***

РУСАЛОЧЬЕ  ОЗЕРО



Поезд молотит   колесами,  за пыльными окнами проплывают сонные деревеньки и разъезды и опять тянутся бесконечные поля.  Сколько же  у нас земли,  подумать страшно.  Где-то ютятся люди  в городах.  А здесь,  ты только посмотри, сколько простора,  сей, паши,  строй  на все хватит и еще останется столько же.
У нас,  у русских  есть одна особенность,  стоит нам собраться в дорогу,  усесться удобнее в автобусе или в купе поезда.  Несколько приглядываемся к попутчице   или попутчику, а затем начать разговор, ну хоть о погоде за окном... К концу поездки мы зачастую сродняемся настолько,  что обмениваемся адресами и телефонами, пишем письма и даже ездим в гости.  Такие мы есть  и    стоит  ли менять то, что идет от всего сердца и широты души.
Вот выпит чай, съедены домашние заготовки, попутчик мне достался,  веселый мужичок,  и самое главное курящий.  Посему,  мы приоткрываем окно,  и, усевшись поудобней, закуриваем.  Из  окна начинает чадить паровозной гарью.  Интересно, откуда она  берется,  сколько лет ходят  локомотивы на солярке,  а вот запах паровозной топки сохранился...

Потом до нас доходит одновременно, а чай в  титане.  Вот откуда  запах, титан протапливают угольком, на этот самовар  дров не напасешься,  тем более что еще в поезде делать,  как чай пить и разговоры разговаривать.  Постепенно чайная и самоварная тема закрывается, исчерпанная до конца.  И  мой  сосед по купе совершенно неожиданно переходит на  то, верю я или не верю,  что жизнь зародилась в воде.  Ну, что тут  ответишь,  у меня создается впечатление, что человек,  перед тем как начать повествование о чем-то таинственном и как водится необъяснимом, начинает с того, как лезет в какие-то научные или не совсем  определения.... 
 
Так и есть. Он решил мне поведать историю,  которую кому не рассказывает, ему никто не верит, во  всяком случае, он меня предупредил.  Но делать нечего, мы  удобно расположились у окошка, почему бы и не послушать,  а  там верить или не верить,  это уже дело десятое.  Хотя, забегая вперед, скажу,  на карте я не разыскал название деревни моего знакомого.  Но, в одном из архивов, куда я обращался с  запросом,  мне ответили,  что теперь на месте этой  деревни водохранилище.  Вспоминаю,  попутчик примерно говорил что-то такое.  Короче, я снимаю  с себя всякую ответственность за правдивость этого рассказа.  Пусть и водохранилище,  но где-то рядом должны же жить люди,  которые или подтвердили данную информацию.  Но подтверждения я получить   не смог.  Так что пусть остается на повести рассказчика.

 ...  наши места, всегда дикими считались.  Слава Богу, что теперь там ничего не осталось,  ушли они под воду. Получилось    водохранилище, огромное,  и плавают люди на теплоходах и не подозревают,  что там под водой водится.  Нет не рыба, ты погоди, не перебивай,  а слушай.  Я  тебе все подробно буду рассказывать.
Раньше  о нашей деревеньке,  много разных слухов и страшилок ходило.  Какие имели под собой основание,  а в большинстве, сами складывали веселее и позабористее, жители веселые жили,  может потому и деревеньку - Веселинка  назвали.   
               
Кругом болота,  в них колки из нескольких чахлых деревьев.  Так что беглые со всей округи, бежали туда хорониться.  А оно и правильно,  кто дорог и тропок  через трясину не знал, быстро охоту утрачивали.  Топи у нас бездонные, булькнул, успеешь, если вытащить счастье,  нет,  только по пояс торчал,  уже пузыри.

Дед  мой через болота все тайные тропы знал, заядлый был охотник, грибник,  ягодник.  Знал,  где надо по слегам перебираться, Ты не знаешь что такое слега?  Ну,  жердина метров пять,  шесть.  Деревце молодое срубленное и от веток очищенное.  Так вот одну  кладешь под ноги, другую на другую сторону  и по-рачьи,  бочком пошел семенить.  Потом переставляешь и дальше.  Тяжеловато конечно,  но если нужно,  можно самую топь таким образом пройти. Для чего мучился?  Был у него на болотах свой бубновый интерес.  Там  же в самой середине болот размещался скит монахов - затворников.  Спрятались  монахи, обоих полов, от никонской  реформы.  Жили в святости,  посте и молитвах.  Самые непокорные,  что через огонь старались, отвадить злой помысел...

Дед туда беглых отводил,  мелкие поручения выполнял, то материи принести, то кожи, то еды какой никакой.  Рассказывал мне, что там такие старцы есть,  зачерпнет болотной воды в кружку,  желтой да вонючей,  подержит несколько минут кружку в руках  и переливает во флягу, а   вода   становится чистой, холодной,  словно в веселой  кринице набранная.  Вот какова святость была!

Деревеньку нашу делило по полам озеро Светлое, отчего и улицы назывались,  Правобережье  и Левобережье.  Озеро питала река Веселянка, и болота.  И вот что интересно,  вода из болота  выходила - желтая,  мутная, а вот вода  в озере  была как слезинка.  А глубокое -  страсть.  Приезжали ученые какие-то люди,  уговорили мужиков наших, на лодках   замеры делать.  Выдали им веревки с ядром на конце и начали,  саженей сорок выметали,  а вот достали ли дна, неизвестно.

Хочу тебе рассказать,  то, что дед мне рассказывал,  уж  если он мне насвистел,  стало быть, и я тебе набрешу.  Дед часто мне говаривал, что в озере живут русалки... Ну вот, заулыбался, смейся что ж, не ты один.  Никто мне не верит...

Сосед  некоторое время молчит, яростно палит беломорину, я помалкиваю.  Таких историй у меня уже немало, и о снежном человеке и о  НЛО, которое в огороде у мужика опустилось.  Выбрались   нлонавты,  помогли мужику дрова пилить.  Он их угостил по русскому обычаю, а утром глаза от переносицы разогнал, ни   “тарелки“,  ни самогонного аппарата,  даже похмелиться не оставили,  сволочи!  Смеемся  вместе с соседом,  которому я поведал столь курьезную ситуацию.  Лед постепенно растаял,  и опять звучит его глуховатый, и все же красивый по тембру голос. Наверное, если запоет, вся деревня, заслушивается.

У нас вечно мамки да бабушки  говорили ребятне:
-Будешь долго плескаться  в речке, русалка заберет.

А поселились они там,  по словам деда, когда только Наполеона прогнали.  Ему об этом его дед рассказал,  что утопили в озере молодую ведьмачку.  Писаная красавица была,  говорят, такая, что один раз увидеть и умереть. А за поцелуй и душу прозакладывать не жалко. Ну, она этим и пользовалась, заманивала купцов и обирала их до нитки.  А те мало того, ничегошеньки не помнили,  так еще через месяц другой и Богу душу вручали...

Ну, и закрутила она с одним купчиком роман. А он, знать чарам ее колдовским не поддался.  И рассказал людям,  что опоила она его зельем колдовским, и все деньги из мощны, в свой сундук ссыпала.  Рассказал и крестным знаменем  себя покрыл.  Суд был скорым,  кинулись к ведьмачке в дом, точно, стоит сундук, купчиной описанный, пятеро мужиков едва его на белый свет вынесли.  Кое-как крышку сбили,  а он камнями набит.  Колдовские дела налицо. Девку в мешок,  и хоть она умоляла слово молвить, сундук к ногам и ... булькнула только пузыри пошли.

А через месячишко, где-то, купчик в трактире подпил и признался, что хотел попросту оговорить девку,  мол, слишком заносчивая с ним была, Хотел на жалости сыграть,  да вот только не знал,  что расправа столь жестокая  и скорая.  На утро после его признания, трое мужиков, что приговор привели в исполнение, сами  в озере  утопли.

Один поплыл на лодке к куму, на улицу Левобережную.  Люди видели, как лодка его торчком встала и затонула,  крик его слышали.  Да, пока лодку спустили, пока подплыли, на поверхности   только пузыри остались.  Так вместе с лодкой  и сгинул.  Другой, к бабе своей пришел, что  на мостках белье стирала, что-то узнать.  Еще с сыном своим трехлетним,  что в воде,  рядом с мостками, по колено  бродил, словом перемолвился.  Потом зашатался и упал в воду,  сначала думали,  дурачится,  выпивши,  А кинулись,  не нашли ни у мостков, ни под ними.  Так и сгинул бесследно.
 
Третий пошел рыбу ловить,  что-то ему изрядное на крючок попало. Успел только мужиков окликнуть. Те на берегу лодку смолили, дабы на подмогу бегли.  Те к нему,  а он уду не отпускает, полетел в воду.  И  как не старались его вытащить, скрылся он под водой   и с концами.

Народ заволновался, сходом приказали купчине убираться из деревни подобру-поздорову.  Сроку дали - три дня,  не выполнит - в мешок его, и к девке,  что опорочил, и такую беду сотворил,  на поклон.  Не помогли ему ни покаяние, ни деньги,  ни связи....
Батюшка молебен на озере отслужил, по невинно убиенной,  просил простить людей,  нет.  Поднялась волна, и батюшку вместе с лодкой на берег выплеснуло.  Закрестились люди, это что же получается?  Придется деревню переносить куда то,  ведь не даст жизни проклятая ведьма.

Бабы на озеро стирать отказались ходить.  Клялись и божились,  что стоит нагнуться к воде,  как из глубин появляется лицо ведьмачки.  Губы шевелятся - проклинает, наверное...
Но как только купчик, куда-то уехал,  все успокоилось. Время незаметно прошмыгнуло, многое забываться стало. А потом поехал  мужик в лодке на Левую  сторону, глядь,  уда  плывет.  Подхватил и ну, тянуть,  да куда там,  такая тяжесть слов нет. Прикрепил он ее к борту и к берегу, тяжело,  но поддается груз.  Кое - как пристал, мужиков кликнул, собрались и ну тащить.  Коллективными усилиями выволокли, что-то белое.  А когда рассмотрели что именно, закрестились и бегом оттуда.

Оказалось, что это тот самый мужик,  что пять лет назад  на рыбалке сгинул.  Весь волосами зарос, тело белое, но жилистое.  Руки и плечи многолетней   мозолью   покрылось. Нигде не тления, не разложения нет.  Пахнет от него болотными травами,  кувшинками.  А крючок здоровенный, у него в верхней челюсти торчит,  стали доставать,  кровь хлынула.

Обрядили в саван, в гроб  положили,  и в церковь понесли отпевать. Но только батюшка заупокойную молитву затянул, кинулись все вон из храма, от  ужасающего зловония.  Тело странного покойника, мгновенно   зачервивело.  Пришлось   домовину вытаскивать на погост, и там обряд вести.  Дед рассказывал,  что к погосту несколько дней подойти  нельзя было,  такой смрад стоял.  Но по обычаю помянули умершего, выпили,  как водится.

Рассказывал старик,  что доводился братом покойного:

Пришел к нему мертвый брат,  и в окно стукнул.  Посмотрел старина,  брат стоит.  Волосы в скобку подстрижены,  борода расчесана  и укорочена.  Одет в белую рубаху,  и сияние от него  исходит. Выскочил он к брату во двор, спрашивает:

-Егорушка,  как же так,  а мы тебя схоронили...
-За  это, до скончания века, буду за вас Спасителя и заступника нашего молить.
 
И поклонился до земли.  Хоть и боязно брату,  а стал он расспрашивать,  что да как.  И рассказал ему Егор:
-Будь, проклят, тот купчик,  что опорочил девку. Может, конечно, и были за ней какие грешки,  но разобраться надо было,  а не действовать очертя голову.

Прокляла она нас троих,  что суд и расправу над ней вершили. Аввакум  отказался выполнять ее  требования, так  она что  учудила,  превратила его в сома.  Вы его на свою беду,  выловили,  поделили и съели...  Савву   отправила в болота, и его там кикиморы замучили до смерти.  Каюсь,  слабым оказался,  чтобы на такую муку идти.  Вот вы удивлялись, откуда у меня мозоли на спине, так все  эти годы возил я ее на себе,  проклятую,  ну и телесно ублажал.

Но стала на меня тоска накатывать необъяснимая,  а тут ты помнишь, стал мой младшенький Никитушка тонуть.  Сбросил с   себя,  я ее проклятую,  и вынес дитятко  к свету и жизни. На руках мальчонку подержал,  и совсем сломался.  Не простила проклятая, услала в садок  болотный.  Сколько там унижений вынес.  А потом и говорю этим иродам: “Делайте со мной, все что хотите,  но больше я ваши поручения выполнять не буду.  Двух   смертей  не бывает”.  Так она меня на крюк насадила и выбросила из озера. Так что к тебе, братушка, огромная просьба.  Возьми от моего савана клок,  набери горстку земли с  моего холмика, да  брось в озеро.  Так по закону откупиться надо, от этой суки поганой,  сделай ужо, братушка, будь ласков.

Опять в ноги поклонился и сгинул.  Ну, брат, ясно дело-то бегом на кладбище все сделал, как сказывал брат,  и пульнул в озеро узелок-то.  Слышал только, как забурлила вода,  потом крик не человечий...
Но только случилось с ним после этого, что-то непонятное, всякой воды  опасался. Пить захочет, пьёт только кисель жидкий, от грозы в погребе прятался.  А к озеру и силком не подтянешь.  С год так промучился, а потом обнял жену и детишек и говорит:
-Не отпускает меня, эта сука проклятущая, за брата ответ придется держать.  Ухожу…

На крики сбежались и бабы и мужики, связали и потащили в церковь бесов изгонять.  Батюшка к нему   с крестом, а он воет по- звериному,   в кровь вены себе перегрыз. Батюшка, было, отступился,  но потом певчие запели, и стал он читать какую-то старинную очистительную молитву.  Стало понемногу отпускать мужика.  Но, по замыслу батюшки должен был он за ним обойти вокруг купели.  Да только испорченный воду, как увидел, закричал страшно.  Выскочил из церкви и бегом к озеру.  Дед рассказывал, что путь ему бугай перекрыл невзначай, так он его так оттолкнул,  что бугай в сторону отлетел и раз пять перекувыркнувшись.  В озеро прыгнул, ребятишки видели, как что-то он кинул на берег. Подбе6жали,  а это   крест его нательный.  Булькнул, и нету его....

Смекнули, тогда бабы,  что так русалка всех мужиков к себе в озеро перетянет.  Скинулись грошами и     купили икону.  Привезли ее,  как-то особо воском покрыли,  мужики не только плотик под нее сколотили,  но и частым гребнем закрыли проход к болоту  и горло   речки.  Чтобы ни туда, ни     оттуда  ничего прорваться не могло.   А потом сели в лодку и поплыли по озеру, буксируя плотик с иконой, лампадкой и свечами.  Псалмы пели,  обереги вспоминали, что от бабок узнавали.

Плотик с иконой оставили на середине озера,  сами к берегу прибились только,  наземь   ступили,  забурлила вода вокруг плотика,  и пропал он, словно его и не было.  Что тут началось, начали всплывать утопленники: ребятишки особенно, что посчитай каждое лето, тонули, мужики - выпивохи,  что по пьяной лавочке в озеро полез и все,  жены, что от мужних колотушек в озере спасались. Одним словом погост на десять саженей расширили....
Дед мне уже рассказывал,  что до самой Советской власти   тихо было. 

Я сам тридцать третьего года,  так вот лет с пяти помню, озера как огня боялся.  Дружки и плавать умели и рыбу ловили. Я же  к воде подойду, так меня трусить начинает так,  что на ногах устоять не в силах.  И к бабкам разным возили, а все ни чего  не получалось....
Потом мне уже рассказали,  что проклятье русалочье на мне,  но оно таково свойства,  что снимать его нельзя, ибо в свое время мне поможет...

Но вот еще, что хочу тебе рассказать.  Сколько себя помню, была у нас церковь красавица.  Отец мне часто рассказывал,  что когда всеобщее уничтожение культовых  сооружений шло по стране, хотели и нашу церквушку похерить,  да только русалка не позволила.  Уж чем она ей приглянулась, не знаю.
Комсомольцы в основном за снос ратовали, им, вишь  ты,  пообещали взамен   нее  клуб с колонами отгрохать.  Что толку,  что старики слезницы писали и в губернию,  и в саму Белокаменную, безтолку все.

Приехал работник ответственный,  кулаком по красному столу стучал,  кричал, ругался.  Потом с председателем колхоза нашего,  что назывался “Красный Партизан “   самогона усугубил,  да собрался ехать к себе. Да  только на мостки взъехал,  что- то и случилось.  Утром лошадь поймали только в деревне,  бегала  дикая,  вся в пене.  Насилу отловили.  Тарантас в щепье  разбила, только оглобли за ней тащились. 

Приехали из губернии уполномоченные стали выискивать злой умысел. Да только  к мосткам подошли, глядь, нога торчит.  Так и вытащили сердечного,  а от него водкой на версту тянет, и в зажатом портфеле четверть и пол  гуся  в газетке.
Схоронили пьянчугу,  новый приехал, и сразу,  сносите церковь и все!

Обвязали динамитом и рванули.  В близлежащих домах стекла повылетали, дом что под правление выделили, по бревнышку раскатился. А храм, как стоял, так и стоит.  Ну, тут  уж  уполномоченному  вожжа под хвост и попала.  Сам стал проверять, как динамит закладывают,  Каждый проводок осмотрел.  Крутанул  ручку, ничего,  еще раз повернул, опять ничего. Сапера за грудки:
Над советской властью измываешься, гад! Растягивай  бикфордов шнур...
 Человек   подневольный,  струхнул,  тем более  что уполномоченный пистоль вытащил,  все сделал как надо, подожгли.  До церковной  ограды догорел и потух.  Тут уж власть, чуть с ума не сошла,  приказал гранатами закидывать.  Одну кинули,  не взорвалась!   Этот умник совсем   взбеленился,  пошел   проверять есть ли запал.  Только из-за   ограды с гранатой вышел, грохнуло, и отмучились  от него.

Так наша церковь до самой войны и простояла.  Мы ребятишками в нее  ходили,  там во дворе сад   был. И ведь  никто за ним не ухаживал,  а такие яблоки, груши...
А за месяц до объявления войны приехал к нам из губернской газеты корреспондент, писать о табаке.  Такой он у нас тот год удался важнецкий,  о-го-го!
И понесла его нелегкая купаться,  да ладно бы днем, а то ночью.  И уже утром поползли слухи, что приезжий умом повредился.  Дескать, голый по деревне бегает и народ смущает.  Схватили   его, давай отпаивать, бабки молитвы читали, отчитали, заговорил членораздельно  и рассказал; что полез купаться, и тут подплыла к нему девица, такая красивая   и  фигуристая.  Такие беседы вели,  а потом до утра в кусточках любились.  Да только стоило утреннему петуху голос подать,  прыгнула девица в озеро и была такова....
Наши деревенские сразу смекнули, что к чему и посоветовали, уезжай, мол,  паря,  а то и уехать не сможешь. Да где там...  Пробовали  рассказать, что и как,  заплевался,  я коммунист и в такие  байки   не верю.

Отстали,  но дверь, где он ночевал, заперли накрепко, так он одеяло поджег, дымом потянуло.  Кто - то хватился,  а он под  шумок к озеру, бульк,  и нет его...

Приезжала милиция, искала,  да все безрезультатно.  А вот когда они ехали обратно,  под вечер было дело,  заметили мужика голого,  что на лугу цветы собирает.  Кинулись к нему, изловили,  стали уже связанного в пролетку втаскивать, и тут навалился на них такой страх,  что полные галифе навалили. И в один голос клялись, потом и божились,  что какая- то сила арестованного подняла,  и перенесла к озеру.  Вошел   в воду, сделал милиции  неприличный знак и канул.
Что милиции  было делать,  написали в своем отчете, что видели тело,  но взять не смогли, так как его сом утянул... А что еще писать  - то?  Правду напишешь,  так сам пропадешь...
В войну голодно было,  все, что могли на фронт отправили,  а тут как назло неурожай.  Весна выдалась холодная и дождливая,  а лето суховейное,  все на корню  и погорело.  Отправлять нечего, председателя сняли и отправили на фронт,  а он почитай единственный мужик в деревне оставался...

Так приперло, что хоть ложись и помирай.  Вот и решили солдатки  хоть рыбой подкормиться, да не тут то было.  Вытянули сети,  а в них только  кости человечьи.  А ночью  смех  слышали,  да плескалась рыба.  Судя по звуку, не маленькая...
Вот мне дружок мой, Витька и говорит:
-Давай в озеро гранату кинем.

Выменял он, где - то.  Я моложе его был,  но все же отвечаю:

-Боязно...

-А жрать, хочешь?  Или тоже  боязно?

Пришли под утро на озеро, для вида удочки забросили,  и что  ты думаешь,  как начала рыба клевать. Страсть, какая - то, столько натаскали,  что едва до дому донесли.  Другим ребятам сказали,  так на уду ловилось с неделю наверно.  Все выходили ловить.  Немного откормились, а потом как отрезало.  Гранаты у Витьки, дед Иван забрал,  кинул одну, не взорвалась,  он еще одну  - тот же  эффект.  Осерчал, благо, что знаком был с гранатами еще по гражданской войне,  что-то схитрил и кинул.  Так ахнуло,  что в деревне на дальней улице было слышно.  Рыбы всплыло много, созвал солдаток, и нас ребятишек,  нагребли страсть сколько.  Но кроме рыбы выгребли что- то непонятное.  Как будто и рыба,  да только с руками.  Заволновалось тут озеро, застонало.  Сам не видел,  врать не буду, но моя мамка и бабушка, да и еще женщины слышали, как голосила русалка по убиенному дитяти.

Дрогнуло женское сердце,  обмыли озерной водой трупик,  в саван обрядили.  Кто-то из дедов домовину собрал и плотик. Установили домовину на плотик, положили в нее Нечто, все цветами луговыми убрали.  И оттолкнули от берега.

Я только одно помню, что плавала эта домовина на плотике долго, наверно до самой зимы. Почему?  Видно не принимала русалка обряд  христианский.  Но, скажу откровенно, людям не мстила.  И когда сети ставили, рыбы давала из своих закромов столько,  что во все бочки насолили и навялили.  Столько мы тот год  рыбы поели, что я и сейчас на нее смотреть не могу.

Вот ты спрашиваешь, видел ли я русалку? Скажу откровенно,  один раз видел, вот так, как тебя.  Дело было так.   Простудился я по осени так, что в пору в гроб ложиться.  Пошли по всему телу нарывы с кулак.  И что особенно неприятно, лопнет такая “головка “  протечет с нее гноем, и там, где он протек, штук по десять вылазят новые.

Сил никаких нет. Да и голодно к тому же, сверстники то зайцами промышляют, то еще чем, все мясо. А  я  до ведра помойного по нужде дойду, так обратно приносят, от боли во всем теле, сознания терял. Братья и сестры, что поменьше  с  голодухи начали пухнуть.  Да и не мудрено, дадут мамке пару горстей зерновых отходов, и тяни месяц.

Мамка привезла мне откуда-то  банку мази, стали  мазать,  так оно еще хуже стало. Температура за сорок, а меня озноб колотит.  Вот  мамка с бабушкой поволокли меня, к бабке Фекле,  была у нас такая целительница, сколько ей лет,  сама забыла.    Ну, так стала она, что-то шептать, водой на меня лить. А потом вспомнила что-то, выпроводила всех из хатенки и зашептала мне на ухо:

Проклятье на тебе русалочье,  она это все делает. Так что придется тебе, сегодня ночью. Не перебивай, слушай, иди на середку озера, там, где полынья не замерзает.  Придешь и зови ее,  а как появится,  проси у нее синей грязи.  Только перед энтим  догола разденься.  Все запомнил?  Дошкондыляешь ли,  не знаю.  Уж очень она на тебя стойкую хворобу  напустила.

Собрался я и пошел, а мороз был такой, что ноздри склеивал.  Но доплелся  до полыньи, она у нас действительно никогда не замерзает.  Разделся до гола, так мороз, так  тело сковал,  что гной из чирьев вылезал и замерзал сразу. Минуты не прошло,  стал я похож на этакого смрадного ежа.  Долго канючил, вызывая, и вдруг вижу в глубине, словно фонарик зажегся,  все ближе и ближе к поверхности...

Выныривает деваха, такая  красивая и ладная, да с такими  формами, что у меня, пацана голова кругом пошла.  Уселась она на льдине и смотрит на меня, смотрит...  Чую некая  часть отогреваться у меня начала  и признаки жизни подавать.  Она посмотрела, рассмеялась,  а смех, как ручеек  в летний зной.  И говорит:

-Сигай ко мне...
И сиганул бы, но до костей промерз, и какая-то сила удержала.  Слышу, говорит:

-Обещала не вредить, а жаль.  Ты видный парень будешь.  Я такого, лет сто жду.  Скажу тебе откровенно,  девки будут на тебя липнуть, как мухи  на мед,  но только ты должен мне сейчас слово дать,  что девок обижать не будешь. Даешь слово?

Я хотел кивнуть, да тут на шее чиряк лопнул,  гноем плеснуло, да болью прожгло, да самых   ступней.  Посмотрела она на меня жалостливо,  и опять говорит:

-Приготовься, сейчас я тебя водой три раза окачу, собирай вещи и беги домой. Заберешься на печку и уснешь, спать будешь три дня. За это время вся хворь из тебя выйдет. Но услуга за услугу.  На Ивана Купалу придешь ко мне, долг с тебя потребую.
И начала меня водой окатывать, закончила, словно сила во мне распрямилась, собрал вещи и бегом домой. Забрался на лежанку, три дня проспал, и выздоровел.

А вот долг вернуть русалке, не получилось. Отец мой израненный, написал из госпиталя,  что за ним уход нужен, и что в городе прокормиться легче.  Собрали мы узлы и уехали.  Да так и прижились там.

В пятидесятых годах людей расселили  по другим местам, а на месте нашей деревни - море рукотворное.  Так что русалка, небось, по сей, день жива.  Простора у нее теперь немеренно...
С возрастом стала преследовать меня мысль, ведь  только благодаря русалке, я на этом свете остался. А долг так и не вернул. Как   думаешь, если мне поехать   да покаяться перед ней? Вот  и я не знаю...