Акита-ину Визитка-2 квайдан

«Приходящему не мешай приходить,
Уходящего, не задерживай»               
Положение моё высоко, очень высоко для сироты без роду и племени. Слишком упорно я добивался всего, чего достиг, чтобы этим рисковать из-за детской глупости, поселившейся во мне и никогда ранее не проявлявшейся.
Откуда взялась эта страсть к хвастовству и браваде, гордыне и мелочному тщеславию? Не иначе, как в меня вселился кто-то посторонний, какой-то злобный, неприкаянный дух, заставивший написать на визитке все свои регалии, полученные в  жизни. Включил даже детские достижения: обладатель грамоты за отличные успехи в изучении японского языка, звеньевой, председатель совета пионерской дружины школы-интерната города Хабаровска и прочее, и прочее… И всё это дерьмо вместо единственной скромности, писанной золотом после фамилии: «Вице-консул»!
Сразу после назначения в Японию с меня сорвало крышу. Еще бы, юноша, который ничего, кроме учебы, работы, интерната и университетской общаги не имел, вдруг оказался в положении блюстителя государственных интересов России. Из всех знаний овладел лишь японским языком и редким умением улаживать конфликты.
Я научился работать с одержимостью настоящего японца.
Вчера моя жена, Любаша, поехала на недельку в Хабаровск навестить свою семью, и познакомить её с пополнением. Нашей Светке уже третий годок, а она до сих пор в глаза не видела ни деда, ни бабки.
С тестем мне повезло, он крупный чиновник. И только благодаря его связям я не застрял переводчиком японского в какой-нибудь туристической фирмочке, а сделал дипломатическую карьеру.
Как должностное лицо государства не только защищаю его интересы, но в мои обязанности входит содействие развитию культурных связей. Вот именно этот пункт должностной инструкции нравится мне более других, и именно ему отдаюсь всей душой.
Первое, что сделал, определившись с жильем в своем консульском округе Осаке, приобрел японскую лайку акиту-ину, олицетворяющую для меня не только несокрушимую мощь японского характера, подчеркиваемую тяжелым костяком и внушительной широкоскулой головой, но и дом.
Вряд ли, кто с детства знал тепло домашнего очага, поймет, что иметь сироте собаку – это привилегия, а акиту – честь. Она, суровая элитная сука, стала для меня настоящим воспитателем твердости, уверенности, последовательности. Ей - своенравной - удалось выковать из меня лидера. Рядом с умной и бесстрашной акита-ину я император!

Особый интерес - бумага васи. Васи - это то, чем по праву гордиться Япония. Мне как-то довелось самому сделать её небольшой образец в Фукуи-Кэн.
Не случайно упомянул префектуру Фукуи в районе Тюбу на острове Хонсю. Дело в том, что провинция Этидзен находится именно там. Есть несколько «знаменитостей» этой маленькой префектуры на стыке районов Кансай  и Хокурику: гречишная лапша, крабы, горячие источники, горные лыжи и, конечно, бумага. К каждому названию местной достопримечательности прибавляется слово-топоним «Этидзен», потому и бумага - этидзэн-васи. Края получаются все в лохмотьях - это и есть один из признаков настоящей «растрепанной» васи.
В тот злополучный день приехал в Этидзен и выкупил заранее заказанные сто штук визиток из васи с мохнатыми краями, где и прописал все свои достижения.
Ошибка, роковая ошибка! Вместо того чтобы упиваться собственным бессмысленным высокомерием, лучше бы вспомнил, что обычные визитки кончились, а мне пора на приём, где я тогда помогал с синхроном. Тут как раз советник-посланник приглашает меня доехать до посольства. И я, напыщенный болван, с портфелем, набитым идиотскими визитками, отправляюсь на закрытый приём в честь О-Иэмото Урасэнкэ по имени Сэн Сосицу.

До сих пор не могу поверить, что посмел Великому Мастеру чайной церемонии, правнуку Сэн Рикю предложить свою навороченную визитку-мэйси.
Только увидев весёлый блеск в глазах Мастера понял свою оплошность, хотел забрать визитку, но было поздно. Не помню, что в точности он говорил, кажется, особенно оживленно обратил внимание всех собравшихся на мои грандиозные заслуги перед человечеством, которые обнаружились благодаря японской бумаге.
Моя обреченность стала очевидной - в лучшем случае, все «международники» до конца моих дней в этой стране будут меня подкалывать.
Но самое неприятное – великий человек, спокойный, элегантный, в черном кимоно, смеясь, поднес злополучную мэйси к глазам моего шефа. А он, похохатывая, обернулся ко мне и попросил с утра зайти к нему в кабинет.
Теперь после приёма сижу в кафе и кляну свою мальчишескую дурь, из-за которой меня могут выслать из страны. Любаша, скорее всего, не захочет мыкать со мной горе. Хорошо, что им с дочкой будет где жить - переедут к отцу с матерью.
Хотел пожалеть акиту-ину, но жалости достоин только я – не лайка умрет от тоски по мне, мое сердце не выдержит разлуки.
Внезапно музыка смолкла, свет потускнел, а из двери, что выходила на жаркую улицу, потянуло холодом. Вместе со струйкой заиндевелого воздуха в кафе вошла женщина и направилась к столику, где я лелеял планы сеппуку. Я узнал в ней особу, мелькавшую на том самом приёме. Хотел опустить глаза, но дерзость не позволила. Чего, в самом деле, миндальничать – всё кончено, у меня нет завтрашнего дня. Сейчас пойду куплю вакизаши, воткну его себе в живот и кирдык тебе, вице-консул Коля.
Она не ждала приглашения. Просто села и тоже уставилась на меня с лисьей ухмылкой, обнажая острые клыки.
-Вот только не говорите, что вы кицунэ. Не верю во все эти ваши японские бредни.
-Могу показать хвостики. Правда, особо хвастать нечем – каких-то три жалких хвостишки. Разве это заслуги? Вот вы у нас действительно выдающийся деятель, - она фыркнула.
Скрипнул зубами, но промолчал. Скоро все мои мучения закончатся.
Отпил умэ-сю и положил на язык ледяной шарик.
-Ты ешь и пьешь сладкое, как девчонка.
-Заткнись, дура, - сказал я по-русски, - имею право напоследок получить удовольствие без того, чтобы какая-то таю не лезла ко мне со своими насмешками.
Она поняла. Нет, конечно, она поняла далеко не всё, но «таю» уловила. И стала оправдываться и возмущаться, что, де, она не таю, а обыкновенная лиса-оборотень, которой хочется дожить до появления хотя бы пятого хвоста.
Всё, парень, допился. Никогда не думал, что от легкого сливового вина можно упиться до кицунэ в глазах. Ну, да, чего еще ждать, если целый день ничего не ел, кроме насмешек, а в качестве закуски два маленьких комочка мороженого.
-Тебя как звать, лиса?
-Токуко, – она сделала едва уловимое движение всем телом. Ну, натуральная лисица.
-Мы в Японии очень любим русских, - льстивая улыбочка.
-Ага, любите! – я указал на окно, из которого был виден тормознувший на перекрестке автобус с надписью, красовавшейся на ветровом стекле: «Мы откажем входить русских в нашего автобуса».
Девушка несколько скисла, но уходить не собиралась.
-Говори, чего надо? – я был намерено груб. Достали, все меня просто достали. Еще надо кому-то пристроить собаку. И найти магазин, куда пускают русских, чтобы купить меч. Дел по горло, а эта припадочная девица окучивает меня, не переставая.
-Может быть, мы договоримся, и тебе не придется искать меч и думать о судьбе акиты-ину.
Неужели я разговаривал сам с собою вслух? Нет, за мной такие штуки не водятся. До сих пор прекрасно себя контролировал.
-С тобой, Коря, все нормально. Я умею читать то, что у тебя на лице написано. Если ты поможешь мне избавиться от могущественной демоницы Тамамо-Но-Маэ, отбившей у меня мужа, то я укажу, как тебе остаться в Японии. Всего-то дел – взять собаку и направиться к тому месту, где залегла Тамамо-Но-Маэ. А дальше акита-ину сама знает, что делать. Ну, решай.
-Эта, как её, Тамамо-Но-Маэ, ничего плохого мне не сделала. С какой стати я буду куда-то тащиться на ночь гладя, да еще за демоном? Бр-р-р-р! Я лучше вашей японской водочки выпью, м-м-м, самогонкой пахнущей. И ваще, что ты ко мне прицепилась? Сакэ своего хочешь? Угостить? Эй, кто тут есть живой, налейте даме ссакэ! – язык меня плохо слушался, а голова кочерыжкой торчала из тумана.
-О, выпивка! Это я люблю. Вы, русские, щедрые. Так почему бы тебе, влиятельному обладателю визитки этидзэн-васи не сделать доброе дело и не помочь беспомощной лисичке. Тамамо-Но-Маэ очень могущественная дама, у неё целых девять хвостов, но уничтожить её нетрудно, если имеешь такую собаку, как у тебя. Акита-ину просто разорвет её на части.
Девушка стала обволакивать меня сладкой лестью, и мне почему-то ничего больше не хотелось, как слушать песни Токуко о моем благородстве и силе. Мы отправились на такси за собакой. Когда машина остановилась возле моего дома, кицунэ вручила мне небольшой пакетик.
-Вот, возьми – в кулёчке клочья шерсти девятихвостой лисицы, которые она оставила в постели моего мужа. Дашь понюхать собаке, и она возьмет след. Пусть таксист довезет вас до окраины города. Я с вами не пойду, не хочу, чтобы твоя псина сожрала сначала меня. Но буду рядом.
-А ты уверена, что демонический оборотень не причинит моей собаке вреда? – мне уже не хотелось никуда идти.
-Конечно, уверена. Такого сильного оборотня может убить только акита. Она среди японских  рабочих пород занимает совершенно особое место. И хотя происходит от охотничьих лаек, является, по сути, боевой собакой.
-Ну, об это я в курсе. А вот то, что моя собачка может сразить демона, только от тебя узнал.
 
Сумерки были уже глубокими и свежими, когда мы с собакой углубились в заросли предгорий. Вдруг акита стала сильно тянуть и делать резкие повороты, принюхиваясь к земле и воздуху. Чтобы не упасть, споткнувшись в темноте, отстегнул карабин. Собака вмиг устремилась к угрюмой массе кустов, выделявшихся  глубокими тенями в свете луны, и скрылась.
Стоял на тропинке дурак дураком и не знал, что мне дальше делать. Впервые оказался в столь поздний час далеко не только от дома, но и от ближайшего жилья.
Неожиданно показался фонарь, раскачивающийся из стороны в сторону. Фонарь двигался ко мне и не только раскачивался, но и пел приятным голосом старинную песню, слышанную мной однажды на фестивале мальв.
-Эй, это ты, Токуко?! – крикнул я фонарю в надежде, что это все же она, моя знакомая лисичка. Фонарь остановился, раздалась целая россыпь звуков, где можно было угадать и шуршание камешков, и хлопанье ладоней, и ехидный смешок.
-Нет, господин, это не Токуко. А вы ищите эту обманщицу? Зачем она вам? Идите лучше домой, а то я видел парочку они, трущихся возле скал. Это здесь, совсем рядом. От них так и веет злобой.
-Мне придется подождать здесь. А кто вы такой? – у меня внутри всё похолодело, но деваться некуда.
Невидимое фонарное существо не успело представиться. Внезапно прямо надо мной заговорило дерево:
- Это противный, маленькой, толстый тануки. Если хочешь, чтобы наше с тобой приключение счастливо закончилось, то попроси его дать подержаться за его мошонку – это приносит удачу.
-Ой, кто это говорит?! – я в ужасе шарахнулся от дерева.
-Не стоит пугаться старых знакомых. Я Токуко, которой пришлось на время обернуться деревом, чтобы не привлекать внимая твоей собаки.
-Собаки? Вы говорите – собаки? Где, где она?! – заверещал фонарь.
 Дерево-Токуко засмеялось.
-Испугался, маленький хитрец! Ну, иди сюда, лезь на мою ветку, переждем, пока собака ищет и рвет на части Тамамо-Но-Маэ.  И запомни мою услугу!
Я увидел, как востроносый старичок с торчащими ушами и в старом халате неловко взбирается на опущенную до земли ветку. Ему мешал фонарь, болтающийся на цепи, прикрепленной к дубинке. Но тануки, не выпуская из рук свое странное оружие, всё же вскарабкался на дерево.
-У тебя, Токуко, здесь среди листвы даже уютно. В человека обернуться трудно, но можно. Вот я не понимаю, как тебе удается оборачиваться в дерево!
-Любое превращение требует огромной концентрации, суровых тренировок. Мы, лисы, умеем это с детства, но тануки по природе ленивы. Поэтому для того, чтобы обернуться в человека кладут листья на голову. Нам, мастерам,  вспомогательные средства ни к чему.
-Ты обернулась в камфарное дерево случайно или оно тебе особенно по душе? 
-Обожаю запах камфары, так кошки любят аромат корня валерианы.
Я стоял и прислушивался к беседе дерева-лисы с енотовидной собакой. Возле виска всё крутился простенький мотив на слова: «Надо меньше пить, пить надо меньше!»
Так, прислушиваясь, не заметил, как со мной поравнялась парочка здоровенных фигур. Мои глаза готовы было выкатиться из орбит при виде голов без лиц. Но какой-то смешливый дух шепнул на ухо, что раз у голов нет ртов, то особенно бояться нечего, даже если на икроножных мышцах моргают тысячи малюсеньких глазок.
Внезапно из кустов с воплями выскочила голая женщина.
Н-да. И что хорошего находят в японках? Разве это женщина? Доска профильная двухсосковая. Не то, что моя Любаша – тонкая талия, шейка, изящные руки; зато везде, где надо, всё полненькое и круглое.
У голой тетки прическа традиционно-занятная, да еще белые носочки и перчатки.
Как говорится, «а вот и я - в трусах и шляпе».
К пучку из лисьих хвостов прицепилась моя собака и повисла, пытаясь упираться в землю мощными лапами. Хвостатая дама обладала недюжинной силой, несмотря на внешнюю субтильность, и бежала так резво, будто акита была невесома.
-Ах, господин, заберите быстрей свою ужасную собаку! – обратилась ко мне голышка.
Не успел я и рта открыть, как мне в глаз влетел кулак одного из они. Я не только увидел все звезды галактики, но и несколько раз кувыркнулся по земле, идущей под уклон. Собака перестала терзать хвосты дамы и кинулась на одного они,  хватая его за ноги. Я живо поднялся с земли и, вспомнив навыки своего жестокого детства, стал быстро швырять камни  в икроножные очи другого они. Эти двое безмордых дебилов, перепугавшись за судьбу своих поросячьих глазок, пустились в неуклюжее бегство, натыкаясь то друг на друга, то на деревья и валуны.  На их беду рядом с площадкой, где разгорелась наша драка, оказался обрыв; и оба амбала не преминули в него свалиться.
Покончив с неожиданным  вмешательством они, мы с собакой обратились к обнаженной женщине.
-Послушайте, Тамамо-Но-Маэ, вы совратили мужа Токуко, а я против супружеской измены. Порок должен быть наказан!
-Это кто тебе сказал, что я Тамамо-Но-Маэ? Я не Тамамо-Но-Маэ! Обманщица Токуко напела в твои уши эту глупость? Я – Йошино, знаменитая наложница императора! В мою честь слагали стихи, музыку и до сих пор каждый год в третье воскресенье апреля в храме Джёшё-джи проходит церемония моего поминовения! 
-Ах, ты вонючая дрянь! – вдруг завопило дерево, - Это я – Йошино Таю! Это я родилась десятого апреля четыреста три года назад в семье самурая Матсуда в Киото в районе Хигашияма! Это мне при рождении было дано имя Токуко. После смерти родителей именно меня продали в публичный дом в квартале Рокуджё-Мисуджи-мачи, позже известном по всей Японии под названием «Шимабара». В четырнадцать лет я была уже известна под именем «Йошино Таю» и моей популярности могли бы позавидовать многие поэты, художники и артисты.
Голая дама рассмеялась:
-Зато меня мужчины предпочитают тебе, недотепа! Я великая Амагитсунэ, прекрасная и искусная в любви, не то, что ты - паршивая недоучка! Не смей становиться у меня на пути – прокляну, хвост тебе подпалю!
Я стоял растерянный, слушая эту базарную перепалку двух соперниц. Амагитсунэ опять обратилась ко мне:
-Послушай, русский, сколько эта дрянь заплатила, чтобы ты натравил на меня пса? Я дам больше, а ты оставишь меня в покое.
Я вспомнил смех Мастера и приказ шефа, Светку и Любашу, обещание Токуко помочь исправить ситуацию и замотал головой:
-Уговор дороже денег.
-Хитрая обманщица, она и тебя проведет! Сумела найти такого болвана, как ты, да еще и с акита-ину. Ни один японец не стал бы ей помогать!
И тут эта злющая дама поворачивается ко мне своими хвостами и пускается наутек к тем самым кустам, из которых недавно выскочила. Какая оплошность! При собаке убегать нельзя. Аките даже не надо было давать команду, она мгновенно бросилась преследовать зверя. 
Всё это время из кроны камфарного дерева раздавались крики, визг и свист двух болельщиков. Наконец, когда битва акиты с Амагитсунэ скрылась в кустах, тануки и лисица, стали делиться впечатлениями, чтобы скрасить скуку ожидания финала.   
-Токуко, ты выбрала очень хорошую площадку для охоты.
-Видишь, толстяк, и твой фонарь пригодился. А ты его брать не хотел. Без него мы и половины не увидели бы. Жаль, что битва Амагитсунэ с собакой происходит в кустах – самое интересное пропустили.
-Не скажи. Чем тебе бой собаки и русского с они не понравился? И финал чрезвычайно эффектный – злобные уроды канули в бездну! А то, что мы не видим, как акита-ину рвет бледное тело Амагитсунэ даже хорошо – смерть за ширмой эстетичнее и значительнее смерти на глазах зрителей, – слышно было, как  тануки плотоядно облизнулся и проглотил слюну.
-Я была уверена, что ты не пожалеешь, если придешь. Зрелище удалось.
-Да, благодарю. И юноша держался достойно.

Неожиданно в ладонь ткнулся мокрый нос – собачка моя вернулась! Из её пасти торчали облезлые тощие хвосты, мало напоминающие пушистые лисьи. Пересчитал - хвостов оказалось ровно девять - и с отвращением бросил их в сторону дерева. Ощупал акиту, но никаких повреждений не обнаружил. Справилась, моя умница! Пристегнул карабин, теперь домой. Вслед нам дерево-оборотень кричало:
-Спасибо, щедрый человек! Иди завтра спокойно к своему начальнику и ничего не бойся. Слышишь, Коря, ничего не бойся.

Утром после бессонной ночи, не очень доверяя кицунэ, я с тяжелым чувством входил в кабинет начальства. Но ЮДэ - так за глаза мы звали шефа, замечательного дипломата - весело поблагодарил меня за работу и с добрым напутствием проводил в Осаку, даже не обратив внимания на мой бледный вид и фонарь под глазом.
На прощанье я не только пожал руку ЮДэ, но и стряхнул с его коротких волос листик камфарного дерева.