Острова Вселенной - повесть, главы I, II, III, IV

                Левченко Владимир Михайлович

 



                ОСТРОВА  ВСЕЛЕННОЙ



                                Господи, прости нас грешных,
                Прости нас в глухом беспамятстве
                растоптавших и предавших
                забвению святыни предков наших.
                Прости – нас озлобленных, жестоких
                И, не помнящих родства.
                И да оживут церкви и храмы твои,
                И да восстановится связь времен,
                И да наполнится светом и любовью
                Души людей,
                И да возгорится свеча всей Русской
                Земли.
                Святой митрополит Петр,
                Чудотворец.

               
                Глава I
Тихий летний день 1914 года заканчивал свои дела. Солнце заходило за край  степи. С вечерним пением птиц и запоздалым гудением пчел степь погружалась в сумерки. Десятилетняя девочка Настя, гнала с пастбища несколько  коров и телят. Слышен был перезвон колокольчиков, висящих на шее  у коров,  стрекот цикад. Было видно, как в селе зажигались огни, и лишь легкий теплый ветер доносил звуки, обрывки разговоров людей, лай собак. Девчонка лет десяти шла медленно по скошенному хлебному полю и смотрела на небо, где появлялись первые звездочки. Эти звездочки как светлячки! И вдруг ветер донес: Настя-а-а! Настена-а-а! Где ты? Пора домой! А звездочек все больше. Вдруг по небосклону, как искорка от горящего железа, полетела звездочка. Свет от звездочки становился все тускнее  и тускнее, как вдруг  звездочка вспыхнула и яркий, белый бесконечный свет озарил  и растворил все вокруг. 
То ли пыль мелкая, то ли туман, все хаотично  - это весь мир и никого. В этом хаосе пыль или туман медленно смешивались, пока не встретились две противоположности. Они устремились навстречу друг другу, создали ветер такой силы, что все завертелось, закружилось так, что скорость света показалась черепашьей или и того меньше. А они летят на встречу друг, другу сжимая между собой все больше и больше эту пыль или туман. Встречаются, и мощный, сильный взрыв потрясает Вселенную Вселенной. Огонь, пламя везде и вместо пепла вода, много воды, все вода. И лишь сжатая между ними пыль, пропитавшись водой, превратилась,  в комки глины, которой придал форму и обжег в пламени не видимый Гончар. С неимоверной скоростью эти  островки разлетелись во все стороны Вселенной, увлекая за собой все больше пыли, воды, превращая хаос и пыль в осознанное движение, в звезды, солнца, планеты, разум ... и жизнь.
Океан, бескрайний океан - Земля моя - целый мир.
Был слышен шум водопада - едва. Ярость природного чуда приглушали лесные деревья. Лес находился на южном склоне горы и был покрыт очень высокими и толстыми - в два - четыре обхвата, лиственными деревьями. Вокруг деревьев вились лианы с оранжевыми плодами. Заходящее солнце, искрящийся  розовый водопад и великаны деревья, создавали  неповторимую и живописную картину.     Лес  шумел разноголосьем. Слышался низкий рык, мычание, хлопанье крыльев, гомон и ветер гулял в вышине, смешавшись с шумом водопада.
Склон горы к северу от водопада был скалистым, почти без растительности, покрытый местами темно-зеленым мхом. Коричнево-красные скалы  в некоторых  местах были гладкими,  похожими на глазурь покрывающую керамику. Скалы были когда-то оплавлены Великим огнем невидимого Гончара.
Водопад низвергался бело-розовой извилистой стеной с большой  высоты.
Океан, бескрайний  океан,  освещенный  со  всех  сторон  света яркими шарами желтого, голубого, зеленого, оранжевого цвета. Эти шары находились на разной высоте. От разноцветных шаров, через определенный момент  времени исходили тонкие узконаправленные лучи в разные стороны. То, разрезая толщу океана, то толщу атмосферы. Если луч проходил через толщу океана, то она делилась на две части, создавая подобие дороги между двумя отвесными и гладкими скалами. По дороге бесконечным течением перемещались два потока на встречу друг другу. Одни  прозрачно  белые,  другие  серые.  Прозрачно-белые сущности  символизировали  чистые  устремления  обитателей  не видимого  мира. Серые символизировали суету сует материального. 
Каждый луч, испускаемый из шара подпитывал всех обитателей шара, либо чистыми устремлениями и свободой, либо одевал на них оковы повседневной борьбы с суетой. Суета, как мелкий дождь осенний, с небес окрашенных в серое, и верою - летящая стрела возвращается вспять.
Самым мощным оружием человечества был и остается лук с его безжалостным жалом  - стрелой вылетевшей из объятий неведомой ипостаси. Лук разогнулся, тетива дрогнула, и стрела устремилась к цели.
Звенящая стрела, выпущенная из лука безобидна в своем стремительном полете до цели. Летит, пронзая пространство на перегонки со временем – нанизывая на себя будущее. Будущее прекрасно в мечтах, до того момента пока стрела, пронзив пространство, не пронзит горячее сердце. Пронзив сердце, стрела пронзает время, пронзает острова вселенной, унося с собой в вечность на кончике наконечника бессмертную душу.



                Глава II
Приближаясь к селу, Настя  отметила, что людей на улице было неожиданно много. Обычно в такое время жители села занимались домашним хозяйством - доили скот,  приводили себя в порядок после полевых работ. Что-то было интересное и пугающее в этом скоплении людей.
Настя, погоняя впереди коров, направилась к своему дому. По пути встретились соседские девчонки, которые толком ничего не прояснили, только почему-то сказали, что скоро не останется в селе ни парней, ни мужчин, все уедут. Стало тревожнее, когда девочка услышала, как старики говорили: “Японская тоже неожиданно началась. Также неожиданно кончилась. Эта тоже не надолго, только народ взбудоражили. Нет - кто-то спорил - немчура долго, не отступится”. Из рассказов своей бабушки, девочка знала, что она родилась как раз в год начала японской войны   и   на   этой   японской войне, был сильно ранен в левую руку дедушка. Его левая рука почти не работала. “Война - это плохо”- решила девочка.
Во дворе своего дома Настя обнаружила почти всех своих родственников. Семья Жуковых собралась под навесом летней кухни. Здесь были бабушка с дедушкой, родители, сестры, дяди с тетями, двоюродные братья с сестрами. Бабушка плакала и молилась, чтобы бог отвел от семьи беду и не дал никому погибнуть. Настя спросила: ”А почему, бабушка, кто-то из родных должен погибнуть?”. “Война, моя крошка”- был ответ. Уже давно стемнело, в разговорах и причитаниях время как будто остановилось, давая родным побыть вместе. В кухонной печи была открыта дверца, и горящие головешки едва освещали лица сидящих людей.
Следующий день запомнился для Насти лишь суетой, слезами, прощаниями и громкими словами: “Жуков Семен, Жуков Николай  в строй, Жуков Иван в строй... Шаагом маарш!”
Утренний ветерок всколыхнул прохладный воздух. Занималась заря. Горные вершины, освещенные  лучами восходящего солнца, запылали розовым огнем. Огромный салют наступающему дню, наступающему лету, открываются ворота прямо в водоворот событий, неразмеренных и непредсказуемых. Сашке снилось, что он летал в синеве неба, бесконечного и теплого. Лучи утреннего солнца, через листья и  ветви яблони, стоящей напротив окна, освещали комнату. Солнечные зайчики заплясали на лице у Сашки. Утро перед началом лета и последним переводным экзаменом. Сборы, чистая белая рубашка, пионерский галстук, букет цветов – живые красно-рубиновые розы с приятным кисловатым запахом (не увядали в вазе  с водой две недели),   белые калы, красивая трава  с белыми и светло-зеленными полосками.
Закончился учебный год. Сашка с Толиком сдали  переводной экзамен по русскому языку и - пятиклассники. Прибежали каждый к себе домой, быстро переоделись, схватили удочки, червей (которые были предварительно накопаны с вечера),  и на рыбалку за бычками.
Накануне в соседнем селе, недалеко от того места, где жила Настя, десятилетний мальчик Петя целый день с друзьями удил рыбу в речке и ловил раков. Если уловом раков можно было  похвалиться, то улов рыбы мог бы порадовать только  домашнего кота.
Рыбалка и ловля раков занятие очень интересное, азартное, но не тогда когда в поле поспел урожай и его убирает вся семья. Петя и хотел быть в поле с семьей, да и на рыбалку так давно собирался с друзьями. Теперь предстояло незаметно пробраться в дом и пошептаться с бабушкой, она и раков сварит, но самое главное защитит от отцовского ремня и долгого стояния в углу на пшенице.
Добрался Петя до села с друзьями, когда уже стемнело. Селяне собрались на майдане и были возбуждены. Дома Петя, к своему удивлению никого не обнаружил. От соседей мальчик узнал, что родственники пошли к дяде Осипу, старшему брату отца. Петя бросил садок с раками в ведро с водой и побежал к дяде. Семья Левченко была в сборе, примерно было человек сорок. Появление Пети не было замечено, и ремень отца видимо не угрожал. От своего старшего брата Алеши Петя узнал, что началась война с немцами. Родичи сидели во дворе и тихо говорили. Женщины плакали, потому что завтра дядя Григорий, дядя Иван и дядя Петр  уйдут на войну. Как выяснилось, приезжали военные из города и привезли в село, царский манифест и списки призывников на войну.   Петя    поинтересовался:   “А его  нет в этих списках?”.  Брат Алеша  прыснул  в  ладонь, но серьезно добавил, что в списках только  те, кому не меньше двадцати одного года. Допоздна засиделась родня Пети. Ночь выдалась не легкая.  Родители молились за детей, жены прощались с мужьями, невесты с женихами. Безмолвие природы,  плач и напряжение.  Жизнь меняла темп.
У подножия гор, где горные ручьи из бурлящих потоков превращались в реку, располагался  хутор Стеблицкий. Летний день был жарким и поэтому Миша Величко, со своими друзьями, тринадцатилетними погодками, отправились на горную речку купаться.
Речка  в некоторых местах бурлила, и вода была как белая пена. Скалы и валуны разбивали стремительный поток воды. В более спокойных и  тенистых местах  вода была темно-зелененной. На солнце речка была прозрачно-желтой. С левого берега реки нависал зеленый ольховый лес и высокие скалы в форме верблюжьих горбов.  Правый берег реки был плоским, вода равномерно переходила в булыжник, песок и траву.
Мальчик пробрался к скале, нависающей над речкой, и нырнул. Нырнул против течения, чтобы его    перенесло    на    противоположную    сторону   реки,  но, выныривая, он зацепился за скалу, и волна захлестнула его с головой. От неожиданности мальчик поперхнулся водой и на мгновение перестал грести руками. Этого мгновения хватило, чтобы течение его захватило и затащило под воду. Затем удар в бок, он налетел на скалу. Мелькнула мысль - как спокойно и тихо...
 Михаил  возвращался  с заработков в город, где десять месяцев назад оставил жену с двумя младшими детьми,  пятилетней дочкой и трехлетним  сыном. 
Снег сыпал крупными хлопьями. Грязь  на   улицах города смешалась с первым снегом и образовалась холодная жижа, от которой насквозь промокала обувь. В сапогах у Михаила чавкало, ноги заледенели и с трудом передвигались. Жизнь казалась Михаилу унылой и серой. Плакат, висевший на стене дома, гласивший: ”Да здравствует тринадцатая годовщина Великой Социалистической Революции!”, только усиливал раздражение. “Да чтоб, вас, с этой революцией...”
Невесел был Михаил, в душе почему-то нарастала тревога. “Все будет, хорошо. Все будет, хорошо” – внушал он себе. Вот и знакомая улица, знакомый дом. Но, что это, ставни на окнах закрыты, дыма из трубы нет.
Михаил побежал к калитке, но она была закрыта на замок  снаружи. Он   перескочил  через  калитку, в бежал на крыльцо и стал  стучать в дверь. Тишина. Вспомнил,  что  под ступенями запасной ключ. Открыл  дрожащей  рукой  дверь.  В сенях  вода ведрах замерзла.   В комнатах  никого  не было, только в зале на полу валялись остатки сухих цветов.  Беспорядка в комнатах не было.
Михаил сел и задумался. Просидел так неопределенное время. Холодно. Надо выйти во двор, наколоть дров и затопить печь. Он вытащил из сарая пеньки и стал колоть. Оглянулся и увидел у забора соседку - старую бабу Марфу. Старуха пристально посмотрела на Михаила и произнесла: “Не признаю тебя с бородой, молодой человек. Кто ты.” “Я Мишка Величко. Сосед ваш”. “ А твоих никого нет.” Не успел Михаил спросить о семье, как старуха добавила: ”Все умерли“. “Что? Когда?”- выдавил из себя Михаил. Голос перестал повиноваться ему. Соседка продолжала: ”Жинку твою схоронили, вот уже месяц будет. Тиф. Детей больных свезли в больницу, там говорят они и отдали богу свои безгрешные души”.
  Земля ушла из под ног мужика. Вечерело. Больница находилась в другой половине города, кладбище за городом. Транспорт не ходит, лошади нет. Надо ждать до утра.
Михаил нарубил дров, разжег печь. Затем снял сапоги, портянки, согрел, наконец, ноги и тело. Поужинал хлебом с салом и запил травяным чаем из чабреца. Разморило, прилег на кровать. Не помнил Михаил, как провалился в забытье. Проснулся на рассвете. Собрал свои пожитки и отправился в больницу на поиски детей. В больнице сказали, что лечили детей, но сейчас их в больнице нет.  Что дети умерли, нигде не было отмечено, никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть это. Возможно, детей отправили в детский дом, так как родителей не было.
В детском доме детей тоже не оказалось. Только было отмечено, что пятилетнюю девочку  - Тоню, забрали из детского дома, кто-то удочерил. Про трехлетнего мальчика -  Васю ничего не известно. Говорили, что, скорее всего его отправили в краевой город, где был детский дом для малолетних детей.
Михаил сходил на кладбище, могилы жены не нашел, уж очень много было безымянных. Он посидел в холоде и тишине, в которой слышался лишь легкий шелест крупных хлопьев снега, падающих на мерзлую землю. Вспомнил жизнь прожитую, жену, еще  молодую двадцати девятилетнюю  женщину, все было, но вспомнилось все самое хорошее. Плечи Михаила вздрагивали.
На следующий день он отправился в родной хутор. Часть пути прошел пешком. Часть пути проехал на телеге знакомого деда по имени Федор, который тоже возвращался домой из города. Дед Федор рассказал, что вся его старшие дети  сыновья - Иван, Николай, Александр и дочь Раиса  уехали из хутора. Остались в отцовском доме только сестра Дуся,  да старый дед  Григорий.
Добрались  затемно. Хутор был погружен в темноту, кое-где в окнах горели лампы и свечи. Перебрехивались собаки. Жизнь  теплилась.
Михаил постучал в калитку дома, где жила его сестра. «Кто там»? - послышался  голос Дуси. « Это я – Миша». Дуся открыла дверь, вглядываясь в темноту, узнала брата. Причитая, она обняла Михаила.
От сестры Михаил узнал, что старшие дети уехали в Закавказье по вербовке для работ на чайных плантациях. Их отца Михаила Григорьевича раскулачили и отправили на Соловки. За ним поехала и  мать Михаила  Татьяна.
«А почему моих младших не забрали из города, когда умерла Ирина?» - спросил Михаил. «Да мы узнали только через месяц после смерти Ирины. Перед этим она в конце лета приезжала на хутор, детей немного откормила,  были помидоры, молодая картошка. Надавили из подсолнуха масла» - ответила сестра.  Потом уехала  и осенью заболела тифом. Соседи  сообщили властям, когда она умерла. Власти ее быстро похоронили, чтоб не распространялась, как они сказали, «зараза». Детей власти сдали в детдом. Соседи говорили, что написали письмо о том, что случилось, но письмо мы не  получили.  В середине октября из хутора поехали соседи в город.  Заезжали  к Ирине. Вот им и сказали об этом горе. После этого я сразу поехала в город, узнать о детях. Пошла в детдом. Дети были там. Тоня мне обрадовалась, Вася  меня не узнал. Детей мне не отдали. Потребовали документы, у меня ничего не было, кроме справки, что семью нашу раскулачили. Сказали, что кулацких детей будут  перевоспитывать и не отдадут. Я хотела написать тебе, но не знала куда».
Михаил сидел, понурившись, и ничего не говорил. Затем поднял голову и сказал, что дети где-то в городе, и он их найдет.
Когда глад и мор,  и когда «обострилась классовая борьба», нет никому дела до народа за счастье которого, кто-то борется, сидя в теплом кабинете на кожаном кресле. Партийный чиновник, сорока семи лет, служил в горкоме начальником по работе с трудовыми резервами и курировал профсоюзы. Паек получал исправно, деньги в виде зарплаты, да и от результатов профсоюзной деятельности, перепадало. Деньги тратились в основном на обеспечение быта его жены, неработающей домохозяйки, тридцати семи лет. Жили они в четырех комнатах  многоквартирного дома, принадлежавшего когда-то купцу. Все было и еды вдоволь и одежд, детей вот бог не дал. Надумала жена партийного чиновника удочерить девочку четырех-пяти лет, чернявую с черными глазками как у нее. Не надо пеленок. Только корми, одевай, воспитывай. Об этом она сказала мужу, он после  раздумий, согласился. Партийный чиновник  позвонил директору детского дома и сообщил  возможные приметы  девочки для удочерения. Тоня как раз удовлетворяла этим требованиям, черные волнистые волосы. Черные глаза, возраст пять лет.
В комнате висела напряженная тишина. Тоня сидела за столом с ложкой в руке перед тарелкой супа и не ела. Слезы накатывались на глаза. «Тетя – сказала Тоня, - я не хочу кушать. Я хочу к маме и папе». Женщина покраснела, и выдохнув воздух, попыталась ласково (но получилось как-то фальшиво) сказать: «Твои, мама и папа уехали далеко и приедут не скоро. Ты пока поживи у нас, будь умницей». «Приедут, приедут – зарыдала Тоня, - скоро приедут». Женщина резко взяла тарелку со стола, горячий суп выплеснулся на колени Тони, она поморщилась, но не проронила ни слова, только слезы дождинками капали на стол. «Не хочешь, не ешь» – едва сдерживаясь, выдавила из себя женщина. Приемная мать – твой   путь   терпение, терпение,   сострадание   и любовь, и большой поклон тебе. Ангелы зазвонят в колокольчик о твоей душе, за то, что ты  проявила милосердие к сироте. Для пятилетней девочки,    было   не   понятно, почему   так  изменился ее мир. Были   мама   и   папа,   братья   и сестры. Потом  папа    куда-то уехал,   затем   мама.     Тоню   с ее младшим братом Васей забрали соседи, когда от тифа умерла их мама. Потом почему-то они с братом оказались   в каком-то доме с детьми, не вкусной кашей и злыми тетями. Теперь вот опять какая-то тетя хочет, чтобы девочка называла ее мамой. Тоне было обидно и странно. Мир ее рушился.
Когда  Михаил  вошел  в  комнату, Тоня, увидев его,  закричал:  «Папка»,  вскочила с коврика, на котором были разложены кубики и тряпичная кукла,  и  подбежала к нему. Михаил взял ее на руки. Жена  партийного  чиновника  с  недоумением посмотрела на Михаила  и  Тоню.   От   волнения  у нее перехватило дух,  и  она  на  какое-то  мгновение   потеряла  дар речи.  Оправившись  от  волнения,  она  сказала: «Зачем вы пришли!  Откуда  вы  взялись. Она  стала уже немного  привыкать.  Нам сказали,  что  вы  все  умерли.  Не отдам,  уходите  отсюда.  У  меня есть  все,  есть  документы  на  удочерение,  а  у  вас что, бедность и голод. Уходите.  Уходите».  Тоня  обхватила Михаила руками за шею и причитала «Папа забери меня отсюда, забери». У женщины  глаза были слезах, она, закусив губу, вздрагивала.  Партийный  чиновник  сказал, быстро забирайте ребенка, если не хотите остатки своих дней провести в тюрьме, и уходите.
Миша  открыл глаза под водой и увидел мутную зелено-желтую воду, что есть силы, заработал руками  и оттолкнулся от чего-то твердого. Он выскочил на поверхность речки и погреб поперек течения к берегу, пока животом не наехал на скользкие прибрежные камни. “Что это со мной, было”? - подумал Миша.
Дома   Миша  появился  к  обеду.  Ободранный  бок  утаить не удалось.  Пришлось  придумать,  что  упал.  Как  упал,  объяснить не мог,  мама  только  погрозила  пальцем,  потому что  была  занята обедом.     Готовила борщ.
О, русский южный летний борщ,  незабываемая  радуга  вкуса.  Из  домашней  курицы  варится бульон. В бульон кладется луковица, морковь, разрезанная на четыре части, болгарский перец. После того как снимется накипь с бульона  от мяса, добавляется черный перец (пять-десять горошков), шепотка тмина и соль, чтобы бульон перестал быть пресным.  Как  сварится курица,  в бульон добавляют порезанный  кубиками  картофель  (из 4-5 штук). Когда сварится картофель, бульон подсаливают   по вкусу.  Для  заправки режутся  на  мелкие  кубики  и  пережариваются  до  румяной корки на   сковороде   с  постным   маслом  и  мелко  нарезанным  салом:  морковь,  свекла,  луковицы, баклажан, болгарский перец. Затем в зажарку   добавляется,  два-три протертых помидора, молотый черный перец, молотые приправы. После добавляется порезанная зелень - петрушка, укроп, зеленый лук,  базилик, зубок чеснока, лавровый лист - всё это пережаривается не более 1 мин. В бульон со сваренной картошкой кладут зажарку, а затем  нашинкованную капусту. Все это закивает и кипит 1 мин, Борщ можно подсолить по вкусу и отставить с плиты. Борщ готов. Но особенно  он вкусен, если настоится несколько часов.
Только сели обедать, на площади ударили в колокол. Колокол долго не замолкал. Все сидящие за столом взрослые всполошились. Набат. Отец  со старшими братьями встали из-за стола, переоделись в другой комнате в выходную одежду  и пошли к площади. За ними побежал Миша.
Народ стекался к площади, площадь шумела. В центре площади стоял староста хутора и военные люди. Военный представитель  зачитал манифест царя о вступлении в войну и стал зачитывать списки военнообязанных хуторян. Миша услышал, что назвали отца Михаила  и дядю Александра. “Как же мы будем без батьки”- подумал мальчик. “Ничего я уже большой - буду хозяйствовать”.
В школе шли уроки, но десятиклассник Сашка вместо урока сидел на   весенней траве, покрывшей  поле стадиона, напротив   своей школы. Сашка был кареглазым  юношей с черными  пробивающимися усами и прямым  с горбинкой носом, немного расширяющимся к низу.  Длинные   темные волосы  Сашки закрывали  уши   и   завивались у плеч, что, по мнению  учителей,  никак  не  соответствовали  образу комсомольца. Сашка был одет в серый в клеточку пиджак,  наследство от среднего брата Юры, в темную, в знак траура рубашку, Джинсы «милтонс», темные туфли с острым носом «а-ля макасины». Весенние каникулы закончились. Первое апреля. Сегодня у Сашки день рождения – семнадцать      лет.    Южная весна.  Погода теплая. Лазурное небо. Печаль поселилась в душе юноши и пролегла пропасть между Сашкой вчерашним и сегодняшним. Накануне  вечером не стало у Сашки   мамы Тони.   Печаль остается навсегда, радости приходят и уходят.  Друзья  куда-то   канули.   Даже друг детства  Толик не появляется. Юность закончилась. Вот она жизнь печальная и прекрасная. Я жизнь и смерть, иначе не цвести садам. 
Сашка учился хорошо, нельзя было подводить, репутация –  старшие братья и сестры были отличниками, учились в институтах,  были инженерами и научными работниками. Бери пример. Сашка пример брал, но иногда из дому таскал самодельный коньяк отцовского производства и с  ребятами  дегустировал, а иногда  покуривал в компании. После курения, правда, запах забивал всеми возможными пряностями – чесноком, лавровым листом, чтобы родители, да и бабушка не учуяли взросления и самостоятельности. Лишь младшая сестренка  хитро  улыбалась.
Окна   школьных кабинетов выходили к стадиону. Толи боль утраты, толи тоска об оконченной юности, толи… Сашка не понимал своего состояния, было такое ощущение, что он находился вне времени. Было неуютно, тоскливо и его совсем почему-то не волновало что скажут учителя,  если  увидят что Сашка курит. Сашка закурил сигарету «Ту-134» не прячась. Зазвонил звонок на перемену. Сашка вздрогнул. Выбежали дети, шум, гам. За всю перемену ни одна знакомая душа не подошла. Одиночество – без имени отчества. Голубое небо. И в  небе сверхзвуковой оставляет тонкую белую полоску. Белые полосы, черные, белые, черные, белые…...





                Глава  III
Валд снял шлем с мокрой от пота головы. Положил его на ступеньки полуразрушенного дворца побежденного царя Леура. Посмотрел устало на меч. Лезвие меча было багровым от запекшейся крови погибших противников. Покорен был   Дживангурд,  после трехмесячной осады пала его столица Урант. Площадь перед дворцом была усеяна погибшими однополчанами и защитниками города. У Валда не было ни малейшего желания называть защитников города врагами. Достойными были противниками, только им  повезло сегодня меньше, чем Валду и его однополчанам.
Город горел, пламя озаряло вечернее небо. Уже не было слышно шума боя. Воины грабили город. Город по закону победителей у них до утра. Но после утреннего набата – мародеру смерть.
После короткой передышки, не смотря на смертельную усталость, Валд поднялся со ступенек и отдал приказ воинам направляться к пожарищам и тушить пожары, при этом привлекать местных жителей, использовать рабов и не раненных пленных. Город должен быть восстановлен, и войти в состав империи славного царя, покорителя  Вселенной  Сиянура.
Побежденный царь Дживангурда Леур имел выбор – либо согласиться платить назначенную дань и стать вассалом, либо добровольно передать власть наследнику и выйти на схватку со  огромным львом – людоедом. Если победит лев, то Леур получит смерть героя и достойные пышные  похороны. Если Леур победит льва, то жизнь в изгнании. Царь Леур был в глубокой задумчивости.
Вечер сменился ночью, и яркие языки пламени пожаров осветили прекрасный город, построенный предками Леура. Виднелись силуэты каменных дворцов с колонами и золотыми шпилями. Высокие крепостные стены с зубцами  напоминали о величии и неприступности города. Языки пламени отражались в реке, протекающей через город. Каменные мосты были украшением и гордостью города. Но самым большим чудом было то, что мосты могли погружаться  под воду при прохождении кораблей или при нападении врага. 
Леур вглядывался в зарево пожара.  Город горел, однако к радости Леура не горела библиотека, в которой было собрано очень много  рукописей и книг.
  Не далеко от библиотеки  находилось ристалище. Предстояло решить - идти ли на поклон победителю, либо на бой со львом.
Зарево   от   пожаров   стало  меркнуть. Уже  рассвет стал брезжить  за  окном,  Леур  так  и  не сомкнул глаз. Как быть?   Стать ли вассалом? Оставить ли царство? Кому оставить царство?
 Cтарший сын  не любит прислушиваться к советам, иногда  переоценивает свои возможности и поступает, как  кажется Леуру,   не всегда логично. У каждого  свой путь.  Не  совпадение  взглядов  не  есть  противоречие.  Это просто другой  взгляд,  и  правда в том, что истина не рождается в споре, истина никогда не рождается, она просто есть и вечна. Если что-то делаешь не по своей воле, значит, живешь не в гармонии. Человек, облеченный властью, должен быть подобен воде, которая точит камни. Горячим как пар и холодным как лед, пластичным и нужным как вода.
Дочери трон не наследуют.
Если  Леур  станет  вассалом,  то непременно восстанет, может победить, а может и проиграть.  Тогда  расправа  над  всей семьей  неминуема.  Леур  выбрал в  жертву себя.  Как  только первые  лучи  осветили  крыши  домов,  Леур   будто  воспрянул от сна  и  принял  решение.  Он  передает  власть сыну.  Быть  может бремя  ответственности за близких и за своих подданных укрепят дух сына.
         Утром он  через посланника передал царю Сиянуру свое решение - битва со львом. 
Некоторое  время  было  отпущено Леуру, чтобы умилостивить  богов,  потренироваться,  укрепить  дух,  подготовить доспехи.  Он   первым    долгом отыскал кольчугу  подаренную владыкой северных   ветров Оалом.   Кольчугу  сковали кузнечных дел мастера из металла добытого в Срединных горах. Когда испытывали кольчугу, ее рубили  острым и прочным мечом. На острие оставались зазубрины. Кольчуга покрывала туловище и ноги чуть выше колен. Голову защищал позолоченный боевой шлем, а руки позолоченные доспехи с острыми конусообразными  наконечниками от наружной стороны ладони до плеча.    Латы закрывали колени. Обувью служили кожаные сапоги, оружием копье и меч. 
Леур находился в почетном плену. Ему служили слуги,  однако к нему не допускали жену и детей, бывших вельмож и военоначальников. Быт у Леура был простым, деревянная кровать и стол со стульями, гардероб для  одежды. Поднимался Леур с первыми лучами солнца, восхвалял богов, облачался в воинские доспехи и выходил во двор для тренировки. Леур рубил мечом, рука немела от тяжести меча, кольчуги и лат с конусообразными наконечниками. Он тренировался копьем, нанося удары по чучелу. Тренировался Леур до изнеможения ради мгновенья – достойно встретить свой последний час  или новую жизнь.
Приближался великий день битвы. Леур готовился достойно встретить этот день, может в последний раз появиться перед своими подданными, увидеть тех, кто был ему близок, кого он любил и за кого решил отдать себя в жертву.
Вот солнце своими первыми лучами осветило золотые купола храма богам, пришел ясный летний день – день битвы. Леур поднялся с кровати, помолился, освежился холодной водой.
Город постепенно возрождался от  разрухи. Восстанавливались разрушенные здания, уже не были видны следы  пожарищ. Царский дворец был в лесах. Башни дворца стали менять свой облик, над ними стали надстраивать шпили разной высоты. Стены у парадных дверей отделывались привозным камнем - малахитом. Над тронным залом вместо скатной крыши, стали сооружать большой шарообразный купол, покрытый золотыми пластинками. Оживилась торговля. Стали приходить караваны из далеких стран и привозить предметы роскоши, текстиль, пряности, восточные мечи, наконечники для копий и стрел. Местные купцы и ремесленники вели бойкую торговлю с иноземцами. Жизнь шла своим чередом.
Берега на  реке укрепляли от весенних паводков и перестраивали порт, который  находился ниже  центра города по течению реки. Акваторию порта углубляли. Строили новые молы для военных кораблей.  Военные корабли, переходя из реки в реку, могли выходить  в южные, а также северные моря, настолько велика была империя Сиянура. За всем этим с грустью и радостью наблюдал Леур. Грустил, что не мог быть участником этих перемен и радовался тому, что город не был предан поруганию.
Ристалище ревело тысячами голосов. Смешались в единый гул  крики радости,  крики горя, крики проклятий и унижений. «Леур убей льва – да живешь в веках. Загрызи кошка повергнутого врага».   Леур  стоял на солнце с опущенной головой. В солнечных лучах, золотой шлем и позолоченные доспехи с конусообразными наконечниками горели не земным огнем. В левой руке  он держал копье, правой рукой он вытащил из ножен меч, поднял рукоятку к груди и поцеловал, зеркальное лезвие. Леур поднял меч над головой. Все вокруг затихло, как по моновению волшебной палочки. Леур возвел голову к небу и стал читать молитву богам. Ристалище оцепенело. Леур, закончив молитву, посмотрел прямо в глаза своему победителю, тот не выдержал взгляда, опустил глаза. Леур перевел взгляд на трибуну для важных персон, вот сидит бледная жена, испуганная дочь, задумчивый сын. Вельможи прячут глаза, толпа восхваляющая, толпа проклинающая, молчит. Может преклонить колени перед победителем, признать себя вассалом и избежать битвы с ужасным львом-людоедом. Мгновение. Леур издает боевой клич – битва не минуема. Лязгнул  металлический засов и на ристалище, огороженной высоким металлическим забором вышел громадный лев. За кем будет победа - решит судьба.




                Глава IV
Открываются новые земли, возникает желание изменить свою жизнь, сделать ее интересней, стабильней, богаче,  более духовной. Сколько не освоено пространств, красивых, девственных и неповторимых.  Может и не надо их трогать и стоит сохранить первозданность.
Желание лучшей доли и привело глав семейств городских ремесленников, кузнецов из рода Левченко,  к необходимости поменять свою жизнь, уйти из города и поселиться на свободной земле. Свободные земли находились в донских степях. Сколько времени потребуется, чтобы дойти до них, никто не знал, поэтому  старейшины решили идти в донские степи с началом теплого времени года, чтобы достичь цели раньше, чем начнутся холода.
Род Федора Левченко жил в  пригороде стольного града Киевской Руси, который назывался  Ольховка. Федор был кузнецом - продолжателем традиций знатного кузнечного рода.  Традиции кузнечного дела в  их роду передавали по наследству. Секреты хранились с незапамятных времен. В семье хранились реликвии предков прославившихся  своим искусством во времена старины глубокой – меч, кольчуга и щит.   С особым секретом ковали и закаляли булатные мечи  с кольчугами. Мечи были гибкими, острыми и не ломались, кольчугу невозможно было разрубить мечом или пробить копьем.
Шла ранняя весна 1648 года. Снег на полях растаял, а в  лесу он еще лежал островками. Федор Левченко со своим сыном  подростком Николаем и подмастерьем племянником Павлом, на повозке запряженной  лошадью подъехали к лесу в поисках дров.
Дорога в дубовом лесу была размыта, поэтому Павел остался в повозке  на дороге перед лесом, а Федор и Николай, взяв с собой топоры и пилу, углубились в лес. Надо было искать поваленные деревья, потому что живые рубить запрещалось. Нашли несколько стволов и сложили их в кучу. Не далеко на холме Николай нашел   толстый дубовый ствол, который   был на половину в земле. Николай стал выбирать землю, листья вокруг ствола и снимать мох. На стволе показались цветные резные узоры. Николай позвал отца, и они  с интересом стали  их рассматривать. На узорах были  изображены какие-то сказочные звери, солнце, летящие в звездном небе  странные птицы и огненный  шар, оставляющий за собой искры, как от горящего железа. Были также изображены лики людей  с длинными седыми волосами, бородами и мудрыми глазами. 
На следующей картине был изображен огромный, в три обхвата  дуб. Дуб светился золотым светом и  в золотом свете стоял человек в пурпурной мантии. Картина стала оживать. Недалеко от дуба горел костер, вокруг которого стояли Волхвы. Волхвы взывали к богу и молились. Огонь горел, не угасая, и звезда светила ярким светом.
Николай с отцом откопали дубовый ствол  с узорами, сдвинули его и под ним обнаружили круглый плоский камень со знаками,  видимо это был вход в неизведанное. Они посмотрели удивленно друг на друга.
Долго  пытались  отец  с  сыном  сдвинуть камень, пот катился градом по лицам, наконец, камень сдвинулся и под ним оказался  вход в подземелье с каменными ступенями.  Федор с сыном   решили спускаться вниз по каменным ступеням.
Они шли в темноте по каменным ступеням. Когда  каменные  ступени  закончились,   Федор с Николаем вышли в коридор, освещенный зеленоватым светом. Коридор заканчивался дубовыми дверями, окованными металлом. К удивлению Федора и Николая в подземелье не чувствовалось сырости, а зеленоватый свет позволял все видеть. С большим усилием они открыли дубовую дверь и очутились в помещении с каменными  полами и полками.   
На полках, в несколько рядов, лежали  короткие трубки, которые  оказались берестяными свитками, толстые книги с кожаными страницами. Николай  ахнул от изумления.
Он был обучен грамоте, из книг читал лишь библию, но такого количества свитков и книг и не мечтал увидеть. Подошли к полке, взяли первый попавшийся свиток и аккуратно его развернули. Весь свиток был исписан какими-то неизвестными знаками, черточками с разным наклоном, изображениями птиц и зверей. Знаки не были похожи на славянскую грамоту, поэтому они ничего не могли прочитать. Открыли книгу, в ней на кожаных листах были  чертежи каких-то предметов и механизмов. Отец с сыном решили внимательно изучить помещение, и все что в нем находится. В дальнем углу они заметили что-то белое. Подошли поближе и увидели, что за дубовым столом сидел старец. Он будто бы дремал. Стол, за которым сидел он, был освещен лампадой, которая горела без масла, сама по себе. У старца были длинные седые волосы. Лицо старца было с длинной седой бородой и усами.  Седые брови дугами нависали над глазами старца. Нос у старца был прямой с горбинкой и расширялся к низу. Юноша подумал:”Кто такой этот старец и что за реликвии он охраняет? “.   У старца, будто пелена упала с глаз, когда он уловил   мысль человека, направленную к нему. Старец мысленно ответил юноше, что он  бессменный хранитель древних знаний и в этих книгах, и свитках описана вся история предков землян он начала времен, история современников и потомков до конца времен. Конец времен - может быть началом. Цветущая равнина может превратиться в каменистую пустыню. Пустыня может стать цветущим садом, добро смешаться со злом, зло с добром, создатель лишь может оценить меру. В свитке, который ты держал юноша, говорится о том, что ваши далекие предки, не устояли перед силой  и властью металла. Стали брать у природы больше, чем отдавать. Стали нарушать традиции своих предков жить,  не в гармонии с природой и  друг  с другом. Стали возвышаться один над другим, забывать своих богов, и привели народы к смуте, потому что узрели в блестящих камнях и металле меру  жизни, забыли о душе, стали истреблять друг друга за эти камни и металл.
            Старец замолчал на какое-то время, затем взял с полки какой-то свиток  и стал его читать, окружающее перестало его интересовать. «О чем он читает?» - подумал Николай и как бы в ответ на свои мысли услышал голос старца, скрипучий надтреснутый. Старец говорил: «Я вас давно жду, уже родилось и ушло много поколений, и вот вы появились. Я вот уже семь с половиной тысяч лет, по вашему летоисчислению храню и приумножаю древние знания, до меня эти знания многие века, хранил  избранный,  и  перед ним был избранный хранитель ……. Хранитель знаний Святой Руси. Ты, отрок - обратился он к Николаю, будешь распространителем этих знаний в миру, будешь по крупицам нести эти знания в мир. А после того как я соединюсь  с Создателем, который соединит мой дух с твоим, ты получишь сокровенные знания, будешь черпать их через других хранителей, которые придут после меня. Ты проживешь век человеческой жизни. Век трудный, полный невзгод и радостей. Ты дашь жизнь сыновьям, дочерям, которые понесут частицу тебя потомкам.  Сейчас приготовьтесь слушать. Когда вы выйдете отсюда, то ничего помнить не будете. Лишь ты, отрок, во снах будешь получать откровения. И если ты их будешь понимать правильно, тебя ждет много открытий. А когда будешь бодрствовать, то будешь как многие люди, может немного мудрей и грамотней, если не поддашься человеческим слабостям, страхам и порокам.