Начальник Бухенвальда

Начальник «Бухенвальда». Миниатюра.
Было время, когда я работала  на Ярославском Шинном заводе, в цехе, который носил  народное название «Бухенвальд».   В цехе варили покрышки к машинам и тракторам..  Сырые, из черной, тягучей резины,  смешанной с каучуком и другими ингредиентами, их   закладывали в формы, посыпанные тальком, ровно распределяли по всей её поверхности,  чтобы не сварить «козла». Крышка чугунной формы, висящая  на цепях, опускалась на  нижнюю половину,  её аккуратно поправляли, чтобы ровненько закрыть,  она  стукалась с  железным грохотом и закрывалась на  карабины. Несколько таких готовых форм спускали в вулканизатор, как в смердящую преисподнюю, из которой валил вонючий  пар,  слышался стук и скрежет металла.  Мужики- вулканизаторщики  были похожи на каких-то  чудовищ: голые по пояс, чумазые от сажи,  они с силой толкали  тяжелые  чугунные формы по  валкам, и те, производя страшный грохот, катились,  одна  догоняя другую,  по  конвейеру,  а за ними медленно продвигались те самые мужики, держа в руках подвешенный пульт.
     Эта картина позже долго  стояла у меня перед глазами и занимала всё моё воображение. Я почему-то  представляла Ад таким же  жарким, парным, вонючим,  грохочущим металлическими звуками, я думала, что  обязательно где – то в глубине  вулканизационных котлов должна  сидеть нечистая сила, которая  вредит мужикам и  варит им вместо покрышек, кургузых «козлов», отчего  рабочих  лишали премии и в день получки они бастовали. Делали они это так: с шести утра толпились у кабинета начальника цеха Ермолинского  и ворчали, глядя в расчетные листочки.  Ровно в восемь приходил Сергей Николаевич Ермолинский – маленький мужичок,  кругленький, подвижный и бесстрашный. Он проходил сквозь толпу полуголых мужиков, вставал спиной к дверям своего кабинета и открывал митинг.
     - Ну, - грозно, как только может это сделать маленького роста человек, интеллигент в душе и добряк, - чего вы тут собрались?
Толпа громко загудела и  стала  приближаться к начальнику, окружая его с трех сторон.  В нос Ермолинскому  совали  листочки с начисленной зарплатой. Он брал из чьих – то рук один из  шершавых серо-голубых листочков,  и начинал читать, шевеля губами, при этом толпа притихла.
     - Чего не нравится – то, Шишкин? – удивленно пожимал плечами начальник, -  три дня с прошлой получки прогулял?
      - Ну….- протянул Шишкин.
      - Баранки гну! – голос Ермолинского окреп, - ты думал тебе премию дадут и отгул за прогул? А? – Ермолинский  подпрыгнул на месте и  как бы сравнялся с грудью Шишкин. Тот отпрянул. Толпа немного подалась назад.
      - Всё понял в своем листочке? – строго спросил Шишкина Ермолинский.
      - Да, понял, понял, я …- Шишкин нырнул в толпу и исчез.
      - А!!! Буханкин и ты тут!  Ты, Буханкин забыл, как  напился на работе и вместо покрышек мне  тут козликов наварил!  Было такое!? Отвечай…
   - Ну, Было! – Буханкин почесал в затылке…
   Ермолинский сделал кукиш из трех пальцев и ткнул Буханкину под нос:
-   Вот тебе  премия, а вот тебе зарплата, - он подпрыгнул снова, чтобы дотянуться до самых ноздрей  длинного Буханкина!
-   Ну, кому ещё пояснить, кто за что денег мало заработал!?  Тебе, МухиН?
-  Нет, Сергей Николаевич, я знаю.  Я всё уже понял..
Мухин,  до того больше всех шумевший по поводу  маленькой зарплаты, вдруг сник и попятился, ища  просвет, в толпе, чтобы  убраться с глаз долой рассвирепевшего начальника.
-  Вот вам зарплата! – тряс кукишем Ермолинский, - а вот вам премия, -  тыкал он свернутыми пальцами  правой руки в  виноватые  рожи вулканизаторщиков. Толпа поредела, и те, кто стоял близко к начальнику с душевным трепетом обнаружили, что  они остались без поддержки задних рядов. Страх и неловкость  заставили быстро ретироваться от  дверей начальственного кабинета и от самого начальника.
   Я смотрела на Ермолинского и  чувствовала, как в душе у меня рождается уважение к этому  низкорослому, простому, умному и бесстрашному человеку.   
А Ермолинский с удивлением обнаружил свой кукиш, стыдливо убрал его в карман и взглянул на меня  с интересом.
- Первый день у нас?
- Да. Первый.
- Ну, давай, привыкай.
- Страшно тут у вас.
- Ничего оббуркаешься. Иди, работай.
Я пошла в свой отсек.  И улыбаясь, думала, что  сила не в лукавстве, а в  справедливой правде.  Так оно и есть.