Пусть простят мне...

отрывок из "Последняя книга"


Пусть простят мне все те, кто верит. Прощением мне будет их ВЕРА...

   За что любить их? Не из-за того же, что мы похожи! Не из-за того же, что они есть твоё творение, отец! Подобие твоё? Нет любви во мне. Подобие твоё? Остаётся лишь ужаснуться этому. И я! – в их обличии... слишком полно, слишком... Назойливые крикуны утомили меня своей пустой болтовнёй и громкими спорами. И посреди всего этого бесформенного визга я вижу пронзительную Вечность, непостижимую теперь для меня. Теперь и для меня её голос нем. Ей душно здесь... я встану и открою дверь. Уйду из шумного дома, не заметят. Зачем им я? Зачем им моё слово? Зачем им ты, отец? Зачем им Слово твоё? Зачем им оно, если не слышат они его? Зачем? Только лишь затем, чтоб эти крикуны могли в него обличить своё: мелочное, гнусное. И всё им равно, какое будет Слово твое, ибо их – останется неизменным. Только я ещё слышу его, только ты сам слышишь его, и я иду к тебе, отец. Иду в тихий сад, сад - укутанный прохладой и тобой. Зачем? Зачем колени мои ищут твердь, зачем становлюсь я на них, зачем молитвенно складываю руки? Только лишь затем, чтоб услышать твой голос, твоё Слово? ... ? Твой голос, прячущийся от меня, прячущийся в ветре облизывающем мои щёки, в деревьях склонившихся надо мной, в звенящей траве смиренно лежащей подо мной? Нет, молчат они все, молчишь и ты!... Ты хочешь, чтоб говорил я? Ты хочешь говорить мною?... Говори! Но говори сам к себе...
   Могу ли? Смею ли? Должен ли называться Богом? Да! - ? Да? Тогда, когда каждый стремится быть пастырем, когда каждый считает себя божественным, ни божьим созданием, а Богом? Тогда нет, я не Бог. И нет Бога во мне, и меня нет в Боге! Отрекаюсь от тебя, как ты отречешься от меня. Отрекаюсь от тебя, отец, от духа святого, от себя самого. ... Что? Я должен принять? Что? Я должен спасти, во мне должны спастись?... но я сам человек! В ком спасусь я? - ! Не в себе же! Где же мой Бог? Бог бога... Где же моя религия? Религия над моей религией...
   Человек! Ты смеешь поклоняться мне? Тогда презираю тебя, потому что я – это ты; презираю того, кто поклоняется... сам себе. Но я, я – твой бог, не поклонюсь тебе.
   Чего ты хотел, отец? Царствия своего? Света? Покоя? ПОКАЯНИЯ! Не быть этому! Твой сын обречён, ты сам обрёк его. Ты... погиб в нём. И теперь мы оба бесцельно застыли в вечности. Как посмел ты забрать себя у меня! - ? Как смел быть мною, разрушив такой хрупкий мир человека! - ? Я так любил Тебя и... себя. Как же теперь могу любить того, кто поклоняется сам себе?... Зачем я твой сын? Лучше бы я был ими. Теперь же я твой враг и... свой. Теперь же мой высший разум повержен... повержен человеческим. Будь проклят человек - оказавшийся богом, будь проклят бог его – оказавшийся идолом.
   Весь мой Мир, вся моя Вселенная – пепелище. И мысль свою мне уже не удержать обращённой к пустоте. В коленях моих нестерпимая боль. Встану.
                _____________

   Здравствуй. Мама. Молчишь? Спишь? Спи... Спи моё странное божество – моя Мама. Спит, и в её странном вечном сне столько силы, столько спокойствия. Она всегда спит. Без единого вопроса, без единого сомнения, с несокрушимой уверенностью... верой. Спит моё божество – моя Мама, спит спокойно и сладко, словно невинный младенец.
   Только сейчас я заметил, как поседела она, как состарилась, как почти ушла из неё жизнь. А где её жизнь? Где вся её божественная жизнь? Во сне, в грёзах! Что снится ей? Её жизнь! Даже грубое и жёсткое ложе не потревожит её. Моя Мама... нежная, любящая Мама. Бедная... она так счастлива! Счастлива мне... счастлива непорочному зачатию, тому, что овладел ею святой дух, отец мой. Отец мой словно Зевс, ставший золотым дождём и возродившийся в человеке, во мне. Моя милая, нежная Мама... знала ли ты, что родила меня на погибель своему Богу...
   Спи... Спи, вся твоя жизнь лишь сон; странный, тихий сон. Спи.
                ______________

   Встану. И теперь, среди назойливой тишины, так ясно слышу Тебя, мой ангел, мой Друг. Непорочна и чиста, светла Ты в своей любви и я, возлюбленный твой, возлюбил Тебя. Яростный визг и немой укор бесчувственным, стальным кольцом сжимают нас. Но немощно это кольцо перед музыкой окутавшей нас – музыкой наших сердец. Ты возлюбила меня, мои целуешь руки, мои омываешь ноги, ко мне принесла свои мольбы. И я усажу Тебя на свой трон, и буду целовать Твои жаркие руки, и буду омывать Твои уставшие ноги. Слёзы мои, чистые тёплые слёзы, омоют Твоё прекрасное лицо. Лишь только мне Твои мольбы, а мои – Тебе. И льются они ярким светом из уст в уста, в нас, в самые наши сердца, в самые наши души, человеческие души.
   А вы посылаете свои мольбы кому? Мне? Нет,– человеку, заключившему в себе Бога. Любите Его? Любите своего Бога? Любите ли так, как любит Его моя Мать?! Любят ли они Тебя, Отец? Нет! Трепещут они перед Твоим кнутом. И любовь их – трепетный страх! Только возлюбленная моя любит Тебя! Любит Тебя во мне. Только я люблю Тебя, я ведь – это Ты... А Тебе ли бояться своего батога? - ! Только «предавший» возлюбил Тебя. И пусть проклянут его, что стоят их проклятия, когда я люблю его. Теперь бы и от меня отреклись, ведь это ему они поклоняются, целуя крест, это в меня плюют висящего в петле. Не за Божественный разум почитают они Тебя, Отец, но за Божественную кровь – омывшую их дрожащие души. И вечно им омывать теперь друг – друга своею собственной кровью... По подобию Твоему... Аминь.