Жизнь

    Таисья Николаевна неспеша накинула легкое демисезонное пальто, старенькое, как и сама, рукой провела по немудреной прическе, кубышке, когда-то шикарной в полном смысле слова, а сейчас помещающейся в кулаке, улыбнулась невеселой улыбкой отражению в зеркале и вышла на улицу.
    Весенний ветерок ласкал кожу своей свежестью и теплом и располагал к размышлениям. Немного отойдя от дома, Таисья Николаевна забеспокоилась, остановилась, открыла сумку, кошелек… Успокоилась: деньги и талоны были на месте.
    - Надо поспешить. Три километра для меня уже не ближний путь. Будь я помоложе, разве бы думала об этом?! Или бы в деревне хоть кто-то бы еще жил, так попросила бы… Или хотя бы дочь, Лизонька, была дома…, - размышляла она на ходу.
    Но в деревне Таисья Николаевна жила одна вот уже второй год, а дочка – далеко. Правда, приезжала лет пять назад, когда машину покупали… А сейчас и писем нет.
    - Конечно, грех обижаться на судьбу, - продолжала думать она, - пенсию, слава Богу, получаю. Талоны вот есть. Правда на масло куда-то задевала. А на водку так мне и не к чему. Ну, да, может, поменяют… Ну, а, Лиза?! Что, Лиза?! Ей ведь тоже нелегко в городе-то. Дети, муж, работа… Да ей еще труднее, чем мне…
    Вот так за мыслями, не заметив расстояния, и дошла до сельмага. Но, оказывается, спешила не одна она, о чем красноречиво говорила очередь до дверей.
    - Таисья Николаевна, здравствуйте. Как поживаете? – спросила впереди стоящая покупательница, Таня, ее бывшая ученица.
    - Ой, Таня! Здравствуй! Да, ничего. Нормально. Вот только здоровье иногда подводит.
    - А дочка-то часто пишет?
   - Часто, часто, - торопливо ответила Таисья Николаевна и для достоверности добавила: - А как же?!
    - Заходите к нам в школу,  - пригласила Таня, работающая, как и Таисья Николаевна когда-то, учителем.
    - Обязательно. Вот будут дни подлиннее, да потеплее…
   Но вот подошла и очередь. Купив песку, спичек, мыло, немного печенья, конфет, Таисья Николаевна извиняющее, в полголоса попросила у продавщицы:
- Мне бы маслица, хоть граммов бы 200.
- Давайте талон, так будет и масло, - грубо, специально громко, чтобы все слышали, какая она принципиальная, сказала продавщица, так же когда-то ее бывшая ученица…
    Очередь притихла…Было слышно, как тикал будильник на прилавке.
    Таисья Николаевна от неожиданности как-то вся съежилась, и без того сухонькое тело, как будто бы еще уменьшилось в размерах, засуетилась, доставая талоны из кошелька.
    - Вот, берите, любые. Только на масло у меня нет. Видно где-то обронила. А врач советовал,- то ли оправдываясь, то ли доказывая, сквозь слезы дрожащим голосом говорила она.
    - Нет талона, нет и масла, - отрезала продавщица.
    Руки дрожали, слезы застилали глаза. Не помнила, как расплатилась за покупку, как оказалась на улице…Это уже потом, пройдя километра два, вспомнила провожающие ее взгляды покупателей: жалостливые и безжалостные, сочувствующие и злорадные, ласкающие и ненавидящие. Взгляды, как сама жизнь…
    А через полгода ее хоронили. В последний путь провожали представители сельской власти, педагогический коллектив и учащиеся школы.