Путешествие космополитки

­               
               
       «Моё» государство ничего плохого мне не сделало. Просто,наверное, не успело. Поэтому мне грех жаловаться: бесплатное высшее образование с бесплатными студенческими экскурсиями по разным городам отечества и теперь уже зарубежья, хоть и ближнего; аспирантура; серьёзная и практически удачная бесплатная медицинская помощь в экстренной ситуации в том самом «зарубежьи»; наличие жилплощади, конечно, благодаря бесплатным героическим усилиям моей мамочки. Но я понимала, что всё хорошее, что у меня случилось, было вопреки желанию «моего» государства. Оно бы с удовольствием хотело быть мне ничем не обязанным, и очень успешно воспитало во мне полную взаимность. Я чувствовала себя абсолютной космополиткой, основываясь на сознании того, что ЗДЕСЬ меня ничего не держит. Мне казалось, что проще жить в государстве, которое тебе действительно ничем не обязано, и строить там свою жизнь по своим меркам. Я была уверена, что моя нынешняя - это только трамплин перед полётом (шутить о «пролёте» не будем – банально!) в «цивилизованное европейское общество».  О нём у меня сложилось, уже не идеалистическое, а реальное позитивное представление после двухнедельной преддипломной (за свой счёт) поездки в Польшу – Варшаву и Краков. Мне было здесь уютно и радостно, даже после нашего запоздалого, по сравнению с поляками, антикоммунистического августа 1991 года, что не помешало моей маме, опять же, с героическими усилиями выкупить железнодорожные билеты по ещё советским расценкам. В Польше я легко знакомилась, понимая польский, и достаточно свободно болтала на английском с девчонками из Германии, приехавшими на студенческую практику. Благодаря им я почувствовала своё теснейшее слияние с европейской культурой, когда мы - четверо молодых людей - стояли в центре Кракова и разговаривали все одновременно: я с новой немецкой подругой на английском, она со своей – на немецком, та с польским парнем – на французском, и этот парень со мной – на польском. Как же возвышало и захлёстывало ощущение счастья от сознания того, что все мы едины и понимаемы друг другом! Эта символичная ситуация ещё больше вселила в меня уверенность, что я космополитка и «приживлюсь» в любой европейской стране. Поэтому целью моего с мамой крупномасштабного путешествия заграницу был пристальный интерес к выбору страны или даже «странички», где я ощутила бы такую же эйфорию, как тогда на краковской площади.                Апрель, 2007 г.


          Итак,хроника поездки «Франция – БеНиЛюкс» (30.04.95-11.05.95)

30 апреля, воскресенье. Первый день

          Отъезд из Москвы с Белорусского вокзала. Сбор в 12:30. Поезд № 13 «Москва-Берлин». Трехместное купе. Момент отхода поезда — самое приятное ощущение с того времени, когда мы три месяца назад ввязались в авантюру с турагенством. 3а окном остались все страхи о том, что до последнего дня нас могут «кинуть». Впереди манящая неизвестность. Состояние блаженного покоя - знаю, что ТАМ на это не будет ни времени, ни сил.


1 мая, понедельник. Второй день

          Прибыли во Франкфурт на Одере в 17:30 (раньше Москвы на 2 часа). Были встречены гидом Гансом и переводчицей. Прошли через чистенький, немноголюдный вокзал под недоуменно-любопытные взгляды. Похоже, для редких свидетелей нашего приезда было некоторым откровением, что на вокзал ещё и приезжают, а не только сидят в баре за пивом. Первые накладки. Выяснилось, что наш автобус сломался и будет ждать в Амстердаме, а до него придется ехать на двух перекладных. Загрузились, развтиснулись, поехали.
          Первая остановка у заправки. Первая ночь с Европой «в лице» Германии. Кафе, сияющее до рези в глазах. Пробуждается укоренившийся рефлекс - это ловушка. Толчёмся снаружи. Я переборола себя - вошла. Мама так и не рискнула. Походила в магазинчике. Никто не косится. Осмелела. Однако, выйдя, почувствовала всё-таки облегчение. Мама выразила своё состояние так: ощутила себя невольной участницей съёмок иностранного фильма. Минут через пятнадцать, нежданно-негаданно, моё «поле» слилось с этой чистотой и картинностью. С этого момента я смотрела на всё уже изнутри, прострация сменилась познавательно-критическим интересом.
          В 23:00 остановились в ожидании второго автобуса. На этой стоянке я уже «дома». Покаталась на качелях детской площадки. Скованность и зажатость прошли, но пришли усталость и досада. Ждали полтора часа. С тревогой думали, что график сорвётся. Наконец, подъехал двухэтажный автобус. Сели впереди наверху, о чём сильно пожалели - слишком большая психологическая зависимость от дорожного движения. Но смотреть было нечего и ночь прошла в полудреме. Дороги как по маслу.


2 мая, вторник. Третий день

          В 7:30 въехали в туман, мягко окутавший Амстердам. Первое впечатление - попали в страну романтического мира Грина, «Алых парусов».Это ощущение создавали многочисленные одномачтовые суда, пришвартованные где только можно и нельзя. Прошли к железнодорожному вокзалу в неоренессансном стиле - думала, что это музей. На центральной улице до боли родная ситуация - горы мусора. Романтическое настроение уступает место трезвой критике.   
          Уборочные машины занимают весь тротуар, производят много шума, но чистоты не прибавляют. Гид пытается оправдаться: накануне был праздник. Хорошо же они, наверное, трудятся! В газетном киоске бросаются в глаза «Известия». Позлорадствовали, что завалявшийся столетней давности номер - оказался за пару дней назад. Мелочь, но стало приятно.
          В 11:00 сели в прогулочный катер. То, чем Петр I хотел сделать Санкт-Петербург, было действительно замечательно! Как должно быть приятно, выглянув утром в окно, составить прогноз погоды на грядущий день по отражению неба в водах канала! Но большую зависть лично у меня вызывали плавучие баржи-квартиры с их супер-романтическим уютом.
          После экскурсии пошли через злачный «грешный» квартал. Удивил плотный режим его жизни. Было только 12 утра, а роскошные, в шортах и глубоко декольтированных майках, черные и белые красавицы сладострастно выглядывали из-за занавесок своих комнат-витрин. С трудом оторвали наших мужчин.
          В центре средневековой площади - скромный и суровый замок ХV в. С любопытством поглядывая на столь раннюю толпу, то есть на нас, приличного вида амстердамец мочился на стену древнего сооружения...
          Получили свободный час. Бродили по улочкам с некоторой опаской, обходя то и дело агрессивно-вялых наркоманов. Не без облегчения вынырнули из гущи города и устало поплелись к автобусу.
          По дороге к нему, собрав последние силы, покружила вокруг вокзала в поисках ракурса. Безлюдная площадь, которую мы проходили рано утром, превратилась в лежбище разкомплексованной цветастой молодежи. Похоже, что и здесь появление человека с багажом вызвало бы искреннее недоумение.
          Из всей прогулки по Амстердаму сделала для себя основной вывод: истинные голландцы делятся на две категории - лежащих на площадях и едущих на велосипедах, все остальные - туристы.
          К 14:00 группа сползлась к автобусу. Жара стояла неимоверная. Такая погода будет сопровождать нас всю поездку. Короткая передышка по дороге в Рейксмузеум. Честно говоря, впечатлений было уже достаточно, но когда туда вошли, включилось второе дыхание.
          Обилие «малых» и «больших» голландцев. Многое знакомо. Потрясений нет. Однако приятно удивил ранний Рембрандт: «Автопортрет» и особенно «Портрет матери с книгой». «Ночной дозор» по-новому не открылся. На всякий случай сделала несколько снимков, благо в зарубежных музеях это позволяют (без вспышки, разумеется). Фрагмент на фотографии поразил больше. Считаю, что композиция в целом несколько перегружена, а портретные фрагменты и особенно две центральные фигуры великолепны.
          Благодаря хождению здесь DM (равны гульдену) купила книгу по Амстердаму. Притуплённое обилием впечатлений сознание успокоилось - в ней досмотрю то, что не успела. Как оказалось, увидела всё-таки значительную часть достопримечательностей.
          После Рейксмузеума, пока водитель разбирался по поводу неправильно припаркованного автобуса, отсиделись в очаровательном примузейном саду с копиями римских скульптур.
          Сознание стало привыкать, что мы, не смотря ни на что, всё-таки в Европе и впереди ждут ещё много впечатлений - больших и разных. В 18:00 отъехали в Лувен - уже веселее!


3 мая, среда. Четвертый день

          Из пригородного отеля, где удалось выспаться и порадоваться европейскому чистоплюйству, рано утром поехали в Лувен. Это уже Бельгия. В контрасте с мусорным и наркоманным Амстердамом Лувен покорил безоговорочно. Казалось, сонный городок как кошечка умывался перед приходом гостей. А мы пришли раньше всех и застали его за этим занятием.
          Потрясающий ансамбль ратушной площади. Отреставрированный фасад готического собора как белоснежное кружево. Городская ратуша ещё более изумляет - усыпана фигурками святых, королей, воинов и дев, скрывающихся от назойливого солнца под индивидуальными балдахинчиками. Как я им тогда позавидовала! Напротив ратуши свой средневековый ответ муниципалитету выстроили задетые завистью торговцы, однако их шедевр тяжелее и вторичное по сравнению с ратушей. Общее впечатление не испортила даже активная реставрация ратуши и аспидной части костела, закрывшая б;льшую их часть зашторенными лесами и пылью.
          Пошли по городу. Начинали раскладываться уличные ресторанчики. Всё, что ни происходит в городской жизни, овеяно спокойствием и уютом. На рыночной площади расположился Католический Университет, принимающий школяров отовсюду. Чуточку пожалела, что никогда не буду здесь учиться, хотя бы для того, чтобы пожить в этом райском местечке.
          Какой-то парень с балкона, разглядев нашу групповую национальную принадлежность, выкрикивал свой русский запас слов. Мы почему-то дружно обиделись за эту нашу узнаваемость.
          С удовольствием побродили отпущенный часок. Уезжать не хотелось совершенно. Для себя решила, что приехать сюда надо ещё раз обязательно. Хотя бы чтоб увидеть в полной красе костёл и ратушу.
          По дороге в Брюссель ностальгировала по Лувену, пока не остановились в Европарке, в который по началу не хотелось идти, чтоб не "изменить" Лувену. Вход в парк макетов «Мини-Европа» был слишком дорог (около 400 бельг. фр. или 100 DM), но потом пожалела - мне как никому важно увидеть архитектурные памятники с птичьего полета. Поняла, что сюда тоже придётся ещё вернуться.
          Над парком господствует подавляющая своими размерами гигантская модель атома железа, символично контрастируя с хрупкостью ресторанчиков, в которых другие «атомы», то есть – мы, пытались ощутить свою незыблемую значимость.
          Желание вернуться в эту страну окрепло ещё больше после того, как в 13:00 мы въехали в Брюссель, а в 20:00 покинули его. Однако по началу обзорная экскурсия по городу не дала цельного впечатления.
          Горя нетерпением, наконец попали в Королевский музей. В душе, наверняка, каждый турист благодарит королевскую чету, поддерживающую традицию бесплатного входа в музей. Правда, в силу своего невежества, снисходительно думали, что раз бесплатно, значит не Бог весть что. Разгром этого мнения был полным! Особенно меня потряс «золотой век» Нидерландов (ХV-ХVI вв.) - какое чистое, наивное и трепетное восприятие мира! Босх!!! «Падение Икара» Брейгеля!!! Никто не успел посмотреть экспозицию полностью. Музей закрывался и охрана вежливо, но настойчиво теснила нас к выходу. Единодушное чувство досады от последнего и полного восторга от увиденного. Короля и его супругу зауважали.
          Состояние восторга сопровождало теперь всю оставшуюся часть экскурсии по Брюсселю. Через великолепную Рыночную площадь ХVI в. прошли к церкви св. Николая, построенной в XI-ХII вв. Она была реконструирована в 1954 г. и, на мой взгляд, имеет довольно скучный вид снаружи. Но её интерьер с позднейшими наслоениями поражает пышностью и изысканностью. Непривычно видеть рубенсовские «святые семейства» в их первоначально задуманном окружении, а не в музейных скучных залах. Немое удивление и гордость вызвала репродукция нашей Владимирской Богоматери с соответствующей надписью, подтверждающей реальность того, чему мы боялись поверить. Под иконой горели свечи. Я бросила в коробку столько монет, сколько было написано (20 бельг. фр.) - рука не поднялась сэкономить - гулким грохотом отозвалось их падение. Поставила свечу и на себе ощутила процесс сближения религий. Оказывается, это так согревает!
          Распустили на час. Все рванули в рестораны и магазины. Из противостадного чувства повернули с мамой в противоположную сторону. Вдруг обнаружили себя перед собором в барочном стиле, построенном в 1664 г. Его название по-английски – Church the Our Lady of Good Help - восприняли как поддержку свыше. Внутри - та же роскошь: скульптуры, картины эпохи барокко и снова репродукция православной иконы. Среди этого великолепия ни одной живой души, только тихая магнитофонная запись хорового пения...
          Тем не менее мы оказались не одни - за нами вслед вошла рыжая беспородная собака. Я собралась её прогнать, но она так уверенно пошла в алтарную часть, что я поняла: она - воплощение души какого-то проштрафившегося священнослужителя. Она настолько свободно себя чувствовала в этом месте, что даже уронила приалтарную вазу с цветами. Но и на этот грохот никто не появился. И тут я решила воспользоваться своим человеческим воплощением и шикнула на неё. Она спокойно ко мне подошла, поглядела в глаза и смачно гавкнула. Я замерла в неподдельном страхе, поскольку теперь уже не знала, чего от неё можно ждать. Тем временем Собака невозмутимо вышла, недвусмысленно дав нам понять, что именно она тут бдит и сторожит и чтобы мы не шибко задавались...
          Через минуту зашли две девочки шести и четырёх лет. Лукаво нам поулыбались, пошептались друг с другом. Та, что постарше, встала на колени перед алтарём и истово помолилась. Я сделала снимок, подумав с сожалением, что на фотографии это Действо может трансформироваться в банальность... Однако как же всё-таки удивительно, что общение с Богом для этой толком ещё не жившей девочки было естественным и искренним порывом, занимающим своё место среди хлопот детской жизни.
          Нашли по плану ещё один собор и по одной из главных улиц туда добрались. Это оказался большой, обособленно стоящий собор св. Екатерины середины XIX в., построенный в оригинальном синтезе норманнского, готического и ренессансного стилей, хотя и немного тяжеловатом.
          В назначенное время подошли на Рыночную площадь, к месту сбора. Не преминули напоследок прикоснуться к ноге, отполированной тысячами рук, статуи героя гражданской войны ХIV в. Эверарда Серклеса, приносящей по сложившейся традиции счастье. Действительно, почувствовали себя вполне осчастливленными, особенно от сознания, что мы здесь были!
          Наполненная приятными впечатлениями я, тем не менее, без сожаления покидала Брюссель, сознавая, что сохранить ощущение восторженности можно лишь в;время прервав его.
          В эту ночь во сне я металась по Амстердаму и Брюсселю, причём не смешивая один город с другим. Это было что-то вроде «сравнительного анализа». И вот что у меня получилось:
Амстердам - камерный, игрушечный, беззаботный, раскованный, порочный. Однако для меня его порочность не была притягательной, а наоборот. Видимо поэтому я ощущала легкую настороженность к себе со стороны одурманенной наркотиками молодежи. Я понимаю,что Амстердам невозможно представить иным - он стал таким, к чему был предназначен. Вообще, это один из самых гармоничных в своей цельности городов из тех, что мне довелось видеть. Брюссель - это калейдоскоп неожиданных и ничуть не надоедающих впечатлений. Иногда он удивляет своей торжественной безвкусицей, иногда захватывает утончённым изяществом. Но неизменным в этом респектабельном, довольном собой городе остаётся дух его старинного покровителя, вечно юного озорника Манекен Писа. Этот брызжущий здоровьем Баловень Судьбы, а в последнее время и появившаяся Баловница, лучше всего напоминают, что величие положения отнюдь не повод, чтобы не наслаждаться, пусть даже «маленькими» но радостями жизни.


4 мая, четверг. Пятый день

          Выехали в Париж - долгожданную мечту каждого культурного человека! Все молчали в предвкушении ещё большего потрясения, чем ранее увиденное. Однако дорога оказалась продолжительнее, чем состояние готовности к восприятию чуда. Появилась легкая нервозность, и когда к 14:00 въехали в Париж, я уже почти в это не верила.
          Район Сен-Дени, через который мы проезжали - типичная киношная нью-йоркская трущоба со снующими там и сям неграми и арабами (зуавами) - вызвал глубокое разочарование. И лишь когда вышли на Монмартр и поднялись к Сакре-Кёр поняли, что нас не обманули. Однако недоумение («И это Париж?!») от первых минут так и не было развеяно, а в остальные дни иногда и усугублялось.
          Подъехали к Нотр-Дам - новое разочарование: фасад в лесах. Внутри многолюдно и темно. Огромное пространство интерьера, кажущееся несоизмеримо большим по сравнению со своими внешними пропорциями, ничуть не подавляет, но и не возносит - непрерывен поток плохо сдерживающих шум туристов, вносящих слишком много мирской суеты. Приятной же компенсацией стала красота правой наружной стороны собора и апсидной части.
Неожиданно порадовала Эйфелева башня, развеяв мнение о своей тяжеловесности, складывающееся по открыткам.
          Покатались по городу, который пока не открылся в своей неповторимости, за исключением ещё более сумасшедшего, чем в Москве, автодорожного хаоса, и поехали в отель минутах тридцати от центра.
          Приехали в типичное предместье Парижа (Подпарижье! – ха-ха!)- Жуанвиль-ле-Понт. Это тихое местечко с роскошными и скучными особняками, с турецким ресторанчиком и арабским магазином, с маленьким уютным отелем и с бешено ревущими по ночам рокерами.
          Среди мужчин группы (и женщин тоже, правда, уже на следующее утро) скандалы по поводу «твин»-кровати, в которой чужие друг для друга люди вынуждены спать под одним одеялом. Хозяин отеля, однако, успешно убедил возмущавшихся, что мы, «варвары», безнадежно отстали от цивилизованной жизни и что так спит вся Европа. Интересно, а как это происходит с действительно незнакомыми постояльцами?
          Понятно, что в этот вечер вся группа праздновала первую ночь в Париже и снимала напряжение известным русским средством.


5 мая, пятница. Шестой день.

          Утром нас отвезли к Лувру. Стеклянная пирамида решительно не понравилась. Она совершенно не гармонизируется с цельным и по-своему красивым дворцом.
          Мулатка-контролёрша несколько секунд вертела мой билет «Ассоциации искусствоведов», и поскольку напор билетников был порядочным, она, видимо, решила, что моя халява не нанесёт заметного ущерба музею. Это значительно повысило настроение!
          Четыре часа, незаметно проскочившие в Лувре, позволили приобщиться к шедеврам практически всей мировой истории искусства. Запомнились больше всего: Сфинкс, зарядивший меня очередной порцией бодрости и сознанием прикосновения к Тайне; Венера, оказавшаяся уже достаточно облупленной и от этого вызывающая жалость; итальянское Предвозрождение, Боттичелли, Веласкес. У Джоконды долго не задерживались - воочию убедилась, что она всё-таки «дьяволица». Это подтвердилось и тем, что у наших согруппников, созерцавших её, вытащили из сумки всю валюту. Вспомнила А.Ф. Лосева с его резко негативной оценкой Джоконды и ещё раз согласилась с ним.
          Когда открылось «седьмое» дыхание и я собралась всё-таки пробежаться по оставшимся недосмотренным залам, мои спутники - Саша и Лена, с которыми мы сдружились во время поездки, не считая мамы, конечно,- взбунтовались и посоветовали прийти сюда самостоятельно. Я клюнула на эту удочку, и теперь это уже придётся осуществлять в следующую поездку. Вконец измотанные, выбрались наверх, в жару, хотя и это было делом сложным из-за обилия выходов в весьма отдаленные друг от друга места.
          Не заметили, как Лена привела нас во Дворец Правосудия. Нашей целью была находящаяся во дворе капелла Сен-Шапель. Вход на территорию этого помпезно-официозного заведения был соответствующим: досмотр, как при входе в самолет. Большого дружелюбия к туристам не ощущалось. Стоящий впереди месье вдруг стал озлобленно шипеть на русском языке на якобы напирающего на него Сашу. Саша ответил в соответствующем тоне. Запахло советской очередью. «Месье», как к своему ужасу заметил Саша, подошёл к охраннику и заговорил с ним как со старым знакомым. Тем временем другой охранник категорически не пропускал меня с поясным кошельком, который я даже раскрыла (чем, возможно, нарушила свои права) и показала его пустоту. Упорство охранника заставило меня распоясаться.
         Я вспомнила предупреждение гида о бесполезности дискутирования с силовиками. Из его информации меня больше всего поразило, что во французской полиции действует принцип «узкой специализации», и если вас будут убивать на глазах дорожного полицейского, то по инструкции он отнюдь не обязан оказывать вам помощь.
         Здесь, кстати, уместно привести другой эпизод французской истории, на мой взгляд, глубоко связанный с вышеприведенной спецификой демократической полиции. Дело в том, что во времена Революции камеры замка Консьержери, служившего с ХVI в. государственной тюрьмой, были заняты тысячами людей, ждавших своей очереди расстаться с собственной головой. И вот, за определенную плату они могли получить соломенный тюфяк, чтобы выспаться перед казнью. По-моему, этот факт сам за себя говорит о нации, государственные структуры которой честно и открыто декларируют свою антигуманность и не прочь из всего извлечь материальную выгоду.
         И всё же вернёмся во Дворец Правосудия в конец XX в. Пока я ждала, когда же конвейep выплюнет мою несчастную сумчонку из зоны досмотра, Лена и Саша, уже с моим рюкзаком и, как им показалось, с моей поясной сумкой, стояли в стороне. Возбуждённые микроинцидентом, мы бродили по Дворцу среди одетых в мантии судейских и полуголых туристов с рюкзаками, ощущая всё время невидимое пристальное внимание к себе. Несмотря на усталость, даже не хотелось присесть на каменные классицистские скамьи - интерьер отнюдь не располагал к отдыху.
         Наконец, не без туристского навыка ориентирования по пейзажу за окном, выпутались из холодного лабиринта и добрались ко входу в Сен-Шапель. Тут Саша предложил мне избавить его от поясной сумки, которую он всё время нёс в руке. Поняв, что ко мне она не имеет ни малейшего отношения, он издал вопль ужаса и метнулся к выходу. Путь ему преградил полицейский, отделившийся от группы наблюдавших за нами охранников. Саша с облегчением отдал ему сумку и, как мы сразу ощутили, слежка за нами прекратилась. Оказалось, это была сумка того самого обозлённого месье из очереди, который решил в отместку «поймать на живца» этих наглых русских! Страшно представить, что инкриминировала бы Саше доблестная служба безопасности Дворца, если бы он, будучи уверен, что это одна из наших сумок, положил бы её к себе в рюкзак. А раньше подсказать человеку его ошибочку, не дожидаясь (почти  тридцать минут!) сурового компромата через подслеживающие камеры им, конечно, не позволила знакомая по нашей реальности презумпция «виновности». Ну да ладно, слава Богу, что пронесло!
         К сожалению, переживание этого криминального приключения было гораздо сильнее, чем впечатление от восхитительной витражно-ажурной красоты интерьера Сен-Шапель.
         Потом опять был «бунт», но уже по отношению к Лене — её мы оставили на час для осмотра Консьержери, маму — на скамейке, где она пребывала и всю предыдущую экскурсию, сами же пошли рыскать по близлежащим улицам в поисках бутылки вина, чтобы отпраздновать несостоявшееся тесное знакомство с французской полицией. Напрасно! Ни одного доступного нашему кошельку «гастронома» не попалось.
         В каком-то магазине продавец живо разговорился с нами на английском о Москве и Петербурге, но внезапно, не сказав прощального слова, отвернулся, потеряв к нам интерес по какой-то одному ему известной причине... Весьма обескураженные, мы продолжали тщетные поиски внеличностно-доброго французского вина.
         В назначенное время, к нашему большому удивлению, мы встретились с Леной, хоть место встречи было выбрано довольно абстрактно. Воодушевленные её энтузиазмом, направились в Латинский квартал. Разумеется, здесь-то вино было! В поисках места для пикника вышли на улицу, в конце которой маячил Люксембургский сад. По дороге со странными ужимками к нам прицепился болезненно-возбуждённый клошар, явно ищущий халяву. Не найдя взаимопонимания, он отстал, прыгнув в лужу перед приличным господином и обрызгав его грязью. Месье остался невозмутим. Видимо у французов было много поводов получить такую закалку.
         В награду за все страдания оттянулись в Люксембургском саду. На глазах у опешивших, одичавших от своей чопорности, разомлевших французов выпили и закусили. Только после этого смогли оценить неповторимость и потрясающую нетривиальность момента - мы в Париже! Пируем в Люксембургском саду!
         К 19:30 приковыляли к Нотр-Дам, где ждал автобус. Через сорок минут плыли на катере по Сене. Яркость впечатления от её берегов была заглушена неимоверной усталостью. К тому же, многое я уже видела во французских фильмах и, видимо, поэтому новизны ощущения не возникло (в отличие от плавания по Амстердаму). Запомнилось совсем другое. Например, на нижнем тротуаре набережной девица, задирая ради обалдения проплывающей публики и без того короткую юбку, демонстрировала истинное французское белье - его отсутствие.
        Впечатлила и уменьшенная статуя Свободы, особенно на фоне Эйфелевой башни, символизируя единение старушки-Европы с её утончённой красотой и вычурно-помпезного Нового Света. Но больше всего поразили люди, приветливо машущие с мостов, из домов, плавающих ресторанов. Искреннее проявление дружелюбия на расстоянии, положительный посыл человеку, который тебя никогда не разочарует — идеальный душевный допинг для западного человека!
        Потом была автобусная экскурсия по ночному Парижу. Наконец-то потряс и сам город! Я сделала открытие, подтверждающее избитую истину — начинать знакомство с Парижем надо ночью! Замечательно, что при своей скупости французы не жалеют средств на иллюминирование.
        А главное, ночью не так заметны чернокожие граждане — наследники бывшего колониального могущества Франции, своим всеприсутствием разрушающие визуальную целостность того идеального Парижа, который живёт в каждом, кто здесь ещё не побывал.


6 мая, суббота. Седьмой день

        Утром обнаружилось, что автобус сломался, и когда неторопливый и невозмутимый немецкий водитель с бюргерским именем Гюнтер его починил, оказалось, что ехать в запланированный Версаль уже поздновато. Быстро переиграли и решили этот день назначить свободным.
        Пришлось «тет-а-тет» столкнуться с парижским метро. Порадовало активное желание даже не говорящих по-английски прохожих помочь в поиске направления нужной станции. Сев, наконец, в вагон, оценили большую понятливость нашего метро.
        Отделившись от Лены и Саши, вышли с мамой на станции «Лувр. Pивoли». И тут с глубочайшим восторгом, благодаря в душе Высшие Силы за изысканнейший подарок, я обнаружила, что выходом этой станции была красивейшая декоративная решетка в стиле модерн, известная по многочисленным репродукциям, о встрече с которой я и не могла мечтать (то,что такая же решётка оформляет много станций метро, я тогда ещё не знала – я думала, что мы попали на единственную). Ужасно хотелось рядом сфотографироваться, но на её перила облокотился здоровенный негр в позе долгого ожидания. В общем, с большим сожалением и из-за недостатка времени я отказалась от этого «кадра» (типа каламбур).
        Зашли с мамой ещё раз в подземелье Лувра, прошли через кусочек парка Тюильри и, «взяв на понт» Рояль, вышли к музею Д'Орсе. Пошли вдоль к предполагаемому входу, но не дойдя до него, повинуясь многолетней привычке, зашли в манящий книгами магазин. Побродили там и заметно воспрянув духом, подпитавшись книжным полем, вошли в другую распахнутую дверь. К своему великому удивлению и радости мы оказались прямо в огромном зале музея Д'Орсе, минуя сложную охранно-пропускную систему!
        На мой взгляд, всё объяснялось просто: у охранника, которому надо было предъявлять купленные ранее билеты на входе из магазина в музей, был обеденный перерыв, а никто из продавцов не собирался выполнять его обязанности. Кроме того, охрана наивно полагала, что мы прочитаем грозные предупреждающие таблички, написанные для нас даже на английском языке, и как дрессированные европейцы не сунемся дальше. Хе-хе, не тут-то было! Так что в «узкой специализации» местных правоохранителей есть и свои преимущества!
        Оставив маму отдыхать с сумками, с которыми нас наверняка не пустили бы, за два часа я облазила все залы. Очень понравилась чёткая продуманность экспозиции, однако искусствоведческие потрясения были единичны (Сёра, пять соборов Моне, пастели Редона, Леви-Дюрме). Всё-таки этот период искусства оказался мне хорошо знакомым, и натура мало что добавила к уже сложившимся впечатлениям.
        Сменив маму, обнаружила, что и здесь мы были объектом пристального внимания: к севшему рядом на вокзальный широкий парапет мужчине вскоре подошёл охранник и попросил его пересесть на скамейку. К большому облегчению службы охраны, мы очень довольные и голодные покинули гостеприимный музей.
        По дороге к музею Родена надолго прискамеились в уютном скверике напротив симпатичного, но, возможно, мало значимого готического костела св. Клотильды. А когда пришли к музею Родена, то очередным подарком за этот день восприняли то, что до закрытия кассы оставалось пять минут, и билетёрша ещё и ко всему бесплатно меня пропустила, чему я долго отказывалась верить, пытаясь понять, что за цифра такая «free». Соответственно, на осмотр музея нам оставалось тридцать минут, но их, в принципе, оказалось достаточно, чтобы почувствовать мощь и теплоту произведений Родена.
        Замечательным завершающим эстетическим аккордом этого дня было сидение в парке музея Родена и наблюдение за более чем свободным стилем отдыха отдельных посетителей. Кто-то полоскал ноги в фонтанчике, кто-то спал на скамейке в одиночку, кто-то нежился на коленях любимого человека, и только мы слегка не вписывались в общую, почти идиллическую, картину, накинувшись на всё, что оставалось у нас съедобного. Правда, большую часть времени я всё же посвятила кино- и фото-съёмке.
        С большим сожалением мы покидали парк, поскольку до времени встречи с автобусом оставался всего час. Прошли бегом к Дому Инвалидов - я осталась спокойна к холодноватой жёсткости его архитектуры. Обратно шли по набережной, разглядывая редкие не закрывшиеся книжные развалы. Последней крупной удачей стала покупка путеводителей на русском языке по Парижу и замкам Луары.
        Третий день пребывания в Париже подходил к концу, и ночные рокеры практически не давали заснуть – суббота как-никак!


7 мая, воскресенье. Восьмой день

        Рано утром выехали в Версаль. У меня уже было некоторое представление об этом дворце (в целом негативное), правда, основанное на рассказах очевидцев, но то, что я увидела, лишь подтвердило их объективность. Внутрь я намеренно не пошла. Надеясь, что хоть парк, знакомый по творчеству Бенуа, как-то смягчит мой скептицизм. Откололась от группы и бродила в одиночестве, пытаясь уловить что-то особенное наедине с природой. Нет, даже парк в Кусково, не говоря о под-петербургских заповедниках, гораздо изящнее и загадочнее.
        Включили фонтаны (за которые, конечно же, взяли «налог» при входе в парк). Заиграла барочная музыка. Наконец-то возникло что-то гармонично-блаженное в душе. Однако пока мы с мамой за 15 минут от центрального фонтана дошли до колесницы Аполлона, фонтаны отключились - очередное французское скупердяйство. И всё-таки наш Версаль - это Версаль, увиденный глазами Бенуа! А неимоверная жара и сомнительная зрелищность фонтанов не смогли переубедить моего сложившегося впечатления.
       По дороге в Фонтенбло заехали на русское кладбище в Сен-Женевьев-дю-Буа. Сразу бросаются в глаза вывески на русском языке о местонахождении туалета - немного шокирующе, но гуманно. Редкие посетители говорят на правильном русском, но чаще всего с грассирующим акцентом. Захотелось побродить в одиночестве. Постепенно нарастает чувство умиротворения и бесконечной благодарности судьбе за возможность здесь побывать. Убеждена, что можно ехать во Францию только ради этого места...
       Нашла скромную могилу Бунина. На ней книжка какого-то современного литератора. Понимание сокровенности происходящего помешало даже взглядом полюбопытствовать имя столь смелого автора. Дай Бог, чтоб ему Это помогло.
       Очень хотела увидеть могилу Тарковского, но никто не знал, где она. На выходе встретила маму, там побывавшую. Жадно слушала её впечатление, стараясь мысленно перенести себя на это место. Из её рассказа мне, однако, не понравилось, что у памятника бросают монеты. Безобидная в других ситуациях примета показалась в данном случае неуместной, даже кощунственной. Я подумала, что было бы лучше оставлять свои имена на бумажках, потом их сжигать и тем самым частичкой себя прикоснуться к ноосфере...
       Вдруг я физически ощутила странную тяжесть, как будто на меня навалили тяжеленный мешок. Мы шли к автобусу, но я чувствовала, что моё «поле» как бы примагнитилось к этому месту, и чем дальше я отдалялась, тем хуже мне становилось. В состоянии ужасной тоски я села в автобус, призывая Высшие Силы помочь мне. И они меня услышали, потому что в голове внезапно возникло: «...даже кратковременное посещение этого места дает утешение и поддержку всех, чьи могилы ты не увидела, но кого знала или вспомнила...» Тяжесть исчезла, и я вернулась в первоначальное, но уже несколько иное состояние блаженства и покоя.
       К концу дня приехали в Фонтенбло. Первый взгляд на ансамбль дворца вызвал у меня большие к нему симпатии, а рассмотрение его изнутри сделало его вечной поклонницей. Впечатление колоссальное! Красивейшие интерьеры в столь милых сердцу ренессансном, готическом и барочном стилях. А как великолепен в своём царственном сине-красно-золотом благородстве и величии Тронный зал Наполеона! Аж мурашки по коже! Но главное - это камерно-романтическая атмосфера, это особый запах дерева, впитавшего и излучающего человеческое тепло!!!
       Парк тоже сохранил дух фривольного и авантюрного прошлого. В пруду плескались огромные рыбины, заглатывающие чуть ли не пол-батона (нет, вру, чуточку меньше), по аллеям пары ухоженных коней возят в экипажах наиболее ленивых туристов, по дорожкам бегают маленькие «наполеончики» - будущие «генералы своих судеб».
       Прогулка пешком удесятерила мои силы, и я решила обойти дворец вокруг. По дороге встретила художника из нашей группы (родственная душа). Он сказал, что там дальше будет сад Дианы. Предчувствие меня не обмануло! Даже после того, что я уже видела, моему изумлению не было предела. Это был сказочно благоухающий огромными кустами цветов сад. В центре бил фонтанчик с изящной скульптуркой Дианы с оленем, а на деревьях как огромные гроздья винограда чинно сидели... павлины. Совершенно потеряв голову и не догадавшись, что прямо из сада есть короткий выход, я, стараясь сохранить эмоциональное впечатление, побежала вокруг всего дворца к выходу. Когда я вышла на главный двор, какая-то сила меня потянула в сторону и... я опять столкнулась с нашим художником. Мы понимающе улыбнулись друг другу с безумным восторгом в глазах. Так я опять заскочила в сад Дианы и всё-таки сфотографировала единственного павлина, который после долгих издевательств над зрителями наконец раскрыл свой потрясающий хвост. Оказалось, что из всей группы этот сад нашли только я и художник. Такие удачи - подарок судьбы!
        Причину своей, для кого-то может быть непонятной радости при виде распустившегося павлина, я поняла, обнаружив в «Энциклопедии символов» следующие строки: «Пестрый павлин словно говорит нам: как бы тяжела ни была жизнь, какие неприятные сюрпризы она бы нам ни приносила, это неизбежно, надо находить радости в жизни и верить, что её многообразие позволит всегда найти положительную грань!» Эти слова совершенно точно выражают моё состояние и интуитивные ощущения на тот момент, да и всякий раз, когда я о нём вспоминаю.
        К 20 часам вернулись в отель, договорившись с одной решительной женщиной Мариной, что последний вечер (подразумевалась ночь) надо обязательно провести в городе. После сада Дианы я поняла, что теперь и «умереть не страшно». Цель, которую мы себе поставили - прогулка по Монмартру - отчасти могла этому способствовать. Однако, как оказалось, опасности надо было ждать с другой стороны. Итак, отдохнув часик в отеле и оправившись от шока дворцового шика мы с Мариной поехали «опять в Париж, по делу, срочно».
        Сорокаминутная поездка на двух видах парижского метро (пригородном и городском) с его головоломными переходами окончательно закрепила мои доверительные с ним отношения. Хотя эстетически это чрезвычайно мало приятное знакомство: темные, грязные закоулки, косые взгляды негров, пьяные личности и полное отсутствие полицейских. Я понимала, что всё просматривается через видеокамеры, но сознания безопасности это не прибавляло. И как бы в подтверждение, когда мы сидели в ожидании поезда, однозначного вида бомж приставал ко всем подряд «со своим разговором». Дошла очередь и до нас. Я упорно молчала, но Марина сурово сказала по-русски, что мы его не понимаем. Как ни странно, этого оказалось достаточно, чтобы он перешел к следующим.
        Вышли на бульвар Сен-Дени, переходящий в бульвар Монмартр. Это был не тот злачный Монмартр, на который мы расчитывали. Однако тёплый вечер, пустынный воскресный бульвар, оранжевый вместо серого цвет домов от заходящего солнца, и, наконец, сознание неповторимости момента вернули мне способность радоваться жизни. Усталости как не бывало. Свернули в узкие, тихие улочки, напоминающие Львов. Мимо прошли две девицы «прокурорского возраста», по-русски обменивающиеся планами откровенного толка. Почти забыла, где нахожусь. Заблудились. Обращалась по-английски к прохожим - все сухо и спокойно показывали направление. Дом; обезличились от темноты. Усталость опять напомнила о себе.
        Хоть мы и спрашивали ради конспирации дорогу к Сакре-Кер, но целью-то нашей был Мулен Руж. Поэтому чуть не завыли от радости и бросились в конец улицы, на которой крутились лопасти вожделенной мельницы. Я с тоской подумала: «Слишком поздно» - усталость была смертельная. Вышли на бульвар. Было около 10 вечера. Толпы фотографирующих туристов - никакой опасности и романтики. Однако присесть отдохнуть не рискнули. При нашей усталости можно было только двигаться.
        В надежде, что патриотичный маршрут нас окрылит, пошли по улице Санкт-Петербург, пересекающую ко всему ещё улицу Москвы. Место оказалось не самое красивое - пустынно-подозрительное, вдоль железной дороги, ведущей к вокзалу Сан-Лазар. Но родные названия сил не прибавили - шли на деревянных, не верящих в свою способность передвигаться ногах.
По мере ходьбы нарастал какой-то странный шум. Когда смогли различить крики, грохот и рев мотоциклов, не на шутку струхнули. Всё это отзывалось жутким эхом среди как будто вымерших тёмных зданий.
        От греха подальше свернули в первый попавшийся переулок и... очутились в эпицентре шума. Оказалось, что самые душераздирающие звуки исходили с балкона классического жилья студентов и художников - мансарды. На крохотном пространстве балкончика толпа молодёжи, перегнувшись через перила, дружно что-то скандировала и колотила в пустые кастрюли. Припомнились «кастрюльные бунты» во времена каких-то революций. Оказывается, с тех пор мало что изменилось. Добавились только вторящие им на рычащих мотоциклах рокеры. Да, «нет ничего бессмысленнее и беспощаднее» французского бунта... - только русский.
       В тот же вечер я узнала по телевизору, что молодежь активно приветствовала победу нового президента Жака Ширака - это был как раз день выборов. Большое сборище было на площади Согласия, и полиция не сильно препятствовала безобразиям, сопутствующим «выходу пара». К счастью, в умении ТАК радоваться нам ещё далеко до французов!
       Завершились же последние часы моего пребывания в Париже вполне достойно - восторгом от замечательно освещённой, точно хрустальной церкви Троицы, выполненной в стиле итальянского Возрождения в 1863 г.  Нырнув в первое попавшееся метро к часу ночи, мы благополучно добрались до отеля.
       Прощай, Париж - приветливый, но больше равнодушный; красочный, но больше серый; щедрый, но больше расчетливо-скупой; вальяжный, но больше суетливый; веселый, но больше озабоченный; европейский, но больше негритянско-арабский. И всё-таки ты - Париж! Моя жажда тебя видеть утолена. Спасибо, что ты освободил меня от себя и теперь я могу жить дальше, мечтая о новых впечатлениях!


8 мая, понедельник. Девятый день

       Утром въехали в Реймс. Весь порыв, который по моим прогнозам должен был принадлежать Нотр-Дам-де-Пари, полностью перекинулся на не менее знаменитый Реймсский, тоже Нотр-Дамский собор. И хотя его строительство было начато через 150 лет (в 1211 г.) после начала строительства парижского (в 1063), а закончено почти одновременно, разница между ними как между небом и землей.
       Нотр-Дам-де-Пари в романском духе приземист, широк, крупноформен и неудачно очищен от наслоений времени, как молодящаяся старушка, скрывающая естественную красоту своего возраста. В каком-то образно-эмоциональном смысле он более приземленный и суетливый, окруженный такой же толпой туристов и промышляющих для них торговцев.
       Реймсский Нотр-Дам готически вертикален, воздушен, хрупок, многообъёмен, благороден и загадочен, особенно благодаря своему не менее знаменитому улыбающемуся Ангелу. Этот собор как бы не допускает вокруг себя суеты, наслаждаясь «сонной Вечностью» (да простит меня Равенна, о которой А. Блок написал эти слова). Великолепна и апсидная часть собора. Такого созвучия ритма готической архитектуры и органной музыки я ещё не видела!
       Интерьер добавляет потрясения, в том числе и своей акустикой - мы застали удивительный фортепьянный концерт, который целиком выразил наше возвышенное и замирающе-вздошное состояние. А когда мы узнали, что автором витража в алтаре был Шагал, то к общей восторженности добавилось и распирающее чувство гордости за «наших». Уходить не хотелось, но надо было ещё увидеть базилику Сан-Реми.
       Спортивной ходьбой, переходящей на галоп, мы с мамой добрались до неё, сфотографировали и побежали обратно - на снимке рассмотрю! Многие из группы опять позавидовали моей расторопности. Наконец-то могу согласиться с третьей частью древнегреческой мудрости «... хочешь быть умным - бегай!» А базилика, построенная с XI по XII вв., оказалась очень даже достойной того, чтобы наградить нас своей благосклонностью.
       Едем дальше. Я понимаю, что теперь меня уже трудно чем-то впечатлить, поэтому не слишком напрягаюсь и незаслуженно легкомысленно отношусь к одноименной столице государства Люксембург. Город в общем-то симпатичный. Примечателен он своим гигантским озеленённым рвом, оставшимся с древних времен, перерезанным мощными мостами. В архитектурном плане интересны лишь отдельные сооружения. В целом, он похож и на город Франции, и Германии, и на космополитичного стеклянно-небоскрёбного монстра. В общем, всего в нём понемногу, но больше всего зелени. Поэтому свободное время мы с большим удовольствием провели в ровном парке.
       И вот опять Германия. Не считая Франкфурта-на-Одере, практически не увиденного нами, первым городом, с котором состоялось целенаправленное знакомство, был Трир. Кроме того, что это родина Карла Маркса, я, к своему стыду, ничего не знала об этом интереснейшем месте - живом музейном экспонате. Первое подозрение, что это очень древний город, закралось ко мне, когда из окна автобуса я увидела заросшие руины римских бань. А когда купила путеводитель и прочитала, что Трир на 130 лет старше Рима и в 306 г. был столицей Западной Империи и резиденцией Константина, покинувшего его в 316 г. ради переезда в Византию, я ощутила глубочайшее уважение и преклонение перед этим городом.
Листая путеводитель, я провела импровизированную экскурсию с наиболее любознательными согруппниками. Правда, доверять в моём переводе с английского можно было только датам и названиям, ну и моему весьма оригинальному искусствоведческому анализу. Как бы там ни было, прогулка получилась весёлой и яркой.
       Особенно нас повеселил кафедральный собор, начатый в 326 г. и завершённый с перерывами в 1717 г. В результате чего он явил собой уникальное соединение по своему интересных фрагментов, относящихся ко всем возможным стилям и направлениям. Рядом с таким собором неминуемо должно было зародиться нечто безумно оригинальное. И оно зародилось - теперь-то я поняла "истоки и составные части марксизма".
       Другим архитектурным парадоксом стал более контрастный синтез: легкомысленный, розово-белый и воздушный трехэтажный дворец в стиле рококо (1756 г.), прилепившийся как пирожное к буханке черного хлеба к огромной, немыслимо строгой базилике Константина, построенной чуточку раньше - в 306 г.
       В общем, Трир, при всей своей мемориальной монументальности, оказался ужасно уютным, смешным и красивым городом. По степени моей симпатии он разделил первое место с Лувеном (оставив на втором - Брюссель, на третьем - Амстердам). Сo смешанным чувством радости и сожаления я ехала дальше,— ближе к родине.
       На ночлег остановились в каком-то тихом городке. Итак, невероятно, но за один день мы побывали в трёх государствах (Франция, Люксембург, Германия) и в пяти городах (пригород Парижа, Реймс, Люксембург, Трир и пригород Кобленца).
       Гений Сна окончательно во всём запутался и предпочёл перенести меня в космическое пространство.


9 мая, вторник. Десятый день

       Надо же! Утром по телевизору показывают парад Победы в Москве! Увидев Клинтона возле мавзолея, мама воскликнула: «Ого-го! Даже Картер со своей Нэнси приехал!» Восемь дней непрерывной интеллектуальной атаки и для меня не прошли бесследно, поэтому оставив бесплодные попытки припомнить фамилию «Клинтон», я все же с трудом вспомнила, что Нэнси - жена Рейгана, в чём и просветила маму.
       За обильным, колбасно-сырным, ужасно вкусным и сытным «шведским» столом в немецком отеле мы поздравляли друг друга с Праздником. Да, очень символично встретить 50-летие нашей Победы в стране побеждённого противника.
       После «экскурсии» в пригородный торговый центр, где некоторые наши согруппники сошли за казахстанских немцев, наконец приехали в Кобленц. Это слабое подобие Трира, чуть крупнее по величине и современнее по архитектуре, поскольку во время Второй мировой войны его древние сооружения были разрушены. Однако проблему архитектурного однообразия кобленчане решили весьма остроумно, поставив среди улиц и площадей незамысловатые скульптуры: то мальчишку, плюющего фонтаном воды в неожиданный момент прямо на прохожих, то свинопаса со стадом хрюшек, то торговку, заигрывающую с воякой, то барабанщика. Отсутствие у этих литых человечков постаментов делает их участниками реальной жизни и успешно отвлекает от монотонности фасадов. И всё же, в целом город несколько тяжеловесен, как памятник кайзеру Вильгельму I и как возвышающаяся над ним старая военная крепость.
       Следующая остановка была в г. Айзенах. Его достопримечательность - замок Вартбург, в котором «Мартин Лютер перевёл Новый Завет, положив начала современному литературному немецкому языку», если верить путеводителю. Внутрь, однако, мы не успели заскочить, а судя по плакатам там были красивейшие ренессансные и готические интерьеры.
       В час ночи мы в Берлине! Походили по улицам. Особое впечатление произвела великолепно подсвеченная и одновременно страшная в своей окостенелой полуразрушенности церковь памяти императора Вильгельма, оставленная такой как напоминание о войне.
       Состояние человека, принужденного чем-то любоваться вместо наслаждения сновидениями, во время прогулки по ночному Берлину не позволило по достоинству оценить специфическую красоту этого города. А такие ночные «развлечения» как проститутка, её громилы-сутенеры и тщедушный наркоман, непонятно зачем увязавшийся за немногочисленной группой лунатиков, напоминали больше наших, и отнюдь не были овеяны романтизированным ореолом, который окутывал не смотря ни на что их парижских и амстердамских коллег.


10 мая, среда. Одиннадцатый день

       До отъезда успела прошвырнуться к разрушенной церкви и убедилась, что днём она ещё мрачнее. Тяжелый натурализм этой руины разбавляется стоящими по сторонам суперсовременными призмообразными зданиями, одно из которых, судя по кресту на верху, является вариантом церкви. В итоге, такое соседство вызывает значительные симпатии к руине.
       Поболтала со своей знакомой немкой по телефону. Мой английский был гораздо лучше, чем если бы я выспалась. По той же причине я даже что-то поняла из того, что она мне говорила.
       Поехали по Берлину. Увидели, наконец, признаки нашего дня Победы — венки цветов у мемориала возле Бранденбургских ворот, причём без обычных примет вандализма, и это в западной части города!
       Прошлись и к обескупольному рейхстагу. Здание так искажено, чтобы, вероятно, вызвать как можно более отдалённую ассоциацию с последней точкой в той войне. Но мы не поддались, и всё равно погордились за наших.
       Фрагменты Стены и унылая восточная часть Берлина лучше любой демократической пропаганды сказали нам: «Правильным путем идете, това..., пардон, господа!»
       И вот мы в долгожданном Франкфурте-на-Одере и в поезде. Всю дорогу мне снился символический «город золотой», про который было сказано, что я попаду в него, когда проснусь, то есть — на Родине. И от этого почему-то было радостно и легко. Но очень скоро дающееся мне откровение было прервано формальностями польско-белорусской границы. И тут мне стало обидно за нас, потому что в объединённой Европе можно поспать подольше - там границ нет...


11 мая, среда. Двенадцатый день

       В 22.10, точно по расписанию, мы Дома. Теперь я знаю это уже НАВЕРНЯКА.

Май-декабрь, 1995 г.