Мор художников Или временная гибель

- Ира, ну поговори со мной. Ты дуешься уже два дня. Что случилось? - спросил я пару раз, пока не остановил машину около ресторана «Парадиз».
- Ничего не случилось, настроения нет.
- Если настроения нет, значит, что – то случилось. Не может такого быть, чтобы настроение испортилось не из – за чего, просто так. Всё – таки, что случилось?
- Да отстань, Андрей. Сказала, ничего.
- А что такая расстроенная? – всё допытывался я, зная, что любой лишний вопрос может вызвать только раздражение с её стороны.
- Сказала, ничего, - уже резче ответила Ирина.
Мы сидели какое – то время молча в работающей на холостом ходу машине. В салоне было тепло и, если честно признаться, я никуда не хотел выходить и что – либо делать. Сидел и переживал.
Половину субботнего дня мы провели, как я считал, в скуке, в  поездках по магазинам, а, посмотрев или приобретя всё то, что наметили, засобирались домой, как вдруг мне пришло в голову посетить нашу Республиканскую галерею искусств, где я до сих пор ни разу не был. Я часто проходил мимо этого здания, идя на работу, видел стенды с указанием выставок различных мастеров - художников, фотографов, скульпторов - но так ни разу в него и не зашёл. И вот теперь, в выходной день, почему – то вспомнил про неё, после чего остановился у «Парадиза», который находился  в ста метрах от галереи.
- Пошли  сходим в Национальную галерею, - предложил я своей подруге.
- Не хочу, я устала, - зевнула Ирина.
- Пошли, пошли, никогда ведь там не были. Посмотрим, что там есть.
- Поехали лучше домой. Я поем и лягу спать.
- Сейчас сходим на полчасика и поедешь кушать и спать. Всё, пошли, давай выходи.
Ирина нехотя вышла из автомобиля,  молча  смотрела, как я выключаю и закрываю её.
- Всё, идём, давай руку, а то скользко, лёд, можешь упасть.
Потихоньку мы дошли до здания нашего Художественного музея и долго поднимались по длинным снежным, да ещё заледенелым у двери, ступенькам.
Я открыл дверь, и сразу же у боковой стойки мы увидели трёх работников этого заведения. Они поздоровались с нами и спросили нас, что желаем посмотреть.
- Мы здесь в первый раз, поэтому ничего не знаем, - сказал я.
- Тогда я посоветую Вам посмотреть постоянную экспозицию на втором этаже, а также работы наших местных художников на первом, - просветила нас пожилая женщина – билетёр.
- Давайте.
- С Вас двоих сто восемьдесят рублей.
После вручения билетов нас направили в подвальное помещение – раздевалку. Приведя себя в порядок, мы решили начать осмотр экспонатов со второго этажа, и я успел заметить из холла, что в основном это были картины.
Галерея состояла из двух длинных коридоров, расположенных в каждом ярусе и отходящих, от каждого из них  по бокам, комнат размером с большой зал.
Мы стали знакомиться с их содержанием по кругу, на каждом этаже, чтобы посмотреть всё, но как можно  быстрее.
 Нашему взору предстали малоизвестные работы известных мастеров: морской  пейзаж  картины  Айвазовского, какой – то бурелом Шишкина,  портрет девушки  Куинджи. Со слов смотрительницы, картины к нам в Республику попали по распределению из Москвы для  «несения искусства в массы», что, в принципе, я считал правильным. Также нами были осмотрены полотна  так называемого советского реализма, работы художников – передвижников, импрессионистов, абстракционистов, произведения мастеров других направлений в живописи. Работы абстракционистов оставались и остаются для меня загадкой до сих пор: то ли они, действительно, несут тайный скрытый смысл, то ли их создатели просто смеются над видящими или изучающими эти творения…
Проходя комнату за комнатой, разговаривая с одной из смотрительниц про то  немногое, что я знал о художниках, я постоянно наклонялся посмотреть металлические таблички в нижней части рамок картин, где были указаны имена художников, их звания и регалии, годы жизни, наименования их произведений. Как правило, большинство людей смотрят только на полотна, а мне всегда было интересно хоть что – то узнать об их личной или общественной жизни, неизвестных и малоизвестных фактах  биографии.
Закончив осмотр на втором и почти «пролетев» по первому этажу, мы заторопились домой. Вместо получаса просмотра у нас получилось час тридцать. Ирина окончательно устала, да и время работы галереи подходило к концу.      
Толком не посмотрев всё, а лишь пробежавшись, останавливаясь только над отдельными холстами, я всё  же успел сделать для себя незаметное на первый взгляд открытие…
Идя обратно до автомашины, я не сказал по пути Ирине ни одного слова. Шёл молча  и  постоянно  думал об этом… Мне уже было  не  до осмотренных художеств. Я уже  при  выходе перезабыл половину увиденного  в музее…
… Отъезжая от ресторана и  направляясь домой, я тоже почти ничего не говорил. А если и отвечал на вопросы Ирины, то как – то кратко, иногда не в тему и со всем соглашаясь…
- Ты что такой задумчивый?.. До сих пор думаешь о судьбах художников? Эти таблички что ли всему причиной? Ты так долго рассматривал некоторые из них? – всё спрашивала и спрашивала меня моя спутница, - что ты в них увидел?
- Ты заметила? – удивился  я её наблюдательности.
- Ну конечно. Впиваешься в них глазами и прищуриваешься, как Владимир Ленин. Я же тебя знаю.
- Знаешь, что я тебе скажу. Конечно, в Республиканской галерее относительно мало картин, если брать другие крупные города нашей страны. И все же, если приглядеться  внимательно, кое - что бросается в глаза.
- Что именно?
- Даты смерти.
- Какие даты? – опасливо изумилась Ирина.
- Годы смерти художников, чьи картины мы только что смотрели.
- Ничего не пойму. При чём здесь годы смерти художников? Объясни по – простому. Я не понимаю, что сейчас у тебя в голове.
- Очень много живописцев умерло в 1992, 1993, 94, 95, 96 годах, - ответил я.
- Старенькие уже были. Не могут люди жить вечно. Вот и умерли.
- Да, многие были старенькие, как ты говоришь. Шестнадцатого года рождения, двадцатых и тридцатых годов.
- Ну вот, видишь. Им уже было по шестьдесят, семьдесят лет.
- Но были и сороковых, и даже пятидесятых, а ушли в мир иной с разницей в каких – то пять – шесть лет.
- Что, в этом есть какая – то причина?
- Да, есть.
- Какая же?
- Переходный период.
- Что?
- Переходный период. Конец восьмидесятых, начало девяностых годов. Ты же помнишь: перестройка, рыночная экономика, повторное зарождение капитализма в России и так далее.
- И причём здесь переходный период? - засомневалась в моей логике Ирина.
- Их жизни закончились в переходный период или в то время, когда все начинают «рвать», когда всех интересуют только деньги, нажива.
- Но тогда почему здесь художники? Они рисуют себе и рисуют.
- А вот и нет! Мастера кисти пишут всегда для кого – то, а тут перемена ценностей. Они умерли, нет, правильнее будет сказать, что они погибли  от переживаний, потому  что в это время, время «ломки», когда одним людям нужно уцелеть, а многим перестроить себя, искусство мало кого волнует…