И сошёл человек с ума

Чтобы не сойти с ума, надо его не иметь. Это аксиома. С сожалением замечаю, как стало много бывших умных людей. Интересно, замечает ли человек, что он уже не в своём уме? Интересно тоже, все ли замечают, что вокруг множество безумцев?
Как же по-разному проявляется человеческое безумие. Я знаю один удивительный, но далеко не единичный случай, когда, казалось бы, вполне нормальный человек повёл себя совершенно безумно. И ведь никто не поставил ему медицинский диагноз,  не лечил его.
Галина Михайловна пришла в школу с производства. Это было обычным явлением для учителей трудового обучения. При этом она, как это тоже было сплошь и рядом, дожидалась вакантного места и смиренно работала секретарём-машинисткой. Производила эта тридцатипятилетняя женщина вполне благоприятное впечатление. Была аккуратна, исполнительна, приветлива. По работе секретарём к ней никогда не было никаких претензий.
Образование для работы с девочками у Галины Михайловны было вполне подходящее, и она много лет проработала технологом и мастером на швейной фабрике. А швейное дело – одна из главных составляющих обслуживающего труда, которому школа старалась обучить всех учениц. Вот это стремление обучить всех и стало первой ступенькой к безумию многих. У Галины Михайловны, возможно, тоже. Здесь я не смею утверждать точно. Конфликты следовали один за другим. Девочки жаловались, родители просили что-нибудь сделать, но поаккуратнее (родители всегда в таких случаях осторожны: боятся, как бы не сказалось на ребёнке). Формально, придраться к работе Галины Михайловны было нельзя, ведь она требовала только то, что было написано в программе по трудовому обучению для девочек. Каждая из них должна была знать устройство швейной машины, уметь делать какой-то шов, какую-то строчку и много ещё всякого всего. Вот требовалось всё это с величайшим занудством и такой скрупулёзностью, как будто бы каждое изделие даже десятилетних девчонок должно было пройти ОТК и быть допущенным к поставке на экспорт.
Описываемые события относятся к периоду перестройки, когда ещё в школах активно развивался общественно полезный производительный труд и каждая школа старалась заработать деньги трудом учащихся. Воспользовавшись своими связями на швейной фабрике, Галина Михайловна тоже стала шить для продажи всякие полезные для общества вещи. Вот тут-то и проявились яснее признаки её безумия. При всяких расчётах на каждую единицу изделия (вообще-то это были мужские трусы из ситца, весьма пользующиеся спросом у населения) появлялась лишняя копейка. Вопросом о том, куда деть эту самую копейку Галина Михайловна измучила донельзя не только ответственного за общественно полезный труд, но и директора школы. Ежедневно собиралось производственное совещание, на котором решался вопрос, куда деть полученные лишние копейки. Присвоить их было нельзя – это же незаконно! Разделить между детьми в качестве премии к их заработку тоже нельзя – это незаконно! Что ни предприми – всё незаконно! Сначала директор школы пытался разобраться в процессе образования лишней копейки досконально. Серьёзно. Потом только хихикал. Наконец, посоветовал эту копейку выбрасывать, как говорят в народе, «на хорошую погоду». Надо было видеть Галину Михайловну! Это заявление потрясло её, взгляд сделался совершенно безумным. О таких глазах говорят, что они горят безумным огнём.
Жизнь всех стала сущим адом. Не в том смысле, что все попали в геенну огненную. Просто непонятый в своих устремлениях к честной жизни человек стал всем доказывать, что он неподкупно честен во всём, а главное – в своих требованиях к окружающим. Бедные девочки! Иголки стали ломаться в десятки раз чаще обычного, строчки непременно скользили в другую сторону, а швы не сходились.
Директор школы решил, что всех мучить нельзя, пусть это будут добровольцы, желающие освоить швейное дело (такие непременно всегда есть). Из учебного плана исключались часы трудового обучения (в период всеобщего бардака это было возможно). Галину Михайловну следовало бы просто уволить, но это было бы негуманно. Ей предлагалось стать педагогом дополнительного образования и вести кружок швейного дела. При этом создавались неплохие условия работы. Человек сошёл с ума окончательно. Суды заняли весь учебный год. Всё закончилось увольнением, которого никто не хотел – ни сам учитель, ни директор. Парадокс.
То, что говорила Галина Михайловна во время судов и в перерывах между их заседаниями, постараюсь представить в виде её внутреннего монолога. Итак, Галина Михайловна сама с собою: «Я учитель с многолетним стажем. Я учитель. Учитель. С многолетним стажем. Почему это нет? У меня справка есть, а в ней написан мой многолетний учительский стаж. Как будто не хотят этого видеть. Ведь чётко написано, что учитель и что стаж большой. А они… все сговорились. Это всё директор. Учителей в школе подговорил, родителей подговорил. Детей тоже... Заговор устроил. Всех директоров подговорил против меня, нигде на работу брать не хотят. Судьи за него все. Конечно, их детей в школе учит. Прокуроры тоже за него. Это заговор! Заговор!! Заговор!!! А я учитель! Учитель!! Учитель!!! А не какой-то там педагог…»
Боже! Как же много на свете бывших умных людей. Не имеющий ума с ума не сойдёт. Это аксиома.