Рыжее чудо. Глава V. Покой нам только снится

       Утром Мартин поднялся первым и приготовил кофе. Оно было подано милой в постель. Затем, оставив Эсмеральду понежиться, Мартин двинул к вертолету.
Ястреб сверкал чистотой и ждал. Смахнув невидимые пылинки снаружи, Мартин залез в кабинку и постелил в кресло Эсмеральды мягчайшую накидку, сплетённую из лучиков одуванчиков – это когда они, одуванчики уже отцвели желтыми солнышками и превратились в белые пушистые шары со смешными парашютиками. Протерев до блеска зеркало, висящее над креслом Эсмеральды, Мартин пошел встречать гостей.
К десяти утра подтянулись папа Эсмеральды, её брат и ещё пара-тройка тараканов из числа близких друзей и подруг.
Папа, едва завидев вертолёт, гордо блеснул бусинками глаз в сторону остальных и, забыв спросить про дочку, засеменил к машине, припадая на больную, поражённую застарелым ревматизмом ногу. Братец, напротив, выдержал паузу, подозвал Мартина и спросил про шампанское. Тут как раз подоспел догадливый Ваня с двумя непочатыми зелёными бутылками и страдающим Фуней, который нёс в нетвердых руках пустые бокалы.
Вышла нарядная Эсмеральда. От неё пахло свежим утром и духами Лаура. Фуне было стыдно перегара, и он не дышал. В косички, которые Эсмеральда, приняв ванну, успела заново заплести, были вкраплены крохотные голубые незабудки. Они потрясающе оттеняли зеркальную черноту её дивных глаз. На ней было легкое белое платье и крохотная прелестная брошь в форме ангела… Все замолчали, а Ваня быстренько разлил шампанское. К этому моменту вернулся и бестолковый папа, опасаясь пропустить фуршет.
Молодые вкусно целовались под крики «Горько», но не стали пить хмельного, потому что Эсмеральде не хотелось, а Мартин готовился лететь.
Папа с братом отнеслись к утреннему застолью основательно, и выпили, если посчитать относительно их живой массы, не так уж и мало. Основательно выпил и Фуня – три больших стакана крымского брюта. Всем полегчало, а Фуня даже пытался декламировать что-то свежесочинённое про пену шампанского и потухший вулкан Фудзияму, но его не слушали.
Потом пошли и сели в вертолёт.
Поместились в кабине все. Мартин занял кресло пилота. Эсмеральда опустилась в своё креслице – по правую ножку от милого. Ей понравился сюрприз с накидкой, и она оценила блеск зеркала. Оно было удобным ей, потому что, благодаря своей вогнутости, приближало. И глядеть в него можно было без опаски вляпаться в портал-ловушку, поскольку в зоне его отражения других зеркал не было.
Папа раскорячился на полу посреди кабины и отчаянно храбрился. Брат потребовал подвесить боевые ракеты и допустить его к кнопке пуска. Мартин дал «родственнику» легонько по шее и отнял пистолет, пообещав вернуть после рейса.
Ваня толокся снаружи: долил горючкой бак и завёл стартером двигатель. Фуня стоял рядом, держась за стакан отвердевшей рукой, и отчего-то прослезился. Славное это дело – шампанское с утра. «Мы не графья!» – к месту вспомнил Фуня, и налил себе четвёртую порцию пенного напитка. Ведь за руль он сегодня не собирался, а за штурвал ему не предлагали.

Послушные командам пилота лопасти винта со свистом уминали воздух, постепенно увеличивая угол атаки и обороты. Подъёмная сила росла, и сравнялась с весом геликоптера, и превысила его. Вертолёт, качнувшись на опорных салазках, плавно пошёл вверх.
Мартин хотел показать город, хотя бы немножко. Это было опасно, но здорово. Опасно потому, что если заглохнет двигатель, без помощи Вани мотор не завести. Телекинезу, даже в исполнении Эсмеральды, такое было не под силу. Ну а «здорово» – потому что здорово! Потому что тараканы не избалованы смотреть сверху вниз. Разве, когда воробей склюёт, но и тогда посмотреть не успеешь. А свои крылья, вернее их зачатки, у таракана больше «для понта», примерно как у петуха. Именно потому, что «рождённый ползать летать не может», летать как раз и хочется. И вообще, Мартину, вернее мальчишке, сидящем в нём, хотелось похвастаться перед новой роднёй и не разочаровать «зачарованного» папашу. И сделать это вместе с Эсмеральдой, чувствуя её рядом с собой и в себе – в своей душе… Такое было приятно вдвойне!

Лететь предстояло через два охраняемых забора. Честно говоря, Мартин не боялся никого, а просто не хотел связываться. Он мог себе позволить не бояться, поскольку умел в экстремальной ситуации форсировать функции организма, «приостанавливая» время, и нырять в Зазеркалье, делаясь относительно недосягаемым, во всяком случае, со стороны этого мира. Однако без крайней необходимости они с Эсмеральдой этим оружием не пользовались. Пришло понимание: вмешиваться в естественный ход событий, дразнить судьбу чревато неизбежной ответной реакцией, которая словно и не направлена против тебя конкретно, и ударит не со зла вовсе, а только чтобы восстановить нарушенный баланс – равновесие сил в природе. Эта реакция может придти сразу, а может и нет. Но она обязательно будет, и может оказаться более чем неадекватной. Подобно тому как, находясь посередине висячего мостика через пропасть, разорвать его звенья, чтобы высвободить застрявший между досточками каблук, забыв подумать, что в следующие мгновения будет с мостом, который держит тебя на себе. А уж нырять куда-либо из кресла пилота – даже виртуально, бросив без управления летящий с пассажирами вертолёт, мог только ненормальный.
Поэтому охрана института была загодя простимулирована парой поллитровок. Первая бутылка ушла Поликарпычу, чтобы он не испугался, как в прошлый раз и, не дай бог, швырнул в Ястреба свою палку. Второй фуфырь – вахтёру дяде Васе, чтобы он не шарахнул со страху из нагана, который, хоть был и не смазан, но сработан на совесть – ещё в те времена, когда эта совесть была.

Ракет под брюхом Ястреба на этот раз не было. Ведь не игрушки это вовсе. А, может, изменила Мартину его интуиция? Однако пока всё шло хорошо…
Поликарпыч обиженно не вышел из каморки на знакомое до боли, неровное гудение «исчадия ада». Дядя Вася бровью не повел, когда урчащее чудо перевалило через старый, по-советски высокий бетонный забор, местами заросший сырым мхом. А куст под этим забором, надысь позорно укрывавший пришлых злодеев, стыдливо опустил свои листики… А может, это сделал ветер, бог знает.

Папаня таращился в стекло, важничая, что было сил. Папаня тащился от удовольствия и гордости. Вертолёт летел красиво, послушный «пианисту». Пилот, не имея штурвала, виртуозно играл членистыми ножками на клавишах сенсорной панели что-то торжественно-влекущее. Послушная машина шла на малой высоте, огибая препятствия по классическим канонам ЦРУ: не видимая ни остроухим радарам, ни иглоподобным, изголодавшимся по огню ракетам ПВО, которые притаились в недалёком леске, где располагалась ракетная часть. В действительности же эти ленивые ракеты с набитыми взрывчаткой чревами, прозевавшие в своё время издевательский примитив авиатора-проходимца и наймита вражеских спецслужб Руста – хамоватого немца, опоганившего Красную площадь, совсем не «пасли», и вообще презирали игрушечную модель геликоптера с её славным экипажем и одиозными пассажирами.

Кстати, о пассажирах. Братец не на шутку возбудился от полёта и требовал возвратить оружие, на которое имел разрешение, не скрывая, что хочет воспользоваться случаем и сразиться онлайн с Царь-пушкой в Кремлёвском дворе. С этой целью он возжелал объявить остальных пассажиров, экипаж, и даже сестру Эсмеральду заложниками и лететь на Москву. Безбашенный братец, считая себя идейным, бывал несколько странен. Вот и сейчас он вовсе не собирался, как «правильные» террористы, требовать себе валюту, коньяк или наркоту в обмен на освобождение заложников. Он хотел всего лишь покуролесить внутри кремлёвских стен, а затем позавтракать с Президентом, и готов был платить за этот завтрак из своего кармана. А пистолет – то атрибут насильников, охранников, авантюристов, а также способ привлечь внимание к собственной персоне. Последнее ему подходило как нельзя кстати. Но оружия он так и не получил. Братца урезонили. Эсмеральда всего лишь посмотрела внимательно в его бесстыжие глаза, и он сник.

Отчаянный треск калильного двигателя летящей модели внутри кабины ощущался рёвом зверя, зовущего подругу. Пилот Мартин водрузил на свою голову легкий подшлемник, прикрывающий уши. Остальные же слушали этот весёлый рёв на полной громкости, и он наполнял фибры их души и клеточки тела неистребимым восторгом полёта.
За забором был запущенный парк. Там гуляли тётки с колясками и кошки. На скамейке пили два алкоголика. Из облезлых кустов пялился на тёток мужик, смахивающий на маньяка. Придурковатая ворона, снявшись с ветки, заполоскала чёрными крыльями и метнулась вверх – прямо к Ястребу, едва не угодив в лопасти винта. Что-то толкнуло её к нему, железному? Быть может, это была она – любовь с первого взгляда, или ворону привлёк солнечный зайчик на лобовом стекле. Птица какое-то время летела вблизи винтокрыла, примериваясь крепким клювом, но Мартин ловким финтом увёл машину прочь от «невесты». Ворона обиженно отвалила и спланировала вниз. Там, на тропке лежал и томно блестел осколок зелёной бутылки, который не обещал вороне подвоха.

В городке было тревожно. Под визг сирен и красно-голубые сполохи пахнущих дармовой выпивкой милицейских машин ползла беда. Её источник гнездился в обшарпанной хрущёвке, уютно расположившейся в зелёном островке деревьев и кустов сирени. Одному из этих кустов не повезло круто и сразу. Его самая толстая, жизненно важная ветвь скоропостижно хрустнула под тяжёлым берцем снайпера местного ОМОНа. Его учили ходить мягко, как это умеет медведь, но для этого надо было сродниться с природой – понять, прочувствовать и полюбить её, но у него было слишком много других забот. Вот и сейчас какой-то яйцеголовый урод – вроде из местных – не дал спокойно додежурить. Прославиться захотел! Ладно бы денег… Но деньги добывают совсем не так. Так можно добыть горячую пулю или место петуха на зоне, если повезёт.

В распахнутом окне третьего этажа орала баба.
Если бы там не было ребёнка, всё было бы куда проще. Крестик прицела брезгливо шарил вокруг приближенной оптикой простоволосой, обезображенной ужасом головы, но не мог против солнца пронизать сумрак комнаты за головой несчастной. Там, в глубине, здоровый мужик наставил двустволку на, страшно сказать, своего ребёнка. Мужик был неудачник и был пьян. Ему обрыдло всё вокруг и внутри. Обрыдло существовать внутри большой, но бестолковой державы, в вечном плену прописки и жилья во чреве дрянного и неудобного дома-курятника. Но самое главное, его добила пустота внутри себя. Жена была ему верна, но надоела. Сыну-второклашке, который курил и тайком нюхал клей, он ни за что не сделает зла, но вот же направил на него ствол, и сам плохо понимает, что творит… Он просто не мог дальше терпеть, и совсем не потому, что было так уж трудно жить, а потому, что тошно. И если бы под его рукой была кнопка ядерного заряда, он бы сейчас нажал, не задумываясь. Человека нельзя наглухо загонять в угол на растерзание пьяной тоски, но если уж случилось такое, подчас лучше убить, пока не убил он. Бешеную собаку тоже жалко, но от этого не легче, а даже наоборот. Поэтому обманчиво расслабленный палец снайпера был готов в любой момент приласкать спусковой крючок. Готовность была объявлена, ждали удобный момент для начала штурма.
Крестик прицела чуть дрогнул вслед за рукой бойца, направлявшей оружие, когда сверху неожиданно раздался и стал приближаться странный треск. Вначале ничего не произошло, только гаишники, перекрывшие улицу невдалеке, задрали головы к деревьям, и офицер спецназа в бронежилете, стоявший у автобуса с затемнёнными стёклами, вскинул руку с рацией.
Вертлявая мелкая тень, вынырнув из-за кроны дерева, скользнула к распахнутому окну. Воющая женщина от неожиданности замолкла и подалась назад в комнату. Там, споткнувшись тапком о край ковра, она грохнулась навзничь, а полы халата разлетелись, выставив напоказ колени. Её потерявший разум муж едва успел скосить голову к окну, как оттуда в хороводе пылинок влетело с улицы что-то непонятное, подобное кусочку вихря. Это что-то ловко обогнуло люстру и зависло под потолком, приняв форму маленького геликоптера, загребавшего спертый воздух жужжащими лопастями. Мужик должен был понять, что непосредственной опасности для него нет, однако сказалось перенапряжение и хмель, палец его на спусковом крючке ружья, направленного на мальчика, начал своё движение. Но в это самое мгновение несчастного отца словно что-то пронзило, сердце занемело, и он упал замертво. На лице застыла гримаса, она была совсем не страшной. Это была маска удивления и облегчения, которое пришло через боль… А ружье, крутнувшись на подпрыгнувшей руке, почти уже упало, но, словно в отместку за не начавшийся кровавый праздник окончательно насадилось спусковым крючком на твердый человеческий палец, и шарахнуло из правого ствола. Картечь, изодрав полу старого покрывала, целиком ушла под диван, никого в комнате не задев, а звук выстрела вызвал немедленную и ожидаемую реакцию извне. Деревянная дверь, тоскливо хрястнув под мощным ударом, с грохотом влетела вовнутрь квартиры. Следом в комнату ворвались трое бойцов в чёрной одежде, шлемах и масках, а четвёртый остался у дверного проёма.
Укладывать ниц или убивать в комнате оказалось решительно некого. Все смирно лежали на полу, включая пацана, который от страха ещё и описался, что в данной ситуации было совсем не стыдно. Женщина лежала на спине и таращила круглые блестящие глаза на маленький и словно живой вертолёт, который, отчаянно треща, нёсся к окну, пытаясь вырваться на волю. Бойцы сориентировались и, профессионально оценив источники возможной опасности, приступили к ликвидации её очагов. Один из них остался у стены, фиксируя окружающее пространство стволом короткого автомата. Второй, отшвырнув ногой ружье, резко вывернул недвижному мужику руки, фиксируя тело лежащего своим коленом, и щелкнул наручниками. А третий, глядя вверх, и будучи не в силах сразу понять назначение жужжащего и перемещающегося вдоль потолка предмета, мгновение помедлил и решительно сделал резкий выпад прикладом в сторону геликоптера. Этим жестом было реализовано продиктованное опытом правило: всё могущее представлять потенциальную опасность заложникам, а также штурмующим, должно быть немедленно локализовано, нейтрализовано, уничтожено. Исключение составляют бомбы или предметы, могущие ими оказаться. Именно поэтому спецназовец на секунду задержался с принятием решения, которое оказалось не в пользу добровольных спасателей. Но этих подаренных мгновений неуверенности Мартину оказалось достаточно, чтобы увернуться от почти дотянувшегося приклада… Вертолёт был уже практически на улице, а стрелять в просвет окна не стали, потому что прямо через двор стояла другая пятиэтажка.
Тем не менее, все действующие лица были вполне довольны исходом.
Пассажиры геликоптера радовались, что избежали бесславного конца под подошвами омоновцев – нет, совсем не со зла: их бы просто не разглядели и потоптали в суматохе, среди обломков вертолёта.
Спецназовцы со своей стороны задачу выполнили полностью и успешно: заложники целы, явных жертв нет, преступник обезврежен, источников опасности внутри контролируемой зоны не осталось. А с явлением «полтергейста», которое объявилось в образе детской управляемой авиамодели, влетевшей в окно на-вроде футбольного мяча и пытавшейся атаковать то ли злодея, то ли спецназ, найдётся, кому разбираться, если конечно захотят морочиться, рискуя стать мишенью корпоративных анекдотов.
Мужик-то оказался жив. Боец – тот самый, что заковал злодея в наручники, приложил палец к его сонной артерии, и сказал что-то в микрофон переговорного устройства. После чего в квартиру поднялись врачи скорой помощи, торчавшей внизу в ожидании развязки. Мужика унесли на носилках под охраной бойцов, а мать и ребенка увели, поддерживая под руки.
Мальчик был просто сильно напуган. У его горе-отца, так и не ставшего убийцей, оказался инфаркт, частично спровоцированный Эсмеральдой. Она сделала это, чтобы спасти ребёнка, и чтобы спасти его отца – прежде всего от предстоящего ужаса мук совести. Ради этого стоило рискнуть его жизнью. А женщина… Во дворе, придя в себя и увидев, что сыну ничего не угрожает, несчастная сделала следующее. С воплем «Это что же вы, ироды, сделали с моим единственным мужем?!» она пыталась царапать лица своим спасителям. Так, видно, устроен человек.
Тараканы, возможно, устроены по-другому.
В силу своих способностей Мартин и Эсмеральда сразу почувствовали могильный холод ещё не произошедшего, но того, что неизбежно должно было произойти, и резко, ничего не объясняя другим пассажирам, не обладающим телепатическими способностями, изменили курс верного Ястреба на «мятежную» пятиэтажку. Жизни мальчику оставалось всего-то пять минут – ровно столько, сколько времени было до начала запланированного штурма квартиры. Вероятнее всего, сын должен был погибнуть совсем не от пули отца, ринувшегося на шум к дверям. Мальчика ожидала пуля снайпера со двора, у которого не выдержали нервы, и он ошибся, приняв мелькнувший в окне силуэт перепуганного сына, ринувшегося к матери, за тень убийцы. А мужчина – виновник кошмара будет тоже убит спецназом двумя выстрелами – в грудь и в голову. Это будет прямо у дверей комнаты. Мать и жена, потерявшая в одночасье всех, вероятнее всего не сможет оправиться от психической травмы, и оставшаяся жизнь её превратится в неизбывную душевную муку. Вероятность такого развития событий равнялась девяноста процентам, а, значит, была более чем реальной. Дар предвидения – это интуитивная оценка возможных комбинаций, их просчёт с минимальной долей ошибки, что доступно не многим, и выходит за рамки простых понятий. Это союз того, непознанного, что мы для себя называем мистикой, с точной математикой. Живой мозг способен на многое, но мы не умеем этим пользоваться.
Мартин и Эсмеральда умели. Хорошо понимая, что их спасательная экспедиция может запросто погибнуть не только от пули или приклада, а просто от брошенной ложки или подушки, они на уровне подсознания просчитали вероятность тех или иных вариантов развития событий и последствий для себя. Оценка вероятности исхода, выполненная умной головкой Эсмеральды, оставляла менее пятидесяти процентов на успех, у Мартина получилось не многим более. Далее не раздумывая, они решили рискнуть и выиграли, предотвратив большую беду малой кровью.
Тяжело пришлось самой Эсмеральде. Она была сильнее Мартина, к тому же он был занят пилотированием и спасением геликоптера и пассажиров в этих ужасных условиях. Поэтому Эсмеральде пришлось взять главное и неприятное целиком на себя.
Нужно было изменить нарождавшуюся реальность, сорвать штурм квартиры в его первоначально намеченном судьбой виде, а для этого надо было вырубить отца-злодея и уложить в шоке ребенка. В пьяном виде мужик не реагировал на её попытки внушения. Нейтрализацию потенциального убийцы она провела единственно оставшимся из доступных ей способов, надорвав ему сердечную мышцу серией коротких и мощных электромагнитных импульсов своей живой энергии, которые вынудили мышечные ткани желудочка резко и не в унисон сократиться… К этому времени мужчина уже был в состоянии крайнего стресса, и «добить» его было проще простого. Но она постаралась, чтобы он не погиб, и это дозированное воздействие оказалось слишком трудным, и отняло у неё почти все силы.
Но теперь она летела, устало растянувшись в своём крохотном креслице поверх накидки из одуванчиков, не чуя головы и конечностей. Однако нет-нет, да и поглядывала в милое зеркальце, которое приладили только для неё над лобовым стеклом, и видела в нём, как она хороша в своём белоснежном наряде! И это помогало ей.
Мартин тоже устал, да и топлива, растраченного на немыслимые маневры, оставалось не столь много. И они полетели обратно, отложив город до лучших времен. Родственники не возражали.
У отца Эсмеральды после экстремальной езды и с похмелья кружилась, трещала голова; его тошнило. Лучше всех чувствовал себя брат Эсмеральды. Он был горд собой, и по-праву! Как только Ястреб взял курс на пятиэтажку, и стало ясно, что их ждут проблемы, Мартин незаметно вернул шурину пистолет… Остренькие, «заточенные» пробивать хитиновый покров тараканов-гангстеров пули, выпущенные с расстояния полутора метров, оказались вполне чувствительны для человека, впиваясь в кожу, как мелкие железные занозы. Град этих крохотных колючек, а точнее восемь штук – обойма, были посланы братцем сверху вниз с завидной скорострельностью. Они точно попали в кисть злодея, державшую ружьё. Это изумило и отвлекло несчастного, добавив Эсмеральде в нужный момент нужную секунду.

Дома ждал ненакрытый стол и удивлённый Ваня.
Он ещё больше удивится, когда «услышит» рассказ друзей о приключениях этого дня – первого дня медового месяца наших рейнджеров – бессловесную удивительную историю, трансформированную в его воображение калейдоскопом живых трехмерных картинок, звуков, запахов и переживаний.
Родственники Эсмеральды, будучи не в состоянии воспринять логическую увязку событий, мотивов и поступков, так и не уяснили до конца сути трагедии, которая врезалась в их память лишь отдельными яркими фрагментами с привкусом ужаса. Тараканья родня была просто довольна необычным приключением, принимая хэппи-энд за должное, как в детской сказке. А задавать лишние вопросы «заумной» Эсмеральде и такому же зятю им не позволяла гордость.