета Макарова не настраивало на ведение дискуссии.
- Молчать, когда со мной дело имеешь!! – продолжал неистовствовать и нести околесицу Отвёрткин. При этом его глаза бешено вращались, причем один по часовой стрелке, другой – против. – Всем харакири и аутодафе устрою! Шванцен всем наступит, только айн момент дайте. Вам, ослам полосатым, утро Варфоломеевской казни стрелецкой ночью покажется! Ты тоже – встать! – крикнул он лежащему Иннокентию, пнул его ногой и отскочил на три метра назад, продолжая держать пистолет наизготовку.
Иннокентий кряхтя поднялся, взглянул на удивленную физиономию Митрича, глаза которого, помимо недоумения, светились лучиками вот-вот готового вырваться наружу смеха, потому как слушать бредни, излагаемые лейтенантом, без смеха было невозможно. Повернувшись на голос, давший команду Иннокентию встать, он увидел тщедушного человека в милицейском камуфляже, размахивающего табельным пистолетом.
- Что вылупился, кенгуру бородатая?! – бесновался Отвёрткин, находясь в глухом тупике по поводу своих дальнейших действий. – Только попробуй сигануть, как вчера – враз пулю меж ушей влеплю! Глаза из задницы выскочат!
Иннокентий, который не видел Гвоздодёрова и его потрясающего исчезновения, решил, что они подверглись нападению буйного сумасшедшего, невесть где добывшего оружие и шляющегося по округе в поисках жертвы. Тем более, что речи худого коротышки вполне соответствовали такой догадке.
- Вы оба – встаньте рядом друг с другом! – визжал никак не приходящий в себя Отвёрткин. – Мне так вас удобнее душить будет! Всех четверых кастрирую и вниз головами повешу! Руки за голову и не шевелиться!
Митрич и Иннокентий встали плечо к плечу и заложили руки за головы. Губы их были плотно сжаты, чтобы не расплыться в широких улыбках. Смех бушевал в обоих друзьях, словно просыпающийся вулкан, готовый вот-вот вырваться наружу. Сдерживал открытое проявление их чувств лишь прыгающий перед глазами пистолет: получить случайную пулю от идиота – слишком дорогая плата за несдержанность. Так и стояли они, распираемые смехом и угнетаемые страхом одновременно.
- Где мой товарищ?! – спросил Отвёрткин, нервно переводя ствол пистолета с Митрича на Иннокентия и обратно.
- Какой товарищ? – с искренним удивлением спросил Иннокентий, хотя чертовски хотелось ответить, что в «Кащенко».
- Не сметь прикидываться на страшном суде! – взвизгнул ужаленной свиньей Отвёрткин. – Тот самый, которого ты вчера в канаву зашвырнул. Не помнишь что ли, шкура кудлатая?!
Иннокентий, естественно, ничего подобного не помнил и переглянулся с Митричем. Тот неопределенно пожал плечами. Было совершенно очевидно, что он тоже не в курсе.
- Вы, собственно, кто такой? – спросил Свиридорский.
- А-а… Мы решили играть в несознанку! Хочешь сказать, что ты меня вчера не видел, сволочь свалочная?! И через дорогу кольцевую ты не прыгал, как бешеный лось?! И сержанта Гвоздодёрова ты в кювет не кидал?!
- Знаете что, - не вытерпел Иннокентий, совершенно ничего не понявший из словесной белеберды, и плохо расслышавший фамилию сержанта. - Вам самому-то не смешно все, что вы говорите? Ни через какую дорогу я перепрыгнуть не в состоянии. Даже через проселочную. Мне это физически было недоступно даже в молодые годы, не говоря уже о теперешнем времени. Вчера я вообще весь день просидел дома и никакими гвоздодёрами не кидался. А, заодно, топорами и отвёртками тоже.
Отвёрткин, уже было начавший возвращаться к нормальному состоянию, услышав свою и сержанта фамилии в уничижительной форме, вновь впал в раж и заговорил загадочными фразами, очень похожими на словесную эквилибристику на грани абсурда:
- Не сметь оскорблять память моего неуклюже ушедшего друга! Гвоздь отвёртке не товарищ! А ближайший родственник! Через дорогу прыгать каждая мерзопакость научилась, а правду врать никто не хочет! Ну ничего, я вас выведу на чистую сковородку! Гитлер капут!! Долой самодержавие!!
Видя, что дело совсем плохо, и прыгающий перед носом пистолет может в любую секунду выстрелить, Митрич и Иннокентий стояли молча, стараясь не шевелиться и почти не дышать, дабы не злить вконец обезумевшего человека. Неизвестно, чем бы закончилась эта душераздирающая сцена, если бы за спиной Отвёрткина не замаячил поисковый отряд, посланный на свалку обиженным Никитой Клоповым. Сильно бы удивился Свиридорский, если бы узнал, что и эти люди в черных костюмах ищут именно его.
Константин, Петр и Григорий успешно обогнули овраг, слегка перепачкав свои модные ботинки в весенней грязи, миновали пеньки, где позавчера состоялась историческая встреча инопланетного существа и Зеленого змия с планеты Земля, и, пройдя небольшой лесок, вышли на окраину свалки. Тут их глазам предстала странная картина: один хлипенький человечек, одетый в милицейский камуфляж, угрожал пистолетом двум бомжам преклонного возраста, крича при этом что-то нечленораздельное, форменную околесицу:
- Вы куда напарника моего дели, людоеды гнусные?! Я вас приучу к вегетарианству! Отвечать немедленно! Через две секунды начну шмалять! Каждую секунду буду отстреливать по уху, а через минуту, когда уши кончатся, прикончу обоих.
Видимо, Отвёрткин полагал, что у бомжей, как у представителей особой людской породы, уши растут не только на голове, но и по всему телу, как у дикобраза иголки.
- Что за представление разыгрывается на мусорной сцене? – спросил Петр. – Разборки с мочиловым?
- Не знаю, - ответил Константин. – Но тот, что повыше, с бородой, подходит под имеющиеся у нас приметы.
- Тот, что в камуфляже – мент, - голосом голодного вампира, увидевшего бочонок с человеческой кровью, сказал Григорий.
- Если человек одет в серый камуфляж, это еще не значит, что он работает в милиции. Сейчас этих камуфляжей – пруд пруди, - зная нелюбовь Григория к стражам порядка, сказал Константин.
- Даже, если бы он был одет в подвенечное платье, все равно он - мент! Я его знаю, - не унимался Григорий.
- Как бы там ни было, - сказал Константин, - этот чокнутый может пристрелить человека, нужного нам, возможно. Надо бы его опередить.
Повторять приказ дважды не пришлось. Петр и Григорий обогнали своего начальника и бодрым шагом приближались к ничего не подозревающему Отвёрткину. Митрич хотел было отвлечь внимание замучившего их человека на подходящих людей, но не успел. Вырвавшийся вперед Григорий коротким, прямым, отточенным ударам чуть пониже затылка уложил Отвёрткина на землю. Сразу стало тихо.
- Что хотел этот мусор? – спросил Григорий, забирая у лежащего лейтенанта пистолет. - Да вы руки-то опустите.
- Не знаем мы чего он хотел, - сказал Митрич. – Налетел, как ненормальный, нес какую-то чушь несусветную.
- Про друга своего спрашивал, - вставил слово Иннокентий.
- Как связаны его друг и вы? – спросил Константин, пристально глядя на Свиридорского.
- Никак мы не связаны, - сказал Митрич. – Нет и не может быть у нас ничего общего. Мы и этого-то, - он кивнул на лежащего лицом вниз Отвёрткина, - видим впервые в жизни. А он, мерзавец, убить нас хотел.
- Какие же аргументы он приводил в пользу столь жестокого решения? – улыбнулся Константин.
- Да какие аргументы?! – выпалил Иннокентий. – Про друга своего мифического спрашивал, утверждал, что я его в придорожный кювет швырнул, а потом через кольцевую дорогу перепрыгнул.
- И когда же это все произошло, по его словам? – продолжал выспрашивать Константин.
- Вчера.
- А в каком месте?
- Да откуда же мне знать, - сердито ответил Иннокентий, - если меня там не было?
- То, что ты через дорогу не мог перепрыгнуть – вполне понятно. А вот перебежать мог запросто. Верно?
- Перебежать, конечно, можно, - ответил Свиридорский, не понимая, куда клонит этот прилично одетый человек.
- А вчера, случайно, ты дорогу кольцевую не перебегал?
- Нет! – решительно ответил Иннокентий.
- Так он тебе и сознался! – вступил в разговор Петр. – Машина, которая из-за него разбилась, бешеных бабок стоит. Все его потроха и на десятую часть ее цены не потянут.
- Какая машина? - ничего не понимая, спросил Иннокентий.
- Поедешь с нами, дядя, - бескомпромиссным голосом заявил Константин. Чутье профессионального охотника подсказывало ему, что перед ним искомая жертва. Иннокентий видел по суровым, без тени сентиментальности, лицам трех добрых молодцев, что препираться бесполезно. Но и ехать куда-либо со столь «душевными» ребятами совершенно не хотелось.
- Подождите, - вступил в разговор Митрич. – Тут какое-то недоразумение. Ни я, ни мой друг вчера не покидали пределов свалки. Сегодня же мы тихо-мирно прогуливаемся по окрестностям, вдруг на нас налетает какой-то сумасшедший и обвиняет непонятно в чем. Теперь и вы твердите о какой-то аварии, в которой, якобы, виноват мой друг. Объясните, хотя бы, в чем мы виноваты. И выслушайте наши объяснения. По крайней мере, на это мы имеем право.
- Права будешь в мусарне качать, тыква лысая, - изрек Григорий. – Ты, кстати, нам совершенно не неинтересен. А ты, бородатый, готовься идти с нами. Вещички можешь не собирать, вряд ли они тебе понадобятся еще когда-нибудь.
Видя, что дипломатические переговоры ни к чему не приведут, Митрич начал тихо пятиться к тому месту, где должен был стоять инопланетный звездолет, укрытый защитным полем. Иннокентий не понял его маневра, но Митрич решительно потянул друга за рукав. На лица трех «братков» заиграли вампирские улыбки: бессмысленный маневр обреченного, пытающегося вырваться из уже затянувшейся веревки. Вместо одного милицейского пистолета на бомжей пристально взглянули сразу три вороненых ствола. В отличие от пистолета Отвёрткина, эти орудия убийства не дрожали в руках своих хозяев. Шансов выжить практически не было.
- Никак линять собрались, бомжики? – спросил Константин. – Не стоит. Глупая затея. Тебя, бородатый, мы все равно догоним – ты нам живым нужен. А тебя, лысый мы просто пристрелим и все. Стоит ли игра свеч?
- Сейчас резко разворачиваемся, - тихо-тихо зашептал Митрич так, что его слышал только Иннокентий, и при этом губы его практически не шевелились, - и бежим до той кромки, где осталась одна березка. Там резко уходим в стороны: ты – на лево, я - на право. Только не пересеки линию роста берез! Это наш единственный шанс. Понял?
В ответ Свиридорский едва заметно кивнул головой.
- Пошли! – выдохнул Митрич.
- Не стрелять! – крикнул Константин и первым бросился в погоню. – Живыми возьмем!
Конечно, ему достаточно было сделать жест, и Петр с Григорием легко бы справились двоем. Но почему бы не размяться самому, тем более, что до убегающих метров пять не больше и на что они рассчитывают совершенно не понятно. Не отстали от своего начальника и остальные двое членов поискового отряда. Резвые, тренированные ноги молодых, могучих парней в два прыжка настигли убегавших. Уже руки готовы были цепко схватить обоих беглецов, как произошло нечто совершенно неожиданное. Митрич и Иннокентий, словно, зайцы ринулись в противоположные стороны, а их преследователи, не успев от столь неожиданного маневра затормозить, на полном ходу вбежали в то пространство, где бесследно исчез Гвоздодёров. С ними произошла идентичная история.
- Стой, Кеша, стой! – услышал за своей спиной голос Митрича, продолжавший спасительный бег Свиридорский.
Он остановился, оглянулся и… оторопел. Никаких преследователей не было и в помине! Лишь около уцелевшей березки, преспокойненько стоял Митрич и довольно улыбался.
- Иди сюда, не бойся, - позвал он друга. – Все уже кончено. На данный момент, по крайней мере.
- А где эти трое? - удивленно озирался по сторонам Иннокентий.
- Потом, Кеша, все потом. Сейчас нужно смываться отсюда. И как можно быстрее.
Иннокентий не стал спорить с другом, зная, что тот никогда и ничего не говорит просто так. И они торопливо зашагали по тропинке, приведшей их сюда, к своим убогим, но ставшим родными лачугам. Оставленное ими «поле боя», еще совсем недавно бывшее многолюдным, стало пустынным. Лишь еще вьющийся дымок от безвременно погибшей березы, да распростертый на земле лейтенант Отвёрткин, указывали на то, что здесь произошло нечто нехорошее.
- 14 -
Александр Павлович Громовержцев принял под самый конец своего воскресного дежурства единственно правильное, как ему казалось, решение. В зачерствевшей, покрытой толстой шершавой коркой прозаичности, душе подполковника невнятно шевельнулись и тихонечко зазвучали нотки романтизма, когда-то сливавшиеся здесь в благозвучные симфонии. Не заиграй эти простенькие аккорды, он бы никогда подобного решения не принял. Удивительная история, происшедшая с его подчиненными и подтвержденная совершенно посторонними людьми, и странные следы, оставленные на руке Гвоздодёрова неуловимым бомжом, никак не могущие принадлежать человеку, пробудили в его памяти образ одной весьма любопытной личности, выступавшей когда-то по телевидению с рассказами о различных паранормальных явлениях. Тогда он совершенно спокойно рассказывал о чудесах и смело утверждал, что они встречаются буквально на каждом шагу. Только вот видят их, почему-то, лишь единицы, да и то с ярко выраженными признаками психического расстройства. Громовержцев уже не помнил, о чем там вещал этот кладезь сенсанций, но ему отчетливо врезалось в память, что существует некая дежурная служба, принимающая звонки от граждан, столкнувшихся с чем-либо необычным. Александр Павлович, надо сказать, обладал феноменальной памятью на цифры, особенно на телефонные номера. Более того, он безошибочно запоминал чей это телефон. Прямо-таки ходячая телефонная книга. По большинству телефонов, хранящихся в ячейках его памяти, он даже никогда не звонил. Так - услышал случайно и запомнил. Разбуди его среди ночи, и он совершенно точно мог назвать телефонный номер человека, с которым учился во втором классе начальной школы. Скорее всего, телефона такого уже давным-давно не существовало, да и человек этот мог пойти прогуляться по бесконечной дороге, не имеющей обратного направления, но номер жил в безотказной памяти Громовержцева. Вот и сейчас, недолго покопавшись в ней, он выудил телефонный номер той самой службы, показанный тогда бегущей строкой на экране телевизора.
Конечно, мало было надежд, что эта служба является круглосуточной, да и вообще она могла благополучно кануть в Лету, но попробовать все же стоило. К удивлению подполковника, на второй же гудок в трубке защебетал приятный женский голосок:
- Добрый вечер! Служба сбора уфологической информации приветствует вас. Что вы хотите сообщить?
- Здравствуйте, милая леди. Мне бы было недурственно пообщаться с вашим руководителем. Как мне его услышать?
- Руководитель сейчас в командировке.
- Его кто-нибудь замещает?
- Естественно! А какой у вас вопрос?
- Свой вопрос, милочка, я задам непосредственно ему. Позовите-ка его к трубочке.
- Он сейчас дома.
- Давайте домашний телефон.
- А кто вы такой, чтобы я вам давала телефоны своего начальства? – в нежном голоске появились стальные нотки.
- Я, разлюбезная девушка, - в голосе подполковника появился привычный начальственный тон, - подполковник милиции Громовержцев. Александр Павлович, если хотите.
- И что из этого? – смело ответила девушка.
- А то, - все более горячился подполковник, - что если сию секунду вы мне не назовете требуемый номер, я позвоню своему другу из налоговой инспекции. А потом, в противопожарный контроль и санитарную службу. Ни и заодно, черту и дьяволу. Завтра же вашу контору прикроют к едрене фене, и вы останетесь без работы. Устраивает вас такая перспектива?
- Хорошо, - моментально сдалась сидевшая у телефона девушка, и назвала нужный номер.
- Как обращаться к этому господину? – удовлетворенно спросил Громовержцев.
- Булкин Дмитрий Николаевич, - последовал незамедлительный ответ. Девичьи бастионы так неустойчивы!
- Спасибо, - поблагодарил подполковник и повесил трубку.
Громовержцев взглянул на настенные часы, выполненные в форме черного ромба. Бесстрастные золотистые стрелки показывали половину десятого вечера. «Что-то засиделся я на работе, - мелькнула у него мысль. – Сейчас отзвонюсь этому Булкину-Буханкину и – немедленно домой. К жене любимой».
К искреннему удивлению Александра Павловича, Булкин выслушал его с пониманием и интересом, дотошно выспрашивая все подробности. Даже тени сомнения относительно рассказа подполковника в голосе уфолога не промелькнуло. Как будто бы ему сообщали не о странном человеке, легко перемахивающем через десятиполосную дорогу и оставляющем непонятные отпечатки, а о банальной черной кошке, перебежавшей улицу. Он только уточнил место, где это произошло, и высказал желание побеседовать с очевидцами. Договорившись встретиться завтра в первой половине дня, подполковник и Булкин пожелали друг другу спокойной ночи. Облегченно вздохнув, словно сбросив с плеч тяжелую ношу, Громовержцев покинул рабочий кабинет.
Владимир, совершенно измаявшись душевно, но так и не раскрывшись своей жене, уже собирался отправиться спать в супружеское ложе, когда трубка радиотелефона, так и оставшаяся лежать на кухне, подала голос. Он даже вздрогнул от неожиданности, услышав пронзительные трели.
- Кто это в полночь? – удивленно спросила Людмила, уже блаженно опустив голову на подушку.
- Черт его знает, – недовольно пробурчал Владимир, впрыгивая в тапочки. – Сейчас выясню.
- Алло! – недовольно он бросил в трубку, добравшись до кухни.
- Добрый вечер, - раздался в трубке то ли высокий мужской, то ли низкий женский голос.
- Скорее ночь, - огрызнулся Владимир, собираясь послать звонившего ко всем чертям.
- Видите ли, - как ни в чем не бывало продолжал голос, - у меня на определителе высветился номер вашего телефона, вот я и решил перезвонить, что бы узнать, кто мне звонил.
- Димон! – моментально сообразил Владимир, радуясь так, будто ему позвонил близкий родственник и сообщил, что дарит ему миллион долларов.
- Кто это? – опешил от такой радости звонивший.
- Да Володька это! Однокласник твой! Ну, напряги память-то!
- А-а, - раздалось в трубке после двухсекундного молчания. – Вспомнил, вспомнил. Мы с тобой недавно виделись, кажется?
- Точно! Ты мне еще визитку свою оставил.
- Зачем ты искал меня, Вова? Конечно, мы можем с тобой долго разговаривать, но чертовски хочется спать. Так что, давай сразу к делу.
- Конечно, конечно. Видишь ли, тут такая ситуация… - Владимир слегка замялся. – Короче, мне пришлось столкнуться с чем-то таким, что непосредственно связано с проблемами, которыми ты занимаешься.
- Я тебя внимательно слушаю, - в голосе Булкина появился неподдельный интерес.
- Не хотелось бы по телефону… Понимаешь?
- Конечно! Давай завтра встретимся где-нибудь.
- Отлично! – обрадовался Владимир. – Давай ровно в десять утра у моей работы. Помнишь юридическую консультацию?
- Разумеется. Кстати, - сказал Дмитрий после недолгого молчания. – Судя по номеру телефона, ты живешь где-то на окраине. Не у кольцевой дороги, случайно?
- Угадал. Мне до нее рукой подать.
- Хм… Интересно, очень интересно. Ладно, спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
У Владимира не то что камень с души свалился, а огромная базальтовая глыба. Теперь волнующей его проблемой будут заниматься профессионалы. Он вернулся в комнату и с удовольствием вытянулся на диване, рядом с женой.
- Кто это был? – спросила Людмила, уже явно сквозь сон.
- Да знакомый один… Ты его не знаешь. Спи, моя радость.
- А-а… Тот самый, что рыбу в нашем пруду ловил, - пробормотала она и отвернулась к стенке.
Владимир не стал отвечать на сонную шутку жены, а закрыл глаза и попытался уснуть. Но окутавшие его объятия сна не были безмятежными. Нервное напряжение не прошло бесследно, и ему всю ночь снились кошмары: бородатые осьминоги, пьяные в хлам негры, разноцветные бомжи и прочая чушь.
Дмитрий Булкин был человеком удивительным, можно даже сказать: уникальным. Он не просто с раннего детства зачитывался фантастикой и приключенческой литературой, как большинство мальчишек того времени. Это было бы нормально: пацанам просто не хватало ярких впечатлений на унылых и плохо освещенных улицах. А со страниц любимых книг на них потоком лились великие походы и битвы; опаснейшие полеты в далекие уголки Вселенной; встречи с неизведанными животными и братьями по разуму. Богатое и живое детское воображение легко рисовало и, опьяняющие синевой и бесконечностью, океаны, кишащие спрутами, акулами и флибустьерами, и иные миры, как и потрясающие своим волшебным великолепием, так и полные мрака и опасностей. Подавляющее большинство ребят вполне довольствовалось чудесами, описанными в книгах, с возрастом забывая о них. Булкин же не только читал фантастику, он жил ей и в ней.
Дмитрий умудрялся находить «необычные» явления практически на каждом углу. Старая консервная банка без опознавательных знаков, найденная во дворе под тонким слоем земли, была ничем иным, как шкатулкой, в которой хранили сокровища разбойники, когда-то, в незапамятные времена, промышлявшие в этих местах. Отсутствие в ней драгоценностей отнюдь не смущало юного кладоискателя. Он объяснял это досадное недоразумение гениально просто: шкатулку кто-то нашел раньше, чем он. Следы, оставленные гусеничным трактором, трактовались только как следы инопланетного вездехода, изучавшего нашу планету
Однажды, классе в пятом, Булкин принес в школу небольшой кусочек карбида, размером не больше классного мелка. Он клятвенно утверждал, что это метеорит, выпавший из кольца Сатурна, и найденный им прямо у подъезда собственного дома. Ему, естественно, никто не верил, и настойчиво требовали неопровержимых доказательств. Тогда он положил грязно-белый камешек на парту и плюнул на него. Мгновенно раздалось шипение и по классу поползла нестерпимая вонь. После такой демонстрации удивительных, внеземных свойств «метеорита», ни у кого не осталось сомнений в правдивости рассказа Булкина. Возникли они только у преподавательницы географии, так не кстати зашедшей в собственный класс. Дело дошло до директора. Но полученная взбучка не остановила неугомонного искателя фантастических явлений.
Весь класс с упоением внимал его рассказам о Нэсси, снежном человеке, летающих тарелках и гуманоидах. Но с возрастом вера в чудеса неудержимо ослабевает, тем более, когда тебя воспитывают в духе голого материализма, а единственным творцом чудес, как на земле, так и на небе, является коммунистическая партия. Годы и природа всегда берут свое, и мальчишек все больше интересуют сидящие рядом девчонки, а не туманные инопланетяне.
Наступала пора первой любви. А первое чувство самое сильное и искреннее. Оно без остатка захватывает твой разум. Любовь не терпит конкурентов ни в каком виде: рядом с тобой предмет твоего обожания, созданный из крови и плоти – да еще какой плоти! – какие уж тут к лешему Бермудские треугольники и реликтовые гаминоиды.
Но Дмитрия всесокрушающие любовные волны благополучно миновали. Даже не забрызгали. Казалось, что все девушки его абсолютно не интересуют, как представительницы противоположного пола. Нет-нет! К сексуальному меньшинству – грозящему сейчас перерасти в большинство – он не принадлежал. Просто данная сторона человеческой жизни – весьма приятная и жизненно необходимая – была ему совсем неинтересна. К тому же он никогда не был дамским любимцем: среднего росточка, аморфная фигура, круглое лицо с пухлыми, по-детски розовыми щечками, прищуренные глазки, реденькие черные волосики, торчащие на голове непослушным ежиком. Этакий молочный поросеночек, а не Дон Жаун.
Пролетели счастливые школьные годы, полные впечатлений и открытий, и дружный некогда класс разлетелся кто куда. Про Булкина благополучно забыли и не утруждались приглашать его на редкие встречи одноклассников. Зачем нужен чудак, вечно талдычащий о паранормальных явлениях. А он, тем временем, не бросил дороги, на которую ступил в раннем детстве. Дмитрий поступил и успешно окончил Геолого-Разведочный институт, получив профессию геолога. Почему именно эта специальность привлекала его? Да потому, что именно геологи забираются в самые глухие уголки нашей необъятной Родины, в которых, как казалось Булкину, всяких тайн и необъяснимых явлений было напичкано, как огурцов в бочке. Но сколько ни мотался новоиспеченный исследователь земных недр по непролазным таежным дебрям, ни одного чуда ему встретить не довелось. Накормив досыта комаров и мошкару, он, на волне всеобщего интереса к НЛО и к своему огромному удовольствию, попал в крупную уфологическую ассоциацию. Так как теперь Булкин стал официально заниматься проблемами, которые не давали ему покоя всю жизнь, он с головой ушел в работу, быстро достигнув должности вице-президента. Он был абсолютно счастлив, потому что занимался любимым делом, которое, к тому же, давало средства к существованию. Многие ли могут похвастаться подобным?.. Единственное, что пока не удалось воплотить Булкину в жизнь, так это самолично убедиться в существовании инопланетян, параллельных миров и тому подобного. Всю информацию подобного рода он получал, так сказать, от третьих лиц.
Прибыв на работу, Владимир в первую очередь пошел к начальству и, сделав такое лицо, словно он только что медленно разжевал сразу два лимона, заявил, что у него всю ночь болел зуб и просто необходим визит к стоматологу. С зубной болью знаком каждый человек и начальство дало добро.
Выйдя на улицу без десяти минут десять, Владимир увидел Булкина за рулем видавшей виды «шестерки», припаркованной у тротуара. Дмитрий тоже заметил одноклассника и жестом пригласил в машину.
- Так что у тебя случилось? – спросил Булкин, поздоровавшись.
- Поедем, по дороге расскажу.
- Куда ехать?
- Выезжай на «кольцо», а там я покажу.
В продолжение всего рассказа круглое, добродушное лицо Дмитрия ни разу не изменило своего выражения. Ни разу не дернулись реденькие черненькие усики, не приподнялись над глазами-щелочками тонкие брови, и вообще ни одна мышца лица не выдала отношение хозяина ко всему рассказанному. Наверное – в силу своей профессиональной деятельности – Булкин был убежден, что пришельцы разгуливают в окрестностях Москвы ни чуть не реже, чем бессмертные в сериале «Горец».
- Ну, - пожал плечами Дмитрий, когда Владимир закончил свое повествование, - история весьма интересная. Как ты понимаешь, я много слышал всяческих свидетельств о посещении нас инопланетянами и контактах с ними. Но чтобы с пришельцем пили горькую… Ты человек серьезный и я, безусловно, тебе верю. Так что посмотрим, посмотрим… Тем более, что в вашем районе творятся всякие странности.
- То есть? – не понял Владимир.
- Вчера мне позвонил некий подполковник Громовержцев. Он, кстати, начальник отделения милиции твоего района. Так вот, он поведал мне удивительную историю о каком-то бомже, который запросто, одной рукой, закинул в кювет сержанта милиции, весьма не слабой комплекции, а затем легко перепрыгнул кольцевую дорогу. Я, быть может, и не придал бы звонку особого значения – мало ли психов звонит на наш номер, но я сам был свидетелем прыжка этого бомжа.
- Вот это да! – удивился такому совпадению Владимир. – Я слышал эту историю от самих милиционеров, что встретились с удивительным бомжом.
- Сюжет начинает закручиваться, - прищурилсяБулкин.
- А ты его хорошо разглядел?
- Нет, к сожалению. Зрение у меня далеко не орлиное, да и видел я его на приличном расстоянии. Единственно, что удалось заметить – длинные волосы и бороду.
- Знаешь, Димон, - сказал, немного подумав Владимир. – Мне кажется, что виденное нами существо и тот бомж – одно и то же лицо.
- С чего ты взял? – искренне удивился такому заключению Дмитрий.
- Мы вчера с Сергеем тоже встретили одного бродягу. И он мне показался весьма странным.
- Чем же?
- Не пахло от него ничем. А эта публика, сам понимаешь, имеет очень специфический запах. И говорил он как-то односложно, даже ни разу матом не ругнулся.
- Вот это точно ненормальное явление, - улыбнулся Дмитрий. – Не матерящийся бомж поинтересней инопланетянина будет.
- Ты слушай дальше, - не откликнулся на иронию Владимир. – Через несколько часов я пошел прогуляться с собакой и вновь мне попался тот самый бомж.
- Ну-ну! – заинтересовался Булкин.
- Он вышел прямо на меня из непролазных зарослей боярышника, продраться через которые, не поранившись и не порвав одежды, просто невозможно. А он был цел и невредим! Пес мой истошно лаял и выл, видимо почуяв его еще в кустах, а, увидев впал в состояние транса. Признаться, я никогда не видел, чтобы он так себя вел. А вонь от бомжа на этот раз была такая, словно он только что проплыл по всей московской канализации. Кстати, он сам признался мне в том, что удрал от милиции.
- Что было дальше?
- Ему срочно надо было помыться, и я направил его к пруду, расположенному в нашем дворе.
- Зачем? – не понял Дмитрий.
- Нормальный человек в эту лужу не залезет, даже если будет очень грязный.
- И он прыгнул? – с недоверием спросил Булкин.
- Я не видел, - разочарованно вздохнул Владимир. - Видимо слишком поздно прибежал домой.
- Интересно, конечно. Но какая связь между вашим собутыльником-пришельцем и этим бедолагой?
- Ну как же? – поразился Владимир недогадливости Дмитрия. – Если он смог принять облик негра, то что ему стоит превратиться в бомжа?
- Это еще ни о чем не говорит. Кстати, ты не помнишь, сколько пальцев было на конечностях пришельца?
- Очень хорошо помню – шесть.
- Хм… Действительно интересная ситуация. На руке милиционера, брошенного в кювет, остались отпечатки от пальцев. Шесть штук.
- Ну, - обрадовался Владимир еще одному подтверждению своей догадки, - а я что говорю? Бомж и инопланетянин – одно и то же существо!
- Еще не факт, что он инопланетянин.
- А кто же? – удивился Владимир.
- Например, он мог явиться из параллельного мира. Такие миры существуют. Уверяю тебя. А может он является мутантом, порожденным находящейся рядом свалкой. Бездумная, если не сказать безумная, человеческая деятельность довольно часто порождает мутантов. Таким образом, природа мстит за поругание над ней… Ладно, перейдем к делу. Я думаю, сначала надо навестить подполковника и двух милиционеров. Уж очень мне хочется рассмотреть следы, оставленные на его руке. А потом двинемся к месту, где вы с Серегой встретили нечто удивительное. Ты не против?
- Нет, конечно. Делай так, как считаешь нужным.
После долгого и изнурительного мыканья по московским «пробкам», способным образоваться где угодно, они достигли-таки района, где проживал Владимир. Ровно в полдень одноклассники вошли в кабинет подполковника Громовержцева. Тот принял их вполне радушно и, вместе с тем, несколько озабоченно: он никак не мог отыскать Гвоздодёрова и Отвёрткина. У обоих сегодня был выходной, но их телефоны отвечали длинными безнадежными гудками. Собственно, это не удивительно: понедельник – дети в школе, жены на работе. Единственным местом, где могли быть оба милиционера – городская свалка. Когда они оттуда придут совершенно неизвестно.
- Что же это, - удивился Владимир, - у ваших сотрудников мобильной связи нет, что ли?
Громовержцев посмотрел на Владимира так, словно тот задал ему вопрос: «Неужели у вас нет виллы на Мальдивских островах?»
- На зарплату милиционера, молодой человек, - сердито сказал подполковник, - можно купить только чехол для мобильного телефона. Да и то – подержанный. Конечно, они, собаки, подрабатывают кто где, и телефоны есть у каждого. Но кто же добровольно даст свой номер?
- Понятно, - сказал Дмитрий. – Обидно, конечно, что не удалось побеседовать с очевидцами. Возможно, мы зайдем к вам еще вечером. Сейчас же не смеем больше отвлекать ваше внимание.
- Кстати! – остановил, уже вставших со стульев Владимира и Дмитрия, подполковник. – Были еще два свидетеля. Они так залюбовались на невероятный прыжок, что угробили новенькую «БМВ». Можете с ними переговорить.
- А на них что, тоже какие-нибудь следы остались? – с интересом спросил Булкин.
- Нет.
- Тогда не будем беспокоить занятых людей.
Владимир и Дмитрий вышли на улицу, сели в машину и через пятнадцать минут Булкин остановил свою «шестерку» на обочине, где указал Владимир. Это было прямо напротив тропинки, убегающей с обочины в заросли кустарника и деревьев.
- Дальше придется идти пешком, - сказал Владимир.
- Как скажешь, - невозмутимо ответил Булкин. – Только инструменты возьму.
С заднего сидения он взял обшарпанный «дипломат» внушительных размеров, и вылез из машины. Владимир подождал, пока Дмитрий закроет свой автомобиль, и они тронулись в путь.
Владимир уверенно шел по тропинке, проложенной страждущими, изредка перебрасываясь короткими фразами с идущим сзади Булкиным. Вместе они составляли весьма контрастную пару. Владимир был одет в легкий черный плащ, под которым угадывался ладно сидящий темно-синий костюм. На белоснежной рубашке изящно выделялся ярко-зеленый галстук. Дмитрий же был весь в затертой джинсе, явно азиатского производства. То ли дела у охотников за загадками шли не ахти, то ли Дмитрий, боясь испачкаться в предстоящей поездке, оделся попроще.
Антициклон, принесший в Москву теплую сухую погоду, находился уже в стадии разрушения; подул прохладный ветерок, а на западе стали появляться кучевые облака, предвещавшие весьма скорую смену погоды, явно не в лучшую сторону. Но весна все уверенней и уверенней брала власть в свои руки: все громче и разнообразнее становились голоса птиц, возвращавшихся из жарких стран на Родину; истошно вопили от переизбытка гормонов коты; начали выползать на разведку деловитые муравьи. А два человека шли, не обращая внимания на весенние красоты, торопясь приблизится к разгадке тайны, встреченной неподалеку.
- Ну вот, мы и на месте, - сказал Владимир, когда они подошли к тем самым злополучным пенькам. – Вникай в обстановку.
Дмитрий положил на один из пеньков свой «дипломат» и извлек из него на свет божий какую-то матово-черную штуковину, сильно напоминающую сковородку средних размеров, только с более длинной ручкой.
- Что это? – усмехнулся Владимир. – Мы будем готовить рагу из инопланетян?
- Не надо так зло шутить, пожалуйста, - обижено сказал Булкин. – В конце концов, это ты пригласил меня, а не сам я заявился к тебе со своими проблемами. Так что, будь любезен уважать человека, добросовестно выполняющего свою работу.
- Извини! Это я просто себя подбадриваю.
- Проехали. Перейдем лучше к делу. Куда упал ваш собутыльник?
- Сюда, - указал Владимир влево от пня, на котором лежал «дипломат». - А что, все-таки, за аппарат у тебя в руках?
- Поисковый прибор. Научное название его довольно мудрено, да и ни к чему нормальному человеку. Для простоты мы его окрестили – ловец чужих следов, а сокращенно – ЛЧС.
- И какие же следы он ловит?
- Понимаешь, Владимир, - было видно, что Дмитрий получает удовольствие от объяснения принципа действий прибора. – Любое существо, обладающее разумом, распространяет вокруг себя излучение в спектре микроплазменных волн, которое несет в себе информацию об этом разуме. Растения, различные вещи из одежды, почва, камни, легко впитывают в себя такую информацию, нужно только уметь извлекать ее. На нашей старушке Земле широко распространено только одно существо, наделенное разумом. То есть – человек. И хотя он частенько совершает поступки, совершенно не совместимые с разумными действиями, тем не менее, факт остается фактом: интеллектом обладаем только мы, люди. Соответственно и фон излучения у всех людей примерно одинаков. Если же здесь побывал иной разум, то и излучаемый фон будет другим. Именно эту чужеродность и улавливает ЛЧС.
- То есть, он игнорирует человеческие следы и срабатывает на чужие?
- Верно. Ты неплохо ориентируешься в теме. К сожалению, зарегистрировать прибор официально изобретателю не удалось. Он является членом нашей ассоциации, а традиционная наука нас не жалует. Так что, какие бы следы мы не нашли, доказать нам ничего не удастся.
- И как долго сохраняются такие следы?
- Точных данных нет. Например, в Крыму, в Гурзуфе, рядом с бывшим домом Раевских, растет кипарис, который очень нравился Пушкину. Он часто гулял рядом с ним, гладил его. Так вот представь себе, это дерево до сих пор хранит память о величайшем поэте России. А в Ялте, в музее Антона Павловича Чехова, хранится пальто, которое он носил, уже будучи тяжело больным. Оно тоже помнит своего хозяина и сильнее всего фонит там, где был очаг болезни. Есть и другие примеры довольно долгого сохранения подобной информации… Ни вчера, ни позавчера дождя не было, так что будем надеяться на благоприятный исход.
Дмитрий нажал кнопку на рукоятке ЛЧС, и по центру «сковородки» вспыхнул зеленой лентой дисплей. По нему побежали шестизначные цифры и начали раздаваться частые щелчки, словно кто-то, сидящий внутри, цокал языком.
- Здесь явно что-то было, - озабоченно проговорил Булкин. – А где та елка, под которой вы его заметили?
Владимир показал. Дмитрий направил свой чудо-прибор в сторону огромной ели. На дисплее цифры стали меняться в сторону уменьшения, а щелчки стали более редкими.
- Хорошо! – удовлетворенно констатировал Дмитрий и поводил ЛЧС еще в нескольких направлениях. – Теперь совершенно ясно, что он пришел и ушел по одному и тому же пути. Это может облегчить поиск. Подержи-ка, - он протянул ЛЧС Владимиру, а сам вернулся к «дипломату». Достав оттуда фотоаппарат с мощным объективом, Дмитрий сфотографировал с разных позиций место падения пришельца. Убрав фотоаппарат обратно, он протянул «дипломат» Владимиру.
- Поможешь? - спросил Дмитрий.
- Конечно! – отозвался Владимир и принял «дипломат», вернув Дмитрию ЛЧС.
Подойдя к ели, они удивленно переглянулись. На дисплее светились шесть нулей, а щелканье стало редким, словно пульс у человека, впавшего в кому.
- Что это значит? – спросил Владимир.
- Не понимаю… Ты говорил, что здесь он был в человеческом обличии. Поэтому, возможно, и следы здесь такие слабые. Хотя это очень странно. И уж тем более не понятно, почему он был негром, да еще в дикарском виде. Ладно, пойдем дальше по тропке. Скорее всего, он по ней и пришел. Не знаешь, куда она ведет?
- Я по ней никогда не ходил, но, думаю, что на свалку.
- Что же, - улыбнулся Булкин, - придется прогуляться по свалочным джунглям. Костюмчик не боишься испачкать?
- Я буду аккуратным, - буркнул Владимир.
И они, не торопясь, словно лозоходцы, ищущие живительную влагу, двинулись по тропинке, по которой посланец иной звездной системы шел на встречу с человечеством.
- 15 -
Весна – самое замечательное, удивительное и непредсказуемое время года. В это время, как ни в какое другое, хочется любить и быть любимым. Хочется пускаться во всякие авантюры, не очень-то переживая, если потерпишь фиаско. Пробуждающаяся после зимнего, стагнационного сна, земля будит и все существа обитающие на ней. Даже камни в эту пору кажутся более блестящими и теплыми, чем обычно. Не является исключением и человек. Подчиняясь извечным токам природы, люди очертя голову кидаются во всепоглощающий водоворот влюбленности. В такие дни воздух насквозь пропитан любовными флюидами, которые невидимо и бесцеремонно забираются в человеческий мозг и властвуют там безраздельно. Конечно, отнюдь не все свободно кидаются в омут страстей. Многие сдерживают себя супружескими обязанностями, моральными догмами, возрастом и прочими объективными и субъективными факторами. Но всем, абсолютно всем, хочется страстных объятий до самого утра, романтических приключений и щекочущих нервы авантюр.
Подвергся атаке красавицы-весны и опытнейший косморазведчик Зод Гот. Он был из далекого, чужого для нас мира и не понимал, что в местности, где он производил разведку, происходит извечный природный круговорот. Не понимал он, что и в его сознание проникли животворящие соки весны. Одно он знал совершенно точно: первая же встреченная им земная женщина произвела на него неизгладимое впечатление. Конечно, она в корне отличалась от красавиц его родной планеты, да и сравнивать их было совершенно неуместно. У его соплеменниц были огромные, желтоватые глаза, переливающаяся всеми цветами радуги кожа, нежные подножные присоски, сладострастно впивающиеся в партнера и не отпускающие до тех пор, пока он не закричит во всеохватывающем экстазе. Ничего этого у человеческой самки не было. Да ей ничего подобного и не нужно было. Она была прекрасна чужой, доселе не известной разведчику красотой. Ее формы, движения, жесты, даже то, что она глотала какой-то дым – все это было чрезвычайно привлекательно. Зот Гот был крайне удивлен, что сильный пол на Земле так разительно отличается от слабого. Причем в худшую сторону. Зод Гот почувствовал вдруг, что он перестал брезгливо относиться к землянам. Более того – он не был к ним равнодушен! Разумеется, они во многом были ему непонятны, их техника и образ жизни могли шокировать, но они начали в нем вызывать чувство жалости. Такая красота, как встреченная им женщина должна иметь более приемлемую среду обитания. Землянам просто надо навести порядок на своей планете! Когда же Зод Гот представлял себе масштабы работ, которые необходимо произвести для установления этого самого порядка, тут-то на него и накатывала жалость…
Зод Гот завернул за угол дома, куда его направил странный человек у подъезда и остановился в нерешительности. Перед ним простиралась темнота, лишь кое-где разрываемая слабыми огнями, освещающими гигантские трубы, которые он уже видел сегодня днем. Никаким центром города здесь и не пахло.
«Зачем этот человек солгал мне? – недоуменно подумал Зод Гот. – Здесь не может быть центра мегаполиса. Даже, если он что-то заподозрил и пытался направить меня по ложному пути, это явно неудачная ложь. Ведь и ребенку будет понятно, что разумному существу там делать нечего. Что можно делать средь уродливых труб, изрыгающих клубы дыма, наверняка ядовитого?!»
Откуда было знать посланцу из космоса, что в хмельном мозгу отца Варсонофия трубы теплоэлектроцентрали ассоциировались ни с чем иным, как с одним из входов в преисподнюю. Где, как не там, по мнению батюшки, было самое место вылезшему из пруду чудищу.
Время выхода на связь с родной планетой неумолимо истекало, и Зод Гот с тоскою осознал, что до центра города ему так и не добраться. В окрестных домах так уютно светились окна квартир, что косморазведчику стало грустно и одиноко в чужой ночи. Что же делать?
«Стоп! – осенило Зод Гота. – А зачем, собственно, я так рвусь в это пресловутый центр? Не лучше ли попробовать заглянуть в жилища людей? Там можно узнать очень много о внутренней сущности землян. По крайней мере, к утру я буду обладать информацией, которая даст возможность Гоз Роху и нашим ученым провести предварительный анализ и попытаться понять психику человечества».
Но в том виде, в котором он находился сейчас, проникнуть в квартиры людей не представлялось возможным. Полученной от переводчика информации хватило ему для того, что бы понять: он принял облик изгоя общества. Зод Гот не понимал, почему на планете возможна такая дикость, но приходилось принять это как данность. Факт оставался фактом: нужно было менять свой внешний вид. Но какой облик принять? Владимира? Опасно, так как он живет где-то здесь и, хотя шанс и не велик, можно случайно попасть в его квартиру. И тут в мозгу разведчика родилась шальная, с точки зрения нормального человека, мысль: воплотиться в облик увиденной им женщины! На то было вполне разумное объяснение: Зод Готу прекрасно врезалась в память каждая черточка ее образа и, к тому же, она куда-то уехала.
Зод Гот внимательно огляделся по сторонам, но на темной улице не было ни души. Секунда – и вместо оборванного бомжа на тротуаре оказалась блистательная молодая женщина. Правда, ее размеры были несколько больше, чем у настоящей Наташи. Но, если особо не приглядываться, в глаза это не бросалось. К удивлению Зод Гота, центр тяжести у женщин оказался в несколько ином месте, чем у мужчин. К тому же, длинные и тонкие каблуки не способствовали устойчивости. От неожиданности он чуть было не грохнулся на асфальт. Лишь невероятным напряжением всех мышц он сумел сохранить равновесие. Пришлось кое-что подкорректировать в фигуре, от чего грудь и попка «Наташи» стали еще привлекательнее.
«Великий Космос! – мысленно воскликнул Зод Гот. – Как же они ходят в такой ужасной обуви?!». Невдомек было пришельцу из немыслимых глубин Вселенной, что наши милые и очаровательные женщины готовы и не на такие мучения, лишь бы выглядеть как можно обаятельней и привлекательней.
Только-только Зод Гот научился управлять загадочным и непостижимым для него телом, как из-за угла дома, тревожа тишину визгом резины об асфальт, и ослепляя все живое дальним светом мощных фар, выскочила машина. Это был джип «Черроки», не новый, но и еще в не совсем убитом состоянии. В нем размещались четверо выходцев с солнечного Кавказа, держащих палатки на местном продуктовом рынке. Они решили несколько расслабиться после тяжелого трудового дня. Распив пару бутылочек коньяку и закусив его шашлычком из парной баранины, они пришли в то состояние, когда джигиту становится необходимым женское общество. Они рыскали по округе в поисках подходящих экземпляров, но как назло никого не попадалось им на пути. Видимо местные дамы объявили им бойкот. Разочарованные дети гор, искренне считающие себя коренными москвичами, уже собирались податься на ближайшую точку, где жрицы любви бесперебойно предлагали свои услуги, как в свете фар увидели прелестную блондинку, одиноко стоящую на тротуаре. Кого она ждет? Конечно их! И никаких сомнений!
Американский «паркетный» внедорожник резко, словно стреноженный конь, затормозил почти у самых ног Зод Гота. Дверца водителя гостеприимно распахнулась, и оттуда высунулась довольная, нахальная рожа. Нос, больше напоминающий орлиный клюв, хлюпнул, словно принюхивался к ночному воздуху, и тонкие губы, обрамленные жесткой, как обувная щетка щетиной, слащаво проговорили:
- Какой красивый дэвушка, а стоит один и скучает. Поехали с нами – нэ пожалеешь.
- Куда? – спросила «девушка» басом бомжа Геннадия.
Кавказец несколько запнулся, но желание явно перевешивало смущение, и он продолжил:
- Ты что охрып, да? Простудылся, бедненький? Иды к нам, ми тэбя согреем. Как тэбя зовут?
- Геннадий! – мило улыбнувшись, все тем же голосом ответил Зод Гот.
Лицо кавказца вытянулось, достигнув размеров лошадиной морды, дверца резко захлопнулась, и джип рванул с места, как хорошо пришпоренный рысак, унося в себе попавших впросак джигитов. Сильно бы удивились горячие рыночные парни, если бы узнали с кем, на самом деле, они хотели забыться в сексуальных утехах. В свою очередь, узнай Зод Гот в каком качестве его хотели использовать, приглашая в машину, догнал бы и немедленно передушил всех четверых.
Косморазведчик, кстати уже способный общаться и без переводчика, так и не понял реакции сидевших в машине людей. Но они помогли ему вспомнить, что встретившаяся ему женщина говорила совсем другим голосом; пришлось изменить высоту и тональность.
В то время, пока Зод Гот общался с искателями дешевой любви, к подъезду своего дома возвращался студент четвертого курса физико-математического факультета МГУ Виталий Конорейкин. Он возвращался из расположенного неподалеку интернет-кафе, где просидел сегодня почти весь день, блуждая по всемирной «паутине». Канарейкин был лучший студент курса, а может даже и факультета, что позволяло ему вести относительно безбедное существование. Он делал контрольные и курсовые работы своим однокашникам, которые имели богатых родителей, но отличались ленью и бестолковостью. Разумеется, не бесплатно. Зарабатываемых денег вполне хватало на то, чтобы подкармливать оставшуюся в Туле мать и снимать однокомнатную квартиру на окраине Москвы. Конечно, это не фешенебельные апартаменты, но и не заплеванная комнатушка в вечно шумящем общежитии.
Виталий был тайно и безнадежно влюблен в местный секс-символ Наталью Пышкину. Он буквально боготворил ее красоту, считая, что она небесное создание, решившее посетить нашу грешную землю. Но подойти к ней и как-то выразить свои чувства он не решался. Люди науки, порой совершающие дерзкие эксперименты, связанные с риском для жизни, частенько бывают беспомощны и нерешительны перед прекрасной половиной человечества. К тому же, никак не удавалось встретиться с Натальей один на один. Объясняться же на людях было для Виталия совершенно неприемлемо. Да и не могла Наталья, несомненно чувствовавшая отношение к себе Виталия, обратить внимание на худенького неказистого студента-очкарика, не могущего, не смотря на свои заработки, одеться соответственно уровню Натальиных запросов. Застиранные джинсы, выцветшая толстовка и кроссовки «Адидас», выпущенные где-нибудь в Шанхае, не могли привести в восторг привередливую соблазнительницу. Разве будет щука гоняться за шустрым мелким пескарем, когда рядом проплывают жирные ленивые сазаны. Если только из спортивного интереса. Но у Натальи такого интереса не возникало.
И вот бедному студенту представился уникальный случай – предмет его самых потаенных мечтаний стоит почти в полночь с тыльной стороны своего дома в гордом одиночестве. Упускать такую возможность было никак нельзя. Если он и будет отвергнут недоступной красавицей – сомневаться в этом не приходилось, - то некому будет засвидетельствовать его позор.
- Здравствуйте, Наташа, - сказал он, подойдя к ней и слегка заикаясь от охватившего волнения. – Что это вы стоите в столь поздний час совершенно одна, да еще и не у своего подъезда, а на темной улице?
Зод Гот был даже рад тому, что к нему обратился этот невзрачный человек со странными стеклами на глазах – теперь он знал свое новое имя.
- Здравствуйте, - добродушно ответил он, и этот голос вряд ли можно было отличить от настоящего голоса Натальи. – Как вас зовут?
- Конечно, - застенчиво опустил глаза Виталий, - вы не запомнили моего имени, хотя когда-то мы с вами знакомились. Меня зовут Виталий. Виталий Канарейкин.
Тут вдруг в тихом книжнике проснулась невиданная до этого смелость. То ли безответная любовь, одичав от платонизма, стала вырываться на свободный воздух, то ли весна подействовала - неизвестно, но он произнес следующие слова:
- На улице холодает, Наташа. Не хотите ли пройти ко мне домой: чаю выпьем, поболтаем. Не беспокойтесь, я ничем не обижу вас и не сделаю ничего плохого.
Столько сердечной мольбы было в его взгляде и голосе, что будь перед ним настоящая Наташа, она, несомненно, ответила бы согласием на его просьбу. Хотя бы из-за элементарного чувства сострадания. Зод Гот же колебался, считая, что его цель – попасть в человеческий дом, достигается слишком уж легко и быстро. Виталий же расценил молчание женщины как раздумье, и снова пошел в атаку.
- Не бойтесь меня, - горячо заговорил он. – Мы только поговорим и все. Я больше ни на что не претендую!
«Бояться тебя действительно не следует, - подумал Зод Гот. – Что ты можешь мне сделать?».
- Хорошо! – вслух произнес он. – Пойдем.
Виталию показалось, что асфальт уходит у него из под ног от обрушившегося на него счастья. Женщина, которая являлась к нему лишь в самых смелых мечтах и снах, согласилась посетить его скромное жилище! Было от чего потерять голову. Он засуетился, полез в карман за ключами от квартиры, достал их, уронил на асфальт, торопливо поднял их, указал на второй подъезд стоящего под углом к ним дома и пригласил следовать за собой.
Но не суждено, ох не суждено было беспрепятственно осуществиться чистым благородным планам Виталия Канарейкина! Только-только они подошли к подъездной двери, только-только он протянул руку к дверной ручке, что бы элегантным движением распахнуть ее перед дамой, как дверь сама резко распахнулась, больно ударив по руке Виталия, и на пороге подъезда показалась гориллоподобная фигура Федора Опойкина, по кличке Дуболом.
Кличка эта потрясающе соответствовала как внешнему виду выходящего из подъезда человека, так и внутреннему содержанию. Он имел наголо бритую голову, узкий лоб, нависающие над выпученными глазами надбровные дуги, приплюснутый нос, массивную челюсть и бицепсы, чуть меньше, чем у Арнольда Шварценеггера, и все это при почти двухметровом росте. Короче, типичный вышибала из захудалого кабака, на лбу которого можно было смело вешать табличку: «признаков мозга не обнаружено». В его выпуклых глазах нельзя было увидеть ни одной мысли, хоть сколь ни будь достойной цивилизованного человека. Да и откуда им было взяться, если в своей жизни он не прочел ни единой книги, кроме букваря, да и тот не до конца. Все его жизненные интересы сводились к трем вещам: «качнуть» штангу, плотно поесть, желательно с пивом, и переспать с симпатичной девушкой. Если очень приспичит, то можно и не с симпатичной. Самой же заветной его мечтой было уложить в постель Наталью Пышкину. В каких только эротических позах он не представлял эту красавицу! Камасутра просто отдыхает. Но гордая Наталья даже плюнуть в его сторону не хотела.
И вот, он выходит на прогулку со своим ротвейлером – обожал гулять с собакой поздним вечером – и видит прямо перед собой предмет своих неприличных фантазий. И с кем?! С замухрышкой-студентом, которого Дуболом и за человека-то не считал.
- Мать моя женщина! – заговорил он грубым голосом, загородив грудой мышц весь дверной проем. – Натали! И куда же мы идем в столь поздний час? Или ты домом ошиблась?
- Мы идем к Виталию, - честно ответил Зод Гот, совершенно не подозревая, чем может обернуться его ответ для бедного студента.
Федор брезгливо взглянул на потирающего ушибленную руку студента, словно перед ним была отвратительная жаба, и, недовольно оттопырив нижнюю губу, спросил:
- Зачем это?
- Пить чай, - продолжал резать правду-матку ничего не подозревающий косморазведчик.
Опойкин нагнулся, снял поводок со строгого ошейника собаки и, намотав его на кулак, зловещим голосом произнес:
- Гулять, Рекс! А мне тут потолковать кое с кем требуется. По душам, так сказать…
Если встать на место Федора Опойкина и упасть на его уровень интеллектуального развития и примитивных принципов жизни, то понять недовольство бестолкового бугая вполне возможно. Как же так? Он столько раз выражал Наталье свое восхищение, а она лишь презрительно фыркала на его искреннее выражение чувств. Надо сказать, что самым приличным «комплиментом», отпущенным Дуболомом в адрес Пышкиной было высказывание: «Задница у тебя что надо! ». А тут какой-то сморчок-очкарик, которого легко можно было перешибить соплёй, ведет белокурую красавицу к себе домой! Как тут было не обидеться? У него даже мыслей не возникало, что люди могут действительно просто пить чай. В его неандертальском понимании мужчина и женщина должны были непременно кувыркаться в кровати. Других взаимоотношений полов он просто не представлял.
Опойкин удивленно взглянул на своего пса. Тот и не собирался выполнять команду хозяина. Наоборот, он стоял как вкопанный, вперив испуганный взгляд в Наталью.
- Гулять, Рекс! – гаркнул Федор. Будь на месте Рекса собака помельче, она наверняка бы описалась со страха. Рекс же лишь вздрогнул, виновато посмотрел на грозного хозяина, боязливо заскулил и вновь перевел взгляд на Наталью.
- Ха! – по-своему трактовал поведение собаки Дуболом. – Тебе тоже эта бикса по кайфу, раз ты на нее так вылупился. Но мы, дорогой Рексик ей до балды. Она вот от этого хмыря в очечках прется. Она с ним идет в койке порезвиться.
- Как ты смеешь! – взвизгнул комариной ненавистью Виталий, видя что наносится непростительное оскорбление идеалу его платонической любви. – Ты не имеешь права оскорблять женщину. Немедленно извинись!
- Засохни, ботаник! – не считая за сколько-нибудь серьезного соперника стоящего перед ним студента. – Будешь квакать – раздавлю как муравья!
Зод Гот уже очень многое понимал из человеческой речи, но земные ругательства составляли огромный пробел в его знаниях. Сколько не бился над ними переводчик, против столь сложной темы он пока был бессилен. Тем не менее, даже пришельцу было понятно, что вышедший им навстречу человек ведет себя грубо и оскорбительно. Разведчику было приятно, что Виталий пытается вступиться за женщину, хотя явно уступает в силах своему противнику.
«Они не лишены благородства, - подумал Зод Гот. – Странно, но первое мое впечатление о людях оказалось, скорее всего, ошибочным».
Виталий был настоящий мужчина, не смотря на свою отнюдь небогатырскую комплекцию, и не мог стерпеть, когда его оскорбляют при даме. Он прекрасно понимал, на чьей стороне будет преимущество, ввяжись он в драку, но продолжал настаивать на извинениях.
- Извинись немедленно, дубина стоеросовая! – отчаянно смело крикнул Виталий.
- Что-что-о… - обалдел от такой наглости Федор и грозной скалой приблизился к студенту. – Ты что там вякнул, плесень никчемная?! Да я и тебя, и соску твою сейчас вздрючу!
- Сволочь! – выкрикнул Виталий и как драчливый петух бросился на обидчика.
В сущности для Канарейкина, никогда в жизни не дравшегося, такое решительное вступление в драку было тем же самым, что бросок Матросова на амбразуру – результат одинаков. Он был подобен воробью, пытавшемуся протаранить слона. Благородный порыв влюбленного студента, подкрепленный ненавистью от хамского оскорбления, разбился о скалу грубой физической силы. Виталий ткнулся головой в накаченный пресс Опойкина и замер, чуть не сломав себе шею. Не прошло и секунды, как мощный апперкот откинул его на несколько метров назад. Рядом с домом, прямо под окнами, располагался небольшой палисадник, устроенный активными жильцами, желавшими хоть как-то скрасить серую унылость глины и асфальта. В этот палисадник, огражденный низеньким заборчиком, и рухнул поверженный защитник женской чести, словно мешок с картошкой. Удовлетворенный мастерским ударом Дуболом, криво ухмыляясь, приблизил свою орангутановскую физиономию к Наталье и злорадно сказал:
- Видишь, Натуля, как быстро твой ухарь копыта откинул.
По его пещерным понятиям Наталья должна была завизжать от радости, броситься в его могучие объятия и тут же, не отходя от подъезда, отдаться, как более сильному и привлекательному самцу. Как поступила бы настоящая Наталья неизвестно, но Зод Готу сильно не понравился поступок Опойкина. Бить слабых не благородно и не достойно разумного существа. Хотя косморазведчик и не должен был вмешиваться в инопланетную жизнь, но он решил наказать подлеца. Зод Гот ни слова не говоря взял Опойкина за горло, придав своим мощным пальцам, для более цепкой хватки, натуральный вид.
Дуболом, видя как изящная женская ладошка, только что державшая модную сумочку, превратилась в шесть черных змеевидных отростков, удивленно заморгал глазами, как разбуженная сова. Но моргнуть он успел раза три, не больше. Черные «змеи» плотными кольцами обвились вокруг его натренированной шеи, казавшейся в данный момент бесконечно беззащитной, напрочь перекрыв дыхание. Мгновение – и козырек подъездного карниза состыковался с бритой головой Опойкина. Видя, что стукнутый им человек потерял сознание, Зод Гот зашвырнул его, словно придушенного котенка, туда же, куда Федор отправил несчастного студента, только намного дальше. Тяжелое тело наказанного нахала плюхнулось на мягкую цветочную клумбу, из которой едва-едва показались нежно-зеленые ростки нарциссов. Ротвейлер, видя как бесславно брякнулся в цветы его грозный хозяин, совершенно обезумел: он присел, как кролик, на задние лапы, жалобно заскулил, причем это был не голос мощного пса серьезной породы, а какое-то мышиное попискивание. Затем он ринулся из дверного проема, из которого никак не решался выйти, и умчался во тьму, оглашая округу истошным лаем.
«Почему меня так не любят собаки?» - удивленно подумал Зод Гот и, не найдя ответа на поставленный вопрос, направился к валявшемуся за забором Виталию. Тот уже начал подавать признаки жизни, когда сильная длань Зод Гота вытащила его из кустов.
- Наташа, - блаженно улыбнулся Виталий, видя перед собой любимый образ.
Зод Гот потряс студента за плечи, приводя в чувства, и сказал:
- Серьезных повреждений у тебя нет. Лишь сильная гематома на подбородке, но это не страшно. Собирайся с силами и пойдем к тебе домой.
- Конечно, конечно. Я уже в полном порядке, - пролепетал Виталий, хотя перед глазами у него все плыло и колыхалось. – А можно я тоже буду разговаривать с тобой на «ты»?
- Хорошо, - щедро разрешил Зод Гот и они направились в подъезд. По дороге «Наташе» пришлось поддерживать своего кавалера под руку.
Серый, убогий подъезд произвел на разведчика гнетущее впечатление. В его понимании прекрасным должно быть не только само жилище, но и подход к нему. Впрочем, впечатления от невзрачности померкли, как только Зод Гот вступил в слабоосвещенную кабину лифта. Это было его первое непосредственное знакомство с земной техникой… Весь путь до семнадцатого этажа, переживший множество различных опасностей косморазведчик прощался с жизнью. Кабина тряслась как агонизирующее животное. Как она не развалилась на части, было большой загадкой для Зод Гота. Снаружи кабины что-то беспрерывно ухало и стучало, как будто там находилось нечто, что пыталось низвергнуть лифт вниз, а не наоборот.
«Если подобным образом, - подумалось Зод Готу, - устроена и их космическая техника, то можно восхищаться смелостью землян».
Наконец, лифт остановился, словно в изнеможении и косморазведчик, мысленно послав тысячу благодарностей судьбе, вышел на этаж. Квартира, куда привел Виталий красавицу Наташу, не была шедевром комфортабельности и уюта. На кухне были лишь четыре обшарпанных табуретки, такого же качества кухонный столик, две полки для посуды, да старый однокамерный холодильник. Единственная комната также не отличалась изяществом: кушетка, покрытая выцветшим пледом, два ветхих стула и письменный стол на котором стоял компьютер, возраст которого вполне был сопоставим с датой битвы русских и половецких князей с передовыми отрядами Чингиз-хана на реке Калке. В углу комнаты у самого окна стоял на тумбочке старенький телевизор «Славутич», частенько путающий цвета как дальтоник. Самым главным и действительно достойным украшением были два огромных книжных шкафа, доверху забитых книгами. Конечно, квартира была съемной и вся мебель принадлежала хозяевам, но эти два шкафа были собственностью и гордостью Канарейкина. В отличие от квартиры отца Варсонофия, который довел ее до такого состояния из-за своего маразматического аскетизма, Виталий просто не мог позволить себе роскоши вследствие недостатка денежных средств.
Скромная обстановка человеческого жилища, да и его крохотные размеры не впечатлили Зод Гота. Ему, вдруг, пришла в голову мысль, что пещеры его далеких пращуров были куда более благоустроены, чем эта «конура» разумного существа. Впрочем, он уже старался ничему не удивляться на этой планете.
- Проходи, - сказал Виталий. – Туфельки можешь не снимать – у меня все равно тапочек нет, а сумочку можешь оставить здесь. Ничего из нее не пропадет.
Зод Гот удивленно взглянул на то, что Виталий называл сумочкой и подумал: «Как это, интересно, я могу оставить часть себя?!».
- Спасибо, - произнес он в слух, - я привыкла везде носить ее с собой.
- Ну, хорошо, - легко согласился Виталий. – Проходи, садись на кушетку. Можешь книги пока полистать, а я пойду чаю заварю.
Зод Гот остановился как вкопанный перед книжными шкафами и жадным взглядом разглядывал книжные корешки. «Источник знаний! Источник знаний, - неслось у него в мозгу. – Вот откуда можно почерпнуть любые сведения и о планете и о людях, ее населяющих! ».
Он трепетно взял толстую книгу в светло-желтом переплете, лежащую на кушетке, открыл первую страницу и чуть не задохнулся от обиды. Он был бессилен что-либо узнать из этого источника информации! Он догадался, что черные на белом фоне ровные строчки, идущие столбцами по центру страницы, не что иное, как набор земных букв. Но он не знал ни одной из них! Очень не хотелось признаваться в собственном бессилии, тем более, что желаемое было так рядом! Оно вполне осязаемо, но… недоступно. Зод Гот продолжал тупо листать страницы. Так, наверное, слепой от рождения человек ощупывает богатый ковер. Он чувствует его мягкость, ощущает теплоту ворса, но не может восхититься великолепием рисунка и мастерством вышивки.
В дверях появился Виталий. В руках он держал разделочную доску, служившую подносом, на которой стояли две дымящиеся чашки с ароматным чаем и блюдечко с овсяным печеньем. Он аккуратно, стараясь не упасть – все-таки его еще покачивало от пережитого удара – поставил все угощение на стол и обратился к Наташе:
- О-о, тебя заинтересовал Лермонтов? – в его вопросе чувствовалось удивление, словно он увидел кота, просматривающего свежую прессу. Он, положа руку на сердце, предполагал, что Наталья далека от изысков литературы, как эскимос от жарких тропиков. – Это великий поэт! Я ставлю его даже выше Пушкина. За проникновенный трагизм и фатализм в каждой строчке. А какое стихотворение тебе больше всего нравиться?
Этот простенький, для большинства землян, вопрос поставил Зод Гота в тупик. Как на него отвечать? Интересно, чтобы ответил Виталий, если бы его спросили: на какой планете развлечений ему нравиться больше всего отдыхать? С красными пляжами или зелеными? Что бы он ответил?
- Я не знаю, - честно ответил Зод Гот. – А тебе?
- Мне нравятся многие его стихи, но сейчас я бы хотел прочесть вот это, - и он с упоением, как хороший актер продекламировал:
Она поет – и звуки тают,
Как поцелуи на устах,
Глядит – и небеса играют
В ее божественных глазах;
Идет ли – все ее движенья,
Иль молвит слово – все черты,
Так полны чувства, выраженья,
Так полны дивной красоты.
- Тебе понравилось? – застенчиво улыбнувшись, спросил Виталий, заметив, что Наталья смотрит на него во все глаза.
Зод Готу хотелось крикнуть: «Великолепно! Восхитительно! », потому что ничего подобного он в жизни не слышал, да и не ожидал услышать. На его планете тоже были поэты, но их стихи больше походили на математические формулы, чем на лирические творения. Здесь же был чарующий слог, пронизанный восхищением от женской красоты. Это было понятно даже при не совсем точном переводе, что преподал Зод Готу его электронный гид. Сумбур, полнейший сумбур творился в голове косморазведчика. «Как же так? – думал он. – Раз у них есть столь прекрасные стихи, и они способны ими восхищаться, значит, культура здесь находится на высочайшем уровне! Почему же у них такое дикое несоответствие эстетического развития с условиями жизни?!».
- Понравилось, - как можно сдержанней отвечал Зод Гот, стараясь не выдать своих чувств. - А ты не мог бы прочитать что-нибудь еще?
- Конечно, могу! – живо откликнулся Виталий, будучи на седьмом небе от счастья, так как его идеал проявил к нему хоть какой-то интерес. Физиков, когда они влюблены или пьяны, частенько тянет на лирику. Виталий немного подумал и, с не меньшим вдохновением, чем в первый раз, прочитал:
Я не достоин, может быть,
Твоей любви: не мне судить;
Но ты обманом наградила
Мои надежды и мечты
И я всегда скажу, что ты
Несправедливо поступила.
Ты не коварна, как змея,
Лишь часто новым впечатленьям
Душа вверяется твоя.
Она увлечена мгновеньем;
Ей милы многие, вполне
Еще никто; но это мне
Служить не может утешеньем.
В те дни, когда, любим тобой,
Я мог доволен быть судьбой,
Прощальный поцелуй однажды
Я сорвал с нежных уст твоих;
Но в зной, среди степей сухих,
Не утоляет капля жажды.
Дай бог, чтоб ты нашла опять,
Что не боялась потерять;
Но…женщина забыть не может
Того, кто так любил, как я;
И в час блаженнейший тебя
Воспоминание встревожит!
Тебя раскаянье кольнет,
Когда с насмешкой проклянет
Ничтожный мир мое названье!
И побоишься защитить,
Чтобы в преступном состраданье
Вновь обвиняемой не быть!
Зод Гот внимательно слушал и это чудесное творение великого поэта, восхитившее его не менее, чем первое, как вдруг, словно случайный выстрел, его пронзила мысль: да ведь это признание в любви! Нет, не признание поэта, сочинившего в порыве страстного вдохновения прекрасное произведение, а признание Виталия, произнесенное словами автора. И признается он в любви не кому ни будь, а ему – Зод Готу! Вернее, Наташе, чей образ он принял. Великий космос! Земляне способны на столь возвышенное чувство! Как загадочна, запутанна и непонятна душа человеческая! Одурманивание алкоголем, необъяснимая агрессия, ужасающее состояние окружающей среды, и вдруг – любовь! Чувство высокое и всепоглощающее. Любящее разумное существо не может быть злым! Будоражащие, капающие огненным бальзамом на душу, стихи! Какие еще загадки таят в себе эти неказистые на вид создания?
- Давай пить чай, - предложил Виталий, закончив читать стихотворение, и смущаясь оттого, что Наталья так пристально на него смотрит. – А то остынет.
Зод Гот растерялся. Выпитый в первую встречу с землянами напиток, произвел на него неизгладимое впечатление. Что, если от чая эффект будет еще более потрясающим? Но от чая, в отличие от водки, исходил приятный запах и Зод Гот решился.
Древний ароматный напиток понравился косморазведчику. Он приятно грел организм и придавал бодрости и сил. С клумом, конечно, его не сравнить, но вещь тоже хорошая. Вкусно было и овсяное печенье. Вообще, земная пища оставляла у Зод Гота приятные ощущения.
В ходе неспешного разговора Виталий поведал, что он - будущий дипломированный физик и мечтает всю свою жизнь посвятить этой науке. Литература же вообще и поэзия в частности – его хобби, без которого он не представляет своего досуга. Когда-то он и сам пробовал писать стихи, но когда понял, что и в подметки не годится признанным мастерам, забросил это занятие.
- Почитай что-нибудь еще, - попросил Зод Гот.
- Ради тебя, Наташа, я готов читать что угодно и сколько угодно, - в голосе Виталия слышались нотки, при звуке которых любая женщина поняла бы, что сейчас последует объяснение в любви, но Зод Гот не был женщиной, хотя и понял чувства Виталия уже давно, - лишь бы ты была со мною как можно дольше. Когда я смотрю на тебя, то сердце замирает в моей груди и душа воспаряет к небесам, потому что ты - совершенство. Ты идеал женщины, Наташа. Я люблю тебя, - решительно выпалил Виталий и рухнул на колени. Он взял левую руку предмета своего восхищения в свои дрожащие от волнения ладони, и, приблизив к себе, трепетно прижался к ней пересохшими губами.
Будь влюбленный жрец науки и литературы несколько повнимательней, он бы несомненно заметил, что Наташа сидит не совсем так, как принято сидеть порядочным девушкам: ноги ее были широко расставлены, словно у кавалериста, пару суток не слезавшего с лошади. Кроме того, ни чай, ни печенье не смазали помады с ее ярких губ. Рука же красавицы была холодна, как рыба, только что выловленная из арктических вод. Но любовь ослепляет человека, и Виталий не заметил таких незначительных мелочей.
Зод Гот совершенно не представлял, что делают земные женщины в таких ситуациях, и сидел не шелохнувшись. Ему было несколько не по себе, что он слышит слова, которые предназначаются совсем не ему. Слова, которые вообще никто не должен слышать, кроме того, кому они адресованы. Ведь знай сейчас Виталий, кому он целует ручку и какой вид на самом деле имеет эта рука, он не раздумывая сиганул бы с балкона собственной квартиры.
Между тем, пылкий влюбленный, видя, что ему не оказывают решительного сопротивления, осмелел и решил пойти дальше. Он попытался приподнять рукав куртки Натальи, чтобы еще освободить хоть клочок вожделенного тела. Но из этого ничего не вышло: рукав не поддавался, словно был намертво приклеен к коже. Зод Гот понял, что сейчас начнутся любовные ласки, и вынужден был пресечь эти попытки на корню. К тому же, попытка снять с него одежду привела бы к его раскрытию. Он мягким, но решительным движением отстранил руку Виталия и голосом, не терпящим возражения, произнес:
- Сядь на кушетку.
Виталий нехотя, но повиновался.
- Поверь мне, - продолжил Зод Гот, - ты очень хороший и добрый человек, но мы с тобой совершенно разные. Ты даже представить себе не можешь, какая бездна лежит между нами.
- Мне все равно! – смело ответил Виталий.
- Это не может быть все равно!
- Значит, - в голосе молодого человека послышалось слезливое дребезжание, - у меня нет никаких шансов?
- Ни каких! – не кривя душой ответил Зод Гот. – Почитай, лучше, стихи.
Виталий тяжко вздохнул, словно приговоренный к смерти, поглотил рыдание, готовое вот-вот вырваться наружу, и вдохновенно начал:
Слезы… опять эти горькие слезы,
Безотрадная грусть и печаль;
Снова мрак… и разбитые грезы
Унеслись в бесконечную даль.
Что же дальше? Опять эти муки?
Нет, довольно… Пора отдохнуть
И забыть эти грустные звуки,
Уж и так истомилася грудь.
Кто поет там под сенью березы?
Звуки будто знакомые мне –
Это слезы опять… Это слезы
И тоска по родной стороне.
Но ведь я же на родине милой,
А в слезах истомил свою грудь.
Эх… лишь, видно, в холодной могиле
Я забыться могу и заснуть.
И это стихотворение из раннего Есенина не оставило равнодушным Зод Гота. Он все больше и больше проникался уважением к Виталию в частности, и ко всему человечеству в целом. Ему казалось странным, что он, выходец из техногенного мира, не увидевший сколько-нибудь стоящей земной техники, восхищается людьми, создавшими поэтические шедевры. Но этим невозможно было не восхищаться!
Виталий же начал читать новое стихотворение. Всю свою любовь, весь неподдельный задор вложил он в чтение стихов. Многие профессиональные актеры позавидовали бы искренности и проникновенности, с которой студент читал стихи; он знал их великое множество. До сего момента они лежали мертвым грузом в памяти Канарейкина, и вот теперь он вытаскивал их на свет божий. Благозвучные строки лились беспрерывным потоком из уст Виталия, буквально опьяненного вдохновением, рожденным присутствием любимой девушки и бесповоротным отказом, полученным от нее. Виталий выдал фантастическую смесь из бессмертных творений величайших гениев поэзии, когда-либо осмеливавшихся оседлать непокорного и строптивого Пегаса. Здесь были Пушкин и Лермонтов, Шекспир и Петрарка, Байрон и Рембо, Державин и Баратынский, Есенин и Высоцкий…
Зод Гот слушал не перебивая, забыв обо всем на свете, внимая лишь потокам чарующих фраз, сливающихся в сверкающий водопад.
Уже посерела начь за окном, предвещая рассвет, когда Виталий дочитал последнее стихотворение и осипшим голосом произнес:
- Я устал. Да и мой запас стихов иссяк. Хочешь, я дам тебе томик Есенина? Почитаешь на досуге, - Виталий молил Бога, чтобы Наталья согласилась. Тогда у него будет лишний повод встретиться с ней.
- Конечно, хочу! – живо откликнулся Зод Гот на столь заманчивое предложение. Ведь это же небывалая удача доставить на родину земную книгу. Ученые, наверняка, найдут способ перевести ее и тогда вся его планета будет знать, какое это чудо – земная поэзия!
- Отлично, - обрадовался Виталий и достал из книжного шкафа не очень толстую книгу в зеленом переплете.
Зод Гот благоговейно принял книгу, думая о том, какая это небывалая удача – заполучить произведение земного поэта!
- Мне пора идти, - не без грусти в голосе произнес Зод Гот.
- Да, конечно, - Виталий опустил глаза, чтобы Наташа не заметила подкативших слез. – Я провожу.
- Нет! – решительно остудил Зод Гот джентльменский порыв студента, представив как тот пойдет вмести с ним на свалку, до звездолета.
- Ну, хотя бы до лифта, - по-детски стал выпрашивать Виталий, всеми силами старавшийся продлить самую счастливую и самую грустную ночь в своей жизни.
- Хорошо, - согласился Зод Гот, с нервной дрожью вспомнив это жуткое творение человеческих рук.
Быстрое прощание у кабины лифта, вновь губы Виталия нежно коснулись прекрасной «женской» ручки, двери со скрипом закрылись и Зод Гот отправился вниз, уверенный в том, что теперь уж точно разобьется. Но обошлось и на этот раз.
Зод Гот вышел из подъезда, с наслаждением вдохнул прохладный воздух весеннего утра и оглядел просыпающийся чужой мир, подернутый легкой дымкой утреннего тумана. Окружающая действительность уже не казалась ему такой унылой и беспросветной, как раньше. Люди больше не казались ему убогими несовершенными созданиями, живущими в окружении мусора и хаоса. Даже пруд, в котором он просидел вчера несколько часов, потерял свою кошмарность, да и воздух не был уж на столько пропитан зловонием, чтобы вызывать тошноту.
Полный дум от ночных впечатлений, Зод Гот перешел кольцевую дорогу по подвесному переходу, прошел по обочине до тропинки, приведшей его вчера сюда со свалки, и уже через пятнадцать минут подошел к мосту, на котором в первый раз проявил прыгучесть на этой планете. Не будь он так погружен в свои мысли, он бы и в этот раз прыгнул, не рискнув вступить на шатающиеся сооружение. Но сейчас он не заметил ветхих досок, и смело ступил на мост.
В ту же секунду, когда нога косморазведчика ступила на первую доску моста, раздался легкий щелчок, выведший из раздумий Зод Гота. Но предпринять что-либо было уже невозможно. Мощный взрыв подбросил его вверх вместе со всеми досками и железными опорами моста. Горячая, все испепеляющая волна звука и огня окатила его, и он потерял сознание…
Было только шесть часов утра и никто не заметил одинокую девушку, бредущую по обочине, а потом свернувшую на свалку. Сильный взрыв донесся до окрестных домов, но никого особенно не разбудил: мало ли, что взрывается в большом городе? Мы, как это ни печально, стали привыкать к взрывам и выстрелам…
- 16 -
Иннокентий и Митрич вновь сидели в землянке Свиридорского и последний, с замиранием сердца, слушал рассказ своего инопланетного, но такого близкого друга. Митрич рассказывал, как сперва один здоровенный мужичина, а потом еще трое, тоже отнюдь не дистрофического сложения, скрылись за защитным полем, не поддавшимся чудо-прибору Митрича.
- Хорошо еще, - закончил Митрич, - что я генератор свой успел прихватить, а то потерял бы последнюю память о родине.
- Это что же такое получается? - проговорил Иннокентий, пропустив мимо ушей последние слова Митрича, - Поле проходимо, но не для всех?!
- Мой ученый, бездомный друг, - наставительно заговорил Митрич. – Над твоей седой головой нависла опасность, а ты продолжаешь думать о каком-то поле.
- Какая опасность? – не понял Иннокентий, погруженный в совсем другие мысли.
- Ты помнишь, что кричал этот сумасшедший с пистолетом?
- Какое мне дело до психа, размахивающего оружием! - разозлился Иннокентий. – Получил по башке – туда ему и дорога.
- Не заводись! – урезонил друга Митрич. – Этот ненормальный видел тебя где-то, понимаешь? Вернее, как я догадываюсь, не тебя, а твоего двойника, который чем-то насолил и людям в камуфляже и тем троим, что пришли позже.
- Какой еще двойник?! – буркнул Иннокентий.
- Твой, Кеша, твой! Не догадываешься, кто он?
- Нет.
- А я подозреваю, что это – хозяин защитного поля.
- Он выглядел совершенно иначе.
- А если он может принимать человеческий образ?
- Что он, волшебник, что ли? – скептически хмыкнул Свиридорский. – Да и откуда ему известен мой вид.
- Способности пришельца, между прочим, нам совершенно неизвестны. А видеть он тебя мог, когда ты испытывал ржавым костылем прочность его защитного поля. Ты ведь допускаешь, что поле может быть прозрачным с другой стороны?
- Допускаю. Но с чего ты взял, что я и похождения пришельца как-то связаны? Может, им просто попался бомж, похожий на меня.
- Бомжи не прыгают через дорогу, Кеша. А если и прыгают, то не дальше первой машины.
- Ты веришь бредням того сумасшедшего?
- Может он и сумасшедший, но те трое, что подошли после и, надо признать, спасли нас, не имели вид душевно больных. И они тоже искали тебя.
- Что же мне делать?
- Спрятаться тебе надо.
- Захотят найти – найдут, - безразлично махнул рукой Митрич. – Плевать мне на это, по большому счету. Но куда же делись люди, испарились, что ли?
- Эх, неугомонная душа, - покачал головой Митрич. – По всей видимости, нам все-таки удалось «расшатать» защиту наших гостей. Поле ослабло и пропустило через себя посторонних.
- Это что же получается, - испуганным голосом спросил Иннокентий, - они сейчас на… чужом космическом корабле?
- А вот в этом я совершенно не уверен.
- Так где же еще они могут быть? – удивился Свиридорский.
- А ты вспомни свои опыты. Где оказывались люди и самолеты?
- Бог ты мой! – с дрожью в голосе выдохнул Иннокентий.
- Вспомнил, - удовлетворенно отметил Митрич. – А происходило это потому, что создаваемые вами силовые поля были несовершенны. В них причудливым, необъяснимым образом переплетались время и пространство. То же самое могло произойти и с полем пришельца.
- Их надо спасать! – после недолгого раздумья сказал Иннокентий.
- Кого? – удивился Митрич.
- Людей, скрывшихся в защитном поле.
- Смею тебе напомнить, - саркастически заметил Митрич, - что один из них намеревался обрушить тебе на голову резиновую дубинку. А остальные хотели увезти в неизвестном направлении. Судя по их рожам, они приглашали тебя отнюдь не на увеселительную прогулку. Может быть, не исчезни они, тебя и в живых бы уже не было. Я, как ты знаешь, существо доброе, но всякая доброта должна быть разумной.
- Представляешь, - сказал Иннокентий, не вникая в объяснения друга, - что может произойти, если они попали на корабль, а тот передал на свою планету сигнал бедствия?!
Митрич нервно сглотнул слюну, видимо представив, что может произойти в подобном случае, а затем произнес:
- У тебя хорошо развито воображение. Но, во-первых: может на звездолете не предусмотрено ничего подобного. Во-вторых: на корабле, все-таки, кто-то мог находиться в этот момент. Хотя, конечно, присутствие посторонних на корабле не желательно…
- Надо идти туда! – твердо заявил Свиридорский, по-бычьи мотнув головой. – Попробуем еще раз использовать твой агрегат.
- Хорошо, - согласился Митрич, хорошо зная непреодолимое упрямство своего друга. – Только пообещай мне, что мы будем действовать как можно осторожнее.
- В разумных пределах, - ответил Иннокентий, уже поднимаясь из-за стола.
Во второй раз за сегодняшний день два друга отправились к месту посадки инопланетного корабля…
Попасть на звездолет, возможно первый раз в истории человечества, довелось сержанту Гвоздодёрову, даже в самых смелых мыслях не допускавшего существование инопланетян. Споткнувшись об ноги неожиданно рухнувшего на землю бомжа, несколько раз ловко перекувырнувшись через голову, сержант стремительно вкатился во что-то прозрачное и едва ощутимое, словно плотный туман. Мягкие, но сильные и уверенные «руки» затормозили его движение, приподняли над землей и аккуратно поместили в хорошо освещенное круглое помещение. Гвоздодёров ошарашено, словно только что проснувшийся филин огляделся по сторонам. Мягкий, ненавязчивый свет лившийся, казалось, ниоткуда, освещал просторную светло-бежевую комнату, имеющую форму полусферы. Ни стульев, ни столов, ни вообще каких-нибудь предметов в комнате не было. Единственное, что бросалось в глаза и находилось напротив сержанта, была выступающая из стены, словно наклонный подоконник, ярко-красная доска размером с большой письменный стол. На ней ровными рядами располагалось огромное количество разноцветных треугольных кнопок. Больше ни за что глаз «не цеплялся». Гвоздодёров сидел на полу, мягким и теплым на ощупь. По всей видимости, из такого же материала были сделаны и стены.
Гвоздодёров решительно не понимал, где он находится, и удовольствия от этого не испытывал, тем более, что ни дверей, ни окон в странном помещении не наблюдалось, и вопрос выхода отсюда оставался открытым. Сержант осторожно поднялся с пола и подошел к доске с кнопочками. Разноцветные треугольники горели матовым светом, и на каждом был свой значок из причудливо переплетающихся прямых черточек, дуг и загогулин. Назначение этих знаков Гвоздодёров, естественно, не знал.
- Где я? – удивленно прошептал он законный вопрос.
Ответом ему прозвучала лишь зловещая тишина. Светло-бежевые стены словно поглотили в себя звук его голоса. Тогда Борис пошел по кругу, беспрерывно ощупывая гладкую стену в поисках хоть какого-то намека на выход. Дохлый номер! В стенах не было ни малейшей щелочки: его окружал абсолютный монолит. Но как-то он сюда попал? Он еще раз прошелся по кругу, теперь уже постукивая кулаком по стенам. Бесполезно! Пустот в стене не наблюдалось.
- Отвёрткин! – возопил он, встревожившись не на шутку. – Вытащи меня отсюда.
Все та же безнадежная тишина ударила его по ушам.
Борис Гвоздодёров с раннего детства был воинствующим реалистом и признавал мир таким, каким видят его глаза. Воображение в нем отсутствовало напрочь. Крайне редко, но такое встречается. Его совершенно не интересовала суть происходящих явлений и событий. Идет дождь – значит так тому и быть. Нечего учителю географии распространяться о каком-то циклоне, зародившемся где-то в Атлантике и добравшемуся до Москвы. Плевать он хотел и на циклон, и на далекий Атлантический океан, которого он никогда не видел. Кончится дождь и вновь выглянет Солнце, а почему это происходит – совершенно не интересно. Наверное, если бы он входил в число инквизиторов, решавших судьбу Джордано Бруно, то первым выступил зато, чтобы беднягу отправить на костер. Как это так: Земля вертится?! Что за ерундистика такая?! Вон, ясно видно же, как красный диск Солнца поднимается на востоке, перемещается на запад, где снова краснеет, исчезает, и наступает тьма. Дураку понятно, что вертится Солнце, а не Земля. Утверждать обратное может только сумасшедший, а таким людям не место в обществе. В огонь его, чтобы другим неповадно было! Естественно, что с таким взглядом на мир никакие институты ему не грозили и, отслужив положенный срок в десантных войсках, он пришел работать в милицию. Работать в эту организацию он пошел потому, что там – с его точки зрения - все было ясно: увидел нарушителя закона – дубинкой по голове и за решетку.
А ведь в детстве родители пытались приобщить Бореньку к искусству. Семь лет заставляли они его уговорами и поркой учиться в музыкальной школе по классу фортепиано. Здоровенный детина, с удовольствием толкающий тяжеленные гантели отца, вынужден был с остервенением «долбить» гаммы. В результате семилетних мучений он возненавидел Моцарта, Баха, Шопена и прочих гениев мировой музыки каждой клеточкой своего организма. Он никак не мог взять в толк, почему родители с ослиным упрямство заставляют его заниматься музыкой, а не боксом или тяжелой атлетикой. Ведь это было все равно, что изголодавшемуся тигру, сидящему в клетке бросить вместо мяса пучок редиски: и жрать невозможно, и не наешься. Так или иначе, но, окончив школу, он больше никогда не прикасался к черно-белым клавишам.
Вот и сейчас он понимал, что попал в какую-то ловушку, но в какую сообразить не мог. В конце концов, он стал думать, что провалился в люк, который не был виден и очутился на подземной электростанции. В пользу такого вывода говорила и доска с кнопочками, очень похожая на панель управления. Он вновь подошел к панели, усыпанной кнопками, словно соты ячейками с медом, и, внимательно взглянув на нее, увидел в правом нижнем углу странное углубление: шарообразная выемка с шестью разбегающимися в разные стороны канавками.
Любопытство – величайшее свойство, данное человеку Творцом! В той или иной степени оно присуще любому человеку. Именно это свойство толкает человечество по тернистому пути познания и открытий. Но любопытство может быть и опасным. Один и тот же нож в руках хирурга и маньяка играет две совершенно разные роли. В первом случае он – спаситель, а во втором – безжалостный убийца. Так же и любопытство: Колумба оно заставило пересечь океан и открыть путь в целый мир, невиданный ранее, а какой-нибудь дурачок, руководствуясь все тем же любопытством, засунет пальцы в розетку…
Гвоздодёров же обладал любопытством, явно склонным к практическим действиям, а не к размышлениям. В суть вещей он не вникал, а вот прикоснуться к чему-нибудь непонятному обожал. Потому он, ничуть не думая о последствиях, положил свою ладонь в углубление. Нажать кнопку он не решился: мало ли что, да и богатство выбора убивает, а выемка была одна и не вызывала опасений. В ту же секунду, на уровне его лба вспыхнула красная точка, словно лазерный прицел, и мгновенно развернулась в черный прямоугольный экран, по которому побежали зеленые черточки и крючочки, очень похожие на те, что были изображены на кнопках. Выросший из пола мягкий широкий табурет, словно гриб с большой шляпкой и тоненькой ножкой, тихонько толкнул сержанта под увесистый зад, и тот с удовольствием на него опустился.
- Вот это да! – отдернув от неожиданности руку, воскликнул Гвоздодёров. – Компьютер, наверное новый с игрушками всякими. Эх, я бы сейчас сыграл в какую-нибудь «стрелялку»! Вот чем, лоботрясы, здесь под землей занимаются.
Наконец, черточки прекратили беготню и, выстроившись в две строки, застыли на месте.
- Хм, - недовольно буркнул сержант. – И что же дальше? Ладно, - продолжил он, осмелев, - сейчас еще что-нибудь нажмем.
Поводив ладонью над пультом, выбирая что же нажать, он ткнул толстым пальцем в бело-синий треугольник, расположенный в левом верхнем углу. Будучи патриотом родной организации, он «болел» за «Динамо» и выбрал цвета любимого клуба…
Гоз Рох сидел в своем кабинете, за столом из голубого камня и размышлял. Кожа его, как и комбинезон, приобрела сиреневый цвет. Таким он был всегда в минуты глубокой задумчивости. Свою правую конечность он положил на самую макушку шарообразной головы и тихонько барабанил по ней длинными черными пальцами. Глаза шефа космической разведки неотрывно смотрели на голограмму неведомого существа, в чьем образе, как думал Гоз Рох, блуждал сейчас по чужой планете Зод Гот.
Высший Совет Планеты, на котором присутствовал и Гоз Рох, прошел в сложной, дискуссионной обстановке. Повестка дня была одна: почему молчит посланный на недавно открытую планету опытнейший косморазведчик? Случись это на любой другой планете – никто не поднял бы такой переполох. В конце концов, работа косморазведчика связана с большим риском и гибель сотрудников этой службы отнюдь не редкость. Послали бы поисково-спасательную экспедицию и дело с концом. Другое дело пропажа разведчика на планете, где есть цивилизация. С подобной ситуацией приходилось сталкиваться впервые. Предельный срок выхода на связь истек, и надо было посылать экспедицию. Но куда? И с чем там придется столкнуться спасателям? Потому и был собран в экстренном порядке Высший Совет.
Многие члены Совета настаивали на посылке крупной спасательной экспедиции, которая, в случае гибели Зод Гота, выполнит и миссию возмездия. Лишь убедительная речь Гоз Роха и его непререкаемый авторитет позволили отсрочить посылку боевых кораблей на трое суток. Гоз Рох настаивал на отсрочке потому, что чутье, выработанное годами, подсказывало ему, что Зод Гот жив и обязательно выйдет на связь. Начать войну никогда не поздно, а вот узнать противника необходимо, а еще лучше иметь с чужой планетой мирные отношения. Столько времени искать братьев по разуму и начать истреблять их мощнейшим оружием – не лучший результат первого контакта. Но трое суток мало, очень мало…
Вот и думал сейчас Гоз Рох: что если за столь короткий срок его посланец не выйдет на связь? Тогда – неизбежная война. Но шеф разведки верил в своего любимца. Зод Гот был не простым разведчиком, и не сопливым юнцом, только что вступившем на путь космопроходчика. Он был специалистом экстракласса! За его спиной такое, что… В общем, надо подождать.
Вдруг над голубой гладью стола, вспыхнула красная точка, выведшая Гоз Роха из задумчивости, развернулась в плоский черный экран, и на нем возник Старший диспетчер космической связи. Его лицо было изумрудного цвета, что говорило о высшей степени взволнованности.
- Вы меня слышите, шеф? – не скрывая тревоги, сказал Старший диспетчер.
- Да. Что случилось?
- Зод Гот прислал сообщение, - голос диспетчера срывался. – Вернее сигнал…
- Какой сигнал? – почуял неладное Гоз Рох.
- Это сигнал бедствия, шеф! Срочный зов о помощи.
- Великий Космос! – выкрикнул Гоз Рох, вскакивая из-за стола. – Готовьте к срочной отправке первую и вторую боевые армады!
- Есть, шеф! – экран вновь свернулся в красную точку и исчез.
Гоз Рох в последний раз взглянул на голограмму инопланетного существа. Он понимал, что участь планеты предрешена и в скором времени так и непознанный мир исчезнет в бездне всепоглощающего огня.
После того как Гвоздодёров нажал на «динамовскую» кнопку, экран словно замер на секунду, а потом оказался перечеркнут крест на крест белыми линиями.
- О как! – восхищенно воскликнул Борис, почему-то обрадовавшись такой метаморфозе чудесного экрана.
Он вновь положил правую руку в углубление. На этот раз экран не изменил своего состояния, а над столом повис, словно материализовавшись из воздуха, прямоугольный стакан, наполненный розовой жидкостью. Два точно таких же стакана выпил Зод Гот, когда мучился первым в своей жизни похмельем.
- Клёво! – шевельнул Гвоздодёров толстыми губами, облизнулся и взял стакан в правую руку. – Вот это сервис!
Пахло из стакана довольно приятно. Запах был абсолютно незнакомым, но напоминал запах спелого арбуза, перемешанного с запахами банана и земляники. Не задумываясь о возможных последствиях, сержант одним махом осушил стакан. Кисловатый вкус напитка не привел его в восторг, но жажду явно утолил.
Витаминный напиток был выдан сержанту по той простой причине, что инопланетная техника совершенно не знала, что делать с незнакомым организмом, усевшимся за пульт управления. Концентрация витаминов и полезных веществ в дозе раствора была увеличена в три раза. Инопланетные витамины оказали на земной организм столь же непредсказуемое действие, как и вторая стопка водки на опытного косморазведчика. Неукротимый прилив сил, сопровождаемый неописуемым восторгом, половым возбуждением и желанием сотворить что-то совершенно необычное, прекрасное и неправдоподобное, наполнил Гвоздодёрова от пяток до кончиков волос. Последние, не в силах сдерживаться, встали дыбом. По всему телу.
- Э-эх, ё-моё!! – зарычал он и мощи этого рева позавидовал бы одинокий африканский слон, переживающий брачный период и шатающийся по саванне в поисках молодой слонихи. – Я вас сейчас всех… - и он осекся, так как не мог подобрать слова, наиболее точно отображающие его состояние. Ему одновременно хотелось перебить всех своих недругов, страстно любить сразу всех красивых женщин и сделать что-нибудь хорошее своим родственникам и друзьям. Эти противоречивые чувства нещадно раздирали его на части, требуя выхода. Он круто развернулся на табурете и что было сил запустил пустой стакан в бежевую стену. Но стакан не разбился, чем изрядно огорчил Гвоздодёрова, а на долю секунды прилип к стенке, а потом медленно сполз на пол, где и остался лежать. Сержант хотел увидеть стакан разлетающимся на множество стеклянных брызг, словно салют, что как нельзя лучше соответствовало его настроению. Но «фейерверк» не удался.
- А пропади оно все пропадом! – махнул рукой Гвоздодёров и вновь повернулся к пульту.
Инопланетный энергетический напиток пробудил в нем давно забытые и ненавидимые фуги, сонаты и пьесы. Конечно! Музыка – вот чего сейчас не хватает! Пальцы просто требовали рояля! Но где же было взять инструмент? Гвоздодёрову напрашивался один единственный выход: вместо клавиш использовать разноцветные кнопки. Борис выпрямил спину, поднял подбородок, занес над «роялем» руки и, выдохнув, словно перед рюмкой водки, грянул по «клавишам». Его пальцы, давно потерявшие музыкальные навыки, родили на свет потрясающую смесь из «Лунной сонаты» Бетховена, арии заморского гостя из оперы Римского-Корсакова «Садко» и полонеза Огинского. Естественно, никакой музыки треугольные кнопки не рождали. Она звучала в возбужденном мозгу Гвоздодёрова. Его родители были бы счастливы, если бы сейчас увидели столь вдохновенную игру своего сына…
Сто пятьдесят боевых кораблей космофлота, ощетинившись лазарными пушками, термоядерными пулеметами, пучковым и сейсмическим оружием последнего поколения, созданным для уничтожения жутких тварей, в изобилии водящихся на многочисленных планетах Вселенной, готовы были в любую секунду взмыть в бездонный мрак космоса. Сверхчувствительные радары хищнически всматривались во Вселенную, помогая создавать временно-пространственный коридор, позволяющий в мгновение ока достичь маленькой, ничего не подозревающей планеты. Еще совсем немного времени, и коридор будет построен. Как только удастся обнаружить и спасти Зод Гота, многие тысячи мегатонн смертоносной силы обрушатся на планету, позволившую себе обидеть легендарного косморазведчика. Несколько мгновений и от негостеприимной планеты останется лишь прах и пепел.
Несчастная Земля и не представляла, какой ужас завис над ее голубыми просторами. Весь мир скоро рухнет в тартарары и недоуменное человечество даже не догадается, что виной глобальной трагедии является сержант московской милиции Борис Гвоздодёров, волею случая заброшенный на корабль пришельца и решивший исполнить виртуозное соло на пульте управления.
- Шеф! – вновь на вспыхнувшем перед Гоз Рохом экране появился взволнованный Старший Диспетчер. – Зод Гот прислал новое сообщение.
- Какое? – мысленно приготовился Гоз Рох к самому худшему. Теперь он находился на флагманском звездолете, решив лично возглавить экспедицию возмездия.
- «Со мной все в порядке! – прочитал Старший диспетчер. – К планете не приближаться! Ждите гостей! Готовьте больше клума!»
- Это все? – недоуменно спросил Верховный.
- Все, - подтвердил Старший диспетчер.
- Бред какой-то… - пробормотал Гоз Рох, но в голосе его чувствовалось облегчение. – Всем отбой до особого распоряжения!
В ту же секунду, когда временно-пространственный коридор был свернут, а звездолеты заглушили свои двигатели, сержант Гвоздодёров, чуть было не ввергнувший планету в бездну космической бойни, в которой победитель был заранее известен, был вышвырнут из инопланетного корабля катапультой, кнопку которой нажал совершенно случайно…
- 17 -
За два часа до того, как на шаткий мосток, соединяющий берега крутого оврага, ступила нога ничего не подозревающего косморазведчика, здесь побывал Арби Ишигов – представитель одной из преступных группировок, орудующих в Москве. За сильно выдающееся адамово яблоко он получил кличку «Кадык». Был он среднего роста, плечист и имел лицо, не лишенное привлекательности, с легким кавказским шармом: черные как смоль волосы, широкие карие глаза под густыми дугообразными бровями, правильной формы губы, прячущиеся под тенью орлиного носа. От роду ему было всего двадцать шесть лет, но, как и многие чеченцы, он прекрасно умел обращаться практически с любым видом оружия. За свою недолгую жизнь он успел повоевать в двух чеченских войнах – естественно не на стороне российских войск – и зарекомендовать себя бесстрашным и умелым специалистом своего дела. Специалист же он был по всевозможным минно-взрывным работам и профессию свою любил. Нравилось ему одиноким хищником прокрасться в ночи в тыл противника, установить там «адскую машину» и бесследно исчезнуть, не видя потом во что превращаются жертвы его «сюрпризов». На все ваххабитские бредни ему было глубоко наплевать. Он лишь зарабатывал деньги на жизнь.
Но время идет, лазить по горам чертовски надоело, да и «федералы» прижали так, что того гляди без головы останешься или того хуже – в российскую тюрьму угодишь. И решил податься Кадык в Москву, благо там его земляков было предостаточно и работы по профилю вполне хватало. В столице он примкнул к чеченской группировке, возглавляемой неким Хасаном. Кто был Хасан по национальности и какого вероисповедания на самом деле никто не знал, но слушались все беспрекословно. Говорил он на чистом русском языке, без малейшего акцента и никаких религиозных обрядов не придерживался. Был он лыс как коленка, круглый как арбуз и кровожадный как шакал.
И вот, накануне вечером, уже около одиннадцати, он вызвал к себе Кадыка на квартиру, расположенную в пентхаузе элитного дома. Хасан сидел на диване, весь обложенный подушками, словно монгольский хан. Вся большая комната, где он принимал Кадыка, была устлана персидскими коврами и уставлена антикварной мебелью. Никаким изыском тут и не пахло.
- Здравствуй, Кадык дорогой! – произнес он голосом, похожим на шипение разъяренного удава. - Есть для тебя работенка.
- Всегда рад, - улыбнулся Кадык, обнажив крепкие зубы, не уступавшие по прочности волчьим.
- Мне генерал из МВД позвонил, который нам сильно помогает и в обиду не дает. Он вчера на одной вечеринке гулял и повстречался там с Клоповым – злейшим врагом нашим. Знаешь его?
- Как не знать? – криво ухмыльнулся Кадык. – Не один раз с его гвардией перехлестывались. Выжать они нас из города хотят. Ни на какие переговоры не идут.
- Верно Кадык говоришь, верно. Так вот генерал наш любимый попросил у Клопа денег. Дай, мол, дорогой на обустройство отделения милиции в твоем родном районе. Обыкновенное спонсорство, правильно? Любой дурак поймет, что генералу деньги для дачи нужны или машину сменить хочет. Так дай! К тебе же потом добром вернется. А этот шакал паршивый знаешь что ответил?
- Что? – с интересом спросил Кадык.
- Покажите мне, говорит, это отделение, я найму рабочих и все расходы по ремонту оплачу. Каков нахал, а? Генерал от такой наглости чуть омаром не поперхнулся.
- Так Клопа наказать надо? – обрадовался Кадык серьезности и сложности заказа.
- Клопа бы я сам давно на части порвал, - вздохнул Хасан, - да генерал пока не велит. Надеется, что эта падла одумается. Пугануть его для начала надо.
- Каким образом? – спросил Кадык, несколько загрустив оттого, что задание оказывалось довольно легким.
- По своим каналам мне стало известно, что завтра трое клоповских бойцов отправятся на городскую свалку, в окрестностях которой мы и они иногда неизбежные потери разборок прячем. И пойдут они по небезызвестному тебе мосту. Вот там ты и заложишь одну из своих симпатичных штучек. Сделать это нужно до утра, так как, во сколько они пойдут никому не известно. Место не людное, так что кроме них никто попасться не должен. Задание понятно?
- Понятно, - ответил Кадык. – А зачем им сама свалка сдалась? Все свои проблемы мы решали до нее.
- Точно не знаю. Мне известно только то, что им какой-то бомж нужен. Еще вопросы есть?
- Нет, - сказал Кадык, крайне редко задававший вопросы.
- Тогда ступай. Поздно уже.
Перед восходом Солнца Кадык прибыл на злополучный мост, отсчитывающий свои последние часы. В предрассветном мраке, одетый во все черное, словно ангел смерти, он установил мину-лягушку, способную разорвать в клочья все, что к ней прикоснется, и, проверив все еще раз, спрятался в кусты. Привыкший спать даже на голых камнях, он позволил себе прикорнуть, справедливо полагая, что взрыв его непременно разбудит.
Но взрыв прозвучал гораздо раньше, чем он предполагал. Было только начало седьмого утра: реальные пацаны еще спят в такое время. Он выглянул из кустов и с удовлетворением отметил, что моста больше нет, а из глубины оврага поднимается черный дым: видимо горели пропитанные креозотом доски. Нужно было удостоверится в качестве выполнения заказа, и Кадык осторожно спустился на дно оврага. К его удивлению ни трупов, ни крови, ни кусков человеческого мяса ему в глаза не бросилось. Лишь груда дымящихся, покрытых мхом бревен, под которой шевелилось что-то бурое. Он небрежно откинул мыском ботинка пару широких досок и остолбенел от удивления и подкрадывающегося под самое сердце ужаса. Его глазам предстала рука, темно-коричневого цвета, цепко сжимавшая обгоревшую, продолжавшую тлеть книгу. Но эта конечность не была рукой человеческой! Она была гораздо толще и пальцев на ней было шесть! Шесть черных змеевидных отростков. Странная конечность конвульсивно дергалась, словно хотела бросить книгу и вцепиться в ногу Кадыку.
- Шайтан! – прошептал Кадык отпрянув назад и не решаясь откинуть доски дальше. – Шайтан!! – крикнул он уже громче, и ловко, будто архар, начал взбираться по крутому склону оврага, что бы навсегда покинуть не только эту свалку, но и этот город… Ему казалось, что страшная рука, будто длань вылезшего из преисподни демона, тянется и тянется за ним, стремясь наказать за все совершенные грехи. Он стремительно убегал, боясь даже оглянуться.
Если бы Зод Гот, бездыханно лежащий сейчас под обгоревшими обломками почившего в бозе моста, вышел из дома Виталия несколько позже, он наблюдал бы прелюбопытнейшую картину. Как всегда, ровно в шесть часов утра дворничиха Степанида вышла приводить планету в порядок. Зеленая униформа с изображенным на спине названием административного округа плотно облегала ее фигуру, очень далекую от принятого стандарта 90-60-90. Скорее здесь были все 150-150-150. Лет сей поборнице чистого асфальта было слегка за пятьдесят. Простое лицо, маленькие глазки, не лишенные, правда, искорки интеллекта, широкий нос, тонкие губы – все это не давало ей шансов стать голливудской звездой. Длинные черные с проседью волосы она укладывала в старомодный пучок и крепко перевязывала цветастым платком. Дело свое она выполняла добросовестно, ведя решительный бой с безалаберными людьми, позволяющими себе сорить на улице. То ли мощь ее трубного голоса, которому позавидовал бы сам Луи Армстронг, то ли содержащийся в нем необъяснимый магнетизм, не позволяли с ней спорить даже самым отпетым хулиганам. Здоровенные парни, едва услышав ее окрик, моментально подбирали только что брошенный окурок и несли его до ближайшей урны. Пьяные же «в дым» алкаши, занимавшиеся возлияниями где-нибудь на территории двора, безропотно прибирались за собой, оставляя идеальный порядок.
И вот выходит эта примадонна метлы и лопаты из своего подъезда, из которого совсем недавно ушел на встречу страшному взрыву косморазведчик, поворачивает на лево, где находится ее каморка с инструментами, берет метлу, разворачивается и идет обратно. Но успевает сделать только один шаг. Слева от себя, в палисаднике, за которым она тоже тщательно и с любовью ухаживала, ей предстало зрелище, ввергшее Степаниду в состояние гневной ярости и тихого ужаса от наглости содеянного. На большой круглой клумбе, расположенной в центре палисадника, на мягкой рыхлой земле, приминая едва-едва пробившиеся первоцветы, сидел Дуболом. Он обхватил свою лысую голову граблевидными ручищами и бормотал что-то невнятное, раскачиваясь из стороны в сторону, словно китайский болванчик. Его модная красная толстовка и джинсы «Вранглер», коими он очень гордился (они были подарены ему другом, утверждавшим, что они куплены в Америке, но на самом деле они были приобретены на Черкизовском рынке), были перепачканы свежей землей. Он едва только начинал приходить в себя после ночного происшествия. Видя, что толстый зад Опойкина уже уничтожил большую часть молодой поросли, которой уже не суждено было порадовать землю многоцветьем, Степанида задохнулась от злости. Но вот рот ее раскрылся, словно речной шлюз, и на Дуболома обрушился поток ругани, по количеству децибел не уступающий реву реактивного самолета:
- Аспид лысоголовый! Ты что же натворил, погань толстомясая?! Люди цветочки содют, чтобы зенки свои красотой порадовать, а страхолюдины безмозглые, вроде тебя, задницей слоноподобной на них плюхаются! Вылазь оттуда, сволочуга поносная!
Но Дуболом словно не слышал ее слов. Он продолжал раскачиваться и что-то бормотать. Ночной инцидент не прошел для Федора бесследно. До сих пор перед его глазами стояла желанная Наташка-очаровашка, непостижимым образом изменившая свою прекрасную ручку на шестипалую осьминожью длань. Эта длань мертвой хваткой схватило его за горло и стукнула о подъездный карниз. Серый бетон карниза, стремительно приближающийся, последнее, что он увидел перед потерей сознания. Его бритая голова угодила аккурат в то место, где по всем правилам должна быть лампочка, освещающая подъезд. Но теперь там торчали лишь два оголенных провода: один балбес разбил лампочку из пневмопистолета, другой олух стащил патрон – на даче сгодится, а третий обалдуй вырвал с корнем остатки железного цоколя, оставив лишь два провода, сиротливо торчащие из бетона. Естественно, двести двадцать вольт шандарахнули Дуболома со всей нерастраченной в мирных целях энергией. Электрический разряд, абсолютно неощутимый для Зод Гота, потряс до основания весь никчемный организм Опойкина и, видимо, загнул какую-то извилину в его мозгу в нужном направлении. То на что не способен был бы ни один, даже самый талантливый педагог, совершил за долю секунды переменный ток. Таких людей, скорее всего, и не возможно исправить никаким другим способом, кроме как мощным, почти убийственным потрясением. Яркая электрическая вспышка в сознании осветила всю его предыдущую жизнь, а правильно заработавшая извилина заставила увидеть эту жизнь в должном свете. И предыдущее существование показалось Опойкину совершенно неправильным и бестолковым. Оно было бесполезным, эгоистическим и хамски-потребительским. Бывает так, что разряд молнии угодивший в человека и оставивший его в живых, открывает в нем удивительные, доселе неведомые способности, дремавшие где-то в бездонных глубинах подсознания. Кто-то начинает разговаривать на суахили, даже не подозревая, где проживает народ, разговаривающий на этом языке; кто-то начинает сыпать математическими формулами, не хуже старины Энштейна или загадочного Ферма, хотя до этого был знаком лишь с азами арифметики; кто-то начинает извлекать божественные звуки из скрипки, хотя впервые в жизни берет инструмент в руки, и так далее. Нечто подобное произошло и с Федором Опойкиным: электрический удар перетряхнул его мировоззрение. До конца он свое состояние еще не осознал, но на уровне подсознания – этой великой и непостижимой части человеческого мозга – необратимые метаморфозы уже произошли. Потому он и держал ушибленную голову обеими руками, словно стараясь собрать вместе, удержать разбегающиеся мысли.
Услышав громоподобные вопли Степаниды, способные разбудить мамонтов, спящих вечным сном в ледяной тундре, Дуболом перестал раскачиваться и уставился на разозленную дворничиху.
- Что буркалы вылупил, пенёк обрыганный! – продолжала будить Москву и Московскую область Степанида. – Нализался, поди, вчера трутень бестолковый? Слезь с клумбы, тебе говорят, ишак отвязный! Сейчас милицию вызову, остолоп безбашенный! Они тебе резиновыми дубинками вмиг и голову, и задницу прочистят, слюнтяй поросячий!
- Что вы, тетушка Степанидушка? - наконец изрек Федор, совершенно не узнавая ни своего голоса, ни слов, срывавшихся с языка. – Метелочка вы наша драгоценная! Не стоит ругаться, оскверняя воздух бранными словами. Сейчас все поправим, все восстановим.
Он начал ползать по клумбе, пытаясь своими огромными лапами распрямить безнадежно раздавленные ростки, уже начавшие вянуть, а еще совсем недавно радостно и жизнеутверждающе рвущиеся к свету. Бестолково распрямляя один побег, который немедленно падал обратно, Опойкин напрочь давил еще пяток. Два-три перемещения – и клумбе пришел бесповоротный конец.
Видя, что происходит совершенно непоправимое и клумба, еще вчера готовая зацвести, превращается в месиво безжизненного чернозема, Степанида впала в исступленное бешенство.
- Паразитина! Гадина! Тварь! Шваль вонючая! – запричитала она и зашвырнула метлу, словно копье, в не перестающего ползать Опойкина!
Ахилл – один из величайших героев древней Эллады – порадовался бы точности такого броска: метла своим древком угодила в то самое место, на которое изобретательное на пытки человечество усаживало на кол себе подобных. Будь Дуболом голым, он оказался бы насажанным на метлу, как баран на вертел. Но прочная джинсовая ткань спасла невинность Опойкина. Он вскрикнул от боли, схватился обеими руками за ушибленное место и, спрыгнув с клумбы, начал приплясывать с ноги на ногу, взахлеб бормоча:
- Ой, как больно, тетушка Степанидушка! И это хорошо, это прекрасно! Так и надо мне – поганцу неразумному! Нельзя! Нельзя вести такую бессмысленную жизнь. Нужно стремиться к прекрасному! Постигать искусство и науки! Читать книги! Боже мой! Я же не прочел ни единого произведения литературы… Хам! Полный хам и остолоп!
«Искусство», «книги» - Федор до сего утра и не подозревал, что такие слова существуют.
Он отвлекся от боли, подошел к низкому заборчику, легко перешагнул его и, встав в позу оратора перед обалдевшей Степанидой, продолжал витийствовать:
- Таких паразитов, как я, очень много тетушка Степанидушка. Такие, как я, превратили нашу планету – этот цветущий, благоухающий, чудесный Эдем, в зловонную клоаку. Еще немного и Земля станет неподходящей для жизни, ужасающей пустыней. Нет! – взвизгнул он, подняв над головой правую руку с оттопыренным указательным пальцем. – Этого нельзя допустить! Я займусь спасением планеты и своим возрождением. Я буду беспрерывно учиться. Я сделаю все, чтобы в реки вернулась рыба, в леса – животные и птицы, а моря и океаны чтобы радовали нас чистотой лазурных вод, а не разноцветными разводами нефтяных пятен. Люди же должны посещать библиотеки и музеи, выставки и театры, а не шляться по ресторанам и ночным клубам. Я буду добиваться и этого!
Всю душещипательную сцену наблюдал, вышедший из соседнего дома, отец Варсонофий, направляющийся к заутренней молитве. Вчерашнее видение посланца ада, принявшего в последствии человеческий образ, произвело на батюшку неизгладимое впечатление. Проведя бессонную, полную самоедских мыслей ночь, он решил бесповоротно сойти с пагубного пути потребления спиртных напитков. Теперь трезвый ум, по его разумению, должен был стать непреодолимой преградой для подручных дьявола. Поэтому он возрадовался, услышав вдохновенную речь отпетого безбожника, хулигана и невежды, встающего на путь истинный. Батюшка предположил, что благая мысль просветления явилась в эту ночь не только ему. Отец Варсонофий решил подойти к кающемуся Дуболому и по всем правилам благословить его на добрые дела.
А Федор продолжал вещать раскрывшей от удивления рот Степаниде:
- Мир должен быть чист, гармоничен и ухожен, а великое чувство любви не должно подменяться животными инстинктами. Господи! – выкрикнул он, широко разведя длинные руки и поднимая лицо к небу. – Как погано и беспутно я жил! Прости Господи червя недостойного! Свинота я мусорная!
- Сын мой! – раздался за спиной Федора бас отца Варсонофия, и он обернулся на этот голос.
Увидев перед собой человека в рясе, до сих пор вызывавшего у Федора лишь недоумение и смех, он рухнул перед ним на колени, будто подкошенный, скрестил на груди руки и затараторил:
- Ваше высокопреосвещенство! Простите мне мои прегрешения и направьте на путь истинный. Укажите мне дорогу, ведущую к храму и выводящую из тупика беспросветности на путь любви и просвещения.
- Тронулся! – пролепетала Степанида и перекрестилась. – Как есть тронулся. Вот до чего водка, да связи беспорядочные доводют. Даже такой кабан не выдержал.
- Окстись, неразумная! – грозно цыкнул на нее отец Варсонофий. – Человек к Богу тропиночку ищет, значит душа его от скверны очищаться начала. А ты – «тронулся». Замолчи, женщина! Встань, сын мой, - обратился он уже к Опойкину, перекрестив его поцарапанную голову. – Встань и пойдем со мной. Я приведу тебя в храм. Ты послушаешь службу, снимешь с души заскорузлость. Очищающий огонь свечей, умиротворяющий аромат лампад, строгий и величественный вид икон, всепроникающее слово молитвы очистят и укрепят твой дух.
- Да-да! – охотно отозвался Федор, хотя еще несколько часов назад рассмеялся бы в лицо священнослужителю, получив подобное предложение. – Я готов идти прямо так – на коленях.
- Не надо, сын мой, - остановил порыв Дуболома отец Варсонофий. – Создатель даровал нам две ноги, чтобы мы прямо ходили по земле, а не ползали на карачках, уподобляясь тварям бездушным.
- Хорошо! – тут же вскакивая, согласился Опойкин, и, подхватив несколько опешившего от такой прыти отца Варсонофия под руку, повлек его мимо дома, к автобусной остановке.
Степанида удивленно, совершенно ничего не понимая, смотрела в спины удалявшейся парочке, союз которой еще вчера невозможно было представить. Нет, в том, что человек обращается к Богу, она не видела ничего необычного, но, по ее представлению, такой богохульник как Опойкин, мог это сделать лишь сойдя с ума. Она выразительно покрутила пальцем у виска и полезла в палисадник за метлой.
Для того, чтобы попасть на автобусную остановку, необходимо было пройти мимо дома, где жил отец Варсонофий. Как только удивительный тандем батюшки, зарекшегося пить горькую и оболтуса, вставшего на путь спасения всего человечества от самоуничтожения поравнялся с подъездом, где жил и отец Варсонофий, и настоящая Наталья Пышкина, рядом с ними тихо затормозил белый «Мерседес», который увез вчера Наталью в неоновую ночь. Задняя дверца распахнулась и на тротуар устало выбралась Наталья, вернувшаяся из ночного клуба, где бурно кутила до утра. «Мерседес» бесшумно укатил, а Наталья осталась, удивленно разглядывая неправдоподобную парочку. Действительно, здоровый детина, в перепачканной черноземом одежде и батюшка, чистый, но с явными признаками тяжелого похмелья на лице, не могли не вызвать удивления у Наташи, знавшей обоих, как непримиримых антагонистов. Куда проще было представить отпетого куклуксклановца в обнимку с Нельсоном Манделой. В конце концов, она пришла к выводу, что мужчины тоже не дурно провели весеннюю ночь.
- Мальчики, - изящно прикурив и ехидно улыбнувшись, заговорила она, - где это вы…
Но закончить фразу она не успела, так как Дуболом, протянув к ней руку с указующим перстом, заголосил:
- Вот! Вот та женщина, которая дала мне то, что было давно необходимо, и то, что не способны были дать другие. Нет, многие, многие пытались, но не смогли возбудить во мне надлежащего желания. А она смогла! Спасибо тебе, Наташа! Век помнить сие чудо буду. – И Федор попытался схватить левую руку Натальи, свободную от сигареты, чтобы припасть к ней губами. Электрический удар, шарахнувший Дуболома, оставил в его памяти Наталью как чистый и светлый образ, направивший заблудшего Опойкина на путь исправления.
Но жест, который ранее не возможно было даже представить со стороны Федора (скорее все людоеды стали бы вегетарианцами, вампиры бы перешли на морковный сок, а отпетые насильники добровольно явились бы на кастрацию), был решительно отвергнут Натальей. Она отшатнулась в сторону от Федора, как от прокаженного, совершенно неверно истолковав его искренние слова.
- Ты что же такое городишь, кобель немытый?! – возмутилась она. – Когда это я тебе дала?! Да я с тобой в одном море купаться не стану! А ту девку, что с тобой переспит, за километр обходить буду. Я тебя…
Далее последовали слова, которыми гордились бы одесские биндюжники, но которые отцу Варсонофию, как священнослужителю, слушать совершенно не пристало. От таких слов у порядочных людей уши вянут.
- Тихо, дочь моя! – забасил он. – Не оскверняй уста свои прелестные черной бранью от сатаны идущей! И не оскорбляй человека, только-только душу Всевышнему приоткрывшему, и на путь праведный встающего. Наоборот, помоги ему, укрепи в желании благом и вознаградит тебя Господь и тоже дорогу правильную укажет.
- Что за чушь вы несете, батюшка?! – Наталья чуть не проглотила сигарету от удивления и возмущения. – Кто встал на путь истинный?! Дуболом?! Да он свою совесть еще в родильном доме оставил. А думал он всегда не башкой своей бритой и безмозглой, а головкой, что между…
Она осеклась, потому что увидела зрелище, которого, в принципе, не могло быть. Если бы сейчас из подъезда вышел Ален Делон в самом расцвете сил и красоты и предложил бы Наталье руку и сердце, она удивилась бы значительно меньше. Наталья недаром поносила Дуболома самыми обидными словами. Ведь она думала, что он прежний и на ее оскорбления ответит площадной бранью. Тронуть он ее не посмеет, так как понимает, что последствия для него могут быть весьма плачевными: охрана ее ухажора от него мокрого места не оставит, а вот матом от души обложит. Она, естественно, тоже в долгу не останется. Но словарный запас-то у нее неизмеримо больше, чем у Дуболома и последнее слово останется за ней. Уйдет он посрамленный и с измотанными нервами, а она душу отведет. Так бы все наверняка и было, но… но человек перед ней стоял совершенно другой. Под грубой внешностью теперь пряталась душа, которая только-только, словно нежный цветок после неожиданных заморозков, пробуждалась после мертвого сна. Федор Опойкин, непрошибаемый Дуболом, от хамства которого страдала вся округа, отреагировал на оскорбительные и в общем-то справедливые речи Натальи совершенно непредсказуемым образом: он… заплакал горючими слезами. Плечи его мелко подрагивали и прозрачные, соленые струйки стекали по щекам, покрытым рыжей, пробившейся за ночь, щетиной. Федор неумело, как-то по-детски, размазывал слезы широченными ладонями по лицу, словно сам удивлялся, откуда в его глазах взялась эта не прошеная жидкость.
- Пойдем, пойдем, сын мой, - отец Варсанофий укоризненно посмотрел на совершенно обалдевшую Наталью, по-отечески обнял Федора за плечи и увлек за собой, к очищению и спасению.
Наталья, абсолютно ничего не понимая, смотрела им вслед, хлопая длиннющими ресницами, как вдруг услышала за собой чьи-то шаги. Оглянувшись, она увидела Степаниду, готовящуюся подметать асфальт.
- Вот ведь как бывает, - сказала Степанида, поучительно глядя на Наталью. – Жил себе человек - не тужил. Вольготно и беззаботно существовал. Здоровья – хоть отбавляй, голодным никогда не был, девок, как семечки лузгал и вот полюбуйтесь – с разуму сковырнулся.
- Как это? – не сразу поняла Наталья.
- С глузду сорвался, - пояснила Степанида.
- С ума сошел, что ли? – наконец догадалась Наталья.
- Так я про то и говорю. Наказал его Господь за жизнь безалаберную – разума лишил. Вот и мелет всякую чушь.
- А-а, - облегченно вздохнула Наташа, - тогда все понятно…
Она выбросила окурок в стоящую рядом урну, небрежно махнула рукой, показывая, что устала, да и не хочет продолжать разговор, и вошла в подъезд. В конце концов, плевать ей на этого Опойкина. Сошел с ума – ну и слава Богу! Одним скотом во дворе меньше будет. Действительно, куда легче бывает поверить в то, что отпетый негодяй и мерзавец стал сумасшедшим, чем в то, что он встал на путь исправления.
- 18 -
Булкин и Владимир продолжали свой поход за тайной, скрытой, как они верно предполагали, на городской свалке. Они шли сквозь просыпающийся от зимней спячки, шумящий птичьими голосами, лесок. Дмитрий шел впереди, держа на перевес «сковороду», словно солдат в штыковой атаке. Прибор постоянно издавал тихие щелчки. Владимир следовал сзади, неся «дипломат», в котором, судя повесу, еще что-то находилось. Наверняка – аппаратура, необходимая для изучения загадочных существ.
Постепенно, прибор в руках Дмитрия щелкал все громче и чаще. К тому моменту, когда они подошли к опушке леса, он уже захлебывался собственным писком.
- Что это твой ЛЧС так разошелся? – спросил Владимир.
-Не знаю… Вполне возможно, где-то рядом находится очень мощный след, оставленный пришельцем. А может и он сам.
Выйдя из леса на окраину свалки, они увидели человека в сером камуфляже, распростертого на земле вниз лицом. Он лежал буквально в пяти метрах от начинающихся груд мусора.
- Я бы очень хотел, - сказал Дмитрий, выключая визжащий аппарат, - чтобы это не было делом рук того, кого мы ищем.
- А что тогда? – спросил Владимир, прекрасно понимая, что ничего хорошего в этом случае ожидать не приходится.
- Если он пошел на агрессию, - ответил Дмитрий, - значит, время мирного знакомства завершилось. Трудно представить, что может натворить существо с необычайными способностями, находящееся в состоянии войны с человечеством. Ладно, пойдем осмотрим его. Возможно, мы еще сможем чем-то помочь.
Они подошли к лежащему ниц Отвёрткину и увидели, что на его затылке, покрытом короткими светло-русыми волосами, красовалась огромная лиловая «шишка», возвышавшаяся, словно муравейник из низкой травы. Дмитрий приложил два пальца к шее лежавшего, туда, где должно ощущаться биение пульса, этой тоненькой жилки, показывающий, что если человек и сделал шаг по ту сторону Земли, то еще не оставил надежды вернуться.
- Он жив! – обрадовано крикнул Дмитрий, почуяв биение пульса. – Помоги перевернуть его.
Владимир поставил «дипломат» на землю и вдвоем они аккуратно перевернули находящегося без сознания человека на спину. Сделать это было совершенно не трудно, так как он не отличался богатырским сложением. Булкин не сильно похлопал его по щекам. Человек тяжело и глубоко вздохнул, словно пробуждаясь от длительного летаргического сна, часто-часто заморгал невыразительными глазками и вдруг резко сел, схватившись двумя руками за ушибленный затылок.
- Ой-ой-ой! – запричитал он. – Больно-то как!
- Кто вы? – спросил Дмитрий. – Что с вами случилось?
Человек оглядел рассеянным взглядом двух стоящих перед ним людей, продолжая держаться за затылок и сказал:
- Я лейтенант милиции Николай Отвёрткин. Можно просто – Николай, - он судорожно сглотнул, чувствовалось, что в его горле бушуют песчаные бури Сахары. – У вас водички не найдется?
- Чего нет, того нет, - ответил Дмитрий. – Так что с вами случилось?
- Мы с моим напарником, - сказал Отвёрткин, косясь на двух мужчин и справедливо полагая, что не следует открываться первым встречным, - здесь рейд осуществляли. Вдруг, совершенно неожиданно, на нас напали сзади. Резкая боль в затылке – больше ничего не помню…
- Кто напал не видели? - спросил Владимир.
- Говорю же: сзади бух! – и все.
- Я вас узнал, - сказал Владимир. – Вы вчера бомжей забирали с детской площадки. С вами еще громила такой был, весь в грязи перепачканный.
- Точно, - кивнул головой Отвёрткин и сморщился от боли.
- Ясно, Николай, - сказал Дмитрий. – Вы, стало быть, и есть подчиненные подполковника Громовержцева?
- Да-а, - вскинул глаза на Дмитрия Отвёрткин. – А вы-то кто?
- Друзья, - коротко ответил Булкин. – Ваш начальник просил помочь и вот мы здесь. Так значит не знаете, кто вас по голове ударил?
- Не знаю! – несколько раздражаясь ответил Николай. Но фамилия начальника, как всегда, произвела на него магическое действие: он решил не запираться с людьми, хорошо знающими подполковника. Не хватало еще вызвать гнев начальника из-за того, что лейтенант не пожелал разговаривать с его знакомыми. Да и, в конце концов, может случиться так, что они смогут помочь. – Я разговаривал с двумя бомжами, как вдруг сзади меня кто-то шарахнул по башке. Я даже не видел кто. Но не это главное. Гвоздодёров, напарник мой, пропал!
- Как это? – искренне удивился Дмитрий.
- Да элементарно: докатился вон до той березки, - Отвёрткин махнул в сторону уцелевшего дерева, - и исчез, словно в воздухе растворился.
Владимир и Дмитрий как-то неуверенно, будто не поверив словам лейтенанта, посмотрели в указанную сторону, после чего Булкин произнес:
- Оставим, пока, это странное исчезновение. Вы не могли бы описать тех бомжей?
- Один бородатый, а другой… Да вот они!
Отвёрткин вскочил на ноги и указал рукой в глубь свалки. Он схватился за кобуру, но она оказалась пустой. Тогда он начал охлопывать себя по карманам куртки и брюк, но оружие отсутствовало. Он обшарил взглядом землю вокруг себя – безрезультатно. Тогда Отвёрткин вновь обессилено опустился на землю. Потеря оружия ввергла его в шок, граничащий с предсмертной агонией.
- Успокойтесь, - сказал Дмитрий, видя состояние лейтенанта. – У вас, скорее всего, сотрясение мозга, так что нервничать и делать резких движений не советую. Сейчас эти двое мужчин подойдут к нам и мы тихо-мирно пообщаемся. Да и пистолет ваш, возможно, найдется…
Свиридорский и Митрич уже давно заметили лейтенанта, третировавшего их здесь совсем недавно, а с ним еще двух незнакомых человек. Митрич и раньше проявлявший осторожность, предложил немедленно вернуться, но Иннокентий был непреклонен. Тем более, что в нем вовсю бушевал ученый-экспериментатор. Как же так?! Рядом находится поле, которое можно пройти! Еще немного и оно может окончательно рухнуть, открыв то, что так тщательно скрывает. Свиридорский даже слушать не стал доводы друга и продолжил движение вперед, ускорив шаг. Нехотя Митрич последовал за ним.
- Здравствуйте, господа, - как можно спокойнее обратился Булкин к подошедшим товарищам. – Меня зовут Дмитрий Николаевич. Я являюсь вице-президентом крупнейшей уфологической ассоциации. А вы кто?
- Уфология… Уфология… - пробормотал Иннокентий, не обращая внимания на побледневшее лицо Митрича. – Это что-то связанное с чудесами?
- Скорее с необъяснимыми явлениями, - недовольно поморщился Булкин. – Так может, представитесь?
- Меня зовут Иннокентий Яковлевич Свиридорский, а моего друга – Митрич…
- А вы, Иннокентий Яковлевич, вчера не прыгали через МКАД, - спросил прямо в лоб Дмитрий
- Вот этот молодой человек, - Иннокентий кивнул на Отвёрткина, - недавно мучил нас таким же дурным вопросом, который едва можно было уловить через тот бред, что он тут произносил. Ни к какой дороге я не имею ни малейшего отношения. Да это сейчас и не важно. Раз уж вы уфолог, то вам необходимо знать, что товарищ, с которым пришел сюда милиционер и еще трое людей скрылись за инопланетным защитным полем. Последствия могут быть просто непредсказуемыми. Надо думать, как их спасать. Кроме того…
- За каким защитным полем? – перебил Булкин.
- Между двумя березками… - Иннокентий посмотрел в сторону свалки. – Вернее между одной березкой и кучкой пепла. Вторая случайно сгорела. Так вот, там установлено защитное поле…
- Минуточку! – вмешался в разговор Владимир. – Вы только что назвали себя Иннокентием, не так ли?
- Совершенно справедливо, молодой человек, - саркастически заметил Свиридорский, нервничая оттого, что его постоянно прерывают. – Меня так зовут уже более полувека. Как еще я должен был представиться?
- Не далее, как вчера вы назвали себя Геннадием. К сожалению, со мной нет моего друга, который присутствовал при этом, но, возможно, он еще присоединится к нам и подтвердит мои слова. Так как вас зовут на самом деле?
Иннокентий недоуменно взглянул на Митрича. Похоже, слова последнего о таинственном двойнике, разгуливающим в образе Свиридорского, находили все больше подтверждений.
- Кроме того, - продолжил Владимир, видя что Иннокентий находится в некотором замешательстве, - несколько позже вы мне встретились на противоположной стороне кольцевой дороги. На пустыре, где выгуливают собак. И воняло от вас так, словно вы только что вылезли из выгребной ямы. Как купание в пруду?
- Что за ерунду вы говорите, молодой человек? – растерянно отвечал Иннокентий, совершенно ничего не понимая ни про выгребную яму, ни про пруд. – Вас я впервые вижу! И на другой стороне дороги я вчера не был. И при чем тут какой-то Геннадий я понятия не имею! Что вообще происходит?
- Сейчас я объясню тебе, козел, что здесь происходит, - мрачно произнес Отвёрткин и глаза его вновь покрылись поволокой безумия. – Сейчас я тебя голыми руками убивать буду.
- Стоп, стоп, стоп! – решительно, как рефери на ринге встал между Свиридорским и Отвёрткиным Булкин. – Без рукоприкладства, пожалуйста. Давайте разбираться спокойно. Ты, Владимир, уверен, что именно этого человека ты дважды встретил вчера?
- У меня, - язвительно ответил Владимир, - прекрасная зрительная память. Это был он! Ну, или…
- Стоп! – перебил Дмитрий. – Ни слова больше. Вы лейтенант, - обратился он к Отвёрткину, - также уверенны?
- Несомненно!
- Господи! – не выдержал Иннокентий. – Я сейчас с ума сойду. Матерью клянусь: впервые вижу этих людей!
- Успокойтесь, пожалуйста, - сказал Дмитрий. – Мы вам верим.
- Как это? – поразился такому повороту разговора Отвёрткин. – Почему верим?!
- Попробую объяснить. Вы, лейтенант, и Владимир видели удивительное существо, скорее всего – инопланетное, находящееся в облике данного человека. Именно оно вчера перепрыгнуло через кольцевую дорогу и обидело вашего напарника. От того человека, которого ты встретил, Владимир, пахло чем нибудь?
- Первый раз – нет, - ответил Владимир.
- А вы что скажете, Николай?
- Точно не помню, - после минутной паузы, во время которой он усиленно напрягал память, сказал Отвёрткин. – Скорее всего, не пахло.
- А от этого господина?
- Воняет, как от мусоропровода, - ответил лейтенант.
- Попрошу не оскорблять! – обидчиво выкрикнул Свиридорский.
- Извините, - ответил Булкин. – Мы лишь констатируем факты. В вашем образе, Иннокентий, ходит по нашей земле кто-то другой. С этим разобрались и надо переходить к другому, более важному на данный момент вопросу. Что вы говорили про защитное поле?
- Я сказал, что оно здесь установлено и за ним исчезли четверо человек.
- Откуда взялись еще трое?
- Понятия не имею, - пожал плечами Иннокентий. – Они вышли из леса и, не долго думая, оглоушили лейтенанта. А потом стали донимать меня вопросами про машину. Ну и… получилось так, что они тоже скрылись за чужой защитой.
- Я, кажется, знаю кто это был, - слегка прищурил и без того не большие глазки Дмитрий. – Вчера из-за вашего прыжка (вернее, прыжка вашего двойника) пострадала новенькая шикарная машина. Видимо ее хозяин и прислал сюда своих людей, чтобы отыскать вас. Как они скрылись за защитным полем, пока пропустим. Но как вы узнали, что такое поле вообще существует?
- Я в прошлом – ученый-физик, - с грустью в голосе ответил Иннокентий. – Как раз и занимался изучением силовых полей.
- Бред какой-то, - не выдержал Отвёрткин, перед этим долго смотревший в сторону одинокой березки. – Ничего там нет и быть не может, – и он направился в сторону предполагаемого защитного поля, видимо пытаясь на собственном примере доказать свою правоту.
- Стоять! – в один голос завопили Булкин и Свиридорский.
От столь неожиданного и резкого окрика лейтенант встал как вкопанный. Инстинкт самосохранения был развит в нем неплохо. Вздрогнули от неожиданного возгласа и Владимир с Митричем. Все трое уставились на кричавших, требуя объяснений. Впрочем, Митрич безусловно знал, чего испугался его друг. И тут заговорил Иннокентий. Ему вдруг захотелось рассказать все, что он знает об этой истории, тем более что уфолог появился здесь, наверняка, не просто так. Только сумасшедший мог отправиться осуществлять прогулку на свалку.
- Позавчера вечером, - заговорил Иннокентий, – уже на закате, я встретил здесь странное существо. Пройдя мимо меня, оно скрылось между двумя березами – тогда их было две, - растущими, как вы видите, на самом краю свалки. Оно шагнуло в пространство между ними и… бесследно исчезло! Словно в воздухе растворилось. Я всю жизнь, - он горько усмехнулся, - до попадания сюда, конечно, занимался секретными разработками по созданию защитных полей. Что-то мне удавалось, но все это – прах, пыль, по сравнению с тем, что установлено здесь. Да вы и сами можете убедиться – чистый, прозрачный воздух и ничего более. Тогда я испугался загадочного создания и убежал, но утром вернулся и решил провести испытание. Брошенный мною железнодорожный костыль был отброшен невидимой защитой. Понимаете? Поле пропускает только своего хозяина. Но сегодня, - Свиридорский не собирался выдавать своего побледневшего друга, - с полем что-то случилось. Иначе бы оно не пропустило бы четырех чужаков. По прошлому опыту я знаю, что последствия несанкционированного проникновения в силовое поле могут быть самыми печальными и непоправимыми. Поэтому-то я и остановил вас, лейтенант.
- Я не ученый, - сказал Булкин, - но крикнул по той же причине. До рассказа Свиридорского я ничего не знал о наличие здесь защитного поля, но к месту, где исчезают люди надо относиться крайне осторожно. Как выглядело увиденное вами существо? - обратился он уже к Иннокентию.
- Огромный разноцветный шар, перемещающийся на четырех ногах, очень похожих на конечности осьминога, и заканчивающихся шестью длинными черными пальцами. Большие, слегка выпуклые глаза… Вот, собственно и все, что я успел заметить.
- Тебе это ничего не напоминает? - обратился Дмитрий к Владимиру, хитро улыбаясь.
- Еще как! – ответил тот.
- Товарищи! Дорогие! – взмолился вконец запутавшийся Отвёрткин, к тому же туго соображавший после удара по голове. – Объясните мне, наконец, что здесь твориться. Я ничего не понимаю! Какое защитное поле? Какой осьминог на ножках? Где Гвоздодёров?
Его лицо приняло столь страдальческий и обиженный вид, что, казалось, он сейчас расплачется как младенец, у которого отобрали соску. Даже его оттопыренные маленькие ушки сильно покраснели и приняли положение более перпендикулярное голове, чем обычно.
- Видите ли, дорогой лейтенант, - пожалел Отвёрткина Булкин. – Кто-то, нам пока неведомый и, скорее всего, не являющийся порождением нашей планеты, разгуливает в окрестностях города, принимая нужные ему образы. Его видели в облике Иннокентия, а Владимир, например, и в образе представителя негроидной расы. Он хочет сохранить инкогнито, по этому и скрывается за силовым полем, куда угодил бедолага Гвоздодёров.
- Чушь собачья! – начал злиться Отвёрткин, думая, что над ним хотят посмеяться. Он уже открыл рот, чтобы обругать всех и вся, но ругань застряла у него в горле. Дикий, нечеловеческий крик заставил замереть и остальных мужчин, сошедшихся на краю свалки.
- У-а-уу-ааа-ууу!!! – вопль, который еще не доводилось слышать московским окраинам, да и вообще землянам, несся над замершими окрестностями. И удивленно застыли люди, услышавшие его; тревожно залаяли собаки; выгнули спины и ощетинились кошки, почуявшие в нем нечто чужое, опасное и, в то же время, трепещущее от боли и страдания; вороны прекратили свое неумолчное, презираемое людьми карканье; даже деревья, казалось, замерли в ожидании чего-то недоброго: не одна веточка не шелохнулась в этот момент. Но вот крик стих, и все постепенно вернулось к привычной жизни…
Зод Гот очнулся, когда новый день планеты Земля уже перевалил за свою половину. Но вернувшееся сознание не принесло ему радости: состояние его было ужасным! Мощный взрыв, прогремевший под его ногами и разорвавший бы в мелкие клочья любого человека, нанес и ему страшный урон. Прочная эластичная кожа спасла его от убийственного пламени взрыва, но сама при этом сильно пострадала. Страшная контузия образовала в мозгу обширнейшую гематому, блокировавшую и переводчик и «возвращатель». От взрыва полностью вытек левый глаз. Взрывная волна подбросила косморазведчика вверх, и он рухнул на дно оврага с двадцатиметровой высоты, ломая тоненькие деревца. Одна из ржавых балок, державших мост, проделала тот же путь, что и Зод Гот, следуя за ним, словно крылатая ракета за целью, и вонзилась в одну из его конечностей у самого ее основания. Выдающийся косморазведчик, покоритель множества планет, населенных жуткими тварями, только-только начинавший что-то понимать в противоречивой человеческой сущности, оказался, словно беспомощная букашка в гербарии, приколот к поверхности чужой планеты. В довершение катастрофы его завалило горящими досками.
Зод Гот совершенно не понимал, что же это такое взорвалось у него под ногами. Да и думать об этом сейчас не хотел и не мог. Перед ним стояла единственная цель: добраться до корабля и покинуть планету. В теперешнем его состоянии проводить дальнейшую разведку было невозможно. Он раскидал завалившие его доски, которые продолжали еще слегка дымиться, и, превозмогая тупую саднящую боль, волнами пробегавшую по всему телу, ухватился за арматуру всеми тремя уцелевшими руками. Резкий рывок вверх и обжигающая, рвущая живые клетки организма, боль взметнулась от освобожденной конечности и устремилась к голосовым связкам. В это момент Зод Гот не выдержал и издал тот самый вопль, заставивший вздрогнуть всю округу.
Успокоившись, он злобно зашвырнул в сторону выдернутое из собственного тела железо, отшвырнул его в сторону и уцелевшим глазом осмотрел израненную ногу. У самого ее основания, в месте, где она прирастала к телу, зияла огромная дыра, размером с два человеческих кулака. С краев раны сочилась на землю голубая кровь, застывая на ней желеобразной массой, словно планета не желала впитывать чужеродную жидкость. За свою жизнь, полную опасностей и приключений, Зод Гот был не единожды ранен и прекрасно понимал, что если кровотечение не остановить, то он останется на этой планете навсегда. Но как можно было остановить кровь, лежа на дне оврага? Выход был один: необходимо было добраться до корабля. Зод Гот прикинул расстояние до звездолета и решил, что шансы у него есть. Он огляделся вокруг себя, стараясь найти данную им Виталием книгу, но увидел лишь обугленную обложку, истерзанной птицей лежащую на земле. Сожалеть о потере было некогда, и он начал выбираться из оврага.
Раненый косморазведчик усиленно работал тремя конечностями, волоча за собой безвольно висящую четвертую. Упругие щупальца мертвой хваткой вцеплялись в кусты, растущие по склону оврага, подтягивая за собой грузное тело. Там, где зацепиться было не за что, пальцы буквально вбуравливались в податливую почву. Они, как ледорубы альпинистам, помогали вскарабкиваться наверх. Выбравшись из оврага, чуть было не ставшим ему могилой, Зод Гот пополз по приведшей его сюда тропинке. Он оставлял за собой, где капли, а где небольшие лужицы голубоватой жижи. Редкие птицы, пролетавшие над тропой, с быстротой молнии шарахались в сторону, заметив невиданное чудище. Они предпочитали на полной скорости врезаться в дерево, нежели столкнуться нос к носу с чужаком. Казалось даже, что деревья и кустарники вот-вот выдернут свои корни из земли и помчатся прочь от внеземного создания.
Путь к спасению оказался необычайно тяжелым. Конечно, в силу профессиональной деятельности, ему раньше приходилось преодолевать и куда более сложные рельефы. На Планете Ледяных Гор он с легкостью взбирался на абсолютно гладкие отвесные скалы, не боясь смертоносных движений пульсирующих ледников; на Планете Хищных Птиц ему одному удалось продраться сквозь игольчатые джунгли, населенные всевозможными кровососами. Так что, здешняя местность, по сравнению с теми тернистыми путями, была лишь прогулочной дорожкой. Но тогда он был здоров, полон сил и прекрасно экипирован. Теперь же - беспомощен, тяжело ранен, и передвигался неестественным способом, а вытекающая кровь убавляла силы, делая каждый шаг все более и более тяжким…
- Кто это кричал? – Сглотнув слюну, шепотом спросил Отвёрткин. Его лицо, как и лица остальных присутствующих здесь мужчин, выражало смесь недоумения и испуга.
Булкин уже раскрыл было рот, чтобы ответить, но тут всеобщее внимание привлек совершенно иной возглас, раздававшийся откуда то сверху.
- Е-е-ех-ма! Ё-моё! – кричал человек в серой камуфляжной форме, пролетая над головами смотревших вверх людей в небольшом серебристом кресле. На его круглом усатом лице были написаны восторг и страх одновременно. Глаза прищурились, а губы вытянулись в блаженной улыбке, отчего усы казались еще длиннее. Пальцы же крепко вцепились в тонкие ручки кресла. Он испытывал те же чувства, что и ребенок, в первый раз несущийся по «американским горкам».
Описав дугу, кресло с сидящим в нем человеком зависло буквально в метре от земли, метрах в двадцати от наблюдавших за его полетом мужчин. Затем оно аккуратно, но уверенно, скинуло человека на землю, взмыло вверх и, ярко вспыхнув, моментально сгорело, не оставив после себя даже пылинки.
- Гвоздодёров! – обрадовано закричал Отвёрткин, бросаясь к своему товарищу. – Друг ты мой ситный! Где же ты пропадал?
Устремились за лейтенантом и все остальные. Не каждый день приходится наблюдать столь необычное появление бесследно исчезнувшего человека. Между тем Гвоздодёров, приземлившийся на четвереньки, перевернулся и сел на землю, не обращая внимания на пачкающую штаны грязь. Взгляд его выражал недоумение, не меньшее, чем у всех остальных.
- Где же ты был, Боренька? – щебетал вокруг сержанта подбежавший Отвёрткин.
Гвоздодёров пристально взглянул на него, тряхнул головой, словно пытаясь придти в себя, но сделано это было скорее рефлекторно, нежели по необходимости: выпитый сержантом инопланетный коктейль не оставлял следов похмелья и головной боли, и совершенно искренне ответил:
- А хрен его знает!
Тут взгляд сержанта упал на приближающихся людей, среди которых был и ненавидимый им неуловимый бомж. Гвоздодёров вскочил на ноги, привычными движениями «помассировал» резиновую дубинку и уже было собрался броситься на своего обидчика, как Отвёрткин остановил его словами (руками он это сделать вряд ли смог бы):
- Стоять, товарищ сержант! Пока ты отсутствовал, мы все выяснили – это не тот человек, которого мы ищем. Изволь соблюдать спокойствие, - он совершенно забыл, как совсем недавно угрожал бородатому человеку пистолетом и молол при этом несусветную чушь. Видимо, удар подручного Константина привел в порядок его мышление.
- Как это не тот?! – ничего не понимая, удивился Гвоздодёров. – Ты что, разыгрываешь меня? Но я еще пока не слепой…
- Очень похож! – перебил его Отвёрткин. – Но не тот!
- Расскажите-ка где вы были, сержант, - без предисловий потребовал Булкин, чувствуя, что данное обстоятельство имеет наиважнейшее значение.
- А вы кто такой? – недружелюбно спросил Гвоздодёров, возмущенный приказным тоном постороннего человека.
- Не кипятись, Боря, - решил употребить власть лейтенант. – Рассказывай. Это приказ.
Субординацию сержант всегда соблюдал, поэтому начал свой рассказ незамедлительно. В течение получаса он подробнейшим образом, не упуская ни малейшей детали, рассказывал о своем пребывании на «подземной электростанции». Так он, во всяком случае, определил место своего пребывания. Все свое живописное повествование он сопровождал смачными жестами, начиная с того момента, как замахнулся дубинкой на Иннокентия и заканчивая своим неожиданным выдворением из-за «пульта с кнопочками».
- Вы нажимали кнопки? – с холодной дрожью в голосе спросил Булкин. В его понимании этот вопрос и вопрос: «Вы что, целовались с гюрзой?» были равнозначны.
- Да! – твердо ответил Гвоздодёров. – Ну, чего такого-то? Я же не летающую тарелку посещал. И не на пульте управления стратегическими ракетами развлекался. Не вижу ничего страшного.
- Матерь божья! – впервые вступил в разговор Митрич. Он поднял глаза вверх, невольно втянув голову в плечи, словно с неба должны были вот-вот рухнуть нескончаемые потоки смертоносного огня.
Вслед за ним, поняв опасения Митрича, посмотрели вверх и Булкин с Иннокентием. Но ничего страшного не произошло. Все так же светило Солнце, такой же бездонной казалась лазурь неба, по которой уже ползли облака, а далеко на западе темной полоской обозначилась гряда туч, несущих влагу с севера Атлантики.
- Пока тихо, - выдохнул Дмитрий. – А дальше – как повезет.
- Может вы скажете мне, наконец, что случилось? – раздражаясь от собственного непонимания спросил Гвоздодёров.
- Мне бы тоже очень хотелось это узнать, - поддакнул товарищу лейтенант.
Булкин с нескрываемой завистью и обидой посмотрел на Гвоздодёрова. Почему так слепа и неразборчива судьба?! Он всю свою жизнь стремился воочию столкнуться с неведомым, а такая удача выпадает человеку, которому глубоко плевать на все чудеса. Он, видите ли, кнопочки бездумно нажимает, даже не представляя, чем это может закончиться! Вслух же он сказал:
- Вы, мил человек, - в голосе Булкина чувствовался плохо скрываемый сарказм, - не были на подземной электростанции. Здесь никаких подземных электростанций нет и в помине. Вы побывали на инопланетном космическом корабле.
- Где? – усмехнулся Гвоздодёров.
- Вы прекрасно слышали, - ответил Булкин. – Но для вас я могу… - он неожиданно осекся, указывая в сторону березы. – Смотрите! Смотрите!
Все повернулись в указанную сторону и увидели удивительное по своей красоте зрелище: за уцелевшей березкой, там, где приземлился корабль Зод Гота, возвышалась огромная сфера, метров двадцать в диаметре. Она была нежно-белого цвета, словно свежевыпавший снег, толстым ковром покрывший грязную, уставшую от осенней распутицы землю. Над всей поверхности сферы вспыхивали фиолетовые огоньки, словно искры над затухающим костром. Но любоваться прекрасной картиной пришлось не долго. Пару минут, не более. Фиолетовые огоньки погасли, белоснежная поверхность стала матовой, а вскоре и вовсе растворилась, как утренний туман. Глазам удивленных людей предстал огромный серебристый шар, покоящийся на четырех телескопических опорах. Шар казался цельнолитым: ни люков, ни иллюминаторов видно не было…
Превозмогая наваливающееся бессилие и неутихающую боль, Зод Гот продолжал двигаться вперед. Ни один из представителей человечества, пока, не встретился ему на пути. Лишь пара облезлых собак, мерзко залаяв, кинулись от него в сторону. Он не обратил на них ни малейшего внимания. Мозг работал лишь в одном направлении: добраться до звездолета. В его положении это означало выжить. И не важно, кто или что повстречается ему на пути. Но, добравшись до места, где он впервые встретил людей, ему потребовалась вся сила воли, чтобы не закричать от удивления. На том же самом месте, где и в прошлый раз, стоял человек, угощавший его водкой! Зод Гот даже вспомнил имя этого человека – Сергей. Он находился за кустом, а Сергей стоял к нему боком, и, пока, его не замечал. Вновь в мозгу Зод Гота мелькнула мысль, что за ним следят. Но он отогнал ее от себя: все размышления и анализирование – потом! Промедление угрожало скорой гибелью, и Зод Гот решил двигаться дальше. В конце концов, Сергей не проявлял при встречах никакой враждебности.
Человек, увиденный истекающим кровью разведчиком, был действительно Сергей. В отличие от Владимира, он совершенно не мучился оттого, что нельзя поделиться ни с кем, так сказать, свалочным секретом. Собственно, и выдающимся событием субботнее пришествие он не считал. Конечно, ему было небезынтересно узнать, что по этому поводу скажет профессиональный уфолог, но тягостного нетерпения он не испытывал ни сколечко. В глубине души, на самом-самом ее дне, он надеялся, что все обойдется и встреченное ими чудо окажется миражом или плодом подстегнутого алкоголем воображения. Поэтому, когда утром ему позвонил Владимир и сообщил, что сегодня он встречается с Булкиным, Сергей воспринял это известие без особого энтузиазма. Прибыв на работу, он не помчался немедленно к начальству, как это сделал Владимир, а занялся непосредственным исполнением своих служебных обязанностей. Но ближе к обеду он все-таки решил, что негоже бросать друга одного на растерзание дотошного специалиста по чудесам, и ближе к обеду, найдя совершенно незначительный предлог, улизнул с работы. Придя же к злополучным пенькам, он никого там не застал. Понимая, что опоздал, он отрешенно оглядывался по сторонам, решая, что делать дальше: остаться на месте и ждать возвращения Владимира и Булкина, если они отошли куда-то, или можно смело отправляться домой и там ждать вестей от друга. Ругая «севший» мобильник, он все больше склонялся ко второму варианту. Вдруг, слева от себя, он услышал какой-то шорох. Повернув голову, он застыл с раскрытым ртом. Буквально в пяти шагах от него, распластавшись на земле, лежало существо, от которого они с Владимиром бежали со всех ног. Теперь, правда, оно имело несколько иной вид: радужный цвет сменился неприглядным землистым; один глаз вытек, а другой был затянут бледно-розовой пленкой, сквозь которую бездонной пропастью чернел зрачок, излучающий такую вселенскую боль и скорбь, что не понять это могли лишь холодные гранитные глыбы. Сергей, не смотря на изменения, произошедшие с их собутыльником, был уверен, что перед ним именно тот, кто пил с ними водку, будучи в личине высокорослого негра. Попугайский клюв существа безвольно открылся, из него вылез красный язычок и раздался очень низкий, гортанный звук:
- Серр-гей… Серр-гей…
Разобрав, хотя и с трудом, свое имя, Сергей удивился. Этот удивительный четвероног запомнил его имя! Он обращается к нему! Чувства страха у него в этот раз не возникло. Не зная, что ответить существу, и как вести себя дальше, Сергей бессильно опустился на стоявший рядом с ним пенек.
… Зод Гот пытался объяснить стоявшему рядом с ним человеку, что он просто хочет пройти, что он никому не причинит вреда, что он, добравшись до корабля, навсегда покинет эту планету. Но частично парализованные голосовые связки не давали этого сделать в доступном для понимания виде. Тогда он произнес, как смог, имя человека. Человек опустился на какой-то цилиндрический предмет, и Зод Гот расценил такое действие как согласие на то, что он может двигаться дальше. Приподнявшись на трех шатающихся, становящихся непослушными, ногах, он продолжил свой путь к заветной цели.
Сергей отсутствующим взглядом сопроводил проползшее рядом с ним чудо-юдо. Он всю жизнь, за исключением детства и юности, был человеком практичным, не верящим ни в какие сверхъестественные силы. Последнее чудо, с которым он не хотел расставаться, был Дед Мороз. Да, конечно, он в юности зачитывался фантастикой, но воспринимал ее как захватывающую дух выдумку, не более. Теперь же, за короткий срок, он второй раз встретил нечто, не укладывающееся в рамки привычного мировоззрения. Откуда бы ни взялся этот четырехлапый странник, он был явно живым существом. Судя по тому, как тяжело оно передвигалось, существо было ранено. Только теперь, когда существо проползло мимо него, Сергей заметил тянущийся за ним голубой след.
«Где же тебя так угораздило? - с состраданием подумал Сергей. – Ох, не ласково встретила тебя старушка-Земля, пришелец! А куда ты, собственно говоря, ползешь? Стоп! В виде негра он появился именно из-за этой сосны. Туда же сейчас и уползает. Значит, где-то там у него логово. Что ж, попробуем проследить».
Сергей поднялся, и не торопясь, чтобы не вспугнуть медленно передвигающееся существо, двинулся по становившемуся фиолетовым следу уже остывающей инопланетной крови.
- 19 -
Никита Клопов в понедельник решил не заниматься никакими делами. Потеря новенькой машины, к которой он относился более трепетно, чем к женщине, впервые зажегшей в нем пожар любви, совершенно выбила его из колеи. Обида за нелепую аварию, совершенную по вине какого-то бомжа-попрыгунчика, заставляла терзаться его душу от праведного гнева. Нормальный русский мужик знает одно верное средство ото всех душевных терзаний: добрая порция водки – и на душе становится значительно спокойней. Но Клопов был человеком богатым, а потому топил свое горе в дорогом коньяке «Ахтамар», привезенным из Армении его добрыми друзьями и коллегами. С самого утра он вливал в себя благородный напиток, почти ничем не закусывая, и расхаживал по первому этажу своего трехэтажного особняка, построенного в готическом стиле. Ноги его утопали по щиколотку в мягких персидских коврах, на которые он не обращал ни малейшего внимания. Начхать ему было и на огромный домашний кинотеатр, и на ультрасовременный компьютер, и на манящее зеленое сукно бильярда. Все его мысли были заняты только одним вопросом: как скоро посланная им команда доставит яму растреклятого бомжа. Точно Никита еще не знал, что сотворит с этим негодяем. Его богатое воображение рисовало и дыбу, и «испанские сапоги», и тривиальный кол, и экзотическое капание воды на темя, и, даже, сажание голым задом на муравейник, а еще лучше - термитник. На всех пыточных приспособлениях, которые живо и красочно рисовались Клопову, дергался в страшных муках и просил пощады один и тот же персонаж: бомж, перепрыгнувший дорогу. Никита прекрасно понимал, что никаких денег ему содрать с бездомного бродяги не удастся, да они ему были и не нужны. Он лишь хотел получить моральное удовлетворение, как компенсацию за причиненный урон и потрепанные нервы.
Но время шло, а Константин все еще не звонил, чтобы сообщить хотя бы предварительные результаты поисков. Стрелки часов неумолимо переползли за полдень, когда Клопов, наконец, не выдержал и сам набрал номер Константина.
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, - прощебетал в трубке мелодичный женский голос. – Попробуйте перезвонить позже ».
- Дура бестолковая! – в сердцах крикнул Никита и бросил мобильный телефон на шикарный диван, обитый бледно-розовой кожей. – Ни того ни другого просто быть не может! Он всегда должен находиться на связи. Всегда! Не сквозь землю же он провалился, на самом-то деле.
Знал бы Никита Клопов где находятся в данный момент его подчиненные, он бы удивился этому куда сильнее, чем тому, что они не отвечают по телефону…
Как только Константин, Петр и Григорий вторглись в зону действия ослабленного, искореженного прибором Митрича, а потому начавшего выкидывать фортели, защитного поля корабля Зод Гота, над ними моментально сгустилась непроглядная тьма, словно кто-то взял да и выключил свет в комнате без окон и дверей. Плотный поток воздуха, казалось бивший со всех сторон, нещадно трепал их одежду, не давая шевельнуть ни рукой, ни ногой. Более того, воздушные струи не давали даже открыть рот, чтобы хоть что-то выкрикнуть. Но так продолжалось не более минуты. Бушующий воздушный шквал внезапно стих, перестав их поддерживать и они с высоты десяти метров плюхнулись в воду. От неожиданности все трое моментально пошли ко дну, но, к собственному счастью, плавали все хорошо и вскоре вынырнули на поверхность. Вода оказалось теплой и соленой на вкус. «Море!» - одновременно мелькнула мысль у всех троих. Но откуда могло взяться море на московской свалке?! Недоуменно оглянулись вокруг. Ни одного огонька по близости. Лишь усыпанное крупными звездами черное небо, да свет луны, отображающийся на тихих, ласковых волнах.
- Все живы, братва? – крикнул Константин, стягивая с себя приобретшую вдруг свинцовую тяжесть кожаную куртку.
- Все! – в один голос ответили Петр и Григорий, сплевывая насыщенную йодом воду.
- Куртки, пиджаки, ботинки, стволы – скидывай с себя долой!
- И стволы?! – недоуменно спросил Петр, словно ему предлагали отвинтить собственную голову.
- Да, и стволы! – подтвердил Константин тоном, не терпящим возражений.
Через несколько секунд все трое остались лишь в водолазках и брюках, но держаться на воде стало значительно легче. Они словно бакены качались на волнах.
- Где мы, Костя? – спросил Григорий.
- Черт его знает! – зло ответил их начальник. Всегда неприятно, когда не можешь ответить на вопрос подчиненного – твой престиж падает в его глазах. – Но явно не в Москве. Судя по обилию звезд на небе, мы где-то далеко на юге.
- Как же мы тут очутились? – подал голос Петр.
- Ответ аналогичный предыдущему, - буркнул Константин. – Сейчас надо думать как нам остаться в живых, а обо всем остальном мы после порассуждаем.
- Да, - согласился Петр, - пожить еще не мешало бы. И что для этого нужно сделать?
- Прежде всего - не утонуть, - резонно заметил Константин. – Хотя вода и теплая, вечно мы болтаться в ней не сможем. Необходимо выбраться на сушу.
- Как же мы найдем сушу? – спросил Григорий. – Ведь не видать не зги.
- Методом тыка, Гриня. Исключительно методом тыка.
- А если мы «ткнем» не туда? – с тревогой в голосе спросил Петр.
- Значит на судьба, - фаталистическим тоном заметил Константин.
- Так не лучше ли дождаться утра и оглядеться? – внес предложение Григорий.
- Не лучше, - отверг такую идею Константин. – Мы понятия не имеем, когда наступит утро. Это, во-первых. А во-вторых… Если утром мы обнаружим сушу, у нас вполне может не хватить сил, чтобы доплыть до нее.
- Хорош базарить, мужики! – сказал Петр. – Куда плыть, Константин. Ты не раз выручал нас в аховых ситуациях, думаю, что поможешь и теперь.
- Спасибо за доверие, но я действительно не знаю куда плыть.
- А ты подумай! – подбодрил его Григорий.
- Тогда за мной, - сказал Константин после секундного колебания и поплыл в сторону, где, как ему казалось, могла быть земля. На чем основывалась такая надежда, он не смог бы сказать ни за что на свете.
Без малого два часа они безрезультатно плыли в темной воде. Силы уже были на исходе, и становилось понятно, что через достаточно короткое время им придется прощаться с жизнью. А рассвет все еще не наступал.
- Похоже, нам каюк, братцы, - сказал Григорий, бывший из всех троих самым слабым пловцом.
- Что ты, Гриня, - попытался подбодрить его Петр. – Мы еще побултыхаемся! Мы еще…
- Тихо! – прервал его Константин. – Слышите?
На мгновение замерев, они услышали звук, ради которого потерпевшие кораблекрушение сутками болтались на воде, держась за жалкий обломок мачты, и услышав который словно рождались заново и начинали грести с утроенной силой, лишь бы добраться до источника этого звука. Конечно же, это был рокот волн с равномерным плеском накатывающих на берег. Звук раздавался слева от них. Не сговариваясь, они из последних сил устремились к нему. Плеск волн становился все громче и громче и во мраке ночи они разглядели темную, беспросветную громаду, монолитной стеной встающую у них на пути, черным пятном закрывая край звездного неба. Но плыть становилось все труднее и труднее. Сказывалась не только усталость, но и откат воды, идущей от берега.
- Руками и ногами работать изо всех сил! – прохрипел Константин. – Немного осталось, ребята!
Прошло еще полчаса. Ноги и руки становились ватными, силы стремительно и безвозвратно уходили. Наконец Григорий, которого пропустили вперед, чтобы не дать в случае чего пойти ему ко дну, вскрикнул от боли. Но крик этот был радостным – его колени стукнулись о камни, лежащие на дне.
- Земля, парни, земля! – и крик этот был не менее счастливым, чем возгласы матроса с одной из шхун Колумба, впервые увидевшего берега Нового Света.
Обессиленные они выбрались на прохладный песок еще темного берега. Рассвет застал всю троицу сидящими на песочке и заворожено смотрящими в безграничную даль океана. Молодые тренированные организмы уже пришли в себя после изнурительного плавания. Край ярко-оранжевого солнечного диска выплыл из-за горизонта, разорвав черноту ночи. Яркие лучи побежали светящимися дорожками по спокойной водной глади, прогоняя прочь ночную темень. Еще немного и величественное светило оторвалось от воды и поползло на небосклон по своему извечному пути. Мерно плещущийся у босых ног молодых людей океан приобрел нежно-изумрудный оттенок, привносящий в душу покой и умиротворение. Новый день, судя по всему, обещал быть жарким.
Друзья встали на ноги и осмотрелись. Ночная мгла, как оказалось, скрывала от них потрясающую в своей фантастической прелести картину: песчаный бело-желтый берег лагуны огромной подковой простирался в обе стороны, на сколько хватало взгляда, а у самой воды росли наклоненные кокосовые пальмы, готовые вот-вот сбросить свои плоды в океанские волны; прямо за спинами изумленно озирающихся людей шелестели насыщенным зеленым цветом буйные тропические джунгли. Весь лес полнился птичьими голосами. Щебетали, пронзительно кричали, ухали и ахали невидимые пернатые, лишь иногда мелькая цветастым оперением на фоне сочной зелени.
- Клево! – задыхаясь от восхищения сказал Григорий. – Рекламу «баунти», часом, не здесь снимали?
- Всю жизнь мечтал побывать на островах экваториальной части Тихого океана, - не менее восхищенно проговорил Константин.
- А ты уверен, что мы в Тихом океане? – вернул всех на землю практичный Петр.
- Нет, конечно, Петро. Нет, - вздохнул Константин. – Но разве это существенно? Смотри, какая красотища вокруг!
- Очень существенно! – не унимался Петр. – Хотелось бы вам напомнить, господа, что еще вчера утром мы находились на окраине славного города Москвы. Как мы очутились здесь? Насколько я помню, билетов на самолет у нас не было. Также было бы неплохо узнать, как нам отсюда выбраться.
- Нет в тебе романтики, Петро! – с сожалением сказал Константин. – Тем не менее, ты абсолютно прав: необходимо подумать о нашем дальнейшем существовании. Как мы тут очутились, я не знаю, но могу предположить, что мы могли попасть в какой-нибудь временно-пространственный провал. Я об этом не раз читал в фантастической литературе. Бред, конечно, но раз мы здесь и находимся в трезвом уме и здравой памяти, приходится принимать это как данность.
- Хорошо, - сказал Петр, - пусть так. И что с того?!
- А мне здесь нравится, - неожиданно сказал Григорий. – Я бы здесь навсегда остался.
- Крыша у Григория поехала. Это факт, - покачал головой Петр. – Сдохнем мы здесь, братан, от жары и голода.
- Насчет голода можешь не волноваться, - успокоил его Константин. – На одних тропических фруктах можно довольно долго продержаться. Нам, в первую очередь, необходимо найти пресную воду.
- А если ее здесь нет? - не скрывая ужаса, спросил Петр, вдруг почувствовавший острый приступ жажды.
- Не волнуйся, - усмехнулся Константин. – В таком буйном лесу не может не быть какого-нибудь ручейка, озерка или целой реки.
- А мы вообще-то живы? – вдруг мрачным тоном спросил Григорий. – Уж очень не верится, что можно просто так угодить в столь дивное место.
- Хм, - пожал плечами Константин. – Думаю, что живы. Ты сам видишь: это место более похоже на райские кущи, чем на котлы преисподней. Нам же, за дела наши, царствие небесное вряд ли светит. Так что, живы мы, Гриня. Не сомневайся!
Он замолчал и встретился взглядом с Григорием. Тот тяжко вздохнул, опустил глаза и провел рукой по крепкому, бритому затылку. Чувствовалось, что его гложет какое-то обстоятельство, хотя он никогда не отличался сентиментальностью. Гложет изнутри, теребя и мучая зачерствевшую душу.
- Хватит лирики, мужики, - сказал Петр, все более терзаемый неотвязной жаждой. – Я так понял тебя, Костя, что ты хочешь отправиться на поиски воды в эти джунгли? - он указал рукой на лес за их спинами.
- А у тебя есть другие предложения?
- Нет. Но там, наверняка, полно всяческих ползающих ядовитых тварей. Сожрут и не подавятся!
- Ты можешь остаться на берегу и хлебать морскую воду, - сказал Константин. – Но хочу тебе заметить, что наши мобилы пошли на дно вместе с пушками, так что связи с внешним миром у нас нет. Судя по странному способу отправки нас в турпоездку, место нашего пребывания никому не известно. Даже, если ты привыкнешь к соленой воде, что мало вероятно, ты не протянешь на ней до тех пор, пока нас кто-нибудь найдет. Помирать будешь долго и мучительно… Как ни крути, надо идти в джунгли, Петя.
- Да я-то, в общем, не против, - обреченно промолвил Петр, - но шастать по джунглям босиком, как-то не очень комфортно. Может, пойдем по бережку? Глядишь и наткнемся на какую-нибудь речушку.
- Идти по раскаленному солнцем песку… - покачал головой Константин. – У тебя от пяток, в скором времени, одни головешки останутся. Тем более идти придется неизвестно сколько. Кто знает, как далеко тянется берег. А если никакой реки и в помине нет, а мы находимся на острове? Что тогда будем делать.
- Хорош трепаться, - укоризненно посмотрел на товарища Григорий. – Босс сказал, что надо идти – значит надо идти. Его руководство над нами никто не отменял.
Константин благодарно взглянул на Григория, прекрасно понимая, что в критических ситуациях, как никогда, необходимо единоначалие. Иначе могут погибнуть все. Никаких споров больше не возникло и они направились к джунглям, встречающим их криком неведомых птиц и шелестом никогда ранее не виданных деревьев.
Лес, куда ступили три москвича, волею распоясавшегося защитного поля оказавшиеся за многие тысячи километров от родного дома, состоял, в основном, из различного вида пальм. Некоторые из них уносили ввысь свои гордые кроны не на один десяток метров, шурша на легком бризе матовыми, словно восковыми листьями. Другие, такие как сахарные, винные и саговые пальмы хотя и были несколько ниже, но являлись столь же непривычными для взгляда людей, никогда не бывавших в тропиках, как и предыдущие. По стволам деревьев карабкались вверх многочисленные лианы, среди которых попадались и непентосы, чьи светло-зеленые с красными пятнышками листья-кувшины, пахнущие гнилью, являются желудком для лианы и могилой для множества насекомых, привлеченных гнилостным запахом. Тут и там вспыхивали разноцветьем, радуя глаз пышные тропические цветы, на чарующий аромат которых слетались бесчисленные маленькие и гигантские бабочки. Размах крыльев последних показался удивленным друзьям не меньше вороньего. Не отставали от разноцветных летающих прелестниц и неутомимые, пестрые колибри, так быстро работающие крыльями, что те были практически не заметны, а видна лишь тень от их движения. Кое-где на ветках сидели важные хохлатые попугаи, с любопытством и не скрываемым высокомерием разглядывающие невесть как оказавшихся здесь людей. Почему-то сразу вспомнились пираты и, казалось, кто-нибудь из этих забавных птиц разразится криком, вроде: «Пиастры! Пиастры!» или «Карамба!». Иногда попадались и поразительного окраса райские птицы. Голова и шея у них были темно-желтые, лоб и горло золотисто-зеленые, а крылья и хвост коричнево-красные. Впрочем, подробно разглядеть этих удивительных созданий друзьям не удалось. Птички постоянно порхали с ветки на ветку, а заметив неожиданный шорох листьев или хруст сломанной ветки, немедленно скрывались в густой непролазной листве. Животные, пока, не попадались им на пути. Видимо, будучи более скрытными и осторожными, они из своих невидимых укрытий изучали непрошеных гостей.
Ноги путников сначала ступали по мягкому, еще не раскаленному утренним солнцем, песку, который, по мере углубления в джунгли, сменился где мягкой, а где и не очень травой. Привыкшие к комфортной обуви ступни молодых людей болевыми ощущениями выражали свое недовольство местной почвой и не давали двигаться быстро.
- А все-таки красиво здесь, как в раю! – не выдержав, высказал свое восхищение Григорий, шедший замыкающим в этом малочисленном отряде.
- Между прочим, - пессимистически заметил шедший перед ним Петр, - в этом распрекрасном раю нас могут запросто сожрать, укусить или просто обрызгать какой-нибудь ядовитой гадостью.
- Кто? – не сразу понял Григорий.
- Кровожадные твари. Их здесь пруд пруди.
- Но мы же ни одной не встретили, - усмехнулся Григорий.
- Да мы и прошли-то всего ничего, - не унимался Петр. – Они к нам пока принюхиваются.
- Раз ты их не видел, то и не стоит балаболить без толку, - вступил в разговор шедший в авангарде Константин, словно звериным чутьем находивший лазейки в плотной стене деревьев и кустарников. – Беду накличешь. Григорий прав – место здесь действительно изумительное.
- Так я про то и говорю! - обрадовался Григорий поддержке. – Страшно подумать, но такое великолепие человечество собственноручно губит. Сам читал: в Бразилии, в дельте Амазонки, джунгли вырубать начали. А это ведь легкие всей планеты! Мы собственным бездумьем и бездушием превращаем Землю в н родящую пустыню.
Ему никто не ответил. Константин был полностью согласен с таким выводом, но никак не ожидал услышать это от Григория, который раньше не проявлял озабоченности за судьбу человечества. Он решил промолчать и подождать, как еще может раскрыться его молчаливый, как правило, напарник. Петру же слова друга неожиданно запали в душу. Он никогда не был ценителем прекрасного, за исключением женского тела – да и то из чисто похотливых соображений, - но неожиданное и необъяснимое попадание их в этот удивительный мир тоже что-то шевельнуло в его душе. Так капельки весенней воды, падающие на толстый слой льда, потихоньку растапливают его, делая небольшую выемку. Одна капля, другая, третья, потом еще и еще, и исчезнувший лед освобождает дорогу чистой незамутненной воде. А если вылить целое ведро кипятка сразу? Эффект будет гораздо более мощным и скорым. Нечто подобное происходило и с Петром. Он вдруг почувствовал, что природа может доставлять наслаждение лишь одним созерцанием ее. Справедливости ради надо сказать, что нечто подобное творилось и в душах Константина и Григория.
Еще примерно около часа они шли молча, думая каждый о своем, но в итоге приходя к общему знаменателю: прежняя жизнь рухнула раз и навсегда. Эта мысль еще не обрела четкие формы в их сознании, но на подсознательном уровне витала у каждого. По мере того, как солнце поднималось все выше и выше над горизонтом, жара и духота в джунглях усиливались. Пот ручьями стекал с мускулистых тел троих мужчин, пропитывая брюки и водолазки, что привлекало множество надоедливых насекомых. Приходилось постоянно отмахиваться от них, а дополнительные движения вызывали новую порцию потоотделения.
- Может мы и в раю, - выразил всеобщее мнение Петр, - но в аду, наверное, прохладнее. Все бы сейчас отдал за литр ледяной воды.
- Не надо напоминать про воду, - страдальчески поморщившись, сказал Константин. – К тому же, что ты можешь отдать, кроме потных водолазок и брюк? – неожиданно он резко остановился и стал прислушиваться.
Шедший сзади него Петр, от неожиданности чуть было не врезался Константину в спину.
- Предупреждать надо, когда тормозишь, - недовольно пробурчал он. – Не хочешь слушать про воду, я могу рассказать тебе про пиво.
- Вода! – прошептал шедший за Петром Григорий. – Слышите, ребята, вода!
Теперь уже прислушался и Петр. Действительно, где-то неподалеку раздавался обнадеживающий, влекущий, радующий слух плеск, падающей откуда-то сверху воды. Душившая сухой ладонью жажда, терзавшая всю компанию, разыгралась с новой силой, словно чувствуя скорый неизбежный конец. Константин первым бросился на звук, за ним последовали и остальные. Через десять минут джунгли расступились, и их взорам предстала чудесная картина: перед ними лежало небольшое, метров двадцать в диаметре, озерко, уютно разместившееся в сотворенной природой каменной чаше, в которую с четырехметровой высоты падал узкий, словно весенний ручей на асфальте, водный поток. На прозрачно-голубой поверхности озера чинно плавали водяные гиацинты. Сильно раздутые черешки листьев служили им поплавками, из самой сердцевины которых вздымалась над водой стрелка, неся на своей верхушке синие и фиолетовые соцветия шестилистных цветков. Гигантские листья тропических фикусов зеленым ожерельем опоясывали границы «чаши». Хотя природа вокруг и так была прекрасна, словно с рекламного проспекта туристической фирмы, предлагающей отдых на экзотических островах, но данное место показалось друзьям оазисом средь пустыни. Все трое не раздумывая бросились в воду, совершенно забыв об осторожности, будто перед ними был бассейн, а не водоем в тропических джунглях. Даже Петр, постоянно тревожившийся о наличии ядовитых тварей, приступил к купанию без опасений. На счастье волею судьбы закинутых в дикие дебри людей, никто не сожрал и не укусил их. В первый момент, по крайней мере.
Они плескались словно дети, стоя по пояс в прохладной воде. Брызгали друг друга, подставляли пересохшие рты под, казавшийся ледяным, мини водопад и жадно глотали долгожданную влагу. Пытались даже нырять и плавать в этом «лягушатнике», нещадно взбаламутив илистое дно водоема. Казалось, нет в данный момент людей счастливее на всем белом свете! Такова уж человеческая натура: еще совсем недавно они сходили с ума от непонимания того, где находятся и как очутились в столь экзотическом месте, а сейчас, забыв все вопросы, просто наслаждались жизнью. Наконец, усталые и удовлетворенные, словно молодые влюбленные после первой брачной ночи, они выбрались на берег и сев на ствол поваленного дерева весело болтали. И не было в их речах ни тени прежней тревоги, лишь впечатления от увиденного и пережитого. Сейчас, в своей безмятежной беспечности они даже не подозревали, что за ними пристально наблюдает пара бесстрастных, холодных и голодных глаз…
Смерть, этот никогда не промахивающийся снайпер, находящийся на службе Господа Бога, уже избрала себе жертву и положила костлявый палец на спусковой крючок. У смерти безошибочный и верный глаз и она всегда попадает точно в цель. Иногда бывает так, что человек, испытав ее ледяное дыхание, пронизывающий насквозь взгляд и тяжкое прикосновение, остается жив. Тогда он начинает думать, что ему повезло и произошло чудо. Ничего подобного! Смерть никогда не ошибается и попадает туда, куда стремится попасть. И человек, повстречавшийся с ней и не отправившийся на тот свет, должен знать, что ему предоставлен шанс переосмыслить свою жизнь и внести в нее необходимые коррективы. Ему дана лишь отсрочка, которая может быть очень короткой…
- Красотища-то какая, братцы! – восхищенно сказал Григорий, вставая с бревна и блаженно потягиваясь, а затем похлопывая себя по карманам брюк. – Жаль только курева нет. Все ко дну пош…
Договорить он не успел: из чащи, расположенной за спинами людей, бесшумно вырвалось толстое, как водосточная труба, пятнистое тело и мгновенно опутало Григория по рукам и ногам смертоносными кольцами. Друзья и опомнится не успели, как Григорий оказался на земле, хрипя в смертельных объятиях гигантского сетчатого питона. Первым в себя пришел Константин и бросился на помощь другу. Он схватился обеими руками за шею мерзкой гадины и попробовал оттянуть ее голову, уже раскрывшую черную зловонную пасть над лицом задыхающегося Григория. Не тут-то было! У него сложилось впечатление, что он тщетно пытается свалить фонарный столб. Питон злобно шипел, обнажая свои мощные челюсти, способные запросто перекусить человеческую кость, но захвата не ослабил ни на йоту. Григорий находился на грани потери сознания, что в его положении означало неминуемую гибель. Он покраснел, как брошенный в крутой кипяток рак, глаза его готовы были вылезти из орбит, а кости хрустели, как перемалываемые тяжелыми жерновами сухари.
- Гриша держись! – заорал Константин. – Напряги все мышцы! Борись, иначе эта тварь задушит тебя! Выдоха не делай!
В туже секунду на помощь Константину подоспел и Петр, наконец-то опомнившийся от внезапности нападения. Теперь четыре сильные руки, далеко не хилых мужчин изо всех сил пытались освободить гибнущего друга. Петр даже стукнул пару раз по голове начинавшего свирепеть чудовища, но желаемого результата не последовало. Силы были явно не равны, к тому же питон был голоден и не хотел упускать свою добычу. Минуты Григория были бы сочтены, если бы не безумная мысль, не понятно каким образом пришедшая в голову Петру. Скорее всего, мысль эта всплыла из потаенных глубин подсознания, и была обусловлена древней, еще пещерной, но вечной, способностью человека бороться за жизнь до конца, используя все шансы и способы. Пусть это не его собственная жизнь, но жизнь близкого человека.
Петр крепкими, без единой пломбы, зубами, трескавшие грецкие орехи, как семечки, вцепился в горло ужасной змеюки. Прочная кожа питона не выдержала остервенелого и отчаянного натиска человеческих зубов: через пару секунд брызнула цевкой черная змеиная кровь, заливая лицо и водолазку Петра. Не ожидавший подобного нападения питон оказался не готов к сопротивлению. Зубы же Петра все дальше и дальше вгрызались в змеиную плоть. Смертельный захват был немного ослаблен, что дало возможность Григорию впустить хоть глоток воздуха в сдавленные легкие. Опомнись неразумная тварь чуть раньше, и всем троим мужчинам пришлось бы очень туго. Но им повезло и через несколько мгновений змеиная голова безвольно повисла. Тропический монстр, не один десяток лет подстерегавший животных приходивших на водопой, сполз со своей последней, неудачной жертвы, вытянулся струной на запачканной собственной кровью траве, дернулся несколько раз в предсмертной агонии и навечно затих.
Пока Константин помогал Григорию встать на ноги и прийти в себя после страшного покушения, Петр снял с себя запачканную водолазку, зло зашвырнул ее в кусты и подошел к озеру, чтобы умыться. Он долго и тщательно смывал с себя змеиную кровь, постоянно отхаркиваясь и отплевываясь. Закончив приводить себя в порядок, он повернулся к своим друзьям и, как можно более веселым тоном произнес:
- Ну что, Гриня, живой? Слаб перед нами червячок этот оказался.
- Живой, - прохрипел Григорий в ответ. Все его тело еще болело и ныло, но жизнь и силы потихоньку возвращались к нему. – Спасибо вам, братцы! – испытанное им нервное напряжение прошло свой пик и требовало разрядки. Он расплакался: по-детски – навзрыд, не стесняясь и не закрывая глаз руками.
- Ну-ну, - по-отечески прижал его голову к своей груди Константин. – Успокойся, Гриша. Все уже позади.
На Петра плач друга, который никогда не отличался сентиментальностью натуры, произвел впечатление, пожалуй, большее, нежели то, что они очутились в тропиках. Он стоял молча, словно проглотив язык, и наблюдал за необычной сценой. Постепенно Григорий пришел в себя, успокоился и виновато посмотрел на друзей, словно прося прощения за невольное проявление чувств.
- Благодарить нас не за что, - делая вид, что ничего не случилось, сказал Константин. – На нашем месте ты сделал бы тоже самое. Тем не менее, если бы Петро не вцепился в горло этой мрази, ты бы уже отошел в мир иной. Руками мы были бессильны против него.
- Между прочим, - сказал польщенный словами шефа Петр, - я предупреждал, что ничего хорошего в джунглях водиться не может. Уверен, нам еще не раз встретятся подобные монстры, а также скорпионы, каракурты и прочая дрянь.
- Насчет каракуртов можешь быть спокоен, - уверенно сказал Константин, - они здесь не водятся.
- С чего это такая уверенность? - недоверчиво спросил Петр.
- Я как-то видел передачу по телевизору, как раз про подобных тварей рассказывали, - он кивнул на мертвую змеюку. - Это сетчатый питон и водится он, в основном, в Юго-Восточной Азии. Филиппины, Индонезия и прилегающие острова. Кроме того, они водятся в Южной Африке, но там саванна, а не джунгли. Так что, скорее всего, мы в тропической части Тихого океана и каракуртов здесь нет.
- Как хорошо, - улыбнулся наконец-то Григорий и указал на мертвую змею, - что в российских лесах подобной дряни нет. А то пойдешь в лес за грибочками, а с верху на тебя подобная хрень свалится…
- Да-а, - сказал Петр, представив столь жуткую картину, - хорошего тут мало. Ну, а если мы в Индонезии, какая нам с того радость?
- Это довольно плотно населенный район, - ответил Константин на обращенный к нему вопрос. – Шансы встретить людей достаточно велики. Если только…
- Что «только»? - поторопил замявшегося друга Петр.
- Мы можем находиться на необитаемом острове, ребята. И еще не факт, что он лежит на караванных путях кораблей.
Наступило тягостное молчание, в продолжение которого все обдумывали перспективы их дальнейшего существования; перспективы рисовались в отнюдь не радужных тонах. Особенно в свете недавней встречи с представителем местной фауны, которую никак нельзя было назвать теплой и дружелюбной.
- В общем так, - нарушил молчание Константин, - дальнейшее блуждание по джунглям считаю не только бесперспективным, но и крайне опасным. Где достать воду мы знаем. Необходимо придумать, как и в чем ее носить так, чтобы не таскаться сюда по несколько раз в день. Затем озаботимся пищей и надо трогаться обратно.
- А может пойти по ручью, - предложил Григорий. – Куда-нибудь он нас выведет. Вдруг он впадает в океан? Тогда бы мы остановились в устье, и проблема с транспортировкой воды была бы решена.
- Этот ручеек, - возразил Константин, - может безумно долго петлять по непроходимым джунглям, а потом скрыться среди камней. Что тогда будем делать?
Петр и Григорий молчали, не зная что ответить и понимая, что их «бригадир» прав. Очень не хотелось часто ходить к этому водопою, но другого выхода не было.
- Возвращаемся, - подытожил Константин. – Попробуем наколоть кокосов, свяжем по несколько штук лианами. Может быть, и получиться носить таким образом воду.
- А этого слизняка есть можно? – спросил Петр, плотоядно глядя на поверженное чудовище.
- Не знаю. Тебе дай волю, - усмехнулся Константин, - ты бы его и живьем сожрал. Как додумался в глотку ему вцепиться?
- Понятия не имею, - пожал крепкими плечами Петр. – Зубы словно зачесались, а все тело к его горлу потянулось. От безысходности, наверное.
Константин ничего больше не сказал, и они тронулись в обратный путь, поддерживая своего друга, еще не окончательно оправившегося после страшной атаки кошмара тропического леса.
- 20 -
Шестеро мужчин во все глаза смотрели на появившийся из-за снявшегося защитного поля шарообразный объект. В его форме не было ничего удивительного и сверхъестественного, но столь необычное появление вызвало у всех присутствующих легкий шок. Хотя мысли у каждого в отдельности разнились, но удивление было всеобщим.
Гвоздодёров лупал глазами как неандерталец, увидевший в первобытном лесу танк. Сержант просто не понимал, откуда взялась эта штука, искренне полагая, что сейчас появится Копперфильд и покажет еще какой-нибудь фокус. У него не возникало даже тени мысли о том, что несколько минут назад он находился внутри шара-красавца и чуть было не обрушил на старушку-землю море огня.
Отвёрткин, наконец, понял, что происходит нечто совершенно невероятное, необъяснимое и не укладывающееся в строгие рамки милицейского протокола. Он смутно догадывался, что все несуразицы последних суток как-то связаны с появившимся откуда ни возьмись серебристым шаром. Лейтенант не знал, что будет дальше, а думал лишь о том, поверит или не поверит подполковник рассказу о походе на свалку.
Митрич, более девяноста лет не видевший межпланетных кораблей, с интересом разглядывал чудо неведомых технологий, изумляясь его непохожести с космической техникой своей погибшей планеты.
Свиридорский более всего радовался тому, что все-таки удалось сбросить защитное поле пришельца и увидеть то, что оно скрывало. Последнее, правда, не произвело на него должного впечатления. Он предполагал увидеть нечто более грандиозное, чем шар на четырех «ногах». Его очень удивила иллюминация, предшествовавшая падению защиты – ничего подобного с его силовыми полями не происходило. Кроме того, его беспокоила судьба трех человек, канувших за нарушенной защитой корабля. Но появление Гвоздодёрова давало надежду на их благополучное возвращение.
Владимир после позавчерашней встречи уже мало чему удивлялся, лишь никак не мог понять: как этот, на вид совершенно не приспособленный для космических полетов аппарат сумел преодолеть бесчисленное множество парсеков и достиг Земли.
Это же обстоятельство занимало и мысли Булкина. По его представлением, да и по многочисленным свидетельствам очевидцев, космические корабли пришельцев имели совершенно иной вид. Но все это было полнейшей ерундой по сравнению с тем, что Дмитрий - впервые! - лицезрел необъяснимое явление. Не изучал свидетельства и рассказы людей, сталкивавшихся с чудесами, а сам, - лично! – наблюдал за чудом. Наконец-то повезло!
Как бы там ни было, именно Булкин, как и подобает человеку его профессии действовать в подобных ситуациях, первым вышел из оцепенения. Он бросился к оставленному на земле «дипломату», достал оттуда любительскую видеокамеру «Панасоник» и принялся снимать звездолет со всевозможных ракурсов, стараясь не приближаться особенно близко к загадочному объекту. Забегал и за тыльную сторону корабля, совершенно не обращая внимания, что под ноги попадается мусор начинающейся свалки: пустые пивные банки, пластиковые бутылки, битое стекло и прочие предметы, о которые не раз спотыкались местные аборигены, блуждающие по окрестностям. Постепенно, придя в себя и видя, что с Булкиным ничего не происходит, остальные свидетели происходящего тоже подтянулись к кораблю Зод Гота. Подойти ближе, чем на пять метров никто не решался: не позволяло врожденное чувство опасности, которое испытывает любой человек при встрече с неведомым и необъяснимым. Кого-то инстинкт самосохранения подпустил чуть ближе к объекту, кого-то остановил несколько дальше. Так и стояли они нестройным полукругом, внимательно наблюдая за действиями уфолога, получавшего истинное наслаждение от своей работы. Еще бы! Этого момента он ждал всю жизнь.
- Володя! – обратился Дмитрий к подошедшему ближе всех Владимиру, не отрываясь от съемки. – Ты должен будешь мне помочь. Возьми камеру и снимай. Пользоваться умеешь?
- Конечно, умею, - улыбнулся Владимир подобному вопросу. – Естественно, я не Стивен Спилберг, но элементарные вещи снять в состоянии.
- Отлично! Тогда мы сейчас запишем показания ЛЧС.
Владимир взял из рук Дмитрия камеру и, прильнув к объективу, стал ждать пока он достанет из «дипломата» свой мудреный прибор и включит его. Дмитрий вновь извлек на свет божий ЛЧС и нажал кнопку выключателя. Громкие щелчки, моментально понесшиеся из аппарата, быстро переросли в беспрерывное кудахтанье ополоумевшей курицы. Цифры были нечеткими и словно накладывались одна на другую на электронном дисплее.
- Что за черт?! – удивился Дмитрий. – Впервые такое вижу.
- А что не так? - спросил Владимир, продолжая снимать.
- Трудно сказать… Но если прибор не барахлит, то это означает, что здесь присутствовали не мене двух представителей внеземного разума.
- Мы видели одного, - сказал Владимир, - а сколько их на самом деле – неизвестно. Так что, ничего удивительного.
- Ты не понял, - поднял глаза на одноклассника Дмитрий. – Они никак не связаны друг с другом. Проще говоря, они прибыли из разных миров.
Услышав такие слова, Митрич снова побледнел, как полотно и незаметно для других наступил на ногу Свиридорскому. Иннокентий моментально понял опасения друга за свою судьбу. Ему тоже очень бы не хотелось, чтобы единственную родную ему душу, пусть и не родившуюся на земле, разоблачили как инопланетянина. Живое воображение ученого быстро нарисовало ему, как его друга арканят шустрые руки уфологов, биологов, химиков и прочих представителей различных наук и волокут его в ужас лабораторий, по дороге чуть ли не разрывая на куски, отчаянно споря кому же первому изучать инопланетный организм. Там его пришпилят, как подопытную стрекозу к койке и начнут брать всевозможные болезненные и не очень анализы. Нацепят на несчастного Митрича миллион датчиков, навсегда лишив его свободы, а Иннокентия единственного и надежного друга. Но чем помочь своему товарищу в данной ситуации Свиридорский даже не предполагал. Банально убежать, значит заранее выдать себя, да и бессмысленно: захотят – найдут. Драться тоже было глупо: перевес был явно не на стороне несчастных бомжей. Один этот усатый кругломордый детина чего стоит! Оставалось одно - тянуть время и «пудрить» мозги.
- А что это за прибор у вас такой интересный? - спросил Иннокентий.
- Долго объяснять, - ответил Булкин, по-прежнему непонимающе глядя на табло ЛЧС. Пока еще он не представлял, что представитель инопланетного разума, сбивший с толку мудреный аппарат, находится буквально в двух шагах от него. – Скажу только, - продолжил он, - что данный аппарат показывает наличие в конкретном месте следов внеземного разума. В данном случае получается, что инопланетян было двое. И они не были одной крови. Понятно?
- Что же это выходит, - бодро вступил в разговор Митрич, но дрожь в его голосе услышали все, - на вполне обычной, родной нам свалочке, пришельцев – как собак не резанных? Вам самому-то не смешно? Мы вот, с Иннокентием, живем тут уже почти десять лет и ни одного инопланетянина не встретили.
- Стойте-стойте! - заголосил Гвоздодёров. – Это что же за хреновина получается? Какие, к черту лысому, могут быть инопланетяне на вверенной нам территории?! А! Нам за инопланетян подполковник такую дыню вставит – мама не горюй! Он нас за вонючих бомжей, которым только и место, что на свалке, чуть черепушки не посносил, а за пришельцев и вовсе на кол посадит. Прямо перед отделением! Чтобы другим не повадно было!
- Не может быть никаких инопланетян, - поддержал товарища Отвёрткин. – Не может быть – и все! Их просто в природе не существует! Нас этому еще в школе учили.
- В ваших школах еще и не такую чушь преподавали, - возмутился Митрич. – Например тому, что коммунизм победит, а кровосос Ленин безумно любил детей и долго после смерти оставался живее всех живых.
- А вы в какой школе учились? – поймал на себе Митрич пристальный взгляд Булкина и понял, что он оговорился, сказав: «в ваших».
- В такой же – советской! – быстро нашелся он. – А вы тоже в инопланетян не верите?
- Нет, от чего же, - ответил Дмитрий. – Я просто уверен, что инопланетный разум существует.
- Я то же верю в это, - поддержал Булкина Владимир.
- Нет! – в один голос крикнули Гвоздодёров и Отвёрткин. – Полная брехня!
- Я собственными глазами видел одного не давно, - вступился за инопланетян Свиридорский. – На этом самом месте.
- А я с ним пил! – привел еще более веский аргумент Владимир.
- Успокойтесь, друзья, успокойтесь, - решил прервать разгорающуюся дискуссию Дмитрий. – Верите ли вы в существование пришельцев или нет, не имеет ни малейшего значения. Они были есть и будут, не смотря на вашу веру в них или неверие. Посмотрите на этот аппарат, - он указал рукой на серебристый шар, - и вам все станет ясно. Не можете же вы не верить собственным глазам. И уж не вам, господин Гвоздодёров, с пеной у рта доказывать, что их нет, когда не прошло еще и получаса, как вы вернулись с данного звездолета. И огромное счастье для вас, да и всего человечества, что пока не произошло ничего страшного.
- Да я… - хотел было ответить Гвоздодёров, но его прервал встревоженный голос, донесшийся со стороны леса.
- Мужики! Оглянитесь!
Все шестеро разом обернулись на окрик и – во второй раз за короткий промежуток времени – остолбенели от удивления. Метрах в десяти от них, на тропинке лежало, распластавшись словно морская звезда, существо цвета воронова крыла. На шарообразной голове, выделялся большой красный глаз, напоминавший большую овальную салатницу и беззвучно открывающийся зеленый попугайский клюв. Почему-то все сразу поняли – да же те кто утверждал, что пришельцев не существует, - что перед ними хозяин серебренного шара.
Человек, крикнувший им, был, естественно, Сергеем. Он все время следовал за существом, стараясь держаться на некотором удалении. Ему было все-таки несколько жутковато оставаться один на один с раненым инопланетянином. Сергей обогнал, обогнув, разлегшееся на тропинке чудище и присоединился к остальным ошарашенным мужчинам.
- Это оно, Вова, оно! – возбужденно затараторил он. – Я встретил его у пеньков. У тех самых. Оно назвало меня по имени и, как мне показалось, просило уступить ему дорогу. Пропустив, я последовал за ним.
- Но то было другого цвета, - пробормотал Владимир только для того, чтобы хоть что-то сказать.
- Оно меняет цвет! Пока я шел за ним, оно становилось все темнее и темнее. За ним еще какая-то синяя дрянь тянется. Видимо – кровь его. Я думаю, он ранен. И ранен серьезно!
Дмитрий вырвал из рук оторопевшего Владимира видеокамеру и стал снимать загадочное существо.
… Зрение Зод Гота ослабло. Он видел все словно сквозь какую-то красную пелену, но смог разглядеть шестерых человек, стоящих на пути к его звездолету, и присоседившегося к ним Сергея, который плелся постоянно за ним, наивно пологая, что он его не замечает. У Зод Гота уже не было сил различать лица людей, да и не волновали они его сейчас. Его постепенно затухающий мозг поразило совершенно другое. Звездолет был видимым! Как же так?! Защитное поле, находясь вне звездолета, являлось непроходимым и неснимаемым! Проникнуть же на корабль чужакам не позволяло все тоже защитное поле. Что же произошло? Вывод напрашивался только один: находящимся здесь людям удалось невероятно – они разрушили защитное поле! Выяснять, как это произошло, у косморазведчика не было ни сил, ни времени. Он попытался попросить, чтобы его пропустили, но не услышал ни единого звука, вылетавшего из горла. Голосовые связки отказывались работать. Тогда он вытянул вперед одну из своих рук и попытался жестами объяснить, что ему нужно. Просто жизненно необходимо!
- Он что-то хочет, - первым догадался Митрич, глядя на невнятно шевелящуюся конечность существа. – И, скорее всего, он хочет уйти. Он просит пропустить его! Он никому, ничего не сделает плохого.
Булкин вновь пристально посмотрел на странного, совершенно лысого человека и тоном, не терпящим возражений, произнес:
- Пропустите его!
- Но… - воспротивился было Владимир.
- Пропустить! – оборвал его Булкин. – Все вопросы и объяснения потом.
- Еще чего! – вдруг возмущенно сказал Гвоздодёров, видимо всем своим нутром почувствовав своего вчерашнего обидчика. – Сейчас он мне за все ответит!
- Стоять! – крикнул Булкин. – Из-за вас вся планета могла превратится в прах. Так что, молчать, болван! И отойди в сторону.
- В сторону, сержант! – приказал, соображавший лучше своего напарника Отвёрткин.
Гвоздодёров безропотно отошел в сторону. За ним последовали и остальные, полностью освободив тропинку для прохода.
Зод Гот увидел, что люди расступились, мысленно поблагодарил за это их и Великий Космос, и из последних, скоротечно убывающих сил, буквально побеждая каждый клочок пространства, преодолел оставшиеся до звездолета метры. «Домой! – отдал он телепатический приказ, – следы уничтожить!». В тот же миг бесшумно открылся люк, невидимые руки легко и бережно подняли с земли его обессилевшее тело, аккуратно занесли внутрь корабля, люк закрылся и звездолет взмыл в небо, навсегда покидая столь странную планету.
Все семеро людей видели, как в шаре появилось круглое отверстие, светящееся изнутри приглушенным светом; как существо непостижимым образом приподнялось над землей и «вплыло» внутрь отверстия; как в ту же секунду отверстие закрылось, вернее на его месте вновь была серебристая поверхность шара, и… все исчезло.
- Ну что, земляне, - прервал воцарившееся молчание Митрич, и в голосе его чувствовалось явное облегчение, - Похоже, все закончилось. Необъявленный визит завершен.
- Наверное, - согласился Булкин, не сводя взгляда с Митрича.
- Почему мы дали ему улететь? – спросил Владимир.
- Меня тоже интересует этот вопрос, - поддакнул Гвоздодёров. – И за «болвана» следовало бы извиниться.
- Извиняюсь, - охотно согласился Дмитрий. – В сердцах вырвалось. Вы, сержант, хотели напасть на раненое, безоружное существо. Это не благородно, в конце концов. Да и его возможности до конца нам неизвестны. Помните свой полет? Допустим, нам бы удалось его задержать, что дальше?
- Дальше – дело ученых, - ответил Владимир. – Впервые в руки человечества попал собрат по разуму. Уникальнейший случай. А мы его упустили…
- Вот именно, собрат по разуму! – вновь начал горячиться Булкин. – Смею заметить, разум у него развит куда лучше нашего. А вы хотели сделать из него подопытного кролика. Представляете, что будет, если его цивилизация решит отомстить за своего пропавшего посланника? Мы ведь, в сущности, ничего не знаем о них.
- Ну и что же теперь? - после некоторой паузы спросил Владимир; непонятно, к кому он обращался – к Булкину или ко всем сразу.
Вместо ответа над головами людей пронесся мощный раскат грома. Никто и не заметил в суете удивительных событий, что передовые тучи циклона уже подобрались к окраине первопрестольной, и весенняя гроза вот-вот разразится во всей своей первозданной силе. Как-то сразу потемнело и стало не уютно и через минуту на землю упали первые капли дождя. Они становились все чаще и интенсивнее, быстро превратившись в самый настоящий ливень.
- Черт возьми! – в сердцах крикнул Дмитрий. – Кровь! Его кровь необходимо собрать на анализ.
Он лихорадочно запихнул в «дипломат» видеокамеру и ЛЧС, достал оттуда пробирку и крохотный скребочек и кинулся к фиолетовой луже, оставленной Зод Готом на тропинке. Но было поздно… Инопланетная кровь моментально вступила в реакцию с дождевой водой и, без остатка растворяясь в ней, бесследно впитывалась в землю. Дмитрий все же наполнил пробирку водой, уже понимая, что анализ ничего не даст. Как ни было сильно впечатление людей от увиденного, холодные дождевые струи быстро привели их в чувство. Промокать до нитки ни у кого желания не возникло и мужчины, не попрощавшись, бросились в разные стороны. Свиридорский и Митрич устремились к своим землянкам, а остальные побежали к кольцевой дороге…
Через час, промокшие под холодным весенним дождем Отвёрткин и Гвоздодёров стояли в кабинете Громовержцева. Подполковник только что выслушал подробнейший рассказ своих подчиненных об удивительном происшествии на свалке и сейчас расхаживал по кабинету взад-вперед, решая что же делать со всей этой историей.
Буря чувств, вулкан противоречивых эмоций кипели в подполковнике. Долгое время дремавший в Александре Павловиче романтик с задатками авантюриста вступил в смертельное единоборство с прагматиком, носящим милицейские погоны. Как было поступить? Заставить сержанта и лейтенанта написать рапорта о случившимся и дать делу законный ход? Как не крути, а потеря пистолета – факт вопиющий. Кто скажет, где он может проявиться? А шлепнут из него кого-нибудь – вовек лейтенанту не отмыться. Но писать-то в рапортах эти парни будут правду, то есть то, что случилось на самом деле. Кто же поверит в подобную околесицу. Ребят, конечно, поднимут на смех и доведут до того, что им придется уйти из милиции.
Подполковник пристально посмотрел на обоих милиционеров. Впервые, помимо насмешливого и несколько презрительного отношения, в нем шевельнулась жалость к этим людям. Какой убогой, духовно нищей жизнью они живут! Не ощущая ни красот земли нашей, ни ответственности за ее безопасность и благополучие. Олухи они, как есть олухи и органы много не потеряют, лишившись таких работников, но… Громовержцев был уверен, что они говорили правду. Может быть, первый раз в жизни! Вдруг, все произошедшее произвело на них неизгладимое впечатление, и появился шанс вступления их на верную стезю. Святой нимб, конечно, им никогда не заслужить, но душу в них разбудить еще возможно. Так как поступить?..
Пока подполковник расхаживал по кабинету, Отвёрткин и Гвоздодёров стояли ни живы, ни мертвы, ожидая решения своей участи. Более всего, естественно, страдал лейтенант. Его душа давно покинула не только начальственный кабинет, но и вообще здание отделения милиции. Она блуждала в поисках ближайшей тюрьмы или более-менее сносной зоны. Другого выхода для себя он не видел. Гвоздодёров же просто прощался с работой в милиции.
- Вот что, парни, - наконец сказал Громовержцев. – Давайте-ка забудем эту историю раз и навсегда. Никто вам, да и мне, не поверит. Рапорт же, Николай, как не крути, а написать придется. Вот и укажи в нем, что подвергся нападению неизвестных лиц. Очнулся – пистолета и в помине нет. Сходишь в травмпункт, факт присутствия гематомы на затылке никто отрицать не будет. Проведем служебное расследование, уголовное дело возбудим… Конечно, вы можете настаивать на том, что встретили некое внеземное существо и видели его космический корабль. Но вам никто не поверит, мужики. Кроме меня. Мне, естественно, тоже никто не поверит. И будут склонять нас на все лады. Но я могу в любой момент плюнуть на все и слинять на пенсию – мемуары писать. Вам же до пенсии - как отсюда до Берингова пролива. Причем задом. К чему вам смешки да подколцы всякие? Работайте спокойно, - подполковник сделал многозначительную паузу, взглянул на подчиненных так, что поджилки затряслись даже у непрошибаемого Гвоздодёрова, и произнес: - Именно – работайте! А не балду гоняйте, как вы это делали все время. Это мое последнее предупреждение.
- Есть! – хором ответили лейтенант и сержант, после чего Отвёрткин опустил глаза и тихим голосом произнес:
- Но мы ведь действительно видели…
- Верю, лейтенант, верю. Только генералы наши высоколобые не поверят. Материалисты они у нас. Их все больше бомжи интересуют, мать их… Так что, хватит носами хлюпать, промокли и замерзли ведь напрочь, идите домой – мойтесь, грейтесь, а завтра на работу.
Отвёрткин и Гвоздодёров молча вышли из кабинета и, покинув отделение милиции, разошлись по домам. По-прежнему на улице хлестал очистительный весенний ливень, смывая с асфальта скопившуюся за зиму грязь и пыль и «доедая» остатки слежавшегося снега. На улице сильно похолодало и помрачнело, не оставив и следа от чудной, почти летней погоды, стоявшей все последнее время. Дождь был необходим природе, как очищающий контрастный душ, заставляющий сильнее двигаться жизненные соки, как влага, питающая растения. Возможно, потрясение от увиденного всколыхнет сознание двух милиционеров, смоет пыль с душ и начнут они нести службу так, что люди действительно будут спокойны за свою безопасность. И при каждом появлении сержанта и лейтенанта будут дрожать колени у отпетых бандитов, а не у бабулек, торгующих пучками петрушки и укропа. Может быть, внесут они свою толику, пусть малую, но добрую и нужную, в дело очищения нашего города, страны, да и всего мира от скверны, превращающую нашу планету в неподходящий мир для жизни не только инопланетян, но и для нас самих. Способны они на такое? Кто знает, кто знает…
«Эх, - думал Громевержцев, оставшись у себя в кабинете один, - бросить бы все к чертовой матери, уйти на пенсию, вступить в ассоциацию этого Булкина и заниматься делом, которое доставляло бы удовольствие. Ведь это же жутко интересно – инопланетяне, звездолеты и прочие загадочные явления! А тут, что я всю жизнь вижу? Мрак, кровь, грязь и сплошное скотство! Надоело! Имею я право заняться на старости лет чем-нибудь приятным для души или нет?!»
Его мысли оборвала звонкая трель телефонного звонка. Досадливо сплюнув, он подошел к столу и снял трубку городского телефона.
- Алло, - сказал подполковник.
- Здравствуйте, Александр Павлович, здравствуйте, - услышал Громовержцев писклявый голос генерала. Странно, что по городскому звонит. Не иначе, как из бани, по сотовому.
- Здравия желаю, товарищ генерал! - поприветствовал по-уставному своего начальника подполковник.
- Как дела в нашем районе? – спросил генерал.
- Все нормально. Идет привычная плановая работа. Сегодня изловили, например, одного типа, что два года скрывался от федерального розыска. Притон наркоманов накрыли, еще…
- Это все ерунда, подполковник, - раздраженно прервал генерал. – Бомжа, который меня оскорбил, нашли?
От накатившей обиды и злости Громовержцев скрипнул зубами. Это что же такое происходит?! Его люди, рискуя жизнью и здоровьем, вламывались в квартиру обколовшихся до одури наркоманов, три дня в вшестером насиловавших четырнадцатилетнюю девочку, которые бросались на оперативников с ножами и кастетами; брали головореза, два года назад расстрелявшего пост ГАИ и это все – ерунда?! Оказывается надо было, бросить все дела и искать никому неизвестного бродяжку, засранца, своим неэстетичным видом оскорбившего генерала! Еще можно было бы понять, если бы Громовержцев рассказал ему о пришельце. Для тупого генерала это действительно была ерунда. Но наплевательски относиться к делом твоей же родной службы…
- Ищем, товарищ генерал, - еле сдерживая праведный гнев, ответил Громовержцев.
- Что значит «ищем»?! – разразился поросячьим визгом генерал. – Чем вы там занимаетесь?! Ни хрена не работаете, дармоеды!
- Товарищ генерал! – решительным тоном прервал Громовержцев, не в силах более сдерживать себя.
- Что? – недовольно тявкнул тот.
- Пошел ты в… - он послал генерала именно туда, куда он бал послан так и не найденным бомжом еще позавчера, и спокойно опустил трубку на рычаги.
В этот исторический миг романтик раз и навсегда одолел прагматика. Душевная битва была закончена. И такое облегчение вдруг накатило на Александра Павловича, такое душевное спокойствие, словно тащил, тащил он на себе бесконечно тяжелую ношу – ношу бестолковую и никому не нужную – да вдруг сбросил ее в бездонную пропасть. Вновь зазвонил городской телефон, но подполковник даже не глянул в его сторону, прекрасно понимая, кто это хочет с ним поговорить. Он достал из верхнего ящика стола чистый лист бумаги и начал писать рапорт об отставке. Работать в организации, рядовые сотрудники которой за нищенскую зарплату чуть ли не каждый день рискуют жизнью, а генералам на это наплевать – лишь бы свои интересы блюсти, - Громовержцев больше не мог…
- 21 -
Пошла уже третья неделя, как трое молодых людей волею непредвиденных и необъяснимых обстоятельств оказались выдернуты из привычной жизни и заброшены неведомой силой в жаркие тропики. Погода, похоже, и не собиралась меняться. Все тоже безоблачное, пронзительно-синее небо, на горизонте сливающееся с бирюзово-изумрудной гладью океана, все тот же раскаленный белый песок и легкий теплый ветерок, ничуть не освежающий раскаленного тела. Одежда на всех троих пришла в состояние негодности. Жара и влажность оказали на нее свое губительное воздействие: материя водолазок и брюк истончала, повиснув на крепких телах лохмотьями. Петр еще в первый день выбросивший водолазку, перепачканную змеиной кровью, загорел больше всех и стал походить на мавра, тем более, что волосы на голове отрастали и стали кучерявиться. Вообще же, все трое, обросшие и не ухоженные, стали похожи на обитателей той самой свалки, куда они отправились в поисках бомжа-попрыгунчика.
Вся троица расположилась лагерем на самом краю, казавшихся бескрайними джунглей. Как раз там, где заканчивался песок, к полудню достигавший температуры раскаленной сковородки и начиналась зеленая травка. Здесь листья близко растущих друг к другу пальм давали хоть какую-то тень и укрытие от безжалостно палящего солнца. У Григория в кармане брюк нашлась чудом не вывалившаяся простенькая зажигалка, которую он купил по необходимости (в «Зиппо» кончился бензин) в первом попавшимся киоске, да так и носил, забывая выбросить. С ее помощью и развели костер, стараясь поддерживать его в течение дня, и лишь к вечеру разжигали в полную силу, надеясь, что хоть с какого-нибудь утлого суденышка, проплывающего мимо, увидят зов о помощи. Но летели дни, а океан оставался пустынным, словно в первые дни сотворения мира. Лишь иногда высоко-высоко, в самой глубине неба, можно было разглядеть серебристую точку летящего куда-то авиалайнера, вызывавшую жуткую, неизбывную тоску по внезапно покинутому привычному миру. Взрослые мужчины не выдерживали, начинали кричать во всю мощь молодых глоток, бегать по берегу и размахивать руками, но самолет надменно улетал прочь: с такой высоты их просто не могли заметить.
Раз в два дня они ходили за водой, используя для этого, как и предполагал Константин, скорлупки кокосов, скрепив их друг с другом лианами. Каждый нес по шесть таких «бидонов». Ноша была неудобной, да и воды удавалось приносить немного, но выбирать было не из чего. Еще в первый поход за водой Константин предложил Григорию остаться, прекрасно понимая, какие чувства может испытывать тот, находясь в джунглях. Григорий же подумал и отказался, резонно рассудив, что лучше уж всем вместе в опасном лесу, чем одному на пустынном берегу. Каково же было их удивление, когда придя к водопаду они не увидели тела поверженного душителя. Оно бесследно исчезло! Это навело их на мысль о том, что в джунглях есть и еще кто-то плотоядный. Впрочем, об этом, еще с самого начала предупреждал их Петр. Следовало быть осторожными вдвойне.
Питались друзья растущими здесь в изобилии манго, бананами и кокосами. Естественно, что такая фруктовая диета довольно быстро наскучила здоровым мужским организмам, и их воображение все чаще и чаще стало рисовать аппетитнейшие куски мяса, приготовленные самыми разнообразными способами. Это был и политый кетчупом шашлык из парной свининки, и антрекоты из говяжьей вырезки, и биф-строганов, и азу, и, наконец, банальнейшие котлеты и сосиски. Но где все это взять? Ползающие поблизости ящерицы и рогатые жуки аппетита не вызывали. Лишь однажды их тихую бухту посетила стая пеликанов. Забавные птицы опустились на воду буквально в пятнадцати метрах от берега и начали лихо вылавливать рыбу своими мешкообразными клювами. Людей взяла черная зависть: сколько они не старались им не удалось извлечь из воды ни одной, даже самой завалящей, рыбешки. Петр не выдержал и полез в воду, намериваясь изловить хоть одну птицу и сделать из нее жаркое. Поначалу стая не обратила на человека ни малейшего внимания, словно впервые видела это существо и не представляла, какую опасность оно в себе несет. Но вот одна из птиц издала пронзительный звук, напоминающий хриплое кряканье, и вся стая, одновременно шумно захлопав крыльями, взмыла в небо. Через секунду Петр понял, что он не имел ни малейшего причастия к испугу пеликанов. Прямо на него двигался, уверенно рассекая океанские волны черный треугольный плавник. Любой школьник знает, что подобный атрибут обозначает неминуемую встречу со смертью. Если, конечно, не поторопиться к берегу. Петр поторопился. Благо до земли было не далеко. Он как ужаленный выскочил на берег, когда разверстой пасти акулы оставалось не более трех метров до желанной жертвы. Упустив ее, она развернулась, недовольно хлопнула плавником по воде и скрылась в бездонных океанских глубинах. С тех пор у друзей пропало желание купаться.
Пылающее солнце опустилось куда-то за зеленую стену джунглей, и вскоре на песчаный берег опустилась тьма, разрываемая бесчисленными звездами, рассыпавшихся по черному ковру ночного неба вечно манящим человечество узором. Пламя костра вырывало из мрака троих друзей, сидевших вокруг огня, словно индейские вожди на судьбоносном совете. Сидели молча. Все темы и вопросы были переговорены уже десятки раз, да и желания вести бестолковые беседы не было. Всех удручала неизвестность, переходящая в безнадегу.
- Пропади оно все пропадом! – с убийственной горечью сказал Петр и смачно плюнул в разгоравшийся костер.
- Ты чего? – поднял на него глаза Константин.
- А ни чего! Надоело мне на этом трижды проклятом острове – сил нет! «Рай!», «Рай!»… Какой же это, к чертям, рай?! Это – тюрьма! Красивая, но тюрьма! Да и красота эта мне надоела так, что смотреть на нее противно стало. Никто, никогда нас здесь не найдет. Передохнем тут все, бананами обожравшись! Поперек горла мне уже стоят фрукты эти. Хоть бы дикарь какой-нибудь в гости пожаловал, что ли…
- Зачем? – не понял Константин.
- Да морду я ему набил бы! Душу хоть бы отвел от скуки. А потом, может быть, он бы нас вывел отсюда. Туда, где люди живут. Где мясо есть! Страсть, как мяса хочу! Если выберемся отсюда когда-нибудь, я буду покупать фрукты и тут же выбрасывать их на помойку.
- Почему на помойку-то? – улыбнулся Константин.
- Это будет моя месть тропикам!
- Прежде чем мстить, - сказал Константин. – Необходимо отсюда выбраться. А пока ни спасительного дикаря, ни мяса нам не предвидится. Единственное, что нам остается – сидеть, ждать и надеяться.
- Не хочу я ждать! – ни как не мог угомониться Петр, вскочил на ноги и начал стучать себя кулаком в грудь. - Я привык действовать, а не ждать. Завтра же пойду в лес, с самого утра, и буду идти, пока не найду выход из этих чертовых джунглей! Мне уже наплевать на всех тварей, прячущихся за деревьями и кустами. Одному глисту горло перегрыз и с остальными справлюсь!
- Ты можешь не только кулаком, - невозмутимо ответил Константин, - но и пяткой в грудь себя стучать. От этого ну ни хрена не изменится! А насчет завтрашнего утра ты прав. Завтра ты пойдешь в джунгли. Вместе с нами. За водой. А после мы вернемся сюда, и будем ждать, пока кто-нибудь не появится. И ненавидимые тобой бананы трескать будем, чтобы с голодухи не помереть.
- Но нам же здесь хана, Костик, - чуть не плача сказал Петр. – Понимаешь – ха-на! А там, - он махнул рукой в сторону джунглей, - есть хоть малейший шанс выйти куда-нибудь.
- Нет этого шанса! – Константин тоже поднялся на ноги. – Ни малейшего! Думаешь, что ты подготовлен к путешествию по джунглям? Ни черта подобного! Они могут тянуться на несколько сотен километров и чем дальше, тем становиться все непроходимее. У тебя даже топора нет. Как будешь через сплошные колючки продираться? Сгинешь через пару дней. Так что сядь и успокойся.
- Нас уже две недели на работе нет, - вдруг упавшим голосом сменил тему Петр. – И никто даже не подозревает, где мы. Клоп нас, наверное, уже всех уволил по десять раз. Как оправдываться будем, когда вернемся?
- Ты что ничего не понял? – спросил Григорий, тоже вставая с земли. – Мы уже не вернемся к прежней жизни. Никогда!
- То есть? – не понимающе захлопал глазами Петр.
- Наша прошлая жизнь кончена, - выплеснул наружу, наконец, Григорий то, что терзало его с первого дня пребывания на острове. – Я это понял в тот самый момент, когда обессиленный выбрался на берег.
- Что ты имеешь в виду? – спросил Константин, давно заметивший непонятные перемены, произошедшие с товарищем.
- Наша прошлая жизнь кончена, - тихо сказал Григорий. – Вспомните, насколько быстро все произошло: хлоп! – и мы вместо свалки оказались бултыхающимися в воде. Какой шанс у нас был добраться до земли? Практически нулевой! Но мы доплыли… Я до этого времени не верил ни в Бога, ни в черта, а тут вдруг понял, что спасение нам дано свыше. Я совершенно не думал над этим вопросом. Данная мысль поразила меня, словно молния. Она буквально высветилась у меня в мозгу. Окончательное же прозрение наступило, когда меня душила та пятнистая гадина. Страшно вспомнить: жуткая, ни с чем не сравнимая сила! Вы суетились вокруг меня, пытаясь ослабить смертельные объятия, да и я цеплялся за жизнь из последних сил, а в это время все мое прежнее существование пролетало перед моими глазами, словно видеокассета на обратной перемотке. Как ни странно, ни одного положительного момента в своей никчемной житухе я не разглядел. Как мы жили?! Какие желания преследовали нас?! Сытно пожрать, сладко поспать, да покувыркаться в постели с продажными девками. Ни о какой любви даже речи не было. Ухаживания, дарение цветов, мучения из-за отказа… Зачем нам все это нужно? Отдал сто баксов – женщина у тебя в постели и на все чувства наплевать. А чем мы занимались?! Кровь лили и свою, и чужую, защищая интересы такого же бандюгана, как и мы сами. Клопов, конечно, не самая последняя сволочь в нашем мире, но тоже далек от честной жизни. Теперь проведение предоставило нам шанс изменить свое существование и начать новую жизнь. Не знаю как вы, а я этим шансом воспользуюсь. Вот ты говоришь, Петр, что красота тебе надоела… Нет! Красота не может надоесть. Нам и дано было ее увидеть для того, чтобы понять: какой поганой жизнью мы жили, когда на свете есть такие чудеса! И не только в тропиках. Мы же красот своей родной земли не замечали…
- Ишь ты! - ахнул Петр. – Святоша выискался! Не правильно мы, видишь ли, жили. А кто первым в драку с ментами кидался? Кто, как увидит мента – сразу в репу? Дай волю, всех поубивал бы. Там, на свалке, так мужику в бубен навернул, тот с копыт в момент слетел. Еще не известно, жив ли.
- Жив! – уверенно ответил Григорий. – Я силу своего удара знаю. Милицию же я вполне уважаю. Угрозыск, например, или оперов. А такую шваль, вроде того ментенка на свалке, терпеть ненавижу! Пока его коллеги под стволы свои головы подставляют, он бабки стрижет с коммерческих палаток, да со старушек у метро. К кавказцам же на рынке и подойти боится. На его глазах чуреки наш народ грабят, а ему до балды все. Ни чести, ни совести нет… Как бы там ни было, а к прежней жизни я больше не вернусь. Мне через три года сорок стукнет. Пора и о душе подумать.
- Чем же ты заниматься будешь? – спросил Константин.
- Не знаю пока, - пожал плечами Григорий. – Руки-ноги есть – не пропаду. На стройку какую-нибудь пойду. Представляете, ребята, - глаза его загорелись светлым азартом, - никто из нашей кодлы и понятия не имеет, где нас искать. Такой шанс дается раз в жизни! Если в Россию вернемся, считай – заново родились.
- Как? Как мы туда вернемся? – упавшим голосом спросил Петр и опустился на землю.
- Не знаю еще, - ответил Григорий и тоже уселся на свое место, - но точно знаю, что вернемся. Только другими людьми.
- Я согласен с Григорием, - спокойно и уверенно сказал Константин и тоже сел. – Мне тоже прежняя жизнь обрыдла. Там я как-то об этом не задумывался, а здесь понял: менять образ жизни надо.
- Еще один праведником стал, - съехидничал Петр. – Оба вы теперь мягкие, белые и пушистые. Один Петро – отпетый бандит и душегуб! Да я тоже, если хотите, честно жить хочу. А где денег нормальных заработать? Матери операция необходима была дорогостоящая… А-а, - устало махнул он рукой, - я в монастырь согласен пойти лишь бы на родину вернуться и больше никогда не видеть ни моря этого опостылевшего, ни песка, глаза намозолившего, ни бананов, мать их за ногу! В тундре жить готов, только бы не потеть больше от жары невозможной.
- Петь, а Петь, - хитро улыбнулся Константин.
- Чего? - поднял тот на него грустные глаза.
- А монастырь-то, все-таки, лучше бы был женским, а?
Петр не долго помолчал, затем лицо его расплылось в широкой улыбке, и он засмеялся во все горло, запрокинув голову назад. Он смеялся от всей души, разрывая тишину тропической ночи громогласным хохотом. Его басовитый смех местные мелкие зверюшки наверняка восприняли за голос голодного, невиданного ранее хищника. Вслед за Петром засмеялись и остальные. Беззвучно колыхался Константин; забористо, но гораздо тише Петра, смеялся Григорий. Вдоволь нахохотавшись, дав разгрузку измотанным нервам, они заснули тихим, спокойным сном.
Южная ночь пролетела быстро, даже не успев принести прохладу на раскаленную за день землю. По утру, когда роса еще приятно холодила босые, уже ставшие загрубевать, ноги, все трое двинулись привычным маршрутом за водой. Ни кто, как и прежде, не встретился им на пути. Набрав воды, они уже возвращались обратно, неся свою необходимую ношу, как шедший впереди Константин, внезапно остановился, буквально замер на месте.
- Ты что? – спросил шедший за ним Григорий.
- Слышите? – шепотом, словно боясь спугнуть кого-то, спросил Константин и кивнул головой налево.
Ничего не понимая, Петр и Григорий тоже прислушались. Через мгновение они отчетливо услышали, приглушенные расстоянием и плотно растущими деревьями, человеческие голоса. Речь слышалась невнятно, и невозможно было разобрать, о чем и на каком языке говорят. Раздался громкий похотливый смех - и снова неразборчивое бормотанье. Две долгих недели они ждали этого момента. Ждали, когда зелень джунглей, переполненная птичьим многоголосьем, разразиться человеческой речью. И вот этот миг, казалось уже несбыточный, настал.
Побросав свои «бидоны», друзья не сговариваясь устремились на долгожданный звук. Не разбирая дороги, которой здесь и не могло быть, неслись они сквозь тропические заросли, разрывая в кровь руки и ноги о колючие кустарники, и спотыкаясь о переплетенные корни деревьев. Порой кто-нибудь из них падал, но тут же поднимался, не чувствуя боли, чтобы вновь нестись к заветной цели. Казалось, нет такой силы, которая сумела бы их остановить. Даже, если бы перед ними выросла вдруг десятиметровая бетонная стена, они, не задумываясь, прошибли бы ее собственными лбами – так велико было стремление встретиться с людьми, а значит и получить шанс выбраться в большой мир. Так, наверное, бежали из сталинских лагерей отчаявшиеся заключенные: наобум, на удачу, не задумываясь о том, что впереди их может ждать злобный конвой и клацающие зубами, разъяренные волкодавы.
Через три минуты изматывающего бега все трое вырвались на небольшую полянку. Картина, представшая перед ними, не предвещала ничего хорошего. Их ощущения были сродни тому, что испытывает грибник, решивший отведать супчика из собственноручно собранных белых грибов, вдруг обнаруживает в тарелке десяток бледных поганок. И одну из них он уже съел…
К двум пальмам, растущих рядышком, словно из одного корня, были привязаны за руки и ноги молодые мужчина и женщина. Обоим, на вид, было не больше тридцати. Мужчина был высоким, хорошо сложенным, коротко стриженым брюнетом. Находившаяся слева от него женщина высоким ростом не отличалась, казалась хрупкой и внешне напоминала итальянку: черные как смоль волосы и смуглое, южноевропейского типа лицо. У обоих пленников рты были заклеены скотчем. Перед ними стояли трое мужчин, весь внешний вид которых говорил о том, что они принадлежат к многочисленной азиатской расе, причем к ее юго-восточной ветви: низенькие, смуглые, с жесткими, прямыми черными волосами. Кроме того, что они походили друг на друга как родные братья, их одежда походила на униформу: шорты и рубашки с короткими рукавами цвета хаки. Один из них расстегивал на женщине рубашку, явно не для того, чтобы сделать ей расслабляющий массаж. Двое других наблюдали за его действиями и противно похохатывали. Женщина пыталась сопротивляться: она старалась извиваться, чтобы ослабить путы, но веревки и узлы явно выигрывали битву. Вот тело ее напряглось от предчувствия неизбежности, она в бессильной злобе зажмурила глаза и, казалось, готова была потерять сознание. Уже липкие руки расстегнули последнюю пуговица на зеленой шелковой рубашке и красивые, полные груди беззащитно уставились розовыми сосками на своего обидчика. Но неожиданное появление на поляне троих друзей нарушило планы негодяев. Моментально на вновь появившихся уставились три черных «рта» автоматов, готовых расплеваться смертоносным металлом.
- По-моему мы не вовремя, - выдохнул запыхавшийся Петр.
- Тихо, ребята, тихо, - как можно более миролюбиво обратился к азиатам Константин, мгновенно оценив ситуацию, и поднял руки. – Давайте не будем горячиться и во всем спокойно разберемся.
- Чего тут разбираться? – сказал Григорий. – Кокнут нас сейчас и все дела! Все ты – «стволы на дно, стволы на дно», вот теперь вслед за ними и отправимся, а могли бы посопротивляться.
- Вы есть русь? – вдруг спросил тот, который раздевал женщину.
- Оба-на! – развел руками Петр. – Ты что по-русски балакать умеешь?
- Как ви здесь бить? – продолжил допрос все тот же человек.
- Видишь ли, брат ты мой восточный, - добродушно сказал Константин, сотворив на своем лице такую приветливую улыбку, словно действительно встретил родного и горячо любимого брата. – Мы пивка шли испить в шинок наш любимый, да адресом маленько ошиблись.
Задававший вопросы слегка расширил раскосые глазки, пошевелил жидкими усиками и что-то прочирикал на своем птичьем языке двум другим. Те возбужденно защебетали что-то в ответ, смешно пожимая плечами. Азиаты были на две, если не на три головы ниже своих визави и москвичи легко могли бы с ними справиться, даже будучи ослабленными двухнедельной фруктовой диетой, если бы не автоматы. Соперников разделяло не менее семи метров свободного пространства и любое движение, показавшееся подозрительным, будет незамедлительно пресечено хлесткой очередью. Единственное, что оставалось – тянуть время пустыми разговорами, ослабить бдительность вооруженных людей и лишь потом вступить в единоборство. Потому-то Константин и начал вставлять в свою речь слова, которые вряд ли были поняты плохо говорившему по-русски человеку.
- Ми вас не есть понять, - сказал несостоявшийся насильник.
- А-а, - продолжая улыбаться, но уже опустив руки, произнес Константин, делая вперед один шаг, - это от недостатка воспитания, узости кругозора, косности мышления и неадекватности поведения. Понял, дребедень узкоглазая?
- Назать! – качнул автоматом бдительный азиат, говорящий по-русски, заметив движение Константина и, дождавшись когда тот вернулся на место, продолжил, - Я не понять вас. Что ви хотеть?
- Мы хотим, - поддержал Константина Григорий, поняв его желание потянуть время, - чтобы вы прекратили базлать и пошкандыбали отсюда к едрене фене, любезно оставив нам свои волыны и указав дорогу, по которой вы сюда пришли. Теперь уразумел?
- Неть, - мотнул головой азиат и наморщил лоб.
Чувствовалось, что у него начинают закипать мозги от произносимой русскими абракадабры. Он вновь что-то начал говорить своим товарищам. Судя по их жестам и повышенному тону разговора, участь троих, не вовремя явившихся, людей была предрешена. Можно не знать иностранного языка, но не понять движение ладони, проведенной поперек горла, просто невозможно. Азиаты затихли и ледяными взглядами уставились на Константина, Григория и Петра. Еще секунда – и автоматные очереди изрешетят молодые тела, забрызгают кровью зеленую траву на поляне. Напряглись, чувствуя неизбежность гибели и трое друзей. Они готовы были немедленно броситься в атаку, а там – будь что будет! В конце концов, они предпочитали погибнуть в борьбе, совершая попытку спастись, нежели беспомощно ожидать смерти. Напряжение на поляне достигло апогея, и развязка должна была наступить через секунду…
Она и наступила, но совсем не так, как предполагали автоматчики и их потенцеальные жертвы. Из-за пальм, к которым были привязаны мужчина и женщина, словно чертик из табакерки, выскочило нечто косматое и волосатое и оказалось за спинами готовых стрелять бандитов. Естественно, к этому оказались не готовы люди в шортах и не произвольно переключили внимание на странное создание. Пальцы, лежащие на спусковых крючках, слегка ослабили напряжение, а стволы переместились с трех русских на нежданное явление. Этого было достаточно, чтобы трое друзей, не раз участвовавших в смертельных разборках и привыкшие действовать молниеносно, ринулись в атаку. Две секунды – и азиаты лежали на траве со свернутыми шеями, а их автоматы перекочевали в руки победителей.
- «Калаш», - любовно поглаживал оружие Петр. – Хоть какая-то память о покинутой родине.
- Да неужто вы русские, мужики?! – вдруг заговорило человеческим голосом внезапно появившееся существо.
Все удивленно уставились на него. Существо оказалось человеком! Длинные, не чесанные, опускающиеся ниже плеч, черные с проседью волосы, растущая до пупка всклоченная борода не позволяли разглядеть его худого лица, на котором выделялись пронзительно голубые глаза, искрящиеся интеллектом и определить возраст человека хотя бы приблизительно. Он был гол и тощ, словно узник «Бухенвальда», лишь набедренная повязка из пальмовых листьев составляла его гардероб.
- В джунглях тоже, оказывается, встречаются лешие, – улыбнулся Петр.
- Ты кто, человече? – спросил Константин.
- Иван! Иван Глухов, - ответил человек. Его всего колотила нервная дрожь, словно в приступе малярии и, бухнувшись перед друзьями на колени, он заплакал: – Люди добрые, - с трудом слышалось сквозь рыдания, - помогите мне выбраться отсюда! Двадцать два года сижу я на этом проклятом острове. Чтобы ему пойти на дно ко всем чертям! И за все время ни единой живой души не видел! Я даже не знаю, где я нахожусь! Помогите, пожалуйста!
- Удивительное совпадение! – горько усмехнулся Петр.
- Значит, все-таки, остров, - произнес Константин. – Как ты попал сюда?
- Рассказать – не поверите, - утирал не прекращающиеся слезы Иван. – Я был вертолетчиком. Проводились секретные испытания по созданию защитных полей. Как только мой вертолет накрыло это чертово поле, меня окружила тьма со всех сторон, подул сильный ветер, и машина стала трещать по всем швам. На ощупь я попытался выбраться из вертолета и… оказался здесь. Далее – мрак и ужас выживания. Какой дрянью я только здесь не питался! Но все это ерунда, по сравнению тайфунами, временами накатывающими на остров. Натянутый мной парашют истлел за пару месяцев, пока я жил на берегу. Я буквально чуть ли не умирал от холода и не захлебывался потоками воды, льющимися с черного неба. Все эти годы я жил без огня! Даже недавно найденного питона сожрал сырым…
Все это Иван выпалил быстро, за пяток секунд – уж очень истосковалась его душа по человеческому общению. При этом его совершенно не волновало, что он выдает совершенно посторонним людям тайну государственного масштаба, за раскрытие которой ему раньше грозило путешествие к берегам знаменитой речки Колымы. Плевать было на это Ивану с высокой колокольни! Лучше уж в Магаданском крае с людьми, чем на теплом острове одному среди непролазных джунглей.
- Какого питона? – спросил Петр.
- Здоровенная змеюка! Я нашел ее у водопада. Кто-то глотку ему перегрыз, но он еще свеженький был.
- Так вот кто его утащил, - улыбнулся Константин. – А мы думали, что это сделал какой-то хищник.
- Крупных хищников я здесь не встречал. Меня самого удивила смерть питона. Вы его тоже видели?
- Видели, - улыбнулся Константин. – Боюсь тебя разочаровать, дружище, но мы не знаем, как отсюда выбраться. Освободите ребят, - обратился Константин к своим товарищам, вспомнив о мужчине и женщине. – А то мы про них забыли совсем .
- Как не знаете?.. – растерянно спросил Иван, поднимаясь с колен. – Как же вы тут оказались?
- Примерно так же, как и ты.
Между тем, Григорий и Петр перерезали веревки на руках и ногах пленников ножами, найденными у азиатов. Женщина, отвернувшись, молча застегивала рубашку, пряча от посторонних глаз свои нежные сокровища. Мужчина же, едва сорвав со рта скотч, произнес:
- Спасибо, мужики!
- Вот тебе раз! – выразил всеобщее удивление Петр. – Мы случайно не на российской территории, братцы?
- Нет, к сожалению. Но я – русский и женщина тоже. Меня зовут Евгением, а ее Светланой. Света, поблагодари, пожалуйста, наших спасителей.
Женщина, наконец, справилась с пуговицами на рубашке, которые ни как не хотели застегивать пальцы, ставшие непослушными от тугих веревок. Она улыбнулась очаровательной белозубой улыбкой, прощебетала: «Спасибо» и, подойдя к каждому из друзей, запечатлела на их щеках нежные поцелуи, не обращая ни малейшего внимания на жесткую двухнедельную щетину.
- Ну что вы, Светлана, - смущенно сказал Константин. – Мы не достойны такого внимания. Кстати, вы нам нужны не меньше, чем мы вам. Нам не обходимо выбраться отсюда.
- Я слышал ваш разговор с этим человеком, - сказал Евгений. – Честно говоря, все что рассказал он и вы очень похоже на фантастику.
- Не сомневаюсь, - усмехнулся Константин. – Так где мы находимся?
- Это небольшой, необитаемый, как раньше думали, островок, находящийся в северной части Арафурского моря. У него, собственно говоря, и названия-то нет.
- Я бы назвал его Островом Перерождения, - глубокомысленно произнес Григорий.
- А что это за море такое? – спросил не блиставший познаниями в географии Петр. – Я никогда о таком не слышал.
- Это между Индонезией и Австралией, - снисходительно ответил Евгений. – Как вас зовут, кстати?
- Константин, Петр, Григорий, - поочередно ответили друзья, пребывая в легком шоке от того, что узнали, как далеко оказались они от родных мест.
- Давно вы здесь? – спросила Светлана.
- Две недели, - ответил Петр. – Это ничто, по сравнению с несчастным Иваном.
- Где же ты жил, Иван? - спросил Константин, повернувшись к косматому человеку, который молчал, смущенно глядя на женщину, словно никогда не видел подобного существа: двадцать лет без прекрасного пола – срок катастрофический.
- В глубине острова, - наконец ответил тот. - Там есть небольшая пещерка, в ней и обитал.
- Вы, наверное, все жутко голодные? – спросила Светлана, в которой, как и в любой женщине, сострадание к пострадавшему было заложено генетически.
- Ну что вы! – сглотнул слюну Петр. – Здесь столько всего вкусного и питательного. Бананы, например. Чудесный, превосходный, удивительно питательный дар тропического леса! Мы эти даром и сыты, - он скрипнул зубами и добавил: - По горло. А Иван же, как истинный гурман, ест сырое змеиное мясо. Так что с пищей все в полном порядке. А чем вы не угодили этим китайцам? – Петр брезгливо кивнул головой на три трупа.
- Они не китайцы, - уточнил Евгений. – Они малазийцы, представляющие преступную группировку «Конец Света». Слышали что-нибудь о такой.
- Не-а, - бесхитростно мотнул головой Петр.
- Хорошо, - сказал Евгений, - раз уж мы обязаны вам жизнью, я расскажу вам, что это за организация и как мы попали на этот остров. В конце концов, никакого особенного секрета здесь нет, и человечество – нормальное человечество – обязано знать своих врагов в лицо. «Конец Света» - это мощнейшая, тщательно законспирированная организация, насчитывающая не одну тысячу членов и раскинувшая свою паучью сеть не только в Тихоокеанском регионе, но и по всему миру. В нее входят люди многих национальностей, даже европейцы и американцы. Она полностью оправдывают свое название. Кровавый террор, взрывы в детских садах, в метро, в жилых домах, наркотики, проституция, торговля детьми и оружием – вот далеко не полный перечень их интересов. Все, что богомерзко и противно нормальному человеку – сфера их деятельности.
- Чего же они добиваются? – спросил Константин. – Ведь террористы должны выдвигать какие-то требования.
- Их цель одна, - вступила в разговор Светлана, - нажива и собственное удовольствие. Стремление к этому они прикрывают бредовыми лозунгами о мифической справедливости.
- И вы боретесь с этой нечистью? - спросил Григорий, переглянувшись со своими товарищами, словно спрашивая их: «В какой-то мере, эта организация - наши бывшие коллеги, не правда ли?».
- В меру своих сил и возможностей, - скромно опустил глаза Евгений. – Как вы понимаете, из-за соображений секретности я не могу рассказать вам всего. Скажу только, что мы представители одной из российских спецслужб, откомандированные в международный антитеррористический центр, основной задачей которого и является борьба с «Концом Света». Наш центр многонационален. Только что, с вашей помощью, эта отвратительная организация стала меньше на трех негодяев.
- Как же вы попали в плен? – спросил Григорий.
- У нас был шанс внедриться в один из их региональных центров, расположенный на соседнем острове, но… Предательство существует и в наших рядах. Мало кто может устоять, если тебе предлагают взятку в миллион долларов. Нас хотели бросить умирать на этом безлюдном острове, на который крайне редко вступает нога человека. Разве только совершенно случайно, как вы. Убить человека обычным способом – не в их стиле. Надо чтобы он помучился как можно дольше перед смертью. С нами был еще немец, так они его скормили крокодилам. Живьем.
- Веселые ребята, ничего не скажешь, - пробормотал Константин. – Ладно, об этом потом. Нам, да я думаю и Ивану, чертовски хочется выбраться отсюда. Как это сделать?
- На берегу осталась яхта. Все бандиты пошли с нами, так что…
- Какая неосторожность с их стороны! – улыбнулся Петр.
- Кто же знал, - так же мило улыбнулась в ответ Светлана, - что на необитаемом острове окажутся трое крепких парней и одичавший человек.
- Сколько до большой земли? – спросил Константин.
- Почти восемьдесят миль, - ответил Евгений. – Морских, естественно.
- Тогда вперед!
- Да-да! – вступил в разговор Иван, наконец, нашедший в себе силы оторвать взгляд от Светланы (это уже становилось неприличным). – Я здесь уже почти сошел с ума. К людям хочу. К людям!
- Мы поможем вам всем вернуться на родину, - уверенно сказал Евгений. – Но с одним условием.
- С каким? – несколько удивленно и обижено спросил Константин.
- Как я понимаю, никаких документов у вас с собой нет. Поэтому, рассказы о том, что вы попали сюда столь экзотическим способом, оставьте при себе. Вам просто-напросто никто не поверит.
- Но ведь это правда! – возмутился Петр.
- Допустим. Но, повторяю, вам никто не поверит и вы окажитесь в местной психушке.
- Что же нам говорить? – спросил Иван.
- Говорите, что вы потерпели кораблекрушение, плавая на прогулочной яхте и чудом добрались до берега. Тайфуны здесь не редки и никто не будет искать маленькое суденышко, чтобы добыть доказательства правоты ваших слов. Да и вид у вас явно соответствует подобной ситуации.
- Хорошо, - согласился Константин. – Такое условие нам вполне подходит.
- Тогда вперед!
И все гуськом двинулись вслед за Евгением к спасительному яхте, которая стояла на противоположном от лагеря друзей берегу. Надо сказать, что пятеро мужчин и женщина покидали тропический рай, действительно зачаровывающий своей красотой, без малейшего сожаления…
- 22 -
Все время, пока звездолет в автоматическом режиме мчался к родной планете, Зод Гот оставался без сознания. Чуткие и умелые механические щупальца киберлекарей неустанно колдовали над ним. Они делали жизнеподдерживающие инъекции, заживляли раны, восстанавливали утраченные силы. Но вернуть косморазведчика к полноценной жизни они не могли. Ему было необходимо стационарное лечение в реанимационной клинике под постоянным присмотром медицинских светил.
Гоз Рох, как только пришло известие о приближении корабля Зод Гота, лично пришел встречать своего любимца на центральный космодром. С болью в сердце наблюдал он, как медицинский персонал переносил бесчувственное тело Зод Гота из совершившего посадку звездолета в реанимационный транспорт.
Долго, очень долго не находил себе покоя шеф космической разведки, не имея представления, что же случилось с его посланцем. Почему он то подал сигнал бедствия, то очень странно отменил его, указывая на прибытие каких-то гостей? Почему?! Ученые быстро расшифровали записи бортового компьютера, но они оставили больше вопросов, чем ответов. Поэтому, приходилось ждать выздоровления Зод Гота, которое шло долго и мучительно.
Наконец, лучшим кудесникам медицины удалось вернуть изувеченного разведчика к жизни, и первый, кого к нему допустили, был Гоз Рох.
- Приветствую тебя, Зод Гот! – радостно воскликнул шеф разведки, врываясь в больничную палату. – Не надо, не надо, - остановил он попытавшегося приподняться Зод Гота. – Обойдемся без ненужной субординации. Тем более что на твои раны наложены регенерирующие повязки, и лишние движения тебе противопоказаны. Твой потерянный глаз, кстати, ученые мужи обещают восстановить. Расскажи же, что с тобой произошло. Как прошел контакт, столь долго нами ожидаемый?
- О-о-о, шеф, - страдальчески произнес еще слабым голосом Зод Гот. – Более трудной экспедиции не было в моей жизни! Я абсолютно не понимал, что происходит и чего ожидать от тамошних жителей. Они загадочны и непредсказуемы. Сперва они мне жутко не понравились, но постепенно я проникся к ним если и не чувством симпатии, то уж во всяком случае они не вызывали во мне отвращения. Увидев же их женщину, я был просто потрясен ее красотой! Люди создали вокруг себя кошмарную экологию, у них бывают случаи необъяснимой злобы и агрессии, но такой поэзии как у них, нам и не снилось. Я прихватил с собой одну книгу, чтобы донести до нашего народа прелесть инопланетной лирики, но она сгорела, когда я подорвался на чем-то…
- Что это был за взрыв? – спросил Гоз Рох, оставив без внимания лирические замечания Зод Гота относительно женщины и поэзии.
- Понятие не имею. Все было тихо и спокойно и не предвещало никакой беды. Вдруг – щелчок под ногами, громкий взрыв, огонь и я потерял сознание…
Зод Гот, устав, замолчал, а Гоз Рох начал нервно расхаживать по просторной палате.
- Как ты думаешь, - спросил Верховный, пристально глядя на своего любимца, - это была ловушка?
Зод Гот понял, что от его ответа зависит судьба планеты Земля. Перед его мысленным взором пронеслись все люди, увиденные им там. Он не испытывал к ним особых симпатий, но и вражды в его сердце не было. Убогая техника, жуткая экология, непостижимость мышления и… сказочно красивая женщина и волшебный слог поэзии. Все это - скорее повод для удивления и дальнейшего знакомства, чем для ненависти. Если же признать, что на него было совершено покушение – планете придет конец. Высший Совет Планеты не допустит безнаказанной агрессии к своему посланнику. Но Зод Гот и не мог со стопроцентной уверенностью сказать, что его хотели уничтожить…
- Я не думаю, шеф, что меня собирались убить, - уверенно сказал он. - Скорее всего, это было какое-то необъяснимое местное природное явление.
Гоз Рох отвел взгляд от раненного косморазведчика и Зод Гот готов был поклясться, что шеф при этом облегченно вздохнул. Пусть даже и мысленно. Верховного устроил ответ.
- Вы и представить себе не можете, шеф, - продолжил Зод Гот, - с какой загадочной и необъяснимой формой жизни мы столкнулись! Знаете, где я совершил посадку? Я только потом это понял – на свалке!
- А что это такое? – удивленно спросил Гоз Рох.
- Вот видите… Мы уже и не помним такого понятия. Свалка – это место, куда выбрасываются отходы цивилизации. Все мои приборы показывали, что в данном месте высокоразвитая жизнь невозможна. А люди там живут!
- Они что же, не перерабатывают свои отходы? – осторожно спросил Гоз Рох, словно боясь услышать положительный ответ.
- Нет, наверное. Но это не значит, что они ущербны разумом… Шеф, мне стыдно признаться, но я был раскрыт в первую же встречу.
- Как?! – удивлению шефа космической разведки не было предела.
- Хм, - болезненно ухмыльнулся Зод Гот. – Я не знаю, где произвел снимок наш исследователь, но я выглядел совершенно иначе, чем двое людей, повстречавшихся на моем пути. Из их разговоров я понял, что данный вид – не такая уж редкость на планете. По всей видимости, там существует не один вид разумных существ.
- Это невозможно! – Гоз Рох рубанул черной шестерней воздух, словно провел безоговорочную черту под своим ответом.
- На Земле все возможно, шеф… - в глазах разведчика появилась некоторая грусть.
- Но почему ты решил, что раскрыт?
- По некоторым вопросам, мне задаваемым. Например: откуда я прилетел? К тому же, они назвали меня братом по разуму.
Гоз Рох тихо опустился на край ложа Зод Гота.
- Дальше, - упавшим голосом проговорил он.
- Дальше… Дальше эти двое угостили меня водкой. Есть у них такая жидкость. И я, прошедший огонь и воду, имеющий отличное здоровье и убийственный иммунитет, был наповал сражен ничтожным количеством этого напитка. Мои же собеседники употребляли водку с радостью и удовольствием. Теряя сознание, я, естественно, предстал перед ними в своем натуральном виде. Очнулся я уже на корабле. Великий Космос! Состояние мое было ужасным: катастрофический упадок сил и временная потеря памяти. Пока я размышлял, что же делать дальше, перед моим кораблем очутилась еще одна человеческая особь безобразнейшего вида, которая явно изучала защитное поле звездолета. Это непостижимо! Защита невидима, а ее пристально изучают. Позже я принял образ этого человека и попытался вновь добраться до города. Кого, вы думаете, я встретил на своем пути? На том же самом месте стояли мои вчерашние знакомые. Я решил, что там находится пост наблюдения. Разумеется, в новом облике меня не узнали, и я двинулся дальше. На самых подступах к городу я был остановлен местными стражами порядка и атакован одним из них по совершенно пустяковой, смешной причине: у меня не было документов. Извините, шеф, но дать ударить себя по голове я был не в силах. Пришлось защищаться и убегать. Перепрыгнув дорогу, я угодил в резервуар с нечистотами. Я чуть не погиб от ужасающего запаха и противной слизи!
- Именно тогда ты послал сигнал бедствия? – спросил шеф космической разведки.
- Какой сигнал? – не понял Зод Гот. – Я ничего не передавал.
- Сначала пришел зов о помощи, - упавшим голосом, почуяв неладное, проговорил Гоз Рох, - а затем его отмена.
- Я ничего не посылал в эфир, шеф.
- Но техника не может сама послать сигнал бедствия…
Воцарилась мертвая тишина, нарушил которую Зод Гот:
- Вывод один, шеф: на корабле побывал кто-то чужой.
- Не может быть! – не переставал удивляться Гоз Рох.
- Я уже говорил Вам, шеф, что на этой планете все может быть.
- Через защитное поле невозможно пройти!
- Когда я раненый дополз до звездолета, я увидел копошащихся рядом с ним людей. Защитного поля не было!
- Кто же снял его? – Гоз Рох был просто поражен такой информацией. - И как?!
- Как им это удалось, я не знаю. Поэтому я и говорю: эти существа непостижимы! Если они запросто снимают совершеннейшее защитное поле, то какой потенциал они хранят в себе! Мы же ничего о них не знаем…
- Приборы корабля, - сказал Гоз Рох, - показывают, что наличие полезных ископаемых на планете более чем возможно. Твоим главным заданием, Зод Гот, было узнать: подходит нам вновь открытая планета или нет. Так какой же ты дашь ответ? - Верховный снова пристально взглянул в единственный глаз разведчика.
Зод Гот вдруг вспомнил, как поразила его Земля своим видом из космоса: умиротворяющая, восхитительная красота, радующая взгляд! Он ясно видел и прекрасные озера и зеленые леса, но… ничего этого не оказалось в месте посадки! Но ведь красоты природы не могли бесследно исчезнуть! Где-то на Земле они существовали! Он был в этом просто уверен. Жалко, если никогда не придется их увидеть… Если сейчас он ответит, что эта планета подходит им, то на Землю начнется экспансия и люди - так и не понятые! – скорее всего, не выдержат и исчезнут, унеся с собой тайну своих чарующих стихов. Зод Готу стало нестерпимо жалко обитателей, сверху великолепного, голубого шарика. Перед ним всплыл образ обворожительной женщины, и зазвучали в мозгу, падающие животворным бальзамом на душу, дивные стихи…
- Эта планета нам не подходит, шеф, - сказал он и прикрыл уцелевший глаз, словно смертельно устав. На самом же деле он просто хотел скрыться от всепроникающего взгляда своего начальника.
- Обоснуй свой ответ, - строго приказал Верховный.
- Там жуткая экология, - сказал Зод Гот и снова открыл глаз. - Чтобы привести ее в надлежащий уровень, нужны непомерные затраты. Стоит ли выкидывать огромные средства ради ископаемых, которые, скорее всего, давным-давно и бездумно используются и скоро кончатся?..
- Ты всегда был честен со мной, - укоризненно прервал его Гоз Рох, чувствуя настроение своего разведчика. – Почему же неискренен сейчас? Что заставляет тебя дать подобный ответ?
- Я не хочу войны с ними, шеф, - честно ответил Зод Гот, понимая, что дальше врать своему начальнику и учителю бессмысленно. – Да, бездумно нанося урон экологии, они сами себе роют могилу; да, их поведение трудно предсказуемо. Но они, на мой взгляд, не являются чудовищами, уничтожать которых мы можем без зазрения совести. Послушав прелестные строки их стихотворений, я понял, что шанс прийти к гармоничной жизни у них есть. Это – только стихи! Другие же виды искусства нам абсолютно неизвестны. А может быть они так же совершенны, как и поэзия. Вне всякого сомнения, у людей есть душа, которая не должна дать им безвозвратно скатится в бездонную пропасть собственного уничтожения. Повторяю, их женщины прекрасны, а такие совершенные создания не могут производить на свет одних только негодяев и дебилов… Может быть, нам даже стоит помочь встать человечеству на верный путь цивилизованного развития.
Конечно, все это лишь мои личные интуитивные догадки, которые вряд ли смогут убедить Высший Совет. Потому я и заявляю: эта планета нам не подходит. В этом, кстати, есть доля правды. Как можно назвать планету подходящей, если она совершенно не изучена?! Ведь мне удалось посетить лишь окраину огромного города.
Зод Гот смолк, вновь устало закрыв свой здоровый глаз. Гоз Рох, видя, что рассказ вымотал еще не окрепшего разведчика, поднялся, и, прежде чем уйти, сказал:
- Я еще поразмышляю над всем этим, но… пожалуй ты прав, Зод Гот. Я и сам против развязывания битвы без достаточных на то оснований. А вот изучать эту планету, несомненно, стоит. По всей видимости, придется готовить новую экспедицию. Помогать же людям мы не будем. Сами должны развиваться. Нам, во всяком случае, никто не помогал. Что же, выздоравливай, набирайся сил. Тебя еще ждет впереди множество экспедиций. На Совете я доложу, что по первичным данным планета Земля нам не подходит и необходимо дальнейшее изучение.
Гоз Рох вышел. Зод Гот приоткрыл глаз и тоскливо взглянул на столик, стоящий у его ложа. Там, сверкая голубыми искрами, манил своим ароматом клум, но Зод Гот, впервые в жизни не хотел его. К своему удивлению и огорчению он вдруг осознал, что ему хочется… водки, водки и ничего другого! Это желание было абсолютно неестественным и необъяснимым. Он вновь закрыл глаз и забылся некрепким сном. Не знал он, что маленькая планетка Земля поселила в его душе бессмертный, ничем неистребимый вирус – желание посетить ее еще раз. Этот вирус поражает каждого, кто хоть однажды увидел голубую планету, затянутую таинственной дымкой, и вдохнул ее весеннего воздуха. Пусть и не очень чистого; пусть так и не поняв, что это была весна.
… Несчастный косморазведчик спал, а где-то там, в бесконечном пространстве Вселенной, совершала свой извечный маршрут неизученная, непознанная и не постигнутая им планета, с симпатичным названием Земля. И на ней, каждый своей жизнью, обитали несколько миллиардов, почти совсем не понятых Зод Готом людей и лишь всего восемь человек из них знали о посещении нашей планеты посланцем из бескрайних глубин Вселенной.
Эпилог
Посещение Зод Готом земли не прошло бесследно для тех ее обитателей, которые прямо или косвенно оказались связаны с ним. Сам того не желая и не ведая, косморазведчик повлиял на их судьбу и поведение.
Рапорт об отставке подполковника Громовержцева был отклонен, генерал же, после разбирательства был снят с должности и отдан за взятки под суд. Справедливость восторжествовала! Александр Павлович получил повышение по службе и был направлен на работу в министерство внутренних дел. Наконец-то начальство оценило его опыт и заслуги. Там его работа носила все больше творческий, аналитический характер, что давала большие возможности для пробудившегося романтика.
Отвёрткин и Гвоздодёров кардинально изменили образ своих действий. Они больше не гоняли несчастных старушек и не трясли, пользуясь милицейскими погонами, коммерческие палатки. Лейтенант и сержант не проходили больше мимо различных криминальных личностей, на деятельность которых раньше даже не обращали внимания. И в их микрорайоне стало значительно спокойнее, люди стали более смело выходить на улицы по вечерам.
Отец Варсонофий, на радость и удивление церковного начальства, перестал пить горькую и читал проповеди, которыми заслушивались добропорядочные прихожане. А в хоре церкви, настоятелем которой он являлся, пел никто иной, как Федор Опойкин, запоем начавший читать не только художественную литературу, но и православные книги и мечтающий когда-нибудь поступить в духовную семинарию. Более доброго и милейшего человека трудно было найти в округе.
Дмитрий Булкин, наконец-то воочию столкнувшийся с инопланетным гостем, что еще более укрепило его веру в правильности избранного жизненного пути, рассказал Владимиру и Сергею, что пленка в видеокамере оказалась непостижимым образом испорчена. Весенний ливень смыл кровавые следы, оставленные пришельцем, а синяки на запястье сержанта Гвоздодёрова никому ничего доказать не могли. Поэтому, никаких фактов пребывания на земле инопланетянина не существует. Дмитрий посоветовал друзьям забыть о случившемся, и ни с кем не делиться впечатлениями от увиденного, с чем они охотно согласились. Кроме того, он поведал им по секрету, что его крайне заинтересовал персонаж, живущий на свалке и называющий себя Митрич. Булкин был уверен, что он тоже является инопланетянином и обещал заняться его исследованием. Наведя же справки насчет Свиридорского, он с удивлением и восхищением узнал, какой это уникальный человек и крупный ученый. Булкин решил сделать все, что бы вытащить его из небытия.
Никита Клопов, крайне раздраженный необъяснимой пропажей своих лучших людей, отправил за ними поисковый отряд, который сообщил ему, что скорее всего ребята погибли при взрыве моста, по которому обязательно должны были проходить по пути на свалку, вот только тел, почему-то, обнаружено не было. Придя в ярость от подобного известия, и зная, кто является его заклятым врагом, Никита объявил беспощадную войну банде Хасана. Кавказцы потерпели в этой войне сокрушительное поражение, и их преступная группировка в столице была полностью разгромлена. Самого же Хасана нашли повесившимся на дверной ручке собственной ванны. Его же подручный Арби Ишигов, находящийся после встречи с неизвестным существом в шоковом состоянии, еще долго скитался по стране, не находя себе покоя. Ему казалось, что черная обугленная рука, вылезшая словно из ада, постоянно преследует его и вот-вот должна схватить и низвергнуть в сатанинское пекло. Даже садясь на унитаз, он трясся от страха, боясь что дьявольская шестерня цепко прихватит его за причинное место. Наконец он не выдержал, сам явился в милицию и рассказал о всех своих «подвигах», надеясь что за решеткой страшной руке будет до него тяжело добраться. Несказанно облегчив свою темную душу, Арби получил двенадцать лет строгого режима и шанс выйти на волю другим человеком.
Несчастный вертолетчик Иван Глухов, беспримерное количество времени проведший на необитаемом острове, вернулся на родину. Как оказалось в Санкт-Петербурге у него жила одинокая сестра, до сих пор считавшая, что он находится в длительной секретной командировке. У нее Иван и поселился. Осатанев от одиночества на тропическом острове, он с наслаждением отдался в объятия большого города, привыкая к новому времени и новой для него стране. Пройдет несколько месяцев, Иван немного придет в себя от безмерно затянувшегося приключения и к нему домой нагрянут представители уфологической ассоциации и поведают, что «виновник» его заточения на острове Иннокентий Яковлевич Свиридорский жив и обитает на свалке. Им помогут встретиться и предложат заняться прежними изысканиями. Иван без оглядки убежит от подобного предложения, а Свиридорский с удовольствием согласится, поставив, правда, одно непременное условие: его друг Митрич должен будет последовать за ним в качестве помошника. Ему пойдут на встречу, и Иннокентий вернется к своей научной деятельности, а за Митричем будут пристально следить внимательные глаза Булкина…
Константин, Петр и Григорий решили остаться в Тихоокеанском регионе и внести свой посильный вклад в дело разгрома преступной организации «Конец Света», благо владеть оружием и кулаками они умеют не плохо. Они весьма преуспели в данном вопросе и дела у международного антитеррористического центра пошли в гору, а воздух в тех местах стал значительно чище. Кроме того, Петр впервые в жизни испытал такое великое чувство, как любовь, воспылав страстью к Светлане. Она ответила ему взаимностью, и дело продвигается к законной свадьбе.
Владимир же и Сергей не претерпели в своей жизни кардинальных изменений, возможно потому, что у них и так складывалось все достаточно неплохо и честно. Владимир даже рискнул написать фантастический роман о встрече с внеземным существом, которую им довелось пережить, и успешно издался. В написании ему помогал советами Сергей, подкидывая интересные и веселые идеи.
Виталий же Конорейкин продолжал жить сладостным ожиданием того, что Наталья прочтет-таки данную ей книгу и придет к нему за новой. А гордая красавица ни как не могла взять в толк, что это так выжидающе-вопросительно взирает на нее при встречах странный студентишка…
Так или иначе, а жизнь на планете Земля шла своим чередом. Может быть, и не надо нам потрясений, подобно встречи с инопланетным разумом и мы сами, разбудив все то прекрасное, что есть в наших, еще не окончательно скисших, душах, начнем очищать наш мир от грязи, зла, скверны и мрака? Сумеем ли? Обязаны! Пора уже. Иначе нам просто не выжить…
Неподходящая планета
© Copyright: Олег Викторов, 2009
Свидетельство о публикации №209052300612
Свидетельство о публикации №209052300612
Рецензии