Отель Неандерталь Часть 2 и снова продолжение

***

В своем номере Альберт оказался непонятно как, правда, и номер-то был не его, а Давида. Давида он не видел давно, очень давно, а тот оставался все таким же, как всегда, стоял в позе московского интеллигента, ведущего беседу с дворником и говорил:
- Я говорю, дайте две бутылки коньяка «Эдип», а она мне…

Не удалось дослушать, потянуло на диван. Интрига заключалась в том, удастся ли упасть на него или опять придется спать на полу. После вечера с Босановых Альберт почему-то стал сомневаться, уложат ли товарищи его тело на диван или нет, так бросят.
Бросят - решил Альберт, хотя всегда, когда товарищи сами были работоспособны, случалось иначе, как в лучших домах.
- Этот Босановых нас всех скушает и выплюнет, я знаю, - попытался он предупредить товарищей, но те как-то вяло прореагировали, смеялись. Поняв, что не в силах ничего изменить, Альберт погрузился в сон. Сон был очень странный.

Какие-то неандертальцы следили за ним в ночном городе. Они смотрели сквозь выразительный прищур и курили сигареты. Пришлось подняться по лестнице в книжный супермаркет, чтобы оторваться от преследования. Альберт боялся, эти люди были способны на все что угодно. Страшные люди.
Страх сменился удивлением, когда Альберт наткнулся на полку с надписью «История Лемурии и Атлантиды». «Этот сегмент мне совершенно не знаком. И в школьной программе не было», - сказал Альберт, попытавшись открыть первую же книгу.

- Что, в Шамбалу на ПМЖ, товарищ? – спросили сзади, нахально смеясь.
- В чем дело?
- Это ты на переправе, на Стиксе будешь говорить, в чем дело. Не узнал, что ль, дядя? На переправу собрался, а?

Перед ним стоял самый обычный людоед, каких тысячи на улицах. Взгляд довольно твердый, как кулак, сжатый в кармане плаща, однако и с пониманием – мочить будем по закону. «Главное, если будут мочить, чтобы сразу убили», - решил Альберт. Он не хотел умирать от пыток и издевательств.
 Жалко, было нечем в них стрельнуть.
 Альберт подумал, что ничего в этом странного нет – во сне оружия не достать.

***

- Амазонки! Амазонки охраняли Святилище Праматери. Это их главная отличительная черта, а не прижженная правая грудь, для того чтобы стрелять из лука…
- Точно!
- У нас как? Если женщина, так – юбки, колечки, алименты, слабости. А на самом деле женщины – амазонки. Но скрывают это до поры до времени.
- Правильно!
- Посмотрите, Кавказ – цитадель мужественности, как принято считать, а только здесь были амазонки, больше нигде ничего подобного. Почему? Ответ очевиден – потому что здесь находится Святилище Праматери. Первобытное человечество об этом помнило…
- Протестую! Кавказ – это не только цитадель, но и житница, и здравница, и кузница кадров для прилегающих территорий, вот так. Вплоть до Палермо.
- Альберт Александрович, вы проснулись!? Очень приятно. Присоединяйтесь к нашему разговору… Впрочем, вы уже присоединились.

Альберт оглядел комнату затуманенным взором – кто посмел назвать его по отчеству, опять чужие? Следователи?

В кресле сидел таинственный незнакомец из пещеры, улыбаясь так, как улыбаются детям, погруженные в важные дела взрослые.
- У нас гости, - склонился над Альбертом Давид. – Рюмочку?
- Будьте любезны. Сон дурацкий снился… Полная ахинея.
- Полная ахинея это ваше шоу. Посмотрите, как устал от него Альберт Александрович. А оно, меж тем, еще и не началось.

Спорить с ним Альберт смог только после предложенной Давидом рюмочки. Правда, предмет спора уловить не удавалось. Так что Альберт решил помолчать и послушать.
Ночной визит их спасителя, надо полагать, был вызван желанием услышать ответ наследников, будут они устраивать демонстрацию в прямом эфире или нет. Менее всего сейчас хотелось давать кому-либо какой-нибудь ответ. Давид, Лена и Леонид, все были здесь и ответ тоже давать не хотели. Сами стали задавать вопросы, поинтересовавшись, наконец, именем таинственного господина.
- Зовите меня Измаил.

 Чего-то подобного Альберт ожидал. Он сейчас находился в таком состоянии, что и собственное имя казалось ему чужим, далеким от реальности.
- Эрик, мистер Ливер, точно также представляется, - заметил Арлекин.
- Сегодня имя не имеет того значения, что имело раньше. Как и слово. Между прочим, именно вы можете способствовать возвращению вещам смысла. Свойственного им изначально. Возвращение к Праматери, так сказать.
- Вы правы. «Суть вещей» - эти слова сейчас так просто не произнесешь, - сказал Давид. – Сразу примут за сумасшедшего, человека, не имеющего банковской карточки. Я бы не рискнул… я бы что попроще – гламур, дискурс, развитие.
- Ну, раз уж у нас откровенный разговор… Скажите, вы уверены, что Бог – это мужчина? Наш Бог?
- Наш?
- Наш.
Давид, который в эту ночь взял на себя обязанности профессионального теолога, призадумался.
- Никогда не смотрел на проблему под таким углом зрения.
- Проблема… угол зрения. Давид Львович, не мне вам указывать – не надевайте ведро на голову. Расслабьтесь, выпейте коньяк, следуйте потоку сознания. Я мыслю, следовательно, я улыбаюсь…
- И выпиваю! – Альберт зашевелился на диване, подняв весьма полемический шум. Почему-то его никто не поддержал, на лицах у всех появилось теософское выражение. Альберт хотел было накатать Израилю протест, но, почувствовав вдруг, что ночная беседа наполняется волшебством, затих.

- Не поймите меня буквально. Я жестокий противник линейной логики, - продолжал товарищ Измаил. – Разве по мне не видно?

Тут Альберт, действительно, что-то увидел, у него, по известному выражению, «прояснилось в мозгах» - в облике таинственного незнакомца, вернее, теперь таинственного Измаила, на самом деле была какая-то тайна. Но что это за тайна Альберт, конечно, не знал. Тайна есть тайна. Возможно, для ее разгадки следовало вспомнить сначала, что такое нелинейная, а также линейная логика. Это был правильный путь, только Альберт знал, что не сможет этого сделать, его логический ум подсказывал, что не знает про логику ничего.

- Дело в том, что женщина, как таковая, лучше всяких доказательств доказывает существование Бога. Бога-мужчины, Богочеловека. Но Богу – богово, кесарю – кесарево, а жизнь на Земле – женская. Вы понимаете, что я хочу сказать? – говорил ночной гость.
- Не совсем.
 Альберт сам бы так ответил. «Не совсем» - это, наверное, из области нелинейной логики».

- В постижении этого смысла главная загадка жизни. Бытия, если хотите. Основной вопрос философии «Что было раньше, курица или яйцо?», сформулированный лучшими умами древности… Мы, конечно, можем давать ответы в духе «Изумрудной скрижали» - так-то оно так… коль ежели чего… Но желание настоящего ответа, настоящего познания от этого не уменьшится. Бог сотворяет человека по своему подобию, но по чьему подобию он сотворяет женщину? «Негоже быть человеку одному», хм… Симпатично.
Измаил так посмотрел на Лену, что Альберт вспомнил Босановых. Сам Альберт старался с ней не встречаться взглядами – чувствовал себя падшим. А милость по отношению к себе отвергал. Да и есть ли она, милость.
- Или мы должны допустить все как есть, я имею в виду, женщина как помощница, хозяйка, забава, допустить, что Библия верна или здесь какое-то недоразумение. Недоразумение прежде всего в том, что женщина в библейском случае не обладает божественной природой. И главное – откуда, все-таки, Господь ее взял? Плод фантазий? Фантазии у нас могут быть. А у Бога какие фантазии?.. Да, но это богословская сторона дела, а факты? А факты – это амазонки, диссидентки еще того, древнего мира, мира, в котором еще жил Бог! Факты – это открытие останков древнейшего человека в Африке, чье ДНК привело нас к Праматери, привело на Утриш. Факты – это тошнота. Тошнота из-за того, что мир создан по мужским лекалам, а не по женским!

Альберт при слове «тошнота» чуть снова не закричал «правильно» или, может быть «верно, тысячу раз верно». Но он сдержался, видимо, из-за осознания, что у него сейчас плохо с логикой – пьянство и все такое – а, в общем-то, рассуждения Измаила показались Альберту интересными, весьма интересными. Честно сказать, он не прочь был с диссидентками… познавать жизнь, что ли… Елена иногда могла быть такой правильной… Правда, не в постели.
- Что это? Что это? – Измаил тряс ворохом снимков, перебирал их, сминая, будто это были смертные приговоры ему, перемешанные с декретами о помиловании. Похоже, Измаил наткнулся на снимки совершенно случайно, как говорится, взгляд упал.
Давид рассказал ему историю фотографий. Измаил не отрывал глаз от древних рисунков, руки его дрожали, словно человечки с фотографий целились в него и вот-вот должны были убить. Когда Давид вспомнил об интересе к ним Эрика, то получил за это весьма тяжелый взгляд.
- Эх, если бы тогда… Что ж вы, фраера… Ну зачем вы их ему показали! – горевал Измаил.
«Надо же, как мамонт его поразил, - подумал Альберт. – Теперь ясно совершенно точно – в этих рисунках что-то не то».
- Да что такого в этих снимках, объясните!
- Объясню, но не сейчас. Скажите, это все?
- Все.
- Но должны быть еще рисунки? Значки?
- Да, но я не все снимал, совсем не все. Не знаю, как это снял, надо было батарею экономить…
- Конечно. Мы идем в пещеру.

***

Теперь можно было ощутить себя немного человеком. А не только пьяным представителем малого и среднего бизнеса. Альберт склонился к первобытным рисункам, чувствовал – внутри что-то теплеет, нет того белого пластика, с которого, с которого там обычно соскальзывали мысли и за которым тихо сидела душа. Понятно, почему Львович нет-нет, да играет на губной гармошке, все порывается купить себе сакс – геометрически правильный мир не совсем то, что нужно человеку. В пещере легче, чем в отеле, идешь по лучу фонаря, никто на тебя не смотрит безжалостными глазами истинного ученого. И как все же камни отличаются от евроремонта!
Здесь даже коньяк из маленькой блестящей фляжки пьется совсем иначе, и у него есть цель – согреть, напомнить о женщинах, комфорте, мягких перинах… О чем еще напоминает коньяк? Неважно… Главное, что пьется он с целью, как уже было сказано.

Интересные мысли просыпались при взгляде на мамонта, чью шкуру, выполненную волнистыми линиями охры Альберт сейчас сравнил бы с неким воздушным движением, ветром, ставшим вдруг видимым, да что там – с прядью женских волос…
 Альберт видел себя за мольбертом (как получилось, что никто никогда его так не дразнил – Альберт-мольберт?) на вершине горы или, скорее, зеленого холма, в центре скальной гряды, наподобие Анд или, может, Гиндукуша. Но не Кавказа, нет. Кавказ – это житница, кузница, выпуски новостей.
Не имеет значения, что это за горы, наверное, Тибет.
Альберт пытался рисовать пейзаж, но хорошо было видно, что в линиях, из которых на холсте произрастали скалы, есть уже и мамонт, увы, похожий немного на детскую игрушку (не стоит даже думать о том, что игрушка китайского производства, не может же быть российской детской игрушки или того же советского мамонтенка) и вот-вот появятся странные неандертальцы, то есть человечки со стены утришской пещеры, подающие непонятные значки художнику, который всматривается в них через 30 или 40 тысяч лет.

Думать о себе как о художнике Альберту раньше не приходилось. Это было интересно, бесспорно интересно. Вряд ли когда-нибудь дело дойдет до того, что он на самом деле купит мольберт, но…
А вот пуританская мысль о том, что будет, если каждый Альберт захочет, каждый предприниматель захочет рисовать, стоя на вершине холма, такая мысль показалась смешной. Ладно там яхты строить или книги писать, стихи… бизнес от этого не пострадает, а вот картины маслом – это Гоген, это конец, это обретенный рай. Этому, похоже, надо жизнь отдать. Еще и без остатка. Без выхлопа.

Он поделился своими мыслями с Давидом, косо поглядывал при этом на Елену. Про темноту пещерную забыл совершенно.
- Ну и чепуха приходит в голову. Самому хочется взять краски и рисовать, - так это прозвучало.
- Ты знаешь, и мне чего-то такого хочется. Хоть вы и будете смеяться…
- Да чего же мы будем смеяться… сами такие…
- Ну-ну… Давай лучше выпьем. По маленькой.
- Только в глубоком подземелье, в андеграунде мы можем сказать друг другу, что мы, на самом деле, художники, - из тьмы возник Леонид. – Давид, как ты считаешь, не пора ли мне написать здесь несколько лозунгов?
Решили, что рано. Надо было подождать развития событий, пусть пока Измаил изучает петроглифы, неизвестно, чем это закончится. Вполне возможно, петроглифы приведут их к Великой Матери. По крайне мере, Измаил в это верил. Я уже сегодня приведу вас в святилище Великой Матери! – так он сказал. А затем запнулся и поправил себв: - Праматери, точнее…

Измаил устроился у стены на рыбацком стульчике, в круге электрического света, обложился бумагами, картами, стал почти недосягаем. Его помощник, так и оставшийся безымянным, в исследованиях участия не принимал, он нашел, чем заняться – сел на рюкзак и задумался. Удивительно, до чего он был похож на чиновника. Альберт как предприниматель чиновника за версту чуял, ошибка была совершенно исключена. Впрочем, что здесь удивительного… Измаил рассказал, что организации вполне официальная, офис в Москве имеется, на улице Зоологической…

Давид потихоньку, чтобы не мешать настоящему ученому, шутил про Великую Мать и Великого Отца, Леонид, по своему обыкновению, пытался придать анекдотам про Сталина политическую окраску. Лена осталась одна.
Альберт, установив этот факт, ощутил печаль на сердце, стал злиться, сердце вдруг представилось ему яблочком, а в нем шевелился неприятный червячок. К червякам он привык – однова живем – но иметь сердцерумяное яблочко – к этому нужно было привыкнуть. Так и до позитива недалеко.
 Странно, каким виноватым может чувствовать себя мужчина перед женщиной. И почему, за что ты виноват, вот что непонятно. Не оказываешь знаки внимания? Пьян? Ну, пьян немного, так получилось, сейчас должен был бы спать в постели, а вот взяли и вытащили в пещеру. Ночью! Как тут не быть пьяным. И Давид пьян и Лёня.
А про знаки внимания – так он расстелил ей куртку – присесть, пока Измаил читает древние надписи. Лена отказалась. Давид рюмочку протягивает – отказывается! Альберт почувствовал, как червячок распухает, превращается во что-то зубастое, в змею – «не влюбилась ли она в кого-нибудь?» В Босановых, к примеру. Вчера выкладывала на стол перед ним свой суперсовременный телефон, хотела показать свой не последний статус в этой стране. Раньше, наверное, целый институт со своими ЭВМ не мог сделать того, что этот телефон… Да, но какие там были курилки! О чем говорили в этих курилках! Нет, теперь Стругацкие в таких телефонах не водятся, теперь – херня…

 Теперь познакомишься с человеком, а он вдруг или клон или состоит в крупной корпорации. Или он – Босановых, которому люди на блюде, который только и хочет, чтобы их ему подавали, а он будет обгладывать косточки, облизываясь, как людоед, похитивший в свое время девочку Элли.
Людоеды – очень веселые люди. Кажется, их веселье напрямую зависит от качества пищи. И они все время впереди. Пастухи. Пастыри. Стригут. Режут. Жарят и облизывают пальцы. Босановых чуть ли не подмял под себя весь фестиваль, Эрик только не дается. Тоже людоед, но ученый. Он вивисектор, но он же не улыбается! Морали что у того, что у другого… Стоп!

Альберта даже качнуло вперед немного, так резко он оборвал свои рассуждения. Слово насторожило, вызвало быструю реакцию. «Мораль». Это такое слово, после которого внутри что-то не то делается, дальше рассуждать нельзя – или каяться в храм, на колени или противненькая усмешечка, не в глазах, не на губах, а на сердце. Если только вообще этот орган, розовощекое яблочко, способен улыбаться, а не только гонять кровь.
И потом, если поставить рядом два слова «женщина» и «мораль», то получится, в лучшем случае, социалистический реализм.
Рассуждения при печальном сердце иногда приводили к этому «социалистическому реализму», неважно, какого предмета рассуждения касались. Хоть вопроса о вступлении Монголии в СНГ. Случались с ним такие вопросы. Обычно спасало движение. Движение в офисе, движение в Анталью, движение, короче, вперед. Но какое движение в темной пещере? Здесь ты почти отшельник, двигаться приходится в себя, вот напасть. Любой придет в отчаяние от того, что приходится идти этой дорогой.

Альберт вынужден был констатировать, что влюблен в Лену. Она была рядом, но это открытие заставило его уткнуться не в ее, а в свои собственные колени, щекой ощутить такую банальную вещь, как брюки и попытаться принять позу эмбриона. Только сидя.

***

Подземная лодка преградила им путь у самого Святилища. Металлическое чудовище выбралось прямо из камня, вызвав легкое сотрясение сводов и, кажется, всей планеты. В доли секунды, пока чудо приближалось, пока пещера вдруг начала вибрировать, путешественникам показалось, что снова начинается обвал. Альберт даже успел удивиться – неужели опять, по второму разу? Потом в лицо ударил упругий горячий воздух, наполненный совершенно земными техническими запахами, пещера застонала, будто выбросила из себя не железную капсулу, а живое существо. Страх, испытанный в это мгновение Альбертом был столь ирреальным, что, казалось, это и не страх вовсе, а конец дней.
Запомнилось то, как Лена подалась к нему – легким касанием, посланием, которое он принял, но не имел возможности прочесть, зная, меж тем, что оно приятное.

Не сразу они поняли, с чем столкнулись.

- Инженерное сооружение, - несколько робко высказался Давид, когда лучи фонарей уперлись в обожженную сталь. Хотя это могла быть и не сталь, просто так представлялось, чувствовалось, что оболочка у инженерного сооружения очень толстая. Альберт стоял все еще ослепленный, он видел вспышку, когда эта штука вырвалась из земли, думал даже, что провалится сейчас в магму.
Кажется, возникла тогда мысль – бежать. Но кто же бегает под землей, здесь не столь часты встречи, тем более с объектами, способными свободно передвигаться в твердых породах. Если кто-то есть внутри металлического корпуса, так, очевидно, представители высокоразвитой цивилизации. Не исключено, что атланты.

Атланты не атланты, а передвигались они под землей на гусеничном ходу. Это установил Давид, указывая всем на вполне танковые гусеницы, утопленные в металл вдоль всего цилиндрического корпуса механизма. Длину сооружения определить было невозможно, диаметр составлял, наверное метров пять.
Сейчас подземное чудовище полностью успокоилось, скрежет и гул прекратились, оно словно прислушивалось к тому, что делается вокруг него. А может, и приглядывалось. Наступил момент, когда в округлом боку могла открыться дверь, из которой выйдут атланты.

Дверь действительно открылась, навстречу наследникам вышли несколько ухмыляющихся граждан. Это были явно не атланты. И даже не американцы. Один был похож на жандарма, редко выходящего на воздух из казематов Петропавловской крепости, другой имел такой взгляд, такое лицо и такой костюм, что было видно – убийца и насильник, третий гражданин, возможно, старший, оказался неопределенно мягким и округлым, хотя и в звании не ниже подполковника.

Почему Альберт тогда подумал о них, как об агентах ФСБ? В этом нет ничего необычного. Кто еще станет разъезжать в глубинах Утриша? Не ученые же. Конечно, это могла быть военная подземная лодка, но Альберт как бизнесмен, начинавший в девяностые, умел видеть, где офицер госбезопасности, а где офицер армейский. Еще мог встретиться офицер внутренних войск. Но только не здесь. На Утрише были расквартированы несколько частей и соединений внутренних войск, в том числе воздушная армия и крупная морская группировка, обеспечивающие правопорядок в регионе. Однако все это происходило на поверхности Земли, а не в недрах. В недрах могли быть только агенты ФСБ.

Наследники, да и сам Измаил с помощником застыли в ожидании расправы. Они быстро осознали, как виноваты перед Безопасностью за то, что искали там, где не положено и что не положено. Задержанные под землей путешественники просчитывали возможные сроки, принялись готовить версии, каждый стою, чтобы объяснить, почему он оказался здесь в такое время, словом они испытали нормальный для опытного человека трепет перед органами, призванными их защищать.

- Спокойно. К вам прибыл антрополог, - сказал кто-то из агентов и мелькнула глупая надежда – может, правда, антропологи? Ведь это возможно, экспедиция МГУ, передовые технологии, благородные ученые решили прибыть на фестиваль таким экстравагантным способом, а заодно испытать новую технику, спроектированную дипломниками в МВТУ имени Баумана. Они, может быть, решили, что людям в пещере нужна помощь, новый обвал собирается или землетрясение…

Как бы не так.
 Альберт сразу понял, что его надежды не соответствуют действительности. Похоже, пришла пора ответить за неандертальское прошлое. И за то, что полез не туда.

- Что делаем на государственной территории? – спросил меж тем тот, который был гипотетическим палачом. Звучало так хамски, что Утриш стал не Утриш. Последовали неловкие движения рук, ужимки, опущенные долу глаза. Давид принялся катать носком туфельки камешек. При этом взгляд его сам собой устремился в сторону Измаила. Мягкий подполковник взгляд проследил и сам стал рассматривать подлинного историка. Тот, кажется, наполнялся фанатизмом, вполне осязаемым для окружающих, внутренний неземной огонь наполнил Измаила. Он, видимо, решил держаться в застенках до конца.

Его первым и увели внутрь подземной лодки. Давид, оставив камешек и совладав с непослушным взглядом попытался потребовать, чтобы предъявили документы. Но прозвучало это так неуверенно, все равно, что спрашивать удостоверение или мандат у астронавтов на Луне. Никто Давиду даже не ответил. Вместо этого диссидента взяли под ручки и тоже повели вслед за Измаилом.
- Что за Пражская весна, алё!? – перед самым люком Давид нашел в себе силы возмутиться. – Мы честные исследователи! Ищем древности Большого Утриша.
- Разберемся, - сказали мягко, но с твердостью.

Альберт нашел глаза Лены и посмотрел в них напоследок, хотел поддержать ее перед новыми приключениями, на этот раз в застенках. Не получилось, в немного растерянном взгляде женщины он увидел отражение собственного – подавленность, желание исчезнуть отсюда немедленно и навсегда.

Альберта подхватили крепкие руки, провели куда следует. Внутри подземной лодки не нужно было сгибаться, но помещения оказались неожиданно маленькими. Видимо корпус у нее толщиной не менее метра. Все как в кино: аппаратура, компьютерное сияние, чрезвычайно погруженный в свои дела экипаж. На прозрачной карте посреди отсека кроме неясных контуров каких-то земель и множества светящихся точек ничего нельзя было разобрать. Альберт вдруг осознал, как здесь все серьезно – посерьезнее, чем в отеле «Неандерталь».
 В горле перехватило, это была мысль о том, что отсюда не выбраться. Разве отпустят человека, столкнувшегося с такими государственными тайнами? Вряд ли. Зачем тогда нас задержали? Мы приблизились к чему-то такому, к чему приближаться нельзя. Похоже, что так. Все равно, сейчас все твои вопросы, Алик, останутся без ответа. Сейчас вопросы будут задавать тебе самому.

Стало горько-горько, Альберт подумал, что это его чувство юмора так изменилось. Посмотрел в глаза сопровождающим лицам. Впечатление такое, будто меж ним и лицами граница – они по эту сторону жизни, он по другую. Эта другая сторона, что ни говори, скорее всего смерть.

- Итак, что привело вас в Аид? – напротив Альберта уселся жандарм из Петропавловской крепости.

Хорошо, что не Палач. Он, интересно, кому достался? Только бы не Лене…

- На государственную территорию? – прочистил горло начинающий преступник.
- На нее, родимую… Вы у нас Альберт Александрович, я полагаю?
- Да. Мы, видите ли, наследники неандертальцев…

Альберт рассказал чекисту про отель, про шоу, про обвал и Измаила. Про Великую Мать и амазонок молчал, говоря о рисунках и о том, почему они были в пещере, запутался, сбился. Жандарм откровенно скучал, слушая несчастного. Потом несчастный вдруг подумал: «А почему, собственно?» и стал бороться за свои права.
- Почему я вам должен все это говорить? Почему вы нас задержали?
Жандарм заскучал пуще прежнего. Руку положил на письменный стол (в подземной лодке имелся такой стол, заваленный, как положено, бумагами, уставленный сувенирами, привезенными из глобализированного мира: обезьяны, маятники, магический кристалл), выбил пальцами по пластику некий марш, совершенно неуловимый, встал и молча исчез во внутренностях корабля.

Альберту только и оставалось, как произнести «Хм». Он начинал ожесточаться. Чувство вины, воспитанное, как у всякого порядочного человека, с детства, семьей и школой, начинало проходить. Пора было на свободу. Всем существом своим, как бывалый подследственный, Альберт еще не совсем осознавал это, искал выход, лазейку. Все существо знало – пусть он сейчас в запаянной железной капсуле, под землей на огромной глубине, и не где-нибудь в Мексике, а в Большой Утришской пещере, все равно, лазейка есть. Есть!

И лазейка эта не в сварных швах и трубах, а в глазах у этих хмырей. У тех, кому доверили такую сложную и дорогостоящую технику. «СССР продали и эту прелесть продадите, - жестоко думал Альберт. – А я ужом от вас выскользну, суки, денег дам, подавитесь еще моими деньгами».

Беседа с округлым подполковником оказалась более содержательной. Тот очень тихо оглядел Альберта, словно аккуратненько так щупая и сказал:
- А мы о вас многое знаем, Альберт Александрович.

Когда слышишь такие слова (случалось), главное – не дать воли той штуке, которую обычно называют совесть. Она в такие моменты ведет себя предательски – начинает вспоминать то, за что может судить только Бог.

Альберт пожал плечами, огляделся, губы сами сжались в плотную иронически-вопросительную линию. Все вместе это означало «что вы говорите», «неужели», «и что, например».
- Знаем, что вы хотите жить.
- Вот так секрет! Это и так понятно.
- Хорошо, если понятно… - протянул чекист. – А раз так, так что еще надо, а, Альберт Александрович?

Вот так Альберт, неожиданно для себя припомнил, что такое логика. Действительно, что еще надо?
 Ему были предложены сигареты.
- А что, в подземных лодках разрешено курить?
- Курите. Это не подземная лодка, это ваш сон. Вы меня понимаете?
- Понимаю.
- Вот пепельница… Повторяю, это сон, даже не галлюцинация. Нам нельзя тратить время на ваши галлюцинации. Кстати, у ваших друзей сейчас точно такие же сны. О своих снах нельзя никому рассказывать, плохая примета, вы со мной согласны?
Альберт поспешил заверить этого типа, ставшего вдруг вполне приличным господином, в своей полной лояльности к снам государственного значения, в умении держать язык за зубами и в способности понимать, что от него хотят. Он не ожидал, что из этой железной банки удастся выбраться. А сейчас чувствовал, что вскоре будет на свободе, да еще и с чистой совестью. Могли бы просто завезти к центру Земли, пулю в затылок и прикопали бы.
Чекист, похоже, абсолютно точно чувствовал его состояние, завершая беседу, счел нужным пояснить:
- Вы же понимаете, Альберт Александрович… неандертальцы, Праматерь, исторические исследования глобального масштаба… это вещи серьезные, вещи, способные взорвать общество. Просто необходимо держать руку на пульсе. Кстати, вы знаете, что к вам на шоу ожидается приезд китайской делегации?.. Знаете?.. Ну вот, а китайцы просто так не приезжают, как вы сами понимаете. Потребуются усилия, чтобы сохранить стабильность. А вы свой нос суете… И куда!? В Утришскую пещеру! Ну, уважаемый Альберт Александрович, это же несерьезно, ведь так?
- Несерьезно.
- Несерьезно?
- Очень несерьезно.
На этом беседа закончилась, хотя Альберту показалось, что чекист хотел еще погонять его насчет серьезности.
«А я тут насчет Праматери… - думал Алик : – Они знают все про нее. Получше меня и получше Измаила-дурака…

Сигарет больше не давали. Подземный корабль двигался где-то в глубинах, иллюминаторов в нем не было, пришлось сидеть в кресле и делать вид, что спишь.

***

Того, кто просил называть его Измаил, из лодки не выпустили. Не выпустили и его помощника. Даже такой правозащитник, как Давид, не рискнул интересоваться их судьбой. Зато, он вдоволь повозмущался тем, что доставили их снова в Партизанскую щель.
- Опять топать семь километров! Они дорогу бы построили, что ли, канатную или катер бы пустили к отелю?!
- Может им туда нельзя, ты же видел… - успокаивал его Леонид.
- Видел, Леня, видел. Ну и что, им туда нельзя? Покажи мне такое место, куда им нельзя. Они сейчас в Атлантику, наверное, пробуриваются, ураган будут вызывать во Флориде.
- Да, в умении внедряться им не откажешь. Неужели они и среди неандертальцев ведут работу?
- А как же иначе! Ты подумай лучше, кто тута неандерталец. Как они нас нашли вообще?
Все переглянулись. Лена выглядела встревоженной менее всех.
- М-да, сыновья одной Праматери… - протянул Леонид.
- Сыновья и дочь, - добавила Лена очень спокойно.
- Давайте об этом не думать! Сегодня, по крайней мере, - предложил Альберт. – С меня на сегодня абсурда хватит.
Все облегченно согласились. Леонид мгновенно повеселел, стал восхищаться подземным кораблем:
- Это сенсация!
- Вы ведете себя как настоящий ботаник, Леня, - голос Давида обрел интонацию прирожденного наставника. – Таких сенсаций в каждой газете сколько угодно. Я сам читал когда-то про подземные лодки. Пробуриваются сквозь землю, в них сидят агент КГБ и закладывают какие то геологические бомбы. Ну и что, вы хотите это кому-то рассказать? В газете? Вы идиот?
- Почему «вы», Давид? И почему «идиот»? Ничего я никому рассказывать не хочу.
- Извини, Леонид, нервы. На вот, выпей коньяку по случаю сенсации.

***