Зимняя сказка

© Dmitry Karateev & Constantin Mohilnik

Видавничий Гурт КЛЮЧ:
Дмитрий Каратеев & Константин Могильник


Фрагмент романа ЛИРИЧЕСКИЕ ВЕЛИЧИНЫ или LIEBE DICH AUS…


ЗИМНЯЯ СКАЗКА


В канун Рождества 1940 года к дедушке Вольфраму, ещё молодому и цветущему, заявился на крыльцо в хлопьях снежных пожилой холостяк из дома напротив, Зеештрассе 28:
- Guten Tag, сосед! – а сам румяный и улыбается, седой, небритый, как Николаус (ха-ха-ха – всегда добавляла бабушка Хильдегард).
Дедушка Вольфрам в меру приветливо, но ничуть не потакая:
- Guten Tag, Herr Siebzehnweiber!
- С наступающим вас, сосед!
- Благодарю, вас также.
- И с прошедшим!
- Благодарю. А с каким прошедшим?
- Ну как же – недели не прошло, как пришёл к нам Николаус, мой, практически, тёзка.
- Ах да, действительно, поздравляю вас.
- И я вас поздравляю, и жёнушку вашу. И деточкам вашим желаю – прежде всего быть gesund, gesund und noch ein mal gesund**.
- Danke noch einmal, Herr Siebzehnweiber***.
- И во-вторых, желаю благосостояния, рассудительности, такой вот как у вас, сосед.
- Не стоит преувеличивать.
- О нет, как вы могли подумать? Я от чистого сердца! Смотрю всегда на вас из окна и говорю себе: «Смотри, старина Николас, и учись у этих молодых людей». Потому что учиться никогда не поздно. И будьте уверены, сосед, что во всех случаях жизни, что бы ни случилось, я всегда обращусь за поддержкой именно к вам.
- Ах, не стоит преувеличивать, г-н Зибценвайбер.
- О, и не думал. Это чистая правда, и я вам сейчас же представлю доказательства моей искренности.
- Не стоит, увольте.
- Нет уж, извольте. Сегодня ведь сочельник, вы не забыли, молодой человек? То-то. Нам, старикам, конечно, многому следует у вас поучиться – обстоятельности, семейственности, национал-социалистической идейности, но позвольте уж прямо: за большими свершениями вы порой забываете простоту, душевность, теплоту соседского общения. А без этого тоже нельзя.
- В самом деле? – сосредоточился дедушка Вольфрам, пытается уловить мысль собеседника.
- Хе-хе-хе, Herr Wohlgemuth****, вот и призадумались! А всё ведь так просто: почему бы нам с вами, в преддверии народного праздника, не выпить шнапсу по-соседски?
- Wozu denn*****? – всё не нащупывает дедушка, - сказали бы прямо, немецким языком, на что вы намекаете?
Был сосед румян – стал багрян:
- А Николас Зибценвайбер никогда ни на что не намекает, молодой человек! И если вы по скупости отказываетесь от добрососедского общения, то, во-первых, вам должно быть стыдно, а во-вторых, я немедленно покину ваше крыльцо, и у вас больше не будет возможности душевно побеседовать со стариком Николасом.
Удивился дедушка Вольфрам:
- Погодите, сосед, куда вы? Скажите же, наконец, зачем вы приходили?
Заогневел старик Николас:
- Приходили?! Так я для вас уже всё равно, что ушёл?! А понимаете ли вы, mein Herr******, что это значит, когда соседу и пойти уж не к кому? И он вынужден чуть что сталкиваться лбом с нашими чёрствостью и тупосердечием.
- О чём вы, сосед? – вспыхнул уже и дедушка. – Я, знаете ли, не получил светского образования, как у вас в старину, и последних слов даже не понял. Но, во всяком случае, твёрдо научен от отца и деда трудолюбию и трезвости, г-н Зибценвайбер. И праздник праздником, а наступит он только в полночь, а пока – день как день, и в этот день должно трудиться, как во все остальные!
Но уже некому слушать этих справедливых и строгих речей, повернулся спиною румяный, седой Николас, махнул широким рукавом, тряхнул красным мешком, крякнул трижды да и скрылся за снежными хлопьями, а те всё гуще, смотрит дедушка Вольфрам, а кругом метель, и ни зги не видать, и кричит в мелькающий занавес метели дедушка Вольфрам, кинулся с крыльца вдогонку:
- Постойте, сосед! Вернитесь, заметёт!
И видит: уже не Бремерхафен вокруг, не тот какой-то город, и не утро сочельника – полночь рождественская, да и полночь какая-то не та, и не нащупать, где крыльцо, и сугробы вокруг молчат, спят, как убитые.
- Ау-у-у-у!
Зашевелились сугробы, словно Северное море на сушу выбралось, всё захлёстывает, и уже ни одна нога здесь не ступала.
- У-у-у-у!
Всю ночь мело в городе Бремерхафене, а наутро, когда, как собачка, свернулась в калачик метель и уснула, вышла на крыльцо в лисьем капоре бабушка Хильдегард:
- Вольфрам, ау-у-у-у!
Молчат сугробы, спят, как убитые. Заметены доверху дворовые полуметровые заборчики, заметены доверху дворовые постройки – сарай, уборная, винный погреб. Стоят в белизне по колено лоси-деревья, а за оградою сада – равнина белыми гребнями прядет, а дальше – Северное море гребни белые к берегу катит:
- У-у-у-у!
Вернулась в дом бабушка Хильдегард, молодая ещё, со свежим сном в глазах, в лисьем капоре: не маленький Вольфрам, не пропадёт, небось. И давай взбивать улёжанную одиноко перину бабушка Хильдегард, и давай взбивать перину снежную, воздушную Госпожа Метелица, и так три утра, три вечера: выйдет на крыльцо бабушка Хильдегард, покличет:
- Вольфрам, ау-у-у-у!
Раскатываются в ответ гребнями-ветрами Северное море, покатый, снежно-песчаный пляж:
- У-у-у-у!
А на четвёртые сутки, когда растаяло, задождило, и пошла молодая бабушка Хильдегард проверить, порядок ли в сарае, не залило ли талою водой погреб, открыла дверцу, а из погреба песня несётся:

Roeslein, Roeslein, Roeslein rot,
Roeslein in der Weide!******

А это дедушка Вольфрам, молодой ещё, в погребе сидел, шнапс глотал, пиво хлебал, веселился, выходить отказывался:
- Где же ты, Николаус? Sei gesund!*******
И поняла Хильдегард: околдовали Вольфрама. Но не заплакала, а вспомнила, чему её бабушку Кунигунду, прозорливая фрау Доротея учила:
- Возьми-ка ты, молодая, три лягушечьи лапки, в печке высуши, дробно измельчи, да с помётом лесовой совы перемешай хорошенько. Потом добавь на глазок желчи кошачьей, только из чёрной, неокотной – это само собой – кошки. Если есть у тебя ещё мёртвая косточка – я хочу сказать, с еврейского кладбища – так ещё лучше. Залей всё святою водой из католической кирхи – знаешь, в Бремене есть – только прокипяти сначала и прочитай четырежды «Отче наш» - только с хвоста, это само собой. И налей ему в шнапс тринадцать капель. Посмотри, что тогда будет, и мне, старухе, спасибо скажи.
Только где же бабушке Хильдегард лягушечьих лапок достать среди зимы, а где же ей, молодой, совьего помёта добыть в приморском городе? А была Хильдегард догадлива, и не так давно школу окончила. Вспомнила, как на уроке естествознания училась не плакать, когда лягушек резали. А ещё вспомнила, что в школе же, в живом уголке сова лесовая жила, Кунигундой звалась, как бабушкина бабушка. А святая вода – что ж, это хорошо, если есть, но до Бремена далеко, да и кирху католическую, может и закрыли – такое время было, знаешь. А косточку с еврейского кладбища – быстро нашла, такое, знаешь, время было. Пошла Хильдегард, всего раздобыла, подсушила, подробила, потом кошечку поймала – и вот удивительно: кошка эта сама на двор пришла со стороны моря:
- Ма-а-у!
Тут прерывала рассказ бабушка Хильдегард, плакала горько:
- Лягушек не жалеть в школе научили, а кошек…
Приготовила всё снадобье – и в погребок:
- Вольфрам, ау-у-у-у! Где ты там?
А из погреба тёмного:
- U-u-u-u! Roeslein, Roeslein, Roeslein rot – sei gesund, Nikolaus!*********
А бабушка Хильдегард не боялась, толстым голосом так представлялась:
- Das bin ich – Nikolaus, keine Katze, keine Maus**********, выпей со мною, Вольфрам, пообщайся дружески с соседом.
И на шнурочке бутылочку за горлышко в погреб спустила. Тут ей дедушка Вольфрам не поверил:
- Nein, - кричит, - сам приди – вместе пить будем, а так – не общение, а одно тупосердечие!
А Хильдегард молодая догадлива: взяла в городском театре белую бороду, на себя нацепила, в погреб полезла и толстым голосом:
- Doch, Wolfram, ich bin’s***********.
Тут ей дедушка Вольфрам поверил, из рук бутыль со снадобьем принял. Как хлебнул, так и колдовство с него спало. Вышел в сад-огород, смотрит – снег тает, капель брызжет, а вдалеке Северное море гребни катит.
- То-то, - сказал дедушка Вольфрам, - трезвость и труд все трудности перетрут.
Умылся, выбрился, стал к весне готовиться.

_______________________________________________________

нем.:

* Прозорливица

**  Здоровья, здоровья и ещё раз здоровья

***  Ещё раз спасибо, г-н Зибценвайбер

****  Г-н Вольгемут

*****  Это зачем же?

****** Сударь

******* Роза – красный огонёк,
Роза в чистом поле!

******** Будь здоров!

********* Роза, красный огонёк – будь здоров, Николаус!

********** Это я, Николаус, ни кошка, ни мышка.

*********** Нет, Вольфрам, это я. (нем.)