Кабак. Начало - 1

   

     Попасть в кабак было мечтой любого нормального советского музыканта. Во всяком случае, начинающего, типа меня в те годы. Было невероятно сложно войти в ту систему с улицы. Люди держались за хорошую работу крепко, и места освобождались нечасто, на короткое время и, в основном, для своих же.
     Музыка, ну, такая, любительская, на бытовом уровне, существовала тогда в трёх видах. Кроме кабака, можно было играть в самодеятельности в Домах культуры или в цехах на предприятиях при профсоюзном комитете. Денег там, конечно же, не платили, если и была какая-то аппаратурка, то самый примитив, какой можно было выписать в тогдашней торговле: всякие там «Радуги», «Электроники», «Форманты» и т. д.
     Занимались для себя, как могли, изредка надо было после какого-нибудь нудного цехового собрания дать небольшой концертик для обеспечения явки. Летом через профком приходила разнарядка, по которой надо было несколько раз отработать на агитплощадках.
     В каждом микрорайоне были выстроены небольшая сценка с десятком лавочек перед ней. Появление вокально-инструментального ансамбля, как мы тогда именовались, вызывало настоящий фурор – сбегались все окрестные дети, собаки и пенсионеры. Сперва какие-нибудь дядя или тётя зачитывали им лекцию о вреде пьянства или там об очередных происках империализма, затем мы исполняли пять-шесть песен популярной советской эстрады. Тогда вовсю гремел Д. Тухманов, особенно диск «По волне моей памяти».
     Гремел  и в прямом смысле: было суперкруто, если позволяла техника, поставить колонки в открытое окно и захуярить музыку на полную громкость.
     Я тоже как-то попробовал. Выставил в окно старенькую радиолу с динамичком ватта на четыре и врубил пластинку Дина Рида на английском(!) языке. Вышел во двор, но доносящиеся с моего пятого этажа хриплые звучочки особо не впечатлили. Больше я так не делал…
     Заработать же можно было, играя на свадьбах по столовым и кафе. Договаривались с заведующими столовых, оставляли телефончик, кроме того, самой лучшей рекламой служили, конечно же, слухи.
     Был такой период, что по выходным дням дешёвый общепит у нас в городе практически отсутствовал – все столовые были закрыты «на спецобслуживание». Так официально называлось проведение свадеб. В хорошие столовки, где получше и интерьер и кухня, надо было записываться заранее, т.к. существовала даже очередь. У нас тоже имелись свои любимые и не очень заведения. Зависело это от того, можно ли подъехать к дверям поближе, на первом или втором этаже свадьба, чтоб меньше таскаться с аппаратом. А в столовой №5 туалет почему-то располагался внизу, в подвале, куда вела крутая, как на корабельный трап, лестница. Не было случая, чтоб под конец вечера кто-нибудь не ёбнулся с неё по пьяни.
     Была пара столовых с большим залом и высоченными, пять – шесть метров потолками. Одну потом снесли, а другой хватило для размещения двухэтажного рынка уже в наши, постсоветские времена.
     Теперешнему взгляду даже непонятно, зачем было строить таких монстров только для того, чтоб какие-нибудь работяги забежали туда минут на двадцать перекусить да раскатать бутылочку портяшка. Распивать было запрещено, поэтому откупоренную бутылку аккуратно помещали в косой карман штанов. Разлитие происходило под столом: к торчащему горлышку подносили стакан и чуть приподнимали ногу. Буль-буль, и готово. Стакан портвейна на столе неотличим от стакана чаю.
     Вот в такой-то столовке я и обосрался жутко, играя на свадьбе впервые в жизни. Звук таким эхом летал по залу, что я не только свою гитару не слышал, а вообще поначалу ничего не мог понять в происходящем с непривычки. Вокалист, не отрываясь от микрофона сделал мне такую гримасу, что я увернул ручку громкости и кочумал всю песню, для  вида брякая по струнам. Впрочем, через какое-то время освоился, даже на деньги не наказали…
*  *  *

     За свадьбу музыкантам платили от семидесяти до ста и даже ста двадцати рублей. Всё зависело от того известен коллектив или нет, играть только в субботу вечером или ещё и с утра в воскресенье, уровень столовки опять же, ну и просто от степени нахальства и жадности договаривающихся сторон.
     Непременно обговаривался отдельный столик для музыкантов. Поближе к аппарату, в уголке. Это условие было обязательным: стрёмно сидеть за общим столом с незнакомыми пьяными людьми - это раз, и был ещё один момент – это два. Во время работы мы почти не выпивали. Отыграв первое отделение, садились за столик. Там уже стояла бутылка водки, закуски всякие. Выпивали и оставляли недопитыми грамм сто. Через какое-то время к нам подходили или заказать песенку, или подвыпившие родители хотели излить душу, или ещё кто, но реакция была почти всегда одна: «Ой, у ребят совсем нет выпить!»
     Приносили водку, мы её скоренько убирали с глаз долой, оставляли ту, недопитую и всё повторялась вновь. Набиралось прилично, по одной – две бутылки на рыло, а было нас пятеро. Однажды за два дня свадьбы увезли двадцать бутылок одной только водки, а ещё вина и шампани. Рассовывали куда могли –  в колонки,  в барабаны, в ящик для проводов. Аппарат тогда увозили с особой аккуратностью.  А доставить и увезти его в то время было существенной проблемой. Я нашёл такой выход. Садился в рейсовый автобус на предпоследней остановке. Это, как правило, был раздолбанный ЛиАЗ по прозванию «скотобаза». Пока но полз до конечной, договаривался с водителем. Высадив пассажиров, тот ставил табличку «Заказной» и за три – пять рублей мы ехали куда надо. У нас база была на металлургическом заводе. Сейчас там охрана, досмотр, все дела, а тогда - заезжай, увози, привози. Просто сказал, что из РМЦ - и все дела.
     Однажды, разгрузив там аппаратуру, услышали странный писк. Что,  где? Нашли в басовой колонке трёх только что родившихся котят. Мы тогда играли два дня, ночью в обитую изнутри поролоном колонку забралась столовская кошка…
     Она потом удрала, а котятам деваться было некуда, им, бедным, несколько часов елозило по ушам буханье бас-гитары. Жалко их было, я одного забрал к себе, пытался кормить из соски, вставал среди ночи как к ребёнку, а он всё равно умер через пару дней. Я похоронил его в клумбе во дворе.
     Нам тогда было по семнадцать – восемнадцать, жили по домам у родителей, поэтому все заработанные деньги тратили на аппарат – микрофоны, примочки гитарные, динамики. Несколько динамиков с****или, работая в кинозалах. Они тогда ценились, КинАПовские динамики, тридцатьвторые особенно.
     Я вижу сейчас, что в конце семидесятых была странная ситуация, на многое смотрели как бы сквозь пальцы. Мы на государственной аппаратуре, в государственных столовых зарабатывали в свой карман «нетрудовые» доходы и нам за это ничего не было. Да что там свадьбы, происходило и не такое!
     Не знаю, что за умный человек придумал эту схему, но особой тайной она не была, раз о ней прознали даже такие солобоны вроде меня: в ДК и профсоюзные организации стало возможным приобрести настоящую фирменную аппаратуру! Даже мне удалось купить в наш коллектив при РМЦ, гэдээровскую органолу  «VERMONA».
      ****ь, слова-то какие забытые: органола «Юность», усилитель «Родина», гитара «Урал». А ещё был такой полированный гроб, вроде из Литвы -  орган «Перле»! Или помните, пульт "Электроника" ПМ-001, первое и последнее более менее профессиональное изделие нашего музпрома. За ним охотились, скупали в магазинах и перепродавали. Я сам для одного московского чувака купил в магазине два таких пульта. Да, скрипка и гитара производства Московской фабрики музыкальных инструментов и (внимание!) мебели (!!!) – это что-то! То есть сегодня делаем табуретки, завтра скрипки, главное – не перепутать.
    … Как научили, сперва я договорился с бухгалтерией о покупке за три тысячи двести полновесных соврублей якобы сданного в комиссионный магазин инструмента. Затем отправился в комок, оформил справку, что я сдал им эту «Вермону» на продажу, выписал счёт и отнёс его на оплату в ту же бухгалтерию. Знамо дело, что всё это происходило только на бумаге, но комок получал премии и проценты с оборота и охотно пошёл на эту липу даже со мной, человеком с улицы.
     Профком перечислил деньги, через недельку я, как сдатчик «проданного» товара получил в кассе магазина три тысячи наличными. Двести рублей магазин забрал себе. Я ТАКИХ денег не держал в руках никогда, десять банковских пачек трёхрублёвок! В 80-м году это были для меня просто неимоверные деньжищи…
     Вот с этого момента и начиналась самая лажа – я становился преступником, да ещё каким! Хищение государственных средств в особо крупном размере. За это по закону могла бы быть и «вышка», во всяком случае, сел бы надолго.
     Кто-то попроворней ехал с полученными таким образом деньгами к фарцовщикам в Ленинград или Москву, с выгодой для обеих сторон, а я был глупый, молодой и честный. Я все деньги отдал одному из местных наших «жучков», и два дня спустя он привёз мне вожделенный инструмент. Его поставили на учёт, кисточкой с белой краской, коряво вывели с боку инвентарный номер (так было жалко портить инструмент!) и я перестал быть преступником.
     Закончилось всё как всегда - сгубила жадность. Где-то через полгода-год через комок попытались провести товара по слухам - на несколько десятков тысяч. Никто не сел, но лавочку прикрыли.
     Я думаю, что наверху уже в те времена начинали пилить вдоль и поперёк, поэтому и на нас, внизу копошащихся,особого внимания не обращали. А может просто повезло?


*  *  *

     В 80-м году я закончил ПТУ и, чтобы не идти в амию, поступил в местный пединститут. Мне нужен был год для подготовки к поступлению в музыкальное училище.
В институте почти не появлялся. Приходил, списывал у девчонок. На сессии высшую математику сдал с шестнадцатого раза, когда окончательно заебал препода и он позволил мне нагло списать, пообещав к концу года отчислить.
     Брал уроки, ходил на подготовительные курсы в музучилище. Там ещё те долбоёбы были неадекватные, но о них – позже.
      К тому времени наша самодеятельность развалилась: двое ушли в армию, басиста забрала жена. Уходя, он великодушно не стал забирать свою «Музиму» и аквалазер.  С цеховым профкомом я разругался, за это мне не позволили забрать купленную на наши деньги аппаратуру.
    Как-то раз воскресным ранним утром я пришёл в общагу, где жил зав. красным уголком цеха. Он дрых, отравляя всё вокруг мощным вчерашним перегаром. Я вытащил у него из кармана ключи, поехал на завод и через дыру в заборе вынес всё наше и с****ил самое ценное ненаше. Потом был скандалец, бОльшую часть ненашего пришлось вернуть. Как бы то ни было, у меня образовался на руках кое-какой аппарат. Недостающие барабаны я под залог паспорта арендовал у Деда (был такой у нас музыкальный жучок). Через полгода Деда за что-то привлекли, паспорт мне вернули в ментовке, а барабаны остались.
     Вот тогда-то я и сел в первый свой кабак.
 
     (продолжение следует)