Чистилище

Я вывалилась из дверей автобуса в непроглядную темень. Сразу же по лицу мазнула ледяная рука метели и я торопливо подтянула шарфик почти к самым глазам. На автобусной остановке никого не было, и не удивительно – в такую погоду поздно вечером любителей вылезать  из теплых квартир найдется немного.
От остановки до дома – всего ничего, не более пятисот метров, но самого дома не видно из-за плотного снега и странного мутного тумана, серого и клочковатого, пахнущего сыростью и, почему-то, рыбой. Зато тропинка, начинающаяся прямо от остановки, которая ведет к моему дому, видна очень хорошо. Даже чьи-то следы, еще не совсем заметенные снегом, виднелись в узком желобке тропинки; кто-то прошел совсем недавно, осторожно ступая в глубоком и мягком снегу.
Начиная уже подмерзать от пронизывающего ветра, я поспешила вперед, по этой самой тропинке. Скорее домой, в тепло, к родителям, горячему чаю и бормочущему телевизору.
Сделав не более десятка шагов, я оказалась окруженной плотной туманной мглой, сквозь которую сыпал густой мягкий снег и узкая дорожка у моих ног, быстро заметаемая метелью, становилась все менее заметной.
Мой район, расположенный на самой окраине города, всегда пользовался жуткой репутацией из-за большого лесного массива, который облюбовали городские маньяки и убийцы. Отчасти по этой причине местные жители после наступления темноты предпочитали не бродить по улице без особой надобности. Но мне приходилось делать это пять раз в неделю, возвращаясь домой с работы.
Со всех сторон мне слышались шаги - хруст на свежем снегу и шарканье сапог по мокрому слякотному асфальту. По всюду мерещились тени; это редкие, качающиеся на ветру, скрипучие фонари выхватывали из окружающей меня холодной и темной бездны смешавшихся красок белого и черного то кусок дома, то дерево, то куст. Вдобавок бродячие собаки за каким-то чертом вылезли на свой обычный промысел в такую отвратительную погоду, когда в пору им было бы дрыхнуть в теплых подвалах и переходах метро.
Кроме меня, насколько хватало глаз, не было ни единого человека. Меня трясло и знобило и я не могла до конца понять от холода ли это или от медленно, но верно закрадывающегося ко мне в душу леденящего страха.
Где-то впереди что-то не то громко завыло, не то заскулило, это не было похоже на собаку, да и волков у нас тоже не водится. Голос был скорее человеческий, но казалось, что это не человек рыдает, но боль человеческая, сама сущность, душа, разрываемая многочисленными страданиями от горестей, извечно преследующих ее.
Я остановилась, колеблясь между острым желанием идти дальше и жгучим стремлением бежать со скоростью света, тем более, что поворачивать уже было некуда, а до дома оставалось всего каких-нибудь двести метров.
Кто-то опустил тяжелую руку мне на плечо и я почувствовала как сердце взрывается от бешеной скорости подобно мотору автомобиля, пошедшего вразнос. Прижав ладони к горлу и почувствовав биение сердца, готового выскочить из распахнутого в немом крике рта, я резко обернулась. С моего плеча слетел ком снега. Я вскинула голову и тут же прямо в лоб получила новую порцию белого и колко-мокрого вещества. Чертыхаясь в пустоту, ругая погоду, бродячих собак, вонючие помойки и свою поганую работу, которая заканчивается гораздо позже, чем у большинства нормальных людей, я начала сгребать мокрый снег с полуослепшего лица. Промочив варежки насквозь, покрывшись ледяной коркой от бровей до подбородка, я решила позвонить домой, чтобы отец вышел навстречу мне с собакой, как делал это не раз, когда я возвращалась слишком уж поздно. Мои нервы были напряжены до предела, зубы стучали от холода и очень хотелось пустить слезу из-за бесконечной жалости к себе. Сняв мокрые варежки, я раскрыла сумку и начала искать мобильный, который неизвестно куда подевался в моей и без того полупустой сумке, в которой и было-то всего, что кошелек, визитница, небольшая косметичка, расческа и этот самый мобильный, который каким-то образом исчез среди этих немногочисленных вещей. Мои руки совсем окоченели  и из онемевших пальцев кожаная сумка выскользнула вместе с варежками.
Покорившись моей капризной и насмешливой судьбе, я опустилась на колени в снег и принялась собирать свои нехитрые пожитки. Вдруг снегопад резко прекратился, cтих ветер и на меня навалилась оглушающая тишина,  будто давящая снаружи и изнутри. И тут снова послышавшийся хруст снега под чьими-то тяжелыми шагами показался моему слуху пулеметной очередью. Все еще стоя на коленях, я подняла голову и увидела медленно надвигающийся на меня темный размытый силуэт. Лица не было видно, только черное пятно, напоминающее очертания человека.
Я поднялась на ноги и осталась стоять на месте как вкопанная, широко раскрыв глаза и не моргая, ожидая теперь уже неминуемой гибели от рук маньяка-насильника. Но, подойдя ко мне вплотную, человек, оказавшийся мужчиной представительного вида со спокойными чертами лица, подозрительно посмотрел на меня и аккуратно обошел со стороны, не оборачиваясь и не останавливаясь. Казалось, он шел неторопливо, но через мгновение скрылся из вида, будто растаяв в густом тумане. 
Я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Когда я, наконец, разомкнула веки, то оказалась в кромешной тьме. За несколько секунд вырубились все стоявшие по близости фонари, в том числе и те, что освещали мне оставшийся путь до дома.
- Приехали, - я подпрыгнула, испугавшись звука собственного голоса.
Снова начиналась метель и я решила, что под покровом плотной стены снега, валившегося с небес, куда безопаснее добираться до дома, нежели ждать на месте, пока тебя не нашел кто-нибудь, кто окажется не слишком дружелюбным. Казалось, округа кишит такими субъектами. Я, крепко вцепившись в сумку замерзшими и почти бесчувственными пальцами, как будто бы так я была в большей безопасности, и, ускорив шаг, заторопилась по направлению к дому.
Через 15 минут я начала подозревать, что заблудилась. Это было тем более невероятно, что за 18 лет своей жизни, которые я прожила в этом районе, я не то что район, даже наш огромный лес знала как свои пять пальцев. Я остановилась в недоумении и смятении. «Как это вообще возможно, если дорога от остановки до дома практически прямая, не считая двух, трех лавочек, стоявших на пути? »
Я решила, что надо бы еще раз попробовать поискать злосчастный мобильник, чтобы позвонить моим родителям. Я была просто уверена, что не могла его нигде посеять. «Кстати, странно, что до сих пор моя мама не спохватилась и не названивает мне на телефон, что бы сделать гневный выговор за опоздание. » 
Мое внимание снова привлекли какие-то странные звуки за спиной, словно лязг и скрежет металла об металл. Я так резко обернулась в направлении этого мерзкого лязга, что из кармана моей куртки вылетел мобильный и угодил прямо в ближайший сугроб.
- Вот так мы их и теряем, – произнесла я вслух.
Мне уже порядком надоело трусить и я немного расслабилась, даже устрашающие звуки и предположение, что я потерялась (ну, это уж совсем было абсурдным), меня на какое-то время перестали волновать. Я осмотрелась вокруг и не увидела ничего знакомого, хотя вроде  я не сворачивала с моего обычного маршрута возвращения домой. Я остановилась рядом с детской площадкой, находившейся во дворе соседнего с моим дома. Что-то в ней было, неуловимо насторожившее меня. На нашей площадке стояли красные качели и не было песочницы. Здесь  же я увидела вроде бы те же качели,  и расположенные так же, но они были зеленые, да и песочница имелась.  Предположение, что за один день (зимой!) перекрасили качели и поставили никому сейчас не нужную песочницу, было безжалостно отвергнуто. Здесь деревья были более высокими и стояли чаще друг к другу. Кроме того, там, где должен был находиться низкий серый куб бойлерной, не было ничего, да и гаражей, окружавших детскую площадку, тоже не было.  Я вспомнила про мобильник, все еще валявшийся в сугробе и решила, что все же стоит попытаться связаться с родителями и попросить меня вызволить, хотя я и не имела представления откуда.  «Все же тому, что я здесь оказалась, должно быть разумное объяснение, » - думала я. Определенно, я находилась по-близости от дома, так как совершенно точно вышла из автобуса на своей остановке. Или нет? Господи, я уже ни в чем не была уверенна. Тем не менее я протянула руку к мобильнику и…
Я подняла мобильник из сугроба и тут же выронила его, отчаянно закричав во все горло. Из углубления в снегу, в котором только что лежал мой мобильный, торчали настоящие человеческие пальцы, посиневшие от холода, а может и от того, что очень долго находились здесь…
Наоравшись до хрипоты и не отдавая себе отчета в том, что я делаю, я начала раскапывать сугроб руками в  окончательно задубевших от мокрого снега варежках. Очень скоро мне стало ясно, что сугроб стал усыпальницей для мужчины лет тридцати и женщины лет двадцати пяти.  Они лежали рядом, глаза у обоих были раскрыты, а руки приподняты, как будто в последней мольбе. В шоке я озиралась в поисках кого-нибудь, кто мог бы мне помочь. Довольно скоро ко мне снова вернулась способность трезво размышлять и до меня,  наконец, начало доходить, что уже очень долгое время мне не встретился ни один, по крайней мере живой, человек, не считая того странного мужчины, которого я сначала приняла за маньяка-убийцу. «В конце концов, может он и был им… Или здесь бродит какой-нибудь другой маньяк», - рассуждала я, - «В любом случае надо отсюда выбираться.»
Я схватила мобильник, стряхнула с рук одеревеневшие варежки и начала набирать негнущимися пальцами свой домашний номер. На том конце провода было занято.
- Вот черт!- вырвался у меня стон разочарования.
Я набирала снова и снова, но результат был неизменным. И тут до меня дошло, что надо всего лишь дойти до ближайшего дома, узнать название улицы, на которой я нахожусь и вызвать милицию. Стоило подумать об этом, как вдруг я поняла, оглядевшись, что вокруг нет ни одного дома. Уже не было никакой метели и темень не была такой уж всепоглощающей, ведь было видно и детскую площадку, на которой, поскрипывая на ветру, качались качели, и деревья, а все остальное пространство занимали бескрайние равнины нехоженого снега.
Страх и ужас сковали меня. Я одна, не считая двух жмуриков, посреди снежной пустыни. Мне стало жарко, как будто я горела в адском пламени.
- Я поняла, - произнесла я вслух, - это сон, это всего лишь сон. Я говорила сама с собой и звук моего голоса убеждал меня в том, что я вовсе не сплю, но в моем состоянии это было бы лучшим из возможных объяснений моего странного, если не сказать ужасного положения.
Я ущипнула себя за щеку и ощутила неприятное жжение.
- Так бывает,- я пыталась себя успокоить, - я много раз просыпалась с чувством боли, когда она мне снилась.
Я утешала себя, заталкивая все глубже и глубже внутрь себя осознание правды, ведь не с болью, которая нам снится, мы просыпаемся, а боль, которую нам доставляют неудобства
отображается во снах и тогда мы просыпаемся. Я не проснулась, только слезы навернулись на глаза, но я не заплакала. Почему-то не получилось.
- Ну, хорошо, - я как будто окончательно взяла себя в руки, - сейчас я закрою глаза, досчитаю до пяти и на этот раз точно проснусь, - решила я и закрыла глаза.
- Раз, - вокруг стало как будто холодней…
- Два,- я почувствовала мокрые капли, падающие мне на лицо и на руки…
- Три,- я всего лишь хотела проснуться, и чтобы все кончилось, но только ощутила усиливающийся холод и дождь…
- Четыре,- поднялся сильный ветер, дождь хлестал по щекам, лбу и ладоням, словно горячими каплями воска…
- Пять,- и все тут же прекратилось. Я ощутила, что лежу в мягкой постели, в тепле и сухости.
Я открыла глаза и стала ждать, когда они привыкнут к темноте. Но лучше видно не становилось и я приподнялась на руках, чтобы оглядеться. Удар в голову последовал мгновенно и я снова упала на постель.
Глаза расширились до рези в уголках и я медленно начала поднимать ладони, которые не замедлили упереться в крышку гроба.



Несколькими днями раньше, когда мои родители уже спали, в мою квартиру позвонили и сообщили, что я в больнице, в реанимации, но состояние мое стабильное и беспокоиться не надо. Родителям дали адрес больницы и объяснили как доехать.
Добравшись до больницы, уставшие и напуганные, они узнали, что я, возвращаясь как обычно с работы на полпути к дому, неосторожно переходя дорогу, угодила под машину, в которой ехали подвыпившие молодожены, возвращавшиеся с вечеринки и, ругаясь, не заметили девчонки – менеджера, переходившей дорогу в неположенном месте. В последний момент их друг – адвокат, сидевший на заднем сиденье автомобиля, все же успел дотянуться до руля и вывернуть его так, что зад машины только задел невнимательную девчушку, но этого все равно хватило, чтобы отбросить меня метров на тридцать в сторону и выкинуть на встречную полосу, где меня незамедлительно подхватила  неопознанная иномарка, перекинув через себя и оставив лежать на середине блестящей от растаявшего снега проезжей части. Легковой автомобиль с семейной четой и шустрым адвокатом вылетела на обочину, где в это время парковалась фура очумевшего от  долгой дороги дальнобойщика. Передний бампер легковушки полностью ушел под кузов фуры и лобовое стекло с хрустом обрушилось в салон. Трейлер припарковался под огромным многовековым дубом, с кроны которого при ударе свалился здоровенный пласт плотного снега вперемешку с сосульками и угодил аккуратно на место разбитого лобового стекла. Семейную пару спасти не удалось. Счастливчик адвокат пробыл в коме в течение двух суток, а потом внезапно пришел в себя.
Я пробыла в реанимации около трех дней, а затем, не приходя в сознание, скончалась.
Или, может быть, врачи совершили роковую ошибку?..