Право на жизнь... 7 Глава Печальный сад

                Печальный сад.

                7 Глава.

           Но сад молчал, притихший от сиянья:
           Двух плачущих и внемлющих свечей,
           Чего он ждал в скорбящем упованье –
           Разлуку двух сердец иль приближение страстей.


           Долго я ждал этого момента, чтоб начать писать самое откровенное из воспоминаний Павла, его роман-жизнь. В первых двух тетрадках, кроме поэмы я не нашёл не

чего интересного если и были какие-то мысли, то они казались либо слишком скомканы, либо обрывались на полуслове, либо слишком просты и наивны. И всё же я не мог пропустить

начало его романа-жизни, самую первую запись я нашёл в предпоследней тетрадке, которая не имеет некого отношения к этой главе. И так начнём, с трепетом и благовещением.

           «1 июля 1990 год.

           На улице было дождливо и грязно, как назло весь день лил дождь. От этой серости и сырости у других бы завыла в ушах, а Павел очень любил пасмурность, и от этого

у него поднималась настроения. Полный подъём чувств, хоть стихи пиши, что он и делал. Но почему-то рифма не шла, то мысль срывалась, и из несколько  фраз получалось какая-то

чертовщина. В душе ныло и Павлу казалось, что он некогда больше не напишет тех стихов, полных звучаниях и того не восполненного содержания, от которого хотелось жить вечно и

творить. Той восторженности, приходящей от прочтения своих сырых стихов. Но как Павел не довольствовался  старым, самочувствие не подымалось, а скорее наоборот падала. Не

вытерпев, он резко откинул тетрадь в сторону, а потом с раздражением затолкнул её в письменный стол. Как он тогда ненавидел себя, как будто все силы зла опустились на землю.

         «Как быстро меняется настроения – подумал Павел. – Неужели весь вечер будет таким».
           Стало ужасно страшно и безоблачно душно от таких дум. Необъяснимый страх подкрадывался со всех сторон, комната наполнялась мраком.

           - Что же так мучает меня, все равно я не смогу нечего написать. Какая чепуха лезет в голову, выпить бы сейчас хоть пиво – размышлял Павел. От всех этих мыслей стало

ещё муторней и гнуснее.
           - Что без спиртного уже не можешь себя развеселить.  – Недолго думая он

оделся и выбежал на улицу.
            Шёл он быстрой походкой, слегка пошатываясь, но уверено. Иногда здороваясь,

 а иногда нет, с проходящими по улицам, людьми. Но внутри него что-то хорошее тихо обрывалось и нарастало тягучая пустота, которая сначала мелкими шагами, а затем быстрее

и быстрее собиралась в большой ком. Павел стал побаиваться прохожих, и, сторонясь их, искал потемнее и побезлюдней места. Он шёл как в бреду. Кто-то остановил его и о чём-то

спросил, он промычал в ответ несколько фраз, сам не понимая  и не помня, что  ответил. Лишь бы недоставали. Он спешил к своему приятелю, где возможно будет, чем отвести душу.

             У приятеля, конечно, была брага или бражка, настоянная на старом запасе сахара и испорченного смородинного варенья. Пьяный, Павел вышёл на свежий воздух и

полной грудью вдохнул его. Голова закружилась, но было хорошо,  всё безразлично, хотя и гнало на подвиги ради нашего государства.

              - Куда и к кому податься? – безделье и пустота оглушало своими выходками. И от этого томило и ломило в голове. И вдруг, как громом с молнией ему пришли

воспоминания о том вечере на озере, когда он и его приятель купались с девчонками  и были в стельку пьяные. Да, та девушка Вера, которая была чуть постарше его. Помнилось,

как он подплывал к ней, и так в шутку незаметно, как ему казалось, дотрагивался за обнаженное тело. Она смеялась, и смех её ещё больше пьянил его. А потом помнится, он

обнимал её, держа очень крепко на руках, и  далее посреди озера среди тёплой и мутной воды, он  нежно целовал губами её взмокшие губы и гладил влажное девичье тело. Дальше

всё туманилось и уходило в забытьё…
               Хотелось к ней, к милой, любимой и желанной. Тянуло блаженное чувство, и

неодолимая сила и везде слышался её бархатный и мелодичный голос. Она вся как богиня прекрасна: начиная от пахнувших летом волос и кончая красивыми, слегка удлиненными

пальцами на этих стройных девичьих ножках. Она как богиня была вся в тебе, и ты мог в любое время общаться с ней и её боготворить. 

               - Скорей к ней – кричало сердце внутри у Павла.  Но он остановился в нерешительности.

               - А если эта встреча на озере всего, лишь игра страстей и не более. И я там был для неё игрушкой или так просто…, какая глупая мысль – подумал Павел.
   
               Предметы: столбы, тополя, пятиэтажные дома, гаражи, трава и кусты. Все они исчезали, превращаясь, или правильнее сливались в образ, её небесных очей, а звуки,

 давно ставшие её речью, шептали что-то возбуждающее и манящее. Он мгновенно желал поправить свою прическу, но на последнем движении, рука чуть замедлилась и не торопливо

 слезла с русых вьющихся волос.
            - Вперёд – с выдохом воздуха сказал Павел и быстро зашагал в сторону пятиэтажного  Вериного дома, боясь хоть малость замедлить ход.

           Подъезд блестел от чистоты, и все равно пахло пылью и сыростью. Перед входом, после входных дверей мило лежал вязаный из тряпья домашний коврик для ног. Чистота и

уют,  как мало надо человеку, чтобы почувствовать что-то близкое и родное. Павел несколько раз с удивлением обвёл взглядом площадку и нерешительностью нажал на звонок.

           - Боже повезло – успел только подымать он, уведя её загоревшие от радости глаза.

           - Ты, - быстро с изумлением спросила Вера, а потом, смутившись, добавила. – Подожди, я сейчас – и закрыла входную дверь.

           Прошло более пяти минут, а её всё не было. Павел кружил на маленьком квадрате подъездной площадке и от волнения всё больше ускорялся, быстрее переставляя ноги по

кругу. Не рассчитывав шаг, он споткнулся и лбом открыл соседнюю дверь и, запнувшись об порок, растился в коридоре. Раздался грохот, и на раздавшийся шум из ванны  выскочила

обмотанная полотенцем молодая девушка с огромными от испуга глазами.
           - Извините, - краснея, пробурчал Павел и выбежал из подъезда вон.

           На улице его взял, такой хохот, что он не мог остановиться от смеха. Вскоре вышла Вера и, не понимая в чём дело, стала спрашивать Павла о том, что случилось. После

его рассказа Вера так громко засмеялась, что через некоторое время  выбежала соседка со шваброй и начала их крыть матом, на чём свет стоит.

            - Побежали – предложил Павел и они, взявшись за руки, помчались в  сторону палисадника».

           И всё же вернёмся к основной теме: к саду или как его сейчас называют загородный участок можно просто дача, где Павел провёл своё первое лето после окончания

школы. Вот как он его сам описывает в следующей тетрадке.
           « 1 августа 1990 год. Как раз недавно на часах было двенадцать. Уже среда.

Тихо горит свеча, странно переливается пламя, наводя на мысль об одиночестве человека и его несовместимости с другими жителями планеты. Почему иногда хочется мне остаться

одному? Одному в этом ночном саду.
            Сад прибран, здесь хорошо и свежо особенно ночью. Из окна дачного домика,

 правда без электричества, видна изгородь, напротив её стоит теплица, а там чуть подальше грядки и несколько сибирских яблонь. Но не это главное, ночью сад живёт своей

жизнью мне непонятной и необъяснимой. Иногда, он мне кажется, неким мыслящим существом, которое переливаясь красками, общается со мной. Иногда, сад молчит и стоит в гордом

ожидании как барон, опираясь на трость. И тогда неясно чего он ждёт в своей дремучей тоске. Может ему неинтересно со мной говорить, и он думает о своём: о вечных проблемах

бытия или просто спит. Парой он во сне вздрагивает и просыпается от постоянного жужжания высоковольтных проводов. Они ведь кому-то гонят ток. Словно бегут в неведомую даль и

зовут его собой. Вот и опять ток проноситься очередью звуков и эхо обратно возвращает их в другой тональности полной грусти и широты. И ты не можешь, не удержатся, чтоб не

выскочить и крикнуть им в ответ: « Я здесь, я вас слышу и понимаю». Нет, невозможно не выскочить, а выскочив, не остановится и полюбоваться всем великолепием красот земли

русской. И снова новая волна звуков, она весела и говорлива, как-то скоро, быстро и мелком она рассказывает об увиденных ей просторах и также с грустью  улетает вверх, к небу.
            Свеча по-прежнему покрыта белым занавесей с чуть жёлтым оттенком, который пугающе слегка освещает мой дачный домик изнутри. Почему свеча плачет, о ком она горюет.

 Слеза поначалу течёт вниз прозрачной восковой росой, потом останавливается  на застывающем комочке и сама образует бугорок, схожий с морской волной. Пламя горит ровно,

словно стремится вверх к вечности, к космосу, к вселенной, которая для нас загадочно и бесконечна. И всё же пламя от свечи, если бы оно могло говорить, какие тайны открыла она

всему миру. Ведь общаясь с ним, писал Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Тютчев, Фет, Жуковский … Я ещё раз приглядываюсь к свече и вижу, чем ярче светит огонь, тем быстрее

свеча опускается вниз. Странно, как будто копируя жизнь величайших людей всёх времен. Недолго думая получается стих.
               
Свеча томительно мерцает
В храме божьем и земном
О чём она мене вещает
О горе нескончаемом моём.

            Нет, скорей не вещает, она оплакивает грехи мои, чтоб на том свете жилось лучше. В бога не верую, но во что все равно надо верить, наверное, в святость присяги. А

присяга моя – это поэзия.

            2 августа 1990 год. Парой приходят дурные мысли о самоубийстве, но поэзия своей рукой берет за ворот и держит меня. И ещё меня удерживает любовь к ней.… Обратно я

влюблен, в Веру, но она уехала в деревню, к своей родне, а я тоскую и чувствую, что без неё не проживу. На глазах наплывает белизна и туманит предметы, они расплываются и

скрываются просто в одной набежавшей слезе. Неужели я плачу. Но мало любить, надо ещё знать чего ты хочешь от этой безумной любви. Обратно пылает свеча, как жизнь

 человеческая, как огонь съедает воск, так грусть терзает душу и убивает меня. Смотрю на отражения в зеркале, смотрю в свои глаза. И думаю, а может ли моя красота приносит мне

счастья. Ведь многие говорят, что чертовски красив. Забудем о моей внешности и взглянем  на ночной сад. Каким он покажется мне сейчас. Печальный сад осунулся и почернел. Он

словно, как и я грустит об утренней заре и первых лучах теплого солнца. Весь он покрывается дремотой и под светом полной луны отражается серебром. Этот серебряный свет

 делает его громоздким и неживым. Странно чернеют кроны ранетки, как бы создают некий образ рук, которые пытаются остановить ход облаков. А облака -  вечные странники небес

отказываются от приглашения, знают, что за ними могут поглядеть посторонние взгляды живого человека. И всё же сад притаился и боится шелохнуться и ждёт ветерка. Чтобы

прогнать нежданных гостей, вдруг передумают и примут приглашения….
            Юность, – какая тяжелая и незабываемая пора. Пора любви и разлук, пора

переосмыслений и ломки родительских устоев, пора новых правил и законов. В юности мы начинаем ярко осознавать, что же такое Родина, Россия, свой край. Только в юности мы

ищем точку опоры, какой она будет шаткой или твёрдой, чтоб мы могли от неё оттолкнуться и уйти в полёт во взрослую жизнь. И здесь просто мало любить свою Родину или девушку,

здесь как бы возникает ни один вопрос: « а что ты готов сделать ради этой любви, чем пожертвовать и способен ли ты поменять сладкую родительскую опеку на полную

самостоятельность и вообще способен ли?» Какие высокие слова и откуда они только берутся в моей бестолковой голове. Всё конец.   

              10 августа 1990 год. Мать долго упрашивала Павла никуда не ходить, а лечь спать пораньше. Но Павел был в прекрасном настроении, да и спать не очень хотелось.

 Конечно, сменить квартирное благо на холодный дачный домик не сильно прельщала, сменить комнатную обстановку, где тепло, сухо и надоедливых мух нету на походные условия.

              Но как мать не старалась, Павлу было всё безразлично. На улице очередями бил дождь, казалось, что между небом и землёй разразилось война, и они ни как не могли

поделить пространство. Вокруг было, как в чертовом аду, разрывались разряды молний и гром, как по приказу грохотал в могучий барабан. Облака тоже, кажется,  о чём-то не

договорились и бешено неслись друг дружкой вдогонку.
              - Разгневались боги – подумалось Павлу и он, как в пропасть шагнул в

чёрную пасмурность и скрылся от внимательных и следящих  глаз матери. Конечно, она волновалась, как любая мать за единственного сына и почти одна вырастившая его, но что

 поделаешь, таков был его необузданный характер. Почему же Павлу не сиделось дома? Он спешил к своему одиночеству и хотел забыться, и там окунутся в свой мир полного живых

 красок и солнца, в мир творчества. Но со стороны окон, казалось, что мальчуган просто сошёл с ума и поплёлся в такую погоду к себе на дачу.

            Павел шел, чуть пошатываясь, спотыкаясь на кочках, ноги то вязли, то скользили по грязной и глиняной дороге, идущей вверх в гору. Он шёл, зная, что там, в

дачном домике остался его дневник, и сам себе обещал вернуться, чтобы дописать на половину созданный им стих. Стих, который он бросил, как небом брошены капли дождя на

произвол судьбы. А оно грозное и почёрневшее от гнева, не как не пускало Павла в ночной сад, и запугивало страшнее некуда. Весь горизонт покрылся раскаленными добела ветвями

лучей-зарниц, смертельными для жизни. Они кричали, слышалось, что-то ужасное и вмиг освещали путь яркими рекламными огнями. Словно участвуя, в адском ралли на тёмном небе-стадионе в момент выигрыша они поблескивали серебристо-голубым светом.

            Странная мысль необъяснимо влекла и мучила Павла. Так получилось, что Вера уехала, даже не простившись с ним, и второе он боялся её приезда. Вдруг она изменится и

там найдёт другую страсть, ведь их отношения были так зябки и хрупки. Что не дай бог после возращения она скажет « оставь меня, ты мне не нужен». Тоска резала грудь, трудно

было забыть, ту ясную, как полнолуние, любовь. Забыть те мгновения их первых встреч, как трепетно и нежно они держались за руки, забыть его пока ещё неловкие и наивные поцелуи и

первые смущенные взгляды, полные надежды и радости. Он как будто услышал её голос, шептавший ему «прости и забудь» и горечь обиды ударила в голову, прошибая слезу.

              - Возможно, ли ей найти другого молодого человека и не помнить мои слова –  размышлял Павел и сразу же на ум пришли первые строки.
 
Я слышу, ты меня зовешь
В объятиях другого.
И миг блаженства – пред тобою – ложь
И ты не веришь  сказанному слово.

Но если так, забудь меня,
И не ищи со мною встречи.
Сквозь плачь и смех холодного огня
В ту ночь, когда рыдали свечи.
 
           Павел забыл об ужас ночи, не чувствовал хлеставшего его дождя. Вдалеке показались знакомые черты, претворившегося сада. Видимо он побаивался буйство природы и

ждал прихода своего маленького, но хозяина. Павел подходил к забору и уже открывая калитку подумал о том, что не вечность окружающая его, не сам сад не чувствовали той

боли разлуки, какую ощущал он сам. Хоть и стихия по немного утихала, всё равно вселенная молчала, а скорее спала божественным сном, укрывшись звёздным одеялом. Она не замечала,

что какая-то  её малая частица не спокойна, всё вокруг дышало наступающим равнодушием. Во всяком случае, так грезилось Павлу, для других вселенная в тот миг была другой.

                Он незаметно для себя открыл двери домика и зажег свечи, закурил.
И долго держа сигарету в руках, как бы боясь, пошевелится, смотрел на небо в прорези

двери и думал о разлуке с любимой, сочиняя последнее строки брошенного стиха.

Зачем они рисуют облик твой,
И ветер мрачный голоса уносит,
Оставишь с ним ты свой покой
И не придёшь ко мне, не спросишь.

Молитвы час в мерцаниях погас
Поникли свечи головою,
Как весть кончины иль бессмертья глас
Звучит твой шепот надо мною.

Зачем я плачу в темноте пустой,
Судьбу давно свершили боги,
Как мне преодолеть разлуки боль
Она кричит не у немногих».