Первый день творения Глава 4

                ГЛАВА 4

 Несколько дней пролетели как один миг. Пользуясь хорошей погодой, Кор и Эмбер гуляли по лесу, купались в озере. Почти до самой ночи они засиживались у костра, где жарили на прутиках колбасу. И говорили, говорили, говорили... Бывший пограничник хранил в памяти множество историй, а когда однажды, поддавшись уговорам, спел одну из песен своей родины, оказалось, что у него хороший глубокий голос. В деревню они так больше и не ходили. Старая Герда резонно заметила, что не следует Кору лишний раз показываться на людях, коли он хочет тихо - мирно исчезнуть, и он не стал спорить. Ведьма сама покупала припасы, собирая беглеца в дорогу с заботливостью старой няньки, которая не замечает, что у неразумного дитятки уже нет - нет, да и серебрится в голове прядь, и так же старается повязать шарфиком, чтобы не простудился на коварном ветру. До шарфика, конечно, не доходило, но вяленое мясо, сухари, и прочую провизию она выбирала так придирчиво, как могла.
Однажды вечером они сидели на его плаще у небольшого костра. Закат окрасил небо всеми оттенками розового, на расстоянии ладони от темного края земли раскаленным слитком металла плавилось заходящее солнце, от него шло радостное сияние, словно от пера жар-птицы.
Красное распаренное солнце опускалось за деревья, сумерки выползали из глубины кустов, из-под узорчатых листьев папоротников. Птичий щебет, гомон и попискивание замолкали, голоса становились сонными. Словно вторя им, сам собой иссяк и негромкий разговор.
- Больше всего люблю вечер и закат, - поделилась Эмбер. Опершись на локоть, девушка провожала взглядом уползающее за горизонт солнце. – Когда я была маленькой, мне все время казалось, что где-то там, на облаках, и живут Добрые Боги. Каждый вечер они прекращают болтать о чем-то своем, божеском, и смотрят сверху на мир, радуются вместе с нами и печалятся, когда нам плохо.
- Может, ты была и права, - пожал плечами Кор. – Как знать, вдруг боги действительно выходят по вечерам на облака?
Он потер страшный рубец на лице, с довольным видом потянулся всем телом, до хруста в позвоночнике.
Внезапно Эмбер поняла, что не отрывает взгляда от его глаз, и что он уже очень близко...
Дыхание его обжигало ей лоб, нос, коснулось губ. Она как завороженная смотрела... как вдруг ее губы обожгло.
 Кор сам не знал, зачем это сделал. Но теперь держал ее в руках, вдыхал ее запах, пожирал ее губы, и чувствовал, что уже погиб, что сделал роковую ошибку. Она застыла, но он чувствовал, что девушка не отбивается, не кричит. Только мгновение он держал ее, затем пальцы бывшего пограничника сами собой расслабились, уже трогали нежно, словно заглаживая боль.
- Ты… - прошептала Эмбер. – Ты уверен, что мы…
 Он на миг оторвался от ее губ, дико взглянул в раскрасневшееся лицо. В ней тоже просыпалось желание, он чувствовал. Желание к нему, дикому и грубому кровавому псу. И если ее не отпускать, если целовать так же нежно, то...
- Уверен! – так же жарко прошептал Кор.
- Мы слишком спешим… - слабо пролепетала девушка.
- Мы опаздываем!
Эмбер  пыталась противиться, но как-то вяло, словно нехотя. Когда он снова потянулся к ней, она отвернулась, едва не выворачивая шею, застыла так, ждала вечность, а когда повернулась, его губы все еще приближались.
Кор накрыл своими губами ее рот, маленький и сочный, как прогретые на солнце созревшие ягоды. Ее губы сразу распухли и вздулись как спелые вишни, он ощутил такое желание, что чуть не застонал от жажды получить это теплое нежное тело, насытиться, пожрать ее всю как хищный орел пожирает ягненка. Она дернулась беспомощно, но тело ее перестало противиться.
Он оторвался от ее губ, вздутых и потемневших, взглянул в глаза. И снова ощутил острый укол в сердце. Поспешно отвел взгляд, но уже опоздал и сам это ощутил. Пальцы теперь держали ее нежно, правой ладонью поддерживал за затылок, будто ее голова могла сломиться, запрокидываясь назад, а пальцы левой бережно касались ее щеки, мочки уха, ласкали ее волосы…
Кор чувствовал, какая нежная и беззащитная она вся, а его губы грубые и пересохшие, могут оцарапать, его руки толстые, привыкли больше держать скользкую от крови рукоять клинка, а его голос умеет только нагонять страх на новобранцев, отдавать приказы. Да и весь он слишком груб, неопрятен, плохо пахнет.
- Нет, не надо… - пряча лицо, прошептала девушка, но бывший пограничник чувствовал, как ее пальцы цепляются за его одежду, словно страшится, что он может куда-то исчезнуть      
Ее губы стали еще слаще и нежнее, Кор чувствовал ее упругую грудь, все ее теплое податливое тело. Она плавилась в его горячих ладонях словно воск, что с готовностью принимает ту форму, которую возжелают руки.
    Добрые Боги, сказал он себе смятенно. Как я жажду ее! Я схожу с ума. Никогда никакую женщину не жаждал так страстно держать в руках. Нет, даже быть рядом. Даже просто видеть ее!
Он взглянул в ее глаза, и снова начал целовать ее губы, щеки, глаза, брови - бережно, нежно, трепетно, сам удивляясь себе. Эмбер закрыла глаза.
Кор не мог остановить свой рот, что перестал пожирать ее губы, а уже скользнул по нежному подбородку, целовал нежную шею, горло, бережно коснулся ключиц, таких невозможно хрупких, будто крылышки невиданной доселе сказочной бабочки.
У Кора перехватило дыхание, а себя ощутил тяжелым и грязным, будто ввалился в Королевский дворец как пьяный ландскнехт, не вытирая ноги.
  Она старается не задеть его рану, понял он внезапно. Прильнула к нему, целует осторожно, чтобы не сделать больно. Она все время помнит, она заботится! Будто отрывая от земли гору, он задержал дыхание, заставил себя поднять голову. Лицо Эмбер было обращено к нему, глаза закрыты. Она тянулась распухшими губами, она хотела и ждала его губ, его рук, его жара.
 Его сильные руки сорвали ее пояс. Девушка не противилась, даже подалась навстречу, хотя прижаться сильнее было уже невозможно. И лишь когда нетерпеливые пальцы разбойника рванули ее платье, она прошептала:
- Так нельзя...
- Нельзя, - согласился он хриплым голосом, - но если очень хочется, то можно.
От земли шли пряные запахи. Воздух был теплый, от ароматов душистых трав и цветов кружилась голова…
 Неслышно подкравшаяся ночь заботливо укутала их своим плащом от нескромных глаз.

На стыке звездного неба и темной земли блеснула полоска блеклого света. Очень медленно порозовело, затем небо снизу словно подожгли: алый свет превратился в пурпурный, победно двинулся вверх по небосводу.
Звезды блекли, а крупные угли подернулись серым пеплом, настолько легким и невесомым, что колыхался даже от взмахов ее ресниц. В глубине углей тут же загорались пурпурные огни, там бегали искорки, огненные человечки спешили свершить свои маленькие подвиги, затем пурпур переходил в багрянец, тот тускнел до темно - багрового и скрывался под плащом из драгоценного невесомого пепла. Утренние птицы начали орать истошно, какие идиоты называют это пеньем или милым щебетом, от такого ора шерсть дыбом, всем бы головы посворачивала, дуры проклятые. Небо уже посветлело полностью, на востоке разгоралась алая заря, уже охватила полнеба. Воздух был свежий, чистый, как вода в колодце. В синей-синей дали над головой поднималось вымытое, ясное солнце. Весело и счастливо верещали птицы, ласточки носились высоко, а еще выше, настолько, что стал невидимым, рассыпал трели жаворонок.
- Доброе утро, красавица!
Она счастливо улыбнулась. Крепкий палец ласково рисовал на ее шее загадочные узоры.
-Как спалось?
-Замурчательно! - она, будто кошка, потерлась щекой о его ладонь. - Что, уже пора вставать?
-Именно! - Он легко вскочил, откинув полу плаща, и небрежно принялся одеваться. Эмбер не отводила глаз и пыталась найти сравнение. Он был словно... словно...
Темные волосы подстрижены коротко, чтобы не мешали. Не по-сельски мускулистый, плечи округлые, как обкатанные водой речные валуны, грудь широка. Добрые Боги создавали его в хороший день, потому дали рост, силу, мужественное лицо и прямой взгляд синих, как небо, глаз, а тяжелый подбородок по-мужски выпирает вперед. Мощные челюсти выдают себя рифлеными желваками. Но боги куда-то торопились, не стали подравнивать, потому черты лица остались суровыми и грубыми. Заживающий шрам тянулся наискосок от правого виска вниз, чудом обойдя нос и губы, придавая его лицу жестокое выражение.
     Двигался с грацией лесного зверя, легко и быстро, что вообще-то странно для такого большого человека. У себя в селе Эмбер привыкла, что самые здоровые мужчины обычно еще и самые неторопливые, степенные. У этого же в любом движении видна хищность и готовность бить и принимать удары, уворачиваться и нападать самому. 
Мускулы сидят красиво, эффектно выпячивая могучую грудь, плечи масляно блестят под ярким солнцем, каждая жилка готова вздуться как канат, пойти толстыми узлами. Когда Кор повернулся, мышцы на спине заиграли под кожей. Отсюда видны два широких косых шрама, белесые и глубокие, они идут через хребет, едва не повредив жилы... Загар явно многолетний, почти коричневый, кожа темная, как от жгучего солнца, так и от ветров. Эмбер отметила, что мелкие морщинки вокруг глаз не портили его, а скорее придавали вид суровой и веселой мужественности.
Кор поймал ее взгляд, вдруг улыбнулся озорно и весело. Выпрямился, плечи пошли в стороны, чуть отодвинулись, а грудь вызывающе подалась вперед. Массивные грудные мышцы были тяжелые как плиты из гранита и широкие как боевые щиты. Мышцы перекатывались, она видела натяжение тугих жил, похожих на канаты. Память услужливо подбросила воспоминание о тяжести широких костей и крепкого тела. Эмбер откинула плащ и протянула к нему руки...

Старая Герда перебирала пучки трав, развешанные на стенах. Черный кот, прищурив хитрые зеленые глаза, лениво наблюдал с балки. Внезапно кто-то забарабанил в дверь. Оторвавшись от своего занятия, ведунья крикнула:
- Входите с миром!
Щеколду высадили. Дверь распахнулась так стремительно, что старые, давно не смазанные петли не успели даже скрипнуть. По деревянному полу застучали сапоги, звякнули шпоры. Под окнами загалдели голоса. Герда услышала бряцанье оружия, скрип седел. В комнату разом ввалились люди.
 На два шага вперед выдвинулся коренастый мужик. Настолько широкий в плечах, что она не сразу сообразила, что тот почти подпирает головой потолок. Одет в кольчугу из крупных плоских колец, сверху стальной нагрудник, на плечи наброшен длинный плащ. Шлем скрывает верхнюю часть лица. Нижняя челюсть тяжела, как у коня, массивная, надменно выдвинута вперед, из-под шлема тянутся жуткие шрамы. Черная лохматая борода открывает только рот, с изувеченными давним ударом губами.
Сразу видно, что крепок, силен, намеренно дик. За ним недвижимо застыли коренастые и бородатые люди. Тоже в кольчугах поверх толстых поддоспешников, все с мечами, у некоторых в руках короткие толстые копья с широкими листовидными жалами.
- Здравствуй, ведьма! - прорычал низким голосом тот, что вошел первым. Герде показалось, будто в лесной чаще проревел огромный зубр. - Я Готфрид Верденский, капитан маркиза Гамильтона.
- Мир тебе, гость, - ответствовала ведунья, склоняясь перед ним, и не отводя глаз. - Садись, угощайся, чем Добрые Боги послали. Голодны ли пришедшие с тобой люди?
И без того изуродованное лицо приезжего исказилось еще больше. Он одним шагом подошел вплотную, схватил ее за горло:
- Чем ты тут занимаешься, отродье Тьмы?
-Я ничего не делала... - Ведунья захрипела. - Да отпусти же меня!
Готфрид немного разжал пальцы.
- Говори, - потребовал он. - Ты занималась колдовством во славу Тьмы. Где кристалл?
-  Я не знаю. Я не занималась... во славу Тьмы... выпусти меня, наконец!
- Не раньше, чем получу ответ, ведьма! – жестко отрезал капитан. - Мне нужен кристалл, и я знаю, что он здесь.
- Я не знаю, о чем ты...
Готфрид отшвырнул от себя ведунью и тяжело опустился на лавку. Медленно расстегнул фибулу плаща, налил себе полный ковшик настоя и выпил, видимо, совсем не чувствуя вкуса. Неожиданно сказал в упор:
- К тому же, ведьма, мне известно о твоих связях с лесными разбойниками.
Герда взглянула на него острыми, проницательными глазами и потерла горло.
- Докажите.
Голос слушался неохотно, получилось какое - то сиплое карканье.
- Ты прячешь их у себя. Ты их лечишь. Даешь им лекарства и пищу.
- Докажите - пожала плечами ведунья.
Все молчали. Потом капитан поднял голову и спросил, ни на кого не глядя:
- Чьи кони стоят у порога?
Ведунья не отвечала, глядя в потолок. Капитан неторопливо вышел на улицу, до ведуньи донесся его голос:
- Окружить дом! Никого не выпускать! Обыскать все!
Несколько воинов ворвались в избушку и принялись шарить по всем углам, выбрасывая на середину комнаты все, что находили на полках и шкафах. Жалобно треснув, разбился глиняный горшок. На полу стало скользко от разлитых мазей и эликсиров. Один из воинов поскользнулся, грязно выругался и, падая, налетел на стену. От удара дрогнули стены. Кот, отсиживавшийся на балке, с истошным мявом рухнул сверху, когтями вцепившись упавшему в лицо. Тот с криком выхватил кинжал, несколько раз погрузил блестящее лезвие в пушистый мех.
Ведунья рванулась в руках другого стражника. Тот равнодушно ударил ее в грудь кулаком в тяжелой рукавице. Герда закашлялась и задохнулась.
Тем временем избушка уже начала гореть - в спешке воины перевернули свечу, зажатую в подставке на стене. Воск трещал, сухое дерево готовилось вот-вот вспыхнуть. Тяжелый удушливый дым поднялся почти до потолка.
- Тут ничего нет!
- Наружу! Быстрее, а то угорим!
Воины бросились к двери, наталкиваясь друг на друга. Зазвучала грубая ругань. Истошно закричали привязанные к деревьям кони.
Избушку уже лизало пламя. Готфрид бросился в комнату и споткнулся о тело, брошенное у порога. Кто-то из стражников, видимо опасаясь колдовства, ударил старуху рукоятью меча по голове. Капитан вздрогнул и сделал знак, отгоняющий злые силы. Если старуха и впрямь была ведьмой, то не следовало убивать ее как обычного человека. Мертвая ведьма еще опасней живой.

Солнце вскарабкалось в зенит. В бездонной голубой выси едва заметным темным крестиком застыл орел. Ленивый жаркий ветерок шевелил траву, ласково играл с волосами Эмбер, кидал ей в лицо спутанные пряди. Узкая лесная тропка послушно ложилась под башмачки, не мешая вести давно начавшийся разговор.
- А что дальше?- она, будто невзначай, уцепилась за его локоть.
Кор кинул на девушку быстрый взгляд из - под глубоко натянутой шляпы, но руку отнимать не стал.
- А дальше я отведу тебя обратно в деревню, а сам поеду дальше.
- Куда?
- А не все ли равно?
- Ну серьезно!
- Да куда угодно! Главное, чтобы подальше отсюда. Местными манорами мир не ограничивается, хвала Добрым Богам. Может, наймусь в чью-нибудь гвардию, может…
Он внезапно замер посреди тропы и, подобно хищному зверю, потянул носом воздух.
- Что случилось?
Кор сам не знал, что заставило его остановиться. Так же шелестели кроны деревьев, по-прежнему светило солнце. Но выработанное годами службы шестое чувство, въевшаяся в плоть и кровь привычка быть всегда настороже, гулким колоколом билась в своды черепа. Опасность! Ноздри затрепетали, ловя слабые дуновения ветерка, и теперь бывший пограничник понял, что его насторожило - ветер нес с собой запах гари. С поляны.
- Герда!

Избушка уже догорала. Ветер носил по поляне хлопья пушистого пепла. Испуганные кони, не в силах оборвать привязь, жались к деревьям. Эмбер вначале не поняла, что увидел Кор, и только когда он с натугой приподнял обугленную, наполовину сгоревшую балку, заметила под ней засыпанную пеплом старушку.
- Помоги!
Вдвоем они выволокли старую ведунью из пожарища и отнесли к краю поляны, где еще оставались хоть как-то чистые места, проплешинами выделяющиеся на фоне серой земли. Кор сорвал с пояса фляжку и влил в рот старухи несколько капель. Эбер осторожно отерла ей лицо мокрой тряпкой и вздрогнула. Лицо старой Герды больше напоминало кровавую маску. Седые волосы обгорели, кровь смешалась с сажей, а когда Эмбер стерла ее, то на месте глаз обнаружились ужасные раны. То ли падающая балка, то ли что-то еще навсегда отняло зрение у приютившей их старухи. Бледные губы чуть заметно дрогнули. Это казалось невероятным, но в старой ведунье еще теплилась жизнь. Когда Кор, сквозь зубы бормоча ругательства, приподнял ее голову и, уже не стесняясь, влил добрый глоток из фляжки, старуха, натужно хватая ртом воздух, попыталась что-то сказать. Они оба  склонились, едва не стукнувшись головами, пытаясь разобрать едва слышный шепот:
- Под ветром не увидишь листьев… - слова давались ведунье с трудом. - Сломленный цветок вновь распрямится…твое место не в лесу, а в замке…
Эмбер вздрогнула, словно ужаленная. Умирающая сражалась с Бледной Вестницей за драгоценное время, чтобы потратить его на последнее, самое важное деяние в жизни. И перед несгибаемой волей, таившейся в дряхлом теле, отступила даже та, перед кем равны властители и свинопасы.
- Согрешившая прячет дитя…любовь, зачатая на шелках, спит у лесного костра… - на губах ведуньи выступила розовая пена. Эмбер судорожно стиснула руку умирающей.
- Камень вернет высший свет… ответ найди в подвалах… - тело ведуньи выгнулось дугой, изо рта хлынула кровь. Вдруг Герда крикнула глубоким, молодым голосом:
-Не ошибись, дитя мое!- и рухнула на перемазанную кровью и пеплом траву. У Эмбер все поплыло перед глазами. Девушка не сразу поняла, что это слезы ручьем стекают по щекам, капая на тело той, кто своей жизнью заплатила за право открыть завесу, укрывающую от нескромных взглядов скрытое за гранью. Рядом безмолвным изваянием застыл Кор, все так же державший голову погибшей на своих коленях. Смерть разгладила лицо старой ведуньи, кривящиеся в муке бледные губы расслабились, сложились в спокойную, чуть ироничную улыбку. Даже жуткая корка из грязи и запекшейся крови словно посветлела, открывая доселе невидимое. Теперь Эмбер видела, что эта женщина очень, безумно стара, много старше, чем она думала раньше. Но Последняя Судья открыла еще и то, что сама ведунья надежно прятала от чужих глаз. Лицо старой женщины исполнилось благородства, того, что невозможно воспитать, что с рождения дается отпрыскам древних родов.
Похороны были недолгими. Разворошив пепелище, Кор открыл скрытый подпол, где Герда, привыкшая к подобным гостям, хранила их вещи. Обнаружился там и тяжелый сверток, надежно укутанный в промасленную холстину. Отвернув краешек, Кор просветлел лицом и показал Эмбер тускло блеснувший ствол ручной пищали. Вдвоем они уложили в подпол тело старой ведуньи, и бывший пограничник надежно завалил маленькую могилу остатками избушки и большими камнями. Склонив головы, они постояли у последнего пристанища, читая молитвы Добрым Богам. Кор поймал лошадей, и вечерний лес, словно добрая нянька, принял их в свои зеленые ладони.

 Солнце клонилось к закату. Длинные тени перекрыли улицу, воздух был теплый, устоявшийся, а небо стало синим. Только на западе облака медленно окрашивались алым светом. Позади остался долгий перегон, когда над головой и по обе стороны тропинки мелькали деревья и кусты, сливались в сплошную зеленую стену. Копыта стучали глухо, земля после ночного дождика оставалась рыхлой, гасила звуки.
        Они неслись сквозь лес по широкой дороге между толстых дубов. Впереди в стене деревьев появилась щель, быстро расширялась. Там был простор, неяркий свет, ибо ночь уже понемногу наступала, лишь в лесу уже прочно гнездилась под широкими ветвями, опустившимися до самой земли, кусты окутывала, как темное облако, а там еще блистало победно, торжествующе, в щель виднелся краешек облака, пугающе алый в уже сером мире. Распухшее солнце налилось багровым и сползало к горизонту. Небосвод раскалился до темно-вишневого цвета, кое-где застыли прилипшие комья шлака. Грязно - коричневые, неопрятные, они нависали с мрачной угрозой, мир казался злым и неприветливым.
Костер воспылал от двух мощных ударов кремня по огниву... или огнивом по кресалу, какая разница, ибо огонь все равно вспыхнул крохотными злыми язычками, заметался по хворосту, затем быстро вырос, трепетал от жадности и жажды жизни, и через мгновение оранжевое как солнце пламя гудело победно и мощно. Искры со злым шипением взмывали в быстро темнеющее небо. Сизый дымок сразу рассеивался, воздух заполнился его приятным горьковатым запахом. Кор передал девушке бурдюк с медовухой, прямо на траву выложил ломти хлеба и сыра. В сумке с провизией нашелся огромный кус мяса и две жареных утки. Она торопливо пила, уже посматривала на коричневый холмик, в котором торчал нож. Пахло умопомрачительно, сладкий сок выступил из-под крылышек, а румяная корочка готовилась сладко захрустеть на зубах, открывая нежное сочное мясо. Кор, чей аппетит не зависел от происходящего, закончил складывать бутерброды, тут же поспешно отломил гусиную лапу. Корочка с хрустом треснула, запах пошел, казалось, по всему лесу. С запахом мяса смешивались пряные травы, острые даже на нюх. Когда остались только обглоданные косточки, он уже неспешно потягивал из бурдюка. Пил, причмокивая, наслаждался покоем, теплом, и вообще жизнью. Эмбер не притрагивалась ни к бурдюку, ни к мясу. Вяло погрызла бутерброд, зачем-то подобрала маленькую веточку, сгибала и разгибала, пока не сломала. Тут же взялась за другую.
- Скажи…
- Да?- Кор поднял голову от свертка с пищалью. Там же оказались рога с огненным зельем и толстобокий мешочек, под завязку набитый тяжелыми круглыми пулями.
- Ты понял, о чем говорила Герда?
- А, вот ты о чем! - он помолчал, задумчиво глянул в черное небо. –И что же ты хочешь от меня услышать? Посмотри на ситуацию трезво, Эмбер. Все, что у тебя есть - невнятное последнее пророчество никому не известной ведуньи, которую многие вообще считают ведьмой. Ты ничем не можешь подтвердить свою принадлежность к… К кому? К благородному сословию? На чей род ты можешь претендовать? Ты считаешь, что можно просто постучаться в ближайший замок и сказать: «Здравствуйте, у вас наследница, случаем, не пропадала?». Да если тебя просто стукнут по носу дверью, можешь благодарить Добрых Богов за такую удачу! Половина здешних дворян прикажут запороть тебя на конюшне, а потом отдать собакам. И никто их не осудит, понимаешь?
- Герда что-то говорила о подвалах, которые дадут ответ… - робко напомнила девушка. Кор наградил ее ироничным взглядом.
- Ты что не понимаешь? - голос Эмбер задрожал. -Это же моя мечта! Это то, чего я ждала всю свою жизнь! Я ради этого пресмыкалась в доме, где меня даже человеком не считали! И вот, наконец, она начала сбываться. Пусть не так, как я ожидала, пусть через пень-колоду, но это мой шанс! - последние слова она уже кричала ему в лицо. – Это мой единственный шанс! И я его не упущу! - ветка в ее руках жалобно треснула.
- И как ты планируешь добиться своего, не имея никакого подтверждения своих слов?
- Но я же знаю, что я права!
- И что это меняет? – саркастически фыркнул Кор.
- В конце концов, – медленно проговорила Эмбер, – кроме права Закона, существует и еще один выход.
- Это какой же?
- Право Силы!
Бывший пограничник расхохотался. Смеялся он долго, заразительно и громко. В другое время Эмбер поневоле подержала бы его, но сейчас она совсем не была настроена веселиться.
- Это вообще ни в какие ворота не лезет! – заявил Кор, вытирая подступившие слезы. –Ты хочешь выбрать себе замок получше, и в одиночку захватить его?
- Не выбрать. – Девушка покачала головой. – Найти.
- Поясни подробнее, - Кор вольготно раскинулся на плаще и захватил в единоличное пользование бурдюк. – Это обещает быть интересным!
- Мне кажется, что Герда говорила о каком-то из местных владений. Нет смысла везти незаконнорожденного ребенка за тридевять земель, если надо просто скрыть, гм… нежелательные последствия. Тогда намного проще его просто удавить. Или, к примеру, утопить.
Кор слушал с вежливым интересом на лице, но показалось, что внутри шевельнулся мерзкий червячок. Сидящая перед ним девушка не так давно была вырвана из привычного уютного мирка, прошла через насилие, чудом избежала второго, потеряла свою мечту, а взамен окунулась в грязь и смерть… и сейчас спокойным звонким голоском излагает ему идею авантюры, до которой сам бывший разбойник вряд ли бы додумался. Образ, нарисованный первым впечатлением, видимо, сильно отличался от реальности. Или это жестокая реальность перекраивала чистую доселе душу? Внезапно Кор понял, что отвлекся от разговора, и, отмахнувшись от странных мыслей, изобразил прежнее вежливое внимание. В голове напоследок мелькнуло, что его прекрасная спутница стремительными темпами превращается в подельницу.
- Понимаешь, - серьезно объясняла тем временем Эмбер. – Мне не нужно какое-нибудь дворянство. Мне нужен МОЙ род, и МОЙ замок. И я хочу его найти. В округе не так уж много родовых владений…
- В одном ты уже побывала! – грубо перебил ее Кор. –Понравилось?
Он сам не знал, чего хотел добиться своей жестокостью. Осадить зарвавшуюся девчонку, возмечтавшую о свалившемся на голову богатстве? Спровоцировать истерику и слезы? Или сфинтить, как привык действовать в схватках с опасным противником, заставить открыться, разгадать?
Эмбер помолчала минуту, ответила спокойным голосом:
- Не понравилось. С тобой мне нравится намного больше. Но я имела в виду совсем другое. В любой из окрестных замков легко проникнуть и без этого. Главное, побывать в подвалах, а решать придется потом, когда станет ясно, о чем говорила старая Герда…
Она говорила и говорила, а бывший пограничник надолго замолчал, пытаясь понять, от сердца ли идут ее слова? Или… да нет, вряд ли. Скорее, ответила на его грубость своей холодностью, старается показаться взрослой и циничной… Перед глазами встала разоренная карета и девчонка в кустах, в глазах которой плескался дикий, первобытный ужас. Нет, люди так быстро не меняются, это невозможно…
Он вряд ли мог толком объяснить, чем так зацепила его эта девчонка. Жизнь на границе наносит несмываемый отпечаток на людей, меняет приоритеты, расставленные искусственным обществом. Он любил слушать баллады о любви, которые исполняли бродячие барды. Это помогало отвлечься от крови, что лилась вокруг, на миг забыть обо всех заботах и слушать о высоких чувствах, о красивых людях, которых не посылают в дозоры. Но влюбиться самому? Он думал, что это невозможно. Не тот возраст. Не те условия. И вот теперь он с удивлением понимал, что в глубине души готов идти вслед за этой взбалмошной девчонкой разыскивать, и что греха таить, отбивать тот замок, на который она ему укажет. 
- Прекрасно! - сухо ответил Кор, отодвинувшись в сторону. –мИ в качестве кого я тебе нужен? Охранника? Или палача?
- Кор, подожди! Не сердись. – Эмбер обвила руками его шею. – Скорее, мне необходим телохранитель. - Девушка лукаво заглянула ему в глаза.
- Из меня плохой телохранитель, – огрызнулся Кор, пытаясь расцепить руки.
- А мне нравится… - ее губы горячо щекотали ухо. Тяжелая волна освобожденных волос рухнула, ограждая их непроницаемой завесой… Где-то на вершинах деревьев сонно вскрикнула неведомая птица, вторя торжествующему крику с земли…