Волчица

Наррга,
или Волчица.

Святии Безплотные Престолы, удостойте меня различать истину от неправды.
Святии Безплотные Силы, удостойте меня иметь мужество в исполнении воли Божией.
Святии Безплотные Власти, удостойте Меня иметь силу победы над злом.

Молитва

Человек человеку волк

Гюго

                1
Он чуял её призывный  запах:  мокрой шерсти, женской влаги с лёгкой примесью крови, и еще какой-то непостижимый аромат. Аррыр никак не мог распознать его до конца. Иногда ему казалось, что этот запах совсем чужой, не волчий, и тогда он отскакивал  на пару прыжков и начинал злобно рычать, оскаливая молодые смертоносные клыки. Но тут же вновь приближался, виновато поджав хвост-полено, и норовил лизнуть её в морду. Она была старше и опытнее, Аррыр признавал это. Она пришла две полных луны назад, встала на поляне, задрав умную морду к небу, и завыла. Заунывную песню подхватили другие волки, и всего три больших звёздных покрывала сменились над лесом, как Наррга, старая волчица,  была принята в стаю.

Аррыр сразу полюбил её всем своим волчьим сердцем. Она была не такая, как другие. Юный волк догадывался, что хромающая на левую заднюю лапу Наррга может быть старше его матери, застреленной в прошлом году Чёрным Охотником с Большой Заимки. Аррыр вспоминал об этом, и злобный рык рвался из его глотки, а длинные когти начинали скрести землю. Он видел, словно наяву, как тогда из-за деревьев,  большую серую тень на земле: она ещё пыталась огрызаться и поднимала голову, когда последний выстрел раздробил ей череп, и клюквенные брызги горячей крови вперемешку с мозгом и мелкими осколками костей причудливым узором разрисовали талый снег под мрачными старыми соснами. Трое подрастающих щенков неподвижно лежали  рядом у норы, мёртвые и навсегда удивлённые. Они ещё не научились ненавидеть. Из них можно было бы сделать собак: посадить на цепь, приучить к звукам человеческого  голоса и отвратительным человеческим повадкам, но перестрелявший их Чёрный  понимал, что они никогда не будут лизать ему руки. Они не годились не на шкуру, ни на что они не годились.  Поэтому остались гнить там, где умерли, и до конца весны Аррыр вечерами приходил на это место и наблюдал, как останки братьев доклёвывает чёрная ворона,  хитрым глазом косясь  на него. Тогда он по-щеньи взлаивал и бросался на неё, а она взлетала, хрипло крича уже на лету: « Повезло! Повезло тебе в этот раз, Аррыр! Кар! Кар! Подождём следующей весны! Кар-хар-хар!».

Следующая весна подарила ему Нарргу.

Она стала ему и матерью, и сестрой, и первой неразделённой любовью. Больше всего на свете он хотел любить её: облизывать морду, тереться об её шерсть, ощущать, как её тело подчиняется его любовным порывам. Но она не допускала его до себя. Она была рядом – и нигде. Часто Аррыр замечал, что из неё вытекает слишком много крови, больше, чем у других волчиц, когда приходит их пора.  Иногда она оставляла на снегу длинный кровавый след, и тогда он находил её  под  сосной, где раньше было логово его матери-волчицы, утомлённую и скорчившуюся от боли. Тогда Аррыр молча ложился рядом, так, чтобы почувствовать тёплый бок самки,  и засыпал, положив   тяжёлую  голову на передние лапы.

Аррыр не хотел никого, кроме Наррги. Он мечтал, что сможет сделать для неё такое, из-за чего волчица увидит в нём, наконец, большого волка-самца, а не глупого щенка, которым он был всего лишь несколько полных лун назад. Ради Наррги он бесстрашно разорвал бы горло любому, будь то волк,Чёрный Охотник или сам дьявол.

Вот и сейчас Аррыр совершил очередную попытку сблизиться с Нарргой, но она только посмотрела на него и отвернулась.

«Маленький ты ещё совсем, Аррыр. Подрасти. Полюбишь волчицу. Другую. Не меня. Мне не до тебя»,- Наррга жмурила жёлто-зелёные глаза, в которых вспышками горело закатное солнце. Она вспоминала.

                2
Пьяный со вчерашнего дня Артур развалился в кресле. Чёрные брюки были засыпаны крошками: чипсами, обломками рыбьих костей. Он рыгнул, вытер сальные руки об чёрный джемпер с высоким воротом.

Встал, покачиваясь, сшиб пустую пивную бутылку, и направился к детской кроватке.

Мужчина ухмылялся, на светлых усах повисла сосулькой пивная пена.

- У-у, мой сынище! – грязные руки потянулись к ребёнку.

Мальчик заплакал, закрываясь ладошками от отца, изо рта которого несло тухлой рыбой и многодневным пивным перегаром.

- Артур! – тревожно вскрикнула жена. – Ты  пьян, пожалуйста, не трогай  ребёнка! Ему давно пора спать.

Лада подскочила к мужу, но тот выставил вперёд локоть, и женщина согнулась пополам, с размаху напоровшись на него животом. В соседней комнате Анна, превозмогая себя, сползла с постели и по стенке, преодолевая головокружение, поплелась к двери.

- Заткнись, корова! Кто тут пьяный? Я живу в одном доме с двумя тварями, потому и пью. А сына таким, как вы, сделать не позволю! Поняла? Он мужик у меня, мужик, слышишь, сука беспородная?

Артур вытащил плачущего сынишку из кровати. Некогда симпатичное лицо молодого егеря было перекошено злой гримасой, голубые глаза казались подёрнутыми сизой дымкой. Мужчина с силой прижал малыша к многодневной щетине:

- Я тебя воспитаю как надо, понял? Только не хнычь, мужики не хнычут. Мы с тобой будем лисиц травить, и на волка пойдём, и на медведя. Ты баб не слушай, они все дуры. Хотят из тебя девку сделать. На кой мне девка нужна? Я этих-то сук вон скоро поубиваю.

Мальчик зашёлся плачем.

    - Не плачь, я тебе покажу, как плакать! Ну-ка! – Артур с силой подбросил ребёнка к потолку. Пушистая головка мальчика едва не задела низко висящий светильник. И ещё, и ещё раз.

- Отдай! Не надо! Ложись спать! – жена хватала руки Артура, а он как одержимый всё швырял и швырял сына к потолку.

- Опять ты  за своё, - шатаясь, Анна подошла к зятю. Мальчик в руках отца был синий от крика. – Дай мне его! – голос Анны был тихим, но твёрдым.

Артур сник.  Она определённо имела над ним какую-то власть, против его воли, за это он люто ненавидел тёщу. Он сжал кулаки :

- А ты пойдёшь в Хоспис. Поняла? Грязная свинья. Грязная, мерзкая, старая свинья. Ты там подохнешь, а не здесь. Мне надоела эта грязь, и эти пелёнки и тряпки. Ты воняешь тухлым мясом. И ты не будешь доживать свои последние дни в моём доме. Не будешь! Я сказал!– Артур обернулся к жене.

- А с тобой мы позже поговорим.

Ночью Артур избил Ладу. Он закрывал ей рот подушкой, чтобы криков не слышала мать, и бил – по животу, по груди, по лицу. В кроватке прыгал и на детском языке что-то верещал ребёнок.

Артур подошёл к нему и вдруг с размаху ударил открытой ладонью. Мальчик упал.

- Не ори! Сказал, не ори. А не то знаешь что с тобой сделаю? Не знаешь?- голос мужчины сорвался на визг.

За стенкой, пытаясь встать, завозилась Анна.

«Что же делать? Что мне делать? Кто защитит их, Господи, когда меня не будет?», - с тоской думала женщина. «Убьёт он их. Он сумасшедший. Убьёт, тело моё остыть не успеет».

Она страдала. Не столько от боли из-за своей неизлечимой женской болезни, сколько от беспомощности и невозможности что-либо изменить.

Несколько лет назад её зять, вполне успешный молодой человек, окончив Высшую зоологическую школу, уехал в глухие места, своими руками отстроил отличный дом и поманил с собой влюблённую Ладу.

Из города поохотиться потянулись небедные люди. Артур знал лес, как собственный дом, у него было врождённое чувство зверя. Он выучил все тропинки и хитрости тёмного бора.  В лесу построил несколько тайных заимок, куда звал только постоянных богатых клиентов.

Но с ними пришло зло.

Спиртное текло рекой, заливая неоправданную человеческую жестокость.   Вечно пьяный Артур стал путать лица людей, ночь и день, сны и реальность. Однажды испуганная Анна увидела зятя с ружьем в руках: сидя на террасе, он целился в  кого-то. Из сада, из-за кустов чёрной смородины показалась в тёмном плаще дочь за руку с двухлетним внуком. Артур зашёлся хохотом, но не опустил ружьё, пока Анна не упёрлась животом в чёрные дула двустволки. « Я думал… Ха-ха-ха… там медведица с медвежонком!». Анна внимательно посмотрела на зятя, и ей стало очень страшно:
глаза  стеклянные, будто неживые, она не видела в них даже своего отражения.

Добравшись до телефона, Анна схватила трубку.

                3
Когда Артура уводили, Анны не было в доме. Она вышла во двор, к высокому забору, об который стучали, сбрасывая последний снег, ветви раскидистых яблонь,  и упала от слабости. Полежала, послушала спотыкающийся звук стартёра старой полицейской машины. Пытаясь встать, заметила яркие следы крови на жухлой прошлогодней траве.

«Скоро», - подумала она, и сердце вновь тоскливо сжалось.

Вечером дочь зашла к ней в комнату, присела на краешек кровати.

- Это ненадолго, мама. Месяца на два-три, а потом выпустят. А может, и сразу выпустят. У него друзья влиятельные в городе, заплатят. Что нам делать? Я боюсь, - частила разукрашенная синяками Лада. У её ног тихо сидел мальчик, на левом глазу повязка.

- Поедем в город.  В наш с тобой город, дочка, где ты родилась. Устроимся у друзей, как-нибудь обойдётся, - Анна гладила Ладу по голове, как маленькую, втянула на постель малыша, зарылась носом в светлый – в отца - пушок на его темечке.

Ночью Анны не стало.

                4
Не стало Анны для зятя, Лады и внука. И для всех людей, сердце которых поршнем перегоняет кровь по артериям, а легкие неутомимо работают, как кузнечные меха.

Там, куда она попала, мёртвой она  не была.

Комната была похожа на приёмный покой. Спустя минутку или около того белая дверь  отворилась стремительно, словно досадуя на небольшую задержку. Навстречу скалил зубы приятный молодой человек. Глаза его улыбались серебром:

- Проходите, что же вы томитесь. Постучали бы, право.

Анна вскочила с кушетки.

- Не торопитесь. Бог мой! Не подверните ногу.

Анна робко переступила порог и встала у двери. Молодой человек уже занял видимо подобающее ему место за белым сверкающим столом.

- Не бойтесь, - произнёсший эти слова сидел через стол, напротив серебряноглазого. Его руки были затянуты в белые перчатки из тончайшей кожи. Левой рукой он ласкал правую, а правой  - левую. Кажется, он занимался этим и до прихода Анны. На столе были разбросаны кости: видно, Анна прервала игру.

-Я думала, у вас большая очередь.

- Ха-ха-ха, - искренне залился человек с серебряными глазами. Анна заглянула в них и увидела своё отражение — другую, но молодую и очень красивую Анну, и это ей понравилось. - Какая очередь? За апельсинами? Очередей здесь никогда не бывает и быть не может! Кто же сюда стремится по своей воле? Ну вы насмешили, право слово!

Анна опустила взгляд на свои босые ноги.

- Рассказывай-те. Будем на ты? Рассказывай, Анна! - человек в белых перчатках взглянул на женщину,  и она поняла внезапно, что он и так всё про неё знает.

Она судорожно вздохнула и решилась:

- Я лгала. Я изменяла мужу. Если в мыслях — это  тоже изменой считается?

Серебряноглазый прыснул в ладони.

-Ещё, - белые перчатки не сдавались.

-Однажды отшлёпала дочку. У неё на попе потом три дня синяк не проходил.

Серебряноглазый, всхлипнув, сполз под стол:

- Это не моё, сир! Не моё! Господь милостливый! Что ж последние двадцать четыре часа по земному времени одни одуванчики сыплются на мою голову! Господь! Что молчишь?

- Ну что? Довольна собой? - человек в белых перчатках взял ручку, похожую на «Паркер», и приготовился поставить подпись на каком-то документе. Серебряноглазый толкнул его под руку. Чернила брызнули красным.

- Не хочет она к тебе. Анна, что ты хочешь?

- Дайте мне ещё немного времени. И я ваша. Всё, что захотите.

- Остались важные дела?- человек в белых перчатках внимательно всматривался в лицо Анны.

- Я хочу убить человека. Убить, чтобы спасти другие жизни. Пожалуйста, я прошу вас! Верните меня ненадолго. Всё, что захотите, я сделаю всё, - Анна упала на колени. Тело налилось молодой свежестью, боли исчезли.

- А ты уверена, что казнишь именно убийцу? Ведь он ещё никого не убил. Может,  никогда этого и не сделает. А ведь после ты пойдёшь на вечное услужение вот к нему… - человек в белых перчатках толкнул ногой под столом серебряноглазого. Тот закивал головой. - Ты хоть понимаешь, что это означает, женщина?

- Ничего особенного, - заспешил серебряноглазый. - Пара моих щекотливых поручений... когда-нибудь. Ну и условия у меня чуть похуже, чем у этого сноба. В конце концов, три или пять звёзд  - не всё ли тебе равно? Хотя в размахе вечности — возможны проблемы, - серебряноглазый хлопнул себя по ляжкам, достал из стола отблёскивающую перламутром флягу и отхлебнул из неё.

Человек в белых перчатках переглянулся с ним и устало зевнул, прикрывая рот рукой.

- В общем, мне всё равно. Я  отдаю дело тебе под контроль, - он протянул серебряноглазому неподписанную бумагу. - Подпишешь, когда вернётся. Анна, вернётесь, когда всё сделаете. После будете общаться уже не со мной. Так... Тело —  немного трансформируем, по-другому никак, к сожалению. Глаза, уши, ноги, сердце - это всё будет, не расстраивайтесь. Болели? Болели. Будете болеть, ничего здесь поделать нельзя. Ну всё. Всего хорошего, Анна.

Анна вышла.

В кабинете за её спиной серебряноглазый хохотал, вытянув под столом длинные ноги.

- Не слишком ли много дел ты перетягиваешь на себя в последнее время, а? И вообще, мне кажется, что... - произнёс человек в белых перчатках, бросив на него быстрый взгляд  .  - Мы с тобой что-то не очень сегодня?

- Работа есть работа. Вчера покачественней, сегодня - настроения нету. А мне хорошо! Мне очень хорошо! По-моему, для меня всё чудно складывается. Такой спектакль! Да неужто тебе жаль? - серебряноглазый подёргал себя за массивную  цепочку на шее, ухватил со стола одну из костей. - Играем?

- Играем! - вздохнул человек в белых перчатках и щелчком сбросил с плеча несущестующую пылинку. - Бросай.

                5
Запах сирени был разлит в воздухе.  Её ветви кипели синими и белыми водоворотами, томно свисали тут и там с тяжёлого забора. Молодой волк Аррыр и старая хромая волчица Наррга таились у кованых ворот. От близости человеческого жилища у Аррыра кружилась голова, но он был готов на всё.

- Сегодня, -  утром сказала ему Наррга, - ты поможешь мне. Потом я стану твоей.

- Что ты хочешь? – спросил взвизгнувший от радости молодой волк. -  Я всё для тебя сделаю!

- Ты знаешь Чёрного Охотника, который убил твою мать и братьев? Я хочу отомстить. Когда-то он сделал больно мне и тем, кого я люблю. Он может сделать это вновь и вновь. Потому что он – зло.

Молодой волк зарычал от ненависти:

- Мы убьём его!

- Да, мы подстережём и убьём его. А потом пойдём в лес, и  ты будешь любить меня.

Аррыр поднял голову к небу и с подвыванием затявкал от счастья, хотя луна ещё спала.

Артур возвращался. Недолгое заключение пошло ему на пользу: егерь не пил вот уже два месяца. Сознание постепенно возвращалось к нему, а вместе с ним тоска по разрушенной семье. Он отпустил подвозившего его водителя и пешком в сумерках шёл к дому. Егерь принял твёрдое решение оставить Большую Заимку и вернуться в город вместе с женой и сынишкой. «Если они меня простят», - думал Артур, и что-то сжималось в груди при мысли о семье.

Рядом с воротами мелькнула серая тень.

Аррын прыгнул и ударил человека лапами в грудь. Тот упал навзничь, взмахнув руками: нападение было неожиданным. Краем глаза Артур успел заметить ещё один тёмный силуэт поодаль, прежде чем жуткие, отливающие серебром в свете луны клыки вцепились в его горло.

Наррга затрусила прочь, в сторону леса. Она хотела поскорее добраться до старого логова у сосны, лечь и тихо уйти, чтобы  Аррын  не видел её страданий. Боль вернулась с новой силой, она подумала, что начала платить по счетам.

Гордый собой Аррын почти нагнал её у кромки леса. Издали она видела его силуэт на фоне полной луны: огромный волк тащил с собой  какую-то добычу, ягнёнка или большую собаку. Он подходил всё  ближе, и Наррга наконец разглядела то, что он нёс.

Волк сжимал в зубах тоненькую шейку.

Пушистая светлая головка моталась и билась о болотистые лесные кочки.

Аррын с восторгом смотрел на Нарргу. «Смотри, - говорил его взгляд. – Я  убил нашего врага и его сына. Я их всех убил – за тебя, любимая! Теперь ты видишь, что я взрослый волк, а не щенок? Видишь, что я могу для тебя сделать!».

  Аррын разжал зубы, бросил добычу к лапам Наррги и, не в силах совладать с горячим своим сердцем, бившим в окровавленную грудь, страстно завыл на луну.

27.05.2009 г