Странствия по тому свету

                Жизнь!
                Она  хороша  и  здесь,  и  там!

                СТРАНСТВИЯ ПО ТОМУ СВЕТУ

Петр Иванович Рзаев — директор хлебопекарни, самого круп¬ного предприятия «современного» районного городка невдалеке от нашего большого города, средних лет мужчина, в день своего рождения сильно подпил и, распрощавшись с гостями, крепко уснул и во сне   отошел   в   мир   иной.
Жена, с красивым иностранным именем Элиза, перекроенно¬го с простого русского Лиза, проснувшись, нашла его рядом с собой не дышавшим, забеспокоилась, закричала, зарыдала, вызва¬ла всех знакомых, в основном вчерашних гостей, которые вме¬сте с подвыпившим фельдшером местной районной амбулато¬рии констатировали внезапную смерть, определив разрыв серд¬ца от чрезмерного употребления спиртных напитков.
Вскрытия не производили, некому это было делать, и Петра Ивановича обмыли, положили в гроб и похоронили в дальнем тихом углу городского кладбища, воздав все положенные поче¬сти уважаемому человек, отошедшему внезапно в мир иной.
Лежать в гробу Петру Ивановичу, да еще на глубине, не
очень-то приятно, тесновато, кругом видятся какие-то тени, блики, напоминающие знакомых, родных, жену, всю жизнь корившую  его,   тещу,   тоже   невзлюбившую   зятя.
Тело, плоть мертвы, но мозг, его клетки работают, в них энер¬гия разума стремительно носится по всему объему головного, мозга, хочет вырваться из него. Какая-то часть его улетает из мёртвой тишины небытия в дома к знакомым, близким, туда как бы проложены незримые нити человеческого познания, его связей.
К тому же мысль Петра Ивановича, его образ не покинут еще   людьми,   он   среди   них.
Особенно крепка связь с самым близким человеком — же¬ной.
— Что врешь, что плачешь обо мне? Ты же убила меня, — говорит   он безмолвно   жене.
— Я жив, я здесь, я не умер, я еще возвращусь   к   вам, — рассказывают   его   глаза   с   фотографий.
Все-таки тесно здесь. Всё время какая-то сила тянет то вверх, то вниз, куда-то вглубь, туда, туда, где покой, где кладезь зем¬ной, человеческой мудрости, его безумства и коварства, преда¬тельства   и   уродства.
Вниз. Вниз. Вниз.
Падать   легче,   чем   взлетать.
Вот они. Сколько же их здесь? Лиц нет, есть образы, тени. Тысячи. Миллионы. Неужели их столько здесь? А места, прост¬ранства   всем,   всем   достаточно.
— Кто ты? За что тебя сюда?
— Я человек. Я хороший. Я еще живой.
— Нет, ты наш. Ты помнишь, как предавал друзей? Ты изме¬нил идее. Ты общество, в котором   рос, жил,   предназначенное для людей, для их равенства и братства, хотел перестроить, воз¬вратить в общество эксплуатации, нищеты, зависимости друг от друга, превосходства одного над другим.
Вокруг него чехарда каких-то бликов, отрывки-нити мыслей, связей. Его начинает уносить куда-то вглубь, к какому-то центру внутриземного познания. Его мысли начинают тереться о другие, им тесно, больно.
Стоп. Не хочу эту тесноту, темноту, хочу света, простора, хо¬чу жить.
— Ну что ж - уходи, лети.
— Куда?
— Туда. Вверх. К внеземному разуму-властителю Вселенной.

Девятый день после смерти Петра Ивановича. В его квартире снова гости. Люди пришли помянуть его. В основном все те же лица, на них уныние и печаль. Как Петра Ивановича не хва¬тает всем. Всё также смотрит на них с фотографии хозяин дома. Каждый, взглянув на него, перед тем, как сказать прощальное слово и опрокинуть в рот рюмку, невольно смотрит на висящую за спиной жены большую фотографию и каждому чу¬дится, что Петр Иванович жив и что он говорит: «Я еще буду с тобой».
— Не может этого быть. Это неправда, — в мыслях у людей, и они, засуетившись, замешкавшись, придумав, какой-то подхо¬дящий   предлог,   быстро   исчезают   из   дома.

Теперь долгий, долгий полет по лабиринтам длинных тунне¬лей, с остановкой, задержкой, как бы в своем доме, в котором видятся лица, глаза знакомых, особенно глаза жены, и снова в путь, взлет к свету, к ослепительному безмолвию.
— Неужели здесь можно жить?
— Да. Человек не умирает. Его разум живет вечно. Он посто¬янно совершенствуется, познает, впитывает в себя непознанное и, набравшись мудрости, снова снисходит туда, в тот бренный, страшный, мечущийся в поисках выхода в неизведанных силах природы, мир, воплотившись в другом человеке,    находящимся на более высшей ступени развития, а потом все повторя¬ется вновь.
Петр Иванович, вернее его существо, то здесь, на этой, ка¬кой-то неизведанной форме обитания, где, кто-то есть, которые его трогают, расспрашивают, испытывают, вроде бы всё тут про¬сто, понятно, никаких проблем, а потом он уже в другом месте, где другой свет, цвет, измерение, другое окружение,  и снова от¬дача своего познания, впитывание в себя чужого и опять его не¬сет в новые дали, в неизвестность, постоянное движение, полет.

Сороковой день. В доме Петра Ивановича поминки, на кото¬рых все те же люди. Всем хочется вспомнить его и забыть. За¬быть все и не возвращаться в этот дом, в котором кажет¬ся, что Петр Иванович жив и снова с ними. У каждого возника¬ет, когда он хочет произнести слово и выпить последнюю поми¬нальную стопку, такое ощущение, что неправда, будто Петр Иванович умер, будто бы он сидит с ними, пьет, смеется, поет любимые песни. С все той же фотографии смотрят грустные глаза похороненного, которые с укоризной глядят и требуют: «Придите ко мне, взгляните на меня, здесь, на могиле вспомните, помните, помяните меня».
Наконец один из друзей, не выдержан, предлагает: «Пойдемте, сходим к нему на могилу, посидим рядом с ним».
Этот призыв всеми безропотно поддерживается и поминаль¬ная компании направляется к последнему приюту своего това¬рища.

Уже вечер. Тихий шелест листьев деревьев и кустов у моги¬лы сорок дней назад похороненного Петра Ивановича. Взгляды всех пришедших устремлены на могилу, убранную цветами, на небольшую фотографию, находящуюся в рамке на середине де¬ревянного креста, на его губы, на его глаза. Присутствующие начинают замечать медленное движение губ на фотографии и маг¬нетическое требование глаз.
— Взгляните на меня. Я жив. Я хочу к вам.
Не выдержав такого напряжения, первая, потеряв реальность происходящего, жена обращается с мольбой ко всем:
— Откройте Петю. Дайте взглянуть на него.
В руках у мужчин появляются лопаты. Комья мягкой земли летят в сторону, вот он и гроб. Он поднят. Скрипят вытаскиваемые гвозди, снимается крышка, и перед взорами собравшихся предстает лицо, тело Петра Ивановича. Оно все то же, только появилась большая черная борода, усы, бакенбарды.
Спустя какое-то время начинают дрожать веки лежащего, по¬том они приподнимаются, открываются глаза, которые смотрят неподвижно вверх, затем вращаются из стороны в сторону. Лю¬ди or такого в страхе отдаляются от гроба, Элиза в обмороке опускается на землю, кто-то стремглав бежит с  кладбища.
А Петр Иванович, как бы собравшись с силами, впитав всем своим телом   воздух,   запах   жизни,   делает   глубокий   вздох.
— Где я? Что со мной? — звучит   негромко его голос, и он медленно   поднимается   из   своего   ложа.
Теперь у гроба только лежащая в беспамятстве на земле Элиза, да стоящий в оцепенении с открытым ртом и безумными глазами пожилой мужчина.
Петр Иванович, видя в каком состоянии находится мужчина, что он через какое-то мгновение будет уже настоящим тру¬пом, подходит к нему, дотрагивается до плеча и говорит:
— Очнись   Федя, это   я   —   Петя.
Тот вздрагивает, в глазах появляется, что-то вроде, понима¬ния, но, познав невероятность происходящего, мужчина с кри¬ком   бросается   бежать по   узкой   дорожке   от   него.
Петр Иванович опускается на землю, к жене, пробует приве¬сти ее в чувство, но, поняв тщетность своих попыток, он остав¬ляет   свое   намерение   и   застывает   в   задумчивости.
Проходит   еще   какое-то   время,   и   жена,   наконец,   приходит  в себя.
Она долго, с подозрением смотрит на своего мужа, потом до¬трагивается до него, затем, почувствовав, что он живой, начи¬нает   обнимать,   плакать,   целовать   его.
— Что же с тобой случилось, Петя? Как ты там, в гробу про¬жил эти сорок дней?
— Не знаю. Я спал, видел какой-то сон, то темный, то светлый.
     - Ты приходил ко мне? Мне казалось, что ты все время со мной, с нами,   смотрел   на   меня   с   фотографии?
— Не помню. Кажется, смотрел,  видел тебя.
Послышались осторожные шаги, и к ним, глядя с опаской на Петра Ивановича, подошла их соседка по дому.
— Петр   Иванович?   Вы   ли   это?
— Да. Это я, Марья Ивановна.
— А мы вас похоронили.
— Я уже понял это. Но ничего. Все в порядке, значит, я еще долго   буду   жить.
И женщины, взяв Петра Ивановича под руки, медленно, мол¬ча повели по дорожке к выходу с кладбища.
Петру Ивановичу идти было очень неудобно, жали новые по¬луботинки, спадали  брюки, так как они были одеты без ремня на голое тело. Он шел обеими руками,  придерживая их.
У выхода из кладбища странную троицу уже встречало ог¬ромное количество любопытных, среди которых были даже и блюстители   порядка.
Все, молча, с большим любопытством смотрели на Петра Ивановича, поспешно расступались перед ними, а потом сле¬довали за ними. В таком сопровождении все дошли до дома семьи Рзаевых.

На следующий день, когда в семье у них все вопросы по смерти и возвращению к жизни Петра Иванови¬ча были разрешены, перед ним самим встали очень сложные задачи.
Ну, например, как справку, полученную женой о смерти Пет¬ра Ивановича, обменять на сданный паспорт? Как появиться на работе, объяснить людям свое воскрешение, да и назначен уже на его рабочее место новый человек?
Сначала с утра Петр Иванович появился в отделении мили¬ции   и   обратился   к   дежурному.
— Скажите, где можно справку о моей смерти обменять на паспорт?
Дежурный с изумлением посмотрел на него.
— Будьте добры, покажите мне вашу справку?
Взяв ее, он внимательно прочитал все, что написано было в ней, затем долго всматривался в Петра Ивановича, видно, не зная, что и сказать, и, наконец,  произнес:
— Пройдите в паспортный стол, это на втором этаже, в два¬дцать   вторую   комнату.
В ней сидела женщина, старший лейтенант по во¬инскому званию.
— Я по вопросу моего паспорта. Верните    мне его. Вот моя справка   о   смерти.
Женщина,   повертев   ее,   спросила. —   Это   ваша  справка?
— Да, моя. Это я, Петр Иванович Рзаев.
— Что? Вас похоронили?
Петр Иванович замешкался, не зная, что и сказать, но потом все же вымолвил.
— Вроде бы так. Я крепко уснул и меня, положив в гроб, зако¬пали в землю на нашем кладбище.
— Реально? На кладбище? В гробу?
— Ну, а как же еще. Даже в морге жене   выдали   вот   эту справку о моей смерти, а она потом еще сдала и паспорт.
Женщине, притом старшему лейтенанту, было очень трудно все это понять и тем более принять какое-то решение, и она, на¬конец-то, нашлась что сказать.
—Сходите-ка вы в поликлинику и возьмите справку о вашем здоровье и после этого приходите снова ко мне.
Петр Иванович вышел из здания милиции и направился в по¬ликлинику, где обратился к ее начальнику с просьбой выдать справку   о   своем   состоянии   здоровья.
— Для чего она вам?
— Я после празднования своего дня рождения крепко уснул и люди, думая, что я скончался, похоронили,   но я не   умер,   а только пролежал в гробу сорок    дней и, когда   меня откопали, ожил, и теперь для возвращения мне сданного моей женой в ми¬лицию паспорта требуется справка, подтверждающая, что я жи¬вой   человек.
— Вы много выпили?
— Когда?
— Сейчас?
— Ну, что вы. Я давно уже не пью.
— А тогда?
— Как обычно.
— Ну, что же, раз такое дело давайте раздевайтесь   до поя¬са, мы вас осмотрим.
Петр Иванович разделся, сел на стул перед врачом. Она изме¬рила давление, проверила пульс, простукала всего его и не на¬шла в нем никаких отклонений от параметров нормального че¬ловека.
Получив справку, в которой было отмечено, что он необычайно здоров, Петр Иванович отнес ее в паспортный стол милиции, и дело с возвратом паспорта было решено, его признали живым человеком и гражданином.

Через два дня Петр Иванович предстал перед своими бывши¬ми подчиненными по работе. Люди уже знали о необычном вос¬крешении своего бывшего начальника, поэтому, увидев его, со¬брались все, как это бывает на торжественных собраниях, когда  вручают   премию.
Они с особым вниманием смотрели на Петра Ивановича, мно¬гие даже старались дотронуться до него, интересовались его дальнейшей судьбой, спрашивали, что он теперь будет делать, где и кем работать, ведь на его месте уже работает другой начальник.
— Не знаю, — отвечал Петр Иванович, — может быть, буду работать простым рабочим, среди вас. Так спокойней и, по-моему, лучше.
Между прочим, Петр Иванович стал замечать за собой не¬обычные странности. Его совершенно не тянуло, как раньше, к спиртному, к кофе, теперь он предпочитал пить только чай.
Он стал заваривать его сам, пробуя различные способы, а пил   то   с   молоком,   то   с   вареньем.
Петр Иванович невзлюбил курильщиков. Табачный дым стал вызывать в нем тошноту и отвращение.
Крики, шум раздражали его. Петра Ивановича тянуло к тиши¬не и спокойствию. В его мозгу теперь вращались сотни идей, но¬вых мыслей и понятий.
Для него началась светлая пора жизни, когда человеку много не надо, тем более ничего сверхъестественного, ни множества костюмов, ему хватает одного-двух, ни шумных многоканаль¬ных, многодиапазонных телевизоров и приемников, есть по од¬ному   и   достаточно.
Из еды только надо немного хлеба, простой картошки, кусочка мяса, все это можно найти в магазинах, ну на крайний случай, купить втридорога на рынке, и на это ему пока хватает денег.
— Что влечет человека к деньгам? Что, имея их, можно купить?
— Все!
— Но все не купишь. Самого   ценного не купишь — жизни, времени,   личной   независимости,   свободы и здоровья.
Ценно в жизни то, что ты никому не должен и поэтому ни от   кого   не   зависишь.
Ты живешь, что-то творишь, создаешь для себя, для людей и в это вкладываешь свою душу, энергию, свой труд.
Но вокруг тебя в этом мире все пронизано алчностью людей. Чувствуется, что в последнее время возросла злость общества.
Люди!   Сколько   их   разочаровалось   в   наше   время!
Почему?
Сколько сейчас тех, кто ищет поддержку от других, ждет простого,   ясного,   правдивого,   жизненного   слова.
Они ждут, кто произнесет его, стремятся понять фальшь это или   правда.
Людям нужна идея, цель. Им хочется во что-то верить.
Но во что?
В богатство?
Но богатство, как известно, людям счастья не приносит. Оно отдаляет   их   от   других.
В Бога?
С ним можно советоваться, разговаривать, просить помощи, но никакой помощи Бог не окажет, а только человек получит душевное   успокоение.
И это уже хорошо.
Наверное, есть в человеке все же одна важная черта харак¬тера, от которой все чаще всего и происходит в его жизни — это тщеславие.
Стать умнее, начитаннее, подняться по служебной лестнице все выше и выше, почувствовать, ощутить всю важность своего положения в обществе, в мире, но потом понять, что ты такой же, как все человек,  и только мысль о своем превосходстве, подобострастие окружающих подняли тебя над другими, а как потом с этих служебных высот страшно, тяжело падать вниз, к своему естеству, обычному человеческому состоянию.
Слава — одна из черт тщеславия. Как она хороша! Как пре¬красна! Вершина ее блестит, сверкает, до нее надо лезть, пол¬зти, а, добравшись, надо спускаться, а это еще труднее, и люди в большинстве своем срываются и падают на самое дно, став моральными и физическими калеками.
А зависть. Сколько судеб, жизней ушло преждевременно из-за нее из жизни. Скольких она погубила, растоптала.
Почему создатель рода человеческого наградил людей этим свойством? И особенно лучшую свою половину — женщин.
Из-за этой зависти выглядывает жадность — губительница всего   прекрасного.
Все проходит в этом житейском сне: увлечение, любовь, страсть, затем наступает ревность, упреки, остывание и конча¬ется отвращением, злостью, враждой, и это все человеческая жизнь во всем ее великолепии и в противоположность этому — бесцельности и никчемности.
Только человека все еще преследует одна единственная надежда — это вера в потомство, в будущее своего    рода, в про¬должение   своей   и   общей   жизни.
Великие мыслители, философы человечества за многие тыся¬челетия донесли до нас весь трагизм человеческой жизни, немыслимости порой поступков людей, но без лучших и плохих качеств человека: славы, зависти, богатства и бедности не было бы продвижения человечества вперед, к его вершине, а вершина еще так далека, до нее бесконечность.