Крыса. Письма

 Здравствуй, Станислав! Вчера накатал тебе обстоятельное письмо и уже
закруглялся, когда вдруг ввалились гости, из-за чего я нажал что-то не
то, и письмо исчезло. Повторить под то же настроение невозможно, однако
я хоть вкратце попробую его восстановить.

Всё ещё нахожусь под впечатлением твоей заметки от 05.05.09. о совести и
браконьерах. В связи с этим мне вспоминается вроде бы постыдный эпизод,
когда и я промолчал вместе с прочими зеваками, рассматривающими пару
огромных, более чем метровых черепах, перевёрнутых на спину двуногими
хищниками. Время от времени эти черепахи в отчаянии били себя лапами в
грудь, а хозяин этой добычи, видимо, подсчитывал сколько стоит их мясо.
Евреям есть черепах не положено. Можно предположить, что эти божьи твари
попались в руки арабам, если судить по внешности тех рыбаков, не
знакомых мне в лицо, - не из нашего городка. Да и было это в нескольких
километрах от него, на пустынном берегу моря, уже в сумерках, много лет
назад. Это был единственный раз, когда я видел столь редких здесь
гигантских черепах. Не знаю, предусматривает ли закон нашей страны
запрет истребления столь редкого вида местной фауны. Я не смог бы
убедить алчущих отпустить черепах в море, но до сих пор стыдно, что
промолчал
Медлительная черепаха, оказывается, обладает зубодробительным ударом.
Вот бы таким ударом в морду браконьеру!

Под настроение вспомнился рассказ одного моего приятеля, отставного
полковника, бывшего командира части где-то на Дальнем Востоке.
Тринадцать раз он участвовал в охоте на медведя. После того как увидел
глаза в глаза, какими слезами обливается медведица, попавшая в капкан, он
уже больше не мог развлекаться такими убийствами. Между прочим, тело
убитой медведицы, с которой сняли шкуру, очень похоже на тело женщины.
Слыхал я об этом ещё и в детстве, когда жил на Колыме, - от тамошних
охотников. Отец моего одноклассника, ближайшего моего приятеля, однажды
не вернулся с охоты. Причина могла быть только одна, - не одолел
медведя. А сам он был здоров как медведь. На Колыме медведи огромных
размеров.
Однажды после девятого класса мы четверо одноклассников пошли летом там,
так сказать, в турпоход, после которого я дома беспробудно спал более
суток. В какой-то момент мы вышли к месту, где должна была быть где-то
там поблизости таёжная, вернее, охотничья избушка. Мы разошлись в разные
стороны. Я наткнулся на огромный, ещё свежий на мокром мху след медведя.
Каждый палец его лапы был не меньше моего кулака. Там же были перья -
видимо, выплюнутые, - от только что съеденной куропатки. Если этот
медведь голыми лапами схватил чуткую куропатку, то что мешало ему сцапать
меня, летать не умеющего?! Должно быть, он просто был уже достаточно
сыт. Не думаю, что он нас боялся. Нам казалось (или не казалось) уже и
до этого, что где-то поблизости нас сопровождает медведь. Помню, я
поднял камушек с расчётом бросить его куда-нибудь в сторону, если
первым увижу хищника - он ведь хуже меня видит, почему-то считал я.
Пусть пойдёт в том направлении, где он услышит падение моего камушка.
Стоял я минуту - другую, ещё не очень ощущая страх, и решал - вернуться
ли мне в заросли или пойти вперёд, через ручей, по открытому месту? В
этом момент я услышал выстрел с того берега ручья и побежал через ручей
в ту сторону. Выстрел сделал тот, кто увидел избушку. Там мы затопили
печь и, всё ж таки продрогнув от холода, кое-как скоротали ночь, так и не
поспав. Были беспечными.

По поводу медведей и совести ещё вспомнилось что-то, правда, не из
личных впечатлений. Их интернета. В пургу не надолго потерялся полярник,
не нашедший соседней палатки. Заблудился. Его спасла от стужи любопытная белая
медведица, согревшая его своим телом. Их заметили с вертолёта, поднятого
на поиски.(Пурга в тундре и налетает, и так же мгновенно затихает).
Медведицу с вертолета застрелили во спасение человека, которого, как
оказалось, эта медведица тогда спасала. Кем после этого чувствовали себя
люди, убившие его спасительницу?!

Почему-то по поводу вопроса о совести вспомнился другой эпизод, но уже
личный. Выхожу на своём, седьмом, предпоследнем этаже из лифта. На уровне
моих глаз со ступеньки лестничного пролёта на меня смотрит огромная
крыса. Я обошел перила и встал перед первой ступенькой. Крыса почему-то
спустилась на одну ступеньку ближе ко мне и снова на меня смотрит. Не
понимая в чём дело, я, не долго размышляя, прицелился ей между глаз и,
хотя стреляю я вроде бы неплохо, почему-то промахнулся. Старая Крыса,
видя, что я протянул к ней руку, спустилась ещё на одну ступеньку ближе
ко мне и снова спокойно рассматривает меня, хотя грохот от выстрела, как
мне показалось, расколол окружающий меня мир. Я уже ожидал, что полиция,
силы безопасности, антитеррористические группы боевой готовности, типо
той, в которой и я состоял при полиции, да и просто соседи с оружием, все
мгновенно реагируя на очередную в нашем городе непонятную стрельбу,
сейчас окружат дом и квартал, где произошла стрельба. Отнимут у меня и
мой раритетный пистолет и мой скорострельный американский карабин, а
меня в кандалах поместят в клетку для опасных психов. Ничего подобного.
Почему-то никто в полицию не позвонил. Никто, конечно же, и своего
любопытного носа не высунул. Никого не было, что ли? Пока что я не стал
продолжать стрельбу. Зашёл в квартиру, нашёл там двухметровый кусок
электропроводного кабеля и большой лист толского картона от какой-то
коробки чего-то недавно приобретённого. Прикрывшись от крысы как щитом
этим толстым листом картона (на случай, если она на меня прыгнет) и
держа как пращу кусок стального кабеля за оба его конца, я вышел на
лестничную клетку. Крыса всё ещё сидела на том же месте и смотрела на
меня. Я, прикрывшись своим щитом, нанёс могучий удар по спокойно сидящей
и смотрящей на меня этой странной, как бы заколдованной крысе.
Голову человека таким ударом я бы расколол пополам, но на крысу он
подействовал лишь как удар по автомобильной покрышке. Позже я сообразил,
что опять промахнулся, так как и в этот момент крыса спустилась ещё на
одну ступеньку мне навстречу. Удар тяжёлым кабелем пришёлся ей по
хвосту, потому мне и показалось что лишь как по подошве ботинок. Лишь
тогда крыса, вроде как обидевшись, довольно спокойно ушла, поднявшись по
ступенькам на восьмой, самый верхний этаж нашего дома. Там она
устроилась в стенном шкафу среди электроаппаратуры. Прогрызла себе туда
дыру в фанерной стенке.
Оттуда ее вскоре выгнал мой сосед с того этажа

Я долго не мог понять эту странную крысу, а когда сообразил, мне стало
стыдно. Прошло лет двадцать, но это чувство стыда и позора перед самим
собой не притупляется. Полагаю, это была уже старая, опытная, умная,
благородная и больная крыса. На верхний этаж высокого дома она
забралась, спасаясь от множества хищных котов, что гуляют внизу, не
забираясь на верхние этажи чужих домов. Ей давно уже было известно, что
в нашем доме не держат кошек Наверное, её кто-то из людей когда-то
подкармливал. Такие случаи, хоть и редко, но бывают. Я однажды видел
серую приручённую крысу, которую какой-то паренёк носил у себя на плече,
прогуливаясь по центральной улице своего города с ватагой своих
ровесников.
Возможно, такая, когда-то приручённая кем-то крыса давно уже
присматривалась ко мне и считала меня человеком не злым, таким, что
может её подкормить и тем спасти в трудное для неё время. А кем я
оказался на самом деле?! Зачем нужно было её убивать? По-видимому, она
была уже так стара, что крысят у неё больше не могло быть.

Ну и напоследок вспомнил, то, что мне позавчера рассказали из прочитанного
у кого-то из классиков западной литературы.
Случается иногда дружба даже между человеком и крысой. На кораблях,
перевозящих зерно, черезвычайно ценится крыса, воспитанная так, что
берет еду из рук человека, но загрызает всех своих сородичей. Для этого
в железной бочке держат группу крыс, и там они от голода грызут друг
друга до тех пор, пока не остаётся в живых одна единственная, сильнейшая. Крыс
она после этого продолжает ненавидеть, а человеку доверяться - за то, что
он начинает давать ей корм, причём очень вкусный. Постепенно она, как
прирученная белка, начинает брать этот корм у любого человека прямо с его
рук.
И вот, по сюжету рассказа, наверное, вымышленного, такая или не совсем
такая крыса, стала прибегать к одному человеку подкормиться вкусненьким.
(Крысы, живя около людей, стали очень умны. Рассказал бы, как они
умеют воровать у людей куриные яйца или растительное масло даже со дна
бочки. В бочку они спускаются, цепляясь цепочкой друг за друга. Самая
нижняя в такой цепочке опускает свой хвост в масло и затем поднимается
по этой цепочке из бочки. Её хвост облизывают другие крысы. И так все по
очереди, очень быстро. А яйца воруют ещё проще. Одна крыса обхватывает
яйцо всеми четырьмя лапами. А остальные крысы волокут эту крысу за хвост
куда нужно. Как-то я рассказывал об этом арабам-рабочим. Им это
понравилось. Крыс трудно обхитрить. Даже если по запаху они не могут
распознать отравленные приманки, они рискуют лишь одной крысиной жизнью
и, если с той ничего плохого не происходит в течении какого-то
достаточно долгого времени, то пожирают найденные продукты уже все
вместе).
Так вот, по сюжету того рассказа, Крыса стала в своих зубах приносить
Человеку ненужные ей, какие-то хоть и назначения, непонятного для неё,
аккуратно припрятанные кем-то, а значит, Человеку зачем-то нужные какие-то
шайбочки, - очень чистые, блестящие, желтые, нержавеющие. На эти золотые
монетки тот, хорошо относящийся к ней Человек выбрался из нищеты и
приобрёл то, что ему было нужно, в том числе и личное счастье. Но
однажды у него гостил его друг детства и тот, увидев перед собой крысу, убил
её. Дальше можно и не рассказывать.

Извини за долгий трёп. Но это в качестве извинения за долгое невнимание
к тебе. Прими мои заверения в преклонении перед тобой. Каждое Твоё слово
я воспринимаю как Твой Ученик.

Кое о чем более серьёзном, конечно же, в другой раз. Твой Иосиф.