Конец эпохи

 Казалось, ее  не любили и боялись абсолютно все.
И ученики и учителя.
Она была завучем и по совместительству- парторгом школы, что давало ей почти неограниченную власть над учителями, не говоря уже об учениках.
Благодаря своей должности и властному характеру, именно она определяла лицо школы.
 Было в ней что-то от тюремного надзирателя, и возможно поэтому, кличка у нее была "Капа", по-видимому, от итальянского Capo. Кто наградил ее такой кличкой неизвестно- она появилась в школе еще до того, как мы родились. Но кличка эта прилипла к ней намертво и передавалась от поколения к поколению учеников.
Из-за "Капы", школа казалось мрачной и похожей на тюрьму.
Сюда не хотелось приходить, здесь не хотелось находиться и тем более- оставаться.
Поэтому, мы никогда не отмечали здесь ни дни рождения, ни другие, значимые для нас  события.
Празднование же официальных дат заключалось в торжественных построениях, речах с трибуны и марша строем и с песней, вокруг спортивной площадки, где была установлена трибуна.
На вид ей было за пятьдесят. В школу она приходила  всегда в одной и той же одежде- одинаковых  темнокоричневом, либо  темнозеленом костюмах, которые смотрелись на ней как униформа.
Эта униформа еще больше добавляла ей сходства  с чем-то казенным и весьма несимпатичным . Но похоже  ее это мало беспокоило и другие вещи ей были просто не нужны.
Одежда на ней полностью гармонировала с ее внешностью, особенно лицом.
Плоское, широкоскулое, с курносым носом лицо, какого-то нездорово-желтого цвета, оно казалось было вырублено из камня.
Особенно это касалось ее раскосых глаз,  смотревших на окружающий мир из узких щелочек всегда одинаково недобро, и всегда плотно сжатых, тонких губ, которые казалось никогда не разжимались.
Будто кто-то  вырубил в огромной скале  двумя резкими ударами две щели-   глаза и рот.
Она никогда не улыбалась, а лишь ехидно кривила рот.
Обычно же, лицо ее было совершенно непроницаемо.
Лишь однажды она дала слабину, когда умер ее муж.
Тогда она долго не появлялась в школе.
Потомнаконец появилась вся в черном. Глаза у нее были опухшие и красные, лицо сильно напудрено.
Она попыталась начать урок так, как обычно начинала все свои уроки: уставившись сначала в журнал, потом в  пособие, и так продолжая смотреть в свои  бумаги начинала говорить.
Но в тот раз, когда она начала говорить,  голос у нее задрожал, ручка вывалилась из пальцев, и она, чтобы мы не видели ее слез, почти выбежала из класса и потом долго не возвращалась.
То чувство, которое я в тот момент испытал, было скорее не сострадание, а удивление.
Глядя на своих одноклассников, я подумал, что они удивлены точно так же как и я, потому что оказалось, что "Капа" тоже способна испытывать простые человеческие чувства.
Но то был один единственный раз, когда она обнаружила перед нами свои чувства.
Больше подобное с ней не повторялось.
Обычно же, в ее светлокарих, казавшихся желтыми как у волка глазах, никогда не было тепла.
Похоже насмешки и унижения других людей, доставляли ей удовольствие и она любила часто отпускать  ехидные шуткочки как в адрес учеников, так и в адрес коллег.
  Эти ее шутки, резали как бритва. При этом, ее раскосые, светлокарие глаза будто выплевывали злобные огоньки.
Прежде чем сделать выговор нерадивому ученику, она бросала на него резкий, недобрый взгляд.
Смотрть ей в глаза при этом не хотелось.
Делая кому либо выговор, она обязательно вставляла фразу о еде: "Ты что не доел?" , или, если ребенок начинал шалить- "Ты что- переел?" и казалось, еда это самое главное в ее жизни.
С ней было холодно и неуютно. Чем то тоскливым веяло от нее, как от тюрьмы.
Это впечатление усиливалось еще и ощущением какой-то бесполости. Трудно было представить себе, что у нее есть семья и дети.
И наверное не мы первые были удивлены, узнав, что она была замужем за каким-то полковником и у них с мужем было две дочери.
Глядя на нее, я всякий раз думал, неужели к своим дочерям она относится точно так же как и к нам.
Ко всем ученикам она обращалась только по фамилии.Причем произносила фамилии всегда резко, как   в армии, или в тюрьме, во время вечерней поверки.
Она  вела несколько предметов, одним из которых была математика.
На своих уроках, она напоминала счетовода.
Все цифры у нее существовали как-будто сами по себе.- бесцветные и бессмысленные.
Учебный материал она не объясняла, а пересказывала написанное в учебнике, либо в пособии для учителей.
Во время этих объяснений, она наверное была похожа на средневекового старшину, обучающего грамоте новобранцев.
Казалось, она пришла в эту школу из мрачного средневековья.
 Она никогда и никому, ничего о себе не рассказывала.
Единственным что было о ней известно в школе, это то, что родилась в каком-то местечке Западной Украины- не то Бродах, не то Коростене.
Жизнь по-видимому не слишком баловала ее и теперь, она сама будто став  воплощением той самой жизни, стояла посреди класса,как-то неприязненно пересказывала учебный материал,  резко произносила наши фамилии и  сыпала на нас , будто искры, злобный огонек своих недобрых глаз.
Когда она вызывала кого-то из нас к доске, это напоминало вызов на допрос к следователю.
Более впечатлительные из учеников начинали заикаться, делать ошибки, путаться.
При этом, "Капа" отпускала свои злобные шуточки в адрес жертвы, а ее прихвостни  злорадно ухмылялись и добавляли масла в огонь, подыгрывая "Капе".
 От всего этого, жертва иногда совершенно терялась.
Не лучше она относилась и к своим коллегам. И хотя в школе был директор, на самом деле, все здесь решала "Капа".
На заседаниях педсовета, она всегда сидела в центре, а директору приходилось довольствоваться лишь краешком стола возле нее.
Неугодных она безжалостно третировала и выживала, будь то учителя, или ученики.
Кроме того, за время своего диктаторства, она завела себе целое сословие прихвостней, которые подыгрывали ей в ее гадких шуточках и экзекуциях.
Своих прихвостней , она держала на длинном поводке. Выражалось это в том, что им позволялось больше чем остальным.
Например, говорить разные гадости, в адрес третируемых учеников, или мучить более слабых.  На все это, "Капа" снисходительно закрывала глаза.
Она издали наблюдала за жестокими драками в мрачных коридорах  школы и на школьном дворе. Драки эти часто переходили в избиение.
И следуя ее примеру, дети тоже смотрели на эти драки как на развлечение, образуя вокруг дерущихся плотный круг зрителей.
Избиение слабых, "Капа" находила вполне естественным. У нее была какая -то патологическая ненависть к любоому проявлению слабости.
Когда родители пострадавших от линчевания детей требовали наказать виновных, "Капа" презрительно отвечала , что "все мальчишки бьют друг другу носы и ничего страшного в этом нет" . Дело не всегда однако ограничивалось лишь разбитыми носами- были травмы и посерьезнее.
На нее пытались жаловаться, но она как ни в чем ни бывало, продолжала править школой.
Любимец "Капы", наш одноклассник  Смитына, терроризировал учеников младших классов, отнимая у них карманные деньги и подвергал их всевозможным унижениям.
Подобно своей покровительнице, Смитына по кличкре Хмырь, любил унижать слабых.
Остановив кого-нибудь из учеников младших классов, он затягивал на его шее галстук так, что тому становилось тяжело дышать.
Были у него и более изощренные издевательства.
Так например, он подходил к ничего не подозревавшему школьнику и широко улыбаясь , протягивал тому руку.
Отказаться от рукопожатия Хмыря было невозможно и завладев рукой несчастного, Смитына сжимал своей лапой детскую ладошку и заставлял жертву поочередно то плакать, то смеяться.
Вокруг Смитыны собралась целая шайка из детей всех возрастов.
Большую часть уроков Смитына проводил с себе подобными либо в в туалете, где они курили, либо на пустыре за школой. Это была целая банда, которую боялись даже учителя.
Они отбирали деньги у робких , проводили экзекуции над неугодными и просто издевались над более слабыми от скуки.
Туалет стал своего рода личным кабинетм Смитыны.
Лишь уроки "Капы" он посещал всегда исправно.
У них было много общего даже во внешности, особенно мерзкая улыбочка у обоих была похожа.
Но главное что их обьединяло- была ненависть к слабым.
Слабость действовала на них как красная тряпка на быка.
Подобно властной и жестокой "Капе", Хмырь ненавидел  любые проявления слабости.
"Капа" многое ему позволяла, но смотрела на него всегда с презрением даже большим, чем  на всех остальных.
В младших классах, из-за того, что она была высокого роста и всегда смотрела на нас сверху вниз, мы чувствовали себя еще ниже ростом и еще более незначительными.
Закрывавшая глаза на жестокость и цинизм, "Капа не терпела никаких, даже малейших нарушений, касавшихся школьной дисциплины.
По утрам, она сама становилась на главном входе в школу, чтобы лично отлавливать опоздавших.
Все остальные двери по ее приказу запирались и таким образом, обойти ее не представлялось возможным.
Она требовала, чтобы мы приходили в школу в защитных рубашках цвета хаки, а девочкам она запрещала надевать какие-длибо украшения и пользоваться косметикой.
Против тех , кто нарушал установленный ею порядок, она  начинала настоящую травлю. Особенно это касалось девочек, позволявших себе нарушить запрет на косметику и украшения.
Собрав старшие классы в большом зале, она вызывала нарушительницу  на середину класса и подвергала жестоким насмешкам.
Целая команда шестерок во главе со Хмырем подыгрывали ей в этом отвратительном спектакле и помогали поддерживать заведеные ею порядки.
Суровым нарушением считалось также опоздание, хотя бы на несколько минут.
Опоздавших "Капа" заставляла после уроков убирать классы, иногда по нескольку раз подряд. Фотограф из команды Хмыря фотографировал нарушителей во весь рост и потом под охраной того же Хмыря, или кого-нибудь из его команды, мерзкий листок с заголовком типа "Позор прогульщикам" висел на самом видном месте в течении нескольких дней.
Дети мстили ей тем, что по всей школе вырезали ножом, выжигали линзами  и просто писали шариковыми ручками везде, где только можно : "капа..." и далее все, что хотели высказать в ее адрес, но не решались сказать ей в глаза.
Уборщицы чистили и выскребали эти проявления ненависти с той переодичностью, с какой эти следы появлялись.
 Несмотря на обстановку ненависти, царившую  внутри, школа считалась образцово-показательной и едва ли не лучшей в городе.
"Капа" заставляла нерадивых учеников оставаться после занятий и требовала от учителей заставлять их делать домашние задания.
Тех же кто портил ей успеваемость, она выживала из школы после восьмого класса, сплавляя в профтехучилища.
Исключение составляла небольшая группа учеников типа Хмыря.               
Несмотря на то, что Капа жестко и систематически подавляла любые формы сопротивления и поползновения на независимость, бунты происходили каждый год в один и тот же день.
Получив атестаты зрелости, выпускники школы заканчивали выпускной бал тем, что били стекла в родной школе.
Так они прощались с Капой.
 Капа пыталась бороться с этим явлением, привлекая даже милицию.
Но поскольку таким образом со школой прощались дружно и все сразу, искоренить битье окон ей не удалось.
Я ненавидел ее всеми силами своей детской души и не собирался  мириться с ее диктатом.
Она знала кто стоит за всем этим и жестоко мстила, нанося удар в самое слабое, самое незащищенное место.
Учителя взбунтовались против нее всего один раз.
Точнее, это был даже не учительский бунт, а восстание одной молодой учительницы рисования.
Остальные учителя пытались на нее жаловаться, но все их попытки были тщетны-
Жаловаться на нее было бесполезно.
На педсоветах, учителя были похожи на статистов.
Она сама говорила за всех и сама же  принимала решения.
Остальные учителя лишь отчитывались перед ней.
На открытое противостояние с "Капой" решилась лишь эта молоденькая девушка, только закончившая институт и получившая распределение в нашу школу.
Дети ее любили, потому что она всегда была веселая и жизнерадостная. Занятиям внутри школы, она предпочитала  экскурсии на природе, где и свет , и краски и сами люди были гораздо естественнее.
Одевалась она ярко, была независима и все это приводило "Капу" в бешенство.
Она вообще терпеть не могла молодых, красивых женщин.
Они были вызовом ее унылой юности в украинском селе, откуда она выбралась , поступив в педагогический техникум.
На одном из педсоветов, "Капа" обвинила девушку в том, что она подрывает дисциплину и вобще ведет себя в школе, как особа легкого поведения.
От этих слов большинство присутствующих густо покраснели.
Но бесстрашная учительница приняла вызов "Капы".
"Такие как вы, убили родителей моей матери в 37-м"- тихо но отчетливо произнесла девушка.
"Убирайся вон!" прошипела "Капа" как крыса, которой неожиданно прищемили хвост.
"Я ни одной секунды  и даже доли секунды не желаю дышать с вами одним воздухом", сказала девушка и не спеша поднявшись, направилась к выходу.
Больше в школе она не появлялась и мы не знали как сложилась ее судьба.
Впервые за все время Капа получила отпор, причем на глазах у всех.
Лицо ее, обычно болезненно-желтое, на этот раз было свинцового света, с налитыми кровью и оттого казавшимися еще более свирепыми, чингишановскими глазами.
И хотя мятеж был подавлен, авторитет "Капы" впервые за много лет пошатнулся.
Я ненавидел "Капу еще когда учился в младших классах.
какое-то время, она заменяла у нас учительницу на уроках изобразительного искусства(так это кажется тогда называлось).
Трудно было представить себе что-либо более несовместимое, чем Капу и творчество.
И именно на ее уроках рисования, у меня навсегда пропала охота к творчеству.
Вместотворчества появилась агрессия, которую я вымещал на мешках в спортзале, записавшись, как тогда говорили , в секцию бокса.
К 14 годам я уже добился немалых успехов и представлял город на республиканских, а позже и всесоюзных соревнованиях.
Мои спортивыные успехи, обеспечивали мне относительную свободу от капиного террора, однако не спасло меня от прямого столкновения с ней.
В 9-м классе я впервые влюбился.
Влюбился в свою одноклассницу, в которую кроме меня казалось была влюблена вся школа, в том числе я, мой самый близкий друг и Хмырь.
Для меня она была самой лучшей и самой красивой на свете.
Ирина сразу же отвергла ухаживания Хмыря и выбрала меня. И я был безудержно счастлив.
Описывать первую любовь можно бесконечно, но поскольку едва ли кому-то из живых настолько не повезло, что он или она никогда не испытывали этого чувства, то каждый легко может представить себе мои переживания в тот момент.
Я забыл про друзей и уроки, и всемои  мысли были заняты только Ириной.
Тогда я еще не знал, что человек, да и вобще любое живое существо становится особенно уязвимым именно тогда, когда влюблены.
А "Капа" как раз хорошо об этом знала и нанесла удар как всегда- в самое больное, самое незащищенное место  и ....перегнула палку.
Но это было чуть позже.
Она ненавидела меня за независимость, но еще больше за то, что я пользовался в школе непрерикаемым авторитетом  и у меня было много друзей. И не только из-за моей силы и спортивных достижений. Мне удавалось скрасить наш досуг, организовывая дальние походы с друзьями, собрать всех вместе, где мы могли весело шутить и таким образом дать выход накопившимся эмоциям, никого не опасаясь, говорить о том, что нам было интересно.С этим приходилось считаться всем и я этим пользовался своим преимуществом в противостоянии с Капой.
"Капа" знала все это и ничего изменить не могла.
Ей приходилось мириться с моим неформальным лидерством.
Свою злобу она выражала в ехидных обращениях в мой адрес типа "пан спортсмэн" , или "деятель".
Я не отвечал ей на ее выпады до того самого дня, который перевернул жизнь и ее, и мою и вобще многих из нас.
Это произошло незадолго до выпускных экзаменов.
В тот день, мы сидели на уроке у "Капы"  и она вызвала к доске Ирину.
Ирина была отличницей веселой и жизнерадостной девушкой.
Сбить  ее с толку или запутать было не просто.
Она блестяще рассказывала доказательство какой-то теоремы, бойко писала на доске формулы и легко их объясняла.
В какой-то момент, она сделала паузу, что-то рисуя на доске и в этот момент, Капа как будто выплюнула, ехидно скривив свой мерзкий рот и разглядывая ее ноги вдруг без всякой связи,  бросила гаденькую фразу:"А что это у тебя с ногами?"
 Ирина с недоумением посмотрела на "Капу", а та с еще большим ехидством добавила: "Ты что, в загул ударилась?".
Ирина вся покраснела до корней волос и что-то растеряно пролепетала.
На глазах у нее выступили слезы.
А "Капа"как ни в чем ни бывало, продолжала комментировать ее ноги, улыбаясь во весь свой змеиный рот.
И тут встрял Хмырь.
Его влюбленность почти мгновенно переросла в ненависть, как только она его отвергла.
Это наверное из-за"... и он повернулся ко мне , перекосив рот в мерзкой ухмылке, точь в точь как у "Капы".
Еще секунду назад я готов был броситься на "Капу".
Но тут я бросился на Хмыря.
Секунда , и я бы разбил его ухмыляющуюся физиономию.
Я схватил его за шиворот но в тот же миг, ощутил на своих запястьях мертвую хватку Капы.
У нее были ручищи пахана.
Вмешательство капы спасло Хмыря, но ненадолго. Уже ничто не могло предотвратить нашего поединка.
Сбросив лапищу "Капы", я совершенно спокойно произнес, глядя ей прямо в лицо: "Я отказываюсь посещать ваши уроки до тех пор, пока вы не извинитесь перед Ириной".
Капа не ожидала отакого тпора.
Ее плоская рожа вытянулась еще больше , а я даже не глядя в ее сторону, направился к выходу.
За мной  один за другим последовали мои друзья, за ними- почти весь класс, кроме Хмыря и его шестерок.
"Что это?! Бунт?!" . Это визжала мне в спину "Капа".
Казалось, она впервые была растеряна и не знала, что ей делать.
Я повернулся к ней и спокойно ответил:"Да".

Этот случай сблизил нас еще больше, не только с Ириной, но и всех нас, заканчивавших эту школу.
Впервые "Капе" пришлось отступить.
Она решила спустить все на тормозах и не появлялась в школе до самых выпускных, симулируя сердечный приступ.
Чтобы замять скандал, вмешались покровители "Капы" из областной администрации.
Мы в свою очередь, тоже не стали раздувать конфликт, и дело что называется, спустили на тормозах.
Но на этом история не закончилась.

Спустя какое-то время, на огромном пустыре за школой произошло мое столкновение с Хмырем. Он пришел не один и со мной тоже было несколько моих друзей. Это был бой  между нашей группой сопротивления и коллаборционистами "Капы".
Зрителей на этот раз не было.
А может они и были, но боялись показать нос.
Коллаборционистов было больше, но мы были сильнее и лучше подготовлены.
В какой-то момент боя, наше сражение перешло в избиение и я впервые в жизни испытал страх,  потому что бил Хмыря даже тогда, когда он уже как мертвая туша  валялся на земле. Я бил его и не мог остановиться. Мои руки были почти по локоть в его крови. Лицо Хмыря превратилось в кровавое мессиво и глядя на него я почувствовал , что раздваиваюсь и я это уже не только я , но и еще кто-то, кто хочет  убить Хмыря.
 И я наверное убил бы его,  если бы не Ирина. Я не знаю откуда она появилась.
Но я навсегда запомнил ужас в ее прекрасных, голубых глазах , который и остановил меня , подобно удару молнии.
Этот взгляд как-будто оборвал что-то в наших отношениях.
Ей все казалось теперь, что я , это не только я , а есть еще кто-то, злой и беспощадный , кто сидит глубоко во мне.
Впрочем, я уже и сам иногда прислушивался к себе, как к запертой двери, за которой возможно притаился кто-то чужой.
Так закончилась не только наша война с "Капой" , но и наша первая любовь.
В тот роковой день я узнал о себе, то, чего не желаю узнать о себе самих другим.
Моя первая любовь трагически закончилась в тот же день, и виной тому, была ненавистная Капа. А может быть и не только она.
В тот день, когда "Капа" снова появилась в школе, ночью, кто-то написал на стене школы огромными буквами:" Капа - СС!"
По ее приказу надпись закрасили. Но на следующий день , та же надпись, только еще более крупными буквами, была нарисована черной краской  на другой стене.
Ее снова закрасили белой краской, но надпись появлялась снова и снова, в самых разных местах, несмотря на  все меры, и каждый раз, она еще больших размеров.
А однажды, уже перед самыми выпускными экзаменами, когда "Капа" стояла у окна своего кабинета, кто-то швырнул камень в окно.
Осколки стекла располосовали ей лицо, навсегда оставив на нем метку ненависти .
Виновных так и не нашли.
Слишком многие ее ненавидели.
Потом началась перестройка, которая казалось пришла на смену "Капе".
 К тому времени она уже вышла на пенсию и спустя какой-нибудь год, уже ничто не напоминало о присутствии "Капы" правившей здесь несколько десятилетий.
Старшеклассники и уже не только они, курили теперь не только на лестничных площадках , но уже и в корридорах , ни от кого не прячась.
Здесь же они иногда пили вино.
Ученики стали приходить в школу в чем хотели.
Сначала уборные, а потом и корридоры школы превратились в рынок, где продавалось все что угодно- начиная от вещей и заканчивая наркотиками.
Школа была похожа теперь на огромный рынок, впрочем, как и весь город и вся страна.
О "Капе" теперь напоминали лишь грязнобелые пятна на стенах школы, где красовались эпитеты в ее адрес.
Эти заплаты становились все более серыми, постепенно сливаясь с унылой окраской стен.
Сама же "Капа" во времена финансовых пирамид,  продала свою квартиру и вместе со всеми сбережениями вложила в один из таких прожектов.  В результате, она осталась без крыши над головой.
Дочери приютили ее.
Жизнь у дочерей не сложилась и они все вместе жили в какой-то хибаре , на окраине.
Старая и никому ненужная , она целыми днями ходила по городу и собирала пустые бутылки.
Проезжая однажды по улице, я вдруг увидел ее.
Я не сразу вспомнил как ее зовут.
На языке вертелось привычное "Капа".
"Анна Ивановна!" , наконец вспомнил я и позвал  ее. Мне почему-то вдруг стало жаль старуху. Жизнь обошлась с ней слишком жестоко.
Прежняя величественная осанка исчезла и выглядела она довольно жалко.
"Капа" обернулась ко мне и метнула в меня острый как кинжал, злой взгляд.
Лицо ее было похоже на кору старого дерева.
Но взгляд.... Взгляд совсем не изменился.