Солнцеворот 5

Глава пятая

Алмазна  сыплется гора
С высот четыремя скалами,
Жемчугу бездна и сребра
Кипит внизу, бьёт вверх буграми;
От брызгов синий холм стоит,
Далече рёв в лесу гремит.

Гаврила Державин



22 апреля

         Снова Солнце! И нет ни единого облачка, есть только слабый ветерок, и есть мощный утренний напор света. Однако минус четыре.

Ледоход на Оби

Обь широкая – и
Обь глубокая
В берега ледяные стучит.
Здесь Россия моя
Ясноокая
Задохнулась Сибирью – и
Спит.

Но разбудят её
Воды вешние,
И отпустит её
Мерзлота,
И вздохнёт она гордо,
Сердешная,
И оттает весною
Мечта,

Если я её,
Милую,
Высмотрю,
Под венец золотой
Поведу…
Будет празднество – и
Будут выстрелы
Из бутылок зелёных во льду!

Будет солнышко нам
Не залётное,
Но родное
Утрами сиять,
Будет счастье моё искромётное
Льды-бинты с дней России
Снимать…

         Рановато я о ледоходе заговорил. Обычно до 10 мая освобождается ото льда Обское море. А вот ниже плотины ОбьГЭС ситуация иная. Там уже сейчас лёд сошёл, и только кое-где у берегов остался…
         А здесь, на протоке, под боком, ледоход бывает только при сильном ветре. Протока расположена в на-правлении с юга на север, и поэтому картина, похожая на ледоход, бывает при южном и северном ветре. И протока освобождается ото льда раньше, чем море, – как правило, к 1 мая. Вот я думаю: остаётся всего одна неделя, успеет ли лёд исчезнуть? – апрель выдался хо-лоднее обычного.
         Лёд окончательно и повсеместно оторвался от бе-регов, стал сахарно белым и рассыпчатым на поверхно-сти, и сверкающим прозрачными хрустальными граня-ми, уходящими в тёмную воду. От него идёт тяжёлая, влажная прохлада. Утреннее Солнце, разбежавшись, скользит по льду – и поднимается ввысь, захватывая с собой клубящийся ледяной воздух.

На рассвете

Хрустальный свет морозной тишины
Глазам открыл далёкие просторы,
Бездонностью наполнив… В них видны
Растаявшие облачные горы…

Я к Солнцу повернулся всей Землёй:
Тепло и свет душою осязаю;
Прогуливался звёздною стернёй –
Теперь по ниве солнечной гуляю…
         
         Сегодня день рождения дедушки Ленина. Не его дедушки, конечно, а его самого день рождения. В связи с этим днём у меня есть воспоминания о детском сади-ке. Как давно это было! Но воспоминания сохранились хорошо, детский садик я посещал только один сезон и только в старшей группе, непосредственно перед шко-лой.
         В детском саду я строил …мавзолей. Мавзолей!
         А происходило это так. Увидев в праздничном номере газеты (после 7 ноября 1953 года) мавзолей В.И. Ленина – И.В. Сталина и строгих, но улыбающих-ся дяденек на нём, вскинувших в приветствии руки, я решил воссоздать это строение и всю эту праздничную ситуацию в своём детском садике. Приходил (а было это несколько раз, и каждый раз я ощущал необыкно-венное воодушевление) с утра пораньше в садик и на-чинал из табуреток, вернее табуреточек, строить шат-кое сооружение, по форме напоминающее Мавзолей на Красной площади. (А происходило это священное дей-ство в Актюбинской области, в селе Хобда, в 130 кило-метрах от областного центра Казахской ССР!).

Мавзолей

Это было не детской игрой, –
Поднимать Мавзолея ступени,
Возводить табуреточный строй
Под названием «Сталин и Ленин»…

…Я пораньше в детсад приходил
И строительство бурно кипело!
Для великих вождей возводил
Мавзолей, а душа так и пела!

Табуретка на самом верху
С подозрительным скрипом качалась,
Но доволен я был, что могу, –
Посмотри, ни одной не осталось!

Приходили товарищи – и
С удивлением рты раскрывали,
Наблюдая затеи мои, –
И строение с шумом ломали.

Я не плакал. Я всё понимал:
Невозможно подобную стройку
Сохранить… и детсадовский зал
Превратить в усыпальницу-койку…

         Помню удивление в глазах, недоумение, а потом и откровенный испуг у тётеньки-поварихи, заглянувшей как-то на звук моих стукающихся и с грохотом падаю-щих табуреток.
         – Что ты здесь делаешь?
         – Да так, ничего…
         – А это что? – и она указала на пирамиду из табу-реток.
         – Да так, ничего…
         Конечно, она о моей ударной стройке сообщила воспитательнице, и разумеется, воспитательница тоже учинила допрос без всякого результата. Я признался, что строю мавзолей Ленина и Сталина только заве-дующей… Разумеется, та испытала растерянность и шок, вызвала мать (отца, директора школы, тревожить не стала) и в беседе часто на меня поглядывала с плохо скрываемой тревогой…
         И только когда они сообща выяснили, что я играю в праздничную демонстрацию, а вовсе не собираюсь заново похоронить вождей мирового пролетариата, не-много успокоились.
         – Никогда больше не играй в такие игры!
         Я в ответ лишь кивал, соглашаясь, но, разумеется,  не понимал причины такого запрета…

***
Неуклюж по-стариковски,
Тротуарами бреду.
Что-то хочется чертовски,
Но желанья как в бреду:

В преисподней подсознанья
Копошатся в полумгле.
Нет им точного названья,
Нет и места на Земле –

И поэтому мне грустно
И тоскливо на душе,
Да и в небе стало пусто:
День закончился уже…

         …Закатное Солнце сегодня похоже на улыбающе-гося краснолицего индейца с розовыми перьями обла-ков на макушке, веером расходящимися по всей запад-ной части неба.
         Чуть теплее, чем вчера, и вообще, ежедневно, ежевечерне и ежеутренне становится теплее на один-два градуса.

23 апреля

         Вот и сегодня с рассвета теплее, чем вчера ровно на ту же разницу градусов.
         Солнце ярко высветило разной величины высоко плывущие с севера на юг облака и обнаружило, что иней на траве почти не виден. Более того, на газоне появился отчётливый зелёный оттенок! Но зелень стала видна ещё и потому, что в последние дни граблями бы-ли сняты все остатки прошлогодней травы.
         Пушистые почки на ивах уже величиной с дет-ский кулачок, а на тополях крупные коричневые почки выглядят как на глянцевых фотографиях. Они ощети-нились острыми пирамидками в разные стороны, ста-раясь насытиться щедрым теплом и богатым светом.

Весной

Пробуждаются почки от спячки,
Испаряются зимние сны.
Над решением важной задачки
Бьётся Солнышко, сердце Весны:

Надо вычислить, если возможно,
Сколько жаркой натаять любви;
Надо вычислить, если не сложно,
Сколько радости вспыхнет в крови,

Если вместе с берёзовым соком
Я смогу и любви зачерпнуть
Под немыслимым небом высоким,
И, напившись, с надеждой вздохнуть.

Надо вычислить, сколько веселья
Обнаружится в сердце весной,
Сколько есть приворотного зелья
В глубине у планеты родной…

Пробуждаются почки от спячки –
И зелёный грядёт ураган!
Но не Солнце решает задачки:
Сердце пишет весенний роман.

         Несколько раз низко с характерным заполошным шумом пролетели утки, а появились они здесь ещё вче-ра. Места их гнездования в камышах ещё сплошь по-крыты льдом, вот они и мечутся, и с отчаянным кря-каньем отыскивают удобные полыньи. Надо сказать, что появились они изумительно вовремя! Вчера ещё утром на открытой воде блестела корочка льда, а сего-дня можно было плавать до самого рассвета, не опаса-ясь вмёрзнуть в лёд. Они что, с тепломерами под крыльями летают? Причём наперёд знают, когда и где какая будет температура.
         А днём воздух прогрелся до 14-градусного тепла и вода быстро поднялась до уровня недельной давности. И тотчас образовались большие полыньи.
         К вечеру облака остались только на горизонте, по кругу, причём повсюду они белые и лишь у заходящего Солнца красно-розовые.
         Перед заходом Солнца умолк и, объявившийся впервые в этом году на деревьях по соседству, дятел. А днём так энергично трещали его автоматные очереди с огромных тополей! Причём дятел, как подсолнух, на стволе дерева ковырял с солнечной стороны, – а как же,  там и жучки под корой пошустрее – тепло! Так и пере-мещался вслед за солнцем по нагретой светло-зелёной тополиной коре. В ярком оперении дятла преобладал красный цвет, и это было очень живо для раннего ве-сеннего времени, особенно в лучах Солнца.
         А сейчас я наблюдаю феерически фантастическую картину. На западе, в кроваво-красных облаках, Солн-це; на востоке на чистом небе ярко сияет холодная Лу-на; не растаявший и поныне иссиня-белый лёд на про-токе, и пробивающаяся ярко-зелёная трава на её бере-гах; дым от костра (сжигаю прошлогоднюю траву и опавшие сучья) на пирсе у катамарана, стоящего на льду… Дым стелется над газоном к тополям, где только что строчил без устали дятел… Вдали слышен грохот проходящего по железной дороге тяжёлого товарня-ка… Тишина – и над всей этой пасторалью с тревож-ным криком время от времени проносятся утки, взба-ламучивая воздух шумными крыльями.
         И возникает острое ощущение нереальности про-исходящего и чего-то надвигающегося ожидаемого не-ожиданного, а вместе с тем теплится и чувство усколь-зающей уникальности, единственности вяло текущих событий. Ощущения и чувства мимолётные и безотчёт-ные, и как бы ненастоящие – но они есть, – и ты начи-наешь понимать, что именно это и называется фаталь-ностью, детерминизмом бытия…

Почему?

Наяву долгожданные дни,
О которых мечталось зимой.
Почему же не в радость они,
Отчего я шепчу: «Боже мой…»?

Для чего я с тоскою в окно
На Весну равнодушно гляжу,
Почему не мечтаю давно,
За мельканием дней не слежу?..

Почему я никак не пойму,
Что же вдруг приключилось со мной? –
Паутину с дверей не сниму
Зимней вечности – новой весной?...

И не радует солнечный свет,
И часы на стене не стучат
И не бьются, как дятел, молчат…
Тихо в сердце – и радости нет.

Если б знал я! – тогда бы к весне
Я тропинку к тебе протоптал
И сорвал занавеску в окне,
Чтоб стучать,– и стучал бы, стучал…

Ты услышала? – нет… В тишине
Я, скучая один по весне,
Со слезами стихи нашептал…

24 апреля

         По закономерности, сложившейся за последние дни, сегодня к утру должно было быть около двух гра-дусов тепла, но на самом деле сейчас минус два градуса мороза, и явно холоднее, чем вчера.
         Но уровень воды в протоке, несмотря на мороз, за ночь ещё приподнялся, видно вчерашним днём натаяло много.
         Безветренно, иней, редкие полупрозрачные обла-ка. Солнце выходит в мир мощно и светло, как хозяин во двор с добротным хозяйством. Оно знает, что надо делать и немедленно принимается за работу, ведь рабо-ты ещё – непочатый край.

Весенний костёр

Не сердца бурное биенье
Встречает Солнце поутру:
Угодливо моё стремленье
Подбросить хвороста к костру…

К теплу стремлюсь! – и получаю,
И с наслаждением живу:
Сединами под солнцем таю,
Но в гости вновь его зову!

Приди, любимая эпоха,
Сними снега с холодных плеч:
Я без тебя – погиб, мне плохо
Без тёплых дней и новых встреч.

Приди, пора освобожденья
Не от зимы и тьмы – от зла.
Душа желает возрожденья
Любви, и света, и тепла…

Мой костерок! – я оживаю…
Губами тёплый свет ловлю,
Весну в себе переживаю
И с наслаждением люблю…
   
         Как освободиться в стихах от пафоса, я уверен, что от излишнего пафоса, ума не приложу. Раскрыл на днях Эдгара По, читаю «Мореллу», и вижу поразитель-ную вещь: «Вот так радость внезапно преображалась в ужас, и воплощение красоты становилось воплоще-нием безобразия…».
         Действительно, ужас. Пафос есть, но он в контра-сте со своей антитезой. Пафос преображается в анти пафос. Вот и весь секрет сильной драматургии! Ребёнка кормят манной кашей и при этом запугивают бякой. Попробую изобразить.

Твоя песня

Ты пела… Это были звуки
Самой природы… Голос твой
Освобождением от муки
Горел как нимб над головой…

Ты пела – обмирало сердце…
Всё реже становился стук,
И не давало разгореться
Страстям движенье слабых рук…

Тепло мелодия струилась,
Но душу холод пробирал,
А дум внезапная бескрылость
Рождала тяжесть и обвал!

И это дьявольское пенье
Необычайной красоты
Рождало анти вдохновенье
Во мраке смертной пустоты…

Но были, были эти звуки,
Сияли ясные глаза –
И слышал я в сердечном стуке
Самой природы голоса…

         А что касается пафоса, то – пусть его! Успокаи-ваю себя тем, что мой пафос это пафос искреннего вос-торга и наивного видения. Петушиный крик, одним словом, звучащий не только к месту, по утрам, но и по всякому поводу и просто без повода.

Работа

Не устану я! – чёрнорабочий.
Чернозём, черновик, черенок –
И горящие пламенем очи,
И горячего сердца комок.

Выхожу по цветущему лугу
На тропинку вдали от дорог
И дождя барабанную фугу
Исполняю о сказочный стог.

Карандаш и блокнот наготове.
И дождинки, как буквы в словах
Растекаются смыслом по крови,
Словно песни на птичьих правах…

Упираюсь руками в орало
И вонзаю его в чернозём.
И пошла по земле, побежала
Борозда, словно в сердце моём!

Опрокинулись навзничь ромашки
И упали в пласты васильки.
Я веду стихотворную вспашку,
В черновик посадив черенки!

Называю слова черенками,
Потому что все буквы на них
Словно почки… Своими руками
Я возделаю почву под стих! –

И моя чернозёмная нива
Под светилом весеннего дня
Зеленеет светло и красиво:
Зреет в ней урожай для меня…

         С юго-востока медленно надвигаются плоские пе-рья закрученных в дуги облаков. Быстро теплеет. На юге небо в серой дымке, словно там разыгралась пыль-ная буря. Слабое дуновение ароматного воздуха впер-вые принесло отчётливый запах почек, разбавленный, впрочем, и запахом дыма, и сухого камыша, и талой воды…

Весенний сад

Когда встречались мы с тобой
В саду пахучих почек,
Весна из бездны над Луной
Лилась звучаньем строчек…

Светился свет надежды.

Мы были счастливы с тобой
В саду пахучих почек!
Глаза сияли под Луной,
Затмив все звёзды ночи.

Затмив и свет надежды…

И распрощались мы с тобой
В саду пахучих почек:
Ушла весенняя любовь,
Исчезла между строчек…

Но слабый свет надежды

Не гас лучиной на заре
В саду пахучих почек:
Вернёмся снова… в сентябре,
Во тьму осенних ночек.

         Вчера наблюдал, как на цветущие ивы налетели дикие пчёлы. Они были в три-четыре раза мельче са-мых крупных пушистых соцветий. Их было так много, что стоял звон, и клубилось оранжевое облако вокруг каждой ивы.
         Интересно, оказывается, поведение у пчёл не оди-наковое! По этому признаку заметны три основных пчелиные группы. Одни мечутся с цветка на цветок (с кашки на кашку) и, едва коснувшись одного, перелета-ют, торопливо срываясь, на следующий и на следую-щий, причём норовят улететь подальше от первого, словно рядом нет никакого аромата и вкусного нектара. Другие на облюбованной ветке последовательно - сни-зу вверх – перелетают с цветка на цветок, не пропуская ни одного, и, закончив здесь, перелетают «обрабаты-вать» соседнюю ветку, не обращая внимания на её раз-меры. Главное, что она по соседству.
         Но есть и третья группа, на вид это самые лени-вые пчёлы (или, может быть, уже насытившиеся). Они вообще не летают, а нехотя переползают от одного со-цветия к другому.
         Рядом с пчёлами (уже сегодня) появились и пер-вые бабочки. Тёмно-коричневые, с красными пятнами, они садятся на серебристо-жёлтый комок соцветия и лапками вцепляются в отдельные пушинки-волосики, и расправляют свои крылья так, чтобы они как антенны улавливали максимум солнечного света. Прямо сол-нечные батареи! Получив, таким образом, сразу три ре-сурса – и пищу, и свет, и тепло – и насытившись, они слетают на газон и садятся там на зелёные травинки. Я – за ними, посмотреть, может, и там появились цветы с нектаром? Нет там никаких цветов. Умные бабочки са-дятся в траву, чтобы получить ещё больше тепла! Ведь там, на дереве, пусть слабый, но ветерок – и потому прохладнее, чем в траве в тёплом и неподвижном воз-духе!
         В тени за домом – и над сугробом! – пятнадцать градусов тепла!
         И ещё три сегодняшних новости. В полдень, в са-мый солнцепёк, появились первые комары; к вечеру на тополях, где вчера без устали трудился дятел, рассе-лись и оживлённо заговорили скворцы. Дятел не вынес такого шумного соседства и переместился на ближай-ший телеграфный столб через дорогу, и долбит его, да так, что столб подрагивает с гулким стоном. И, нако-нец, новость третья: после захода Солнца с лужайки на бетонные дорожки запрыгали лягушки с большим вы-водком лягушат. Мне показалось, что в этом году ля-гушата и крупнее, и темнее чем прошлогодние, те были мелкие и бледные. «Но по три рубля. А эти – по пять?»

25 апреля

О природе

Ко мне природа дружелюбна
И не коварна, нет – она
Со мной повсюду неотступно,
На веки вечные дана, –
И для того сотворена,
Чтоб я мог быть живой душой…

Во мне она размером с вечность,
Себе самой она равна.
Моя духовность, человечность –
Всё это есть она, она!

Моё – её одновременно,
И нет природы небольшой:
Она – есть Я.
И мы нетленны,
Пока я в ней с моей душой.

         Сегодня случился не рассвет, а замедленный взрыв сполохов багрового цвета где-то там, за облака-ми… Солнце угадывалось в сплошном сумраке, долго не рассеивающемся из-за пелены тёмных облаков, плотно укутавших всё небо без малейших разрывов. Плюс 3;. Уровень воды превысил прошлогодний, и те-перь до наибольшего мною виденного здесь значения остаётся около двух десятков сантиметров.
         В такую погоду невольно вспоминается зимний сумрак и зимняя погода, с той только разницей, что здесь вокруг трава зеленеет, а тогда непроходимые суг-робы лежали.

Рождение любви

Любовь моя зимою родилась,
Когда ещё и Солнце не светилось,
И вьюга сумасшедшая резвилась,
И шли часы, мгновеньями роясь…
Тогда моя любовь и появилась!

При ветра завываниях она
Возникла, под таинственные звуки –
И тут же принимающие руки
Протаяли луч света из окна,
Из льда выскрипывая звуки…

И я увидел! – Бешено мела
Снегами белопламенная вьюга!
Но в них для ожидаемого друга
Тропиночка протоптана была…
И сердце напружинилось упруго.

А тут любовь и стала на крыло,
И, явленная чувствами, взлетела!
И в сердце по-апрельски зазвенело
Предвосхищенье чуда, – и тепло
И нежно Солнце в небе заблестело…

Гляжу в окно – ну, где она, зима? –
Весна вокруг! – привидится ж такое…
И, чувства тёплым ветром беспокоя,
Взлохматилась от счастья голова:
Глазам открылось небо голубое…

         Плотная пелена облаков стала настоящим пухо-вым одеялом для Земли! Солнца как нет, так и не было, ему только дважды удалось бросить быстрый взгляд вниз, посмотреть, справляется ли со своей работой юж-ный ветер. А ветер старается: +20;! Вот это да!
         Однако вслед за тёплым фронтом накатились тём-ные тучи, и за три часа температура понизилась до +12, а к вечеру пошёл дождь – и уровень воды в протоке, замерший было сегодня с утра, снова стал поднимать-ся.
         В оконное стекло с налёта ударился шмель – хо-тел спрятаться от ветра и холодного дождя.
         На закате Солнцу удалось на мгновение припод-нять край облаков, чтобы перед уходом глянуть на Землю: как там без него? – и от его пристального и жаркого взгляда над болотом за протокой в то же мгно-вение начал подниматься туман. А берёзы на краю леса  так засмущались, что порозовели и стали необыкно-венно живописными. Я такими их никогда не видел! И нет слов чтобы это описать. Как жаль…

Берёзы и слёзы

В закат сочатся тёплым соком
И дождь и слёзоньки берёз…
И ветер силится наскоком
Смахнуть потоки светлых слёз
Из туч, внезапно набежавших
Из южных стран,
                и с влажных кос
Берёз заплаканных…
                сочатся
Не слёзы и не соки… –
                мёд!
Янтарный,
                первый медосбор…
Но тучи к северу умчатся
И Солнце сядет,
                и придёт
Апрельский вечер в тихий двор…
Берёзок он укроет тьмою
Безлунной,
                целым роем звёзд,
К медку слетевшихся…
                Какое
Начнётся пиршество! –
                Не прост
Апрельский вечер…
                Аромат –
И Млечный путь,
                и море грёз,
И жизни призрачная вечность –
И неземная бесконечность
Пропахла свежестью берёз…

         Но в этом я ошибся: не слетели звёзды на Землю, а вышла Луна, и она зорко следила за своим звёздным роем, чтоб ни одной звёздочке не дать отбиться, не от-пустить на земной медок с заплаканных, но счастливых весенних берёз.
         Ночью ветер переменился на западный. И облака вернулись, все до единого, словно и не было светлого вечера и раннего ясного неба. Вернулись – и стали на-бираться сил для нового дождя. И темнота стала непро-глядной.

26 апреля

         Утро, как и ожидалось, началось с дождя и лёгко-го туманца при пяти градусах тепла. Дождь шёл, едва смачивая влажные поверхности, и становилось светлее и светлее, и спустя несколько часов во всей своей красе показалось Его величество Солнце. Это случилось ме-жду двух больших и тёмных кучевых облаков, словно под стражей, но потом и облака эти исчезли на востоке. Вмиг потеплело и небо стало пронзительно голубым.

Весна

Весна мне голову вскружила
Пахучей свежестью своей,
И тем, что землю обнажила
Под негой солнечных лучей.

Земля сняла снегов наряды,
Набросив неба синеву,
И – под фатой цветущей сада
Ступая в мягкую траву,

Пошла за Солнцем обручено,
Сияя счастьем молодым!
И я за ними шёл смущённо
И чувствовал себя родным…

         Вчера с армейской службы вернулся сын Илья. Последние месяцы он служил совсем недалеко – в Ал-тайском крае, в Алейске. А поначалу волнений было! Из «учебки» в Чите его бросили на разгрузку военных складов в Билютуй на китайской границе. Там расфор-мировали воинскую часть и на её месте разворачивали таможенный терминал для торговли с Китаем. Так вот, попал туда Илья – и ни слуху, ни духу. На наши письма командование не отвечало. Пришлось мне ехать, искать сына. В штабе Забайкальского округа в Чите мне дали, наконец, его адрес, и я съездил к сыну, повидал, что на-зывается. В плачевном состоянии, зимой, на морозе и холодном ветру, в прохудившейся одежде и с гнойны-ми ранками на ногах. И не он один был в таком состоя-нии. Вернувшись домой, я объехал несколько семей в Новосибирске, передал письма (с ним служили много новосибирцев) и попросил их выслать сыновьям меди-каменты. И сам выслал пару посылок. Потому что, по словам начальника медицинской службы из соседней части, куда я обратился за помощью, кроме аспирина у них ничего нет, да и тот в жёстком дефиците. …Боевая армия России… В советских Вооружённых Силах тако-го никогда не было, ни в какие времена, начиная с окончания гражданской войны с имущим сословием. А теперь, выходит, имущее сословие вернулось – и мсти-тельно отыгрывается за все свои поражения, – а народ и его армия в жутком состоянии…
         Сын позвонил сначала от одной сестры, затем от другой, а потом – сегодня – добрался и к нам с мате-рью, сюда, в царство природы. Увидев катамаран, он, не мешкая, спустил его на воду и, лавируя у берега меж льдин, попытался развернуться и отодвинуть льдины. Куда там! Лёд был ещё толстым, до 30 см. Это сверху кажется, что на воде лежит снежная плёнка.
         На фоне льда и цветущих ив – улыбающийся сын на катамаране. Неплохие выйдут фотографии.

Ледоход

Снег намокнет сначала, нальётся
Талой влагой до самого льда,
А потом ледоход и начнётся, –
Для мостков деревянных беда.

Слышу треск разрываемой льдины
И глухие удары с боков.
Отраженьем плывущей картины –
Над рекой толчея облаков.

Поднимается уровень – много,
Много нынче весенней воды!
Проплыла переправа-дорога:
Протащили плывущие льды.

Смоляно выгибаются спины
Старых лодок на том берегу:
«Не пора ль окунуться в быстрины? –
Надоело в лежалом снегу».

Горделиво, спокойно и плавно
Льнёт сугроб к ледяным берегам, –
Сам он берегом был, и недавно,
А теперь – поплавком по волнам!

За излучиной вышли паромы
Под удары безжалостных льдин.
Слышу уханье, скрежет и стоны:
Бок останется цел хоть один?

Брёвна – веером, сетью паучьей!
Злится речка, сорвавшая лёд!
Но смотреть никогда не наскучит
На весну и её ледоход.

         К вечеру ещё разок наладился дождик, но, види-мо, оказался некстати, не к моменту, – и, брызнув ле-гонько, чинно закончился и удалился.
         Облака разной величины, формы и оттенков со-всем по-летнему закрывают солнечное небо, и не слишком прохладно: 12 градусов тепла.
         Никогда не забудется воспоминание о 26 апреля 1986 года. Я с утра тогда в самолёте летел из Ташкента в Новосибирск. Была очередная тематическая команди-ровка по уравниванию астрономо-геодезической сети СССР и сопредельных стран. Но речь не об этом. Включив приёмничек, чтобы послушать новости, я ус-лышал сообщение об аварии на Чернобыльской атом-ной электростанции. Возникли сложные чувства. Хоте-лось узнать, что там конкретно произошло, и как такое могло произойти, чтобы авария была с выбросом ра-диоактивных элементов. Говорили о взрыве водорода в четвёртом блоке, но о его масштабах мир стал узнавать из подробностей, которые просачивались в прессу ещё добрых полтора десятка лет.
         В этой связи хочу упомянуть и о своём отклике на это событие. Вернувшись через несколько дней в Таш-кент, я в первых числах мая, ничтоже сумняшеся, по-бежал в «Вечерний Ташкент» (там от случая к случаю печатали мои статьи в отделе науки и образования), чтобы показать свои… вирши, посвящённые Черно-быльской трагедии. Без улыбки об этом трудно расска-зывать. Стихи мои были из рук вон – «чёрная быль, бе-лая смерть» – и всё это на фоне грохота борьбы с ни-ми. Конечно, тогда это не могло быть напечатано, хотя бы потому, что нельзя было называть нашу счастливую реальность чёрной былью!
         В отделе поэзии человек, прочитавший стихи, с нескрываемым ужасом и состраданием посмотрел на меня, пробормотал: «Надо показать зам редактору», выскочил как ошпаренный и через три секунды влетел обратно со словами: «Да нет, что это я, это никому нельзя показывать, это решительно нельзя печатать, что вы в самом деле…». Я со смущённой улыбкой ухо-дил по длинному коридору, а единственный читатель моих стихов, раскрыв дверь, смотрел, верной ли доро-гой я иду… к выходу…». Потом я несколько раз пере-писывал эти злополучные стихи, но, поскольку до сих пор из них не выброшены слова о чёрной были и белой смерти, ещё раз показывать их никому не решался.
         Но вернёмся к нашим будням, которые тоже очень часто иначе, чем чёрные,  не назовёшь. Да и не надо их так называть, от этого они не станут ни светлым буду-щим, ни белой смертью.

Холодный дождь

Весна, Весна!
Не лей свои дожди,
И нищенкой промокшей не ходи
Под окнами,
Захлопнутыми нами.

Потом упьёмся –
Летними дождями,
Которые настолько впереди,
Что память ты о них не береди.

Зачем ты ходишь, мокрая, часами
Унылая, растрёпанная? –
В дом
Не впустим мы тебя с твоим дождём.

Из туч твоих,
Что кажутся нам злом
Холодными и мрачными ночами
Под крышею с потухшими огнями,
Мы радости живительной не ждём…

         Наступившая ночь доказала в очередной раз, что  весной не всегда приходит помощь от Солнца и что с облачностью справляется не только ветер, но и полное безветрие. Взошедшая Луна отражённым светом рас-сеяла облака и мило воцарилась на звёздном небосводе полным оранжевым диском.

27 апреля

         К утру невесть откуда взявшиеся грозные тёмно-синие облака не смогли помешать Солнцу выполнить свой рассветный ритуал, и оно воссияло, но… Но тут же попало в другую беду: в белесую дымку, которая за-тянула всё небо, и солнечный свет получился тусклый. 
Воздух сырой и довольно прохладный, но без морозца (около 0;) и без инея.
         Однако уровень воды поднимается. Ещё каких-нибудь 10-12 сантиметров, и вода в некоторых местах  станет захлёстывать берега. 
         К полудню пошёл дождь. Поначалу он был нере-шительный, робкий, но лишь до той поры, пока не по-лучил подкрепление от вернувшихся огромных тёмно-синих туч, – после чего он, частый и отвесный, разо-шёлся на славу. Даже на плавающем льду снежок ми-гом превратился в пузырящиеся лужи.   

Стихи ни о чём

…А бумага всё хуже и хуже,
Но свежее и звонче слова.
Зеленее становится в лужах
Отражённая светом трава.

Карандаш укороченный пишет,
Уплотняя строку за строкой.
Свежий ветер взволнованно дышит,
Пробегая над быстрой рекой.

На последнем обрывке газеты
Карандашным огрызком пишу.
Но какое сияние света
Со словами себе приношу!

На последнее слово усилий,
Может быть, и не хватит уже,
Но какой ослепительно синий
Неба цвет в неуёмной душе!

Вот поставил неловкую точку…
Ни бумаги, ни карандаша.
А глубокая лунная ночка
Вдохновенна и так хороша!.. 

         Для камина понадобились дрова, я нагрузил пол-ную коляску (ящик на колёсиках от детских велосипе-дов) и повёз их через двор по мощёной дорожке. И при подходе к дому случилось нечто подобное тому, что показывают в американских мультфильмах: за колёса-ми повозки дорожка стала обрушиваться с той же ско-ростью, с которой я её тащил. Образовался провал дли-ной в пять тротуарных плит и глубиной около метра! А под плитами живо захлюпала вода. А потом и на газо-не, рядом с дорожкой, там, где мы стояли с женой и рассматривали провал, комками стал рушиться дёрн.
         Оказалось, что во всём виноваты ондатры. До-рожка-то проложена вдоль берега и всего в двух шагах от протоки! Под дорожкой и газоном они и устроили себе уютное обиталище, но весенняя вода стала размы-вать их надежды на спокойное существование – и они в прямом смысле рухнули, эти надежды. Несмотря на то, что подкоп они устроили под бетонным ограждением с металлическими прутьями, которое, как казалось, на-дёжно укрепляет берег.
         На ремонт газона и дорожки ушло несколько ча-сов и понадобилось до двух кубометров камней, кир-пичей, песка и просто мусора. После чего я нарезал прутьев ивы и воткнул их тесным рядком вдоль всего берега, в расчёте, что корни растений лучше справятся с сохранением берега, чем бетонные конструкции. А среди корней и ондатрам будет веселее.
         Всё это время дождь то прекращался, то возоб-новлялся, а к вечеру разыгрался и сильный ветер.

Весенний ветер

Он шальной, этот ветер игривый! –
Словно конь с нетерпеньем в ногах,
Машет в поле берёзовой гривой,
Скачет резво в густых облаках.

А потом и по речке копытом,
Веселясь, что есть сил, застучал;
По тропинкам лесным,  и разбитым –
По дорогам – дождём поскакал!

Не скакал, а играл горделиво:
Как вольготно, что нет седока!
Но шарахался в рощу пугливо,
Спотыкаясь на лужах слегка.

И метался, и дёргался, прыгал,
И устал, и затих наконец…
Это было торжественным мигом:
С повзрослением, ветер-юнец!

         Но игривый ветер, не стихая, веселился и ночью, и его веселье было замечено: облака рассеялись и круг-лый сиятельный месяц, словно дядька Черномор вывел свою звёздную дружину…
         В такой обстановке северный ветер принёс холод, но это был весенний холод, он обнадёживал в том, что мог оказаться последним перед решающим потеплени-ем. Холод, как всегда, ассоциируется или с полюсами, или с космосом.

Зов

Твой голос сквозь пласты земные
Ко мне идёт спустя века…
И он зовёт меня в иные
Края… Дорога далека, –

Она в галактиках петляет,
Минуя ямы чёрных дыр.
Куда ведёт она? – не знает
И сотворивший этот мир…

Но поспешу: твой зов находит
В конце померкнувшего дня –
И нахожу на небосводе
Звезду, ведущую меня! –

Кто ты? – надежда? Или – вера?
Кто ты? – вселенская любовь?
И вновь немеркнущая эра,
И свой вопрос задам я вновь…

         Подозрителен этот холод: как бы не подморозило в конце апреля…

Казнь

Меня вели на эшафот.
Доска пронзительно скрипела.
День безнадёжностью истёрт –
Душа от этого болела…

Я шёл. Хрустели, побелев,
Цепляясь, пальцы, за перила.
Косая туча, пожалев,
Небесный свод собой накрыла.

Я не молился: в глубину,
Пред высотою – на колени? –
Нет!.. Сердцем скомкал тишину,
Да так, что рёбра зазвенели!

Молитва горлом не пошла.
У палача глаза горели –
Рука секиру подняла –
И все на площади запели! –

Они смотрели на меня,
Но не меня – себя жалели…
Секира хрустнула, звеня –
И доски жарко заалели.

Когда душою исходил,
Плеща раскрытыми крылами,
Не каждый взглядом проводил
Моё слиянье с небесами…

И я не каждого жалел.
Ведь я давно здесь не был первым.
Палач секирою звенел,
Срезая верным взмахом нервы …

28 апреля

         Во втором часу ночи вышел на улицу и при осле-пительном полнолунии от неожиданного мороза у меня перехватило дыхание. Вот что наделал северный ветер! А сам выдохся, исчез – или убежал, или затаился.

Ночью

Полночь. Полная Луна.
Полыхают звёзды.
Ледяная тишина.
Неподвижный воздух.

Лёд в протоке затаил
Жалкое желанье
Подкопить немного сил
И застыть – не таять…

Утки крякают. Испуг.
Холодно. Тревожно.
Но спасает зимний пух
На утиной коже.

Крякнуть хочется. Бегу
И спасаюсь в доме.
Я у печки сберегу
Зимнюю истому:

В ней и пламя на дровах
И тепло святое. –
И не вымерзнет в словах
Чувство золотое…

         А утром яркую Луну сменило ещё более яркое Солнце, но вновь прибежавший северный ветер упрямо нёс полярную прохладу. Пять часов понадобилось от рассвета, чтобы утренние 3 градуса мороза преврати-лись в дневные 2 градуса тепла!
         Светлое холодное небо совершенно безоблачно.

Новый день

С утра пришла простая ясность,
Что день пришёл – и Солнца свет
Вернул мою любовь – и страстность
Утроилась!
Другого нет
Ответа на вопрос житейский:
«Скажи, в чём тайна бытия?»
Суть – не в писанье иудейском:
Весна и свет – любовь моя!

         Старается Солнце, светит и греет! – Перевалило за полдень, стало пять градусов, – но северный ветер не унимается, и поэтому даже эти несколько тёплых гра-дусов не могут избавить от ощущения мороза в весен-нем воздухе.

Огонь

Сгорая от переживаний,
Я огонька ещё прошу! –
И кочергой своих желаний
Надежду в сердце ворошу.

Душа, объятая пожаром,
Воспламеняет и тебя –
И мы вскипаем с лютым жаром,
Любовь свою в себе любя!

Уж нет и слов – один лишь пепел,
Но, не желая в жизни тлеть,
Мы просим: О,
                раздуй нас, ветер!
Ещё огня! –
                иначе смерть…

         Трудолюбивое огненное Солнце довело свою ра-боту до восьмиградусного итога – и сдалось, пошло на закат, понимая, что сегодня ему с вражеским северным ветром не сладить.

***
Вслед за Солнцем вернулась капель,
Омывая лесные тропинки.
Пахнет влагой осенняя прель
Прошлогодней травы у рябинки.

Солнце каплями падает в лёд
И течёт по нему ручейками,
И тепло до конца отдаёт
Золотыми своими лучами.

Небо синее – чистый сапфир! –
Протирает Весна облаками
Обновлённый и солнечный мир
Голубыми от света руками!

Но всего интересней в лесу.
Деловитые птицы щебечут –
И оранжевый воздух трясут,
Чтоб дыханием впрок обеспечить,

Чтоб исчез даже запах зимы,
Чтобы сделать его изумрудным…
И нигде даже капельки тьмы
Не осталось – и это ль не чудо?..

         В прохладном воздухе мне почудился запах глины – откуда он? – лишь куча песка рядом, но думать об этом уже некогда было, бегом к авторучке!
         И глины запах не выветривается из памяти…

Погост

Когда в заботах я повылинял,
Замедлив свой по жизни рост,
Отец повёл меня на глиняный,
Под солнцем выжженный погост.

 –   Вот здесь, сын-ай, они закопаны,
Все наши прадеды-деды.
И мы с тобою их заботами
Теперь живём… От их беды

И нам на долгий век останется…
И нам, и детям нашим. Нам,
Как было им, наш век не глянется,
Но все живут по временам…

Отец стоял седым пророчеством
Над рядом глиняных могил,
А рядом – я, подобьем с отчеством –
И мысленно эпоху длил…

И ясно было нам в молчании,
Что глины хватит на века.
Сюда сведут все расстояния
И сотворившего рука.

А чтобы путь вести в грядущее,
Нам нужен дух – гончарный круг, –
Чтоб все, потомками идущие,
Узнали помощь наших рук…

И на погосте этом глиняном
В тот день недолго я гостил.
С тех пор горжусь сыновним именем
И сына тем же наделил.

29 апреля

         Второй день подряд начинается с трёхградусного мороза.

Вперёд!

Часы выстукивают скупо
Секунды, годы и века.
Течёт размеренно и тупо
Природной сущности река.

Шаг-миг.
                Шаг-миг.
                Шаг-миг.

Жуёт незыблемое Время
Пространство: гложет, словно кость.
Людей таинственное племя
На том пиру незваный гость?

Миг-хруст.
                Миг-хруст.
                Миг-хруст.

Шагает время! Я – не в ногу.
Пытаюсь даже – не идти.
Но время – тащит и дорогу
Со мною вместе! – не шути.

Миг-шаг.
                Шаг-бег.
                Разбег!

Нельзя ни в сторону податься
И ни вперёд не забежать.
Когда устанут, настучатся
Часы и Время, – замолчат?

Шаг-бег.
               Год-бег.
                Миг-век.

И никому остановиться
В Пространстве Время не даёт.
Живёт природа. И стремится
Меня с собой увлечь – вперёд!

         Тема времени, как и тема погоды, неисчерпаема.

Лавина

Крупицы дней, сорвавшись, тянут
Лавину лет, веков – куда?
Когда до дна они достанут,
Свергаясь в пропасть – в никуда?

Куда летит времён лавина?
Пространства склон отвесен, крут.
Грохочет страшная картина
Не нами созданных минут.

И мы с опаскою взираем
И с изумлением глядим,
Как в пропасть времени слетаем
Лавиной жуткой… Пыль и дым

За нами чувствами клубится,
И сыплет мыслей словопад…
Куда грядущее стремится
И настоящее, – назад?

В небытие, скользя, сползает?
Картина не для слабаков.
Никто не видит и не знает,
Куда уходит склон веков,

Никто не выправит лавину
В обратный путь. – Кому решать?
И Сотворившему картину
Её конца не увидать…

         Но теплеет сегодня быстрее, чем вчера.
         Западный ветер несёт огромной длины перистые облака, которые плывут так высоко, что еле заметно их передвижение.
         Тополя из-за крупных почек уже не так прозрач-ны, как это было зимой, и, закрывая небо, отбрасывают ощутимую тень. А ивы стали жёлтыми от бурного цве-тения. И мороз им нипочём! Игнорируют.
         У поверхности земли безветренно, лишь изредка накатываются слабые порывы ароматного воздуха.
         Высокие облака продержались до вечера, но ко времени закатного солнечного священнодействия они приблизились к нему настолько, что в самый момент захода закрыли его. Облака теперь были не лёгкие и светлые, а тяжёлые и тёмные. Наступила  пасмурная ночь, если можно так выразиться. Звёзды только изред-ка проглядывали в редкие просветы чёрных и каких-то ножевидно плоских облаков. А в стихах по этому пово-ду – противоречие реальности, хотя и не полное.

***
Эта светлая, лунная ночь до утра,
Эти ясно горящие звёзды!
Отчего не спокойно сидеть у костра,
Что огнём и надеждами создан?..

Где-то лает собака. Гудок набежал,
Простучали по рельсам колёса.
Промелькнул метеора короткий кинжал.
Или бог загасил папиросу?

Извлекает наивные мысли печаль
И уносит их в небо ночное.
Замечаю, как светлая ширится даль,
В синеве разводя голубое.

Скоро утро… И скоро печали умрут,
И Луна побледнеет от страха,
И для Солнца наступит эпоха минут,
Облаков заполощет рубаха…

Чувства вспыхнут как факел на свежем ветру,
Озарится зелёное поле, –
Если я в этот миг от печали умру,
Значит, это – чужое раздолье…

30 апреля

         Утром +3;С. Солнце за пеленой светло-серых об-лаков. Умеренный северный ветер вдоль берегов про-токи гонит первые весенние волны на чистой воде, ос-тавшейся непокрытой ледком от ночного морозца. А вот посередине протоки сплошным массивом лежит тяжёлый и неподвижный лёд. Вечером я наблюдал, как ондатра у берега, подплыв к ледяной броне, нырнула под неё и вынырнула у другого берега.
         Солнце днём едва пробивается сквозь тучи, а во-ображение продолжает живописать Огонь…

Максима

Нельзя под небом просто так,
Спокойно так – стоять.
Я превращу его в верстак,
Чтоб стружку с Солнца снять!

Возьму я небо в оборот
И выточу дворец,
Заботами чтоб полон рот
Стал в жизни, наконец.

А в том дворце любовь найду,
Пылая от мечты, –
И милую в него введу
Стозвёздной красоты!

И не один ещё рассвет
Пусть встретят сын и дочь.
И даже сотню тысяч лет
Пусть длится только ночь –

Я сам сгорю! – нельзя же так,
Спокойно так, в ночи
Стоять, и звёздный свет в руках
Держать как свет свечи…

Ведь быть живым – и не гореть
Нельзя же, чёрт возьми!
Пусть лишь золу увидит смерть
В костре моей любви!..

         Ветер за окном неистово треплет юную калину, с трудом выживающую каждой весной под неуютной се-верной стеной трёхэтажного строения.

Ветер

Азартно гонит сильный и упрямый
Холодный ветер стаю тощих туч.
Весенний ветер! Юный и кудрявый,
Он смел и по-весеннему живуч.

Но как же он нахально задувает!
Торопится погреться на югах?
И листья прошлогодние срывает,
И виснет на гудящих проводах,

И прыгает, чтоб грохнуть звонким цинком
По крыше, и скатиться шумно вниз;
И падает пред юною калинкой
И шепчет ей: «Исполню твой каприз…».

Калиночка, к забору прислоняясь,
Кивает ветру: «Действуй же смелей!»
Но ветер, изъюлясь, не извиняясь,
Уже среди берёзовых ветвей;

Уже бежит в кривые переулки,
И улицей широкою бежит;
Смеётся где-то весело и гулко,
И стёклами развязно дребезжит…

А стая туч, неловко распадаясь,
Роняет перья солнечных лучей,
И ветер юный, ими обжигаясь,
Становится смелей и горячей…

         Вот они, коварные проделки юного весеннего, но хулиганистого северного ветра! – при семи градусах тепла вдруг пошёл снег!

Апрельский снег

Апрель испуганно бежит, –
Упал, встаёт, – но догоняет
Холодный ветер, и кружит,
И с новым снегом поздравляет…

Зима вернулась! – в синеве
Косматой тучей развевает
Свой снежный флаг, и на траве
Снежинки густо высевает.

Таращит солнышко лучи
Сквозь белый снег, – снежинки тают, –
Но их холодные грачи
Уже за манну принимают:

Спешат, клюют! – но ничего
Не понимают, и взлетают,
И зёрна белые снегов
И на лету ещё хватают!..

         Чудеса, да и только! Что там они клюют, поди, узнай, может мошек вконец окоченевших…
         А ветер усиливается, становится ещё настырней; затем, переменившись и став северо-восточным, сдува-ет пелену сплошных облаков! Но ей на смену он выво-дит в синее небо красивые белые кучевые облака, кото-рые покрасовались до самого вечера и ушли в сторону Кулундинской и Барабинской степей.
         На закате уже никаких облаков не было – и маре-во малиновой спелости возвестило о приближении яс-нозвёздной ночи и следующего за ней холодного рас-света. Так и вышло. 

1 мая

         Рассвет и впрямь выдался с лёгким морозцем, но какая была ночь! Загляденье! Звёзды были крупнее обычного, потому что воздух был чистым, и мерцали они ярче, потому что сильный ветер перемешивал слои воздуха на разных высотах, и в этой турбулентности их мерцание было потрясающе переменным! Лунная до-рожка на воде была похожа на мостовую, выложенную булыжниками из чистого золота,– так отчётливо она дробилась волнами под сильными порывами ветра.
         А ветер – вот напасть! – снова стал северным.

***
Какая ночь!.. Луна взошла –
И тут звезда упала
И весть от неба донесла,
Что в небе места мало,

Что там небесная борьба
Божественных придворных
За то, чтоб ловкая судьба
Заметила проворных…

И всё же в миг, в один лишь миг,
Когда звезда пылала,
Во мне надежды свет возник
И тьма на миг пропала.

Я видел: падая, звезда
Земли не достигала,
Она не падала до дна,
А в вечности сгорала.

Пусть там борьба. И здесь борьба.
И жизнь зовётся адом,
И лишь тому мила судьба,
Кому бороться надо,

Но кто сказал, что тишь да блажь
В раю? – и нет в нём боя?
Надеждой помыслы намажь. –
Наличие покоя
Явление земное,
Покой – таинственный мираж,
Придуманный тобою…

Повсюду – бой! Сгоревших душ
Повсюду дым и пепел…
Ещё звезда упала!.. – чужд
Я всем боям на свете…

         Праздничный, первомайский день выдался сол-нечным и безоблачным, но ветреным и холодным. на-строение, естественно, не праздничное. Состояние на-чала. В результате прихода конца. Надо ли объяснять, почему? Как только не измывались идеологи крими-нального капитализма над праздниками, установлен-ными государственным (а потому менее криминаль-ным) капитализмом? Нельзя же, в самом деле, всерьёз утверждать, что в СССР был социализм, а тем более нельзя государственный режим называть коммуниз-мом. Коммунизм и государство – понятия несовмести-мые.
         Ну да бог с ними, думать даже тошно на эту тему.
         Состояние начала – это когда уже солнечно, но ещё не тепло. Есть почки, но нет листьев. Первый день последнего месяца весны, но в протоке лёд ещё не со-шёл, в этом году замешкался и задержался.
         Начало – момент перехода от необъяснимого прошлого к непредсказуемому будущему. Увы и ах. – Да, было, увы, но и, увы, будет, ах!
         Или такая логическая цепочка: любовь – надежда – вера. Прошлое – настоящее – будущее.
         Всё, что было и произошло, стало возможным только благодаря любви и желанию жить. Настоящее – это точка отрыва, надежда на продолжение движения и существования жизни. А вера – вся в грядущем, нет её, по сути, ни в прошлом, ни в настоящем.
         Таким образом, человек приходит к вере от любви через состояние надежды.
         Вот почему человек гордо называет себя и царём природы и подобием божьим, и в то же время склоня-ется к смирению в божьем рабстве. Состояние начала! – это состояние человеческой психики! Разумом здесь и не пахнет! Вас здесь не стояло! Хотите быть счастли-вым, станьте им. Придумал бога – и подчиняйся ему, следуй его указаниям, иначе, зачем же ты его выдумал? Состояние начала есть точка опоры в человеческой мо-рали и нравственности. Какова она, таким и разуму быть, с теми же свойствами, с тем же качеством!
         Психика – это из области биологической формы движения материи, в то время как разум, интеллект, интуиция – это уже последняя стадия развития матери-ального мира, это – из сферы социальной формы дви-жения материи.
         Разум – это содержание, которое преобразует форму бытия. Психика – это почва, в которой прорас-тают зёрна разума, но не более того.
         И вот что интересно. Все эти рассуждения точно так же не могут претендовать на то, чтобы называться истиной, как и любые иные измышления. «Истина в том, что я называю истиной». Или не я, а кто-то другой.
Вот и вся арифметика. Нет никаких истин, как нет и никакой веры – всё это не что иное, как придумывание будущего.
         Человеческая психика – это поэзия мира.

Круг

Зажигая светило искусства
Из творимых Всевышним даров,
Человечества тонкие чувства
Озаряют глубины миров
Человеческим гением…

Разум,
Проникая в глубины веков,
Открывает и уху и глазу
Существо сотворённых даров.

Сотворение мира – искусство.
Вместе трудятся разум и чувства.

         Ветер к вечеру ослабел, а после захода Солнца и вовсе прекратился.
         Водная гладь, хотя и напоминала жидкий, но хо-лодный свинец, всё же, манила к себе рыбаков – и вон там, вижу, один из них, самый нетерпеливый, поставил сеть в открытую воду, надеясь на первый в этом году не подлёдный улов.
         Вода мутная, тёмная и тяжёлая, в отдаленье пла-вают льдины; тишина – и звёзды с Луной беззвучно п-лещутся в ней.

Вечером

И вновь малиновый закат
Дневного окончанья,
И вновь насмешливо стучат
Мгновенья ожиданья…

Я жду и жду – Чего я жду? –
Немыслимо терпенье.
Трава зелёная в саду
Задумала цветенье,

А я усмешливо терплю
Мгновений перестуки
И в синем воздухе ловлю
Надежды серой звуки…

Я жду и жду. И вновь молчу,
Луну встречая, звёзды…
И день продолжить я хочу,
И понимаю – поздно…

         Ах, как холодна бывает майская ночь! Не согрева-ет, не обещает, не предлагает…

Стихи читаю…

Неизъяснимое блаженство
Стихи читая, испытал.
Я в них увидел совершенство
Любви и чувства идеал.

В них всё, как в жизни: я витаю
Порой вот так же в облаках.
Стихи о жизни я читаю –
И крыльев трепетность в руках
Я ощущаю каждой строчкой.

Молниеносен этот миг.
Стихи дочитаны до точки.
О жизни не бывает книг…

2 мая

         Холодная ночь закончилась пятиградусным моро-зом, обильным инеем и безоблачным, безветренным рассветом. Вода у берегов подёрнулась тонким ледком, но льдины за ночь исчезли! Нет их, в какую сторону ни посмотри. И уровень воды за вчерашний день снизился до полуметра и ночью продолжал падать.

Утром

Просыпается новое утро.
Начинается новый рассвет.
Всё привычно: и просто, и мудро,
Ничего необычного нет.

Отчего же с печалью глубокой
Я гляжу на пылающий свет
Восходящего Солнца с востока? –
Ничего необычного нет.

Но родные лесные дорожки
Потемнели от влаги ночной
И знакомые ножки в сапожках
Их не топчут совместно со мной…

Всё устроено просто и мудро.
Начинается новый рассвет,
Но в лесу в это майское утро
Я один – никого рядом нет;

Не стучат каблучками сапожки,
Закричал – только эхо в ответ.
В ранний час на заветной дорожке
Ничего необычного нет.
         
         Солнце с весенней деловитостью, осмотревшись, плеснуло горячими лучами по скользкому инею и он мгновенно исчез, оставив после себя на несколько ми-нут только мокрое место. Крупные и пахучие почки на  всех деревьях, кроме развесистого маньчжурского оре-ха, высаженного прошедшей осенью. Болеет.
         Интересны два кедра, высаженные в июне (!) прошлого года. Высотой более 5 метров, они находятся в таком почтенном возрасте, что есть серьёзные опасе-ния в том, что они приживутся. Кедры и в более моло-дом возрасте плохо выживают на новой почве и на но-вом месте. Но привезли этих красавцев в грузовиках с огромным, почти нетронутым корневищем с родной землёй объёмом чуть ли не в кубометр! – высаживали в пропитанную водой и удобрениями ямищу – и есть на-дежда…
         А потом до поздней осени нам было поручено ежедневно поливать их, и не просто вёдрами, а бук-вально заливать их из шланга с помощью электронасо-са. Плохо веря в успех, мы с напарником, всё же, стара-тельно исполняли инструкции озеленителей.
         И вот теперь чуть ли не ежечасно посматриваю на них, изредка подходя и осматривая, и вот сегодня заме-тил, что в вершинках веточек появились светлые зелё-ные свечки! Принялись! А ведь сами садовники гово-рили, что они не помнят такого случая, чтобы такие кедры выживали после пересадки.
         И кедры, и орех стоят в прочных верёвочных рас-тяжках, как в оковах, чтобы, не дай бог, их не раскачал ветер. Для этих деревьев это не просто новая весна, но и вся жизнь стала новой. Хочется, чтобы у них была многолетняя история.

***
С лучом палящим начиная
Свой новый светлый ясный день,
Живу я в нём, не забывая,
Что впереди – ночная тень.

Она настолько неизбежна,
Насколько верен и рассвет.
О, жизнь моя, ты не безгрешна,
Но ничего другого нет –

И, день грядущий представляя,
Я жмурюсь от его лучей,
Глаза пошире раскрывая
Во мраке будущих ночей…

         И понесло в новую тему как по кочкам! Всплыла язвительная фраза: «Стихи – туман, души дурман». В том смысле, что бумага всё стерпит.

Ураган в тумане

Стихи – туман,
туман – стихия,
стихия – страсти ураган,
в котором падают сухие
деревья, но
стоят живые,
терзаясь от смертельных ран…

И вечный ветер вдохновенья
не гонит из стихов
туман,
в словах расставив ударенья
так,
что не свалит ураган!

         И снова – и смех, и грех. Но только теперь я начал ощущать, как Солнцеворот начинает захватывать меня. С утра до вечера на уме одно: что там за окном проис-ходит и как об этом можно в стихах рассказать. И не только об этом, но и к случаю. Пишу и переписываю, потом возвращаюсь и переписываю ещё и ещё раз, но ни разу так и не сказал себе: «Ах, ты, сукин сын!..».
         Жена принесла с «зимних квартир» письмо от ма-мы и записку от соседской девушки Наташи, красави-цы и студентки. И там, и там – спасибо за стихи. Что ж, делаю вывод, круг моих читателей неуклонно расширя-ется и достигает к настоящему моменту не менее деся-ти человек.
         В игривом настроении хочется написать что-нибудь песенное, светло-наивное и глупо-лирическое. Тем более, что Наташа, для которой я сделал подборку с названием «Стихи для Наташи», кое-что наигрывает на гитаре.

Времена года

С тобой рассвет мы встретили.
Блестящая роса
Зарёю предрассветною –
Как милые глаза!

        С тех пор, о них подумаю –
        Волнение в крови!
        Глаза непредсказуемой
        Мечтательной любви…

Но скоро зори летние
Сменил седой туман.
Зачем рассвет мы встретили? –
Надежда и обман.

        С тех пор, о нём подумаю –
        Волнение в крови!
        Глаза непредсказуемой
        Мечтательной любви…

Мы были слишком смелые
И осенью вдвоём!
И вот – метели белые
Бушуют за окном.

        Как вспомню, как подумаю –
        Волнение в крови!
        Глаза непредсказуемой
        Мечтательной любви…

Пришла пора весенняя!
И вновь блестит роса
В минуты озарения,
Как милые глаза.

        Но мы уже не думаем
        О том, что там – в крови…
        Глаза непредсказуемой
        Мечтательной любви.

3 мая

         Мечтательная зима не даёт возможности и Весне помечтать о лучших днях! – и действует по правилу: мне было теплее обычного, так пусть же тебе теперь будет холоднее! Что тут скажешь, её мстительное же-лание пока исполняется.
         И сегодня с рассвета холодно – минус 2 градуса при полном безветрии. И сегодня ледок на воде, и сего-дня обильный иней. На зелёной травке как соли насы-пано.
         Первый мой улов в этом году – один карасик и один окунёк. Всего несколько секунд они полежали на траве – и исчезли: я даже не заметил, кто их похитил вороны или сороки… Кстати, и мыши из мышеловок, которых я подбрасываю им на дорожку перед крылеч-ком, тоже не лежат долее минуты. Весной всякая жив-ность для всякой живности имеет большое значение.
         При вчерашнем северном ветре, красиво гнавшем волну за волной, воздух днём прогрелся до 11; тепла, что же будет сегодня, в его отсутствие?

Волна и ветер

Ослепительно треплет волну
Набегающий ветер,
                и плещет
Голубая волна;
                тишину
Камыши прошлогодние хлещут…
Шаловливыми бликами дно
Всё усеяно,
                словно лещами:
Умывается Солнце! –
                Давно
Не плескалось
                в протоке
                лучами!
Вслед за Солнцем
                и ветер бежит:
Захлебнулся волненьем,
                дружище.
Только ива над плёсом
                дрожит:
Растрепал ёё ветер-ветрище…
Я на лодке –
                юлою кружусь,
Безнадёжно
                и тщетно рыбача.
Не напрасно,
                однако,
                тружусь:
Мне Весна
                посылает удачу! –
Ясный день,
                приближенье тепла,
Ветерок,
                сохранивший прохладу, –
Разве этого мало?
                Светла
За метельные будни награда…

         Тому, кто возразит, что, мол, не может быть голу-бой волны в мутной воде, отвечу: а это как посмотреть. Если сверху вниз, то не может быть. Но с лодки я смот-рю вдаль, и мутной воды не замечаю, потому что в ней отражается небо.
         Выходит, если хочешь видеть светлое, даже там где, по существу, есть только мрачное, тёмное, то обя-зательно увидишь с помощью своей надежды.

Стихи обо всём

Нет ничего полнее
Межзвёздной пустоты,
И ничего сильнее
Моей земной мечты.

И нет пути длиннее
Не пройденных дорог,
Куда я с удивленьем
Бегу, не чуя ног.

И ничего нет слаще
Задумчивых минут,
Когда в желаний чаще
Мгновенья чуда ждут.

Нет ничего желанней
Невысказанных слов,
И ничего обманней
Приснившихся мне снов.

Надежда посильнее
Несбывшейся мечты,
Но было ль что роднее,
Любовь моя, чем ты?

Вселенную наполню
Любовью до краёв –
И тем Завет исполню,
Что всё вокруг – моё!

И стану в океане
Измысленных миров
Черты искать в тумане
Далёких берегов…

         Стихи пишутся в полном соответствии с турбу-лентным и «виртуальным» движением мыслей в океане чувств и переживаний…

Весенним утром

Поливала мне руки Весна
То ли свежестью, то ли прохладой,
А я фыркал и охал со сна,
И смеялся – не надо! не надо! –

Но Весна разыгралась, и вся
Раскраснелась, и тоже смеялась,
И, причёску туманом неся,
Ранним утром со мной забавлялась…

Я метался, и я убегал,
Но шалунья легко догоняла.
Я цветы для неё собирал,
А она их неловко роняла.

Насмеявшись, набегавшись, мы,
Зачарованные, наблюдали
Как весеннее Солнце из тьмы
Выходило, их призрачных далей…

         Не нравятся мне эти «призрачные дали», и всё тут, хотел написать – «сказочные», но еще глупее выглядит.  Сижу, и долдоню: «Эти призрачные дали мы с Весной в гробу видали». И то лучше. «Ох, тяжёлая это работа: верный стих вымывать из болота».

***
Скажу тебе простое слово,
А ты его же повтори.
Ведь мы давно уже готовы
С тобой шептаться до зари.

Потом, когда наступит утро
И Солнце красное взойдёт,
Придёт счастливая минута
И длиться будет целый год.

         А за окном произошли изменения. Ветер переме-нился – раз. К полудню он стал противоположным – южным! Облака появились – два. Смотрю – и глазам своим не верю: облака идут с севера!
         И это не мгновенное наблюдение, все так и про-исходило до самого вечера. Ветер над землёй при тем-пературе до 15 градусов дул с юга, а облака уверенно плыли с севера, навстречу ветру. Ясно, что северный ветер там, вверху, тоже не был холодным, иначе он не-минуемо бы «упал» к земле.

4 мая

***
Эти звёздные майские ночи
И серебряный иней с утра!
Всё короче они и короче,
Но сильнее желанье костра…

Наливаются светлые зори
Чудодейственной светлостью дня,
Но в прохладном рассветном узоре
У реки не хватает огня.

Неподвижной засохшей стеною
Отразились в воде камыши.
Мы в обнимку стоим с тишиною:
Искры быстрые так хороши!..

Разбегаются в стороны тени…
Иней тающий слёзно блестит…
Огонёк предрассветный весенний
В тёплой сырости мягко дымит…

         И вновь чуть подморозило, но птицы не замечают этого – заливаются взахлёб и все сразу, сколько их здесь есть поблизости. Свой какофонический оркестр они начинают налаживать задолго до появления Солн-ца, и распевка идёт мощно, с нарастанием, а появление яркого диска над лесом над горизонтом они и вообще встречают оглашенными руладами.
         В тяжёлой и холодной воде бьёт хвостом зубастая щука – она имела глупость проверить на прочность ры-бацкую сеть.
         Дружок на цепи издалека, и другая собачка – наш комнатно-домашне-дворовый Чарли – почуяли дичь. Дружок натянул цепь и повиливает хвостом, зорко вглядываясь в сторону мощных всплесков, то и дело меняя наклон головы; а юркий Чарли с лаем бегает по берегу, отпрыгивая назад при первом же шажке в воду.
         Несмотря на холодную погоду, дни стоят солнеч-ные, и все соседние дачные участки с утра уже запол-нены людьми. Полным ходом идут очистка от мусора, перекапывание, высевание и высаживание всего, что способно расти и зеленеть.
         То там, то там замечаю взгляды из-под руки – лю-ди смотрят: «Эх, теплело бы поскорее!». Точно так они будут смотреть летом – «Эх, дождичка бы!» и осенью – «Не набегают ли дождевые облака?». Всё идёт своим чередом.

Глубина и высота

Меж глубоким и очень высоким
Мне открылась причинная связь:
Наливается зёрнышко соком
От воды, что с высот пролилась –
И выходит росток на просторы
За духовным сияньем небес…
Так растут и пшеница и горы,
Так идёт постиженье чудес
На Земле под высоким светилом:
Набираешься сил – отдаёшь,
Набираешься сил – отдаёшь,
Набираешься сил – отдаешь, –
И живёшь,
Если рост и цветенье по силам.

         Меня всегда поражает и потрясает утверждение, постоянно повторяемое вслед за Тютчевым, что «мысль изречённая есть ложь». Это чудовищно верно! Ни при каких обстоятельствах словами нельзя высказать ис-тинных мыслей, если они хотя бы малейшим образом связаны с эмоциями и чувствами. Истина – абсолютно бесчувственна. Она равнодушна к тому, кто её «речёт» или изрекает, точно так же как и к тому, кому она пред-назначена.
         А вот вне слов – пожалуйста. Истина – в поступ-ках, в действии, какой бы идеей не было движимо это действие, тот или иной поступок. Тот, кто ищет истину в мотивах поведениях, тот никогда её не обнаружит, потому что истина находится вне сущностей предме-тов, она проявляется лишь во внешней их форме. Мож-но сказать иначе – истина есть не что иное, как рамки, границы предмета или явления.
         Это человеческое Я, его личность, индивидуаль-ность приписывает истине её сущностные характери-стики. То есть, человек и только человек, вмешиваясь в ход бездуховного движения природы, находит в явле-ниях их сущностные характеристики.
         Одушевляя и даже обожествляя природные сущ-ности, человек тем самым создаёт себе партнёров для жизни, причём партнёры эти имеют самые различные, как и сами люди, сущностные характеристики. Злые силы, силы добра – выдумки от одиночества человече-ских душ… С ними «жить веселее», с ними надо или бороться, или подчиняться им, другими словами – че-ловек моделирует сам себе своё внешнее окружение! И потом руководствуется своими же выдумками, обща-ясь с другими людьми и с природой в целом.

Реченье

Реченье истины не может
Основой стать для бытия,
Лишь потому, что это – Я
Её изрёк!
                Твоими тоже
Устами истину не речь…

Чтоб видеть истинное пламя,
Должны мы веру бросить в печь –
И дым речей, как мыслей знамя
Поднять над пепелищем слов!..

Нет в слове истины!
                И в чувствах
Одна лишь истина:
                Любовь
И созидания
                искусство.

         За горячими размышлениями и день закончился багровым Солнцем; пристально, но бесстрастно взи-рающим из-под копны огромной синей тучи на опалён-ную им действительность…
         Других облаков мало. Картина чуть ли не вчераш-няя: у земли ветер дует с юго-запада, а облака идут с северо-востока. Какой-то наоборотный мир. Зато тепло. Днём было 18 градусов! Но к вечеру стало прохладно и вновь наступила яснозвёздная ночь.
         А в ушах всё звучит и звучит музыка слов, чувст-ва наполняя истиной, а разум – ложью блаженства…

***
Животворящие мотивы,
Животворимые в стихе…
О, боже, вы неповторимы
Звучаньем нот в живой строке,

Написанной, как сердцем спетой
И как исполненной душой!..
Не заглушается монетой
Ваш пафос искренний, большой;

Не затемняется в сознанье
Животворящие слова:
Животворимое деянье…
Поэзия всегда права.

5 мая

***
Ах, не смотрите на меня
Потерянно, с укором:
Я не пишу на злобу дня, –
Иной на сердце норов;

Не тенью – светом на плетень
Набрасываю фразы:
Стихи пишу на добрый день
По божьему указу…

Мой бог – сердечность и добро,
А не дневная злоба
И мрак ночной…
                Из рук перо
Не выроню до гроба.

         «Ложь», то есть выдумки и фантазия, волшебная сказочность не только не мешает стихам быть стихами, но делает их таковыми! Эта ложь есть не что иное, как все на свете суеверные, мистические, религиозные, фи-лософские и политические принципы! Это придумано людьми, этого в природе нет, это – модель мира, соз-данная человеком (впрочем, я уже повторяться стал, настолько захлёстывают эмоции) для объяснения сво-его мира и удобного существования в нём.
         А что же тогда называют словом – «истина»? Ис-тина – существует? По моему глубокому убеждению (то есть ложному) истина – это всего лишь представле-ние человека об истине, то есть она есть свойство пси-хики. Доказательства? К чему? Пустые фразы.
         Ни один понимающий учёный никогда не скажет, что это – истинно, а это – нет. Истину «видеть и нахо-дить» дано только поэтам и философам. А настоящий учёный скажет нам, что истина непостижима в прин-ципе, есть только знания о мире, более или менее пра-вильно описывающие происходящие в нём процессы.
         Только знания незыблемы, но и они уточняются. Именно уточняются! – если это не идеологические клише. А то ведь что бывает иногда: средства массовой информации объявляют, что наши знания революцион-но преобразились, стали иными в результате такого-то гениального научного открытия. Ложь. Если теперь не надо слюнить палец, чтобы определить направление ветра, а достаточно услышать прогноз погоды по ра-дио, то это не научно-техническая революция, а неко-торое уточнение уже имеющихся знаний.
         Человек – сам явление природы, и когда он вый-дет из колыбели, осмотрится, он объектом своего по-знания, прежде всего, изберёт своё собственное тело, психику и интеллект.
         После чего изучение окружающего мира станет завершающим этапом всей нашей вселенной.
         А пока… а пока – стихи по капельке…

Ледяной дом

Печаль,
Сковавшая льдом твоё сердце
И выстудившая стены твоего одинокого дома,
Превратила слабое зимнее Солнце
В жёлтое пятно разочарования…

Хрустальным звоном наполнился твой сад,
Чуть слышными кастаньетами
Бренчали заиндевелые и плохо закреплённые ставни,
Наполняя меня безнадёжным до ужаса чувством.

Мне было очень холодно.
Но я всегда стремился к тебе, и я вошёл,
Вздрагивая от морозного шёпота из тёмных углов
Ледяного дома,
С глухим полустоном поведавшего мне
Твою печальную историю.

Моя надежда уже почти превратилась
В перламутровый сталактит,
Когда я заметил,
Что моё сердце бешено восстаёт
Против холодного мрака,
Обрушивая глыбы льда
С потемневших стен,
Скалывая равнодушные узоры
С оконных стёкол,
И трепетно разжигая очаг
В просторном кристалле полупрозрачного зала…

И чудо свершилось! –
Единственная опора любимого человека –
Любовью пылающее сердце –
Сделало невозможное.

Утром взошло обновлённое Солнце.
Наши сердца бились вместе.
Мы
Подняли руки
И распахнули настежь
Озарённое радостным светом запылившееся окно,
Мы
Впустили в комнату яркую первую бабочку;
Мы
Ощутили на пылающих щеках
Дуновение тёплого ветра;
И увидели зелёный,
С дивными ароматами цветущий сад;
Мы
Были в центре всего солнечного мира…

И тут мы услышали уютное поскрипывание сверчка
В пахнущих душистыми травами сенях
Нашего оттаявшего весеннего дома.
А может быть, это был вовсе не сверчок,
И просто поскрипывали половицы
От шагов наших друзей,
Решивших обязательно навестить нас
В это раннее светлое утро?

         А за реальным окном в реальной жизни и сегодня  происходят знакомые изменения: суточные, в соответ-ствии с сезонными переменами. Что удивительного – движение… весна.
         Уже привычный безоблачный и безветренный рассвет, температура около нуля – и серебристый по-рошок инея, небрежно просыпанный повсюду, – вот первое впечатление от рассвета.
         Вода в протоке, словно из жидкого стекла, – не шелохнётся и вот-вот зазвенит.
         И над всем этим великолепием – сказочно яркое Солнце над чёрной кромкой леса.
         И по-прежнему нет покоя от рассуждений об ис-тине. Если истина есть представление человека о неко-ем явлении, то, следовательно, сколько людей, столько и истин.
         Допустим, некто изрёк (или прочёл написанную) истину. Здесь, на мой взгляд, важно вот что. Каждый человек – есть и плод, и «инструмент» природной эво-люции, и всегда уникален, неповторим. Один произно-сит – другой слышит, отчего у него возникает впечат-ление от услышанного, которое либо совпадает с его собственным внутренним видением, либо не совпадает; и либо возникает движение к согласию, либо, напротив, возникает движение к непримиримому противоречию.
         Но самое интересное состоит в том, что к истине, как к некоей абсолютной категории, к нерушимому, фундаментальному принципу устройства природы, как к непостижимому до конца знанию наши спорщики не скоро доберутся, можно даже сказать – никогда не до-берутся. С помощью слов. Для этой цели нужны фор-мальная логика и точные математические формулы. Всё остальное – лирика, личные особенности каждого человека…

Об истине

Познавший истину не может
Её другому донести,
И червячок сомнений гложет
Его на праведном пути.

Ведь у двоих – она двоится!
У многих – истин несть числа!
Познавший истину боится,
Что ложной истина была…

         Чем больше и чем чаще ты изрекаешь истин, тем шире круги твоих единомышленников и противников – и всё это круги на воде… Впрочем, круги эти ширятся не только от высказываний философских истин. Любая чепуха способна психологически воздействовать на восприятие – и результат будет тем же.
         Так и стихи. Одно стихотворение одному челове-ку нравится, другой считает его плохим. Не доказывает ли это, что истина – в данном случае «хорошее» стихо-творение – есть зримая форма изделия с одной точки зрения, и глубина содержания – с точки зрения иной?

Страшный сон

Секундной стрелкой сердце бьёт
Истерзанно неровно
И совершенно не даёт
Мне жизнь вести бескровно.

Вот, кровью обливаясь, я
Спешу вперёд – в атаку!
В свирепом гвалте бытия
Похож я на собаку.

Срываюсь бешено с цепи,
Рычу и зубы скалю.
Людскую ласку: «потерпи…» –
Воспринял я как травлю.

Кусаю походя! – Стучат
Часы без остановки. –
Вокруг испуганно кричат:
«Ату его!» – Сноровки

Моей мне может не хватить,
Могу не увернуться, –
И, снова силясь укусить,
Срываюсь… чтоб проснуться…

Секундной стрелкой сердце бьёт
Размеренно и ровно.
Рассвет – и солнышко встаёт
Спокойно и бескровно.

         О-хо-хо, писать бы уже о закате надобно. День за-кончился с рекордной – 20 градусов тепла! – темпера-турой, но звёзды напоминают, что за ночь тепло это можно подрастерять.

6 мая

         Сегодня перед восходом Солнца термометр впер-вые за много дней показывает не минус, а плюс. Гляжу, а иней-то есть! Но – слабенький, тончайший. И, что ин-тересно, сегодня он буквально – случился. Ещё за чет-верть часа до появления Солнца инея не было, но перед самым появлением расплавленного края солнечного диска над горизонтом – как на фотобумаге при прояв-лении – вдруг – трава покрылась серебряным налётом из мельчайших кристалликов льда. Острое ощущение необычности.
         Полчаса – и от инея следов не осталось.
         На черёмухе из почек выстреливают коричнево-зелёные листочки, сложенные наподобие детских ла-дошек. Смотрю – распустившихся листьев ещё нигде нет, но из большинства почек повсюду выглядывают остренькие зелёные язычки.
         Не смогу, видимо, привыкнуть к виду поверхно-сти воды перед рассветом и в первые минуты после не-го. Особенно, когда нет ни ветерка. Это, за неумением владеть кистью живописца, можно описать только сти-хами. – Какой-то живой Солярис виден в малейшем всплеске при тугой тишине.

Всплеск

Взметнулись брызги из воды
Мгновением живым –
Во мне оставило следы
Волнением своим…

…Сидел, задумчив, не глядел
На бег волны, но я
Заметить всё-таки сумел
Мгновенье бытия:

Блеснула рыба из воды
Явлением живым…
И снова стал я молодым
Охотником седым:

Азарт на сердце у меня! –
Мой пульс плеснул во мне
Волной ответного огня
В глубокой тишине…

         С утра побывал в Бердске, там созвонился с Евге-нием Смагиным, встретились, говорили часа четыре. Помимо прочих, отметили и выход первого номера первого в городе «толстого» литературно-художествен-ного журнала «Екатерининские вечера». Не перевелись ещё подвижники изящной словесности! Это – хорошо. Другой вопрос – качество этой самой словесности.
         Держу в руках первую книжку журнала. Бумага, обложка, печать – никудышные, но ничего, быть бы живу. Настораживает другое. Читаю: главный редактор Владимир Олейник. А публикации открывает рубрика «Наши открытия» и перед изумлённым читателем воз-никает стихотворная масса (более 50 стихотворений)… самого Владимира Олейника! Что тут скажешь, диагноз налицо. А стихи-то, стихи! Говорить не хочется.
         Почему-то мало кто из пишущих в провинции за-ботится о своём мастерстве.  Главное для таких писате-лей – душу излить, высказать всё, что ты думаешь обо всём, а там хоть дрова не горите. Никто и в помыслах не держит стать мастером своего дела. Плотником.

Плотник

Я слово к слову подгоню,
В пазы по смыслу вставлю,
Но не по краскам оценю –
Изяществом прославлю!

         Или так.

***
Иллюзорный мир поэта
Идеал не воскресит,
Если ложь в потоке света
Яркой радугой висит;

Если в слове глохнет эхо
Умирающей грозы,
Если в мелкой луже смеха
Тонет капелька слезы…

         А что творится в книжных магазинах! Донцовы с Бушковыми заполонили все полки и свой лакирован-ный кич тоже выдают за литературное творчество.

Надежда в конце пути

Там – пропасть. Там
Конец пути,
Конец мечтам.
Там
Не найти
Полёта ввысь и продолженья…

Но, всё же,
Может
Прорасти
И там
Зерно движенья,
Когда над пропастью твоей
Возникнет мостик веры
Отсюда и к вселенной всей,
К её последней сфере…

Он шаткий, мостик, – погоди, –
Скрепи его любовью,
Надеждой новой –
И
Иди! –
Над пропастью злословья…

         Ехал из Бердска на маршрутном такси и в окошко видел на светящемся табло, установленном на проспек-те Строителей в Академгородке, цифры - 22; тепла! Чем не лето? – не к непогоде ли?
         А в лесу местами снег ещё лежит. Ветер гуляет по кронам и едва колышет густой прохладный воздух под сенью оживающих деревьев.

Лежалый снег

В лесу местами снег лежит.
Гнетущая прохлада.
И почка юная дрожит:
Её холода не надо,
Ей – много света и тепла,
Дождей живую воду
Подай, чтоб выпустить могла
Листок Весне в угоду…

Но – корни вяжет снег и лёд
Тяжёлыми цепями,
И к Солнцу выйти не даёт
Привычными путями…

С улыбкой добрая Весна
У сердца почку греет:
Со льдами Солнце и страна
Расправиться сумеют…

7 мая

         Всю последнюю неделю над болотом за протокой стоит несмолкаемый ни днём ни ночью утиный гвалт. Ни на что не похожий, какой-то булькающий хор! Это не кряканье, это, скорее, отфыркиванье от воды многих сотен уток вместе и, причём, очень дружно! И часа не проходит, чтобы очередная пара уток, реже поодиноч-ке, не спланировала на сплошь залитое вешними вода-ми болото, или, наоборот, не взлетела с него, шумно аплодируя крыльями самим себе и своим сородичам. Пролетают низко над головой, ниже крон почкующих-ся деревьев, разворачиваются, выписывая круги с набо-ром высоты, и быстро исчезают, превращаясь сначала в чёрные точки на синем фоне.
         Особенно хорошо утиный хор слышен вечером или ранним утром, но и днём он отчётливо различим в трепетном говоре ветвей под порывами ветра.
         Юго-юго-западный ветер сегодня занялся прямо с рассвета. При 7 градусах тепла небо раскалённо-бело-голубое, без единого облачка.
         Ондатры мой злополучный берег, кажется, оста-вили в покое, во всяком случае, после разрушения их жилища я их не видел у берега последние три дня. Зато вижу, что они переместились на сотню метров южнее, – туда, где дачный участок безлюднее соседних.
         Сегодня отметил первые капли росы. Вернее, это ещё и не настоящая роса была, поскольку крупных ка-пелек не было видно, – просто утром трава на газоне оказалась влажной, вот и всё.

Май

Несносный этот месяц май!
Растущая краса.
Иди, с утра ему внимай,
Пока блестит роса,

Пока огнём горит заря
И тлеет дым-туман
И понимаешь ты: не зря
Встаёшь в такую рань…

Иди! – восторженный приём
Тебе готовит лес.
Живёт он с речкою вдвоём,
И ты родной им здесь,

И ты, и Солнце… Этот луг
Готов в себя вместить
Всю живность разом, чтоб ты дух
Не смог перевести! –

Над лугом – небо и простор.
Святая красота!
И мчится май во весь опор,
За ним – твоя мечта.

Твоя весна! – она уже
Цветёт, как синий май
В твоей разбуженной душе!
Иди! – не отставай.

         Ветер усиливается. Облаков по прежнему нет, но вместо них высоко в небе парят птицы, раскинув упру-гие крылья. Хищники. Высматривают что-то живое, что непременно должно выскочить и суетливо пробе-жать по открытому пятачку согревающейся земли.

Открытие

Проникнуть в тайну…
                Откровенье
Хотя и очень далеко,
Остановить его движенье,
Как сердца ждущего биенье
И мая светлое кипенье,
Уже, пожалуй, нелегко.

Оно спешит ко мне навстречу
С такой крылатостью! –
                Открыть!
И – чтоб надёжней, а не легче,
Чтоб откровенно, не заплечно,
И вдохновенно, не беспечно
Мне с новой силою служить.

Хочу, чтоб тайна обновила
Сам свет сегодняшнего дня
И вдохновение явила,
Открыв надежду для меня!

         Пока пишутся эти стихи, Солнце и ветер вместе дают великолепный сплав неистового восторга – и полного бессилия от переживаемого счастья…
         С чем это сравнимо? Это сравнимо с восторгом и с ужасом. С восторгом Эммануила Канта перед бездной увиденного им реального мира и с ужасом Блеза Пас-каля перед этой же бездной… Но если Кант, переживая свой неописуемый восторг, написал «Критику чистого разума», то гениальный учёный Паскаль в полуобмо-рочном состоянии от нахлынувшего ужаса бросил нау-ку, облачился в вериги и скорёхонько умер в монасты-ре…

Страсти

Мне мало в жизни тех событий,
Которые произойдут:

Чудес хочу, хочу открытий,
Которые ещё дадут
И обновление сознанья,
И оживление души.

Хочу, чтоб новые желанья
Немедленно ко мне пришли!

Ещё хочу смеяться, плакать,
Ещё хочу переживать,
И жить – как будто в сердца мякоть
Вонзили нож по рукоять!

И устоять. И жить, изранясь,
И кровью алою истечь,
Но вновь пришедшее стараясь
От сердца факелом зажечь…

         А когда страсти живы, то и духовность растёт, за-ботливо поддерживаемая разумом.

Рост

Земное – бренное – постыло
И надоедливо.
                Хочу,
Пока желанье не остыло,
Чтоб небо стало по плечу!

И вот, почти не напрягаясь,
Оставив тяжесть на Земле,
Лечу, от Солнца заряжаясь
В его космическом тепле.

Лечу – и чувствами венчаю
Души немыслимый полёт,
И с удивленьем замечаю
Как мир вокруг меня растёт.

         Вот как! Не больше и не меньше. Если я летаю, то и мир вокруг меня растёт, вылетая вместе со мной в трубу… или в чёрную дыру.
         На закате Солнце ушло-таки в облака и установи-лась тёплая безлунная ночь. Впрочем, последние ночи Луны и при звёздах не было. На Америку, по всему яс-но, не наглядится.

8 мая

         После тёплого дня с сильными порывами южного ветра с 23 градусным теплом, и с теплой ночью, кото-рая из облачной к утру превратилась в ясную, и рассвет наступил тёплый. Около 10;С.
         Интересно, что перед выходом Солнца в мир было безветренно, но как только край солнечного диска ярко блеснул на горизонте, подул довольно сильный южный ветер и возмутил водную гладь. Но вот Солнце цели-ком вышло из-за горизонта, и тут же ветер успокоился, затих, и вода снова, как и перед восходом, остекленела. Выглядело это так, как будто Солнце, взойдя, и озабо-тясь предстоящими дневными делами, вздохнуло, а от  вздоха пробежал ветерок.
         Картина звёздного неба весной очень непохожа на зимнюю. Яркие звёзды перебрались с востока на запад и, если зимой ночь начиналась красивой связкой со-звездия Ориона над восточной стороной горизонта, то теперь это созвездие наполовину за горизонтом на за-паде. И у Большой Медведицы замах ручки ковша со-всем другой. (Вот как приходится говорить – у медве-дицы ковш). А вообще, самое звёздное и красивое небо – осеннее, а самое невзрачное – как раз весеннее.

Ночное небо

Ничто так настежь не раскрыто,
Как небо звёздное, но в нём
Печаль глубокая разлита
Сухим искрящимся огнём…

В печали этой коронован
По звёздной прихоти Творца
Духовный призрак миллионов
Людей, не видящих лица, –

Лица того, кто светлым ликом
Не обращён во мрак земной;
Кто в ослеплении великом
Глядит с восторгом в мир иной,

В мир человеческого духа
Над всеми сферами небес.
Вот почему царит разруха
В строительстве земных чудес…

         Или так.

***
Отдам глоток последний
Тому, кто жаждет пить,
Исторгнув крик победный:
«Дарую дух, чтоб жить,

Дарую хлеб и воду,
Дарую белый свет»,
Чтоб видели народы –
Другого бога нет.

         В мае в Средней Азии трава желтеет от солнечной суши, а здесь она только-только начинает по-настояще-му идти в рост. И тепло, как на юге – 25 градусов теп-ла!
         Парит сегодня невероятно. А ветер с юга прино-сит красивейшие, высотой в несколько километров ку-чевые облака. Но пока они и не дождевые, и не грозо-вые. Матово-дымчато-серые у основания, они и спо-собны всего лишь, чтобы Солнце прикрыть, но не бо-лее того. Однако несколько капель выпало.
         Но не удалось облакам справиться с Солнцем, ве-тер-то южный! – было светло и тепло. А ночью и звёз-ды просматривались в северной половине неба.
         Дачники копаются в земле. Всюду спины, спины, спины – и руки, протянутые к земле. Расцвели нарцис-сы. Появились первые листочки на деревьях – момен-тально выплеснулись от летнего тепла! – маленькие, клейкие, пахучие и полностью ещё не развёрнутые.

Пашня

Взрезает плуг живую почву
Весною вскормленной Земли.
Стальная плоскость режет сочно,
Но пахарь в облаке – в пыли, –

Земными соками питаясь,
Решил взрастить вселенский дух!
Душа без духа – тьма пустая…
И режет плуг за кругом круг,

Проходит плуг железной сошкой
По телу тучному Земли,
Чтоб стать в грядущем щедрой ложкой
Мозоли жёсткие могли…

Идёт оратай в клубах пыли.
И в напряжении спина.
Глаза о небе не забыли:
В нём Солнце, птицы и весна.

         А вот о том же, но не с таким пафосом.

Весна

Весна, весна! Душа в саду.
Цветение вихрастое!
По синусоиде иду,
Своей свободой хвастая!

В цветах зелёные кусты
Под солнышком оранжевым,
И вижу я, как хочешь ты
Цвести в белье меланжевом.

Пришёл сезон грибных дождей,
Поспели чувства знойные,
Созрели чувства у людей
Для сердца не спокойные.

Кипит работа! Огород
К реке придвинул изгородь.
Я ждал цветенья целый год -
И пот стекает брызгами.

Спина болит, ладони жжёт
Лопата суковатая,
И разогнуться не даёт
Судьбина небогатая.

Но ведь весна! И месяц май
Открыл в душе цветение.
Приди, хороший урожай
И щедрое везение…

         Ночное тепло настраивает на благодушие, но все-гда есть опасность возврата заморозков.

Угроза

Смутилась Весна, погрустнела,
Когда набежало на миг
Кичливое облако смело
На Солнце…
                И духом интриг,
Прохладой на землю дохнуло,
Снегами запахло вокруг.
Растерянно Солнце блеснуло,
Темнея от облачных дуг…

Но Ветер – уверенный, свежий –
Весне подмигнул, и – прогнал
Развязное облако!..
                Где же
Я всё уже это видал?..

9 мая
 
         День Победы!
         В праздничный день совсем не праздничный рас-свет. Довольно тепло (выше 10;), но Солнце, сверкнув дуговой сваркой в два-три прикосновения к синему не-бу, утонуло в сплошной облачности.

В итоге

Года приблизят к вечности,
Мгновения – к тебе…

Сердечности и свечности
Добавится к судьбе,
Когда закат надвинется
Всей тяжестью небес…

Смотри, как Солнце кривится:
Оно – былое – здесь…

А в небе звёздной лунности –
Искрит наш новый путь!
Пошли! – вернёмся к юности!
И детство не забудь.

         Синие, цвета грязного неба облака беспорядочно бредут отарой овец с руном того же цвета… Облака небольшие, но их очень много. А потом и дождь брыз-нул, скупо и не расчётливо – вперемешку капли круп-ные и мелкие, – словно кто медяки и серебро в копилку ссыпал.

Грош

               «…Не для гроша,
                а для души нам жизнь земная…»

                И. Северянин
Хоть за душою ни гроша, –
Но бурно жить душа стремится
И, вены жаждой тормоша,
Торопится дождём пролиться!

Да, деньги ты не признаёшь.
И мир – весь твой! – его так много! –
И с наслажденьем в дождь идёшь
Вдоль ручейка-ключа земного.

Но… заведётся звонкий грош
На дне отвисшего кармана –
И ты о прибыли поёшь
В краю обманного тумана…

         Вдруг и ветер усилился, и переменная облачность образовалась, и Солнце растревожилось – и вправе, по-тому что снова появилось, как и вчера, огромное куче-вое облако, но темнее и грознее – с полосами дальнего дождя под ним.
         Ведер задувает порывами, словно работают куз-нечные мехи или насос, нагоняя ещё и ещё облаков. Временами припускается дождь – и до самого вечера небо клубится, словно пар туманится над гигантским котлом.

Дождь

И хлынул дождь! Вода бежала,
Чтоб наболевшее излить,
И в подоконники стучала,
Пытаясь чувствами омыть…

А на пузырчатых дорожках,
Вертлявый ветер заюлил:
Проказник в синеньких сапожках
По лужам каблучками бил.

Берёзки хлопали в ладоши,
А ветер с ивой танцевал
И с пня седого мох намокший
С лихой игривостью срывал…

За ветром вслед Весна бежала:
От счастья плакала она! –
И тучу мокрую держала
Над нею зонтиком сосна…

А дождь струился! Запотело
На окнах чистое стекло…
Вдруг Солнце в тучах заблестело
И в лужи брызнуло светло;

И дождь по лужам удалился
Спокойно – некуда спешить!
И ветер сник: в траву свалился,
Сапожки снял и стал сушить…

         День Победы в 2002 году закончился облачно-стью, зарево едва просеивалось сквозь тучи, а после за-ката ветер стих совершенно и облака степенно разо-шлись, – и над влажной Землёй засверкало сухое звёзд-ное и всё ещё безлунное небо. Днём было до 20, а те-перь 15 градусов тепла.
         Празднику тоже надо отдать должное.
         
Ветеран

Блестят на солнце ордена
И редкие слезинки…
Победу празднует страна.
Седины как пушинки.

Цветущий май. Мемориал.
На солнечные плиты
Пришёл, по имени назвал
Товарищей убитых…

Земля, в печальной тишине
Заботливо немая,
Тепло вздыхает о войне
В гвоздичной неге мая…

         А в Дагестане нашлись люди, ознаменовавшие День Победы по своему. Пришло страшное известие о трагедии в Каспийске: взрыв на праздничном шествии. 34 человек погибли, из них 12 детей. Никакими челове-ческими мыслями и чувствами такое не объяснить. Это антимир, это – сплав религии с политикой, причём всё выражается в долларах.
         Неужели такое будет всегда? Было – всегда, но – можно ли этого избежать?

10 мая

         С полуночи всё небо снова в облаках, – при сла-бом юго-западном ветре они надвигаются неумолимо, и поглощают звёзды одну за другой, а те – куда им де-ваться? – не сопротивляются и безропотно исчезают.
         Однако на заре Солнце на миг показалось, брыз-нуло светом на влажный мир, но облакам – или тому кто погодой верховодит – это не понравилось, и вскоре пошёл дождь, ровный и по-летнему обильный. И под этим новым летним дождём – о, чудо! – все деревья ра-зом стали зелёными! Словно выжидали – и дождались. А трава-то, трава! – за несколько часов стала вполови-ну выше!
         Но ощущение радости от зелёного взрыва сильно омрачено от вчерашнего злодейского взрыва в Каспий-ске. Специально приурочили ко дню Победы! Дикая религиозность, обманутая подкупом политиканов, это похуже всякого природного бедствия.
         И вот какая закономерность вытекает. Убийца во-обще – это обладатель маргинальной психики, лечить его невозможно, его можно только изолировать от со-циума. А вот террорист, если он не убийца по психиче-скому складу, становится таковым при наличии слабо-сти в психике под влиянием религиозных или полити-ческих идей. Если он не становится психически боль-ным, то от терроризма его можно уберечь, заменив в его сознании руководящую идею.
         Вывод напрашивается сам собой. Надо воспиты-вать с детства в человеке общественное осознание сво-его Я, то есть осознание себя не только как индивидуу-ма, а индивидуума, являющегося частью целого, – но непременно всего общества в целом, а не какой-то его части! Единственная идеология в мире от древних вре-мён до новейшей истории, которая не воспитывала тер-роризм, это идеология русской соборности! С нею даже Сталин не смог совладать, сколько бы он ни насаждал свою идею разделения людей на своих и врагов.
         Нет врагов – нет и терроризма. А когда, в каком случае нет врагов? Когда каждый человек является не-обходимым и незаменимым звеном в общей цепи чело-веческого общежития. Появляется враг внешний – справляемся с ним всем миром! Женщины, старики и дети за вилы берутся, а не только солдаты профессио-налы. Вспомним, в какое изумление пришёл Наполеон, когда увидел, что русские воюют не по правилам, а с топором нападают из-за угла, собственную столицу сжигают, чтоб только навредить врагу!
         В общности русской соборности внутреннего вра-га нет и быть не может, а убийцы – это не враги, а боль-ные люди.
         И вот какой исторический парадокс налицо. Един-ственная религия в мире, которая поддерживала и под-держивает соборность – это православие. Любая другая религия плодит террористов как мутантов. Были, ко-нечно, и в православии ортодоксы, указывавшие на внутреннего врага, но не они, к счастью становились Патриархами.
         Выскажу мысль, с которой 999 человек из каждой тысячи не согласятся, но рано или поздно всё равно та-ких людей сначала станет больше, чем единицы, а по-том и вовсе к такой мысли придут многие.
         Если вообще всякая вера – это состояние невроза, по Фрейду, то абсолютная вера в Бога – это синдром дефицита духовности. Человек с помутнённым (а не просветлённым!) верой рассудком не может стать вы-сокодуховным существом по одной единственной при-чине: его духовность односторонняя, она – религиоз-ная! – и только. Всё, что не относится к божественно-му, к священному, к благодатному, к церковному, на-конец – для него не имеет значения, оно инородно, вредно и даже враждебно.
         Духовность – понятие более широкое, чем приня-то считать. Когда говорят – поют духовные песни, я думаю: поют религиозные песни! Слушают духовную музыку? – это они слушают религиозную музыку! А что же, классическая музыка – бездуховна? А эстрад-ная? А тюремная, блатная? А шансон? А романсы? И всё остальное.
         Духовность, по моему мнению, это состояние че-ловеческой психики, в котором интеллект наиболее гармонично (в пределах своих способностей!) вступает в сотрудничество с окружающим обществом. Каждый человек обладает духовностью. Но у каждого, таким образом, она своя – кто-то религиозен фанатически, а кто-то лишь побаивается греховности; кто-то идёт в науку, а кто-то –  в купцы; кто-то поёт в церкви, а кто-то – на тюремных нарах под аккомпанемент губной гармошки.
         А свобода есть не что иное, как выбор каждым человеком своей духовной сферы, своей культуры.
         Верующий говорит: Бог сотворил природу и лю-дей, и я люблю Бога и его творение.
         Свободный человек говорит: я люблю природу, потому что я её частица и поэтому хочу знать о ней как можно больше.
         Верующий человек может стать террористом при помутнении в сознании, но свободный человек никогда не станет террористом, потому что терроризм противо-речит его природной сущности.
         Верующий считает, что с помощью терроризма он сможет защитить свою веру от неверующих, а свобод-ный человек в терроризме перестаёт быть свободным человеком, ибо в таком случае он становится челове-ком верующим и свободу теряет…
         У свободного человека не может быть врагов кроме его самого для себя самого, ему не надо защи-щать свободу, потому что лишить человека свободы это означает Иванова Ивана Ивановича сделать каким-то образом Сидоровым Сидором Сидоровичем, что не-возможно.

Командировка в рай

Моей берлоги затемненье
Мешает видеть белый свет.
Но мой источник вдохновенья
Не на поверхности планет,

Он – в глубине большого братства
В среде бесчисленных светил…
Туда стремлюсь! – моё богатство
Создатель мне не запретил…

Я не могу – и улетаю.
Моя душа принадлежит
Тому, чего ещё не знаю,
Но от чего она болит.

Цветут космические розы
На клумбах правильных миров?
И есть ли русские берёзы
В мирах иных? – узнать готов,

А потому – лечу из мрака
Навстречу светлости моей.
Там нет, и быть не может страха,
Там нет заборов и дверей;

Там – межпланетное пространство
Живой космической любви!
Не Бог, не вечность – постоянство!
Там – все источники мои!

Но, всё же, я вернусь обратно.
На Землю милую ступлю
И прошепчу: «Мир – необъятный,
Но я, Земля,
                тебя
                люблю!..»

         После дождя не стало прохладнее – плюс 7, а ут-ром было плюс 5. Белые и тёмные, контрастные и чёт-кие на синем небе, облака – текут сплошным потоком с севера на юг.
         Утки угомонились и притихли, и других птиц не видно, и только дождевые черви розовыми змейками остались, прилипнув, на бетоне, так быстро дорожки подсохли под западными и северными порывами  вет-ра. А вот отсыревший мусор и щепа не горят в костре, и повторно разжечь его нелегко.

У костра

Горит полено. Словно вексель
В щепе из акций и банкнот.
А угли – как глаза у нецке
Мигают от пустых щедрот…

Они – слепые. Не из камня,
И, раскалённые, горят.
Тепла не будет. И куда мне
Теперь бросать холодный взгляд?..

Нельзя зелёное живое
Из пепла будней воскресить…
И нам уже нельзя былое
По-настоящему любить…

Трещит без пламени полено.
Надежды нашей валит дым.
И это тленье – как измена,
Как неуменье стать иным…

Но – всё ль сгорает? Всё живое,
Сгорая, обратится в прах?
Но отчего же нам с тобою
От жизни так приятен страх?

Вот мы сидим… вот догорают
Последней веры векселя…
Пусть дым мечту не согревает,
Холодный пепел шевеля, –

Но свежий ветер набежавший
Вдохнёт в угасший уголёк
Огонь любви! – и, задрожавший,
Взметнётся пламени цветок.

         К вечеру вновь переменившийся ветер (стал дуть с юго-востока) очистил небо от облаков, но при этом не потеплело – и звёздная ночь наполнилась его холодны-ми пронизывающими порывами.
         Ощущение не совершившегося события.
         Давление ниже нормы – и по всем правилам дол-жен быть дождь, но дождя нет, а есть безоблачное не-бо. Что это значит? Два варианта: или циклон уже ушёл, или только завтра проявит себя с новой силой.

11 мая

Мечты

Я не хочу копаться в прошлом.
Копаюсь в будущем: лишь там
Я в состоянии хорошем
Найду питание мечтам.

Цып-цып, пушистые созданья!
Сбегайтесь в будущее все!

Вперегонки мои мечтанья
Бегут во всей своей красе,
А я стою и розовею,
Да где там, я краснею весь:

Кормить грядущее умею,
А сам питаюсь прошлым здесь.

         Или так.

Мечта

Событий вязкое теченье
Спокойно жизнь мою несёт,
Но не приносит облегченья…
Мечта отважилась в полёт! –

С крутой волны стрелой срываясь,
Мечта несёт мне Солнце в дар –
И, под лучами накаляясь,
Жизнь превращается в квазар!

Пространство временем не может
Теперь мечтанья искрошить!
Но как теперь мечту, о боже,
К спокойной жизни приучить?..

         Прогноз погоды оправдался не полностью: к утру не подморозило, а ведь вчера предупреждали о замо-розках. Больше того, к часу-двум ночи небо стало затя-гиваться облаками и полностью ими покрылось, что и удержало тепло у земли. Но, всё-таки, при южном вет-ре около 0;.
         Но рассвет! – давно уже не было такого сильно ветра к рассвету. Ветер поднял крупные волны и, рез-кими мелкими порывами набрасываясь на них, покры-вал мельчайшей рябью. Красота! Рябые волны!
         Несмотря на вновь открывшуюся безоблачность, Солнце не греет. Света – огромное количество, но хо-лодный ветер прогревается слабо.

На рассвете

Не рассвет, но рождение света
Не из ночи – из мрака времён
На пороге глазастого лета
Майским утром…
                Я снова влюблён
И в зарю дорогую над лесом,
И в туман над родимой рекой…

Наблюдаю с живым интересом,
Закрываясь от Солнца рукой,
Как лучи неземного светила
Прожигают края облаков…

Жарко пламя любви охватило
Все весенние чувства! –
                И зов
Неземного значенья услышал:
Страстный ветер его нашептал…

Поднимается выше и выше
Любопытства взволнованный вал
На воде неглубокой и тихой…
Ивы чуткие в омут глядят…

От земной красоты невеликой
Отведу ли восторженный взгляд? –
И – стою и смотрю…
                А свеченье
Превращается в море огня,
Из которого в буре волненья
Открываются контуры дня…

Берег милой Земли во вселенной –
Это солнечной жизни страна!
Здесь причал суеты повседневной,
Где попытка для жизни нетленной
Мне сегодня ещё раз дана…

         А ветер не унимается!
         Волны ходят ходуном, заливая берег: между обла-ком и дном бьётся ветер-жерех, и огнём горит река, чешуёй блистая. Это к нам издалека рыбка золотая с неба жаркого плывёт… Много будет света, если Солн-це принесёт золото рассвета.
         Сильный ветер бушевал весь день, изредка проно-ся небольшие облачка. Он же и тепла с юга принёс ма-лую толику: воздух прогрелся-таки до 18;!
         Задумался. Всякое движение во времени и в про-странстве есть последовательная смена событий, но са-ми эти события являются частным случаем всего суще-го единого материального мира. Получается дискрет-ность непрерывного, виртуальность реального!..
         Рассматривая любое событие, мы абстрагируемся от всей цепи, что само по себе приводит к неадекват-ному его рассмотрению, а при его изучении мы вносим и вообще кучу несуразностей субъективного толка, ес-ли не находим точного математического языка для описания любого данного события. Так возникает «ок-раска» события, и любой факт в интерпретации разных людей будет выглядеть по-разному?
         К чему я затеял разговор? Да к тому, что мы – все мы, люди, без исключения – живём в выдуманном нами мире. Идём дальше. Зачем это понадобилось природе, – создавать человека разумного, – не для того ли, чтобы с его помощью ускорять свои эволюционные процессы, видоизменяя своё состояние?
         В таком случае становится ясно, что созидающая сила человека есть разрушительная сила природы! И наоборот: созидающая сила природы есть сила челове-ка. Человек «нужен» природе как некая движущая сила и вместе с тем некая контрольная информационная матрица для перебора вариантов путей дальнейшего своего развития. И человек «видит» в природе только то, что ему «назначено» видеть с помощью его зрения и логики. Поле зрения человека подобно лучу фонарика в полной темноте – оно прямолинейно и слабо рассеива-ется по мере удаления от источника.
         Другая разумная цивилизация, с иным психофи-зическим устройством, неизбежно видит иначе, у неё «луч света» от источника не такой – и длина волны и амплитуда (и мало ли ещё чего) электромагнитных ко-лебаний будут иными.
         Понимая это, пытаюсь представить: а как события возникают и протекают на самом деле? – и понимаю, что я всего лишь человек, инструмент в руках природы, и не мне решать, в какую сторону смотреть и как объ-яснять. Как устроен мой мозг в виде биологического компьютера, так он и будет работать, сколько его ни перезагружай.
         Отсюда следует и ещё один, очень важный вывод. Постигая объективную истину «в последней инстан-ции», человек приближается к пониманию абсолютной сущности и тем самым к своей «информационной смерти». Разум убивает себя, одновременно втягивая в информационную чёрную дыру и всю окружающую его материю. Происходит коллапс, но это не гибель, а рождение нового мира.
         Рассвет – закат, рассвет – закат. Зима – лето, зима – лето. И так далее, и так далее.

Не верю времени – нет сил
В теченье времени поверить.
Остановиться не просил,
А просьбы нет – и не проверить…

Но что же, всё-таки, течёт?
Течёт по капле, по мгновенью.
Я все века наперечёт
Узнать могу по удаленью;

Но время – это на века,
И даже на тысячелетья –
В морщинах дряблая рука
И вечность, виснущая плетью…

         А за окном – ветер не стихает ни днём, ни ночью. Ночь снова безлунная, но не потому что безоблачная – просто Луна позже выходит, почти одновременно с Солнцем. И всё дело в том, что и Луна, и Солнце нахо-дятся сегодня на небосводе почти рядом – и в одном созвездии Тельца, из которого они сегодняшней ночью вместе же и выходят в созвездие Овна. Солнце в нём будет находиться до 20 июня, а Луна выскочит уже че-рез пару дней, она пошустрее.

12 мая

         Новое утро в новом созвездии Солнце встречает не так, не набычившись, как это было вчера, но смот-рит на мир как баран на новые ворота.
         Стало чуть теплее.
         Время идёт, повторяясь только в том, что оно – идёт, но всё изменяется ежемгновенно, ни в одно мгно-вение прежнее не повторяется.

Камень

Холодный камень ледниковый
В корнях у стройненьких берёз
Лежит незыблемой основой
Ума, задавшего вопрос
Об относительности истин
И абсолютности времён.

От мха истории очисти, –
На нём ли список
                всех имён,
Творивших мир и разрушавших,
Но – мхом поросших?..

                Погляди,
Среди историй обветшавших
Свою ль не встретишь
                позади
Других,
              давно уже забытых
Людьми и камнем?..

                Надо ли
Скорбеть о временем убитых? –
За камнем
                края нет
                Земли!

Но как же ты на древнем камне
Свою историю прочтёшь?

Раскрой рассветам новым
                ставни –
И помни:
                будущим живёшь!

…Зачем же ты припал губами
К граниту грубому?
                Зачем?
Зачем ты поднял
                древних знамя,
О нём не ведая совсем?

Зачем, зачем…
Твои вопросы
И есть движенье бытия.
Склонились милые берёзы
Над камнем и
                склоняюсь я.

         Днём стало очень тепло – далеко за двадцать гра-дусов. Ветер ослаб, но не сдаётся, и торопливо волочит по небесам облака редкой красоты. Такие только летом бывают. В таких облаках разные фигуры можно разли-чить.
         В такую погоду – чтобы и ветерок был, и сол-нышко, и чтоб облака иногда заслоняли солнышко, мы в детстве спешили на пустырь, чтобы запускать воз-душных змеев. Мастерили змеев из чего придётся, но зачастую по чертежам из взятой в библиотеке книжки. Проблему хвостов решали просто: в ход шли старые мамины капроновые чулки, для веса в которые мы до-бавляли пару-другую горстей дорожной пыли.
         Какой восторг! Бечева дрожит в натяжении, змей раскачивается в воздушных струях, а бегущие облака создаёт иллюзию реального полёта!

Воздушный змей

Мой славный змей свободы майской,
Бумажный и хвостатый змей!
Я на тебя гляжу с опаской:
Ещё разок взлететь – сумей!

Да так взлететь, чтоб завизжала
Внизу от счастья детвора,
И чтоб глазами поддержала
Меня бабуся со двора, –

Сидит она, – отвисла челюсть,
К бровям приставлена рука –
А змей – на небе! – что за прелесть!
Видать его издалека.

Мой детский змей, воздушный самый,
Вознёс разорванный чулок.
Пускай он в небе пахнет мамой,
До Солнца, глянь, ему – чуток!

Воздушный змей. Бумага. Планки.
Всего желательней – бамбук.
И я взлетаю спозаранку
Со змеем вместе! – в сердце стук

Давно уже грохочет громом,
Бабуся встала и ушла,
И змей давно уже с позором
Упал на улице села, –

Но я летаю и летаю
С восторгом юным в небесах –
И там о будущем мечтаю
С недетской страстностью в глазах.

         К вечеру облака собрались толпящейся гурьбой напугать заходящее Солнце, но оно в полную силу ис-полнило свою закатную цветовую симфонию. И облака были вынуждены убраться восвояси. Не со звёздами же им сражаться, ведь даже Луны в небе нет.

В ночном парке

Там нет ещё тебя со мной,
Но колыхнулся куст
И тёмный ветер под Луной
Застыл от смутных чувств…

Там наших нет ещё следов.
Их нет, но могут быть…
Пустых скамеечных рядов
Бесчувственная прыть…

И даже больше: там – не мы!
Без нас ночная тишь,
И дрожь куста, следы из тьмы…
Ты – рядом… тихо спишь…

13 мая

         Тепло-то как! – 15 градусов с рассвета! Ветра нет, но облачность плотная, сквозь которую, видимо, солн-цу сегодня не пробиться. Не наладится ли дождь?

Плач

Сколько плачут русские!
Сколько русских слёз
Дождевою музыкой
Капает с берёз…

Вся страна заплакана.
И круги у глаз,
И в морщинках спрятана
Боль за всех за нас…

Сердце не излечится,
Если боль в душе.
Дух смятенно мечется
Сто веков уже…

Век за веком тянется
Цепь тяжёлых бед.
Каждому достанется
Горечь на обед.

И враги разведают,
И друзья поймут:
Русские наследуют
Горе и суму…

Русские наследуют
Слёзы и печаль,
И тоску, и беды – и
Праздничную даль…

Близкая, далёкая
Родина моя!
Плачешь, ясноокая,
Слёзы не тая? –

Плачь. Поплачь, родимая.
Станет больше сил.
Русь непобедимая,
Как мне плач твой мил!..

         Но – гляди-ка, Солнце выбралось с помощью вет-ра, поразметало облака! Сплошная облачность исчезла и снова явились вчерашние, красивые. А ветерок – юж-ный.
         Последние три-четыре дня неустанно сообщает свои новости кукушка, расположившись на соседних деревьях. А вот сегодня её почему-то не слышно.

Весенняя кукушка

Четыре дня кукушечка, –
Четыре дня подряд, –
Взволнованная пушечка,
Стреляла наугад,
Стремясь в дела сердечные
Стрельбой своей попасть.

Заботы эти вечные
Хотелось мне проклясть
Вчера ещё, но пушечка
Замолкла вдруг моя…

В какие ж ты, кукушечка,
Отправилась края?
Куда стрелять отправилась?
Кому же куковать
Ты будешь там? – понравилось
Надеждой волновать?..

Но слышу вдруг: ударами
Вскипела тишина!
Они кукуют парою, –
Кукушка и Весна!

Спешу считать: немеряно
Любви и долгих лет
Ударами отменными
Приносит мне рассвет!

Считаю – и не жалуюсь:
Живу и буду жить,
Весне с кукушкой радуясь, –
Давайте-ка дружить!

Своею скорострельностью
Хочу и я блеснуть,
Чтоб сердце билось ревностно,
Не дав душе уснуть,
Когда с утра кукушечка
Начнёт свой вечный бой.

Взволнованная пушечка,
Мне хорошо с тобой.

         Как гордо шествует Солнце в облачной свите! – и уже к полудню 23 градуса! Вот это май так май.

Весенний зной

Первая, стеснительная зелень.
Майская бездонность синевы.
И ненасыщающее зелье
Дождика скупого для травы.

Ждёшь чего-то тучного, большого!
Щёки обжигает первый зной.
Вижу вдруг шмеля полуживого,
В комнате ожившего весной!

Ветер иву ласково колышет,
Светом преломляя на волне.
Листья в зное этом еле дышат,
С бабочкой порхая в тишине.

Хочется прикрыться облаками…
Небо вспоминает о дожде –
И надежды бурными ручьями
Убегают к розовой воде…

Жарко очень, солнечно и жарко.
Майская зелёная жара –
Это ль не предвестница подарка:
Ливня в мае, словно из ведра?

Шмель стучит в стекло. – Лети на волю! –
С юга наплывают облака, –
Морщусь в ожиданье, как от боли,
Жаркая воздушная река…

         И на этом Солнце не успокоилось: температура поднялась до 26;, природа разомлела от весеннего теп-ла, задыхающийся ветерок еле шевелит молодыми лис-точками на неподвижных ветках… Ветер не в силах нарушить даже водную гладь…
         Интересно, но сегодня в закате и намёка не было на багровую краску! – свечение было огненно-оранжевым, и не плоским, как холст на горизонте, а ка-ким-то объемным, голографическим, глубоким, – как свечение морских волн на картинах Айвазовского. И свечению этому не могут помешать даже облака, кото-рые оранжевой толпой собрались, чтобы проводить ог-ненное светило за горизонт. Ведь и сами облака на-сквозь пронизаны этим светом – проникающим светом, и потому – матовым… Сердце замирает от видимого…

14 мая

         Ночью пошёл дождь. Какое же это блаженство – слышать сквозь дрёму дробный стук капель! Да ещё при этом самому находиться в тепле, в сухости и в тем-ноте. Подумал, что утром будет прохладно, но ошибся: 15; – не прохлада.
         К утру дождь закончился, и Солнце вспыхнуло над влажным, осыпанным жемчужными каплями ми-ром, но очень быстро облака снова упрятали его в гус-тую клубящуюся облачную пелену.
         Представил себе, как Земля сейчас – в мае-июне-июле – мчится по орбите вокруг Солнца и вместе с ним по его орбите вокруг центра Галактики. В эти дни Зем-ля находится позади него, как бы рюкзаком, и движется примерно с той же скоростью, что и Солнце (250 кило-метров в секунду). В феврале-марте-апреле Земля от-ставала от Солнца, заходя к нему за спину. Складываем скорости (у Земли – 32 км в секунду) в разные сезоны, и получается, что весной Земля движется в Галактике со скоростью около 220, а осенью – около 280 кило-метров в час! Ощутимо по-разному!
         Разница скоростей непременно должна сказывать-ся и на состоянии физико-химических процессов и в живой и в неживой природе. Где-то читал, что, напри-мер, вода осенью является лучшим растворителем со-лей, чем весной.
         А если учесть, что Солнце – всего лишь мельчай-шая пылинка Галактики, в которой таких пылинок на-считывается не менее 200 миллиардов, то, уверен,  все процессы на Земле испытывают гораздо больше галак-тическое влияние, чем солнечное.
         В космосе всё не привычно. Галактика наша ещё совсем молоденькая, ей 15 – 17 лет всего (по числу оборотов Солнца вокруг центра Галактики). Но за её один год Земля проживает сотни миллионов лет собст-венной жизни. Вот кто в космосе старушка! 10 – 15 миллиардов лет – шутка ли? Выходит, старушка – дочь молоденькой.
         Вот и мы, люди, когда станем постарше да поум-нее, то и разберёмся во всём. А сейчас мы в таком ещё возрасте, что из колыбели только-только первый не-смелый шажок сделали. Не значит ли это, что не ста-рушка Земля создала разумную жизнь, а Галактика – наша совсем юная родоначальница.
         Мы всего-то и умеем, что попросить яблочко, а если получаем отказ, то срываем его самовольно…
 
Мой путь

Что путь мой жизненный? –
                дорога:
Ухабы, что ни поворот.
И храму там стоять для Бога
Неплохо бы,
                но – не даёт
Моя мятежная гордыня
В душе построить этот храм…
Простор –
                без края.
                Но – пустыня
В душе моей…
                И нет ногам
Покоя ни на той дороге,
Ни на просторе том…
                Иду,
Иду – и,
               думая о Боге,
Беседу сам с собой веду:
«Скажи,
                калика перехожий,
Куда ведёт бесцельный путь?..»
И сам в ответ:
                «На то похоже,
Что цели нет и скрыта суть.
Храм есть мираж в моей пустыне.
Мой храм – в ногах моих:
                иди,
Доверясь мыслям и гордыне,
Так, будто вечность впереди».
«Да кто ж ты? – раб самообмана!
Нельзя без совести в груди.
Для сердца
                разум – словно рана,
гордыня, пропасть!
                Не ходи!
Зачем тебе нужна дорога
На этом свете?
                Погоди,
Нельзя по ней идти без Бога,
Иначе –
               бесы впереди…
Гляди:
             пустыня,
                нет ни тени
И ни малейших облаков,
К гордыне лишь видны ступени
В стезе без мысленных шагов…
Не Сатана ль,
                изменник духа,
Тебе гордыню и внушил? –
«Я сам, я сам!» – свежо для слуха,
Но – мрак и тленье для души…
Восставь свой храм!
                Смири гордыню!
Покайся!
                И – цветенью рад –
Смени бесплодную пустыню
На вечно плодотворный сад!»

…Но – отвечаю,
                не смиряясь,
Полнеба взглядом охватив:
«Я никому не доверяюсь.
А сад в цветенье –
                негатив
Пустыни духа
                на дороге
Лишь мне подвластных пыльных дел…
Не в Сатане вся суть,
                не в Боге –
Я в жизни их не разглядел –
Вся истина
                в моём движенье,
Скользнувшем в вечности
                как миг.
Не мне –
                природа –
                в утешенье,
Но я –
            в награду ей –
                возник!
Мои –
             природные заботы…
Я вскормлен ею для того,
Чтоб не оставить без работы
Движенье духа моего!
Моя гордыня –
                суть движенье
Всего и вся!
                Весь белый свет –
Одно большое достиженье
Моей ходьбы…
                Вот мой совет,
Не посвящённому,
                себе же:
 –   Шагай,
                осиливай свой путь.
О храме думай реже, реже,
Потом и вовсе позабудь.
Преодолей свою пустыню
Своими силами…
                Будь рад,
Что не смирил свою гордыню,
Ни шагу не ступил назад!»

«Они правы», – сказал, потея
От Солнца знойного в пути.
Вздохнул: «Забавная затея –
Пустыней собственной идти
И разобраться не умея,
Чего желаешь в ней найти…».

         Света становится всё меньше, день потемнел, юж-ный ветер усилился, волны беспокойно и раздражённо набрасываются на берег.
         Написал: «беспокойно», и подумал: а какое такое спокойствие может быть у волн? Волна – это и есть беспокойство водной глади!

Волна

Бежит волна. – С тревогой вижу,
Не наблюдая глубины.

Но дно ко мне намного ближе,
Чем отражение луны
На возмущённой водной глади!
Лишь потому, что глубина –
Та суть, живу которой ради!
Она – духовностью полна!

А волн унылое движенье
Направлено всегда в песок
И в каменное огражденье,
Как пульс волнения в висок…

Бездонный мир в одно мгновенье
Откроет мне всей жизни суть,
Когда сердечное волненье
Сумеет молнией сверкнуть;

Когда я рифы одолею
И ураган остановлю;
Когда сказать себе сумею:
«О, как же я тебя люблю!»

         Ветер сильный, облачность плотная, но дождя не случилось. Борьба ветра с тучами закончилась в ничью. Ветер обессилел, а тучи были в клочья изорваны – и в просветах показалось улыбающееся, как ни в чём не бывало, Солнце.
         Зацвела черёмуха. Она первая здесь, на берегу, показала свои зелёные листья и первая расцвела.
         И на маньчжурском орехе начали распускаться первые, весьма редкие почки. Много будет сухих веток.
         А Солнце недолго улыбалось и торжествовало. Доведя температуру воздуха до 18 градусов, оно снова укрылось в южных облаках – и снова стало темно. За четыре часа до захода было темно, как после захода.

15 мая

         Пробудившись, Солнце обнаружило, что находит-ся под плотным  и тёплым одеялом тёмных сине-серых облаков. Спать не хотелось, да и вставать пора. Солнце приподняло край одеяла и осмотрелось. «Бр-р-р, как холодно… и ветер противный». Солнце поморщилось, сверкнуло златозубьем лучей, и… снова укрылось, по-вернувшись на другой бок. И задремало, подоткнув по-плотней края одеяла, чтоб не дуло.
         Вот по такому примерно сценарию происходил сегодняшний рассвет при южном ветре и 8 градусах тепла. Стало ясно, почему черёмуха в этом году рас-цвела раньше обычного: приближаются заморозки.
         Но что с кукушкой происходит! – если в первые дни своего появления на излюбленном тополе она ку-ковала только по утрам и вечерам, то вчера она бабаха-ла из своей пушечки весь день! А вечером я долго сто-ял и смотрел на её силуэт, где она на высоченном топо-ле была нарисована чёрной тушью на фоне тёмного по-слезакатного неба. Казалось, что мы с ней выжидающе смотрели друг на друга, и она пыталась мне что-то ска-зать, кукукнув нерешительно несколько раз. Но я в от-вет не куковал, потому что ничего не понял из её нев-разумительных «слов». Тогда она замолчала, и контуры её стали выглядеть очень печально – она поникла… Чтобы неловкость не затягивалась, я ушёл. Но как только я скрылся на веранде, кукушка начала свою проповедь с новой скорострельностью и с новым азар-том, как бы с окрепшей верой в свою правоту. Может быть, до этого она мне намекала: «Уходи, чего уста-вился, делать больше нечего? Ты мне мешаешь…».
         …Солнце окончательно проснулось! Сбросив одеяло, оно прямо-таки воссияло, отгоняя назойливые облака с помощью сильного ветра.
         Прохлада, ветер, яркое Солнце – и свежезелёные трава с листвой на кустах и деревьях! Всё вместе это красиво до неестественности: натюрморт!

Натюрморт

Живая сила натюрморта
Душе моей толчок дала, –
И напряжённая аорта
От сердца чувства погнала,

Толчками страсти пламенея,
Воспламеняясь в красоте,
Скрыть восхищенья не умея
В крылатой огненной мечте! –

И в сюрреальности картины
Я видел, как она жива! –
Непостижимые глубины
Открылись мне: «Я не мертва,

Меня Творец великодушный
Тебе на радость изваял…».
И, невесомый, безвоздушный
Пред натюрмортом я стоял;

Была просторной мастерская!
Волшебнокрасочная кисть,
Духотворением блистая,
Души раскрашивала лист…

         Борьба Солнца и ветра с облаками продолжалась до вечера, и в ней побеждала то одна, то другая сторо-на. Именно эта борьба и подарила, в итоге, первую майскую грозу в этом году. Гроза была поспешная и скоротечная, неловкая и слабая, почти без громыхания, но она была! – несколько молний сверкнуло, гром по-пробовал свой голос.
         И как только новый жёлто-оранжевый закат погас, тёмно-синие облака прочно утвердились на небосводе, ветер переместился и дует не на север, а на северо-восток, а температура стала быстро понижаться. За полчаса на четыре градуса! – с +18 до +14.
         И снова облачное одеяло сползло, и высветились заспанные звёзды: мерцают нехотя и подслеповато при сильном ветре. Света от тоненького Месяца в первой четверти – никакого.

***
Мечта не крыльями взмахнула,
А пробежала, захромав,
И не запела, а вздохнула,
Свой голос хриплый изломав;

Потом в небытие скользнула,
Не встретив помощи ничьей…
И только облако всплакнуло
Над гибелью мечты моей.

         Или так.

Змеиный набег

Клянём безбожно этот мир,
Но изменить – кому под силу? –
О мире гиблом говорим,
Сходя с ворчанием в могилу…

А мир – всё тот же! Мы с тобой
С ним не становимся светлее,
И вечно юная любовь
От безысходности стареет…

Так много в каждом доме зла,
Что с городов срывает крыши!
Знать, к людям в души заползла
Змея, ниспосланная свыше,

И шепчет злобно, и шипит,
И ядом брызжет, извиваясь,
И в души острые шипы
С остервенением вонзая…

         И не уснуть потом от страхов этаких, но чувство удовлетворения от сказанного – есть. Другой вопрос – а кому нужна такая «злобная» поэзия? И поэзия ли это вообще? Считается, почти всеми принято, что поэт – это человек, который говорит об известных людям ве-щах образным и ритмическим языком. Поэзия – это об-разная речь о мудрой и нежной красоте, это философия прекрасного. Нет красоты – и нет поэзии. Красота – это венец поэзии, ее предметное содержание, а начинается поэзия с движения живой души в деятельном человече-ском теле.
         Атомы поэзии пульсируют в молекулах сознания.
         Красиво, ничего не скажешь. Кроме того, конеч-но, что уже написано о «змеином набеге».

16 мая

         Рассвет!!
         Словами эту картину не описать.
         Поневоле пожалеешь, что не художник и не в ла-дах с красками и с кистью. А дело вот в чём. Рассвет задержался на полтора часа. Как это может быть? – может: Солнце взошло не из-за горизонта, а из-за ка-менной гряды облаков, горной цепью лежавших в си-ней дали над лесом. И на вершине этой гряды появи-лось Солнце и обозначило резкий контраст между ос-вещённой зеленью, синевой облаков и голубизной чис-того неба.

Утром

Вдыхаю свежесть полной грудью
И пью  настойку из лучей,
И наслаждаюсь новой сутью
В одном из наступивших дней.

Каким он будет?.. –
                На рассвете
О том нельзя ещё сказать,
Но я живу с мечтой о лете
С надеждой радужной в глазах,
И говорю, зарю встречая:
«Привет, прекрасная заря!»

…Моим желаньям отвечая,
И майским дням благодаря,
Заря приходит светлой новью
И счастье мне приносит вновь –
И светлой солнечной любовью
Земная светится любовь…

         И снова борьба, и на этот раз побеждают облака – и сыплется дождь. Солнце выглянуло на миг – хорошо ли поработал дождик, мокро ли? – и снова облака его закрыли, и снова пошёл дождь. А ветер обессилел вко-нец и стал не дуть, а отдуваться – всё тише и тише, ус-покаиваясь окончательно.

Весенний дождь

Весенний дождь! – По изумруду
Огнём светящейся травы!

Не из окна смотреть я буду:
Я выйду в дождь! – от синевы
Промокшей и заморской тучи
Течёт весенняя вода.

Её в Сибирь циклон могучий
Привёл заботливо – сюда,
Ко мне, – на лоб горячий
И на раскрытые глаза
Течёт вода! – а я, незрячий,
Насквозь промокший! – и слеза
Уже смешалась с острой каплей, –
Но я ладони поднял вверх:

«О, только б хляби не иссякли!
Дождя должно хватить на всех!»

Здесь кельи нет и нет тюрьмы,
И нет гостиницы роскошной.
Обычный остров
Сидит под пальмою святоша.

         К ночи стало совсем холодно – чуть выше 5 гра-дусов, ветер возобновился и поменял направление, те-перь он западный. Стало так пасмурно, что даже заката не было: просто вечер плавно перешёл в ночь, как при медленно гаснущей электрической лампочке.
         После полуночи стало проясняться, но это уже было

17 мая,

         к утру облачность иссякла, появились звёзды, и резко похолодало. Но до заморозка дело не дошло: столбик термометра свалился до 0;, а затем, на рассве-те, когда вновь набежали облака и снова переменился ветер, он поднялся до +2;. Ветер теперь северо-западный.

Одноактная пьеса

Закрыт за Солнцем занавес:
На сцене дня – закат,
Весь в облаках…
                Не жалуюсь:
Он – у Него в руках.

Но занавес – не ширма ли
Богоугодных дел?

Над ширмой – звёзды мирные
В ночи я разглядел;
А вот и Он – со свечкою
И с посохом в руках…

Заботами отмечены
Морщины на щеках.
Идёт.
          За ним свечение
Зажжённых им светил.

Уходит.
               Назначение
Небес предвосхитил:

Когда угаснет Солнышко,
То вспыхнут сотни Солнц!
И Млечный путь подсолнышком
Распустится, как зонт…

Нет, облака – не занавес,
Не ширма…
                И не мрак
Глухая ночь! –
                Я жалуюсь:
Подозревал, дурак.

         Эти стихи написал ночью, любуясь звёздным не-бом. А утром, перечитывая их, пытался вспомнить: от-куда этот «Всевышний» со свечкой в руках и с посохом забрёл в наши края? И вспомнил поначалу строки Ни-колая Асеева:

Эй, вверх подымите бороды,
Глаза протирайте, пуча, –
Единственный житель города
Струит стрекозой сквозь тучи! 

         Гениально! Вершина поэзии. Такое не забывается, сколько бы времени не прошло после прочтения. Это сродни вопросу:

А вы ноктюрн сыграть могли бы
На флейте водосточных труб?

         Даже фамилию автора не надо упоминать, на-столько всем хорошо известны эти стихи.
         Или знаменитая формула Леонида Мартынова:

Это почти неподвижности мука,
Мчаться куда-то со скоростью звука,
Зная прекрасно, что есть уже где-то
Некто,
Летящий со скоростью света.

         Уверен, люди потому и пишут стихи, что подоб-ные образы дают им сильнейшее наслаждение после огромнейших переживаний.
         И как тут удержаться, и самому не попробовать изобразить какие-либо образы на чистом белом листе бумаги, лежащем на столе под искусственным светом? – и вся пишущая братия скрипит перьями, высунув языки от усердия… Мало у кого, правда получается хорошо, но писать от этого тоже мало кто бросает.
         В последней нашей беседе с Евгением Смагиным случился такой эпизод. Евгений Фёдорович о Маяков-ском сказал, что «он мне не интересен из-за его миро-воззрения». И, напротив, о Рабиндранате Тагоре: «его поэзия соответствует моему духу».
         Мне стало обидно, и обидно не за Евгения Фёдо-ровича, не за Маяковского с Тагором, а «за державу», то есть за поэзию в целом. Мне, например, решительно нет никакого дела до авторского мировоззрения, лишь бы написано было хорошо, сильно, глубоко и образно, – так, чтобы читателю в стихах являлись кирпичики на-стоящей человеческой духовной культуры. Из таких кирпичиков строятся храмы духовности!
         Провожу эксперимент. Сам для себя. Взял с полки три книги: тех же Маяковского и Тагора, и Ходасевич на глаза попался.
         Специально выискиваю крохотные, мелкие кир-пичики духа в поэзии.
         У Маяковского – серебряный портсигар, упав в траву, стал свысока смотреть на траву и букашек: он, мол, серебряный, с вензелями, а вы кто такие?
         Ходасевич сравнил душу с настойкой йода, кото-рая прожгла пробку в пузырьке, чтобы на волю вы-рваться и – врачевать людей!
         Тагор описал рассуждения пылинки, которая счи-тала, что не она испачкала мир, но мир её загрязняет…
         Вот оно, поэтическое мировоззрение, философия лирики! Трое абсолютно различных по мировоззрениям поэта создают одинаково гениальные образы! Всё это встречается в людях, а потому может находиться и в любом политике, и в любом убийце, не взирая ни на какое их мировоззрение. Гитлер писал неплохие пей-зажи, а стихи Сталина были помещены в школьный учебник по грузинскому языку…
         И в том уверен, что любой пишущий должен, про-сто обязан писать не для признания и славы, а с целью поиска и с целью лепки и обжига таких кирпичиков ду-ха. Вот, например, сейчас, в том полемическом задоре, в котором нахожусь, написав последние абзацы, про-бую написать, скажем, о кусочке весеннего настроения.

Весной

Слышу как,
                содрогаясь от соков,
Оживает весенняя новь.
Вдохновенная силища токов –
Электричество жизни –
                любовь!

И с космической мощью турбины
Не сравниться
                пылинке-Земле,
Если снова поднимутся спины,
Разогнутся колени…
                В тепле! –

На свету! –
                чья под Солнцем машина
Сеет чувства на ниве времён?
Это –
           сердце моё!
                По причине
Дней весенних
                я снова влюблён!

Вся вселенная страстью клокочет.
Вся Галактика сердцем стучит.
А всего-то –
                весенний цветочек
Пьёт пьянящего Солнца лучи…

         Конечно, это перебор, особенно с масштабами, но – мне нравится, я доволен, и это главное. Для себя пи-шу, а, значит, и для таких как я.
         Одно знаю точно. Природа существует только для того, чтобы о ней писали. Вся наша жизнь – это приро-да, всё из неё.
         А день был ветреный и безоблачный. К вечеру, когда облака снова закрыли и небо, и Солнце, было 14;.

18 мая

         День начинается величественный и красивый: пышные облака самых различных форм идут над зем-лёй к солнечному рассвету; слабый, но уверенный в се-бе ветер дует лихо, и как бы развлекаясь; свежая зелень встречает рассвет светлячками росы при десятиградус-ном тепле.
 
Роса

Мимолётное чувство свеченья
От жемчужной росы…
У меня
Возникает в душе ощущенье
Сопричастности к тайне огня…

И во взгляде твоём на рассвете
Замечаю я те же огни…
До чего же заманчивы эти
Огоньки на заре!..
Но они,

Полыхнув,
В полумглу отступают –
И
     Бесследно теряют свой свет…
Только чувства ещё излучают
То,
      чего, словно не было, нет…

         День очень похож на вчерашний, но облаков сего-дня поменьше и ветер послабее. Да и воздух  прогрелся
лишь чуточку побольше – до 16;. После такого дня, ко-гда утренние ожидания были свежими и яркими, а ве-черние реальности оказались скучными и невзрачными, и стихи приходят соответственные.

Вечером

Зажигая холодные свечи
Догорающей в небе мечты,
Нам приносит крадущийся вечер
Потемневшие к ночи цветы…

Угасают надежды… Заката
Дотлевают остатки… И ночь
Не услада для нас, а расплата,
Уносящая радости прочь…

Небеса облачились в одежды
Чернецов… Нам луна не мила…
В костерке догорает валежник,
Утомляет бессонная мгла…

Разжигая огонь раздраженья,
Я желаний подбросил в костёр,
Но… пронзительный ветер сомненья
Едким дымом наполнил простор…

А потом – облака набежали.
Непроглядная суть… пустота…
И цветы безнадёжно завяли:
Отмерцала любовь… и мечта…

Овладела холодная вечность
Неподвижной ночной тишиной.
Мы смотрели теперь в бесконечность,
Что легла меж тобою и мной…

         Конечно, желание довести безнадёжность до бес-предела здесь видны, но – так и было задумано. Прочёл жене, она сказала: «Чушь!», но мне интересно, даже ес-ли она десять раз права. Пусть не читать потом напи-санное, и пусть даже не слышать читаемого кем-то, но мне переживать интересно в процессе написания! Чис-тейшей воды графомания. Ну, что тут поделаешь!
         В стихах «облака набежали» сегодняшней ночью, но это выдумки. Небо всю ночь было безоблачным и потому к утру едва заморозки не случились: всего два градуса тепла осталось!
         Но зато утром была такая обильная роса, что гла-зам больно смотреть.

Необитаемый остров

Не монастырь и не тюрьма.
Нет и гостиницы роскошной.
Над океаном свет и тьма.
Под пальмою сидит святоша.

Он днями смотрит на прибой,
На низких туч передвиженье.
Ни зги не видит пред собой.
Душа не знает вдохновенья.

Ночами – спит. А пелена
Тяжёлых туч его терзает –
И он святые имена
В кошмарных снах припоминает.

Рассвет. Закат. Летучий мрак
Окутал весь несчастный остров.
И почерневший свой кулак
Святоша воздымает к звёздам…

Он ждёт, когда же ураган
Сорвёт небесные покровы
И он увидит океан
И бесконечные просторы.

Но волей праведных небес
Всё неизменно! – мрак ли, свет ли –
Лишь день да ночь… Святоша здесь
В своей юдоли многолетней…

Чего – он сам не знает – ждёт,
Ещё надеется на что-то…
И песню грустную поёт
Не о молитве безотчётной.

         Бумага выдержит любые чувства.

Стихи

Не всё ложится на бумагу.
Не всякий слух потерпит звук.
Сердец не всякую отвагу
Представить можно делом рук.

Но, всё же, слушай, что читаешь,
И обязательно поймёшь,
Что не бессмысленно витаешь,
А морем истины плывёшь.

Вглядись в читаемое глубже,
И ты услышишь в сердце звон.
И, если он тебе не нужен,
Исторгни вслух тишайший стон…

Стихи не только вязь эмоций,
Сплетение извивов чувств.
Без них, как без надёжных лоций,
И океан до края пуст!

Читай стихи, в себе блуждая –
И, может, с помощью стиха
Свой путь наёдёшь к воротам рая,
Покинув пристани греха.

19 мая

         Ночью вышел к протоке и на мостках был пора-жён открывшимся видом: я нахожусь в парении над во-дой в клубах тёплого тумана, а тот всё поднимается и поднимается мне навстречу. Ощущение бесшумного и невесомого полёта!
         Ночью воздух быстро охладился, а вода, не по-спевая за ним, остаётся теплее его, и образуется туман. Взлетая с поверхности воды под слабым дуновением, туман быстро исчезает в холодном воздухе, оседая по берегам крупной росой. Воздух над протокой чистый и прозрачный, звёзды мерцают ясно и лучисто. Кроме то-го, – туман-то не плотный, – звездное мерцание отра-жается и от воды, находясь в туманных струях. Фанта-стика!

Ночной туман

Купаются звёзды в тумане,
Мерцая в клубящейся мгле…
Какое до них расстоянье,
Когда они здесь, на Земле!

Приятно средь звёзд находиться
И влажной прохладой дышать.
Приятно по звёздной водице
В обнимку с Луной пробежать,

При этом земную природу
Всем телом своим ощущать…
Смотрю я на звёздную воду,
Стараясь дыханье сдержать:

Купаются звёзды в тумане!
Вот-вот Афродита из мглы
Русалкой в любовном романе
Вдруг вспенится мне из волны…

         И день сегодня чудесный! – безоблачный и тёп-лый, он резко контрастирует с довольно прохладным утром. Ещё бы! – за несколько часов температура под-нялась на двадцать делений вверх! – и теперь +22;.
         Ну, думаю, теперь заморозков и черёмуха не ста-нет ждать, наступление прохлады сошло на нет, и те-перь вернётся майский зной. А черёмуховый снег нач-нёт метелями взвихривать совсем уже летний воздух.

Черёмуха

Закипела черёмуха белая,
Расплескала весенний свой цвет, –
И зажмурилось Солнце несмелое:
Белым инеем брызнул рассвет!

Подморозило, ох, подморозило!
Видно, долгая память Зимы
Где-то в сердце Весны заелозила,
Вспоминая метель и пимы…

Да куда ж тебе, Зимушка старая!
Не равняйся ты с юной Весной!
В сердце майском вся нежность оттаяла,
Лишь черёмуха под белизной, –

А метели – весенние, светлые!
Погляди, как летят лепестки! –
С белоснежного платья рассветного
Вихрем сыплются вниз огоньки…

Уронила черёмуха белые –
На зелёные травы – цветы.
И немедленно Солнышко смелое
Оживило любовь и мечты.

         Луна появляется задолго до вечера, её можно ви-деть уже за полдень. С каждым вечером она всё выше и выше, но светит недолго: только стемнеет, как она уже низко над горизонтом и торопится уйти. Не ночная Лу-на какая-то нынче, а дневная. Она мне Икара почему-то напомнила…

Поэт

Никто не выскажет так тонко
Живую сущность, как поэт.
Живёт он, с чувствами ребёнка,
До самых умудрённых лет.

Тогда живёт уже не тело,
Оно – страдает и болит.
Душа живёт! – летает смело
С Икаром вместе, и – горит,

Ничуть в полётах не сгорая!
Душа – свечением живёт.
И, в детстве розовом летая,
Людей в грядущее зовёт.

Зимой она в мечтах о лете,
И чувством солнечным горит,
Чтоб всякий видел в белом свете
Всё то, что тёмный мир чернит….

20 мая

         Увидев на рассвете край диска Солнца, тотчас по-бежал за фотоаппаратом – красотища! – и какая! – над тёмной полоской леса Солнце вышло уже наполовину и в бирюзовом небе вокруг него разметались во все семь радужных цветов овальные облака. А небо над Солн-цем перечёркивают два инверсионных самолётных сле-да, – один прямой и короткий, другой изогнутый и длинный. И оба пересекаются, что само по себе уже красиво, но тут ещё имеет значение и то, что вся карти-на нарисована симметрично, гармонично, отчётливо отражаясь в водном зеркале, и отражается она вместе с прибрежными камышами и деревьями. Глаза прогля-дишь и ослепнешь…
         Глядя на это земное чудо, невольно понимаешь, что такое неземной восторг, и по росе идёшь к лесу по лугам вдоль реки, яко по суху…

Утром

Весна моя, ты так богата
Цветущей прелестью лугов! –
Я задохнусь от аромата
Росой насыщенных цветов…

Иду к тебе. И на рассвете,
В потоке ласковых лучей,
Я вижу Бога на портрете:
Сияние Его очей

Нисходит в мир в часы благие…
Явилось чудо красоты.
Вокруг меня цветы живые,
Неопалимые кусты…

Ступаю в чудо осторожно,
К портрету голову склонив.
Не видеть сердцем невозможно,
И я виденьем светлым жив…

Мне – капли радостью прозрачной
В траве некошеной блестят!
Здесь нет иной судьбы удачной:
Мне – этот сладкий аромат,

Мне – эти влажные дорожки
В туманной светлости лугов!
И сделать хочется немножко,
Ещё хоть несколько, шагов…

         Но картина быстро распадается, утренняя све-жесть бесследно исчезает, и на смену ей приходит ве-сенний майский зной, и длится он уже часами.
         26; тепла – и безветренно.

Часы

Пружины кончился завод –
И время длиться перестало!
Сознанье думать не даёт
И сомневается устало:

«Ну, кто же время поведёт
Теперь в грядущее?»
                Не знаю,
Но только слышу: сердце бьёт…
И в неизвестность я шагаю.

         Чистое небо и багровый закат и на завтра предве-щают ясный и жаркий, один из последних, весенний день.
         Услышал в одной из передач по ТВ рассуждение о том, что есть поэзия женская, мужская, подростковая, и ещё многая и многая… Поэзию, конечно, можно клас-сифицировать как угодно, если брать за основу не саму поэзию, как «китайскую стену» духа человеческого, сложенную из кирпичей или камней, а сами кирпичи и камни. То есть материал, средство выражения духов-ных ценностей. Тогда всё правильно будет. Женщины мыслят и тем более чувствуют не совсем так, как муж-чины, то же самое относится и к детям, и к бабушкам и к дедушкам, и к дядям и к тётям. Но все эти отдельные «поэзы», по терминологии серебряного века, не могут не входить в единую постройку – храм поэзии.

О женской и любой иной поэзии

Меньший, больший; больший, меньший –
Не стриги себя, поэт,
Под подростков и под женщин, –
Возраста у Музы нет.

Ты в стихах себе подобен:
Равного – на свете нет!
Раньше – Пушкин жил, огромен,
А сегодня – ты, поэт.

         И у каждого пишущего – и у женщин, и у подро-стков, – естественно, есть свои средства выражения, свой жизненный опыт. А нам, читающим написанное, прежде всего, интересен сам пишущий, его индивиду-альность, его личное видение мира.

Память

Лежат неясные картины
В тени запасников моих
В клубках липучей паутины,
И скрыто всё от глаз чужих.

Вот я, их тихий сотворитель,
Спускаюсь по ступенькам вниз…
И по одной, как их родитель,
Несу на свет… таков каприз!..

Они в руках моих темнеют
На свежем воздухе, но я
Лечу их – и они светлеют,
А с ними и душа моя.

И вот уже картины живы.
И вот уже их целый ряд.
И каждая из них правдива,
И все о прошлом говорят.

Теперь они – моя реальность
И даже – сущность бытия!
Их не смущает моментальность:
Ведь даже с ними смертен я…

         Задумался. Может ли такая работа, как создание стихотворных, словесных картин приносить обыкно-венное человеческое счастье, то есть удовлетворение от жизни.

Декларация о счастье

Что счастье? – надо ли твердить,
Что нет его в готовом виде?
Его нельзя в бокал налить
И чокнуться, шепнув: «Прииди…».

Его нельзя в своей судьбе
Найти как деньги или славу.
Нет, я, весь в поисках – себе! –
Обязан ближнему доставить…

И только он определит
Моё счастливое мгновенье.
Что счастье в жизни сохранит? –
Отдать его моё стремленье! –

Нет счастья только для себя.
Себя – я в ближнем ощущаю –
И счастлив, только лишь – любя,
Любовь и в ближнем замечая…

21 мая

         С утра не намного теплее, чем вчера, – всего 10;, – но по всему видно, что и сегодняшний день будет знойным: редкие полупрозрачные облака неподвижно висят в светло-голубом небе, ветра нет, однако дымок от вчерашнего костра указывает его возможное направ-ление: слабо тянется вверх с юга на север…
         Начиная с самых нижних веток, расцветает виш-ня, готовится к цветению сирень.
         Полоса прибрежных камышей стала двухцветной. Прошлогодние стебли сухие и жёлтые, а снизу вырас-тает зелёная полоса новых стеблей. Как индикатор: весна окончится тогда, когда живая зелень молодого камыша поднимется вровень с его мертвенной желтиз-ной. Сухой камыш – это последнее напоминание об осени и о зиме. Всё остальное уже перекрашено в ве-сенние и летние краски.
         Расцвели отдельные яблони. Взрыв яркого жёлто-го цвета на зелёном травяном ковре: повсюду и разом расцвели одуванчики!

Полевой цветочек

 –  Мама, можно я сорву
Жёлтенький цветочек?

 –  Нет, зелёную траву
Не топчи, сыночек,
И цветочка не срывай.
Маленький, красивый,
Для травы, не забывай,
Он – сыночек милый…

         И раньше предпринимал попытки писать детские стихи, вернее, не детские, а стихи для детей, но, мне кажется, всегда безуспешно. Вот, например (трудно удержаться от соблазна), что написалось нынешней зи-мой.

Снеговик

Целует пальчики мороз,
Дыханием не грея,
Совсем замёрз морковный нос –
Стою и леденею
На зябком северном ветру…

О лете – не мечтаю:
Придёт весна, я поутру
Под солнышком растаю…

         Вот они, здесь и весна уже, и лето скоро.
         Оживает и подводный растительный мир. Вода день ото дня становится прозрачнее, и вот уже видны огромные светло-зелёные листья «подводных лопу-хов».
         А Солнце жжёт! – молодые листья ив, склонив-шихся к воде, поникли! – около 30;…
         И закат не говорит о том, что завтра погода может измениться.

Закат

Блуждая, шёл в лесу желаний,
Не зная веры и тропы,
А кроны вихрь переживаний
Клонил порывами судьбы…

На незнакомую поляну
С вечерним сумраком ступив,
Заметил вдруг:
                в закате
                рдяный
Истории локомотив
Последние свои мгновенья
Существования влачил…
И тут, скажу без сожаленья,
Конец блужданьям наступил!

         Луна во второй четверти становится полновласт-ной хозяйкой ночного неба. И поднимается высоко, и задерживается подолгу, отбрасывая солнечный свет на Землю всю первую половину ночи.
         В ночной тишине услышал тонкий звон и с любо-пытством вышел: неужели так громко звенят комары? – Так и есть! – С разных сторон дачного домика горят че-тыре мощных светильника – и они буквально дымятся от комаров, мошек и мотыльков покрупнее, а по до-рожкам под лампами ползают, шурша, огромные чёр-ные блестящие жуки. Явно не майские – те красные.
         Днём всей этой живности не видно, вся она пря-чется в поднявшейся сочной траве газона – проходишь по траве, и вслед за тобой поднимается целый шлейф потревоженных комаров и мошек. А теперь все они, и даже во много раз больше, слетелись к ярким ртутным лампам.

Мотыльки

Оглушительный звон тишины
Нарушается листьев шуршаньем
И бесстрастным дыханьем Луны
В тихом хоре ночного звучанья…

Серебристые крылья жучков,
Комаров и мелькающих мошек,
И вибрирующих мотыльков
Облаками кишат у окошек,
Освещённых торшером внутри
И Луной золочёной – снаружи…

Ты на эту игру посмотри
И гармонию в ней обнаружишь.

Летаю

Человек во сне летает,
Потому что наяву
О полётах он мечтает
И стремится в синеву.

Человеку снятся крылья
И простор, и высота –
И поэтому над былью
С ним летит его мечта!

Ничего не понимаю!
В чём тут сон и в чём тут явь?
Я реален – и взлетаю! –
Все сомнения оставь.

         О, вздор, о, сказочность надежды! Нелепость вы-мыслов моих… Полетаешь тут, где бездорожье и боло-то кругом. Как в известном мультфильме о водяном. (Пишу – и чувствую, как рифма из каждой сыплется строки…).

Надежда

Просвет небес образовался
Среди нависших низко туч
И Солнца луч в него ворвался –
Он был моей надежды луч!

И осветил дождливый студень
Хандрой измученного дня,
И обнажил всю гнилость буден
И одинокого меня.

Он был стремительным, но робким.
Я крикнул Солнцу: «Посвети!»
Но луч сверкнул на миг короткий –
Надеждам с неба не сойти…

         Сегодня заканчивается пятая глава моего Солнце-ворота, а интерес к нему у меня не только не пропадает, наоборот, он растёт, по мере того, как поднимается Солнце. Что же дальше будет, когда после 21 июня Солнце покатится по наклонной к декабрю?..

Молитва

Всевышний, я прошу Тебя,
Стань добрым к человеку.
Пусть он живёт, грехи любя:
Отпущено-то веку!..

За что Ты так караешь всех?
Ведь Сам же создал тело.
Оно само по жизни грех.
Душа – другое дело,

Она стремительно летит,
Крылатая от счастья,
Что Бога встретила в пути
В расчёте на участье…

За тело – душеньку прости.
Она – его лелеет.
Ну, стань сердечным, отпусти
Грехи, его жалея;

Ведь тело бренное – оно
Живёт в постыдном страхе,
Что Ты забыл о нём давно,
Как о худой рубахе.

Потом, пожалуйста, ввергай
Телесный прах в геенну!
Но жизнью насладиться дай
Своей обыкновенной…