Сказка в рассрочку. т. 5. гл. 9 раздел 3. поговори

РАЗДЕЛ  3. ПОГОВОРИМ О САМОМ СОКРОВЕННОМ

    Наступило утро, а Джахангир так и не появился. Мы сидели удрученные и подавленные, совершенно не понимая, что же могло случиться. Азазелл тоже пропал, но за него никто и не думал беспокоиться; скорее, у всех одновременно мелькнула мысль: “Вот здорово было бы, если б он совсем исчез!” Но мы понимали, что это - утопия, и поэтому не предались напрасным мечтаниям.
    В девять часов по местному времени в дверь позвонили. Бука молнией подлетел ко входу и, приняв самое угодливое и почтительное выражение, на которое была способна его звероподобная физиономия, впустил посетителя, которым оказался, впрочем,  секретарь Джахангира.
   -Господа, - важно изрек  вошедший, - Его превосходительство, повелитель  молний и крылатых ракет Джахангир передает вам свои извинения по поводу несостоявшегося диалога. Неотложные дела потребовали его срочного присутствия на другом континенте именно в данный момент, о чем он весьма искренне сожалеет...
В коридоре послышалось сопение, стук копыт и нестерпимо запахло сернистым ангидридом. В комнату, грубо отпихнув секретаря, ворвался Азазелл. Ну и вид же был у этого бузотера! На его рыле боролись злоба, ненависть, омерзение и самокритика, которая, впрочем, грозила перерасти в критику всего окружающего дьявола  мира, в том числе (и в первую очередь!) и нас. Дух был зол, и, следовательно, опасен. По-видимому, Желтого дьявола догнать так и не удалось.
- А где же оконная рама, Душок?! - совершенно ни к месту упавшим голосом  спросил Хомяк, - неужели украдена!?
- Рама?! - взревел Азазелл сатанинским  голосом. И, внезапно успокоившись,  плюхнулся в кресло и закурил.  -   Рама, говоришь? А я-то чувствую, что где-то на тридцатой версте пейзаж что-то изменился - то он напоминал вид из окна, то стал просто пейзажем! Вот оно что! Молодец, Хомячок! А теперь приготовь мне завтрак и не забудь почистить штиблеты, да так, чтоб огнем горели!
Хомяк, грустно козырнув, удалился на кухню. Оглушенный секретарь  пришел, наконец, в себя и стал медленно подниматься с паркета. Пришельцы услужливо посадили  пострадавшего фельдъегеря на диван, сунули в зубы сигару и откупорили бутылку какого-то бренди. Стуча зубами, тот выпил полстакана и окончательно пришел в чувство.
  -  Господа, кажется, мне стало плохо, - пробормотал он, наконец, - вот уже никогда не думал, что  раскисну в расцвете лет да еще на таком ответственном посту! Вы уж, пожалуйста, не сообщайте об этом  злополучном инциденте  повелителю, а не то он меня в бараний рог скрутит...
- Не переживай,  адъютантишка, нет здесь твоей вины, - снисходительно выпустил клуб дорого табачного дыма в собеседника Азазелл, это тебя немного задела  воля божья, но, как видишь, даже не покалечила; стало быть, твоя скромная персона отмечена, в некотором роде, благодатью...
Дух скромной умолчал о своей роли в реализации “божьей воли”, но мы, из чувства деликатности и просто из опасений, не стали возражать лживому демону.  Было слышно, как на кухне гремел горшками и ухватами Хомяк, готовя какое-то старинное персидское блюдо - не то барашка в белом соусе, не то знаменитый плов.
-   ты давай, поторапливайся, старичок, - прикрикнул на денщика Азазелл, - не видишь, что у нас гость?
- не извольте беспокоиться, сейчас все будет готово! - услужливо отозвался имам-папа.  - Прошу всех к столу!
Дух, грубо отпихнув всех присутствующих, в том числе и дорогого гостя, уже завис над котлом с пловом, как  боевой вертолет  над базой сепаратистов (впрочем, у тех был хоть какой-то шанс спастись, чего нельзя было сказать о несчастном блюде). Вошедший в раж демон чавкал, рычал, сопел, выплевывая кости на стол и дорогой ковер. Глаза его горели знакомым  всем боевым адским огнем; в эти моменты  нечего было и думать об обеде и оставалось лишь молить Всевышнего, чтобы самим не оказаться одним из блюд. Дух засунул рыло в котел и яростно вылизывал подгоревший рис; его шершавый язык звенел, подобно набатному колоколу, и, казалось, вот-вот протрет дыру в толстом чугунном корпусе посудины. Внезапно он отбросил очищенный до блеска казан, широко и добродушно зевнул и спросил:
-   Так что, господа, в каком порядке будем действовать: сначала причастимся, а потом споем, или наоборот?
- полагаю, ваше превосходительство, - угодливо залебезил Хомяк, что можно еще выпить кумысу или чайку, а уж затем причаститься и только после всего спеть! Так принято в высшем обществе...
- Ну, раз уж так принято, то и мы  примем! - грубо и пошло пошутил дьявол, - наливай, старичок, что там у тебя?
Старик, суетясь, разлил всем по огромной кружке прохладного кумысу, а сам замер в смиреной позе (чего изволите-с?) у стола. Дух, отобрав у него бочонок, одним глотком опорожнил емкость и потребовал добавки. Хомяк не успевал бегать на кухню, таская все новые и новые блюда и  напитки. Перешли к обряду причастия. Через пять минут отель ходил ходуном; из распахнутого настежь окна валил густой дым и вылетали различные предметы, первым из которых оказался злополучный секретарь; за ним последовал я, за мной - Пришельцы. Весь Давос сбежался посмотреть на сие дивное чудо; полиция, по-видимому, предупрежденная Джахангиром, почтительно наблюдала издалека и не вмешивалась.
  Так прошел день, за ним другой; мы были пристроены услужливым  Джахангировым секретарем в относительно безопасное место, а отель, по-видимому, был уже обречен. По ночам окрестные горы сотрясались от жуткого волчьего воя, мало чем напоминавшего пение, и тем не менее это был своеобразный вокальный дуэт. Хомяк, как всегда, визгливым фальцетом  завывал “Аллах акбар”, постоянно сбиваясь на “Осанну”; что же пытался изобразить Азазелл, не знал, наверное, и сам Господь (да и сам Дух, между нами говоря).  Жуткий демонический вой разбудил дремавшую стихию, и Альпы  содрогались от почти непрерывно следовавших подземных толчков. Снежные лавины и камнепады давно уже отрезали от Давоса  весь мир; аэродром же был весь вздыблен и разбит многочисленным тектоническими разломами, отдельные из которых достигали трех-четырех метров ширины. Мы же не могли нарадоваться обстоятельности и прозорливости швейцарских архитекторов, умудрившихся возвести на редкость сейсмостойкие здания; до сих пор ни одно из них не то что не рухнуло, а даже не получило  сколько-нибудь серьезных повреждений.
   Время  летело быстро. Недели через три к нам пробились первые отряды спасателей; закипели аварийные работы по восстановлению прерванной  связи и разрушенных  строений и коммуникаций.  Тем временем и Дух и земная стихия несколько поутихли, и это позволило отремонтировать  взлетное поле. И однажды из приземлившегося лайнера бодрой походкой выскочил Джахангир. С приветливой, хотя и сдержанной улыбкой, правитель подлетел к группе встречающих, в первом ряду которых стояли Пришельцы, Хомяк и я.
- Здравствуйте, товарищи, - негромко, но как будто радостно заговорил он, - вы уж не затаивайте обид на своего коллегу, которому пришлось срочно вылетать в страну Желтого Дьявола для участия в инаугурации нового президента. Хоть и  не люблю я их всех, а приходится соблюдать “приличия”, почтить своим, так сказать, присутствием это сборище  великих акул империализма. Куда от них денешься в наше время! Как ни больно, а пришлось улетать, даже не попрощавшись с вами. Но это в прошлом, а сейчас мы располагаем массой времени для дальнейшего, смею надеяться, сотрудничества. Сейчас у нашего больного общества нет задачи важнее утверждения государственной символики и нового бюджета страны; впрочем, централизация власти также входит в число приоритетных задач...
- Ты бы говорил попроще, Кощей, - раздался сзади сиплый волчий голос, а то некоторые могут и запутаться в столь сложной лексике!
Из задних  рядов, грубо расталкивая толпу, протискивался Азазелл. -
- Будь попроще, Джахангир, народ это любит, - продолжал хамить старый дьявол. Мы переглянулись. Очень уж противно было все это, но изменить  ничего уже  было нельзя. Дух явно был не в духе, а  одергивать его означало  бы рисковать не только нашими шкурами, но и драгоценной жизнью бессмертного Кощея.
-  Давай к нам в отель, - продолжал сипеть демон, - разговор есть!
- Умный и сообразительный Кощей, поняв, что возражать бесполезно, кивнул и отдал свите соответствующие распоряжения.
Через несколько минут высокие договаривающиеся стороны в полном составе степенно распивали кофе в окружении угодливых помощников и секретарей Джахангира в президент-отеле. В воздухе плавали стандартные приветствия и традиционный обмен репликами. Чувствовалось, что правитель изнемогал от неопределенности, не зная, как себя вести в этой опасной и подозрительной компании; однако, опыт пребывания в столь же неприятном  статус-кво под эгидой якобы сошедшего со сцены Пиан Рашида позволял ему делать хорошую мину при плохой игре.
  Наконец, Дух решил придти Кощею на помощь. 
- Ваше  высокопревосходительство, - неожиданно почтительно обратился он к правителю, - не соблаговолите ли временно удалить из поля зрения посторонних?
Джахангир, мгновенно сообразив, что посторонними здесь являются именно сотрудники его свиты, кивнул и показал всем на выход. Мы остались одни.
- Вы давно уже не исповедывались, ваше высокопревосходительство, - продолжал юродствовать Азазелл,  - я имею в виду не те профанации, которые вам приходится осуществлять с так называемым “духовником” и высшими церковными иерархами, а продолжение наших с вами откровенных бесед о самом сокровенном. Выкладывайте все, не сомневайтесь, что все сказанное останется нашей с вами тайной; особенно важно знать, какая именно тяжесть лежит на  измученной душе правителя: мы можем если не снять ее, то хотя бы разделить этот непомерный груз между всеми присутствующими!
   Джахангир понял, что и на этот раз отвертеться от настырного собеседника не удастся, и решил выложить все, как на духу.