Женщина из камня и льда

Она была идеальна во всех отношениях. Высокая и стройная женщина с прямыми длинными черными волосами, стянутыми в тугой пучок. Лицо ее было строго и слишком напряжено. У нее был большой неказистый рот, всегда обрамленный тонкой полоской красной помады. Улыбка ее была обворожительна, но вместе с тем так суха, что не способна была выказать ее чувств. Тонкая нить жемчуга всегда сопровождала ее строгие элегантные наряды. Сейчас она стояла в лифте, окруженная тяжелым ароматом Chanel №5. В левой руке ее был черный лаковый клатч от Prada, в правой она держала своими тонкими почти прозрачными пальцами кофе из Starbucks. Всегда крепкий и всегда без сахара. Одета она была в черное шелковое платье, перетягивающее ее костлявое сильное тело. Лифт поднялся на 138 этаж и распахнул свои двери перед хозяйкой крупнейшего модельного агентства в истории Америки. В воздухе на миг повисло молчание: все обратили свои восхищенные взоры полных благоговения глаз на нее. А она лишь взглянула на огромный циферблат, усеянный бриллиантами, и, сделав глоток обжигающего кофе, своей грациозной походкой прошла в кабинет. Кабинет ее был невероятно велик. Стены были из темного дубового дерева, равно как и пол, покрытый толстым черным ковром. В большом кожаном кресле сидела она, пересматривая отчеты о расходах. Вдруг мускулы на ее лице дернулись, но потом снова выражение стало прежним, непроницаемо-величественным. Она нажала на кнопку черного телефона и только лишь произнесла: «Хельга, как обычно». Через несколько секунд в кабинет вошла маленькая некрасивая секретарша с подносом, на котором стоял бокал виски и лежала бронзовая упаковка сигарет и стальная зажигалка. «Благодарю» - бросила она, не поднимая глаз на девушку, переминающуюся с ноги на ногу на огромных десятисантиметровых черных каблуках, которые, кажется, были больше нее самой. Девушка боялась взглянуть на свою начальницу и только дрожала, вперив глаза в пол, не зная, что ей делать. «Что-нибудь еще?» - робко спросила она, едва не свалившись в своих огромных туфлях. «Нет. Если мне будет надо, я тебя позову. А сейчас иди и сотри этот ужасный макияж. Он совершенно не подходит к твоей обуви». Девушка покорно удалилась, стирая тыльной стороной ладони новенькую помаду. Она продолжала внимательно изучать документы, лишь на мгновение отвлекшись, чтобы закурить свои дорогие сигареты и сделать глоток прохладного виски. Она курила уже давно, так же давно, как и была одинока, так же давно, как и была хозяйкой этой компании. Голос ее был осипшим и уставшим, а интонации всегда надменны с легкими налетом скуки. Линию худой руки продолжал черный мундштук с белой сигаретой, источавшей запах вишен и шоколада. Она медленно вдыхала дым, наслаждаясь ароматом, и лишь изредка меняла положение. Она была словно из камня: бледная и холодная. В любое время суток, вне зависимости от обстоятельств она всегда выглядела одинаково. Она никогда не надевала один и тот же наряд дважды, каждый раз она поражала публику своим внешним видом, своей ледяной красотой. Но лицо ее оставалось всегда неизменным и всегда прекрасным. Тонкие черты подтянутого лица, напряженные полоски бровей, стеклянный взгляд и неровные плотно сжатые губы. Все в ней было торжественно прекрасно и дьявольски коварно. Ее точеное тело манило и соблазнительно пахло, но всегда острые и напряженные позы отталкивали. Мертвую тишину, воцарившуюся в кабинете, нарушила вошедшая снова секретарша с подносом, на котором лежало желтоватое письмо, пахнущее розами. Это было приглашение на званый вечер.
Она была эгоистична и нелюбима. Ее ненавидели все, даже мать, но большая часть из этих людей тайком восхищалась ей и молилась на нее, остальные же были более находчивы: они пытались разрушить ее головокружительную карьеру, осквернить репутацию слухами. Но из сделанного ничего не давало успехов, она всегда была идеальна. Восемнадцать часов она проводила на работе, на деловых встречах и конференциях, оставшееся время она вынуждена была проводить на званых вечерах и коктейлях известных персон.
Она появилась на вечере уже в новом наряде. Ее худое тело обрамляло фиолетовое платье в пол с открытой спиной. Волосы ее были все также туго стянуты на голове. Губы украшала темная помада, делая ее лицо еще более каменным. Она шла очень медленно, будто плыла по зале, заполненной другими гостями. Она гордо держала голову на своей тонкой лебединой шее, посылая окружавшим ее восторженным взглядам молчаливые приветствия. Словно она и не была гостьей, а напротив, была виновницей торжества. Навстречу ей спешил невысокий мужчина в пузырящемся на животе костюме с бриллиантовыми запонками, за ним подтягивались и другие. Он подлетел к ней и, схватив ее, страстно поцеловал ей руку. Она тяжело вздохнула и, поморщившись, высвободила свою мертвенно-бледную руку с тонкими пальцами, на одном из которых красовался огромный перстень, инкрустированный драгоценными камнями.
-Как я рад вас видеть! – восторженно прошептал мужчина.
-У вас чудесный вечер, - тускло ответила она, осматривая залу.
-Благодарю. Это в честь моего приемного сына Даниэля. Я хочу вас с ним познакомить, - взволнованно произнес мужчина, делая знак, чтобы все расступились.
Из этой пестрой толпы размалеванных лиц вышел мужчина лет тридцати в черном костюме и оценивающе взглянул на женщину. У него были такие же черные волосы, как и у нее, и черные глаза, в которых, кажется, было что-то дьявольское. Лицо его ничего не выражало кроме светского легкого одурманивания, какое было у всех присутствующих на этом вечере. Черты лица его были сухими и правильными и как будто неестественными. Он поцеловал ее руку, а потом послал ей мимолетный многозначительный взгляд. Она ответила ему молчаливым кивком головы и грубой улыбкой, слегка приподнявшихся уголков губ. Он пригласил ее на танец, и они вальсировала в центре белого зеркального зала, не сводя друг с друга взгляда стеклянных глаз. А потом разошлись по углам, и остаток вечера провели в разных томных позах с наигранным видом, будто им все равно. Она курила свои сигареты, опершись на белую ростральную колонну, такую же тонкую, как и она сама. А Даниэль поднимал тосты за своего приемного отца за столом и обещал, что будет достойным преемником. Тонким покровом на город спустилась мгла, и гости стали понемногу расходиться, непрерывно повторяя слова благодарности за чудесный вечер. Мягкий ветер убаюкивал гостей, отъезжающих целыми вереницами от дома хозяина в своих холодных лимузинах.
Она была феминисткой. Она никогда об этом не говорила, но это было очевидно. Она была сильная, умна и успешна, так что ей едва ли был кто-то нужен, кроме слуги, подающего завтрак в постель. В остальном же она не нуждалась: ни в мужской заботе, ни в деньгах. Все, кто ее окружал, казались ей мелочными и слабыми. Иногда встречались мужчины, которые все же добивались ее расположения, но чувств она к ним не испытывала. Она содержала своих ухажеров, оплачивала их бесконечные счета, покупала им дорогие машины, потому что так было надо, а потом в один прекрасный день выпроваживала за дверь с парой сотен долларов в кармане и продолжала свою жизнь, не пролив ни слезинки.
В один холодный февральский день, когда город был заморожен зимними ветрами, а в воздухе кружили крупные белый хлопья, она, по своему обыкновению, сидела на балконе в своем черном шелковом халате с чашкой горячего чая и снова курила, пересматривая фотографии молоденьких моделей для своего агентства. Даниэль так бесцеремонно вошел, не потрудившись постучаться (видно, ее прислуга снова забыла запереть дверь), и сел в кресло возле нее, не произнося ни слова. Их молчание продолжалось долго: они оба прекрасно исполняли роли бесчувственных эгоистов, но у него получалось лучше. Она обняла себя за плечи, почувствовав, как ее гладкая бледная кожа холодеет. Она бросила томный взгляд на него и хотела было вернуться в комнату, но Даниэль преградил ей дорогу, грубо сжав ее тонкое почти прозрачное запястье в своей руке. Она не подала вида, что ей было больно, а только бросила яростный взгляд на него, но он остался непоколебим.
-Пустите, - холодно ответила она.
-Даже и не подумаю, - безжизненно ответил он, поворачивая ее лицо к себе.
Она взглянула на него, не скрывая своей ярости, граничащей с восхищением, и пальцами свободной руки аккуратно убрала со своего запястья один за другим его пальцы. Он не сопротивлялся, но также самоуверенно продолжил улыбаться и наблюдать за ней.
-Зачем ты пришел? – наконец спросила она, наливая виски.
-Мне показалось, что тогда при встрече было не всё сказано, - объяснил он, садясь в черное кресло в гостиной.
-Вам показалось, - ответила она после минуты молчания, сев рядом с ним и закинув ногу на ногу, - так что же вы хотели?
Он непритворно взглянул ей в глаза, и больше не потребовалось слов. Его рука скользнула по ее спине по бедрам, а потом они слились в порыве страсти: две сильные личности, не признающих любви. Она ласкала его поцелуями, он шептал ей, как она прекрасна. Два себялюбца в одной постели – прекрасная партия. После они одновременно встали и направились в душ, где снова были близки под горячими струями, еще больше подогревающими желание в них. И им было все равно, кто раб и кто хозяин, кто стар и кто молод, кто смертный и кто Бог.
-Я не жалею о том, что между нами было. Это был самый лучший секс в моей жизни, но такое больше не повторится, - заговорила она, накинув на мокрое тело тонкий халат.
-Ты была хороша. В чем же тогда дело? – немного разозлился он, когда его желание повторить это снова оборвалось ее словами.
-Ты слишком молод для меня. Мне нужен взрослый мужчина, а не сын, - презрительно фыркнула она, выказывая свое недовольство лишь интонацией: лицо ее, как и всегда, не изображало ничего, даже после страстного секса оно было свежо и напряжено.
-Вы меня недооцениваете. Пускай вы старше меня, но я могу составить вам отличную компанию. Наш союз может быть выгодным, - ответил Даниэль, кажется, имея ввиду, что скоро ему перейдет отцовская компания и более тесные отношения будут выгодны для обеих сторон, - я не претендую ни на что, кроме секса.
Они стали спать вместе, но, как и сказал Даниэль, ничего большего, чем секс у них не было. Она принимала его, только когда была в настроение, а он никогда не дарил ей цветов и спал с танцовщицами. Это был выгодный во всех отношениях союз. Слияние компаний принесло небывалый успех. Оба они получали удовольствие от такого сообщничества, но никогда не были на людях вместе. Она никогда не скрывала своих связей с мужчинами (это всегда были прекрасные кандидаты), а потому вокруг ее фигуры всегда было много скандалов и слухов, но им мало кто верил. Ей было сорок, ему – всего двадцать семь. Это был союз без будущего, но они брали от него по максимуму, отдавались друг другу полностью, но никогда не говорили о своих чувствах. Он в ее глазах был еще одним прекрасным экспонатом в коллекции побед, она была для него средством достижения своих целей на общественном поприще.
Но даже самые хорошие актеры иногда путают роли и забывают, когда они играют себя, а когда примеряют маски. После прекрасного секса на закате дня Даниэль лежал на животе на ее красных шелковых простынях, а она сидела на нем совершенно голая и прижималась к нему своими маленькими грудями, целуя его плечи.
-Сегодня ты была восхитительна. Как никогда раньше. Спасибо тебе за этот прекрасный секс, - поблагодарил он ее, поворачивая голову с одной стороны на другую.
-Ты тоже был неплох. Ты просмотрел документы, которые я тебе вчера отсылала по факсу? – начала она, не обращая внимания на интимность момента.
-Да. В этом месяце наши акции подорожали еще на десять процентов. Губернатор прислал нам приглашения на открытие нового торгового центр.
-Я уже знаю. В 13.00. Встретимся у меня в 12.30 и поедем вместе. Я буду в голубом. Надень что-нибудь в тон.
Она сидела на заднем сидении черного Мерседеса в голубом полупрозрачном платье от  Louis Vuitton и в черном плаще с огромное брошью в форме розы возле сердца. Даниэль сидел рядом с ней в голубой рубашке и легком пиджаке и курил.
-Знаешь,… - начал было он, когда они уже почти подъехали, - нам над серьезно поговорить.
-Если ты о работе, то не сейчас, прошу не сейчас. У меня снова мигрени. Надеюсь, церемония открытия пройдет быстро, - потирая своими тонкими пальцами лоб, ответила она.
-Нет, послушай, - приложил он палец к ее красным тонким губам, - я хочу, чтобы ты стала моей женой.
В это время машина резко затормозила: они приехали. За стеклом их уже ждали журналисты, ловящие каждое движение, готовые растерзать их в любую минуту. Она лишь бросила на него короткий яростный взгляд и вышла из машины, снова приняв надменно-напряженное выражение лица. Тяжелый аромат Chanel №5, окутав ее, дурманил голову и оттого боли были еще сильнее. Даниэль не отставал. Две красивые фигуры стояли по правую руку от губернатора, когда тот разрезал огромными блестящими ножницами красную ленту. Они не смотрели друг на друга, и  ни один человек не мог понять, какое напряжение возникло между ними.
Потом уже, сидя в дорогом ресторане за бокалом шампанского, она заговорила:
-Надеюсь, то, что произошло сегодня, было единичной оплошностью, которая больше не повторится, - сухо произнесла она.
-Нет, - уверенно ответил Даниэль, доставая из кармана красную бархатную коробочку с кольцом, - я хочу, чтобы ты стала моей женой.
-Это исключено. Ты сам говорил, что мы партнеры, но не более. Между нами может быть только секс. И потом… я не люблю тебя, - резко сказала она, взглянув на бриллиантовые часы.
Мышцы на его лице дрогнули, а лицо на мгновение изобразило печаль, но потом снова стало прежним: холодным и бесчувственным. Он захлопнул коробочку с кольцом и, встав из-за стола, убрал ее в карман.
-Как скажешь, все равно это кольцо предназначалось не тебе, - надменно произнес он, не смотря ей в глаза.
Он ушел. Ушел навсегда. Она солгала. Он тоже не был честен. Ей хотелось, чтобы он вернулся и, схватив ее за запястье, заставил принять предложение, а он так хотел, чтобы она клятвенно просила его не уходить. Они любили друг друга, но не могли признаться. Они сами выбрали правила для своей игры и не могли нарушать их. Гордые они не могла переступить через себя и сделать, как велит сердце. Всю оставшуюся жизнь она винила себя в том, что не остановила его тогда, когда еще было не поздно.
Она была неприлично богата и имела всё, что хотела, но это не сделало ее счастливой. Только потом через много лет, когда она была стара и слаба, она поняла, что упустила свой шанс, отказав Даниэлю. А Даниэль женился на французской оперной певице, она родила ему двух красивых дочерей. Он был плохим семьянином и, занимаясь любовью с женой, представлял себе ее.
Через двадцать пять лет после их расставания она умерла. Ее адвокат вскрыл бриллиантовую шкатулку, где она хранила свое завещание. Она передала все свои заработанные миллионы на благотворительность. В шкатулке еще было найдено письмо. Письмо Даниэлю, в котором она просила встречи и признавалась в своих чувствах, но она так и не отправила его. Этому письму было не суждено быть отправленным своему истинному получателю. Оно было сожжено вместе с автором. Она так и не узнала, как Даниэль любил ее, а он так и не понял, что за ее холодностью скрывалось нежное чувство.