Закончившееся никогда

"Рассыпаясь белым, яблоневым ветром, чуть лаская рукой фонари, будет волшебник во фраке город твой охранять до зари..." - Ведьма мурлыкает себе под нос, водя утюгом по рыжей рубашке. Шут гордо дуется в углу, том самом, где стоит любимое старое кресло с резными, деревянными ручками. Дуться на самом то деле, ему уже надоело - хочется петь с Рыжей на два голоса что-нибудь веселое и громкое или вот так намурлыкивать романтичное, а потом делить последнюю шоколадную конфету в коробке - ту что в зеленой фольге - на двоих, и слушать шутливые причитания о загубленной футболке, о которую он снова вытер руки... Но что поделать, сегодня так не получиться - потому что именно он, Шут, он же ангел, он же демон по совместительству - универсальный хранитель пятого выпуска академии Небесной канцелярии, два часа назад бушевал на кухонном подоконнике, разлил зеленый чай, дернул  кота за ухо и завершил все это фразой:
- Никогда больше не буду с тобой разговаривать! - после чего и сел с обиженным видом дуться. И ладно был бы повод стоящий, а то такая ерунда, что через полчаса сама из головы вылетела и упорно не желает вспоминаться.
Ведьма пожала плечами, вытерла чай - зеленый, с жасмином между прочим, самый любимый - и пошла стирать полосатые гетры, белые носки, строгие черные рубашки для офиса и веселые, цветные для души. Будь в квартире мир, то Шут бы в это время приплясывал на бортике ванны и выдувал радужные пузыри из стиральной пены, стирал бы свой колпак, а после смешно жаловался, что мокрые бубенцы неправильно звенят и это может исправить только прогулка в сумерках к старому дубу, тем более, что кицунэ давно звала их в гости, а еще... да мало ли что бы могло произойти еще? А вот теперь, он, Шут, сидит и молча страдает от так бездарно упущенных возможностей. Стало очень жалко себя. И несчастную, одинокую конфету в зеленой фольге. И кицунэ, к которой сегодня вечером не придут гости. И... В горле подозрительно запершило, поэтому пришлось тихонько шмыгать носом и утираться рукавом.
А когда он снова поднял глаза, перед ним уже стояла чашка чая, от которой пахло чем-то легким, мягким и сладким, как первые яблоневые лепестки. Ведьма устроилась в кресле, отхлебнула из точно такой же чашки и мягко улыбнулась.
И глупое, молчаливое "никогда" треснуло, как непрочное стекло на морозе, чтобы спустя мгновение рассыпаться без следа.
Над городом медленно плыли белоснежные лепестки. А из освещенного окна на четвертом этаже доносился звонкий, согласный смех Шута и самой обычной городской ведьмы.