Синдерюшкин неоконченное

Синдерюшкин
Действующие лица:

Синдерюшкин – самоубийца.

Коробкин  – сослуживец Синдерюшкина. Человек грубый, неотесанный, с так называемой «широкой русской душой».
 
Пан Тетеря – друг Коробкина. Он прям и суров, не понятно о чем он думает, лицо его каменно и недвижно, глаза выпучены и прожигают. Каждое свое слово (с польским акцентом, кстати) он, будто дарит слушателю, и очень, при этом, зол, что не получает благодарности.

Клара – богатая свихнувшаяся старуха, лет шестидесяти, коротенькая и уродливая, без зубов, с лысой, длинной наискосок вмятиной в голове. Одета она дорого и безвкусно, на ней столько макияжа, что ее можно принять за клоуна. Манеры ее и поведение – это манеры и поведение пятилетней, избалованной девочки.
 
Продавец



Пролог
Оружейный магазин, за прилавком продавец грустно смотрит на свисающие с потолка полоски скотча, облепленные мухами. Растерянно улыбаясь, входит Синдерюшкин – продавец оживляется.

Продавец. Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте. Чего угодно?

Синдерюшкин. Да я, собственно, так…

Продавец. Ножи, ружья, пистолеты. Вот, у нас богатый выбор! Я по глазам по вашим вижу, что у вас ничего этого нет! Я вижу! У вас блуждающий, нерешительный взгляд – вы безоружны, как младенец! Вот, советую, (достает из-под прилавка нож) легкий и острый, как бритва нож. Только посмотрите, сталь отменная, можете этим ножом консервы открывать, а можете кому-нибудь тыкнуть в грудь и пробьете грудную клетку, клянусь мамой!

Синдерюшкин. Мне бы пистолет…

Продавец. Ни слова больше! (вдохновенно закрывает глаза рукой) Молчите, я вижу! (ныряет за прилавок и достает пистолет) Вот! Возьмите, возьмите в руку, только подержите его в руке (Синдерюшкин берет осторожно пистолет, неумело держит его в руке). О, боже! Я же говорил! Вы просто созданы для этого пистолета! Он очень вам идет! Прицельтесь, прицельтесь в меня! (Синдерюшкин с опаской целиться в продавца) Господи, какой ужас!! Я трепещу! Вы с этим пистолетом грозны, как всадник Апокалипсиса! Господи, берите его, сейчас же! Берите, берите! Поверьте Драчову, Драчов знает что говорит!

Синдерюшкин. А что будет, если из него в голову выстрелить?

Продавец. О, будет просто прелесть! Маленькая, аккуратная дырочка навылет! И крови совсем никакой, так, может, пятнышко.

Синдерюшкин. Нет, мне бы что-нибудь…

Продавец. Помощнее?! Ну, конечно, я знал этого с первой секунды! Я как увидал, так сразу же меня и осенило: вот он! Вот он человек, которому нужно разнести своих врагов в клочья! Человек достойный уважения! (достает еще один пистолет, помощнее) Вот! Вот воплощение смерти, вот месть, вот слезы вдов и сирот! Если вы из такого зарядите кому-нибудь промеж глаз! – О, боже мой! – не останется ни глаз, ни того что было промеж ними, ни самой головы! Возьмите, возьмите его, он вам жизненно необходим! 

Синдерюшкин. Нет, мне бы что-то среднее… так чтобы…

Продавец. Молчание! Молчание! Ни слова больше! Узнаю благоразумного человека, который хочет лицезреть труп и увечья, а не банальные кровавые шматки. (достает пистолет средних размеров) Это то что надо. Пальнете в голову – отстрелите половину, пальнете в грудь – пробьете весьма благоразумную дырку, в которой будет кровоточить и биться неприятельское сердце. Поверьте Драчову, Драчов знает что говорит.

Синдерюшкин берет средний пистолет, глупо улыбаясь, смотрит на него – думает. Продавец в предвкушении раскрыл рот, как ловец бабочек у цветка.

Синдерюшкин (решительно). Беру.

Продавец. Прекрасно! Не забудьте патроны! Без патронов пистолет теряет всякий смысл.

Синдерюшкин. Да, давайте и патронов.

Продавец выкладывает патроны. Потирая руки считает глазами деньги в руках Синдерюшкина. Синдерюшкин протягивает ему купюры, продавец смотрит каждую на свет.

Синдерюшкин. До свиданья.

Продавец. До свиданья, до свиданья.

Синдерюшкин. Как-нибудь зайду к вам еще.

Продавец. Милости просим (Синдерюшкин уходит и продавец меняется в лице). Зайдешь ты, как же. Шляпа.

Акт 1
Сцена 1
Действие переходит в комнату Синдерюшкина, пустую, неуютную с голыми стенами. Стулья в ней неудобные, кровать продавленная, жесткая, стол скрипит. Из освещения только настольная лампа горит.
Синдерюшкин сидит за освещенным лампой столом и пишет вслух.

Синдерюшкин (задумчиво стуча карандашом по губам). Тэк-тэк-тэк-с. (пишет) «Я, Синдерюшкин Павел Павлович, считаю себя личностью заурядной и ни на что не годной». (Задумывается, стучит карандашом по губам) «Я думаю, что ничего не могу оставить после себя в жизни» (перечеркивает)… Нет, нет, нет. Надо… (пишет) «Я думаю, что жизнь моя не имеет смысла и не является…» Нет же, черт побери! «Я думаю, что жизнь моя не имеет смысла». Вот. «Бога нет!». Нет, не так (перечеркивает). «И поскольку Бога вашего нету, то после меня останется лишь только хладный труп» Хе-хе-хе «Который я и спешу сему миру предоставить». Хе-хе-хе. И подпись: «Синдерюшкин». Хе-хе. (перечитывает записку. Лицо Синдерюшкина мрачнеет) Черт побери! (Комкает и выбрасывает записку). Обойдутся без записок, еще голову ломать буду! Все чепуха. Все (Идет к пальто на вешалке, достает из кармана пистолет и просветленный улыбается).

Стук в дверь. Голос Коробкина за дверью: «Синдерюшкин, открывай, милиция!».

Черт побери! Черт (затыкает пистолет за ремень сзади. Открывает дверь. На пороге Коробкин и пан Тетеря. Коробкин уже порядочно пьян, он шатается и мнется. Пан Тетеря трезв и по-солдатски прям, и напряжен, как штык).

Коробкин. Вот он он! Я же говорил, тебе. Все, сто рублей ты мне должОн.

Пан Тетеря. Не знаю, Василь Кузьмич, я никаких ста рублей. Это вы, что мы спорим придумали себе и теперь говорите. Я сомневался лишь, что дома ли Синдерюшкин? А вы себе надумали неизвестно чего.

Коробкин. Здоров, Синдерюшкин, а мы к тебе в гости.

Синдерюшкин. С чем пожаловали?

Коробкин. Водку пить пожаловали. День такой сегодня водочный.

Синдерюшкин. Ну, что поделать, проходите.

Коробкин. А ты будто бы не рад? Синдерюшкин? Ты не рад?

Синдерюшкин. Да рад, рад.

Коробкин. Не верю. Тетеря? Ты веришь?

Пан Тетеря. Мене безразлично рад ли мене кто или не рад.

Коробкин. А мне нет! Тебя, может, лайдакская твоя харя, и наплевать на всех, а мне хочется, чтобы меня всякий любил и приветствовал улыбкой.

Синдерюшкин. Однако ж, Василий, ты для этого ничего не делаешь.

Коробкин. Как ничего не делаю? Вот, я тебе водку принес – люби меня, улыбайся мне!

Синдерюшкин улыбается.

То-то же. Хотя улыбка у тебя говеная, Синдерюшкин. Ты как, пан, считаешь?

Пан Тетеря. Давайте уже пить водку, а то у меня уже зуд.

Коробкин. Давайте. Синдерюшкин, давай стаканЫ (Синдерюшкин идет за стаканами). Не хочешь мне улыбаться, так хоть стаканы дай. Правильно я говорю, пан?

Пан Тетеря. Об чем?

Коробкин. Не хочет человек улыбаться, так хоть пусть хотя бы стаканов принесет. Правильно?

Пан Тетеря. Вы пьяны. Вам, когда пьяны вы, совершенно воспрещено говорить словами. Вы несете ахинею.

Синдерюшкин (ставя стаканы). Совершенно верно.

Коробкин (Синдерюшкину). А ты вообще козел! Знать тебя не желаю. Хе-хе. Шутка. Садись. Садись, Синдерюха, садись, скотина, я тебе плесну. И ты, пан, садись, я и тебе плесну (наливает).

Пан Тетеря. Я уж сижу.

Коробкин. Тогда встань, я тебе… выплесну! Ха-ха! Однако, ловко. Ха-ха. Давайте (все поднимают стаканы), за меня (пьет). Ох, дрянь какая.

Остальные тоже выпивают.

Эх, поражаюсь тебе, Синдерюшкин… какая же ты скотина. Живешь и в ус не дуешь. Как в каменном веке, будь он не ладен.

Синдерюшкин. Не понимаю о чем ты.

Коробкин. Слышь, пан, он не понимает.

Пан Тетеря. Я тоже не очень понимаю все, что говорите вы.

Коробкин. Одни идиоты окружили меня! Ты чего не женишься-то? А? Ты что же думаешь ты лучше меня? Коробкин, значит, гнус, нечисть и он женат, а Синдерюшкин, значит, не женат и теперь он ангел в белых одеждах и может смеяться над Коробкиным? Так да? 

Синдерюшкин. Просто мне не на ком было жениться.

Коробкин. Не на ком! Ой, дур-рак ты, Синдерюха, ой и дур-рак! Баб этих, ё-моё, вон, на улице, вагон и малая тележка, а он сидит тут. Пан, ну хоть ты ему скажи сколько на улице баб!

Пан Тетеря. Много на улице баб.

Коробкин. Вот, слушай умного человека. Он хоть и усатый, хоть и дурак, но он умен! Я тебя знаешь с какой зазнобой могу познакомить? С такой зазнобой, что ты ахнешь!

Синдерюшкин. А что если она не ахнет и не захочет замуж?

Коробкин. Да она от любого ахнет! Она вон, на пана Тетерю кидалась. Помнишь пан?

У пана еще больше выпучиваются глаза, длинные, в метр, усы мотыляются, словно чайка.

Помнит. Это сестра моя четвероероюродная. Да. Богатая, просто ужас. Не женщина, а золотые копи, если вы понимаете о чем я. Хе-хе. А если она, на этой польской физии решила жениться, так она и за тебя выйдет. Хотя ты и дурак. Правда на лицо она… Синдерюшкин, я тебе всю правду, я человек без этих самых, я человек честный и скажу тебе, как на духу: она страшна, как семь подвалов. Пан ее когда увидал, так у него прядь седых волос выступила. Я просто предупреждаю. Во-вторых: она того (крутит пальцем у виска), если вы понимаете о чем я.

Пан Тетеря. Да-а-а.

Коробкин. Вот, пан Тетеря всегда меня понимал. Она глупа, как шимпанзе, то ржет без поводу, то плачет, то возьмет за нос схватит. Пану тогда ус оторвала.

Пан Тетеря сейчас вот-вот заплачет. Такой позор, такой позор, оторвать честному пану ус!    

Так что, Синдерюшкин, я тебе все, как на духу. Потому как, люблю тебя, скотину.

Синдерюшкин. А знаешь, чего, Коробкин?

Коробкин. Чего?

Синдерюшкин. А я согласен на твоей зазнобе жениться.

Коробкин. Опа! Ай молодец, дай я тебя, сволочь, поцелую (лезет через стол, целует Синдерюшкина). Ай молодец. Пан, дай я и тебя, таракан, ты мой, поцелую (целует пана в макушку). Какие вы все мерзавцы. Давайте еще выпьем! (Наливает) Это ты из-за денег, да? Из-за денег! Чё же ж, я же ж, вижу же ж. Как сказал про золотые копи, так ты сразу и давай облизываться.

Синдерюшкин. Нет, Василий, совсем не из-за денег.

Коробкин. А из-за чего же? Ты ж ее еще и не видал даже ж.

Синдерюшкин. Так. Потом узнаешь. Давайте выпьем.

Пьют.

Коробкин. Нет, ну вот пан Тетеря, он деньги-то хоть и любит, хоть и корыстен, хоть и служит Маммоне сатанинской, но как увидал ее так и того, Гитлер капут, ушел седой и без уса. Хе-хе. Да ладно, пан, не плачь, Синдерюшкин богатый станет, купит тебе новый ус. Золотой. Будешь ходить, махать золотым усом. Хоп-хоп, хоп-хоп.

Пан Тетеря. Попрошу вас, Василий Кузьмич, более про мой ус не поминать. Это неприятно честному пану как я (и в нос палец вставил, и начал в нем сурово елозить).

Коробкин. Да ладно пан, не обижайся! Чего ты сразу! Чуть что так сразу в носу ковырять, не обижайся! (Машет на пана рукой) Эх…

Махнув рукой, Коробкин вздыхает, падает на пол и храпит. Синдерюшкин наливает еще. Свет гаснет.

Сцена 2
Ночь. Синдерюшкин, Коробкин и пан Тетеря стоят у подъезда. Они уже порядочно пьяны и вот им взбрендило вдруг пойти, свататься к невесте.

Коробкин. Так я щас… прошу минуту внимания. Я сейчас пойду наверх, а вы… сидите тута и ждите МЕНЯ! Аревуар, то есть мерси боку! Аля гер ком аля гер. Жё не се па. Бонжур. Ку-ку. (вспоминает еще слова, вертит пальцами. Не вспомнив, машет рукой и уходит в подъезд)

Синдерюшкин. А скажите, пан, невеста и вправду так страшна?

Пан Тетеря. Я такой ужасающей не видал невесты нигде. Это кошмар, но это не невеста.

Синдерюшкин. Да уж. Ну и ладно. Зато на свадьбе погуляем, народу назовем, будем петь песни, стрелять из пистолетов, говорить тосты, плясать… чего еще на свадьбе делают?

Пан Тетеря. Еще целуют невест и кричат: «Горько».

Синдерюшкин. Да, будем целовать и кричать, а еще… э-э-э…

Пан Тетеря. Еще на свадьбе играют польский полька. Да. И танцуют вот так (встает, напевает польскую польку и танцует).

Синдерюшкин (прихлопывает в ладоши). Ой, какая прелесть! Ай да пан! Ай молодец!

Пан Тетеря (танцуя с серьезным лицом). Да, я молодец.

Коробкин из подъезда за руку выводит Клару.

Коробкин. Вот, полюбуйся, Клариса, ты ему ус вырвала, а он пляшет.

Пан подпрыгивает и прячет усы.

Испугался, лайдак! Но, ты, Клариса, не пукай, это не жених, вот (указывая на Синдерюшкина) – жених.

Синдерюшкин (кланяясь). Оч-ч приятно, Синдерюшкин (целует руку).

Клара. Ой! Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!

Коробкин. Видишь, какой он у нас галантный кавалер.

Клара. Ой, галантный, галантный! Ой, он такой галантный! А вы правда на мене женитесь?

Синдерюшкин (щелкает каблуками, кланяется). Клянусь честью!

Клара. Ой, как это мило, Коробкин! Он такой милый, он клянется честью!

Коробкин. Ну, дык, говна не держим! Это тебе не пан Тетеря, которому только усы повыдергать да и выбросить.

Пан Тетеря. Пан Коробкин, я просил вас и впредь прошу еще раз не поминать про мою трагедию, которую я бы просил забыть.

Коробкин. Да ладно, давайте чай пить.

Выносит из подъезда самовар и стаканы.

Клара. Коробкин, пойдемте в дом, пойдемте все в дом, это не прилично пить из самовара на улице! Нас обкакают голуби.

Коробкин. Клариса, не переживай, тебя спасет Синдерюшкин.

Синдерюшкин (щелкает каблуками, кланяется). Клянусь честью!

Коробкин. Видала?!

Клара. Ой это так мило! Да, я хочу чтобы меня спасали и клялись мне честью! Ой, какая прелесть! Да, пьемте чай тута, пьемте тута! Ой, ой!

Коробкин. Пан, наливай.

Пан Тетеря. Я к вам, Василий Кузьмич, не нанимался разливать чаи, я честный пан, а не какой-нибудь там халдей, достойный насмешек и унижений.

Клара. А я вам хотите дам за это сто рублев? Хотите?

Пан Тетеря. Это оскорбление для честного пана за сто рублев чаи разливать. Я ухожу!

Клара. Ну возьмите пятьсот? Тысячу?

Пан Тетеря. Только потому что дама просит я налью чай. Но, потом я возьму деньги. Потому что я честный пан и уважаю когда всем воздают за их труд хорошие деньги.

Коробкин. Правильно! Пан Тетеря, вот за что я тебя люблю, так за то что ты честный (Кларе). Он очень честный, попросите его о чем угодно – он потребует денег.

Пан Тетеря. Ибо всякий труд должен иметь награду в конечности.

Коробкин. Правильно! Наливай чай.

Все садятся на скамейку. Самовар стоит на асфальте, пан Тетеря наклоняется до земли и наливает чай.
Все пьют чай, молчат.

Клара. Ох, ну давайте же об чем-нибудь поболтаем! Ах, давайте болтать!

Коробкин. Да, давайте. Болтать-мотать, плести-трясти. Синдерюшкин, а ты сволочь ведь оказывается! Я тебя позвал свататься, а ты молчишь, не бурчишь, на невесту не глядишь! Расскажи нам что-нибудь!

Синдерюшкин. Я даже не знаю о чем…

Клара. А я знаю, я знаю! Давайте поговорим о моем прошлом муже. Давайте? Давайте? Да. (радостно) Мой прошлый муж повесился.

Синдерюшкин хихикает.

Ха-ха-ха-ха. Правда ведь, смешно? Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха!

Синдерюшкин и Клара смеются. Коробкин и пан Тетеря недоуменно переглядываются.

Коробкин. Вот уж во истину – два сапога пара. Как я, пан Тетеря, ловко угадал. Этой дуре нашел точно такого же придурка.

Клара. А еще… А еще мой муж колотил меня ногами по животу, когда я рожала! Ха-ха-ха-ха! Ну разве не дурак? Разве можно так делать? А еще он мне напильником вот сюда вот дал (показывает вмятую пролысину на темени). Ну, как тут его дураком не назовешь? Дурак.

Синдерюшкин. Это точно, Клариса, это точно. Однако ж не повезло вам.

Клара. Ой, и не говорите, ой и не говорите!

Синдерюшкин. А расскажите, как это было? Как он повесился? Ведь это крайне интересно!

Коробкин. Повело кота на ****ки!

Клара. О, это было совсем неинтересно. Мой муж очень много пил. Пил, пил, пил, пил, а однажды ночью он все разговаривал с чертом, и  хлоп – повесился. Ха-ха-ха-ха-ха. Встаю утром – висит! Да еще представляете, какая умора – обописался! Ну как с таким дураком жить? Нет, хорошо, что повесился, я бы с ним еще намаялась. Он бы если бы узнал про теткино завещание, ой… я не знаю, он бы себе наверное на все деньги боярышника набрал и пил бы, не просыхая, он же дурак! Ей-богу, чистый дурак!

Синдерюшкин. Да, действительно он дурак. Это крайне неинтересное самоубийство, после разговора с пьяным чертом. Это банально.

Клара. Как? Анально? Ха-ха-ха-ха-ха! Анально! Анально! Ха-ха-ха-ха-ха!!!

Синдерюшкин (он уж не слушает Клару, он о своем). Да, да, банально, совершенно банально. Я бы еще понял самоубийство от любви, в этом есть месть,  в этом гордость, хотя и нет никакого вызова. Нет шика.  Но все же можно понять. Бывает самоубийство от скуки, это тоже очень оригинально. Как одна дамочка, взяла, да и наглоталась таблеток, а перед этим ну такую записочку написала, ну просто целый роман! Правда, толстенная записочка, в тетрадку целую! Там она писала, что ей, мол, скучно жить, что все потеряло смысл. О, как я ее понимаю, эту дамочку! Но знаете, что еще к этому примешивается? Знаете (Клара смотрит на него долго, потом снова хохочет)? Са-мо-лю-би-е! Самолюбие. Она ведь «записочку», когда писала, она ведь так вдохновенно писала и не исключено, что когда писала, ей вдруг расхотелось умирать! Да, вполне возможно. Но как так? Ведь есть же тетрадка, которую должны найти рядом на табуретке? И очень хорошая тетрадка, с очень умненькими мыслишками, с душой, вывернутой наизнанку. Да, все должны прочесть, и понять, КОГО они потеряли. А если нет самоубийства, то и тетрадку, выходит, надо в урну выкинуть, а это, ох, как обидно. И я думаю, что только из-за этой  тетрадки она и покончила с собой, только, чтоб нашли ее потом и, чтобы потом прослезились. Хотя, может, она это инсценировала и хотела, чтоб потом пришли и ее, дурочку, оживили. А потом ее обняли и сказали, что она прелесть и чтоб обняли ее и погладили по головке. Очень много таких самоубийств, где наглотаются дамы таблеток, а потом оживают. Это чтоб внимание привлечь. Тут мужья виноваты. Нет, не верьте тому кто глотает таблетки – он не честен, он играется. Не верьте тому кто вены режет – этот тоже, скорее всего, хочет внимание всеобщее привлечь. Верьте тому кто простреливает себе голову из пистолета! Он честен, он знает, что простреленную башку уже не вернешь, что тут ничего не поделаешь! Кстати! Вот, на эту же тему. Был такой случай. Приходит жена домой и обнаруживает труп дочки, с разрезанными запястьями и где б вы думали обнаруживает? На полу в ванной комнате! Вода в самой ванне красная, а дочка голая, мокрая лежит на полу! Милиция ничего понять не может, ведет следствие, носится, допрашивает всех! А я! А я все знаю! Смотрите: девушка решила там по каким-то своим дамским делам покончить с собой, основательно решила, и бесповоротно, раздевается, залезает в горячую ванну, вжик, вжик себе вены и лежит. Ждет. Видит, как кровь воде раздувается красной тучей, потом вся вода краснеет, и вот дурнота, вот тошнота, она чувствует, как холодеет лицо и она испугалась! Испугалась, бедняжка, смерти! Вылезает из ванной, но голова у нее закружилась, она на мокром поскользнулась и ударилась виском об угол ванной или еще там об какой угол (потому что говорили про трещину в голове) и умерла. Да. Нелепо. Но, но! Во всех этих штуках про самоубийство, мне нравится один гражданин! О, я влюблен в этого гражданина! Я обожаю этого гражданина! Это волшебник страны Оз, а не гражданин! Был день защиты детей, первое июня. Гражданин порешил покончить с собой, он нес в кармане револьвер. Он приходит на площадь, а там толпа, детишки, мамашки, воздушные шарики, клоуны на ходулях, дети пляшут! И вот этот гражданин, выходит в центр площади, где клоун жонглирует, куда все смотрят, достает пистолет и трах себе в висок! Вопли, визги, кровища! Все орут! У детей шок! Вот это я понимаю! Это, это… Как он лихо их всех припечатал! Чтоб знали, чтоб увидали, чтобы съели! Я даже фамилию этого гражданина запомнил. Это Петр Самойлович Усиков.

Пока Синдерюшкин говорил сам собой, пан Тетеря и Коробкин пили водку. Пан Тетеря так наклюкался, что был уже сам не свой. Выправку свою он потерял, твердая чеканная речь размякла. Услыхав про Усикова, он вскочил.

Пан Тетеря. Так! Я просил не поминать про страдания мои и напоминания насчет моих усиков попрошу прекратить нынче же! Вы оскорбляете честного пана! Я не какой-нибудь лайдак! Чаю налить – пожалуйста, но усиков моих прошу не трогать! Я ухожу! Я оскорблен в самое мое сердце! Дайте мене мои деньги и я уйду! Дайте деньги!  (протягивает руку к Кларе)

Клара. Возьмите (дает пану купюру).

Пан Тетеря. Все! Я ухожу! (всем плевать) Все! Я пошел! И не вздумайте меня останавливать (а сам стоит)! Я пошел! Все! Я ухожу! Прощайте! Ноги моей тут больше не будет впредь! Я до свиданья! Да. (делает шаг, второй, третий) До виждення! Духу моего тут не будет впредь! Хо-хо! (видя, что никого не волнует его уход, уходит)

Клара даже не обратила внимания. Она все смотрела влюблено на Синдерюшкина, и когда деньги давала Тетере, тоже глядела и сейчас глядит. Пан, кажется,  для нее-то так долго и уходил.

Клара (Синдерюшкину). Какой вы умный.

Синдерюшкин. Да ладно, чего уж там…

Коробкин (вскакивает, рычит, все нажрался человек окончательно). Вы что все?! Вы что о себе тут возомнили? Ишь сидят, говорят!! А мы вот так! (пинает самовар) А?! То-то же! Я работаю как вол! Как сраный вол! А они – сидят! Трындят! Да я таких! Вы не знаете всей силы Коробкина! Коробкин задаст! Коробкин задаст! (он куда-то широко пошел, но споткнулся о самовар, грохнулся на пол, разбил рожу и громко захрапел. Никого его речь не задела. Синдерюшкин думал о своем, Клара смотрела на Синдерюшкина)

Клара (Синдерюшкину). Синдерюшенька, а оставайтесь ночевать у меня, вы мене будете говорить умные штуки, а я буду слушать и тоже умнеть. А?

Синдерюшкину этого не надо! Он жениться-то жениться, но ласкаться этой мымрищей – это не-е-ет! У Синдерюшкина другое на уме!

Синдерюшкин. Клара, Клара, я пожалуй пойду, уж полночь близиться…

Клара (в ужасе орет, прикрыв рот рукой). Он меня не любит! Он меня не любит!!! Не любит! (Начинает махать ручками, стучать ножками и визжать)

Синдерюшкин. Клариса, Клариса, успокойтесь, успокойтесь, люблю, люблю, люблю! Клянусь честью! (вскакивает, щелкает каблуками, кланяется одной головой – Клара успокаивается) Просто понимаешь, любимая, я не хочу такой бутон вроде тебя портить прежде времени. Я не хочу все сладости твои и соки взять до заветной ночи. Понимаешь?

Клара (игриво ударяет по щеке Синдерюшкина). О, сумасшедший! Хо-хо-хо! (вспорхнув к подъезду, оборачивается). До завтра, мой анальный колдун! (упорхнула)         

Синдерюшкин облегченно выдыхает. Уходит в темноту, вдруг спотыкается.

Синдерюшкин. Коробкин, ты что ли?

Коробкин (рыдает). Синдерюшкин, миленький, спаси меня. Спаси меня, родненький, я упал и разбил носик… спаси меня, миленький Синдерюшечкин…

Синдерюшкин. Да пошел ты (уходит руки в брюки, да еще насвистывает).

Коробкин в кромешной темноте заливается горючими слезами. «Никто меня не любит» – хнычет он, валяясь в грязи. Все равно завтра он ничего не вспомнит.

Акт 2

Сцена 1
Клара сидит у телевизора. Темень, голубой свет телеэкрана освещает ее уродливо-радостное лицо. Она смотрит мультики. Играет музыка из мультфильма: «Кто проживает на дне океана? – Спанч Боб скуэр Пэнтс! Желтая губка, малыш без изъяна? – Спанч Боб скуэр Пэнтс! И т. д., по тексту». В голубой свет входит Синдерюшкин, в руках у него пистолет, на лице улыбка человека, замыслившего презабавнейшую шутку. Он подставляет пистолет к затылку Клары и бесшумно хихикает. О, это же такая забавная забавность шендарахнуть сейчас из пистолета в затылок этой придурочной, когда она смотрит свой мультфильм! Как будет неимоверно гадко, когда кровь брызнет на смешной телеэкран, заселенный мультиками! О, как весело! Как интересно овладеть жизнью и смертью человека, когда одно лишь движение указательного пальца разделяет их!  Синдерюшкину не терпится, ему очень охота! Такой соблазн, такой соблазн! О, продырявить ей башку – это так весело! Синдерюшкин аж весь трясется, минутное искушение пристрелить эту дуру борется в нем с желанием переплюнуть Петра Самойловича Усикова! Как будет обидно, как досадно упустить такой шанс! Но как будет весело и приятно прищучить эту мымру. Синдерюшкин неслышно хохочет от охватившей его сердце дилеммы! Он не знает – оттянуть ли удовольствие или взять удовольствие поменьше, но сейчас? Как сложно и как соблазнительно! И тут БАХ – благоразумие берет верх, Синдерюшкин опускает пистолет и подсаживает к Кларе, тут же обнявшей его и захохотавшей во весь рот над проделками Спанч Боба (диалоги которого, кстати, были слышны в протяжении всей этой сцены).
 

Сцена 2