I Деревянная сабля. Глава 2. Дочь авантюристов

ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.

Часть 1.
      ДЕРЕВЯННАЯ САБЛЯ.

Глава 2.
      ДОЧЬ АВАНТЮРИСТОВ.
   
    Девочка выглядела как обычная девочка лет десяти – одиннадцати. Ровесница моего очень младшего брата. На ней было точь–в–точь такое платье, какое мама хранила на память о своих детских годах. Оно было коротко и мало, и по этой причине натянуто на груди, как на барабане, а пояс отрезали, потому что на талии он не сходился. Глаза у девчонки были заплаканными, выражение мордочки - сердитым, а руки и коленки - в земле.
   - Вот, - сообщила она и шмыгнула носом. – Пришла.
   Можно подумать, я не заметил.
   - Ну, давай письмо, - улыбнулся я, наивно принявший девочку за дитя улицы, которому кто–то из моих друзей поручил отнести мне записку. – Давай письмо, я заплачу тебе цагрик, я сегодня богатый.
   Она сверкнула глазами:
   - Это я вам заплачу. У меня у самой есть цагрик, даже шесть. Этого хватит?
   - На что? – сдерживая смех, спросил я. Девчонка, как все девчонки, влюбилась, наверное, и хочет амулетик в форме сердечка. Таких у меня целые связки.
   Наверное, ей было страшно, потому что, судорожно вздохнув и выпучив глаза, она шепнула:
   - Чтобы погадать.
   - Но милая, на детей не гадают, нельзя. И ведь твой, хм… избранник, он тоже ребёнок. Карты и прочее – всё будет врать.
   - Какой избранник? При чём тут дети? Мне надо узнать, живы ли мои родители. Мама и папа.
   А вот это уже серьёзно.
   - Проходи, - пригласил я девчонку.
   - Сначала скажите, хватит ли шести цагриков, - пожелала она знать.
   - Хватит двух, - соврал я, хотя это ведь просто смешно.
   В кабинете сердитая и запачканная клиентка мигом перестала хлюпать носом и двумя руками схватила статуэтку кошки с колокольчиком на шее. А надо сказать, что дед привёз её аж с Дрианских островов.
   - Тебе кто разрешал? – спросил я.
   Вот лично я, например, в одиннадцать лет сказал бы: «Извините», - и поставил бы на место. Девочка же вздрогнула, статуэтка взлетела, кувыркнулась и брякнулась ей на макушку, где я поймал её и водрузил обратно на подставку.
   - Уй–я! – простонала девчонка.
   - Больно? – испугался я: из–под пальцев, которыми она схватилась за голову, показалась кровь. – Ну–ка, дай посмотрю.
   Ранку я обработал и пошептал над нею, чтобы скорее затянулась, и спросил у клиентки:
   - Ты откуда такая дёрганная?
   - Вы бы тоже задёргались, если бы по мокрому тоннелю прямо из моря поднялись в пещеру, а потом – в другую, а там всякие кости, и летучие мыши, и рисунки такие страшные, с глазами. Там всё что–то шуршало и пищало – ужас! Надо было больше еды с собой брать. И холодно очень. Пришлось всё время ходить в одеяле.
   Я рассмеялся. Что за ерунда!
   - Ты рассказываешь мне сказку, да? С чего бы это тебя понесло в жилища моих древних и жутко диких предков? Туда взрослые–то не ходят – боятся.
   - Мне надо было, - вздохнула обладательница шести цагриков. – Мы на экскурсию поехали. Всем нашим классом. Туда, в долину. А я заранее всем запаслась, ну и улизнула по пути, на привале. Я знаю, где вход. Там, по обе стороны, такие же кошки сидят.
   - Да, только высеченные в скале, здоровенные такие, - машинально подхватил я. – Зачем ты туда пошла? Там водятся привидения! Тебя нашли? – Я сам поразился глупости вопроса.
   Девочка пожала плечами.
   - Нет там привидений. Летучие мыши есть. Зверьки какие–то есть. А привидений не видела.
   Она подошла к зеркалу и задумчиво уставилась на свою, взлохмаченную мною, причёску.
   - Нашли, - горько сказала дурочка. – Только я на след напала, как  все  налетели, как завопили: «Ай–ай, как  можно, да мы тебя три дня уже ищем!». Ну и наказали.   
   Одной рукой девочка попыталась поправить пшеничные волосы, другой – машинально погладила то место, к которому применяются средства убеждения и воспитания.
   - Думаете, почему я в таком платье? До сих пор в саду работаю по два часа в сутки, - трагически поведала она. – Вот, сделала подкоп и выползла.
   - Зачем?
   - Погадать.
   - Скажи, ты в какой школе учишься? – на всякий случай я решил убедиться, что это не заведение для несчастных душевнобольных.
   - Это приют такой. Называется «Прибежище».
   - Ясно. Слышал о нём.
   Я облегчённо вздохнул. Просто девочка. Любительница приключений.
   - Зачем ты ходила в жилища анчу? – потребовал я ответа.
   - Ну как зачем? Искала маму и папу. Сначала их туда понесло, а потом уж меня. Их искать.
   - Так – так – так, - до меня начало доходить. Только ненормальные способны лазить по этим норам, по этим мрачным дырам. За что некоторые, как говорят, и поплатились. – И кто же у нас мама и папа? Путешественники - авантюристы по фамилии Паг?
   - Ну да. Я – Лала Паг. Я что, не сказала?
   Вот так случай!
   Никогда бы не подумал, что мне выпадет честь гадать на этих странных людей.
   - Милая, - проговорил я ласково – ласково. – Уже сто раз гадали те, кто умней и искуснее меня. Пагов разыскивало несколько экспедиций. Ты знаешь, они жутко нужные государству люди. Те две экспедиции, что решились сунуться за ними в пещеры, не вернулись. Я ещё удивляюсь, как отважились искать тебя. Наверное, не далеко от входа ушла.
   - Гадали, - согласилась Лала. – Но не при мне же. Когда родители пропали, я маленькая была.
   - Ладно, - сказал я и добавил: - Посмотрим. – И, торопясь завершить это дело, достал гадательные принадлежности, старые и верные, ещё дедовы. Абы кому на них не гадаю.
   - Я читала про гадания. Вы меня не проведёте. Всё говорите, как есть, - зачем–то предупредило меня дитя блудных родителей.
   - Гадала бы сама, - буркнул я.
   - Хочу, чтоб ты, - фамильярно заявила малявка.
   Ну я и нагадал. Слово в слово то, что нагадали другие. И доказал глупышке, что мне незачем её обманывать, и что гадание правильное.
   - Они есть, но их нет, - вздохнула Лала. – Все так говорили. Их нет на свете, но они есть. Где? У них где–то бурная жизнь. Как это может быть? Поиск? Чего они ищут? Лучше б меня нашли. Я не сказала? Они меня любили. Мне так кажется. Я помню. Сомнительные дела, нечестные деньги... Миче, это всё не про них. Они хорошие, правда. Разоблачение... Разочарование... Я очень разочарована, очень. Что это за карта, а?
   Эта карта в таком сочетании говорила о том, что нечестные деньги, возможно, добыты путём преступления. Но не рассказывать же об этом разочарованному ребёнку.
   - Ну, - протянул я, - думаю, «Прибежище» не такой уж плохой приют, если тебя искали, а такие платья у вас только для садовых работ.
   - Нормальный, - отмахнулась Лала. – Очень хороший. Только я ведь там в каникулы не живу. Вот беда - меня забирают Корки. Ну, их все знают. Они наши дальние – дальние - дальние родственники.
   Я присвистнул. Большущий белый дом Корков на горе знают все.
   - Те самые Корки, что вечно грызутся с нашими государями из–за престола?
   Девочка захихикала.
   - Да, считают, что триста лет назад их родственники Охти заняли это большое кресло незаконно. «Корк должен был стать королём, но эта глупая чернь предпочла Охти…»
   Лала очень похоже изобразила своего напыщенного дядюшку, и мы с ней расхохотались.
   - Ой, не могу, - смеялся я. – Так Паги ведь в родстве и с государем. Отчего он не забирает тебя на лето? Отчего ты не живёшь во дворце?
   - Ты что? – растопырила она глаза и пальцы. – Мы и с Корками совсем почти не родственники. Очень дальнее родство. А ты говоришь, государь. Ха! Там родство ещё дальше.
   - Могла бы жить у Корков весь год. Не говори только, что им не хватает цагриков на твоё содержание.
   - Наверное, хватает, - хмыкнула Лала. – Я не знаю. Только если бы я жила у них и зимой, я бы чокнулась. Я бы скончалась безвременно. Я тебе точно скажу: «Прибежище» гораздо лучше. Я бы хотела там на лето оставаться.
   «Так давай, погости у меня! У меня есть очень младший брат, и ты будешь с ним играть!» - чуть было не вырвалось у меня. Мне понравилась Лала, хоть она и была родственницей очень плохих людей.
   Но я уже был не мальчишкой, а взрослым осторожным человеком. Я сдержался, потому что вспомнил, что связываться с Корками – призывать беду на свою голову, а заботиться следует в первую очередь о себе. И, знаете ли, раз королевские враги считают нормальным на зиму сдавать девочку в приют, пусть и очень неплохой, а летом терпят её у себя, значит, всё не так просто, значит, тут умысел и замысел, и соперникам Охти что–то нужно от дочери Пагов. Хорошо, если они всего лишь, как некоторые опекуны, нацелились на её деньги…
   Подумав так, я, взрослый человек, сдержался и не стал вопить, а осторожно произнёс совсем другое. Да – да, АБСОЛЮТНО ДРУГОЕ:
   - Хочешь, я поговорю с твоей директрисой – пусть тебя отпустят на лето погостить в моей семье? Может, твой дядюшка рад будет тебя не видеть? О! Я познакомился с директрисой на выпускном вечере её дочери Кэти. Поймёт же она, что у нас тебе будет веселее.
   Лала оказалась умнее меня. Она вздёрнула нос и приняла вид до смешного высокомерный:
   - Ну ты и даёшь! Кто ж меня отпустит к тебе? Ты мне кто? Директриса считает, что я, со своим характером, обязательно должна общаться с роднёй. Это она так говорит, а на самом деле - дядю с тётей боится. Знаешь, что с ней сделают Корки? Ой-ой! Да они озвереют, если узнают, что я гощу у анчу - они вас терпеть не могут. Анчу ведь дикари и выглядят не как люди. Ты не в курсе, кто устроил большую резню среди вас где–то примерно сколько-то лет назад?
   Любому другому я дал бы в ухо, но не девчонке же. Поймав мой зверский взгляд, она залепетала:
   - Ой, прости, прости.
   - Да ладно, - простил я. – Ну, приходи поиграть, вроде, почти соседи.
   Лала выложила на стол два цагрика, как и договаривались. Я пытался не взять, но козявка задушила меня аргументами – и просто всучила мне эти деньги. Интересно, почему дочь богатеньких Пагов совсем не имеет карманных денег?
   - Я пойду, - сообщила девчонка. – А то опять искать будут. Да ещё ведь до вечера надо собраться, дядя пришлёт за мной слугу.
   Она снова захлюпала носом. Стояла, опустив голову, и не торопилась уходить.
   - Что, плохо тебе у дяди? – полюбопытствовал я.
   - Бывает хуже. Вот, например, Мадина… Однажды её схватили за волосы и треснули лбом о дверь. Потому что она заступилась за младшего брата. Никому не говори. Я плакала и кусалась. Зуб выпал. Хорошо хоть молочный. Ну да ладно, лето же быстро кончается.
   И, не дорассказав трагической истории своей подруги, Лала махнула рукой и побежала по дорожке к выходу со двора. Я смотрел ей вслед и думал, что же это за Мадина такая, что ей ещё хуже, и не нужна ли бедняжке срочная помощь, погадать, например. А между прочим, так зовут дочь Корков, их среднего ребёнка.
   Потом я повернулся к зеркалу и с минуту внимательно себя разглядывал. Почему я выгляжу не как человек? У меня всё, как у людей: голова, руки, ноги - всё на своих местах. Я не ленив, образован и, смею думать, неплохо воспитан. Дружу со спортом, у меня хороший голос, я играю на музыкальных инструментах и знаю магию. У меня в руках ремесло (и даже не одно), с которым я никогда не буду голодать. У меня полно приятелей там и тут, мне чаще весело, чем грустно. Я не имею привычки дуться и, смакуя, копить обиды. Да, я немного вспыльчив, но схватить женщину за волосы и треснуть о дверь... Для этого надо быть такой злобной, гнусной мерзостью, как... Будем говорить откровенно - как отец этой самой Мадины, глава большого клана Корков. Я слышал, конечно, что родители в этом семействе далеко не добры к трём своим детям, но не подозревал, до какой степени. Вы понимаете - и старшее, и младшее поколение скрывает это, проболталась только Лала Паг. То ли от простодушия, то ли, наоборот из вредности или хитрости.
   Какого же чёрта, скажите мне, старший из Коркиных детей вечно цепляется ко мне, и довёл уже до того, что попадись он мне сейчас, я немедленно настучу ему по глупой башке? Он, значит, не считает меня человеком, а сам позволяет трескать себя о дверь! Ах, не себя, а сестру! Замечательная семейка.
   Меня затрясло от негодования, сжались кулаки. Думаете, я не знаю, что думают об анчу подобные Коркам люди? Знаю, и сталкиваюсь с этим постоянно, и даже сержусь не каждый раз - какой смысл? Я и сейчас плевать хотел на Коркино мнение. Просто представил, как Кохи, рослого, сильного парня, эту мою вечную вражину, шарахает о дверь его папочка, а потом тот встаёт, отряхивается, потирает шишку и идёт себе в парк подраться со мной. Как это понимать?
   Но очень быстро я бросил размышлять над этой проблемой. Я, конечно, отличаюсь от прочих людей, так, как отличается от своих собратьев, скажем, снежно - белый воробей. Только не надо думать, что у меня красные глаза. Конечно, всякое бывает, но на самом деле, глазам у анчу положено быть обыкновенными, в основном, очень светлыми. У нас с мамой они серые, а у папы и Рики - светло-голубые. Маме легче - она женщина и может накрасить ресницы чёрной тушью. От этого лица анчу, конечно, делаются выразительней, но я же не стану пользоваться косметикой. Тем не менее, я совсем не плохого мнения о своей внешности. Скорее даже наоборот. А Кохи может и дальше клацать зубами, пожалуйста.
   Тут я вспомнил, что у меня на огне кастрюлька с водой, и помчался на кухню. Меж тем колокольчик у меня за спиной тренькнул, дзинькнул, и снова, и опять. Что такое? Я мигом влил в совсем выкипевшую кастрюльку воду и побежал к калитке.

Продолжение: http://www.proza.ru/2009/06/03/555