Читая Бруцкуса. 18. О природе русск. аграр. кризис

Б.Бруцкус. О ПРИРОДЕ РУССКОГО АГРАРНОГО КРИЗИСА

 
Аграрный кризис, который в сознании крестьянства представляется в виде элементарного факта малоземелья, требующего прирезки земли, и который, как известно, отобразился в сознании интеллигенции соответственной теорией малоземелья, в действительности является результатом взаимодействия очень многих и сложных условий. Он свидетельствует о неудовлетворительности не только аграрной, но и всей экономической организации страны. Народное хозяйство в настоящей его организации не вмещает всего населения. Это и выражается в «аграрном перенаселении», которое ощущается в наиболее отсталых районах страны. Изменения в отношениях земельной собственности, осторожно проведенные, могут иметь некоторое значение для ликвидации кризиса, но и в лучшем случае решающего значения они иметь не могут. Кризис аграрного перенаселения можно преодолеть лишь всесторонним углублением народного хозяйства.

Между тем, понятие «малоземелье» как раз и противопоставлялось понятию «перенаселения». Последнее признавалось со стороны передового русского общества злостной выдумкой буржуазной экономической мысли. Говоря о малоземелье, интеллигенция всегда подразумевала, что только у крестьян земли мало, но что, вообще, земля-то имеется, что ее можно «дать в достаточном количестве», что ее «хватит».

Для такого воззрения было создано и известное историческое обоснование. Корни «малоземелья» находили в освободительном акте 1861 года*1.

 
Освобождение крестьян в России совершилось не в революционном порядке – организация власти осталась без перемены. Поэтому, конечно, при осуществлении этой реформы интересы дворян были хорошо соблюдены. И, тем не менее, крестьяне не были при этом очень обделены землей. Объясняется это тем, что к моменту освобождения крестьян дворянство не успело выработать завершенного типа капиталистического хозяйства, оборудованного собственным инвентарем. Дворянство сомневалось и, как дальнейшие события показали, с достаточным основанием, в том, что оно в условиях свободного труда сумеет совладать со своим прежним хозяйством. Поэтому у него не было особенного интереса стремиться к тому, чтобы расширить свое хозяйство за счет земель крестьянского пользования. Таким образом, кроме небольшой группы крестьян, согласившихся принять дарственные наделы, остальные крестьяне потеряли очень мало из той земли, которой они пользовались во время крепостного права. Крестьяне в России вышли из крепостной зависимости с гораздо большим, и абсолютно, и относительно, количеством земли, чем крестьяне на Западе, в Польше, Германии и Австро-Венгрии. Правда, на них были наложены изрядные платежи, но они были впоследствии сокращены и даже совсем сложены. И, несмотря на это, кризис аграрного перенаселения оказался более ощутительным в России, чем на Западе.

Но, кроме того, при указанном способе исторического объяснения русского аграрного кризиса упускается из виду, что около половины русских крестьян сидела на казенной земле, между тем как на Западе относительная численность этой группы крестьян была значительно ниже. Казна же почти всю сельскохозяйственную площадь передала крестьянам, и, следовательно, этой, столь значительной, части крестьянства на малоземелье не приходилось бы жаловаться, ибо почти никакой земли, оставшейся в нетрудовом пользовании, земле государственных крестьян не противостояло.

Между тем, ведь никто еще не характеризовал русский аграрный кризис как специальный кризис помещичьих крестьян. По общему убеждению, кризис захватил и государственных крестьян. Если последние получили значительно больше земли, чем помещичьи крестьяне, то они зато быстрее размножались, тем более что они были более выдержанными общинниками. В аграрных беспорядках и государственные крестьяне принимали весьма деятельное участие.

Сказанное убеждает нас в том, что сохранение за дворянами некоторой, притом значительно меньшей, части сельскохозяйственной площади само по себе совершенно недостаточно для объяснения исторического генезиса русского аграрного кризиса. Кто желает выяснить причины русского аграрного кризиса, тот должен выявить те обстоятельства, которые задержали темп развития русского народного хозяйства вообще и сельского хозяйства в частности, которые привели к тому, что он отставал от темпа нарастания населения. В то время, как громадные естественные богатства России (ее обширные окраинные земли, ее беспредельные северные леса, ее рыбные и рудные богатства) лежали неиспользованными, громадные избытки населения скоплялись в деревне на северном черноземе, не находя приложения своему труду.

Дело здесь было, очевидно, не в распределении земельного фонда. По данным 1905 года, надельные земли занимали площадь в 128,9 млн. дес., а частновладельческие – только в 98,4 млн. дес., из которой очень значительная часть была под лесом. До 1905 года не менее 15 млн. десятин частновладельческой земли дополнительно перешло в руки трудового населения; к тому времени крупные землевладельцы имели в своих руках не более 1/4 всех земель сельскохозяйственного пользования. А потому от передачи крестьянам частновладельческой земли (кроме лесов) коренного изменения в экономическом положении крестьян ожидать было невозможно, тем более что значительная часть этой земли уже находилась у крестьян в аренде. То несоответствие, которое существовало на северном черноземе между арендными ценами и доходностью земли в крестьянском хозяйстве, не могло быть причиной аграрного кризиса уже потому, что большая часть крестьян даже не арендовала земли; оно было лишь симптомом кризиса, оно указывало на несоответствие между спросом и предложением земли, на недостаточную емкость территории при данной организации сельского хозяйства.

О серьезности создавшегося в России положения можно судить из сравнения густоты сельского населения в ее важнейших аграрных районах по сравнению с густотой сельского населения в районе Западной Европы. Столь распространенное убеждение, что в России по сравнению с Западом имеется земельный простор, основывается на недоразумении. Обычно упускается из виду, что процент населения, занятого в сельском хозяйстве, на Западе значительно ниже, чем в России. А затем делаются огульные расчеты на всю Европейскую Россию, причем упускается из виду, что обилие земли, притом большею частью лишь посредственного качества, на окраинах не имеет значения для населения центральных районов России*2. В действительности же, на душу населения, занятого сельским хозяйством, приходится в главных районах северного чернозема меньше земли, чем ее приходится во многих государствах Запада, например, в Англии, Франции, Германии, Дании. Густота сельского населения в Юго-Западном крае может идти в сравнение только с густотой сельского населения Голландии и Бельгии*3. Теперь приходится еще принять во внимание, что и естественные условия для ведения интенсивного хозяйства и рыночные условия в России гораздо менее благоприятны, чем на Западле.

Уже на заре своей литературной деятельности, в своих знаменитых «Критических заметках к вопросу об экономическом развитии России», П.Б.Струве с действительной прозорливостью сумел верно определить сущность русского аграрного кризиса. «...Перенаселенность, – говорит он, – то есть избыток земледельского населения, в связи с наследием натурального хозяйства, технической нерациональностью крестьянского земледелия, которою обусловливается его низкая производительность, – вот основные причины крестьянского обеднения»*4. Совершенно правильно и последовательно П.Б.Струве оценил также народнические проекты решения аграрного вопроса*5:

«Совершенно бесспорно, – утверждает он, – что в настоящее время никакая ликвидация частных хозяйств в пользу крестьянского не может устранить перенаселения значительной части России (курсив П.Б.Струве) в смысле избытка рабочих рук и местами даже в смысле избытка ртов относительно пищи, производимой на данной площади. И даже если уничтожение избыточного населения путем указанной ликвидации было бы достижимо и последняя была бы возможна, то это, при условии сохранения и укрепления натурального хозяйства, отбросило бы нас только на несколько десятков лет назад, а затем мы вернулись бы преблагополучно к той точке, на которой находимся теперь. Вопрос о подъеме всего народного производства стоял бы перед нами в еще большей наготе».
 
К сожалению, эти замечательные слова П.Б.Струве были всеми забыты*6. Разгоравшаяся ожесточенная борьба с самодержавием создала для русского общества роковую невозможность объективно отнестись к аграрному вопросу. Эта борьба вынуждала передовые круги русского общества выдвигать аграрные программы, которые с народнохозяйственной точки зрения были опасны. У крестьянства поддерживалась иллюзия, что простой передвижкой меж оно обеспечит свое благополучие. На эту мало плодотворную реформу русское общество готово было потратить все культурные и материальные силы совсем небогатой страны. Во имя аграрной реформы оживлялся и генерализировался институт передельной общины, который ведь и являлся одной из важнейших причин аграрного перенаселения. В то время как важнейшей задачей времени было углубление народного хозяйства, признавался приоритет продовольственного хозяйства, которое, именно, противостоит развитию народного хозяйства. Но самое опасное в этих проектах было глубокое потрясение принципа частной собственности, на котором строится и не может не строиться всякое развитое меновое хозяйство.

Конечно, программы различных партий были не одинаковы. Наиболее опасной для народного хозяйства была программа социалистов-революционеров. Она задавалась целью привести все земельные отношения в какое-то текучее состояние, исключающее всякое рациональное хозяйствование на ней, и она меньше всего церемонилась с принципом частной собственности. Осуществление этой программы уже заключало в себе разрушение существующего народного хозяйства, хотя не все защитники ее себе это отчетливо представляли. Несколько осторожнее была редактирована программа народных социалистов, и еще больше считались с интересами существующего народного хозяйства проекты конституционно-демократической партии. Тем не менее, все эти программы, более или менее радикальные, исходили из тех же принципов. Все левые партии утверждали, что они знают, как можно аграрный вопрос «решить», что это решение состоит в дополнительной прирезке земли; и все они признавали приоритет продовольственного хозяйства перед всяким рыночным. Кроме того, и самая умеренная программа предполагала экспроприацию земель крупного землевладения, а это было возможно только в порядке революции, которая должна была повести к победе крайних течений.

Отвлекаясь от политической стороны вопроса, мы с экономической точки зрения должны признать, что в знаменитом споре между левыми партиями и П.А.Столыпиным по аграрному вопросу последний был прав, когда он утверждал, что аграрного вопроса нельзя «решить», что предлагаемый левыми метод к этому привести не может, а что его можно только «решать» системой частичных, между собой согласованных, мероприятий. И он был вдвойне прав, когда боролся против всякого глубокого потрясения принципа частной собственности. В указанных же рамках П.А.Столыпину удалось наметить правильные пути для разрешения аграрного кризиса. Но, увлечение политической борьбой, русское общество не было в состоянии дать его политике правильную оценку, оно в ней ничего не видело кроме зашиты классовых интересов дворянства. Русская интеллигенция не хотела понимать того, что классовые интересы можно защищать в противоречии с интересами народного хозяйства, но классовые интересы, даже аристократические, можно защищать и в согласии с интересами народного хозяйства. И П.А.Столыпину, впервые после долгой реакции, удалось взять под защиту интересы дворянства на основе прогрессивного развития народного хозяйства. Его мероприятия, несомненно, вели к разрешению аграрного кризиса*7.

Деятельность Крестьянского Банка была значительно расширена, и после 1906 года он сумел передать в руки крестьян более 10 млн. дес. земли. То обстоятельство, что ликвидация земли происходила на основе свободного договора, приводило к тому, что ликвидировались преимущественно имения, с народнохозяйственной точки зрения мало ценные, сдававшиеся в мелкую аренду, в то время как ценные для народного хозяйства капиталистически организованные имения сохранялись. То обстоятельство, что земля раздавалась не бесплатно, хотя и на достаточно льготных условиях, служило известной гарантией того, что она будет использована в известном соответствии с требованиями народного хозяйства. Надо признать, что Крестьянский Банк поступал совершенно целесообразно, когда заботился о наилучшем использования земли в порядке внутренней колонизации. Пессимистические прогнозы интеллигенции относительно деятельности Банка не оправдались; внешним выражением его успеха было довольно аккуратное поступление платежей от крестьян.

Далее правительству удалось расширить переселение до небывалых размеров, причем оно шло успешнее, чем когда бы то ни было. Оно имело не только то значение, что осуществляло отток избыточного населения из перенаселенной деревни, оно, кроме того, вело к созданию на окраинах многочисленных кадров зажиточного крестьянства, которое своим платежеспособным спросом могло стимулировать развитие промышленности.

Указом 9 ноября 1906 года П.А.Столыпин дал возможность отойти от земли тем многочисленным элементам, которые не только не были способны использовать своих наделов, но которые в условиях принудительного севооборота не могли не тормозить общего прогресса сельского хозяйства в деревне. Надельная земля от бесхозяйственных элементов переходила к хозяину. П.А.Столыпин бросил в толпу крестьянства идею внутринадельного землеустройства. Успех этой идеи был в русской деревне совершенно исключительный. Она пережила и своего автора, и аграрную революцию, и именно после нее торжествует свою победу на равнинах России.

Немало было сделано после 1906 гола и для поощрения кооперации и для развития кредита. Что же касается постановки общественной агрономии в России накануне войны, то она была образцовой и на западноевропейскую мерку.

Конечно, в аграрной политике П.А.Столыпина были и недочеты, обусловленные ее обшей политической обстановкой. Без потрясения принципа частной собственности можно было бы закрепить за крестьянством, в более или менее окончательной форме, арендуемые им у помещиков земли и таким образом ликвидировать важнейший объект его вожделений. Совершенно напрасно также правительство не смягчало, а обостряло те трения, которые неизбежно возникают при выделе земли из общины. Но эти недочеты не могут изменить нашей общей оценки аграрной политики П.А.Столыпина.

«Мы поставили ставку не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных» – это было правильно, ибо иначе строить народное хозяйство нельзя. Если самый важный экономический нерв страны – сельское хозяйство должно руководиться крестьянством, то оно должно уметь «ответ держать» перед народным хозяйством. Аграрная политика П.А.Столыпина была правильна и в своих частностях, и в ее целом. И самое замечательное состоит в том, что, несмотря на аристократические тенденции ее автора, она была хорошо использована всей толщей крестьянства и дала хорошие результаты и с социальной точки зрения, что вынуждены были признать даже и некоторые экономисты противного лагеря (А.А.Кауфман. Н.П.Огановский). Аграрное перенаселение шло явно к своему разрешению. Лучшим мерилом общего подъема экономического положения крестьянства было существенное улучшение накануне войны положения рынка труда в пользу сельскохояйственных рабочих.

Было бы односторонне приписывать начавшееся разрешение аграрного перенаселения исключительно только аграрно-политическим мероприятиям. Кризис аграрного перенаселения на почве одного только сельского хозяйства, вообще, разрешен быть не может. Несомненно, большее значение имели успехи промышленности, создавшей и спрос на рабочие руки, избыточные для сельского хозяйства, и спрос на продукты последнего. Эти успехи промышленности связаны с жертвами, принесенными для ее воспитания еще в 90-х годах; они связаны с железнодорожным строительством, вовлекшим в круговорот менового хозяйства русские окраины с их еще неисчерпанными богатствами, они связаны с удачным введением гр. Витте золотого обращения и с более обильным притоком в страну иностранных капиталов, создавших такой могучий нерв экономической жизни страны, как промышленность Донецкого бассейна. Мировой подъем цен на продукты сельского хозяйства имел также весьма важное положительное значение для народного хозяйства России как страны, которой вывоз состоит, главным образом, из этих продуктов*8.
 
Last not least, имел значение и тот духовный подъем, который вызвала революция 1905-1906 г. Она растрясла вековую рутину, впервые пробудила мысль народных масс и стимулировала их энергию. И аграрная политика правительства дала этой энергии известный выход для творческой деятельности. Накануне войны живые элементы крестьянства были в нее втянуты. Одни строили свое хозяйство на купленной у Крестьянского Банка земле, другие выделялись в хутора или отруба, третьи уходили на новые земли в Азиатскую Россию. Наиболее культурные элементы крестьянства втягивались в кооперативное строительство. Прогрессивные течения в русском крестьянском хозяйстве никогда еще так ярко не намечались, как накануне войны. Община явно разлагалась, а вместе с ней отмирали и «чернопередельческие» настроения. Ничто не предвещало бури.

И если она все-таки пришла, то она была вызвана чисто внешней причиной. Русская революция вообще и русская аграрная революция в частности есть результат тяжелой войны, непосильной для неокрепшей еще страны, – войны, совпавшей с роковым разложением ее исторической власти. Стремительное крушение исторической власти вызвало на поверхность все разрушительные силы. Дух общины и «черного передела» ожил вновь. Мечты народа, которые не удалось осуществить в 1905 году, представлялась возможность осуществить теперь. Интеллигенция к этому призывала, и народ соблазнился.

В 1917 году произвести аграрную революцию имело смысл лишь в том случае, если ее довести до конца. С 1906 года в районах обостренного аграрного кризиса и обостренных аграрных волнений в руки крестьян перешли миллионы десятин помещичьей земли. От дальнейшей ее прирезки крестьянское землевладение не могло увеличиться даже на 20%. Очевидно, что «черный передел» надо было совершить полностью, надо было осуществить программу социализации земли социалистов-революционеров. И на основании традиций общины «черный передел» был в 1918 году совершен. Землю верстали еще и в последующие годы, пока уже к 1922 году советской власти удалось, наконец, приостановить поравнения, грозившие сделать невозможным какое бы то ни было разумное хозяйство.
 
«Горе той стране, – сказал в 1905 году крупнейший государственный человек России гр. С.Ю.Витте, – которая не воспитала в населении чувства законности и собственности, а, напротив, насаждала разного рода коллективное владение, которое к тому же не получило никакого определенного выражения в законе, а регулируется то неизвестным обычаем, то просто усмотрением. В такой стране могут рано или поздно произойти такие события, подобных которым, может быть, нигде не было». Слова эти были вещие, они были... зловещие. Община была опаснейшей миной, таившейся под фундаментом русского народного хозяйства. Восстанием рабочих и солдат фитиль был зажжен, и мина взорвалась. Русское народное хозяйство лежало в развалинах, а земля, вся земля без народного хозяйства оказалась не имеющей никакой ценности. Емкость территории сократилась, проблема народонаселения обострилась, и она стала решаться путем кровопролитий, голодовок и эпидемий.

Но боль за загубленные великие культурные ценности не должна нам закрывать глаз на происходящее в России. Среди мерзости запустения, среди развалин уже заметны ростки новой жизни. Возрождение русского народного хозяйства, возрождение русского сельского хозяйства уже началось, и уже можно наметить те основы, на которых они будут строиться.

Аграрная революция закончилась для крестьянства великим разочарованием. Чаемого земельного простора не оказалось. А там, где этот простор был на окраинах, его оказалось совсем недостаточно для хозяйственного благополучия.

Высшее торжество общины стало актом ее конечной гибели. Крестьянство изжило свою «чернопередельческую» психологию до конца. Заглохшие во время революции индивидуалистические течения возродились с такой силой, что даже коммунистическая власть вынуждена с ними считаться. Возрождение русского крестьянского хозяйства идет явственно по пути укрепления частной земельной собственности. Это нашло себе отражение даже в законодательстве коммунистической власти и окончательно выявится после ее смены.

===================

* В своей появившейся в 1924 г. книге «Крестьянское хозяйство», стр. 47,
С.Н.Прокопович считает возможным подтвердить этот старый взгляд.

*2 В этом отношении известная книга Б.Локтина «Состояние сельского хозяйства в России в сравнении с другими странами» вводит читателя в заблуждение.

*3 См. об этом в моей книге «Аграрный вопрос и аграрная политика». Петроград, 1922 г., стр. 102 и у С.Н.Прокоповича «Крестьянское хозяйство», стр. 226.

*4 «Критические заметки», стр. 238. – Несколько позже схожий взгляд на сущность русского аграрного кризиса высказал П.П.Маслов в своем «Аграрном вопросе», но он не сделал из этого надлежаших выводов.

*5 «Критические заметки», стр. 200-201.

*6 Они не были достаточно оценены в свое время и автором этих строк. И если после революции 1905-1906 г. моя мысль стала работать в том же направлении, то, между прочим, я этим обязан и влиянию П.Б Струве, который, делая в частном письме от 1908 г. критические замечания по поводу одной моей рукописи, отрицательно отозвался о господствующих взглядах на русский аграрный кризис и напомнил мне взгляд на кризис, высказанный им в «Критических заметках».

*7 Подробная оценка аграрной политики П.А.Столыпина дана мной в моей книге
«Аграрн. вопрос и аграрн. полит.», стр. 106-130.

*8 Характерно, что группа очень видных русских экономистов с А.С. Посниковым и А.И. Чупровым во главе защищала взгляд, что в России выгодны низкие цены на хлеб. Если даже согласиться, что большая часть крестьян прикупала хлеб, то при благоприятном состоянии народного хозяйства, надо полагать, они легче окупали высокие цены на хлеб, чем при неблагоприятных – низкие цены.