Неровность мира

(Медиумический рассказ, написанный при помощи "яснослышания".)


        - Деньги еще не все, - сказал, подсчитывая, казначей, - будут досылать, но теперь все что есть, хватит ротному, остальным потом довезут.
         - Еще что! – закричали и гневно забарабанили в дверь.
         - А я тут причем, – невинно отвечал казначей, - все бумаги на месте, можете убедиться сами.
Он достал из портфеля несколько листов, на которых красовался гриф секретности, и, не дав в руки никому, послал обратно в портфель, аккуратно закрыв на все замки и устроив его пухлое тело между ног. Ротмистр озлился: в кои то веки привезли в свое время деньги, да и не всю сумму. Жалованье солдатам было выплачено тут же, но их командирам полагалось потерпеть.
          - Принесу-ка я стул, да посмотрю хорошенько твои бумаги, - с решительностью командира сказал ротмистр, и направился, было к двери.
          - Нет уж, уважаемый господин ротмистр, бумаги штемпелеванные грифом, а под ним подпись, - пройдоха, коим его уже считал ротмистр, поднял многозначительно указательный палец вверх.
          - Тогда я сам возьму, - невозмутимо стоял на своем офицер.
          - Ну, уж, милостивый государь, это разбой будет.
          - Я приказам не подчиняюсь вашим, а бумаги посмотреть должен, - и вырвал портфель, застрявший между ног вора, кем его уже считали офицеры полка. Ротмистр взял на себя всю главную работу с непредсказуемым финалом. Если окажется, что бумаги все в порядке, то идти ему за такую вольность под суд. Но бог миловал, извлеченные бумаги оказались подделкой, и через полгода никто бы не вспомнил о такой сумме денег, поскольку траты были военные, а недостающие деньги выплатили бы сняв, к примеру, с довольствия  для солдат или раненных. Эта история так и не была бы раскрыта, если бы не дотошный ротмистр, которому не терпелось разобраться тот час. И хотя морда казначею была набита скоро, да не скоро было разбирательство в ведомстве.
        Ротмистру за военную отвагу  и ранение дали отступ от судейских тяжб, и дело было решено без него. В это время он и не подозревал, какое дело заварилось от его вмешательства. Воровство в военное время каралось сурово, однако, отвечать пришлось не тому, кому полагалось ответить приговором. Так и вышло, один вышел “сухим из воды”, другой, не менее виновный, остался без должности. И так все закрутилось, что сел за растрату его дядя, быв при должности главным казначеем. Оказалось, вроде сам себя и свою семью наказал незадачливый ротмистр.
      День или два прошло со дня приговора, приезжает в дом к дяде его племянник с перевязанной рукой. Все ах, да ах: «Арестован ваш дядюшка и будут отнимать все, и имение отнять могут, если денег не уплатим, растраченных им».
   - Ну, да, от меня это пошло, я и закончу дело – подумал про себя племянник, и собрался уходить, сославшись на занятость делами.
     Однако не скоро распутал он весь хитрый замысел. Так все умно было представлено и подписи чуть не настоящие, что в судебной спешке не стали стесняться в определении виновного. Решили, раз деньгами распоряжается, то и вину доказывать нечего. А тех, кому сидеть, отпустили с покаянием: «Ничего, - мол, - не поделаешь, завели на вас дело напрасно, а кто виноват – ответит».
     Загвоздка была с суммой, которую уже удалось украсть, и сумма немалая – пятьсот тысяч. Достать такие деньги в короткий срок было делом непростым. Никто не хотел давать в долг, ведь вернуть, думали, не смогут. По закладным лишь половину набрали. Понемногу родственники ссудили, оставшуюся сумму, не меньше трети, полагалось платить племяннику, чьими трудами и было устроено все. Однако открыто сказать не решались, хотя по всему было видно, ждут от него этого поступка. Близких знакомых с такими деньгами у ротмистра не было, как и состояния, которое принадлежало его родителям, а на жалованье рассчитывать не приходилось. Так вот, набрал он эту сумму у друзей (слишком тяжело вспоминать об этом), которым и давать и не давать денег жаль. (« Хоть кто-нибудь! » - хотелось крикнуть мне тогда.)
Деньги нашлись и были отданы все до копейки. Вот так бы все и закончилось, если бы не посылка. Ее принес некий господин в очках, на ящике было начертано: «С извинением».
Под крышкой лежали стопки купюр одного достоинства. При подсчете оказалась вся украденная сумма – ничего потрачено не было. Но закон, есть закон, деньги уже были возвращены, и теперь надлежало узнать, какие из них есть настоящие полковые. Оказалось, все те деньги, что выдавались, были с учтенными номерами, так что пропажа нашлась. Дядя был оправдан, деньги розданы по своим, соседям и знакомым, и даже процент с них уплачен, кому полагалось.
    Однако история на этом не закончена. Виновных нашли, всех, кого тогда отпустили, отдали под суд. Господин в очках, тот, что принес посылку, то же был замешан и осужден. Но как, скажите на милость, каким образом, и кто, заставил их вернуть сворованное?
Об этом в продолжение рассказа.


               Сумерки. В доме горит свет. Это работает хозяин, он пишет что-то, задумывается и снова пишет, но это не письмо. «Каков почерк был? – бормочет про себя. «Интенданту….- бросает быстрый взгляд на огонь, как будто ищет подтверждения своим мыслям в огне пламени, но нет, пламя лишь ослепляет его на время и продолжает гореть, чадя от неочищенного воска. Мерный стук часов нарушает тишину, дело за полночь уже. В доме он один, прислуга, который день, как отпущена – нечем платить.
    - Истуканом сидеть буду, разберусь во всем. Если не виновен, то кто виноват, сам отдаст, не то позора не избежать, а о семье и подумать страшно.
Думал молодой человек, склоняясь над черновой бумагой, на ней красовались вензеля с разными росчерками. За этими упражнениями застало его утро. Через день был добыт, кропотливым трудом, тот единственно похожий вензель, что покоился на том злополучном листе, от которого произошли все описанные неприятные события. В документе почерком аристократа, были перечислены нужды, на кои и отбирается указанная сумма за подписью генерала.
   - И подпись могла быть поддельной, - первое, что пришло мне тогда в голову.
Нет, я в этом просто не сомневался, значит, эту руку я знаю. Подпись генерала N не могла состоять из стольких лишних росчерков. Я готов подумать, что бумагу делали, чтобы смотреть издали и было похоже.
   - Я, дурак, отдал ее, кабы знать, что все так закончится….- все это было в мыслях нашего героя, хоть в этот момент героем он себя не чувствовал.
   - Генерал был не в курсе этого замысла, а может, и он был причастен, тогда не выиграть дела, да и документов этих в описи суда не значиться. А ведь был промах….- утверждающе сказал себе молодой человек.
   -Да, пожалуй, главное подпись, Придется найти документ с настоящей подписью и сравнить со мною виденной. И слепому будет ясно, кому принадлежит рука, писавшая документ.
     Он аккуратно переписал подходящий пример на другой лист и отправился с визитом к сему генералу. Без разговора с ним дело не склеилось бы. И следовало выяснить, куда делись все поддельные бумаги. От разговора с генералом отделял час, и надо было приготовить все, как следовало изъясниться. Хотя запрос подан, встреча назначена, ждать недолго.
    В расположение части доехал быстро, был окружен сослуживцами, все искренно хотели мне помочь. Генерал уже ждал.
Я надеялся на его расположение, но я не рассчитал. Все время моего разговора он сидел молча, хмуро поглядывая на меня. Я в его глазах выгораживал близкого родственника и как ему, верно, тогда казалось, принимал все меры, даже недозволительные, чтобы помочь своему дяде. Закончилось тем, что генерал поднялся со стула и размашисто расписался на чистом листе бумаги, за тем подал его мне. Разговор на том закончился. Я чувствовал себя задавленным, было плохо до дурноты.
  Я не мог сдерживать себя и, вскочив на коня, уехал прочь. Меня жалели, но ничем помочь не могли. Я радовался лишь тому обстоятельству, что подпись не совпадала, и версию с генералом отмел с чистой совестью. Но требовалось время, отпуск подходил к концу, пришлось отправиться к доктору и жаловаться на боли, которых, к счастью, уже не было. Доктор прекрасно все понимал, но лечение выписал, и отпуск по болезни продолжился.
       Дальше я вынужден говорить – к счастью. Если бы не следующий эпизод, то и рассказ не мог бы состояться.
       Случилось ранение мое на ту пору и решилось все порядком, лишь благодаря времени, которым я располагал в достатке. Однако продолжу. Ученья проходили по близости, на расстоянии выстрела я увидел  мчащуюся на меня лошадь под седлом. Всадника не было, лошадь неслась на меня, будто ее пришпоривали. Я остановился, давая ей дорогу, думал, проскачет мимо, но она неслась прямо на меня, и я отскочил в последний момент, избегая столкновения. Много лет до этого случая, я оказался в такой же ситуации, но там меня спасла женщина. В руке у нее была кринка с молоком, молоко плеснулось мне в лицо, а кринка ударила в грудь, так что я потом долго приходил в чувство, но благодаря такому удару был жив. Лошадь понесла и спасенье мое было сомнительно, я не видел опасность и стоял вполуоборот, готовясь отойти от женщины, которая поклонилась мне. Мгновенье, и я лежал бы  раздробленный копытами той лошади, но второй раз судьба спасла меня от расправы.  В чем кроется причина столь странного поведения животного, мною любимого, и до сих пор продолжаю любить и ценить за ум и доброту, но тогда было загадкой для меня, отчего перст судьбы пожелал расправиться со мной столь неприглядным образом. Но вернусь к описываемым событиям. Увернувшись от скачущего коня, конь подо мной при этом проделал пируэт, лишь чуть задев скачущую галопом лошадь, и остановился, ровно выполняя мою волю. До сих пор радуюсь уму моего коня, так ловок и храбр. Спасал мне жизнь, сказал бы, тысячу раз! И этот раз был его заслугой, чуть замешкайся, и мы вместе могли погибнуть.
       - Так вот, - подумал я в тот момент, - не можно, что бы, столь счастливо избежав смерти, столкнуться с трудностями столь тяжкими и не преодолеть!
   Так я стал доискиваться до правды, и вскоре обнаружил нить, которую держал в руках, но не ведал, какую пользу мне это даст.
      В ту пору я еще служил, и до растраты оставалось с пол года, на том же месте была проведена проверка, документы хранились в здании штаба, к делу они не привлекались, так как нужды в том не обнаружили. А интерес возник из-за несоответствия возможности растраты на нужды, не соответствующие начисленным выплатам. Деньги не могли использоваться иначе, и генерал первый отвечал за свои распоряжения. Точку поставил один документ, в нем говорилось о необоснованности использования материальных средств. Дальше шло перечисление допущенных не правых действий средних чинов, однако бросилось в глаза сходство почерков на том документе и на этом. Черновой пример подписи, составленный мной, отличался, но черты сходились, размах был тот же. Улучив момент, я разрезал нужную страницу из дела и скрыл в своем кармане. Имя я знал, это был некий господин, чье имя называть не рекомендуют. Ну, да ладно, черт с ним, и таких плодит земля-матушка. С этим образцом почерка я обратился к другу, он хорошо разбирался в юриспруденции, и военные дела разбирал со знанием.
       Десяти дней не хватило мне, чтобы закончить начатое дело, но отпуск неумолимо закончился, и мне следовало ехать в полк. Я поручил своему другу навести справки и собрать некоторые документы о причастных лицах. Главный виновник был уже у меня на столе в подшитой папке. И так, все уже складывалось не так уж плохо, однако, полковая жизнь изматывает не меньше, меня уволили бы в запас по ранению, но время, как уже  сказано, было военное, оставили, и я продолжал служить.
      Крупный скандал разразился из-за оставленной мной записке, в ней я написал следующие слова, но по-французски: « Подобает ли мне, милостивый государь, умыться собственным дерьмом покуда Вы, сиятельное лицо, будете улыбаться мне в след и приговаривать: « Не такое еще сделаю с тобой щенок». А поскольку я дворянин, то вызываю Вас на дуэль. В ... время. Прошу не опаздывать». И подпись моя. Кому эта записка обращалась знал, остальные строили догадки. Сиятельных князей в полку было двое, и каждый из них мог оказаться тем самым «лицом».
    Во дворе был построен караул и кто окажется в означенном месте, там, кстати, проходили все дуэли между офицерами, того, как гласил приказ, отданный в полк, могут стрелять без предупреждения. Тема дуэли была известна всем, гадали – кто.
    На этот раз дуэли не было, а мне приказано было не отлучаться из полка. Арест наложить не успели: мне было поручено дело, и успешное завершение отсрочило наказание, но ненадолго.
    Нет никаких сомнений в том, что быстрого завершения этой истории не будет, как и не будет того, что мне удастся завоевать доверие моего начальства, которое недомолвками пыталось внушить мне опасность затеянного мной предприятия. Однако все не плохо складывалось и на сей раз. Дело не было таким уж простым, как казалось в начале. Запутанность была в некоторых делах: учет велся неверно и продукты, которые значились в отчетах, не были поставлены. Многие отчеты были фиктивными, но это было лишь то, что мне удалось раздобыть в результате поиска правды по моему делу. Оно было намного запутаннее других, в коих я уже разобрался, но не хватало мотива сей жестокости в отношении моего семейства, ведь дядя был по отцовской линии, и главным наследником его был я. Хоть в последствии дело двинулось в ничью сторону, в связи с моей гибелью, но это произошло спустя месяца три со дня описываемых событий. Мотив крылся, как мне казалось тогда, в легкости задуманного предприятия и меры очевидны, но вступился я и это, если не спутало планы, то изрядно потрепаны были нервы, и всем досталось, включая меня.
    Нет слов, описать мое негодование и ненависть в отношении сего злоумышленника, который являлся мне приятелем, с которым вместе играли в карты и были посредниками в спорах, заканчивающихся дуэлями. Но в сторону слезы, он действительно меня ненавидел и это доказала одна ситуация: деньги, которые дал я ему взаймы, пропали бесследно и обвинен тогда был я, что именно на эту сумму у меня были обнаружены его часы, которые, якобы, у него исчезли. Делу не дали хода по причине доказанной моей невиновности, но хитрый замысел не был забыт, и теперь уже дядя мой должен был стать его должником. Улика оставалась без прикрытия – черновик дядиной подписи, аккуратно переписанный в тетрадь. Если кому известен подчерк, тот фальшивую разгадать может, но это была подделка через чур схожа с настоящим дядиным росчерком, и поэтому доказательств фальшивой подписи у меня не было, кроме тетради, в которую тот негодяй вносил свои сверхсекретные сведения. На одной странице прямо указывались мои инициалы, и предмет моего восхищения. Тетрадь была выкрана мной при участии скоро погибшего моего друга. Он всегда навещал меня, знал мои секреты и сейчас не отказал мне в помощи. Друга моего звали Сергей, и это его настоящее имя. Хорошим товарищем был. Выкрана тетрадь была с целью обнаружения всех тонкостей коварного плана, которыми пестрила тетрадь от обложки до середины, где и заканчивалась последняя запись. Так было трудно разобраться во всех хитросплетениях этого замысла, что мне порой казалось – я не на верном пути, и мне предстоит забыть мои мученья и двигаться вперед, изнемогая от невыносимого груза подлости и предательств.
    Командирам свойственен шаг, от которого всем становится легче – послать на передовую, где тебя могут убить и тем самым решить твой вопрос наилучшим образом. И именно так со мной и поступили. Я не мог обольщаться на свой счет: это был приговор, который звучал как приказ, был отдан в распоряжение к такому-то, и назначен командиром эскадрона. В атаку! Вперед! Это верная смерть, и ходить в такую атаку можно только раз в жизни, а часто случалось - никто не выживал: сколько ушло, стольких и нет в живых. Я забыл сказать – убили меня не в этой битве, но все было на руку моим обидчикам. Я погиб в походе, название не буду говорить, это может поставить читающего в тупик: как могло это быть, неужели же такое возможно? Стали бы искать факты, что-то бы нашлось, однако не все, что сказало бы в мою пользу.
    Вернусь назад в прошлое, где я еще молод и жив. Поступок мой был воспринят моими сослуживцами, как трусость, но именно в это время я добился успеха в деле моем. Я попросил отстранить меня от задания, и мне поверили, в мою плохую руку, которая и впрямь плохо двигалась. На этот раз мне повезло с днями отсрочки наказания за мою провинность с дуэлью, хоть об этом и не забыли, но спешить не стали, а это и нужно было мне.
    - Двенадцати часов не хватило мне, что бы стать героем, - так мог бы сказать человек, по чьей вине я был спровоцирован на все те действия, описанные мной в этой книге. Ему тоже следовало расстаться с жизнью на поле брани, но я опередил его и послал донесение в штаб, где было рассмотрено в мою пользу. Я указал все причины, приведшие к моему унижению и пример того, как тяжело оправдаться после предъявленного обвинения. Все документы, что у меня были, я прикрепил к делу и отправил с нарочным. Рассмотрение не заняло много времени и до моего отъезда все завершилось. Деньги вернулись, преступник был отозван из армии и подлежал суду, но подстрелился и умер у меня на руках, чтобы подумали на меня, но никто не поверил – у меня был свидетель и все подтвердил. На этом все.


 < Есть еще один рассказ этого автора, описывающий его гибель. Возможно он проникнется доверием к моим скромным способностям медиума и продиктует еще что-нибудь из своих воспоминаний.>