офинагеть!

   - Отнафинегеть себе! - воскликнул Иннокентий увидав входящего в дверь очаровательно извазюканного в мусорных прелестях кота. Аромат, исходящий от него, напрочь зачаровывал свежевыброшенными пищевыми отходами, с тонким оттенком застарелых помоев. Кот был счастлив до изумления и отсутствия равновесия. Благостная улыбка блукала по морде, ни секунды не задерживаясь на месте, хитрый глаз горел лукавым блеском исключительного ликования. Усы то браво, по гренадёрски, торчали вверх, то, как у заядлого хохла, обвисали, опускаясь до грудины, трогательно извачканой чем-то белым и поскудным. В левой лапе он держал давно поблекшую пластмассовую розу, время от время интеллигентно  тыкая ей себе в нос, глубоко вдыхая  воображаемый запах. Правой лапой он дирижировал одному ему слышимым оркестром. При этом хвост его размахивался и извивался в такт мелодии.
   - Хожу хмельной, весь день хмельной, - пропел попугай слова забытой песни забытого певца Бубы.
   - Но не вино тому виной! - неожиданно препротивно заорал кот, подхватывая песню.
   - А то как же, - согласился попугай, - валерьянка…
   - Дурак! - дипломатично заявил кот глядя одним глазом на попугая, а другим в неведомое пространство.
   - А как же иначе, - опять согласился Иннокентий, - Попка, известно дело, дурак…
   - Чья попка? - подозрительно вопросил кот.
   - А чья ни возьми…
   - А за чью будем браться? - вытянул шею масленно  кот.
   - Да где уж тебе…
   - А что? - кот оглядел себя, и начал отряхиваться, вежливо обходя грязные места, но поняв тщетность попытки, отказался от этого перспективного занятия. Зато неожиданно сунув розу в зубы попытался сплясать лезгинку, в чём, без условно, преуспел и с криком «Асса!» упал. Скорбно окинув пространство во круг себя, решил-таки не подниматься - мир великолепен и так!
   - Послушай, птица! А ты был когда ни будь влюблён? - деликатно, но напрямую спросил он попугая.
   От неожиданности попугай впал в прострацию. Он привнимательно тупо посмотрел на кота, и только приоткрыл клюв.
   - Нет, ты возвышенно так был влюблён?- опять спросил кот, но почему-то уже смотря на ножку стола, - ты любил когда ни будь как Отелло Дездимону, как Лейла Менджуина, как Ленин Троцкого,.. то есть Крупскую? Нет?! - он печально и оскорблёно взглянул на попугая и продолжил ножке стола, - ты всегда к любви относился чисто потребительски, ты любишь женщин, как сосед водку, восторженной, ответной любовью! Нет в тебе трепетного полёта чувств, буйства эмоций, эйфории страданий! Ты грубая и приземлённая птица! Вся твоя любовь заключается в постели и миске борща! Где серенады под окнами? Где пылкие дуэли? Где ссылки и каторги, я тебя спрашиваю!!!! Где цветы из роз устилающие путь к сердцу любимой? Где баталии и победы, где страны и континенты брошенные к ногам любезного создания?
   Кот приподнялся, вытянул лапу с розой в сторону попугая, и трагически прошептал:
   - Ты эстетически-этически оскоплён! - и, - доложил уже ножке стола, - ты жалкая и ничтожная личность, погрязшая в болоте быта…
   Потом  уронив голову на лапу забылся тяжёлым валерьяновым сном.