На окраине вечности- 13

В ресторан, конечно, в праздничный день не попали. Пошли к Пеньтюхову. Теле-визор включили, а там праздник женский – все про них, да о них. И Пеньтюхову с Котей эта телевизионная «женскость» передалась, когда изрядненько выпили. Котя вдруг вспом-нил свою «любовь», с которой уже четыре года не виделся.

- Ты знаешь, Петр, дурак я, - начал самобичевание Котя – Такая женщина! Такая женщина!

- И чо? За другого замуж вышла?

- Нет… - поразмыслил, даже привсхлипнул – Меня, наверное, подлеца ждет.

- Так, давай, исправим ошибку. Прямо в женский день. Когда еще?

Снова пошли цветы искать. Нашли. Поймали такси и к невесте поехали. С такси-стом рассчитались, надо следующий шаг совершать. А Котя заменжевался:

- А что я, Петь, скажу? А?

- То и скажешь….

- Нет, Петь, не пойду. Что-то решительность меня покинула.

В соседнем доме кафе было. Пришлось в него завернуть, чтобы Котину «реши-тельность», пошатнувшуюся, восстановить. Для «храбрости» взяли бутылку коньяка. Выкушали под салат из свежей капусты. «Решительность» к Коте вернулась, но ноги перестали слушаться, в коленках подгибаются.

Кое-как дошкандыбали до нужного дома, до нужной квартиры. Котя к стенке прислонился. Пеньтюхов ему букет в руку сунул, сам звонить стал. Дверь открылась, в проеме детинушке двух метров росту показался. Пяный-пьяный, но сообразил Пеньтюхов, опоздали со свтаньем. Но надо как-то выкручиваться. Он и ляпнул, что первое на ум пришло:

- А Свету можно? – откуда он знал, что Котину пассию так и зовут. Пеньтюхов то хотел все «на ошибку дверями» перевести, но, похоже, не получилось. Амбал посмотрел на прислоненного к стенке Котю, затем на Пеньтюхова:

- А зачем она тебе? – и к Петру шаг сделал.

- Так это…. Праздник же. С Восьмым Мартом пришли поздравить. И цветы вот, - на Котю указал.

- Сейчас, я, кажется, приму ваши цветы. – Пеньтюхова отодвинул в сторону.

Петр и моргнуть не успел, как полетели вниз цветы и Котя. Только услыхал, как что-то хлюпнуло на лестничной площадке между этажами. Сообразил, что это Котя сбря-кал. Хотел его поздравить с удачным приземлением, но не успел. Получив добрый пинок под зад, он уже секунду спустя слушал Котино сопенье около своего уха.

Поднялись. Поглядели наверх опасливо, а вдруг амбал надумает добавить. К сча-стью «сватующихся» детинушка уже зашел в квартиру. Пришлось снова идти «за миксту-рой». Магазины уже закрыты, пришлось к таксистам идти за водкой. Взяли у них литр «злодейки с наклейкой» и пошли на квартиру Пеньтюхова «зализывать раны».

Руки, ноги и ребра были у обоих целы. Синяки и ссадины заживут:

- …. до свадьбы, - как прокомментировал Котя происшедшее с ними и заржал, ибо свадьба откладывалась на неопределенное время.

- Нет, Коть, никакой свадьбы. Не были женаты, и не хрен начинать.

- Точно….

Утром встали, бока болят. У Коти ссадина на щеке, у Пеньтюхова копчик болит. «Лечиться» надо. Решают, кому за водкой идти. Никак договориться не могут:

- Куда я с такой рожей? – свой резон выкладывает Котя.

- А я шагнуть не могу, - возражает Пеньтюхов.

Выручил сосед. Пришел с бутылкой. Помятый, тоже хорошо попраздновал жен-ский день. Пожаловался на жену, что не поняла его и чуть живьем не съела утром:

- Но бутылку, видишь, дала. Уважает. - Помятая рожа соседа расплылась в нечто
блиноподобное и сияющее.

Еще сосед письмо принес Пентьюхову:

- Уже три дня в твоем почтовом ящике валяется. Чего не берешь?

- Так, вроде, не от кого ждать.

- Ну, так возьми. Я по пути прихватил.

«Разогнаться» в пьянстве не пришлось. Котя вспомнил про какое-то дело и засо-бирался домой. За соседом жена пришла.

Письмо было из дома. Странным показалось это Пеньтюхову. Читать его при гос-тях не стал. Надо было «о здоровьи подумать»..

О письме вспомнил лишь тогда, когда гости разошлись, а сам вздремнул пару ча-сиков. Писал Пеньтюхов редко и только домой. Так же и ответы приходили. В одном ме-сяце отправит весточку, в следующем получит ответ, прочитав его, месяц собирается сесть за следующее. Да и что писать? Кому нужны эти пустые письма? Если же описать свое неприкаянное житье, то будет это ударом для родных. Хорошо, квартиру получил. Сразу появилось, о чем писать в письмах. Сначала рассказывал, что получил, потом опи-сал благоустроенность в ней. В свой черёд поведал и о том, как да чем ее обставил. Ещё «сезонные» характеристики жилья припутывает. Осенью сообщает, когда отопление включили: зимой, как тепло в квартире; весной, что отопление отключили.

Полученное письмо было «внеочередным», ибо пришло через несколько дней по-сле того, как отправил Пеньтюхов весточку в Ерши. Поздравлял мать с 8-м Марта, отца задним числом с 23-м февраля. Письма Пеньтюхову всегда писала мать, полученное не было исключением. Все, как обычно, с приветами и пожеланиями в начале. В конце же, будто с виной какой, сообщала, что отец заболел тяжко. Обнаружили, сообщает, у отца раковую болезнь. Уже в «область» съездил на «облучение», «химотерапию» прошел. Вы-лечить, конечно, не вылечили. Вернулся отец весь исхудалый из «области», ничего не ест и угасает с каждым днем.

Понял Пеньтюхов, что надо ехать домой.

- А то помрет батько и не свидимся, - горько подытожил печальные свои размышления.
На следующий день пошел к Брониславу, мол, нужен аванс, чтоб поехать домой. Бронислав не возражал, да еще и обрадовал:

- Я на твой счет в сберкассе перевел деньги за последние шабашки. Так что иди в сберкассу и получай свои «кровные».

Домой побежал, прихватил сберкнижку и справку, заменяющую паспорт. Оказа-лось, на счету у него целых четыре тысячи рублей.

- Целый год можно жить на эти деньги в Ершах, - посчитал.

Счет в банке решил не закрывать и оставить на нем рублей пятьдесят. Все остальное пожелал получить. Но, оказалось, что для получения четырех тысяч рублей, нужно за день до получения уведомить банк и заказать требуемую сумму денег. Но ждать еще день Пеньтюхов не может, он уже «на чемодане сидит». Объясняет это контролеру в банке. Но правила в кредитных учреждениях строгие, не дают Пеньтюхову денег. Все же предложили выход, взять аккредитив на требуемую сумму.

- Но у меня же паспорта нет, а справка, - сомневается проситель.

- И что? Можно и по справке все оформить, если не просрочена.

Пеньтюхов прикинул, что срок действия справки кончается через месяц, а он едет в Ерши на год. Пришлось бежать продлевать действие справки, заменяющей паспорт.

С продленной справкой снова в сберкассу возвращается. Оформил аккредитив и еще пятьсот рублей наличными на дорогу получил.

Спрятав деньги снова в голове «арифмометр-феликс» закрутил, делит рубли на месяцы, недели да дни.

Пока до квартиры добрался, расчеты эти стали уже не пустой арифметикой, а показались Пеньтюхову основой жизни в Ершах в течение целого года.

«А почему бы и не пожить годешник в Ершах?» – радостно ухмыляется.

Такая работа, как сейчас, и работой то не может назваться. А в Ершах чем заниматься?

«Так рыбалка там. Хотя и нелососевые в Реке водятся, но тоже ведь рыба».

Март – месяц зимней рыбалки. Потом половодье, а летом с удочкой есть, где пошаромыжить по Реке. Исходя из такого расклада, получалось, что надо лыжи и льдобур брать с собой для зимней рыбалки. Для летнего промысла рыбацкого нужна лодка резино-вая. И, получалось, что все это надо тащить с собой в Ерши.

Вытащил все причандалы, сложил в кучу посреди комнаты и стал упаковывать. Кроме перечисленных вещей, нужны еще валенки с галошами и болотные сапоги. Три се-ти «сороковки» и одежка рыбацкая в куче не малое место заняли.

Разглядел этот ворох и стал паковать. Лодку и сети затолкал в клеенчатый мешок и, как чемодан, перетянул крест-накрест веревкой. В одну руку единица багажа есть. Лы-жи и удочку затолкал в чехол от нивелирной рейки, увязал его с льдобуром. И для второй руки есть вещица.

Все, что осталось в куче, аккуратно уложил в рюкзак.

На следующий день сидел Пеньтюхов в плацкартном вагоне поезда и считал часы до прибытия в Ерши.

Отец и вправду выглядел нездоровым, лицо почернело, щека впали. О «бесе в ребро» уже и не думал, видимо. Не до «бесовства».

Сели ужинать. Водки отец выпил, а к еде почти не притронулся. Только и поже-вал вареной колбасы, привезённой Петром. «Палку» её сосед по квартире принес, когда узнал, по какой нужде едет Пеньтюхов в Ерши.

Сначала разговор за столом не клеился. Но, когда еще по рюмке выпили, отец ожил. Деда вспомнил и с собой «чахотошным» - как себя окрестил, сравнил.

- Во дед то! В мои 60 лет, как молодец был. На сенокосе, помню, когда стога ме-тали, на вилы столько цеплял сена – копешку целую, что и молодым не под силу. За-швырнет навильник на стог, бабы наверху в визг. Сам обгорелый на солнце, жилистый. Только грива седая вся. Но с войны то многие седыми возвернулись, потому и не выде-лялся дед среди мужиков. Молодец – и только. Так и кажется, усади поверх навильника еще бабу толстую, так он копешку вместе с бабой на стог зашвырнет. Только крякнет слегка и, глядишь, полетели и баба, и сено.

- Так ведь как иначе? По «сибирям» его не носило, водку не хлестал, - встряла в монолог мужа Зинаида Акимовна.

- Не ездил, кто будет спорить. Но водочку то похлестывал. Просто меру знал. И потом, жись то у них другая была. Они жили здраво. Работали по мужицки весело и хват-ко, пили под гармошку. А когда делов не было, постились. Потому и крепость в них была такая, не в пример мне, И года не прожил на пенсии, а уже капец подкрадывается.

- Да что ты, пап, Мало ли хворь какая бывает?

- Бывает, Петь, бывает. Тут уж ничего не поделаешь. И все, как я мыслю. Война проклятущая.

- А тебе то что война? – не поняла мать Петра.

- А то и война. Два поколения мужиков российских она измахрятила. Одних солдатчиной, других каторгой колхозной. Ты посмотри, Зинаида, на ровесников то моих. В 12 лет уж работали, как мужики и вместо мужиков. На пользу это мальцам? Нет. Потом, когда война кончилась, что было? Облегченье жизненное пацанам определила власть наша? Опять же нет. Разруху надо ликвидировать, а кому? Мужиков повыбило всех. Значит, впрягайтесь снова в ярмо бабы да детвора. В парней вымахали пацаны, а их снова в хомут, в армию кого на пять лет, кого на семь. Ладно, кто после армии в городах обосновался, так при восьмичасовом рабочем дне на производстве да непременных выходных оклемался. А в колхоз кто вернулся? Сама знаешь, от темна до темна ишачили. Уж сколько ровесников то моих, кто в Ерши после армейской службы вернулся, поумирали? Четверо, я посчитал.

- Ты то в колхозе не работал….

- Не работал, но тоже ведь досталось….

- Всем досталось.

- А за что?

- За то, наверное, что про Бога забыли.

Еще по рюмке выпили. Отец повеселел:

- Ты знаешь, Петь, я на пенсии то решил от безделья на гармошке играть научиться.

- И получается?

- А сейчас покажу.

- Покажи.

- Зин, принеси ко гармошку то.

- А кто твое пиликанье то слушать будет?

- Вот, Петр. Пусть послушает.

С минуту старший Пеньтюхов подбирася к клавишам инструмента и наконец сыграл. Сыграл «Цыганочку». Да так лихо у него получилось, что Петр невольно в такт мелодии ладонями по коленкам хлопнул пару раз. «Аплодисменты» не пошли на пользу музыканту. Больше доброй музыки извлечь из гармони ему не удалось.

Когда уже пили чай, ставя точку первому дню в родном доме, мать поинтересовалась у Петра:

- А ты, когда Петя, обратно то?

Пеньтюхов замялся:

- Не завтра, мам.

- Понятно.

- Жить приехал сюда.

- Не дури ко. Какое здесь житье?

- Вы то живете.

- Так то мы.

- Значит, и я проживу.

- Не выдумывай. У тебя же там квартира и работа.

- Работа и здесь найдется, а квартиру поменяю на Реченск.

- Нет-нет, Петя. Разве что на пенсию когда выйдешь….

- А чо пенсию то ждать? Поработать и здесь какое то время, плохо ли?

- Так тогда, получается, и уезжать не надо было. Не два, не полтора, получается так то, - свои резоны приводит Зинаида Акимовна.

Пеньтюхов под напором этих доводов отступает:

- Ладно, мам. Сам не знаю покуда, что делать буду. До лета поживу, а там видно будет.

- А жить то на что будешь?

- Да вот…. Три с половиной тысячи у меня есть, на первое время хватит.

- Так при себе то не держи их, в сберкассу положи, - заволновалась мать.

- Они там и лежат. На аккредитиве.

- Ну и ладно. Поживи, а перебираться сюды и не вздумай.

Отец заступился за Петра:

- Правильно, Петр. Я вот девять лет не жил в Ершах, и до того мне жалко этих потраченных напрасно лет, что и не знаю. Все бы отдал, чтоб прожить эти девять лет в Ершах.

- Так радуйся, свет повидал, – так уж велось у Пеньтюховых: если Василий говорит – белое, то Зинаида – черное.

- А что «свет»? Свет везде один, но светло от него везде по-разному. Ты, к при-меру, Петь, сколько лет по Северу мотаешься?

- 18 лет.

- Много….

- А чо много то? Дружки вон, уехали которые, и больше живут в городах и на том же Севере. И живут припеваючи.

- Не знаю, как они «припевайничают», но после отпусков уезжают, будто в ссылку.

- Ссылка то, как раз и есть, здесь жить.

- Правильно, Петь, - не обращает внимания на жену Василий - Подумай. Поживи. И мне веселей будет. Когда еще с умным человеком доведется покалякать, а не с этими балаболами.

- Это кто балаболы?

- Ты и Васька.

- А чо это мы с Васькой балаболы? А ты кто тогда?

- Да балабол, если тебе так легче. Но даже и балаболу баско, когда с умным чело-веком якшается.

- У Васьки то и семья, и дети, - дипломатично защищает Зинаида Акимовна младшего сына, но так, чтобы не в укор это было старшему.

- И что? Я разве хаю Ваську?

- А за что хаять то? Семья у него есть. При деле сам и при достатке.

- Так я не про то совсем. У Петра вон, башка то не в пример нашим, умная.

- Что ты, пап. При чем здесь голова?

- При том. Это, Петь, не сразу видно и не всем. Но я то вижу, нелегко ты жись проживаешь. По своему разуменью все пытаешься делать. А это не всякому дано, и не всяк сможет так, чтобы всю жись, да как рыба об лед.

- Про лед то хорошо ты, пап, вспомнил. Рыбаки то есть на Реке?

- А где же им быть? Только рыба то мелочь одна.

- Тоже рыба.

- А чо не рыба? Если мелочи то насакать да в консервы пустить, ох, как славно получится!Только на что ловить то будешь?

- На мормышку.

- Так не на голую же мормышку, поди?

- Попробую червей накопать.

- Где?

- Под снегом.

- Али так можно?

Попробую. Снегу то много навалили. Зима теплая была. Земля, наверное, и на штык лопаты не промерзла. В малиннике под мусором, скорее всего, и восе мерзлоты нет. В малиннике и покопаюсь.

- Не знаю. Не слыхивал такого, чтобы в марте-месяце червей кто в малиннике копал.

- Я тоже на слыхал. Но попробую.

- У нас то рыбаки на «репейника» ловят рыбу.

- Это что такое, - уже непонимание в глазах Петра.

- А берут чернобыльник, расковыривают его стебель и внутри его яйца белые ищут. На эти яйца и ловят рыбу.