Обычное дело
Тарелки и кружки летели в нее одна за другой, разбиваясь о стены и вылетая в открытое окно. Он кричал и практически ничего не мог разобрать сквозь слезы. Она в очередной раз довела его до истерики. Проворно уворачиваясь и отчаянно смеясь, Джоанн думала о том, что она никогда не была такой глупой, как в тот день, когда ухитрилась влюбиться в этого человека. Он никогда не был мужиком, но тогда она этого не знала. Она не была лесбиянкой, но, как выяснялось, выбрала в партнеры девку.
Его мать, всегда находящаяся дома, никогда не приходила на помощь невестке, отсиживаясь в своей запертой комнате, сделав нарочито громким телевизор или радио или уткнувшись лицом в подушку, накрывшись одеялом с головой, крепко зажмурившись, как будто это могло спасти ее от действительности происходящего. Ее сын был чудовищем и больше всего на свете она ненавидела и боялась его.
Сначала Джоанн казалось, что все, словно в сказке про принцессу, прекрасно и безоблачно. Хелл буквально носил ее на руках и стелил весь мир к ее ногам. Слова текли из его уст молочной рекой, услаждая слух наивной девчушки. Они много мечтали в счастливые времена и строили планы на будущее. Вскоре Джоанн решила, что пора бы переходить от слов к делу. Но что-то всегда вставало между этой парочкой и исполнением в реальность их мечтаний. Сначала Хелл сильно заболел, как раз перед тем, как устроиться на хорошо оплачиваемую работу для того, чтобы, наконец, слезть им обоим с шеи его матери, которую он неоднократно бил, втихаря от Джоанн, а та, боясь потерять сына, который был хоть и призрачной, но все же опорой для ее старости, потакала всем его капризам, хотя, конечно, давно бы уже в нормальной семье такому бы отпрыску дали хороший пинок под зад. Но это была не обычная семья. Тут не мать воспитывала своего ребенка, а чадо строило свою родительницу.
В другой раз, когда уже сама Джоанн попыталась устроиться в известное модельное агентство на не последнюю должность, отчаявшись в надеждах на выздоровление Хелла, он стал убеждать ее в том, что она не может сейчас бросить учиться, так как это ее первоочередная задача. Конечно же, окончание института и получение престижного образования, несомненно, сулило им светлое будущее. Только становилось понятно, что тянуть всю семью придется Джоанн одной, так как Хелл не осилил даже среднего образования.
И позже было множество бесконечных отговорок и отсрочек с выходами на работу, и так же, как и разговоры о продолжении образования Хелла, они ничем не оканчивались.
Потом они начали ссориться. Сначала по пустякам и всего-то на пару часов; чуть позже они могли не разговаривать друг с другом неделями и, когда Джоанн уже решала уйти, наконец, и попробовать все сначала, он, словно почувствовав это, приползал к ней на коленях, обливаясь крокодильими слезами и возвращал ее силой жалости к его ничтожеству.
Он не давал ей жить, не давал ей дышать. Он запретил общаться ей с друзьями и проводить время вне учебы без его участия. Он не любил гулять. Не любил животных, которых она обожала. Особенно Хелл не любил, когда трогали его вещи и как-то даже ударил Джоанн, когда та заботливо и аккуратно перекладывала его вещи с кресла в гардероб. Ему нравился хаос и беспорядок, так, по крайней мере, ему было удобнее. Квартира всегда была захламлена. Кроме мытья посуды и стирки Джоанн ничем не имела возможности заниматься. Денег на еду всегда не хватало, так что они питались полуфабрикатами и усердствовать на кухне ей тоже не приходилось.
Он предпочитал книгам компьютер и целыми днями просиживал за ним. Мать, давно не имея возможности работать из-за инвалидности, продала все книги вместе со старинными статуэтками, фамильным серебром и прочими драгоценностями, чтобы хоть как-то оплачивать квартиру и сводить концы с концами. На учебники и книги денег найти было невозможно. И Джоанн погибала в этой сточной яме, в этой клоаке с двумя полусгнившими и оттого ужасно вонявшими трупами.
Единственным развлечением для Джоанн было выведение из строя нервов Хелла. Она страсть как любила, когда он в агонии бился лбом о стену и калечил руки, разбивая дверные стекла или дверцы пустующих стеллажей и ветхих старинных буфетов. Ее будоражили вопли этого одичавшего полупсиха, загнанного в угол зверя. Может, все это была игра, а может, он был просто болен. Джоанн не могла уйти от него, хотя все ее подруги давно твердили ей, что оставаться с ним - это безумие и когда-нибудь он просто прикончит ее в беспамятстве. Она была до безобразия сострадательна. И он умел этим пользоваться как никто другой.
Джоанн была красавицей и умницей и никто никогда так и не смог понять, что же она смогла найти в этом убогом, лживом, лицемерном и трусливом ничтожестве.
Несмотря на обручальное кольцо на ее руке, за ней продолжали ухаживать множество молодых людей и, когда Джоанн оставалась уже не ради любви, но во имя сострадания, она решилась-таки на ни к чему не обязывающую интрижку, как ей тогда казалось.
2.
С Джеком она познакомилась в тире, где ребята занимались стрелковым и метательным холодным оружием. Джоанн была лучшей, быть может, лучше нее был только сам дьявол. На больших городских соревнованиях она получила первенство, а вместе с ним и медалью от своего тренера - бесподобный изящный тонкий метательный нож, который любила носить в чехле на тонком кожаном ремешке под юбкой.
Теперь она была бесконечно счастлива, регулярно прогуливая занятия и катаясь на велосипедах с Джеком по аллеям, усыпанным цветами вишни, завтракая и загорая на крышах домов в центре города, на которые Джек находил лазейки, смеясь без конца и танцуя на переменах в столовой и коридорах института.
Домашние ссоры, которых не становилось меньше, уже не особенно волновали ее и бешеные истерики мужа оставляли ее почти равнодушной, ведь в это время она думала о Джеке, о его загорелом лице и мускулистом торсе и том, что она, наконец-то, скоро покинет этот сумасшедший дом.
Джек предложил ей жить вместе. И пожениться. И родить сына. Джек хотел всего. Но у Джоанн уже был некоторый опыт и она тянула время, что бы еще немного проверить их отношения на прочность и до конца увериться в их искренности.
Джоанн постоянно твердила Джеку, что когда Хелл будет готов, она обязательно бросит его и уйдет к любимому навсегда, но порой Джеку казалось, что это ей – Джоанн - надо быть готовой уйти. Он расстраивался, но они занимались любовью, а когда заканчивали, ей приходилось быстро убегать, чтобы не опоздать домой и не вызвать подозрения.
Однажды Джек не отпустил ее. Она осталась ночевать в его квартире с твердым намерением наутро поехать к Хеллу, объясниться и забрать свои вещи, сказав, что покидает его навсегда. Но Джек имел неосторожность отпустить ее одну и она так и не вернулась. На следующий день Джоанн не появилась в институте и еще долгих три недели от нее не было никаких вестей. У нее не было мобильного, это было ей не по карману. Однажды Джек подарил ей красивую трубку, но она не смогла принять подарок: еще бы, как она могла объяснить это дома, да и потом, все равно телефон был бы продан за копейки, чтобы достать хоть немного денег на бесконечные лекарства и прихоти Хелла и его матери. Адреса, где она провела последние три с половиной года жизни никто не знал. Джоанн не хотела, чтобы хоть что-то давало повод для новых споров и ссор между ней и Хеллом, пусть даже она лишалась таких незначительных знаков внимания, как открытка с поздравлением в день ее рождения от дальних родственников. Хелл ненавидел любые ее контакты с кем бы то ни было, удивительно, как он вообще не запер ее в маленькой квартире, а разрешал ездить на учебу. Каждый вечер он устраивал сцены ревности из-за мнимых поклонников, хотя за все время их совместной жизни, вплоть до той ночевки у Джека, она не давала никаких мало-мальски похожих на серьезные, поводов.
Когда, наконец, она объявилась с практически уже исчезнувшим синяком под глазом в понедельник в институте и заявила, что порывает с Джеком, все окончательно уверились в сумасшествии бедной девочки.
Спустя несколько недель Джек все же добился содержательного рассказа о том, что приключилось с Джоанн после ночи, проведенной с ним. После этого он поклялся убить подонка. Джоанн умоляла своего возлюбленного не совершать ошибки, но после моря слез и потоков гневных угроз в адрес ее сожителя, она сломалась и отдалась в руки милого ее сердцу человека с такой трепетностью и преданностью к его чувствам, с какой никогда не отдавалась ни одному из мужчин, которые у нее когда-либо были.
Их тела и души сливались воедино, пылая страстью и желанием чувствовать, ощущать друг друга внутри. Губы не отрывались в страстном поцелуе, как будто и никогда не существовали порознь. Руки сплетались, и каждое прикосновение нежных пальцев было сравнимо лишь с лепестками роз, которыми Джек осыпал тело Джоанн на третьем их свидании. Звуки ее голоса были точно сладостная музыка небес, снизошедшая до его ушей. Ее волосы пахли любовью, о которой она так боялась говорить с ним. И ее движения свидетельствовали о том, что она клялась в этот самый миг, она обещала себя ему навеки. Она не лгала, о нет, она больше никогда не собиралась лгать. Она твердо решила, что никогда не оставит этого человека, достойнейшего из достойных, никогда не заставит его страдать. К тому времени, когда они, наконец, смогли оторваться друг от друга, насладившись вволю действом и достигнув нирваны, Джоанн уже твердо знала, что ни за что на свете не даст совершить своему возлюбленному то, что он задумал.
3.
Она смеялась и смеялась, пока обезумевший Хелл не кинулся на нее, вцепившись своими тонкими пальцами в горло мертвой хваткой. Она страшно выпучила глаза и схватила первый попавшийся под руку предмет, оказавшийся серебряным половником, единственно ценностью, уцелевшей в этом доме. Она с силой опустила половник на голову психопата. И он, скорее от неожиданности, чем от реальной боли, отскочил в сторону. Рывок, и подол ее короткой юбки взметнулся вверх, еще секунда - и нож достиг цели. Обернувшись на зеркало, висевшее позади нее, Джоанн поправила прическу и пошла по направлению к коридору, переступив через бездыханное тело с застывшим недоумением и гримасой ужаса одновременно на изуродованном лице.
Когда Джоанн выкатывала свой чемодан на лестничную площадку, она вдруг вспомнила, что должна бы вернуть ключи от квартиры, в которую она уже никогда не желала возвращаться. И, открыв дверь в прихожую покинутой квартиры, она увидела бледную как, сама Смерть, мать Хелла, стоявшую возле прохода на кухню и обернувшеюся на звук ее шагов. Джоанн подмигнула ей и бросила связку ключей на столик с зеркалом находившейся прямо у входной двери. Лихо повернувшись на каблуках, в развивавшейся от ее быстрого и уверенного шага юбке, Джоанн стремительно пошла к выходу, когда вдруг услышала то ли стон, то ли шепот, а может это ветер был за окном… «Спасибо» … Она было на мгновение остановилась, но, так и не обернувшись, с чистым сердцем и легкостью на душе, с прекрасной улыбкой на лице устремилась к лифту, который не заставил себя ждать. Словно волшебная колесница он мчал и мчал ее все дальше с каждым этажом, прочь от кошмарных снов, олицетворяющих прошлое.
Свидетельство о публикации №209060400111