Пенсионерка

           1
 С самого утра день не заладился. Жанна Владимировна проснулась в плохом настроении, потому что всю ночь ей снились кошмары. Вчера она долго не могла заснуть и решила на ночь глядя почитать газету, которую осторожно вынула из рук заснувшего мужа. На целый разворот страниц был напечатан очерк, в котором подробно описывалось, как в Германии приличный отец семейства одну из своих дочерей держал взаперти в подвале в течение двадцати четырёх лет и все эти годы регулярно её насиловал. Жена и другие дети об этом даже не догадывались. Эта дочь родила от родного отца семерых детей. Теперь в Германии ведётся следствие по этому делу.

 Прочитанный в газете очерк настолько разволновал Жанну Владимировну, что она ещё долго не могла уснуть. Когда, наконец, всё-таки удалось заснуть, ей приснился этот кошмарный сон.

Действие происходит в большой незнакомой квартире. Родной отец Жанны Владимировны, который умер сорок лет назад, собирается её изнасиловать. Она убегает от него, испытывая очень большое волнение, страх, ужас. Перебегает из комнаты в комнату. Она ищет маму, которой так же  нет в живых уже более двадцати лет. Комнаты огромные и хорошо обставлены, но всё равно, чувствуется в них какое-то запустение: кое-где свисает паутина, на полу и мебели лежит вековая пыль, в воздухе витают небольшие пожухлые листики, как будто они облетают с деревьев, как осенью. Где же мама? Почему её нигде нет? Жанне Владимировне странно, что приснился отец в качестве насильника родной дочери. Тем более странно, что при жизни из троих детей, он больше всего любил её. А ещё ей приснилось, что она в грязном общественном туалете пытается справить малую нужду, и всё время боится провалиться в очко напольной чаши или вступить ногами в дерьмо, которое было повсюду, жуткий запах которого она ощущала во сне. С каким настроением после таких кошмаров может начаться утро нового дня в её жизни?

                2
Сегодня – Благовещенье, седьмое апреля. В плохом настроении Жанна Владимировна поднимается с постели, набрасывает на себя лёгкий халатик и, шаркая шлёпанцами, идёт на кухню пить чай с остатком творожного кекса, который остался после завтрака мужа. Его рабочий день начинается очень рано и он уже уехал на работу.

Выпив чай, Жанна Владимировна начала икать. Очень глубоко икать, даже с каким-то надрывом. Чем дальше, тем хуже. Не хватало ещё от икотки протянуть ноги в такой день! Что делать?  Вспомнила, как ещё в далёкой юности, подруга Галя учила её: «Жанночка, ты во время икания перебирай в уме все имена, и женские, и мужские. На каком имени перестанешь икать, значит этот человек в данную минуту о тебе думает.»

Она начала перебирать в уме всех, кто, по её разумению, мог в это утро думать о ней. После нескольких имён стала икать интенсивнее и громче. Перебрала уже всех, но икотка не проходила. Тогда она начала перебирать в уме тех, кто по определению, не мог о ней думать, эти люди просто не могли догадываться о её существовании: Владимир Путин, Дина Рубина, Пётр Капица, Любовь Казарновская, Никас Сафронов… Не помогает! Жанна Владимировна усложнила себе задачу: перешла на иностранцев – Михаэль Балок, Софи Лорен, Джорж Буш, Эльфрида Елинек, Кшиштов Занусси. На имени Занусси она внезапно перестала икать. Почувствовала несказанное облегчение: «Ура! Спасибо, пан Кшиштов! Благодаря Вам, я перестала икать. Вы даже не догадываетесь, что между нами существует виртуальная связь на подсознательном уровне».               
                Жанна Владимировна пошла в ванну. Смыла под душем со своего, уже немолодого, тела остатки кошмарного сна и неприятные ощущения после икотки. Вчера у неё сломалась машина: придётся весь день ходить пешком и ездить на общественном транспорте. «Может, это не плохо: буду ближе к народу» -- с грустью и, даже с какой-то обречённостью, подумала она. Жанна Владимировна надела на себя самую скромную одежду, которую нашла в шкафу, и вышла из дома. Она шла в райсобес за получением пенсионного удостоверения. Да, она – пенсионерка! Ну, и что?

                3
Два месяца назад, когда она в первый раз пришла в райсобес, чтобы узнать, какие справки нужны для оформления пенсии, она себя чувствовала очень некомфортно. Дело в том, что Жанна Владимировна живёт в Пролетарском районе, который расположен на окраине города Н. В этом районе расположены почти все промышленные предприятия города. Соответственно, основной контингент—рабочие.

    Райсобес – двухэтажный кирпичный домик в один подъезд, был построен ещё пленными немцами сразу после войны. Казалось, с тех пор в этом здании ни разу не делали ни одного ремонта. По узкой, плохо освещённой и раздолбанной, лестнице со щербатыми ступеньками, держась за погнутый ржавый поручень, она поднялась на второй этаж. Нашла нужную ей дверь и заняла очередь.

Перед ней в очереди были две старушки и один дедушка. В их скромном одеянии, даже во взгляде, читалось крайне скромное существование. На их фоне Жанна Владимировна в итальянской дублёнке, с модной стрижкой и маникюром, только вчера сделанными в салоне красоты, в аромате французских духов, выглядела как инопланетянка с другой планеты.

Перед замызганной дверью вдоль стены очень узкого коридорчика стояла старенькая скамеечка. Дедушка, такой же дряхлый, как и райсобес, поднялся со скамейки, уступая ей место. Он молча встал в сторонке, опираясь на палку, и понуро начал рассматривать  слезящимися глазами дыру в рваном линолеуме. Жанне Владимировне пришлось сесть, чтобы своим отказом ещё больше не усугубить нелепое положение, в котором она оказалась. Скамейка, на которой она сидела с двумя бабушками, периодически пошатывалась: то ли пол был не ровный, то ли ножки у скамейки были разной длины.

Очередь из трёх человек двигалась медленно. В коридорчике было очень душно. Вентиляция не работала или вовсе её в этом здании никогда не было. Пахло сыростью и дустом. К этим запахам примешивался такой здесь не к месту запах духов. Через некоторое время подошёл мужчина, сильно смахивающий на бомжа. От него разило перегаром и очень давно нестиранными носками. Он громко икнул и спросил:
 
                -- Кто последний за подаянием?

                -- Я, -- как бы этого не хотелось, но Жанне Владимировне пришлось ответить.

  Пьяный мужик уставился на неё осоловелым взглядом и довольно долго и беспардонно рассматривал. Он опять громко икнул и заплетающимся языком стал философствовать:

                -- Ни за чтобы не поверил, что такие дамочки, как эта, ходят сюда за подаянием. Посмотрите на неё. У неё же куры денег не клюют, а мне на водку не хватает!... Ик!...И-и-ик!...Эта грёбанная икотка задолбала… Ик!

                «Надо же, об этой пьянчужке тоже кто-то думает», -- машинально, даже где-то с сочувствием,  подумала Жанна Владимировна.
 
         Мужик проикался и продолжил свои пьяные разглагольствия. Он всё больше входил в образ обиженного судьбой человека именно из-за таких дамочек. Далее, плавно перешёл на роль борца за права обездоленных:

                -- А этим старухам на лекарства не хватает! И-и-ик!

      Самое ужасное, как показалось Жанне Владимировне, что он был прав. Но в райсобесе, как в бане, все равны. Две бабушки и дедушка с безучастным выражением лица слушали пьяные изливания мужика. Жанну Владимировну, которой в силу своей должности и профессиональной деятельности, не раз приходилось «строить» и «укрощать» мужчин, держать достойную и дипломатичную оборону против их выпадов, пьяный мужик начал раздражать.  В какой-то момент у неё даже мелькнула мысль достать из кошелька деньги и предложить ему:
 
                -- Сколько тебе на водку не хватает?

Она могла «размазать его по стенке», «разнести в пух и прах» только одним своим тембром голоса, только одним взглядом, пронизывающим и уничтожающим, но потом передумала: «Жанна, не нарывайся! Пусть мужик выскажется. Ему же главное – выступить на публику». Она понимала, что это не то место, где она могла проявить свой крутой нрав. Жанна Владимировна производила впечатление женщины с несгибаемой волей, решительной и бескомпромисной. К её облику так и подходила характеристика, которую за кадром в фильме «Семнадцать мгновений весны» читал артист Копелян: «Характер нордический, в порочащих её связях не замечена, предана партии и семье…»   
                Тем временем голос пьяного мужика с каждым произнесённым словом становился всё громче и громче. Пусть все видят, какой он!

                -- Ишь, расфуфырилась! Ну-ка, сука, поднимись и уступи место отцу! – мужик развернулся к дедушке и сделал жест, как бы предлагая пройти ему к скамейке. В этот момент он любовался собой, даже где-то гордился.

                Неожиданно для всех, дряхлый дедушка со слезящимися глазами, опиравшийся на палку, заговорил тихим спокойным голосом, в интонациях которого проскальзывали ноты мудрости и ума прожитых лет:

                -- Сынок, что ты раскукарекался, как петух в курятнике. Никогда не утверждайся, оскорбляя слабого, тем более женщину. Унижая женщину, ты в первую очередь унижаешь себя. Давай мы с тобой постоим, а женщины пусть посидят.
               
                Мужик от неожиданности замолчал, не зная, как дальше себя вести. Жанна Владимировна с благодарностью посмотрела на старика. В это время, наконец, подошла её очередь. Она вздохнула с облегчением и вошла в комнату, в которой оформляли, как ёмко выразился пьяный мужик, подаяние.
 
                4
Этот случай произошёл два месяца назад. А сегодня Жанна Владимировна идёт в райсобес подготовленная: никакого макияжа – натуральное естественное лицо с естественными морщинами, никакого маникюра – пальцы с коротко постриженными ногтями и без колец, дешёвенький плащик серенького цвета, на ногах – старенькие сапожки со стоптанными набойками, которые она ещё не успела выбросить на помойку. А главное, никаких французских духов!
 
                -- Распишитесь, пожалуйста, здесь, – сказала девушка и положила перед ней ведомость.

                Жанна Владимировна поставила роспись напротив своей фамилии. Девушка протянула ей пенсионное удостоверение, «корочки» ярко-красного цвета.

                -- Вы можете уже сегодня получить в своём почтовом отделении пенсию. Вам будет начисляться каждого седьмого числа. Всё понятно? Вопросы есть?

               Жанна Владимировна ничего не ответила, решительно встала со стула и также решительно вышла из комнаты. Она почти выбежала из этого дряхлого, пропахшего вековой сыростью и дустом, здания на улицу, на свежий воздух. Скорее прочь отсюда!               

 «Почему эта девчонка из райсобеса разговаривала со мной, как с человеком второго сорта? Только потому, что я уже пенсионерка?» -- второй раз за утро Жанна Владимировна с тоской подумала о том, что в райсобесе, как в бане, все равны. Привыкай к новому статусу.

Утро сегодня пасмурное. Постоянно моросит мелкий, почти незаметный, весенний дождик. Пройдя несколько метров, она остановилась. Открыла пенсионное удостоверение и стала его изучать. Почему-то в глаза бросилась фраза, которая больно резанула по сердцу: «Пенсия назначена пожизненно». Это слово «пожизненно» ассоциативно навевает что-то неприятное. Что же? Это, когда судья выносит приговор преступнику:
                -- … с отбыванием пожизненного срока в колонии строгого режима. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

  Вот и это слово в пенсионном удостоверении, как клеймо: «Пожизненно». Всё! Назад пути нет! Она перешла уже рубеж в другую стадию – старости. Это – неизбежно. И только от неё зависит, как она проживёт этот кусок жизни, который даровал ей Бог.

 Не всем дано дожить до старости. У Жанны Владимировны семь лет назад умер сын, когда ему исполнилось двадцать два года. Она продолжает жить без него и нести эту боль в своём сердце. Она продолжает жить и за него, и за себя… «Что-то я расклеилась под монотонным моросящим дождём. С получением пенсионного удостоверения, жизнь не остановилась»,- с оптимистичной грустью думала Жанна Владимировна.

Да, жизнь продолжается, о чём со всех деревьев и кустов кричат ещё совсем маленькие, почти невидимые зелёные листочки, продирающие себе дорогу к свету, к солнцу сквозь набухший панцирь почек: «Весна идёт!» Весна уже полностью вступила в свои права. Она продолжала смотреть в пенсионную книжку: «Я так долго ждала, когда закончится эта бесконечная зима и наступит конкретно месяц апрель. И вот, он уже наступил. Но почему-то на душе тоска. Неужели эта маленькая красная книжечка так поколебала мой душевный покой?»
 
                5
Положив удостоверение в сумочку, Жанна Владимировна поехала на работу. Выйдя из троллейбуса на своей остановке, она медленно пошла в сторону офиса.  Проходя мимо казино, её внимание привлёк мужчина, который пристально смотрел на неё и улыбался. А она смотрела на него и не узнавала. «Наверное, обознался»,-- подумала Жанна Владимировна. Но чем ближе она подходила к нему, тем шире он расплывался в улыбке.
 
                -- Здравствуйте! Жанна Владимировна, Вы как всегда, великолепно выглядите!

Он явно ей сегодня льстил. Она остановилась, вежливо поздоровалась и только теперь узнала в этом крупном мужчине заказчика, который пять лет назад пользовался услугами их фирмы.

У него звучное и запоминающее имя – Артур. Ему около сорока лет. Он отрастил бороду и усы, поэтому она не сразу его узнала. Очень коротко пострижены волосы, почти под ноль. Весь его внешний облик можно охарактеризовать коротким и ёмким словом «бугай». Правый карман куртки оттопырен. Её воображение рисует, что в кармане лежит пистолет. Ей всегда казалось, что он связан с криминалом. Может, она ошибается? Неизвестно. Но он очень похож на «этих» не только внешне, но своими жестами и манерой говорить.
 
                -- Артур, может быть, Вы уже наконец женились?

                -- Нет. Зачем? Мне и так хорошо, -- и Артур стал смеяться громко, периодически похрюкивая. Его лицо от напряжения и смеха побагровело. Большой живот подрагивал в такт похрюкивания.

                -- А я уже пенсионерка. Сегодня в райсобесе получила пенсионное удостоверение, -- грустно сказала Жанна Владимировна, сама от себя не ожидая такой исповеди перед «бугаём».

               --  Да, что Вы?  Не поверю! Вы, Жанна Владимировна классно выглядите! Вам больше сорока не дашь.
 
               -- Спасибо, Артур.

               -- Давайте зайдём в казино, отметим это событие. Я угощаю.
 
               -- Спасибо. Но мне надо идти на работу. До свидания.

    «Да, содержательный получился разговор», -- Жанна Владимировна грустно улыбнулась.
               -- До свидания, -- сказал Артур, -- Если Вам когда-нибудь понадобится моя помощь, звоните, не стесняйтесь, -- и он протянул ей свою визитку.

Жанна Владимировна всё с той же грустной улыбкой взяла визитку, положила её в пенсионное удостоверение и пошла дальше своей дорогой.

   
               6
Ближе к обеду бесконечный моросящий дождик прекратился. Выглянуло солнышко. В кабинет заглянула молоденькая девушка-секретарша.

                -- Жанна Владимировна, Вы в обед будете работать или куда пойдёте?

                -- Куда пойду.

                Накинув на себя серенький плащик, Жанна Владимировна вышла из офиса и пошла прогулочным шагом вдоль главного проспекта, созерцая панораму города. Весеннее солнышко припекает. Асфальт просох. Со всех почек на деревьях на неё смотрели микроскопические листики нежно-зелёными глазками. У метро она столкнулась с подругой детства Галей.


Они обнялись, расцеловались, как будто не виделись целую вечность. Хотя последние годы встречаются довольно часто, чуть ли не каждую неделю.

                -- Что-то ты, Жанна, сегодня какая-то серенькая и бледненькая. Не заболела?

Подруга по профессии врач. Она внимательным взглядом осмотрела Жанну Владимировну с ног до головы.

                -- Не беспокойся, Галя, всё нормально. Сегодня утром ходила в райсобес получать пенсионное удостоверение. Надо было выглядеть соответственно контингенту в этом заведении.

                -- Тебе это удалось. А почему ходила? Ты уже не ездишь на машине?

                -- Машина вчера сломалась.

  Галя выглядит великолепно. Интеллигентная ухоженная женщина. Она была одета в вишнёвой гамме, начиная от цвета волос и заканчивая туфлями на очень высоком каблуке. Вишнёвый ансамбль довершали модные колготки с рисунком в горизонтальную полоску. Полосы шириной один сантиметр: одна полоса вишнёвая и прозрачная, а вторая – серая и плотная, с вкраплением серебристой нити.
«Для её возраста такие колготки –  уж слишком круто», -- Жанна Владимировна оценивающим взглядом осматривала колготки подруги.
 И, тем не менее, подруга очень даже неплохо выглядела в этих полосатых колготках.   
                -- Галя, а ты хорошо выглядишь. Я бы даже сказала – очень круто выглядишь! Молодец!

                -- Сегодня утром была на приёме у министра здравоохранения. Надо было выглядеть соответственно контингенту в этом заведении.

                -- Тебе удалось. Особенно, колготки. Дашь сфотографироваться?

Они одновременно рассмеялись.

7
С шумного проспекта подруги прошли во двор за многоэтажное административное здание. Двор образовывали три жилых здания, расположенных буквой «П». Посреди двора расположена детская площадка. В центре площадки – песочница. По периметру площадки стояли три деревянные скамейки со спинками. Возле каждой скамейки стояла урна. Две скамейки были уже заняты, и женщины сели на свободную.

               Напротив них сидела полная пожилая женщина с добродушным выражением лица. Скорее всего, она живёт в одном из жилых домов, и вышла посидеть на скамеечке, чтобы погреться в лучах тёплого весеннего солнца, которого не было почти всю осень и всю зиму. Её полные и короткие ноги не доставали до земли. Она сидела на скамейке и качала ногами: туда- сюда, туда-сюда… На ногах – матерчатые тапочки в крупную клетку.

              На другой скамейке сидело трое мужиков: двое из них – молодые хлопцы, с печатью на лице не маленького стажа спившихся алкоголиков, третий – пожилой, которому на вид было глубоко за пятьдесят лет, а может, и за все шестьдесят. Он был вполне приличного вида, и это предполагало вопрос: что этих троих могло объединять? Неужели бутылка водки, которую они распивали?

По мере того, как количество водки в бутылке уменьшалось, мужики начинали говорить всё громче и громче, с остервенением выясняя отношения, не выбирая интеллигентных слов. Допив бутылку, они бросили её в урну, поднялись и ушли.

                -- Спорим, что эта бабка, что сидит напротив, сейчас эту бутылку достанет из урны, -- сказала Галя.

                Бабка, как сидела, так и продолжала сидеть на скамейке, болтая ногами в клетчатых тапочках.
 В это время к детской площадке по тропинке шёл мужчина лет семидесяти. Было заметно, что именно сегодня он надел на себя самые лучшие вещи, которые были в его гардеробе. Лет сорок назад эти вещи были модными, а сегодня они уже выглядели раритетными. На ногах – шикарные туфли из натуральной кожи рыжего цвета, коричневый кожаный пиджак с комбинированными замшевыми вставками, белоснежная рубашка, вишнёвый галстук, на пальце левой руки – золотой перстень, на голове – чёрная шляпа с широкими полями, из-под которой видна благородная седина. Бесстрастное выражение лица.

Он шёл медленным размеренным шагом, выпятив грудь вперёд. Одной рукой он опирался на трость, а в другой руке держал полиэтиленовый пакет, в котором что-то лежало.

              Галя тихо сказала, кивая в сторону пожилого мужчины:

                -- Какой молодец. Ходит в магазин. Наверное, несёт своей жене продукты.

       Мужчина подошёл к урне, достал из неё пустую бутылку и, всё с тем же бесстрастным выражением лица, положил её в свой пакет. Затем медленным шагом, не меняя выражения лица, подошёл к скамейке, на которой сидели подруги. Обдав их невидящим взглядом, даже где-то с элементами презрения, он заглянул в урну, которая стояла возле скамейки, и стал шарить тростью по дну. Ничего в ней не обнаружив, развернулся и пошёл дальше, всё также медленно, гордо и с достоинством опираясь на трость, выпячивая вперёд старческую грудь.

                -- Да, жизнь не перестаёт подбрасывать нам свои ребусы, -- сказала Жанна Владимировна, вздохнув.

                -- Нам не дано предугадать… Жанна, не поверишь, но в моей жизни был период, когда я с маленькой дочкой тоже собирала пустые бутылки. А потом дочь написала об этом в школьном сочинении на тему: «Как я провела выходной день», -- сказала Галя и тоже вздохнула.

               Подруги продолжали сидеть на скамейке в чужом дворе перед детской песочницей под яркими лучами весеннего солнца… В этот момент каждая думала о своём и им обоим доставляло удовольствие сидеть рядом и наблюдать весну, как это они делали в далёкой юности. Но тогда они мечтали о будущем, а сейчас молчаливо философствовали о прожитых годах.

                -- Жанночка, а ты будешь мне проставлять за своё пенсионное удостоверение? – Галя оживилась.

                -- Тоже мне, событие мирового масштаба.

                -- Мирового, не мирового, но всё-таки.

                -- Галя! Что всё-таки? Какой толк от этого удостоверения? Напоминание, что тебе пожизненно назначена пенсия по старости. Понимаешь, по старости!
                --  Жанночка, не надо так нервничать. В нашем возрасте очень вредно так волноваться. А толк от удостоверения всё же есть.

                -- Какой?

                -- Будем ходить с тобой за полцены в ботанический сад и в музеи, а на сэкономленные деньги пить шампанское.

        Гале удалось рассмешить подругу. Они дружно хохотали до слёз.
Обеденный перерыв у Жанны Владимировны заканчивался. Подруги поднялись со скамейки.             
                -- Галя,  а ты куда сейчас?

                -- Я домой. Мой рабочий день уже закончился.

                -- Хорошо вам, врачам. У вас короткий рабочий день.

                -- Да, нам врачам хорошо. Нам лучше всех.

        Не сговариваясь, они опять расхохотались.

                -- Не пропадай, звони.

                -- Ты тоже. До встречи. Пока.

               Подруга, поблёскивая на солнце серебряной нитью полосатых колгот,  спустилась в метро, а Жанна Владимировна  быстрым шагом пошла на работу.

              8
В конце рабочего дня она вызвала по телефону такси к крыльцу офиса, чтобы ехать на почту за пенсией. Солнышко спряталось, и снова заморосил монотонный бесконечный дождик. Жанна Владимировна стояла на крыльце офиса с раскрытым зонтиком над головой и ждала такси.

В это время из офиса вышел генеральный директор. Увидев её, улыбнулся своей обворожительной улыбкой, и спросил:

                -- Домой, Жанна Владимировна?

                -- Да.

                -- Вы без машины?

                -- Да.

                --Я могу Вас подвезти?

                -- Спасибо, но я уже вызвала такси.

                -- Вы сегодня прекрасно выглядите, только глаза немного грустные. Устали?
                -- Нет. Просто я уже пенсионерка. Сегодня в райсобесе получила пенсионное удостоверение.

               «Зачем я сказала это директору? Я перестала себя контролировать. Нормальные женщины скрывают свой возраст. Значит, я не нормальная.» -- быстро пронеслось в голове у Жанны Владимировны.

                -- Да, что Вы? Не поверю! Вы, Жанна Владимировна, великолепно выглядите! Вам больше сорока не дашь, -- проговорил директор, продолжая  улыбаться своей обворожительной, но очень уж искусственной, улыбкой. Он явно ей льстил.
 
                -- Спасибо, -- улыбнулась в ответ Жанна Владимировна, с трудом сдерживая себя, чтобы не расхохотаться в полный голос: генеральный директор крупной фирмы произнес слово в слово тот же комплемент, что и «бугай» Артур у казино.
                -- До завтра, Жанна Владимировна.

                -- До свидания.

                Директор, молодой мужчина, блондин с голубыми глазами, больше напоминал Голливудскую кинозвезду, чем генерального директора крупной кампании. Жанну Владимировну не удивило, что он предложил её подвезти, он и раньше это делал, её удивило, что именно сегодня он сделал ей комплимент по поводу внешности. Именно сегодня, как ей самой казалось, она выглядит невзрачной, не выспавшейся и лет на десять старше.
 
                9
В помещении почтового отделения было малолюдно. Из пяти окошек работало только одно. Около него стояло два человека. Жанна Владимировна заняла очередь. Прошло десять минут, но очередь почему-то не продвинулась даже на миллиметр. Только она собралась возмутиться, как работник почты, молодая и очень полная женщина, поставила в проём окошка табличку, на которой было написано: «Технический перерыв – 30 минут», развернулась к очереди спиной и медленно, как пава, скрылась за боковой дверью.

В это время в почтовое отделение вошёл мужчина и занял за Жанной Владимировной очередь. Она его узнала. Это был тот самый пьяный мужик, который два месяца назад в райсобесе закатил ей скандал. Он её не узнал, а может, сделал вид, что не узнал. От него всё так же, как и два месяца назад, разило перегаром и воняло нестиранными носками. Прошло около часа с учётом технического перерыва и обслуживанием двух человек, которые стояли перед Жанной Владимировной, когда подошла её очередь. И весь этот час мужик дышал перегаром ей в затылок. Который раз за сегодня её охватила тоска и безысходность: за что? Но она терпела, как и все, стоящие в этой очереди.

                Полная молодая женщина, после того, как Жанна Владимировна назвала свою фамилию, порылась в ведомостях, выбила чек и молча положила его перед ней. Она растерялась, не зная, что с ним дальше делать.

                -- Женщина, что Вы стоите, как истукан, и задерживаете очередь. Быстрее ставьте свою роспись.

                -- Где? – обескуражено спросила Жанна Владимировна.

                -- Вы что, первый раз получаете пенсию? Где, где? На чеке.
Чек был маленький, с мелким шрифтом. Без очков все буквы у неё расплывались. Она открыла сумочку, чтобы достать очки.

                -- В следующий раз, женщина, готовьтесь заранее, -- с возмущением сказала работник почты и, глядя на очередь, как бы ища там поддержку, продолжила, -- Иногда приходят такие бестолковые пенсионеры, что битый час им приходится всё разжёвывать: что, куда, да как. Ох, уж эти, пенсионеры!

                -- Цыц, молодуха! Чего раскудахталась, как курица на яйцах! Не оскорбляй женщину, которая годится тебе в матери! Сколько надо, столько и будешь объяснять! Она уже заработала на пенсию, а тебе ещё надо заработать, -- с возмущением выпалил пьяный мужчина.

                Очередь стала дружно его поддерживать одобрительными возгласами, каждый что-то сказал в защиту Жанны Владимировны. Она молча посмотрела на мужика глазами, полными благодарности. Под её взглядом мужик расправил плечи, в это мгновение он уважал себя, даже где-то гордился.
 
                Жанна Владимировна расписалась в кассовом чеке. Ей выдали первую в её жизни пенсию, от которой она не испытала никакой радости.

С почты она вышла с твёрдым намереньем: «Завтра же в банке оформлю перевод пенсии на карточку. И моей ноги никогда не будет на этой грёбаной почте с её грёбаными работниками»,-- Жанна Владимировна позволила себе думать нецензурными словами, хотя по жизни старалась не  пользоваться ненормативной лексикой, только в случаях крайней необходимости или наивысшего раздражения.
 
                10
Дождик продолжал моросить. Похолодало. Она уже почти подходила к дверям подъезда, как заметила, что между песочницей и лавочкой навзничь лежит женщина. Жанна Владимировна не смогла пройти мимо: мало ли что, может, этой женщине необходима помощь. Она огляделась: большой пустынный двор, в котором, кроме неё и лежащей на земле женщины, никого не было. Как пройти мимо? Конечно, она подошла.


                Жанна Владимировна наклонилась над лежащей женщиной и стала её внимательно рассматривать. Ей было интересно, что эта женщина из себя представляет. Она – явно не бомж и не опустившаяся женщина. Значит, с ней что-то произошло.
                -- Женщина, что с Вами случилось? Я могу Вам чем-то помочь?

Женщина еле-еле разлепила веки, посмотрела на неё и попыталась что-то ответить. Но ей было тяжело говорить. Она с трудом разжала зубы, и что-то очень тихо сказала. Только с третьего раза Жанна Владимировна разобрала членораздельные слова:

               -- Я напилася вина… Ик!.. И-и-ик!

                Всё оказалось намного банальнее – женщина была пьяна. «Что за напасть с этой икоткой, которая преследует меня весь день? Дёрнуло же меня подойти ещё и к этой пьяной женщине. Теперь с ней надо что-то делать?» -- думала Жанна Владимировна, стоя над женщиной.
 
               -- Зачем же Вы так много выпили, что не можете подняться?

               -- Меня не пустила домой невестка. Сказала, что укладывает внучку спать, и вытолкнула меня за дверь, …ик, -- пьяным голосом пыталась объяснить женщина.

                -- Вы живёте в этом доме?

                -- Ик!... Да. И-и-ик… -- икотка мешала ей говорить.

                -- Назовите номер своей квартиры. Я позову на помощь. Не лежать же Вам здесь бесконечно?

                Но женщина упорно не хотела называть номер своей квартиры и стала просить Жанну Владимировну, чтобы та никого на помощь не звала. Женщине на вид столько же лет, сколько и Жанне Владимировне, может, чуть больше. У неё лицо простой женщины, без следов какого-либо интеллекта, но и без следов невежества, злобы или беспробудного пьянства. Она продолжала лежать на спине, смотрела на Жанну Владимировну, икала и пыталась говорить:

                -- Видно, что Вы… Ик! …женщина интеллигентная… Ик! Очень… Очень интеллигентная. Я очень… Ик!.. Очень богатая. У меня много денег. Где моя сумка? Ик!...

           Сумка лежала на лавке, а её хозяйка лежала на земле.

                -- Давайте попытаемся подняться. Дайте мне свою руку.

                Жанна Владимировна сделала попытку приподнять женщину. Но не тут-то было. Женщина была, как тюфяк, который весил сто килограмм, хотя выглядела она для своих лет даже стройной. Она, хоть и пыталась сделать движения, чтобы подняться, но это у неё получалось плохо. Пока Жанна Владимировна предпринимала попытки поднять этот неподъёмный тюфяк, мимо прошли несколько человек. Но ни у кого не возникло даже желания подойти и поинтересоваться, что случилось или предложить свою помощь.

               Люди стали равнодушными. Никому не хочется тратить свою энергию и время на незнакомых людей: «Это не наши проблемы, это ваши проблемы и решайте их сами».

Жанна Владимировна поняла, что не поднимет эту женщину, и решила оставить её лежать: когда хмель немного выветрится, она сама поднимется. Оставив лежать её на земле, она, уже без всяких угрызений совести, пошла к своему подъезду. Она успокаивала свою совесть тем, что, по крайней мере, не прошла мимо, она попыталась предложить ей свою помощь. Другое дело, что не в её силах оказалось ей помочь.
 
              Дома Жанна Владимировна выпила чашку горячего чая, подошла к окну и с высоты своего этажа стала смотреть во двор. Возле лежащей на земле женщины стояли двое молодых милиционеров в форме и пытались с ней говорить. Потом один из них помог ей принять позу из лежачего положения в сидячее. Эта сидячая поза была более унизительна для женщины, чем когда она лежала навзничь на земле. Она стояла на коленках, держась рукой за лавку.

 Жанна Владимировна наблюдала за происходящим и думала: «Откуда взялись милиционеры? Значит, кто-то из окна наблюдал за женщиной, видел, как я к ней подходила, как я пыталась помочь ей подняться, и как потом ушла. И этот кто-то вызвал по телефону наряд милиции, не выходя из своей тёпленькой квартирки. Так, Жанна, стоп: не суди, да не судима будешь!»

                В это время пьяная сила инерции завалила женщину на бок, и она опять распласталась на земле, ударившись головой о край скамейки. Милиционер помог женщине принять позу, из которой она упала. Жанне Владимировне с высоты её этажа было больно наблюдать эту картину: перед двумя здоровыми и молодыми милиционерами в унизительной позе на коленях стоит пожилая женщина, которая годится им в матери. Она отвернулась от окна, но на душе остался неприятный осадок.

               11
С этим осадком Жанна Владимировна пошла в ванну. Она долго стояла под душем, пытаясь смыть осадок, но он запустил свои щупальца ей в душу и упорно не хотел смываться. Она стала отдирать его мочалкой, потом жёсткой щёткой. Не помогало. Она набросила на себя лёгкий халатик и, шаркая шлёпанцами, пошла в спальню. Легла в постель. Осторожно, чтобы не разбудить мужа, вынула из его рук газету. Он заснул всё на том же очерке, который начал читать вчера.

                Невесёлые думы лезли в голову Жанны Владимировны. Большая половина жизни -- за плечами. Наступило время созерцания. Созерцания прекрасных мгновений, которые она не замечала последние тридцать лет в скоростном движении поезда жизни: замужество, рождение детей, болезни, готовка, стирка, уборка, хождение по магазинам и больницам, зарабатывание денег и элементарное выживание. Выживание, когда на пути  поезда жизни случались мелкие и большие поломки. Было в её жизни и страшное крушение поезда, после которого она не поняла, как выжила… Но она выкарабкалась из-под обломков и поняла, что поезд, в котором она мчалась, сделал остановку. И только ей решать: выйти на этой остановке или мчаться дальше. Она решила выйти. Она не хочет мчаться дальше. Ведь конечной остановки у поезда нет. Есть тупик или движение в никуда.

                12
 Жанна Владимировна в последнее время часто представляет себе одну и ту же картинку, которую она рисовала в далёком детстве. Лето. Много солнца. Поле, утопающее в разнообразных цветах. К каждому цветку тянутся солнечные лучи, исходящие от жёлтого диска в разные стороны. Она ощущает запах летнего зноя и аромат, тонкий и нежный, исходящий от каждого цветка. Тишину нарушает жужжание пчёл, да стрекот кузнечиков. Почему с годами мы разучились слушать эти звуки, которые негой далёкого детства холодят душу? Какой срок отведёт ей судьба, чтобы она смогла обойти это поле прежде, чем её призовут на небеса? Она идёт по полю и испытывает сильное желание дотронуться рукой до солнечных лучей, которые тянутся к цветам…
                Звук телефона возвращает Жанну Владимировну в действительность. «Кто так поздно может нам звонить?» -- с тревогой подумала она и подняла телефонную трубку:

                -- Алё.

               -- Мама, это я. Ты ещё не спишь? – услышала Жанна Владимировна нежный и такой родной голос дочери.
 
Дочь несколько лет назад вышла замуж за иностранца и уехала жить в другую страну.
    
              -- Что-то случилось? Почему ты так поздно звонишь?

              -- Да, случилось. Только, пожалуйста, не волнуйся. Ты скоро станешь бабушкой, а папа – дедушкой.

У Жанны Владимировны подкосились ноги. Она почувствовала, что солнечный луч, до которого ей так хотелось дотронуться рукой, сам коснулся её сердца.

               -- Мама, почему ты молчишь? Скажи что-нибудь. Ты не рада?

              Жанна Владимировна молчала. Она с трудом сделала глотательное движение, чтобы проглотить слюну и смочить горло, внезапно пересохшое от спазма, и тихо с нежностью произнесла:
 
               -- Я счастлива!..