Не врученный подарок

Здесь истинная история, которую автор долго не решалась
вынести на публику. Героиня рассказа, зная, что идёт запись,
намеренно вводила в экскурс их отношений
в форме беседы. Это не художественный вымысел.
В эпилоге, тоже - абсолютная правда.
Всем, кто озлоблён собственными неудачами,
и нежность между женщиной и мужчиной ему кажется только выдумкой -
сюда не ходить! Поберегите нервы свои и чужие.

Диктофонная запись одной ночи.

-  Ну, где ты там, Люд? Одиннадцать доходит. Наутро у меня  планы на рыбалку. Рано вставать…
- Я ем. Сейчас, подожди...
- Не понял… - как это «ем»? Ночь на дворе!
- Да яблоко ем, сильно хочу…
- Та-ак… Ну-ка, где моя плодожёрка? О-па! Не брыкаться!  Яблочка остаточек на тарелочку… взлетаем… держись!
- Саш, ну что за забавы у тебя? Когда-нибудь уронишь меня и сам плакать будешь…
- Никогда!
- Плакать не будешь?
- Не уроню никогда. Ты моя жизнь, ты озоновый воздух, которым дышу!
- Озоновый – это после грозы. Отпусти, иначе страшная гроза будет! Ругаться буду!
- После грозы? Да, ещё какой грозы! Чё там меня ожидает? А чего это у тебя в руке?
- Яблоко.
- Ухватила-таки! Моя ты сладкая непослушка! Наешься, как спать будешь?
- Нормально буду, только в животе урчать будет…
- Урчать? Где тот животик, что сегодня мне спать не даст? Вот он проказник… а чего такой холодный, когда теплынь такая?
- Не холодный, а прохладный, после душа. День сегодня был кошмарный…
- Если бы ты не хулиганила, то и день бы нормальный был. Что ты утварила сегодня, а? Я еле жив остался…
- А ты не ревнуй к кому попало. Противно!
- А не к кому попало - не противно? Чего этот облезлый тип тебе так улыбался и глазки строил?
- Ну почему «облезлый», Саш? Лысина, между прочим, - признак большого количества мужских гормонов, всего лишь. И не тип, а новенький наш. Хороший специалист. Как мне завтра коллегам в глаза смотреть?
- А я, значит, со своей шевелюрой, совсем без гормонов? А чё им в глаза смотреть?  Объясни, что я, после той травмы головы идиотом стал, и проблем не будет.
- Сашенька, правда, какие у тебя красивые волосы! Глаза шоколадные… А нос! Как я люблю твой нос! Хочешь узнать, что такое - идеально прямой римский нос! Потом в зеркале увидишь. Дай я его поцелую!
- Люд, у меня нос всё время зацелованный тобой. И, частенько, в помаде. Не смейся! На работе, наверное, что попало уже думают…
- Не выдумывай!  Не дураки же.  Ты что? Засыпаешь? Поцелуй меня,  быстро, пока не передумала!
- Людочка моя, какие губы сладкие у тебя, дух захватывает!
- Это от яблок. Как спина твоя? Ещё меня поднимаешь постоянно…
- Маленькая, сделай мне массажик спины…
- Раздевайся  весь  и переворачивайся.
- Какие у тебя плечи, - с ума можно сойти! Так…  и где, именно, болит? Лежать смирно, расслабиться… а!  Здесь, значит, болит у нас… Понятно. Сейчас полегчает, но потерпи! Ноги расслабь… какие ноги! Пошли дальше… расслабь и то, аппетитное, что меж спиной и ногами!  Сильнее ягодички расслабляем… позвоночник чуть прогибаем… так… Хорошо тебе?
- Да. Много лучше… ай! Ты что делаешь? Зачем укусила? Больно же!
- Чтобы сильно хорошо не казалось! Это тебе в наказание за ревность. Ещё приревнуешь к кому, то вообще сидеть на животе будешь.
- Это как?
- Обыкновенно! Нагнулся над столом, пристроился поудобнее животом, полежал, отдохнул, и по делам дальше…
- Садистка! Теперь как в сауну с друзьями? След от зубов долго не сойдёт…
- С друзьями и с девочками, да? Вот для девочек я метку и поставила. Пусть призадумаются, прежде чем соблазнять тебя, -  я и голову могу откусить…
- Людмилка, хватит смешить, время за полночь уже, соседей разбудим. И это всё ты мне тут после того, что я сегодня натерпелся? Эта любовная записка в двери! Представляешь, что у меня внутри творилось, когда читал, что какой-то хмырь тебя приглашает на свидание? Да ещё на ваше  постоянное место! Когда дочитал до «целую и скучаю», то у меня уже искры из глаз сыпались…
- А если бы не сыпались, то догадался бы перевернуть и привет от меня прочитать.
- Не, я спустился к Лёхе, так и он подвоха не заметил. Сочувствовать начал…
- Нашёл, у кого сочувствия искать! Что ты его слушаешь? Ссорить вас не хочу. Тот ещё кобелино!
- Что ты имеешь в виду?
- То и имею, что он тебя имеет болтовнёй своей. А сам…
Наслушалась, как вы там мне косточки перемывали. Как ты грозился: «Убью! Всё равно мне без неё не жить…»
Ну, убьёшь, а как жить без меня будешь? Вот глупый, а!
- Да, глупый. А ты самая сумасшедшая из всех самых красивых женщин на свете! И я тебя такую люблю. Губы… обжигают…  Ты где так целоваться научилась?
- Началось! Там же, в приюте для душевнобольных. Ты же меня сумасшедшей дразнишь…
- Ха-ароший приют! Хочу туда…
- Вовремя не сбежишь от меня, то обязательно туда попадёшь.
- Чудо ты моё сумасшедшее, ты правда сама придумала такую прослушку?
- О, это моё личное изобретение! Сегодня, можно сказать уже, что вчера придумала. И без особого напряжения. А что, окно Лёхино под окном кухни. Твой телефон оставленный на столе взяла, с него позвонила на свой, который включила и свесила  на верёвочке к  Лёхиному окну. Окна-то открыты.
Вы такую глупость мололи, что не дослушала.  Тот индюк выставлял меня  такой страшной изменщицей, и убеждал тебя бежать от меня. Чего ж сам, гад, уже год как, круги нарезает вокруг меня?  Спать буду, отстань от меня!
- Ну ладно тебе, чего вспоминать чушь всякую! Ну дураки были… так это ты спровоцировала этой дурацкой запиской. Не буду больше ревновать. Даже поклянусь когда-нибудь, потом… А завтра Лёхе рога обломаю! Люблю же тебя безумно! Что теперь делать? А ты внимания не обращай! Дай я тебя поцелую, мою такую всю горяченькую уже и сладенькую.
- Саш, как ты сладко целуешь, просто невыносимо…
Ты когда записку ту читал, я наблюдала за тобой из Натальиной квартиры. Выражение лица было обалденным, и всё что-то руками разводил…
- Нет, Люд, вообще-то я тебе всегда верю, сердцем чувствую, что ты меня не предашь, не променяешь на какого-нибудь проходимца, а душа сильно болит. Всё кажется, что я тебя потеряю. Боюсь даже думать о таком. Скажи мне, если эта травма головы скажется, я ослепну и на второй глаз, свихнусь, или ещё чего, - ты меня не оставишь?
- Не надейся! Немедленно сдам в тот самый приют. С глаз  долой, из сердца  вон.
- Ай-яй-яй, моя лапочка, ты когда успела раздеться? Какая ты! Я когда с тобой иду, то, как дурак, радуюсь, и горжусь, что рядом со мной такая жар-птица…
- Это потому, что ты любишь меня. На тебе очки любви, и ты видишь меня искажённо. И не жар-птица я…
- Да уж, кусаешься ты совсем не как та птичка… На чём сидеть мне завтра?
- А чего тебе сидеть? На рыбалке скакать по берегу будешь, а дома… лежать будем. Малышку Наталья забирает вместе со своими детьми к своим в гости.
Что? Больно? Дай поцелую, и заживёт всё…
- Ну уж нет! Вторую половинку грызанёшь, с тебя станется… Тихо! Разбудили нашу домовушку…она из туалета вышла. Тихо, тихо… спать пошла.
Какие у тебя нежные руки…  как я тебя люблю, мою такую неповторимую…
- Саш, я тебе подарок готовлю. Ты когда родился? Ночью?
- Понятия не имею. Ты же знаешь, что мать умерла через неделю после моего рождения. А отец не помнит, тогда не до того было ему. А что ты хочешь подарить?
- Диктофонную запись этой ночи. Видишь огонёк светится?
- Огонёк – это батарейка от видеокамеры заряжается. Ну ты  шутница у меня! Что с тобой делать мне? За что мне такое неспокойное счастье дано? Вроде не заслужил. Вся жизнь какая-то непутёвая была… 
Какая у тебя грудь, - свихнуться можно! Людочка…
- У меня в глазах потемнело…
- Глупенькая, ты же их закрыла!
- Давай ночник выключим…
- Нет и нет! Хочу видеть тебя. Помнишь, когда приехал из  (N – ской) хирургии, да прямо с поезда к тебе? Боялся жутко! Озноб бил. Понимал, что чужой, изуродованный, отёкший, так, что по физиономии не узнать было, в бинтах ещё, а ты встретила так, как будто всю жизнь вместе прожили.
- А мы и прожили. Целую жизнь. Когда, на моих глазах, тот азер тебя порубил, все разбежались по своим норам, думая, что ты уже мёртв. Когда я стала стучать в двери к ним с просьбами о бинтах, то мне сочувственно говорили, чтобы не суетилась, что тебя уже не спасти. Советовали в свидетелях не светиться. Да-а… А только перед тем говорили, что наконец-то на этого Алика, придурочного  драчуна и  скандалиста, нашлась управа в лице тебя. Сколько он всем крови попортил! С ножом на всех кидался, как напивался. Ну теперь-то точно от него все отдыхают. Надо бы ему не шесть, а пожизненное дать. Всё равно неисправимый. Я в восторге была, когда ты его за шкирку взял, довёл до соседнего крыла и указав на пол, сказал, чтобы за эту черту он больше не ходил. Сашенька, он с ножом был, да от неожиданности и сам, видимо, забыл про него, – побежал за топором. Ну почему ты не закрыл двери и сразу лёг? Он тебя лежачего и бил…
- Что вспоминать, я как все, - сквозняк делал. Жара какая стояла, хотя и август был.
- Да, август был.  Ночь с 14-го на 15-е. Канун моего дня рождения. К гостям готовилась. Кроме соседей, должны были с работы придти и  ещё друзья. Пришли, конечно, пили и ели за моё здоровье. Не было обид на отсутствие хозяйки. Все ждали, чем операция закончится. Очень переживали.
А когда, я забинтовывала голову, оставила место для оттока крови, чтобы меньше внутричерепного  кровоизлияния было. Ты даже встал, по моей просьбе, и навалившись на меня, передвигал ногами сначала. Потом, метров за двадцать до дороги, стал отключаться. Не было на горизонте ни скорой, ни милиции. Видимо звонившие так обрисовали картину, что никто не спешил.
Вот я и тормозила машины. В свете фар сильно видна была на светлом платье кровь и никто не останавливался. Ты у дороги лежал, - не видно было…
Тогда вышла на середину дороги и раскинула руки. Мотоциклист, тоже шарахнулся от меня, чуть не перевернулся, коляска на дыбы…
Мы с водителем тебя в коляску уложили, и в больницу.
Помнишь, Саш,  ты там очнулся на каталке и спросил : «Ты меня не оставишь? Как жаль будет, если…» Как ты в меня поверил! Разве я могла тебя бросить?
Хирурга вызвали. Тот осмотрел тебя и пригласил меня к себе в кабинет, пока тебя готовили к операции.
Видела по лицу его, что считает тебя обречённым. Смотрел с таким сожалением, думая, что я твоя жена. Я ею и представилась.
Я его просила не сомневаться.
Всю ночь простояла в коридоре, забыв присесть.
Саша, какой классный хирург тебя спасал!
- Знаю, моя милая, моя маленькая. Он мне после моего возвращения, рассказал, как ты опустилась на колени перед ним и просила поверить в чудо и спасти меня. С тем он и пошёл меня оперировать. И спас!
- Профессор в (N-ске) сказал что сделана уникальная операция. Повтора не требуется. Надо только ждать реакцию организма. Эту реакцию я тебе задала, как программу. Как и после операции сразу, так и там, куда тебя отправили на военном вертолёте, я тебя звала к жизни. Ты должен был слышать этот зов. Говорила, что будешь жить, что будешь счастливым, что я тебя не оставлю никогда. Понимаешь, я себя тебе обещала, соблазняла тебя на желание жить! Целовала твои ладони, касалась твоих губ. А у тебя лица, практически, и не было, - сплошной отёк…
Меня к тебе все пускали беспрепятственно, и наблюдали, чем это закончится. Закончилось тем, что ты  страстно захотел жить, и удивлённые врачи тебе стали помогать.
А я после того, свалилась от переутомления, от упадка сил. Сердце сорвала. Тот же хирург организовал моё лечение. Страшно вспоминать…
- Не надо. Сердце растравляешь. Я же жив, здоров! Скоро в отпуск поедем. Последние заказы выполню и мы поедем к отцу, в подмосковье. Я тебя приведу в глухой уголок в лесу, где дикий куст роз растёт. Розы настоящие. Не погибают. Никто не знает, кроме меня. Тебя первую туда приведу.
- Саш, тебе не тяжело со мной? Не жалеешь, что ко мне тогда, мимо своего жилья…?
- Благословляю всё, что нас сблизило! И прощаю того азера. Ты моя радость и любимая горечь…
- Не верю, что стихи не пишешь тайком!
- Правда, не пишу. В детстве что-то писал, и в юности ранней…  Потом сравнил со стихами  классиков и бросил.
- А я тебе, в подарок, ещё и стихи приготовила! – Признание в любви.
- Боюсь твоих стихов. Мне кажется, что я в них лишний. Других там любишь больше…
- Ну что ты у меня такой непонятливый? Это же условности! Я тебя одного люблю. Других у меня нет. Иди ко мне!
- Какая ты всё же сладкая! Помнишь, как мы первые две недели просто спали рядом, взявшись за руки? Боялись руки расцепить, чтобы не потерять друг друга…
- Вымотанные были за эти полтора месяца. Я ездить на поезде к тебе туда часто не могла. Дочь приходилось с Натальей оставлять.
- А я тебя там ждал постоянно, потому и не умирал.
- Как хорошо жить, Саша! Твоё сильное, горячее тело так волнует… Знаешь, после операции, утром я сидела у окна кабинета хирурга, и слышала, как он докладывал кому-то из милиции, что в двух местах пролом черепной кости, что задето серое мозговое вещество, что повреждены нервы одного глаза, проникающее ранение переносицы… Закончил тем, что сказал: «Характер повреждений, практически, исключает шансы на благоприятный исход».
Я встала и подошла к окну. Он тоже встал и развёл руками, а я ему: «Жить он будет! Увидите!»
Не стеснялась его, когда гладила тебя и говорила  о будущем счастье. Слишком много в те часы зависело от меня  уже. От него уже ничего не зависело. Он так и сказал.
Ты же должен был чувствовать, как я гладила твоё лицо,  целовала губы…
- Всё чувствовал, провалами, но  помню. Даже счастье ощущал.
Людочка, счастье моё странное! Нежная моя! Помнишь, как я первый раз руку тебе на грудь положил? Не специально, - случайно… и отрубился на мгновение от шока?
- Ничего себе – «мгновение»! Минут пять ты  возвращался к действительности…  впрочем, как и я. Зрителей не было, чтобы посмеяться над нами.
Зато, когда выспались за эти две недели… Саша, Сашенька! Разве может кто-то сравниться с тобой? Это всё любовь творит с нами…
- Может, это испытание нам кто-то создал специально? Я же, до того, остерегался даже смотреть в твою сторону. Первый раз увидел тебя, то остановился как вкопанный, но тут же подумал, что такая женщина не про меня. У меня же всё в прошлом уже было – учёба в Питере, офицерские погоны, женитьба… Потом сломал челюсть менту и всё псу под хвост. Суд. Из армии турнули. Жена ушла. Она не виновата. Мечтала о карьере офицерской жены, а не жены уголовника.
Понимаешь, тот мент был настоящим мусором. Обозвал меня в присутствии моих друзей пидорасом. Меня! По другому я не мог ему ответить…
- Да я и не заметила, чтобы ты смотрел на меня… Ты, вообще,  ни на кого никогда не смотрел. Выглядел молчаливым отшельником. Такой странный был. Меня к тебе как магнитом притягивало, но чувствовала  какую-то личную трагедию, и потому тоже старалась не смотреть в твою сторону.
- Ты и не смотрела. Вся - такая! Немыслимой красоты сарафан бледно-розовый в клеточку…
- Подумать только, - такие детали замечал! Сарафан-то был недорогой, из ситца, из индийского. Сама смоделировала. Просто хорошо сидел на мне, и всё.
- Классно сидел! А походка...  Голова поднята, пепельно-русые волосы ниже лопаток… запястья рук и ног - тонкие, а глаза… Люд как ты смотришь! Какая музыка звучала постоянно из твоих дверей! Ты много классики слушаешь. Мне так захотелось познать твой мир, но не смел… Я, ведь, даже ростом не вышел.
- Ладно тебе прибедняться, Саш, что мои 167, против твоих 175!  Это эффект моих каблуков такой. Зато твои 28 лет против моих 33-х.! Старше тебя на 5 лет.
- 33 тебе только  будет ещё. Маленькая моя, никогда тебе не будет лет больше чем мне. И старенькими будем, я также буду ревновать тебя. Сколько будешь жить ты, столько же буду жить и я. Если с тобой что случится, то жить не буду ни одной минуты. Не рисуюсь, правду тебе говорю. У меня постоянная тревога, страх потерять тебя. Пожалуйста, будь осторожнее! Брось ты эти увлечения экстримом и другими сумасшествиями!
- Ты – мой самый лучший на земле мужчина! И самый красивый!  Так заразительно стал смеяться. Тебя все полюбили, тебе все улыбаются,  но ты только мой! Только мой! Иди ко мне…
- Я друзьям говорю, что моя Людмилка, когда приходит, то пройдя от порога пару метров успевает раздеться полностью, только успеваю на ходу одежду ловить.  Не помню, чтобы ты жаловалась на усталость,  приходя.
- Устаю. Но так радуюсь дому, дочери, тебе… Счастье носит на крыльях меня.  А что ты врун такой? Это почему на мне ничего не остаётся? Кое-что остаётся…
Слушай, у нас там ягоды в холодильнике. Давай отполовиним и поедим такой вкуснятинки!
- Вот так ночи проводим свои! Кто б знал. Сильно хочется? Лежи, сейчас помою и принесу. Ты у меня не беременная ли, а? В понедельник сходи к врачу. Может уже коляску и кроватку пора покупать.
- Похоже… ладно, – схожу. Представляешь, как он на тебя будет похожий?
- Представляю, что на тебя. Такое же чудо синеглазое.
- Ладно, - и на тебя, и на меня!
 Саш, завтра выходной, я встану пораньше и сварганю вам такой завтрак, что пальчики оближете!
- Нет! Вы оба будете спать, а я приготовлю вам сюрприз. Такого вы ещё не едали, - специально вычитал.
- Ладно. Я - в нетерпении.
- Ну вот, ты у меня как обезьянка! Сразу всё хочется – и обниматься, и ягоды смаковать. Ягоды не отстирываются же, Людмил!
- Зато отмываются. Обними меня сильно…
- Иди, иди ко мне… Завтра все на рыбалку пойдём. Все три удочки приготовлю. Представляешь, - река… птички поют… воздух обалденный…
- Комары…
- Да, - комары! Пусть они будут для остроты ощущений.
- Не хочу я таких ощущений. Возьмём спрей от комаров, или мазь.
- Тогда спать! Птичка моя певчая, какая же ты у меня ароматная!
- Это не мой, это шампуни аромат.
- Нет, это твой аромат! Какие ноги у тебя! Что с коленкой? Дай поцелую.
- Целуй. Только не кусайся! Я не ты, - кричать буду.
Не смеши меня, у меня ответственный настрой опять пошёл…
- Сашенька, как голова кружится…
- Чудо моё! Радость моя! Иди ко мне! Иди ко мне…

Эпилог.
Эта диктофонная запись не была подаренной в день рождения. Уже не кому было…
Ровно через неделю после этой записи, в субботу утром, Саша погиб по вине безответственных людей. Видя, что спасти его никто уже не сможет, он, в последний миг своей жизни, успел выкрикнуть, беспомощно метавшимся в поиках средств спасения людям, имя любимой женщины: «Людочка-а-а!»
Что и осталось зафиксированным в милицейских протоколах опросов свидетелей.
В день известия о его гибели Людмила потеряла его ребёнка.
Осталась только память, и эта магнитофонная запись.
Жаль, что единственная.

2004г.