Самое страшное

            - Я слушаю, слушаю, - святой Пётр, скорбно качая головой, с жалостью смотрел мне прямо в глаза, - рассказывай. Детоубийство – это большой грех. И, чтобы отпустить тебе его, ты объяснить всё должна и раскаяться.
              Я тяжело, протяжно вздохнула и начала свой рассказ…

              День не заладился  у меня уже с самого утра. Сначала выкипел кофе. Следом за ним взорвались яйца в микроволновке.  И, словно последствия этого взрыва, взмыли из тостера к потолку изрядно обгорелые хлебцы. Завтракать почему-то расхотелось, да и времени уже не оставалось. Поэтому, выпив стакан «Пепси» и схватив ключи от машины, я ринулась на выход.
              Мне надо было сегодня, кровь из носу, быть на рабочем месте, как минимум, вовремя, а ещё лучше - минут за десять до начала рабочего дня. Вчера, Георгий Львович, мой шеф, пристально глядя мне в глаза, произнёс:
            - Ну, что ж, я почти определился с выбором кандидатуры на место моего заместителя. Это либо ты, либо Бирюкова, - и, помолчав, многозначительно добавил, - вот только не нравится мне, что ты вечно опаздываешь на работу…
              Я не спала всю ночь, представляя, каким замечательным я буду замом. Точнее как замечательно я буду выглядеть в роли заместителя начальника планового отдела. Да и оклад сразу вырастет в полтора раза. Волнуясь, мечтая и представляя, я проворочалась до самого рассвета. Заснула только под утро и тут же, как мне показалось, вскочила от дикого звона будильника...
              За спиной с металлическим щелчком закрылась дверь подъезда, и моим глазам предстало грустное зрелище: моей «Аудюшечке» перегораживал выезд большой строительный каток. По жизненному опыту зная, что строители раньше десяти не объявятся, я, вздохнув, рванула к ближайшей  станции метро.
              Старательно потолкавшись вместе со всеми в массовке под названием «пингвины выходят к морю», получив несколько раз локтями в бока и спину, и начисто сломав на правой туфле каблук при спуске бегом вниз по эскалатору, я, разгорячённая, но ещё несломленная, непобедимая и целеустремлённая, ворвалась в последний вагон электрички.
              Дверь захлопнулась. Поезд тронулся. И только тогда до моего разгоряченного сознания дошёл тот факт, что я заскочила в поезд, идущий в обратную сторону.
              Стиснув зубы и проклиная всё на свете, я дождалась следующей остановки и, словно беговая лошадь выскочила из распахнувшихся дверей. Рявкнула столкнувшемуся со мной парню, пытающемуся войти раньше, чем я выйду: «Куда прёшь, не видишь люди выходят!» и рванула, семеня на одних носочках, яки балерина, что было сил на противоположную сторону платформы к стоявшему с открытыми дверьми поезду.
               Двери захлопнулись сразу же, как только я влетела в вагон. Остановила я этот свой забег, только упершись руками в противоположные двери. А следом за этим из моей сумочки каким-то образом посыпались пудреница, помада и прочие женские «сокровища». Ничего не понимая, я перевернула сумку и увидела, что она аккуратно разрезана сбоку. Кошелёк, мобильник и ключи от машины испарились.
               Собрав всё с пола в услужливо протянутый кем-то пакет и швырнув туда же сумочку, я плюхнулась на свободное место.
               Поезд без видимой причины остановился посреди тоннеля.
               Через 5 минут томительного ожидания по внутренней связи сухой и бесстрастный голос машиниста объявил, что поезд по техническим причинам продолжит движение не раньше, чем через полчаса.
               После этих слов мне захотелось рассмеяться и укусить за ухо сидящего рядом мужчину…
               Спустя полтора часа после начала рабочего дня, я, слегка припадая на  правую ногу, поднялась на второй этаж и распахнула дверь с надписью «Плановый отдел». Секретарша Людочка, широко распахнув свои, и без того огромные, глазищи уставилась на меня, как на какую-то диковинку. Я поняла, что видок у меня ещё тот. Но мне было глубоко наплевать.
               Повернув голову влево, я увидела свеженькую новенькую табличку: «Заместитель начальника планового отдела Бирюкова С. Г.».
               Одновременно с этим я услышала робкий голос уже несколько пришедшей в себя Людочки:
             - Вы к Георгию Львовичу или к Светлане Григорьевне?
               Обернувшись на ее голос, я подошла к ее столу, перевалилась через него и, оказавшись лицом к лицу с ничего не соображающей девушкой, помахала возле её лица многозначительно задранным к потолку указательным пальцем и, молча, словно рыба, распахивая рот. После чего развернулась и вышла, хлопнув дверью.
               Домой! Домой! Домой! Домой!
               Ввалившись в квартиру, я достала из бара недели две назад распечатанную и едва початую бутылку коньяка, стакан и коробку конфет. Выпив грамм сто практически залпом и засунув в рот сразу две конфеты, я с ногами забралась на своё большое любимое кресло.
                Я ещё пыталась осознать, ЧТО ЖЕ, В КОНЦЕ КОНЦОВ, ВСЁ ЭТО БЫЛО, когда на пороге комнаты появилось моё двадцатилетнее чадо со словами:
              - Мама, поздравь меня! Я теперь модератор.
              - Нет! Только не это!!! – услышала я свой крик, - господи, почему ты, дитя моё, не стало «голубым», проституткой или киллером, на худой конец?!
              - Как говорят мои друзья модераторы: «Одно другому не мешает», - услышала я в ответ.
                И тогда, пристально посмотрев в глаза моему чаду, и, поняв, что аборт делать уже поздно, я со словами: «Я тебя породила, я тебя и убью!!!», выкинула его с балкона шестнадцатого этажа…

                Внимательно выслушавший мою историю святой Пётр обнёс меня крёстным знамением и произнёс:
              - Модератором, говоришь. Господь с тобою дитя моё! То, что ты сделала вовсе не грех. Любой на твоём месте поступил бы точно также. Проходи в рай и располагайся на самом лучшем месте…

                Я открыла глаза.
                Поезд выскакивал из тёмного тоннеля на ярко освещённую платформу. Сухой электронный голос объявлял мою остановку.