Дитц

Вокруг стояла странная, серая пелена. Было тяжело дышать, полный рот камней. В голове что-то вращалось и доставляло сильную боль. Мне захотелось умереть. Вдруг, недалеко от себя услышал крик. Кричал мой товарищ.
 - Отто! – отчаянно сорвался крик. Я пытался ответить, но не мог. Это кричал Дитц. Я вытащил себя из-под обломков и пополз к нему, казалось, последнему живому. Увидев Дитца, я замер. Он лежал на пулеметной коробке. Его глаза смотрели, не двигаясь, вверх. Добравшись, я стал мычать, понял, что не могу по-другому, холодная пробка давила горло. Стал трепать его за ноги. Нащупав мои руки, Дитц вцепился в меня. Он ослеп. Никогда не забуду это лицо: смотря вверх, он задергал челюстью, разрывая израненные губы, улыбался.
 - Отто, не оставляй меня, слышишь, останься. Отто... я не вижу, совсем ничего не вижу. Но это ведь пройдет, ты же знаешь, пройдет, да? Отто, что ты молчишь, скажи.
Я не знал, что делать. Любая попытка заговорить удушала меня жутко болезненным кашлем.
 - Отто, почему ты молчишь? Скажи же, Отто!
Дитц не выпускал меня из рук.
 - Ты не Отто? Ты…ты русский? – неожиданно прогнусавил Дитц. Но через мгновение он заорал так, что было слышно на соседней улице. Он, отбиваясь, попятился назад. Я прижал Дитца к земле, зажал ему рот. Он судорожно вырывался, кусал мою ладонь.
«Это Рихард, я, Рихард, свой – зашипел я в ухо Дитцу, - не ори, а то нас убьют». Отпустив Дитца, я лег рядом.
 - Рихард, что произошло, где Отто, Пауль, где все остальные, – плакал Дитц, - почему так тихо? Мы в плену? Я…
 - Не знаю. Лежи здесь, если что, притворись мертвым, а я осмотрюсь в округе – приказал я Дитцу.
Наша оборонительная позиция была небольшой. Отступая, мы держались за каждый дом и воробьями забились в окна стены, похожей на декорацию. Танковый снаряд, может и не один, разбросал нашу группу, укрыв бетонным одеялом. Мне стало не по себе. Пауль лежал широко раскинув руки. На нем не было живого места, осколки превратили его тело в соты. Вдруг я взял его руку и крепко пожал, это случилось как-то само собой. Дыхание сдавило, меня стошнило на ладони. Дальше я увидел Отто… Это так странно, видеть то, чего другие никогда не увидят, и о чем говорят слабохарактерным людям, улыбаясь. Я, наверное, сошел с ума. После второго удара мое лицо пылало, но я сильнее бил им каменную землю. Я кричал в нее, как кричат в пустоту, и шлепал лицом в горячую кашу. Я очнулся, когда услышал свое имя. Я что-то говорил. Совсем рядом лежали убитые дети, они были в военной форме; они играли, их к несчастью, убили, и они с нетерпением ждали, чтобы вскочить и... потом снова упасть в землю. Кто-то играл не по правилам - уже мертвым бросался на живых, отчаянно стрелявших; все кричали; бывшие мертвые бросались в кучу - внутри кто-то дрался; живая кучка беспощадно визжала; я давился словами, меня не слушали, знакомый голос звал меня; наконец я прорвался внутрь и увидел… Дитца. Его били в центре круга, бил какой-то парень, - по спине прошиб озноб, - такое я уже видел; «Оставь меня, Рихард! Отпусти!»; я пытался оторвать парня от Дитца, - неожиданно толпа замолчала, дети медленно повернулись ко мне, я заорал, увидев их белые лица; парень встал во весь рост и обернулся ко мне... «Рихард! Ты с ума сошел! Отпусти меня!» - Передо мной сидел Дитц. Пришло осознание того, что мы на войне. «Рихард, что с тобой?». Ужасная слабость свалила меня. Дитц принял мою голову. «У тебя лицо в крови, Рихард. Ты нашел их? Что с тобой такое?». Я почувствовал, что плачу.
…Посадив Дитца, я лег рядом. Повсюду лежали наши солдаты, тела русских. Ветер носил книжные листы, их можно было поймать рукой. Дитц не был моим другом, я считал его заучкой, даже презирал его.
 - Рихард, – неожиданно спросил Дитц, - ты помнишь Марию с нашего двора?
Такого вопроса я совсем не ожидал. Мне стало плохо. В голове хороводом начался новый год, вспомнился шоколад, вкус которого не получалось представить.
 - Помню
 - Рихард, я…
Дитц запнулся, в глазах заблестели слезы. Я тяжело смотрел на него. Прошлое столкнулось с недавним кошмаром.       
 - Дитц…Дитц, прости меня. Помнишь, тогда я…
 - Ты о чем, Рихард?
 - Тогда… за школой было.
 - Ха, да не бери в голову. Ты чего вдруг вспомнил-то?
Дитц улыбался. Я с недоумением смотрел на него. Он нашел мое плечо: «Я не обижаюсь на тебя. Сколько уж времени прошло…». Содрогаясь всем телом, он засмеялся, глаза тоже засмеялись. Я недоверчиво поддержал его. Стало легко. Мы погрузились в призрачное спокойствие, какое бывает между малознакомыми друзьями на войне. Почему я раньше с ним так не смеялся? Но он замолчал. Наверное, мы подумали об одном и том же.
 - Как ты?
 - Я не вижу. Совсем ничего не вижу. Рихард, что тогда случилось?
 - По нам выстрелил танк. Не знаю, через сколько я очнулся. Задыхался в пыли и задохнулся бы, если бы не услышал твой крик. Видишь, ты спас мне жизнь.
Он молча спрашивал про ребят. Моя голова потяжелела. Вдруг я загорелся мыслью, что все это сон, и что они наверняка живые. Я почти решился вернуться за ними.
 - Ты видел их, Рихард? – остановил Дитц.
Я попытался вспомнить бой. Все вернулось с поразительной точностью.
 - Пауль сидел передо мной. Не зная того, он закрыл меня собой от осколков. На нем живого места не было. А Отто… – ведь не хотел говорить ему.
 - Что с Отто? Что? Говори! - Настаивал Дитц, будто не догадываясь.
 - Отто я не нашел, не нашел…целым.
Дитц молчал. Я не смел смотреть на него. 
«Война – это…страх – неожиданно заговорил Дитц, - страх перед своим истинным лицом, перед тем, какой ты есть на самом деле, страх перед своей слабостью, а не перед смертью. Мы боимся увидеть…». Неподалеку прогремел взрыв. Ещё один.
Мы вышли на широкую дорогу. Давила необъяснимая тревога. Но я радовался, что иду с Дитцем и готов был идти с ним так еще целую вечность.
«Рихард, мне надо тебе кое-что сказать» - Дитц попытался остановить меня, но я ускорил шаг. Неожиданно слева от нас появились русские танки метрах в пятидесяти. Они открыли по нам огонь из пулеметов. Дитц пронзительно закричал - его ранило. Мы упали на асфальт. Пожирающий звук гусениц казался невыносимым.
 - Брось меня, Рихард, слышишь, беги!
 - Ты с ума сошел! Я не оставлю тебя!
 - Я не жилец уже, я умру, оставь меня! Беги, ты успеешь!
Я тащил Дитца за китель. Жизнь не проходила перед глазами, как любят говорить, - я чувствовал её всю, как будто не жил никогда, а только сейчас. Я тащил Дитца и ревел.
 - Беги!!! – нечеловеческим голосом заорал Дитц.
И я рванул вперед. Укрывшись за углом дома, я, не отрывая глаз, смотрел на Дитца.
 - Скажи Марии, что я люблю ее! Люблю ее больше всех на свете! – задрав голову, закричал он.
Рев танков не мог заглушить его крик.
 - Я… я сейчас, Дитц. Скажу, Мария, скажу, я… – не помня себя, побежал к Дитцу, но было поздно. На моих глазах его раздавили танки.
…Я смотрел на небо. Оно было необычайно голубое. Клубы дыма, уносимые ветром, не могли закрыть эту чистоту. Я увидел Отто. Он бегал, окруженный ребятней, они строили домушку. Увидел Пауля, он звонко смеялся, потом стал играть на губной гармошке, как перед боем. Увидел подготовительный лагерь, последнюю инструкцию. Я увидел Дитца, он улыбался, и смотрел на меня ясными глазами. Я приставил автоматное дуло к горлу. «Дитц, прости меня, слышишь, прости, Дитц!» - закричав, я спустил курок. Автомат звонко щелкнул… патронов не было.


 ***
Милый Рихард, у меня все хорошо. Матушка почти поправилась. Как наш Карл? Он скучает по мне, как я по нему? Не давай ему много сладкого. Как ты спишь, Рихард? Тебе больше не снились кошмары? Давай на лето отвезем Карла в деревню, здесь так здорово. Озеро замерзло, я даже однажды каталась на коньках. Не смотря на морозы с утра до вечера на нем много детей. Я вернусь через неделю. Я люблю тебя.

Твоя Мария.