Эликсир Любви 29

От дачного поселка, навстречу бил прожектор, освещая дорогу. Из-за него было плохо видно, что там впереди. Оставалось надеяться, что там кто-то есть живой.

Алексей прикинул – шагать ещё с полкилометра. Мороз не бодрил, а наоборот, навевал обреченность. Где-то там, в большом городе люди в теплых квартирах смотрели телевизор, пили водку и любили женщин, а они вынуждены брести по полю, под пронизывающим ветром словно мыши. Вернее как лабораторные мыши, чудом, улизнувшие из клетки. Если там, на даче Алексей назвал себя подопытной крысой, то это так, ради красного словца. Сейчас он на своей шкуре прочувствовал это. Лапки мерзнут, хищники на хвосте, и спасительной норки не видать. До Алексея наконец-то дошло, что дорога в тот безмятежный город ему заказана. Судьба их – бежать, скрываться и на словах это не страшно, а на деле холодно, неуютно и гнетёт полная неопределенность. Денег нет. Куда идти? С чего начинать? Было бы время подготовиться.… Знать бы заранее. Всю дорогу до желанных ворот он сетовал на судьбу и клял последними словами Вениамина Алексеевича, втянувшего его в эту историю. Сетовал и клял молча – не хватало, чтобы Соня посчитала его нытиком. А если без стенаний, то – мы крутые, мы орлы, мы себя ещё в битве покажем … половой. «Проклятый «эликсир» всё из-за него. Надо же, своими руками создал его, - горько, про себя,  усмехнулся он, - А ведь препарат хороший. Продать бы его за границу – денег бы поимели не на одну спокойную жизнь. А, что если, в самом деле, продать его? Вениамин не один такой в своем роде. Есть и другие. Кто-нибудь и заинтересуется». Алексей повеселел, но не стал пока говорить ничего Соне, решив обдумать, как следует эту идею.

     Наконец они добрались до ворот, которые, по закону подлости, оказались заперты. На основных воротах изнутри висел огромный замок, на боковой калитке – поменьше. Алексей зачем-то подергал его сквозь металлические прутья и бросил. Замок лязгнул о проушины и на этот звук откуда-то, из-за ближайшего дома, с лаем выскочила собака. Не волкодав, а так, «двортерьер», но рисковать штанами, забираясь на её территорию, не хотелось. Уж больно рьяно она «отлаивала» свою пайку.

     - Раз собака есть, значит и сторож тоже имеется. Лишь бы был на месте, а не учесал за бутылкой в деревню. Вон смотри. – Соня указала на ближний дом.

     Окна в нем не горели, но дымок из трубы шел. Алексей оглядел столбы, уходящие от поселка вдоль дороги.

     - Может и телефон у них есть. – Высказал предположение он.
     - Раньше был, - Подтвердила Соня, - Как сейчас, не знаю. Дай бог, чтобы  остался.

     На лай собаки сторож не спешил. Может, он спал крепко, а может, ходил где-то по поселку. Время шло, а никто из местных не объявился. Собака успокаиваться не собиралась. Алексей попытался улестить её, но не тут-то было. Стоило ему взяться за калитку, как она с новой яростью стала кидаться и лаять.

     Ситуация не разрешалась. Также падал снежок, на небе висела луна, прожектор освещал дорогу, лаяла собака, а сторож всё не появлялся. Алексей недоумевал: «Неужели в поселке никого не было?» Хотя, что ж тут удивительного, зима – не дачный сезон. Впору было отчаяться. Он оглянулся на Соню. Девушка совсем замерзла. Она пританцовывала на месте и в ответ на вопросительный взгляд сказала:

     - Это наш единственный и реальный шанс. Нам нужно укрытие и нам очень нужно позвонить.
     - Позвоним кому-нибудь из моих, - Алексей и сам мало верил своим словам, просто было важно оставаться главным.
     - По твоим дружкам пробегутся в первую очередь, - возразила Соня. – Обратиться надо к такому человеку, на которого не подумают. И лучше, чтоб у него имелась машина. У тебя есть такие?

     Алексей перебрал в уме приятелей. У парочки из них имелся кое-какой транспорт. Но было под большим сомнением, чтобы хоть один из них ночью поехал бы вызволять его, а тем более за город.

     - А у тебя есть? – Переспросил Алексей.
     - Думаю, да. Есть один человек, который предлагал обратиться в трудную минуту.
     - Из тех? Вроде Вениамина? – В голосе Алексея невольно вылезли нотки презрения.
     - Вроде, - эхом отозвалась Соня, - только если тебя беспокоят отношения этого человека ко мне, могу успокоить: она – женщина.

     Мертвый поселок наконец-то ожил. Где-то в глубине его залаяли собаки, вторя подружке, охраняющей вход. Лай стал приближаться, и к воротам вылетели еще две собаки. Эти оказались покрупнее первой и поблагороднее - среди их предков угадывались овчарки. Вслед за собаками из темноты вышел сторож. Он не торопясь, приблизился и остановился в паре метров от ворот. Это был мужчина, выше среднего роста, заросший щетиной. Карман его тулупа предательски оттопыривался. Основательно продрогший Алексей, будь сейчас военное время, поддержал бы расстрел сторожа за оставление вверенного ему объекта. Но сейчас мирные дни и мужик не за томиком Маркса ходил в соседнюю деревню. Простые земные потребности погнали его на ночь глядя за пару километров по бездорожью за самогонкой. Момент оправдательный для любого русского.

     Свой оправдательный момент в кармане мужик на всякий случай прикрыл рукой от незнакомцев. Ворота отпирать он не спешил, настороженно разглядывая поздних гостей.

     - Вы к кому? – Первым спросил он, не признав в путниках местных дачников.
     - У вас есть телефон? – Напрямую выпалил Алексей.
     - У нас машина сломалась, - с жалостливой ноткой, поведала Соня о своём горе. – Нам бы позвонить, вызвать подмогу.

     Выглядело это как: «Мы люди не местные…», паролем или опознавательным знаком, переживающего неодолимую беду. Хорошо, что они в благословенной России с её традиционной жалостью к нищим и убогим. Хают её на все лады за безалаберность и азиатчину, но только у нас подают погорельцам и дают на опохмел. Это к нашему человеку можно обратится за помощью после заката солнца. А вот от цивилизованного сторожа где-нибудь в Европе скорее получишь заряд дроби, а не сочувствие. Местный страж пока тоже не спешил раскрывать объятья запоздалым путникам. Возможно, он осторожничал. А почему бы и нет? Ночь. Пустой поселок, а проходимцев пруд пруди. А может, искушался желанием остаться наедине с заветной бутылочкой, что оттягивала карман тулупа. И потому, очищая совесть, он попытался уличить путников во лжи.

- Машина сломалась? Где? На трассе? Так это в километре отсюда. Поселок с трассы не видать. Откуда знаете про телефон?
- Прошлым летом я была здесь, - Поспешила объяснить Соня, - на дне рождения у Левченко. Дачка прямо у пруда. Мы тогда ходили звонить к Вам в сторожку.
- Левченко? – Переспросил сторож, припоминая местных дачников.

Как хорошо, что Соня запомнила фамилию профессора. Гуляли на дне рождения его сына. Левченко это вам не Иванов, такая фамилия встречается не часто. Если сторож не из новеньких, то должен знать профессора. То, что телефон имелся в сторожке, Соня знала точно. Самого сторожа она тогда не запомнила. Они тогда минут сорок ждали его, заблудившего где-то на территории. Его побежал искать Саша – водитель и чуть не силком приволок к сторожке. Сторож оказался не очень-то доволен, но смягчился, когда от щедрот застолья ему отвалили бутылку водки. Не аки пьянства окаянного, а из уваженьица. Дедок так и воспринял подарок. Нынешний сторож был моложе, но также не брит, как и его сменщик.

Рассудив, что от прилично одетых молодых людей опасности не грозит, мужик подошёл ближе и открыл калитку.

- А, ну фу! – прикрикнул он на собак.

Те разбежались по сторонам и наконец-то перестали лаять.

- Пойдем в дом, - Сказал сторож.

Он шагнул в сторону, пропуская Соню с Алексеем, запер калитку и указал, куда идти. Сам пошёл сзади, не из-за того, что опасался подставить спину незнакомым людям, он немного задержался на терраске, пряча бутылку.

В доме пахло печкой. Её сложили слева от входа. Справа нашлось место для буфета, почти антикварного, послевоенной модели, в проплешинах облезшего лака, с настоящими фанерными боками и резными стеклами в дверях. В углу, впритык к печке стояла кровать, старинная, с никелированными шишечками. Стол, совсем обычный, на крепких ножках, застеленный блёклой скатертью, находился у окна, занавешенного белой тряпицей. На столе кроме литровой банки с сахаром, алюминиевой кружки и толстой книжки ничего не стояло. Воспоминанием о детстве, на стене мерно тикали ходики. Лет двадцать назад такие, с забавными циферблатами и гирьками на цепочках, утяжеленными, чем попало, можно было встретить в деревнях. Из благ цивилизации – телевизор, в углу на тумбочке. В принципе, что ещё надо сторожу на зимовке.

- Разувайтесь. – Приказал хозяин, - А то снега натащите – мокро будет. Тапки вон, правда одни, пусть дама оденет, а мы уж в носках. Ботинки лучше снять, согреетесь быстрее. В доме тепло, в носках по половику, не замерзнем.

Он первым скинул тулуп, валенки и подошёл к буфету. Взяв с него чайник, сторож заглянул в него и поставил на печку.

Алексей помог Соне раздеться. Сонин оффисно-фривольный наряд (блузка «а-ля, разгляди лифчик», юбчонка-лоскуток, не скрывающая края чулок-сеточек) озадачил сторожа. Окинув девушку выразительным взглядом, он усмехнулся. Соня сразу решила внести ясность:

- Мы – не студенты, которым негде…, и не любовники, сбежавшие от мужа. У нас на самом деле беда. - Она обернулась к Алексею, вытянула из его кармана трофейную бутылку виски. - У нас нечем заплатить за междугородний звонок. Если не обидитесь, мы отдадим вам это.
- Можно и так, хотя это и не обязательно - неожиданно смутился мужичок, - Оно выпить и вам полезно, а то заболеете ещё.

Без тулупа он походил на сельского интеллигента. На нём был хоть и мятый, но всё же костюм, грязно-коричневого цвета, под ним свитер, домашней вязки. Из-под свитера торчал ворот рубашки, с загнутыми в разные стороны уголками.

Он принялся собирать нехитрую закусь, бросив через спину:

     - Телефон на окне, за шторкой.

Молодые люди прошли в комнату, уселись за стол, с окна достали телефон. Соня принялась накручивать диск. С третьей попытки прошёл длинный гудок. Соня подождала – абонент на другом конце не брал трубку. Девушка бросила взгляд на ходики – без пяти двенадцать, пожала плечами.

- Никого нет, - Как-то удивлённо сказала она.
- Попробуй ещё, - Подсказал Алексей, - С нашей связью бывает всякое. Не то реле не так замкнулось, и вызов не пошел по нужному номеру.

Соня повторила попытку – опять тот же результат.

- Должна быть дома, - Растерянно произнесла она.
- Могла пойти в гости?
- Могла, только в этом случае, у неё работал бы автоответчик. А он молчит.
- А, если она в больнице или в отъезде? - Высказал предположение Алексей. – Новый год на носу. Могла куда-нибудь уехать.
- В принципе – нет, хотя кто знает? Если её нет в городе, то дело плохо. Она бы помогла. – Задумчиво сказала Соня.
- А кому другому позвонить? – Подал голос сторож.
- Кому? – Соня размышляла.
- Давай я попробую, - Воодушевился Алексей.
- Я же говорила – тебе нельзя, - С легкой досадой возразила Соня, - Саша! Вот кому можно позвонить.
- Саша? Твой водитель? – Усомнился Алексей, - Он же из их команды.
- Забыл, что сам помог его брату? – Напомнила девушка, - Я его знаю два года. Саша из тех, кто помнит добро.
- И подставит свою голову? – Алексей не был так оптимистичен.
- У тебя есть лучший вариант?

Не вступая в дальнейший спор, она вновь принялась накручивать диск телефона. В этот раз она дозвонилась с первой попытки.

- Алло! Саша дома? – Прокричала она в трубку, - Андрей, это ты? Узнал? Передай брату, что я жду его в дачном посёлке академии. Он знает. Мы с ним были там в прошлом году. Это на 71 или 74 километре по шоссе. Он разберется. Только никому другому не говори, что я звонила. Никому. Только Саше, хорошо?

Выслушав ответ, она положила трубку на рычаг.

- Теперь остается только ждать, - Повеселев, сказала она, - Не прогоните? -  Обратилась она к хозяину.
      - Теперь нет, - Вздохнул сторож. - Права пословица: «Незваный гость – хуже татарина».

     Тем не менее, он продолжал выставлять на стол немудреную закуску: нарезанное ломтями сало, соленые огурцы, три картофелины в кожуре, Квашеную капусту, хлеб. Затем он вышел на терраску, загремел там чем-то. Алексей с Соней переглянулись тревожно. Сторож вернулся быстро. Оказывается, он ходил себе за стулом. В комнате имелось всего две табуретки,  и ему не на чем было сидеть. А вот стаканов, старинных лафетничков, имелся полный набор – три штуки. Подсев к столу, он взял в руки бутылку, покрутил её и легко прочитал иностранную этикетку:

- Виски. Что ж,  попробуем.

Он свернул винтовую пробку и разлил по стаканчикам себе и Алексею побольше, Соне, как женщине поменьше.

- С приездом. Или с приплытием. В смысле «приплыли», - Мрачно, вместо тоста  сказал он и первым выпил. Он выглянул за занавеску, - Это хорошо, что снежок пошел. Это хорошо, следы засыпет. А то по ним придут и башку оторвут.
      - Что Вы говорите, - Поспешил оправдаться Алексей, - Ничего такого не будет…
     - Вам не будет точно, - По-своему, со значением, успокоила хозяина Соня. - Меня зовут Соня, его – Алексей. Он – ученый, - Постаралась как-то объяснить ситуацию она, - Его пытались заставить синтезировать новый наркотик, а он убежал. Получилось так. Повезло.
     - Зачем ты рассказала, - Одернул её Скворцов.
    - Думаешь, одни мы – умные, а кругом – дураки? Без глаз? – Огрызнулась она по-семейному, как бы не обращая внимания на сторожа.
     - Я не то хотел сказать, - Попытался оправдаться Алексей, - Стоит ли грузить своими проблемами постороннего.
     - Да, ты что? Кругом не люди? Одни звери? Мы в своей стране. К кому ещё обратиться за помощью? До органов ещё добраться нужно.

     Их пререкания прервал сторож. Он плеснул себе виски в опустевший стаканчик и предложил новый тост:

     - Ну, тогда, со знакомством!

     Он первым чокнулся, предлагая поддержать его. В этот раз беглецы последовали его примеру.

- Ух, самогонка, - Выдал дегустационное заключение сторож, - Ладно, что будет, то будет.
- А Вас как зовут? – Поинтересовалась Соня.
- Михалычем.
- А по имени? – Это уже проявил интерес Алексей.
- Пусть будет так. На прежней работе Валерием Михалычем называли. А сейчас - Михалычем. По должности и имя.
- А где Вы работали? – Спросил Алексей, надеясь этим вопросом расположить собеседника к себе.
- А-а, - Отмахнулся Михалыч.

Он хотел налить им по второй, но Соня вовремя прикрыла ладошкой свой стаканчик:

- Согреться мне и этого хватит. А вы продолжайте.
- Мне бы такую жену, - Похвалил её сторож, - А то моя всё в рот заглядывает.

Соня подождала, пока мужчины выпьют, потом спросила Алексея:

- У тебя «эликсир» остался?
- Конечно, - Не без гордости похлопал себя карману тот.
- Это просто отлично, - Непонятно чему обрадовалась Соня и, обращаясь к сторожу, попросила, - Можно я еще позвоню?

Михалыч молча кивнул, давая добро. Соня взялась за телефон и опять принялась накручивать диск. На этот раз быстро связаться не удалось. Только с третьей или пятой попытки на том конце ответили.

- Андрей, это опять я, - Зачастила Соня, - Ещё не спишь? Можешь для меня кое-что сделать? В вашем районе есть школа. В одном из десятых там учится девочка по фамилии Приказчикова. Запомнил? Очень просто – Приказчикова. Страшненькая такая девчушка, прыщавая, нескладная. Попробуй для меня выяснить, кто из мальчиков нравится ей в классе.… Нет, это задача не для угрозыска. Всё гораздо проще. Погляди, кто из мальчишек покрупней, да по смазливей, тот и будет фаворитом у девчонок. Сделаешь?.. Магарыч с меня… Саша не звонил?.. Обо мне никому не говори, - Вновь предупредила она, - Спокойной ночи.

Соня, с довольной улыбкой, положила трубку. Взгляд её упал на книгу, лежащую на столе. Она раскрыла её:

- Ого! Булгаков! Мастер и Маргарита!
- Да? – Подхватил в изумлении Алексей, - Откуда? Я ещё не читал, слышал, но не  читал. И как?
- Сильно написано, - Дал свою оценку Михалыч.

Соня возразила:

- А мне показалось, что Булгаков чересчур симпатичным описал Дьявола, а вот Христа принизил, сделал его каким-то не от мира сего, юродивым.
- Только ругая бога можно получить известность, - Философски заметил Алексей.

Как ему показалось, он  высказал сильную мысль. Обидно, что этого не заметили. Михалыча в данный момент интересовало мнение Сони.

- Почему, юродивым? – Неожиданно возразил он.
- Вспомните разговор Пилата с Иешуа. – Привела свой довод она, - Иешуа прописан каким-то  жалким, убогоньким.
- Именно,  Иешуа На-Гоцри. Христа же звали Иисус, и родом он был не из Гамалы, а из Назарета. И родителей своих На-Гоцри не помнил, а Иисус часто приходил к матери. Что думал Булгаков, что хотел показать, мы уже не сможем узнать. А юридически со стороны верующих к нему не должно быть претензий - он описал встречу и казнь одного из блаженных, так называемых пророков, каких немало бродило по Иудее.
- Вот как? – Соня поджала губы, помолчала, обдумывая сказанное, но спорить, отстаивая свою версию, не стала. Она вгляделась в лицо Михалыча. Видимо её, как и Алексея, заинтриговала необычная личность сторожа. С одной стороны – сторож, одет не ахти; с другой, у Михалыча речь правильная, суждения необычны. Назвать его бичём, в смысле, Бывшим Интеллигентным Человеком язык не поворачивался. В глазах его не отражалось ни тоски, ни затравленности, свойственной таким людям, скорее, легкая ирония.
- Раньше не в разведке служили? Во внешней? – Спросила его Соня.
- Почему Вы так решили? – Сделал удивлённое лицо Михалыч.
- Мышление необычное, не типичное, - Пояснила Соня.
- Нет, не служил. Я – производственник, бывший начальник цеха, - Михалыч вновь потянулся к бутылке, - Так сказать, жертва перестройки, едри её мать. На нашем комбинате провели эксперимент, согласно новым веяниям. Отрапортоваться надо было. Короче, провели выборы руководителей подразделений, пробные. Один единственный раз и именно в моем цехе, как назло. А у меня по списку процентов семьдесят баб. А они известно, чем думают. Из троих претендентов выбрали самого обходительного, на кудри купились. А мне, бывшему начальнику припомнили вздрючки по части дисциплины.

Михалыч с досады махом опрокинул в рот свой стаканчик.

- Думают, демократия и анархия – сестры. Говорить что хочу, это ещё не демократия. Кстати, в слове этом «кратия» означает «власть». А где власть, там и дисциплина. Этого до них не доходит и не скоро дойдет. Нельзя в производстве, равно как в армии выборы проводить. Хороший начальник как отец в семье. Он и требует, он же и карает, он же и заботится. Представьте себе, что в каждой семье начнут выбирать себе отца! Этот нам не нравится,  проголосуем за соседа. На следующую пятилетку нам покажется симпатичным другой, живущий этажом ниже. Что за семья тогда будет? На букву «Б» семья. И жизнь у такой семьи будет на букву «Б».
- А если отец непутевый, никчемный, а заменить не положено, навеки он? – Нашел слабину в его мировоззрении Алексей. Он успокоился – сторож не гнал их, в доме тепло и бутылочка на столе. Почему бы не поупражняться в кухонной философии.
- Терпи, знать судьба такая. Не вечно придурку властвовать, глядишь детям доля лучшая выпадет. – Выдал свой аргумент Михалыч.
- Обидно. Родился вроде не для того, чтобы мучиться.
- Себя жалко, а предков наших не жалко? У них доля не слаще была. И ведь не глупее нас были.
- Всё равно обидно, - Настаивал на своём Алексей.
- Зато стабильно. А если терпежу нет – всегда остаётся место бунту.
- Или революции, - Поддакнул Алексей.
- Не путай! – Строго сказал Михалыч, - Бунт – это когда накипело, когда надо выплеснуть ярость. Жги, круши, ломай, покуда с души не схлынет. Потом всё возвращается на круги своя. Все спокойны, добропорядочны, послушны и долгое время тешатся воспоминаниями, мол, какие мы были крутые. А революцию готовят, как праздничный обед для других. Одни варят, другие хлебают, а третьи расхлёбывают. Революция похожа на обманутую девку, которой заморочили голову, насулили три короба, пообещали жениться, а вместо этого просто трахнули и всё. Одни, озаренные идеями, лезут под танки, а практичные и хваткие потом заседают во дворцах.
- Да Вы, батенька, контрреволюционер, - Сделал страшное лицо Алексей.
- А жертвы революции другими не становятся? – Усмехнулся Михалыч.
- А причем здесь она, - Возразил Алексей, - Объявили Перестройку, а не революцию.
- Быстрая смена формации – она самая и есть революция. И без крови, хоть ты тресни, её не бывает. Царя свергли – сколько лет потом друг в друга стреляли. Коммунистов свалят – думаю, тоже не один год стрелять будут. Законы такие, ничего не попишешь. Вот вы, тоже, не иначе под прицелом ходите.
- Мы – другое дело, - Возразил Алексей.

В дискуссии участвовал он один. Соня помалкивала, поглядывая на мужчин.

- Для пули без разницы, - Наставлял Михалыч, - какой ты, «красный», «белый» или «бледный», герой или подонок. Пуля – это просто кусок свинца. И только от власти зависит как часто она выбирает себе цели в виде людей.
- Вы – рыцарь мрачного образа.
- Что Вы! Я – весельчак. Только это мне и остается. Как там, у братьев Гримм - если вы стали стары и не нужны, если вас выгнали из дома и работы, то идите в Бремен, становитесь уличными музыкантами. То-то будет весело и сытно. Вот мне и остается веселиться. Отопьюсь, как водиться, с обиды, а там буду думать как жить дальше. Тут хорошо, никто не видит, не слышит. Это не просто, всё перечеркнуть и начать жить заново. Здесь переболеть надо, себя поломать, попытаться приспособиться. Грядет новое время и чтобы выжить, под него придется подстраиваться.
- Почему подстраиваться? Сейчас, наоборот, развязывают руки, дают дорогу энергичным, умным, талантливым.
- …А так же наглым и бесчестным. Это эпоха под знаменем идей рождает героев. Эпоха под эгидой чистогана плодит холуёв. А ведь нам с детства вдалбливали, что «мы – не рабы, рабы – не мы»,  что «человек – это звучит гордо». Ой, как тяжело родиться и лучшие годы жить при одном строе, а помирать при другом. Боюсь, не одному мне придется не сладко, всему народу придется пострадать.
- Итак, уж хуже некуда, - Заметил Алексей, - Кругом дефицит, очереди.
- Будет хуже, - Упрямо повторил Михалыч, - Смотрите телевизор. Наши передачи, сами того не ведая, дают стопроцентный прогноз. Как-то вижу, с телеэкрана один кандидат наук, на полном серьезе, убеждает перейти на салат из одуванчиков, мол, пользы от него больше чем от бифштекса. Другой, тоже кандидат, с подкупающей искренностью доказывал, что маргарин в несколько раз полезнее сливочного масла*. Ну, думаю, если вовсю рекламируем подножный корм и эрзацпродукты, дела в нашей пищевой промышленности совсем никудышные. И, точно, понеслось: продукты из магазинов как весенний снег исчезать стали. Разве это не показатель? А, тут, недавно, наткнулся на детскую передачу «Очумелые ручки» называется. Так там обучали, как восстановить перегоревшую лампочку!** О чем это говорит? Грядут очень тяжёлые времена, если нас готовят копеечные лампочки ремонтировать.
- Эх, что-то я не в меру расчирикался. – Сам себя осудил Михалыч, - Вон, подружка твоя совсем носом клюет. Ты, давай, ложись на кровать, - Обратился он к Соне, - А мы как-нибудь устроимся. На полу, возле печки тепло. Ты давай, давай, не стесняйся, ложись. Пока за Вами приедут – три раза выспишься. Вытащи одеяло и накройся им. Короче, устраивайся сама, как знаешь. Я глядеть не буду. Мы тут пока с Лешкой бутылёк прикончим.

И уже обращаясь к Скворцову, спросил:

- Так ты, значит, химик?
- Фармацевт, - Поправил Алексей, - Новые лекарства разрабатываю.
- Доктор Пилюлькин? – Неожиданно обрадовался хозяин, - Слушай, у меня вот тут, под правой лопаткой прихватывает. Какую таблетку или мазь присоветуешь?
- Сто семьдесят третий, - Усмехнулся Алексей.
- Чего? – Не понял Михалыч.

Поскольку после третьей стопки он перешел с Алексеем на «ты», тот тоже решил не церемониться.

- Ты сто семьдесят третий по счету. Как кто узнает, что я фармацевт, так сразу со своими болячками достаёт, - Объяснил Алексей.
- Ты для чего учился? Чтобы людям помогать. Клятву Гиппократа давал или нет? - Так быстро Михалыч не сдался, - Так что, не жадись, делись секретами.
- Хорошо, вот таблетка, - Алексей сделал вид, что слазил в карман за таблеткой, разломил её пополам и протянул обе половинки Михалычу, - Это тебе от головы, а это от задницы. И не перепутай! Каждый клятвой Гиппократа норовит попенять, а в ней, в самом начале сказано: «Не навреди!» Как же я тебе без диагностики могу что-то порекомендовать? Давай, заголяй спину, посмотрю сначала.

Михалыч нисколько не обиделся на Алексея и послушно стянул рубаху, подставляя ему спину. Тот с умным видом потыкал пальцами между лопаток и произнес:

- Первая рекомендация такова – чаще кланяйтесь богу, глядишь, меньше будет беспокоить хондроз.
- Не впервой вижу, что молодые доктора - богохульники. Всё оттого, что в кишках человеческих в анатомичке копались, а души не нашли. - Огрызнулся Михалыч, - А к старости все они становятся верующими. Давит, наверное, груз, врачебных ошибок.
- Я не доктор, а фармацевт. Но если дело принципа, то выберусь отсюда, обязательно переквалифицируюсь в ветеринара, и без зазрения совести буду кушать своих пациентов, но от своего мировоззрения не откажусь.

Соня не стала смотреть, как дурачатся подвыпившие мужики. Она вышла из-за стола и легла на кровать. В глазах начало плыть от усталости, и она вскоре заснула.

*  Автор может поклясться, что лично видел эти передачи.
**  И это Автор лично видел.