Художник

Посвящается «Черному квадрату»
Казимира Малевича




Комната в коммунальной квартире. Из открытого окна в помещение проникает яркий солнечный свет, освещая небогатый интерьер: стол, на котором в беспорядке расположились краски, бутылочки с ацетоном, банка спирта, сигареты, клочки бумаги и прочие нужные и ненужные мелочи; кушетка с неубранной постелью; стремянка, которая служит нашему персонажу не только для того, чтобы с ее помощью он мог прибирать картины в нишу, но и местом для размышлений (стульев в комнате нет) и, конечно же, мольберт с незаконченной картиной. Обои ободраны и вымазаны краской. На одной стене отчетливо выражены контуры женского лица. На подоконнике разбросан всяческий мусор и стоит алюминиевая пивная баночка, аккуратно и вдохновенно переделанная под пепельницу.
Сама коммуналка состоит из пяти комнат, кухни, ванны и туалета. В первой комнате, с которой мы только что ознакомились, живет Художник. Во второй – семья из трех человек: папы – Петра, мамы – Екатерины и шестнадцатилетней дочки Насти. Папа – работник промышленной фабрики, мама – продавщица в магазине, дочка – ученица техникума. В третьей обитает спившийся старик, который от скуки постоянно околачивается на кухне и всем надоедает. В четвертой бездетные муж с женой. Мужа зовут Павел, а жену Вера. Павел работает в мясной лавке (упоминание о мясе вызовет в вашем воображении образ Павла), а жена… Впрочем, это не имеет значения. И последнее помещение занимает семья Каплевичей. Отец семейства – Ивн, бывший джазмен, игравший ранее в оркестре на трубе, но оставшийся без работы, из-за скандала с директором, проводит теперь свое основное время дома, наигрывая какие-нибудь джазовые пьески на тенор-саксафоне, вызывая этим недовольство соседей и создавая неудобства в семье. Бывает, что друзья подкидывают ему работенку, и тогда он с радостью покидает стены приевшегося дома и уносится в жизнь, чтобы сыграть на похоронах. Иногда его приглашают принять участие в праздничных мероприятиях, посвященных седьмому ноября, первому или девятому мая, и на других подобных сходках. Его жена Клава, взявшая на себя весь груз содержания семьи, неустанно ворчит и бранит мужа за его несостоятельность и «раздражительное гудение на поганой железке в квартире». Дочь Галя в солидарности с матерью, что все это надо прекращать. Поддерживает его, пожалуй, только один сын Сом, единственный, кто знает, какой психологический стресс пережил его отец. Он не живет вместе с семьей, лишь изредка их навещает.

Но вернемся в комнату Художника.
С улицы все так же проникает теплый летний свет. На подоконник садится белый голубь. Воркует сам с собой и топчется на месте. Улетает, как только в комнату входит Художник. Он весь мокрый, как будто попал под проливной дождь или кто-то окатил его из ведра водой. Майка прилипает к телу, но он не обращает на это внимание и приступает к работе. Второпях берет кисть, краски и продолжает писать начатую когда-то картину.
Из соседней комнаты доносятся звуки саксофона.
Раздается звонок в дверь. Ивн на секунду перестает играть. В коридоре радостные возгласы. Художник сосредоточенно наносит мазки на холст. Мелодия саксофона возобновляется. В комнату стучат. Художник не обращает внимания. Стук повторяется.
- У вас не будет лишнего стула?
- Нет!- грубо кидает он.
- Жаль.
Художник замирает. Стоит в таком положении несколько минут, потом ложится на кушетку. Устремляет взгляд в потолок и вслушивается в движение жизни: набор счастливых голосов за стеной, шум спешащих машин и безумных людей за окном и аккомпанемент печально визжащего саксофона.

- Трудимся на благо человека, и труд наш да будет вознагражден!
- Когда-нибудь мое терпение переполнится и выльется мой гнев на голову твою!
- Сколько можно искать, пора бы увидеть то, что всегда пребывает рядом.
- Выпьем же за всякую тварь под солнцем!
- Воскликнем же на радостях и воспоем песнь благодарности!
- Не упади! Падение будет болезненным, а подъем тяжек!
- Нет стен и преград для тебя, если душа твоя свободна от предрассудков и законов.

На кухне. За столом сидят: Екатерина, Петр, Настя и их гости. Рядом кружится подвыпивший старик.
Петр. Хорошо старику, он один живет.
Екатерина. А тебе, значит, плохо! Мы уже стали ему мешать.
Петр. Да, что ты все на свой счет принимаешь? Я совсем не об этом говорю.
Екатерина. А о чем же?
Старик. Он имел в виду, что одному в комнате места больше, чем троим.
Екатерина. Значит, все-таки, мы мешаем?
Старик. Не вы, а я. Это означает, что мне пора освобождать помещение, на которое будете претендовать вы и Каплевичи. Но их четверо, а вас трое. Зато у них дети взрослые, а у вас несовершеннолетняя. Но вы рабочие, а они евреи.
Петр. Замолчи.
Екатерина. Шел бы ты старик к себе. Видишь, у нас гости.
Старик. Так кухня ведь общая. Я никого не притесняю.
Екатерина. Не притесняет он…
Петр. Но у тебя ведь должно быть какое-нибудь чувство деликатности?
Настя. А вы ему налейте, и оно появится. И он с радостью ускачет к себе в конуру.
Старик. Ох, молодежь, молодежь!
Петр наполняет водкой граненый стакан и протягивает старику. Тот с поклоном принимает его и, ухмыльнувшись, покидает кухню.
Художник сидит в туалете. Рассматривает плакат обнаженной девушки на двери.
Ивн прекращает играть на трубе.
Екатерина. Наконец-то. Вы не можете себе представить, как он уже всех достал этим своим воем.
Настя. Я, пожалуй, пойду. А ты, папа, много не пей, а то станешь похожим на старика.
Петр. Разговорилась. А ну бегом на улицу! И, чтобы поздно не возвращалась. А то высеку.

Белый голубь летает в небе. Внизу дома, заводы, дороги, автомобили, люди. И свысока кажется, что все это замерло. Остановилось и не движется. Но стоит опуститься ниже и бег жизни тут же ускоряется. Темп, который овладел всем нашим существованием, проникает в сердце и заставляет его биться с безумным рвением. «Вперед!»- кричит голос внутри нас. И мы мчимся, не понимая, в какую именно сторону, но главное, чтобы успеть. Всем своим существом мы стремимся к поставленной кем-то цели, не задумываясь о ее предназначении. Стремимся лишь потому, что надо двигаться. И в этом движении теряемся…
 Голубь приземляется на дерево в парке. Под деревом на скамейке сидит  Художник с девушкой. Они молча смотрят на прохожих. Влюбленные парочки, одинокие путники, играющие дети, болтливые мамаши, уставшие искатели, спешащие бизнесмены, понурые ученые, пьяные строители, веселые студенты…
Художник закуривает.
- Я разговаривала с Маниловым. Тебе это не интересно? Он готов посмотреть твои работы. Тебе надо будет встретиться с ним. Ты что-нибудь скажешь?
Художник не отвечает.
- Никогда невозможно понять, о чем ты думаешь. Столько лет знать человека, но не иметь понятия о его сущности. Если бы мы не были знакомы, то я бы подумала, что ты «даун». Хотя все так и думали. Ты ведь ни с кем не общался. Держался особняком и постоянно молчал. Как меня угораздило в тебя влюбиться? Даже и не припомнишь, что послужило поводом. Может то, что я тоже была одинока, никем не воспринимаема. Или на меня подействовал твой рисунок. Помнишь? Урок черчения. Все нормальные студенты выводили какие-то линии, прикладывали к листу линейки, потели и нервничали. А ты спокойно, как всегда с задумчивым видом и неспеша, умудрился нарисовать розу,- или, что там был за цветок?- очень напоминающую издалека член. Какой скандал разразился. Учительница в шоке, а однокурсники проникнуты к тебе уважением. Но ты как всегда невозмутим. Помнишь?
- Помню. Тогда, у директора в кабинете, я ему разъяснил истину своего «хулиганского» поступка. Двадцать человек в классе чертят одинаковый план дома. А кто будет заполнять пустое пространство интерьером? Вот я и решил нарисовать цветок, который будет стоять в вазе на новоселье. А на вопрос: почему этот цветок так напоминает мужской орган? я ответил, что вселяться будут молодожены. И не был с позором выгнан. Потому что директор так хохотал, что учительница по черчению не выдержала и выбежала вон. А я, к тому же еще, заработал себе репутацию среди однокурсников. Даун, но с юмором. Да и вообще, неплохой парень. После этого меня никто больше не дергал.
- А я влюбилась.
- Ты влюбилась не в меня, а в рисунок.
- Дурак!
- Девичьи потаенные мечты.
- Ты всегда умел все портить. Но не от злобы, а от скуки, что ли. Тебе все быстро наскучивало.
- Неправда. Тут дело не в скуке.
- Может быть. Но в то время я думала именно так. Я не находила других причин. Тогда, после случая с рисунком, я сблизилась с тобой, и узнала тебя с совсем другой стороны. Это был не забитый и угрюмый ученик, а вдохновенный романтик, тонкий обольститель и очаровательный выдумщик. И я была по уши влюблена. И верила, что и он любит меня. Верила до тех пор, пока у него не появилась идея написать мой портрет. Превосходная идея, позволившая мне гордиться собой. Мой портрет пишет не просто художник, а мой возлюбленный. Я была счастлива, если не сказать большего. Я чувствовала себя единственной его музой. И вдруг, в одночасье, все оказывается самообманом. Я неожиданно стала ему не нужна. Он, без видимых причин, просто бросает меня. Оставляет наедине с горькими мыслями, что я не вдохновляю его, что он не любит меня, что вся наша любовь была для него всего лишь игрой. Девушка впервые переживала боль расставания и разочарование в любви. Но он по этому поводу особо не парился. Его не заботили внутренние мучения девушки. Даже, когда он вернулся к ней, он не поинтересовался ее состоянием души. Он ворвался в ее жизнь, как ни в чем небывало. И она приняла его. Потому что любила. И снова начались радостные встречи, прогулки, игры и искренние клятвы в любви. До нового перевоплощения, которое происходило с ним, по необъяснимым причинам, во время каждого периода работы над очередной картиной.
- Не надо делать из себя жертву. Ты знала, что я тебя люблю, и это была правда. Я тебе неоднократно говорил, что мне просто необходимо время одиночества. Без него никуда. Одиночество и великое безделье делает из меня художника. Ты была заключительным звеном в этом трио. И ты была нужна мне. А ты вышла замуж.
- Я устала.
- Это не ответ любящей женщины.
- Мы сейчас опять углубимся в спор и поссоримся. Ты, уходя, никогда не оставлял надежды. Ты оставлял меня наедине с собой и выбором: прожить всю жизнь в ожидании или разделить ее с кем-то, кому ты нужна. Молодая девушка всегда выберет второй вариант. Но при этом останется преданной первому.
- Двойственность женской натуры?
- Ладно, хватит воспоминаний. Они ни к чему хорошему не приведут. Что ты мне скажешь на счет Манилова?
- Этим ты выказываешь свою заботу обо мне?
- Тебя так и подмывает обидеть меня?
- Поэтому я чаще молчу. Как поживает твой муж?
- У меня нет больше сил с тобой разговаривать. Ты всю жизнь хочешь рисовать эти киношные афишки? У тебя нет никакого желания заполучить свою выставку, стать признанным художником? Где твое стремление пробиться?..
- Кстати, надо заскочить на работу.
- Бесполезно тебя уговаривать. Ты меня проводишь?
Они встают и прогулочным шагом идут по аллее.
- Понимаешь, Аня,- говорит Художник после долгой паузы,- это, конечно, все хорошо, что ты говоришь, но есть две причины... Ты ведь знаешь, что Манилов поддонок, что он перешел дорогу не только мне, но и всем моим друзьям. Он угробил жизнь не одному человеку. Он одним щелчком переломил судьбы спокойно живших людей. И все из-за чего? Из-за наживы. А что он сделал полезного в этом мире? Ничего! Он ничего не сделал для подъема культуры в нашем городе. Он только занимает пост и пользуется этим. Кинотеатр в запущенном состоянии, а он строит себе дачу. А вторая причина,- ты только не обижайся,- я не привык, что за меня кто-то просит.
- Как знаешь, как знаешь. Ты отца давно навещал?
Художник не отвечает.
- Манилов сказал, что ему интересны работы молодых художников…
- Хватит об этом! Ты что, издеваешься? Я этому гаду могу только член показать, и то, лишь за отдельную плату.
- Я понимаю, у тебя с ним старые счеты, но это было уже давно и пора забыть. Иногда это бывает необходимо.
- Не говори ерунды. Меня такие люди до неузнаваемости раздражают. Это свора хищников, которая пользуется своей властью. Они могут тебя возвести на пьедестал, а потом с легкостью превратить в ничтожество. Они не могут только переделать душу человека. Человека, у которого она есть.
Весь остальной путь они идут не разговаривая.
- Мы пришли,- говорит Аня, когда они подходят к зданию администрации.
- Я сегодня закончил новую картину. Мне хотелось бы, чтобы ты на нее взглянула. У тебя будет время?
- Не знаю. Я терпеть не могу твой гадюшник. Эти любопытные взгляды соседей. Им так интересно, когда я к тебе прихожу.
- Им все интересно. Такая черта у человека. Он хочет знать, кто, чем дышит. Ему кажется, что от этого ему будет спокойней жить. Так ты зайдешь?
- Сам знаешь, что зайду. Пока!
Аня уходит. Художник остается стоять один возле широкой лестницы, ведущей к входу здания. По лестнице спускаются люди в больничных пижамах. Одни из них смеются, другие плачут. Хромой старик спотыкается на ступеньке и падает. К нему подбегают веселые больные и поднимают. От счастья он начинает танцевать. В это время вступает оркестр и звучит композиция Моцарта “Kyrie” из «Реквиема». Толпы больных бегут по лестнице вниз, падая, и давя друг друга, поднимаясь и продолжая путь. Огромная волна людей окатывает Художника и уносит прочь от здания, оставляя лестницу пустой. Музыка заканчивается и воцаряется тишина. Ни голосов, ни шелеста. Ни единого звука. Все вокруг замерло и опустело. Ни ветерка, ни движения, ни намека на существование. Мертвые безмолвные здания, остолбеневшие деревья, окаменевшие фонтаны, застывшие стрелки на часах. Бац! И полная темнота.

Художник просыпается от звуков саксофона. Ивн играет “Blues to Bechet” Джона Колтрейна. Мелодия плавно течет и успокаивающе проникает в подсознание. Художник с наслаждением слушает и улыбается. Неожиданно мелодию заглушает рок музыка. За стеной начинается возня. Рок музыка умолкает.
- Мама, не лезь!
- Мало было его трубы, так ты еще эту шарманку притащила! Вы что, хотите меня с ума свести?
- Вы никогда мне ничего не позволяли! У всех нормальных детей были дома магнитофоны, а у вас никогда не было денег. Или были причины, чтобы не покупать мне того, что я хотела. Я не роптала и всегда понимающе относилась. Но сейчас я взрослая и имею право послушать музыку?
Звуки рока возобновляются. Ивн начинает играть на трубе.
- Тебе что, делать больше нечего?
- Семейство душевнобольных! Вы решили загнать меня в могилу?
- Прекрати дудеть! Меня тошнит от этого визга!
- Давно бы уже спустился в переход и гудел бы там в свое удовольствие. Хоть какая-то польза была бы.
Художник встает с кушетки и подходит к мольберту. Смотрит на белый холст. Наливает стакан спирта и выпивает. Закуривает сигарету. Проводит рукой по холсту и наступает полная тишина. Слышно только, как пальцы скользят по материи.

Пустыня. Ветер заворачивает в трубочки песок и гоняет колючки. На бархане сидит Пророк и чертит линии на песке. А уста его шепчут: «Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует,- всё суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит и род приходит, а земля пребывает во веки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Все вещи – в труде: не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием. Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после».

Художник с Аней в его комнате. Он лежит на кушетке, она стоит возле картины.
- Может быть, ты все-таки пересилишь себя и зайдешь к Манилову? Что в этом такого унизительного? Взглянет он на твои работы и одобрит выставку. Ты ведь знаешь, что без его согласия в этом городе ты никогда не сможешь выставиться.
- Оставим этот разговор.
- Я все же не понимаю, чего ты хочешь от жизни?
- А я не понимаю, чего жизнь хочет от меня.
- Налей мне выпить.
Художник поднимается и разливает спирт по стаканам.
- Не разбавленный?- спрашивает Аня.
- Как всегда.
- Ужас! Как можно это пить? Никак не могу привыкнуть.
Залпом осушает стакан и запивает водой. Художник выпивает следом и возвращается на кушетку.
Аня. Я сегодня останусь у тебя. Ты не против?
Художник. Опять командировка?

Глубокая ночь. Они лежат на кушетке. Аня спит у него на груди, он гладит ее по голове и смотрит в потолок. Голос Пророка: «Двоим лучше, нежели одному; потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их: ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его. Также, если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться? И если станет преодолевать кто-либо одного, то двое устоят против него: и нитка, втрое скрученная, нескоро порвется».

Художник в кинотеатре у директора в кабинете.
Директор. Надо будет сделать две афиши. Одну обязательно сегодня, вторую можно в течении трех дней.
Художник. Я постараюсь закончить сегодня обе.
Директор. Хорошо. Как там Ивн?
Художник. Дудит себе потихонечку.
Директор. Бедный старик.

Художник рисует плакаты. К нему подходит бабушка-билетерша.
- Да, нынешние кинематографисты не вписываются ни в какие сравнения с былыми. Сколько фильмов я просмотрела на своем веку. Раньше снимали с стремлением достигнуть точки от которой начинается Искусство, теперь снимают, чтобы достигнуть финансового результата. Они называют это «кино для зрителя». А раньше для кого делали фильмы? Или это зритель изменился? Они говорят, что зритель сам выбрал себе такой кинематограф. Но это неправда. Не зритель делает кино, а кино создает своего зрителя.
- Но ведь есть хорошие фильмы, талантливые режиссеры. И они продолжают работать.
- Есть, но та масса фальшивого кино, которая заполнила наши экраны, не позволяет пробиться наружу истинным художественным произведениям. Зрителя закормили полуфабрикатами, и он перестал разбираться в хорошей еде. Зритель хочет «Мак Дональдса», потому что это новое веяние, а не потому, что это полезно. Зритель хочет новых технологий, современного дизайна, ему скучно находится в шалаше. Телевидение гипнотизирует население рекламой, играми, ток-шоу, и народ деформируется. Мы превращаемся в потребителей, вместо того, чтобы становиться людьми. И это –  горькая правда. А что же будет с нашей молодежью?
- Вы думаете, что молодежь не пробьет эту стену внушения, чтобы увидеть истину?
- Эта стена для них очень красочная.
- Но она фальшивая. И они это поймут и обязательно разрушат ее. Будет новая эпоха, новые произведения искусства.
- Вы оптимист.
- Но так было во все времена. Молодежь не любит, когда ей руководят и указывают. Молодость – это бунтарство. С одной стороны законы, с другой бунт. Телевидение засоряет мозги, но многие видят эту ложь и бросают вызов. Может, они и неправильно трактуют правду, не знают в чем она, но раз заметили ложь, значит, докопаются и до истины.
- Это хорошо, что вы верите в молодежь и в лучшее будущее. Я надеюсь, что так оно и будет.

Художник сидит на стремянке и курит. Разговаривает сам с собой:
- Верю ли я себе? И во что я вообще верю? Суета сует,- сказал Екклесиаст.
Спрыгивает со стремянки и выходит из дома. Идет в дом престарелых, где лежит его отец. Заходит в палату и садится рядом с ним на кровать.
- Ты так давно не приходил,- говорит отец.
- Извини. Вся эта суета…
- Я просто скучаю. Как ты?
- Все хорошо, папа. А ты?
- Потихоньку.
- Спина болит?
- Сейчас лучше.
- А ноги?
- Все хорошо. Я прошел курс лечения, и теперь чувствую себя бодро.
- Ты выходишь на улицу? Дышишь воздухом?
- Обязательно. Здесь ничего другого не остается, как только гулять. Если буду все время лежать, то быстро очерствею. Хочешь, пройдемся?
Отец берет костыли, и они выходят из помещения.
- Ты за меня не беспокойся. Кормят тут неплохо, относятся хорошо. Свободно можно выходить на улицу, смотреть телевизор. И ухаживает за мной очень милая сестра. Такая добрая, нежная. Маму чем-то напоминает. С ней мне очень легко. Потому что грубости, как ты знаешь, я бы не выдержал. А тут очень много грубых. Для чего они выбирают эту профессию, если брезгливо к ней относятся? Свою профессию надо любить, иначе работа превратится в кромешный ад. И жизнь окружающих станет невыносимой. Ты пишешь?
- Да. Недавно закончил новую картину.
- Это хорошо. Это радует. Я тобой могу гордиться. Жалко, что не увижу твоих последних работ.
- Не говори так. Все образуется. Я, может, найду какую-нибудь более оплачиваемую работу и выберусь из этой рутины. Надо будет куда-нибудь на время уехать. Путешествия помогают. А в этом городе мне ничего не светит.
- Тяжелые времена.
- Времена всегда одинаковые, разное только отношение к ним и умение приспособиться, втиснуться. Я таким умением не обладаю, вот и все.
Доктор с крыльца зовет всех на укол. Художник с отцом возвращаются в палату.
- Ну и где мы ходим?- обращается к отцу молоденькая медсестра.
- Да вот, сын ко мне зашел. Познакомьтесь.
- Альбина,- протягивает руку девушка.
- Очень приятно.
- Мой сын художник,- гордо объявляет отец.
- Правда?- мило улыбается Альбина.
Художник не сводит с нее глаз. Она кокетливо отворачивается и просит отца лечь на живот. Делает укол.
- Я уже месяц, как здесь работаю, но вас ни разу не видела.
- Я не заходил. Был занят.
- Да, дела, дела. Но нам с вашим отцом тут не скучно. Правда?
- Да. Альбина мне часто читает современную прозу. Сидим на лавочке, дышим свежим воздухом и наслаждаемся литературой.
- Вы знаете, он у вас большой выдумщик. Иногда такие истории расскажет…
- Ну, какой же я выдумщик? Ты представляешь, она не верит в мои истории. Она думает, что все, что я ей рассказываю – сказки. Но это реальные случаи из жизни.
- Конечно, конечно.
- Барону Мюнхгаузену тоже никто не верил,- вмешивается в диалог Художник.
- Правильно, потому что он все придумал.
- Нет, он искренно рассказывал правдивые истории. Допустим, он придумал, что вытащил себя за волосы из болота,- даже не придумал, а просто преувеличил,- но само-то болота было, и спасся он самостоятельно. «Вытащить себя за волосы» – это метафора, которой он воспользовался и в которую тут же поверил сам. Поверил потому, что не нашел понимания у окружающих. Хотя, ведь именно для них он создал эту метафору, чтобы им не было так скучно.
- Вы, наверное, весь в отца, тоже хороший рассказчик? Но я прерву нашу беседу. Надо сходить за ужином. Далеко не отлучайтесь, я скоро вернусь.
Уходит.
- Ну,- подмигивает отец,- как она тебе? Понравилась?
Художник молчит.
- Вижу, что понравилась. Знаешь, если бы не Альбина, то я бы тут, наверное, с ума сошел. Вам надо поближе познакомиться с ней. Она очень толковая девушка. Милая, порядочная и ласковая. Я с твоей матерью познакомился точно так же. Лежал в больнице, а она за мной ухаживала. Такая же молоденькая, игривая и заботливая.
Наступает долгая пауза. Потом возвращается Альбина с ужином.
- Сегодня на ужин рыбные котлеты. И компот. Приятного аппетита, а я пошла.
Альбина выходит. Художник за ней.
- Спасибо, вам!
- За что?
- Вы сами знаете.
- Это моя работа. А ваш отец очень хороший человек и приятный собеседник. Мне с ним интересно. Я не думаю, что с кем-либо еще в этих стенах я могла бы так легко общаться. Только вот… Никто его не навещает.
- У него никого нет кроме меня.
- А у вас нет времени, чтобы почаще приходить.
- Я постараюсь исправиться.
- Ловлю на слове. Так что, до скорого свидания?

Художник едет с ней в автобусе.
- Знаете, Альбина, мне очень хочется написать ваш портрет.
- Правда?
- У вас очень правильные черты лица. Даже слишком идеальные. А это пугает. Красоту писать очень тяжело, потому что никогда не приблизишься к оригиналу. Красивую девушку очень трудно изобразить, но еще труднее – изобразить загадку. А она у вас есть. Я хочу попытаться. Вы позволите мне это?
- У вас здесь не занято?- перебивает их диалог пассажир.
- Нет, садитесь. Я уже выхожу.
Художник выходит из автобуса и направляется домой. В подъезде темно, лифт не работает. Он поднимается по лестнице. Сверху доносятся крики людей:
- Сколько можно! Уже второй день не работает!
- А почему никто не жалуется?
- Да жаловались! У них, видите ли, нет электрика!
- В этом доме постоянно какие-то неполадки.
- У них нет электрика, а нам-то что…
- А то, что пешком будешь ходить.
- Месяц назад воду отключали. Даже пробовали писать. Бесполезно.
- А мне на девятый этаж пешком подниматься!
- Надо собраться всем домом сразу…
Навстречу Художнику спускается старушка.
- Пьяный?- спрашивает она омерзительно.
Художник останавливается и удивленно смотрит на нее.
- Вы, мужики, не можете без этого.
- Без чего, бабуля?
- Ясно без чего – без бутылки.
- А тебе-то что?
- Всех вас разом в вытрезвитель надо отправить!
- Иди, бабуль, куда шла!
- Ты мне не груби! А то быстро отучу. Выискался здесь!
- Ты тоже сумасшедшая?
- Сам ты изверг!
- Мы все больны,- с разочарованием произносит Художник и поднимается дальше. Она кричит ему что-то вслед, но он уже не слышит.
Заходит домой и идет на кухню. Готовит себе ужин. Приносит из комнаты стакан со спиртом и, выпив, принимается за еду. Входит Настя.
- Привет, Художник!
- Привет!
- Давно тебя не было видно. Совсем не вылезаешь из своей конуры. Сидишь взаперти целыми днями.
- Я-то не сижу взаперти, а вот ты слишком много гуляешь. Времени-то уже сколько?
- А что мне еще делать? Девушка я молодая, заводная. А дом меня угнетает. Здесь пахнет старостью, одиночеством и безысходностью. И ты бы пошел прогуляться. Дискотеку бы посетил.
- Чего я там не видел? «Я стою в крутом раздумье / Среди потных и мокрых рыл / Священной злобой возвышаясь / Над скоплением мудил».
- Потрясающе!
- «Крематорий».
- Сожги меня и сохрани пепел для предков. Чего это ты ешь?
- Картошку. Присаживайся.
- С удовольствием! Жрать охота. Между прочим, ты мне очень нравишься…
- Вот как?
- Нет, правда. Всегда, когда я тебя вижу – ты невозмутимый и неприступный. А на самом деле, милый и добрый парень. И это будоражит. Потому что, это очень правильно. Надо уметь держать дистанцию. Не общаться с теми, с кем не желаешь. А если с кем-то и общаться, то всегда свободно. Я так не умею. К тому же, твоя скрытность очень привлекает. Никто не знает, что ты собой представляешь, чем ты занимаешься, кто ты вообще таков? А люди любопытны. Если они не могут узнать всего, то начинают придумывать детали сами.
- Да, этим они как бы развеивают скуку.
- Тетя Клава говорит, что в нашем доме два ненормальных. Это ее муж и ты. Ее муж понятно, он всех уже достал, а тебя внесли в этот список потому, что никто ничего не знает о тебе. Это их раздражает больше, чем шум от Ивна. Отсюда и вывод: раз ты такой скрытный и непонятный, значит ты тоже сумасшедший, но не буйный, а тихий. И это знание о тебе всех сразу успокаивает. Раз сумасшедший, то давайте к нему не лезть, пусть себе мирно живет.
- Кто еще чего тут обо мне говорит?
- Ты думаешь, тебя – то и дело обсуждают? Сидишь себе тихо, да и сиди. Спокойный сосед лучше шумного. Это я так, сама с собой рассуждаю. Когда тетя Клава заикнулась о тебе – меня это задело. Ведь ты мне нравишься.
- Какая прямота. Но ты ведь меня совсем не знаешь.
- Этим ты мне и нравишься. Я же тебе только что все разъяснила.
В разговоре возникает пауза. Художник смотрит на Настю. Она на него. Несколько минут они пристально вглядываются друг в друга. Потом она не выдерживает и смеется.
- Мы играли в «кто кого переглядит»? Ты победил.
Он не отвечает.
- Спасибо за ужин! Не оставил бедную девочку голодной. Теперь можно спокойно уснуть. Ты чего молчишь? Ушел в себя? О чем задумался-то?
- Да так.
- Ладно, пора по своим норам. Спокойной ночи! Может, как-нибудь еще и свидимся. Ночью на кухне. Или в каком-нибудь другом месте, более интересном.

Симфонический концерт. Звучит “Kyrie” Баха из «Мессы си минор». Художник закрывает глаза и видит Пророка. Он сидит на большом камне и смотрит на похоронную процессию. Тело, завернутое в саван, несут четверо мужчин. Сзади идет женщина и волочит за собой кусок доски, привязанный веревкой. Доска как бы заметает следы и оставляет позади приглаженную полосу. Полоса символизирует некую дорогу – новую и чистую – в мир упокоенных. Пророк наблюдает за всем этим. Потом встает с камня и опускается на колени. Молится. Поднимается с колен, достает свиток, раскрывает его и записывает: «Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву. Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению, и любовь их и ненависть их и ревность их уже исчезли, и нет им более части во веки ни в чем, что делается под солнцем». Музыка замолкает, и Пророк во весь голос произносит: «Итак иди, ешь с весельем хлеб твой, и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим. Да будут во всякое время одежды твои светлы, и да не оскудевает елей на голове твоей. Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей, и которую дал тебе Бог под солнцем на все суетные дни твои; потому что это – доля твоя в жизни и в трудах твоих, какими ты трудишься под солнцем. Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости».

- Привет, папа!
- Садись! Я тут написал несколько строчек. Почитать тебе?
- Конечно.
- «Корни глубоко уходят в землю, соединяясь с ней. Обнимают свою мать крепко-крепко. Ствол мощный и сильный. Он полон жизни и радости. Ветви тянутся к небу, восхваляя эту жизнь. А почки наполняются этой радостью и производят на свет красивые и неповторимые листочки. И нет ничего на земле прекрасней, чем любовь земли к дереву и дерева к земле. Эта любовь и рождает жизнь». Ну как?
- Красиво. У тебя поэтический дар проснулся?
- Это от нечего делать. Так, баловство на старости лет.
- А у тебя нет желания взяться за мемуары?
- Ты вздумал смеяться над стариком?
- Я вполне серьезно. Ведь у тебя есть много, чего рассказать. Твои истории забавны и полны приключений. Написать для меня, для внуков. Мне было бы очень интересно почитать о твоей жизни. А это место идеально подходит для подобного начинания.
- А что, может, и возьмусь за этот нелегкий труд. Нелегкий потому, что воспоминания бывают опасны. Но мы ведь опасностей не боимся? Верно? Боюсь только, что не успеть мне…
Входит Альбина.
- О, у нас гости! Я не помешала?
- Ну, что ты! Проходи. Мы тут обсуждаем мои литературные способности. Мой сын хочет, чтобы я написал мемуары.
- Прекрасная идея.
- Теперь я тоже так думаю. Я даже загорелся этим. Надеюсь, ты не откажешь мне в помощи.
- И что от меня требуется?
- Вдохновлять!

Художник с Альбиной в парке. Он пишет ее портрет. Она сидит на скамейке, поджав под себя ноги.
- Не будь такой серьезной. Лучше улыбнись. Расслабься. Закинь голову. Вот так.
Альбина смеется.
- Все ведь прекрасно?
Неожиданно аллея исчезает, и они оказываются у него в комнате. Она сидит на кушетке все в той же позе. Он продолжает писать. За стеной Ивн начинает играть на саксофоне композицию Колтрейна.
- Опять за свое,- слышится голос за стеной.
Художник смотрит на белое полотно. Ложится на пустую кушетку.
В комнате Каплевичей. Ивн сидит на кровати в позе лотоса с саксофоном в руках. За столом занимается Галя.
Художник залезает на стремянку.
На кухне. Сидят и смотрят друг на друга: Клава, Вера и Екатерина. Заходит Павел.
Ивн на кровати. Мелодии в его игре как бы ни присутствует, она заменяется резкими и быстрыми наборами аккордов. Что-то скользкое и вибрирующее. Саксофон не звучит, а стонет, приводя исполнителя в восторг.
В комнате Петра. Настя лежит на полу, заткнув уши. Около нее разбросаны фотографии, которые она сортирует.
Художник подходит к окну и раскрывает его.
На кухне.
Екатерина. Это невыносимо.
Вера. Какой противный визг! Весь дом от него уже устал.
Клава. Я ему сейчас скажу.
Вера. А ему хоть говори, хоть не говори, он все равно будет делать свое. Он ведь талант, великий музыкант!
Екатерина. Его место в психушке!
Настя рвет неудачную фотографию.
Ивн играет, закрыв глаза.
Галя. Папа, прекрати! Я занимаюсь. Ты мне мешаешь, понимаешь? Па-па!
Врывается Клава.
Клава (истерически). Хватит уже! Заткнись!
Ивн играет еще настырней. Галя вскакивает. Ударяет по столу кулаком.
Клава. Почему ты не смотришь на меня? Я с тобой разговариваю. От тебя весь дом дрожит. Почему ты не занимаешься этим на улице? Ты стесняешься прохожих? А нас, а соседей, ты не стесняешься?
Галя. Мама, это без толку!
Входит Вера.
Вера. Ивн Абрамович! Вы всем мешаете. Пожалуйста, прекратите играть.
Художник стоит у окна. К нему в комнату стучатся.
Настя. Художник, это я. Открой. Ты слышишь? Ты здесь?
Он не реагирует. Настя уходит.
Раздается звонок в общую дверь.
Екатерина. Это просто безумие! Он свихнулся! Он окончательно сошел с ума! Его надо отправить в психушку!
Вера. Я не могу так больше жить!
Клава. Поддонок! Ты мне всю жизнь испортил! Ты никогда не был нормальным мужем! Вечный свет где-то ошивался со своим джаз-бандом, и сына с детства приучал к кабакам. Кем он теперь стал?
Екатерина. Своим безумием он всех нас доведет. Вырви у него эту трубу!
Клава. Твое безумие привело к тому, что ты со всеми перессорился. Директора филармонии послал! А теперь, что? Решил дома со всех кровь выпить?
Галя скидывает книги со стола. Кричит.
Галя. Урод! Неудачник! Как мы только с тобой живем?
Выбегает из дома. Входят соседи из других квартир. Все говорят наперебой, орут.
Клава. Эгоист!
Екатерина. Вырви у него трубу!
Соседка. Сумасшедший дом!
Вторая соседка. Разве так можно? Какое неуважение!
Третья соседка. Ваша квартира всегда славилась скандалами!
Екатерина. Вырви у него трубу!
Все соседи. Заткните его! Успокойте его! Так же нельзя!
Из своей комнаты выползает пьяный старик. Поет во весь голос похабные частушки.
Вера. Еще и этот выскочил.
В коридоре стоит непередаваемый шум. Художник все так же возле окна с закрытыми глазами. Настя около своей комнаты. Павел на кухне обжигается кипятком и спотыкается об табуретку. В бешенстве бежит в комнату к Ивну, и в исступлении переворачивает кровать. Музыкант падает и музыка затихает. Наступает идеальная тишина. Молчат соседи, не ругается жена, и старик не поет своих хулиганских песен. Он в недоумении лежит на полу и пытается понять, что произошло. И вдруг из комнаты Художника раздается крик: «Да-а!» Все оборачиваются в его сторону. Он выскакивает из своей комнаты и вбегает к Ивну. Поднимает с пола саксофон и протягивает его музыканту.
Художник. Играй!
Ивн начинает играть, сидя на полу, композицию Колтрейна “Ev’ry time we say goodbye”.
Художник. Это великая музыка! Она создает пустоту, она же ее и поражает. Чтобы играть подобное, надо любить окружающий тебя мир, но быть от него свободным.
Павел. Сумасшедший дом!
Плюется и уходит.
Клава. Я всегда говорила, что в нашем доме два ненормальных.
Все потихоньку расходятся по своим местам. Настя, прислонившись к косяку двери, улыбается, глядя на Художника.

В доме престарелых.
- Знаешь, папа, я не нахожу себе места. Меня что-то очень гнетет. Но я не могу понять, что именно. Такая запутанность.
- Ничего, это бывает. Это нормальное состояние творческого человека.
- Я не вижу ничего в этом нормального. Я вообще ничего не вижу. Такое ощущение, как будто я растерял все свои чувства. Ничего не чувствую.
- Это депрессия. Она лечится временем. Между прочим, Альбина сейчас заканчивает дежурство.
- Причем тут Альбина?
- Не причем. Это я так. Твоя душа сейчас растворилась в пространстве, поэтому у тебя такое ощущение потери чувств. Но она обретет себя заново, когда новая идея посетит твой мозг. И все образуется.
- Ты так думаешь?
- Нет, я это знаю. А теперь иди.
- Идти?
- Да, Альбина уже собралась.
- Куда?
- Домой, надо полагать.
- А мне куда идти?
- Ну, сходи, проводи ее что ли. Не мне же тебя учить. Но, поторопись, если хочешь ее застать.

Художник ждет в коридоре. Через некоторое время появляется Альбина.
- Привет,- протягивает она руку.- Поздноватое ты выбираешь время для посещения. Уже одиннадцать часов. Но ты, наверное, как всегда был занят?
- Ты постоянно теперь будешь упрекать меня?
- Извини, если обидела. Я это не со зла. Как дела?
- Нормально. Отец сказал, что ты собираешься домой. Я подумал, может, тебя проводить?
- Спасибо, но за мной приедут. Если хочешь, мы можем тебя подвезти.
- Мы – это кто?
- Я и мой парень.
- Не хочу создавать неудобства.
- Да брось ты, какие неудобства?

Выйдя на улицу, они садятся в машину. Альбина представляет друг другу своих друзей.
- Привет,- говорит Художник.- Я Художник.
- Очень приятно. Я банкир.
- Его зовут Дима,- поясняет Альбина.
- Дмитрий,- уточняет Дмитрий.
- А по отчеству?
- Можно без отчества.
- Дима, мы подбросим его до дома?
- Куда именно?
- Тут недалеко,- указывает Художник дорогу.- Бензина много не уйдет.
Едут.
Художник. Вы давно знакомы?
Дмитрий. Это имеет значение?
Художник. Нет. Просто хочу завести беседу. Вам нравится Моцарт?
Дмитрий. Нет.
Художник. Очень жаль. А я хотел вас завтра пригласить в филармонию.
Альбина. А мне нравится классическая музыка.
Художник. Может быть, тогда развеемся? Культурно, так сказать, проведем время?
Дмитрий. Послушайте, Художник, или, как вас там, мы с вами не знакомы, а вы приглашаете нас на какой-то концерт.
Художник. Для этого и приглашаю, чтоб ближе познакомиться.
Дмитрий. У меня нету в планах знакомиться с вами ближе.
Художник. Понимаете, Дмитрий, Альбина ухаживает за моим отцом, и делает это с душой. Он вновь почувствовал вкус к жизни. Он стал намного бодрей, проявляет инициативу, пытается что-то создать. И мне хочется как-то отблагодарить ее. Но я ничего не могу предложить. И я подумал, может быть, пригласить вас на концерт симфонической музыки, чтобы хоть как-то выказать свое уважение и благодарность. Но если вам мое предложение показалось грубым, то извините, я не хотел вас ничем обидеть. Вы вправе отказаться.
Альбина. Дима, давай сходим на этот концерт. Я так давно не была в филармонии.
Дмитрий. Мы ведь собирались в деревню.
Альбина. Съездим послезавтра.

Театральная сцена. Занавесы опущены. Выходит конферансье. Объявляет:
- Моцарт. Allegro con spirito. Симфония № 29.
Уходит. Открывается занавесь, и начинается музыка. На сцене мы видим Альбину и Художника. Они в нарядах времен Моцарта. Она в белом пышном платье и кружевной шляпке. Он в шароварах, гольфах и блузе. На голове берет. Альбина сидит на скамейке и теребит платок. Художник рисует ее и при этом еще умудряется пританцовывать. Действие, как будто, разворачивается в старом немом кино. Все в ускоренном темпе, с эмоциональными лицами. Входит Дмитрий. Увидев их, он вынимает шпагу и вызывает Художника на дуэль. Но тот отказывается, изображая это прикладыванием рук к груди, поклоном и отрицательным взмахом головы. Но Дмитрий упорный. Он ничего не желает слушать и наступает. Художник защищается кистью. Когда кисть выбита – он пятится назад, нащупывая рукой какой-нибудь предмет для защиты. Натыкается на вазу с цветами. Выхватывает букет, смотрит на него и понимает, что это далеко не идеальное оружие. Бежит к Альбине, становится на одно колено и преподносит цветы ей. Дмитрий в ярости. Пытается настигнуть Художника, но тот убегает от него. Кружатся по всей сцене. Альбина запрыгивает на скамейку и машет руками. Дмитрий спотыкается о стул и падает. Шпага отлетает в сторону. Художник накидывает на него скатерть со стола, садится сверху и начинает калушматить. Дмитрий наконец-то высвобождается из-под сетей скатерти и переворачивает Художника на спину. Завязывается борьба. Альбина подбегает к ним и пытается успокоить. Но ничего не выходит. Тогда она кидает между ними свой платок. Увидев его, Дмитрий подбирает и вытирает вспотевшее лицо. Не зная, что еще предпринять, Альбина в панике задирает подол платья. Герои-любовники замирают на месте. Они сидят на полу,- все еще в жестах схватки, но уже успокоившиеся,- и, вылупившись, глазеют на ее ножки в шароварчиках. Альбина подходит ближе и накрывает их своей юбкой. Музыка замолкает. Занавес закрывается.

Альбина с Дмитрием и Художником выходят из филармонии.
Альбина. Это было прекрасно! Я, честное слово, получила колоссальное удовольствие.
Художник. От Моцарта так и пышет жизнью. Он был не просто гениальным композитором, он был жизнерадостным творцом. Его произведения наполнены легкостью, беззаботностью и весельем. В них нет натянутости и тяжести, они нежны и прозрачны. Я всегда завидовал его умению жить. Умению творить. Свободно и красиво. Без напряжения и боли. Боль появилась уже после, когда пришла болезнь. А с ней и страх смерти. И так, как Моцарт всю свою жизнь с помощью музыки передавал состояние души, так он передал и этот страх. Его произведения писала сама жизнь, а последнее сочинение написала сама смерть.
Альбина. А, правда, что его отравил Сальери?
Художник. Это точно такая же история, как у барона Мюнхгаузена. Мы можем верить в нее, можем не верить, но никогда не узнаем истинной правды о случившемся.
Дмитрий. Мы едем или как?
Художник. Я, пожалуй, пройдусь пешочком. А вы подумайте над моим предложением. Сейчас модно вешать портреты у себя дома. Как в царские времена.
Дмитрий. Нам этого не нужно.
Альбина. Но почему же? Я бы очень хотела иметь свой портрет.
Художник. К тому же это будет безвозмездно. Так сказать, мой подарок.
Альбина. Можно было бы начать завтра. У нас в деревне. Там потрясающие пейзажи.
Художник. Превосходно! Это отличная идея!
Дмитрий. Но глупая.
Альбина. Почему?
Дмитрий. Потом объясню.
Альбина. Давай возьмем его с собой!
Дмитрий. Ты думаешь, что говоришь? Он что, собака, или вещь какая?
Художник. Да я могу добраться и своим ходом. Так даже интересней.
Дмитрий. Даже не думай. Все, поехали.
Он садится в машину и заводит ее.
Альбина. Что поделаешь. В другой раз. Пока!
Уезжают.
Художник. Великолепно! Значит, завтра я еду в деревню!

Художник ужинает на кухне. Заходит Настя.
- Привет!
- Привет! Куда это ты вырядилась?
- Куда, куда? На вечернюю прогулку.
- Понятно. Передавай привет дискотечному смраду.
- А ты не хочешь со мной прогуляться?
- Особого желания не имею. К тому же мне завтра рано вставать.
- Ну, как знаешь.
- Перекусишь на дорожку?
- Нет, спасибо. Я обычно голодная бываю, когда прихожу, а не когда ухожу.
- Ночная птица?
- Вроде того. А ты утренняя пташка?
- Нет.
- А зачем же тогда рано вставать?
- Работа.
- А где ты работаешь?
- Видела афиши в кинотеатре? Это и есть моя работа.
- Работаешь в кинотеатре и ни разу не пригласил меня в кино!?
- Я как-то не думал об этом.
- Ну, не все еще потерянно. Я думаю, что когда-нибудь дождусь приглашения. Последний ряд и все такое.
Художник смеется.
- Невероятная прямолинейность.
- Я не люблю говорить уклончиво. Это фальшиво. А я терпеть не могу фальши и обмана.
- Похвально.
- А разве афиши надо расписывать с самого утра?
- У меня завтра другая работа. Особенная.
- И, что же завтра у тебя такого особенного?
- Я еду в деревню.
- Коров пасти?
- Портрет писать.
- Девушки?
- Да.
- Она симпатичная?
- Красивая.
- А мой портрет ты бы не хотел написать? Или я не такая красавица?
Художник на мгновение замирает и задумывается.
- Интересная мысль. Я подумаю над твоим предложением.
- Ты не ответил: я не такая красивая, как она?
- Ты ждешь комплимента?
- Нет, правды.
- Вы разные. Вы обе обладаете красотой, но абсолютно противоположной. У нее красота элегантная, строгая, более правильная. У тебя красота беззаботная, гибкая, свободная от правил. Было бы здорово изобразить вас вместе. Может, когда-нибудь мы и воплотим эту идею.
- Но прежде надо нарисовать нас порознь?
- Верно.
- Ладно, я убегаю. А ты езжай в свою деревню и пиши эту строгую красавицу. Я не буду тебя торопить, а буду терпеливо ждать, когда ты соизволишь обратиться и к моему образу. До встречи!

Художник сидит на стремянке в полной темноте. По полу снуют крысы. По потолку ползают пауки. Стены облеплены саранчой. Художник брезгливо съеживается. Дверь в комнату открывается и вбегает собака. Крысы тут же разбегаются, пауки прячутся, саранча просачивается сквозь стены. Собака обнюхивает стремянку, писает на нее и исчезает. Из-под тахты высовывается рука, шарит по полу, но, ничего не найдя, заползает обратно. Входит конферансье. Объявляет: Моцарт. “Rex tremendae”. “Requiem”. Уходит и закрывает за собой дверь. Начинает звучать композиция. Художник видит в окне лицо юного Моцарта. Потом мимо пролетает гроб. Художник спрыгивает со стремянки и подбегает к окну. Распахивает его и смотрит вниз. Там, во дворе, четверо мужчин несут гроб к повозке. Художник оборачивается. В его комнате у костра сидит Пророк. Музыка останавливается. Художник подходит к костру и садится рядом. Теперь это не комната, а пещера. Холодная и влажная пещера. Пророк указательными пальцами двух рук выводит в воздухе квадрат. Потом дует на пальцы. Поджигает от костра палочку и прикасается к руке Художника. Тот вскрикивает и просыпается.

Утро. Все соседи вертятся на кухне, торопятся, мешаются друг другу. По радио играет «Каватина Фигаро».
Художник  укладывает в сумку все необходимое для работы, сворачивает в трубочку холсты, вешает на плечо мольберт и счастливый выскакивает на улицу.
Приезжает на вокзал и садится в электричку. Улыбка с его уст не спадает.
Электричка трогается. Ария Фигаро заканчивается.
Художник смотрит в окно. Потом по сторонам. Оглядывает вагон. Народу битком. Стоит галдеж и гул. Он прислушивается и втискивается слухом в диалоги пассажиров.
Муж с женой:
Муж. Моему терпению скоро придет конец!
Жена. Моему тоже!
Муж. Он становится совсем неуправляемым. Вроде бы хороший мальчик, но что вытворяет! Это надо же, послать преподавательницу, а потом устроить целый бунт! За одни только стекла сколько пришлось выложить. Если его исключат из школы, я ему такую порку устрою!
Жена. Но это не метод. Ты этим ничего не добьешься.
Муж. Не добьюсь? Ты разве не убедилась, что он по-хорошему не понимает?
Жена. Но, бить…
Муж. Ты погладишь его по головке и скажешь: молодец?
Жена. Нет, но…
Муж. Тогда надо пороть! Они все понимают только силу!
Подросток с подростком:
Первый. Как я ему вмазал, а? Весь нос раскроил. Такой точный и смачный удар! Только не говори, что я был не прав.
Второй. Я и не говорю. Ему давно пора было указать на его место. Хотя он даже не дотронулся до нее.
Первый. А ты хотел, чтобы он еще и дотронулся? Он взглянул на нее. Этого разве не достаточно? Я уже давно хотел с ним разобраться. Повода не было. Вмазать ему в рыло! В его сопливый нос! В кровь! Чтобы все глаза затекли…
Бабки:
Первая. Изверги же, изверги! Руки им всем поотрывать! Так бы и закопала всех живьем. Всю морковку подергали. Убить гадов надо! Она ведь еще молодая была, до конца не созрела…
Вторая. Паразиты они все. От рук отбились. В наши времена такого не было. Воспитание было другое. А теперь?..
Парень с девушкой:
Парень. Сволочи! Так обмануть меня! Найти бы их всех и к стенке!
Девушка. Ты сам виноват. Я же тебе говорила, что им нельзя верить. У них на физиономии это написано.
Парень. Да кто же знал? Предложение-то хорошее было.
Девушка. Доверчивый ты у меня.
Парень. Никому больше не буду верить.
Все:
Пацаненок. Я тоже никому не верю!
Второй пацаненок. И я!
Мужчина. Я не верю в нашу политику! Она задушила нас своим обманом!
Второй мужчина. Врут на каждом слове, на каждом шагу!
Третий мужчина. А кто в наше время верит политике?
Парень. Сейчас никому нельзя верить.
Бабка. Запросто могут в подъезде изнасиловать.
Женщина. На рынке постоянно обманывают. Как я могу кому-то верить?
Мужчина. Все и всех обманывают! От депутатов до рабочих. От светских дам до проституток.
Второй мужчина. Нельзя никому верить!
Старик. Газетам тем более нельзя верить!
Третий мужчина. И женам!
Женщина. Женам? Это мужьям нельзя верить!
Мальчик. Деду Морозу тоже нельзя верить!
Второй мужчина. Никому нельзя верить!
Бабка. Прогноз погоды вечно врет!
Женщина. Реклама постоянно обманывает!
Мужчина. Все врачи лживые!
Мальчик. Воспитательницы тоже лгут!
Бабка. Вы все здесь врете!
Мужчина. Я никому не верю!
Второй мужчина. Я себе не верю!
Третий мужчина. Женщины все лгут! Они ищут любой повод, чтобы солгать. Не верьте им!
Подросток. Не верьте учителям!
Молодой человек. Я не верю теще!
Бабка. А я зятю!
Юноша. А я не верю своим глазам!
- Я не верю!
- Я никому не верю!
- Я не верю тебе!
- А я не верю тебе!
- Я не верю в любовь!
- А я ни во что не верю!
- Я не верю Богу!
- Веры больше нет! Она испарилась!
В вагон входит молодая девушка.
Девушка. Я верю!
Все умолкают и оборачиваются к ней.
Девушка. Я верю.
Смотрят на нее в недоумении.
Мужчина. Кому?
Девушка. Тебе.
Мужчина. Мне?
Девушка. Да.
Второй мужчина. А мне?
Девушка. И тебе я верю.
Художник пристально смотрит на нее. Она замечает его печально-нежный взгляд и улыбается.
Художник. Я написал картину. Она понравилась людям. Ты веришь?
Девушка. Да.
Художник. Я никогда не вру. Ты веришь?
Девушка. Да.
Художник. Я тебя люблю! Ты мне веришь?
Девушка. Верю!
Художник бросается возле нее на колени. Обнимает ее, целует ее ноги и плачет.
Мужчина. Как это приятно, когда тебе кто-то верит.
Второй мужчина. Когда кто-то верит – не хочется лгать.
Художник. Как хорошо, когда в тебя кто-то верит!
Начинаются выкрики из толпы пассажиров:
- О, Боже! Я в Тебя верю!
- Какое счастье верить и не обманывать самому!
- Я верю! Смотрите на меня, я верю!
- Я верую! Я верую в Тебя, Господи!
- Я вам верю, люди!
- Я люблю вас, люди!..

Художник идет по деревне. Доходит до окраины и останавливается возле дома, около которого стоит автомобиль Дмитрия. Стучится. Открывает радостный Дима. Как только видит Художника – перестает улыбаться.
- О, ба!
Закрывает дверь, подходит к Художнику и хватает его за грудки.
- Тихо, тихо, я не переношу грубости. Я человек тонкой натуры.
- Мы сейчас ее и согнем. Какого хрена ты приперся?
- Альбина хочет портрет. Разве ее желание для тебя не играет никакой роли?
- Альбина получит свой портрет, но только не из под твоей руки. Потому что я тебе ее переломаю. Хватай свои хаманы и бегом отсюда, если не хочешь остаться инвалидом.
Дмитрий бросает его на землю. Художник поднимается и отряхается.
- Не очень-то вежливо с твоей стороны.
- Ты еще вежливости ждешь? Неужели ты такой тупой? Не лезь в нашу жизнь! Иначе я сверну тебя точно в такую же трубочку. Кому ты голову морочишь своими рисунками? Какой, на хрен, портрет? Я что, не вижу, чего тебе от нее надо? Поэтому, лучше не нервируй меня и ступай с миром.
- Ты все неправильно понимаешь. Отелло тоже был такой ревнивый, и чем это все закончилось?
На крыльцо выходит Альбина.
- О, Художник! Ты как нас нашел?
- Это было несложно.
- А я думаю, куда это Дима пропал. А вы тут, оказывается, беседуете.
- Беседуем.
- Ну, что, пойдемте в дом? Обедать будем.
Дмитрий плюется и уходит в гараж.
Художник. Не стоило мне приезжать.
Альбина. Да брось ты, все нормально. Он успокоится. Пойдем.

Альбина с Художником сидят за накрытым столом.
- Я как-то неловко себя чувствую. Я ничего плохого не хотел…
- Ты ешь, давай. Выпьешь?
- Пожалуй.
Альбина наливает ему и себе. Выпивают.
- Кто тут живет?
- Мы. Эту землю купил Дима и построил тут дом. Это, как бы, его дача. Раз в неделю мы сюда приезжаем. И летом и зимой. Когда-то тут жили его родители. Потом переехали в город, продали этот дом. Дима его выкупил. Снес и построил новый.
- Видный жених.
- Банкир. Поэтому так и нервничает. Они все нервные. И ревнивые. Он думает, что у нас с тобой может завязаться роман. Он просто не знает, что у меня роман с твоим отцом.
Художник давится.
- Что?!
Альбина смеется. Он в недоумении смотрит на нее.
- Ты шутишь?
- Нет, говорю правду, как и барон Мюнхгаузен.
Входит Дмитрий. Садится за стол и приступает к еде. Альбина разливает всем водку. Дмитрий быстро выпивает свою рюмку, и продолжает молча есть. Альбина подливает ему. Он и эту выпивает в одиночестве.
Дмитрий. Ладно, проехали. Я погорячился. Если хочешь, то пусть он рисует тебя. Но, впоследствии, чтобы не попадался мне на глаза.
Альбина гладит его по руке.
Художник. Давайте выпьем за примиренье!
Дмитрий. Я с тобой не примирялся.
Художник. Ну, тогда за временное перемирье.

Опушка возле леса. Художник стоит у мольберта с карандашом и альбомным листом в руках. Альбина сидит на пеньке и задумчиво глядит в небо. Облака как будто застыли на месте. Но, если, на некоторое время оторвать от них взгляд, а потом вновь обратить его к небу, то сразу становится ясно, что они двигаются, гонимые ветром. Повторив несколько раз подобную манипуляцию, можно увидеть на небесном холсте множество разнообразных картин.
- У тебя есть мечта?- спрашивает Художник.
- А тебе это зачем знать?
- Просто. Так легче работается. Когда знаешь, о чем мечтает твоя натурщица. Ее мечта отражается на картине. Без мечты нет жизни. А чтобы художественное произведение получилось хорошим, надо наполнить его жизнью.
- А какая у тебя мечта?
- Я первый спросил.
- Дамам надо уступать.
- Хорошо. Я часто думаю о тебе. Представляю тебя, твой образ. От этой мысли становится тепло, сердце наполняется счастьем. Вообще-то, я не люблю говорить о счастье, это болезнь всего человечества. И мне жалко тех людей, которые вечно ноют, что они несчастны. Счастье можно найти и в несчастье. Горе всех людей в том, что они очень серьезно задумываются о счастье, но никак не могут его обрести. А оно ведь рядом. Просто они не там ищут. Им кажется, что счастье – это нечто осязаемое. И стремятся к нему. Но, подойдя, разочаровываются. Потому что это было вовсе не счастье, а лишь подделка. А счастье, оказывается, летало рядом, просто они его не заметили. Они даже не осознали, что сам поиск, в какой-то мере, тоже являл собой счастье. Просто надо иметь хорошее зрение и чаще смотреть на красивые вещи. Я испытываю счастье от того, что смотрю на тебя.
Художник замолкает. Альбина срывает ромашку.
- Ну, так, какая у тебя мечта?
Он не отвечает.
- Не хочешь говорить?
Она встает, заглядывает за мольберт и видит, что Художник неподвижно стоит, впялившись в лист с наброском.
Альбина. Что с тобой?
Художник. Пустота.
Альбина. Что?
Художник. Пустота, говорю. Я не могу сегодня работать.
Альбина. Почему? Потому что у меня нет мечты?
Художник. Нет. Потому что у меня ее нету. Пустота.

Портрет Альбины. Он стоит в комнате у стены. Уже ночь и все спят. Художник на полу возле портрета, Альбина на диване, Дмитрий в кресле.
Картина меняется. Альбина с Дмитрием спят на диване, Художник в кресле, возле портрета – собака.
Новая перемена декораций. Художник с Альбиной на диване, Дмитрий лежит на полу, а собака в кресле.
Все возвращается к первому варианту,- Художник на полу, Альбина на диване, Дмитрий в кресле, только уже утро.
И очередная смена декораций. Дмитрий в кресле, но в другой позе, на полу собака, Художника с Альбиной в комнате нет.
Они сидят на кухне и пьют чай.
- Почему вы не спите вместе?
- Потому что приехал ты и помешал нам. При тебе мы вместе спать не можем.
- Что за вздор? Ладно, я понимаю, при мне вы не можете заниматься этим, но разве нельзя просто поспать? Или вы не можете «просто поспать»? Лучше мучиться на кресле? Что за показная глупость?
- Показную глупость выкинул вчера ты.
- В смысле?
- Приехать за столько километров писать картину и сказать: «Я сегодня не могу». Нельзя было обойтись без этого пафоса?
- Я тебя не понимаю. Или ты меня не понимаешь. Нельзя браться за работу тогда, когда ты чувствуешь, что не можешь. Или ты думала, что портреты пишутся за один день? Это не базарная графика, не минутная мазня. Я пытаюсь создавать красоту. А красота очень капризная, она не подпускает тебя сразу близко. Для этого нужно время.
- Прости. Я не хотела тебя обидеть. Правда. Но Дима этого не поймет. Он в бешенстве. Он думал, что ты закончишь портрет и исчезнешь.
- Я исчезну. Но только для него. Я надеюсь, ты меня не бросишь? Мне нужно закончить эту картину.
- Я буду тебе позировать. Но только по мере возможности.
- Спасибо.
- Через три дня я…
Альбина замолкает и прислушивается. Через некоторое время входит Дмитрий. Молча садится за стол. Альбина наливает ему чай.
Художник. Альбиночка, я тебя так люблю!
Дмитрий встает. Художник протягивает ему нож.
- Убей меня, Отелло!
Дмитрий выхватывает нож и вонзает его в Художника. Художник корчится от боли, но все же умудряется вытащить нож из живота и пронзить сердце Дмитрия. Альбина кричит. Достает из тумбочки яд и выпивает. Все умирают.
Вдалеке от этого места: два дуэлянта убивают друг друга; молодая девушка прыгает с балкона; в метро избивают парня; в лесу насилуют девушку; мужчина виснет на петле; один стреляет в затылок другому; солдат пронзает штыком врага; взрыв…
Снова на кухне. Молча пьют чай.

Вечер. Художник возвращается домой. Тут же в его комнату раздается стук. Он открывает. На пороге Настя.
- Я тебя замучалась ждать.
- Неужели? Ты же сама говорила, что будешь терпеливо ждать сколько угодно.
- Я не говорила «сколько угодно». Я два дня сторожу тебя тут, как собака. Можно пройти?
- Заходи.
- Как у тебя здесь…
Настя замолкает.
- Что здесь?
- Ну, не знаю. Лестница какая-то. Ты что, ремонт надумал делать? А где стулья? Постель не заправляешь. Меня бы за это мама убила. Хорошо, наверное, одному? А это кто нарисован на стене? Твоя любовь? А на другой стене нарисуешь меня. Мы будем смотреть друг на друга. А между нами ты. Это к ней ты ездил? Как прошел урок рисования? Можно сесть?
- Садись.
- Ой, я тебе, наверное, помешала? Ты ведь только пришел, устал, надо пологать. Хочешь отдохнуть. Пожалуй, пойду. Я буду на кухне. Приходи, чайком угощу. Если придешь, то я не пойду сегодня гулять. И ты мне покажешь свои картины. Ты ведь покажешь мне свои картины? Я жду. Но недолго.
Уходит. Художник закрывает за ней дверь и влезает на стремянку. Смотрит на портрет на стене. Встает во весь рост и заглядывает в нишу, где громоздятся его работы. Спускается, заправляет постель, расставляет все на столе, ненужный мусор выбрасывает в пакет, вытряхивает пепельницу. Потом из-под стола достает трехлитровую банку. Там на дне плещутся остатки спирта. Выливает их в стакан и выпивает. Вздыхает и идет на кухню.
Настя сидит за столом. За плитой хозяйничает Клава. Ее сын Сом с другом Гришкой рисует на тетрадном листе какой-то план. Художник останавливается на входе.
Клава. Еще один.
Настя улыбается. Художник чувствует себя неловко и от этого конфузится.
Сом. Проходи, не стой в дверях.
Художник проходит, но теряется возле стола, пытаясь сесть на табуретку.
Настя. Не привычно на стуле сидеть?
Он ничего не отвечает. Она встает и наливает ему чай.
Гришка. Вот здесь хороший проход.
Клава. Безобразие.
Сом. Мам, а где отец?
Клава молчит. Настя подает Художнику чай и садится рядом. Улыбаясь, смотрит на него.
Гришка. Ничего, теть Клав, скоро мы, ух!..
Сом. Где папа, мам?
Гришка. Мы им покажем, кто мы такие.
Сом. Я спрашиваю, где отец?
Клава. А ты к нам еще пореже заходи. Месяцами не появляешься. Это он тебя так воспитал. Постоянно где-то вместе шлялись.
Сом. Где отец? Так, где Галя?
Клава. На прогулке. Тоже любительница пошляться. Не семейка, а кошачий дом.
Настя хихикает.
Сом. Последний раз спрашиваю, где отец? Его саксофон лежит на кровати. А он без него никуда не ходит.
Гришка. Да ладно тебе.
Сом. Не лезь! Это не твое дело.
Настя поднимается и подзывает Художника в коридор.
- Пойдем отсюда, тут назревает большой скандал.
Заходят в его комнату.
- В этот раз я не помешала? Твой приход на кухню я сочла, как приглашение, и согласие показать мне свои картины.
- А где Ивн?
- Его увезли в психушку.
- Что?
- Два сильных санитара отняли у него трубу и уволокли его из нашего дома.
- А Клава?
- А что Клава? Она их и вызвала.
- И ты при этом еще и смеешься?
- А что мне, плакать что ли?
За стеной слышны крики Сома и Клавы.
- Хорошо, что у него сын такой. Заступится за отца.
- А тебе-то, какое до него дело? Ты сидишь в своей конуре, и знать никого не знаешь в нашей квартире.
- Замолчи! Ты глупая девчонка, которой ни до чего нет дела! У тебя в голове одни танцульки, напридуманная любовь и болтовня! Ни грамма сострадания к рядом стоящему человеку! Ни капли жалости к несчастному. Ты не видишь ничего вокруг себя. Твой мир – это только ты, запертая в самой себе. Но ты даже не пытаешься из него выбраться, тебе и там неплохо. Тебя устраивает это безразличие к окружающему.
Настя шмыгает носом. Художник продолжает свой монолог:
- На свете не только радость, но и боль. И надо уметь к ней относится с пониманием. Если человек страдает, то ты не должна закрывать глаза и говорить: меня это не касается. Ты должна смотреть. Пусть ты ему ничем не поможешь, но ты смотри. Смотри, чтобы убить в себе эту черствость, вылечить свое сердце от безразличия. Нет ничего ужасней безразличия, оно страшней любой ненависти!
- Это неправда! Я не такая!
Настя со слезами выбегает из его комнаты. Художник хватается за волосы и бьется головой о стену. Ложится на кушетку. Начинает звучать музыка. Ария «Полет Валькирий» из оперы Рихарда Вагнера «Валькирии».
Он лежит на спине. Проваливается как будто вниз, под землю, в пустоту. Вся комната остается на месте, а он удаляется. И смотрит оттуда, из ямы, похожей так на могилу,  на летающего ворона под потолком.
Во дворе, играет симфонический оркестр.
В комнату влетает белый голубь и пытается подлететь к Художнику, но черный ворон не позволяет ему сделать этого. Он бьет его клювом, отгоняет крыльями, царапает когтями.
Оркестр нарушает ночную тишину и спокойствие округи. В квартирах рядом стоящих домов зажигается свет. Люди выглядывают в окна и бранятся на ночную музыкальную феерию. Захлопываются форточки, закрываются уши. В домах ругань и гвалт.
Голубь борется с вороном над ямой, в которую провалился Художник.
Настя рыдает в подушку.
Сом кричит на мать.
Бьются чашки и тарелки.
Дирижер настырно продолжает руководить оркестром.
Голубь ударяет клювом ворона по голове и, шипя, прогоняет его.  Тот улетает. Голубь опускается на Художника. Цепляется когтями за его одежду и вытаскивает из ямы. Вылетает вместе с ним на улицу и кружит над оркестром. А в музыкантов уже летит посуда, помидоры, яйца и все остальное, что попалось под руку. Но они не думают останавливаться и играют с еще большим усердием.
В подъездах хлопают двери, кричат бабки.
Люди вываливают на улицу толпами, чтобы забросать музыкантов и высказать им свое недовольство. Но музыка заглушает их крики.
Голубь, покружившись над безумным концертом внизу, скидывает Художника на детскую площадку. Музыка умолкает. Тишина проводит пальцами по ушам. Во дворе никого, лишь одиноко качаются пустые качели.

Утро. Все соседи потихонечку собираются на кухне. Хлопает входная дверь и входит Сом с отцом.
- Что?- удивляется Клава.
- Иди в комнату,- обращается сын к отцу. Ивн медленно удаляется.
- Еще раз подобное… Пеняйте на себя!
- Ты мне угрожаешь?
- Предупреждаю. Отец будет жить дома. Это его полное право. И никто не смеет называть его психом! Первый, от кого я это услышу, будет жестоко наказан. Я своих слов на ветер не бросаю.
Уходит.

Художник сидит во дворе на качелях. Как только из подъезда выходят Петр с Екатериной, мчится в дом. Стучится в комнату к Насте. После некоторых повторных попыток она открывает. Сонными глазами смотрит на Художника и тут же  захлопывает дверь.
Художник. Прости меня! Я не хотел наговорить тебе столько гадостей, из-за которых теперь буду переживать. Я не думаю, да и не думал, что ты такая. Меня просто взбесил твой смех. Ведь Ивн мне, как отец. Он меня многому научил. Научил разбираться в музыке. Понимать ее и любить. Он научил меня терпению. Он научил меня душевному равновесию. Я редко бываю несдержанным. И теперь очень сожалею о том, что вчера произошло. Просто не верится, что Клава так могла поступить. Отправить в психушку своего собственного мужа.
Настя (из-за двери). Но он ведь всем надоедал своим гудением. Один-два раза еще терпимо, но изо дня в день…
Художник. Да, я понимаю. Но в больнице его убили бы. Подержали бы несколько месяцев, а потом выпустили совершенно неузнаваемого человека. И возилась бы с ним Клава еще больше. А постоянно его там держать никто не будет. Ты прости меня, Настя. Я не со зла на тебя накричал. Я и сам не верю в то, что тебе наговорил. Но ты тоже пойми меня. Пойми и прости.
Художник замолкает. Настя открывает дверь.

В его комнате. Они сидят на кушетке. Она – прислонившись к нему, он – обняв ее.
- Так, значит, вы с Ивном знакомы? И давно?
- Очень давно. Еще мальчишкой я бегал на его выступления.
- Ты его знаешь с детства?! Почему же я никогда не видела, чтобы вы общались?
- А мы и не общаемся. Вернее, не общаемся в стенах этого дома.
- Почему?
- Есть на то причина. К тому же, сейчас он не в таком состоянии.
- А как вы познакомились?
- Я ведь хотел стать музыкантом. Увлекался и классикой, и джазом, и роком. Учился даже в музыкальной школе. А дома бренчал на гитаре, представляя себя великим музыкантом. А однажды узнал, что в каком-то клубе играет джаз-банд. Выяснил, где он находится и пришел туда. Но, так как детям вход был запрещен, меня не пустили. И тут появился он,- руководитель джаз-банда,- и сказал: «Если мальчик хочет слушать музыку, то какие могут быть проблемы?» Так я и познакомился с Ивном, и стал завсегдатаем клуба «Alabama». Мне даже выделили стульчик в углу, напротив сцены. Рядом с местом его сына.
- Так ты и Сома давно знаешь?
- В этом кабаке, как иногда называли клуб, мы вместе провели все детство. Я был для Сома хлюпиком, а он для меня волевым пацаном. Но нас объединяла музыка его отца. Вне стен клуба мы особо не дружили. У него была своя компания, которая меня не прельщала, а я был всегда одиночка. Но мы хорошо понимали друг друга, когда погружались в мир звуков. Между нами не было никаких преград и непонимания. Тогда мне было тринадцать лет. Сому одиннадцать. Хотя со стороны все казалось наоборот.  Сом держался уверенно, вел себя вызывающе, бесстрашно, был раскрепощенным и приспособленным к жизни. А я был молчаливым, робким, избегающим каких-либо столкновений. Мы были разные, хотя и проводили время вместе и в одном пространстве. Нас воспитал кабак, но при этом мы остались верны своим идеалам и убеждениям. Каждый пошел своим путем, несмотря на то, что начало было положено в одном месте. Это место стало для нас школой. Тут собиралась разношерстная публика: от интеллигенции до бандитов, от простых любителей музыки до высокопоставленных чинов, от бедных до богатых. И это объединение,- разнообразных лиц, характеров,- в одной точке было самым лучшим учебником. Тут познавалась сама жизнь. И это был самый настоящий джаз.
- Почему же ты не стал музыкантом, а стал художником?
- Помимо музыки я увлекался еще и живописью. Часами мог разглядывать репродукции множества картин, изучая детали и мелочи, разгадывая мысли и чувства того художника. Делал с них зарисовки, пытаясь найти правильный подход. Любил сравнивать стили разных мастеров и разных эпох. А также рисовал что-нибудь понравившееся. Однажды Сом показал отцу эти рисунки.
Художник поднимается с кушетки. Подходит к окну и закуривает.
- Ночью, когда клуб закрывался, мы выходили на сцену и изображали из себя великих музыкантов. Сом играл на гитаре, я на пианино. Ивн подыгрывал нам на саксофоне. Ночное джазовое трио. Иногда Сом пел блатные песни. Иногда я исполнял на гитаре испанские мотивы. Неуклюже, неумело, но было весело. Эти ночи – самые приятные воспоминания детства. Беззаботность, игривость и свобода. Ивн всегда говорил: чтобы играть джаз – надо любить окружающий тебя мир, но быть от него свободным. Тогда я не понимал значение этой фразы. Мне казалось, что здесь одно противоречит другому. Как можно быть свободным от того, чего любишь?
- А когда ты понял значение фразы?
- Когда стал Художником.
- И что же она означает?
- Ивн говорил, пока не поймете формулировку этой фразы, вы не сможете играть джаз.
Художник возвращается на кушетку.
- Когда Сом показал рисунки отцу, тот задумался. Спустя несколько дней директор клуба попросил меня сделать афишу для намечавшегося выступления какой-то рок-группы. Я нарисовал. И был принят на работу. Каждый плакат мне оплачивали деньгами. Первый мой заработок. Не помню уже сколько, но мне хватало и на бумагу, и на краски, и на пирожные. А Ивн с тех пор начал проявлять ко мне интерес, и выказывать свою заботу. Он постоянно хотел, чтобы я рисовал. Даже на выступлениях просил, чтобы я изображал лица посетителей. А в один прекрасный день он подарил мне вот этот мольберт. Купил кисти, краски и поставил перед фактом: я должен написать их джаз-банд. С этой картины все и началось. И мой талант, и мучения, и боль. У меня ничего не получалось тогда, ведь я впервые писал маслом, а Ивн нервничал, ругался. Требовал от меня сосредоточенности. И постоянно повторял: не пиши то, что видишь, а пиши то, что чувствуешь. Его крики давили на меня. А тут еще у Сома заиграла ревность. Он стал натужно общаться со мной, подкалывать и дразнить. Моя тонкая натура надорвалась, и я не выдержал. Злость, накопившаяся во мне, выплеснулась наружу. Я забрал мольберт с начатой картиной и надолго исчез.  Появился уже с готовой работой, которая шокировала всех участников джаз-банда. Это была страшная картина. Для них. Они с ужасом взирали на нее и морщились, не понимая, какая связь может быть между картиной и их оркестром. Посреди полотна был возведен помост с музыкальными инструментами, но без музыкантов. Сама собой играла труба, сама собой играла скрипка, и ударные, и клавишные. Без участия людей. А вокруг кипела красная лава, в которой тонули и сгорали грешные души. Все с брезгливостью отвернулись, и только Ивн обнял меня и заплакал.
- А с Сомом вы потом помирились?
- Мы и не сорились. Просто наши отношения стали более натянутыми, что ли. Когда мы выросли, то снова стали прекрасно общаться, хотя большими друзьями, конечно, не сделались. Я писал картины, Сом стал авторитетом в своем мире, а Ивн продолжал играть джаз. Пока не прикрыли клуб.
В клубе всегда крутились большие деньги. А это, как известно, раздор и дележка. Сом опекал это заведение. Был, так сказать, совладельцем. Он любил этот клуб и делал все, чтобы тот процветал. Директора это устраивало, посетители были довольны, Ивн и другие музыканты хорошо зарабатывали, мне тоже кое-что перепадало. Но наступили новые времена, появились новые братки. Клуб стал не только местом стрелок и разборок, но и желанным бриллиантом. Многие положили на него глаз и ждали подходящего момента, чтобы зацапать его себе. Сома трогать боялись, но было множество других способов перехватить заведение. Один из таких способов – это закон. В то время на высокие посты пробилась куча бандитов. Они и управляли всей системой. В их власти было все. Поэтому прибрать клуб к своим рукам им не составило большого труда. В один прекрасный день нагрянули дяденьки с автоматами и ордером на обыск. В кабаке нашлось и оружие и наркотики. Сома арестовали, директора уволили, работников разогнали, а заведение прикрыли. Через месяц Сома выпустили, а на месте бывшего клуба открыли ресторан. Но народ в его стены так и не вернулся. Они пытались заманить обратно старый джаз-банд, но Ивн напрочь отказался.
- А что сейчас на месте этого клуба?
- Ресторан «Лагуна».
- Это тот, в подворотне?
- Да, тот самый.
Художник снова подходит к окну и закуривает.
- После закрытия «Алабамы» жизнь Ивна переломилась. Потеря родного места – второго дома – свела его с ума. Он, может быть, и выбрался бы из этой ситуации, если бы власти не перекрыли ему дыхание совсем. Они отомстили за отказ играть в «Лагуне», добив его своим табу на джаз-банде. Негласный указ прошелся по всему городу, и ни одно заведение не решалось принять у себя музыкантов. Ивн потерялся окончательно, стал нервным, раздражительным, несдержанным. Его даже не спасла филармония, куда, по старой дружбе, его устроил некий влиятельный человек. Там он долго не продержался. Сцепился с главным дирижером оркестра и послал директора филармонии. За что и был уволен. На этом его карьера, как музыканта закончилась окончательно. Больше он нигде и никогда не играл, кроме как дома и на похоронах.
- А как же праздники? Он ведь ходит играть и на первое мая и на девятое.
- Девятого и в другие подобные дни, я не знаю, где он бывает, чем занимается. А первого мая,- это день траура, в этот день был закрыт наш клуб,- Ивн с сыном и со мной ходит в ресторан «Лагуна» и предается ностальгии.
- И Клава об этом ничего не знает?
- Она не знает ни о чем. Ни она, ни Галя, никто. Клава не была понимающей женщиной, поэтому Ивн никогда ничего ей не рассказывал, не посвящал в свои дела. Галя воспитывалась с матерью, поэтому об отце тоже ничего не знала, даже не любила его. А вот Сом, проводил свое время только с ним. Хоть он и не пошел по стопам отца, ушел совершенно в другую степь, но это ему не помешало стать воспитанным человеком. Он потом долго добивался, чтобы перекупить клуб, но ничего так и не вышло. Они были сильней. Может быть, когда-нибудь его мечта и сбудется, и над новым клубом  ярко вспыхнет вывеска «Alabama.com». Так он хочет назвать свое детище. Свой родной дом. И мой тоже. Все наше детство прошло в этих стенах. Все наши начинания, удачи и неудачи, радости и горечи. Все было связанно с этим клубом. Именно там я родился, как Художник.
- А ты мне покажешь свои картины?
Художник влезает на стремянку и достает из ниши рулоны холстов.
- Вот для чего тебе лестница! А я-то думала, что ты обои собрался поменять.
Художник разворачивает первый холст. Настя смотрит на картину, потом на контуры женского лица на стене.
- Это она? Я видела ее, когда она приходила к тебе. У вас любовь? Вы давно знакомы? Почему у нее в руке нож?
Художник пожимает плечами.
- Сам рисовал и сам же не знаешь?
- Не все так просто объяснить.
- А ты попробуй. А я постараюсь понять. Ты ведь разъяснил мне вчерашнюю твою несдержанность. И я все поняла.
- Я сейчас и не припомню, почему ей в руки вложил нож. Может для защиты, а может для нападения.
- А змеи? Зачем ты нарисовал у нее под ногами змей?
- Змея никогда не нападет, если ей не угрожает опасность. Она кинется только в том случае, если ты сама спровоцируешь ее. Змеи на картине как бы оберегают девушку.
- Значит, ей угрожала опасность? Поэтому и нож? Для защиты.
- Может быть.
- Она кого-то ждет, но опасается. Правильно?
- Я в детстве, рассматривая картины, рассуждал точно также, докапываясь до каждой мелочи. Но только сам с собой. У тебя это сейчас очень хорошо получается. Видишь, у нее раскрыты руки, как будто она кого-то хочет принять в свои объятия? Но, в то же время, она держит нож. Жаждет обнять, но боится. Ладно, давай следующую картину.
Художник сворачивает это полотно и раскрывает другое.
- Боже мой! Это мертвые птички?
- Да.
- Зачем ты их нарисовал?
- Чтобы ты смотрела на них и пыталась это понять.
- Но я не понимаю. Разве мало живых, чтобы рисовать мертвых?
- Это все страх смерти. Мы ее жутко боимся. Но не самого понятия Смерть, а именно своей собственной смерти. Мы знаем, что когда-нибудь нам придется умереть, и боимся этого. Когда видим похороны, то морщимся, потому что подсознание принимает это на свой счет. Когда видим какую-нибудь трагедию, то думаем, как хорошо, что она обошла нас стороной. А эти две птички не боялись своей смерти. Они бесстрашно сражались с коршуном, защищая свое гнездо и будущих птенцов. Они не думали о себе, они думали о той новой жизни, которая должна в скором времени зародиться.
- Но ведь никто этого не поймет. Все будут видеть только мертвых птичек. Никто не будет думать об их героическом поступке.
- Это не героический поступок. Это борьба за жизнь, в которой мы постоянно учувствуем. Мы боремся за свою жизнь, но иногда, ради кого-то, нам приходится и пожертвовать ей. Ради жизни другого. И кто захочет, тот увидит это в картине.
- Ладно, разворачивай следующую.
Художник раскрывает новое полотно.
- Господи, это что за ужас! У тебя что ни картина, то все страшней и ужасней. Эту я вообще понять не могу. Зачем он ее ест?
- Он не ест ее, он выклевывает у нее сердце.
- Кошмар!
- Она называется «Любовь».
- «Любовь»? Ты и вправду сумасшедший. Объясни мне, зачем он выклевывает ее сердце?
- Не все, что видишь, поддается объяснению. Иногда надо прочувствовать и тогда все станет понятно.
- Я, кроме омерзения, ничего не чувствую. Может, ты все-таки натолкнешь меня на верную мысль?
- Попытаюсь. На картине изображены два лебедя. Это самые грациозные, миролюбивые и преданные существа на земле. Они живут очень долго, поэтому выбирают себе пару на всю жизнь. Лебеди – одни из немногих, кто создают семью и никогда ее не бросают. Самец ни за что не оставит свою самку. Он будет оберегать ее, ухаживать за ней, любить ее…
- Чтобы потом съесть ее сердце.
- Когда один из пары умирает – второй от тоски сходит с ума. А потом уходит следом за возлюбленной. Лебедь выклевывает сердце своей лебедки, потому что хочет, чтобы оно забилось в нем. Он хочет сохранить ее любовь в себе. Как бы вернуть этим.
Художник сворачивает холст.
- Хотя можно и по-другому трактовать эту картину. Он убивает ее из-за безумной любви. Ведь может быть такое? Конечно, нет, лебедь никогда не навредит лебедю. Лебедь никому вообще не может навредить. Но, а если она выбрала себе в пары другого? А ведь это на всю жизнь! И тогда он сходит с ума, убивает ее и выклевывает сердце, чтобы сохранить его в себе навсегда.
- Первый вариант мне больше понравился. Все, хватит на сегодня просмотров. Я-то думала, что ты мне покажешь пейзажи, обнаженных женщин, а ты мне мертвых птиц и голую девку со змеями. Я не хочу, чтобы меня так изображали.
- Ты разочарована?
- Нет, я просто немного напугана. Такое ощущение, будто бы сегодня я узнала о жизни все. И это все оказалось мрачным и тоскливым. Я, пожалуй, пойду. Надо немного в себя придти.
- Только, пожалуйста…
- Что?
- Обещай мне, что все, что сегодня слышала от меня, сохранишь в себе и никуда не выпустишь.
- Я знаю, что ты меня принимаешь за болтушку и пустышку, но я не такая.
- Если бы я принимал тебя за пустышку, то ни за что бы так не открылся. Я никому никогда не рассказывал истории своего детства. Я доверился только тебе. Потому что я верю тебе.

Река Алабама. На цветущем холме сидит Ивн и исполняет композицию Колтрейна “Alabama”. Вокруг живописная местность. Красота не знает пределов, как и любовь не ведает преград.

Художник с Альбиной в парке, возле дома престарелых. Она сидит на лавочке, он стоит напротив у мольберта.
- Я не могу тут сосредоточиться. Эти старики мне мешают. Снуют туда-сюда.
- А ты капризный. Если ты так долго не можешь начать  эту картину, то когда ты ее вообще закончишь?
- Я не люблю, когда смотрят на мои незаконченные работы. А они через спину заглядывают ко мне в холст. Как будто в душу лезут.
- И что ты предлагаешь?
- Пойти ко мне.
- У тебя мастерская?
- Нет, комната в коммуналке.
- Обалдеть!
Альбина поднимается с лавочки.
- Знаешь, в какое неловкое положение ты меня ставишь? Несмотря на все Димины запреты, я продолжаю позировать тебе. На свой риск и страх. И чувствую себя какой-то предательницей. Так ты еще вздумал потащить меня к себе домой.  Как ты себе это представляешь? Выходные мы проводим вместе с Димой, с работы я уйти не могу. У меня нет возможности, да и времени, чтобы посвятить его тебе. Почему надо все усложнять? Там у тебя бзик, тут тебе мешают, а дома тоже найдутся причины не продолжать работу?
- ?
- Мне не нужен этот портрет.
- Но он нужен мне!

У него в комнате.
- Сразу видно, холостяцкая нора. Мы сразу начнем?
- Конечно. Садись.
Альбина садится на прибранную кушетку. Художник берет в руки карандаш и лист бумаги.
- Ты мне покажешь свои картины?
- Не думаю.
- Почему?
- Боюсь спугнуть тебя.
- Они такие страшные?
- Многие говорят, что да. Хотя в жизни столько ужасов, что глупо пугаться обычного отражения.
- Может, все-таки рискнешь? Я ведь должна знать, с каким художником имею дело.
- Как-нибудь в другой раз. Хорошо?
- Ладно. А то боюсь, спугну тебя.
Альбина молча смотрит на Художника. Он делает наброски.
Художник. Как продвигаются мемуары?
Альбина. Он мне ничего не показывает. Такой же скрытный, как и ты. Но, говорит, что, как только закончит первую главу, так сразу даст ее прочитать.
Художник. Как он себя чувствует?
Альбина. Бодренько.
Художник. Он ведь может молчать про свои болячки.
Альбина. Он, может, и молчит, но доктор-то от меня скрывать не будет. Говорит, что идет на поправку. Послеоперационные осложнения уже позади.
Художник. Дай Бог, дай Бог.
Альбина. А кто это изображен у тебя на стене? Твоя первая любовь?
Художник. Вроде того.
Альбина. Нет желания поделиться?
Художник. Нет.
Альбина. Ладно, давай помолчим.
Спустя некоторое время Художник подсаживается к ней на кушетку.
- Что?- удивленно спрашивает Альбина.- Опять работать не можешь?
- Да нет, все в порядке.
- А что тогда? Такое ощущение, как будто ты сейчас на меня накинешься.
Художник улыбается.
- Может, в мыслях и бродит что-то подобное, но накидываться я не собираюсь.
- Это успокаивает.
- Когда ты без халата, то никогда не подумаешь, что ты работаешь медсестрой. У тебя вид солидный. Независимый и волевой. А на работе ты кажешься милой и скромной.
- Значит, сейчас я не милая?
- Милая, если знать тебя. А со стороны – строгая.
- Вот как?
- Дима не против твоей работы?
- Нет!
- Он богатый, преуспевающий бизнесмен, а его девушка ухаживает за больными стариками. Я не думаю, что ему это очень нравится.
- Послушай, я не лезу в твою жизнь, ты не лезь в мою!
- Прости, если обидел. Это обычная беседа, в которой задаются разные вопросы.
Художник подходит к мольберту. Рисует карандашом на холсте.
- Когда ты что-то пишешь – тебе необходимо знать историю того, что изображаешь. Пишу ли я пейзаж, я должен знать, что собой представляет эта местность; пишу ли я натюрморт, я обязан знать принадлежность каждого предмета; пишу ли я портрет, мне нужно иметь хоть какое-то представление об этом человеке. Если ты берешься за работу без знания, у тебя ничего не выйдет.
Художник закуривает. Потом тушит бычок в пепельнице и снова берется за карандаш.
- Дима, действительно, против моей работы,- прерывает молчание Альбина.- Но относится с пониманием и старается не трогать меня. Мне нравится то, что я делаю. Я пошла в медицинский не только из-за образования, но и из желания быть полезной. В детстве я ухаживала за своей больной бабушкой. Убирала за ней, кормила ее. Я не видела в этом ничего омерзительного и нудного. Даже наоборот, меня это увлекало. Бабушка была потрясающим рассказчиком. Невероятно болтливая и мудрая. Она была парализована, но это ей не мешало общаться. Все эти ее истории… Однажды ее увезли в больницу, откуда она больше не вернулась. Медсестра забыла сделать ей укол, и не пришла в палату тогда, когда нужна была ее помощь. Она была занята другими «очень важными» делами. Дима знает эту историю и поэтому не лезет ко мне.
- Прости, что заставил тебя рассказать все это. Я просто не мог понять, почему ты выбрала такую профессию.
- Ну, теперь, когда ты понял, работа пойдет быстрей?
- Ты теперь всегда будешь меня подкалывать?
- Нет, я просто спросила.
Художник улыбается.
- А как вы познакомились с Димой?
- А это тоже нужно для нормальной стабильной работы?
- Опять иронизируешь?
- Ладно, не буду. Я приехала учиться из другого города. Жила в общежитии. Как то – это было на третьем курсе – родители положили мне на книжку деньги. Я пошла в банк, чтобы снять какую-то часть. Там с Димой и познакомилась.
- Увидев тебя, он понял, что влюбился!
- Теперь ты иронизируешь?
- Нет, продолжаю твой рассказ. Как он подошел к тебе? Как вы начали встречаться?
- Тебе нужны подробности?
- К мелочам всегда надо бережно относиться. Из них складывается целое. Мне, действительно, интересно знать, как вы познакомились.
- Он был заместителем директора. Увидел меня, подошел, поинтересовался, довольна ли я обслуживанием в их заведении? Какие будут пожелания? Ну и всякое в подобном роде. Потом пошли расспросы о том, где я учусь, откуда родом и прочая чушь. А закончился наш диалог тем, что он предложил мне поработать у них. Студенческие годы тяжелые, и лишняя копейка никогда не помешает. А у них есть хорошее временное местечко. Я сказала, что подумаю и он оставил свой номер телефона.
- Ты позвонила и…
- …и мы встретились. Но, работать я туда не пошла. Зато стала его любовницей.
- Ого! Как все просто в нашей жизни.
- Но у нас было все, как положено. И свидания, и ночные прогулки, и ужины в ресторанах, и романтические путешествия. К нему я перебралась жить только спустя год.
- Почему же он до сих пор не сделал тебе предложение?
- С чего ты взял? Он предлагал мне выйти за него, и неоднократно. Но я пока не готова.
- Вот как? Все девушки мира мечтают скорее выскочить замуж, тем более, когда жених состоятельный молодой человек. А ты вздумала характер свой показывать? Надо же.
- Теперь твоя очередь.
- Что?
- Рассказывать.
- О чем?
- Ну, например, кто эта девушка, чей портрет ты нарисовал на стене?
- Мы так не договаривались.
- Чего ты испугался? Ты вывел меня на искренний разговор, а сам в кусты? Это нечестно и не по-мужски. Этим ты оскорбляешь мое достоинство. Ты заставил меня откровенно поделиться с тобой, а сам значит, мне не доверяешь? Ты обижаешь меня.
- Стоп! Я не говорил, что испугался, мне просто кажется, что тебе это будет неинтересно.
- Тебе, значит, интересно, а мне нет. Плохо ты обо мне думаешь.
- Ладно! Что ты хочешь знать?
- Все. Все о тебе и об этой девушке.
- Мы с ней учились в техникуме. У нас был роман.
- И это все?
- Да.
- Так о своей любви не рассказывают. Тем более творческие натуры. Я тоже хочу подробностей и мелочей. Только правдивых, искренних.
- Понимаешь, Альбина, мне тяжело это тебе рассказывать, потому что... О своей прошлой любви всегда тяжело рассказывать любимому человеку.
- Вот так откровение.
- Ты сама просила искренности. К тому же, ты прекрасно знаешь, что я люблю тебя.
- Так. Наш диалог свернул в другое русло. Я не хочу об этом ничего слышать. Я хотела только узнать о твоих отношениях с этой девушкой. Мне больше ничего не интересно. Если не хочешь, не рассказывай. А твои признания мне ни к чему.
Художник закуривает.
Художник. Мы любили друг друга. Все время проводили вместе. Ходили в разнообразные заведения. Устраивали разные игры. Например, «Найди меня». Она писала записку с намеками на то место, где может находиться, я угадывал. Приезжал туда и обнаруживал следующую записку. И так до тех пор, пока не находил ее.  Нам было весело, хорошо. До этого я не имел понятия, что такое любовь к женщине и как она прекрасна! Это была первая любовь – самая искренняя и самая настоящая.
И вот однажды, я взялся написать ее портрет. Все начиналось хорошо. Задорно, с вдохновением. Протекало непринужденно, с легкостью. Она позировала мне, я писал ее. Мы разговаривали, веселились, отвлекались на баловство. Занимались любовью. В общем, проводили время как обычно. Портрет был уже практически готов, когда во мне что-то переломилось. Я смотрел на него и ничего не видел. Ни жизни, ни души. Лишь пустота. И я не мог понять: почему?! Почему картина, написанная с любовью и вдохновением, не затрагивает моего сердца? Чего в ней не хватает? Или чего не хватает во мне? Эта мысль меня угнетала и не давала покоя. Я перестал встречаться со своей девушкой, попросил ее какое-то время не беспокоить меня и скрылся в своем одиночестве. И только там я смог заполнить ту пустоту, которая угнетала меня. Я изменил в картине все, что меня не устраивало. И это была совершенно другая работа, ничем не похожая на тот портрет, какой я начинал писать. Закончив картину, я наконец-то освободился от груза, который тяготил меня. Я нашел то пространство, в какое вписывался образ моей возлюбленной. И от этого мне стало сразу легко и радостно. Я побежал к своей милой,- веселый и счастливый,- и стал обнимать ее и просить прощение за свое поведение, за то, что так неожиданно и без объяснений бросил ее. И она простила. Потому что любила.
Альбина. А я могу взглянуть на эту картину?
Художник. У меня ее нет. Она по праву принадлежит той, кому была посвящена.
Альбина. А что же было потом? Почему вы не вместе?
Художник. Я неоднократно выкидывал подобные номера, когда начинал работу над очередной картиной. Исчезал, потом появлялся. Ей это, видимо, надоело, и она вышла замуж. Все банально просто.
Альбина. Ты ее до сих пор любишь?
Художник. Даже не знаю.
Альбина. А она любит.
Художник. Она вышла замуж. Она не смогла меня терпеть. Разве это любовь?
Альбина. Может она, теперь сожалеет об этом?
Художник. Послушай, к чему все эти разговоры?
Альбина. Я ведь ее знаю.
Художник. Откуда?
Альбина. Она тоже приходит навещать твоего отца.
Художник. Что? Почему же он мне ничего об этом не говорил?
Альбина. Значит, так было нужно. И я зря тебе сказала. Надеюсь, ты ему ничего не передашь? Ему нельзя волноваться.
Художник. Нет, конечно. И вы с ней общаетесь?
Альбина. Нет. Но один раз поговорили. Вначале я думала, что это твоя сестра, но когда узнала, что родных у вас нет, то подумала, что какая-нибудь его поклонница. Бывает же и такое. Он и не думал меня переубеждать. Рассказал сказку об их невероятном романе. Я, вроде бы поверила, но сомнения все-таки взяли вверх. Уж больно сказка была красивая. И тогда я решила подойти к ней. Аня – так ведь ее зовут? – рассмеялась над стариковскими выдумками и сказала, что она девушка его сына. Не бывшая девушка, заметь. Вот и все. Остальное поведал мне ты. Спасибо за откровение.
Он откладывает карандаш на стол и отставляет мольберт в сторону.
- На сегодня все!
- Такими темпами ты никогда не закончишь картину.
Художник пожимает плечами.
- Но начало, все-таки положено. Когда тебя можно ждать в гости?
- Не знаю. С работы часто отпрашиваться не получится, а Диме лгать я не собираюсь. Он не такой дурак. Поймет сразу все. И без основания начнет ревновать. Он ведь не поверит, что я прихожу к тебе лишь для того, чтобы ты смог написать мой портрет. Ревность приведет к скандалу, а скандал, известно, чем заканчивается.
- Как все сложно.
- Ты проводишь меня?
- Да, конечно.

Художник уходит провожать Альбину. Возвращается спустя некоторое время с трехлитровой банкой спирта. В комнате, возле мольберта, стоит Настя.
Настя. Дверь была открыта.
Художник. Я выскочил на минуту.
Настя. Чтобы проводить ее. Значит, ты к ней ездил в деревню? А я думала к той. Не успела ревность утихомириться к одной, как тут же всплыла другая.
Художник подходит к ней и обнимает за плечи. Настя выскальзывает.
Настя. Я сама себе противна. Надо же, влюбилась! И в кого! На улице столько интересных ребят, молодых парней, а я, дура, втюхалась в какого-то старого художника, которому абсолютно безразлична. Он у меня под носом крутит романы, а я переживаю. Ревную его. Зачем мне это все надо? Почему ты сразу не отшил меня?
Художник. Потому что ты нужна мне.
Настя. Нужна? Как у вас легко получается пудрить мозги. Одно слово и мы должны растаять.
Художник. Дуреха.
Настя. Действительно, я чувствую себя полной дурой. Вы тут неизвестно чем занимаетесь, а я в своей комнате схожу с ума, места себе не нахожу. Зачем ты ее привел сюда? Других мест, что ли нет?
Художник. Успокойся. Ты понапрасну себя терзаешь. Я ведь художник. Это моя работа.
Настя. Твоя работа приводить в дом баб?
Художник. Баб! Ты устраиваешь сцены, прям, как настоящая супруга.
Настя. Извините! Я забыла, что я вам никто и звать меня никак.
Настя пытается уйти, но Художник удерживает ее за руку.
- Если ты сейчас уйдешь и бросишь меня, то причинишь боль. Не поступай, как глупая девчонка.
- А ты не причинил мне боль?
- Нет. Ты сама себе ее вообразила. Сядь. Сядь и выслушай. Я не хочу, чтобы мы ссорились. Я не хочу, чтобы мы вообще когда-либо ссорились. Я хочу, чтобы ты поняла одно: ты нужна мне.
Настя садится на кушетку.
- Я буду говорить, ты будешь слушать. Согласна?
Она кивает головой. Он берет карандаш и альбомный лист бумаги. Начинает говорить и рисовать:
- Мы жили через стенку, а я знать тебя не знал. Изредка видел, сталкивались на кухне, но я не обращал на тебя никакого внимания. Ты кружилась рядом, а я не замечал тебя. Так, соседка и все. Даже, когда недавно ты сказала, что я тебе нравлюсь, я пропустил это мимо ушей. Мало ли что у юного создания в голове? Придумала себе любовь и играет. От нечего делать. Наскучила молодая уличная шпана. Может, это все так бы и закончилась. Ты бы устала от этой игры, а я бы продолжал заниматься своим делом. Но однажды на кухне ты задала мне вопрос, который зацепил мое сердце кончиком лезвия. Ты спросила: не хочу ли я написать твой портрет? И тут я обратил на тебя внимание. И понял, вот тот образ, который мне нужен. Вот эта девочка, рядом со мной.
Незадолго до этого, я познакомился с Альбиной – та девушка, которая сегодня приходила – и точно так же воскликнул: вот то лицо, которое я искал! Я должен заполучить его во чтобы то ни стало.
Я как раз собирался ехать начинать писать ее портрет. И тут появилась ты, со своими детскими, но такими точными вопросами. Каждый твой вопрос проникал в душу и заставлял переосмыслить весь мой подход к новой работе. В голове образовалась каша. Я перестал понимать, чего именно хочу. Мне нужна была и она и ты. И тут я сам себе ответил: нужно изобразить вас вместе. Когда я приехал к ней в деревню, то не смог начать работу. Мои мысли были где-то далеко, скорей всего рядом с тобой…
- Значит, я тебе нужна всего лишь для картины?
- Я еще не закончил. Выслушай, пожалуйста, до конца. Мне итак нелегко дается выкладывать все перед тобой.
Художник открывает банку со спиртом и отливает часть в графин.
Настя. Фу! Что это?
Художник. Спирт.
Настя. Зачем он тебе?
Художник. Для разных нужд. В частности для употребления.
Наливает в стакан.
Настя. Ты его будешь пить? Чистым?
Художник залпом выпивает и запивает водой. Настя морщится.
- Когда я на тебя накричал,- продолжает он,- я всю ночь промучился. И тогда понял, что ты нужна мне не просто, как изобразительный объект. Ты мне необходима, как человек. Обидев тебя, я испытал невыносимую боль. Я испугался, что потеряю тебя. И этот детский страх, на самом деле, оказался не чем иным, как любовью. Разве ты не поняла, что я люблю тебя?
Художник протягивает ей лист с рисунком. Настя смотрит на него и молчит.
- Я никому не открываю свою душу. Только тебе я ее доверяю. И теперь, когда мы все выяснили, я хочу, чтобы ты забыла все, что я тебе говорил, и вернулась в свое обычное состояние. Я буду писать и тебя, и ее, и это никак не будет влиять на наши отношения. Верно? Ты будешь благоразумной. И мы создадим нашу картину. Только одна просьба, никогда не заглядывай в мою незаконченную работу. Ты не должна смотреть ни на холст, ни на листы с эскизами. Договорились?
Он садится к ней на кушетку и обнимает ее.

Вечер. Художник сидит на стремянке. Потом спускается с нее, берет карандаш и второпях начинает рисовать на холсте. Выпивает, закуривает и вновь увлеченно бросается в работу. Бормочет что-то под нос, сверяет изображение на холсте с рисунком на бумаге. Снова выпивает. Нервно чиркает карандашом или, наоборот, задумчиво и старательно выводит линии. Так продолжается всю ночь. К рассвету, уставший, но счастливый он ложится спать.
Просыпается от беспокойного чувства. Возле мольберта стоит какой-то человек и рисует на его картине. Художник приглядывается к нему и узнает в нем себя.
- Ты что делаешь?- возмущенно спрашивает настоящий Художник у своего двойника.
- Пишу картину.
- Это моя картина!
- Она точно такая же твоя, как и моя.
- Не притрагивайся к ней!
- Я уже почти закончил.
Художник испуганно начинает кусать ногти. Хочет встать с постели, но что-то его удерживает.
- Вот и все,- говорит призрак.- Картина готова.
- Покажи мне ее.
- Нет!- изменившись в лице, произносит он.
- Но почему? Ведь ты сам говоришь, что она такая же твоя, как и моя.
- Правильно. Но я ее тебе не собираюсь показывать, потому что ты испугаешься. Точно так же, как пугаются все при виде твоих картин.
Он щелкает пальцем, и утренний свет за окном превращается во тьму.

Художник просыпается весь в поту. Вскакивает с постели и подбегает к мольберту. Холст абсолютно белый.
- Нет,- шепотом произносит он.- Этого не может быть.
Щупает полотно рукой. Гладит его.
- Не-е-ет! Кто тебе разрешал трогать мою картину?! Какое ты имел право вмешиваться в мою работу? Ты изверг! Ты садист! Зачем ты все стер? Как ты мог так поступить со мной?
Художник переворачивает мольберт на пол. Опрокидывает стремянку.
- Нет, ты не стер ее. Ты украл мою картину! Куда ты ее спрятал? Верни мне то, что принадлежит мне! Это моя картина, и только моя! Куда ты ее дел?
Он поднимает стремянку, залезает на нее и скидывает с ниши все свои работы. Каждую разворачивает, но нужную не находит. Падает в слезах на пол рядом со своими картинами.
- Ничего,- успокаивает себя,- я начну заново.

В престарелом доме.
- Знаешь, папа, что-то такое непонятное творится. Не могу даже определить – что это. И не ясно, то ли надо бороться, то ли принимать, как есть.
- Может тебе необходимо отдохнуть? Ты ведь хотел куда-нибудь съездить.
- Хотел. Но сначала надо разобраться со всем этим тут. Кто-то грызет меня изнутри.
- Жениться тебе надо. Семьей обзавестись. Пора бы уже. И грызун тогда оставит тебя в покое. Посмотри, какая хорошая девушка Альбина…
- У нее жених есть.
- Жених… А внуков я так и не дождусь. Что у нас за дети? У Ивна сын тоже не торопиться. А бедную дочь Бог не наградил…
Входит Альбина.
Альбина. Беседуете?
Художник. Да. Разговариваем о животных, о грызунах всяких.
Альбина. Ну и тему вы выбрали.
Художник. Нормальная тема. Как раз для моих работ.
Отец. Я так и не увижу твоих последних картин.
Художник. Папа, хватит уже.
Альбина. Ну, что вы! Вы и картины сына увидите, и свои мемуары допишете. Послушай, Художник, почему ты не можешь привести их сюда?
Художник. Я как-то не думал об этом. Точно, мы так и сделаем. Альбина, какая ты умничка. Самое простое никогда не приходит нам в голову, потому что мы всегда смотрим выше, не замечая, что лежит под ногами. А бывает, что под нами лежит целый клад, но мы, из-за своей невнимательности, или из-за дурной привычки широко шагать, не замечаем его. Отсюда и фраза: «Все простое – гениально».
 Альбина отводит его в сторону.
- Послушай... Тут, короче, такое дело… Дима уезжает на несколько дней по делам. Можешь продолжить писать свою картину у меня. У тебя я не хочу. Там я себя чувствую неуютно, и, если честно, у тебя вся комната провоняла красками и спиртом. Так что, в твоем распоряжении три дня, вернее два, потому что один из них я на работе. Смешной анекдот, неправда ли?
- Какой?
- Муж уехал в командировку, а жена привела художника.
Альбина смеется.
- У тебя есть дома проигрыватель?
- У Димы был какой-то. А зачем тебе?
- Приготовь его. Мы будем слушать музыку.

Море.  Беспокойное и буйное. Волны ударяются о скалы, разбрасывая брызги во все стороны и окатывая сидящего на краю скалы Пророка. Он хриплым голосом произносит: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру».

Художник лежит на кушетке. Рядом сидит Настя и гладит его по голове. Наклоняется и целует. Ложится рядом. Ивн начинает играть на саксофоне. Они лежат, глядя в потолок, и слушают заунывный джаз. Саксофон не звучит, а плачет. И, вместе с его плачем, текут слезы и у Художника. Он прижимает Настю к себе, закрывает глаза и полет мелодии уносит их за собой.

- Да пребудет сила с тобой в дни скорби и печали!
- Хвала Создателю, и хвала тому, кто идет по пути Его!
- Не лучше ли упасть в небо, чем полететь в пропасть?
- Сердце кладу к ногам Твоим, душу доверяю рукам Твоим! Не погуби на пути к истине!

В квартире у Альбины.
Она. Можешь расположиться тут. Выпьешь что-нибудь?
Он. Нет, спасибо. Прям, как в американских фильмах.
Она. Если тебя вдруг что-то не будет устраивать, то не кидайся сразу в амбиции: я не могу работать! Скажи мне, и мы вместе все обсудим.
Он. Да, госпожа.
Она. Мне садится на диван?
Он. Если хочешь, можешь устроиться на полу.
Она. Может, хватит шутить? Я итак себя чувствую, как вор, залезший в чужую квартиру.
Он. Больше не буду.
Раскрывает мольберт и раскладывает на столе все необходимые принадлежности. Достает пластинку.
- Вообще-то я выпью,- говорит Художник, поглаживая себя по животу.
- Что именно?
- А у тебя большой выбор?
- Не маленький. Коньяк, виски, мартини, водка... Перечислять дальше?
- А что, это еще не полный список? Тогда я хочу дослушать до конца.
- Ликер «Бейлис», вино «Шардене», вино «Мерло», настойка на коньяке…
- Вот вина ты перечислила по названиям, а коньяк и виски…
Альбина вскакивает с дивана.
- Ты издеваешься? Все, можешь собираться…
- Прости, прости, прости! Я и не думал издеваться. Ты неправильно меня поняла. Просто, ты нальешь мне коньяк, я его выпью, а названия не буду знать... Я и вправду хотел узнать название. Не так часто выдается вкусить коньяку.
- Так, успокоиться. Я сегодня нервная. Действительно, смешной анекдот. Ничего отрицательного не делаю, а такое ощущение, что уже нагрешила.
- Просто это его квартира. А он меня недолюбливает. Эти импульсы и отражаются на тебе.
- Ладно, все, я спокойна. Значит, ты будешь коньяк?
- Да, 50 грамм. И виски.
- И виски?
- Да, с колой. Есть кола?
- Есть.
- 50 грамм виски и 100 грамм колы. И еще 50 грамм виски отдельно. И 50 грамм водки. Нет, две по 50.
- А сейчас ты что делаешь?
- В смысле? Я делаю заказ.
- Нет, ты издеваешься.
- Послушай, Альбина, тебе сегодня и вправду все мерещится. Я просто хочу все попробовать. Я никогда не пью такие напитки. Обычно я пью спирт. А тут такой выбор. Хочется и этого и этого. Но, если тебе трудно…
- Значит, все?
- Нет, ликеров, вина и настойки не надо. Можно мартини. Тоже сто. Ты все запомнила? Где тут можно покурить?
- В туалете. На балкон выходить не желательно. Бычок кинешь в унитаз и смоешь.
Художник уходит в туалет. Альбина в это время готовит ему напитки. Себе тоже наливает коньяка. Он возвращается и начинает расставлять рюмки в том порядке, в каком собирается употреблять. Смотрит на это дело, потом меняет местами.
- Нет!
И опять переставляет. Альбина глядит на него с удивлением.
- Все. Вот так. Сначала 50 грамм водки. А сочку у тебя нет?
Альбина вздыхает и уходит за соком. Возвращается и видит, что на столе вновь перестановка.
- Зачем я только предложила тебе выпить?
- Теперь точно все. Сперва 50 грамм виски. Для старта, так сказать. Потом 50 грамм водки. Затем неспешно потянуть коньячок. Употребить виски с колой. Поизвращаться с мартини. И закончить все это водкой.
- Ты работать сегодня собираешься? Или ты вздумал напиться? Новая отговорка, чтобы ничего не делать? Я итак стараюсь дать тебе возможность писать этот гребаный портрет, который мне уже поперек горла встал. Иду на все ухищрения, а от тебя никакой отдачи. Кому он нужен, в конце концов, мне или тебе? Ты же кричал: не оставляй меня! Я рискую своими отношениями с Димой, иду у тебя на поводу, а ты плюешь на меня. Я пошла даже на то, что привела тебя к себе домой, а ты возишься с этими стаканчиками. Это я выпью сейчас, это я выпью потом…
- Хватит!
- Что значит хватит?
- Это значит, что я приступаю к работе. Это просто была подготовка. Ты явно сегодня не в порядке. Поставь эту пластинку.
Альбина включает проигрыватель. Звучит композиция Колтрейна “Call me by my rightful name”. Художник берет карандаш и лист бумаги.
- Итак, начнем.
Выпивает рюмку виски и приступает к художественной части.
- Это не я не в порядке, это с тобой что-то не то. Может, ты ко мне пришел уже пьяный? Или какой-нибудь травы обкурился?
- Ты чего там сама себе бормочешь? Убери руки от лица, я все-таки портрет пишу.
- Ты ничего не пишешь. Ты только голову мне морочишь. Может быть, ты вообще не художник? Почему ты не хочешь показать мне свои картины?
- Ты их увидишь. Когда привезу отцу в больницу. А теперь успокойся. Ты мне нужна радостная, а не угрюмая. Что с тобой случилось? Я и не думал тебя изводить. Но, если ты так думаешь, то прости. Давай лучше молча работать.
Выпивает водку и запивает соком. Рисует на бумаге. Альбина отрешенно смотрит в пространство. В молчании Художник не торопясь выпивает все выставленные на столе напитки, после чего протягивает рисунок Альбине.
- Готово.
Альбина пристально смотрит на него.
- Ну как?
- Это... Это превосходно.
- Значит, начало положено. Теперь будем заполнять пространство самого холста. Но это – завтра. Ведь я завтра прихожу к тебе?
- Да, конечно. Прости, если я, что-то не то наговорила…
- Все нормально. Это ты прости меня. Я должен был войти в твое положение.
Художник упаковывает в сумку свои принадлежности.
- Ты забираешь все?
- Да.
- Мог бы оставить тут. Все равно ведь завтра придешь.
- А вдруг нагрянет он? Кто его знает, что бывает. Спасибо за напитки. Все было вкусно и шикарно. И, еще раз прости. До завтра!
Уходит.

Вечер. С Настей у себя в комнате. Пишет ее портрет на холсте.
- Старик-то сегодня учудил. Увидел в холодильнике у тети Клавы начатую бутылку водки и глотнул из нее. А это оказалось какое-то втирание. Вот умора. Он понюхал, а оно водкой пахнет,- на спирту ведь,- и давай хлебать. А Ивн какой день уже не играет. Тишина в их комнате. Мне вот интересно, почему они не переберутся из этой коммуналки? Им сын не может что ли помочь? Ведь крутой. Да и Ивн, ты говорил, неплохо раньше зарабатывал. А живут в каком-то бараке.
- Это его квартира.
- Что?
- Он сам не хочет отсюда никуда переезжать. Потому что с этой квартирой очень много связано. Ее история, как биография человека.
- Ты мне расскажешь?
- Ну, если тебе интересно.
- Конечно, интересно.
- Еще до войны здесь жил его дед. Известный советский дирижер. Ему дали квартиру, когда у них с женой родился сын - отец Ивна. Все пять комнат принадлежали им, несмотря на то, что в них жили их родственники. Когда началась война, все разъехались и квартира опустела. Вплоть до сорок пятого года. Бог был милостив, и с фронта вернулись все живые. Отец Ивна даже умудрился привести с собой жену, с которой познакомился в госпитале. В том же году родился и малыш Ивн. Но квартира недолго находилась в полном распоряжении Каплевичей. Через год две комнаты были отданы посторонним людям, еще через год заселили и третью. С тех пор за семейством укрепились всего две комнатушки. В одной жили дед с бабкой, в другой отец с матерью и ребенком. Соседи постоянно менялись: одни получали квартиры и уходили, другие уезжали в чужие города, а семья Каплевичей оставалась наблюдать за всем этим движением. В шестидесятых деда и бабки не стало, и в их комнату перебрался молодой Ивн. Он женился, обзавелся детьми. Потом умерла мать, следом отец. В их комнате поселились Ивн с Клавой, оставив детям свою. Но Галя вскоре вышла замуж и уехала к мужу, а Сом практически не бывал дома.
- Галя была замужем?
- Да. Но муж бросил ее, когда узнал, что она не может иметь детей.
- Вот как? А кто же сейчас живет в их второй комнате?
- Я. Самые молодые жильцы этой квартиры – вы. Где-то за два года до меня въехали Павел с Верой. Остальные квартиранты часто менялись. Старика, например,  надули с его жилплощадью и переселили в эту коммуналку. Вы, как я понимаю, надеетесь на предприятие отца…
- А каким образом ты попал в их комнату?
- Клава об этом ничего не знает. Она думает, что я купил эту квартиру. Но все было не так. Отец у меня очень долго болел и, когда ему потребовалась операция, я не смог найти необходимых средств. Сом тогда был не у дел, у Ивна был кризис. Но, несмотря на это, именно он мне помог. Он предложил продать нашу с отцом квартиру и перебраться в одну из его комнат. Она все равно пустовала. Мы так и поступили. А оставшиеся от операции деньги, Ивн отдал Клаве, сказав, что продал комнату мне. Иначе бы она устроила скандал. Который все же нагрянул, когда Галю бросил муж, и ей пришлось вернуться к родителям. В то время нападкам Клавы не было меры. Она винила Ивна в том, что он зря продал эту комнату, что он мало взял с покупателя денег, что он вовсе никакой не еврей, а «лопух с продовольственного рынка».
Художник подсаживается к Насте. Берет ее за руку. Настя снимает майку и ложится на кушетку. Художник опускается рядом с ней и дотрагивается до обнаженного живота. Гладит его. Проводит рукой по грудям и целует их.

Парк. Ранее утро. Солнце уже осветило местность, но туман еще не открыл всего простора для взгляда. Художник бежит по длинной пустынной аллее. Неожиданно останавливается возле мольберта, повернутого к нему задней стороной. Обходит его и, взглянув на картину, пугается. От страха просыпается в поту. Долго сидит на кушетке, потом перебирается на стремянку.
- Ты украл у меня картину, а теперь мучаешь меня? Что же там было изображено, чего я даже сам испугался? Нет, я не мог испугаться. Просто ты овладел моим сном, вошел в него, влился и решил напугать. Чтобы оказаться правым. Так что же там было изображено? Почему ты не оставил в моей памяти увиденного на полотне? Может, ты сам боишься?
Художник спрыгивает со стремянки и подходит к белому холсту. Берет кисть и проводит синюю полосу. Потом красную. Размазывает все рукой. Подходит к столу, наливает спирт и выпивает.
- Что может быть такого страшного в этой картине?
- А ты догадайся.
- Мы играем в загадки?
- Ни в коем разе. Мы воспитываем чувства.
- Ты слишком самонадеян. Я не собираюсь догадываться, я просто узнаю, что там было изображено.
- Давай – действуй, узнавай. Время не ждет.
- А тебе этого и надо? Зачем? Не понимаю. Если тебе надо, чтобы я узнал, то какой смысл вообще скрывать ее от меня?
- Я и не скрываю. Это ты так думаешь.
- Я узнаю, что было на этой картине!
- А ты не боишься?
- Чего?
- Того, что там будет изображена твоя душа?
Художник просыпается от яркого света, струящегося из окна. Жмурится. Садится на кушетку. Потом встает и подходит к мольберту. Начатый портрет Насти размазан синей и красной краской.
- Нет!- кричит Художник и ударяет по мольберту. Выбегает из дома.
Через несколько минут возвращается, собирает все необходимое для работы и идет к Альбине. Она открывает дверь сонная, в ночной рубашке.
- Ты, чего это, в такую рань?
Художник молча проходит в комнату и устанавливает мольберт.
- Я еще не готова. Я даже не умылась.
Он поворачивается к ней. Пристально смотрит, потом говорит:
- Не надо умываться. Садись так.
- Ты что? Я не могу так. Я должна зубы почистить, привести себя в порядок…
- Садись. Я хочу, чтобы ты села на диван. Потом умоешься. Просто сядь. Хорошо?
Альбина садится. Художник приступает к работе. Они долго молчат, потом она не выдерживает:
- Что с тобой?
- Ничего.
- Ты меня сегодня пугаешь больше, чем когда-либо. Не хочешь выпить?
- Нет.
- Что случилось?
- Все в порядке. Просто сделай, как я прошу. Повремени с туалетом. Между прочим, красивая ночнушка.
- Может музыку включить?
- Не стоит.
- Я как-то некомфортно себя чувствую.
- Потерпи, пожалуйста. И давай помолчим. Недолго осталось.
Спустя некоторое время Художник начинает собираться.
- Ты закончил?
- На сегодня, да. Можешь приводить себя в порядок.
- Ты что, уходишь?
- А что тут мне еще делать?
Уходит, оставив Альбину в недоумении сидеть на диване.

Весь день Художник гуляет по городу. Бесцельно бродит по улицам, не оглядываясь по сторонам, а углубившись в свой внутренний мир. Потом звонит Ане и назначает ей встречу в парке.
- Что случилось?- спрашивает она, видя его мрачный вид.
- Ничего. Просто хотел тебя увидеть.
Садятся на лавочку.
- Я думала, что ты решился. Нет? Не можешь усмирить свою гордость?
- Не начинай все заново. Не порть о себе мнения. В этой долбанной администрации ты черствеешь.
- Ты позвал меня, чтобы обидеть?
- Кто кого еще обижает. Мне просто захотелось взглянуть на тебя. А ты все про этого Манилова. Давай лучше просто молча посидим.
Художник закуривает.
- Дай мне тоже сигаретку.
Протягивает сигарету Ане и подкуривает. После долгой паузы говорит:
- Раньше, чтобы написать картину – я бежал от тебя, теперь вот, пришел к тебе.
- Творческий кризис?
- Терпеть не могу это выражение. Творческий кризис, словесный понос, менструальный цикл. Расскажи лучше что-нибудь.
- Что именно?
- Не знаю. Что нового в твоей жизни? Как семья?
- Все по-старому. Живем, как обычно.
- Ты навещала моего отца?
- Да. Это он тебе сказал?
- Нет.
- Значит, та медсестра.
- Почему из этого надо делать какую-то тайну? Ну, приходишь ты, разве это плохо? Зачем нужно от меня скрывать? Что в этом такого? Я не понимаю.
- Не бесись.
- Я спокоен. Послушай… Эта девушка… ну, медсестра. Понимаешь, я пишу ее портрет…
- Понимаю.
- Нет, ты не понимаешь! Не надо усмехаться!
- Я и не думала…
- Это совсем другое. Не так, как было раньше. Я даже не могу объяснить.
- Это только кажется. На самом деле все так, как обычно. Ты при каждой новой работе говорил, что она протекает не так, как другие. А выходки повторялись.
- Нет, нет, теперь все не так. Может, с первого взгляда, показаться, что весь процесс происходит как всегда, но, в этот раз, все совсем по-другому. Какой-то страх. Чувство пустоты.
- Ты всегда говорил, что вокруг тебя пустота, и твоя задача заполнить ее…
- Но теперь мне нечем ее заполнить! Потому что она внутри меня!
- Ну, успокойся, успокойся!
Аня обнимает его.
- И это пугает. Я не понимаю!
- Все будет хорошо. Ты победишь в себе эту пустоту. Ты сильный. Только верь. Не надо отчаиваться.
- Как будто мне загадали загадку и я должен отгадать ее в ближайшее время, иначе что-то нехорошее случится. Не знаю, что именно, но чувства подсказывают мне: что-то произойдет.
- Неужели, все художники так мучаются, когда творят? Или ты у меня один такой?

Ночь. Художник пьет кофе на вокзале. К нему подходит бомж и просит угостить. Художник покупает ему кофе и булку.
- Сейчас лето,- говорит бомж,- тепло. Зимой горячий кофе не спасает. Зимой ничто не спасает. Зимой борьба за выживание. Не победил – помер. Мы, как волки. Дай на водку.
Художник роется в кармане и протягивает бомжу мелочевку.
- Этого даже на бимпер не хватит. Не хочешь со мной выпить? Тогда для этого надо достать еще лаве. Вон, видишь того мужика? Денег он мне не даст, потому что на роже у него написано, что ненавидит он нас. Поэтому тебе придется сыграть комедию. Я сейчас уйду, а ты изобрази, что у тебя украли кошелек. И понатуральней, с амбициями. Денег больше нет, билет купить не успел, а ехать надо, ну, и прочее. Он тебе поможет. Потому что, повторяю, ненавидит нас. Сможешь?
Художник пожимает плечами. Потом, после паузы, соглашается.
- Я сделаю это. Красочности не обещаю, но, что смогу.
Бомж подмигивает ему и уходит. Художник успешно разыгрывает спектакль и мужчина, действительно, помогает ему материально, бранясь при этом на всех бомжей «заполонивших улицы города».
После успешной операции бомж приводит Художника к многоэтажному дому. Просит подождать и скрывается в подъезде. Через несколько минут возвращается с бутылкой и соленым огурцом.
- Один.
- Ничего, водичкой запьем. А ты умеешь людей распознавать.
- Многолетняя тренировка. Улицы учат многому. Вот у тебя, к примеру, какие-то проблемы. Без этих проблем ты бы не пошел со мной. Денег бы дал, а вот водку пить со мной не стал. И не поддался бы на провокацию сыграть комедию. Ты сделал это неосознанно, чтобы заглушить крик души, так сказать. Но от проблем не огородишься. Они твои и поэтому будут мучить только тебя. Единственный выход – это решить их.
- А если нет решения?
- Это чушь. Решение есть всегда. Просто ты не видишь его, и поэтому думаешь, что его нет. Тогда у тебя опускаются руки, наступает апатия и депрессия откладывает яйца в твоей душе. Давай выпьем.
Они выпивают.
Художник. Дьявол играет со мной. Он скрывает от меня то, что мне необходимо знать.
Бомж. Надо бороться с ним.
Художник. В этом-то вся и проблема. Я не вижу света. Вокруг сплошная темнота. И точно такая же пустота внутри.
Бомж. Это печально. Но я тебе ничем помочь не могу.
Художник. Я знаю. Мне нужна не помощь и не совет. Мне нужна всего лишь зацепка. Я должен узнать, что там было изображено. В этом все дело.
Бомж. Там, это где?

Парк. Художник стоит напротив мольберта, повернутого к нему задней стороной. Долго не решается подойти. Потом подкрадывается и заглядывает. Но яркая вспышка ослепляет его.

Утро. Кухня. Екатерина и Вера готовят завтрак. Клава сидит на табуретке и причитает:
- «Он будет жить дома!» О нем он вон как заботится, а о нас кто подумает? Сам живет отдельно, а мы ютимся тут. Взял бы его тогда к себе, раз такой заботливый сынок. И пусть бы он тебе втюхивал свое безумие.
Екатерина. А вы заметили, как он вернулся… «оттуда», так редко стал играть? А последние дни вообще тишина.
Вера. Может, понял, что мешает всем?
Клава. Как же, понял! У него теперь другой бзик: сидит напротив своей трубы и разговаривает с ней. Окончательно поехал. И есть ничего не желает. А сынок не может его к себе забрать. Сидели бы сейчас вместе друг против друга и находили общий язык.
Вера. Может, ему психолог нужен? Ну, чтобы пообщался, душу излил…
Клава. Ему не психолог нужен, а священник.
Екатерина. Клава, Господь с тобой, что ты такое говоришь!
Художник заглядывает на кухню. Все замолкают. Он разворачивается и идет к комнате Насти. Стучится и открывает. Она лежит на кровати с открытыми глазами.
- Привет,- улыбаясь, приветствует она его.
- Доброе утро! Как спала?
- Хорошо.
Скидывает с себя одеяло.
- Будешь меня рисовать в таком виде?
- Прикройся, а то мама зайдет…
- Ну и что?
- Тебе все-таки шестнадцать лет, а мне…
- Боишься? Ладно, иди к себе, я скоро приду. Соберусь на прогулку, а пойду «налево».

В комнате Художника. Настя обнаженная лежит на кушетке. Художник возле мольберта.
- Когда я смотрю на тебя – мне приятно. Приятно и легко. Когда обращаю взгляд на белое полотно, то мне становится страшно. Нужно решить эту проблему.
- Я вся в твоем распоряжении.
Художник принимается за работу.
Настя. Я всегда завидовала художникам. Их таланту. Они способны отражать мир и реализовывать свои фантазии. Все, что нельзя выразить словами, можно изобразить красками. Это так восхитительно. Мне тоже хотелось бы взять в руку кисточку и… Но я не обладаю таким талантом. Но радуюсь, что есть возможность хотя бы позировать. Я тоже вношу какую-то лепту в произведение. Правда? Ты, в самом деле, находишь мое тело привлекательным? А у нее какое тело? Нет, я не то чтобы… Я просто спросила. То, что кружится в голове, то и говорю. Представила ее голой на кровати и тебя с кисточкой. А потом фрагмент из порно фильма.
Художник. Я не писал ее обнаженной, если тебя это успокоит.
Настя. А если не успокоит?
Художник. Ничего не могу поделать. Ход твоих мыслей мне не изменить.
Настя. Прости. Просто все время об этом думается. Даже если не писал, то ведь хотел. Может, я и не права, все это ревность, но ничего с этим не могу поделать.
Спустя время.
Художник. На сегодня все. Одевайся.
Настя. Ты даже не подойдешь ко мне? Я тебя обидела?
Художник. Нет, Настенька. Мне просто надо продолжать работу. Только теперь без твоего участия.
Настя. Раньше ты такого не говорил.
Художник. Раньше, сейчас – что за глупости! Раньше, это когда? Год назад, два или вчера? Не говорил, значит, не было в этом необходимости!
Настя. Почему ты кричишь?
Художник. Прости. Я не на тебя кричу, я на себя. У меня просто не все получается. Мне трудно тебе объяснить, поэтому некоторые вопросы меня раздражают. Понимаешь, есть еще техническая часть работы, которая продолжается без присутствия натурщицы. Но, мне нужно приступить к ней сразу, чтобы не потерять нить, поэтому тебе надо уйти.
Настя одевается.
Художник. Думаешь, мне легко тебя отпускать? Думаешь, я не желаю тебя? Но надо сдержать свой пыл. Этого требуют некоторые обстоятельства. Я не хочу, чтобы ты обижалась, иначе не смогу работать.
Настя. Я не обижаюсь. Это ты прости меня, что я такая непонятливая. Это все глупая ревность. Надо пресекать ее в себе.
Она обнимает его и целует.
Настя. Я буду стараться, чтобы этого не повторялось. Я люблю своего песика!
Уходит. Художник влезает на стремянку.

Вечер. Он стоит напротив картины. Стучится Настя.
- Художник, ты там?
Он не отвечает.
- Почему ты заперся?
Она прислоняется ухом к двери.
- Почему ты не отвечаешь? Послушай, мне нужно. Я забыла у тебя свои трусики. Открой.
Он открывает и протягивает ей трусики. Тут же закрывается и возвращается к мольберту. Смотрит на картину. Потом быстро сворачивает полотно в рулон, обматывает рубашкой и выходит из комнаты.
- Настя,- шепотом зовет Художник.
Подходит к ее двери и окликает еще раз. Она выходит из кухни.
- Что?
- Возьми это,- протягивает ей свернутую картину.- Спрячь. Под кровать там, не знаю, только, чтобы никто не видел. И сама не смотри.
- Что случилось?
- Нет, стой! Впрочем, посмотри. Только осторожно, когда будишь одна. Быстро посмотри, а потом спрячь.
Убегает к себе. Настя долго стоит, пытаясь понять его действия. Потом идет в свою комнату. Там отец смотрит телевизор. Она выходит и запирается в туалете. Разворачивает полотно. Картина еще не готова, но основное на ней легко можно разглядеть. Настя видит себя обнаженную, лежащую на острых кольях. В тех местах, где колья соприкасаются с телом, капает кровь. В черном небе сверкают молнии. Настя с ужасом сворачивает ее.
- Какой кошмар! Да он извращенец! Зачем он положил меня на колья?
Возвращается к себе в комнату и незаметно кидает холст под кровать.

Ресторан. Повар разделывает селедку. Нарезает маленькими кусочками и раскладывает на блюде. Посыпает луком, украшает зеленью, поливает подсолнечным маслом. Передает официанту и тот приносит ее за столик Художнику. Художник с аппетитом принимается за еду. Накалывает на вилку кусочек за кусочком. Спешит и давится маленькой косточкой. Напротив сидит Художник и смотрит, как корчится его двойник, но ничего не предпринимает. Откашлявшись, Художник-призрак начинает смеяться.
- Не хочешь селедочки?
- Я ее не ем.
- А зря. Очень вкусно. Особенно под водочку. Водки тоже не желаешь? Ах да, я забыл, ты ведь употребляешь исключительно чистый спирт. Но здесь его не подают. Так что только водка и селедка. Национальное русское блюдо. У меня, кстати, для тебя сюрприз.
Достает свернутый холст.
- Моя картина.
- Ты хотел сказать – моя.
- Нет. Свою ты не закончил. Принялся писать совсем другое. А эту забросил. И я решил завершить начатое.
- Ты мне ее покажешь?
- А разве ты не видел? Ты ведь смотрел на нее в парке.
- Я не успел…
- Неправда. Ты просто невнимательно смотрел. Но ты все видел.
- Значит, забыл.
- Как это не похвально. Забыть свою картину. Вспоминай быстрей. У тебя мало времени.
Призрак исчезает, следом испаряется столик, ресторан и прочий интерьер. Художник оказывается в парке на лавочке. Вокруг туман и тишина. Он поднимается и идет по аллее. Подходит к мольберту. Но не заглядывает в него, а убегает в другом направлении. Спотыкается и падает к себе на кушетку.
Вскакивает и выбегает из комнаты. Еще раннее утро и все спят. Художник нервно ходит по коридору и кухне, потом закуривает и возвращается к себе. Но долго там не задерживается и выходит на улицу. Садится на качели. Прилетает белый голубь и опускается рядом на землю. Из какого-то окна доносится музыка. Это Бах. «Erbarme dich» из «Страстей по Матвею». Художник, покачиваясь на качелях, зачарованно внимает музыке. Голубь взлетает и уносится к небесам. Порхает среди облаков. Снизу видно, как он купается в лучах восходящего солнца. Радуется наступающему дню. Греет свои крылья, остывшие за ночь. Он весело мечется в небе, играя в свою птичью игру. Музыка заканчивается, и Художник открывает глаза. Напротив стоит Настя.
- Ты что тут делаешь?
- Тебя жду.
- На качелях?
- Так вышло. Ты спрятала картину?
- Да.
- Смотрела ее?
- Я теперь понимаю, почему ты не показываешь свои работы, пока полностью не закончишь их. Чтобы не спугнуть натурщицу.
- Я не хочу сейчас об этом говорить. Не показываю картины я по другой причине. Вчера было исключение. Необходимость. Не заставляй меня теперь сожалеть об этом. Не мучай меня. Мне итак тяжело. Если твое отношение ко мне не изменилось, то, пожалуйста, давай не будем об этом говорить. И не спрашивай ни о чем. Хорошо?
- Ладно. Меня просто пугает твое поведение. А вчера я испугалась еще сильней.
- Хватит. Пойдем, мне надо забрать ее.

У него в комнате. Она приносит свернутый холст.
- Я собиралась в поликлинику. Может, мне лучше остаться?
- Нет, иди. Хотя, постой. Разверни ее и посмотри. Там ничего не изменилось?
- А что там может измениться?
- Ты просто посмотри и скажи.
- Ты меня опять пугаешь. Ты думаешь, что за ту ночь, что она провалялась под кроватью, что-то изменилось? Вчера я лежала на кольях, а сегодня что? Они проткнули меня?
- Ты можешь просто посмотреть!
- Не кричи! Я не хочу видеть себя такой! Вот, посмотрела. И что? Лежу, как и вчера.
- Дай мне!
- На, забери свою мазню! Извращенец!
Уходит. Художник смотрит на картину. Прикрепляет холст к мольберту.
- Ты не украл ее. Это я, наивный, думал, что ты там не найдешь. Но ты нашел. Но не забрал. Потому что она не нужна тебе. А та, которая нужна, уже у тебя. А эта – ложь. Это все не то. Я и вправду извращенец. Посадил на колья свою возлюбленную.
Срывает холст с мольберта и разрывает его.

В кинотеатре.
Директор. Ты стал какой-то безответственный. Или рассеянный. Почему ты вчера не появился? Афиши должны делаться заранее. Чтобы люди знали, какой фильм будет идти на следующей неделе. И не надо говорить: подумаешь, на один день позже. Это реклама, а реклама должно выходить вовремя. Что-то случилось?
Художник. Нет.
Директор. Если у тебя какие-то проблемы, то скажи мне. Разве я тебе не помогал? Или в чем-то отказывал?
Художник. Нет, но… У меня все в порядке, просто есть некоторые трудности. Они незначительные, но сбивают с ритма. Я и вправду забыл вчера обо всем.
Директор. Чем я могу помочь?
Художник. Если только материально. Мне можно получить аванс?
Директор. Конечно. Без вопросов.
Художник. Спасибо!
Директор. Как там отец?
Художник. Потихоньку.
Директор. Ладно, ты успеешь за сегодня?
Художник. Да.
Директор. Тогда иди, работай. После зайдешь ко мне за деньгами.

В доме престарелых. С Альбиной на улице.
- Мне нужно завтра тебя увидеть. Сможешь?
- Не знаю. Когда?
- Днем.
- Ну, постараюсь. Дима все равно на работе.
- Тогда в час возле гостиницы.
- Ты меня собрался в гостиницу вести? Еще этого не хватало. Ничего лучше не придумал?
- Нет, это самый лучший вариант.
- У тебя что, так много денег?
- Не каждый ведь день. А там спокойно. Никого бояться не надо.
- Не скажи. А если какой-нибудь знакомый встретиться? Это же скандал!
- Домой к себе ты не боялась приводить…
- Боялась. Но домой – это совсем другое. А в гостиницу – тут мысли у всех в одном направлении работают.
- Пожалуйста!
- Только не надо этого. Я приду. Лишь бы ты там ничего не выкинул.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты знаешь. Какой-нибудь свой номер. Не понимаю, что меня толкает на такие безумства? Кстати, твой отец написал первую главу мемуаров. Ты читал?
- Сегодня не было времени. Как-нибудь в другой раз.
- Не мог найти время, чтобы порадовать старика.
- Ты права. Я неправильно поступаю. Но сегодня, действительно, некогда. Да и поздно уже. В следующий свой приход я обязательно прочту. Обещаю. А тебе понравилось?
- Да. Легко и непринужденно. Интересно и забавно. Начало удачное. Ладно, пока. Мне пора собираться.
- До завтра!

Художник идет по улице. Солнце уже скрылось за горизонт, но небо все еще борется с темнотой и удерживает на своих плечах синеву. В городе еще светло, хотя ночь быстро набирает силу, опуская на жителей свое тяжелое крыло. Художника останавливает доносящийся откуда-то детский плач. Это даже не плач, а какой-то надрывный стон, просящий помощи вопль. Художник пытается найти глазами того, кому принадлежат эти звуки. Но он видит лишь безучастных прохожих, которые торопятся домой или еще в какую-нибудь степь. Художник прислушивается и обращает свой взор к небу. Там, на крыше двенадцатиэтажного дома он замечает рыдающую девочку. Она стоит на самом краю и умоляюще взывает о помощи. Крик проникает в само сознание, и Художник съеживается от этого звука. Девочка вдруг резко замолкает. Расставляет руки в стороны и прыгает. Он кидается ей навстречу, чтобы поймать, но проваливается в яму. Летит в пропасть с бешенной скоростью и падает рядом с девочкой. Ее нежный взгляд устремляется на него.
- Почему ты прыгнула?
- Потому что никто не хотел услышать моего зова.
- Но ведь я услышал.
- Слишком поздно.

Художник возвращается домой. На кухне шуршание и шепот. Он сразу идет в свою комнату и ложится. К нему в дверь стучатся. Входит Настя.
- Наконец-то. Ты не представляешь, как я тебя ждала. Тут такое случилось! Меня до сих пор в дрожь бросает.
Садится рядом с ним на кушетку.
- Послушай, как сердце колотится. Пока тебя не было – я не знала, куда себя деть.
- Что случилось?
- Старик умер.
- Как?
- Анекдотическая смерть. И, чем смешней она кажется, тем ужасней становится. Он поскользнулся на селедке.
- Что?
- Тетя Клава чистила селедку. И одна рыбеха выскользнула у нее из рук. Старик в это время как раз заходил на кухню. Он находился в своем обычном состоянии, поэтому его штормило. И, надо было, такому случится, чтобы селедка полетела точно ему под ноги… Он наступил на нее, поскользнулся и устремился головой прямо в угол стола. Какой кошмар!
- Селедка?- задумчиво произносит Художник.- Что это значит?
- То, что старик умер. Он ударился виском об угол стола и упал с окровавленным лицом на пол. Я даже не успела понять, что произошло. Это уже потом, когда приехала скорая и милиция, ситуация разъяснилась. А в момент смерти я не могла понять, что случилось. Все произошло так быстро. Упал, и хлынула кровь. Я вскрикнула и уцепилась руками в табуретку. Тетя Клава тоже начала кричать. Из комнаты вышел мой отец, увидел эту картину и побежал вызывать скорую. Старик некоторое время бился в конвульсиях, а потом затих. И такая тишина наступила в доме. Потом приехала скорая, милиция. Началась суета. А мне было страшно. Я лежала на кровати и плакала. И ждала, когда ты придешь.
Художник обнимает ее.
- Я впервые так близко видела смерть.
Он встает, наливает в стакан спирт и выпивает. Подходит к стремянке, складывает ее и отставляет в сторону.
- А где труп?
- Его увезли в морг. У старика нет родственников, поэтому хоронить будут за счет государства. Похороны завтра.
- Завтра? Во сколько?
- В одиннадцать.
Настя подходит к столу.
- Я тоже хочу выпить.
Художник наливает ей немного спирта. Она выпивает  и быстро проталкивает обжигающую жидкость водой. Начинает кашлять и задевает локтем банку, в которой Художник моет кисти. Содержимое выплескивается на руки. Она стряхивает с себя подкрашенную жидкость и этим заостряет внимание Художника. Он второпях прикрепляет холст к мольберту и берет карандаш.
- Да-а.
- Что, да?- недовольно переспрашивает Настя.
- Это он.
- Кто он?
- Сон.
- Ты опять начинаешь разговаривать загадками?
Она пытается уйти.
- Куда ты?
- Надо смыть с себя эту краску. И халат переодеть.
- Хорошо. Только возвращайся быстрей.
Уходит. Художник делает наброски. Настя возвращается в другой одежде и садится на кушетку.
- Не очень удачное время ты выбрал для рисования.
- Потерпи.
- Потерпеть? Я за сегодняшний день столько перетерпела и пережила. Родители знают, что я хожу к тебе. У меня с ними был разговор. Я сказала, что ты пишешь мой портрет. Мать категорически против этого. Отец заступился. Сказал, что это все же лучше, чем шляться ночами черти где. Но мать настаивала на своем.

- Он ненормальный,- кричала она.- А с ненормальными лучше не связываться!
- Он художник,- убеждал ее отец.- Безобидный молодой человек. Пишет портрет нашей дочери. И что в этом плохого?
- Откуда ты знаешь, что он безобидный? Может, он маньяк? Твою дочь изнасилуют за стенкой, а ты в это время будешь свой футбол смотреть.
- За стенкой ее не изнасилуют, а вот ночью во дворе… И там я уже ничем помочь не смогу. Ходит она к нему и пусть ходит. По мне – это лучше, чем волноваться, когда она задерживается на дискотеке. Что она там делает, ты знаешь? Нет. А раз не знаешь, значит спокойна? А тут, думая, что он ненормальный, ты забеспокоилась.
- А чем она у него занимается, ты знаешь? Портрет он пишет! Ты не заметил никаких перемен в ее поведении? Она никуда не ходит, забросила свою дискотеку, стала какой-то задумчивой и рассеянной, ест мало… Он оказывает на нее плохое влияние.
- А мое мнение вас не интересует?- не выдерживаю я и ухожу на кухню.

Настя. А там этот несчастный случай со стариком. Сначала твоя страшная картина и не менее пугающее поведение. Потом эти разговоры о тебе. И вдруг неожиданная смерть у меня на глазах. Я рыдала у себя на постели и ничего не могла понять. Мне просто было страшно.
Художник. Прости меня за мое поведение. Оно неоправданно. Надо сдерживать свои отрицательные эмоции. Я никогда не сделаю тебе больно. Прости, что заставил тебя думать иначе и напугал. Я не хотел этого. Просто, я тоже боюсь. Но ты не думай ни о чем плохом. Я не причиню тебе вреда. Я виноват перед тобой, да. Не надо было давать тебе тогда эту картину. Но я должен был убедиться… Теперь все в порядке. Я уничтожил ее, и мы будем писать другую.
Настя. Ты уничтожил свою картину?
Художник. Она не моя.
Настя. В каком смысле?
Художник. Я совсем не то хотел написать, что получилось. Я просто не мог понять, что именно должно быть на ней изображено. Я и сейчас этого не знаю. Но вместе мы найдем нужное.
После долгой паузы.
Настя. Знаешь, Ивн больше не играет на саксофоне.
Художник. Совсем?
Настя. Совсем. Тетя Клава говорит, что он теперь с ним разговаривает. Тебя дома часто не бывает, особенно днем, поэтому я подумала, что тебе нужно об этом рассказать. Он сидит у себя в комнате напротив саксофона и что-то бормочет. Есть перестал. Тетя Клава возмущается, почему Сом не может забрать его к себе?
Художник. У него и квартиры, как таковой, нет. Живет где-то нелегально. Сом бандит, а с бандитом находиться небезопасно.
Настя. У меня все не выходит из головы старик. Такая нелепая смерть. Глупая и, если так можно выразиться, смешная. Алкоголика погубила не водка, а селедка. Забавно звучит. Если бы он подавился косточкой – это, куда еще ни шло, а то ведь – тупо поскользнулся на селедке.
Художник. Разденься.
Настя. Что?
Художник. Разденься и ложись.
Настя снимает с себя одежду и ложится на кушетку. Художник продолжает делать наброски.
Художник. Я все про Ивна думаю. Совсем плох стал. И ведь ничем помочь не могу. Вот, что самое обидное. Убери руку от грудей.
Настя. Мама права, я, действительно, изменилась. Ты оказал на меня влияние, но, только, не думаю, что плохое. Я стала воспринимать все совсем по-другому. Более тонко, что ли. Чувствую все не так, как раньше. Может, я повзрослела? Та молодежь, с которой мне приходится общаться, кажется мне такой недалекой. Такой безнадежно наивной. Молодые парни кажутся неинтересными. И так глупо выглядят. Я чувствую, как что-то происходит со мной, как изменяются мои взгляды на жизнь. Я не всего еще могу понять, но уже имею свою точку зрения. Хотя, когда у меня был переходный возраст, то я, наверное, думала точно так же. Что я сама все знаю. Что взрослые ничего не могут понять, потому что их времена прошли, а в нынешних они ничего не смыслят. Что бунтарство – это первый шаг к свободе. И я верила в это, и была убежденна, что это и есть истина. Но я не видела самого главного. Простых человеческих чувств. Я не знала, что можно за кого-нибудь переживать. Я думала, что меня не понимают, и жалела только саму себя. Потом перестала жалеть и стала делать все то, что считала нужным. Шла вперед и не смотрела по сторонам. Может, сейчас просто заканчивается переходный период? Начинается взрослая жизнь? Теперь недалекое прошлое кажется мне таким беззаботным. А тогда казалось, что забот полно.
Художник подходит к столу и выпивает.
Настя. Знаешь, раньше, Ивн доставал всех своей игрой на саксофоне. Изо дня в день его противный визг раздражал и бесил. Это надоедало и злило. Хотелось выхватить у него мучавшую всех игрушку и выкинуть в окно. Чтобы не было больше в квартире этих безумных звуков. И всегда вставал вопрос, почему Клава не сделает этого? А теперь… Представляешь, теперь не хватает этих звуков. То ли потому, что они стали мне понятливее, то ли потому, что люди быстро ко всему привыкают. Даже к плохому. А потом, если отнять у них это, становится скучно.
Художник. Раздвинь ноги.
Настя машинально раздвигает ноги и продолжает говорить:
- Мне всегда казалось, что Ивн делает это на зло, пока не узнала от тебя его истории. После этого я стала прислушиваться к его игре…
Художник подходит к ней и просовывает руку между ног.
- Ты что?- испуганно произносит Настя и сжимает колени.
Художник садится рядом, пытаясь пальцами достигнуть цели.
- Не надо. Только не сейчас. Я не могу сейчас.
Он пристально смотрит на нее и продолжает свои, стесненные ногами, движения.
- Не делай этого!
Он убирает руку и возвращается к мольберту.
- Может, мне лучше уйти?
- Да, пожалуй. Уже поздно.
Настя поспешно одевается.
- Ты завтра пойдешь на похороны?- спрашивает она в дверях.
- Конечно. Ведь мы его единственные родные.
- Тогда, до завтра!?
Художник не отвечает. Настя выходит и закрывает за собой дверь. Он раздвигает стремянку и влезает наверх.
- Ты сыграл со мной злую шутку. Это несправедливо. Почему должны страдать окружающие? В чем вообще заключается твоя загадка? Я должен узнать, что было изображено на той картине? Ведь это нужно мне, а не тебе. Узнав, я смогу написать свою картину. В чем же тогда твоя выгода? Что тебе нужно от меня? Из-за тебя я обидел Настю. Обижаю Альбину. Не смей даже к ним прикасаться! Это наше с тобой дело. Оно их не касается.
Спускается со стремянки, раскладывает на столе краски и приступает к работе.

Номер в гостинице. Альбина сидит в кресле. Художник делает наброски на картине, изображающей Настю. Рядом с ней помещает контуры Альбины.
Художник. Вчера у нас в квартире погиб старик-алкоголик. Поскользнулся на селедке, представляешь? Нелепая смерть. Алкоголика погубила не водка, а селедка. Он ударился виском об угол стола.
Альбина. Зачем ты мне это рассказываешь?
Художник. Я сюда прям с похорон. Все еще думаю о нем. Однажды мы поспорили с ним, что без водки он и двух дней не продержится. На кону стояла бутылка. Он выиграл. Хотя водка у него была, и он мог бы плюнуть на этот спор и напиться, но он удержался. Я ему поставил две бутылки, ведь он не просто выиграл спор, он проявил силу воли. И мы их распили вместе. Это единственный случай, который связывает меня с ним.
Альбина. Лучше бы ты не говорил, что с похорон. Мне как-то не по себе сделалось.
Художник. У него не было родственников, поэтому хоронили его мы, жильцы нашей квартиры.
Альбина. Может, хватит уже об этом? Давай сменим тему.
Художник. Что нового у вас с Димой?
Альбина. Он настаивает, чтобы мы поженились. Говорит, что на всякие приемы и банкеты должен ходить с женой, а не с подругой.
Художник. И что ты решила?
Альбина. Пока ничего. Но, думаю, что он прав. Надо сделать окончательный выбор. Либо выйти замуж, либо… Мне просто кажется, что я его не люблю. Чем дальше, тем я отчетливей это понимаю. Любви нет, есть лишь привычка. А выходить замуж за привычку не очень-то хочется.
Художник. Все это глупости. Я тебе скажу: выходи за него. Мне кажется, что он порядочный человек. И, к тому же, он любит тебя.
Альбина. Это советуешь мне ты? А ты в курсе, что, когда я выйду за него, то твои работы над моим портретом прекратятся?
Художник. К этому времени я уже закончу.
Альбина. С твоей-то скоростью?
Художник. Я работаю быстро. Это просто кажется, что ничего не продвигается. На самом деле уже много проделано. Другие, в отличие от меня, пишут значительно медленнее. Ты знаешь, что Леонардо Да Винчи писал свои бессмертные картины по десять-пятнадцать лет? А то, и того больше. А мы, люди менее талантливые, успеем до твоей свадьбы. Конечно, мы не закончим работу полностью, еще много надо будет трудиться над окончательным вариантом: дорабатывать детали, отшлифовывать основной материал, но здесь твоя помощь уже не потребуется. Так что, можешь смело выходить замуж.
Альбина. Как просто рассуждать. Все, хватит. Мне эта тема тоже не нравится.
Художник. Тогда раздевайся.
Альбина. Что?
Художник. Раздевайся. Для картины мне нужно твое обнаженное тело.
Альбина. Ты ведь портрет пишешь.
Художник. Уже нет.
Альбина. Что значит «нет»? Ты ведь собирался писать портрет для меня! А что теперь пишешь? Мне можно взглянуть?
Художник. Нет. Ты ведь знаешь, что я не показываю свои незавершенные картины. Обнажись.
Альбина. Мы так не договаривались. Я не собираюсь обнажаться при тебе. Что это еще за бред? С чего ты вообще взял, что я соглашусь?
Художник закуривает и ложится на пол.
Альбина. Я ухожу. Я больше не буду тебе позировать! С меня хватит! То у тебя капризы, то у тебя бзик, а теперь ты вообще тему работы сменил. Мне это надоело! Все, наше сотрудничество с тобой завершено! По этому поводу ко мне можешь даже не обращаться. И твои «пожалуйста» тут не помогут!
Художник. Я видел сон. В нем была картина, которую я не успел разглядеть, или просто забыл, что на ней изображено. Так вот, мне нужно воссоздать ее.
Альбина. Какое мне дело до твоих снов?
Художник. Тебе, конечно, это кажется не важным, но, поверь, это настолько важно, что…
Альбина. Я не желаю слушать. Я ухожу!
Художник. Потом мне приснилась селедка. (Альбина уходит.) Но он посмеялся надо мной. Старик не подавился косточкой, как должен был, а поскользнулся на рыбине. Скверный анекдот.
Художник перебирается в кресло и ставит мольберт напротив себя.
- Может это все не то? Может, девочки не причем? Может, ни они мне нужны? Тогда что?
Подходит к картине и гладит ее.
- Настенька,- умиленно произносит Художник и возвращается в кресло.
Входит Альбина.
- Что я делаю? Безумная! Иду у тебя на поводу.
Начинает раздеваться.
- Ты манипулируешь мной, как хочешь. Я даже не понимаю себя. Что со мной происходит? Я никогда бы не позволила себе того, что делаю сейчас. Как это неприлично выглядит. Трусы тоже снимать?
Художник утвердительно машет головой. Альбина снимает трусики и сконфужено прикрывает тело руками.
- Что делать дальше? Не молчи! Я итак неловко себя чувствую. Куда мне садиться?
Художник поднимается с кресла.
- Не надо так напрягаться. Убери руки. Открой себя моему взору.
Альбина опускает руки вниз.
- У тебя красивое тело. Оно стоит того, чтобы его запечатлеть. Но, не сейчас.
Альбина расслабляется. Подходит вплотную к Художнику. Обнимает его и начинает неистово целовать. Расстегивает пуговицы на рубашке.
- Нет,- отстраняет ее Художник.- Я не хочу этого! Это ненужно.
Альбина в недоумении смотрит на него.
- Сволочь!- кричит она после секундного замешательства и отвешивает ему пощечину. Собирает с пола свои вещи и в слезах удаляется в ванную комнату. Художник закуривает и кружится вокруг мольберта. Потом подходит к двери в ванную.
- Прости! Ты неправильно меня поняла. Я сам себя не понимаю. Я вовсе не хотел тебя обидеть. Ты ведь прекрасно знаешь, как я всегда желал тебя. И это был бы верх моей мечты. Но сейчас этого не должно было случиться. Может, я упустил свой шанс, но…
Альбина выходит из ванной одетая и умытая. Не оборачиваясь на Художника, покидает номер.
Художник. Я мог бы ласкать твое тело. Слизывать с него росу. Плыть по бархатистой коже и окунаться в блаженные покои любви.
В номер заходит конферансье с двумя танцовщицами в восточных нарядах.
- Маэстро, музыку!
Гаснет свет и звучит «Jambo» Диззи Гиллеспи. Девушки с разных сторон подходят к Художнику и толкают его в кресло. Облокачиваются об мольберт. Сверху картины высовывается голова негра и поет. Танцовщицы начинают двигаться в ритме музыки.  В комнате появляется гувернантка с щеткой в руке и сметает с Художника пыль. Все три девушки танцуют вокруг него. Потом входит молодая особа в одних трусиках. Садится к Художнику на колени. Гладит его по голове. Появляется трубач и паяц. Трубач выводит из трубы звуки, а паяц кривляется. Молодая особа в трусиках целует Художника, и он оказывается на солнечном берегу моря. Негры машут над ним опахалами, наложницы подносят вино и фрукты, танцовщицы танцуют. Молодая особа снимает трусики и крутит их на пальчике. Потом обматывает ими горло Художника и душит его.

В его комнате. Настя сидит на кушетке. Он лежит рядом, положив голову ей на колени.
- Мне страшно, Настенька. Что-то происходит против моей воли.
Она гладит его и успокаивает:
- Все будет хорошо. Все пройдет. Все страхи испарятся. Мы будем любить друг друга. И наша любовь победит все напасти.
- Мне приснился сон. Там я видел картину, но забыл, что на ней было изображено. Мне необходимо вспомнить.
- Ты вспомнишь.
- Иногда мне кажется, я знаю, что было на этой картине, и тогда становится страшно. Я пытаюсь переубедить себя, что там совсем не то, что я думаю. Просто кто-то пытается ввести меня в заблуждение. Надо не поддаваться этому искушению и искать истинного смысла. Но со временем убеждаюсь в обратном. И это пугает.
- Мы развеем эти страхи, пугающие моего песика. Ему из-за них стало тоскливо. Но я ведь рядом. Я не дам его в обиду. Я прогоню проклятую тоску. Никто не смеет мучить моего песика…

Древний город. В обломках разрушенного дома играется мальчик. Напротив, на камне сидит Пророк и говорит, обращаясь к мальчику: «И помни Создателя твоего в дни юности твоей, доколе не пришли тяжелые дни и не наступили годы, о которых ты будешь говорить: «нет мне удовольствия в них!» доколе не померкли солнце и свет и луна и звезды, и не нашли новые тучи вслед за дождем. В тот день, когда задрожат стерегущие дом и согнутся мужи силы; и перестанут молоть мелющие, потому что их немного осталось; и помрачатся смотрящие в окно; и запираться будут двери на улицу; когда замолкнет звук жернова, и будет вставать человек по крику петуха и замолкнут дщери пения; и высоты будут им страшны, и на дороге ужасы; и зацветет миндаль, и отяжелеет кузнечик, и рассыплется каперс. Ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его по улице плакальщицы; – доколе не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника, и не обрушилось колесо над колодезем. И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратился к Богу, Который дал его. Суета сует, сказал Екклесиаст, все – суета!»

Всю ночь Художник работает над картиной. Под утро, уставший, ложится на кушетку. Но тут же вскакивает. Убирает все со стола и кладет на него картину, изображением вниз. Идет в ванную и умывается. Возвращается к себе. Поднимает холст со стола. Прикрепляет его к мольберту. Влезает на стремянку и, впялившись глазами в картину, замирает в такой позе. Днем в его дверь стучится Настя, но он не обращает внимания. Неподвижно сидит, не отрывая взгляда от картины. И так до самого вечера. Вечером спускается вниз и принимается за работу.
На следующий день все повторяется. Он ни ест, ни спит, только неотрывно смотрит на картину. Вечером слезает со стремянки и убирает ее в сторону. Распахивает окно. Подходит к мольберту и нюхает свежую краску на холсте. Потом снимает с постели простынь и обматывает ей нижнюю часть полотна, на котором изображены Настя с Альбиной. Берет кисть с красками и обращается к верхней части картины. Стучится Настя.
- Художник, открой! Я знаю, что ты там. Я уже полчаса стою возле твоей двери и слышу, как ты там шуршишь. Что происходит? Почему ты заперся? Я тебя чем-то обидела? Слышишь, открой!
Он никак не реагирует на ее просьбы и продолжает свое дело.
- Прости, если я сделала что-то не то. Нельзя ведь так реагировать. Ты меня этим мучаешь. Не желаешь со мной разговаривать?
Настя еще какое-то время пытается его убедить открыть дверь, а потом ни с чем уходит. Художник садится на кушетку.
- Все не то, все не то,- вслух произносит он и закрывает глаза.

Парк. Художник подходит к мольберту. Снимает с него холст и сворачивает в трубочку. Сквозь туман за ним наблюдает Художник, сидящий на лавочке.
- Зачем ты убираешь картину?- спрашивает он.
- Она тебе больше не нужна.
- Почему ты так решил? Какое ты имеешь право решать за меня то, что мне нужно и то, что не нужно?
- Время истекло. Ты не смог воспроизвести то, что было тут изображено. Значит, она тебе больше не нужна.
- И куда ты ее уносишь?
- Туда, где исчезают все вопросы.
- А что будет со мной?
- У тебя есть жизнь. Разве она не стоит всех картин на свете? Живи.
- Так просто? И ты навсегда исчезнешь из моей жизни?
- Да.
- Не понимаю. Чего же тогда тебе от меня было нужно?
- Картины.
- Ну вот, я не написал ее, и ты уходишь. И все встает на свои места? Все остается по-старому? К чему же тогда ты меня так мучил? Для чего все это было нужно? Значит, я теперь свободен? Теперь твое присутствие не будет угнетать меня?
Художник возле мольберта наливает вино в два бокала. Подходит к Художнику на лавочке и садится рядом.
- Ты не учел одного, что я – это ты. Если уйду я, то вместе со мной уйдет и твой талант. Ты больше никогда не будешь писать картин. Ты больше не будешь Художником.
- Что? Это несправедливо.
- В жизни много несправедливости.
- Что же тогда делать?
- Решать тебе.
- Если я напишу то, что тебе нужно, ты оставишь меня в покое?
- Конечно.
- А последствия?
- А что тебе важней: талант художника, или последствия? Выбор только за тобой.
Он протягивает Художнику бокал с вином.

Ивн, с саксофоном под мышкой, заходит в туалет. Запирается и устраивается на унитазе. Нежно гладит музыкальный инструмент, печально разглядывая его.
- Ну что, мой верный друг? Расшевелим сознание?
Подносит мундштук к губам, слегка нажимает на клавиши и тихо вдыхает в застывшее металлическое тело жизнь. Распахивает двери мертвой оболочки и освобождает из плена засидевшиеся в глухом сосуде звуки. Саксофон тоскливо вздыхает, пыхтит, пищит и стонет. Стучится в сон дремлющих жителей. Клава открывает глаза и недовольная встает с кровати. Настя просыпается и улыбается. Утренний зов саксофона пробуждает всех, оповещая начало нового дня. Художник подходит к окну. Солнце массирует лучами лицо. Щиплет глаза, не позволяя им раскрыться полностью. Все должно происходить постепенно и медленно. И ступать по траве неспешно и осторожно. И плыть за горизонт, словно в штиль. И летать над просторами, будто парить во сне.
Музыка затихает и в тишине слышится лишь дыхание жизни. Метла скребет по асфальту. Машина проехала во дворе. Хлопнула дверь в подъезде. Зашуршали соседи на кухне. Дворник выругался на молодежь, разбросавшую мусор. Звон стекла. Чириканье воробьев. Стук камня об железо. Кто-то чихнул за стенкой. Вода потекла из крана. Еще одна машина прожужжала внизу. Заработал телевизор. Шаги. Голоса. Дребезжание дверной ручки. Звон посуды. Далекое эхо поезда. Требовательные возгласы. Скрежет стула по полу. Лай собаки. Гул холодильника. Скрип качелей. Истерический крик Клавы. Водопад мусоропровода. Возня и гвалт в коридоре. Рычание собаки на кошку. Плач. Причитание. Стук в дверь. Голос Насти:
- Художник, открой! У нас несчастье случилось. Только не… Открой! Мне надо тебя видеть, чтобы это сказать.
Он открывает.
- Только не нервничай.
- Что случилось?
- Ивн повесился.
Художник направляется к окну. Настя проходит в комнату и садится на кушетку.
Художник. Этого следовало ожидать.

Художник с Сомом сидят в ресторане «Лагуна».
Сом. Он с тобой не общался?
Художник. Последний год он вообще не разговаривал. Только играл.
Сом. Значит, с тобой тоже молчал.
Художник. Мне кажется, что он дал обет молчания. Слова для него просто потеряли смысл. А если и надо было что-то сказать, то делал он это с помощью музыки. Никто его не понимал, но он продолжал говорить таким образом. После того, как ты его привез из больницы – он прервал свое молчание. Но общался исключительно с саксофоном. И больше не играл на нем. Я чувствовал, что он подведет себя к петле. Но был занят другим. А ведь мог повлиять на его состояние. Для этого достаточно было беседовать с ним, просто рассказывать о себе. Почему при жизни мы не предаем этому значения, а после смерти начинаем сожалеть? Если бы я уделял ему хоть малость времени… Ведь он ждал от меня этого. Я думал, что он ни с кем не хочет общаться, но не знал, что он просто не желает разговаривать, а выслушать всегда готов.
Сом. Это я виноват. Мне нужно было его куда-нибудь устроить. Найти ему место в джазовых кругах.
Художник. Нельзя винить кого-то по отдельности. Виноваты все вместе. Как звенья собирались в цепочку, чтобы нанести последний смертельный удар.
Сом. Давай выпьем и помянем.
Выпивают.
Художник. Я все думаю, если бы он полез в петлю у меня на глазах, предпринял бы я что-нибудь?
Сом. Что ты имеешь в виду?
Художник. Помочь в жизни я ему ничем не мог, а спасать от неизбежного для продления мук?.. Он был не просто одинок и не понимаем. Он был беспомощен. А когда человек ничего не может сделать и просто всем мешает – он ненужная вещь, чье место на свалке. Он это хорошо понимал и страдал. Ивн освободил не только себя, но и окружающих.
Сом. Не говори таких вещей.
Художник. Ты сам все это прекрасно знаешь. Он понимал, что своей игрой изводил всех. Но не играть не мог. Отнять у него саксофон – означало отнять все, что связывало его с этой жизнью.
К их столику подходят музыканты бывшего джаз-банда. Здороваются.
- По какому поводу ты нас пригласил?- обращаются к Сому.
- Мой отец и организатор вашего оркестра свел счеты с жизнью. Да вы не стойте, садитесь. Давайте помянем.
Рассаживаются и выпивают.
Басист. Он, что…
Сом. Повесился. Я хочу, чтобы вы играли у него на похоронах.
Клавишник. Конечно. Об этом даже не может быть и речи.
Сом. Вы будете исполнять джаз. Точнее, Колтрейна.
Клавишник. Но… Это нереально.
Сом. Почему же?
Клавишник. Ну… проблема… в инструментах. Ведь для этого нужны и ударные и клавишные.
Сом. А разве у вас их нет?
Клавишник. Есть, но…
Сом. Тогда и проблем нет.
Клавишник. Я просто не понимаю, как это все будет выглядеть? Где расставлять аппаратуру?
Сом. За это не беспокойтесь. Этим займусь я. А ваша задача найти тенор-саксофониста.
Басист. Где же мы его найдем за такой короткий срок?
Клавишник. У нас в городе никто не играет на этом инструменте.
Сом. Ищите за пределами города. Вы крутитесь в джазовых кругах, а не я. Я только плачу. Столько, сколько он запросит. Завтра он уже должен быть здесь. Давайте выпьем за светлую память великого саксофониста Ивна Каплевича!
Выпивают. Музыканты прощаются и уходят.
Художник. Ты не резко с ними разговаривал?
Сом. Они его друзья. Но настолько давние, что, если их не ставить перед фактом, то они могут не выполнить поручение. Не забивай себе этим голову. К тому же это была твоя идея, чтобы они играли джаз. Да еще и Колтрейна.

Кладбище. Оркестр, расположившийся между могил и крестов, исполняет «Псалом» Джона Колтрейна. Гроб с телом Ивна стоит на табуретках возле вырытой могилы. Родственники поочередно подходят для прощального поцелуя. Клава тихонько плачет. Галя обнимает ее за плечи. Сом дает какие-то распоряжения могильщикам. Директор кинотеатра шепотом переговаривается с каким-то человеком. Художник стоит в стороне. Из соседей также присутствуют Петр и Павел. Вера и Екатерина с Настей остались дома помочь накрыть стол. Гроб перехватывают веревками и опускают в яму. Каждый кидает по горсти земли, и могильщики приступают к закапыванию. Сквозь музыку слышно, как земля ударяется о пустую крышку гроба. Художник разворачивается и уходит.

Забегает к себе в комнату, хватает со стола нож и вонзает его в холст. С бешенством режет картину. Срывает ее с мольберта, рвет и топчет ногами. Настя в дверях с ужасом наблюдает за ним. Художник опрокидывает мольберт и ломает его. Выбегает из комнаты, отталкивая Настю в сторону. В слезах бежит к престарелому дому. Перед самым входом останавливается и опускается на колени. Падает на землю и теряет сознание.

В больнице. Художник лежит на кровати. Глаза у него открыты, но смотрят с отречением. Рядом на табуретке сидит Альбина.
Альбина. Тебе уже лучше. Врачи говорят, что это переутомление. Ничего страшного. Обычный обморок. Тебя тут недолго продержат. Прокапают и выпишут. Обычные витамины и глюкоза. Нужно восстановить баланс. Выздоравливай скорей, и мы продолжим работу над твоей картиной. Я буду тебе позировать. Ведь я люблю тебя!
Встает и выходит из палаты. Входит Настя.
Настя. Разве так можно? Ведь сколько дней не есть и не спать. Зачем так изводить себя? Довел себя до больницы. Но этого больше не повторится. Я буду следить за тобой. И, чтобы ты там не говорил, я не буду обращать на это внимание, а буду терпеливо ухаживать за тобой. Тебя выпишут, и мы снова будем вместе. И все у нас будет хорошо. Вот увидишь. Я буду оберегать своего маленького песика. Чтобы его никто не обижал и не пугал. Я люблю тебя!
Уходит. Заходит Аня.
Аня. Как же ты всех напугал. Бедный, на тебя так подействовала смерть Ивна. Но ты должен крепиться. Ведь у тебя есть те, кто остался здесь и любит тебя. И ты причинишь нам не меньшую боль, если с тобой что-то случится. Береги себя. Я тебя все еще люблю!
Целует и уходит. У спинки кровати появляются отец и Ивн.
Отец. Я так и не увидел твоих последних работ…
Ивн прикладывает саксофон к губам и исполняет «Seraphic light».
Художник неподвижно лежит и смотрит на звездное небо, слушая тоскливое пение саксофона. Заходит медсестра. Включает свет и осматривает палату. Выключает свет и уходит. Художник поднимается с постели. Отсоединяет капельницу и подходит к окну. Раскрывает его и вдыхает полной грудью ночную прохладу. Смотрит вниз. Перелезает через подоконник и спускается со второго этажа. В пижаме и босиком шагает по тихому спящему городу.

На кухне. Альбина, Настя и Аня шепчутся за столом.
Аня. Как же нам быть?
Альбина. Я думаю, лучше не трогать его.
Аня. Но он нам этого никогда не простит.
Альбина. Знаю. Но сейчас это может его погубить.
Настя. Он думает, что причина всех смертей кроется в какой-то картине, которую видел во сне, но забыл, что она изображает.
Аня. Бред какой-то.
Альбина. Бред или не бред, но мы должны что-то предпринять. Пока его не положили в психушку, или еще чего хуже не произошло.
Настя. Что ты предлагаешь?
Альбина. Я поговорю со знакомым психологом, может, он назначит какой-нибудь курс.
Настя. А когда мы сообщим ему о?..
Альбина. После.
Аня. Так нельзя.
Настя. Я с Аней согласна. То, что он нам не простит – это одно, а то, что мы поступим с ним несправедливо и ложно – это другое.
Альбина. Но так мы можем убить его!
Настя. Тихо. Входная дверь хлопнула.
Аня. Кто-то пришел.
Настя. Кто в такой час ночи может придти?
Альбина. Мне что-то жутковато стало.
Аня. Мне тоже не по себе.
Входит Художник в пижаме. Все три девушки тихо вскрикивают. Застывают на месте и вопросительно смотрят на него. Он разворачивается и идет к себе. Открывает дверь и включает свет. Посреди комнаты, на столе стоит гроб.

Поле. Сильный ветер колышет траву. Художник стоит на коленях и воет. Его вой плавно перетекает в древнюю восточную песню. Он поет и плачет. Прилетает белый голубь. Ветер сдувает его, пытается прогнать, но голубь не улетает, продолжая кружить над Художником.

Кладбище. Художник прощается с отцом и отходит в сторону. Настя, Альбина и Аня по очереди подходят к покойнику и целуют его. Встают рядом с Художником. Могильщики закрывают крышкой гроб. Сом включает магнитофон. Звучит «Kommt Ihr Toechter Helft Mir Klagen» из «Страстей по Матвею» Иоганна Себастьяна Баха.
На ветку дерева садится белый голубь. Сверху наблюдает за происходящим внизу.
Гроб опускают в землю. Сом с директором кинотеатра закуривают в стороне.
Директор. Почему магнитофон, а не музыканты?
Сом. Он так захотел.
Петр поправляет венки. Художник кидает горсть земли.
Художник. «Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после». Пустота, все пустота.
Разворачивается и уходит. Настя порывается пойти за ним, но Альбина удерживает ее. Берет за руку и подводит к краю могилы. Кидают по горсти земли. Аня подходит к ним и обнимает. Могильщики приступают к закапыванию. Три грации, обнявшись, тихонечко плачут.

- Пой, когда страшно; смейся, когда больно! Да не оставит вера тебя во все дни твои!
- Неизведанны пути Твои, нераскрыты просторы Твои, неразгаданны тайны Твои. Да не угаснет в нас стремление к познанию!
- Ступая вперед с именем Твоим, да не усомнимся в почве!
- И там, куда мы спустимся, не скажем уже: не ведал я! И там, куда мы поднимемся, не скажем уже: прости мя!

Когда вырастает холмик – белый голубь садится на него и начинает ковырять клювом землю.
Аня. Голубь. Это его душа прилетела попрощаться с нами.

Все возвращаются домой.
Клава. Снова поминки.
Екатерина. Что же это за напасть на наш дом?
Настя подходит к комнате Художника. Открывает дверь. На полу, возле мольберта с картиной, лежит его тело. Она прикрывает рот, чтобы не закричать. Хватается за притолоку и опускается на пол. На картине изображен Черный квадрат.

1995














Слова благодарности:

Искренняя благодарность всем деятелям искусства! И, в частности тем, кто оказал влияние на это произведение и вдохновлял во время работы:

ЕККЛИСИАСТ – пророк
Леонардо да ВИНЧИ – художник
Уильям ШЕКСПИР – драматург
Иоганн Себастьян БАХ – композитор
Вольфганг Амадей МОЦАРТ – композитор
Франсиско Хосе де ГОЙЯ – художник
Иоганн Вольфганг ГЕТЕ – поэт
Николай Васильевич ГОГОЛЬ – писатель
Федор Михайлович ДОСТОЕВСКИЙ – писатель
Рихард Вильгельм ВАГНЕР – композитор
Казимир Северинович МАЛЕВИЧ – художник
Сергей Михайлович ЭЙЗЕНШТЕЙН – кинорежиссер
Джон КОЛТРЕЙН – джазовый музыкант
Луис БУНЮЭЛЬ – кинорежиссер
Андрей Арсеньевич ТАРКОВСКИЙ – кинорежиссер
Сальвадор ДАЛИ – художник
Диззи ГИЛЛЕСПИ – джазовый музыкант