Птичьи комедии - Курочка Ряба

Птичьи комедии.

Курочка ряба.

Как-то в село наведалась кукушка.
На лапках педикюр. Одета, как игрушка.
Пошито всё с иголочки лесной.
Вот только жаль была она рябой.
По этой, по другой какой причине,
Была не замужем, но знала толк в мужчине.
Клювик подкрашен и на щёчке «мушка».
Глядит навстречу семенит пеструшка.
Причём, за труд её ударный.
Назад: с неделю - в день базарный.
На площади в Бологое.
Яйцо вручили золотое.

- Бонжюр, - кукушка ей казала, -
Давненько я сестрёнку не видала.
Поговорим: о том, о сём.
Как ты живёшь, как у тебя с жильём?
Удобно ль место на насесте?
Тут, до меня дошли недавно вести.
На знаменитость прилетела посмотреть,
А мне, хоть от стыда сгореть.
Что пью мне говорят, и, что гадаю,
Но знала б ты, как я страдаю.
И всё же не меняю жизнь свою.
Кучу, гадаю и, конечно, пью.
Напьюсь и кажется на свете,
Что нет зимы и солнце ярче светит.
А помнишь, что и мы когда-то
Были премилые цыплята?
В одном гнезде мы родились.
А помнишь, как с тобой дрались?
Ха-ха, как весело нам было.
Мечты, надежды, - не забыла?
Была я счастлива, лишь только просыпалась.
Скажи, а, что теперь осталось?
Одна живу на склоне лет.
Кто похоронит мой скелет?

- Ну, не скажи сестра, - ей курица сказала.               
Напрасно, милая, состарилась ты мало.
Ты на меня бы посмотрела.
Поправилась и располнела.
Смотри, раздалась, как кадушка,
А ты, как девочка кукушка.

- То бутафория одна.
Под слоем пудры жизнь видна.
Вино, танцульки до рассвета.
Эх, горькая моя планета.
Поёшь и пляшешь во всю прыть,
А, если всё вот это смыть.
Редеют перышки, морщинки под глазами,
Но, только, это между нами.
И всё же я скажу, как водка не горька.
Ведь сладко жить разрешено пока.
Хоть слава обо мне идёт дурная.
Живём один лишь раз, родная.
Второй мой дом: кафе и рестораны.
Шампанское, коньяк, а на десерт бананы.
Во власти музыки витаешь, словно рыбка.
Гитары стонут, будто плачет скрипка.
И ты сама то плачешь, то смеёшься,
Что не заметишь, как напьёшься
Среди застольного веселья.
Вот, только голова болит с похмелья
А, что за мальчики у нас.
Ну, пусть не люкс, но перший класс.
И были молоды когда-то,
Но главное у них зарплата.
Ведь говорят: «С лица воды не пьют»,
А на столы им подают.
Каждый так мил, смешлив и прост
И занимают важный пост.
При встрече лапку поцелуют.
Глядят в глаза, когда танцуют.
Да-да, такая уж и них манера.
У каждой по три кавалера.
А, как у вас, у кур, имею я ввиду.
Я б утопилася в пруду.
Один петух, один супруг на всех.
Ты бы у разных петухов могла б иметь успех.
Живёшь, как будто на востоке.
Делить любовь - режим жестокий.
Как тесен мир у вас и узок кругозор.
Жить так, как вы, просто позор.
Помимо ферм театры существуют.
Ты слышала когда-нибудь, как соловьи кукуют?
Не говорю об опере. В театре ты бывала?

- Я-я, - ей курица сказала, -
Была однажды, но давно.
Девицей бегала в кино.
Знаешь сама: муж, сыновья,
Где уж послушать соловья.

- Я так и знала, дорогая.
Компания нужна, тебе совсем другая.
В семейной жизни вы не видите ни зги.
Воистину у кур: куриные мозги.
При твоей славе и почёте
Красиво надо жить, а не тонуть в болоте:
Среди белья, не вымытой посуды.
Бери у жизни, дорогая, ссуды.
На свете том вернёшь сполна.
На свете этом будь вольна.

- Ну, как, премилая сестрица
Могу с тем обществом сравница? 
В деревне родилась, жила
И я не видела стола, где правильно едят и пьют.
Нет-нет, меня там засмеют.
Ни разу с вилки я не ела,
Ещё с ножом.

- Какое дело, -
Кукушка звонко рассмеялась, -
И, как такой яйцо досталось?
Пьют все, да так, что нет отличий,
А, после, всем не до приличий.
Который час? «Рожай» быстрее.
Все собрались. Летим скорее…

- Я, генацвали, тост хочу сказат,
Чтоб каждый всем нам был, как брат.
И, как бы он нэ лётал высоко.
Нэ улэтал от друга далэко.
Чтоб каждый дэнь нам с вами вэсэлиться,
Чтоб солнцэ нам свэтило в лица.
И нэудачы злая тэнь.
Нэ затмэвала ясный дэнь.
Счастлывый полукруг луны на морэ оставлял бы блыкы
И радугой, как на дрожжах рослы быстрэй мои гвоздыкы.
Жэлаю всэм: и дэнэг, и добра.
Жэлаю всэм - ни пуха, ни пэра.
Чтоб пополнялся круг друзэй,
Чем ширэ круг, тэм связ тэснэй,
Как каплы этого вына. -
Закончив тост, грач выпил рог до дна.

Насытившись: обои -  до отвала
Кукушка курице сказала:
- Ну, что тебе я говорила.

Пеструшка ей:
- Здесь очень мило.
Скажи, кто там, в углу смеётся
И к индюку бесстыдно жмётся?
А тот сидит, как маков цвет.

- Ему до них и дела нет.
Всё, знаешь, с возрастом проходит
И прелесть лишь в еде находят.
Девицы ж эти наши утки,
Иной раз позволяют шутки,
Какие ты изволила увидеть.

- Но они могут и обидеть.
К тому же рядом с ним жена.

- Подвинуть можно не стена.
При том скажу тебе - Синичка.
Такая штучка эта птичка.
Не даром грудь её желта,
Есть у неё одна черта.
Вон, видишь, лапку под столом
Ей пожимает Гусь тайком.

Рядом с Синичкой, словно франт,
На длинной шее дивный бант
Сидел раскинувшись гусак.
Одетый в модный белый фрак.

- Когда Индюк в Батуми отдыхает,
А, что не отдохнуть, коль деньги позволяют.
Его супругу навещает
И чем она его прельщает?
Сердитый малый этот Гусь
И, даже, я его боюсь.
Он со скворцами держит связь
И не ударит лицом в грязь,
Когда приходиться кутить.
За всех он может заплатить.
Не даром к нему утки липнут,
А с ними его деньги гибнут.
Всё промотает этот мот
И снова в  путь, опять в поход.
Глядишь, неделек через шесть,
Опять кутит и деньги есть.
А слева от него Сорока.
Какого в ней ни встретишь ты порока.
Не видела ещё такой.
Лишь, только обобрать: любой ценой.
А сплетница! Что там и говорить.
Вот, чтобы год бы мне не пить.
Смотри, стрекочет, словно шьёт.
Кому-то, явно, петли вьёт.
Недавно случай был такой.
Она, ни кто-нибудь иной.
Сама же стерва обсчитала.
На покупателя кричала.
И, хоть, был прав наш голубок,
Как хулиган попал в силок.   
Три шкуры с каждого дерёт.
Меня, аж даже, дрожь берёт.
Ты, знаешь, с ней мы не в ладах.
О! покарай её Аллах.
Я, даже, с ней не раз рядилась
И всё же, как ни как, смирилась.
Да! Всё же птицы - мы слабы.
Желудка верные рабы.
Она же рыбки мне подбросит
Или икры, когда забросят
В провинциальный городок.
Ах, развяжись у ней пупок.
Даже с меня дерёт подруга,
А у меня с деньгами туго.
Старею, мать моя, старею.
Да, и работать, не умею.
Сознательные стали птицы.
Все хитрые - нистой лисицы.
Вот, были времена когда-то.
Была я, душенька, богата.
И врачевать мне приходилось.
Сейчас же, вдруг, всё изменилось.
Печатают свои журналы.
Мол лекарям доверья мало.
А раньше, прилетит одна.
Ну, никуда же не годна.
Её наветами и лаской,
А чаще просто лестной сказкой,
Вместе с отваром попою.
Сама же у икон стою.
Перекрещусь три с лишнем раза
И хворь прошла: ушла зараза.

- Ты, видно, много знаешь трав?

- Нет! Просто, знаю птичий  нрав.
Их веру в ту святую силу,
Что изгоняет враз бациллу.
Мой Отвар, он - безвредный чай,
А ты лишь денежки качай.

- А помогает?

- Кому как.
Каждый мудрец - он же простак.
Я слышала, что, где-то в Мире.
Ни то в Багдаде иль Каире,
Ни то в каком ещё краю,
Но на земле, а не в Раю.
Внушеньем лечат человека.
И выздоравливал калека.
Для птиц же этот метод тоже,
Подходит, как нельзя, похоже.

- А, если, нет!

- На нет, сестра, и суда нет.
Что ж из того, пусть и обман.
К тебе ж не лезу я в карман.
Ну, хватит, полно вспоминать.
Не лучше было б нам поддать,
А то уж в горле пересохло.
Пьём говорю! Ты, что оглохла?

- Так, как же те: другие птицы,
Которым надобно лечиться,
А ты лишь чаем поишь их.

- Не надо, милая, о них.

- Хворь их, возможно, сильно гложет.

- Им, видно, один Бог поможет.
Раз и научные чины
Признались в том - они обречены.   
И не тебе меня судить.
Давай налью, кончай нудить.

Меж тем Сорока стрекотала:
- Какой себе ковёр достала.
Какие краски и цвета.
Посмотришь, просто красота.
И вот, смотрите перстенёк,
А камушек, как огонёк.
Росою утренней горит.
Сказали мне - Александрит.
И цветом моего лица.
Воистину, творенье творца.

Увешанная золотом повсюду,
Как яблоко катается по блюду,
Так и Сорока во все стороны стола,
Трещала про свои дела.
Её лишь слышно за столом
Вертела языком, как помелом.
- А этот, - обратилась к Галке
Высокой и сухой, как палка, -
Я привезла из Ленинграда,
И оченно колечку рада.
Рубин, как капелька крови
Сулит обилие в любви.

А та, одетая в монашье одеянье;
Приметные лишь носа очертанье,
Да с завистью и жадностью глаза.
Смотрела так, что аж слеза
От напряженья появилась.
Она в колечко так вцепилась,
Что воля здесь была б её…

- Ну-ну, не хапай, не твоё! -
Сорока выдернула лапку. -
Ещё себе достала шапку.
Ондатра норочкой подбита,
А, как вы б видели, пошита…

- Скажи молочная сестрица,
А это, что ещё за птица? -
Кукушке курица сказала. -

- Я, право, знаю её мало.

- Вся в чёрном, платью уж лет шесть.

- Жадна, скупа, но деньги есть.

- Так, чем живёт, скажи на совесть.

- Я б написала о ней повесть, -
С усмешкой кукнула кукушка:
- Давай плесну, где твоя кружка?

- Сестра, - не отставала Ряба.

- Отстань, - прилипчивая баба, -
Да, милостью она живёт.
На паперти сидит и ждёт,
Пока какой-нибудь чудак
Не бросит ей в подол пятак.

- И, что же, этим можно жить?

- А, как же! Жить и не тужить.
Таких деньжищ тебе и мне
Не заработать и во сне.

- Привет, сестра! - сказала Галка.
Тут, курицу мне стало жалко. -
Я слышала на рынке в Бологое
Тебе яйцо вручили золотое.
И говорят оно уже
Дороже стало Фаберже.
- Откуда куд-ку-да тебе известно?
Мне, право, слышать это лестно.
И на каком прописано листе?

- Так, принесла Сорока на хвосте.
Пожертвуй церкви и все птицы,
Тобою будут вновь гордиться.

- Пошла отсель! - кукукнула кукушка. -
Нашла дурёх; нахалка, побирушка…

Но перепалки той пришёл конец.
На сцену вылетел Скворец.
Нет-нет, поправим протокол.
На сцену вылетел Щегол.
Краснел на шее галстук алый.
Когда-то, впрочем, добрый малый.
Он спорил в песне с соловьями.
Свистал до одури ночами,
Но не был признан и скатился.
Сначала раз - другой напился.
Потом вовсю в разгул пошёл,
Что не заметил, как дошёл
До ресторанного певца.
Ведь был талант у стервеца.
Теперь ни голоса, ни слуха.
Не нАжил ни пера, ни пуха.
Живёт средствами белобоки.
Их слишком много у Сороки.
Зимою водка - летом пиво.
Торгует всем чертям на диво.
Из пены золотом горя
Выходят тридцать три рубля,
А, может больше, кто считал их,
Но знаю хватит на двоих.
Отпел
И к столику присел.

- Ба!.. Здравствуй, здравствуй, дорогая.
По телеку совсем другая.
Вы в жизни даже симпатичны.
Я заявляю всем - публично, -
Икнув, припал на край стола, -
Какого, здесь, «дерут» вола.
Давайте, живо наливайте
И гостью нашу угощайте.
Я попрошу Вас - Вашу лапку. -
Споткнувшись, заключил в охапку.
Обдал ужасным перегаром.
Сравнимым, лишь, с печным угаром…

- Ах, гадина! Ах, потаскуха!
Я разорву твой клюв от уха и до уха.
Как смеешь обнимать, шалава.
Он мой, и, никакого права,
Ты не имеешь… - Бац… Бутылка,
Коснулась пёстрого затылка.

Сорока зверски избивала куру.
Чего не сделаешь по пьянке или сдуру.
Их разнимать все бросились неловко,
А получилось, просто, - потасовка.
Разбили: стёкла, зеркала, посуду.
Скажу Вам честно - врать не буду,
Когда всё это подсчитали
Так всё на курицу списали…

На утро вновь пришла кукушка:
- Ну, как? Ещё жива старушка?..
Да!.. Славно погуляли!
А, что, яйцо уже продали?
Продали или не успели?

Пеструшка поднялась с постели:
- Бог с ним - яйцом, там, не яйцом.
Вот, что творится у меня  с лицом?
Снесли почти что пол лица.
Ну, что ж, ведь жили без яйца.
Так, вот, как ты живёшь сестра.
Бесспорно, жизнь твоя остра.
Да. Я - домашняя хозяйка.
Я не торговка, попрошайка
И не Синичка, и не утка.
Прости, и не про-сти-тутка.
Так, чем скажи, намилость, хуже?
Живу в своём дому: при муже.
Моя твоей - жизни шикарной?
И не считаю, что бездарно.
Мною прожитые те годы.
Порой, бывают и невзгоды.
Да, я не слышу соловья.
Зато какие сыновья.
А, где твои? Твоё яйцо?
Узнаешь ли ты их в лицо?
На твой вопрос. Вот мой ответ:
«Не похоронят твой скелет».
 
Слова кололи, словно жало,
Но Ряба всё стыдить, кукушку продолжала:
«Такие уж у них манеры -
У каждой по три кавалера».
Три мужа,  это три проблемы.
Три мужа, значит три дилеммы.
За каждым выносить помои.
От каждого терпеть побои.
А, здесь один и много жён.
Он добр, вниманием окружён,
А, если и захочет бить?
Нам всем, на всех, придётся разделить.

К чему мораль. Кто прав, кто виноват.
Я не судья, не адвокат.
Скажу Вам строго между нами.
Кто прав или не прав - судите и решайте сами.

Март 1984г. Добавлено 01.06.2009.