Совсем другая история

1.

Мы летели со скоростью света по пустынному шоссе. Я уже знала, что это он убил мою мать. И я не собиралась с этим что-то делать. Я была бесконечно влюблена.


Моя великая любовь, первая и единственная за всю жизнь, была просто потрясающей. Недолгая, но сумасшедшая. Секс, наркотики, рок-н-ролл, словом, все, как полагается.  Целыми днями мы, словно вампиры, отсыпались в темных, захламленных квартирах и лишь с наступлением сумерек начинали пробуждаться, хватаясь за сигареты. Сигареты и кофе возвращали нас на какое-то время к реальности, но нам не нравилось пребывать в трезвом состоянии. Реальный мир давно разочаровал нас и не только был равнодушен и скучен для наших умов, но и вселял ужас в души отчаянно противящиеся ответственности и стойко противостоящие каким-либо обязательствам по отношению к обществу. В общем, мы желали быть свободными в полном смысле этого слова зависящими, быть может, только от своих желаний.
У нас был старенький Понтиак, который мы обожали до невозможности. В багажнике у нас имелся нехилый арсенал оружия. И мы, не скупясь на пули, частенько пускали его в ход. Мы не редко выезжали на природу и отстреливали в какой-нибудь глуши птиц, зайцев и оленей для совершенствования навыков в стрельбе и, конечно же, больше всего на свете мы любили стрелять в людей, чем и занимались, сидя в засаде, порой по нескольку дней, потому что старались выбирать самые заброшенные  и забытые Богом (вот именно) шоссе.
Пребывая в ожидании своей очередной жертвы, мы занимались любовью на капоте нашей машины, пили текилу и курили марихуану. Мы смеялись от души и были по-настоящему самыми счастливыми в мире. Мы ни о чем никогда не мечтали, потому что были довольны состоянием наших жизней. Мы считали, что жизнь – это исключительно смерть и боль вокруг нас. Мы собирались рано умереть и оставить свой след в истории кровавый и безумный. А до того мы прилагали все усилия для того, чтобы след,  оставленный нами, стал крупномасштабным и ярким, не рассекречивая себя раньше времени, дабы не прослыть обычными мелкими ворами и не слишком изобретательными убийцами. Мы хотели взять количеством, а не обязательно качеством.
Когда у нас кончались деньги, мы просто грабили магазинчики в маленьких  городах, в которых были проездом, так нам удавалось оставаться неузнаваемыми для общественности, так как все, кто видел наши лица при ограблениях, незамедлительно отправлялись на тот свет. Мы колесили по всей стране с тех пор, как Пол  совершил первое свое убийство, в то время, когда мать заперла меня в доме, дабы, оградить от встреч с ним. Позже, когда нас преследовали неудачи и денег было взять неоткуда,  мы возвращались несколько раз в родной город под покровом ночи, чтобы я могла залезть к себе в дом и украсть несколько пачек долларов из маминого сейфа. В один из таких немногочисленных вечеров мать застукала нас и попыталась препятствовать нашему счастью, что привело к большой ссоре и, как следствие, к ее смерти.
В остальном мы были довольно удачливы и фортуна от нас не отворачивалась. Больше неудач в грабеже у нас не случалось, не считая того, что пару раз мы чуть не попались. Но не попались же! И мы продолжали прожигать жизнь на бешеной скорости.



2.


Моя пятнадцатилетняя рыжеволосая и ясноглазая бестия прекрасно училась, имела склонность к необычным фантазиям, актерству и импровизации  и казалась всем, кто ее окружал, ангелом во плоти. Как оказалось, она действительно была ангелом. Падшим ангелом.  Мать стала сразу же препятствовать нашим встречам, мотивируя это тем, что ее дочь слишком молода для меня и к тому же мой социальный статус не соответствует их семье, не говоря уже о том, что я пользовался дурной славой и слыл отъявленным хулиганом и драчуном.
 Позже ее мать говорила, что это именно я испортил ее маленькую дочурку, просто она никак не могла поверить в то, что ее милая девочка всегда была склонна к преступлению всяческих законов, включая совершение убийства. Моя прелестная, но иногда не слишком умная королева зла в порыве сентиментальной слабости имела неосторожность исповедоваться во всех грехах матери, зная, что та бесконечно ее любит и будет хранить даже самые страшные тайны своей дочери, во что бы то ни стало, в себе, но она ошибалась. Я убил эту упрямую леди, когда она стала грозиться рассказать все о моих похождениях полиции, несмотря на угрозы ее дочери, что та, в таком случае навсегда исчезнет из ее жизни или пойдет в тюрьму вместе со мной. Леди Элизабет было уже все равно, более того, она не могла продолжать держать в себе  страшной правды и скрывать дочь от правосудия, заслуживающую, как и я заключения в каком-нибудь страшном месте, наподобие «Пещеры ужаса», о котором эта строгая дама боялась даже подумать.

Первое время я прилежно трудился, но ни на одном месте подолгу не задерживался. Однажды, в какой-то момент полиция заподозрила меня в краже автомобиля, однако доказать ничего не смогла. Тем временем вместе с младшим братом Дэном я влился в ряды подростковой банды "Блэк голд", раздевавшей автомобили. В девятнадцать лет я убежал из дома и провел свою первую самостоятельную преступную операцию. Со сломанным пистолетом я ворвался в игровой зал, смог разоружить охранников и захватить выручку. В следующий раз я попытался совершить ночную кражу со взломом и едва не попался. Я понял, кражи это не для меня. Слишком скучно и цели, преследуемые мной, совершенно не достигаются. Я хотел страстей, адреналина, закипающей крови в венах.
 
Первое убийство я совершил при попытке ограбить продуктовый магазин, так как прошло уже несколько недель с тех пор, как я бросил работу, подсев на наркотики и решив, что не достоин тяжкого труда. Я не курил крэк и не брал в рот ни капли спиртного, не говоря уже о еде уже очень долго, отчего меня сильно ломало. Я мучался сильным жаром и ознобом до мозга костей. Любой звук убивал и все вокруг раздражало. Я не считал себя заядлым крэкером, но постоянным клиентом Крэк - хаусов. В любом случае, я считал, что могу в любой момент бросить. Продавец отказался открывать кассу и оказал сопротивление, так что пришлось его застрелить. Добычи оказалось всего-то шестьдесят долларов, но этого хватило на то, что бы привести себя в порядок на нужное время, пока я снова не разжился деньгами, прирезав какого-то зажравшегося буржуя, неосмотрительно возвращавшегося с какой-то вечеринки домой пешком по пустынной проселочной дороге.
Больше я уже ничего не боялся, так как смертная казнь в случае поимки мне уже и так была обеспечена.

Когда я встретил эту маленькую рыжеволосую девушку, которая в другое время и в другом месте показалась бы мне столь же прекрасной и ослепительной, сколь и не доступной, в моих жилах впервые так яростно вскипела кровь и запульсировала в висках, норовя разорвать мою голову от переизбытка эмоций. Мы оказались родственными душами. Сумасшедшими, отчаянными и было сразу ясно, что общество не разделит с нами наших пристрастий. Впрочем, мы к этому и не стремились. Еще несколько часов назад мы были незнакомы и каждый считал, что нет более одинокого существа в мире, чем он сам, но теперь нам не нужен был никто.
После того, как я убил мать Алисы, я испугался лишь одного, что моя красивая малышка захочет уйти от меня и мне придется пристрелить и ее. Но, когда она узнала о случившемся, она не только не оставила меня, но и поторопила в сборах для того, чтобы скорее скрыться от полиции.
Мы продолжили наше путешествие по стране. Во всем этом Алису привлекала прежде всего романтико-героическая сторона дела. Она понимала, что выбрала смерть. Но это для нее приятнее, чем пережитая ранее скука в доме своей матери – светской львицы. С однообразием размеренной жизни, окружавшей ее, было покончено навсегда. Она твердо решила стать знаменитой по-своему. По крайней мере, о ней будут говорить, думала она.
 А еще мы решили обвенчаться в небольшой часовенке на окраине одной деревеньки, мимо которой мы неоднократно проезжали, уносясь в нашем Понтиаке далеко на север из родного города.
После того, как были произнесены все должные клятвы, мы пристрелили священника. Сначала он  отказывался нас венчать из-за того, что на дворе уже поздний час и часовня была закрыта. Потом, когда дуло моего пистолета его все-таки убедило в том, что венчание нам крайне необходимо, он все же совершил обряд; после неугомонный священнослужитель все же попытался прогнать нас, прежде чем мы успели закрепить священные узы поцелуем, с помощью ружья, достав его из под кафедры, с которой читал свои проповеди.
Так как на улице давно уже царила ночь, мы не стали откладывать традиционное занятие сексом после заключения брака и занялись им прямо там, в храме господнем, после чего насладились зрелищем, пока тот горел.



3.

И вот опять мы предавались страсти на пустынном шоссе. Внезапно Пол услышал звук приближающегося автомобиля и аккуратно, но быстро, сняв меня с себя, поспешил достать пару «беретт», готовых  к нашему маленькому развлечению. Это был Плимут пятьдесят четвертого года. На переднем сиденье я успела разглядеть мужчину, ехавшего с довольным  видом и беседующего со своей молодой женой, сидевшей рядом и беззаботно щебетавший о пикнике или еще о чем-то подобном, что предстояло, по ее разумению, пережить их семье в ближайшее время. На заднем сиденье сидели их пятеро маленьких детей. Они не обращали внимания на стоявший на обочине песочного цвета Понтиак с двумя его хозяевами внутри, которые решили исход жизни для этой семьи.
Прогремело два выстрела одновременно и два колеса мгновенно лопнули, отчего автомобиль потерял управление, по ушам резануло скрежетом метала об асфальт. В глазах старших пассажиров отразился ужас, у кого-то другого от этого застыла бы кровь в жилах, но нас только возбуждало это зрелище, адреналин захлестнул нас, как и всегда в такие моменты. Дети толком еще и не поняли, какая участь им уготована. Возможно, до самого конца они и не сообразили, что же на самом деле произошло.  Авто перемахнуло через дорожное ограждение и полетело, кувыркаясь, вниз по крутому каменистому склону. Обломки летели во все стороны и, казалось, кровь брызнула из открытых окон. Мы выскочили из нашего убежища и понеслись через дорогу к тому месту, откуда сорвался, подстреленный нами автомобиль. В тот миг, когда мы его увидели, грянул взрыв и ослепительная вспышка света озарила тусклый серый пейзаж пустынной равнины. Завороженные зрелищем, мы смотрели и смотрели на то, как полыхает чье-то счастье и сами достигли безусловной нирваны.
Доехав до ближайшего одинокого дома, одного из тех, которые встречаются довольно редко, близ заброшенных дорог, мы проникли внутрь и расстреляли еще одну семью – пожилую пару и их немолодую дочку, видимо, так и оставшуюся старой девой, так как ничто не говорило о том, что у нее хоть кто-то был на данный момент и вообще когда-либо. Напившись текилы и наевшись домашних пирогов с мясом, заботливо приготовленных бывшими хозяйками этого дома, занявшись еще раз бурным сексом на хозяйском ложе, откуда мы скинули два остывающих трупа, прямо на окровавленных простынях, мы заснули крепким и спокойным сном. В ту ночь нам обоим приснилось, как мы погибаем, как кожа каждого из нас слезает с мышц и мышцы лопаются, высвобождая на свет Божий белые кости и череп,  осклабившийся в немом хохоте. Проснувшись утром ни один из нас не рассказал другому о приснившемся. Мы смылись прежде, чем копы приехали на место преступления, чего бы ни за что не случилось, не будь шеф местной полиции и покойный фермер дружны. Сегодня рано утром они должны были семьями встретиться на ежегодной сельской ярмарке, но так как фермер с женой и дочерью так и не появились, шериф заподозрил неладное и приехал выяснить, в чем дело. 
При любой удобной возможности мы покупали свежие газеты и узнавали из них число наших жертв,  не считая нужным вести счет самим. За год нашего путешествия мы успели оставить за собой лужи и реки крови. Кровавый след был столь беспорядочен и запутан, что полиция не имела ни малейшего представления о том, где нас искать. К тому же существовало множество версий о том, кто совершает все эти преступления. Были предположения и о маньяке-убийце, орудующем на пустынных дорогах; и о гангстерской группировке, подкупившей власти и промышляющей грабежом на дорогах - об этом писали независимые газеты; и даже о неких сухопутных пиратах. И даже уже ходили слухи о небольшой группе молодых психопатов, неуловимых, словно ветер в степи.
Вся страна погрузилась в очередную депрессию. Во всех штатах объявили комендантский час и ограничили въезд в города. Работать стало труднее, но мы, несомненно, были рады такому ошеломляющему успеху. Вдвоем мы держали в страхе целое государство.
4.
В то время, когда число наших жертв перевалило уже за несколько сотен, но мы еще не были рассекречены и свободно могли разгуливать по улицам городов, одним теплым летним вечером, спустив с пары утесов несколько машин с путешествующими туристами, переезжающими семьями и расстреляв машину с парочкой, решившей уединиться вдалеке от дома на лоне природы, мы направлялись в ближайший населенный пункт перекусить, закупиться еще текилой и травкой, пока не вступил в силу комендантский час. Я ждал свою премилую женушку, которая ушла купить в супермаркете все, что требовалось для поездки, возле полицейского участка, как бы в насмешку над властями и разглядывал стенды с кричащим словом «разыскиваются», как вдруг заметил знакомое лицо на одном из плакатов и мои губы растянулись в блаженной улыбке. На нем красовался мой собственный портрет, немного хуже, чем оригинал, но легко узнаваемый. Его совсем недавно повесили, так как было видно, что чернила перьевой ручки на листке бумаги еще до конца не высохли и, кое-где даже потекли. Скрипнули плохо смазанные петли двери, ведущей в здание участка, и она распахнулась. Я надел широкополую, похожую на  ковбойскую, шляпу, надвинув практически на самые глаза и немного отошел от стенда с объявлениями, освобождая пространство для офицера, который повесил еще один плакат, на котором я незамедлительно узнал мою малютку. Казалось, она выглядела намного старше, чем была на самом деле, но это не приуменьшало ее небесной красоты. Это, без сомненья, была она. Длинные волосы, завитые мелким бесом, огромные глаза с длинными ресницами и недобрым озорным огоньком, четко очерченные скулы, тонкая и длинная шея, полная грудь в тугом корсете.   
- Хороша чертовка,- произнес я вслух. Офицер, тоже засмотревшийся на портрет, обернулся и с подозрением посмотрел на меня.
- Да не то слово-чертовка,- не усмотрев во мне угрозы, начал он доверительно,- она и ее дружок,- он кивнул на мой портрет, - подозреваются в промысле на дорогах.  Вы, конечно же, слышали о «промысле на дорогах»?..- Это прозвучало скорее утвердительно, чем вопросительно и я не стал себя утруждать ответом.
- Сегодня в обед приехал какой-то бедолага, напуганный до потери рассудка,- продолжал он, - и поведал удивительную историю о том, как он, уставший после дальней дороги из соседнего городка, решил остановиться в одной рощице на ночлег, а утром проснулся и решил пойти на разведку дороги, прежде чем выезжать из леса, так как ночью прошел ливень. Дойдя до развилки на проезжую часть и в сторону одного сельского поселка, он увидел на другой стороне шоссе, как на старом Понтиаке двое предавались любви. Он так живо описывал эту сцену, что мне пришлось удалиться в уборную, если ты понимаешь о чем я, дружище,- он подмигнул мне и слегка ткнул локтем в бок. – В общем, он задержался до окончания их акта, пораженный бесстыдством этой молодой парочки. И когда все наконец закончилось, он услышал звуки, говорящие о приближении автомобиля. Парочка заспешила в машину, как решил наш очевидец, чтобы скрыться от позора, но уже через несколько минут стало понятно, что  совершенно не за этим. Он рассказал, что не видел отчетливо, что происходило потом. Только прогремело два выстрела и проезжавшая мимо машина, чуть не перевернувшись, остановилась поперек дороги. В машине, по его словам, находился мужчина лет сорока и маленький мальчик четырех. Они оба были напуганы происходящим, но не пострадали в аварии. Зато молодые, еще так недавно забавляющиеся друг с другом, мужчина и женщина выскочили из своего Понтиака и направились к потерпевшей аварию машине. Когда мужчина, немного оправившись от потрясения, попытался выйти из машины, подошедший парень резко захлопнул дверь перед вылезавшим водителем, от чего тот сильно прищемил пальцы на руке и даже, вероятнее всего сломал, так как более ужасного, полного отчаяния крика, очевидец, представившийся, кстати говоря, Сивым, ранее не слышал,  по его заверениям. Ребенок заплакал, испугавшись, и тогда девушка, обошедшая машину с другой стороны, выволокла его на дорогу и пристрелила. Мужчина, тут же забывший про свою искалеченную руку, попытался оказать сопротивление, но, не дав ему выйти из машины, через открытое окно тому прострелили сначала одну, а затем вторую коленную чашечки, после чего наш Сивый уже не мог этого выносить и поспешил скрыться на своей машине по дороге, ведущей в село, из которого он и добрался к нам. Мы послали отряд людей посмотреть на место, где, по словам Сивого, происходили все эти ужасы, но отряд пока не вернулся и у нас есть только показания и эти два портрета, воссозданные по словесному описанию.
- Эй, дорогой!- раздалось за нашими спинами, - милый, посмотри скорее, что я раздобыла!- Она направлялась прямиком к нам,  показывая на вытянутой руке бутылку лучшей текилы, которую мы как-то пили, добыв ящик ее в процессе ограбления одного склада вместе с таким же ящиком виски. Офицер недоуменно смотрел то на мою вторую половину, то на плакат, на котором она была так искусно изображена, то на меня, а я в свою очередь закуривал одну из самокруток хранившихся в кармане моего пиджака. Когда он начал медленно тянуться к кобуре я, не долго думая и не медля более, в считанные секунды выхватил винтовку из специально вшитого в брючине вдоль ноги кармана.
Мы снова мчались по дороге навстречу приключениям и адреналину. Я рассказал моей несравненной примадонне о том, насколько мы стали знамениты, что привело ее в неописуемый восторг.



5.
Через несколько миль, когда было уже за полночь, нас остановил неизвестно откуда взявшийся на пустынной дороге патруль из шести человек и старший из них попросил документы на машину, которую мы угнали, спасаясь бегством из последнего города, где нас ждала засада и, не имея возможности сесть в наш собственный Понтиак. Это был Кадиллак  баклажанового цвета. Вместо документов Пол буквально разрезал офицера пополам пулеметной очередью. С остальными мы разделались на скорую руку и без обычного удовольствия. И  двинулись дальше.

Начиная с того момента, как мы стали известны на всю страну, нас преследовали постоянные погони и перестрелок стало не счесть, я начала писать автобиографическую книгу с подробным описанием наших преступлений, которые теперь стали еще ярче, насыщеннее и изобиловали разными ритуалами, сделавшими убийства еще более увлекательным занятием. В качестве иллюстраций к книге, которую я собиралась послать в одно из известнейших издательств моего родного города, я решила использовать фотографии наших жертв, которые я делала сама и наши фотографии с Полом. Будучи еще совсем маленькой, я интересовалась фотографией как искусством и мама меня отдала в специальную студию, чтобы занять меня тем, что меня действительно интересовало помимо бесконечных занятий конным спортом, теннисом и прочей, скучной для меня ерундой.  Как следствие, это очень пригодилось мне теперь. Книгу, между прочим, напечатали.

Через какое-то время у нас появились фанаты и один из них даже ухитрился разыскать нас, тогда как полиция была бессильна в поисках. Неожиданно для себя, мы прониклись к мальчику шестнадцати лет, по имени Томи и приняли его в свою банду.
Мы часто меняли машины с тех пор как потеряли Понтиак, но неизменно все наши машины представляли собой отличный арсенал: несколько винтовок, автоматов и ружей, дюжина револьверов и пистолетов, тысячи патронов. Мы обладали невероятной везучестью, много раз выкручиваясь из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций.





Спустя пять с половиной лет фантастического везения власти отчаялись поймать гнусную банду, но как-то в феврале одному неудачливому копу, поклявшемуся, тем не менее, найти и обезвредить Пола  и его малютку Алису, удалось-таки устроить засаду на проселочной дороге. В качестве подсадной утки этот доблестный служитель власти использовал старого фермера, отца Томи, пообещав ему снисхождение в отношении сына, сообщника парочки. И в конце февраля високосного года «додж»  Пола и Алисы был расстрелян из засады восемью полицейскими. Двести двадцать три пули прошили машину, из них пять попали в преступников, семьдесят пять попали в преступников.