На окраине вечности - 11

К тому времени и сам Пеньтюхов дачным участком обзавелся. Когда в экспедиции работал, выделили большой массив леса под дачи. Всем желающим хватило.

Пеньтюхов сначала отказывался, когда его друзья уговаривали на сборище у Коти во время преферанса. Люди городские, они дачу воспринимали, как виллу загородную, где только и дел, что хреном груши околачивать. У Пеньтюхова к дачным наделам свой подходец – «посткрестьянский». Он то знал, что работа не земле, все равно, что лесоповал или их «продайфуфаечная» полевая геофизика. Отговаривался, как мог. А ему талдычили бестолочи:

- Мы то латифундистами будем, а ты кто?

Уговорили, наконец. Приманили тем, что у Коти и Гоши участки рядом, а напротив незанятый участок есть. У Пеньтюхова времени свободного много. От барака до участка минут двадцать пешком идти.

Посмотрел участок. А там черт ногу сломит – березы, елки с пихтами чуть не в обхват, а внизу кочки и вода. Через проезд на участках Котя с Гошей копаются. У березы корни подрубили. Через неделю пришли, березу ветром повалило. Довольны. Ни лебедки, ни полиспаста не надо. Сидят у костра, водочку попивают. Латифундийскому житью радуются.
Петр же деревья посчитал. Около тридцати получается. Если в день по дереву валить, то за месяц управится с лесоповалом. Полиспаст у «латифундистов» забрал. Зачем он им? Корни подрубит у дерева с одной стороны, на дерево залезет и чуть не за вершину полиспаст закрепит. Другой конец полиспаста внизу к другому дереву закрепит у комля. Стянет, сколько сможет, веревку, закрепит. Дальше корни подрубает. Опять за полиспаст. Свалит дерево, комель обрубит, сучками обложит, запалит. Бревно на части пилит. Сортирует затем: березу на дрова, елку на избушку.

За месяц по выходным дням и после работы свалил все деревья на участке. Прикинул, не хватает бревен на сруб. Через три участка от Пеньтюховского пожарный водоем должен быть. Пока еще лес растет на месте его. Оттуда бревен еще принес.

На следующий год избу срубил размером четыре на четыре метра. Потолок настелил и крышу сладил. Печку-экономку, сваренную на особый манер, поставил на чердаке, ибо внизу пола не было и труба короткая. Лепота!

У «латифундистов» за это время на двух участках с десяток деревьев упало, а на границе участков они туалет сколотили, но нужду в нем не справляют. Замок на туалете повесили и хранят в нем инструмент да посуду для пития чая и водки. Основное занятие на даче у латифундистов костер запалить да чаю попить, но чаще водки.

У Пеньтюхова в то время все к женитьбе шло. Совсем бы хозяйственным стал. Жена, квартира. И как тут еще и без дачи?

С Верой не сложилось, но дачные дела не забросил. Понемногу стал и участок перекапывать, чтоб картошку садить. Деревья на участках выкорчевали, канавы вдоль них прокопали. Вода ушла, совсем сухо стало на участках. Картошка на свежевскопанной земле хорошая урождалась. Еще и клубники насадил. В белые ночи ягода вызревала быстро. Не успел убирать ее - «латифундисты» с удовольствием в этом деле помогают. Котя даже варенья наварил из клубники с пентьюховского участка. За преферансом не только водку потребляли, но и чай с клубничным вареньем для разнообразия….

Пеньтюхов бичар совестит, потому что сам является владельцем дачного участка. Но те не соглашаются.

- Мы же не подряд все гребем. В одном гребне клубень выкопаем в другом. Больше ведра с участка картошки не берем.

- Все равно ведь видно, что копали, - не соглашается Пеньтюхов.

Бичарки не соглашаются. Один из них, Веня, грудь обнажил, крест показывает:

- Мы ведь по божески.

Пеньтюхов удивлен.

- Ты что, Веня, в Бога веришь?

- Поверишь тут…..

Напротив него другой бичарка Женька сидит, ехидничает.

- Руки не с того места растут. А Бог тут не при чем.

Пеньтюхов смотрит на них непонимающе. Женька поясняет.

- Этот дуралей стреляться задумал и вешаться разом.

- Это как же?

- Пусть сам расскажет.

- А чо рассказывать. Я с бабкой вырос в деревне. Отец после войны от ран умер, а мать через год после его смерти погибла. Они перед войной поженились. Избу новую даже не успел отец построить. Старая то чуть жива. С войны отец весь израненный пришел. Куда ему избу срубить. Меня только и успел состряпать. Для чего? Для мук этих жизненных? Но, может, для того, чтобы я избу новую построил, да я этого не понял. Хотя и думал об этом. На Север для этого после армии поехал даже. Но забичевал здесь и уж не до избы мне. Бабка три года назад померла. Я на похороны не смог приехать. Сезон кончался, с вертолетами плохо было. Да и сообщили поздно. А как только с «полей» вырвался, сразу и поехал в деревню свою. На «сороковой» день даже успел. Бабку помянули и еще две недели гулеванили. В конце концов остался я один в избе своей. А в ней и жить то нельзя. Углы сгнили, простенки на улицу вываливаются. У меня денег не только на ремонт, но и на обратную дорогу нет. Занимать надо деньги на дорогу, а мне не хочется. Безнадега полнейшая. Я и решился. Ружье отцово у соседа взял, мол, продам, чтобы денег на дорогу за него получить. Порох и пули у меня были, думал не кабана сходить. Зарядил патроны, в оба ствола, чтобы дуплетом шарахнуть по себе. Но все равно думаю, а вдруг осечка случится? Для страховки к крючку в потолке, на котором моя зыбка висела, веревку приладил, чтоб, если не застрелюсь на смерть или осечка получится, так удавиться. На табуретку встал, голову в петлю сунул дуло ружья в рот. На курок нажал. Осечка. На второй бы нажать, да заменжевался что-то. Равновесие при этом еще потерял, с табуретки шваркнулся. Но и тут «промах» получился. Крюк от тяжести из потолка вывернулся, и шмякнулся я на пол. Но горло успело сдавить и даже на какой-то миг виденье предсмертное промелькнуло в мозгу. Вроде отец что-то крикнул. Я не разобрал точно что. Но, будто обругал он меня матерно, и посла куда надо.

- Это тебе с перепою привиделось, - Женька не видит в этом ничего сверхестественного.

- Ага с перепою. Если б не ситуация смертельная. Отец сорок лет почти, как помер, а явился, будто и не помирал вовсе. Прочухался я на полу. Петлю скинул, ружье продал, как и обещал соседу. Еще в церковь сходил. Рассказал все батюшке. Он меня и надоумил к вере обратиться. Крест и ношу с тех пор. Но самое главное, смысл в жизни увидел.

- В этой бичевской?

- В ней. Это ведь, как Богу угодно. Нет у меня ни жилья, ни денег, чтоб новую избу построить, но смерть то меня не взяла. Значит, есть смысл и в этом моем существовании. Раньше я, когда перепьюсь, буйным делался, а теперь не помню, когда и злобился.

- Дело не в Боге, - не соглашается товарищи его.

- В нем. Скажи, Петь.

- А чо я скажу. Конечно, может, и в нем. А, вообще то, я не знаю. Но с другой стороны, иногда и мне кажется, все, что я делаю, будто бы не по своей, а по чьей то воле.

- Вот, видишь, Жень! И Петро согласен со мной, о том же почти говорит.

- О чем? «Конечно»…. «Может»….. «Вообше то»…. Разве это доводы? А по мне так без
разницы: есть Бог или нет. «На Бога надейся, но сам не плошай» - вот и вся философия.

Ушел Петр от бичей озадаченный. Как же все-таки объяснить Венькин «парадокс»? Можно теорию вероятности приклеить. Еще такой довод напрашивается, что Венька разыграл все, как в театре. Но опять же для чего? Зрителей то не было. Чудно! Живут мужики, как в берлоге, а рассуждают о Боге и разные «философии» выдумывают. И не они одни. С кем ни начни разговор, у каждого свое виденье жизни. Все всё знают о ней и понимают в ней, но как появляется на стезе человеческой жизненная «кочка», так и не в силах он делается ее перепрыгнуть. Верно, нет таких «философий», которые бы жизненный смысл растолковали, как нет и математических формул, которые могли бы жизненное течение просчитать. Но кто-то ведь ведает всем жизненным процессом. И кто? Получается, что Бог…..

Скучно Пеньтюхову в квартире. Кроме ванны с горячей водой да телевизора и нет ничего. Еще на кухне всякие шкафчики да стол с цветочками по пластику. Соседи все семейные, поболтать вечерком не с кем. Надоест это одиночество, едет к Коте. Там компания веселая. Преферанс, водочка в меру, разговоры на «возвышенные темы». «Ускорение» и «перестройка» из новшеств в анекдоты заковыкой полезли.

Однажды на «огонёк» к Коте Броня Киселев завернул. Игра уже шла полным ходом. Скучно Броне. На его счастье еще и Пеньтюхов приехал. Сидят и водочкой воспоминания об экспедишном житьи разбавляют. Бронислав уже от изыскателей ушел. Свой кооператив у него. Слово за слово. Броня и предложил.

- Переходи, Петро, к нам. Мы думаем и изысканиями заняться. Ты и возьмись за это дело.

- Так я это… Не работал….

- И что? Геодезию не знаешь?

- Ну, немного…. Для начала и этого хватит. А дальше, как говорится, больше.
Снюхались с Киселевым, а на следующий день и заявление об увольнении отнес в отдел кадров дорожников. Удерживать не стали, разве удержишь обормота, коли ему шлея под хвост угодила. Алексей Ефимыч лишь пошутил:

- Сколько Пеньтюхова не корми, все в лес смотрит.

Заявление подписал, но попросил пару недель поработать, пока замену подыщут. Даже «перевод» обещали дать в этом случае. Последнее немаловажно, ибо Пеньтюхов к тому времени уже 30% «северных» заработал после того, как потерял 50% «уволившись» за прогулы из экседиции.

Перевелся Пеньтюхов в Бронин кооператив, сразу «объект» ему дали. Объектишко несложный: под пару железнодорожных подъездов топографическую съемку сделать. В напарники к нему отставного вертолетчика Диму пристроили. Для Пеньтюхова все внове, а для Димы и подавно. Работы на пару дней, а «бригада Пеньтюхова» неделю валандалась. Петр и сам не знает, что и как делать, а тут еще напарника озадачивать надо. По бестолковке съемку сделали, а потом стали трассу неизысканную до конца (без бурения) на местности разбивать. Дело по опыту работы у дорожников знакомое, но времени требует немалое, да еще и рассчитывать надо параметры кривых: начало, конец, биссектрису и домер. Закончили уж совсем и разбивку, но тут Пеньтюхова еще и собака покусала.

Работали возле какой-то «бичбазы». На выезде с нее стоял балок сторожей на насыпи, чтоб видно было из окна сторожки, что в кузове выезжающих и въезжающих на базу машин. У сторожей зарплата маленькая. Чтобы еще как-то подработать, они собак на шапки разводили. Целый выводок «шапок» под балком сторожей обитал.

Собаки, как люди, все понимают. Знают сердешные, что, как только в силу войдут, так их на мясо туберкулезным бичам пустят, а из шкур шапки пошьют. Поэтому к людям у них было отношение, как к фашистам. Потешиться при возможности им за благо и шкуродерам в отместку. Под руку, точнее «на зуб», им и попал Пеньтюхов.

Пеньтюхов мимо этого балка ходит с инструментом туда-сюда, собаки на него с любопытством смотрят. Дима на солнышке покуривает да млеет от весеннего тепла. Идет Петр мимо балка в очередной раз, в руках ничего нет. Этого момента и ждали подлые собачки. Выскочили, как по команде, из-под сторожки и на Пеньтюхова, а у того в руках даже журнала нет, чтоб отмахнуться. Вместо того чтобы нагнуться и схватить булыжник, каких под ногами валялось множество, Пеньтюхов попытался в будку-туалет заскочить. Не успел. Хватила собачка Петра за ногу. Не сильно, лишь царапина от зубов. Но сразу же краснеть стало вокруг нее и припухать.

Пошел на «бичбазу», у шоферов, что ждали погрузки, из аптечки попросил вату и бинт. Вату мочой пропитал, к царапине прибинтовал примочку. До вечера еще раз повторил процедуру. Опухоль спала. Но тут Дима с предположением:

- А, может, собачка то с бешенством. Сходи, Петро, в «травматологию».

Пришлось идти. Защел в кабинет врача. Целый допрос ему учинили. Чья собака, какой породы и прививалась ли от бешенства. А Пеньтюхов и сказать, не знает что. Хотя понятно, кто же «шапошный материал» прививать будет? Которая из десятка собак, дожидающихся своей участи, цапнула его, он тоже не разглядел.

Целый рассказ написали про царапину на ноге. После допроса уложили покусанного на кушетку и прямо в пуп укол сделали.

После объяснили, что целую неделю надо ходить на уколы. Если днем не сможет пойти на процедуру в поликлинику, то пусть вечером к ним идет в «травматологию».
Три раза еще приходил Пеньтюхов в этот кабинет на уколы. А на четвертый убежал, не дождался. Первое Мая и Пасха в тот год совпали. 30-го апреля, когда явился Пеньтюхов на четвертый укол, пяьно-покалеченных везли в «травматологию» одного за другим, и всем надо было срочно оказать первую помощь. Пеньтюхов два часа просидел в коридоре, созерцая этот круговорот бухих в природе. Наконец не выдержал, вышел покурить на крыльцо больнички. Постоял минут пять, после психанул.

- Если и взбешусь, то не от собачьего укуса, а от этой круговерти бухих.

Взбеситься Пеньтюхов не взбесился. Неделю камералил. Сдал работу, деньги получил, и неплохие. Хотел в Ерши на недельку-другую съездить, но Бронислав не пустил. На днях, говорит, еще работа будет
.
«На днях» это растянулось на два месяца. За это время деньги, полученные за предыдущую работу, тихо растаяли.

Новый «объект» подкинул Бронислав только в июле. Надо съемку топографическую сделать под двухэтажный дом и инженерные коммуникации к нему. Все бы ничего, но объект находится в Вологодской области в городе Грязовец.

Прикинул Пеньтюхов, что работы немного – на день или два. А потом и в Ерши можно заскочить. Бронислав не возражал, даже денег дал на это. В Грязовец приехали с Димой утром. В гостиницу устроились. Пеньтюхов пошел сразу же «на разведку», посмотреть, где объект находится. Оказалось, недалеко от гостиницы. Нашел колодцы водопроводный и канализационный, в которые коммуникации от проектируемого дома будут врезаться. Совсем рядом - в полусотне метров. Опора, с которой электроснабжение будет осуществляться и того ближе – метрах в пятнадцати.

Прикинул, что работы всего часа на два. А это значило, что вечером можно уже в Ерши ехать. Побежал в гостиницу за Димой. И двух часов не работали, закончили съемку.
В гостиницу вернулись, Пеньтюхов предложил командировочные деньги поделить пополам и разбежаться. Я, мол, на вокзал и домой, а ты, куда хочешь.

Дима не соглашается, упирается. Он уже подругу в гостинице нашел и не прочь с ней «романец» закрутить.

Пеньтюхов на своем стоит:

- Я то тебе зачем? Наоборот, радуйся. Номер еще за двои суток оплачен. Меня не будет. Радуйся.

- Не по человечески это, Петрух. Давай хотя бы вечерок проведем с девками.

- Не хочется мне. Я лучше в Ершах лишний денек побуду.

- Ну, хотя бы на вечер сестру ее на себя возьми, а завтра уезжай.

- Сестра то что, поклажа, чтоб ее на себя взваливать?

- Или не врубаешься?

- Да врубаюсь, но впустую время тратить не хочется.

Слово за слово, уболтал Дима Пеньтюхова, вечерок в гостинице с сестрами провести.
Дима сбегал к девкам и объяснил им, что придут в гости часов в восемь вечера. Раньше, мол, не можем, так как работу надо делать, а работа важная и срочная. От девок пришел и тащит Пеньтюхова в ресторан, мол надо «для храбрости» принять.

В ресторане заказали по двести грамм водки, а на закуску по салату из капусты. Выпили, покурили. Прикинули, что для похода к девкам маловато. Заказывают еще по «двести». Им отказывают. Объясняют, что порядок у них такой – по двести грамм на клиента и не капли больше. Нашли все же «компромис». Пересели за столик, обслуживаемый другой официанткой. Но, покуда договаривались, насчет того, чтобы еще по двести грамм взять, дурь из головы улетучилась. Сидят, будто и не пили, вовсе. Повторили по двести грамм, а хочется еще. И так, и эдак к официантам подъехать пытались, все бесполезно.

Вышли из ресторана, в магазинах ничего спиртного не продают. Пошли искать самогонщиков. Уже девятый час, а они совсем трезвые. Но поиск «озверину» их уже захватил.
«Добрый человек» подсказал, что в ближайшей деревне в сторону Вологды самогон не переводится. Автобусы уже не ходят. Надо попутку искать. Остановился ГАЗ-52, парнишка молодой за рулем. Злачных мест в своей деревне не знает, но до деревни довез.
Еще час по деревне ходили в поисках самогона. У одного кончился, другой не продает, третий грозится собак спустить.

Вернулись на тракт. Стемнело. Надо уже возвращаться, но водочки уж очень хочется. Встали на дороге попутку ловить. Загадали: если в сторону Грязовца попутка остановится, вернутся в гостиницу; если в сторону противоположную, то (тут уж против судьбы не попрешь) поедут в Вологду у таксистов водку покупать. В областном центре у вокзала, просто не может не быть водки у таксистов. Или Вологда Америка какая, а не российский город.

Остановился «Москвич», ехавший в сторону Вологды. За рулем сидит мужик в мотошлеме, так как лобового стекла у машины нет. Ночь холодная, а за рулем сидеть холодно, вот и пришлось мужику шлем надеть.

Оказалось, прапорщик-сверхсрочник едет из отпуска в часть, находящуюся в Архангельской области. Взять попутчиков согласился, но предупредил, что холодно очень. Если, мол, не боитесь замерзнуть, то садитесь.

Сели на заднее сиденье, куском брезента укрылись.

По дороге военный рассказал, что сам он азербайджанец и, когда ехал через Армению, то его обстреляли, и он слетел в кювет. А может, и наоборот все: армянин ехал через Азербайджан и его азербайджанцы обстреляли. Шут их там, на Кавказе разберет.

- Но у меня табельное оружие с собой, отстреливаться стал, - водитель открыл бардачок, достал оттуда пистолет и показал попутчикам. Те, увидев настоящее оружие, еще сильней скукожились на заднем сидении.

- А вы куда?

Рассказали, что за водкой в Вологду едут, потому что в Грязовце не хватило. У прапорщика и водка оказалась. Остановились. Отдали деньги за бутылку и тут же на троих ее распили.
Пока до Вологды ехали, тем же путем купли-продажи, приобрели ещё одну бутылку водки и так же распили, не откладывая удовольствие на «потом».

У вокзала в Вологде с прапорщиком попрощались. Пеньтюхов уже ничего не соображал. Купили у одного таксиста бутылку, а им, оказывается, уже четыре надо было еще. Ещё пирожков в буфете. Дима усадил Пеньтюхова в скверике на лавочке, а сам пошел еще три бутылки водки покупать.

Пока Дима ходил за водкой, к Пеньтюхову два военных подошли. Спросили что-то. А он их за ментов принял. Вскочил и побежал. Пришел в себя уже в сторожке на проходной какого-то предприятия. Сидит он и с дедом-охранником чаи гоняет. За окном уже утро. Надо на вокзал возвращаться и в Грязовец ехать. Уходить уж собрался, а дед ему бутылку водки возвращает, с которой он к нему заявился.

До вокзала добрался, благо недалеко по темноте убежал. До поезда в Грязовец часа три еще. В скверик пошел. Там с каким то земляком бутылку приговорил. Потом еще это дело «повторили» и «утроили».

В итоге Пеньтюхов сел в пригородный поезд, но приехал почему то не в Грязовец, а в Буй. Это ему проводник растолковал, когда Пеньтюхов пришел в себя на конечной станции.
Не верит. Из поезда вышел, убедился - не Грязовец. На улице оглянулся на здание, точно, Буй. Надо же куда унесло. Надо возвращаться в Вологду, а потом снова попытаться в Грязовец уехать.

- Нет уж, больше никаких «земляков» - решил.

Хотел покурить, спичек нет. У вокзала ни души, а поодаль в скверике палатки цыган стоят и от костра дымок поднимается. Обрадовался.

- Во! Родственные души, - имея в виду свое бичевство в палатках.

К костерку подошел, на корточки присел, от уголька прикурил. Смотрит на цыган. Вот цыганенок туристическим топориком, похожим на томагавк, на мать замахнулся. Галдят оба, не разберешь чего. Тут цыган в их свару вмешался.

- Сейчас будет пацана воспитывать, предположил Пеньтюхов.

Предположение подтвердилось с точностью «до наоборот». Цыган у пацаненка топорик отобрал, потом бабу за волосы схватил, на руку космы намотал и давай по хребту топориком, повернув его в руке плашмя, лупить женщину.

Не по себе стало Пеньтюхову в таком окружении. У бичей такое даже по-пьяни не возможно, чтоб у бабы волосы намотать на руку да по спине дубасить, тем более таким «томагавком».
По харе могут, конечно, заехать, если ты достукался до этого, но чтоб в здравом уме такое вытворять….

В Грязовец попал Пеньтюхов только на следующее утро. Дима его добрым матом встретил. В Вологде он водки раздобыл, вернулся к скамейке, на которой Пеньтюхов остался, а там военные. Спросил их, мол, не видели тут чудика с пирожками и бутылкой?

- Видели. Он нас увидал, заорал: «Менты!» и убежал. Мы посмотрели по сторонам, нет никого. Нас за ментов принял, видать.

Выпил с военными Дима, и втроем пошли Пеньтюхова искать, но так и не нашли. Еще бутылку распили и разбежались. Военные на поезд, а Дима ожидать обратную оказию в Грязовец.
От радости, что встретились и не растерялись, еще два дня керосинили. А на третий день утром к ним администратор постучал утром. Оказывается, надо уже за номер доплачивать, или номер освобождать.

Стали по карманам деньги искать, а денег кот наплакал. За сутки заплатили, но надо еще и билеты на поезд покупать. Пришлось Броне звонить, чтоб денег выслал на дорогу. Тот просьбу гуляк выполнять не торопился. Двое суток дожидались денег, «питаясь» только водичкой из-под крана.