3. 5. а то зарэжу!

       В детдоме было подсобное хозяйство – поле, на котором росла кукуруза. Нас время от времени посылали на нем работать.
       В тот раз с утра мы работали, а потом, когда стало очень жарко, я подговорил всех ребят бросить работу и переждать жару.
       (Если бы впоследствие я стал крупным руководителем, в моей биографии написали бы, что уже в детстве в этом поступке проявились мои лидерские качества. На самом деле, как я теперь понимаю, мои действия вызывались, наверное, врожденным чувством противоречия, которое, ох как навредило мне в будущем! А, может быть, это была обычная лень? Но чувство противоречия звучит красивее. Поэтому остановимся на этом варианте.).
       Но Хашим, наш тогдашний завхоз, заставил всех возобновить работу. Меня же как закоперщика он к работе не допустил, посадил в шалаш и приставил узбекчонка в качестве охранника. Привезли обед, всех накормили, кроме меня. Что-нибудь другое я мог бы выдержать, но только не это!
       Я отвлек внимание узбекчонка – сказал, что, мне кажется, Хашим позвал его – и, когда он вышел из шалаша, бежал.
       Поле было квадратное и тропинка, которая вела к детдому, была в самом дальнем углу поля. Я побежал вдоль густой лесопосадки, окаймлявшей поле со всех сторон. Узбекчонок, обнаружив, что меня нет в шалаше, поднял крик, и Хашим вместе с ним бросились наперерез мне – по диагонали через поле. Я их хорошо видел, а они меня – нет, меня прикрывали кусты и деревья. Когда я понял, что убежать не удастся, я вернулся и тихонько уселся в шалаше. Они же добежали до конца поля, а потом побежали мне навстречу, вдоль лесопосадки, и так до самого шалаша.
       Хашим аж задрожал от злости, когда увидел меня в шалаше, и, хотя до конца рабочего дня оставалось всего часа два, схватил за шиворот и повел в детдом. По дороге я огрызнулся на его требование идти быстрее: - Как могу, так иду! Он вытащил финку из ножен и зарычал: - Иды быстро, а то зарэжу!
       Пришлось подчиниться – говорили, что он сидел в тюрьме за убийство.